Занимая площадь 13 га, Чатал Хююк является самым большим неолитическим поселением на Ближнем Востоке, но из всей территории вскрыт только участок размером в 0,5 га в жреческом квартале31. 12 строительных горизонтов (0–X), существовавших в течение тысячелетия, с 6500 по 5650 гг. до н. э. (в соответствии с серией из 14 радиокарбонных дат), демонстрируют постепенное и непрерывное развитие этой культуры. Последние строительные горизонты, начиная с VI А, сохранили следы разрушительных пожаров, вызывавших частые перестройки.
Архитектура Чатал Хююка замечательно однообразна: дома и святилища строили целиком из формованного кирпича-сырца, на кирпичных основаниях, без применения камня. Дома имели прямоугольную планировку, в каждом было хранилище, пристроенное к одной из стен. Внутреннее устройство варьируется в зависимости от расположения маленького светового окошечка, находившегося высоко под крышей. Каждый дом имел лишь один этаж, высота которого соответствовала высоте стен; входили в дом через отверстие в крыше по деревянной лестнице, прислоненной к южной стене. Дым от очага и печи выходил через то же отверстие в плоской крыше или в окно. Некоторые дома были снабжены специальной вентиляционной шахтой.
Сообщение между домами могло осуществляться по крышам, находившимся на разной высоте: дома террасами поднимались по склону холма. Деревянные лестницы, вероятно, оставляли на крышах, как делают и теперь в анатолийских деревнях. На крышах и проходила большая часть жизни обитателей городка. В каждой комнате было по крайней мере две платформы; по краям главной стояли деревянные опоры, обмазанные глиной и окрашенные в красный цвет. В дальнем конце этой платформы помещалась высокая скамья. Платформы служили как диваны для сидения, работы и сна, под ними же хоронили мертвых. Полы покрывали циновками. Мусор, золу, битую посуду и кости сбрасывали в разрушенные дома или в маленькие открытые дворы. Животных не держали в пределах поселения, но, возможно, на ночь их загоняли в крааль на его окраине. Из-за своеобразной системы входов наружная часть поселения представляла собой массивную стену, и другие оборонительные сооружения были не нужны. Защитники, вооруженные луками со стрелами, пращами и копьями, вполне могли дать отпор бандам мародерствующих разбойников, которые осмелились бы напасть на городок, поэтому свидетельства убийств не обнаружены.
Хозяйство Чатал Хююка базировалось на экстенсивном земледелии, скотоводстве (овцы и крупный рогатый скот?) и охоте на дикого быка (Bos primigenius), благородного оленя, дикого осла, кабана и леопарда. Рыболовство играло сравнительно незначительную роль, но довольно часто встречаются кости птиц и яичная скорлупа. Убивали также волков (но их могли и не употреблять в пищу). Одна из стенописей изображает охотящегося на оленя человека, которого сопровождает собака. Удивительно устойчив набор сельскохозяйственных культур: выращивали эммер, пшеницу-однозернянку, голозерный ячмень, горох, обычную и горькую вику32. Растительное масло добывали из крестоцветных, миндаля и фисташек. Обнаружено большое количество семян крапивного дерева, из него, по-видимому, изготовляли вино, которое хвалил Плиний; с большим основанием можно предположить, что варили и пиво.
Еще одним, если не самым значительным источником дохода обитателей Чатал Хююка была торговля. Обилие обсидиана на поселении и тот факт, что он расположен неподалеку от месторождения обсидиана – следствия вулканических извержений Кара Дага и Хасан Дага на восточной окраине долины, – позволяет считать, что Чатал Хююк обладал монополией на торговлю обсидианом с Западной Анатолией, Кипром и Левантом. Замечательная стенная роспись из святилища VII горизонта изображает город и на некотором расстоянии от него извержение вулкана, возможно Хасан Дага. Заготовки наконечников копий из обсидиана находят в мешочках под полами домов; число их достигает иногда 23: по-видимому, их хранили здесь как сокровище. В обмен на обсидиан из Сирии доставляли прекрасный слоистый кремень, из которого делали кинжалы и другие орудия33.
