←  Интересное

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Фотографии, сделанные форумчанами

Фотография Jack Jack 02.03 2025

Это тоже февральская Амазония:

attachicon.gif IMG_2985.jpeg

attachicon.gif IMG_2986.jpeg

attachicon.gif IMG_2988.jpeg

attachicon.gif IMG_2989.jpeg

attachicon.gif IMG_2990.jpeg

attachicon.gif IMG_2992.jpeg

attachicon.gif IMG_2993.jpeg

attachicon.gif IMG_2995.jpeg

attachicon.gif IMG_2996.jpeg

attachicon.gif IMG_2997.jpeg

attachicon.gif IMG_2998.jpeg

attachicon.gif IMG_2999.jpeg

attachicon.gif IMG_3001.jpeg

Зелёное все...почти как в Закавказье с мая по октябрь.
Плюсанул
Ответить

Фотография Gundir Gundir 02.03 2025

Москва. Бизнес-зал аэропорта Внуково. Ждем вылета в Стамбул. Оттуда - в Лондон, навестим сестру жены. И завтра утром полетим в Эдинбург.

 

 

А черноусый сказал:

— Вот, вы много повидали, много поездили. Скажите: где больше ценят русского человека, по ту или по эту сторону Пиринеев?

— Не знаю, как по ту. А по эту — совсем не ценят. Я, например, был в Италии, там на русского человека никакого внимания. Они только поют и рисуют. Один, допустим, стоит и поет. А другой рядом с ним сидит и рисует того, кто поет. А третий — поодаль — поет про того, кто рисует… И так от этого грустно! А они нашей грусти — не понимают…

— Да ведь итальянцы! Разве они что-нибудь понимают! — поддержал черноусый.

— Именно. Когда я был в Венеции, в день святого Марка, — захотелось мне поглядеть на гребные гонки. И так мне грустно было от этих гонок! Сердце исходило слезами, но немотствовали уста. А итальянцы не понимают, смеются, пальцами на меня показывают: «Смотрите-ка, Ерофеев опять ходит, как по...!» Да разве ж я как по...! Просто — немотствуют уста…

Да мне в Италии, собственно, ничего и не надо было… Мне только три вещи хотелось там посмотреть: Везувий, Геркуланум и Помпею. Но мне сказали, что Везувия давно уже нет, и послали в Геркуланум. А в Геркулануме мне сказали: «Ну зачем тебе, дураку, Геркуланум? Иди-ка ты лучше в Помпею». Прихожу в Помпею, а мне говорят: далась тебе эта Помпея! Ступай в Геркуланум!..

Махнул я рукой и подался во Францию. Иду, иду, подхожу уже к линии Мажино, и вдруг вспомнил: дай, думаю, вернусь, поживу немного у Луиджи Лонго, койку у него сниму, книжки буду читать, чтобы зря не мотаться. Лучше б, конечно, у Пальмиро Тольятти койку снять, но ведь он недавно умер… А чем хуже Луиджи Лонго?..

А все-таки обратно не пошел. А пошел через Тироль в сторону Сорбонны. Прихожу в Сорбонну и говорю: хочу учиться на бакалавра. А меня спрашивают: «Если ты хочешь учиться на бакалавра — тебе должно быть что-нибудь присуще как феномену. А что тебе как феномену присуще?» Ну, что им ответить? Я говорю: «Ну что мне как феномену может быть присуще? Я ведь сирота». «Из Сибири?» — спрашивают. Говорю: «Из Сибири». «Ну, раз из Сибири, в таком случае хоть психике твоей да ведь должно быть что-нибудь присуще. А психике твоей — что присуще?» Я подумал: это все-таки не Храпуново, а Сорбонна, надо сказать что-нибудь умное. Подумал и сказал: «Мне как феномену присущ самовозрастающий логос». А ректор Сорбонны, пока я думал про умное, тихо подкрался ко мне сзади, да как хряснет меня по шее: «Дурак ты, — говорит, — а никакой не логос!» «Вон, — кричит, — вон Ерофеева из нашей Сорбонны!» В первый раз я тогда пожалел, что не остался жить на квартире у товарища Луиджи Лонго…

Что ж мне оставалось делать, как не идти в Париж? Прихожу. Иду в сторону Нотр-Дам, иду и удивляюсь: кругом одни бардаки. Стоит только Эйфелева башня, а на ней генерал де Голь, ест каштаны и смотрит в бинокль во все четыре стороны. А какой смысл смотреть, если во всех четырех сторонах одни бардаки!..

По бульварам ходить, положим, там нет никакой возможности. Все снуют — из бардака в клинику, из клиники опять в бардак. И кругом столько трипперу, что дышать трудно. Я как-то раз выпил и пошел по Елисейским Полям — а кругом столько трипперу, что ноги передвигаешь с трудом. Вижу: двое знакомых — она и он, оба жуют каштаны и оба старцы. Где я их видел? В газетах? Не помню, короче, узнал: это Луи Арагон и Эльза Триоле. «Интересно, — прошмыгнула мысль у меня, — откуда они идут: из клиники в бардак или из бардака в клинику?» И сам же себя обрезал: «Стыдись. Ты в Париже, а не в Храпунове. Задай им лучше социальные вопросы, самые мучительные социальные вопросы…»

