Что касается Смуты начала XVII века, то она целиком и полностью схожа с гражданской войной 1918-1920 гг. Не зря Деникин назвал это время Русской Смутой. Происходила та же самая борьба за легитимизацию власти.
Смута была даже хуже, потому что столица была захвачена польскими интервентами и бояре присягнули сыну польского короля. Польская армия имела опыт участия в 30-летней войне, ее возглавлял выдающийся полководец Ходкевич.
Во время ГВ иностранные интервенты действовали на периферии и то не слишком активно.
Интересную и оригинальную версию выдвинул Сергей Цветков. По его мнению, Дмитрий Углический, нанёс себе не смертельную рану, а легкую. А Мария, Афанасий, Михаил и Григорий Нагие, решили выгодно использовать эту ситуацию. Зарезали некоего поповского сына Кориона Истомина и положили в гроб. А царевича Дмитрия, Афанасий Нагой, ночью увез. По версии Цветкова, Самозванец и есть настоящий царевич Дмитрий.
Если царевич Дмитрий был эпилептиком, то он вряд ли дожил бы до 1605 года. Тем более такой больной человек не мог бы стать полководцем и политическим лидером.
Если царевич Дмитрий был эпилептиком, то он вряд ли дожил бы до 1605 года. Тем более такой больной человек не мог бы стать полководцем и политическим лидером.
Цезарю и Наполеону эпилепсия не помешала стать полководцами и политическими лидерами. Кмк, наоборот: эпилептоидная акцентуация личности может приводить к успехам в управлении (последовательность и контроль).
Сообщение отредактировал BKR: 15.03.2024 - 11:31 AM
Сразу несколько человек поочередно, а порой и пересекаясь друг с другом, выдавали себя за «чудесного спасшегося» младшего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия.
Настоящий царевич погиб в Угличе в 1591 году в возрасте восьми лет при обстоятельствах, о которых историки спорят до сих пор. Несмотря на то, что факт смерти царевича был установлен вполне достоверно, страна, вошедшая в период политической нестабильности, оказалась удобным полем деятельности для отчаянных авантюристов.
Вне всяких сомнений, королем самозванцев является Лжедмитрий I. Под этим именем скрывался, вероятнее всего, сын галичского дворянина Богдана Отрепьева Григорий Отрепьев.
Человек достаточно образованный, подготовленный к роли «царевича Дмитрия», он сумел совершить то, чего более в русской истории никому не удавалось – самозванец вполне официально взошел на трон.
Этому, разумеется, способствовало стечение обстоятельств, а также интриги в среде русской элиты, где самозванца использовали как орудие в борьбе. Больше других в этом преуспел род Романовых, одному из представителей которого Отрепьев служил до принятия имени «царевича Дмитрия». Но Лжедмитрий I забрался слишком высоко. В мае 1606 года он был убит в ходе очередного дворцового переворота.
Первый самозванец погиб, но осталась идея, люди, готовые встать под знамена «царевича Дмитрия» и политическая нестабильность, удобная для авантюристов.
Интересную и оригинальную версию выдвинул Сергей Цветков. По его мнению, Дмитрий Углический, нанёс себе не смертельную рану, а легкую. А Мария, Афанасий, Михаил и Григорий Нагие, решили выгодно использовать эту ситуацию. Зарезали некоего поповского сына Кориона Истомина и положили в гроб. А царевича Дмитрия, Афанасий Нагой, ночью увез. По версии Цветкова, Самозванец и есть настоящий царевич Дмитрий.
Если царевич Дмитрий был эпилептиком, то он вряд ли дожил бы до 1605 года. Тем более такой больной человек не мог бы стать полководцем и политическим лидером.
Цезарю и Наполеону эпилепсия не помешала стать полководцами и политическими лидерами.
Болезни которыми страдали Цезарь, Магомет, Наполеон и Достоевский были похоже на эпилепсию, но вряд ли это была именно эпилепсия в медицинском смысле. Правда по этой логике и припадки Дмитрия Угличского могли не быть эпилепсией, тем более что в ту эпоху в медицине никто не разбирался.
Наполеону эпилепсия не помешала стать полководцами и политическими лидерами
У Толстого в «Войне и мире» подробно описано, как Наполеон разглагольствует на тему того, что «дрожание моей левой икры — есть великий признак». Русский писатель серьезно относился к историческим документам, и, безусловно, взял это не с потолка: упоминания о нервных тиках и эпилепсии у императора встречаются во многих источниках. Правда, ни один из источников не объясняет, как эпилептик мог оказаться на военной службе. И при ближайшем рассмотрении выясняется, что все источники так или иначе опираются на единственное свидетельство — выдержки из мемуаров Талейрана
, который описывает настоящий эпилептический припадок у Наполеона — с пеной, судорогами и потерей чувств. Похоже, что именно ненавидевший императора Талейран и пустил по миру эту сплетню, которая, однако, решительно опровергается людьми, очень хорошо знавшими Бонапарта, например, графиней де Ремюза, подругой Жозефины Богарне, жены Наполеона. В своих мемуарах она пишет, что все слухи о припадках императора — глупая и мерзкая выдумка его ненавистников. Не забудем, что эпилепсия вызывала тогда не столько сочувствие, сколько страх и отвращение, — поэтому публичных деятелей вообще нередко обвиняли в «припадочности».
