«Единственный ответ на все их преступления — смерть»
Как наводили порядок в рыбной столице России
95 лет назад, осенью 1928 года, перед началом осенней путины в Астрахани произошло необычайное для советского времени событие. Владельцы частных рыболовецких компаний согласованными действиями вынудили региональную власть значительно увеличить их квоты на вылов за счет государственных и кооперативных предприятий. А следствием проверки всех обстоятельств произошедшего стало проведение одного из самых громких и масштабных судебных процессов в СССР.
«Астрахань дает больше половины всей рыбной продукции... Рыба — дефицитный товар. Рыба — валютная ценность»
Фото: Матыцин Валерий / Фотохроника ТАСС
«Утрачивали всякие общественные нормы»
Вечный вопрос — кому на Руси жить хорошо — в начале 1920-х годов имел однозначный, хотя и выглядевший на первый взгляд парадоксальным, ответ: партийным, советским и хозяйственным руководителям губернского уровня. Элита в столице после окончания Гражданской войны непрерывно вела войну политическую, за завоевание властных высот. Уездные и волостные руководящие товарищи за копеечное жалование исполняли бесчисленное количество предписаний, постановлений и решений, преодолевая сопротивление несознательных масс. А вот губернские руководители занимали тогда совершенно особое положение в советской государственной системе.
Под их неусыпным контролем проходили выборы делегатов на партийные съезды, где принимались важнейшие для советской страны решения и избирались Центральный комитет (ЦК) РКП(б) и Центральная контрольная комиссия (ЦКК) правящей партии. ЦК определял состав высшего органа политической власти — Политбюро ЦК РКП(б). А ЦКК, наказывавшая членов партии за проступки, оказывала значительное влияние на кадровые вопросы.
Так что всем участникам внутрипартийных баталий — и генеральному секретарю ЦК И. В. Сталину с соратниками, и их политическим оппонентам — приходилось считаться с губернскими вождями и идти навстречу их пожеланиям.
А отсутствие четко работающей оперативной связи с Москвой и вовсе делало региональных чиновников плохо управляемыми. Причем усилению контроля центра над регионами не помогало ни наличие прокурорских структур, ни аппаратов ВЧК-ГПУ-ОГПУ.
«Прокурорские работники,— писал позднее прокурор С. Лысов,— знали, в чем должна заключаться связь с местными руководящими органами, и безусловно понимали, что директивы этих последних обязательны для прокуратуры, только и только в том случае, если они не идут вразрез с директивами партии и правительства, но почему-то они об этом забыли».
На губернском уровне происходила своеобразная «смычка» руководящих товарищей, в результате чего сор не выносили из избы и все покрывали всех. В итоге проштрафившийся или не справившийся с работой член региональной элиты в самом худшем случае получал от губернской контрольной комиссии РКП(б) выговор по партийной линии, а вслед за тем — новую руководящую должность.
«На квартире Алексеевой (на фото) систематически устраивались пьяные оргии, в которых участвовало около 45 членов партии, в большинстве ответственных работников»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
Основой основ этого единства стало то, что национализированная после революции буржуазная собственность в регионах контролировалась по большей части на губернском уровне. И в условиях тотального дефицита всего и вся возможность влиять на сбыт производимых товаров или добываемых природных ресурсов чрезвычайно усиливала влияние региональной элиты как на местном, так и на общероссийском уровне.
Особенно ярко эта особенность проявлялась в Астраханской губернии, ведь, как писали «Известия», место это в стране особое: «Астрахань дает больше половины всей рыбной продукции... Рыба — дефицитный товар. Рыба — валютная ценность».
Но в советской Астрахани — «рыбной столице России», как ее именовали,— наблюдались совершенно несоветские явления. Несмотря на требование Москвы муниципализировать — передать в городскую собственность — многокомнатные и многоквартирные дома для улучшения жилищного положения трудящихся, немалая часть особняков и немаленьких зданий оставалась в распоряжении прежних, а главное, новых хозяев. Чиновники, формально получавшие пайки и невысокие оклады, а позднее ограниченные партмаксимумом зарплаты, вели не соответствующий доходам, разгульный образ жизни, объясняя это следующим образом:
«Учтите объективные условия: организация молодая, город портовый, место пьяное, баб много...»