С побережья Средиземного моря в большом количестве привозили раковины, особенно dentalium, для бус, а также камень различных пород – из него изготовляли великолепные сосуды, бусы и подвески, лощила, зернотерки, куранты, ступки и песты, а также небольшие культовые статуэтки (для изготовления их использовали алебастр, мрамор, черный и коричневый известняк). На краю долины добывали диорит, из которого делали целиком шлифованные тесла, топоры и украшения.
Охра и другие краски добывались из окружающих долину холмов, как и окаменелые раковины, лигнит, медная и железная руда, самородная медь, киноварь и свинец. Все эти сырые материалы использовались обитателями поселения, но местоположение мастерских еще не определено. Не менее изумителен уровень технологии: наконечники копий и стрел из обсидиана и кремневые кинжалы с прекрасной отжимной ретушью оставили далеко позади все аналогичные изделия Ближнего Востока. Зеркала изготовляли из полированного обсидиана и аккуратно закрепляли в рукоятке при помощи известковой массы; бусы делали из синего или зеленого камня – апатита, отверстия в них тонки и для современных игл. Такие же отверстия просверливались и в обсидиановых подвесках.
Применялась инкрустация одного камня другим, уже в IX горизонте появляются медные и свинцовые бусы, подвески и другие украшения, часто изготовленные из рудного металла. Прекрасные ткани (возможно, шерстяные) были настолько высокого качества, что не заставили бы устыдиться и современного ткача. Деревянная посуда, заменявшая вместе с плетеной керамику в нижних слоях поселения, демонстрирует такое разнообразие форм, техническое мастерство и изысканный вкус, что подобной ей не было в неолитическое время на всем Ближнем Востоке.
Керамика появилась впервые в X–IX горизонтах (она вывозилась в Белдиби), но эти примитивные изделия, конечно, не могут сравниться с деревянными, костяными и роговыми сосудами или с плетеными и кожаными вместилищами, которые могли быть в употреблении начиная с верхнего палеолита. Поэтому в раскопанном жреческом квартале в горизонтах VIII–VIB керамика не встречена, и только в конце существования VI А, около 5900 г. до н. э., она появляется, но уже значительно улучшенная.
Полностью керамическими в Чатал Хююке могут считаться лишь слои V–О, но даже в это время в большинстве форм сосудов заметно влияние деревянных и плетеных прототипов, что продолжается до конца существования поселения. Это так называемая темнолощеная керамика, но в Чатал Хююке применение темного цвета обычно ограничивается кухонными сосудами, а начиная с V горизонта появляется керамика темно-желтого цвета (красная есть уже в X). В IV горизонте распространена крапчатая роспись приятных тонов, а в III и II обнаружен, хотя и очень редкий, орнамент в виде красных полос. Не найдено ни одного черепка со спиральным и ногтевым орнаментом или с отпечатками раковины, столь распространенными на близкой киликийской керамике.
Население Чатал Хююка хоронило покойников под платформами домов и святилищ только после удаления мягких тканей – возможно, из гигиенических соображений. Мягкие ткани склевывали грифы или процесс первоначальной экскарнации проводили в легких сооружениях, построенных из тростниковых плетенок и циновок, подобных изображенным на стене святилища. Затем очищенные кости собирали, заворачивали в одежды, шкуры или циновки и погребали в домах и святилищах перед их ежегодным ремонтом. Иногда останки посыпали красной охрой и киноварью, а область шеи и лоб окрашивали синей или зеленой краской. С погребенными клали заупокойные дары: с женщинами и детьми украшения (ожерелья, ручные и ножные браслеты), мотыги или тесла из диорита, костяные шпатели и ложки, особенно если женщины были похоронены вместе с детьми. Если хоронили членов общества, занимавших более заметное положение, то клали обсидиановые зеркала, корзинки с румянами и косметические шпатели. В мужских погребениях находят навершия булав, кремневые кинжалы, обсидиановые наконечники копий, дротиков и стрел, глиняные печати, костяные крючки и петли и застежки для поясов. Ткани, деревянные сосуды и ящички обнаруживают в захоронениях представителей обоих полов, но керамика или статуэтки в могилах никогда не встречаются.
