Уже 8 (18) августа 1649 г. было подписано двойное соглашение с крымской ордой и казаками. Польша обязалась выплатить выкуп за отвод орды в Крым и за снятие осады со Збаража, начать выплачивать ханству дань. Король предоставлял хану право грабить города и земли Малороссии во время возвращения в Крым, уводить людей в полон.
С казаками, по предложению хана, также был заключен мир, на основе программы, которую ранее передал Хмельницкому Адам Кисель. Запорожское войско получало все прежние права и привилегии. Полную амнистию получали все повстанцы. Численность реестра определялась в 40 тыс. человек, те люди, которые оставались вне реестра, должны были вернуться к своим хозяевам. Чигиринское староство подчинялось лично гетману. Все должности и чины в Киевском, Брацлавском и Черниговском воеводствах польский король мог давать только местным православным дворянам. На территории казачьего войска не должно было быть королевской армии. Евреи и иезуиты потеряли право жительства на территории казачьих полков. Относительно унии, церковных прав и имуществ вопрос должны были поставить на ближайшем сейме согласно прежним привилегиям, и интересам киевского духовенства. Киевскому митрополиту предоставлялось место в сенате.
Этот мир не был долговечным. Поляки были обрадованы избавлением от гибели двух войск под Зборовым и Збаражем. Однако, как только паны и шляхта избежали гибели и плена, так сразу вернулись их спесь и гонор. Они не собирались выполнять условия мира. Канцлер Оссолинский был подвергнут жесткой критике и даже обвинялся в измене. Даже короля обвиняли в трусости и поспешности соглашения. Спасшиеся благодаря Зборовскому договору паны, сидевшие в Збараже, заявили, что мир заключен за их счёт (они имели владения в Малороссии). Князь Вишневецкий открыто заявлял, что король их выдал черкасам (так тогда называли казаков) и татарам. Польша ещё была сильна и могла продолжать войну. Так, Радзивилл разгромил восставших в битве под Звягилем. Погиб полковник Голота. Затем Радзивилл нанес поражение казачьей армии под Лоевом (31 июля). Один из вождей казаков Кричевский погиб. В этих боях казаки понесли серьёзные потери. Но не мог продолжать наступление и Радзивилл. В его тылу продолжали бунтовать крестьяне и горожане Белой Руси.
С другой стороны, хотя Хмельницкий возвращался с победой и миром, однако соглашение с врагами вызвало раздражение в народе. Народ был раздражен союзом с крымской ордой, её бесчинствами. Договор в основном обеспечивал права и привилегии казацкой старшины, малороссийского дворянства и духовенства. Люди не хотели возвращаться в подданство Речи Посполитой. Около 40 тыс. казаков попадали в списки 15 — 16 полков, но 100 тыс. или даже более оставались вне реестра, и возвращались в состояние крепостных, польских холопов. Ещё больше было крестьян, которые должны были вернуться под власть польских панов и шляхтичей. Трудно было восстановить прежние крепостные отношения. Попытки панов и самого гетмана «навести порядок», карательные экспедиции вызывали новые восстания и бегство крестьян в Русское царство. Условия унии и вообще религиозных дел были неопределенными, что обещало новые проблемы в будущем.
Таким образом, попытка гетмана и части старшины создать казачью автономию, где реестровые казаки станут новым привилегированным сословием (становясь новой шляхтой), а большая часть народа будет крепостными, в том числе снова под властью поляков, провалилась. Массе русского народа такое разделение на «избранных» и «хлопов» было ненавистно. Польские паны также не желали признавать казачество за равное себе сословие. Несмотря на все усилия польского короля, Зборовский договор не был утверждён, шляхта решила продолжать войну.
Выигранная кампания 1649 года принесла Хмельницкому и его государству неожиданно мало результатов. Война закончилась, гетман во главе казаков возвращался в теперь уже своё государство, где он стал почти самовластным правителем. Но радости не было, и повода для оптимизма тоже. Гетман потратил целый год на формирование антипольской коалиции, но в решающий момент оказался только с крымцами на своей стороне. Очень удачно провёл кампанию 1649 года — но смог добиться сравнительно малого. Триумф, которого можно было ожидать после столь решительной победы как Зборовская, не состоялся. Впереди было очень много проблем, которые предстояло решать.
Расплачиваться за компромисс казакам предстояло немедленно. Союзники-татары, нимало не стесняясь, пополняли ясырь тысячами местных жителей, многих мужчин убивали просто так, забавы ради. Полки Даниила Нечая и Мартына Небабы шли вместе с ордой, чтобы при случае урезонивать зарвавшихся татар. Как они собирались это делать, не понимал никто — Ислам-Герай был в своём праве.
Мартын Небаба. Художник — Даниил Нарбут. siver.com.ua
Пустели целые районы Волыни и Подолья, были разграблены окрестности Острога, Заслава, Сатанова, Бара, Меджибожа, Ямполя и многих других городов. Народу такое разорение нравиться не могло, и авторитет Хмельницкого начал быстро падать. Теперь про всесильного гетмана сочиняли совсем не хвалебные песни:
«Бодай того Хмельницького
Первая куля не минула,
А другая устрелила,
У серденько уцілила!»
Где найти союзников?
Разозлённый бессилием что-либо изменить в свою пользу, Хмель печалился, искал виноватых и нашёл их, например, в лице московского царя — послу Алексея Михайловича он выговаривал, что если бы царь«учинил им вспоможенье по их челобитью ратными людьми, так бы де белорусцы в полон поиманы от татар не были». В письмах трансильванским владыкам Дьёрдю и Сигизмунду Ракоци он называл Зборовский договор«обманом, а не миром». Доселе у казацкого вождя на поле боя всё получалось гораздо лучше, чем на дипломатическом фронте. Проведя переговоры едва ли не со всеми соседями, Хмельницкий добился лишь благожелательного нейтралитета единоверного русского царя — не так уж много, учитывая изначально неплохие отношения с Москвой и православным клиром. Долгие переговоры с трансильванцами, османами и поддержка на выборах Яна Казимира пока никаких выгод не дали.
В надежде на помощь гетман благосклонно принимал посланцев от русских порубежных воевод — те жаловались, что татары мешают жить не только полякам, но и им, совершая набеги. Хмель обещал компенсации и уверял, что хан спит и видит как бы напасть на Москву, и только уговоры самого Богдана не дают набегу состояться. Вместе с тем казацкий вождь негодовал, не видя активных действий со стороны восточного соседа — послов от царя и воевод он (возможно, небезосновательно) считал шпионами, зондирующими обстановку. Раздражение гетмана иногда не удавалось скрыть. Так, 6 сентября в Чигирин прибыли посланцы путивльских воевод В. Бурый и М. Антонов. Помимо прочего, они жаловались на то, что казаки самовольно застолбили часть порубежной русской территории и там«землю пашут и пасеками стоят и всякими угодьи владеют». Справедливость этих претензий Хмельницкий понимал, поэтому сначала возражать не стал и отправил полковнику Небабе универсал не чинить беды россиянам и карать виноватых. Однако потом гетман сорвался и сделал заявление, которое могло стоить казакам добрых отношений с Москвой. Через послов он передал царю, что собирается пойти«войною тотчас на твое государево Московское государство».
Царь Алексей Михайлович в молодости. varvar.ru
Хмельницкому повезло — никаких санкций за такое непочтение к самодержцу не последовало. Возможно, в Москве понимали, что у гетмана, не получающего помощи второй год, имеются причины бушевать, и закрыли глаза на непочтительность. В поход на Москву казаки, разумеется, не отправились, хотя послов Хмель прогнал «нечестьем» (видимо, нарушив этикет). Впрочем, следующего посла путивльских воевод Луку Лекора гетман принял с привычной вежливостью и заверениями в православном братстве и мире.
С трансильванцами, чьё посольство приехало в Чигирин 6–8 сентября, как обычно, строили грандиозные планы совместных атак на Польшу. Гетман заявил, что с Речью Посполитой у него теперь мир, но уверял, что это ненадолго, и поляки обязательно его нарушат.
С Крымом было, как ни странно, сложнее, чем с другими. Говоря, что хан собирается напасть на Россию и зовёт казаков с собой, Хмель нисколько не врал — Ислам-Герай действительно собирался в поход на Москву. Впрочем, что именно требовал от гетмана хан, толком неясно: то ли полноценного участия в походе, то ли просто нейтралитета. Сам Хмельницкий был не прочь улучшить отношения с ханом, отправив войско на Северный Кавказ и принудив к покорности неких «горских черкас», сбросивших власть Бахчисарая. Для этого он был готов выделить до 3000 казаков.
Наконец, удалось договориться и с победителем Кричевского литовским польным гетманом Янушем Радзивиллом. Посольство Силуяна Мужиловского, отправленное к нему в конце осады Збаража, вернулось с согласием Радзивилла на мир, что было неудивительно — разгром казаков под Лоевом большого влияния на ход войны не оказал. Отказавшись от идеи наступать на Киев, Радзивилл не получил от лоевской победы никаких выгод.
«Без дальнейшей войны быть не может»
Куда сложнее Хмельницкому было договориться с собственными подданными. Компромиссный Зборовский договор для многих из них стал крахом всех чаяний, и гетман понимал это настолько чётко, что точных условий соглашения не знал практически никто, кроме старшины (так, были засекречены границы казацкого государства, и многие казаки продолжали думать, что оно простирается до самого Бара и Новоконстантинова).
