Для атомной бомбардировки американцы выбрали два города — Хиросиму и Киото. Хиросиму окружали холмы, и американцы расчетливо предположили, что они усилят мощность взрыва. А вот в Киото была сосредоточена промышленность и вся культурная и научная интеллигенция Японии, и, если бы США решили ударить по Киото, страна была бы отброшена в своем развитии далеко в прошлое.
Однако Киото спасла романтичность Военного министра США Генри Стимсона. Когда-то он провел в Киото медовый месяц с женой, и очень ценил красоту и культуру этого города. Стимсон вычеркнул Киото из списка потому, что не хотел портить светлые воспоминания о своей молодости.
Генри Л. Стимсон, госсекретарь и военный министр США.
Сообщение отредактировал Ученый: 01.05.2024 - 18:45 PM
В мае 1945 года президенту США Гарри Трумэну был предоставлен список из нескольких японских городов, по которым предполагалось нанести ядерный удар. В качестве основных целей было выбрано четыре города. Киото как главный центр японской промышленности. Хиросима, в качестве крупнейшего военного порта со складами боеприпасов. Йокагаму выбрали благодаря расположенным не ее территории оборонным заводам. Ниигата стала целью из-за своего военного порта, а Кокура попал в «расстрельный список», как крупнейший военный арсенал страны. Заметим, Нагасаки изначально в этом списке не было. По мнению американских военных ядерная бомбардировка должна была оказать не столько военный, сколько психологический эффект. После нее японское правительство должно было отказаться от дальнейшей военной борьбы.
Атомная урановая бомба Малыш, сброшенная на Хиросиму
В 1943 году в мастерскую Пабло Пикассо в Париже пришли агенты гестапо.
— Это вы сделали? — спросил один из них, указывая на репродукцию «Герники».
— Нет, это сделали вы, — ответил художник.
Пикассо имел в виду ту самую катастрофу в городе Герника. В 1937 году во время Гражданской войны в Испании немецкая авиация, которая поддерживала франкистов, разбомбила и практически полностью уничтожила город. А две тысячи жителей остались под завалами. Большинство погибших — женщины и дети.
Для испанца Пикассо это был удар. Он никогда не бывал в Гернике, но все равно считал этот случай личной трагедией. В то время художник работал над картиной для Испанского павильона на будущей Всемирной выставке в Париже. Когда он узнал о бомбардировке, то мгновенно поменял концепцию и стал создавать «Гернику».
Он написал огромное полотно 3,5 м высотой и 7,8 длиной в очень короткие сроки — уже через полтора месяца картину привезли во Францию. На выставке Пикассо обвиняли в пропаганде и поворачивались к «Гернике» спиной.
Но со временем именно эта картина стала одним из самых сильных политических заявлений в искусстве, манифестом против войны и насилия. «Герника» — работа со множеством смыслов и символов. И историки искусства до сих пор не могут прийти к единому мнению в их трактовке.
Сообщение отредактировал Ученый: 02.05.2024 - 12:53 PM
Писатель Посошков о дворянах, которые уклонялись от военной службы в эпоху Петра 1.
В Устрицком стану есть дворянин Федор Мокеев сын Пустошкин, уже состарелся, а на службе ни на какой и одною ногою, не бывал и какие посылки жестокие по него ни бывали, никто взять ево не мог, овых дарами угобзит, а кого дарами угобзить не может, то притворит себе тяжкую болезнь или возложит на ея юродство и возгри по бород[е] попустит. И за таким ево пронырством инии и з дороги отпущали, а егда из глаз у посылщиков выедет, то и юродство свое отложит и, домой приехав, яко лев рыкает. И аще и никаковые службы великому государю кроме огурствае не показал, а соседи все ево боятца.
Детей у него четыре сына выращены и меньшому есть лет семнадцать, а по 719 год никто их в службу выслать не мог, а в том 719-м году, не вем по какому случаю, дву ево сынов записали в службу, обаче все записаные и незаписаные большую половину домо живут, а каким способом живут, того я не могу сказать.
И не сей токмо Пустошкин но многое множество дворян веки свои проживают. В Алексинском уезде видел я такова дворянина, иминем Иван Васильев сын Золотарев, домо соседям своим страшен яко чел, а на службе хуже козы. В Крымской поход не мог он отбыть, чтоб нейтить на службу, то он послал въместо себя убогово дворянина, прозванием Темирязева, и дал ему лошадь да человека своего, то он ево имянем и был на службе, а сам он дома был и по деревням шестерлом розъежжал и соседей своих разорял. И сему я вел-ми удивляюсь, как они так делают, знатное дело, что и в полкех воеводы и полковники скупы, с них берут, да мирволят им.
