Стефан

Означало ли это, что убийство Кирова прервало далеко идущий процесс избавления от террора? Нужно признать, что такому оптимистическому взгляду на потенциальную “умеренность” Сталина противоречат многие факты. Хотя количество арестов в 1934 г. заметно сократилось, различные репрессии, в том числе по политическим мотивам, все равно исчислялись сотнями тысяч. Сам Сталин подавал противоречивые сигналы. В сентябре 1934 г., в разгар кампании за “социалистическую законность”, Политбюро санкционировало расстрел группы работников Сталинского металлургического завода в Сибири, обвиненных в шпионаже в пользу Японии. Это была инициатива Сталина, который лично дал указание: “Всех уличенных в шпионстве в пользу Японии надо расстрелять”⁴. Подобный пример не был единственным. Принципиальные {181} основы сталинской карательной системы оставались неприкосновенными. Произошло лишь некоторое упорядочение и снижение уровня террора.

 

Несмотря на непоследовательность и ограниченность “умеренного” курса, он, несомненно, являлся косвенным признанием порочности политики “большого скачка”. Поэтому, рассуждая отвлеченно, можно предположить, что вынужденный поворот мог политически дискредитировать Сталина, вызвать недовольство им в партии. Именно эти внешне логичные умозаключения всегда повышали доверие историков к различным версиям о заговорах и интригах против Сталина в рядах партийного генералитета. Особое внимание вызывал один из ближайших соратников Сталина, руководитель второй советской столицы – Ленинграда С.М. Киров. Запутанные обстоятельства убийства Кирова (о чем пойдет речь дальше) и последовавшее за ним ужесточение политического курса позволяли предполагать, что именно Киров мог продвигать “умеренную” политическую программу и притягивать к себе критиков Сталина внутри партии. Эта распространенная версия основана исключительно на мемуарных свидетельствах из вторых и третьих рук¹.

 

Если отвлечься от многочисленных расхождений в этих рассказах “очевидцев”, то в целом складывается следующая картина. Во время XVII съезда ВКП(б) ряд высокопоставленных партийных деятелей (фамилии называют разные) обсуждали возможность замены Сталина на посту генерального секретаря Кировым. Киров отказался от предложения, но об этих планах стало известно Сталину. Иногда пишут, что его предупредил сам Киров. При выборах ЦК на XVII съезде против Сталина якобы проголосовали многие делегаты. Узнав об этом, он приказал изъять соответствующие бюллетени. Выждав десять месяцев, Сталин организовал убийство Кирова и устранил опасного соперника. Эти рассказы, сомнительные и противоречивые с самого начала, выглядят еще менее убедительными после открытия архивов. Даже самые тщательные поиски не обнаружили хотя бы косвенных свидетельств “заговора” против Сталина.

 

Скорее опровергает, чем подтверждает предположения о независимой политической позиции Кирова весь ход его партийной карьеры. Киров, как и другие члены Политбюро 1930-х годов, был человеком Сталина. Его инициативы ограничивались нуждами Ленинграда: требования новых капиталовложений и ресурсов, просьбы об {182} открытии новых магазинов и т.п. В Москве на заседаниях Политбюро Киров бывал крайне редко. Столь же редко (видимо, прежде всего по причинам удаленности) участвовал в голосовании решений Политбюро, принимаемых опросом. В общем, из доступных пока документов никак не удается вывести не только образ Кирова-реформатора, но даже доказать, что он принимал серьезное участие в том, что называется “большой политикой”. Киров был и до последнего момента оставался верным сторонником Сталина, никогда не рассматривался в партии как политический деятель, соизмеримый со Сталиным, и не выдвигал никаких политических программ, отличных от сталинских¹. Смерть Кирова оказала неизмеримо большее воздействие на развитие страны, чем его жизнь и деятельность. Именно смерть, что часто бывает, способствовала возникновению кировской легенды. {183}

 

 

⁴ РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 17. Л. 31; Лубянка. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 566; Хаустов В.Н., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. С. 70. {181}

 

¹ Распространению этих свидетельств в значительной степени содействовали работы Р.А. Медведева. См., например: Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. M., 1990. С. 294–296. {182}

 

¹ См.: Хлевнюк О.В. Хозяин. С. 212–221. {183}

 

Хлевнюк О. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М.: ACT: Corpus, 2015. С. 181–183.

а. Повсеместное введение крепостного права

 

В конце XV в., а по сути – уже во второй его половине, промежуточное понятие «добрые люди» в Литве исчезло из обихода. Тем самым со всей необратимостью выявилась, пусть и не окончательно перекрытая, граница между феодалами и крестьянами. Отношения феодальной зависимости между хозяином и подневольным тружеником-крестьянином, подкрепленные его собственным двором (дымом), вызвали к жизни административный и правовой контроль над этим двором, осуществляемый наместниками, старостами и тиунами. Администрация верховного сюзерена все более ограничивала имущественные права фактического владельца двора, но вместе с тем все более затрудняла возможность подобного ограничения со стороны родни и крестьянской общины («поля»). Личные наследственные права отдельного крестьянина простирались и на область распоряжения имуществом, однако одновременно туда же проникал и феодально-административный надсмотр. Сосредоточенный на индивидуальных хозяйствах, этот надсмотр вел к ужесточению повинностей. Насколько отдельный крестьянин освобождался от родственных и общинных тисков, настолько же он подпадал под контроль администрации, которая стремилась любой прирост производства обратить в свою пользу; существенная часть прироста лишь увеличивала повинности, но не доставалась самому крестьянину. Весь XV в. продуктовая рента развивалась от превращения архаических коллективных даней, идущих от угощения (полюдье, стации, мезлява), к подушной продуктовой подати. Эта подать явилась дополнением к уже устоявшимся для индивидуальных дворов даням и другим ангарийным или сервильным повинностям. В Жямайтии крестьянские полюдья в 1527–1535 г. были заменены подворными платежами (с каждой сохи в конной упряжке). В восточной части этнической Литвы это уже происходило и раньше, поэтому не потребовало конкретных разовых распоряжений. Начали взимать с крестьян и денежную ренту. В XV – начале XVI в. она была еще {349} невелика, ибо товарные отношения только лишь начали развиваться. Зато рост повинностей переместился в сферу отработок: во второй половине XV в., а особенно в его конце, сезонные толоки (talka, бесплатные совместные работы) стали превращаться в регулярную барщину. Сборщики великокняжеских податей стремились заменить непроизводительную барщину денежной рентой – барщинным откупом (осадой). Однако крестьяне чаще всего были не способны собрать требуемую сумму, поэтому внедрить откуп от барщины оказалось трудно. Продуктовую ренту, особенно ее специфические виды, тоже пытались заменять денежными выплатами. Так надолго возникли куньи, бобровые, овсяные деньги. Ангарии, предназначенные на строительство и ремонт замков, мостов и дорог дополнились транспортными поставками. Проявившаяся уже во второй половине XIV в. специализация крестьянских сервильных (производственных) повинностей во второй половине XV в. приобрела четко дифференцированный характер, целенаправленно сближающий их с возникшей барщиной. На рубеже XV–XVI в. господствовали две основные категории крестьянских повинностей – барщинники и данники (оброчники). Деревенские ремесленники в качестве повинности рассчитывались за имеющуюся землю собственными изделиями. С начала XVI в., несмотря на желание администрации заменить барщину откупом, число барщинников довольно быстро росло. Росла и средняя барщинная норма: с двух дней в неделю около середины XVI в. она стала достигать пяти и даже шести дней. Сервилии (толоки, сенокос), мелкие (птица, яйца) и поручные (дрова, сено) оброки сделались лишь дополнением к продукту, производимому в качестве отработки. Тем самым стирались сущностные различия между исполняемыми крестьянскими повинностями. Оброчники сохраняли более архаичный характер повинностей (главными были сдатчики зернового дякла, а также бортники, поставляющие мед и воск). Еще более выделились рыбаки, кунники, бобрятники, загонщики дичи. Сервильные отработки (толоки, сенокос) по характеру приблизились к повинностям, связанным с коневодством, а сами коневоды стали все четче подразделяться на конюхов и коневодов (т.е. тех, кто в индивидуальном порядке выращивал скакунов для великого князя), а наиболее привилегированные лейти (leiuiai) должны были избирать ту или иную специализацию. Медленно, но неуклонно барщина, охватившая отдельные дворы и целые села, уменьшала пестрый конгломерат оброчников. До середины XVI в. на барщину требовалось выделять {350} одного человека с двора, но подобный отрыв работника крестьянское хозяйство переносило с трудом, поэтому барщина мешала крестьянским семьям выделяться в отдельные хозяйства. В сфере повинностей это выражалось в возникновении служб: в двор как единицу податного обложения стали включать несколько дымов (в среднем двух или трех). Поскольку процесс выделения малых семей все-таки совершался, в службы сплачивались не только родственники, но и просто сговорившиеся люди (большая их часть называлась товарищами или помощниками). Администрация не столько мешала дымам объединяться в службы, сколько увеличивала нормы барщины. В конце первой трети XVI в. хозяйственные возможности служб стали заметно различаться. Так проявилась экономическая дифференциация индивидуальных крестьянских хозяйств – неизбежное следствие развития одальной собственности.

 

Эта дифференциация, опутывая труженика повинностями, развивалась в условиях закрепощения крестьянского хозяйства. Обычное право основывалось на принципе одальной собственности, однако право высшей собственности монарха сводило этот принцип к исполнению повинностей, что означало хозяйственный контроль администрации. Это связывало фактического владельца хозяйства с назначенными ему повинностями, т.е. он все более приковывался к конкретному хозяйству. Это было не что иное, как начало личной, т.е. крепостной, зависимости. Распоряжаться собственной личностью крестьянин мог, лишь отказавшись от хозяйства. В таком случае он избавлялся от личного утеснения, но вместе с тем утрачивал средства к существованию и оказывался за пределами феодального общества. До середины XVI в. это отрицание крестьянина как носителя личных имущественных прав не было всеобщим: немалая часть крестьянства сохраняла т.н. право выхода, т.е. могла покинуть хозяйство, забрав с собой движимое имущество. Однако эта личная свобода стала уже отъединена от права крестьянина на одальную собственность. Как это отъединение, так и утрата права выхода (а это уже происходило) привязывала крестьянина личной зависимостью к хозяйству, т.е. к господину. Крестьянин был прикреплен к земле, что явилось главным условием возникновения крепостной зависимости. До середины XVI в. это условие еще не полностью возобладало: оно не распространялось на похожих (сохранивших право выхода) крестьян и на отдельных членов непохожих семей (официально к хозяйству был прикреплен лишь сам глава семьи).

 

Права всё более реальной высшей собственности монарха по мере складывания феодальной ренты начали вытеснять одальное право крестьян на землю. Ограничения права личности распоряжаться землей, налагавшиеся семьей и роднёй, вскоре стали {351} прерогативой великокняжеской администрации. Согласие родни на отчуждение земли или ее части сменилось согласием правителя. Уже в начале XVI в. это приобрело характер правила, согласно которому действия крестьянина по распоряжению землей не только могут, но и должны пресекаться. Практически оно возобладало в начале второй четверти XVI в.: стал действовать принцип, по которому крестьянин вообще не мог распоряжаться землей. Осталось в силе только прямое вотчинное наследование хозяйства, почти устранившее наследование по боковым линиям. Крестьянин из владельца земли превращался только в ее пользователя, ибо обычное право развивалось в направлении непризнания его аллодиальной традиции.