О том, что царь – ненастоящий, в России знали многие. Но это лишь добавляло азарта тем, кто хотел пойти по пути Отрепьева – если худородный дворянин смог добраться до царских палат, то чем я хуже? Те, кто во времена Лжедмитрия I добрался до власти и денег, не хотели терять своих позиций. Если получилось один раз, то почему не попробовать снова?
Одним из первых решил попробовать себя в этой роли дворянин Михаил Молчанов. Он служил при дворе царя Бориса Годунова, однако имел довольно плохую репутацию и был замешан в различных махинациях. После смерти Бориса Молчанов участвовал в убийстве его родных, чем заслужил доверие Лжедмитрия I. Самозванец приглашал его для участия в попойках и оргиях.
После убийства Лжедмитрия I Молчанов отделался сравнительно легко – его наказали битьем кнутом. Вскоре он покинул Москву, причем прихватив с собой некоторые царские регалии и печать.
Молчанов объявил себя «чудесно спасшимся» от расправы в Москве «царем Дмитрием», и даже издавал указы. Однако настоящая личность Молчанова была слишком хорошо известна, поэтому полноценного Лжедмитрия из него не получилось. Поняв, что замысел не удался, он перебрался к более успешному Лжедмитрию II, который возвел Молчанова в чин окольничьего.
После гибели Лжедмитрия II Молчанов ездил в Польшу, став доверенным лицом польского короля Сигизмунда III в Москве. Следы авантюриста теряются в 1611 году. Скорее всего, он погиб во время одного из восстаний в столице.
Про Цезаря больше свидетельств о припадках, похожих на эпилепсию. Про Наполеона лишь известно, что он чувствовал слабость в моменты нервного перенапряжения. Так во время брюмерианского переворота ему стало плохо, когда депутаты совета пятисот набросились на него в зале заседаний. Солдатам пришлось увести ослабевшего Бонапарта из зала на улицу.
Наградная медаль по случаю свадьбы Дмитрия и Марии Мнишек. Точнее, оттиск для изготовления медалей. Впоследствии с этого оттиска были сделаны "новоделы", один из которых хранится в эрмитаже. О существовании оригинальных медалей 1606 года не известно. Надпись гласит: "Дмитрий Иванович, цезарь русский лета царства своего первого" с одной стороны и "император россии" с другой.
Лжедмитрий II – фигура еще более загадочная, чем его предшественник. Русские и польские сторонники первого самозванца искали человека, который смог играть его роль. Существует более десятка версий, кем он был в действительности.
Ясно одно – образован и подготовлен к царской роли Лжедмитрий II был куда хуже Григория Отрепьева. Это не помешало собрать вокруг него армию и добиться присяги старому новому царю многих русских городов. Да что там города – жена Лжедмитрия I Марина Мнишек признала в новом самозванце мужа и, более того, родила от него ребенка. Такой поступок вполне объясним – амбициозная полячка не теряла надежды стать полноценной русской царицей.
Короноваться в Москве Лжедмитрию II не удалось, да этого и не могло произойти. Ведь, согласно роли, он являлся уже коронованным царем, бежавшим из рук заговорщиков. В 1608 году Лжедмитрий II разбил лагерь в Тушине, откуда правил страной. Это породило прозвище, данное «монарху» – «Тушинский вор». Царь Василий Шуйский, фактически запертый в Москве, по влиянию в этот период явно уступал самозванцу.
В 1610 году, после того, как часть сторонников самозванца перешла на сторону польского короля Сигизмунда III, Лжедмитрий II перебрался в Калугу. Ему помогло то, что в это время часть русской элиты выступила за приглашение на русский трон польского королевича Владислава. Самозванца стали рассматривать как единственную надежду и опору в борьбе с поляками.
Но в декабре 1610 года Лжедмитрия II убил начальник его собственной стражи Петр Урусов, сбежавший после этого к крымскому хану.
Весной 1611 года в Новгороде прямо на рынке появился человек, назвавший себя чудесно спасшимся царем Дмитрием. Новгородцы не поверили неизвестному, и с позором выгнали его.