Гетманщина в XVII веке. Зелёной сплошной линией выделены границы по Зборовскому договору. meta.ua
Наиболее серьёзной проблемой оказалось ограничение казацкого реестра сорока тысячами. В державе Хмельницкого теперь жило около полутора миллионов человек, среди которых — многие десятки тысяч мужчин, уже успевших подержать в руках оружие, омочить его в крови и почувствовать себя хозяевами своей судьбы. Теперь большинству из них надлежало вернуться в своё прежнее, зачастую жалкое состояние — подчиняться пану или управляющему имением, вновь стать крепостным. Если раньше реестр сокращало ненавистное польское правительство, то сейчас за борт казацкой жизни людей выбрасывал сам гетман — надежда и опора. Это могло быть расценено как предательство.
Ситуация усугублялась экономическим кризисом. Из-за летней кампании на сев не хватило рабочих рук, часть пахотной земли осталась незасеянной, да и год выдался неурожайным — уже в ноябре казаки и мещане жаловались послам русского царя, что «ныне помирают они голодною смертью…»
Видя, что происходит, гетман решил не торопиться с определением нового реестра, хотя из Польши торопили, прося, чтобы всё было сделано до того, как начнёт работу сейм. Наконец, в середине октября Хмель решил собрать старшинскую раду, чтобы определить, «кому в леистровых казакех быть, кому не быть». В то же время приходилось решать не менее сложную задачу: шляхту следовало вернуть в родные фольварки на Украине, где её никто не рад был видеть. Хмельницкий разослал универсалы, призывая, «чтобы поспольство во всех местах утихомиривалось», и объясняя, что это сделано «для утверждения наших прав и вольностей, а также для умиротворения нашей православной веры». Гетман пытался тянуть время, говоря, что сначала пусть сейм одобрит договор, а там видно будет. И всё же без кровопролития не обошлось — в ряде городов начались выступления мещан, которые, не дожидаясь никаких решений сейма, убивали шляхтичей. Адам Кисель с грустью отмечал, что плебс не собирается прекращать резню и отказывается расходиться. В Брацлавском воеводстве доведённая до отчаяния шляхта собралась на сеймик и вынесла вердикт (всего через полтора месяца после заключения мира):
«Без дальнейшей войны быть не может».
Кисель просил поскорее вернуть шляхту в её владения, утверждая, что она не только не будет мешать составлять реестр, но и станет в этом помощником, чтобы поскорее удалить из своих поместий самых буйных и тех, кто хочет стать казаками. Воевода был то ли сверхнаивен, то ли очень циничен — понять, что казаками захотят быть все, было довольно просто. 1 ноября в Корсуне наконец собралась рада, которая начала записывать казаков в реестр. Было решено «в казаки писать тех, которые служат старо и со всякую службу их будет».
Хмельницкий продолжал улаживать дела с поляками, а православная церковь не получала от его побед почти ничего. Есть данные, что уже в октябре гетман соглашался на то, чтобы киевский митрополит Сильвестр (Косов), который по Зборовскому договору должен был получить место в сенате, без этого как-нибудь обошёлся. Хмельницкий по-прежнему просил ликвидировать Брестскую унию и вернуть православным церквям ранее отнятое имущество, но если об этом не договорились на поле казацкой победы, сейчас подобное было невозможно.
Несостоявшийся сенатор Речи Посполитой митрополит Сильвестр. Фреска с его изображением в Михайловском златоверхом соборе в Киеве.
В ноябре к Хмельницкому прибыло очередное посольство от крымского хана. Послы жаловались, что пока орда сражалась за гетмана под Зборовом, на татарские улусы ударили донские казаки. Далее хан просил отправить силы Хмельницкого против донцов — казаков против казаков! Гетман пока ответа не дал, но сурово выговорил за поведение донских казаков русским послам Неронову и Богданову, прибывшим 4 ноября. Послы оправдались стандартно — донцы сами себе хозяева, царя слушают плохо, и урезонить их нет никакой возможности. В итоге стороны решили не ссориться. 26 ноября, отпуская послов восвояси, Хмельницкий заявил, что никогда на Россию не пойдёт, а если казаки не смогут сопротивляться Речи Посполитой, то перейдут «со всем Войском Запорожским от проклятых ляхов царского величества сторону, под ево государеву высокую руку». Заодно гетман пообещал напасть на Турцию вместе с татарами, молдаванами, валахами и сербами.
Коррупция, недовольство и компромиссы
Отпустив татарских и русских посланников, Хмельницкий вплотную занялся реестром. Организовать его было нелегко ещё и потому, что некоторые отряды казаков до сих пор оставались за границами казацкого государства. Ещё в начале ноября польский король в письмах требовал у гетмана вывести контингенты из Стародуба, Любеча и Лоева; в руках казаков оставались Бар, Летичев и другие города.
Тем временем наиболее ушлые представители казачества, отлично устроившиеся в новых условиях, начали обогащаться доступными им способами — например, брать деньги за право быть записанным в реестр. Сохранились сведения, что за право стать «настоящим казаком» могли брать по 15 злотых — для простого воина сумма неподъёмная. Иеремия Вишневецкий писал, что только из его владений в казаки записалось 10 000 самых зажиточных крестьян и мещан. Голоте вход был закрыт. Такой подход нравился не всей старшине — часть её так или иначе поддерживала чаяния народных масс. Даниил Нечай, Матвей Гладкий, Прокоп Шумейко, Александр Кривоносенко и другие были не в восторге от разгула коррупции и чинимых бедным казакам обид, возмущались пренебрежением интересами православной церкви. По некоторым данным, Хмельницкому даже намекнули, что если он будет так плохо заботиться о нуждах своих людей, то они изберут другого гетмана. Для начала Хмель пошёл на паллиативную меру — позволил части не попавших в реестр остаться в войске в качестве обозной прислуги и джур, разрешив каждому реестровому иметь при себе «одного хлопа з самопалом, колясу з одним конем, а при ней другого хлопа з самопалом». К концу 1649 года работа над составлением казацкого реестра была в основном завершена.
В конце ноября Хмель наконец подготовил указания для казацких послов, отбывавших на сейм в Варшаву. Помимо утверждений пунктов Зборовского договора, он снова завёл речь о ликвидации унии и опять велел требовать возвращения православным отнятого имущества — с этим послы 1 декабря отбыли к полякам.
В первой половине декабря к Хмельницкому прибыло посольство от донских казаков, серьёзно обеспокоенных тем, что запорожцы собрались воевать против них с крымским ханом, и желавших удостовериться, что это не всерьёз. Хмель разубеждать донцов не стал, отпустил их домой и приказал казакам, которые собирались в Полтаве, чтобы идти с крымцами на Дон, разойтись. Одновременно гетман дал согласие польскому королю и Ислам-Гераю воевать против Османской империи (смысл этого демарша неясен до сих пор).
Сейм утверждает Зборовский договор
Тем временем в Варшаве начинался сейм. Мирные инициативы короля большинством делегатов были встречены неодобрительно. Зборовское поражение стало для шляхты шоком, хотя королевские пропагандисты не жалели сил, пытаясь доказать, что это была практически победа — почти как под Хотином в 1621 году.
Сейм начал работу 12 ноября; позицию короля отстаивали канцлер Ежи Оссолинский, великопольский генерал Б. Лещинский, краковский стольник С. Корицинский и другие. С другой стороны стояли сторонники Иеремии Вишневецкого, поддерживаемые шляхтой Русского воеводства. Сам Вишневецкий, по свидетельству русского посла Кунакова, «на том и приехал на сойм, чтоб ему дана была корунново великого гетманства булава… хотя отомстить запорожским казакам многие свои шкоды». С самого начала «непримиримые» стали требовать, чтобы реестр был сокращён до 12 000 человек, некоторые вовсе не соглашались на ратификацию договора. 27 декабря в Варшаву прибыл митрополит Сильвестр с казацким посольством. Владыка потребовал ликвидировать унию — разумеется, безуспешно. Сильвестр с самого начала согласился не настаивать на своём месте в сенате (католические священники на сенаторских постах заявили, что если православный митрополит получит кресло рядом с ними, они незамедлительно покинут свои места).
В начале января 1650 года договор, наконец, был ратифицирован. Реестр официально становился сорокатысячным, Хмельницкому лично отдавался Чигирин, православное духовенство не получило ничего.
Чигирин, гравюра XVII века. beket.com.ua
Теперь полякам предстояло выполнить сложнейшую задачу — вернуть собственность шляхте, чьи владения лежали на территории, ставшей казацкой. По букве закона, шляхтичи просто возвращались в свои имения и дальше жить спокойно, фактически же никакие универсалы не могли вернуть послушание крестьянам и мещанам, ещё недавно уничтожавшим шляхту. Возвращения владельцев постоянно сопровождались восстаниями, карательными акциями, убийствами и поджогами. Так, князь Самуил Корецкий, пытаясь вернуть контроль над имениями на территории Кальницкого полка, не смог добиться своего даже с помощью карательного отряда и отступил. Некоторые казацкие полковники сознательно поддерживали крестьян в их нежелании возвращаться под господскую руку — особенно грешили этим Кривоносенко и Небаба, открыто принимавшие восставших в свои отряды. В феврале вспыхнуло восстание Худолея уже на самом Запорожье — это означало, что авторитет гетмана сильно упал.
В начале 1650 года посланцы крымского хана, прибывшие к Хмельницкому, сильно обрадовали его — Ислам-Герай отказался от идеи бить донцов, а потому непопулярный среди казаков поход на братьев по вере отменялся.
Восстание против Хмельницкого?
