Приватні листи XVIII ст. / Підгот. до видан. В.А. Передрієнко.
Відп. ред. М.А. Жовтобрюх. АН Української РСР. Інститут мовознавства ім. О.О. Потебні. – Київ: Наукова думка, 1987. – 176с. – (Пам’ятки української мови. Серія приватних листів).
Памятники эпистолярного жанра, вошедшие в эту книгу, отражают деловую, хозяйственную, культурную, бытовую жизнь разных слоев украинского общества XVIII в. Содержат богатый материал для сравнительного изучения староукраинского литературно-письменного и живого народного языка в хронологическом, территориальном и социальном аспектах, для исследования процесса перехода к новому украинскому литературному языку в конце XVIII в. Письма публикуются впервые. Книга состоит из вступления, текстов писем, указателей географических и собственных названий, словаря малопонятных слов и слов-сокращений.
Для ученых-филологов, историков, этнографов, юристов, преподавателей вузов, учителей, студентов.
Пам’ятки епістолярного жанру, що увійшли до цієї книги, відображають ділове, господарське, культурне, побутове життя різних шарів українського суспільства XVIII ст. Містять багатий матеріал для порівняльного вивчення староукраїнської літературно-писемної і живої народної мови у хронологічному, територіальному і соціальному аспектах, для дослідження процесу переходу до нової української літературної мови в кінці XVIII ст. Листи публікуються вперше. Книга складається із вступу, текстів листів, покажчиків географічних і особових назв, словника малозрозумілих слів та слів-скорочень.
Для науковців-філологів, істориків, етнографів, юристів, викладачів вузів, учителів, студентів.
Проблема присутствия русизмов и их нормативной оценки в языках стран, входивших некогда в единое пространство СССР и – шире – образовывавших Восточную или Центрально-Восточную Европу, привлекает сегодня внимание исследователей в различных славянских странах1. Это связано с целым рядом причин, как политических, так и собственно лингвистических. С одной стороны, изменения, произошедшие на политической карте в последние 30 лет, привели к декларативному и отчасти также реальному уходу русского языка, по крайней мере, из официальной сферы коммуникации. Так, с 1990-х гг. употребление русского языка на Украине в «высоких» коммуникативных функциях (официальная сфера, в том числе делопроизводство и судопроизводство, сфера образования) существенно сократилось в пользу государственного украинского языка, что, впрочем, привело к не всегда симметричным изменениям его престижа в языковом сознании. По данным социологических исследований, проводившихся центром «Общественное мнение» 50,2% опрошенных считают престижным общаться в государственных учреждениях по-украински и лишь 22% по-русски, но во всех прочих сферах официального и полуофициального общения устанавливается своеобразный паритет языков. Например, в сфере обслуживания предпочитают общаться по-украински 27,1% респондентов, а по-русски – 29,5%, в сфере образования соответственно 38,7% и 24,7%, при общении с незнакомыми людьми на улице 26,5% и 30,7%, в сфере бизнеса – 28,5% и 32,4%2. С другой стороны, все славянские языки на современном этапе своего развития сталкиваются с целым комплексом собственно лингвистических проблем в сфере культуры речи, вызванных отчетливой тенденцией к коллоквиализации (демократизации) узуса и расшатыванием литературной нормы3.
Все это вынуждает в той или иной степени корректировать языковые идеологии славянских стран, в том числе в отношении {180} заимствований. В понимании термина «идеология языка» мы идем за Л. Биланюк: «Языковая идеология проявляется на уровне конкретного языкового акта в наборе предпочтительных лексем и языковых структур. В более широком понимании языковая идеология относится к представлениям о природе языка в абстрактном смысле – имеет ли он идеальную форму, как он соотносится с этнической или национальной идентичностью»4. Здесь украинские кодификаторы сознательно избрали элитарный принцип формирования нормы с целью противостоять массовому проникновению в литературный язык форм и лексем, имеющих отчетливо сниженную окраску5. Именно в этом контексте в современном украинском дискурсе о языке (как в специальном, так и в популярном) возникает проблема заимствований из русского языка.
Русизм при этом (вслед за Т.С. Тихомировой) понимается нами довольно широко – как любой языковой факт, обязанный своим возникновением влиянию русского языка и восходящий к собственно русскому первоисточнику, а также имеющий отчетливые фонетико-словообразовательные и/или грамматические черты, выделяющие его в данном случае на общем украиноязычном фоне. Влияние русского языка прослеживается на всех уровнях языковой системы, т.о. различают русизмы лексические, семантические, фразеологические, грамматические, синтаксические. Перечень характерных ошибок, возникших под влиянием русского языка, без труда можно обнаружить во многих украинских пособиях по культуре речи6. При этом возникает важная проблема методологического и общетеоретического свойства: насколько действенными могут быть усилия кодификаторов применительно к сфере неформальной или полуформальной реализации языковой системы, т.е. к узусу. С большой долей уверенности можно утверждать, что призывы к элитаризации нормы и стремление к ее ужесточению приводят лишь к дополнительному углублению разрыва между нормативными рекомендациями и реальным функционированием речи. Дополнительную сложность представляет здесь отсутствие консенсуса в профессиональном лингвистическом сообществе относительно определения конститутивных черт украинской разговорной речи и просторечия, обслуживающих сферу неофициального общения, которая с трудом поддается сегментации и описанию. Квалификаторы розмовне и просторічне, появляющиеся в современных украинских словар[я]х, автоматически выводят лексемы за рамки нормы, а интенсивность русского влияния признается одним из характерных признаков «суржика», как бы мы не подходили к определению этого идиома в украинском языковом пространстве7.