 

Формирование ренты и возникновение реальных великокняжеских прав в отношении крестьянского хозяйства позволило правителям в конце XIV в. часть крестьянских повинностей переуступить дворянам. Повинность отдельного крестьянина доставалась отдельному дворянину, т.е. совершалось феодальное присвоение добавочного продукта. Возникла отчасти зависимая от дворян категория крестьянства – велдомые. Номенклатура и объем повинностей, переуступаемых дворянам, быстро возрастали; тем самым велдомые становились всё более зависимы от дворян. Привилей Сигизмунда I от 1434 г. передал дворянам важнейшую часть взимаемой ренты – дякло. Привилей Казимира дворянам 1447 г. освободил велдомых от ширящейся денежной ренты (серебщины) и новых ангариев (поставок, работ на строительстве каменных замков), а также сервилиев (дополнительных сенокосов). Фактически это означало признание власти дворянина над велдомым и невмешательство великого князя в их отношения, связанные с исполнением повинностей. Тот же самый привилей и судебник Казимира от 1468 г. признали дворянина судьей над подвластными велдомыми и подчеркнули взаимное обязательство монарха и дворян возвращать крестьян, бежавших от другого хозяина. Поскольку еще не все члены семьи подлежали контролю, крестьяне были прикреплены к земле только в общем, но не всеобщем объеме. На личных (панских и дворянских) земельных владениях крестьяне были закрепощены скорее, их право на выход было отменено уже в середине XV в. Наименование «велдомых» стало сменяться названием «вотчинный крестьянин», понятием «вотчинный». Исчезающий выкуп родителям за невесту (хрена) сменился выплатой ее господину, если девушка выходила замуж за чужого крестьянина.

 

С окончанием войн, со второй четверти XV в. для внутренней колонизации открылись новые земельные пространства. Лица, {352} обладающие правом выхода, и отдельные неконтролируемые члены крестьянских семей получили возможность устройства на новом месте, при этом, естественно, подпадая под контроль великого князя или частного землевладельца. Все землевладельцы стремились привлечь на свои земли новых людей, новоселы на какое-то время (чаще всего – 10 лет) освобождались от повинностей, что позволяло им обустроиться. Если такой крестьянин желал покинуть хозяйство до начала исполнения повинностей, он считался должником, а неоплаченные долги превращали его в закладника. Экономическая дифференциация и растущие хозяйственные возможности позволяли землевладельцам увеличивать число закладников и койминцев на своей земле. Постепенно исчезали юридические различия между богатеющей верхушкой койминцев и нищающими велдомыми. С увеличением числа велдомых труд несвободного семейства (челяди) в дворянских хозяйствах уже не мог быть основой их существования. Некоторые члены семейств (челядины) получили на панской земле свои мелкие хозяйства (бонды). Такие мелкие хозяева (парни, или паробки – это понятие обрело отдельный смысл) по своему фактическому положению приближались к бедствующему большинству селян. Большая часть несвободного семейства, получающая продовольственную поддержку от пана (месячину), обслуживала лишь домашнее хозяйство. Институт несвободных уменьшался.

 

В конце XIV в. четкой границы между крестьянами и феодалами еще не было, положение определял характер исполняемой службы (военной или трудовой). Когда возникли предназначенные дворянам великокняжеские привилегии и хозяйства велдомых на содержании у дворян, тогда служебные возможности и правовой статус стали всё очевиднее различаться. Промежуточный слой «добрых людей» дифференцировался: его верхушка примыкала к дворянам – получателям велдомых, а большая часть стала военно-служилыми людьми, считавшимися элитой крестьянства. Самой многочисленной категорией военно-служилых были путные (или путевые – люди при пути, служащие при дороге), исполнявшие при своих панах повинности проводников, охранников, посыльных, гонцов. В случае войны несколько путевых служб выставляли одного всадника. Самые богатые военно-служилые ради несения воинской службы освобождались почти от всех трудовых повинностей. Они были в состоянии приобрести кольчужные панцыри, за что именовались панцырными (панцырными людьми, панцырными слугами). Уже во второй половине XV в. ни панцырные, ни путные люди уже не считались дворянами. Наиболее неопределенным оставалось положение среднего слоя «добрых людей». Его наследники претендовали на дворянство. Некоторой части оно было предоставлено, {353} большинству пришлось присоединиться к военно-служилым. Это были т.н. бояре панцырные, бояре путные, поседные бояре, конники (в Жямайтии). Все военно-служилые сохраняли право на выход. В конце XV в. категория «добрых людей» окончательно исчезла.

 

Крестьяне в Литве были закрепощены быстро, однако это совпало с окончанием войн и интенсивной внутренней колонизацией. Так же действовал строгий, упроченный военной монархией административный контроль, поэтому у крестьян не было возможности противиться вводимому закрепощению. В XV или в начале XVI в. в Восточной и Центральной Литве не было значительных крестьянских восстаний, их сопротивление выражалось лишь жалобами великому князю, уклонением от повинностей, побегами. Именно беглые составили значительную часть поселенцев на ранее запустевших приграничных землях. В Жямайтии при попытке быстрого введения отношений, уже характерных для монаршего домена, крестьяне восстали в 1418 г. Восстание было подавлено, однако великий князь не решился резко менять традиционный порядок. Закрепощение здесь шло медленнее, крупное панское и дворянское землевладение не сложилось.

 

На славянских землях Великого княжества Литовского также распространялись крепостные отношения. В XIV и в первой половине XV в. этот процесс здесь шел быстрее, чем в этнической Литве, поскольку направление развития хозяйственных отношений в данной части Литовского государства было унаследовано еще от эпохи русских княжеств. Однако вскоре закрепощение на литовских землях приобрело решающий для всего государства характер. Так произошло потому, что русские крестьянские дворы не были выделены из сельского общинного землевладения (земли только перераспределялись). Славянские крестьянские семьи более долгое время сохраняли черты большого семейства. Поэтому в некоторых русских землях (напр., в волостях Поднепровья) сохранился коллективный характер повинностей. В таких условиях барщина и прикрепление крестьян к земле не имели смысла, административный контроль не проникал в каждый крестьянский двор. Брались не дворы, но целые села. Отдельные лица не испытывали серьезного контроля, однако их хозяйственные возможности были куда меньше. Категория велдомых появилась и здесь, стало распространяться русское боярское землевладение, однако оно было слабее, чем у литовских дворян. Лишь на землях, соседних с этнической Литвой, отношения развивались так же, как и в самой Литве. Из других областей сходным путем шла Волынь, где контроль властей над общинами и частное землевладение существовали вплоть до присоединения этой земли к Великому княжеству Литовскому.

 

По мере укоренения крепостничества формировалось сословие {354} бесправных крестьян. Фактически это были люди, не подпадавшие ни под какую, регулируемую правом, сословную категорию. Человек, не исполняющий повинностей, стал считаться бродягой, существом вне рамок закона. Положение крестьянина в Литве по сути не отличалось от положения крестьян в других странах Центральной Европы. {355}

 

Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года / Пер. с лит. Г.И. Ефремова. М.: Фонд имени И.Д. Сытина; Baltrus, 2005. Т. 1. С. 349–356.

указанное рукоприкладство здесь есть быстрое средство получения важной информации

Сомневаюсь, что вам оно бы понравилось, будь вы на месте тех, кого пытали. Пытки подозреваемых не были разрешены даже по советским законам.

будь "злоба и жестокость Сталина" признаком его садистических наклонностей

Судя по историческим документам, садизм являлся одной из черт И. Сталина.

и не только Уншлихта - а вообще любого, кто под руку попадёт

Такие факты имели место.
 

Известная садистская жилка Сталина — еще один аспект его личности, который можно было бы считать патологическим вне контекста деятельности Сталина. Эрих Фромм (135, 285) говорит, что садизм Сталина был «несексуальным садизмом». Сиомопулос и Гольдсмит (257, 637) предпочитают термин «характерологический садизм». То есть Сталин наслаждался, причиняя боль другим, но при этом якобы не испытывая сексуального возбуждения. Например, он лично уверял людей, что они находятся в безопасности, а непродолжительное время спустя их забирали. В тот самый день, когда был арестован Николай Вознесенский, Сталин пригласил его на свою дачу и даже предложил тост за его здоровье (75, 293). Сталин также арестовывал членов семей высокопоставленных партработников (жену Калинина, брата Кагановича и пр.) и затем наслаждался, наблюдая отчаяние этих функционеров, которые не осмеливались протестовать. Медведев приводит следующую историю: «…беседуя однажды с О. Куусиненом, Сталин спросил его — почему он не хлопочет об освобождении своего сына. «Очевидно, были серьезные причины для его ареста», — ответил Куусинен. Сталин усмехнулся и дал указание об освобождении сына Куусинена» (38, 595; ср.: 180, 227).

 

Одной из излюбленных жертв Сталина был его личный секретарь Александр Поскребышев: «Однажды под Новый год Сталин решил поразвлечься таким образом: сидя за столом, он стал сворачивать бумажки в маленькие трубочки и надевать их на пальцы Поскребышева. Потом он зажег эти трубочки вместо новогодних свечей. Поскребышев извивался и корчился от боли, но не смел сбросить эти колпачки» (38, 639;ср.: 239, 275–276).

 

«Говорят, что Поскребышев сам был вынужден представить на подпись Сталину ордер на арест своей жены. При этом он попытался встать на ее защиту. «Так как органы НКВД считают необходимым арест Вашей жены, — сказал Сталин, — так и должно быть». И он подписал ордер. Увидев выражение лица Поскребышева, Сталин засмеялся: «В чем дело? Тебе нужна баба? Мы тебе найдем». И действительно, вскоре в квартире Поскребышева появилась молодая женщина и сказала, что ей было предписано вести его хозяйство» (122, 79; другие примеры приведены в книге Аллилуевой, 10, 386).

 

Эти акты жестокости Сталина, в сущности, не отличаются от еще более распространенной практики обычных профессиональных пыток (некоторые межкультурные и исторические документы по этому ужасающему предмету содержат следующие источники: 89; 84, 48–83; 262, 93—143; 227; 73). В целом садист есть садист, будь он испанским инквизитором или немецким нацистским «доктором», аргентинским военным мучителем или грузинским диктатором Советского Союза. Что делает садизм Сталина более интересным и имеющим большие последствия, чем другие виды садизма, так это то, что он имел несравнимую систему поддержки, громадную политическую машину, состоящую из многочисленных послушных чиновников (многие из которых сами были садистами), готовых исполнять любую прихоть тирана. Сталин не только знал о «примерах беззакония». Сталин фактически приказал применять «методы физического воздействия» против «врагов народа» и при случае даже уточнял, какой вид пыток нужно было использовать (57, 39; 211, 296–297). Антонов-Овсеенко говорит: «Операции по истреблению безоружных подданных он планировал, готовил и осуществлял сам. Он охотно входил в технические детали, его радовала возможность непосредственного участия в «разоблачении» врагов. Особое наслаждение доставляли генсеку очные ставки, и он не раз баловал себя этими поистине дьявольскими представлениями» (11, 167). Ввиду того что он был человеком умным и обстоятельства были благоприятными, Сталин был в состоянии реализовать фантазии подчинения, унижения и причинения боли в отношении большего числа людей, чем любой другой садист в истории человечества.

 

Садистское поведение отражает не только потребность причинять боль, но также страсть управлять другими. Эта страсть была достаточно очевидна тем, кто хорошо знал Сталина. Говоря о позиции, которую он выразил по отношению к различным странам Восточной Европы на Ялтинской конференции, Гарриман сказал: «Сталину нужны были слабые соседи. Он хотел доминировать над ними…» (146, 405).

http://flibusta.club/b/225235/read

Дряхлостью объясняется и то, что Сталин не произвел очередную чистку высшего аппарата

Из-за ухудшавшегося состояния здоровья И. Сталин не успел расправиться с В. Молотовым и А. Микояном, на которых он обрушился с обвинениями на пленуме ЦК после XIX съезда КПСС в октябре 1952 г.

21 декабря 1952 г. в 10 часов вечера вместе с другими товарищами мы поехали на дачу к Сталину. Сталин хорошо встретил всех, в том числе и нас. Сидели за столом, вели обычные разговоры. Отношение Сталина ко мне и Молотову вроде бы было ровное, нормальное. Было впечатление, что ничего не случилось и возобновились старые отношения. Вообще, зная Сталина давно и имея в виду, что не один раз со мной и Молотовым он имел конфликты, которые потом проходили, у меня создалось мнение, что и этот конфликт также пройдет и отношения будут нормальные. После этого вечера такое мое мнение укрепилось.

 

Но через день или два то ли Хрущев, то ли Маленков сказал: «Знаешь что, Анастас, после 21 декабря, когда все мы были у Сталина, он очень сердился и возмущался тем, что вы с Молотовым пришли к нему в день рождения. Он стал нас обвинять, что мы хотим примирить его с вами, и строго предупредил, что из этого ничего не выйдет: он вам больше не товарищ и не хочет, чтобы вы к нему приходили».

