Исторический форум: история России, всемирная история

Осада Вены в 1683 году (документальный фильм):

Вена, 11 сентября 1683 года (художественный фильм):

http://kinoprofi.net...-goda-2012.html

На англицком не смотрю - не все слова понимаю и акцент раздражает. А худфильм возьму на заметку.

1683 год

После того как турки ушли, на полях Нижней Австрии остались лежать разлагающиеся трупы, которые некому было хоронить. В полусгоревших хлевах и на покинутых полях ревел голодный, отощавший скот, оставшийся без хозяев. В развалинах деревень ютились осиротевшие дети и старики, которые месяцами прятались где попало и только теперь начали робко и с опаской выползать на дневной свет. Мало-помалу священники, монахи, чиновники и просто сострадательные люди освобожденной Вены стали отваживаться выходить за пределы города, чтобы организовать уход за больными, похоронить мертвых и забрать сирот в город. Турки оставили после себя тяжелое наследство, остающееся после всякой войны: голод, эпидемии и бандитизм.

Вена пострадала меньше, чем другие города и села страны. Туркам не удалось взять этот город. Он держался буквально до последней возможности – комендант Вены Штаремберг незадолго до битвы, принесшей освобождение, уведомил командование союзных армий, что Вена сможет продержаться лишь несколько дней. Это предупреждение, быть может, спасло Западную Австрию от ужасов турецкого ига. Но освободители вступили в разрушенную Вену. Пригороды были сожжены в начале осады самими защитниками города, которые не могли удержать их. Днем и ночью на город падали турецкие бомбы, разрушавшие дома, дворцы и церкви. В продолжение всей осады в городе бушевали пожары. Одни утверждали, что пожары возникали в результате бомбардировки; другие – что поджогами занимались турецкие агенты; нередки были случаи, когда с людьми, принятыми за переодетых турок, расправлялись самосудом; наконец, третьи считали, что пожары возникли из-за халатного, небрежного хранения боеприпасов, явившегося следствием равнодушия и бездеятельности чиновников, которые, чтобы избежать хлопот и расходов на строительство складов, еще задолго до осады сложили запасы пороха прямо между жилыми домами.

Победа над турками в 1683 г. была чудесным и почти неожиданным избавлением от смертельной опасности. Однако эта победа {156} не была блестящим триумфом, каким являлась победа в 1529 г. Тогда турки покоряли одну страну за другой, не встречая сопротивления, и это продолжалось дo тех пор, пока молодое австрийское государство не остановило их победного марша и этим спасло не только себя, но и большую часть Европы.

На этот раз спасли Австрию и освободили Вену польский король Ян III Собеский, маркграф Баденский и герцог Лотарингский со своими войсками, состоявшими из добровольцев всех стран Европы. Правда, австрийская армия также участвовала в боях, но она не проявила никакой инициативы. С первого дня турецкого нашествия австрийцы только отступали; иногда это отступление превращалось в беспорядочное бегство. Пограничные крепости пали при первом же штурме. Причину падения крепостей следует искать не столько в отсутствии храбрости у защитников, сколько в том обстоятельстве, что крепости эти были крепостями лишь по названию, так как крепостные стены совершенно обветшали. В течение многих лет корона отпускала деньги только на самый неотложный ремонт крепостей, но бо́льшая часть этих денег попадала в карманы спекулянтов и крупных чиновников. В последние полгода, когда уже стало ясно, что нападение турок неизбежно, правительство с помощью чрезвычайных поборов и займов наскребло немного денег для целей обороны, но и из этих денег только небольшая часть была использована по назначению. Было слишком мало орудий, не хватало боеприпасов, солдаты должны были сражаться голодными, оборванными, под командованием бездарных офицеров, которые покупали свои офицерские патенты и, утаивая часть жалованья солдат и продовольственных денег, заботились только о собственном обогащении.

Австрийские армии после падения крепостей должны были бы выступить против турок, но они все время избегали соприкосновения с ними и поэтому не представляли для них никакой опасности. Хотя венцев постоянно заверяли, что Вена в безопасности и находится под защитой императорской армии, однако с того дня, как турки прорвали первые оборонительные линии, путь к городу был фактически открыт. Когда турки приблизились к столице, император Леопольд I, двор и правительство сломя голову бежали в Линц. Бегство было таким же бесцельным и неоправданным, как и многое другое в этой кампании. Позднее венцев пытались уверить, что бегство было вовсе не бегством, а своего рода тщательно продуманным отступлением с целью обеспечить соединение с шедшими на помощь армиями. Придворные историки пытались изобразить дело так, будто это бегство было своего рода победой – турки будто бы осадили город лишь с единственной целью – захватить императора, и с того момента, когда императора не стало в Вене, весь поход якобы потерял для них всякий смысл. Венцы только улыбались в ответ на такие объяснения. Никто не {157} верил этим басням, тем более, что отсутствие императора нисколько не уменьшило стремления турок овладеть городом. Императора упрекали не в том, что он не остался в Вене. Во время первой турецкой осады в 1529 г. также поступил и Фердинанд I – с той только разницей, что он вернулся в город во главе пришедших на помощь войск. Леопольд же просто спасался бегством и, предоставив организацию военной помощи Собескому, ожидал исхода боевых действий, не принимая в них никакого участия.

После отъезда императора в Вене началась паника. Все, у кого были транспортные средства и достаточно денег для устройства на новом месте, тоже бежали, пока наконец городские власти и командование гарнизона под угрозой сурового наказания не запретили мужчинам, способным носить оружие, покидать город. За небольшими исключениями в Вене оставался только мелкий люд: ремесленники, кустари, студенты, а также гарнизон под командой Штаремберга.

Гарнизон и отряды добровольцев – ремесленников и студентов несли оборону с напряжением сил, выходившим за грань человеческих возможностей. Осада Вены длилась с 10 июля по 12 сентября 1683 г. 23 июля турки предприняли первый штурм, который был отбит осажденными. С этого дня атаки следовали одна за другой. От случая к случаю осажденные делали вылазки, не столько с военными целями, сколько для того, чтобы доставить в город продовольствие. Так, в самом начале осады студенческому отряду удалось загнать в город стадо коров, и это спасло многих осажденных от голодной смерти. Но все-таки снабжение города продовольствием было плохим. Правительство, ничего не сделавшее для организации защиты города, точно так же не пошевелило и пальцем для того, чтобы обеспечить его продовольствием. Уже в августе цены на продовольствие были в двадцать и тридцать раз выше, чем в июле. Вскоре в пищу начали употреблять кошек, собак и крыс.

