КАК какой-нибудь вятский крестьянин или архангелогородский рыбак мог ненавидеть басурман, если он их никогда не видел?
Архангелогородский рыбак как раз мог видеть, Архангельск был единственным международным портом, да и сами поморы могли плавать в какое-нибудь очень близкое зарубежье.
Сообщение отредактировал Ученый: 25.03.2024 - 15:59 PM
К XIII веку русские переселенцы, ассимилировавшие карелов, коми и лопырей, стали называться поморами. Основными их занятиями были рыболовство, охота на тюленей, моржей, китов, белых медведей. Но совершенно свободными поморы себя в северных морях не чувствовали: норманны-викинги, которые прежде господствовали в западных арктических водах, не слишком-то обрадовались появлению новых мощных конкурентов. Норвежцы продолжали ходить на своих кораблях на восток, промышлять у берегов Белого и Баренцева морей, наши, в свою очередь, заплывали в их земли, и встречи мореходов далеко не всегда были мирными. Свидетельства тому сохранились в норвежских источниках. В 1316 году двиняне ходили в военный поход на Мурман (Северная Норвегия), а в 1323 году — на Хологаланд (самая северная провинция Норвегии). В свою очередь, норвежский отряд из пятисот воинов в 1419 году ограбил и разорил селения в устьях Варзуги, Онеги и Северной Двины.
Однако поморы упорно отстаивали свое право на промысел в Северном Ледовитом океане. Известно, что в XV веке они ходили в далекие морские походы к Груманту (Шпицбергену), острову Медвежьему и на Новую Землю. Наверняка такие походы совершались и раньше, просто упоминания о них не сохранились в источниках.
Тесная связь поморов с Норвегией привели даже к образованию в XVII веке особого «торгового» языка русьнорг (руссенорск), половину слов в котором составляли поморские, а половину — норвежские. Русьнорг был в ходу долго, а исчез только в XX веке, когда советская власть закрыла государственные границы и поморы более уже не могли торговать с норвежцами.
Мексиканцев не любят в Америке, но есть и мексиканские кварталы и чайна-тауны... Гарлем опять же... Немецкая слобода, конечно, не имела статуса гетто, но, тем не менее тоже возникла не из-за любви русских к иностранцам...
вы наверно не поняли, что я сказал
не любить //активно// можно того , кто рядом с тобой и постоянно раздражает тебя своей внешностью, поведением, обычаями, бескультурьем
поэтому: КАК какой-нибудь вятский крестьянин или архангелогородский рыбак мог ненавидеть басурман, если он их никогда не видел?
они в Москве - он на Белом море
или на Охотском
но яго приписывает русскому народу ненависть к иноземцам
с хрена ли?
Немецкая слобода это аналог чайна-тауна или Гарлема. И является результатом как раз нелюбви русских к иностранцам. В Немецкой слободе жили не только немцы. Жили и голландцы, и англичане, и французы. И разница в менталитете была огромная. Начиная с бритья бород и заканчивая отношением к воровству. А при такой разнице в менталитетах непонятного - много, а непонятное - пугает. Плюс европейцы считали русских варварами, что тоже не располагало к дружеским отношениям. Там где не было контактов и ненависти не было. Но! Мурманск и Архангельск контактировали, северный морской путь был на тот момент хоть и поменьше современного, но использовался иностранцами. Прибалтийские районы тоже контактировали. Да и сухопутным путём иностранцы ездили.
Неприязнь русских к иноземцам была не изначальной, а возникла по конкретным историческим причинам. Во время смутного времени Польша и Швеция пытались захватить русские земли, в Россию ворвались отряды интервентов (кроме поляков там были и другие европейцы). Интервенты вели себя нагло и высокомерно по отношению к русским, это вызвало ответную ненависть. Когда Смута наконец закончилось в обществе сложился консенсус по поводу того, что нужно выбрать легитимного православного царя, а вмешательство иностранцев ограничить. Даже в относительно благополучные времена царя Алексея возникала множество криминальных разборок с участием иностранцев, поэтому их и старались держать всех вместе и под надзором властей.
Нравы населения Немецкой слободы имели не самые привлекательные особенности:
«Извлечь побольше выгод, занять попочетнее положение, пороскошнее принарядиться, блеснуть пред другими своею силою, властью, значением — вот те существенные интересы, которыми руководился, жил и дышал этот люд… И так как число лиц, которые могли бы опираться на свои несомненные достоинства, было весьма незначительно, то, чтобы осуществить свои личные цели, иноземцы не были разборчивы в средствах. Происхождение, воспитание, взгляды, занятия в этом отношении мало могли доставлять им сдержки».