О физическом типе населения до полного исследования трудно сказать более того, что оно было долихоцефальным, стройным и тонкокостным. Большинство погребений принадлежит женщинам и детям, и кажется, что лишь немногие доживали до среднего возраста.
Искусство и религия. Открытие 40 храмов или святилищ, располагавшихся в девяти строительных горизонтах Чатал Хююка, дает единственную в своем роде картину анатолийской неолитической религии. Святилища имели тот же план и устройство, что и жилые дома, но отличались богатством убранства или его характером. Они составляли комплекс построек, и одно святилище обычно состояло из четырех или пяти комнат. Преемственность культа можно проследить в ряде случаев в нижних слоях, где святилище сооружалось над святилищем, но есть случаи, где такая последовательность не соблюдается. Здесь найдены многочисленные группы статуэток из камня или обожженной глины, грубые вотивные сидячие фигурки людей и животных. Эти фигурки никогда не находят внутри святилищ, но снаружи их или вставленными в углубления в стенах, в то время как культовые статуэтки найдены внутри святилищ.
Статуэтки позволяют нам распознать основных божеств, которым поклонялось неолитическое население Чатал Хююка. Главным среди них была богиня в трех ипостасях: в виде молодой женщины, матери, дающей жизнь, и старой женщины, в одном случае сопровождаемой хищной птицей – возможно, грифом. Более примитивными и устрашающими являются ее полуизобразительные фигурки из сталактитов или конкреций с человеческой головой, что, возможно, подчеркивает хтонический характер богини, связанный с пещерами и подземным миром. Одна из фигур изображает двойную богиню, а группа из трех статуэток передает образы девочки, женщины и мальчика-бога, стоящих позади или сидящих на леопардах – священных животных богини. Мужское божество также часто изображается в двух ипостасях – как мальчик или юноша, сын или возлюбленный богини, либо как бог с бородой, часто сидящий на быке, посвященном ему животном. Группы фигур изображались редко. Другие божества не распознаются, но вместе со статуэтками часто находят известняковые конкреции, сталактиты из пещер и камни необычной формы.
При декорировании святилищ применяли три метода.
1) Роспись стен (часто полихромная) натуральными красками, смешанными с жиром и наносившимися кистью на прекрасную белую обмазку, встречается в X–III горизонтах, а одноцветные красные панели продолжают существовать и во II.
Эти росписи делались в религиозных целях и затем покрывались слоем белой обмазки. Часто сохранялось более одного слоя такой живописи.
2) Рельефы, нередко монументальные, высотой до двух и более метров, вылепленные на основе из связок соломы, дерева или глины, а при изображении голов животных часто с включением передней части черепа быка или барана с рогами. Горизонты IX–VI А.
3) Фигуры, обычно животных, вырезанные на обмазке и частично моделированные или частично вырезанные; плоские силуэтные или углубленные изображения. Горизонты IX–VI А.
Наконец, существуют группы или ряды рогатых бычьих голов, помещенных на скамьях (только в горизонте VI А) или столбиках, эти стилизованные бычьи головы вместе с рогами обрамляли края платформ в святилищах и домах. Возможно, подобно позднейшим посвятительным рогам, они должны были защищать жителей и отвращать зло. Впервые появились в VII горизонте и встречаются вплоть до II.
В рельефах антропоморфный облик всегда придавался только богине, а мужское божество выступало в виде бычьей или бараньей головы.
Святилища служили, очевидно, для отправления культа плодородия. Главной целью религии было обеспечение благополучия и жизни в этом и загробном существовании.
Сексуальный символизм отсутствовал; внимание сосредоточено на передаче беременности или на сценах, в которых богиня дает жизнь бычьей или бараньей голове. Часто богиня в двух аспектах показывается рядом или комбинируется в двойной фигуре, одна из которых изображена рожающей.