Попытки взять город штурмом (однажды туркам удалось прорваться до Грабена¹) сопровождались ежедневными тяжелыми бомбардировками. Осажденным удавалось кое-как восстанавливать поврежденные ядрами крепостные стены, но после того как турки в начале сентября начали устраивать под валами минные подкопы, стало ясно, что Вена может продержаться только несколько дней. Когда в начале сентября пришедшие на помощь армии – войско польского короля Яна Собеского, армии герцога Лотарингского и маркграфа Баденского – начали занимать позиции на высотах вокруг Вены, Штаремберг послал Собескому {158} настойчивое требование: «Не теряйте времени! Ради бога, не теряйте времени!»

12 сентября началась битва за Вену. Поздно вечером турки были разбиты и бежали. Они потеряли более 20 тыс. человек. Все их снаряжение, даже обмундирование, упряжь, оружие и деньги, попали в руки победителей.

Вена радостно встречала победителя Собеского. Леопольда же, прибывшего в город через несколько дней, население встретило гробовым молчанием. Он ехал по пустым улицам Вены, мимо закрытых ставнями окон и забаррикадированных дверей. Но не все хранили молчание. В некоторых местах собрались кучки людей, встречавшие императора свистом и возгласами негодования. Вена расплатилась за политику Леопольда девятью тысячами убитых.

Эта политика казалась совершенно непонятной. С самого начала правительство ровно ничего не предприняло для защиты страны и прибегло только к одному средству, надеясь, что оно спасет страну от надвигающейся опасности: правительство пыталось получить помощь из-за границы, апеллируя «ко всему христианскому миру». Но откликнулась только небольшая часть «христианского мира»: Франция была фактическим союзником Турции; Испания, сама находившаяся в критическом положении, была не в состоянии оказать помощь; северные королевства, а также Голландия и Англия не слишком интересовались судьбой Габсбургской империи. Можно было заранее предвидеть, что при той политической ситуации, в которой находилась Австрия, только одна-две страны могли прийти ей на помощь. До последней минуты не было уверенности даже в поддержке со стороны Собеского. И несмотря на это, Австрия ничего не сделала, чтобы организовать оборону страны.

Что же произошло? Ведь не прошло еще и сорока лет, как Австрия без поражения вышла из первого крупного европейского конфликта – Тридцатилетней войны. Более ста лет Австрия сама угрожала туркам и присоединяла к своей территории одно владение за другим. Теперь же она оказалась бессильной, не способной отстоять свое собственное существование, вынужденной умолять о помощи стран, которые с точки зрения европейского соотношения сил считались второразрядными. Казалось, что Австрии самой грозит превращение в державу второго разряда.

В тех условиях, в которых Австрия находилась в 1683 г., Леопольд, вероятно, не смог бы уже организовать оборону Австрии, даже если бы он пытался сделать это. Австрия глубоко увязла в кризисе, который распространился на внешнеполитическое, военное, внутриполитическое и, особенно, экономическое положение страны. Австрии нужно было преодолеть всеобщий кризис, чтобы сохранить свое положение в качестве свободного государства. {159}

¹ Центральная часть г. Вены, находящаяся вблизи от дворца Гофбург. – Прим. ред. {158}

Пристер Е. Краткая история Австрии. М., 1952. С. 156–159.

На англицком не смотрю - не все слова понимаю и акцент раздражает. А худфильм возьму на заметку.

так он с субтитрами, переключите на русский их да и всех дел

У меня только англ субтитры. Да и субтитры это тоже не то.

ну так нажмите "перевести" и выберите нужный вам язык.

хоть белорусский=)

Поле "перевести" у меня неактивно, бледно.

Сперва жмите на слово настройки. Потом - на слово субтитры. Потом - на слово выключить. Появляется список языков. Жмите на слово английский. После этого у вас появляется выбор "Английский (создано автоматически)" - жмите на него, и у вас появится выбор всех языков. Находите русский и ставьте.

Хотя я, когда это сделал, перевод получил такой нелепый, что лучше бы его не видел. Ясно, что люди использовали автоматический гугл-переводчик. И в итоге - полная чушь, а не текст...

ну так ютуб принадлежит гуглу, понятно что там его сервис привязан.

Решение о походе на Вену было принято на заседании султанского дивана в августе 1682 г. По свидетельству главного переводчика Порты Александра Маврокордата (Шкарлата), последнее слово в принятии решения принадлежало лично султану²¹. Инициаторами похода выступили великий везир Кара Мустафа и реис уль-кюттаб (т.е. человек, отвечающий за внешние сношения империи) Лаз Мустафа-эфенди. Оба они были казнены султаном после неудачи похода²². Все турецкие источники подчеркивают, что план новой войны возник в связи с просьбой венгерских повстанцев о помощи против Габсбургов²³. Уже летом 1682 г. благодаря помощи османов {227} повстанцы расширили занятую ими первоначально территорию, а их руководителю И. Тёкёли, которого турецкие источники ранее называли «королем куруцев»²⁴, был выдан султанский диплом, именовавший его теперь «королем» Венгрии. И. Тёкёли становился подданным Порты с обязательством уплаты 40 тыс. форинтов ежегодной дани. Документ этот был вручен ему в сентябре 1682 г. сразу после захвата крепости Фюлек²⁵. Комментируя выгоды от сотрудничества с И. Тёкёли, реис уль-кюттаб рисовал великому везиру перспективы будущего устройства в этом районе Европы: «Когда после завоевания всей страны и захвата крепости Пожонь возложите на его [Тёкёли] голову хранящуюся там корону, возьмет он под свое владычество семь королей и станет покорным Вашим подданным, крепко держащим руку Вашу, цепким оком Вашим и Вашим семиглавым драконом. Вы же будете наслаждаться наивысшим блаженством». По словам турецкого чиновника, после прихода к Вене, султанские войска пройдут «весь Френгистан» и «рассчитаются» с Венецией²⁶. Опубликовавший эти материалы З. Абрахамович предлагает свои пояснения к этим планам. Прежде всего они касаются некоторых географических ориентиров, используемых в османских источниках. Понятием Френгистан (страна френгов или франков) обозначалась Западная Европа. Однако для Франции, например, обычно использовалось особое название – Франса. Следовательно, очевидно, что речь здесь шла, прежде всего, о землях Германской империи и Италии. Особо подчеркивалось желание наказать Венецию, так как воспоминания о Кандийской войне были еще свежи, происходили пограничные конфликты в Далмации и время от времени недоразумения с венецианскими купцами в Османской империи.