Ежедневные ссоры и драки по поводу и без такового, как и постоянные судебные разбирательства между жителями слободы, стали вполне обыденным делом. Склоки и доносы друг на друга считались нормой. А расслоение по уровню достатка и обилие малоимущих иноземцев-военных в Немецкой слободе приводило к росту воровства и грабежей. Вместе или порознь с иноземными служилыми людьми действовали и российские криминальные элементы.
Уже к концу 1657 года обстановка в околомосковском «немецком городе» стала невыносимой.
И в январе 1658-го его знатные обитатели пожаловались царю, о чем много позднее в царском указе 1698 года рассказывалось:
«…били челом… Голландцы и Амбургцы торговые иноземцы, которые живут в Новонемецкой слободе, что де у них учало быть в слободе от служилых иноземцов и от всяких прихожих людей воровство большое, людей их грабят и побивают до смерти, и из слободы в город рано и из города поздно ездить страшно, и Московским и их торговым людям для расплаты в товарных деньгах ходить к ним опасно, и чтоб Великий Государь пожаловал, велел их от таких людей оберечь».
Царь Алексей Михайлович, пусть и не сразу, распорядился навести порядок в Немецкой слободе:
«По указу Великого Государя… велено ту Немецкую слободу ведать, Голландцов и Амбургцов торговых иноземцов от всякого дурна оберегать Стольнику Василью Безобразову… приезжати ему в тое Немецкую слободу почасту, и по улицам, и по переулкам поставить караулы».
И лишь после этого в слободе — хотя бы внешне — появилась чинность европейского города.
В этом и дело, русские иностранцев не знали, а во время Смуты поляки расползлись довольно широко по западной части России и проявили себя не очень хорошо. Поэтому низшие классы ничего хорошего от иностранцев не видели. А бояре относились к полякам куда более терпимо, они сидели в польской осаде и сдались своим только тогда, когда поляки стали грабить самих бояр.
А один аристократ князь Иван Хворостинин даже горько жаловался, когда поляки наконец убрались из Москвы - он говорил что поляки это культурные и благородные люди, а русские во всем хуже их. Хворостинин даже попытался обратить своих крепостных в "латинскую" веру. Царь Михаил отправил этого западника в Белозерский монастырь, после чего Хворостинин на публике вел себя прилично, но в глубине души все же остался приверженцем Запада.
Сообщение отредактировал Ученый: 25.03.2024 - 16:44 PM
Согласно наиболее популярной версии , Сусанин стал вынужденным проводником для польско-литовского отряда, намеренно завёл врагов в болото, за что принял мучительную смерть и был буквально изрублен на куски. Сам отряд, как следует из этой легенды, тоже погиб. Именно эта история легла в основу оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя».
По второй версии, Иван Сусанин никого никуда не водил. Его спросили, где царь, а он отказался отвечать. Его публично замучили до смерти. Но перед этим Сусанин успел отправить своего зятя к Романовым, чтобы предупредить об опасности.
Между прочим вся семья Романовых, включая Михаила, сидела в московской осаде с поляками, оборонявшимися от земского ополчения. Но в 1612 поляки против Михаила ничего не имели, а вот через год отправились за ним в Кострому.
Во-первых, сама по себе интрига с созданием самозванца, выдававшего себя за царевича Дмитрия Ивановича, удельного князя Угличского (трагического погибшего при неясных обстоятельствах в мае 1591 года), началась, как показал, к примеру, отечественный историк Р. Г. Скрынников в своей работе «Три Лжедмитрия», отнюдь не в Речи Посполитой, а в самой же России — в этой связи он цитирует слова В. О. Ключевского о самозванце, что тот «был только испечён в польской печке, а заквашен в Москве». Лжедмитрий I (Григорий Отрепьев) был связан с московскими кругами (как боярскими, так и церковными), недовольными властью царя Бориса Годунова и изготовившим его соперника:
«Царь Борис нимало не сомневался в том, что самозванца подготовили крамольные бояре. Один из царских телохранителей, Конрад Буссов, передаёт, что Годунов при первых же известиях об успехах самозванца сказал в лицо своим боярам, что это их рук дело и задумано оно, чтобы свергнуть его, в чём он и не ошибся, добавил от себя Буссов.
Известный исследователь Смуты С. Ф. Платонов возлагал ответственность за самозванческую интригу на бояр Романовых и Черкасских. «…Подготовку самозванца, — писал он, — можно приписывать тем боярским домам, во дворах которых служивал Григорий Отрепьев». Мнение С. Ф. Платонова остаётся не более чем гипотезой. Отсутствуют какие бы то ни было данные о том, что Романовы непосредственно участвовали в подготовке Лжедмитрия. Однако следует иметь в виду, что именно на службе у Романовых и Черкасских Юрий Отрепьев получил весь запас политических взглядов и настроений. Именно от Никитичей и их родни Юшка усвоил взгляд на Бориса как на узурпатора и проникся ненавистью к «незаконной» династии Годуновых.
