Даже из беглого знакомства с ленинской статьей "О кооперации" понятно, что ничего гениального в ней Ленин не сообщил, и вопрос о том, что же делать большевикам со 120-ти миллионным крестьянством, оставался открытым и невыясненным. Поэтому версия Бухарина имела место быть ровно с тем же правом, с каким существовала версия Сталина.
Да как же, все понятно, что делать. Тот же Троцкий путь Ленина так обрисовал:
Раньше нас учили (Ленин), что социализм будет строиться в отсталой России, "черепашьим шагом", причем, кулак, будет безболезненно врастать в социализм. Теперь черепаший темп заменен почти авиационным (Сталин). Кулак не врастает более в социализм, - при таком темпе не врастешь! - а просто ликвидируется в порядке управления.
Позиции менялись от желаемой скорости индустриализации.
Путь №1 Ленина.
Планировали медленно, нужна эпоха, в зависимости от роста культуры (нужна культурная революция) объединять крестьянство в колхозы (артели).
Индустриализация тоже медленно.
Путь №2 Бухарина. Ставка на единоличника, закупочные цены прировнять к рыночным. Ускорить темпы индустриализации, стимулирования легкой промышленности. Этим же путем пошел Дэн Сяопин и "женскими сумочками" заполонил весь мир.
Что предлагала бухзаринская группа? Постепенную коллективизацию села методом соревнования между единоличниками и колхозниками. В области промышленной политики - проведение индустриализации также постепенно, соблюдая разумные пропорции между легкой и тяжелой видами промышленности. Не изымать хлеб у крестьян, а выкупать его за счет предоставления им товаров легкой и тяжелой промышленности.
Путь №3 Троцкого.
Еще ускорить темпы роста индустриализации для чего малость обокрасть крестьян без фанатизма с помощи ножниц цен. По мере насыщений тракторами крестьян переводить в совхозы (государственные агрокомплексы).
Путь №4 Сталина. Сталин колебался, но в итоге выбрал самую ультра позицию.
Гипер ускоренная индустриализация с завышенными планами. Обкрадывания крестьян ножницами цен не сработала. Тогда из-за фискальных проблем ввели по сути феодальную систему на селе для выкачки ресурсов, а назвали эту систему по старому Колхоз.
И так получается все равно было три варианта развития.
3. Ставку сделать на стимулирование индивидуального хозяйства. Если хлеб придерживают, то покупать заграницей, со временем крестьянство разбогатеет, а с ним и государство. Главное крестьянин стимулирован. То, что произошло с Китаем.
Хлеб предполагалось не «закупать за границей», а продавать за границу, а на вырученную валюту закупать то, что нужно для индустриализации и то, чего сами пока не могём. А если не продавать, да ещё и закупать (а на какие шиши?), то никакой индустриализации не видать в ближайшие 10 лет. А если завтра война? (Ведь, кругом враждебное капиталистическое окружение).
Да даже если не война, а если коварный буржуинский зарубеж откажется нам продавать хлеб?
На эти вопросы «бухаринцы» не могли дать вразумительных ответов.
Хлеб на Западе покупать планировали, что б уронить цены на местном рынке, хлеб то реально в стране есть.
Кто планировал? Откуда Вы это взяли?
Откуда валюту брать, что «планировать закупки хлеба за границей»?
Именно экспорт хлеба был одним из источников валюты..
Кто ж спорит, но предложения были.
Еще до их принятия на апрельском и июльском пленумах ЦК ВКП(б) 1929 г. сталинское большинство отвергло «альтернативу», т. е. выдвинутое годом ранее предложение правых об отказе от чрезвычайных методов хлебозаготовок и насилия над крестьянством. Тогда же не получила поддержки и инициатива закупить за валюту за рубежом 100–150 млн пудов хлеба, чтобы снять остроту продовольственного кризиса в городах. Сталин и его соратники не желали тратить скудные валютные резервы на закупку хлеба, которого не хватило бы для решения
Это не как при Хрущеве, когда просто в стране не было хлеба. Так, что зависимости и угрозы, а что если буржуи откажут продавать хлеб не возникло бы.
Другое дело, что индустриализация теоретически замедляется, без выкачки средств из деревни.
Так в том то и дело, что ожидалось, что в ближайшие 10-15 лет война неизбежна. Либо «революционная», либо «оборона от очередной интервенции». И война эта будет «по-взрослому» - с танками и самолётами, с огромным расходом боеприпасов. А всё это обеспечить, не имея собственной развитой тяжелой индустрии, невозможно. Война (2МВ) действительно случилась, и индустрия оказалась как раз кстати.
Хотя, как приводил цифры Яго, не много то и получили обокрав деревню.
1. Эти цифры задним числом посчитаны. Задним умом все крепки.
2. Вот Троцкий (по его собственным словам) так и говорил:
индустриализация - нужна обязательно, но сбалансированная, а не по-сталински (пятилетку в четыре года),
грабить деревню нужно (без этого никак), но не беспредельничать так как Сталин,
колхозы создавать нужно, но не «кавалерийской атакой» как Сталин, а лишь по мере развития сельхоз-машиностроения.
А Сталин до 1928г говорил: «мы мировую революцию не планируем, поэтому с заграничными буржуями будем жить в мире и потихоньку «строить социализм в отдельно взятой стране», а поэтому ни с индустриализацией, ни с коллективизацией спешить не будем», а потом как только троцкистов от власти отодвинул, так сам их планы стал выполнять и перевыполнять.
Есть предположения в этом случае не успели бы подготовится к ВМВ, но тут есть возражения, что при победе Бухарина вероятно были бы лучше отношения с социал-демократами в Германии и Гитлер вообще мог бы не прийти к власти. https://echo.msk.ru/...y/1570176-echo/
Ну это опять всё задним числом легко говорить.
По большому счёту, чтобы не допустить 2МВ, не обязательно, чтобы Бухарин к власти приходил. Может, достаточно было бы и того, чтобы Пакт М-Р не заключать.
По мне, так не то странно, что коллективизацию провели, а то что и потом не одумались.
В Китае тоже сначала при Мао много начудили. Но спустя 30 лет после начала коммунистических экспериментов, образумились.
Сейчас сказать определенно невозможно, но путь предложенный правыми, мог дать больший результат при меньших потерях.
Даже путь Троцкого вероятнее более предпочтительнее, чем сверх темпы Сталина.
Сталин вообще очень много дров наломал и не только в экономике, но и в дипломатии с тем же ПМР.
Сейчас сказать определенно невозможно, но путь предложенный правыми, мог дать больший результат при меньших потерях. Даже путь Троцкого вероятнее более предпочтительнее, чем сверх темпы Сталина. Сталин вообще очень много дров наломал и не только в экономике, но и в дипломатии с тем же ПМР. С другой стороны все сильны с после знанием.
Сталин строил свою диктатуру. Основная задача коллективизации- уничтожение независимых производителей и восстановление крепостного права. В дикторских государствах не бывает неправильных цифр. Все контролирует диктатор.
Сейчас сказать определенно невозможно, но путь предложенный правыми, мог дать больший результат при меньших потерях. Даже путь Троцкого вероятнее более предпочтительнее, чем сверх темпы Сталина. Сталин вообще очень много дров наломал и не только в экономике, но и в дипломатии с тем же ПМР. С другой стороны все сильны с после знанием.
Сталин строил свою диктатуру. Основная задача коллективизации- уничтожение независимых производителей и восстановление крепостного права. В дикторских государствах не бывает неправильных цифр. Все контролирует диктатор.
Вряд ли. Сталинская гипер коллективизация это не цель, а тактический ход в сложившийся ситуации. Эволюцию взглядов Сталина на коллективизацию можно же проследить по его речам, письмам, воспоминаниям соратников. Да и независимого производителя в городе Сталин не уничтожил, это уже Хрущев распустил артели. Если бы крестьяне отдали средства на коллективизацию, то и не было бы того разгрома деревни. А Сталин же пытался, перебрали все методы. Уговоры парт работниками, мы же когда построим заводы вам вернем с лихвой, массовое продажи водки, гос заем в том числе и не добровольный, запугивание, не хотите по хорошему, то будет по плохому. Ничего не помогло.
Так, что я все же согласен с Gundirom:
А оно кому то было надо? Встал вопрос, как сделать так, чтобы производство не свернулось, но, при этом, можно было бы забирать на государство любое количество, и по любой цене.
"стали люди искать выхода, из безвыходной ситуации")) Ответом была коллективизация. Ну там все тоже гладко тока на бумаге, но, это уже другая история.
Так что, колхозы - это решение чисто фискальных проблем. Это не тракторный вопрос. Это вообще не вопрос про производительность.
То то эта форма хозяйства так полюбилась фашистам. Минимальное администрирование при максимальном результате
Сообщение отредактировал Nikser: 29.09.2021 - 07:15 AM
Ай да, Яго, ай да, птичий сын! Не пропали втуне его труды!
Когда позиции сторон опубликованы, очень просто их сравнивать, сделать выбор, а затем и вывод.
Выводы известны в общем то давно, и не раз транслировались в этой теме. Это низкая производительность коллективного с/х производства, невозможность не только накормить страну, но и предоставить продукт на экспорт, разложение сельского населения, потеря стимулов к труду и его бегство в города, и так далее.
Но есть одна важная тема данной дискуссии - причины, толкавшие Сталина на проведение свехиндустриализации и сплошной коллективизации в чрезвычайно ускоренном темпе.
Я не случайно упомянул выше про случай самоубийства жены Сталина, Надежды Аллилуевой, про его причину. А именно, резкое несогласие супруги с политикой Сталина и с результатами этой политики.