 

Полностью принимая эти уточнения, в то же время с некоторым сомнением мы относимся к пояснениям польского ученого в отношении границ предполагаемого «королевства» И. Тёкёли. В тексте говорится, что он возьмет под свою власть семь королей. З. Абрахамович напоминает, что «семь королей» – это известное турецкое определение курфюрстов империи, а потому получается, что государство И. Тёкёли как бы становится наследником империи Габсбургов²⁷. Думается, однако, что планы Кара Мустафы в отношении И. Тёкёли не шли так далеко, и возможно, что речь здесь шла о власти над Трансильванией – Семиградьем. Тогда логично, что под власть князя куруцев как вассала-данника Османской империи предполагалось передать эти венгерские земли. Что же касается венгерской короны, хранившейся в Пожони (Братиславе), то она неоднократно упоминалась во многих османских хрониках и была связана с легендой о том, что якобы принадлежала когда-то Александру Македонскому, затем правителю Персии Ануширвану (Хосров I Энуширван, 531–576). Отсюда ее почетность, но в то же время и намек, что, если символ Венгерского королевства происходил от Александра Великого и персов, то и само королевство должно подчиняться султану, так как именно он, по османской трактовке, является наследником власти Александра Македонского²⁸.

 

Общий вывод З. Абрахамовича в отношении планов Кара Мустафы по переделке мира таков: «Картина, с одной стороны, поразительно наивная, отражающая отсутствие ориентации в характере отношений и расстановке сил {228} в Европе, а с другой стороны, характерная и типичная для турок конца XVII века. Она пронизана несгибаемой верой османов… в собственные силы, и нежеланием считаться с противником»²⁹. После Вены такие настроения исчезают. Не случайно Наима (1655–1716), ставший официальным хронистом после венского разгрома, предостерегал от чрезмерного самомнения и высокомерия, подчеркивал, что неприятеля нельзя считать бедным и слабым³⁰.

 

Итак, от княжества во главе с И. Тёкёли Кара Мустафа надеялся получать дань, которая бы значительно пополняла казну, другие же венгерские и австрийские земли должны были дать новое пополнение для тимарной системы. Существовали также надежды на захват огромных богатств в самой Вене³¹. {229}

 

Османская армия, возглавлявшаяся самим султаном Мехмедом IV, выступила из Эдирне (Адрианополь) в марте 1683 г. Султанским указом было объявлено, что начался поход на Венгрию, какие-либо иные планы войны не афишировались. Двор Мехмеда IV расположился в Белграде, где султан объявил сераскером (командующим) похода великого везира Кара Мустафу. Теперь он во главе армии уже без султанского сопровождения продолжал двигаться вглубь венгерских территорий. Лишь после встречи с И. Тёкёли и присоединения к основным османским армейским силам войска татарского хана, воинских контингентов Молдавии, Валахии, Трансильвании, возглавляемых их князьями, отрядов пограничных бейлербеев и комендантов крепостей состоялся военный совет в Раабе, где было принято решение идти на Вену (7 июня 1683 г.). Осада австрийской столицы продолжалась с 4 (14) июля до 2 (12) сентября 1683 г. Закончилась она, как известно, сокрушительным разгромом османов, решающую роль в котором сыграли неожиданно для турецкого командования подошедшие к Вене армии польского короля Я. Собеского и австрийского императора³².

 

После этого разгрома в османских придворных кругах начались поиски виноватых и казни. Вначале сам великий везир Кара Мустафа, отступив к Буде, казнил четырех пашей и 16 их приближенных, а также сместил крымского хана. Затем султан казнил самого везира, реис уль-кюттаба, везирского кетхуду и башдефтердара (отвечающего за казну и финансы). Обвинения были выдвинуты также против переводчика дивана Александра Шкарлата (Маврокордато). Однако в отношении последнего ограничились значительным денежным штрафом. После этих событий он еще свыше 20 лет занимал свою должность³³. Главным виновником поражения объявили Кара Мустафу. Казнь его сделали показательной, голову везира выставили в Стамбуле на всеобщее обозрение, его личное имущество конфисковали. Но знаменательно, что принадлежащая везиру недвижимость позже была снова возвращена его детям³⁴. Известно, что некоторые государственные деятели того времени просили султана о снисхождении к Кара Мустафе, так как лишь он, по их мнению, способен вывести страну из тех трудностей, которые на нее обрушились³⁵.

 

Сама фигура Кара Мустафы очень показательна для своего времени. Он был сыном сипахи из Мерзифона, погибшего в 1639 г. во время похода на Багдад. Будущий везир воспитывался в семье Мехмеда Кёпрюлю, рос вместе с его сыном Ахмедом-пашой, который впоследствии стал также великим везиром, женился на его сестре. В период везирства своего тестя служил при нем, являлся телхисджи, т.е. составителем докладов везира султану и, следовательно, прошел определенную чиновничью выучку. При Мехмеде Кёпрюлю правительственный аппарат Османской империи был отделен от дворца и дворцовых служб, для него было сооружено даже специальное здание. Новая везирская резиденция, находившаяся за пределами султанского дворцового комплекса Топкапы, и стала называться Баб-и Али, что на Руси обычно передается выражением Высокая Порта (название пришло через фр. яз. – La Sublime Porte, что буквально передает турецкое название этого учреждения). Этот чиновничий аппарат центральной {230} имперской администрации являлся главной опорой Кёпрюлю во всех их начинаниях³⁶. Он стал к тому времени более независимым от султанского семейства и дворцовых слуг и более профессиональным. Кара Мустафа в нем как бы соединял несоединимое: тимариот по происхождению (как отмечалось выше, чиновники-капыкулу не допускали эту категорию османского общества к центральному управлению) и в то же время выученик одного из преуспевающих семейств капыкулу. Это было новым явлением в османской жизни конца XVII в. К этому времени уже перестала использоваться практика девширме. Капыкулу все больше и больше начинают ощущать себя членами османского общества, сближаются с другими группами господствующего класса империи. Кара Мустафа после службы в центральном аппарате Порты стал бейлербеем вначале Силистры, затем Диярбакыра, служил в османском флоте. Вместе с Фазыл Ахмедом участвовал во всех его военных мероприятиях.

 

Итак, к своим 49 годам Кара Мустафа – опытный чиновник и воин. И хотя источники отмечают его грубость, мстительность и т.п., он был неплохим администратором, ревностно исполнявшим свои обязанности³⁷. Причина неудачи под Веной крылась не в нем, а в нереальности тех целей, которых хотела добиться Порта. Конечно, были значительные просчеты и у самого Кара Мустафы. Его армия бездействовала во время двухмесячной осады Вены. Везир не хотел идти на штурм, боясь, что город будет разграблен, как это случилось в свое время с Константинополем. Венскими же богатствами он надеялся поправить пошатнувшееся финансовое положение страны и, возможно, свое личное. Известно, что он вымогал значительные суммы у иностранных купцов и посольств, чем вошел в историю³⁸. Перед походом он вынужден был затратиться на дорогостоящие шатры для участвовавшего в походе султана³⁹, который, кстати, только что закончил строительство нового дворца в Бешикташе на Босфоре, что также потребовало значительных затрат⁴⁰. Жалованье армии перед походом было выдано, но на традиционный бакшиш от великого везира перед началом осады денег не хватило⁴¹. Все это свидетельствовало о финансовых затруднениях везира, побуждавших его оберегать возможную военную добычу от посягательства на нее собственных воинов. В то же время он не препятствовал грабежам окрестностей Вены и торговле пленными, так как и продавцы, и покупатели при такой торговле платили определенные отчисления в казну. Первенствовали же в захвате пленных, как и вообще в грабежах, как сообщают все турецкие источники, крымские татары. Именно трофеи и пленные сделали ханское войско наиболее уязвимым в период отступления от Вены⁴².