В конце января к Хмельницкому пришли сведения из Варшавы о ратификации Зборовского договора и необходимости снова встретиться с Адамом Киселём для обсуждения деталей соглашения. Для этого гетман решил собрать расширенную старшинскую раду, допустив к работе в ней заслуженных реестровцев. Во второй половине февраля в Чигирине собрались старшины и «лутчие черкасы» (авторитетные казаки). 24 февраля «высшее общество» отправилось в Киев, чтобы говорить там с представителями Варшавы. Туда же со всех концов державы двинулись выписчики (бывшие крестьяне и мещане, изгнанные из казацкого сословия), чтобы добиться от своего вождя справедливости.
Когда правда расходилась с законом, Хмельницкий безоговорочно становился на сторону последнего — так, узнав, что на Уманщине крестьяне обижают шляхтича Ильяша Пекулицкого, гетман издал универсал, повелевавший «никаких бунтов, свовольств не чинить», а нарушителей «жестоко казнить, как бунтовников и непослушников».
Адама Киселя в Киеве приняли с привычным негостеприимством. Хмельницкий не соизволил даже обратить на вельможу внимания (в момент появления Киселя гетман был на службе в церкви), чем несказанно обидел оппонента. 5 марта началась работа рады. Лояльность некоторых полковников в свете недавних событий виделась Хмелю сомнительной — он боялся созыва «чёрной рады», на которой низы бы стали решать свою судьбу самостоятельно. До казацкого вождя доходили слухи, что полковники Кривоносенко, Нечай и Гладкий за глаза именуют его ляхом и предателем.
6 марта народный гнев наконец прорвался. Стихийно организовавшиеся отряды выписчиков окружили замок, в котором находился Кисель, и собрались «воеводу сносить». Хмельницкий понимал, что убийство польского посла вряд ли порадует короля, и нужно действовать быстро. Все бунтовщики, окружившие замок, тут же были записаны в реестр, и беспорядки закончились. Тогда же стало известно, что восстание на Запорожье подавлено, и арестованный Худолей привезён в Чигирин.
7 марта рада завершила работу. Существенные изменения были внесены в права шляхты на владение имениями в Гетманщине. Собственность оставалась за ними, но шляхта римского вероисповедания отныне не смела показываться на казацких землях — для управления имениями нужно было нанимать православного «менеджера». Отменялся подымный и другие налоги, теперь шляхтичу предстояло кормиться доходами с шинков и мельниц. 10 марта послы отправились в Варшаву со скорректированными требованиями и списком нового реестра.
Тем временем волна восстаний против несправедливости новой власти поднялась уже по всей Гетманщине. Хмельницкий принял некоторые меры по подавлению выступлений — так, пятерых казаков, убивших шляхтича, казнили прямо в присутствии Киселя, а полковникам, не явившимся на раду, было строго указано карать повстанцев, где бы их ни встретили. В письмах к гетману Николаю Потоцкому, вернувшемуся из крымского плена, в который он угодил под Корсунем, Кисель писал о «бешенстве плебса» и жаловался, что отправленные в имения управляющие сидят там «гостями, а не хозяевами», а прибылей от владений нет. На Брацлавщине полковник Нечай был целиком на стороне низов и даже позвал на подмогу татар очаковского бея. В конце марта король отправил Хмельницкому требование наказать Нечая и других бунтовщиков. Гетман для проформы велел посадить буйного полковника под замок, но вскоре отпустил.
Даниил Нечай. ua.utro.news
Дипломатия на всех фронтах
Тем временем крымский хан послал в Варшаву предложение совместно напасть на Россию, пообещав королю все захваченные города кроме Казани и Астрахани — предлагалось даже «чтоб над Московским государством был польский король государем». Впрочем, московские послы, прибывшие в Варшаву примерно в то же время, вели себя не более реалистично — они предложили отправить на казнь Вишневецкого, Потоцкого и нескольких других высших сановников за «искажение царского титула» в корреспонденции, а заодно отдать за это Смоленск, Стародуб, Оршу и Могилёв. В случае неисполнения послы обещали прервать переговоры и уехать в Москву — не исключено, что таким образом они пытались запугать оппонентов, узнав о переговорах с Крымом. В пользу этой версии говорит и тот факт, что послы, помимо прочего, добивались от короля создания польско-русского союза против хана. В итоге 13 июля был ратифицирован договор, в целом продлевающий Поляновский договор 1635 года, заключённый после Смоленской войны. Бумаги с «искажённым царским титулом» подлежали сожжению, но казнить, естественно, никого не стали.
Поместный конник Русского царства, XVII век. pinterest.com
Тем временем очередное крымское посольство вновь потребовало от Хмельницкого предоставить войска для похода на Северный Кавказ с целью усмирения номинально подвластных хану горцев. Последние гетману друзьями не были, и он согласился, приказав пяти тысячам казаков идти в конце мая на помощь Ислам-Гераю.
Посольство, вернувшееся из Варшавы, доложило, что король отнёсся благосклонно к казацким нововведениям. Было дано согласие на православных управляющих в Киевском, Черниговском и Брацлавском воеводствах, шляхтичам-католикам запретили возвращаться в свои имения.
В июне к державам, пытавшимся втянуть Гетманщину в войну против своих соперников, присоединилась Венеция. Посланник дожей Альберто Вимина да Ченеда страстно желал, чтобы казаки, наконец, вступили в войну с турками. Интересно, что казаки не отвергли предложение сходу — морские походы были делом прибыльным, так что в начале июня гетман собрал очередную раду и спросил, желает ли старшина идти за море. Старшина ответила утвердительно, но в итоге от идеи всё же отказались: хан, с которым предстояло координировать действия, вряд ли бы стал охотно воевать против своего сюзерена. В качестве временной меры венецианцам предложили заручиться полной поддержкой Ислам-Герая.
Будто узнав об интригах против Османской империи, 8 июля в Чигирин прибыл турецкий посол Осман-ага. Он очень попросил Хмельницкого не давать казакам ходить в морские походы, взамен обещая военную поддержку против Речи Посполитой. В итоге гетман согласился не враждовать с турками, за что кроме турецких войск в войне с Польшей вытребовал право сменить господаря Молдавии на более лояльного. Здесь впервые прозвучало имя Василе Лупу, молдавского владыки — ему и его княжеству ещё предстоит сыграть немалую роль в событиях Хмельниччины.
Молдавский господарь Василе Лупу. moldovenii.md
Кипящий котёл дипломатических интриг внезапно прорвало. Ислам-Герай, с которым вроде бы уже удалось договориться о совместном походе на Кавказ, вдруг отказался от всех договорённостей. 23 июля его посол безапелляционно заявил: на горцев идти больше не надо. Вместо этого посол потребовал срочно идти с ханом на Россию всеми возможными силами, не меньшими, чем в походе на Збараж. В случае отказа хан угрожал разрывом союза.
На Молдавию!
Подобный поход для Хмельницкого стал бы катастрофой. Идти на Москву всей армией, оставляя за спиной жаждущую реванша Речь Посполитую, было никак нельзя. Но терять единственного союзника с его незаменимой конницей тоже было невозможно, и гетман решил тянуть время. В письме к хану Хмельницкий логично указал, что собрать многотысячное войско в срок (до 5 августа) он никак не успеет. В письме к калге-султану (первому министру Ислам-Герая) гетман попросил пока не наступать на Россию, а вместо этого соединиться с казаками на Днепре, так как предстоит интересное дело. Одновременно был кинут клич всем добровольцам собираться у Маслова Става с оружием. Во второй половине июля Хмель узнал, что под Каменцем собирается очередное коронное войско с неясными намерениями. Насколько серьёзны были намерения поляков, оставалось неизвестным, но гнев Хмельницкого был неописуем — он тут же отправил гонца к Александру Конецпольскому с посланием, что теперь «Будет Конец Польский». Упирая на то, что поляки вот-вот ударят в тыл, гетман уже решительно отказался участвовать в походе на Россию.
В одиночку хан идти на Москву не решился, но и союз разрывать не стал. Вместо этого орда, уже подошедшая к Днепру, начала требовать у калги-султана, чтобы тот вёл воинов куда-нибудь в другое место — не зря же собирались. В итоге выбрали Молдавию — Василе Лупу очень не нравился крымцам за обыкновение ходить на ханство набегами. Против этого у гетмана аргументов не было, и казаки вместе с татарами отправились в первый молдавский поход.
Литература:
Голобуцкий В. Дипломатическая история освободительной войны украинского народа 1648-1654 гг. К.: Госполитиздат УССР, 1962. – 369 с.
Документы об освободительной войне украинского народа 1648-1654./ Сост. А. З. Барабой, И. Л. Бутич, Е. С. Компан, А. Н. Катренко. – Киев: Наукова думка, 1965. – 828 с.
Історія України в документах і матеріалах. Т. 3. Визвольна боротьба українського народу (1569-1654 рр.) / Відп. ред. С. М. Бєлоусов; Уклад. М. Н. Петровський і В. К. Путілов. – К.: Вид-во АН УРСР, 1941. – 292 с.
Кочмарчик Я. Гетьман Богдан Хмельницький. / пер. з пол. І. Сварника. – Перемишль–Львів: Південно-Східний науковий ін-т у Перемишлі; Львів: Ін-т українознавства ім. І. Крип’якевича НАН України у Львові, 1996. – 329 с.
Смолій В. А., Степанков В. С. Богдан Хмельницький: Соціально-політичний портрет. – К.: Либідь, 1995. – 624 с.
Правильно, хотя по результатам Крымской войны России запретили иметь военный флот на Черном море.
Оно и неудивительно. Аппетиты изменились, вот России и как бы прямо намекнули, что забудьте о Проливах.