Так или иначе, важным элементом языковой идеологии после 1990-х гг. стал пересмотр норм современного украинского языка, который затронул, в частности, отношение к русизмам. В советское время проникновение русизмов в структуру украинского литературного языка не только не ограничивалось, но и приветствовалось. Открыто провозглашались принципы перевода, согласно которым «при существовании в украинском языке синонимичных слов, как например процент и відсоток, поступ и прогрес, визиск и експлуатація эти понятия» передавались «языковыми формами, общими для русского и украинского языков»8. Основными чертами развития украинского литературного языка признавалось «расширение в нем социалистического фонда лексики и фразеологии, общего для всех языков всех социалистических наций Советского Союза» и «углубление его многогранных связей с русским литературным языком как языком межнационального общения и источником творческой помощи языкам социалистических наций»9. Особо подчеркивалось, что русизмы проникают в сферу производственной, общекультурной жизни, тем самым, несомненно, способствуя обогащению литературного языка – в отличие от полонизмов, дублирующих и так имеющиеся в украинском языке наименования для понятий из сферы быта.
В постсоветскую эпоху в этом смысле наблюдается отчетливая переоценка принципов проникновения заимствований из русского языка и попытка «остранения» русизмов, причем не только в кодификаторской практике, но и в широко понимаемом языковом сознании и практике словоупотребления. Об этом свидетельствует, в частности, появление в разных частях украинского языкового пространства, причем не только на Западе, как это принято считать, гражданских инициатив, направленных на повышение культуры украинской речи и вытеснение из узуса широко распространенных русизмов. Так, плакаты, пропагандирующие нормативные украинские формы, появляются в детских садах, маршрутках, магазинах и т.п.10 Задействованными оказываются и технические возможности, которые предоставляют сегодня компьютерные технологии, в частности, на некоторых украиноязычных сайтах, в том числе посвященных обсуждению перевода интерфейса на украинский язык, автоматически блокируются русскоязычные комментарии. {181}
И. Онхайзер предлагает обозначать подобную тенденцию в современных славянских языках термином «национализация». Национализация, в отличие от классического пуризма, не противоречит интернационализации, и касается интернационализмов только в том случае, если они вошли в узус через ранее доминировавший язык11. Национализация наиболее ярко проявляется в языках тех славянских стран, которые ранее входили в состав многонациональных государств и испытывали на себе влияние близкородственных языков, обладавших более высоким коммуникативным статусом. После обретения национальными языками статуса государственного повышение их престижа в коммуникативном пространстве вылилось в ограничение влияния прежнего «высокого» языка, в украинском случае – русского.
Тенденция национализации украинского языкового пространства имеет в узусе ряд характерных черт, что отчетливо проявляется, в том числе, при анализе функционирования лексических средств в такой специфической сфере коммуникации, балансирующей на грани официального и неофициального общения, как Интернет. Можно констатировать, что к настоящему моменту сформировалось два способа введения русизмов в украинскую письменную речь. Первую тенденцию в самом общем виде можно обозначить как «остранение». Она выражается в сознательном маркировании чужеродности русских включений в украиноязычном тексте. Такое выделение русизмов осуществляется либо при помощи лексических средств, в том числе дополнительных комментариев вводного характера (типа як кажуть и под.), либо при помощи графических средств (кавычки, скобки), не исключая также их сочетания: Якщо ви запитуєте, що додається в тісто, сир або “творог”, то це “творог” (relax.ua›mob/menu/cheese-pastry/all-comments/); Кисломолочний сир (творог) – це натуральний молочно-білковий продукт, один з найцінніших молочних продуктів (webkursovik.ru›kartgotrab.asp). Вторая тенденция – отчасти противоположная первой – проявляется в полуосознанном или несознательном «присвоении» заимствования, что предполагает, в частности, отрицание связи с русским первоисточником. Показателен в этом отношении комментарий к слову бомж одного из пользователей: До речі, до мого сорому, я не знала, що слово бомж – це русизм? І вживаю його з думкою про те, що воно якесь загальне:-(. На лингвистических форумах встречаются также весьма развернутые обоснования необходимости использования русизмов, в т.ч. таких аббревиатур, как вуз или бомж12. Заметим, что факт заимствования {182} сложносокращенного слова не является препятствием для его полной адаптации в украинском культурном и языковом пространстве, напротив, «понятность» аббревиатуры для носителей украинского языка делает ее удобным синонимом для многословного определения, создавая при этом специфическую внутрисистемую диспропорцию: вищий навчальний заклад – вуз, Клуб кмітливих і винахідливих – КВН. Освоение языковой системой русизмов такого рода проявляется, в частности, в наличии деривативных связей: КВН – кавеенщики, ср. пример из другой семантической группы КГБ – кагебешники.
Узуальным способом освоения русизмов является их фонетико-орфографическая и грамматическая адаптация к нормам украинского языка, проходящая нередко в несколько этапов. Разная степень отчетливости исходной языковой формы является дополнительным источником вариативности для современных заимствований из русского языка: в ряде случаев исходное (русское) происхождение слова выявляется только в сопоставлении с более адаптированной (украинизированной) формой: особняк ср. осібняк, розборкиср. розбірки, тусовка ср. тусівка, бусік ср. бусик, стьоб ср. стеб и под. В этой связи подчеркнутое фонетико-орфографическое выделение заимствования несет обратную – отчетливо негативную – окраску. Особо следует здесь выделить так называемую фонетизацию (максимальное приближение письма к произношению) как сознательный стилистический прием, призванный на графическом уровне маркировать чужеродность лексемы, пришедшей из русского языка: «Якби в касі було тисяч двісті гривень, я б домовився з гопніками: 1. нажав би кнопку. 2. віддав бабло. 3. підставив під пулю руку. А потім поділилися б. За «члєноврідітільство» мені 75% (http://pobho.com.ua/...m/viewtopic.php). Русский фонетический облик слова подчеркивается также в других экспрессивно маркированных случаях: єдінонєдєлімщікі (ср. єдинонеділимість / єдинонеподільник), общєчєловєкі. Прием этот, кстати, активно используется в разнообразных анекдотах, эксплуатирующих русско-украинские взаимные стереотипы, в том числе в языковой сфере.