Вот как описывает возмущенную речь Аллилуевой на торжественном банкете в узком кругу политических воротил СССР в честь 15-й годовщины революции, в своей книге "Тайный советник вождя" Владимир Успенский.
"- При чем тут совесть?
- Пир во время чумы! - вырвалось у нее. - Сборище демагогов! Вы тут болтаете о своих успехах, изощряетесь в похвалах, превознося друг друга, а по стране стон катится от ваших мудрых решений, половина земли не возделывается, мужики бегут в город, тюрьмы забиты до отказа ...
- Перестань! - оборвал ее Сталин...."
То есть можно со всей уверенностью констатировать, что в начале 30-х годов результаты ускоренных И. и .К были известны практически всем советским людям и вызывали у многих резкий внутренний протест.
Сталина нельзя назвать глупым политиком, так как он был способен годами осуществлять многоходовые политические комбинации. Но тогда, что в действительности толкнуло генсека на экстремальный путь развития, на ускорение И. и К.?
Сталин сам называет многократно причину свой спешки - внешняя военная угроза, опасность оказаться безоружным перед лицом новой капиталистической интервенции.
Однако, насколько реальна была такая угроза для СССР во второй половине 20-х годов и в первой половине 30-х? Что предвещало эту угрозу? Какие государства из советского внешнего окружения могли бы представлять угрозу для СССР?
НМВ нам следовало бы прояснить этот вопрос со всей определенностью. Ведь не секрет, что пугало внешней угрозы применяется многими политиками в мире для решения внутренних политических задач.
Далеко ходить не надо - достаточно просто оглянуться вокруг себя.
Сталин сам называет многократно причину свой спешки - внешняя военная угроза, опасность оказаться безоружным перед лицом новой капиталистической интервенции. Однако, насколько реальна была такая угроза для СССР во второй половине 20-х годов и в первой половине 30-х? Что предвещало эту угрозу? Какие государства из советского внешнего окружения могли бы представлять угрозу для СССР?
кризис англо-советских отношений с угрозой полномасштабной войны СССР с Британской империей, Польшей, а возможно — и целым блоком европейских государств. В процессе этого военного кризиса руководство СССР столкнулось с новыми проявлениями антисоветских настроений в некоторых слоях советского общества, проявлявшихся как нежелание воевать за советскую власть и надежды на возможный скорый крах большевиков. Как один из результатов кризиса, было начато укрепление обороноспособности страны и строительство Линии Сталина; Троцкий писал о связи военной тревоги 1927 года с последующими репрессиями против оппозиции и чистками в РККА и партии. Правительство СССР взяло курс на масштабное военное производство и ускоренную индустриализацию, а «новая экономическая политика» страны с 1928 года была свёрнута. С 1930 года началась принудительная коллективизация, имевшая целью полный контроль над производством хлеба и иной сельскохозяйственной продукции. Таким образом, уроки военной тревоги 1927 легли в основу последующих событий 1930-х годов, хотя и не были занесены в «официальный курс истории СССР» и потому были мало изучены. Но состояние «военной тревоги» было заметно отражено в средствах массовой информации и художественной литературе.
Непосредственной причиной военно-дипломатического кризиса между СССР и Великобританией стали революционные события в Китае и их поддержка со стороны СССР, что вызвало жёсткую реакцию Великобритании, которая начала утрачивать свои колониальные позиции в Китае.
В июле 1927г, на внеочередном съезде ВКП(б) Каменев резюмировал происходящее так: «Война неизбежна, вероятность войны была видна и три года назад, теперь надо сказать — неизбежность».
В серии публикаций в газете «Правда» 20, 21, 22 июля один из ведущих военных инженеров В. В. Осинский проводит следующий тезис: «Если в будущей войне мы используем русскую телегу против американского или европейского автомобиля, результатом, мягко говоря, будут непропорционально большие потери, неизбежные при технической слабости.»
Маршал Тухачевский доложил Совету труда и обороны: «ни страна, ни армия к войне не готовы». Неожиданно выяснилось, что имеющаяся промышленность в случае начала боевых действий может удовлетворить армию патронами на 8 % и снарядами на 29 %
Разведовательное управление РККА считало, что в случае мобилизации вероятные противники (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Румыния) могли развернуть сухопутные силы численностью более 2,5 миллиона человек, при 5746 орудиях, 1157 боевых самолётах и 483 танках и бронеавтомобилях[8].
Численность РККА на 1 января 1927 года составляла 607 125 человек[2]. Армия имела на вооружении 694 самолёта, 159 танков и бронеавтомобилей, при некотором перевесе в орудиях (6413), и выставить в случае мобилизации на Западном фронте 1,2 миллиона человек.
Таким образом, даже без агрессии великих держав (Великобритания, Франция, Япония) армия могла не справиться со вторжением
Какие конкретно колониальные позиции утратила Британия в Китае в 30-х годах? Может быть имеется в виду КВЖД?)))
Каким образом Британия в период с 1926 по 1934 год могла угрожать существованию СССР? Если у нее имелись в зачаточном состоянии ВВС, а сухопутной армии практиески не существовало?
Если учесть следующее, что на территории СССР существовали секретные центры по подготовке немецких военных специалистов, если Франция после прихода к власти в Германии Гитлера поспешила на заключение с СССР договора (1934 год). Если Польша и СССР вели с небольшим перерывом (1927) двухсторонние переговоры о заключении пакта о ненападении начиная с 1926 года по 1932-й.
Понятно, что советская пропаганда могла дурить головы комсомолятам британской угрозой но самих же себя Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Андреев и Рудзутак не могли обмануть?
Таким образом, даже без агрессии великих держав (Великобритания, Франция, Япония) армия могла не справиться со вторжением
Ну о странах Прибалтики и Финляндии это, конечно, круто! А что Румыния? А по довоенной армии Румынии я нашел только то, рна участвовала в основном подавлении внутренних конфликтов, пользовалась импортным оружием, и насчитывала в лучшие времена до 300 тысяч. Короче, три калеки напугали советских маршалов и Красную армию, которая "всех сильней от тайги до британских морей"
Не найти лучшего комментатора тезису "о внешней угрозе" советскому государству в годы 1-й и 2-й пятилеток, чем маршал Жуков. Вот как он вспоминает те времена. Довольно хитро вспоминает, надо сказать.
...в целом техническая оснащенность Красной Армии двадцатых годов была, конечно, на низком уровне. Сказывалось трудное экономическое положение страны, недостаточное развитие военной промышленности. Не хватало станковых и особенно ручных пулеметов, еще не было автоматической винтовки, а старая «трехлинейка» нуждалась в модернизации. Конструктивно устарела и была изношена артиллерия. К концу 20-х годов она насчитывала только 7 тысяч орудий, и то в основном легких. Зенитной, танковой и противотанковой артиллерии не было вовсе. К 1928 году имелось лишь 1394 военных самолета, в основном старой конструкции, и около 100 танков и бронемашин. Армия была очень слабо моторизована: к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых и 700 легковых автомобилей, 300 гусеничных тракторов. Но ведь до 1928 года у нас не было ни автомобильной, ни тракторной промышленности{26}.
А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция - 1500, десятки тысяч самолетов насчитывались в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск. Словом, наши недавние (и потенциальные) противники далеко ушли вперед в области вооружения по сравнению с Первой мировой войной.
В конце двадцатых - начале тридцатых годов международная обстановка обостряется. Яснее обозначается группа империалистических государств - прежде всего Германия, Япония, Италия, - правительства которых, выполняя волю монополистических кругов, все активнее готовятся к выходу из экономического кризиса с помощью нового передела мира. В 1931 году японские войска без объявления войны вторгаются в Китай и оккупируют Маньчжурию. Конечно, в планы тогдашнего японского правительства входило создание плацдарма для нападения на Советский Союз.
В январе 1933 года в Германии к власти пришел фашизм, который с самого начала взял курс на завоевание мирового господства. Вряд ли народы Англии, США. Франции подозревали тогда, какую плохую услугу оказывают им империалистические силы их стран, активно помогая Германии восстанавливать тяжелую промышленность. 70 процентов всех долгосрочных кредитов предоставили немецким монополиям США. Поток зарубежных финансовых «вливаний» усиливается после прихода к власти Гитлера.
Германия, Япония, Италия переводят свою экономику на военные рельсы. Военные бюджеты возрастают до крайности. Взят такой разбег, который позволит потом, во второй половине 30-х годов, агрессивным государствам Европы практически быть готовыми к большой войне. Численность вооруженных сил Германии переваливает за миллион человек, около двух миллионов состоит в фашистских военизированных организациях. В случае войны войска фашистской Германии могли быть быстро увеличены в 5- 6 раз. В Италии в мирное время в войсках было занято 400 тысяч человек, но в военное время они легко увеличивались в 5 раз.
Советский маршал в отставке фантазирует в своих воспоминаниях вволю, путая временные периоды, фактическое наличие вооружений с потенциалом их выпуска, наделяя противников не существовавшими тогда у них планами.
Вот такие в СССР были военные эксперды, ничем не отличающиеся от пропагандистов общества "Знание"
Какие конкретно колониальные позиции утратила Британия в Китае в 30-х годах? Может быть имеется в виду КВЖД?)))
Каким образом Британия в период с 1926 по 1934 год могла угрожать существованию СССР? Если у нее имелись в зачаточном состоянии ВВС, а сухопутной армии практиески не существовало?