Переборщив с выпивкой, губернские чиновники низового и среднего звена начинали буянить, и утихомирить их удавалось далеко не сразу. Ведь в Астрахани случалось, что по пьяному делу «члены партии вступали в перестрелки с милицейскими патрулями».
Руководители Астраханской губернии высокого уровня проводили досуг в закрытом режиме. К примеру, у члена партии с 1917 года Т. И. Алексеевой.
«На квартире Алексеевой,— писал видный партийный работник Л. Я. Любарский,— систематически устраивались пьяные оргии, в которых участвовало около 45 членов партии, в большинстве ответственных работников. Не только видные хозяйственники, но и партийные работники вроде бывшего члена партколлегии Никитина были организаторами и участниками гнусных оргий в алексеевском притоне. Оргии принимали исключительно безобразный характер, участники их порой совершенно утрачивали всякие общественные нормы и человеческий облик».
В конце концов астраханские руководители настолько уверились в прочности своей властной автономии, что, получив новые руководящие указания из ЦК и, как и положено, обсудив их, вместо плана действий по выполнению директив записывали в решении, что сообщение из Москвы «принято к сведению».
Руководителям страны нужно было что-то делать с губернскими вождями не только в Астрахани, но и повсеместно. Однако из-за их особого положения действовать приходилось очень осторожно.
«Многие,— писал о чиновниках Л. Я. Любарский (на фото),— не скрывали своих "подвигов", круговая порука была достаточно солидной»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Достукиваются до невероятного скандала»
Пробным камнем стало введение в 1921 году новой экономической политики (НЭП). Региональные товарищи управляли экономикой на местах весьма охотно, но крайне неэффективно. И передача предприятий в аренду выглядела простым способом улучшить ситуацию. Но, как отмечали специалисты по отечественной истории того периода, губернские чиновники «всяческими способами тормозили экономические реформы, особенно в первые месяцы новой экономической политики».
Ими были использованы несложные, но надежные способы избавления от потенциальных арендаторов. Кооперативам и частным лицам, претендующим на то или иное производство, предлагались заведомо невыгодные условия аренды. Когда в Астрахани рыбопромышленник дореволюционных времен Фрумкин решил управлять своей бывшей компанией, ему предложили сдавать рыбопродукцию государству по цене на 75% ниже той, что существовала до аренды. И, кроме того, перечислять в бюджет 20% прибыли предприятия.
Если же будущий арендатор все-таки принимал тяжелые условия, начиналось изнурительное хождение по инстанциям для согласований.
И заключить договор не удавалось даже после обращений в Москву.
Однако довольно скоро ситуация изменилась кардинальным образом. Астраханская администрация начала сдавать в аренду рыбные промыслы и предприятия на совершенно удивительных условиях: с выплатой арендной платы в будущем, через восемь-десять лет, или с заменой ее на некие ремонтные работы, которые потом никогда не выполнялись. В губернской столице ни для кого не было тайной, что нэпманы, как тогда начали именовать советских предпринимателей, решили проблему испытанным временем способом, вручив нужным руководителям оговоренные с ними суммы. А за продление доброго отношения и выполнение дополнительных просьб рыбопромышленники вносили отдельную плату.
«Многие,— писал о чиновниках Л. Я. Любарский,— не скрывали своих "подвигов", круговая порука была достаточно солидной».
Эта усиленная коррупцией спаянность региональных элит отнюдь не радовала союзное руководство, и в 1923–1924 годах был опробован способ восстановления контроля над местными властями с помощью «варягов» — назначения на руководящие посты в губерниях людей со стороны. Но этот метод не раз давал сбои, приводя к ожесточенному противостоянию «местных» и «пришлых», что еще более усложняло воздействие на регион из Москвы.
Так что отнюдь не радушный прием, оказанный в Астрахани в январе 1925 года предложенному Москвой на пост ответственного секретаря губернского комитета РКП(б) В. П. Старанникову, вряд ли стал неожиданностью.