Среди русизмов, функционирующих в современном украинском языке, можно выделить несколько групп заимствований с точки зрения их семантики. Одну из них составляют собственно лексические заимствования, заполняющие лексико-семантические лакуны, прежде всего в разговорной речи: творог (ср. сир в примерах выше), туфлі(ср. уст. черевики, рег. мешти), знімок (ср. рег. знимка), точка (в значении {183} «забегаловка, место встречи»). Впрочем, такие заимствования проникают и в сферу регламентированного словоупотребления. Так, в недавно изданном учебнике украинского языка для поляков в качестве узуальных предлагаются такие лексемы: багаж (вм. вантаж), туфельки (вм. черевички), палатки(вм. намети), мужчина (вм. чоловік)13. Специфика заимствований такого рода состоит в том, что они лишь изредка обозначают характерные черты собственно русского (российского) быта и жизни. В ряде случаев их проникновение в украинский язык связано с возникновением или распространением соответствующей реалии (особняк), внутрисистемной потребностью в устранении омонимии (творог вм. сир) или замещении устаревшей словарной единицы (туфельки вм. черевички). Нельзя не отметить и наблюдаемую в разговорной практике тенденцию к дублированию уже имеющихся словарных единиц за счет новых заимствований из русского языка. В большинстве своем такие заимствования сближаются с русизмами, давно вошедшими в украинский язык и уже утратившими связь с языком-источником: завод, самоцвіти, паровози под. Объединяет их в первую очередь стилистическая нейтральность, хотя для некоторых из них характерна ограниченная региональная употребимость. Так, русизмы мужчина, знімка распространены п[ре]имущественно в западных регионах Украины, где их употребление поддерживается специфической языковой ситуацией, длительным функционированием «язычия» и особым отношением к церковнославянскому наследию14. В свою очередь, обилие русизмов (в том числе нейтральных) на востоке Украины объясняется высокой интенсивностью русско-украинской интерференции.
Несколько иначе обстоит дело с заимствованиями из русского языка, связанными с реалиями советского времени. Советизмы в целом демонстрируют устойчивую тенденцию к маргинализации в рамках языкового пространства, а их выведение из активного словарного состава сопровождается обретением ярко выраженной экспрессивной окраски – заметим, аналогичное явление наблюдается и в русском, и в других славянских (и не только) языках. В украинском случае дополнительным средством маркирования становится подчеркивание связи с русским источником при помощи графико-фонетических средств. Прекрасно иллюстрирует это положение функционирование лексем совєти, совєцькийс негативными коннотациями на фоне соответствующих им относительно нейтральных украинских аналогов с корнем рад – (радянський)15. В этом смысле весьма показательно также {184} функционирование в украинском языковом и культурном пространстве открыто маркированных аббревиатур и сложносокращенных слов типа КГБ, Гулаг, сохраняющих свою исходную языковую форму – при возможном наличии параллельной украинской формы КДБ, Гутаб. Впрочем, в большинстве случаев здесь преобладает семантика самого слова и негативная оценка советских реалий в языковом сознании, отодвигая на второй план связь с собственно русской языковой формой, что показывает параллельное использование в подобных контекстах лексем колхоз и колгосп: «Це ОРИГІНАЛ. А доробка – це “колхоз”», ср. «Настоящий колгосп!; Можливо колись був і колгоспом, та зараз й на це не схожий» (комментарии к информации о Львовском национальном аграрном университете: http://www.jobs.ua/university/244).
Очевидно, что наличие и интенсивность дополнительной экспрессивной окраски напрямую связана со временем проникновения заимствования в украинский язык и спецификой межстратового взаимодействия в рассматриваемых языковых пространствах. Приходится констатировать, что новейшие русизмы наиболее активно пополняют набор жаргонизмов и коллоквиализмов в украинском языке. Утрата русским языком его значения как языка официального и доминирующего привела к тому, что русизмы в настоящий момент активно проникают – осознанно и неосознанно – прежде всего в украинский субстандарт и жаргон. Лучшее тому свидетельство – «Короткий словник жаргонної лексики» Л. Ставицкой, где большинство из приведенных словарных единиц напрямую заимствованы из русского жаргона (кстати, об этом автор в большинстве случаев даже не упоминает, видимо, считая это само собой разумеющимся фактом). Примеры такого рода находим и в монографиях, посвященных исследованию современного разговорного украинского языка и языка СМИ16. Нередко это также вариантные лексемы, демонстрирующие разную степень освоения заимствования в украинской языковой среде: щодеколишник, мобілка, федерал; среди них по-прежнему большой процент составляют кальки: відморозок, довгобуд (довгобудова), ляльковод, паперотворець.