Множество признаков свидетельствует о том, что самозванческая интрига родилась не на подворье Романовых, а в стенах Чудова монастыря. В то время Отрепьев уже не пользовался покровительством могущественных бояр и мог рассчитывать только на свои силы.
Кремлёвский Чудов монастырь оказался подходящим местом для всевозможных интриг. Расположенный под окнами царских теремов и правительственных учреждений, он давно попал в водоворот политических страстей. Благочестивый царь Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то, что они только по одежде иноки, а творят всё как миряне. Близость к высшим властям наложила особый отпечаток на жизнь чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол и было много противников новой династии, положение которой оставалось весьма шатким».
Вопреки распространённому мнению о Лжедмитрии как о проводнике воли Папства, стремившемся окатоличить Россию, бежав в Речь Посполитую, Григорий Отрепьев, как отмечает Скрынников, поначалу примкнул к протестантам-антитринитариям («арианам»):
«В Гоще Отрепьев получил возможность брать уроки в арианской школе. По словам Варлаама, расстриженного дьякона учили «по-латынски и по-польски». Одним из учителей Отрепьева был русский монах Матвей Твердохлеб, известный проповедник арианства. Происки ариан вызвали гнев у католиков. Иезуиты с негодованием писали, что ариане старались снискать расположение «царевича» и даже «хотели совершенно обратить его в свою ересь, а потом, смотря по успеху, распространить её и во всём Московском государстве». Те же иезуиты, не раз беседовавшие с Отрепьевым на богословские темы, признали, что арианам удалось отчасти заразить его ядом неверия, особенно в вопросах о происхождении Святого Духа и обряде причащения, в которых взгляды ариан значительно ближе к православию, чем к католичеству.
По словам Варлаама, Отрепьев жил у еретиков в Гоще до марта — апреля 1603 г., а «после Велика дни из Гощи пропал». Судя по всему, самозванец нашёл прибежище у запорожских казаков. По некоторым данным, Гришка будто бы бежал к запорожским казакам в роту старшины их Герасима Евангелика и был там с честью принят. Если приведённые сведения достоверны, то на основании их можно заключить, что связи с гощинскими арианами помогли Отрепьеву наладить связи с их запорожскими единомышленниками. Когда начался московский поход, в авангарде армии Лжедмитрия I шёл небольшой отряд казаков во главе с арианином Яном Бучинским. Последний был ближайшим другом и советником самозванца до его последних дней».
Ян Бучинский имел на Отрепьева огромное влияние — и позднее, когда его друг занял российский престол, участвовал в его интригах против короля Речи Посполитой, фанатичного католика Сигизмунда III Ваза. Кроме того, поддержку своих планов по захвату власти в России Лжедмитрий искал далеко не только у католиков (и не только в Речи Посполитой) — будучи, как я покажу далее, классическим политическим авантюристом, он не брезговал никакими средствами и никакими покровителями, легко меняя друзей и врагов (вспомнить хотя бы то, что он сначала был близок к арианам, а потом тайно перешёл в католичество). Одним из важнейших покровителей Отрепьева среди польских магнатов — наряду с католиком Юрием Мнишеком — являлся убеждённый православный Адам Вишневецкий (который, однако, имел территориальные конфликты с Россией):
«Отрепьев не порвал с арианами. Ничто не мешало ему вернуться в Гощу и продолжать обучение в арианских школах. Однако самозванец должен был уразуметь, что он не имеет никаких шансов занять царский трон, будучи еретиком. Столкнувшись в первый раз с необходимостью уладить отношения с православным духовенством, «царевич» решил искать покровительства у Адама Вишневецкого — ревностного сторонника православия.<…> Вишневецкий признал «царевича» не потому, что поверил его бессвязным и наивным басням. В затеянной игре у князя Адама были свои цели. Вишневецкие враждовали с московским царём из-за земель. Приняв самозванца, князь Адам получил сильное средство нажима на русское правительство. <…>
Князь Адам имел репутацию авантюриста, бражника и безумца, но он был известен также как рьяный поборник православия. Семья Вишневецких состояла в дальнем родстве с Иваном Грозным. Родня князя Адама — Дмитрий Вишневецкий — был троюродным братом московского царя. Признание со стороны Адама Вишневецкого имело для Отрепьева неоценимое значение. Оно устраняло все сомнения в приверженности «царевича» православной вере и обеспечивало ему важные преимущества. Вишневецкий признал безродного проходимца «своим» по родству с угасшей московской династией».
Сообщение отредактировал Ученый: 17.04.2024 - 20:35 PM