Но представлял его местному партийному активу член ЦКК чекист Я. Х. Петерс, который снял с работы нескольких наиболее активных противников избрания нового руководителя губернии и припугнул остальных.
В ЦК РКП(б) считали, что В. П. Старанников сможет «овладеть ситуацией в губернии и навести порядок в парторганизации». 12 февраля 1925 года его принял и долго инструктировал И. В. Сталин. О том же, что получилось в результате, в документах партийных контрольных органов говорилось:
«За положение в Астраханской парторганизации отвечает руководство Старанникова, который беспробудно пьянствовал, развратничал, использовал доверие партии, зажимал, не допуская критики, имел своих приспешников, принуждал устраивать банкеты за счет госучреждений».
Страстью ответственного секретаря губкома были бега и скачки, в которых он участвовал сам. В появившихся три года спустя показаниях его подчиненных говорилось:
«Впереди на беговой лошади на скачках Старанников, а актив организации и рядовая партмасса жарится на тотализаторе, не видя в этом ничего неэтического, ничего преступного.
Нэпманы ставят на Старанникова и ведут разговоры, что это верный выигрыш, т. к. секретаря ГК никто не посмеет объехать».
А вместе с председателем губернского исполнительного комитета В. П. Старанников, как рассказывалось в его написанной недавно биографии, он задерживался допоздна на работе:
«Старанников и Аристов любили проводить время в компании двух сестер Винокуровых (одна работала заместителем заведующего женотделом губкома). Однажды одна из сестер напилась, председатель исполкома вызвался ее проводить. Оставшийся в здании губкома Старанников с другой сестрой при открытых шторах, при полном освещении, раздевшись донага, начали вытворять невероятные вещи и "достукиваются до невероятного скандала", так как проходившие мимо рабочие все это видели».
В отличие от многих своих подчиненных, В. П. Старанников не брал взяток от рыбопромышленников. Но нэпманы, нуждавшиеся в покровительстве секретаря губкома, отправляли к нему своих дочерей, с которыми он запирался часа на три-четыре в своем служебном кабинете.
«Если бы не образование Н.-Волжского края, процесс вскрытия астраханских гнойников затянулся бы»
Считалось, что благодаря круговой поруке и зажиму критики сведения о деятельности В. П. Старанникова в тот момент не доходили до ЦК. И потому в декабре 1927 года он был переведен в Москву в ЦКК. Однако, скорее, стало очевидным, что с помощью «варягов» решить проблему самостийности региональных элит невозможно. А громкое наказание партийного работника, чье выдвижение одобрено И. В. Сталиным, может навредить самому генеральному секретарю ЦК.
Новые надежды возлагались на проводившееся в стране изменение административно-территориального устройства — районирование. 15 марта 1928 года, к примеру, Политбюро ЦК решило начать подготовительные работы по созданию Нижне-Волжской области, в которой Астраханской губернии предстояло стать одним из округов. В постановлении Всероссийского центрального исполнительного комитета о новом регионе, утвержденном 21 мая 1928 года, говорилось:
«Образовать Нижне-Волжскую область с центром в городе Саратове, в составе Калмыцкой автономной области и губерний Астраханской, Саратовской и Сталинградской, а также части Пугачевского уезда, Самарской губернии, с переходом от губернского, уездного и волостного деления на окружное и районное и с соответствующим изменением наименования местных органов власти».
У ЦК появилась возможность сформировать в каждом из вновь образованных регионов новое, полностью подчиняющееся центру руководство. И эти новые региональные власти, в свою очередь, должны были заняться ликвидацией элитных «гнойников» на своей территории.
Несколько месяцев спустя по стране покатилась волна разоблачений чиновников, во время которой говорили, что газета без очередного рассказа о разложении руководящих товарищей — неинтересная преснятина. Но в Астрахани это никого не насторожило.
«Экспертиза, работавшая по делу финотдела и проверявшая обложение по 44 фирмам, установила, что эти фирмы недообложены на 86,6% к собранной с них суммы налога»
Фото: Новиков Андрей / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
«Спасало частников от налогов»
Одновременно с районированием в стране разворачивалась кампания по свертыванию НЭПа. Нэпманы сделали свое дело по налаживанию производств, а их срастание, как тогда говорилось, с местной властью было одной из основных помех в управлении регионами из центра. Однако единовременный запрет на частное предпринимательство мог нанести ущерб экономике страны. А потому свертывание НЭПа предполагалось проводить постепенно.