Обилие русизмов со сниженной окраской в современной украинской речи отражает более масштабное явление: перемещение центра взаимодействия русского и украинского языков из сферы «высоких» коммуникативных функций в сферу повседневного общения. Этот факт при ограниченном функционировании украинского языка в неофициальной межличностной коммуникации в ряде регионов {185} Украины облегчает проникновение русских жаргонизмов и просторечных элементов в украинский сленг и разговорную речь. Неизбежно затрагивает этот процесс также язык СМИ, что в целом отражает тенденцию к коллоквиализации современной нормы в славянских языках. В то же время, очевидно, что в нашем случае связь экспрессивной лексемы с русским языковым фоном усиливает эффект жаргонизации. Не случайно «новые русские» жаргонизмы используются в том числе с целью привлечения внимания читателя в заголовках к совершенно нейтральным («Відкат» з плати за навчання: Необхідні документи: http://chernigiv.inf...ion/203058.html) и рекламным текстам (Тарілка серія Ульот! Посуд! Нековзне дно. Ергономічна Nubi 520 http://m-plus.ua/ind...tails&flypage),ср. также название кафе в Донецке « Ульот». Заметим, что заимствованные русские разговорные, просторечные и жаргонные элементы сохраняют свою стратовую маркированность и в новой языковой среде. Так, очевидно, в украинском языке и в языковом сознании носителей также существует различие, скажем, между ставшим разговорным прикол и жаргонным стрёмно (в укр. орфографии стрьомно). Неслучайно первое встречается в составе переводного названия фильма (Будинок із приколами (The Haunted Mansion)), а второе при введении в нейтральную речь требует особого комментария (Спочатку мені було трохи, як то кажуть, “стрьомно”. Але після перших репетицій я зрозуміла, що тут достатньо весело, і я отримаю від творчого процесу велику насолоду: molode.com.ua/?q=node/3428 – из интервью с участницей проекта “Зірка+Зірка 2” на украинском телевидении).
Особый экспрессивный потенциал содержит сознательно используемый прием переключения кодов, когда в украинскую нейтральную речь вставляются целые фразы на русском языке: «Коли людина вільно володіє мовою, їй комфортно у соціумі і добре у фізичному вимірі. Але коли їй можуть сказати: «Говори на человеческом языке», вона відчуває насильство над особистістю (из интервью с П.Е. Гриценко: «Газета по-українськи» №1112 за 20.10.2010; http://gazeta.ua/art...spaper/358094).Причем экспрессивизация происходит независимо от непосредственного содержания русскоязычной цитаты: « Таким чином нас штовхають на шлях, на якому «только бледнолицый брат дважды наступает на грабли».
Открытым остается вопрос: является ли преимущественно негативная экспрессивная окраска значительного числа новейших {187} русизмов следствием отрицательного отношения к русскому языку (как к так называемому «языку-агрессору») или таков характер межъязыкового взаимодействия близкородственных языков в целом. Так или иначе, очевидно, что русизмы являются одним из весьма выразительных средств придания украинской речи дополнительных экспрессивных коннотаций, одним из источников вариативности лексико-стилистических средств. Прекрасно иллюстрирует данное положение синонимический ряд: фотографія – світлина – знимка – знімок, где первый нейтральный элемент в зависимости от ситуации общения может заменятся пуризмом (2), регионализмом (3) или разговорной лексемой (4), которая по своему происхождению является русизмом. Очевидно также, что активные усилия украинских кодификаторов по вытеснению русизмов приносят явный успех лишь в сфере «высоких» коммуникативных функций, а для повседневной украинской речевой практики характерно обилие заимствований из русского языка.
1 См., например, на польском материале: Т. Тихомирова. Судьбы русизмов в польском языке // Русско-польские языковые, литературные и культурные контакты. М.: Квадрига, 2011. С. 100–115; там же библиография вопроса.
2 Подробнее об условиях и результатах опроса см.: Мовна політика та мовна ситуація в Україні. Аналіз і рекомендації. Київ, 2008. с. 345–346.
3 Об этом см., в частности: Ohnheiser I. Эколингвистика и тенденции развития современных славянских языков // Języki słowiańskie w perspektywie ekolingwistycznej / red. W. Lubaś, I. Ohnhieser, Z. Topolińska. Opole, 2003. S. 31–32.
4 «The language ideology is expressed on the level of specific speech acts in phonology and word choice… and body language. On the more general level language ideology can refer to beliefs about the nature of language in abstract sense – whether or not it has an ideal form, or how it relates to ethnic or national identity» – переводнашО. Остапчук: L.M. Bilaniuk. The politics of language and identity in post-soviet Ukraine. A dissertation submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy (Anthropology) in the University of Michigan, 1998. P. 9.
5 Г. Яворська. Генеза сучасних проблем нормалізації та кодифікації // Українська мова. Сер. Najnowsze dzieje języków słowiańskich. Opole, 1999. S. 204; этой же проблематике посвящена монография: Л. Струганець. Динаміка лексичних норм української літературної мови XX століття. Тернопіль, 2002.
6 Обзор таких работ см.: О.О. Тараненко Колоквіалізація, субстандатризація та вульгаризація як характерні явища стилістики сучасної української мови (з кінця 1980-х рр.) // Мовознавство. 2002, № 4–5. С. 33–39; Мовознавство. 2003, № 1. {188} С. 32–41.
7 Наиболее взвешенную позицию заняли здесь зарубежные исследователи, см., в частности: М. Флайер. Суржик: правила взаимодействия // Он же. Избранные труды. Т. 1: Работы по синхронному языкознанию. М., 2010. С. 622–650.
8 Курс історії української літературної мови. Київ, 1961. Т. II. С. 395.
9 Там же. С. 221.
10 См. инициативы группы «Молода Черкащина», примеры материалов такого рода можно найти, в частности, на сайте: zik.com.ua.
11 Ohnheiser I. Эколингвистика и тенденции развития современных славянских языков… S. 30.
12«В українській мові вони вже активно вживаються. «Вищий учбовий заклад» – вже пізніше тлумачення цієї абревіатури з метою наблизити її до української мови (хоча особливої потреби в цьому нема – «вуз» є, до певної міри, запозиченим іменником, як «комсомол». Просто комітет радянської молоді припинив своє існування, а вищі навчальні заклади продовжують навчати студентів). ВНЗ, будучи правильно побудованим українським скороченням, не має тенденції до перетворення в самостійне слово – у ньому відсутні голосні, «веензе» не має відмінків, тоді як ВУЗ поступово стає звичайним іменником ІІ відміни. Вживаючи слово «вуз», ми у більшості випадків навіть не замислюємось, що це скорочення» http://lingvoforum.n...hp?topic=9123.0
13 Белей О. Розмовляєте українською? Підручник української мови. Вроцлав, 2006
14 Об этом подробнее см.: Остапчук О.А. Фактор полилингвизма в истории украинского литературного языка // Славянский вестник. Вып. 2. М., 2004. С. 257–269.