И не токмо городовые дворяне, но кои и по Москве слу-жаг и называются царедворцами, а и те множайшия великому государю лгут. Егда наряд им бывает па службу, то инии напишутся в сыск за беглыми салдаты и, взяв указ, заедет в свои вотчины, да там и пробудет военную пору. А иные напишутся в выимщики, по дворам вино корчемное вынимать, и ко иным всяким делам бездельным добившись, да тако и проживали военную пору.
А и ныне, остыти, посмотрит, многое множество у дел таких брызгал, что мог бы один пятерых неприятелей гнать, а он, добившись к какому делу наживочному, да живет себе да наживает пожитки, ибо овыя, добившись в камисары и в четверщики и в подкамисарья и в судьи и во иныя управления, и живут в покое да богатятся. А убогие дворяня служат и с службы мало съезжжают, инии лет по дватцати и по тритцати служат. А богатые, лет пять-шесть послужа, да и промышляет, как бы от службы отбыть да добитися б к делам и, добившись к делам, век свой и проживают.
Талейран не одобрял захватническую политику Наполеона и охотно сотрудничал с врагами Франции - австрийцами и русскими. Но Талейран недаром считался умным человеком - самым неблаговидным своим поступкам он умел дать благородное объяснение.
Желая оказать услуги царю Александру (на платной основе) он обратился к нему в Эрфурте со следующими словами:
Государь! Зачем вы сюда приехали? Вы должны спасти Европу, а вы в этом успеете, если только будете сопротивляться Наполеону. Французский народ – цивилизован, французский же государь – нецивилизован; русский государь – цивилизован, а русский народ – нецивилизован; следовательно, русский государь должен быть союзником французского народа.
Некий человек задумал ограбить мой дом, застигнув меня врасплох. С этой целью он один подъехал к моему дому и принялся настойчиво колотить в дверь. Я знал его по имени и полагал, что могу доверять ему, как соседу и даже до некоторой степени родичу. Я велел впустить его, как делаю обычно для всех. Он перепуган, конь его задыхается, весь в мыле. Рассказывает он мне следующую небылицу: на расстоянии полумили от нас ему повстречался один его враг, о котором я тоже знал, а также слышал об их ссоре. Враг этот вынудил его пришпорить коня, и он, подвергшись внезапному нападению и имея под своим началом численно гораздо более слабый отряд, устремился к моему дому искать у меня спасения. При этом он добавил, что очень обеспокоен судьбой своих людей, считая, что все они перебиты или захвачены в плен.
Я по простоте душевной старался утешить его, успокоить и накормить с дороги. Но вот вскоре появляются четверо или пятеро его солдат, изображающие такой же испуг, и тоже просятся в дом, затем еще и еще другие, все исправно одетые и в полном вооружении, в количестве двадцати пяти – тридцати человек, с таким видом, будто за ними по пятам гонятся враги. Таинственная эта история уже начала возбуждать во мне подозрения. Я хорошо понимал, в какое время мы живем, как можно позариться на мой дом, и мне было известно, что кое с кем уже случались подобные злоключения. Как бы то ни было, но я решил, что ничего не выиграю, если, начав проявлять гостеприимство, стану в нем отказывать, и что мне невозможно идти на попятный без решительного разрыва. Поэтому я избрал самый естественный и простой выход, как всегда делаю, и велел впустить всех.
Должен признаться, что вообще я доверчив и подозрительностью не отличаюсь, всегда готов оправдать человека и истолковать его действия в хорошую сторону, считаю большинство людей ни слишком добрым, ни слишком злыми и, если не вынужден к тому очевидностью, верю в какие-то особо злодейские наклонности человека не более, чем в чудовищ и чудеса. К тому же я из тех людей, что охотно полагаются на судьбу и без оглядки предаются на ее волю. До настоящего времени я от этого больше выигрывал, чем проигрывал, убеждаясь, что судьба устраивает мои дела гораздо умнее и лучше, чем мог бы устроить я сам. За всю мою жизнь мне приходилось несколько раз выпутываться из сложных обстоятельств, по справедливости говоря, с трудом – или, если угодно, с умом. Но и тут, если успехом я на одну треть обязан самому себе, то две трети уж наверно приходятся на долю счастливой случайности. Я считаю ошибкой с нашей стороны, что мы недостаточно полагаемся на провидение и рассчитываем на свои силы больше, чем имеем на то право. Потому-то начинания наши так редко венчаются успехом.