Кстати, нашел следующий документhttps://ru.m.wikiped...сийской_империи
"Всемилостивейшая государыня! Неограниченное моё усердие к Вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрёл: Франция взяла Корсику, цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставит… Поверьте, что Вы сим приобретением безсмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России ещё не имел. Сия слава проложит ещё к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Чёрном море. От Вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду"
Еще в 1782 г. Потемкин написал Екатерине 2-й прямо: "...Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может"
Как оказалось, даже запирать ход туркам или решать вопрос с обеспечением их продовольствием, оказалось не под силу.
Турки с голоду не вымерли.
Уже в 1782 г. было понятно, что Крым не усиливает и не обогащает Россию.
Видимо в 2014 г. в Кремле даже Википедию не удосужились прочесть по данному вопросу, а ограничились верой в собственную пропаганду.
Это лишь отрывок из письма Потёмкина Екатерине. Вот здесь полный текст.
Потёмкин говорит Екатерине про то, что «Крым ни обогатить, ни усилить не может» в контексте того что « презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. … Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел: Франция взяла Корсику, Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы.»
То есть Крым - не настолько богат, чтобы другие державы впрягутся за Турцию из-за зависти, что он достался России, другие-то державы ещё больше себе хапнули.
А то что Крым играет крайне важную роль для безопасности России, и поэтому присоединение Крыма жизненно важно для России - этому Потемкин посвятил несколько абзацев (которые в Википедии оказались вырезаны):
Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороны кубанской — в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего Хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце.
Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу — вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частных крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово.
Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна. Мореплавание по Черному морю свободное. А то, извольте рассудить, что кораблям Вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.
Что касаемо нынешних правителей в Кремле, то они смотрят на Крым точно так же «как и завешал Потемкин»: с экономической точки зрения - толку мало, но с точки зрения обороны -крайне необходим.
[Что касаемо нынешних правителей в Кремле, то они смотрят на Крым точно так же «как и завешал Потемкин»: с экономической точки зрения - толку мало, но с точки зрения обороны -крайне необходим.
т.н. "русофобия" на Западе, чаще является ответкой на российскую экспансию на Запад, или попытки таковой.
первые фейки о России стал запускать во времена Ивана Грозного
Штаден, Таубе и Крузе "живописали" взятие Новгорода такими красками, что черти в аду обзавидовались
якобы при этом погроме было убито самым зверским способом 700 000 человек
- при том , что в городе и окрестностях вряд ли и 35 тыщ набралось бы
теперь расскажите нам, что разборки царя с собственными владениями были "экспансией на запад"
или признайте свою неправоту
Может это Вам надо признать невнимательность собственного чтения?
Или Вы принципиально не видите слово "чаще"?
т.н. "русофобия" на Западе, чаще является ответкой на российскую экспансию на Запад, или попытки таковой.
первые фейки о России стал запускать во времена Ивана Грозного
Штаден, Таубе и Крузе "живописали" взятие Новгорода такими красками, что черти в аду обзавидовались
якобы при этом погроме было убито самым зверским способом 700 000 человек
- при том , что в городе и окрестностях вряд ли и 35 тыщ набралось бы
теперь расскажите нам, что разборки царя с собственными владениями были "экспансией на запад"
или признайте свою неправоту
Это неправильно было бы назвать умышленным фейком. Штаден, Траубе и Крузе, живописуя взятие Новгорода, не ставили целью очернить Московию. Это обычная практика многократно преувеличивать число вражеской армии, число побитых врагов. Описывая войны и в своём западноевропейском междусобойчике, они также вольно обращались с цифрами. И древнерусские авторы грешили тем же самым, исчисляя например войско Мамая в сотни тысяч бойцов.
Новая война Хмельницкого: от молдавского похода до Берестечка
Денис Бурковский
В августе 1650 года, отправляясь в первый молдавский поход, Хмельницкий вряд ли чувствовал себя уверенно — его войска занимались совсем не тем, чем нужно. Оставив за спиной своего главного врага Речь Посполитую, казаки отправились усмирять молдавского господаря Василе Лупу, чтобы умилостивить крымцев. В это время политика не творилась Хмельницким, а несла его по течению.
Тем временем у поляков
По легенде, один государственный деятель утверждал, что у любой проблемы есть имя и фамилия. У головной боли Хмельницкого имя и фамилия также имелись. Миколай Потоцкий, отец Стефана Потоцкого, умершего в плену после Жёлтых Вод, сам попавший в плен под Корсунем и пару лет проведший в Крыму, в начале 1650 года был отпущен на свободу. По слухам, хан отпустил его с условием как можно скорее начать войну против казаков в союзе с крымцами. Правда это или нет, проверить трудно, но, прибыв в Варшаву, Потоцкий немедленно получил чин Великого гетмана коронного и главное командование польскими силами.
Великий гетман коронный Миколай Потоцкийru.wikipedia.org
Вскоре Потоцкий расположился лагерем около рубежей казацкого государства, и к нему начали стекаться пополнения и деньги. «Ястребы» в окружении короля жаждали крови, а «голуби» лишились своего самого влиятельного сановника: летом 1650 года умер последовательный сторонник мира канцлер Ежи Оссолинский. Теперь всё польское руководство, включая самого короля, желало казацкой крови.
Ударить по Хмельницкому, когда тот завязнет в Молдавии, казалось удобным вариантом. К тому же, можно было атаковать с нескольких сторон: Януша Радзивилла оповестили о грядущей войне и порекомендовали быть готовым идти на Киев, как только начнутся боевые действия. 24 августа 1650 года войска Потоцкого собрались у Каменца-Подольского.
Молдавский «блицкриг» — победа без войны
Понимая всю сложность своего положения, Хмельницкий не собирался двигаться вглубь Молдавии. Подойдя к Днестру в двадцатых числах августа, он отправил вперёд часть войск с полковниками Джеджалием и Нечаем, а сам с основными силами занял удобную позицию, позволявшую ударить на Молдавию, атаковать Потоцкого, или же форсировать реку у Хотина и выйти польским войскам в тыл.
Впрочем, всерьёз воевать с Лупу казакам не пришлось. Едва казацкие авангарды показались на молдавской земле, господарь немедленно бросил свою столицу Яссы и спрятался в одном из монастырей. Оттуда он послал Хмельницкому несколько десятков тысяч талеров, «чтоб ево не воевал». Военная фаза Молдавского похода закончилась, толком не начавшись, Джеджалий возглавил посольство для выработки мирного договора, а Лупу был предупреждён, что любые проявления пропольской ориентации оставят его без трона. Хмельницкому нужен был договор о дружбе и взаимопомощи, чтобы «против всякого неприятеля стоять с ним, гетманом, заодно, и друг другу помогать, а с ляхами ему, волоскому господарю, впредь не складыватца…». Чтобы закрепить этот союз, посольство должно было добиться руки дочки господаря Розанды Лупу для гетманского сына Тимоша Хмельницкого. Позже господарь жаловался полякам, что ему пришлось отдать казакам гигантскую сумму в 130 000 талеров.
Розанда Лупу.
К победившим казакам срочно прибыли послы от Потоцкого, которые заявили, что Великий коронный гетман полон миролюбия, а его войска стоят под Каменцом просто так. Хмельницкий вряд ли поверил послам и попросил в качестве жеста доброй воли распустить эти войска. По воспоминаниям Адама Киселя, для гарантии выполнения своих условий гетман хотел даже взять заложников и добиться личной присяги Потоцкого на статьях Зборовского договора.
Подписав выгодный договор с Лупу, Хмельницкий отправился прочь от молдавских пределов, а казакам Нечая велел проводить татар до самого Крыма и следить, чтобы они не начали разбойничать по дороге. Полковник с блеском выполнил это поручение: пополнить ясырь у крымцев не получилось. Вскоре Хмельницкий получил ответ от Потоцкого: магнат соглашался не воевать с казаками, но наотрез отказывался распускать войска (таким образом, ценность его согласия равнялась нулю). Немедленно начинать войну с поляками казацкое руководство не решилось, а потому пришлось удовольствоваться таким ответом.
Дела внутренние и внешние
Во внутренних делах Хмельницкий, как и раньше, последовательности не проявлял. Записав в казацкий реестр немало народу с Подолья, через которое проходили его полки (на что он никакого права не имел), гетман в то же время издал «контрреволюционный» указ, в котором разрешил карать тех, кто восстаёт против властей, причём не только казакам, но и вернувшимся шляхтичам. От Днестра казацкое войско пошло на Брацлав, добралось туда 22 сентября, и было встречено с пышностью. Приёмную Хмельницкого тут же начали осаждать толпы шляхтичей, просивших дать охранные грамоты на имущество, чтобы осмелевшие крестьяне его не экспроприировали. К этим просьбам гетман отнёсся неожиданно лояльно и даже приказал некоторым своим полковникам помочь шляхтичам в сборе доходов с имений.
Реестровые казаки. Художник — Анатолий Теленик.
elgrancapitan.org
Однако внутренние дела всё более уходили на второй план — назревала новая война. В Брацлаве гетман созвал старшинскую раду, по некоторым сведениям, на ней был выработан весьма странный план: согласиться с поляками идти в поход на Россию, а на Левобережье заманить польские войска в ловушку и уничтожить. Впрочем, правдивость этих сведений остаётся сомнительной.