15 «Вони РАБИ з серпом і молотом в голові, їхні внуки – діти до сих пір кажуть совєцький рубель на гривну, ти думаєш таких можна переучити чи перевиховати»: из комментариев к обращению В. Ющенко в 2010 г. http://korrespondent...o-nepovinovenii.
16Стишов О.А. Українська лексика кінця XX століття (на матеріалі засобів масової інформації). Київ, 2003; Струганець Л. Динаміка лексичних норм української літературної мови XX століття. Тернопіль, 2002.{189}
Остапчук О.А. Русизмы в современном украинском языке: нормативная оценка и речевая практика // Цивилизационно-культурные связи России и Украины. Вторая конференция Российской ассоциации украинистов: материалы международной научно-практической конференции. Москва, 1–3 декабря 2011 г. Украинская история, культура и национальная мысль в наследии Тараса Шевченко: опыт переосмысления от XIX века до наших дней. Третья конференция Российской ассоциации украинистов: материалы научно-практической конференции. Москва, 25 апреля 2014 г. / Отв. ред. Г.М. Лесная. М.: МГИМО – Университет, 2015. С. 180–189.
«Нет! Это в самом деле не украинский язык! – писал И. С. Нечуй-Левицкий. – Такого языка у нас не разберут и ничего из него не поймут, а если что-то и разберут, то в голове останется что-то невыразительное, каламутное, какая-то муть».
Вы только задумайтесь, какую крамолу он нес в массы, критикуя мову: «
Вместо народного слова «дэржать» вводят слово «трыматы», вместо народного «ждать» — слово «чэкаты», вместо "прэдложыты«— «пропонувалы», вместо «ярко» — «яскраво», вместо «обида» — «образа», вместо «война» — «вийна», вместо «учебник» — «підручник», вместо «ученик» — «учень» и т. д.»
И.С. Нечуй-Левицкий относился с предубеждением к галицийскому варианту украинского языка. Этот писатель происходил из Надднепрянщины, где и прожил бо́льшую часть своей жизни.
«Русский народ, за более чем тысячу лет своей истории, сильно размножился и расселился. Он теперь один из наибольших народов на свете и расселился на одной шестой части земли. И так, со временем, выделились из русского народа три главных племени, со своими немного отличающимися говорами или наречиями. Суть-то именно: малорусы (южно-руссы, або южане), до которых причисляемся и мы, червоноруссы (галичане, холмчане, волыняне, буковинцы, подоляне, лемки и угроруссы) и народ, живущий на Украине, Кубани и других землях с такими головными городами, как Киев, Полтава, Чернигов, Харьков, Екатеринодар и другие. Другое наибольшее русское племя — то есть великорусы, североруссы, северяне. Оно расселилось в основном на севере с такими городами, как Новгород, Москва, Петроград, Архангельск и майже вся Сибирь по Владивосток. Третье и самое наименьшее племя, то белорусы с городами Минск, Витебск, Гродно и другими. В образовании русского литературного книжного языка, в создании всей русской культуры принимали участие все русские племена: малорусы, великорусы и белорусы. Что до книжного языка, то можно сказать, что малорусы положили для него основу, а великорусы придали ему свой выговор. И до того неверно и смешно, если там кто-то говорит, что тот язык не есть наш, малорусов, что-то московский язык, або российский язык. Нет, то не верно. Он есть общерусский литературный язык, то есть такой же Московский, как Киевский и Львовский», — из книги Григория С. Мальца «Потуги разъединения и ослабления русского народа», издательство «Ставропигийского Института», город Львов, Польская Республика, 1924 год.
Григо́рий Семёнович Ма́лец (рус. дореф. Григорій Семеновичъ Малецъ; 1867, Восточная Галиция — 7 ноября 1935, Львов) — галицко-русский политический, общественный и военный деятель, учёный, журналист и публицист. Участник Гражданской войны, основатель Карпато-русского отряда (1918) в Добровольческой армии
В конце XIX века первым украинским правописанием украинофилы назовут упрощённое правописание Пантелеймона Кулиша, которое он составил и использовал в периоде между 1855 и 1860-м годами. Здесь уместным будет привести текст его письма Якову Головацкому из Варшавы, написанное Кулишом 16 октября 1866 года.
«Вам известно, что правописание, прозванное у нас в Галиции „кулишивкою“, изобретено мною в то время, когда все в России были заняты распространением грамотности в простом народе. С целью облегчить науку грамоты для людей, которым некогда долго учиться, я придумал упрощённое правописание. Но из него теперь делают политическое знамя. Теперь берёт меня охота написать новое заявление в том же роде по новому превозносимой ими, врагами России, „кулишивки“. Видя это знамя в неприятельских руках, я первый на него ударю и отрекусь от своего правописания во имя русского единства».
«Анализ наследия деятелей русского движения говорит, что спор о языке был лишь маленькой вершиной огромного айсберга. Главным был вопрос — единая Русь от Карпат до Камчатки или Украина, враждебная Московии», — Нина Магометхановна Пашаева «Очерки русского движения в Галичине XIX–XX веков».