 

Сосредоточив все внимание на Вене, везир оставил без внимания как собственные тылы, так и возможных союзников осажденных. Так, ехавший в июле 1683 г. к султану русский гонец А. Васильев отмечал в своем Статном списке, что в пограничных областях «воровство и разбой великое». Бороться с ними некому, так как все правители со своими войсками ушли к Вене. Административная неразбериха привела к тому, что российскую посольскую миссию, нарушив все традиции посольских пересылок, {231} отправили от молдавской границы к султану тем путем, которым послы никогда не ездили. И вот в прифронтовой полосе иностранная миссия самостоятельно и беспрепятственно добиралась до Белграда. Лишь в Исарчике, находящемся на расстоянии одного дня пути от Белграда, власти спохватились и стали выяснять, не являются ли А. Васильев и его спутники шпионами, так как в Белграде прошел слух, будто бы русский царь и польский король послали свои войска на помощь австрийской столице. В отношении России эти слухи оказались ложными, и русский гонец сумел снять с себя обвинения и проехать в ставку султана⁴³. Что же касается Речи Посполитой, то ее турецкое командование явно недооценивало. Кара Мустафу неоднократно предупреждали о возможном выступлении поляков, в частности, об этом лично самому везиру говорил вали Буды Ибрахим-паша и крымский хан⁴⁴. Турецкое командование должно было насторожить и то, что в Варшаве был задержан специальный представитель Порты, прибывший в марте 1683 г. с требованием пропустить через польскую территорию татар⁴⁵. Однако все эти предупреждения были напрасными. Кара Мустафа опасался лишь французов. Не обнаружив в Австрии враждебных ему французских войск, он успокоился и не допускал даже мысли, что возможны какие-то иные комбинации совместных выступлений его противников.

 

З. Абрахамович считает, что «принимая протекторат над И. Тёкёли и начав войну с империей, Кара Мустафа попал… в тонкие, но сильные сети французской политики»⁴⁶. Нам представляется, однако, что неудача великого везира была связана не столько с французскими интригами (хотя их поощрение политики Кара Мустафы, как уже отмечалось, имело место), сколько с его собственными просчетами и, главное, самой сутью его политики. Придя к власти в трудный для страны период, когда его предшественники уже израсходовали тот потенциал, который был накоплен в результате их карательно-административных мероприятий, Кара Мустафа продолжал по инерции следовать политике экспансионизма и связанных с ней надежд. Не случайно, даже А. Васильев отмечает, что в войске Кара Мустафы было несколько тысяч вольных людей, которые «на убитых янычар и спах писались»⁴⁷. Это была та масса деклассированного воинства, которая надеялась получить тимары и толкала страну к новым территориальным захватам. Другого направления завоеваний, позволившего бы осуществить эти надежды, османские правители не видели. Неспокойная и разоренная Украина в этом плане их не интересовала. Но изменилась обстановка в Европе, освободившейся к этому времени от многих войн и конфликтов и готовой к решительной борьбе с османской экспансией.

 

Поход на Вену был обставлен всеми мусульманскими ритуалами войны с неверными: были сделаны заявления о причинении зла мусульманам на венгеро-австрийской границе, получена фетва шейх уль-ислама, одобряющая предстоящую войну. Перед осадой к населению Вены было сделано обращение, призывающее его принять ислам⁴⁸. Поражение в этих условиях стало для османского общества особенно впечатляющим. {232}

 

{229}

 

 

²¹ Leitsch W. Warum wollte Kara Mustafa Wien erobern? // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. N.F. T. 29. Wien, 1981. N 4. S. 487.

 

²² Silahdar. S. 85.

 

²³ Подборку материалов об этих обращениях см: Kara Mustafa pod Wiedniem. Źródła muzułmańskie do dziejów wyprawy wiedeńskiej 1683 roku. Kraków, 1973. S. 86, 241, 269.

 

²⁴ Tarih-i Raşıd. T. 1. Istanbul, 1153 (араб.). S. 97.

 

²⁵ См.: Hammer J. Geschichte… T. 6. S. 371–378, 731–732.

 

²⁶ Kara Mustafa pod Wiedniem. S. 85, 86, 301.

 

²⁷ Abrahamowicz Z. Tło polityczne… S. 46–48.

 

²⁸ Фодор П. Идеологическое обоснование османских завоеваний… С. 31.

 

²⁹ Abrahamowicz Z. Tło polityczne… S. 46.

 

³⁰ Naima tarihi. Istanbul. 1281 (араб.). S. 343.

 

³¹ Silahdar. S. 86.

 

³² См.: Hammer J. Geschichte… Bd. 6. S. 383–416; Uzunçarşılı J.H. Osmanlı tarihi. T. 3/1. Ankara, 1951. S. 444–469; Павлищев H.И. Венский поход Собеского. СПб., 1876 и др.

 

³³ См.: Camariano N. Alexandre Mavrocordato le grand dragoman. Son activité diplomatique 1673–1709. Thessalonique, 1970.

 

³⁴ Aktepe M. Merzifonlu Kara Mustafa Paşa. İslâm Ansiklopedisi. T. VII. Ankara, 1960. S. 738.

 

³⁵ Uzunçarşılı J.H. Osmanlı tarihi. T. 3/2. S. 420–423.

 

³⁶ Inalcik H. The Ottoman Empire. The Classical Age 1300–1600. L., 1963.

 

³⁷ Uzunçarşılı J.H. Osmanlı tarihi. T. 3/2. S. 420–423.

 

³⁸ См.: Теплов В. Представители европейских держав в прежнем Константинополе. Исторический очерк. СПб., 1890; Spuler B. Die Europäische Diplomatie in Konstantinopel bis zum Frieden von Belgrad (1739) // Jahrbücher für Kultur und Geschichte der Slaven. Zeitschrift des Osteuropa Instituts. Breslau. 1935. Bd. XI. H. III/TV.