Сцены жизни на одной стене контрастируют со сценами смерти на другой. Крупная бычья голова часто дается как возникающая из стены над окрашенной в красный цвет нишей, возможно символизирующей тот свет. Голова нередко сопровождается другими головами и изображениями груди, помещенными рядом. В иных случаях женские груди тщательно вылепливались, но внутри их находилась нижняя челюсть дикого кабана, черепа лисиц, ласок или грифов – несомненные символы смерти. Столь же символичным было сочетание бычьих рогов и женской груди – символов жизни. Нет двух похожих святилищ, и их разнообразие поражает; живописные изображения сочетаются с рельефными, резными, окрашенными в красный или черный цвет вместе с рельефами и т. д. Вырезанные фигуры изображают быков и коров, леопардов, оленя и большую кабанью голову. В некоторых случаях богиня не изображалась и ее место занимали два леопарда, стоящие мордами друг к другу, вылепленные из глины и богато раскрашенные.
Стенопись была очень разнообразной: кроме красных панелей (находимых также в домах) и редких черных известно много образцов геометрических росписей, часто очень сложных, напоминающих пестрые анатолийские ковры (горизонты X–III). В некоторых даже имитируется кайма со стежками – это указывает на иные прототипы, чем у коврового орнамента, здесь они копировали плетеные изделия. В росписях встречаются символы – руки, рога, кресты; это соответствует их магической и защитной функции. Другие росписи кажутся целиком состоящими из символов, большинство из которых остаются для нас непонятными.
Часто встречаются росписи с изображением человеческих рук. Они выполнены в технике «резерва» на красном фоне или нарисованы красной, розовой, серой или черной краской, сплошь покрывая стены или образуя бордюр вокруг центральных относительно сложных композиций (горизонты VII–VIA). Многие сцены, очевидно, связаны с загробным культом: фрагментарная роспись из IV горизонта изображает человека, несущего, по-видимому, две головы, из которых хорошо сохранилась только одна, мужская. Сооружение для трупов из святилища в горизонте VI В уже упоминалось, а в двух больших святилищах слоя VII изображены огромные грифы, клюющие безголовые человеческие тела. Более ранняя сцена из святилища горизонта VIII изображает человека, вооруженного пращой и защищающегося от двух черных грифов. В других постройках на северной стене, выходящей к горам Тавра, изображаются большие красные и черные быки (горизонты IX, VII, VI и III).
Охотничьи сцены с многочисленными человеческими фигурками и благородным оленем покрывают стены святилища III слоя, датируемого около 5800 г. до н. э. позднейшего из известных в Чатал Хююке. Упадок охоты и охотничьего инвентаря, а возможно, и полное одомашнивание крупного скота могли сделать ненужными охотничьи сцены, которые являлись частью охотничьего ритуала, поэтому они исчезают после III слоя. Эти изменения в хозяйстве могли повлиять и на положение мужского божества, существовавшего наряду с великой богиней. Его изображения не обнаружены среди девяти статуэток, найденных в святилище II слоя, и в позднем неолите Хаджилара также не найдено ни одной фигурки этого божества. В Чатал Хююке II известно изображение его рождения, а в Хаджиларе VI – изображение мужского божества в сочетании с богиней, но его роль резко упала, а престиж непоправимо пострадал.
Радиокарбонные даты Чатал Хююка позволяют предполагать, что между его концом (I–0) и «поздним неолитом» Хаджилара (IX, VIII) существовал лишь краткий перерыв, и это до некоторой степени подтверждается большим числом (хотя и мелких) черт, сближающих эти поселения; при этом нужно помнить, что расстояние между ними – добрых 320 км. Первые следы росписи на керамике зафиксированы в Чатал Хююке III и II и затем в Хаджиларе IX–VI, но здесь эти фрагменты немногочисленны. Посуда со светлой росписью более распространена в последнем поселении, чем в Чатал Хююке, а вертикальные трубчатые ушкообразные ручки спорадически появляются в Чатал Хююке II и I. В Хаджиларе они обычны, но здесь в то же время мы находим такие сосуды, включая некоторые формы с «корзинными» ручками, которые гораздо чаще встречаются в Чатал Хююке.