«Русский народ, за более чем тысячу лет своей истории, сильно размножился и расселился. Он теперь один из наибольших народов на свете и расселился на одной шестой части земли. И так, со временем, выделились из русского народа три главных племени, со своими немного отличающимися говорами или наречиями. Суть-то именно: малорусы (южно-руссы, або южане), до которых причисляемся и мы, червоноруссы (галичане, холмчане, волыняне, буковинцы, подоляне, лемки и угроруссы) и народ, живущий на Украине, Кубани и других землях с такими головными городами, как Киев, Полтава, Чернигов, Харьков, Екатеринодар и другие. Другое наибольшее русское племя — то есть великорусы, североруссы, северяне. Оно расселилось в основном на севере с такими городами, как Новгород, Москва, Петроград, Архангельск и майже вся Сибирь по Владивосток. Третье и самое наименьшее племя, то белорусы с городами Минск, Витебск, Гродно и другими. В образовании русского литературного книжного языка, в создании всей русской культуры принимали участие все русские племена: малорусы, великорусы и белорусы. Что до книжного языка, то можно сказать, что малорусы положили для него основу, а великорусы придали ему свой выговор. И до того неверно и смешно, если там кто-то говорит, что тот язык не есть наш, малорусов, что-то московский язык, або российский язык. Нет, то не верно. Он есть общерусский литературный язык, то есть такой же Московский, как Киевский и Львовский», — из книги Григория С. Мальца «Потуги разъединения и ослабления русского народа», издательство «Ставропигийского Института», город Львов, Польская Республика, 1924 год.
Это перевод. Процитирую оригинальные тексты:
Русскій нарôдъ, за бôльше якъ тысячу лѣтъ своеи исторіи, сильно розмножився и розширився. Вôнъ теперь одинъ изъ найбольшихъ народôвъ на свѣтѣ и розширився на одной шестôй части земли.
Малец Г.С. Потуги розъединения и ослабления русского народа. Львов: Типография Ставропигийскаго института, 1924. С. 8.
И такъ зъ часами вытворились середъ русского народа три головныи племена, зô своими немного рôжнячимися говорами (нарѣчіями). Сутъ-то именно: малоруссы, (юнжо-руссы, або южане), до котрыхъ причисляемось и мы червоноруссы (галичане, холмчане, волыняне, буковинцѣ, подоляне, лемки и угроруссы) и народъ живущій на Украинѣ, Кубани и въ другихъ земляхъ съ головными мѣстами Кіевъ, Полтава, Черниговъ, Харьковъ, Екактеринодаръ идруг. (въ теперѣшнôй Закарпатской Руси, що при Чехіи.) Друге и найбôльше русске племя, то великоруссы (сѣвероруссы, сѣверяне). Оно розсѣлось головно на пôвночи зъ мѣстами якъ: Новгородъ, Москва, Петроградъ, Архангельскъ и майже вся Сибирь по Владивостокъ. Трете и найменьше племя, то бѣлоруссы, зъ мѣстами Мûнскъ, Вûтебскъ, Гродно и друг.
Там же. С. 9.
Въ выобразованю русского литературного (книжного) языка, въ созданію всеи русской культуры принимали участіе всѣ русскіи племена: малоруссы, великоруссы и бѣлоруссы. Що до книжного языка, то можна сказати, що малоруссы положили для него основу, а великоруссы надали ему свôй выговоръ. И длятого невѣрно и смѣшно, если намъ кто-то говоритъ, що той языкъ не есть нашъ (малоруссôвъ), що то московскій, або россійскій языкъ. Нѣтъ, то не вѣрно! Вôнъ есть обще-русскій литературный языкъ, такъ московскій, якъ кіевскій и львôвскій.
Там же. С. 13.
Приведу ещё один интересный отрывок:
Живая-же мова кождого народа помало, но постоянно мѣняеся. Наша русска мова яко живая мѣняеся тоже. Мѣняеся в ней спосôбъ выговора отдѣльныхъ слôвъ, на прим. въ однихъ мѣсцяхъ у нась говорятъ теля, а въ другихъ телье, або тылье; старыи слова замѣняются новыми, напр. старыи слова: днесь – нынѣ, замѣняются словомъ сегодня, а где куда словомъ дзûсь (взятымъ зъ польского). Зъ часомъ, зъ умственнымъ розвытьемъ народа, зъ ростомъ его просвѣщенія и знаній, творятся новыи слова, або также число слôвъ, для означенья якогось предмета, або понятія, значно побôльшаеся, особенно, если взяти пбдъ увагу бôльшу просторонь (край), яку занимае якій-то нарôдъ. Такъ въ однихъ мѣсцяхъ у насъ говорятъ: скотъ, въ другихъ – худоба, а гуцулы говорятъ: маржена, а еще гдекуды говорятъ – добытокъ. Або другій примѣръ: бульбы, картофлû, брамборы, бараболû, крамплû, грушû; все то слова для означенья одного и того самого предмета, но уживаемыи въ рôжныхъ мѣсцевостяхъ.
На перемѣну мовы, выговора, на творенье новыхъ слôвъ, мае сильный вплывъ также сосѣдство зъ другими народами, а также природа и климатъ краю, въ якôмъ живе данный нарôдъ.
Там же. С. 6.
Буквы ô, û, ѣ в соответствии с "максимовичевкой", принятой галицийскими русофилами, читаются как украинская i.
Это если всякие вандалы всем скопом ушли Рим грабить. Но если кто-то остались, то поляки могут быть отчасти потомками восточных германцев. Силинги могли остаться в каком-то числе, если Силезия от них. Но тема не об этом, вернёмся к украинскому.
Григо́рий Семёнович Ма́лец (рус. дореф. Григорій Семеновичъ Малецъ; 1867, Восточная Галиция — 7 ноября 1935, Львов) — галицко-русский политический, общественный и военный деятель, учёный, журналист и публицист.
Русофил Г.С. Малец являлся агрономом по профессии. Его упомянутая брошюра написана на искусственном языке – "язычии".
Малец Григорий Семёнович (1867-1935) – военный и общественный деятель, учёный-агроном и публицист.
