«Российский» способ производства

Заметки на полях истории

«Российский» способ производства

Притча во языцех, что для наиболее просвещенных, но «пат­рио­тически» мыслящих обывателей злейшим врагом отече­ства бу­дут не «простодушные» ближние соседи, не еди­ножды наказан­ные за свое «чванство», а коварные недобро­хоты, недруги не подождавшие Россию на пути технического про­гресса и быть может только потому и познавшие до сих пор отечественного (отеческого) ку­лака. И поскольку Англия на протяжении Позднего Средневе­ковья и раннего Нового вре­мени (14–18 ве­ках) являлась ста­диально передовой страной на планете (о чем патриотически мыслящие обыватели могли узнать из школьного курса исто­рии), и по­скольку мы имеем возмож­ность сравнивать дости­жения анг­лийской и отечест­вен­ной экономи­ческой, социаль­ной и поли­тической мысли ука­занных периодов, мы можем за­ключить, что Англия и Рос­сия, как некие социальные меха­низмы, на данном отрезке (и позже, кстати, тоже) двига­лись по совер­шенно противо­по­ложно на­правлен­ным течениям. Осо­бенно показательны в этом смысле отноше­ния этих механиз­мов к формам так на­зываемой «крепо­стной», «серважной» зави­си­мости. В Анг­лии, как и в дру­гих за­падноевро­пейских стра­нах, они явля­лись одной из форм от­ношений ме­жду частными участ­ни­ками эконо­мического про­цесса, абсо­лютно не бу­дучи до­ми­ни­рую­щим и формацион­но­образующими. К тому же, Англия освободи­лась от гос­под­ства формы личной зависимости раньше других, испытавших эту юдоль, на про­тяжении 14–15 веков. (Страны где изна­чально серважные формы прак­ти­чески не были пред­ставлены или не значи­тельно, например, сканди­навские, Гол­ландия, Швейцария, сейчас не в счет. В Англию же усиле­ние социаль­ной гра­да­ции пришло вместе с Норманн­ским завоева­нием.) В России «крепо­стная» форма за­висимости напротив, взращива­лась с 15 века (с условной точ­кой отсчета в нормах Судебника Ивана III о переходах кре­стьян), стала «панацеей» от разо­ре­ния, испытан­ного страной за годы царства Ивана IV, была «модернизиро­вана» при Петре I, когда за небрежение на службе престолу всех наказывали равно, независимо от проис­хождения. Петр подтвердил обяза­тельность прикреп­ления к месту (одной лич­ности к другой) в России для всех, даже для священнослужи­телей. Последний момент осо­бенно разителен на фоне пред тем недалече за­вершившихся западноевропей­ских войн за духов­ное освобож­дение от гнета католической церкви. Петр же, очевидно сле­дуя ши­роко практикуемому на Востоке принципу цезарепа­пизма, по­ставил жирную точку в вопросе веры, сде­лав цер­ковь ча­стью бюро­крати­ческой ма­шины и приравняв тайну испо­веди к госу­дарст­венной измене. В общем целом петровские «реформы» сделали российское само­державие впервые автори­тарно-бюро­кратиче­ским. Итак, дос­тигла сво­его апогея эта «петрушка» после даро­ва­ния Пет­ром ІІІ «вольно­сти» рос­сий­скому дворян­ству в 1762 году, ко­гда дво­рянство не­которым образом (т.е. фор­мально) было при­ближено к ста­тусу евро­пейских привилеги­рованных сосло­вий и противо­пос­тавлено ос­таль­ной массе на­селения. Т.е. робкое начало ос­во­бождения од­них оберну­лось абсолют­ным рабством для дру­гих. Ведь по смыслу, происхож­дению своему крепост­ное право в России было все­общим, ступенчатым, обще­госу­дарствен­ным, тоталитарным (вот уж где «единство»). Но при им­ператорах дворянам при­шлась по душе ча­ст­нособственни­че­ская термино­логия, приме­няемая к владе­нию душами со­пле­менников. В этом про­яви­лось подмечен­ное, на­при­мер, мар­ки­зом Де Кюсти­ном пара­док­саль­ное противоре­чие ев­ро­пей­ской и рос­сийской систем, ко­гда за­имствование, полез­ное на За­паде, на Вос­токе, в виде полу­меры лишь отя­гощает сущест­вующий по­рядок ве­щей. По­этому, при всем од­нообразии ис­пользуемой терми­ноло­гии (имеющей впрочем характерно разную этимоло­гию) рос­сийских дворян нельзя путать с европей­скими. В дей­ст­витель­но­сти, огосударствленное крепост­ное право – это вос­точноев­ропейское изобре­те­ние, своеоб­раз­ный рос­сий­ский способ про­изводства. Западно­евро­пейский серваж был спут­ником-подук­ладом более важных ме­тодов и спосо­бов произ­водства, а если применялся на заре ка­пита­лизма в более же­сткой форме от­кровенного рабства, то преиму­щественно по отношению пред­ставите­лям других рас (как греки и римляне к варварам), оправ­дание чему люди по просто­ду­шию сво­ему могли найти даже в Библии. (Кстати сказать, в Англии рабство представителей дру­гих рас было от­менено раньше, чем англи­чанин Чарльз Дарвин успел выявить урав­нивающее всех жи­вотное зерно в чело­веке.)