Тогда новый претендент добрался до Ивангорода, где снова заявил – я царь, избежавший гибели. Город, переживавший шведскую осаду, принял Лжедмитрия III как нового лидера сопротивления. Шведы, отправившие к «царю» своих эмиссаров, быстро убедились, что перед ними человек, не имеющий никакого отношения к Лжедмитрию I, то есть к Григорию Отрепьеву. Впрочем, Лжедмитрий III сумел добиться присяги от целого ряда русских городов. В декабре 1611 года его торжественно встретил и признал царем Псков.
Пока один самозванец действовал на севере страны, на юге утверждался «Астраханский вор», или Лжедмитрий IV. Его появление в Астрахани произошло в конце 1611 года, то есть примерно в те же сроки, когда наибольшего успеха добился Лжедмитрий III. Присягу астраханскому самозванцу принесли жители Нижней Волги. Интересно, что центральной фигурой в окружении Лжедмитрия IV стал Петр Урусов, расправившийся с Лжедмитрием II. Однако «Астраханский вор» продержался недолго. Вскоре он также бесследно исчез, как и появился.
У Лжедмитрия III дела шли лучше. Казака по имени Сидорка (предполагается, что так на самом деле звали очередного самозванца) в марте 1612 года признало так называемое правительство первого ополчения, предшествовавшего ополчению Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Эта присяга открывала Лжедмитрию III путь к Москве. Но он сам все испортил. Признанием царем вскружило самозванцу голову. Он погряз в пьянстве, а его подручные промышляли грабежами в Пскове и окрестностях. В таком «царе» люди быстро разочаровались, многие казачьи отряды от него ушли. Почувствовав, что счастье ему изменило, самозванец решился бежать, но был пойман и возвращен в Псков. На сей раз народу его предъявили уже в цепях, как «ненастоящего царя» и настоящего преступника. Летом 1612 года Лжедмитрия III отправили из Пскова в Москву, но по дороге его убили.
Список самозванцев этими «Лжедмитриями» не исчерпывается. Однако остальным добиться какого-то значительного успеха не удалось. После Земского собора 1613 года, избравшего на царство Михаила Романова, уставшая страна предпочла принять новую династию, нежели продолжать игру в «чудесные спасения» младшего сына Ивана Грозного.
В народном сознании Лжедмитрий – персонаж однозначно отрицательный, ведь это он привёл интервентов на Русь. По этой причине его внешний и нравственный облик подаются не в самом выгодном свете. Но если описания внешности правдивы: красавцем мнимый Дмитрий не был: нос широк, на лице бородавки, руки – одна длиннее второй – правда, сложением статен, – то его нравственные качества не просто искажаются, но часто выворачиваются наизнанку.
Так, для простого обывателя Лжедмитрий – эдакий дурачок, марионетка в руках польского короля, Марины Мнишек с её отцом и русских бояр во главе с Шуйским. Но глупым человеком на деле царь не был. Современники отмечают, что глаза его были умны и выразительны. Он был прекрасным психологом и ярким артистом: Лжедмитрий быстро сумел расположить к себе и даже влюбить в себя толпу и затем умело манипулировал общественным мнением.
Момент его встречи с матерью, инокиней Марфой – неподдельная, как показалось, искренность – убедили его современников, что царь – настоящий.
Он смог обмануть не только простой русский люд, но искушённых в дипломатии польских сановников, иезуитов и даже Папу Римского, умело увиливая от данных им обещаний.
Раз он глуп, то и невежественен. Беглый монах, расстрига, нахватавшийся обрывочных знаний. И все будто бы изначально понимали, что он никакой не царь и обманывали его, пользуясь невежеством. В реальности же Дмитрий удивлял многих современников своей эрудицией: он нередко к месту цитировал Библию. Читал сам и всячески приобщал к чтению приближённых.
Боярскую думу он превратил в Сенат и сам активно участвовал в его заседаниях. Мечтал мнимый Дмитрий даже о всеобщем образовании – в начале XVII века. Ещё по пути в Москву он говорил: «Как только с Божьей помощью стану царём, сейчас заведу школы, чтобы у меня во всём государстве выучились читать и писать; заложу университет в Москве, стану посылать русских в чужие края, а к себе буду приглашать умных и знающих иностранцев».
Обычно Лжедмитрия считают авантюристом и, хотя он безрассуден (ведь покусился на царство), но труслив.
Факты же свидетельствуют не только о том, что самозванец свято верил свою идентичность с сыном Ивана Грозного, но также и о том, что он был отважным человеком. Первым из царей он не забирался на коня, предварительно вставая на подставленную скамью, а удалецки запрыгивал на него. Активно участвовал в царской охоте.
Сам травил опаснейших зверей, даже медведей. Мечтая разделаться с врагом, тревожащим постоянными набегами южные земли, с Крымским ханством, он вёл активную подготовку к войне. Судя по всему, Димитрий сам собирался возглавить поход. Готовясь, он устраивал смотры войск, что одновременно становилось и учением, и развлечением.