Григорій Семеновичъ Малецъ.Ученый агрономъ, организаторъ карпаторусскаго отряда при Добровольческой арміи, предсѣдатель Русскаго Нар. Объединенія, предсѣдатель Русской Селянской Организаціи, тов. предсѣд. Союза Русскихъ Меньшин. Организацій, директоръ О-ва им. Качковскаго и членъ всѣхъ центр. гал.-русскихъ обществъ (1867–1935). Написалъ много популярныхъ статьей по агрономіи, напечатанныхъ въ изданіяхъ О-ва Качковскаго. Ему принадлежитъ равно-же брошюра для народа въ защиту этимологическаго провописанія п. з. „Потуги разъединенія и ослабленія русскаго народа“ (1924).
Ваврик В.Р. Члены Ставропигиона за 350 лет // Юбилейный сборник в память 350-летия Ставропигиона. Ч. 2 / Под ред. В.Р. Ваврика. Львов: Ставропигийский институт, 1937. С. 120.
В конце XIX века первым украинским правописанием украинофилы назовут упрощённое правописание Пантелеймона Кулиша, которое он составил и использовал в периоде между 1855 и 1860-м годами. Здесь уместным будет привести текст его письма Якову Головацкому из Варшавы, написанное Кулишом 16 октября 1866 года.
П. Кулиш в разное время имел украинофильские, русофильские и полонофильские взгляды, а в конце жизни стал склоняться к туркофильству.
Император Александр II помиловал большинство участников "Кирилло-Мефодиевского братства". Костомаров получил место профессора в спб. университете; Кулиш основал в Петербурге типографию и начал усиленно печатать старые и новые произведения украинской литературы. Появляются "Записки о Южной Руси", ценные не столько собранным в них этнографическим материалом, сколько тем чувством искренней любви автора к Украйне, ее народу и его языку, каким проникнута вся книга. Появляется "Чорная Рада" Кулиша, первый большой украинский роман, основанный на тщательном изучении истории и написанный прекрасным языком, но все-таки опоздавший на 10 лет; в 1846 г. он произвел бы гораздо большее впечатление, чем в 1856 г., в горячее, боевое время. Из типографии Кулиша выходят сочинения Котляревского, украинские рассказы Квитки, прекрасные украинские рассказы Марко Вовчка, удостоенные Тургеневым перевода на русский язык. В этих рассказах, писанных Марией Маркович (русской по происхождению, см.) при деятельном или даже, как полагают некоторые, главном участии ее мужа, Афанасия Марковича, одного из участников "Кирилло-Мефодиевского братства", украинское слово впервые в легальной форме представило русскому миру язвы крепостного состояния и вместе с тем дало возможность читателям глубже заглянуть в душу крестьян. Здесь как будто говорил сам народ, и его речь, полная тихой меланхолии, поражала своей простотой, гуманностью и мелодичностью. Украинские рассказы Марка Вовчка произвели сенсацию даже в русской литературе; в украинской литературе они и до сих пор считаются недостижимыми образцами языка, хотя манера рассказчицы и способ воспроизведения жизни несколько устарели. Последним из кирилло-мефодианцев возвратился из ссылки Шевченко. Громадное большинство его новых стихотворений было нецензурно и не могло предстать перед более широкой публикой. Погром 1847 г. заставил даже более видных кирилло-мефодианцев уйти в себя или совсем отказаться от политических мечтаний. Когда в 1861 г. украинцы начали издание собственного журнала "Основа", он стал развивать не широкую и свободолюбивую программу "Кирилло-Мефодиевского братства", а довольно тесную и для прогрессивных украинцев мало в то время интересную программу национального обособления Украйны, без сведения счетов с назревавшими в ту пору жгучими вопросами русской общественной жизни. Научный дилетантизм и политическое доктринерство Кулиша были, кажется, главной помехой успеху журнала; Шевченко, авторитет которого мог служить противовесом Кулишу, умер в самом начале предприятия (в феврале 1861 г.), Костомаров не мог сладить с Кулишем — и вот журнал, на который вся Южная Русь возлагала большие надежды и который дал действительно много ценного, после двухлетнего существования прекратился не от злоключений, а от истощения сил, как раз в ту пору, когда против украинского литературного и общественного движения собирались грозные тучи.
Сам Кулиш выступал в "Основе" и как критик (слишком строгие суждения о Гоголе и Котляревском), и как историк, а после смерти Шевченко, возмечтав, что пришла его очередь сделаться "кобзарем" Украйны, дал целый ряд эпических и лирических стихотворений, изданных особо под названием "Досвитки" и как будто нарочно составленных для того, чтобы доказать, что Кулиш — не Шевченко. Вскоре потом он еще более повредил себе в глазах всей передовой части русского общества, приняв сотрудничество в крайне шовинистическом журнале "Вестник Юго-Западной России" и содействуя системе казенного обрусения даже там, где оно явно шло вразрез с интересами коренного южно-русского населения.
В это время знакомится с галичанами Кулиш. На него, как на друга и товарища Шевченко, галичане возлагают большие надежды, от него ждут слова, разрешающего их недоумения и указывающего им путь практической деятельности. Кулиш, совершенно незнакомый с галицкими отношениями, рекомендует галичанам какое-то туманное славянофильство, более похожее на Хомяковское, чем на Шевченковское, не менее туманное народничество и в конце концов непримиримую борьбу с поляками. Разумеется, кроме этого последнего пункта, продиктованного галичанам их местными обстоятельствами, идеи Кулиша были для галичан совсем непонятны. Вот почему, несмотря на популярность его имени, газеты, бывшие его органами, имели мало читателей; основанная им в 1868 г. "Правда" влачила жалкое существование, а напечатанный им в приложении к той же "Правде" украинский перевод Священного Писания также не оправдал надежд, которые на него возлагал Кулиш.