Если учесть следующее, что на территории СССР существовали секретные центры по подготовке немецких военных специалистов, если Франция после прихода к власти в Германии Гитлера поспешила на заключение с СССР договора (1934 год). Если Польша и СССР вели с небольшим перерывом (1927) двухсторонние переговоры о заключении пакта о ненападении начиная с 1926 года по 1932-й.
Понятно, что советская пропаганда могла дурить головы комсомолятам британской угрозой но самих же себя Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Андреев и Рудзутак не могли обмануть?
После свержения китайской монархии в 1911 году Китай де-факто распался на ряд территорий, каждая из которых управлялась каким-нибудь генералом (т.н. Эра милитаристов).
Чжилийская группировка имела своей основной территориальной базой провинции Чжили, Хэнань, Хубэй и Хунань, и была преобладающей силой в центральном правительстве в Пекине в 1920 −1924 годов.
Чжилийская группировка занимала антияпонскую позицию и пользовалась финансовой поддержкой английских и американских капиталистов.
Попытки объединить страну предпринимала националистическая партия Гоминьдан, во главе которой стоял Чан Кайши.
Он не был коммунистом, однако охотно сотрудничал с Москвой, которая оказывала ему поддержку не только оружием, но и массой военспецов. Например, военным советником Кайши был будущий советский маршал Блюхер. Политическим советником — агент Коминтерна Бородин-Грузенберг. Помимо помощи советниками Москва обучала офицеров гоминьдановской армии в военной академии Вампу. Фактически национально-революционная армия Гоминьдана была создана советскими руками.
сын Кайши жил и учился в СССР и, более того, воспитывался в семье родной сестры Ленина Анны Ульяновой-Елизаровой.
Объединение Китая под властью националистов (гоминьдана) в любом случае ослабляло влияние Великобритании в Китае. А так как гоминьдан опирался на поддержку СССР, то его победа вела к увеличению влияния СССР в Китае. Гоминьдан и китайские коммунисты при посредничестве СССР объединили усилия. Таким образом, победа Гоминьдана на тот момент(!) содействовала и усилению китайских коммунистов.
Что касается англичан, то у них в Китае были свои интересы. Особой враждебности к Кайши они не испытывали и понимали, что раздробленность Китая не может длиться вечно и рано или поздно появится кто-то, кто сошьёт лоскуты воедино. Однако их сильно не устраивало огромное советское влияние в китайском регионе. Поддержка одновременно и националистов, и коммунистов значительно укрепляла позиции СССР в Китае при любом раскладе, кто бы ни победил.
Но дело не только в Китае.
Лондон обвинял Москву, что та намеревается устроить революцию в Англии, и вмешивается тем самым во её внутренние дела.
Всё это в итоге вылилось в "Ноту Чемберлена", которая была передана в советское представительство в Лондоне 23.02.1927г.
(PS Именно как ответ на эту ноту появился "наш ответ Чемберлену")
Можно сказать - СССР сам же виноват, нечего лезть в чужие страны со своей поддержкой коммунистов. Но данная тема не о международной политике, а о коллективизации.
И тут интересна "троцкистская альтернатива". Троцкий, предлагая, с одной стороны, более умеренные темпы индустриализации и коллективизации, в то же время, провозглашал "курс на мировую революцию". А это в свою очередь неизбежно провоцировало конфликт с соседними ("буржуазными") государствами, следовательно требовало милитаризации , а следовательно и скорейшей индустриализации и ограбления (в том или ином виде) крестьянства.
Понятно, что советская пропаганда могла дурить головы комсомолятам британской угрозой но самих же себя Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Андреев и Рудзутак не могли обмануть?
Запросто могли.
Может ли Вас Ленин или Троцкий обмануть "близким крахом капитализма" и "приближающейся мировой революцией"? Вряд ли. Но сами-то они всерьёз в это верили.
Сама "Нота Чемберлена" была составлена в крайне резком тоне. И даже не была вручена советскому полпреду в Лондоне Розенгольцу, а просто была оставлена швейцару, в результате чего содержание дипломатической ноты стало известно прессе раньше, чем советским дипломатам.
6 апреля 1927 года, в Пекине и Тяньцзине (где пока ещё правили генералы) были совершены налёты на советские дипучреждения и арестовано несколько сотрудников. СССР объявил о том, что налёт был невозможен без поддержки Англии, так как здания находились на территории Дипломатического квартала, который по закону пользовался полной неприкосновенностью. Полиция и солдаты могли зайти на его территорию только с разрешения главы квартала, которым был британский посол.
12 мая 1927 года, британская полиция ворвалась в здание, которое занимала торговая компания АРКОС и советское торгпредство. СССР заявил протест против обысков в помещениях, пользующихся дипломатической неприкосновенностью. Однако англичане в действительности проводили обыск не в торгпредстве, а в АРКОСе: они занимали одно здание. При этом АРКОС юридически был британской компанией и не пользовался неприкосновенностью, формально британцы ничего не нарушили.
24 и 26 мая в парламенте проходили дебаты, по итогам которых премьер-министр Болдуин объявил о намерении разорвать все отношения с СССР.
27 мая советский поверенный в делах получил официальную ноту, извещающую, что полицейский обыск в АРКОСе достоверно выявил факты шпионажа и подрывной деятельности на территории Британии со стороны СССР. В десятидневный срок все советские служащие должны были покинуть страну.
Все эти весьма агрессивные действия Британии были восприняты как сигнал о подготовке войны и новой интервенции силами капиталистических держав.
7 июня 1927 года в Варшаве был убит советский посол Войков. Его убийца, как потом выяснилось не был связан с англичанами и давно готовил это покушение, но тогда в СССР это было воспринято как ещё один знак готовящейся войны.
И дело тут даже не в том, что война может начаться вот прям завтра, и прямо вот английским десантом. Дело в том, что если и дальше отношения будут обостряться и дело кончится войной, то за сколько времени они сумеют подготовится, и за сколько мы? Пусть даже у них вот в данную минуту мало танков и самолетов, но, ведь, у них есть мощная индустрия. Захотят, быстро наклепают себе и технику, и достаточное количество боеприпасом к ним. А мы что сможем, если у нас нет тяжелой индустрии?
Ну о странах Прибалтики и Финляндии это, конечно, круто! А что Румыния?
Конечно, одна Эстония не потянет. Но максимальные силы вероятных противников в 2,5 млн.чел. рассчитывались, что если Прибалты , Финны, Румыны и Поляки создадут коалицию. Англичане лично могут и не участвовать, а просто проспонсируют и вооружат этих "лимитрофов".
Ну да, далеко вглубь страны в таком составе, конечно, не дойдут. Но крови-то попортят.
Можно я отвечу вам одним словом? Ахинея! Не было никакой для СССР внешней военной угрозы, Такой, что бы устраивать безумную гонку. Читайте мемуары советских военачальников, политиков и промышленников. 20-е и первая половина 30-х у них описывается в спокойном тоне, а вот с 1935 года тональность резко меняется.
Мы обсуждаем К., а в уме имеем И. на самом деле. Сама по себе деревня была не нужна, и не представляла опасности для большаков Нужен был хлеб, как предмет экспорта, как средство обеспечения И. Однако даже с хлебом сталинисты сели в лужу.
Первый раз, когда совсем обнаглели и решили выкупать хлеб у крестьян задарма и за некачественные и дорогие промтовары.
Второй раз, когда попытки демпинговать хлебушком в Европе закончились для МСК антидемпинговыми заслонами.
Третий раз, когда экономический кризис в США обрушил мировые цены на зерно.
Четвертый раз. когда грабительская политика обернулась для СССР масштабным голодом.
Никто до сих пор не предоставил данные, за счет чего же, собственно говоря, была осуществлена первая волна И. Только за счет зерна? Думаю, что это неправда. Ведь только по золоту и драгоценностям из ОГПУ и Торгсина большаки поимели 300 млн золотых рублей, а это десяток таких заводов, как СТЗ. А ведь были еще и золотодобыча, нефть, лес, пушнина и прочие традиционные статьи российского экспорта. Кроме того строительство той же ДнепроГЭС не привело сразу же к электрофикации Украины. Не было сетей, не было предприятий, потребляющих ЭЭ. Я писал, что в 1964 году жил в селе, расположенном недалеко от Запорожья, но энергия там подавалась по графику и от дизель-генератора. И так было повсеместно на юге УКраины
Трактора тоже далеко не сразу дали эффект от своего применения. Так нужно ли было в одно и то же время строить ТРИ тракторных завода? Два автомобильных завода? Ну построили, а в Москве на АМО грузовики были в несколько раз дороже грузовиков Форд, произведенных в Горьком. О качестве грузовиков лучше не вспоминать. Если уж так хотели механизировать село, то почему не пойти было на прямые закупки техники?
Короче сплошные вопросы, из которых становится понятно, что проведение ускоренной И. и сплошной К. - это только политический вопрос, мало не связанный с экономикой, а больше с военной областью, с производством вооружения.
И тут интересна "троцкистская альтернатива". Троцкий, предлагая, с одной стороны, более умеренные темпы индустриализации и коллективизации, в то же время, провозглашал "курс на мировую революцию". А это в свою очередь неизбежно провоцировало конфликт с соседними ("буржуазными") государствами, следовательно требовало милитаризации , а следовательно и скорейшей индустриализации и ограбления (в том или ином виде) крестьянства.