В Астрахань, например, присылались директивы по уменьшению квот на вылов рыбы для частных фирм. Во время весенней путины 1928 года им полагалось выделить не более 17% от запланированного улова. А в течение того же года предлагалось снизить «удельный вес частника» до 13%.
Но весной на долю нэпманских хозяйств пришлось 24% валового улова. И когда перед началом осенней путины ответственные за рыбную отрасль в Астрахани товарищи решили все-таки снизить, пусть и не очень значительно, квоты для частных фирм, нэпманы сделали неожиданный ход. Они коллективно отказались получать патенты на вылов.
Астраханские руководители запаниковали. Ведь отказ частников от выхода в море означал срыв государственного плана по вылову и отправке потребителям рыбы.
А это неизбежно повлекло бы вмешательство новых краевых властей (Нижне-Волжскую область 11 июня 1928 года переименовали в край) и Москвы в астраханские дела.
Так что нэпманам выдали увеличенные квоты — 22,5 тыс. тонн рыбы вместо 15 тыс. тонн, отняв объемы у государственных и кооперативных рыбохозяйств. Но в итоге осенью 1928 года частники значительно превысили и повышенную квоту, выловив 34,8 тыс. тонн рыбы.
Рыбопромышленники и ответственные за отрасль чиновники, как могли, пытались скрыть этот факт от вышестоящих организаций. Но для засолки рыбы требовалось больше соли, а для отправки готовой продукции — дополнительный транспорт. И избежать разоблачения, скандала и назначения проверки не удалось. В Астраханский округ была направлена комиссия во главе с ответственным инструктором Нижне-Волжского крайкома ВКП(б) Л. Я. Любарским.
Помимо рыбных вопросов в поле зрения проверяющих попало дело о взятках в астраханских судах, о чем глава комиссии писал:
«Начатое летом 28-го года, оно было бы, несомненно, смазано и ограничилось бы стрелочниками, если бы не вмешался краевой следственный аппарат. Следователь краевой прокуратуры начал вновь ворошить уже "законченное" дело. В результате проделанного краевой прокуратурой глубокого следствия по делу судебных работников проходило и пройдет дополнительно 18 человек во главе с председателем губсуда Глазковым и его обоими заместителями.
Из классового органа суд превратился в пьяную лавочку, где за недорогую цену можно было купить любой приговор.
Растраты, взятки, понуждение женщин к сожительству, дискредитация советской власти, открытые пьяные оргии с нэпманами и прочими чуждыми элементами — всем этим пестрит приговор по делу губсуда и нарсудов».
Бывший председатель губернского суда был приговорен к десяти годам заключения. А дополнительное расследование судебного дела помогло проверяющим установить все коррупционные схемы, применявшиеся в Астрахани. Один за другим начали выявляться поразительные факты. Так, в финансовом отделе за взятки снижались налоги для самых крупных и щедрых к налоговым работникам частных фирм. К примеру, у рыбопромышленной компании «А. Заславский и Ко» налогооблагаемая база была снижена в тысячу раз — со 174 796 руб. до 174 руб.
«Экспертиза, работавшая по делу финотдела и проверявшая обложение по 44 фирмам, установила, что эти фирмы недообложены на 86,6% к собранной с них суммы налога. За три года недообложение этих фирм принесло убыток государству 1.964.939 руб.»,— констатировал Л. Я. Любарский.
К ответственности привлекли 32 финансовых работника и 55 нэпманов-взяткодателей.
Коррупционную составляющую обнаружили и в торговом отделе, ведавшем выдачей квот на вылов и их соблюдением. Только за второе полугодие 1928 года, как обнаружили проверяющие, частные фирмы получили дополнительный доход, оценивавшийся в 5–6 млн руб., а штрафы за превышение норм им были назначены в размере 16,5 тыс. руб. Причем выплаты по многим из них с помощью взяток сотрудникам торготдела были отсрочены или отменены.