Догоняю Луи Арагона и говорю ему, открываю сердце, говорю, что я отчаялся во всем, но нет у меня ни в чем никакого сомнения, и что я умираю от внутренних противоречий, и много еще чего — а он только на меня взглянул, козырнул мне, как старый ветеран, взял свою Эльзу под ручку и дальше пошел. Я опять их догоняю, и теперь уже говорю не Луи, а Триоле: говорю, что умираю от недостатка впечатлений, и что меня одолевают сомнения именно тогда, когда я перестаю отчаиваться, тогда как в минуты отчаяния я сомнений не знал… — а она, как старая блядь, потрепала меня по щеке, взяла под ручку своего Арагона и дальше пошла…

Потом я, конечно, узнал из печати, что это были совсем не те люди, это были, оказывается, Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, ну да какая мне теперь разница? Я пошел на Нотр-Дам и снял там мансарду. Мансарда, мезонин, флигель, антресоли, чердак — я все это путаю и разницы никакой не вижу. Короче, я снял то, на чем можно лежать, писать и трубку курить. Выкурил я двенадцать трубок — и отослал в «Ревю де Пари» свое эссе под французским названием «Шик и блеск иммэр элегант». Эссе по вопросам любви.

А вы ведь сами знаете, как тяжело во Франции писать о любви. Потому что все, что касается любви, во Франции уже давно написано. Там о любви знают все, а у нас ничего не знают о любви. Покажи нашему человеку со средним образованием, покажи ему твердый шанкр и спроси: «Какой это шанкр — твердый или мягкий?» — он обязательно брякнет: «Мягкий, конечно». А покажи ему мягкий — так он и совсем растеряется. А там — нет. Там, может быть, не знают, сколько стоит «Зверобой», но уж если шанкр мягкий, так он для каждого будет мягок и твердым его никто не назовет…

Короче, «Ревю де Пари» вернул мне мое эссе, под тем предлогом, что оно написано по-русски, что французский один только заголовок. Что ж вы думаете? — я отчаялся? Я выкурил на антресолях еще двенадцать трубок — и создал новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все, от начала до конца, было написано по-французски, русским был только заголовок: «Стервозность как высшая и последняя стадия блядовитости». И отослал в «Ревю де Пари».

— И вам его опять вернули? — спросил черноусый, в знак участия рассказчику и как бы сквозь сон…

— Разумеется, вернули. Язык мой признали блестящим, а основную идею — ложной. К русским условиям, — сказали, — возможно, это и применимо, но к французским — нет; стервозность, сказали, у нас еще не высшая ступень и уж далеко не последняя; у вас, у русских, ваша б…витость, достигнув предела стервозности, будет насильственно упразднена и заменена онанизмом по обязательной программе; у нас же, у французов, хотя и не исключено в будущем органическое врастание некоторых элементов русского онанизма, с программой более произвольной, в нашу отечественную содомию, в которую — через кровосмесительство — трансформируется наша стервозность, но врастание это будет протекать в русле нашей традиционной б…витости и совершенно перманентно!..

Короче, они совсем за...али мне мозги. Так что я плюнул, сжег свои рукописи вместе с мансардой и антресолями — и через Верден попер к Ла-Маншу. Я шел и думал: «Почему я все-таки не остался жить на квартире у Луиджи Лонго?» Я шел и пел: «Королева Британии тяжко больна, дни и ночи ее сочтены…» А в окрестностях Лондона…

— Позвольте, — прервал меня черноусый, — меня поражает не Ваш размах, нет, я верю Вам, как родному, меня поражает та легкость, с какой вы преодолевали все государственные границы…

 

Ответить

Фотография Jack Jack 02.03 2025


— Позвольте, — прервал меня черноусый, — меня поражает не Ваш размах, нет, я верю Вам, как родному, меня поражает та легкость, с какой вы преодолевали все государственные границы…

Мультипаспорт :)))

Может у BKR работа такая, границы с лёгкостью преодолевать, хоть с усами хоть без усов :)))

BKR, это я шучу, не обижайтесь
А фото мне действительно понравились
Ответить

Фотография BKR BKR 12.03 2025

Андро́ников монастырь (Москва, 1357 г.), назван по имени первого игумена — Андроника, ученика Сергия Радонежского. Сохранены фрески 1428 г. Андрея Рублева (инок этого монастыря и похоронен здесь же), музей иконописи, одно из собраний книг Максима Грека и др.

Вид с Андроньевской набережной Яузы -
на стену монастыря и церковь Архангела Михаила:
IMG_3320.jpeg

Церковь Архангела Михаила:
IMG_3321.jpeg

Спасский собор (1410 г., расписан Андреем Рублевым в 1428 г.) - древнейший из полностью сохранившихся московских храмов:
IMG_3322.jpeg

P.S.: Если от монастыря пройти по Николоямской улице (ориентир - высотка на Котельнической), то окажешься у памятника 2014 г. московскому князю Дмитрию Донскому (виден позади светофора).
Альтернативный историк Фоменко считает, что именно здесь Донской находился во время битвы на Куликовом поле в 1380 г.:
IMG_3324.jpeg

IMG_3326.jpeg
Сообщение отредактировал BKR: 12.03.2025 - 12:29
Ответить

Фотография Alisa Alisa 12.03 2025

Сохранены фрески 1428 г. Андрея Рублева (инок этого монастыря и похоронен здесь же),

У меня во время экскурсии сложилось впечатление, что могилу Рублева здесь просто придумали. Она очень вовремя нашлась в тот момент, когда в СССР решался вопрос сноса этого монастыря. Но коллекция икон, конечно, впечатляющая. Очень рекомендую местного экскурсовода, он научит читать иконы.

Ответить