У Троцкого вроде все правильно и даже описал саботаж крестьян не захотевших отдавать хлеб за дарма при предложенной им политики ножницы цен. Но он так и не написал, что делать с этим саботажем. Бухарин предложил купить за валюту хлеб на Западе и выбросить на местный рынок дешево, что б крестьяне поняли, что государство не переиграть. Сталин же предложил крестьян загнать в феодальные колхозы, что б без саботажей забирать за бесценок хлеб. А вот от Троцкого я так и не услышал, как же у крестьян за дарма выкупить хлеб.
Сообщение отредактировал Nikser: 30.09.2021 - 17:05 PM
Можно я отвечу вам одним словом? Ахинея! Не было никакой для СССР внешней военной угрозы,
Ахинея?
А коммунизм? не ахинея?
А мировая революция? Не ахинея?
А построение социализма в одной отдельно взятой крестьянской стране? Не ахинея?
Снявши голову, по волосам не плачут.
На фоне выше перечисленного военная угроза - зримая реальность.
Если завтра война, то поздно пить боржоми. Промышленность надо создавать не тогда, когда завтра война, а заблаговременно. СССР в конце 20-х требовалось (пока!) не "переводить промышленность на военные рельсы", а просто создать хотя бы то, что можно будет потом, когда военная угроза возникнет, перевести на военные рельсы.
Если бы начали бы индустриализацию только тогда, когда Гитлер к власти пришел, то не успели бы.
Об отношении к СССР окружающего мира в немалой степени говорит факт признания.
Рассмотрим, когда же те или иные страны установили с СССР дипломатические отношения?
Причем нас интересуют прежде страны, являющиеся соседями СССР, или имеющими значительную мощную экономику. Итак,
1919 - Афганистан
1920 - Эстония и Латвия.
1921 - Иран
1923 - Польша, германия, Турция и Финляндия.
1924 - Англия, Италия, Норвегия, Швеция, Греция, Дания, Китай и Франция.
1925 - Япония.
1933 - Испания и США.
1934 - Венгрия, Румыния, Чехословакия и Болгария.
Может быть в межвоенное время сопредельными с СССР странами заключались какие нибудь военно-политические союзы? Здесь тоже все тихо и гладко.
В межвоенный период с появлением новых независимых государств в Балтийском регионе – Финляндии, Польши, Эстонии, Латвии и Литвы, сразу же началась проработка «оборонительных союзов» различной конфигурации. Эстония предлагала союз Финляндии, Финляндия – Швеции, позже возникали и частично реализовывались более сложные предложения, такие как союз Польши, Литвы, Латвии и Эстонии. В начале 1920-х гг. основные надежды прибалтийской политической элиты в сфере безопасности возлагались на Балтийский союз, который должен был обеспечить экономическое, культурное и военно-политическое сотрудничество новых независимых государств: Финляндии, Польши, Эстонии, Латвии и Литвы. Прибалты надеялись, что Балтийский союз, созданный на восточном берегу Балтики, со временем включит и Скандинавские страны. Однако скандинавы отнеслись к этой идее весьма прохладно и отказались участвовать в данном проекте. Единственный результат в создании Балтийского союза – это подписание в конце 1923 г. договора об обороне между Эстонией и Латвией. Но оборонительная конвенция двух малых стран абсолютно не обеспечивала их безопасность. После прихода А. Гитлера к власти в Германии страны Балтии в сентябре 1934 г. создали Балтийскую Антанту, подписав Договор о сотрудничестве между Эстонией, Латвией и Литвой. Балтийская Антанта формально просуществовала 10 лет. Она предусматривала более тесное сотрудничество на основе принципов Лиги Наций, координацию ключевых вопросов внешней политики посредством проведения регулярных совещаний министров иностранных дел. Однако политическая элита Прибалтийских стран так и не смогла договориться между собой о военном сотрудничестве.
В целом за период с середины 1920-х по 1939 год выдвигалось не менее восьми проектов региональных военных союзов различной конфигурации. Однако на практике военное сотрудничество было поверхностным (как между Латвией и Эстонией, между которыми существовал военный договор), или тайным, как в случае с Эстонией и Финляндией, между которыми развивалось интенсивное военное сотрудничество, но без подписания военного договора. Так, известный финский историк Яри Лескинен отмечал, что в начале 1930-х годов финское военное командование вместе с эстонским разработало план полного минно-артиллерийского перекрытия Финского пролива по линии Найсаар — Макилуото. «Совместные планы финских и эстонских флотов достигли такой стадии, когда эстонские подводные лодки при возникновении войны присоединялись к финскому флоту под финским руководством» [2].
В межвоенный период также появился специальный термин – Балтоскандия, как концепт объединения геополитического пространства Скандинавских стран, Финляндии и Прибалтийских стран. Впервые это понятие ввел в 1928 г. в качестве географического термина шведский географ Стен де Геер для обозначения географического региона, состоящего из трех скандинавских королевств и четырех балтийских государств, ранее входивших в состав Российской империи. Литовский географ Казис Пакшас, в своей книге «Конфедерация Балтоскандии» в 1942 г. провел системный анализ региона Балтоскандии как единого культурного и геополитического пространства. По его мнению, основная роль в формировании сообщества скандинавов и прибалтов должна была принадлежать Швеции [3].
Одной из причин неудачи прибалтийско-скандинавских совместных проектов межвоенного периода было то, что государственность по разным берегам Балтики развивалась в противоположных направлениях: Прибалтика и Польша строили жесткие авторитарные режимы, не вызывавшие симпатий у скандинавов. Скандинавские же страны шли по пути демократических реформ и парламентаризма и закладывали основы социального государства – «дома для народа».
А что в Восточной Европе? Может быть здесь существовали антисоветские военные союзы?
Государства региона, оказавшиеся в числе побежденных в Первой мировой войне (Германия, Венгрия, Болгария), ощущали себя «национально униженными», поскольку их интересы были серьезно ущемлены. Эти государства лишились значительных территорий с проживавшим на них населением, отошедших к тем нациям, которые державы-победительницы (Великобритания и Франция) рассматривали в качестве своих союзников (поляки, чехи, румыны, сербы и др.). Это привело к возникновению в межгосударственных отношениях проблемы «отторгнутых исконных территорий», «спорных территорий», стимулировало развитие «ревизионистских» тенденций у побежденных, придало их отношениям с победителями и их союзниками напряженный характер, что неуклонно дестабилизировало обстановку не только на востоке Европы, но и на всем европейском континенте в целом.
Этот фактор лежал в основе противоречий Германии с Польшей, Чехословакией и Литвой, Венгрии с Румынией, Чехословакией и Югославией, Болгарии с Румынией, Югославией и Грецией. Те же проблемы возникли и в отношениях между новообразованными государствами - у Литвы с Польшей, захватившей и присоединившей Виленскую область, и у Польши с Чехословакией из-за Тешинской Силезии. В обоих этих случаях дело дошло до военных столкновений.
И наконец, а что же Турция, Иран и Афганистан? Какие у них были намерения в отношении СССР?
Стоит сразу заметить, что Афганистан и Иран установили между собой дипломатические отношения только в 1935 году. Их экономическое положение не позволяло говорить о каких то совместных союзах против кого либо.
Тем более, что СССР имел довольно дружеские отношения, с афганским королем.
Иран и Турция - это давние соперники на Ближнем Востоке, которые много раз воевали друг с другом и имели диаметрально противоположные интересы.
Зато с СССР Турция в межвоенный период имела прочные дружественные отношения.
Так что с южного направления ничто не могло угрожать СССР в 20-е и 30-е годы.
С Китаем и Японией все обстояло еще яснее. Если угроза с этой стороны и существовала для Союза, то она имела локальный, временный, характер и причиной ее были советские владения на территории Китая, а именно КВЖД. В интересующий нас период СССР под давлением обстоятельств вынужден был покинуть Китай, но японское вторжение сразу же повысило советские акции в Китае
А вот от Троцкого я так и не услышал, как же у крестьян за дарма выкупить хлеб.
Ну в этом-то и подвох.
Критиковать "политику партии и правительства" легко, а предложить что-то реально дельное взамен - нечего.
Помимо ножниц цен изымать ресурсы из деревни Троцкий предполагал еще за счет увеличения налогов "на кулаков". Но в реальности - этот путь тоже малореальный. Сдерешь три шкуры 1 раз, а дальше что? подорвешь хозяйство и на следующий год не соберешь даже то, что до повышения собирал. Да даже если не задушишь налогами, то крестьяне видят, что "обогащаться" не дают, чуть больше чем на "покушать" хлебушка вырастил, обдерут как липку налогами, ну и не будет выращивать больше чем на "покушать". Что с ним сделаешь?
Можно я отвечу вам одним словом? Ахинея! Не было никакой для СССР внешней военной угрозы,
Ахинея?
А коммунизм? не ахинея?
А мировая революция? Не ахинея?
А построение социализма в одной отдельно взятой крестьянской стране? Не ахинея?
Снявши голову, по волосам не плачут. На фоне выше перечисленного военная угроза - зримая реальность.
На то вы и воевода, чтобы пугать самого себя. Я давно заметил, что вы по натуре экстремист, человек крайних положений. Середины для вас не существует.
Как раз наоборот. Я за взвешенный объективный подход. Это в своё время, видимо, Вам дало повод обвинить меня в двуличие и непостоянстве.
М. Соколов― В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. У нас в гостях профессор, доктор исторических наук Виктор Кондрашин. Мы поговорим о событиях 90-летней давности — о «великом переломе», который происходил в 1929 году и продолжался в 1930. Но для начала мы, наверное, немножко нарисуем общую картину после революции и Гражданской войны.