 

Обычно мы ходили к Сталину отмечать в узком кругу товарищей Новый год у него на даче. Но после такого сообщения в этот Новый год мы у Сталина не были.

 

За месяц или полтора до смерти Сталина Хрущев или Маленков мне рассказывал, что в беседах с ним Сталин, говоря о Молотове и обо мне, высказывался в том плане, что якобы мы чуть ли не американские или английские шпионы.

 

Сначала я не придал этому значения, понимая, что Сталин хорошо меня знает, что никаких данных для того, чтобы думать обо мне так, у него нет: ведь в течение 30 лет мы работали вместе. Но я вспомнил, что через два-три года после самоубийства Орджоникидзе, чтобы скомпрометировать его, Сталин хотел объявить его английским шпионом. Это тогда не вышло, потому что никто его не поддержал. Однако такое воспоминание вызвало у меня тревогу, что Сталин готовит что-то коварное. Я вспомнил также об истреблении в 1936–1938 гг. в качестве «врагов народа» многих людей, долго работавших со Сталиным в политбюро.

 

За две-три недели до смерти Сталина один из товарищей рассказал, что Сталин, продолжая нападки на Молотова и на меня, поговаривает о скором созыве пленума ЦК, где намерен провести решение о выводе нас из состава Президиума ЦК и из членов ЦК.

 

По практике прошлого стало ясно, что Сталин хочет расправиться с нами и речь идет не только о политическом, но и о физическом уничтожении.

http://loveread.ec/r...?id=69235&p=188

Действительно, должность председателя СНК Сталин занял только в 1941 г., а до этого был просто одним из секретарей ЦК.

Поскольку в конце 1930-х гг. от него зависела судьба каждого члена ЦК и даже политбюро, эти органы исполняли волю И. Сталина.

При Хрущеве главным боссом стал Первый, а позднее Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Должность генерального секретаря ЦК партии, которую никто не занимал с 1934 г., была восстановлена для Л. Брежнева в 1966 г. В период руководства Н. Хрущёва она отсутствовала.

предлагаю по случаю Крещения выпустить Учёного на волю

Лучше амнистировать Ученого без залога.

Въ половинѣ февраля царь уѣхалъ въ Воронежъ, гдѣ постоянно устроивался его флотъ. По отношенію къ войнѣ съ Карломъ Петръ намѣревался пустить нѣсколько кораблей въ Азовское и Черное море, чтобы внушить туркамъ уваженіе къ своимъ силамъ въ случаѣ, если бы съ турецкой стороны оказалось поползновеніе къ нарушенію мира. Въ то же время царскій посланникъ въ Константинополѣ, Толстой, всѣми средствами старался вооружить Диванъ противъ Карла XII и его союзниковъ; онъ представлялъ, что предпріимчивый Карлъ, если удастся ему побѣдить Россію, оборотитъ свои завоевательные замыслы на Турцію ¹).

 

Въ Украинѣ военными дѣлами распоряжался главнымъ образомъ князь Меншиковъ, состоявшій въ постоянной перепискѣ съ царемъ. Съ 1 апрѣля его постоянное пребываніе было въ Харьковѣ, откуда онъ дѣлалъ недолговременные разъѣзды для осмотра войскъ и для наблюденія надъ театромъ военныхъ дѣйствій. Важнѣйшею задачею было удержать запорожцевъ въ покорности государю и отклонить отъ соединенія съ Мазепою. Для усовѣщенія запорожцевъ былъ посланъ въ Сѣчу архимандритъ Межигорскій Иродіонъ Жураховскій. Съ нимъ царскіе стольники и гетманскій посланецъ повезли царское денежное жалованье и сверхъ того особые денежные подарки кошевому, старшинамъ и всѣмъ товарищамъ. По извѣстію малорусскаго лѣтописца, задорная толпа «гультаевъ» оскорбляла присланнаго къ нимъ духовнаго сановника и гетманскаго посланца: ихъ грозили сжечь или утопить ²). Но такого рода обращеніе съ лицами, которыхъ запорожцы должны были уважать, было не рѣдкостью въ грубомъ запорожскомъ {669} обществѣ и составляло обычную выходку, часто не имѣвшую послѣдствій. И въ эту пору на нѣкоторое время въ Сѣчѣ взяла-было верхъ партія старыхъ козаковъ, всегда стоявшая на сторонѣ спокойствія и покорности царю. Расположеніе къ законности до того проявилось у сѣчевиковъ, что они послали къ Мазепѣ письмо, въ которомъ, именуя себя царскимъ войскомъ, извѣщали, что вмѣстѣ съ царскими ратями будутъ стараться объ освобожденіи Украины отъ вторженія иноплеменниковъ. Петръ писалъ, что надобно всѣми силами утвердить въ вѣрности къ царю кошевого атамана, какъ главнаго начальника и руководителя запорожцевъ. Но этимъ кошевымъ атаманомъ былъ тогда Костя Гордѣенко – непримиримѣйшій врагъ московской власти – и этотъ-то именно человѣкъ снова свелъ братію на противный путь. Мазепа послалъ къ запорожцамъ воззваніе, но Костя предупредилъ пріѣздъ мазепиныхъ посланныхъ въ Сѣчу, собралъ до тысячи единомышленниковъ, взялъ съ собою девять пушекъ и пошелъ къ Переволочной ¹), которую Запорожская Сѣча считала своею собственностью и держала тамъ начальника, называемаго полковникомъ. Въ это время запорожскимъ полковникомъ въ Переволочнѣ былъ Нестулей. По зову Гордѣенка, онъ выѣхалъ къ нему съ 500 запорожцевъ, находившихся въ Переволочнѣ при полковникѣ; туда уже прибыли ѣхавшіе въ Сѣчу мазепины посланцы – генеральный судья Чуйкевичъ, кіевскій полковникъ Мокіевскій и бунчуковый товарищъ Ѳедоръ Мировичъ, сынъ переяславскаго полковника.

 

12 марта, въ субботу, собрали раду. Прочли длинное посланіе Мазепы. Въ немъ излагались разныя тягости, которыя терпѣла Украина отъ московскаго ига, а для Запорожья эти тягости выставлялись еще чувствительнѣе. Мазепа увѣрялъ, что самъ слышалъ, какъ царь говорилъ: «надобно искоренить этихъ воровъ и злодѣевъ запорожцевъ». У шведскаго короля, – объяснялъ Мазепа, – нѣтъ вовсе злыхъ умысловъ ни противъ Украины, ни противъ Запорожья. Король только преслѣдуетъ своихъ непріятелей – москалей, которые сами раздражили шведовъ, а теперь не въ силахъ противостоять имъ и бросились на Украину, гдѣ поступаютъ хуже, чѣмъ шведы, которыхъ выставляютъ чужими непріятелями. Запорожцы, вмѣстѣ съ малороссіянами, должны радоваться прибытію шведскаго государя, потому что оно подаетъ всѣмъ возможность свергнуть съ себя московское ярмо и стать свободнымъ, счастливымъ народомъ. Затѣмъ, въ посланіи Мазепы приводилась прежняя сказка о намѣреніи царя перевести малороссіянъ за Волгу.

 

Мазепины посланцы привезли кошевому деньги. Костя Гордѣенко тотчасъ же сталъ раздавать ихъ товарищамъ и тѣ, выслушавши письмо Мазепы, кричали: «за Мазепою, за Мазепою! Правда, – разсуждали тогда на этой радѣ, – царь прислалъ въ Сѣчу деньги, но за это мы не должны служить царю противъ шведскаго короля и Мазепы: деньги, присланныя къ намъ, были прежде отняты москалями у нашихъ же братьевъ козаковъ». Вѣроятно, они разумѣли тутъ удержаніе назначаемаго въ Сѣчь жалованья по поводу бывшей жалобы турецкаго паши за грабежъ греческихъ купцовъ. Много подѣйствовало на запорожцевъ и полученное письмо крымскаго хана: онъ подавалъ совѣтъ держаться гетмана Мазепы и обѣщалъ помогать запорожцамъ въ нуждѣ. Нестулей съ своими товарищами, бывшими въ Переволочнѣ, нѣсколько-было поупрямился, но потомъ {670} склонился на сторону Мазепы. Костя Гордѣенко написалъ къ шведскому королю, что всѣ запорожцы на его сторонѣ, испрашиваютъ его покровительства, готовы на всякія усилія для возстановленія своей свободы и молятъ Бога объ успѣхахъ шведскаго короля ¹). По настоянію кошевого, съ письмомъ въ такомъ смыслѣ отправлена была депутація изъ запорожцевъ къ шведскому королю. Депутаты прибыли въ Будища ²). 19 марта и были допущены къ королевской рукѣ. Имъ устроили угощеніе, но фельдмаршалъ Реншильдъ замѣтилъ, что запорожцы безобразно пьянствуютъ, и постановилъ съ ними условіе, чтобы десять изъ нихъ, которые представятся королю при послѣдней аудіенціи, не напивались ранѣе обѣда, потому что король пьяныхъ не терпитъ. Запорожцы сдержали свое обѣщаніе, но съ трудомъ ³).

 

Въ то время, когда эти запорожскіе депутаты находились въ шведскомъ станѣ, другіе ихъ братія, возбужденные Костею Гордѣенкомъ и Нестулеемъ, начали непріязненныя дѣйствія противъ русскихъ. Сперва въ Кобылякахъ напали они врасплохъ на 60 человѣкъ сонныхъ и 40 изъ нихъ изрубили, а на другой день въ Цариченкѣ ⁴) напали на бригадира Кампеля, стоявшаго тамъ съ тремя полками, и задали такой переполохъ, что Кампель едва убѣжалъ съ 400 своихъ солдатъ; 115 человѣкъ было взято запорожцами въ плѣнъ ⁵). Этотъ успѣхъ сразу ободрилъ низовскую удаль; набралось тысячъ до пятнадцати сѣчевиковъ и гультаевъ; они овладѣвали городками по Орели и по Ворсклѣ, прогоняли великороссійскіе гарнизоны, а жители того края, которые передъ тѣмъ изъ боязни, не зная къ кому приставать, скрывались въ лѣсахъ, теперь возвращались въ свои жилища и, повинуясь запорожцамъ, доставляли запасы шведамъ ⁶). {671}

 

 

¹) Голиковъ. „Дополн. къ Дѣят. Петра Вел.“, т. VIII, стр. 207–208.

 

²) Ригельманъ, ч. III, стр 57. {669}

 

¹) Нынѣ мѣст. Кобылякскаго уѣзда, при р. Днѣпрѣ, близъ устья Ворсклы. {670}

 

¹) Nordberg, стр. 284. – Adlerfeld, франц. пер., стр. 429.

 

²) Нынѣ большое мѣстечко Зеньковскаго уѣзда.

 

³) Nordberg, стр. 285. – Adlerfeld, нѣмецк. пер., ч. III, стр. 197.

 

⁴) Нынѣ мѣст. Кобылякскаго уѣзда, при р. Орели.

 

⁵) Adlerfeld, ibid. – Гос. Арх. Кабинет. Дѣла. Отд. II, № 8.

 

⁶) Nordberg, стр. 285. {671}

 

Костомаров Н.И. Собрание сочинений. Исторические монографии и исследования. Кн. 6. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1905. С. 669–671.

И. Мазепа в своей переписке с Петром I убеждал его искоренить запорожское казачество, но в нужный момент написал запорожцам, что будто бы слышал эту мысль от царя (который на самом деле прилагал усилия, чтобы они остались на его стороне). К этой лжи он присоединил другую – будто Петр I собирается выселить жителей Малороссии за Волгу.

Я за Пугача не заступаюсь, хочу ему помочь участвовать в общении.

На каждого кмета для равновесия должен быть пугач. Я заметил, что оба задают множество вопросов по принципу: чем больше, тем лучше (соответственно в ветках "Династия Пястов Польше" и "300 лет назад Московское царство стало Империей"). Т.е. качеству они предпочитают количество. Если считать это троллингом, то придётся признать обоих его любителями. При таком положении дел один другого периодически открыто и безнаказанно именует троллем, хотя принципиально от него ничем не отличается.