 

³⁹ Fekete L. Die Siyāgat-Schrift in der türkischen Finanzverwaltung. Beitrag zur türkischer Paläographie. Bp., 1955. S. 769–787.

 

⁴⁰ Silahdar tarihi. S. 632.

 

⁴¹ Kara Mustafa pod Wiedniem. S. 252, 257.

 

⁴² Ibid. S. 168, 170, 252, 313. См.: также: Abrahamowicz Z. Tło polityczne… S. 48.

 

⁴³ РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Кн. 24. Л. 76–139 об.

 

⁴⁴ Silahdar. S. 97–98.

 

⁴⁵ Abrahamowicz Z. Tło polityczne… S. 44.

 

⁴⁶ Ibid. S. 43.

 

⁴⁷ РГАДА. Ф. 89. Оп. 1. Кн. 24. Л. 128.

 

⁴⁸ Kara Mustafa pod Wiedniem. S. 29–30, 58, 59, 328–329. {237}

 

Орешкова С.Ф. Поход Кара Мустафы на Вену. Его место в османской внешней политике и значение для судеб империи // Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 2 / Отв. ред. Г.Г. Литаврин. М.: Памятники исторической мысли, 2001. С. 227–232, 237.

Все ждали и надеялись, что Ахмеда Кепрюлю, у которого был только один сын ‒ младенец, сменит на посту великого визиря его брат Фазыл Мустафа. Это продолжило бы семейное правление Кепрюлю, которое на протяжении двух последних десятилетий так поддержало угасающую империю во внешней и внутренней сферах. Но в преемственности случился прискорбный перерыв. Султан Мехмед сделал выбор в пользу личного распоряжения имперскими прерогативами, что сослужило ему плохую службу. Он назначил на должность главного визиря свояка Ахмеда, ставшего позже свояком самого Мехмеда, ‒ Кара Мустафу. Его управление привело к периоду «междуцарствия», длившемуся тринадцать лет и нанесшему империи непоправимый ущерб.

 

«Черный Мустафа» ‒ как его назвали из-за смуглого цвета кожи ‒ был человеком, преисполненным гордыни и излишних амбиций. Дурной славой пользовались выставление им напоказ своего образа жизни, его помпезные празднества. Его гарем, по слухам, насчитывал полторы тысячи жен и любовниц и такое же число женщин-рабынь, за которыми следили семьсот черных евнухов. Вновь назначенный великий визирь внушал к себе любовь султана благодаря бесчисленному множеству лошадей, гончих и соколов. Алчность втягивала Мустафу, находящегося на столь высоком посту, в бесконечные вымогательства и акты коррупции, продажу без колебаний должностей всех видов, сделки с иностранными представителями в отношении капитуляций и назначение платы с выгодой для себя, за аудиенцию у султана.

 

Больше всего Черный Мустафа в своей мании величия мечтал о всемирной славе человека, завоевывающего для империи новые территории. Фанатично настроенный против христиан, он, как утверждают, повторил угрозу Баязида I, что однажды поставит своих лошадей в соборе святого Петра в Риме и что после захвата Вены он пойдет маршем к Рейну, чтобы сразиться с Людовиком XIV. Мустафа видел себя правящим в качестве номинального вице-короля, но фактического суверена огромного европейского {367} доминиона. Но в качестве военачальника он показал себя личностью удивительно мелкого калибра, теряя из-за ошибок на полях сражений многое из того, что отец и сын Кепрюлю с их компетенцией в военных вопросах и дополнительно мобилизованными ресурсами приобрели для империи.

 

Под руководством Мустафы турки в течение всего лишь пяти лет уступили русским свою часть Украины, завоеванную Кепрюлю. Это произошло в результате двух неудачных кампаний с тяжелыми потерями как в живой силе, так и в артиллерии, в тяжелых, непривычных климатических условиях и местности, против врага, которого турки все больше начинали бояться. В 1681 году с русскими был подписан мирный договор, по которому турки отказались от всех претензий на Украину и вывели из этого района свои войска с условием, что ни одна из сторон не станет возводить крепости между Бугом и Днестром*. Существенный плацдарм был, следовательно, утрачен идущей к упадку Османской империей в пользу расширяющейся Российской империи, на театре военных действий, которому в грядущие века предстояло стать все более жизненно важным для Турции.

 

Это не очень обеспокоило Кара Мустафу, стремление которого к завоеваниям распространялось на другие места в сердце Центральной Европы. Его намерением было захватить Вену, чего не смог до него сделать великий Сулейман. Шансы Мустафы возросли в связи с восстанием в Венгрии, в основном поднятом недовольными протестантами против преследований со стороны католиков-Габсбургов. Их лидер, граф Эммерих Текели, после того как он нанес поражение войскам императора, а затем отверг неприемлемые дли него условия перемирия, обратился к султану за помощью. Тот это обещал, признав Текели в качестве короля Западной Венгрии под османским суверенитетом. Имея подобную поддержку, Текели возобновил военные действия. Он обратился также за помощью к французам, поскольку Людовик XIV, стремясь уравновесить власть Габсбургов, уже оказал поддержку против них Апафи как князю Трансильвании. Теперь султан Мехмед выделил Текели субсидии, тогда как его посланник в Стамбуле обещал султану благожелательный нейтралитет, тем самым поощряя турок к нападению на Австрию.

 

Когда австрийский посланник в Порте попытался возобновить подписанный Кепрюлю Вашварский договор с императором, великий визирь отверг его предложения и вместо этого предъявил ему нечто вроде ультиматума. В нем требовалось в качестве условия мира сдать важную крепость Дьер наряду с возмещением расходов, которые он понес, готовясь к войне. На это австрийский посланник ответил: «Замок может быть взят силой оружия, но не силой слов». {368} Так, война между Османской империей и империей Габсбургов еще раз стала неизбежной. Осенью 1682 года в Стамбуле перед Сералем были водружены символы султанской власти, оповещая о близком приезде султана из города. Он направился в Адрианополь, где к весне 1683 года была собрана внушительная армия. Она включала крупный отряд инженеров и артиллеристов с частями поддержки, а также многочисленные отряды нерегулярной кавалерии ‒ крымских татар и других; ее численность увеличивали обычные ремесленники, торговцы и люди, обслуживавшие лагеря, которые вместе с их вьючными животными ‒ мулами, волами и верблюдами всегда создавали о турецкой армии впечатление более внушительной, чем она была на самом деле.