После рады Хмельницкий принял послов от Москвы и Крымского ханства. Разговоры шли о наболевшем: гетман уже который год просил русских напасть на Польшу, а те просили урезонить крымцев и не дать им вторгнуться в южнорусские рубежи. Впрочем, обсуждались и новые вопросы. За некоторое время до того некий Анкудинов в Москве убил свою жену, совершил кражу и поджёг дом, после чего сбежал в Польшу, а потом в Молдавию и Турцию. Беглец объявил себя ни много ни мало законным русским царевичем, Рюриковичем и сыном Василия Шуйского. Осенью 1650 года Анкудинов находился в пределах казацкого государства, и послы Алексея Михайловича просили гетмана выдать его. Разумеется, для Хмельницкого беглец не представлял никакой ценности, однако московским послам гетман наотрез отказал, мотивировав это тем, что среди казаков Анкудинов царевичем себя не кличет.
Покончив с посольскими делами, Хмельницкий взялся за дела брачные: на конец 1650 – начало 1651 года назначили свадьбу Тимоша и Розанды Лупу, которая должна была состояться в Ямполе или Могилёве-Подольском. 18 октября казацкая делегация отправилась с этим известием в Яссы.
Вновь обратившись к московскому направлению, Хмельницкий в разговоре с русским монахом А. Сухановым взял резкий тон, пообещав, что если царь не согласится дружить по-настоящему, он может создать союз с турками, татарами, молдаванами и валахами и обрушить на Москву сокрушительный удар. Это заявление Хмельницкий попросил передать царю. Монах оказался не робкого десятка и сказал, что Хмельницкий, конечно, волен заключать союзы и начинать войны, но Русское царство — не Молдавия, и воевать с ним очень трудно. Дальнейшие доводы сторон заслуживают того, чтобы привести их полностью:
Суханов заявил, что у России с Речью Посполитой договор, который расторгнуть никак нельзя;
Хмельницкий ответил, что договор может расторгнуть не Россия, а Речь Посполитая, которая уже готовится к большому походу на Москву в союзе с крымским ханом;
Суханов усомнился в этом заявлении, справедливо полагая, что после двух лет разгромов и разорения поляки не смогут воевать с Москвой;
Хмельницкий настаивать не стал и сказал, что нарушать договор с проклятыми ляхами — не порок, и царя непременно благословят на это богоугодное дело целых четыре вселенских патриарха. Затем гетман процитировал выдержки из Библии, где Бог при определённых обстоятельствах не карал клятвопреступников;
монах остался при своём мнении.
Неудачные переговоры расстроили Хмельницкого — будучи склонным к громким заявлениям, он пообещал больше не слать в Москву никаких посольств. 13 ноября Суханов отправился в столицу Русского царства.
Para bellum
Тем временем Польша готовилась к войне уже почти открыто. Как и Хмельницкий, поляки старались заручиться поддержкой союзников. Иезуит Джованни Батисто отправился из Варшавы в Вену, прося у австрийского императора 10 000 войска для войны с казаками — тот ответил отказом, но разрешил полякам нанимать в Австрии добровольцев.
Немалые трудности испытывал и Хмельницкий в переговорах с крымским ханом, который жаловался на большие потери в молдавском походе и соглашался дать не больше 12 000 кавалерии. Что же касается турецкого султана, то он благоволил казакам, разрешил им иметь посла при константинопольском дворе, закрыл глаза на молдавский поход, но ни одного своего воина прислать не обещал.
Зимой 1650–1651 годов обе стороны продолжали готовиться к войне. Сейм в Варшаве одобрил увеличение польской армии до 36 000 человек, армии Великого княжества Литовского до 15 000 человек, а также очередной созыв посполитого рушения. Полякам оставалось лишь дождаться весны. Хмельницкий понимал это, потому старался, с одной стороны, держать максимальное количество войск наготове, с другой — не собирать заранее крупных армий, чтобы не испытывать проблем со снабжением. До середины января 1651 года общая мобилизация казацких контингентов не объявлялась, но казакам велели иметь при себе «пять фунтов пороху и пять кип пуль» и быть «одвуконь». Из-за назревавшей войны даже пришлось отложить свадьбу Тимоша и Розанды, которая была назначена на 20 января и оттянула бы на себя эскорт в 6000 казаков.
Большие планы поляков
Зная о предыдущих поражениях польских войск, можно лишь удивляться военному планированию командования Речи Посполитой. Хмельницкого, с которым не могли справиться два года, собирались разбить за шесть (!) недель. 10 января 1651 года польный гетман коронный Мартин Калиновский послал войскам приказ 25 января собраться в 30 км западнее Каменца-Подольского около села Чернокозинцы. Приказ был выполнен, и в начале февраля 12-тысячное коронное войско во главе с Калиновским двинулось на Бар, где стоял Брацлавский полк одного из лучших казацких командиров — полковника Даниила Нечая. Полякам удалось упредить казаков в развёртывании, и к началу наступления те оказались совершенно не готовы. Единственное, чего Хмельницкий успел добиться к февралю, это согласия крымского хана помочь всеми силами (возможно, под нажимом Константинополя). Хан стал готовиться к походу, сбор казацких и татарских войск назначили у Белой Церкви.
Польский гусар.
pinterest.com
Узнав, что поляки идут на него, Нечай принял экстренные меры, максимально усилив гарнизоны приграничных городов: Ямполя, Мурафы и Красного (в последнем он планировал сосредоточить главные силы Брацлавского полка). Тем временем Калиновский соединился с несколькими крупными польскими отрядами, доведя численность своей армии до 15 000 человек. В ночь с 9 на 10 февраля польские войска двинулись на Красное, Зборовский договор был окончательно нарушен, и началась новая война.
Первые успехи поляков
Насколько неудачно для поляков началось восстание Хмельницкого, настолько благосклонна к ним оказалась судьба в начале кампании 1651 года. Разгромив у границы отряд Романа Шпаченко, Калиновский открыл себе дорогу на Красное, и уже днём 10 февраля польские авангарды подошли к городу. Опытный полководец Нечай допустил страшную ошибку: по какой-то причине казаки приняли врагов за своих и подпустили к воротам. Поляки воспользовались этой удачей и вошли в город. В попытке выбить врага из Красного погиб сам Нечай, а Брацлавский полк, понеся тяжёлые потери, отступил к замку.
Даниил Нечай.
tverezo.info
Вместо погибшего Нечая полковником был срочно избран Григорий Кривенко, которому пришлось отчаянно оборонять замок. В успех обороны он, видимо, не верил: уже в ночь с 11 на 12 февраля казаки попытались тихо уйти из замка и соединиться со своими. Надежда оказалась напрасной: вышедших из ворот поляки загнали обратно, на их плечах ворвались внутрь и устроили резню. Брацлавский полк перестал существовать.
Завершив приграничное сражение успешными штурмами Мурафы, Шаргорода, Ямполя, Черновцов и взяв выкуп с гарнизона местечка Стена, Калиновский, наконец, объявил казакам войну. Хмельницкому была отправлена депеша, в которой значилось, что во всём виноват покойный Нечай, и что это именно он начал войну. Затем Калиновский решил захватить Винницу и закрепиться там, пережидая весеннюю распутицу. В конце февраля польские войска двинулись туда.
Тем временем Хмельницкий медленно шёл на Белую Церковь, его армия постепенно росла, и тут почти повторилась ситуация перед Збаражской битвой. Годом ранее ещё до начала осады гетман узнал о разгроме и гибели своего лучшего полковника Кричевского, теперь же до начала похода он узнал о поражении и смерти другого любимца — Даниила Нечая. Глубоко скорбя, Хмельницкий заказал панихиду по погибшему герою во всех окрестных церквях.
Известия о том, что приграничные земли уже в руках врага, побудили гетмана к быстрым действиям. Мобилизация ускорилась, несколько полков отправили на границу с Великим княжеством Литовским. Хан не торопился, но в начале марта, наконец, отправил казакам на помощь своего младшего брата нуреддин-султана Гази-Герая. У историков не существует единого мнения о том, сколько воинов вёл с собой Гази-Герай. Одни источники заявляют о 5000–8000 конницы, другие — что с армией меньше, чем в 20 000 человек, нуреддин-султан не мог выступить по статусу.
Осада Винницы и отступление Калиновского
После падения Красного и гибели Брацлавского полка главной преградой на пути поляков стала Винница, обороняемая Кальницким полком под командованием Ивана Богуна. Чтобы не потерять ещё один полк, Хмельницкий спешно направил к Виннице крупные силы — Лубенский, Миргородский, Прилуцкий, Уманский и Чигиринский полки. Впрочем, Кальницкий полк был готов держаться и самостоятельно. Центром обороны стал местный монастырь, куда стекались местные жители, и где расположились основные силы казаков. 1 марта в виду казаков появилась поляки. Богун сделал вид, что готов принять бой в поле, но вскоре начал отступать через замёрзший Южный Буг. Поляки бросились преследовать отступающих и попали в пробитые во льду полыньи, где некоторые утонули. Воспользовавшись замешательством врага, казаки контратаковали и «убили многих».
Иван Богун при обороне Винницы. Художник — Анатолий Теленик.
pinterest.com
Вечером 1 марта к Виннице подтянулись основные силы Калиновского, и казакам стало небезопасно выходить в поле. Богун поджёг город и заперся в монастыре. Подтянув резервы, Калиновский велел начинать штурм 2 марта. Бой шёл весь день, а ночью казаки предприняли вылазку во главе с самим Богуном. Об удачности ночного дела ничего неизвестно, но упоминается, что сам Богун едва не погиб. 3 марта казаки были выбиты с первой линии обороны монастыря и отступили на вторую. Попытка Калиновского добиться сдачи монастыря под честное слово успеха не имела — казаки ему верить не стали. Чтобы не терять времени зря, 8 марта Калиновский отправил часть жолнёров во главе с собственным сыном на штурм местечка Кальник.