Языкъ Малороссійской довольно звученъ, не смотря на то, что принялъ много грубыхъ Татарскихъ словъ и къ церковному Славянскому гораздо ближе, нежели Русской. Находясь подъ вліяніемъ Польши и Литвы, онъ во многихъ мѣстахъ, особливо въ пограничныхъ, потерпѣлъ большое измѣненіе. Полтава можетъ назваться столицею его; здѣсь онъ въ {34} первоначальной чистотѣ своей, безъ посторонней примѣси звучитъ по хуторамъ и селамъ. При приближеніи къ Чернигову онъ замѣтно начинаетъ портиться, за Черниговымъ измѣняется въ Литвинскій, въ Кіевѣ смѣшивается съ Польскимъ, а за Кіевомъ совершенно исчезаетъ. Обороты его и фразы, поименованіе цѣлаго изрѣченія однимъ лаконическимъ словомъ, частыя междометія и мѣстоименія, покажутся непонятными даже и не для иностранца: это происходитъ большею частію отъ того, что всякой Малороссіянинъ думаетъ, что говорящій съ нимъ непремѣнно долженъ понимать его; въ подтвержденіе этого разсказывали одинъ случай, когда помѣщикъ въ довольно затруднительномъ дѣлѣ совѣтовался съ своимъ мужикомъ и требовалъ, чтобы тотъ сказалъ свои мысли. Та воно добродію; отвѣчалъ мужикъ по глубокомъ раздумьи, воно бачыте й тее, такъ опьять же й те – и {35} снова углубился въ мысли. – Множество уменьшительныхъ именъ и глаголовъ дѣлаютъ его способнымъ къ выраженію чувствъ нѣжныхъ и кроткихъ, но мелодія его болѣе всего ощутительна въ пѣсняхъ, въ этомъ прекрасномъ достояніи народа, гдѣ онъ выразился съ малѣйшими измѣненіями и оттѣнками во дни тревогъ и мгновеннаго спокойствія, неперемѣнно его волновавшихъ. Невыразимая скорбь, навѣваемая ими, кажется проницаетъ насквозь душу, тоска и болѣзненныя жалобы, какъ будто о невозвратной утратѣ счастія, усиливаемые воспоминаніемъ, составляютъ ихъ характеръ. Въ нихъ вы не встрѣтите, такъ какъ въ Русскихъ пѣсняхъ, мечтательности и надежды любовника, ожидающаго свою любезную, но безнадежный плачь матери или сестры, подъ которыми алигорически всегда разумѣли Малороссіяне свою отчизну, разлучающихся {36} съ сыномъ или братомъ, идущимъ на вѣрную смерть. – Способность Малороссіянъ къ пѣнію и музыкѣ удивительна; извѣстно, что лучшіе пѣвцы наши суть большею частію изъ Малороссіи, которую справедливо называютъ Русскою Италіею. {37}

 

Свиньин П. Полтава (Из живописного путешествия по России издателя О.З.) // Отечественные записки. Ч. 41. Апрель 1830. № 120. С. 34–37.

"Литвинским" языком здесь назван белорусский.

Папство наживало на крестовых походах деньги и моральный капитал, князья и рыцари гнались за славой, а освобождение Иерусалима было скорее лозунгом, чем насущной задачей западноевропейской элиты.

Это несколько устаревший взгляд на Крестовые походы.
 

Записавшие события свидетели часто рассказывают, как крестоносцы отдавали в боях свою жизнь за Христа, как они умирали от голода и болезней, погибали в плену, где их мучили иноверцы, заставляя отречься от христианской веры. Таким мучеником был французский рыцарь Рейно (скорее всего, вымышленный персонаж), отказавшийся перейти в ислам и принявший смерть от врагов, – его подвиг был воспет в «Антиохийской песни» – одном из самых ярких произведений эпоса крестового похода. Во время перехода по Малой Азии, а затем Сирии, по мере того как воины все больше осознавали, что участвуют в божественном мероприятии, в крестоносном войске постепенно вызревает идея мученичества. Самый импульсивный и чувствительный хронист – Раймунд Ажильский – в своей хронике описывает, как духи покойных крестоносцев, подобно святым, являются в видениях участникам похода с советами и увещеваниями и заверяют, что после смерти они оказались в раю и служат Христу.⁴³ Павших в этой войне рыцарей современники событий рассматривали как мучеников – считалось, что они попадают в рай и, подобно монахам, обретают «небесный Иерусалим».

 

В пути к Иерусалиму крестоносное войско помимо папского легата – епископа Ле Пюи Адемара – сопровождало {51} несколько десятков священников из самых разных регионов, в армии практиковалась почти монашеская дисциплина. Подчиняясь ей, крестоносцы проявляли свое благочестие. Перед каждой битвой крестоносцы причащались и исповедовались. Во время сражений клирики молились за победу и благословляли службу воинов. Когда войска отвоевывали какой-то храм или церковь у мусульман, крестоносцы совершали торжественные церемонии, освящая эту церковь, восстанавливая иконы и алтари и возобновляя церковную службу, как это было, например, в случае с церковью Св. Петра в Антиохии.

 

Путь рыцарей к Святой Земле был отмечен и литургическими ритуалами. Воины непрерывно постились: в июне 1097 г., незадолго до отхода в Никею, после землетрясения в конце 1097 г., в конце июня 1098 г. перед битвой у стен Антиохии, перед тем как совершить крестный ход вокруг Иерусалима в июле 1099 г. Под руководством священников крестоносцы устраивали религиозные шествия: накануне сражения с Кербогой они совершили трехдневную покаянную процессию, когда они босиком с крестами в руках обходили церкви с пением религиозных гимнов. Сразу после взятия Иерусалима 15 августа 1099 г. состоялась большая церковная процессия: воины, неся кресты, направились сначала к церкви Гроба Господня, затем – к храму Господа.

 

В армии не только неукоснительно соблюдались литургические обряды, но и царила суровая дисциплина – распущенность нравов, грехи прелюбодеяния и разврат жестоко карались. Часто в назидание всему войску устраивались суровые публичные наказания согрешивших воинов – их прижигали раскаленным железом, секли плетью. Крестоносцы таким образом доказывали, что они любят Бога и что они послушны ему. Молитвой, покаянием и постом они стремились умилостивить Бога. Крестоносцы по существу вели монашеский образ жизни. По словам французского хрониста Бодри Дольского, еще не было прежде такого, чтобы «столько князей, герцогов, рыцарей и пехотинцев сражались без предводителя» – в армии крестоносцев «никто не приказывал и не возвышал себя над другими – все вдохновлялись Духом Святым, “который веет, где хочет” (Пн 3:8)»,⁴⁴ все {52} руководствовались только горячим желанием обрести для себя спасение.

 

Тяготы, которые крестоносцы претерпели во время своих трехлетних скитаний по Малой Азии, Сирии и Палестине, рассматривались ими в ветхозаветном смысле – как испытание, посланное Богом. Церковные писатели стремились придать этим испытаниям символический смысл. «Верю, – писал французский хронист Фульхерий Шартрский, – что, будучи избраны Богом, ранее испытанные в столь больших несчастьях, они очистились от своих грехов, подобно тому как золото пробуется три раза и очищается семь раз».⁴⁵ «Золото, испытанное огнем» – этот образ стал символом страданий мирян, принявших обет сражаться за Христа. Пройдя через горнило этих испытаний, крестоносцы очищались и искупали грехи. Как писал Гвиберт Ножанский, «никогда и ни в какую эпоху не было так, что столь крупные государи подвергали свои тела таким мучениям только в надежде обрести небесное вознаграждение».⁴⁶

 

На Клермонском соборе папа призывал крестоносцев освободить восточных христиан и Иерусалим. Так они должны были проявить свою любовь к ближнему и любовь к Богу. В письмах, которые участники похода посылали папе и другим прелатам и государям, крестоносцы рассказывали о том, как они освобождают восточнохристианские земли и как те помогают своим братьям по вере. Но все же главная цель похода заключалась в освобождении Иерусалима. Еще раз напомним, что небесный Иерусалим в монашеской культуре рассматривался как образ рая, символ спасения, как истинная цель религиозной жизни. Во время первой крестоносной экспедиции ее жаждущие спасения участники отождествили небесный Иерусалим с целью похода. Они сражались за земной Иерусалим, но тем самым приближали небесный. Еще в сентябре 1098 г. вожди крестоносцев в письме к Урбану II призывали папу присоединиться к экспедиции и «открыть им врата обоих Иерусалимов».⁴⁷ Стремясь вписать все события в контекст истории Спасения, крестоносцы датам и числам также придавали символическое значение. И им было очень важно, что священный город был завоеван 15 июля 1099 г. – в день «разделения апостолов» для благовествования (праздник, отмечавшийся {53} западной христианской Церковью), – и что они ворвались в Иерусалим в три часа дня – тот же час, когда Иисус Христос умер на Кресте. Освобождение города – кульминация крестового похода. Завоевав земной Иерусалим, они достигли цели своего путешествия и выполнили завет Богу, тем самым стяжав спасение души.

 

Лучше всего представления самих крестоносцев об этой первой экспедиции иллюстрирует рассказ хронистов о видении Стабулона – камергера герцога Готфрида Бульонского. Еще до крестового похода Стабулону привиделась золотая лестница до небес, по которой Готфрид поднимался вместе со своим кравчим, державшим в руках зажженную лампаду. Достигнув середины лестницы, «кравчий оступился и покатился вниз, между тем как лампада погасла». Тогда Стабулон вновь зажег ее и сам стал подниматься по лестнице. Когда они с герцогом добрались до самого верха, то были вознаграждены – они увидели «небесный чертог, в котором для избранников Божьих был накрыт стол со сладчайшими яствами». С точки зрения хронистов, эта история рассказывала о пути к Иерусалиму, т.е. к небесным вратам. Лестница из золота означала, что к этим вратам следует приблизиться «со смирением и чистым сердцем». Погасшая в середине пути лампада и неудача кравчего – намек на то, что слуга Готфрида Бульонского свернул с истинного пути (и действительно, он покинул герцога в час испытаний под Антиохией) и не смог занять место за столом, где сидели святые. Готфрид же вместе со Стабулоном удостоились созерцать Гроб Господень – а это и есть те самые сладкие яства, вкусить которые желают все праведники.⁴⁸ Как видим, крестовый поход воспринимался крестоносцами как средство к спасению души, как путь к святости.

 

Чудеса, видения, обретение реликвий, победы в сражениях, в которых им помогали Бог и святые, укрепляли убеждение крестоносцев в том, что они участвуют в божественном мероприятии. Подобно скитавшимся в поисках Земли Обетованной древним израильтянам или защищавшим свою веру Маккавеям – богоизбранному народу, – участники экспедиции выполняли великую религиозную миссию, причем, как они считали, более важную, чем та, которой были облечены {54} ветхозаветные евреи. Крестовый поход отныне интерпретировался как «деяния Бога через франков» – так, собственно, назывался труд Гвиберта Ножанского – одного из самых известных хронистов, создававших версию событий по горячим следам. По мнению рыцарей, они участвовали в священной войне, где за них сражался Господь, а их поражения и несчастья были посланными небом испытаниями. В этой военно-религиозной экспедиции они искали спасения через мученичество и покаяние. Во время похода они вели монашеский образ жизни и в то же время сражались за Христа. Собственно, именно такую роль искали клюнийские реформаторы для мирян. Судя по первому опыту крестоносного движения, можно считать, что Церкви удалось навязать мирянам монашеские ценности и что предложенные папой Урбаном II идеи были восприняты крестоносцами. На Клермонском соборе папа проповедовал рыцарям о любви к Богу и к ближним. Сначала все эти идеи отождествлялись ими с семейными и сеньориальными отношениями – крестовый поход мыслился как некий род вендетты против неверных, отобравших у Христа его владения и угнетающих его детей. Но по мере того, как крестоносцы осознавали грандиозность мероприятия, в котором участвовали, они постепенно преисполнились уверенностью в том, что крестовый поход – дело Бога и что они осуществляют его интенции. В какой-то степени народное благочестие даже опережало официальную. Церковь. Позднейшие историки – Гвиберт Ножанский, Роберт Реймсский, Бодри Дольский – в своих трудах рассказали о чудесном проявлении божественной власти в войне, которую вели за христианских братьев и возвращение Иерусалима крестоносцы – народ Бога. Необычные события были вписаны в контекст истории Спасения, а крестовый поход стал актом Провидения. Церковные писатели создали весьма тонкую интерпретацию тех форм народного благочестия, которые породил Первый крестовый поход, и свели в единую систему различные элементы, которые присутствовали уже в проповеди Урбана II – идеи священной войны и паломничества, соединенные с монашескими ценностями рыцарские идеалы, идеи мученичества и покаяния. Так постепенно кристаллизовалась идеология крестовых походов. Согласно этой системе взглядов, крестоносцы {55} являются воинами Христовыми, которые реализуют интенции Бога и освобождают Иерусалим, крестовый поход есть правое дело, в защите которого проявляется любовь к Богу, и участие в нем рассматривается как заслуга, а образ жизни крестоносца сродни монашеской жизни.