По этому делу были привлечены 15 сотрудников торготдела и 49 взяткодателей.
«Частник заготовил 348 тысяч центнеров, т. е. превысил допущенную самим же окрисполкомом норму на 74 проц., а норму Наркомторга на 130 проц.»
Фото: Фридлянд Семен / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Многочисленные нарушения нашли в кооперативах, городском коммунальном хозяйстве, на бирже труда, где процветали «протекционизм, кутежи, понуждение женщин к сожительству», и в государственных торговых организациях. Не остались в стороне и органы правопорядка. В астраханской тюрьме — исправдоме — обнаружили «снабжение заключенных водкой, опиумом и оружием, превращение исправдома в решето, из которого мог в любое время выйти всякий преступник». Не остался в стороне и уголовный розыск, где упущения соседствовали с укрывательством преступников. Претензии были к окружному отделу труда, соцстраху, и этим список провинившихся местных органов далеко не исчерпывался.
«Даже скромное общество спасения на водах,— писал Л. Я. Любарский,— вместо спасения утопающих, спасало частников от налогов, давая им возможность торговать под вывеской общества».
А в обзоре астраханских дел в «Правде» отмечалось:
«Перед судом пройдет вся бывшая верхушка государственного, профсоюзного и кооперативного аппарата».
Проверяющие констатировали, что астраханская парторганизация разложилась. Результаты работы комиссии Нижне-Волжским крайкомом ВКП(б) были переданы в Москву 18 мая 1929 года, и ЦКК постановила:
«Поручить краевой КК ВКП(б):
1) подвергнуть строжайшему взысканию партийцев, причастных к фактам разложения, имевшим место в Астраханской организации, и воздержаться от какого бы то ни было назначения на руководящую работу этих товарищей до окончания расследования;
2) при чистке партии особенно тщательно подвергнуть проверке товарищей, подолгу работающих на руководящих постах».
В Астраханском округе началась суровая проверка руководящих кадров и всех коммунистов. Причем поскольку местные партийцы не слишком хотели обличать друг друга и задавать проверяемым неприятные вопросы, на собрания привозили рабочих-коммунистов из Сталинграда и Саратова.
75 астраханских руководителей разного уровня были освобождены от работы без права вернуться на ответственные посты. А об общем ходе партчистки в Астраханском округе газеты сообщали:
«Чистку прошло 3200 человек и 121 ячейка. Исключено 327 чел. или 10 проц., партвзыскания получили 416. Из актива проверено 238, исключено 65, взыскания получили 96».
Астраханская история была использована как повод для чистки в парторганизациях и регионах по всей стране. А в Астрахани начались аресты всех причастных к серьезным нарушениям закона и коррупции. Поначалу часть взяткодателей и отдельные чиновники, пусть и не очень охотно, давали откровенные показания, надеясь на смягчение приговора и небольшой срок заключения. Но очень скоро все изменилось.
«Перед судом пройдет вся бывшая верхушка государственного, профсоюзного и кооперативного аппарата»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
«Суд учтет все ваши наказы»
8 августа 1929 года нарком юстиции РСФСР Н. М. Янсон доложил членам Политбюро о ходе астраханских расследований и получил указание представить краткую справку по существу дела. Неделю спустя, на следующем заседании Политбюро, было решено сделать «Астраханское дело» показательным, политическим и запоминающимся. Благо газеты уже писали об «астраханщине» достаточно много и ярко. Причем обвиняемым вместо обвинения по чисто уголовной статье Уголовного кодекса о взяточничестве вменили политическую статью 58–7 — экономическая контрреволюция. А это значило, что обвиняемых могут приговорить к высшей мере наказания.
Не на шутку перепуганные коррупционеры начали отказываться от данных показаний, и к ним применили суровые меры воздействия. Сопротивляющихся избивали, сажали в карцер. В результате, не выдержав такого нажима, покончил с собой один из самых крупных астраханских рыбопромышленников — П. С. Солдатов. А вышедшего из тюрьмы после кратковременного ареста студента, рассказывавшего знакомым об этих спецмерах, немедленно арестовали вновь и осудили за клевету на советскую власть.