 

Таким было последнее великое мусульманское войско, которое выставлялось во имя веры и в русле старой османской традиции против христианской Европы. Чтобы противостоять ему, император Леопольд собрал под руководством опытного генерала герцога Карла Лоррейнского армию, меньшую по численности, но подкрепленную обещанием субсидий со стороны папы, наряду с вооруженной поддержкой не только со стороны германских князей, но также, в нарушение его недавнего договора с Портой, от короля Яна Собеского из Польши. Это разрушило планы Людовика XIV, который стремился предотвратить подобный союз, вынашивая корыстные планы относительно Священной Римской империи за счет Леопольда. В результате, как и раньше, он не относился отрицательно к турецко-австрийской конфронтации.

 

Весной 1683 года турецкая армия выступила в поход, возглавляемая султаном, который, как только достигли Белграда, передал командование ею вместе со знаменем пророка Кара Мустафе. В Осеке к великому визирю присоединились раскольничьи венгерские войска Текели, маршировавшие под контрастирующим христианским флагом с надписью по-латыни «За Бога и Страну» и носившие название круцеши, или «люди Креста». В этом в глазах великого визиря было повторение истории, вызывавшее в памяти в чем-то случайную встречу в качестве союзников султана Сулеймана и Яна Запольяи. Кара Мустафа пока еще не объявил открыто о своем намерении осадить непосредственно Вену. Между Будой и австрийской границей лежал участок имперской части Венгрии, прикрывавший подходы к столице в местах, где в Дунай впадало несколько притоков. Предполагалось, что, прежде чем пойти непосредственно на Вену, турки уничтожат эти вражеские гарнизоны, из которых наиболее важными были гарнизоны Дьера и Керменда.

 

Перед рекой Раб великий визирь провел военный совет со своими военачальниками, включая крымского хана. На совете, как утверждают, ветеран Ибрагим-паша ‒ губернатор Буды ‒ настоятельно {369} рекомендовал великому визирю следовать очень осторожной тактике. В подкрепление своего аргумента он рассказал сказку о короле, который высыпал на середину ковра груду золота, а затем предложил ее любому, кто сможет достать золото, не ступая на ковер. Победителем стал тот, кто свернул ковер с края, пока не подвинулся настолько, что смог достать награду. Именно так, настаивал Ибрагим, должен добиваться награды в виде Вены и Кара Мустафа, сначала «свернув» этот враждебный пограничный район и обеспечив контроль над его крепостями, отложив нападение на сам город до осени или весны следующего года. Тогда Вена наверняка падет к ногам Кара Мустафы по своей собственной воле.

 

Великий визирь ответил Ибрагиму: «Ты старик восьмидесяти лет ‒ твой ум не в порядке». Крымский хан Селим-Гирей высказал ту же точку зрения, что и паша, тем самым навлекая на себя в будущем неприязнь великого визиря. Этот курс имел и других сторонников. Но Кара Мустафа проявил решимость идти прямо на Вену. Ибо после ее захвата «все христиане подчинятся османам». Он приказал своим инженерам навести через Раб понтонные мосты. Переправившись через реку со своей армией, великий визирь сразу же пошел походом на запад. Ибрагим-паша остался в тылу заботиться о припасах. Создавая видимость подготовки к осаде, около Дьера он оставил небольшой отряд. Нерегулярные татарские части вместе с войском Текели получили свободу действий, чтобы опустошить земли перед Дьером и вокруг него ‒ заставить «турецкие колокола» вновь зазвонить, сея тревогу в Центральной Европе.

 

Таким образом, Кара Мустафа с основными силами своей армии появился под стенами Вены 13 июля. Когда его батареи заняли исходные позиции, в город было направлено традиционное послание, требующее сдаться и перейти в ислам или же эвакуировать город с гарантией безопасности для горожан. Это послание было доставлено к стенам города турецким офицером и вручено солдату для передачи графу Штарембергу, губернатору города. Но никакого ответа не последовало. Сам император со своим двором выехал из города на запад в Пассау, а главнокомандующий Карл Лоррейнский примерно с двумя третями небольшой австрийской армии ушел в Линц, вверх по течению Дуная. Оставшаяся в стенах города треть армии усилила гарнизон, который, тем не менее, составлял не более двенадцати тысяч человек.

 

Лагерь турок, разбитый к западу от города в форме полумесяца, сам по себе был городом из ткани, с двадцатью пятью тысячами шатров и пятьюдесятью тысячами телег с провиантом и снаряжением. В центре лагеря, в скоплении шатров, царил Черный Мустафа, руководя осадой и решая государственные дела. Своим великолепием это сонмище шатров могло поспорить с самими памятными {370} павильонами Сулеймана. В деле отражения турецких армий и спасения своей столицы император Леопольд полагался главным образом на союзников в Европе ‒ курфюрстов Баварии и Саксонии, но больше всего на короля Польши Яна Собеского. Но император Леопольд обратился к ним за помощью, только когда угроза Вене стала неизбежной, стремительно воплощающейся в жизнь. С другой стороны, Кара Мустафа проявил медлительность в том, чтобы постараться помешать приходу подкреплений, что он вполне мог бы сделать, незамедлительно предприняв генеральный штурм города своими превосходящими силами. Здесь, как кажется, на него повлияла жадность. Если бы город пал в результате штурма, находящиеся в нем трофеи попали бы в руки занявшихся грабежами солдат. Если бы город капитулировал, вся военная добыча была бы его как представителя султана.

 

Как только осада началась, стало ясно, что обороняющиеся имеют преимущество в артиллерии, как по количеству, так и по качеству артиллерийских орудий, над осаждающими. Кара Мустафа не имел тяжелой артиллерии, повторяя, таким образом, оплошность Сулеймана, который не смог транспортировать ее столь далеко. Он применял орудия только малого и среднего калибра, достаточно эффективные против противника в открытом поле, но непригодные против крепких крепостных стен. Более того, основная часть его боеприпасов, изготовленных в Буде, была низкого качества, и снаряды не разрывались. Рассматривая артиллерию как вспомогательный род войск, турки сделали выбор скорее в пользу минирования, в чем они преуспели во время осад в других местах, особенно в Кандии.