Калиновский-младший до цели не дошёл, так как его перехватили казацкие части, двигавшиеся на помощь Богуну. Польский отряд понёс большие потери и в панике отступил обратно к Виннице, куда за ним пришёл и Уманский полк казаков. Поняв, что эффект внезапности потерян, многие поляки начали дезертировать.
Калиновский также не решился рисковать, согласившись пожертвовать всеми первыми успехами и начать отступление. Деморализованное польское войско отступало на запад через Браилов, Мурафу и Бар, бросив обоз, артиллерию, а также около тысячи больных и раненых. Поначалу польный гетман рассчитывал удержаться в Баре, но, узнав, что туда подтягиваются другие казацкие полки, а нуреддин-султан может вскоре прийти из Крыма, решил отступать дальше. Оставив в Баре 300 человек пехоты и три конных хоругви, Калиновский с остальными силами двинулся на Каменец. По некоторым сведениям, общие потери польской армии составили до 6000 человек. Участники февральского похода нарекли его «проклятым делом».
Боевые действия конца зимы – начала весны 1651 года, наступление и отступление войска Мартина Калиновского.
Стороженко І. С. Богдан Хмельницький і воєнне мистецтво у визвольній війні українського народу середини XVII століття
Последние приготовления
Выправив ситуацию на западном кордоне, Хмельницкий решил обезопасить себя и на северном. Радзивилла он грозно предупреждал через послов, чтобы тот не смел двигаться на юг, продолжалась мобилизация в казацкую армию, причём о добровольности речи не шло. Так, игумен Батуринского Крупецкого монастыря Исихия говорил, что «велено выбрать всех, только оставить стара да мала… Иные де мужики пошли с рогатины, а иные с топорами».
На Подолье казацкие части без труда взяли Бар, оставленная Калиновским пехота погибла, а конница успела уйти. После 13 апреля Калиновский решил оставить Каменец и соединиться с другими польскими войсками.
В Варшаве тем временем медлили. 3 апреля коронное войско, наконец, вышло из польской столицы и через неделю добралось до Люблина. Экспедиции придали видимость чуть ли не крестового похода, папский нунций благословил короля и выдал ему освящённый меч.
Попытавшись перед будущей схваткой выбить из игры хотя бы Крым, король отправил посольство… в Москву, попросив атаковать татар, пока польское войско будет разбираться с казаками. На это венценосец получил ответ, что разбираться с казаками — не лучшая идея, и лучше бы он поскорее с ними замирился, иначе они уйдут под руку султана, а тогда «запорожских черкас смирить будет неможно». В целом Русское царство становилась всё более благосклонным к начинаниям Хмельницкого. Ещё 19 февраля в Москве собрался Земский собор, где среди прочих вопросов указали на то, что Войско Запорожское жаждет под скипетр православного царя, а Польша не особо соблюдает мирный договор с Русским царством, и, возможно, этот договор пора пересмотреть.
Тем временем Хмельницкий завершал всеобщую мобилизацию. Семнадцать полков встали под ружьё, около сотни пушек плюс 30 орудий в личном распоряжении гетмана были готовы обрушить на врага ливень ядер. О состоянии казацкой армии писали, что «ружьём же войско всем сполнено, у иных огненой бой, а у иных лучная стрельба, а с киями, как бывало преж сего, ныни в войске никого нет». Это представляется сомнительным, учитывая более ранние известия о том, что в армию мобилизовали даже плохо вооружённых крестьян.
В двадцатых числах апреля начали прибывать крымцы: сначала пришёл нуреддин-султан, сам же хан никуда не торопился. Хмельницкому пришлось начинать войну с тем, что у него было. 28 апреля гетман отправил около 10 000 казаков под Каменец (добить потрёпанные войска Калиновского), а сам двинулся под Пилявцы. На север, чтобы создать заслон от Радзивилла, двинулись Киевский, Нежинский, Переяславский и Черниговский полки. Последний, во главе с полковником Степаном Подобайло, стал на переправе под Лоевом, как и двумя годами ранее.
Поймать Калиновского под Каменцом не удалось: 27 апреля он двинулся на соединение с королём, оставив в городе некоторое количество конного и пешего войска. Отстав от него всего на два дня, 29 апреля казаки подошли к Каменецкому замку. Здесь их силы разделились: часть погналась за Калиновским, другая попыталась взять Каменец. Войска, отправившиеся в погоню, смогли уничтожить лишь часть немецкой пехоты гетмана на переправе через Стрыпу, и основные силы Калиновского соединились с королём под Сокалем. Осаждающие же сходили несколько раз на штурм и уже 2 мая сняли осаду по приказу Хмельницкого.
Новый Зборов?
В начале мая казацкие войска пришли под Зборов и долго маневрировали, выбирая место для лагеря. В результате армия остановилась на стратегически важном плацдарме между Озёрной, Тернополем и Заложцами, где и стала ждать основные силы крымцев. Всего здесь собралось 40 000–50 000 комбатантов и неизвестное количество селян. По некоторым сведениям, множество казаков было на конях и представляло собой аналог драгун.
Чего хотел добиться Хмельницкий, оставаясь на этом месте, неясно. Предполагается, что гетман желал повторить Зборовскую победу, выманив на себя королевскую армию и ударив по ней во время марша. Впрочем, трудно представить, что Ян-Казимир был настолько глуп, чтобы дважды попасться на тот же крючок.
На душе у Хмельницкого было явно несладко: ко всем проблемам добавилась смерть жены, Елены Чаплинской. Вопрос её предполагаемой измены — дело тёмное, но, так или иначе, в мае 1651 года она окончила жизнь в петле, и «о том гетман зело был кручинен».
17 мая армия Хмельницкого пополнилась татарскими отрядами из Добруджи и Белгородской ордой, кроме того, прислал письмо сам хан, известив, что скоро явится. Впрочем, воевать он не хотел и не скрывал этого, настоятельно порекомендовав гетману мириться с королём и чем быстрее, тем лучше. Хмельницкий отвечал безапелляционно: «Вольно тебе, пане солтане, и миритися с королем, и битися; я же счастья попробую и ударюсь с ляхами». Среди казацкой верхушки тоже не все горели желанием продолжать войну. Посланец Радзивилла, некий Мысловский, ещё в марте сообщал, что некоторые полковники на старшинской раде высказывались за мир. Против войны выступало и православное духовенство, что удивительно, так как в случае победы поляков судьба «схизматиков» на землях Гетманщины была бы незавидной.
Возможно, именно нелояльность верхушки побудила Хмельницкого «всколыхнуть народные массы» — 16 мая под Зборовом была собрана общая «чёрная рада». Гетман произнёс речь, честно рассказав, что татары воевать не хотят, хан неизвестно когда прибудет, а нуреддин-султан уговаривает мириться. Затем он спросил у воинства, чего оно желает — мириться или воевать? Часть старшины высказалась за мир, большинство рядовых казаков поддержало продолжение войны. Заручившись столь массовой поддержкой, 18 мая Хмельницкий двинул армию к Збаражу, а Богун отправился попытать счастья к польскому лагерю.
К решающей битве
Тем временем численность коронного войска под Сокалем постоянно росла. У самого Яна-Казимира было 6000 воинов, ещё 7000 привёл великий гетман Потоцкий, другие магнаты выставили 10 000 немецкой пехоты, 6000 гусар и драгун, наконец, сюда прибыл Калиновский с остатками своей армии (5000–6000 человек). Всего собралось больше 30 000 комбатантов и огромная масса челяди. 4 июня король разделил войско на десять полков, оставив под своим личным командованием контингент более чем в 11 000 человек. В конце мая состоялся смотр, на котором насчитали почти 40 000 бойцов. Как и войску Хмельницкого, полякам не хватало продовольствия.
Точных данных о том, где находится враг, король, как и двумя годами ранее, не имел. Хмельницкого ждали со стороны Владимира-Волынского или даже под самим Сокалем, но он всё не шёл.
В войсковой казне стремительно кончались деньги, и магнатерия прямо на месте скинулась, получив 10 000 злотых на выплаты войску — каплю в море. Жолнёры Калиновского стали грозить бунтом в случае неуплаты, и сенаторы решили принудительно одолжить у местной шляхты золото и серебро, ранее свезённое в Сокальский костёл.
В начале июня появились слухи, что татары и страшный Богун находятся неподалёку и вот-вот устроят засаду в ближайших лесах. Король велел армии идти на Берестечко. Просторная равнина в этой местности позволяла развернуться отличной польской коннице, а засаду там было устроить невозможно. После долгих колебаний и раздумий король решил отправить войско туда. От мирных переговоров поляки заранее отказались по прозаической причине: боялись, что если распустить армию, её будет уже не собрать. К тому же, король узнал, что на соединение с Хмельницким уже идёт крымский хан.
Польская армия шла сплошной массой, опасаясь, что по частям врагу будет проще её разбить. Очевидец вспоминал, что в походе войско выглядело отвратительно, шло как попало, и, если бы противник перехватил поляков на марше, возы стали бы для людей «могилой и погибелью». Но поход состоялся без происшествий, активных действий казаки и татары не предприняли. Казаки, почти месяц стоявшие на месте в условиях неважного снабжения, тоже не были преисполнены боевого духа. В начале июня из лагеря Хмельницкого, стоявшего между Збаражем и Вишневцом, отправили целых двести телег с больными.