Дело решили сделать грандиозным и потому объединили дела торготдела, финотдела и кооперации воедино.
Поскольку по делу проходили 129 обвиняемых, процесс организовали в городском театре, где скамьей подсудимых стал партер, защитники заняли его первые ряды, а судьи и обвинители расположились на сцене.
Публикации в прессе о начавшемся 29 августа 1929 года суде не оставляли никакого сомнения в том, что все обвиняемые виновны. Но 1 сентября состоялось грандиозное действо, о котором газеты сообщали:
«К судейскому столу из глубины сцены подошла делегация астраханских рабочих и работниц… Рабочие районы Астрахани пришли сегодня в суд требовать сурового наказания виновникам астраханщины».
Ораторы и находившиеся возле здания театра рабочие со знаменами и транспарантами требовали:
«Единственный ответ на все их преступления — смерть».
Председатель Нижне-Волжского краевого суда Г. А. Азеев с народными заседателями вышел на балкон театра и сказал собравшимся у здания:
«Краевой суд вполне присоединяется к тому возмущению, которое высказывали ваши представители, суд учтет все ваши наказы».
«Протодьяконов (на фото), за взятки, получаемые от рыбопромышленников, умышленно искривлял политику регулирования частного капитала»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
Обвиняемые тоже пытались предпринять некоторые действия. Так, считавшийся основным звеном в астраханских коррупционных делах заместитель заведующего окружным торготделом В. С. Протодьяконов пытался уговорить остальных подсудимых отказаться на суде от полученных под принуждением показаний, однако успеха не добился.
А все, что могло бросить тень на процесс, пресекалось немедленно и жестко. К примеру, народный суд в самом срочном порядке рассмотрел дело сына астраханского судовладельца Любавина, который в разговорах со знакомыми удивлялся, как можно было доверить обвинение на процессе помощнику прокурора РСФСР В. И. Фридбергу, который прежде сам несильно отличался от подсудимых.
«Суд,— сообщала пресса,— разоблачил клевету Любавина — очередную вылазку классового врага, пытающегося сорвать оздоровление Астрахани, и присудил Любавина к двум годам заключения».
Однако яркого пропагандистского мероприятия из астраханского процесса не получилось. Многочисленных обвиняемых приходилось допрашивать по множеству однообразных эпизодов, устраивать между ними очные ставки с одними и теми же вопросами давал-брал, спорить с обвиняемыми о точности цифр нанесенного ими ущерба. И в результате пресса утратила интерес к суду в Астрахани — сообщения о ходе процесса становились все более краткими. Но приговор впечатлил очень многих в стране:
«Панкова, Протодьяконова, Авдеева, Адамова, Власова, Алексеева, Семикова, Солдатова Ивана, Блоха, Вишнепольского, Полевого, Заславского Хацкеля, Кузнецова Степана и Калинина по 58/7 ст. УК, как активных вредителей, подвергнуть высшей мере социальной защиты — расстрелять, конфисковав все имущество».
Остальные обвиняемые были приговорены к различным срокам заключения, шесть человек были оправданы.
Л. Я. Любарский, назначенный заведующим организационным отделом Астраханского окружного комитета ВКП(б) констатировал:
«Если бы не произошла, вследствие районирования, смена руководителей розыскных и карательных органов, если бы не образование Н.-Волжского края, процесс вскрытия астраханских гнойников затянулся бы».
Управляемость регионов, пусть и не так быстро, как хотелось, партии и правительству удалось восстановить. И наличие такого промежуточного звена, как огромные области и края, утратило смысл. Так, 10 января 1934 года Нижне-Волжский край был разделен на Сталинградский и Саратовский края.
Но коррупция после ликвидации НЭПа никуда не исчезла. Просто ее масштабы значительно уменьшились. А туда, где она начинала развиваться вновь, или туда, где наблюдались неисполнения указаний центра, направлялись напоминания об астраханском деле. К примеру, в виде статей в центральных газетах, что в таком-то регионе есть признаки астраханщины. И довольно продолжительное время это оказывалось действенным.
Евгений Жирнов, kommersant.ru/doc/6335361