 

Кара Мустафа первым делом окружил большую часть города и прилегающих окрестностей, прикрыв их от сил противника на значительном участке вдоль Дуная. Затем он начал с помощью труда пленных христиан создавать сеть траншей, приближающихся к стенам и их бастионам, чтобы заминировать их в различных местах. Каменная кладка стен была, однако, очень прочной, обороняющиеся исполнены мужества и не имели намерения отсиживаться в обороне, а предпринимали энергичные вылазки, всегда проявляя быстроту в восстановлении поврежденных укреплений. Турки с их саблями были неэффективны в своих атаках против германцев с их алебардами, косами и боевыми топорами. Но турецкие мины пробивали бреши в стенах. 4 сентября, вслед за главным взрывом, турки вытеснили людей Штаремберга из равелина, а затем потоком пошли через широкий пролом в Бург, призывая на помощь Аллаха, размахивая знаменами и грозно сверкая оружием. После двухчасовой схватки с тяжелыми потерями с обеих сторон они были отброшены. Тем не менее положение обороняющихся становилось критическим. {371}

 

Но в этот момент пришло известие, что идущая на выручку армия поляков наконец-то была совсем рядом. Продвижение короля Яна Собеского, начавшееся из Варшавы с задержкой в Кракове, было столь же медленным, как и нападение Мустафы. По пути он не встретил значительного сопротивления. Вскоре Собеский уже форсировал Дунай с помощью моста, составленного из лодок, чтобы {372} соединиться с главными силами австрийской армии герцога Лоррейнского и с контингентами из Баварии и Саксонии. Проведя военный совет, они совершили трехдневный переход ‒ и вновь беспрепятственно ‒ по трудным лесным тропам вверх, к вершинам господствующего над Веной Каленберга, которые, к их изумлению, даже не были заняты. Отсюда Собеский смотрел вниз на осажденный город, сохранившиеся стены которого, окруженные лабиринтом траншей для подвода мин, прерывались кое-где грудами белого камня; и на лагерь своего врага, по-прежнему раскинувшийся на виду у города без каких-либо оборонительных сооружений или концентрации войск. Увидев это, польский король с уверенностью заметил: «Этот человек плохо разместил свой лагерь. Он ничего не понимает в войне, мы наверняка разгромим его».

 

Кара Мустафа, нацеленный на осаду, действительно не спланировал заранее оборону собственных сил, ведущих осаду города, от войск, идущих на выручку осажденным. Лагерь турок не был укреплен и по большей части не был прикрыт ни сторожевыми постами на вершинах холмов, ни кавалерийскими разъездами на равнине. Более того, даже тогда, когда прибытие армии поддержки стало очевидным, Мустафа не предпринял никаких мер к тому, чтобы отрядить часть своих войск для отражения ее атаки. Великий визирь проигнорировал возможность не допустить переправу через Дунай либо австрийских, либо польских войск ‒ операцию, которая требовала посылки хорошо вооруженного отряда под его собственным командованием, но которую он поручил хану крымских татар, впоследствии обвиняя его, забыв о собственном просчете, в неудаче в противостоянии им. Та[кж]е Мустафа не предпринял ни одной попытки приостановить продвижение противника, используя крутые скалистые склоны Каленберга, либо упредить его, заняв вершины холмов. Только когда гребень и склоны Каленберга осветились вспышками огней вражеских ракет и сигнальных костров, Кара Мустафа понял, что теперь было бы слишком поздно принимать какие-то меры. Все, что он мог сделать, это направить отряд к нижним склонам гряды и подождать, когда Собеский ринется вниз по склонам в наступление.

 

Оно началось перед рассветом 12 сентября. Дисциплинированные христиане спускались вниз в образцовом военном порядке, при этом они казались туркам чем-то вроде «наводнения из смолы, которая лилась по склонам, покрывая все, к чему она прикасалась». Кара Мустафа верил, что отряда кавалерии будет достаточно, чтобы отбить нападение. Только тогда, когда крымский хан убедил его использовать янычар, он выделил отряд, оставив основные силы янычар в траншеях перед городом. Теперь уже не было времени, чтобы доставить туда необходимое количество артиллерии. {373}

 

Последовавшая за этим битва, в которой турецкие войска оказались зажатыми между двух огней хорошо вооруженного гарнизона и хорошо управляемых войск, идущих на выручку, длилась на протяжении всего дня. Сначала битва приняла хаотическую форму беспорядочных стычек среди скал и ущелий, склонов и холмов. Затем внизу, на равнине, после жестокой схватки между турецкой и польской кавалерией, при поддержке германцев, Собеский повел свои отборные войска прямо против турецкого центра и лагеря, где в глаза бросался шатер великого визиря. При виде христианского завоевателя собственной персоной татарский хан воскликнул: «Клянусь Аллахом! Король действительно среди нас!» ‒ и со своими людьми на всем скаку пустился наутек. Огромная масса турецких войск сломала свои ряды и в замешательстве обратилась в бегство, оставив на поле боя десять тысяч убитых.

 

Янычары, находившиеся в траншеях перед городом, из тех, кто не рискнул не пойти в атаку и в то же время не отступил, были наголову разбиты, оказавшись между защитниками города, находившимися перед ними, и победоносными поляками у них в тылу. Во всеобщей панике весь лагерь турок был брошен на произвол судьбы со всей его артиллерией, ста тысячами голов рогатого скота и такими трофеями, как украшенное драгоценными камнями оружие и кушаки, богатые ковры, тонкие дорогие ткани и меха, которые стали вознаграждением Собескому и его армии.

 

Но, к разочарованию, они обнаружили лишь немного монет или слитков серебра и золота, поскольку турки успели вовремя унести их с собой. Курьезные вещи среди трофеев включали только что обезглавленную самку страуса; попугая, который упорно не желал даваться в руки; других птиц в золотых клетках; но прежде всего большие запасы кофе, что привело к созданию первого из венских кафе.

 

Великий визирь поспешно бежал вместе со своим войском, успев спасти лишь знамя пророка и значительную сумму денег, оставив свой роскошный шатер польскому королю, который отправил своей королеве в качестве символа победы золотое стремя от боевого коня Мустафы. Хвастаясь в сопроводительном письме своим захватом лагеря «неверных» со всеми его богатствами, польский король детально рассказал о драгоценных вещах в своей собственной добыче, а затем заключил: «Мы гоним перед собой множество верблюдов, мулов и пленных турок». Граф Штаремберг пришел в шатер османов, чтобы выразить свое уважение Собескому как освободителю Вены. Перед шатром, между позолоченными флагштоками с бунчуками султана, висело огромное шитое золотом знамя, и на следующий день все это было с триумфом пронесено по улицам города, а военачальники христиан, гордо восседая на лошадях, предваряли процессию победителей. {374} Примерно полутора веками ранее Сулейман Великолепный потерпел неудачу с осадой Вены в значительной степени из-за проблем с транспортом и нехваткой ресурсов. Но он уходил от стен города, сохранив армию невредимой. Черный Мустафа сражался и проиграл генеральное сражение противнику, уступавшему ему в численности; и его армия, в той мере, в какой ей удалось выжить, была низведена до роли бегущей толпы. Поражение Кара Мустафы было поражением, которое раз и навсегда подорвало в глазах Европы престиж османских турок в качестве нации-завоевателя.