 

Так или иначе военно-религиозная экспедиция 1096–1099 гг. станет для средневекового общества тем образцом, в сравнении с которым будут интерпретироваться последующие крестоносные экспедиции. О Первом крестовом походе будут слагать песни, прославлять подвиги его участников, и память об этих уникальных в глазах средневековых мирян событиях будет яркой и долговечной. С судьбой Иерусалимского королевства и вассальных государств (графства Триполитанского, княжества Антиохии и графства Эдессы), созданных в результате Первого крестового похода, связано дальнейшее крестоносное движение. {56}

 

 

⁴³ Раймунд Ажильский оставил красочные описания визионерского опыта крестоносцев. См.: Raimundi de Aguilers Historia Francorum… P. 260–266, 279 etc.

 

⁴⁴ The Historia Ierosolimitana of Baldric of Bourgueil / Ed. S. Biddlecombe. Woodbridge; Suffolk, 2014. P. 4.

 

⁴⁵ Fulcherii Carnotensis Historia Hierosolymitana… P. 226.

 

⁴⁶ Guibert de Nogent. Dei Gesta per Francos… P. 275.

 

⁴⁷ Epistulae ac chartae… P. 164.

 

⁴⁸ История кравчего рассказана несколькими хронистами, наиболее полно ее передает Альберт Аахенский: Albert of Aachen. Historia Ierosolimitana… P. 436–438. {356}

 

Лучицкая С.И. Крестовые походы. Идея и реальность. СПб.: Наука, 2019. С. 51–56, 356.

Предлагаю перейти от пустой и ничем не подтверждённой болтовни очередного мифотворца левого толка к историческим фактам из научной литературы.

Экономический курс новых властей состоял в проведении масштабных политических и экономических кампаний, которые, как рассчитывал Салотх Сар, должны были укрепить его власть и коренным образом изменить лицо страны.

 

Первой такой кампанией стала акция очищения городов от населения, когда к концу апреля 1975 г. 3,5 млн. горожан, в том числе {337} 3 млн. жителей Пномпеня, были выселены в сельскую местность⁶⁸. Это выселение проводилось беспорядочно, почти хаотически, хотя сам Пол Пот позже не раз утверждал, что «политика выселения городов была определена еще до победы»⁶⁹. Проблема заключалась в том, что конкретного плана расселения людей по стране у «красных кхмеров» не было. Многие оставшиеся в живых очевидцы вспоминают полную неразбериху, царившую в городе во время выселения⁷⁰, когда тысячи людей под палящим солнцем и под дулами автоматов двинулись по дорогам, ведущим на север, юго-запад и восток от Пномпеня, т.е. на территории военно-административных зон, войска которых и заняли столицу. Сколько людей погибло в процессе этого марша смерти, сказать трудно. По одним сведениям, кампания проводилась без особых репрессий и убийств, – людей якобы таким образом спасали от возможных эпидемий и голода⁷¹. Эта версия всегда приводится адептами «красных кхмеров» на Западе: например Дж. Гильденбранд и Г. Портер, не считаясь с реальностью, пишут об этой вопиющей трагедии с позиций фактического одобрения действий полпотовцев.

 

На самом деле в это время в Пномпене происходили страшные события: больных и не способных двигаться людей убивали; студентов, которые носили очки или майки с латинскими буквами, расстреливали, – словом, в один момент закон оказался анахронизмом, и жизнь людей стала зависеть от расположения к ним одетых в черную униформу солдат⁷². Если кто-то им не нравился или недостаточно быстро исполнял их приказание, его могли расстрелять в любую минуту. В книге Дж. Баррона и А. Поля очевидцы, находившиеся на территории французского посольства, описывают, например, такую трагическую сцену: патруль полпотовских солдат, пробираясь через вереницу людей с узлами и чемоданами, оттеснил мать и отца от детей, которых тут же направили в другую колонну. В отчаянии родители бросились было за ними, но были убиты в упор выстрелами из пистолета … Вскоре дорога была буквально усеяна трупами, которые начали быстро разлагаться под яркими лучами солнца. Их никто не убирал⁷³.

 

Наиболее благополучно складывалась судьба тех изгнанных из Пномпеня горожан, кто был направлен в Восточную зону, в примыкавший к ней специальный район № 505 (бывшая провинция Кратие) и в восточную часть Юго-Западной зоны – район № 25 (бывшая провинция Кандал). Здесь отношение властей к новоприбывшим было вполне лояльным. По крайней мере, беженцам – уроженцам этих мест позволяли вернуться в свои родные деревни, а остальных просто {338} перемешали с так называемым «старым» населением, которое отнеслось к ним без какой-либо дискриминации. Более того, в этих районах новые власти призывали местных крестьян принять своих «братьев и сестер из городов и относиться к ним по-братски»⁷⁴.

 

Новые условия жизни и труда в «группах солидарности» и в производственных бригадах, образованных из числа горожан, были для многих тяжелы, особенно для тех, кто не имел навыков к крестьянскому труду, однако участь людей, попавших на Восток, была несравнима с судьбой тех пномпеньцев, которые были отправлены в Северную зону и примыкавшие к ней районы Северо-Западной зоны. На севере и северо-западе прибывавших людей обычно не подселяли к «старому» населению, а бросали на освоение новых земельных наделов в джунглях. И без того ослабленных после длительной войны и тяжелого марша людей заставляли выполнять наиболее опасную и трудоемкую работу – расчистку джунглей. Каждой семье давали обычно две недели, чтобы построить дом с максимально разрешенным размером – 4×4. Весь материал для этого «дома» люди должны были заготовить сами в лесу. При этом новоприбывших сразу же предупреждали: «Вы не будете владельцами этого дома, так как здесь никто ничем не владеет, все принадлежит всем»⁷⁵.

 

Положение перемещенных усугублялось еще и тем, что Северная зона считалась скудной, запасов продовольствия в ней было очень мало, поэтому непосильный труд сочетался там с очень низким продовольственным рационом, и люди вскоре начали голодать. Существуют следующие подтвержденные многочисленными свидетельствами сведения: «В 1975 г. в районе Сисопхона (на границе Северной и Северо-Западной зон) население было ослаблено отсутствием пищи, нормального жилья, антисанитарными условиями. Каждый день люди умирали здесь от малярии, тропической лихорадки, дизентерии и других болезней»⁷⁶.

 

По словам очевидцев, отношение местного населения к новоприбывшим здесь было особенно жестоким, потому что в этих традиционно «бедных» районах традиции антиурбанизма были очень сильны, к тому же их жители сильно пострадали от бомбардировок в ходе войны. Горожан здесь превратили в «класс париев, эксплуатировавшихся основным крестьянским населением»⁷⁷. {339}

 

 

68. Barron J. Paul A. Murder of a gentle land. N.Y., 1977, с. 39.

 

69. Цит. по: Шубин В.В. Кампучия: суд народа. М., 1980, с. 148.

 

70. Barron J. Paul A. Murder of a gentle land… с. 28.

 

71. Hildebrand G., Porter C. Cambodia: starvation and revolution… с. 46.

 

72. Беседа автора с Кхиеу Муем, работавшим водителем в Пномпене в 1984 г. и видевшим своими глазами весь ужас этой эвакуации. Беседа происходила в Пномпене 12 марта 1984 г.

 

73. Barron J., Paul A. Murder of a gentle land… с. 28.

 

74. Vickery M. Cambodia 1975–1982, с. 153–154.

 

75. Matin. P. 23–24, 01.1979.

 

76. Barron J. Paul A. Murder of a gentle land… с. 142.

 

77. Vickery M. Cambodia 1975–1982 … с. 154. {668}

 

Мосяков Д.В. История Камбоджи. XX век. М.: Институт востоковедения РАН, 2010. С. 337–339, 668.

ПОМЕЩЕНИЯ, ВЫСЕЧЕННЫЕ В СКАЛАХ

 

Мастерство обработки камня в значительной степени было обусловлено жизнью урартов среди скалистых гор. Урартам постоянно приходилось врубаться в скалы, проводя в горах дороги или каналы, отвоевывая участки, пригодные для земледелия и строительства.

 

На Армянском нагорье почти на каждом шагу можно встретить следы изумительной работы древних каменотесов. Большие сглаженные поверхности скал, высеченные площадки, лестницы, террасы для насаждений (как в крепостях Бостанкая и Мазгерда) и гигантские ступени, достигающие иногда одного метра высоты, красноречиво свидетельствуют о том, что работа над камнем была для урартов привычной. Огромные ступени вызвали в научной литературе ряд разноречивых мнений, получив даже название «иррациональные лестницы».

 

Леонард, изучивший подобные памятники в Пафлагонии, высказывал предположение, что эти ступени имели культовое значение и считались ступенями лестниц, ведущих к трону божества, находящегося на горе. Леман-Гаупт разделял мнение Леонарда, хотя некоторым памятникам этого рода он приписывал и практическое значение²¹.

 

Изучение древних крепостей показывает, что эти ступени имели в большинстве случаев строительное значение: на них возводилась кладка стен крепости или укладывались камни облицовки. Таково назначение ступеней Ванской скалы, Топрах-кале и Хайкаберда. И.А. Орбели по этому поводу писал: «Если же стену предстояло класть на склоне горы, то высекались соответственные ступени в виде лестницы, для каждого ряда кладки по ступеньке, то в ширину всего ряда кладки, то весьма узкие, так что камень ложился на ступень только одним своим краем; вследствие этого склоны всех трех указанных возвышенных пунктов – Топрах-кале, пожалуй, менее других – сплошь покрыты такими ступенями, которые на южной стороне Ванской скалы тянутся на головокружительной высоте; тут, кстати, над самым обрывом видна и халдская башня, еще стоящая на этих ступенях; ступени прекрасно видны и на северном склоне скалы Ванской цитадели, в этой части особенно пострадавшей. Эти ступени – ценный материал, на основании которого можно восстановить и направление стен и их конструкцию»²².

 

Если эти высеченные в скалах лестницы, оказывается, имели строительное назначение, то к памятникам культового характера можно отнести ниши, высеченные в скале, на внутренней поверхности которых вырезался клинописный текст религиозного или реляционного содержания. Эти ниши назывались урартами «воротами бога» и обозначались в клинописи идеограммой ворота²³. Они бывали больших размеров. Так, знаменитая ниша «Дверь Мхера», содержащая религиозный текст Ишпуини и Менуа, как уже указывалось, достигала высоты {244} 51,8 м; к ней вела лестница, а у подножия скалы было устроено подземное помещение культового назначения.

 

В горах между озерами Ван и Урмия, неподалеку от сел. Салхане, на р. Каперсу, находится вторая ниша этих же урартских царей («Дверь Ашрута»), также с религиозным текстом; она имеет вид прямоугольника высотой 4,10 м и шириной 2,61 м; к нише ведет лестница из семи ступеней²⁴.

 

В Мазгердской крепости, в нише, где помещена клинообразная надпись Русы II, есть дверь, ведущая в обширное помещение, высеченное в скале²⁵. Надо указать, что ниша в Мазгерде не прямоугольной формы, а имеет в верхней части закругление, в чем усматривалось западное влияние²⁶. Но для такого предположения у нас нет никаких оснований, так как полуциркульную арку имело здание, изображенное на бронзовой пластинке, а также ниши северного склона Ванской скалы, в которых были установлены каменные стелы с летописью Сардури, сына Аргишти. По своим размерам эти памятники были очень внушительными: правая ниша со стелой достигает 8,19 м высоты при ширине 2,52 м, а левая, без стелы, имела высоту около 6,50 м и ширину 2,74 м.