Каменные орудия Чатал Хююка II хуже по качеству, чем более ранние, и их изготовление развивается в том же направлении, что и хаджиларских: в том и другом комплексе появились микролитические элементы, впрочем не имеющие между собой даже отдаленного сходства. Глиняные статуэтки из Чатал Хююка имеют ту же позу, что и хаджиларские, а восседающая на леопардах богиня тесно связана с фигурками из Хаджилара VI, но черты их лица и прически совершенно различны. Внутренние контрфорсы появляются в архитектуре Чатал Хююка II и Хаджилара VI, но планировка домов и входы в них различны, как и погребальные обряды. Все это указывает на очень разветвленную в начале VI тысячелетия до н. э. линию развития, и только дальнейшие исследования могут позволить определить, когда Хаджилар или его гипотетический предшественник – культура Кызылкая – ответвились от родительского ствола.
Эта культура, известная лишь по поверхностным сборам в Юго-Западной Анатолии, а также по немногочисленным черепкам из Памфилийских пещер, ясно свидетельствует о связи с керамическим набором Чатал Хююка, но не с его каменными орудиями: здесь совершенно отсутствует прекрасное обсидиановое охотничье оружие. Прямой наследник культуры Чатал Хююка, вероятно, погребен под еще не раскопанной западной половиной холма на другом берегу древней реки34.
Комментарии
31 Называя раскопанный им квартал Чатал Хююка жреческим, автор делает предположение, нуждающееся в проверке. Характер отдельных частей поселения не может быть установлен до тех пор, пока оно не исследовано достаточно полно.
32 Дж. Мелларт считает, что в Чатал Хююке VI (ок. 6000 г. до н. э.) и в Хаджиларе VI–I (5600–5000 гг. до н. э.) уже существовало ирригационное земледелие, однако это предположение основано на косвенных соображениях.
33 Распространение обсидиана на отдаленные от его месторождений территории как показатель культурных контактов привлекло внимание многих исследователей. Установлено, что даже в верхнепалеолитическое время он распространялся на территории до 300–400 км в поперечнике. В своей работе, посвященной неолиту Ближнего Востока, Дж. Мелларт считает, что этот показатель торговли (скорее обмена) не был главным ее объектом. Видимо, предметами обмена являлись продукты питания, шкуры животных и т. д. Еще важнее, чем обмен вещами, был обмен информацией о новых достижениях в производстве пищи, выращивании злаков, обращении со скотом, обмен идеями в области духовной культуры. Фактор постоянного общения между людьми играл, вероятно, немаловажную роль в быстром хозяйственном и культурном развитии земледельцев Востока.
Пути обмена, как полагает автор, принимались во внимание в выборе мест для поселений. Он считает, что уже в неолите существовали использовавшиеся позже торговые пути Аксарай – Кайсери, Конья – Бейшехир, Испарта – Бурдур, Бурдур – Анталья, путь по долине Меандра.
34 В настоящее время развитие поселений в Конийской долине прослеживается на протяжении тысячелетий, начиная с 6500 г. до н. э. В 6500–6000 гг. до н. э. существовали маленькие поселения из сгруппированных в блоки домов, глинобитных или из сырцовых кирпичей. К этому времени относятся два поселения – Джан Хасан III и Чатал Хююк I. Их диаметр – более 100 м. Большое разнообразие представленных здесь животных и растений не может, по имеющимся сведениям, свидетельствовать об отсутствии производящего хозяйства.
В 6000–5500 гг. до н. э. существуют крупные поселения из однокомнатных, по-прежнему сгруппированных в блоки домов. Размеры Чатал Хююка этого периода – 450×275 кв. м. Дома сооружались из огромных кирпичей, длиной до 1 м. Обнаружены остатки диких и домашних животных.
Маленькие поселения вновь появляются около 5500 г. и существуют до 4000 г. до н. э. Они состоят из однокомнатных домов, иногда возможно двухэтажных, образующих блоки. В это время входит в употребление кирпич размерами 80×40×12 см. Хозяйственной базой по-прежнему является использование диких и домашних животных и растений. Появляются металлические орудия. В это время в долине существовало семь – восемь поселений, из которых раскапывали Джан Хасан (I, 5–2а) и Чатал Хююк (II).
Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М., 1982. С. 83–96, 136–137.