 

После схватки за город армии христиан под предводительством Собеского и Карла Лоррейнского быстро возобновили преследование бегущих турок. Кара Мустафа в своем бегстве сделал паузу у реки Раб, чтобы перегруппировать остатки своих войск и перераспределить командование. В гневе великий визирь объявил своего недруга и оппонента его тактики Ибрагим-пашу, губернатора Буды, в преднамеренном предательстве, выразившемся в бегстве первым вместе с его войсками с поля боя и тем самым предопределившим бегство остальных. Мустафа приказал казнить Ибрагим-пашу вместе с другими офицерами высокого ранга, выбранными в качестве жертв, на ком можно было бы отыграться. {375}

 

 

стр. 36[8] ‒ Речь идет о Бахчисарайском мирном договоре 1681 года, завершившем русско-турецкую войну 1676‒1681 годов. {676}

 

Кинросс Лорд. Расцвет и упадок Османской империи / Пер. с англ. М. Пальникова. М.: КРОН-ПРЕСС, 1999. С. 367‒375, 676.

Примечание. Россия официально стала империей лишь в 1721 г.

Галичанин спасал Вену

Судьба Кульчицкого до 1660 года — времени, когда он очутился в Сербии, — известна очень фрагментарна. Он окончил приходскую школу в Самборе, в которой проучился с 1648 по 1652 год и стал военным. Возможно, он служил под началом Яна Собеского, будущего короля, участвовал в польских военных походах на Буковину и в Молдавию. Пользуясь случаем, Кульчицкий, зная польский и русинский, изучал валашский (румынский), турецкий и венгерский языки.

Юрий-Франц Кульчицкий

Город к осаде был не готов, достаточных для многомесячной осады запасов провианта на складах не было

"А ведь разведка докладывала..." (тм)

- что ж это благоразумные европейцы не прислушались-то к предупреждению?

он, не останавливаясь, шел вперед со своим товарищем… а, чтобы усыпить бдительность турок, проезжавших мимо них, он то и дело принимался распевать веселые песни на их языке

отчаянный парень

то ли австрийцев сильно любил, то ли золото

)

"А ведь разведка докладывала..." (тм) - что ж это благоразумные европейцы не прислушались-то к предупреждению?

Какие-то запасы все же были, раз город продержался в осаде 2 месяца.

Австрийцы готовились к войне, они заключили союз с Речью Посполитой, армия которых и помогла нанести туркам поражение.

отчаянный парень то ли австрийцев сильно любил, то ли золото )

В ту эпоху Османская империя представляла большой интерес для европейских держав из-за своего военного могущества.

Русское правительство использовало православных священников и монахов для получения разведывательной информации.

Особая роль православных священников сформировалась при выполнении дипломатических миссий. После пребывания с визитом у Ивана IV Васильевича Грозного игумен сербского афонского монастыря Хиландарь Паисий был отправлен с грамотой к турецкому султану, в которой сообщалось о намерении русского самодержца покровительствовать Афону.

Активная работа Посольского приказа с православным греческим духовенством привела к тому, что к середине XVII века была создана широкая агентурная сеть, лояльная к России на территории Османской империи. Она включала в свои ряды, в том числе и высшие слои духовенства: в работу были вовлечены иерусалимские патриархи Феофон, Феодил и Досифей, александрийский Ионнкий, антиохийский Макарий, константинопольские Парфений I, Парфений II, Кирилл Лукарис, митрополиты Севастийский, Веррийский, Фессалийский, Тырновский, Приконийский, Халкидонский, Назаретский, Вифлеемский и Коринфийский; архимандриты Амфилохский, Бенедикт, Парфений и другие.

В 1649 году в Москву была направлена информация от архимандрита Амфидохия о перевороте в османской столице: “Объявляем тебе, великому государю, что июля 28 числа собрались все янычаре, и стали они заодно со всем оружием против царского дворца, и заперли все ворота цареградские и поймали они царя Ибрагима, августа в 8 день, и задавили его за многую его неправду, и на его место посадили на царство царевича, сына его Ибрагимова, по седьмому году, и убили еще визиря Ахмед-пашу и на его место выбрали нового визеря Мехмед-пашу”.

Монахи стремились предупредить Россию о коварстве намерений европейских монархов. В ходе Карловацкого конгресса 1698-1699 годов Австрия, Венеция и Польша стремились уговорить российское правительство войти в союз против турок и татар, а затем оставить Москву и Порту один на один.

Об этих умыслах узнал сербский патриарх Арсений III, вовремя пославший гонцов к Петру I. В итоге России удалось заключить двухлетний союз с Османской империей, а будущий император стал покровителем сербского монастыря Раковица.

Матейко. Ян Собесский под Веной.

Галичанин спасал Вену

Но Юрий присмотрел в разгромленном турецком лагере ещё кое-какие богатства, реальной стоимости которой австрияки не знали. Там лежали «бесхозными» триста мешков отменных кофейных зёрен, которые европейские солдаты посчитали непригодным для конского фуража верблюжьим кормом. Кульчицкий попросил отдать их ему, и австрийцы, недоуменно пожав плечами, выполнили его просьбу.

Юрий заварил первый кофе и стал пытаться продавать его в разнос, однако «европейский потребитель» не был готов к восточным горьким вкусам, бизнес не шёл, и тогда Кульчицкий стал экспериментировать — добавлять в кофе мёд, молоко, сахар… то есть делать то, что турки считали недопустимым. Вариант с молоком и сахаром пришёлся венцам по вкусу — так появился известный Wiener Melange — «Венский меланж», кофейный напиток, похожий на капучино.

Вскоре Кульчицкий открыл первую в Вене и одну из первых в Европе кофейню.

Местоположение своей кофейни Юрий менял, пока она не расположилась на улице Зингерштрассе под знаменитым названием «Дом под голубой бутылочкой». По преданию, вторая жена Кульчицкого Леопольдина Мейер ещё до свадьбы выходила своего получившего ранение будущего мужа каким-то снадобьем, которое хранилось в бутылочке голубого стекла.

Кульчицкий часто встречал гостей в турецких одеждах, а у венских пекарей (это ещё одна легенда) заказывал для своей кофейни специальную сдобную выпечку в форме полумесяца — Kipferl. Спустя полтора столетия французы стали выпекать её из слоёного теста — так появились круассаны.

Вскоре в Вене появилось более полутора десятков кофеен, и Кульчицкий возглавил цех венских торговцев кофе. Его портрет долго висел в главном зале цехового здания, в котором они собирались, а на цеховом штандарте изображалась сцена вручения императором Леопольдом I привилегии — лицензии на открытие Кульчицким первой кофейни. 

К сожалению, долго наслаждаться успехами своего так удачно начатого предприятия нашему герою не довелось. 20 (по другим данным — 19 февраля) 1694 года он скончался у себя дома от туберкулёза в возрасте всего 54 лет.

Статуя Юрия Кульчицкого на здании, где располагалась его кофейня.