Тревожные известия приходили Хмельницкому и с севера. Засидевшийся на месте Радзивилл жаждал деятельности, отказался от любых переговоров и двинулся с 14-тысячным войском на юг. Бой казакам он собирался дать на всё той же переправе под Лоевом.
Путь польской и казацкой армий к месту решающей битвы.
Стороженко І. С. Богдан Хмельницький і воєнне мистецтво у визвольній війні українського народу середини XVII століття
Понимая, что Зборовскую победу повторить уже не удастся, так как поляки поблизости, 17 или 18 июня Хмельницкий оставил лагерь и двинулся в район Ямполя. Соединившись там с ордой, он вернулся 23 июня, тем временем королевское войско успело без проблем переправиться через реку Стырь. На сей раз польские военачальники действовали энергично: было решено бросить часть обоза, взять только девятидневный запас продовольствия и идти на врага, ища решительной битвы. В результате королевская армия вышла на поле под Берестечком и заняла выгодную позицию: обойти поляков было сложно, к тому же, они могли в полной мере использовать силу разгона своей конницы.
28 июня в 7 часов утра Яну-Казимиру стало известно, что казаки и татары выходят на позиции перед его армией. Польская армия, растянувшаяся на 4–5 км вдоль Стыри, начала рыть шанцы. В 9 часов утра в поле зрения поляков появились первые казацкие и татарские отряды. Начиналась Берестецкая битва — одно из крупнейших сражений Хмельниччины.
Ученые Национального музея истории Украины проводили в Черкасской области плановые археологические разведки, во время которых нашли место грандиозной Кумейковской битвы 1637 года (время Речи Посполитой) между казаками и коронным войском. Среди ее участников был Богдан Хмельницкий, занимавший тогда должность писаря, одну из ключевых в Войске Запорожском. Первые находки, сделанные на месте этой баталии, демонстрируются на выставке старинного оружия «През шаблі маєм права!», которая открылась в День добровольца, 14 марта, в Национальном музее истории Украины. На ее открытии мы пообщались с руководителем археологической экспедиции музея кандидатом исторических наук Сергеем Диденко.
«Место битвы под Кумейками — это несколько сотен гектаров»
— Это редкая удача — найти место древней битвы?
— Действительно, огромная, даже беспрецедентная удача. Мы знаем немало сведений о такого рода исторических событиях из письменных источников. Но этит источники, к сожалению, во многих случаях субъективны (в зависимости от того, на чьей стороне симпатии автора), даже неправдивы. А в данном случае есть редкая возможность проверить письменные данные с помощью археологических находок — вещей, которые попали на место наших исследований непосредственно во время битвы. Каждая из них по своей ценности для украинской истории фактически на вес золота. Каждая несет в себе объективную информацию о сражении, которое произошло в среду 6 декабря 1637 (в День святого Николая).
— Кумейковская битва была масштабной баталией?
— Однозначно, масштабной — полем боя стала местность между четырьмя селами: Кумейки, Мошны, Софиевка и Яснозорье. По результатам уже проведенных нами исследований, мы можем локализовать расположение казацкого и польского лагерей, места непосредственных боевых столкновений.
— При каких обстоятельствах вам удалось найти место этой битвы?
— Согласно нашим научным планам, в прошлом году мы проводили археологическую разведку в Черкасской области — исследовали памятники времен древней Руси. В процессе выполнения этой работы удалось зацепиться за археологический материал, датируемый поздним средневековьем. Проанализировав находки, мы пришли к выводу, что они имеют непосредственное отношение к битве под Кумейками. Это село находится в нескольких километрах от места наших раскопок. Замечу, что эта местность до нас почти не исследовалась. Оказалось, что нас ждал щедрый подарок судьбы.
— Что именно вы нашли?
— Сначала мы наткнулись на большое количество пуль от мушкетов (ручного огнестрельного оружия. — Авт.) — за день мы находили их по несколько десятков. Затем нашли детали и обломки холодного и огнестрельного оружия, предметы казацкого быта, обломки польской экипировки, на месте казацкого лагеря даже наручники нашли (вероятно, для пленных). Среди находок — монеты. Очень важно, что все они были отчеканены не позднее 1637 года. Этот факт убедительно свидетельствует о том, что мы обнаружили место, где произошло сражение под Кумейками. Датировка других найденных там вещей тоже соответствует именно тому историческому периоду. На выставке мы представили часть находок.
Сергей Диденко: «Сначала мы наткнулись на большое количество пуль от мушкетов. Затем нашли детали и обломки холодного и огнестрельного оружия, предметы казацкого быта, обломки польской экипировки, на месте казацкого лагеря даже наручники нашли (вероятно, для пленных)»
— Какая из этих находок самая интересная?
— Трудно выделить что-то одно. Но акцентировать внимание можно на наконечнике пики польского крылатого гусара (доспехи таких гусар были украшены перьями). Такие наконечники — очень редкая находка. В коллекциях европейских музеев в основном представлено оружие крылатых гусар конца XVII — XVIII веков. А мы нашли гораздо более ранние образцы — 1630-х годов, которых в музеях мало.
Ученые акцентируют внимание на находке наконечника копья польского крылатого гусара - таких вещей первой половины XVII века в музейных коллекциях очень мало
— На какой глубине вы находили вещи, оставшиеся на поле боя?
— На разной: некоторые лежали почти на поверхности, а определенную часть мы откопали на глубине около полуметра.
— Как правило, металл в наших грунтах хранится плохо. Каково состояние находок с места Кумейковской битвы?
— Как для археологического металла, в основном удовлетворительное. Но, конечно, эти вещи нуждались в первичной консервации — чтобы они не рассыпались в процессе транспортировки. Так что мы выполняли эту работу каждый вечер в нашем полевом лагере. Когда находки были доставлены в музей, ими занялись профессиональные реставраторы.
— От ваших коллег знаю, что в далеком прошлом оружие было очень дорогим, поэтому после завершения сражений его старались унести. На месте баталии под Кумейками, наверное, было то же самое?
— Да. В общем, мы находим только обломки оружия, а большинство наших находок составляют мушкетные пули и предметы казацкого быта. Но ведь это только начало наших раскопок. Чтобы полностью исследовать место битвы под Кумейками (это несколько сотен, а то и около тысячи гектаров), нужно много лет упорного труда.
На выставке представлена часть находок. Среди них вещи, найденные на месте казацкого лагеря
Крайне важно, чтобы нашу работу не испортили черные археологи
— Что известно из письменных источников об этой битве?
— Из них мы знаем, что весной 1637 года на Поднепровье началось большое казацкое восстание против притеснений шляхты. Его возглавил гетман нереестрового казачества Павел Бут. На подавление выступления правительство направило свое лучшее коронное (или так называемое кварцяное) войско, насчитывавшее около 5 тысяч профессиональных воинов (для тех времен это немало). Пятого декабря оно разместилось между селами, которые я вам уже назвал. Причем заняло выгодные с военной точки зрения позиции. На следующий день утром перед поляками появилось казачье войско. Оно продвигалось под прикрытием подвижного лагеря из повозок. Казаки сразу атаковали. Но наткнулись на непроходимое болото перед позициями противника. Поэтому были вынуждены совершить обходной маневр, чтобы зайти в тыл коронному войску. Во время этого маневра фланг казаков атаковали польские подразделения. Казаки сразу же организовали круговую оборону: сначала из шести, а впоследствии — из 12 линий укреплений, построенных из повозок и открывших шквальный огонь из мушкетов по противнику, который шел в наступление. В течение дня казаки успешно отбили три неистовые атаки гусар и панцирной кавалерии. При этом атакующих конников поддерживала артиллерия и мушкетным огнем — драгуны вместе с польско-венгерской пехотой. В ходе боя коронное войско израсходовало почти все боеприпасы.
В конце дня полякам удалось прорвать казацкую оборону, ворваться в лагерь, взорвать запасы пороха казаков и навязать ближний бой. Благодаря военному таланту Дмитрия Гуни казаки во время боя восстановили укрепления лагеря и, сохранив значительную часть войска, отошли в направлении Черкасс.
Война с переменным успехом продолжилась и в следующем 1638 году. В конце концов, закончилась поражением казаков. Но эти события стали своего рода генеральной репетицией победоносной освободительной войны 1648−1654 годов под руководством Богдана Хмельницкого. Важно назвать выдающихся людей того времени, принявших участие в битве под Кумейками: кроме гетмана Павла Бута, это Дмитрий Гуня, ставший гетманом в следующем году, Богдан Хмельницкий (тогда писарь Войска Запорожского). С польской стороны это были: польный гетман коронный Николай Потоцкий, будущий национальный герой Польши, а тогда молодой гусарский поручик Стефан Чарнецкий (о нем упоминается в польском гимне), Гийом Левассер де Боплан, будущий автор карт Украины и произведения «Описание Украины», который в 1637 году командовал польской артиллерией.
— Ученым удавалось найти на территории Украины поля других битв казацкого времени?
—Да, знаменитой битвы под Берестечком, которая произошла в июне 1651 года. Казацкое войско тогда возглавлял гетман Богдан Хмельницкий. Археологические раскопки поля битвы под Берестечком проводил известный археолог Игорь Свешников. Но Игорь Кириллович исследовал места переправ, на которых утонуло немало воинов. Там были найдены очень ценные вещи. Однако территорию, на которой непосредственно произошло сражение, Игорь Кириллович не исследовал — не имел такой возможности.
Кроме этого, сотрудникам Полтавского краеведческого музея удалось локализовать место битвы, которая произошла между казаками и поляками под городком Говтва в 1638 году. Но пока не обнародованы результаты этих исследований.