Spoiler
Добрый вечер, Виктор Викторович! В. Кондрашин― Здравствуйте! М. Соколов― Ну вот крестьяне в 1917 году получили землю, в 1921 отвоевали свободу торговли, а у большевиков осталась политическая власть. Можно ли сказать, что борьба крестьянства с коммунистами временно закончилась вничью? В. Кондрашин― Да, я думаю, можно даже сказать, что крестьяне победили, потому что они, в общем, действительно, если уж сказать прямо и откровенно, воевали исключительно за что — за землю и за право на ней, как говорится, свободно работать. И они формально победили.
Но их победа сразу же стала пирровой. Почему? Потому что землю-то они получили — хотя и не в частную собственность, но в принципе действительно получили. С другой стороны, они сразу были обложены налогами. Причем, допустим, отмена продразверстки по факту не привела к какому-то существенному уменьшению продовольственного налога, утвержденного в период НЭПа. Поэтому с них продолжали драть шкуры.
В общем-то, если мы с вами посмотрим реальные документы, то 1923 год, например, сопровождался очень серьезными эксцессами в деревне в период сбора продналога, вплоть до прямого насилия по отношению к крестьянству.
Кстати, на эту тему есть замечательный источник. Это 1-й дом документальной серии, которая была выполнена под руководством Виктора Петровича Данилова и Алексея Береловича, «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД». Том 1 — там как раз описываются эти события, и во 2-м томе тоже (1923-1929 годы).
На этот счет очень много сведений — что да, крестьяне получили землю, но сразу же попали в такие жесткие тиски государства, которое начало их в буквальном смысле трясти. Неслучайно в крестьянской среде даже появилось такое выражение — что советская власть, коммунисты рассматривали крестьянина как кошелек-самотряс. М. Соколов― Кстати говоря, вообще, вся ли партия Ленина готовилась к такому реваншу, который произошел при Сталине в 1929 году? Или все-таки мы видим разные подходы к крестьянству — более мягкую линию с одной стороны, и какую-то более жесткую? Например, тот же Преображенский, который хотел обложить данью — так открыто и написал. В. Кондрашин― Дело в том, что вообще вся эта проблема возникла не сразу после окончания Гражданской войны. В таком ключе, как вопрос о дани, это все появилось где-то в 1926-1927 годах, когда налицо встал, в общем-то, действительно кризис взаимоотношений между крестьянством и властью по вопросам заготовок и налогов. И вот здесь, конечно, на этот счет были разные мнения.
Особенно они кристаллизировались после таких острых, трагических событий конца 1927 и 1928 годов, когда, в общем-то, возникла вот эта дискуссия о том, что делать с крестьянством, поскольку там возникла серьезная конфликтная ситуация. И здесь в партии большевиков была достаточно влиятельная группа, в том числе, естественно, и среди ученых, работников ЦСУ и Наркомзема и так далее, которые выступали против чрезвычайщины, считали, что основным методом решения проблем сельского хозяйства является подъем трудового крестьянского хозяйства.
С этой идеей выступала правая оппозиция. С этой идеей выступали достаточно авторитетные люди, такие, как Бухарин, Томский, Рыков, замнаркома финансов Фрумкин, секретарь Московского комитета партии Угланов. Они в открытую говорили о том, что, в общем-то, надо поддерживать трудовые крестьянские хозяйства.
Неслучайно в октябре 1925 года на пленуме ЦK был объявлен курс «Лицом к деревне», в соответствии с которым ставка делалась как раз на подъем трудовых крестьянских хозяйств. И тогда Бухарин высказал эту свою знаменитую фразу «Обогащайтесь!» — но не в том ключе, что становитесь эксплуататорами, кулаками, а просто поднимайте свои хозяйства.
И вот когда возник кризис хлебозаготовок, то основная критика против Сталина заключалась в чем? В том, что он, обвинив крестьян в кулацком саботаже, по сути дела, подрывает основы развития трудового крестьянского хозяйства, так как тем самым отбивается всякая охота работать. М. Соколов― Не будут расширять производство. В. Кондрашин― Да. И это было сказано, кстати, на апрельском пленуме 1928 года. Потом это было сказано на июньском пленуме 1928 года, на апрельском пленуме 1929 года. То есть этот период, когда ломали НЭП, характеризовался как раз такой острой дискуссией в партии по вопросам о том, как решать вопрос с хлебозаготовками и, скажем так, с источниками для индустриализации.
Первым идею дани, кстати, высказал Троцкий еще в 1927 году, когда предложил обложить зажиточных крестьян так называемым чрезвычайным налогом — 150 млн. пудов. И потом, когда на эти деньги удастся построить заводы и еще что-то такое (естественно, продав этот хлеб за границу), постепенно возвращать эти долги. Уже потом эта идея была воспринята Сталиным. Это был 100% плагиат.
На июльском пленуме 1928 года (он выступал там, по-моему, 9 июля), он открыто сказал: «Да, это дань. Да, у нас нет других источников развития. Да, мы должны сделать именно таким образом, потому что в противном случае мы не создадим индустрию, в противном случае у нас будет голод в городах, в противном случае у нас не будет еще чего-то».
Кстати, очень важный момент, о котором мало кто помнит, когда мы говорим о причинах сталинской коллективизации. 1927 год показал очень интересный момент. В это время, вы помните, началась вот эта истерия по поводу военной опасности. Убили посла Войкова в Варшаве. Потом были разорваны отношения с Англией. И в Советском Союзе возникла такая кампания… М. Соколов― Что вот-вот нападут.
В. Кондрашин― Да. И неожиданно выяснилось, что крестьяне не хотят защищать советскую власть. М. Соколов― Как это выяснилось? В. Кондрашин― Интереснейшим образом. Возникло так называемое движение (или такое явление, феномен) — пораженческие настроения. Когда повсюду в советской деревне на крестьянских сходах и собраниях крестьяне отказывались вносить деньги в Фонд обороны и голосовать за поддержку внешней политики. М. Соколов― А им предлагали резолюцию? В. Кондрашин― Конечно. Это была целая кампания. Летом 1927 года была так называемая Неделя фронта. Она полностью провалилась. Причем крестьяне говорили: «Этих сволочей, коммунистов и рабочих, защищать не будем». Почему? Потому что в это же время происходила такая интересная деталь (такого не было даже во время революции и Гражданской войны) — в деревне резко возросли антигородские настроения. Почему? Потому что 1926-1927 год — это время такого мощного налогового давления и одновременно ослабления давления на рабочих. Вводится 7-часовой рабочий день — вы представляете? Для крестьян это был самый настоящий шок. М. Соколов― 6 рабочих дней в неделю или 5? В. Кондрашин: 7―часовой рабочий день и 5 дней, конечно. И интересно, что еще дальше происходило в это время. Как раз 1927 год — это время резкого, можно сказать, всплеска так называемых настроений в пользу крестьянского союза. Вдруг по всей стране повсюду началось массовое обсуждение крестьянами такого вопроса, как создание крестьянской партии, крестьянского союза для защиты крестьянских интересов против рабочих и правительства. М. Соколов― А ведь были выборы в низовые Советы.
В. Кондрашин― Да, я об этом скажу, только закончу про пораженческие настроения. Неожиданно эта проблема вышла на уровень государства, потому что ОГПУ собрало статистику — за 1927 год по всему Советскому Союзу было зарегистрировано 7 тысяч пораженческих выступлений. Представляете, что это такое?
Особенно, кстати, возмущались красные партизаны: «Что это такое? Мы защищали революцию, а нас обложили налогами. Наоборот, быстрее бы война, чтобы скинуть всю эту сволоту». Причем, что интересно, дальше эти настроения особенно сильны были в бывших казачьих районах. Одним словом, возникла вот такая ситуация — антигородской, антигосударственный настрой крестьянства. Вот этот фактор.
Кстати, мне об этом сказали японцы. Я был в Японии на одном мероприятии, где они сказали: «Почему вы не учитываете, что для Сталина и всех коммунистов его команды важнейшим фактором был вот этот — пораженческие настроения, нежелание крестьян в случае чего воевать за советскую власть? В этот момент он тоже имел большое значение».
Когда Сталин выступал на июльском пленуме 1928 года, о чем он, собственно говоря, сказал? «Почему мы стали использовать чрезвычайные методы заготовки? Потому что у нас нет никаких резервов на случай войны». То есть 1927 год показал: военная опасность, крестьянство не хочет воевать, и в случае войны нечем будет кормить армию и города. Вот этот кризис хлебозаготовок, который возник в конце 1927 года, выразился в том, что вдруг оказалось, что к концу года не хватает 128 млн. пудов для обеспечения городского населения хлебом. Кроме того, нет ни одного пуда стратегических запасов на случай войны.
И вот эта идея Сталина — создание стратегического запаса на случай войны. Дальше — создание запаса на случай недорода, подталкивала к тому, чтобы любой ценой брать хлеб, потому что важнее было накормить города и армию, чем крестьян. А крестьяне, типа, должны советской власти за то, что получили землю. Должны отработать, это, так сказать, их долг.
И вот эту идею дани Троцкого он уже в июне 1928 года использовал в полном объеме. Хотя его критиковали Бухарин и Рыков, говорили, что все это ведет к разрушению сельского хозяйства, что никаких особых излишков нет. Он говорил: «Неважно. Важно, что мы должны любой ценой обеспечить государственные актрисы».