 

Среди урартских памятников, связанных с обработкой скал, особой славой пользуются искусственные пещеры и обширные помещения, высеченные в Ванской скале. Подробное описание их было приведено еще Шульцем, а план Хорхорской пещеры опубликован Лэйардом. Много внимания помещениям Ванской скалы уделили в своих записках о путешествии Тозер и Мюллер-Симонис²⁷. Планы и разрезы основных пещерных помещений приведены Леман-Гауптом²⁸, но они очень неточны. Искажены не только высоты отдельных комнат, но и их расположение; описание, сопровождающее чертежи, также содержит неправильности, объясняемые тем, что Леман-Гаупт при выполнении чертежей и описаний пользовался чужими обмерами и сведениями. В 1916 г., во время работ экспедиции Русского археологического общества в Ване, архитектор П.Е. Княгницкий произвел детальные обмеры всех помещений, высеченных в Ванской скале²⁹. Планы и разрезы искусственных пещер, приводимые мной, выполненные на основании этих очень точных обмеров, дают не только новый материал, но и в значительной мере уточняют и корректируют ранее известный.

 

Наиболее замечательные искусственные пещеры находятся на южной стороне Ванской скалы. В юго-западной ее части расположена группа из трех помещений, высеченных в скале, известная как «Хорхорские пещеры», а в научной литературе называемая «комнатами Аргишти». С верхней площадки скалы к пещерам вела лестница, ныне сильно разрушенная.

 

Первое из помещений этой группы представляет небольшой грот с каменной скамьей, из которого открывается вид на южное и юго-восточное побережье Ванского озера. {245} Справа от входа в грот скала тщательно сглажена и имеет довольно глубокую нишу, в которой некогда находилась плита из камня или металла, покрытая клинописью. Возможно, текст этой плиты был началом большой клинообразной надписи, высеченной на скале справа от ниши. Надпись, составляющая восемь столбцов, является одним из важнейших урартских эпиграфических текстов; она содержит описание событий четырнадцати лет царствования Аргишти, сына Менуа (так называемая Хорхорская летопись). Три столбца надписи помещены на скале, над лестницей, ведущей к главной пещере, а остальные пять – ниже, перед пещерой и над входом в нее.

 

Эстампаж с этой большой и труднодоступной надписи был снят впервые Дейроллем еще в 1870 г.

 

Вход, обрамленный текстом летописи, ведет в обширный, высеченный в скале зал (рис. 119) вышиной 3,5 м, с плоским потолком, около 10,5 м длины и 6 м ширины. Стены зала имеют десять ниш, наподобие окон, и вырезанные фигуры (глубиной 0,01 м) в виде квадратов с вогнутыми во внутрь сторонами (шириной 0,31 м), с глубокими углублениями в центре, которые были, вероятно, заполнены плитками из цветного камня или металла; высказывалось также предположение, что в углубления вставлялись металлические светильники.

 

В левом углу длинной стены высечены ступеньки, служившие, по мнению Шульца, для размещения каких-то предметов. В полу, около средней части стены, под двумя нишами, имеются два углубления (глубиной 0,02–0,03 м), первое – прямоугольное (2,07 × 2,60 м), второе – квадратное (со сторонами 1,11 м).

 

К большому залу примыкают четыре комнаты, не связанные друг с другом и имеющие в стенах ниши, подобные тем, что в центральном зале.

 

В северо-западной комнате обнаружен колодец, забитый щебнем. Было высказано предположение, что он был подземным ходом к воде или же связывал помещение с третьей из Хорхорских пещер, находящейся непосредственно под большой пещерой. К малой Хорхорской пещере вела лестница, начинавшаяся от грота, ныне почти совершенно разрушенная. Малая Хорхорская пещера (рис. 120) состоит из продолговатого зала длиной 2,68 м, шириной 2,90–3,09 м и высотой около 2,10 м. В северной стене зала высечены четыре крупные ниши, пол которых возвышается над полом основного помещения примерно на 0,20 м.

 

Из всех пещер Ванской скалы верхняя Хорхорская пещера пользовалась наибольшей известностью, ее подробно описали Шульц и Лэйард.

 

Вторая большая группа искусственных пещер находится в средней, самой высокой части скалы, неподалеку от надписи Ксеркса. Здесь в скале вырублена большая площадь, открытая с южной и восточной сторон, с запада и севера ограниченная высокими отвесными стенами среза скалы. В северной стене есть вход, ведущий в обширные помещения, известные под названием «Нафт-кую», или «нефтяной колодец» (рис. 121).

 

Фасад пещеры оформлен в виде большой ниши шириной 24,90 м и высотой 8,60 м, причем над дверью вырублено окно. Поверхность скалы у входа сильно повреждена, никаких следов надписей или рельефов не обнаружено.

 

Первый зал шириной 7,27–7,28 м при длине 12,40–12,42 м и высоте 7,90 м имеет потолок наподобие коробового свода. В верхней части стены, у начала свода, можно видеть рельефный орнамент из ряда полукружий; этот же {246} орнамент есть и на камнях, найденных Н.Я. Марром при раскопках дворца на Топрах-кале. Обращают на себя внимание тщательность отделки стен помещений «Нафт-кую» и правильность углов большого зала. Двери длинной стены ведут в два помещения: в левое, с двумя нишами, и в правое, с тщательно отшлифованными стенами, украшенными рельефным орнаментом, таким же, как и в первом зале.

 

В северо-западной стене этой комнаты вырублена ниша с уступом. Короткие стены большого зала имеют по одной двери, левая от входа в пещеру ведет в небольшую комнату прямоугольной формы, правая же – в комнату, так и оставшуюся неотделанной.

 

В северо-западной стене искусственной площадки высечен второй комплекс помещений, называемый «Ичкала» (рис. 123). Помещения «Ичкала» по своему плану отличаются и от «Нафт-кую» и от верхней Хорхорской пещеры тем, что мелкие комнаты группируются не вокруг первого большого зала, а вокруг двух зал.

 

Первый зал не совсем правильной формы (длина 9,28–9,38 м, ширина 5,49–5,97 м) имеет потолок, передающий коробовой свод, потолок второго зала, меньшего по площади и высоте (6,30 × 4,33 м), плоский. К первому залу примыкают две боковые комнаты, ко второму – три; из них две боковые имеют уступы, возвышающиеся на 0,19 м над полом.

 

Особый интерес представляет третья, примыкающая ко второму залу комната, лежащая на оси входа. Она прямоугольной формы (длиной 4,80–4,82 м, шириной 2,60–2,71 м), и в северо-восточной стене у нее есть возвышение в 0,87 м, на которое ведет лестница из трех ступеней. В возвышении вырезано правильной формы углубление (длиной 1,67 м, шириной 0,88 м), а под ним, в стене, круглые отверстия диаметром 2 см, в которых, по-видимому, закреплялись украшения стены; такие отверстия имеются и во втором большом зале. Пещера «Ичкала» сохранилась хуже других, она вся покрыта трещинами, и только при внимательном осмотре можно заметить тщательно выполненную древнюю отеску и шлифовку ее стен.

 

Ниже площадки, куда выходят пещеры «Нафт-кую» и «Ичкала», находится еще одна искусственная пещера, состоящая из зала не совсем правильной формы (длиной 3,44–3,71 м, шириной 1,92–2,02 м, высотой около 2 м), с тремя глубокими нишами, также неправильными в плане (рис. 122).

 

Восточнее описанных пещер, неподалеку от Тавризских ворот, ведущих в цитадель, находится еще одна группа комнат, высеченных в скале, которую ванцы называли «Большой пещерой» (рис. 124).

 

Перед пещерой высечена обширная площадка, на которую сверху вела величественная лестница шириной около 2 м, от которой сохранилось 25 ступеней. Фасад пещеры тщательно сглажен и имеет карниз в виде уступа; к двери ведет лестница, по бокам которой, по линии фасада, сделан уступ (завалинка) шириной 0,65 м. Дверь открыта в большой зал (длиной 9,34–9,42 м, шириной 6,17–6,18 высотой 5,95–5,99 м). К залу примыкают три другие комнаты, две боковые – вытянутой формы с дверьми в длинной стене³⁰, и третья, расположенная против входа, с возвышением в западной стене, на которое ведет лестница. {247}

 

На северном склоне Ванской скалы есть только одна искусственная пещера (рис. 127), представляющая обширный зал (длиной 20,46 м, шириной 7,81– 7,95 м, высотой 2,53 м), с широким входом (8,48 м), в проеме которого помещена клинообразная надпись Менуа, сына Ишпуини (рис. 125).

 

Относительно назначения этих искусственных пещер до сих пор еще нет единого мнения. Моисей Хоренский, описывая строительство Шамирам в Ване, рассказывает, что в твердой скале были высечены «различные дворцы, покои с почивальнями, казнохранилища» (I, 16). Леман-Гаупт сначала отвергал предположение, что они служили гробницами урартских царей, но потом стал склоняться к этому мнению. Возможно, искусственные пещеры могли быть различного назначения и что среди них есть как помещения религиозно-культового назначения (храмы), так и погребального.

 

К числу погребальных относится комплекс скальных помещений, открытых в 1916 г. А.Н. Казнаковым в Ванской крепости, около арсенала³¹ (рис. 126). Проем с углублением для дверной оси во внутренней его части вел в квадратное помещение около 20 кв. м площадью и высотой в 2,55 м. В левой от входа стене помещения на некоторой высоте от пола находился вход в две небольшие комнаты. Первая из них, прямоугольная в плане (длиной 4,76 м, шириной 1,42 м, высотой 0,95 м), в которой можно передвигаться только ползком, имела плоский потолок, а следующая – куполообразный. Вторая комната оказалась весьма интересной; на уровне пола соседней комнаты она имела вырез для закрепления плиты, служившей ей полом и перекрывавшей подполье, из которого вел ход в небольшую камеру (шириной 1,07 м, высотой 0,85 м), принятую исследователем за тайник. Характер этих небольших помещений позволяет присоединиться к мнению А.Н. Казнакова, считавшего описанную им ванскую искусственную пещеру погребальной. Саркофаг в ней находился, по-видимому, в подполье, в то время как в «Большой пещере», «Ичкала» и «Нафт-кую» саркофаги могли устанавливаться на возвышениях.

 

Иранские и малоазийские аналогии к этим урартским памятникам подкрепляют предположение о том, что ванские пещеры служили гробницами.

 

В середине XIX в. на правом берегу Аракса, напротив поста Алишар (ныне Нахичеванская АССР), была случайно открыта гробница, высеченная в скале, относящаяся к урартскому времени³². Она состояла из двух помещений: небольшой передней комнаты с потолком в виде коробового свода и погребальной камеры с плоским потолком и прямоугольными нишами в стене (рис. 127). В этой гробнице были найдены несомненно урартские бронзовые изделия – фигурки птицы с человеческим торсом и головка быка, служившие украшениями котлов. Оба эти предмета поступили в 1859 г. в Эрмитаж.

 

Подземное помещение в северо-западной части Топрах-кале несколько отличается от описанных помещений Ванской скалы и представляет, возможно, пещерный храм. {248}

 

С поверхности Топрах-кале по крупным ступеням можно спуститься на площадку, откуда вход ведет в подземное помещение. Чтобы попасть туда, надо пройти наклонный коридор (шириной 2 м и высотой 2,75–3 м), имеющий лестницу в 56 ступеней. Небольшие световые отверстия освещают большую комнату, высеченную в скале и имеющую в полу прямоугольное углубление, которое Леман-Гаупт считал бассейном.

 

Леман-Гаупт, описывая пещерные помещения Вана, связывает их с аналогичными памятниками Малой Азии (Пафлагонии, Фригии), Греции и Палестины и видит в этом еще один довод, подкрепляющий положение о западном происхождении урартов. Рассматривая связь палестинских гротов с урартскими, Леман-Гаупт указывает на разницу их планов. В палестинских гротах, часть которых Бранденбург относит ко времени около 1300 г. до н.э., мелкие комнаты группируются вокруг второго большого зала, а не первого, как в большинстве ванских пещер. Только в «Ичкала» имеются два зала, из чего Леман-Гаупт сразу же делает вывод о том, что «Ичкала» относится к более раннему, доурартскому периоду, а это вряд ли можно считать правдоподобным.