Но видимо ввиду близ­кого соседства с Европой и собствен­ной «при­род­ной на­ивно­сти» россияне привыкли отождествлять себя с евро­пей­цами. Между тем, глубочайшую разницу, на­стоящую пропасть, де­терминированную столетиями и тысяче­летиями (ведь Рос­сия является геополитическим наследни­ком импе­рии Мон­голов, а не древнерусских городов-государств, так что в ней отражена история большого куска Евразии от ранних ко­чевников, ски­фов до монголов) бы­тия про­тивопо­ложно на­правлен­ных соци­ально-экономиче­ских мо­делей, ази­атской (поли­тарной по но­вой терминоло­гии) и европей­ской, можно ощу­тить при сравне­нии специ­фиче­ских об­стоятельств отноше­ний с обществом од­них из самых «абсо­лютных» монар­хов Ев­ропы и самых «демо­кра­тичных» (за что у нас принима­ется па­нибратство с подчи­ненными, единение с народом, про­стота в общении, скромность в быту) россий­ских царей с дру­гой стороны. Лю­довику XIV прихо­дилось спорить со своими поли­тическими оп­понен­тами о разграни­чении властных пол­номо­чий, выяснять отношения. Петр был со­вер­шенно избав­лен от подобных «не­удобств». Благодарная старая и ново­рожден­ная россий­ская знать сама обожеств­ляла своего па­трона, «отца отече­ства». Для около той же цели (в действительности, в целях саморекламы, дабы заручится поддержкой обществен­ного мнения) Людовик сам выплясывал золотого «Аполлона». Не так уж видимо много зависело от абсо­лютных европейских мо­нархов и они всегда-таки стремились нра­виться людям и как-то оправдывать свои поступки ввиду принятых в обществе традиций. В Рос­сии же, чтобы чего-либо добиться от жизни, нужно прежде всего понравиться «царю». Поэтому Иван Гроз­ный ис­кренне удив­лялся нали­чию в Анг­лии какого-то парла­мента, ставя­щего условия ко­роно­ванной бабе.

«Природная наивность» россиян обязана пер­манентности вос­произведения архетипичных эко­номиче­ских (пристра­стие к грабежу, воровству, в которые ткань об­щества погружается полностью в циклы «междуцарст­вий», пока тота­литар­ная бое­вая машина бездействует) и про­извод­ных от них стереоти­пов поведения, политических (пе­риодиче­ское торже­ство спра­вед­ливости, невозможное без приме­не­ния грубой силы), ду­ховно-религиозных (хорошо из­вест­ная полевым ис­следовате­лям-эт­нографам «архаическая ре­лигиоз­ность», по­зволяющая одина­ково «хорошо» усваивать и Биб­лию, и «Ка­питал», и го­роскоп, не забывая про куличи и кра­шеные яйца). То есть российская «Азия» (поли­тар­ность) вечно юна (по иному впе­чатлению зве­роподобна – знаменитый бло­ковский «мед­ведь») или ещё юна (скажем, китайская однотипная модель социального устрой­ства раз в шесть-семь старше), не ус­певает взрослеть и себя прак­тически не осоз­нает во вре­мени и простран­стве. То же что себя здесь осознает (благо­даря поза­имство­ванной ев­ропей­ской методики науки) выпле­скивается в миро­вую куль­туру или пустоту без пользы для са­мой России.