Судьба ревниво относится к тому, что мы чрезмерно расширяем права человеческого разумения за счет ее прав, и урезывает их тем сильнее, чем обширнее наши притязания. Упомянутые выше солдаты расположились со своими лошадьми во дворе, начальник их сидел со мною у меня в зале. Он не захотел, чтобы его лошадь поставили в конюшню, заявляя, что уедет сейчас же после того, как узнает о судьбе своих солдат. Теперь он был хозяином положения, оставалось только осуществить злодейский замысел. Впоследствии он часто говорил (ибо рассказывал мне об этом без малейшего стыда), что мое лицо и мое чистосердечное обращение так поразили его, что кулаки у него разжались сами собой и коварные намерения отступили. Он снова вскочил в седло, а солдаты между тем не спускали с него глаз, ожидая, какой знак он им подаст, и с удивлением видя, что он уезжает, не воспользовавшись своим преимуществом.
Рассказывают, что однажды к Эрнесту Резерфорду обратился коллега из Копенгагена, который хотел поставить своему студенту самую низкую оценку. Учащийся же полагал, что заслуживает отметки «отлично». Участники спора нуждались в третьем лице, коим и выступил Резерфорд.
Студенту было предложено объяснить, как определить высоту здания с помощью барометра. Тот не растерялся и предложил подняться на крышу с веревкой, привязать к ней прибор и опустить вниз. Его попросили озвучить еще пару версий, более тесно связанных с физикой.
Студент вновь не растерялся и предложил целый ворох решений. Во-первых, можно измерить высоту тени барометра и высоту тени здания с последующим решением пропорции. Во-вторых, приложить барометр к стене и сделать отметки, а потом сосчитать их количество и умножить на длину барометра. В-третьих, можно привязать к барометру шнурок, раскачать его у основания здания и на крыше, замерив величину гравитации и вычислить высоту по разнице данных. Помимо этого, раскачивая маятник на шнурке с крыши здания, можно определить высоту по периоду прецессии.
В конце концов, не сдавался студент, можно найти управляющего здания и узнать у него высоту, выменяв ценные сведения на не менее ценный барометр.
Резерфорд был впечатлен изобретательностью студента, которым был Нильс Бор
Сообщение отредактировал Ученый: Сегодня, 08:31 AM
Художник Трофим Федорович Дурнов (1760-1833) был крепостным графа Воронцова, долго учился в Академии художеств, за успехи в живописи был отпущен графом на волю и женился на своей натурщице. Так вот, этот самый Дурнов, был жутким бахвалом.
Он утверждал, что "Рубенс - мазилка, а Карраччи в ученики ему не годится".
Его осмелились спросить:
"А что вы скажете о Рафаэле?"
С важной миной знатока Дурнов отвечал:
"Ну, Рафаэль, конечно, живописец хороший. Иной раз пишет хоть бы и нашему брату!"
— Американские юмористы умеют шутить. Кроме того, видно, кому они сочувствуют. В оригинале и зарифмовано неплохо.
ниже - прозаический перевод.
Форд:
Мистер «Город моторов» против Красной угрозы.
У меня люди стоят в очереди на конвейере, у тебя — в очереди за хлебом.
Я начал карьеру с разборки часов — а сейчас порву на части твою идеологию.
Ты всё кричишь, мол, пролетарии, соединяйтесь, освободите классовых рабов, нечего терять, кроме цепей? — так обменяйте их на братские могилы.
Мао и Сталин — ужас сколько трупов.
Если ты нравишься какому-то правителю — это сразу предупреждающий красный флажок.
Я обеими руками произвожу, а ты — нищий бродяга.
Ты хочешь заменить самостоятельное решение собственных проблем на продуктовые карточки.
Любой пруссак, который хочет забрать у меня частную собственность, получит торцевым ключом по своей личной собственности!
Смешно: кому нужен совет от нищего?
Мне даже выхлопную трубу противно протирать твоим вонючим «Капиталом».
Если бы тебе давали копеечку за каждую дочь, которую ты назвал Женни, тебе бы не пришлось хоронить столько детей.