 

Правильно сопоставляя ванские искусственные пещеры с малоазийским материалом и приводя сравнительный материал по пещерным помещениям Египта, Этрурии, Греции, Финикии и Палестины, Леман-Гаупт совершенно игнорирует большой иранский материал, близкий к урартскому по времени. Но, несмотря на все это сходство, пещерные помещения Вана имеют много самобытных черт, связанных с урартской наземной архитектурой, и помогают нам даже в некоторой степени ее реконструировать. Так, потолки пещерных залов, как было указано, воспроизводят потолки урартских построек – плоское перекрытие бревенчатым накатом или же коробовые кирпичные своды. {249}

 

 

²¹ Lehmann-Haupt. Armenien. II. 2. P. 624.

 

²² Марр Н.Я., Орбели И.А. Археологическая экспедиция 1916 г. в Ван. Пг., 1922. С. 10.

 

²³ Ср. надписи 16 и 18 (CICh); в первом случае слово «надпись» передано идеограммой BAB, во втором – фонетически susie. {244}

 

²⁴ Müller D.H. Die Keilinschrift von Aschrut-Darga // DWAW. XXXVI. 1888. Tabl. II, III.

 

²⁵ Lehmann-Haupt. Materialien. S. 70.

 

²⁶ Lehmann-Haupt. Armenien. II. 2. S. 627.

 

²⁷ Tozer F.H. Turkish Armenia and Eastern Asia Minor. London, 1881. S. 347; Müller-Simonis, Hyvernat K. Du Caucase au golfe Persique. Paris; Lyon, 1892. P. 246.

 

²⁸ Lehmann-Haupt. Armenien. II. 1. S. 120–132; 143–153.

 

²⁹ Материалы П.E. Княгницкого обработаны архитектором А.В. Сивковым. {245}

 

³⁰ На плане «Большой пещеры», приведенном Леман-Гауптом, расположение и размер комнат даны неправильно (Lehmann-Haupt. Armenien. II. 1. S. 150). {247}

 

³¹ Казнаков А.Н. Пещера с тайниками в Ванской цитадели // Изв. Кавказского музея. XI. 1–2. 1917. С. 28–32. Табл. I и II.

 

³² Архив Государственного Эрмитажа. Оп. I. 1858. № 62. {248}

 

Пиотровский Б.Б. История и культура Урарту. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Искусство России, 2011. С. 244–249.

На известном февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. Ежов был одной из главных фигур. Он выступил с двумя докладами: по делу Бухарина и Рыкова, и о вредительстве в органах НКВД. Занимаясь первостепенными государственными вопросами, Ежов фактически вошел в состав высшего руководства страны, хотя формально не являлся членом Политбюро. По предложению Сталина Ежов был включен в постоянную комиссию Политбюро по подготовке и решению вопросов секретного характера (подробнее об организации этой комиссии будет сказано далее). Старые члены Политбюро в условиях массового террора в определенной мере зависели от НКВД и его шефа, согласовывая с ним многие существенные вопросы, прежде всего кадровые. 2 сентября 1937 г., обращаясь в Политбюро с просьбой утвердить ряд кадровых перемещений в Наркомате обороны, Ворошилов, например, мотивировал свою просьбу так: "Вчера т. Ежов принял тов. Грибова. После этого я говорил с т. Ежовым по телефону и он заявил мне, что против Грибова у него нет никаких материалов и дел. Считаю возможным назначить т. Грибова ком[андующим] войсками СКВО (Северо-Кавказский военный округ. – О.Х.), а т. Тимошенко перевести на ХВО (Харьковский военный округ. – О.Х.), командующим войсками"⁴⁴.

 

В какой мере все это свидетельствовало о том, что Ежов стал самостоятельной политической фигурой? Существует большое количество документальных свидетельств о том, что деятельность Ежова в годы "большого террора" тщательно контролировал и направлял Сталин. Он правил основные документы, готовившиеся в ведомстве Ежова, регулировал ход следствия и определял сценарии политических процессов. В период следствия по делу Тухачевского и других военачальников, обвиненных в "военном заговоре", например, Сталин {207} принимал Ежова почти ежедневно⁴⁵. Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя более 270 раз и провел у него в общей сложности более 840 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов (см. приложение 4). Как уже говорилось, Политбюро утверждало все приказы НКВД, касавшиеся проведения массовых репрессивных акций, а также организации отдельных наиболее крупных судебных процессов.

 

Несмотря на то, что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, судя по имеющимся документам, Сталин. Как утверждал в своих мемуарах Хрущев, значительную роль в 1937 г., помимо Сталина, играли также Молотов Ворошилов, Каганович⁴⁶. Активность этих соратников Сталина, а также других членов Политбюро в проведении репрессий подтверждается многочисленными фактами. Многие решения, судя по всему, Сталин принимал фактически единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов⁴⁷. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с указаниями от своего имени. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии Коротченко о ходе суда над "вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района", Сталин телеграфировал: "Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати". Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком⁴⁸. С большей долей уверенности можно предполагать, что по мере открытия документов Президентского архива обнаружится еще множество дополнительных свидетельств о ведущей роли Сталина в организации террора.

 

Сам Ежов был способным и инициативным "учеником" Сталина. Он достаточно успешно справился с подготовкой нескольких открытых процессов, которые, несмотря на отдельные "погрешности", завершились полным признанием подсудимыми – видными деятелями большевистской партии – своей вины. Ежов лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессивных акций. Желая угодить Сталину, доказать свою "незаменимость", Ежов поощрял своих подчиненных к {208} "перевыполнению" "планов" на массовые аресты и расстрелы, установленные Политбюро.

 

Сталин, несомненно, подталкивал Ежова к более активным действиям. В литературе неоднократно отмечался факт невиданной по интенсивности пропагандистской кампании, которая была организована вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внутренних дел, кандидат в члены Политбюро с октября 1937 г.). Его именем называли города, предприятия, колхозы.

 

Несмотря на это, есть основания полагать, что с самого начала Сталин расчетливо сохранял определенную дистанцию между собой и Ежовым, явно предпочитал возлагать "лавры" за массовое "разоблачение врагов" на НКВД и его руководителя. "Сейчас мне думается, когда я вспоминаю то время, – рассуждал в 70-е годы по этому поводу известный советский писатель К. Симонов, – что раздувание популярности Ежова, его "ежовых рукавиц", его железного наркомства, наверное, нисколько не придерживалось, наоборот, скорее, поощрялось Сталиным в предвидении будущего, ибо, конечно, он знал, что когда-то наступит конец тому процессу чистки, которая ему как политику и человеку, беспощадно жестокому, казалась, очевидно, неизбежной; раз так, то для этого последующего периода наготове имелся и вполне естественный первый ответчик"⁴⁹.

 

В связи с этим можно обратить внимание на многие факты сдержанности Сталина по отношению к Ежову. Более чем скупой была процедура избрания Ежова в Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 г.:

 

"СТАЛИН… Второй вопрос. О составе Политбюро. Политбюро предлагает ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро и утвердить его кандидатом в члены Политбюро.

 

ГОЛОСА. Правильно.

 

АНДРЕЕВ. Какие предложения будут.

 

ГОЛОСА. Голосовать.

 

АНДРЕЕВ. Кто за то, чтобы принять предложение Политбюро – ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро, тех прошу поднять руки. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принято единогласно"⁵⁰.

 

Историки неоднократно обращали внимание на тот факт, что Сталин отсутствовал на торжественном заседании в честь 20-летия органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в декабре 1937 г., в день, {209} как справедливо отмечает Б. Султанбеков, "наивысшего торжества Ежова, на фигуре которого сконцентрировалось все почтение к органам"⁵¹.

 

В общем, Ежов вряд ли мог претендовать на роль организатора "большого террора", самостоятельного политического деятеля, в сколько-нибудь серьезной мере предопределявшего размах и направление чистки. Ежов был старательным исполнителем воли Сталина, действовал в рамках четких указаний "сверху". Неизвестно ни одного факта, который хоть в какой-то мере свидетельствовал бы, что Ежов вышел из-под сталинского контроля. От дел Ежов был отстранен в тот момент, который счел целесообразным сам Сталин.

 

Так же, как в свое время "большую чистку", новый поворот "генеральной линии", отказ от массовых репрессий, а, следовательно, устранение Ежова и его соратников, Сталин начал готовить загодя, медленно дозируя его и тщательно скрывая свои истинные намерения. 8 апреля 1938 г. Политбюро утвердило назначение Ежова по совместительству наркомом водного транспорта СССР⁵². Внешне это выглядело как новое почетное задание в духе продолжения большевистской традиции (первый председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский был назначен по совместительству наркомом путей сообщения для наведения порядка в этой важнейшей отрасли народного хозяйства). Однако фактически новое назначение Ежова было поводом для очередной перетасовки кадров в НКВД. В последующие недели Политбюро санкционировало перемещение в наркомат водного транспорта большого количества ответственных сотрудников НКВД⁵³. Значительные кадровые перестановки продолжались и в последующие месяцы.

 

Недавние "герои-чекисты" почуяли недоброе, и некоторые попытались предупредить свой арест. Широкий резонанс в ежовском наркомате получило известие о бегстве за границу одного из высоких чинов этого ведомства, начальника УНКВД Дальневосточного края Г.С. Люшкова. В 1937-м – начале 1938 г. под его руководством проводились аресты, расстрелы, депортации из приграничных районов в Среднюю Азию советских корейцев. В конце мая 1938 г. Политбюро приняло решение освободить Люшкова от работы на Дальнем Востоке и отозвать его в центральный аппарат НКВД. Опытный Люшков понял, что означает это "повышение". В ночь с 12 на 13 июня, прихватив ценные документы, под видом инспекционной поездки он перешел границу с Маньчжоу-Го. В дальнейшем Люшков сотрудничал с японской разведкой, сообщая {210} ценные данные. В августе 1945 г. отступавшие японцы застрелили много знавшего перебежчика.

 

Побег Люшкова был сильным ударом по Ежову, на которого в любом случае ложилась ответственность за столь крупные провалы. Видимо, именно тогда Ежов почувствовал всю шаткость своего положения. В конце ноября 1938 г., уже после своего смещения, Ежов в своеобразном письме-исповеди на имя Сталина отмечал: "Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: Ну теперь нас крепко накажут… Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время".

 

Очень скоро Ежову пришлось еще раз убедиться, что предчувствия его не обманули. В августе первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л.П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. "Переживал и назначение т. Берия, – признавался Ежов в уже цитированном письме на имя Сталина. – Видел в этом элемент недоверия к себе, однако, думал все пройдет. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение – подготовка моего освобождения".

 

Легкость, с которой смещали и арестовывали ближайших сотрудников Ежова и назначали на их место новых людей, свидетельствовала о бессилии наркома внутренних дел. В отчаянии он попытался предпринять некоторые контрмеры. Как признавался Ежов Сталину, на это его подталкивал также Фриновский, находившийся с Берия в плохих отношениях. Фриновский доказывал Ежову, что с Берия невозможно сработаться, что он будет предвзято информировать Сталина о положении в наркомате. Фриновский советовал: "Держать крепко вожжи в руках. Не хандрить, а взяться крепко за аппарат, чтобы он не двоил между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат". Одновременно активизировался сбор компрометирующих Берия материалов. По совету Фриновского Ежов передал их Сталину.

 

Очевидно, однако, что в сложившейся ситуации от Ежова уже ничего не зависело. Судорожно пытаясь остаться на плаву, он, несомненно, понимал, что кадровая чистка в НКВД рано или поздно дойдет до наркома. Не справляясь с нервными {211} перегрузками, Ежов, по некоторым свидетельствам, начал беспробудно пьянствовать.