— Вернемся к вашей находке. Наверное, проблемы в ее исследовании могут создать «черные археологи»?
— Крайне важно, чтобы нашу работу не испортили любители металлодетекторного поиска, которые любят называть себя «черными археологами». Проблема в том, что эти люди не проводят научную фиксацию артефактов. Поэтому полностью теряется научная ценность этих вещей — они оказываются в частных коллекциях, и мы уже никогда не узнаем, где они были найдены, с какими историческими событиями можно их связать. Охотясь на интересные находки, искатели-любители фактически уничтожают вещдоки нашей славной истории. Надеюсь, что, читая это интервью, они поймут, что заниматься поисками древностей без профессиональной подготовки, без ученых — значит наносить непоправимый вред Украине, ставить себя на один уровень с российскими захватчиками, которые пытаются уничтожить наш народ и наши исторические корни.
— Они могут присоединиться к профессиональным экспедициям археологов?
— Да это возможно. В моей группе работают добровольцы, которым я полностью доверяю, потому что они прошли со мной уже много экспедиций. Я уверен в их порядочности и честности.
С польской стороны это были: ... Гийом Левассер де Боплан, будущий автор карт Украины и произведения «Описание Украины», который в 1637 году командовал польской артиллерией.
Польский коронный гетман Конецпольский быстро мобилизовал крупные силы и бросил их под командой гетмана Потоцкого против Павлюка, который еще не успел собрать вместе всех своих сторонников. 6 декабря 1637 года под селом Кумейки произошло стражение, в котором, несмотря на проявленный героизм, казаки потерпели поражение и отступили к Черкассам, где вскоре капитулировали, а Павлюк попал в руки Потоцкого и, как и его предшественник Сулима, был публично казнен в Варшаве.
Битву под Кумейками казаки проиграли прежде всего потому, что многотысячный отряд повстанцев из-за начавшегося ледохода не мог переправиться с левого берега Днепра на правый.
Интересные подробности об этом восстании рассказывает в своем дневнике военный капеллан при армии Потоцкого Симеон Окольский. По словам Окольского, Потоцкий и Конецпольский имели достоверные сведения, что Павлюк заключил соглашение с донскими казаками, которые обещали к нему прийти, как только он соберет свои силы на левом берегу Днепра. В случае победы Павлюк должен был просить Москву принять в свои границы освобожденные области; в случае неуспеха – уйти с войсками через московскую границу. Соглашение это, как сообщает Окольский, имело молчаливое одобрение Москвы, которая сама открыто выступать не считала целесообразным.
Косвенным подтверждением сведений Окольского является неоспоримый, документально зафиксированный факт бегства многочисленных небольших групп участников восстания Павлюка в пределы Московского государства и на Дон.
Украинские шовинисты-сепаратисты и их «истории» старательно замалчивают этот неопровержимый факт бегства украинцев к своим «вековечным врагам» – москалям. Потому что он находится в полном противоречии с их ни на чем не основанным утверждением о вражде и ненависти к Москве со стороны Украины-Руси.
Расправившись с повстанцами Павлюка на Правобережье, Потоцкий перешел на левый берег Днепра, где еще действовали многочисленных отряды повстанцев: Казима (около 4000), Скидана, Скребца и другие. Эти повстанцы успели даже временно захватить в Лубнах замок Вишневецкого, причем перебили всю захваченную там шляхту и
католических монахов и, в первую очередь, униатов.
После ряда кровавых столкновений Потоцкий разбил поодиночке повстанческие отряды. Реестровцы, помогавшие Потоцкому, обманным путем, как ранее Павлюка, схватили Казима и выдали его Потоцкому, который после этого предпринял карательный поход по городам и селам Левобережья, вешал и сажал на кол участников восстания. Население, кто мог, в одиночку и группами, бежало за Московскую границу.
«Водворивши законный порядок в провинции», как писал в своем рапорте Потоцкий, он, как победитель, торжественно въехал в Киев и там посадил на кол привезенных с собою Казима и его сына.
С торжественным приветствием встретил Потоцкого православный митрополит Петр Могила, сопровождаемый группой киевской городской знати и шляхты, сотрудничавших с польским правительством. Народные массы затаенно молчали.
Оставивши по всей Украине гарнизоны, Потоцкий поспешил в Варшаву на сейм, с намерением провести через сейм закон, который бы раз и навсегда ликвидировал казацко-крестьянские восстания, тянувшиеся, с небольшими перерывами, с начала 90-х годов XVI века.
ЯНУ-КАЗИМИРУ1, БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ КОРОЛЮ ПОЛЬСКОМУ, великому князю литовскому, русскому прусскому, мазовецкому, жамойтскому, ливонскому и проч.,
наследственному королю шведскому, готскому и вандальскому.
Государь! Необъятное пространство земель, которое в настоящее время отделяет меня от Ваших владений, каким бы значительным оно ни было, не является достаточно непреодолимой преградой, чтобы воспрепятствовать сложить произведение моего ума к стопам Вашего Величества; равно как и годы, на протяжении которых я нахожусь вдали от них, нисколько не смогли уменьшить того усердия, с каким я всегда служил Вам, и продолжать время от времени писать некоторые сочинения, которые могли бы доставить [137] удовлетворение Вашему уму и полезное развлечение Вашим глазам. Чтобы лучше уверить Вас в этом вескими фактами, нежели слабыми словами, я осмеливаюсь с совершенной покорностью и с глубоким почтением предложить Вашему августейшему величеству описание этого большого пограничья - Украины (Ukranie), находящейся между Московией (Moscovie) и Трансильванией 2, приобретенной для Вас Вашими предшественниками пятьдесят лет тому назад 3, пространные равнины которой стали столь же плодоносными, сколь пустынными они были раньше.
Это новое королевство 4 еще в недавнее время было значительно увеличено благодаря мужеству и благоразумию великого и несравненного Конецпольского (Konespolski), краковского каштеляна и верховного главнокомандующего Ваших войск 5, храбрость которого сопровождалась всегда такой предусмотрительностью, что из всех сражений, какими бы опасными они ни были, он выходил только победителем.
Я могу говорить об этом с уверенностью, так как был очевидцем происходящего в течение семнадцати лет, когда имел честь состоять на службе двух последних покойных королей: первого - отца, а второго - брата Вашего Величества 6. За это время мною было заложено более пятидесяти значительных слобод (solobodes), являющихся как бы колониями 7, из которых за короткое время образовалось более тысячи сел 8 вследствие роста количества новых поселений. Местное население, посвятившее все свои заботы благу Вашего государства, раздвинуло довольно далеко его границы и приложило столько усилий к обработке бесплодных [139] земель, встреченных им, что в настоящее время [из данных земель] благодаря их необыкновенному плодородию извлекаются основные доходы Вашего королевства.
Эта вновь завоеванная страна является непреодолимой защитой против могущества турок и насилия татар, крепкой преградой, способной остановить их пагубные и частые набеги, и враги эти бывают несказанно изумлены, обнаруживая в провинции, служившей дорогой к завоеваниям, [место] своего поражения и позора.
Именно на топографической карте 9 Вы можете единым взглядом окинуть с любой точки обширную территорию Украины (Ukranie), обладание которой приносит Вам столько же славы, сколько и выгод. С учетом ситуации [можно] судить о ее значении, а из соображений политических и государственных - Вы, более чем когда-либо, можете склониться к продолжению важного намерения относительно ее расширения, свершение его может добавить бесчисленное количество драгоценных украшений к Вашей королевской короне.
Я мог бы еще рассказать о многих фактах по данной теме, если бы не находил, что более уместно умолчать о них, нежели обнародовать их, опасаясь, как бы я, намереваясь сообщить Вам спасительные советы, не дал бы указаний Вашим врагам, которые могли бы быть в такой же степени полезны для них, как вредны для вас.
Итак, я оставляю этот предмет, чтобы сообщить Вашему Величеству, что великий воин и государственный муж, непобедимый Конецпольский, оценив труды, заботы и [141] долгое время, затраченное мною на составление данной карты, соблаговолил известить о них ныне покойного короля таким образом, что Его Величество имел намерение почтить меня значительной наградой; но смерть вместе с ним унесла в могилу и мои надежды.
Наконец, Ваша пользующаяся всеобщей известностью слава как бы воскресила их, дав мне знать, что Вы не менее упомянутых знаменитых усопших цените достойных людей и что Вашими щедротами всегда вознаграждаются полезные услуги, оказанные Вам. Это и дало мне основание надеяться, что Ваше Величество, обладая не только стародавними [домениальными] польскими землями, но и обширной провинцией Украиной (Ukranie), приобретению которой я в значительной степени способствовал, осуществит на деле добрые намерения, какие покойный король, Ваш брат, справедливо замыслил в отношении меня, и благосклонно примете сие приношение, которое Вам преподносит тот, кто стремился лишь к чести служить Вашим приказаниям и к счастью иметь возможность называться навсегда,
ГОСУДАРЬ,
Вашего Величества
нижайшим, покорнейшим и вернейшим слугой.
Гийом ле Вассер,
господин де БОПЛАН.
Как только с конца 17 века вы начали лезть в Европу, под любыми предлогами, это вызывает ответную реакцию.
Екатерина II во время разделов Речи Посполитой не взяла ни пяди этнической польской земли.
В отличие от Пруссии и Австрии. Где ответная реакция Польши?
Может Москва последние лет 350-400 просто развивалась не туда? Надо было на Восток и Север.
Вы за русскую Канаду? А что на Севере не русское? Шпицберген ведь нельзя - Европа.
казаки, евреи
Copyright © 2024 Your Company Name