Маркс:
Кто этот гордый младогегельянец, этот пьющий партийный пролетарий, который думает о будущем и пишет письма Линкольну?
Это Карл Маркс! Сейчас я задавлю тебя рифмами.
Я положу тебя на лопатки походя — так же, как Гитлер упоминал тебя в «Майн Кампфе».
К массовым убийствам ведут не мои идеи, а человеческая жадность.
В книгах об этом написано, но ты ж не читаешь ни хрена.
Ты говоришь, что сам себя сделал. Это навоз из-под «Форда Тауруса» (буквально «тельца»).
Ты от отца унаследовал бесплатные ферму и лес. Ты был старшим из шести детей, пока седьмой не убил твою мать, — вот почему ты надзираешь за рабочими, как «Старший Брат».
Твой «Форд Т» — полная безвкусица.
От каждого по способностям, то есть от тебя — ни хрена.
Давай-ка сдай назад — кстати, твой первый автомобиль так не может.
Победить меня — это безумие, это как город в Бразилии (игра слов: город Фордландия в Бразилии, nuts как орехи, nuts как безумие).
Форд:
Не подходи близко, сынок, у тебя борода немытая.
Ты жил в Кельне? Ну так пользовался бы кельнской водой (одеколоном).
Я стилен и шикарен, а у тебя из масломера подтекает.
Ты выглядишь плохо, как хронические фурункулы на члене.
Мое массовое производство обижает бомжа-утописта.
Твое замешательство поставлено на поток, как буква F в моем логотипе.
Я дал людям работу, а ты им приносишь только вред.
Отнеси свое буржуазное г..вно обратно на «Скотный двор»!
Маркс:
Да у тебя на заводах были адские условия. Станки друг на друге стоят, по четыре оторванных пальца в неделю.
Ты контролировал, что можно есть и пить рабочим, а когда они бастовали, требуя увеличения зарплаты, — ты их расстреливал.
На самом деле ты производил рабочих, отчужденных от результатов своего труда.
Они по хронометру попадали в Детройт и терялись там, как Эминем.
А теперь твой штат Великих озер не слишком велик и приятен глазу.
Ты нанес Мичигану больше вреда, чем зараженные водопроводы!
Форд:
Мне неинтересны твои жалобы на угнетение. Ты не «горячий Карл» (сленговое название полового акта с копрофагией), это тебе на грудь наср..ли.
Для лица без гражданства ты слишком много болтаешь.
Я буду платить тебе пять долларов в день, только уйди отсюда!
Тебя поддерживал твой приятель Энгельс, владелец текстильных фабрик.
Выходит, если капиталист за тебя платит, то он уже хороший?
Ты лицемер, ч.м.о, недо.умок и алкоголик!
Слезь с ящика, который у тебя вместо трибуны, и прибери за собой.
Маркс:
Слушай, бол.ван, делиться деньгами — это коммунистическая тема.
Финансы Энгельса были стартером для механизма революции.
Мы всё отдавали на благо простых людей. Я даже штаны в ломбарде закладывал.
А ты настолько потерял связь с реальностью, что подорвал здоровье единственного ребенка: рак желудка выказывал Эдселу больше знаков любви, чем родной отец.
Поздравляю: твое наследие сгорело дотла.
Тебя запомнили как любителя фашизма, как причину изменений климата и автокатастроф.
Твоя газета в Америке, твои фабрики у нацистов в Европе — думаю, ты сам себе Освенцишь, какую сторону ты выбрал.
Этот батл взрывает мозг, как твое кровоизлияние.
Я оставлю Форда в полном соответствии с расшифровкой его фамилии — мертвым на дороге (Found On Road Dead).
Действительно модель Т была довольно уродливой, но она была доступна простым людям в то время, когда в Европе автомобиль все еще был предметом роскоши.
Любой пруссак, который хочет забрать у меня частную собственность, получит торцевым ключом по своей личной собственности!
Это не совсем верно, Форд старший симпатизировал нацистам и даже получал от них подарки и награды. Но после начала войны одумался и стал работать на оборонную промышленность.
вот почему ты надзираешь за рабочими, как «Старший Брат».
Форд содержал частную полицию и однажды приказал расстрелять демонстрацию своих рабочих. Кстати руководить своей полицией Форд пригласил знаменитого боксера Джо Льюиса.