М. Соколов― А вот все-таки про Советы. Насколько достоверна информация, что во многих регионах тогдашнего Советского Союза большевики были напуганы, что на низовом уровне крестьяне начинают, так сказать, прокатывать на этих выборах коммунистов и выбирают тех, кого они хотят? То есть претензии на политическую власть. В. Кондрашин― Да, это было удивительно. Что произошло в период НЭПа, до его слома? Возродилась крестьянская община, если сказать одной простой фразой. Что значит возродилась крестьянская община? Это значит, что возродились все ее институты самоуправления. Но советская власть — она была советская, и поэтому дополнительно к сельскому сходу она создала сельский совет. Где-то до 1926 года (даже, по-моему, до 1925) все эти сельские советы не имели никакой особой значимости для крестьян. У них не было финансовых рычагов, не было бюджета, и сама советская власть смотрела на них сквозь пальцы. Почему? Потому что, в принципе, зачем они были нужны?
А тут возник кризис хлебозаготовок. Тут надо было задействовать местный актив для выполнения государственных заданий. Кроме того, начали очень резко расти налоги. Надо объяснять, что такое сбор налогов. Дальше началось землеустройство с целью нахождения всех неучтенных земель, доходов. До слома НЭПа была целая кампания по установлению жесточайшего контроля над крестьянской хозяйственной деятельностью. А кто мог реально делать ее на местах? Эти местные активисты. И тогда началась эта кампания по оживлению советов. Это была такая кампания с 1925 года.
Причем поводом стало так называемое «дымовское дело» лета 1924 года, когда в Дымовском районе Одесской области убили селькора Малиновского. Была развернута такая кампания: кулаки убили селькора. Хотя потом выяснилось, что это было не так, но неважно. Важно другое: нужен был повод, чтобы начать кампанию по оживлению советов, против так называемых кулаков, которые убивают активистов, селькоров, не дают разворачивать колхозное движение. И началось вот это все. 1925, 1926, 1927, 1928 годы — вот эти постоянные кампании перевыборов с целью запихать туда коммунистов и, как их еще называли, «безбородых коммунистов», то есть комсомольцев.
Одновременно началась кампания по лишению избирательных прав так называемых кулаков. Просто стали тупо лишать всех, кто мог представлять какую-то опасность на выборах. Просто не допускать их до выборов в сельский актив. М. Соколов― Какими силами? ОГПУ? В. Кондрашин― Какими угодно. Приняли закон о лишении избирательных прав — и всё. М. Соколов― А кто составляет списки? В. Кондрашин― Списки составляет сельский совет, конечно. Дело в том, что если он уже лишен избирательных прав, они же не могут туда включить. Они просто отсекли самую активную верхушку деревни от выборов. Но дело в том, что кого они туда предложили? Действительно всяких дедов Щукарей, которых мы с вами знаем по «Тихому Дону» и «Поднятой целине». Туда предложили всякий актив, не поймешь какой, который, собственно говоря, не был уважаем в самой деревне.
Сами крестьяне поняли, что советы — это важная структура, потому что там есть бюджет. Они раскладывают налоги, раскладывают заготовки. Поэтому надо, чтобы в совете сидели свои люди. И туда начали выдвигать так называемых подкулачников, которые формально даже были комсомольцами, даже были бывшими героями Гражданской войны, но они были за крестьян. Свои.
И поэтому все вот эти компании закончились провалом. Коммунистов, сторонников официальной власти там оказалась меньше половины — где-то 30-40%. А остальные были крестьяне. Конечно, там не было кулаков и лишенцев в юридическом смысле слова. Хотя к 1929 году, в общем-то, все-таки провели одну кампанию, почистили эти советы, потом вторую.
Все это сопровождалось поножовщиной. Убивали селькоров, там работало ОГПУ. Ведь тоже такой интересный момент — все 20-е годы из деревни изымалось оружие, чтобы не было никаких возможностей для восстания. Особенно мощной была эта кампания в 1929 году, когда просто вычистили всю деревню. М. Соколов― То есть шли массовые обыски. В. Кондрашин― Массовые, все оружие тут изъяли. В случае чего просто нечем было воевать. Почему и удалась коллективизация в таком варварском варианте — у крестьян было мало оружия, в отличие от Гражданской войны. Вся вот эта кампания по оживлению советов закончилась провалом, но в то же время она создала небольшой, но очень активный костяк вот этих активистов, готовых на все ради сохранения своего места и карьеры. М. Соколов― Такая сельская бюрократия. В. Кондрашин― Да, причем у них была и чисто материальная заинтересованность. Потому что по этому же закону, официально принятому этим постановлением, есть такая статья 107 — конфискация за невыплату налогов и заготовок. И Сталин активно этим пользовался. Когда он ездил в Сибирь, в январе-феврале 1928 года был в Сибири, он вот эту 107-ю статью использовал по полной программе, чтобы увеличивать штрафы. То есть, допустим, по закону положен штраф. Они придумывали: А мы можем выписать и 5-кратный, и 10-кратный штраф. Это уже было фактически раскулачивание. И 25% средств от этого шло местной верхушке, сельской бюрократии. М. Соколов― То есть их фактически взяли в долю. В. Кондрашин― Да. Ну и еще такой момент, о котором надо сказать. Когда проходила вся эта кампания, на кого, если сказать таким высоким слогом, делало ставку сталинское руководство? Это молодежь. По переписи 1926 года у нас в Советском Союзе было 147 миллионов человек. Из них 120 с лишним миллионов были крестьяне. Из них моложе 30 лет — 60%. М. Соколов― То есть такое сильное демографическое давление. В. Кондрашин― Конечно! Это была молодая, активная деревня. И вот молодежи, особенно из бедноты, которой там было процентов 30-40 (много было бедных, очень много), предложили вот такой вариант: идите в селькоры, идите в эти самые трактористы, идите в активисты, в колхозники. М. Соколов― Наверное, еще в армии мозги промывали. В. Кондрашин― Ну, в армии — НРЗБ чтобы они все в армию рвались. Но в основном это действительно были, так сказать, молодые активисты.
На этот счет есть замечательный японский исследователь Хироси Окуда, который написал целую работу «От сохи к портфелю». В этой работе он описывает состояние предколхозной деревни, когда там сложился костяк молодых активистов, которые были популярны, которые не работали в крестьянском хозяйстве, и за которых хотели выходить девушки, потому что они знали, что если они выйдут за кулака — значит, там надо пахать. Как в фильме «За спичками» — помните, как там богатый финский крестьянин сватал себе жену? Говорил: «Будешь работать у меня, доить коров». А здесь работать не надо — ходи с портфелем.
И вот эта самая верхушка (небольшая, кстати — их, может быть, всего в деревне было процентов 10-15, может быть их всего было в деревне) — они были облечены властью и поддерживались всеми возможными способами. У них был материальный стимул и была красивая идея — колхозный строй, социализм, культурная революция. М. Соколов― Тракторы вам дадим. В. Кондрашин― Тракторы дадим. И вот эти все компании по оживлению советов, по преодолению кризиса хлебозаготовок, с одной стороны, конечно, внесли раскол в крестьянскую среду, а с другой стороны, сформировали вот этот самый костяк или, скажем так, тоже высоким научным словом, социальную базу сталинской коллективизации деревни. М. Соколов― Виктор Викторович, скажите, а все-таки можно ли сказать, что во время НЭПа возникло некое такое равновесное состояние, и этот вариант строя мог держаться еще 10 лет и так далее? Или это была череда каких-то бесконечных кризисов? То есть, условно говоря, большевики не могли управлять экономикой так, чтобы она периодически не выходила из нормального рыночного состояния. В. Кондрашин― Дело в том, что мы с вами мыслим современными категориями. Это, может быть, и хорошо, но с другой стороны, иногда не совсем хорошо, когда мы пытаемся нашими современными понятиями, мерками измерить историческое прошлое. М. Соколов― То есть вы предлагаете подумать так, как думали они в то время. В. Кондрашин― Я предлагаю прежде всего ознакомить глубокоуважаемых слушателей с теми исследователями, которые как раз попытались сделать то, о чем вы сказали. Дело в том, что как раз 90-е годы ознаменовались таким замечательным явлением, как попытка поиска альтернатив сталинской коллективизации, а также их обоснование.
На эту тему была подготовлена огромная работа замечательных американских исследователей Хантера и Ширнера о развитии сельского хозяйства СССР без коллективизации. Они там построили такую модель: что было бы с сельским хозяйством с точки зрения и валовой продукции, и всего на свете, если бы не было коллективизации. И пришли к такому выводу, что сельское хозяйство накануне войны было бы лучше, чем оно было реально. Были бы получены источники индустриализации и все остальное.
Более того: есть замечательный исследователь, социолог, выдающийся ученый, мой друг Теодор Шанин, который эту идею сформулировал даже более ярко — что если бы не было коллективизации, то немцы дошли бы не до Москвы, а до Смоленска. У Красной армии были бы десятки новых дивизий, и командиры были бы живы, был бы патриотизм, не было бы власовщины и ничего такого. Об этом он тоже написал. М. Соколов― Вполне возможно. Такие гигантские человеческие потери.
В. Кондрашин― Более того, мой научный руководитель, выдающийся, я считаю, советский и российский историк-аграрник Виктор Петрович Данилов сформулировал бухаринскую альтернативу. В общем, попытался в своих работах обосновать действительно реальную альтернативу в виде бухаринского плана развития сельского хозяйства путем дальнейшего кооперирования крестьянских хозяйств без всякой чрезвычайщины, без форсированных темпов. То есть это была, по сути дела, программа правой оппозиции. Кстати, эту идею поддерживают многие наши современные исследователи, в том числе и мой замечательный друг, коллега и, я считаю, главный у нас специалист по сталинизму Олег Хлевнюк. Он тоже говорит, что, в приниципе, была такая возможность.