В 1880 г. приехал во Львов П. А. Кулиш, с намерением печатать здесь свой перевод Шекспира, для чего украинцами была собрана довольно значительная сумма. Вместо этого полезного дела он дал некоторым польским панам поймать себя на удочку "культурности" и выступил в роли примирителя русинов с поляками в Галиции. Изданная им с этой целью "Крашанка" встретила со стороны украинцев всех партий единодушный отпор (статьи Барвинского в "Диле", Франко в "Свiтi", брошюра Мордовцева в Петербурге), а вышедшая в то же время книжка его "Хуторна поэзiя" обнаружила в авторе просто болезненное состояние духа. Поляки увидели, что с ним нечего считаться, обещанных денег на издание предполагавшейся газеты "Хутор" не дали и вместо примирения с русинами начали самый решительный подкоп под их национальное существование, пытаясь, посредством реформы базилианского ордена иезуитами, перевоспитать в своем духе черное духовенство, чтобы впоследствии иметь преданную интересам латинства униатскую иерархию. Кулиш понял, что его подвели, и уехал обратно в Россию, посвятив свои последние годы переводам (Шекспира, Байрона, Шиллера, Гёте, Гейне) и оригинальным поэтическим сочинениям (кроме множества мелких стихотворений — драмы "Байда", "Царь Налывай" и "Сагайдачный", поэмы "Маруся Богуславка", "Магомет и Хадиза", "Кулиш у пекли" и еще целый ряд других, сгоревших, за исключением небольших отрывков, во время пожара его хутора).
Южно-русская литература
I. Вступление. Это название употребляется здесь не в смысле географическом; оно применяется не к литературе (вернее — литературам) юга России, а к литературе одной из славянских этнических особей, именуемой также малорусской, русинской или украинской.
Въ силу этой конституціи, опредѣлившей положеніе народовъ Австріи, русскій народъ признавался однимъ изъ государственныхъ, какъ и русскій языкъ получалъ права одного изъ государственныхъ языковъ. Однако, подъ русскимъ подразумѣвался не русскій литературный языкъ, но языкъ малорусскій, «рутенскій» (ruthenisch) или «украинскій». Напротивъ, русскій языкъ, т. е. литературный языкъ Россіи, становился въ обычномъ употребленіи признакомъ «москалефильства», т. е. влеченія къ «Москвѣ», Россіи. Въ зависимости отъ того, каковы были отношенія центральнаго вѣнскаго или мѣстнаго галиційскаго правительства къ украинцамъ, измѣнялось и его отношеніе къ представителямъ этого культурно-политическаго направленія, при чемъ въ послѣднее десятилѣтіе враждебные Россіи украинцы встрѣчали въ Вѣнѣ похвалы и поощреніе и, наоборотъ, въ партіи «москалефиловъ» правительство все болѣе опредѣленно видѣло своихъ враговъ. Все развитіе Галицкой Руси за десятилѣтія, протекшія съ 1867 года, опредѣляется тѣмъ положеніемъ, какое русскій народъ и языкъ заняли въ государствѣ, согласно новой конституціи. Управленіе страной центральное австрійское правительство сохранило въ польскихъ рукахъ. Это значитъ, что избирательный законъ, опредѣлявшій выборы въ мѣстное законодательное представительное {18} учрежденіе, сеймъ (во Львовѣ), былъ составленъ такъ, что большинство членовъ сейма принадлежало къ польской національности и къ состоятельнымъ, консервативно настроеннымъ классамъ ея. Комиссія сейма, которой ввѣрялось управленіе мѣстными дѣлами (нѣчто въ родѣ земской управы), состояла въ большинствѣ своемъ изъ поляковъ. Наконецъ, намѣстникомъ австрійскаго императора въ Галиціи назначался до послѣдняго времени какой-нибудь богатый и видный представитель польскаго дворянства, по своимъ убѣжденіямъ человѣкъ консервативнаго направленія. Все это обезпечивало сохраненіе за Галиціей ея польскаго отпечатка и политическаго преобладанія поляковъ. Конечно, объ «утѣсненіи» другихъ народностей края теперь уже не могло быть и рѣчи. Конституція гарантировала русскому населенію страны право обученія въ русской нижней и средней школѣ, право суда на своемъ языкѣ и т. д. Практика жизни ввела во Львовскомъ университетѣ нѣсколько каѳедръ на русскомъ языкѣ; общій конституціонный укладъ жизни допустилъ широкое развитіе русской печати, русскихъ просвѣтительныхъ и иныхъ обшествъ, школъ и т. п. Тѣмъ не менѣе, по отношенію къ проценту населенія, русскихъ учрежденій оказывалось меньше, чѣмъ польскихъ, и русскіе пользовались меньшимъ политическимъ значеніемъ. Вслѣдствіе этого, русское политическое движеніе, спеціально «украинское», т. е. основывающееся на самостоятельности малорусской національной жизни отъ общерусской «россійской», пріобрѣло въ значительной мѣрѣ характеръ непрестанной борьбы съ поляками, борьбы, продолжавшейся съ небольшими перемиріями вплоть до войны 1914 года.
Такъ складывалось въ Галиціи новое національное самосознаніе, для котораго требовалось и новое орудіе выраженія. Тотъ языкъ, на которомъ писали люди стараго поколѣнія, стремившагося къ литературному единенію съ Россіей, оказывался настолько безобразнымъ, настолько чуждымъ и русскому языку, и мѣстнымъ народнымъ говорамъ, что это «язычіе» внушало къ себѣ только насмѣшки. Конечно, проще всего было бы обратиться къ самымъ {19} источникамъ «язычія», т. е. къ живому русскому литературному языку, и усвоить его.
Русофилы писали на "язычии" (промежуточное звено между русским и украинским) книги для украиноязычных галичан, большинство которых не понимало русский литературный язык, далёкий от их русинских говоров.