 

С октября сталинские маневры вокруг НКВД стали более активными. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось в короткий срок подготовить проект постановления ЦК, СНК и НКВД о новой установке по вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия. Председателем комиссии был назначен пока Ежов, а в ее состав вошли Берия, прокурор СССР Вышинский, председатель Верховного суда СССР Рычков и курировавший в ЦК ВКП(б) деятельность административных органов Маленков. Для подготовки документа комиссии отводился десятидневный срок, причем в первоначальном проекте постановления, написанном рукой Кагановича, срок работы комиссии не оговаривался и был внесен в окончательный вариант постановления Сталиным⁵⁴. Несмотря на это, постановление СНК и ЦК ВКП(б) "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия" было утверждено Политбюро лишь 17 ноября, т.е. более чем через месяц после создания комиссии. Вряд ли столь значительное время понадобилось для составления проекта постановления. Судя по протоколам Политбюро, Сталину потребовался этот месяц для проведения дополнительной кадровой чистки в аппарате НКВД. С 8 октября по 17 ноября Политбюро санкционировало назначение нового начальника секретариата НКВД, направило на руководящие должности в отдел кадров НКВД группу инструкторов отдела руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), назначило новых начальников иностранного отдела и оперативного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД, а также нового начальника управления по Ленинградской области (многие новые работники были людьми Берия) и т.д.⁵⁵ Складывается впечатление, что перед решительным ударом Сталин, как обычно, старался предупредить любые неожиданности.

 

Возможно, у Сталина были некоторые основания опасаться отчаянных шагов со стороны обреченных руководителей НКВД. Так, 14 ноября 1938 г. скрылся и перешел на нелегальное положение нарком внутренних дел Украины А.И. Успенский. Как вспоминал Н.С. Хрущев, Сталин считал, что о предстоящем аресте Успенского предупредил Ежов, который прослушал телефонный разговор между Сталиным и Хрущевым (тогда секретарем ЦК компартии Украины), обсуждавшими судьбу Успенского⁵⁶. Опыт и налаженные конспиративные каналы позволили Успенскому в течение 5 месяцев скрываться в разных городах СССР. Только 16 апреля, приложив {212} огромные усилия, чекисты под руководством нового наркома внутренних дел Берия сумели разыскать Успенского (за что большая группа сотрудников НКВД была награждена орденами).

 

Постановление от 17 ноября стало окончательным сигналом о том, что старое руководство НКВД доживает последние дни. Несмотря на то, что в постановлении констатировались успехи органов НКВД (под руководством партии) по разгрому "врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок", а также было записано, что дело очистки СССР от "шпионов, вредителей, террористов и диверсантов" необходимо продолжить, ведомство Ежова было подвергнуто резкой критике. "Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда, – говорилось в постановлении, – не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры". "Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых "лимитов" для производства массовых арестов". Глубоко укоренился "упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными", нередко "показания арестованного записываются следователями в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время… составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование… о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях" и т.д.

 

Постановлением от 17 ноября 1938 г. органам НКВД и Прокуратуре запрещалось производить какие-либо массовые операции по арестам и выселению, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора. В центре и на местах ликвидировались судебные "тройки", а дела, находившиеся в их ведении передавались на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР. Соответствующие поручения ЦК и СНК дали Прокуратуре – тщательно проверять обоснованность постановлений об арестах. {213} Органам НКВД напомнили о необходимости соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов при ведении следствия: заканчивать расследование в установленные законом сроки, производить допросы арестованных не позже 24-х часов после их задержания, по завершении каждого допроса составлять протокол⁵⁷.

 

Резкие обвинения в адрес НКВД и формулировки о засилии вредителей в этом ведомстве не оставляли сомнений в том, что Сталин решил свалить всю вину за массовый террор исключительно на чекистов. Так и произошло. Причем одной из первых жертв нового курса стал Ежов. Буквально через день после утверждения постановления об арестах и ведении следствия, 19 ноября, Политбюро занялось обсуждением заявления начальника управления НКВД по Ивановской области Журавлева. Судя по всему, это был очередной донос, возможно, спровоцированный сверху. Журавлев сообщал, что в свое время докладывал Ежову о подозрительном поведении ряда ответственных работников НКВД, но нарком не проявил к этому должного внимания, хотя сигналы оказались верными. Разбор записки Журавлева на Политбюро превратился в проработку Ежова. Ему предъявили обвинения в засорении следственных органов шпионами иностранных разведок, но главное – в недосмотре за отделом охраны членов ЦК и Политбюро, где, якобы, окопались заговорщики.

 

23 ноября Ежов был вызван на встречу со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым, которая проходила в сталинском кабинете с 9 часов вечера до часа ночи 24 ноября⁵⁸. В числе прочего, у Сталина, видимо, обсуждалось заявление Ежова об отставке. В этом заявлении на имя Сталина, датированном 23 ноября, Ежов полностью признал свою вину и ответственность за недостатки работы наркомата, засоренность чекистских рядов врагами и просил освобождения от обязанностей руководителя этого ведомства. Хорошо понимая, в каком направлении развиваются события, Ежов, кроме того, пытался напомнить Сталину о своей верной службе и энергично клялся в безграничной преданности вождю. Свое письмо он закончил так: "Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК, НКВД погромил врагов здорово. Даю большевистское слово и обязательство перед ЦК ВКП(б) и перед тов. Сталиным учесть все эти уроки в своей дальнейшей работе, учесть свои ошибки, исправиться и на любом участке, где ЦК сочтет необходимым меня использовать, оправдать доверие ЦК"⁵⁹. {214}

 

24 ноября Политбюро удовлетворило просьбу Ежова. Формулировка принятого решения была щадящей: отставка объяснялась как мотивами, изложенными в письме Ежова, так и, якобы, болезненным состоянием бывшего наркомвнудела, не позволявшим ему руководить одновременно двумя крупными наркоматами: внутренних дел и водного транспорта. Удалив Ежова из Наркомата внутренних дел, Политбюро сохранило за ним должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя КПК при ЦК ВКП(б) и наркома водного транспорта⁶⁰. Несмотря на это, и сами члены Политбюро, и многие из тех рядовых советских граждан, кто вскоре прочитал сообщение о смещении Ежова в газетах, конечно, понимали, что его судьба предрешена. "Товарищи, с которыми дружил и которые, казалось мне, неплохо ко мне относятся, вдруг все отвернулись словно от чумного. Даже поговорить не хотят", – жаловался Ежов в письме Сталину.

 

На XVIII съезде партии Ежов уже не был избран даже в ЦК. Присутствовавший на пленуме ЦК старого состава, где предварительно, за день до голосования на съезде, решался вопрос о новом составе ЦК, известный советский военачальник адмирал Н.Г. Кузнецов оставил такие воспоминания: "Сначала отводили тех членов ЦК, которых считали не справившимися со своими делами или опорочившими себя чем-либо и поэтому недостойными войти в новый состав… Помнится как выступал Сталин против Ежова и, указав на плохую работу, больше акцентировал внимание на его пьянстве, чем на превышении власти и необоснованных арестах. Потом выступил Ежов и, признавая свои ошибки, просил назначить его на менее самостоятельную работу, с которой он может справиться"⁶¹.

 

Вскоре Ежов был арестован по обвинению в руководстве "контрреволюционной организацией" в НКВД и расстрелян. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения "большого террора". Ежов стал очередным "козлом отпущения", из тех, кто, выполнив волю вождя, расплачивались жизнью во имя того, чтобы сам вождь оставался вне подозрений. {215}

 

 

44. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1163. Л. 71 (решение о назначении Грибова и Тимошенко было принято Политбюро на следующий день, 3 сентября).

 

45. Реабилитация. Политические процессы 30–50-х годов. С. 291.

 

46. Вопросы истории. 1992. № 1. С. 57.

 

47. Центр хранения современной документации. Ф. 89. Перечень 48. Д. 2, 3, 7, 9, 11, 12, 15, 16, 17, 20.

 

48. Известия. 1992. 10 июня. С. 7.

 

49. Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1989. С. 78.

 

50. Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 159.

 

51. Султанбеков Б. Николай Ежов // Татарстан. 1992. № 2. С. 28. Наблюдения по поводу этих событий см. также: Getty J.A. Origins of the Great Purges. P. 185.

 

52. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 998. Л. 21.

 

53. Там же. Л. 37, 40, 41.

 

54. Там же. Оп. 3. Д. 1002. Л. 37; Оп. 163. Д. 1200. Л. 1.

 

55. Там же. Оп. 3. Д. 1002. Л. 51; Д. 1003. Л. 11, 13, 17.

 

56. Вопросы истории. 1992. № 2–3. С. 87.

 

57. Исторический архив. 1992. № 1. С. 125–128.

 

58. Там же. 1995. № 5–6. С. 25.

 

59. Там же. С. 129–130.

 

60. Там же. С. 131.

 

61. Военно-исторический журнал. 1993. № 7. С. 50. {282}

 

Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 1996. С. 207–215, 282.

Краткая справка об участии Н. Ежова в репрессиях во время "большого террора":
 

В 1936–38 нарком внутр. дел СССР. Выступил одним из организаторов массовых политич. репрессий «Большого террора» (в сов. историографии – «ежовщина»), способствовал широкому применению мер физич. воздействия, разрешённых в практике НКВД с 1937 циркуляром ЦК ВКП(б). В 1938 создал Особое конструкторское бюро Управления НКВД по Ленинградской обл. с целью использования труда учёных, арестованных как «враги народа». С апр. 1938 по совместительству нарком водного транспорта СССР. 25.11.1938 Е. освобождён от обязанностей наркома внутр. дел (обязанности наркома водного транспорта выполнял до 9.4.1939) в связи с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17. 11.1938 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», отметившим наличие «крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры». Арестован 10.4.1939 (по др. сведениям, 10.6.1939) Воен. коллегией Верховного суда СССР за «организацию заговора в войсках и органах НКВД СССР, проведение шпионажа в пользу иностр. разведок, подготовку террористич. актов против руководителей партии и государства и вооруж. восстания против сов. власти …». 3.2.1940 приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян. В 1998 Воен. коллегия Верховного суда РФ, рассмотрев обращение приёмной дочери Е. о пересмотре постановления по его делу, в реабилитации отказала.

http://bigenc.ru/mil...ce/text/1976479

Г. Ягода также занимал должность наркома перед арестом и также не был реабилитирован даже после распада СССР.

В 1929–34 зам. пред. и 1-й зам. пред. ОГПУ СССР, с июля 1934 нарком внутр. дел СССР. Награждён орденами Красного Знамени (1927, 1930). В сент. 1936 заменён Н. И. Ежовым и назначен наркомом связи. В марте 1937 арестован (официально отстранён от должности в апреле), в 1938 осуждён по делу «правотроцкистского блока», расстрелян. Реабилитирован не был. Несёт персональную ответственность за активное участие в проведении политич. репрессий.

http://bigenc.ru/mil...ce/text/4934099

Даже фабрикация фальшивых обвинений требует определенных знаний и навыков.

Из постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (17 ноября 1938 г.):

Главнейшими недостатками, выявленными за последнее время в работе органов НКВД и Прокуратуры, являются следующие:

 

Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.

 

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов.

 

Это привело к тому, что и без того слабая агентурная работа еще более отстала и что хуже всего, многие наркомвнудельцы потеряли вкус к агентурным мероприятиям, играющим в чекистской работе исключительно важную роль.

 

Это, наконец, привело к тому, что при отсутствии надлежаще поставленной агентурной работы следствию, как правило, не удавалось полностью разоблачить арестованных шпионов и диверсантов иностранных разведок и полностью вскрыть все их преступные связи.

 

Такая недооценка значения агентурной работы и недопустимо легкомысленное отношение к арестам тем более нетерпимы, что Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) в своих постановлениях от 8 мая 1933 года, 17 июня 1935 года и, наконец, 3 марта 1937 года давали категорически указания о необходимости правильно организовать агентурную работу, ограничить аресты и улучшить следствие.

 

Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными (показания свидетелей, акты экспертизы, вещественные доказательства и проч.).

 

Часто арестованный не допрашивается в течение месяца после ареста, иногда и больше. При допросах арестованных протоколы допроса не всегда ведутся. Нередко имеют место случаи, когда показания арестованного записываются следователем в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и даже больше), составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование статьи 138 УПК о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях. Нередки случаи, когда в протокол допроса вовсе не записываются показания обвиняемого, опровергающие те или другие данные обвинения.

 

Следственные дела оформляются неряшливо, в дело помещаются черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, помещаются не подписанные допрашиваемым и не заверенные следователем протоколы показаний, включаются не подписанные и не утвержденные обвинительные заключения и т.п. {608}

http://istorya.ru/fo...=58#entry444035

http://docs.historyr...t/page/1/zoom/6