Spoiler
Но с другой стороны, есть и критики этого подхода. Я приведу только один пример критики, который заслуживает внимания, потому что все остальное — это, как мне кажется, больше эмоциональное или политизированное. Это прежде всего Боб Дэвис или Роберт Уильям Дэвис. Это, я считаю, крупнейший западный исследователь советской экономики. Автор фундаментальной серии «История советской экономики», в которой участвуют и Олег Хлевнюк и так далее. Дэвис — это авторитет. Это школа Карра, Бирмингемский университет, Англия — великолепная школа. Хотя его в свое время, как и Моше Левина, называли ревизионистом и все остальное.
Неважно. Важно другое — то, что в своей критике Шиндлера и Хантера он сказал о том, что, в общем-то, у них есть один изъян. Они считают, что НЭП был каким-то безмятежным раем, и в 1928 году, с которого они начинают отсчет, все было тихо и гладко. А в действительности в 1928 году НЭП уже, по сути дела, закончился. Никакого НЭПа уже не было. Почему? Потому что в 1927 году, когда советская власть столкнулась с кризисом хлебозаготовок, из-за чего она столкнулась? Из-за того, что крестьяне в 1927 году не захотели сдавать хлеб по низким ценам. Вот представьте себе: допустим, пара сапог стоит тонну зерна. Вот надо сдать тонну хлеба, и тебе дадут сапоги. М. Соколов― Так лучше продать хлеб на свободном рынке. В. Кондрашин― Правильно. Поэтому в 1927 году крестьяне стали продавать хлеб на хлебном рынке. Здесь цена ржи — 70 копеек, пшеницы — 90, а там — 1,5 рубля и 2 рубля. И поэтому по всей стране началось такое мощное движение по продаже частным скупщикам.
Что произошло в результате? На 15-м декабрьском съезде партии в декабре 1927 года было принято решение о борьбе со всем этим. А потом с участием Сталина было принято решение о борьбе с частником на хлебном рынке. И по всей стране началась массовая кампания поиска этих самых частников, закрытие базаров. В 1927 году было арестовано 3 тыс. частных скупщиков. По сути дела, вся частная торговля хлебом была прекращена. То есть рынок к 1928 году прекратил свое существование из-за кризиса хлебозаготовок. Поэтому крестьяне, когда все это происходило… М. Соколов― Они начали прятать. В. Кондрашин― Они начали прятать, начали гнать самогонку, как и раньше. Кстати, когда Сталин приезжал в Сибирь, есть такая байка, как над ним издевались: «Мы лучше сгноим этот хлеб, чем отдадим вам, дармоедам, чтобы вы там с барышнями гуляли». ОГПУ фиксировало такие разговоры. Крестьянин попал в город, случайно зашел в ресторан, увидел, как там сидят с барышнями эти самые партийные работники, заплатили за обед 15 рублей. А 15 рублей — это стоимость коровы. Вы представляете, как себя чувствовали в этой ситуации эти самые крестьяне?
Поэтому возник вот этот кризис, и власть, чтобы его преодолеть, пошла по пути борьбы с НЭПом в советской деревне, который состоял в чем? В свободной торговле. Свободная торговля была закрыта. В этом смысле Дэвис и сказал, что 1928 год — это уже все, конец НЭПа. М. Соколов― Хорошо, а если считать 1926? В. Кондрашин― 1926 год был самым благоприятным. Но что произошло в 1926 году? Мы с вами тоже должны об этом знать — чего, может быть, наши многоуважаемые слушатели не очень хорошо знают. 1926 год — это время резкого роста налогов на крестьян. Когда советская власть увидела, что крестьяне богатеют (вот этот курс «лицом к деревне» как раз начался в 1926 году), то в это же время началось серьезнейшее давление.
Изменилась система сбора налогов. Если раньше налоги были просто на посевы, то теперь обложили все виды хозяйственной деятельности. Крестьян начали давить. Одновременно (1926 год — об этом тоже мало кто знает) началась кампания по землеустройству. Что это такое? Неучтенные посевы, виды хозяйственной деятельности, всякий бизнес.
То есть как у нас сейчас хвалят нашего нового премьер-министра, что налоги хорошо собирает. Вот тогда тоже начали хорошо собирать налоги. Буквально обложили этих крестьян, зажали их. А каким образом? Опять же, с помощью этого актива, с помощью одновременных льгот. Представляете: с одной стороны, повышают налоги на тех, кто работает, а с другой стороны, освобождают бедноту и активистов и натравливают их на этих самых зажиточных. И поэтому сказать, что 1926 год — это время какого-то спокойного развития… М. Соколов― В России никогда ничего спокойно не было. В. Кондрашин― Забыли еще, что был голод 1924-1925 года. Был сильнейший голод в это время! Причем надо помнить и об этом тоже — что как раз в это время произошло очень серьезное изменение во взаимоотношениях в деревне. До коллективизации, до Гражданской войны, и даже в Гражданской войне в деревне не было раскола и ненависти между кулаками и беднотой. Если вспомнить НРЗБ — там все вместе были. А в это время…
Чем отличался, допустим, нэповский кулак от дореволюционного кулака? Нэповский кулак и сам работал, и одновременно эксплуатировал своих односельчан. И имел такой особый менталитет: он очень хотел разбогатеть. Как говорил один из современников: «Чего хотят крестьяне? Богатеть и не платить налоги». М. Соколов― «Оставьте нас в покое». В. Кондрашин― Да. И что они стали делать? Об этом, кстати, писали газеты, особенно ОГПУ, что во время голода повсеместно происходило такое явление, как закабаление зажиточными крестьянами своих голодающих односельчан. Допустим, до революции кулаки помогали во время голода — считалось, что это нормально. А в это время началось в буквально смысле закабаление.
То есть, допустим, за пуд пшеницы, просто за пуд хлеба надо было работать 6 дней по 15 часов. Это знаменитые письмо Дзержинского (по-моему, 8 июня 1925 года), где он пишет, что в деревне происходит невероятное. Там 50% безлошадных, то есть бедноты, и они закабаляются вот этими самыми соседями, которые, пользуясь голодом, просто забирают у них их участки земли, заставляют их отдавать, забирают у них скот, забирают имущество.
Поэтому вот это социальное напряжение возникло не только из-за того, что сверху давила власть, но и вот этот голод показал, что в самой деревне эти самые зажиточные «новые крестьяне», новые советские кулаки вели себя таким образом. Этот момент тоже был в НЭПе. Понимаете, НЭП не был золотым десятилетием, там не было спокойствия и порядка. Это, конечно, не означало, что крестьян прессовать таким образом, как это было сделано. Я просто хочу сказать, что критика Дэвиса, мне кажется, заслуживает внимания. И еще второй момент, о котором тоже надо здесь сказать — это, конечно, то, что все-таки Россия не могла тогда не проводить индустриализацию. М. Соколов― Но вопрос в методах. В. Кондрашин― В методах. Грубо говоря, к войне надо было готовиться. Сейчас тоже еще одна из таких проблем в связи с этим — это фактор внешней угрозы: был он там, не был? Вот мы смеемся… М. Соколов― Все-таки в значительной степени выдумывали. В. Кондрашин― Выдумывали, но вот сейчас у нас проблема с Польшей по исторической части. А ведь в 20-е годы и до Второй мировой войны, по сути дела, польская армия была одной из самых крупных и самых сильных. Допустим, в 20-е годы польская армия 100% была сильнее Красной армии. И в этом смысле все эти факторы свидетельствовали о чем? О том, что ситуация была непростой. И для того, чтобы проводить взвешенный курс, нужно было, конечно, много чего сделать. М. Соколов― Виктор Викторович, а если говорить о Чаянове и других ученых, которые всем этим занимались и, в общем, возражали против такой левацкой политики — у них же действительно были идеи. Если мы посмотрим, например, книгу Чаянова — утопию о том, как будет развиваться Россия — «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». Собственно, была идея политического союза власти и крестьянства. А внутри большевистской партии не возникала мысль все-таки как-то поделиться властью, основать какой-то крестьянский союз или профсоюз и, собственно, повести развитие на основе этого диалога, а не на основе такого бесконечного насилия? В. Кондрашин― Знаете, я вам так скажу. У нас в Институте российской истории сейчас готовятся один интересный проект, посвященный Трудовой крестьянской партии. Автором является Олег Борисович Мозохин, ученый секретарь этого центра, где я являюсь руководителем. М. Соколов― Да, вот это дело, которое было сфабриковано. В. Кондрашин― Да, это дело и так далее на эту тему. Что здесь можно сказать? Здесь может однозначно сказать, что, конечно, если, допустим, 80% населения крестьяне, а у них нет никакого политического представительства — это проблема. Крестьяне до поры до времени относились к этому относительно спокойно, потому что их это особо не касалось. Я имею в виду начало 20-х годов. Но когда началось это дикое давление, хлебозаготовки, налоги и все остальное, особенно 1927 год, то идея крестьянского союза овладела в буквальном смысле всеми. В том числе и нашей интеллигенцией.
Но что надо сказать о правящей партии? Вот в этом, наверное, был ее главный недостаток — что все они были коммунисты-марксисты. И левые, и правые, неважно какие, но все они придерживались своей доктрины. Крестьянство для них было неудобным классом — таким, который нуждается в каком-то воспитании… М. Соколов― Порождает капитализм. В. Кондрашин― Порождает капитализм и тому подобное. Я не помню, чтобы Бухарин или кто-то еще поддерживали идею крестьянского союза. М. Соколов― То есть они все равно хотели быть руководящей силой, командовать. В. Кондрашин― Да. Это была проблема. Сейчас я уже начинаю понимать, что это проблема. Монополия на власть, с одной стороны, позволяет удержать власть, что-то делать, но в отдаленной перспективе все это очень плохо. Хотя если, опять же, говорить на эту тему очень глубоко, в свое время Михаил Львович Левин, американский исследователь (я 3 года был его ассистентом в Пенсильванском университете), написал замечательные книги — «Крестьянство и советская власть», «Последняя борьба Ленина», «Россия-СССР-Россия», «Создание советской системы» и так далее.
Так вот он, мне кажется, очень верно сформулировал то, что случилось. Он сказал, что сталинский режим как таковой в исторической перспективе был недолговечен, непрочен, но зато он был неплох для короткого исторического периода дикого индустриального скачка и подготовки к войне. А какой ценой — неважно. Важно, что они этим занимались, и у них для этого были силы. М. Соколов― Ну как, неважно? В. Кондрашин― Нет, нам сейчас важно. Я вам рассказываю, что вроде как этот режим утвердился, и раз он утвердился, значит, надо объяснять, почему это произошло. Хотя я сам никогда не могу простить и Сталину, и всем остальным то, что это действительно было сделано такой огромной ценой, и никто не извинился перед этими миллионами погибших крестьян, перед этой страшной трагедией, которая произошла у нас потом. Поэтому, наверное, надо заниматься этим дальше.
Все-таки у этих сил, которые выступали за крестьянский союз, за представительство крестьянства во власти, не было никаких готовых структур. Сложившаяся система действительно не давала этого. Кстати, ОГПУ в этом смысле очень неплохо работало, потому что сразу зафиксировало вот эту опасность роста популярности идеи крестьянского союза. И что началось в результате этого? Начали хватать тех, кто выступал за это. Да, интеллигенция болтала на кухне, книжки писала, а потом, когда началась вся эта разборка, их всех просто похватали и выдумали, что они уже чуть ли не создали партию, чуть ли не захотели совершить переворот. М. Соколов― Процесс Промпартии был открытый, а процесс Трудовой крестьянской партии — они просто издали такую книжечку и везде разослали, что вот, враги народа, кондратьевцы. В. Кондрашин― Да, враги народа, типа того. Хотя если вы почитаете кондратьевские письма, «суздальские письма»... Опубликовано письмо Кондратьева Менжинскому (по-моему, в ноябре 1932 года), где он открытым текстом очень подробно описывает, как из него выколачивали все эти показания, что все это полная липа, чистый произвол. Если говорить о Сталине и так далее, власть, безусловно, понимала крестьянскую опасность и, в общем, все делала для того, чтобы не допустить ее разрастания. М. Соколов― Виктор Викторович, все-таки как происходит этот переход от выколачивания хлеба к созданию этой фактически новой системы — как говорили крестьяне, «второго крепостного права» — ВКП(б)? 5 января 1930 года — постановление «О темпах коллективизации»: разделяют на 3 группы районов и хотят за год-два загнать всех в колхозы. Нужно было просто выгребать хлеб, а не создавать концлагеря. В. Кондрашин― В этом-то и проблема, что выгребать хлеб было нельзя. Кстати, для того, чтобы создавать колхозы, нужны были основания. Какие в 1929 году возникли основания для сплошной коллективизации? Конечно, когда Сталин 7 ноября написал в «Правде» статью «Год великого перелома», он там, если сказать попроще, валял дурака. Никакого «великого перелома» там не произошло. Но зато, конечно, 1929 год — это действительно был год массового создания колхозов по сравнению с предыдущим периодом.
Напомню, что, допустим, где-то в феврале 1928 года Колхозцентр предлагал к 1933 году коллективизацию в пределах миллиона крестьянских хозяйств (где-то 4%). Потом в 1-й пятилетке они увеличивали до 14% и так далее. То есть вообще никто никаких таких планов не ставил. И даже сам Сталин, что самое интересное и удивительное, весь 1928 и в первой половине 1929 никаких идей насчет коллективизации не высказывал. М. Соколов― И откуда это все? Из-за чего это пошло? В. Кондрашин― Из-за того, что 1929 год дал хороший результат по хлебозаготовкам — в результате вот этих чрезвычайных мер. И что еще выявилось — что в колхозы стали массово записываться бедняки. Под каким предлогом? Под предлогом, что колхозы имеют льготы, и им не надо платить особых налогов. И этот процесс пошел.
Кстати, колхозы всегда имели более высокую товарность — где-то 30-40% по сравнению с 15% крестьянских единоличных хозяйств. Кстати, если мы возьмем по хлебозаготовкам, посмотрите: 1913 год хлебозаготовки у нас были 1.300 млн. пудов. Если мы с вами возьмем годы НЭПа, то там было максимум 700 млн. пудов — 1926 год, как раз когда они собрали хороший урожай. Потом все резко упало. Но колхозы всегда давали высокую товарность. Это было очевидно. М. Соколов― Это как замена помещичьим хозяйством. В. Кондрашин― Конечно, да. Чем ознаменовался 1929 год? Во-первых, было дикое давление на крестьян, и они начали вступать в колхозы просто чтобы избавиться от этих самых налогов. Начали возникать кулацкие так называемые лже-колхозы и все остальное. Вот этот нажим обеспечил получение где-то почти 800 или больше млн. пудов зерна. И из урожая 1929 года хлебный экспорт впервые составил 350 млн. пудов. Это столько же, сколько до революции. То есть мы вышли на вот этот пик. А зачем все это было надо? М. Соколов― На индустриализацию. Закупать станки. В. Кондрашин― Кстати, Микоян, который был ответственным за все это, писал Сталину на эту тему: «У нас в следующем году решающий год по экспорту хлеба. Нам срочно нужен хлеб». М. Соколов― Так еще и по демпинговым ценам продавали. В. Кондрашин― Это другой вопрос. Вопрос в другом: в принципе, нужно было много хлеба, и вот эти хлебозаготовки 1929 года показали высокую эффективность колхозов. С другой стороны, они показали силу административного ресурса. То есть, грубо говоря, удалось выколотить из крестьян хлеб в условиях засухи, в условиях крестьянского сопротивления, с помощью всего этого репрессивного аппарата, с помощью этого сельского актива. То есть появился своего рода успех. Кроме того, возникла вот эта задача хлебного экспорта. Поэтому и эти темпы коллективизации. Кстати, как раз в это время была создана комиссия, которую возглавил, по-моему, Яковлев. М. Соколов― Наркомзем. В. Кондрашин― Да, потом комиссия по раскулачиванию — ее, по-моему, возглавлял Молотов. И так далее. М. Соколов― Еще и правую оппозицию окончательно разгромили. В. Кондрашин― Да, здесь уже все. Причем когда громили в 1929 году, Сталин опять выступал и говорил Бухарину и всем остальным: «Что вы хотите? Вы предлагаете 150 миллионов пудов закупить за границей. Если мы будем это делать, значит, тогда у нас не будет валюты, мы остановим заводы, остановим все предприятия. Во-первых, у нас и денег-то таких нет. Это не решит проблему».
А ведь уже с февраля 1929 года по всей стране была введена карточная система. Зимой 1928-1929 года уже стали умирать от голода. В деревне на Украине уже были факты голода, представляете? Ситуация была очень тяжелая. И вот здесь крестьяне, оказавшись под таким жестким прессом — особенно беднота и середняки — подумали: в конце концов… М. Соколов― Пора сдаваться. В. Кондрашин― Не то чтобы сдаваться. Во-первых, не сдались, потому что к концу 1929 года в эти колхозы вступили где-то процентов 14. Хотя в это время уже было 11 районов сплошной коллективизации. Кстати, когда на ноябрьском пленуме выступал Стрельцов, он рассказывал Сталину, как проводилась вся эта политика, как крестьян загоняли в колхозы.
То есть власть имела силу для этого и она это делала. А делала для чего? Ради индустриализации, ради получения этого дармового хлеба, который можно было продать по демпинговым ценам. Кстати, у меня есть одна работа на эту тему. Она называется «Хлеб в обмен на валюту и станки» — об источниках сталинской коллективизации, где показана эта операция.
Хотя мы до сих пор не знаем всех деталей, мы знаем одну такую хорошую вещь — что в принципе Советский Союз смог очень быстро овладеть большим рынком, совершить интервенцию туда и получить эти шальные короткие деньги. А 1930 год в этом смысле как раз стал решающим, потому что когда этих крестьян загнали туда, они все посеяли, и был собран самый большой урожай за всю историю XX века (тогдашнюю) — из-за прекрасной погоды. 1930 год — это время огромного урожая. М. Соколов― Потом изъяли и вывезли. В. Кондрашин― И сразу план — 1.300 млн. пудов. Как в 1913 году, А в 1931, в условиях засухи — еще больше. То есть, иными словами, коллективизация вырастала из кризиса хлебозаготовок, из потребностей индустриализации. В 1929-1930 годах надо было, грубо говоря, достраивать Челябинский тракторный завод. М. Соколов― И что, Сталин подумал, что теперь эту систему надо накинуть на всю страну. Так будет каждый год и будет замечательно. В. Кондрашин― Кстати, это была ошибка. Они не ожидали негативных последствий. Никто в здравом уме не мог себе такого представить. Такая интересная деталь — конечно, уважаемые слушатели, может быть, тоже об этом знают, но напомню, что есть такая интересная книжка — «140 бесед с Молотовым» Феликса Чуева. Там есть такой сюжет: Молотов рассказывает о том, что для Сталина было самым трудным в его политической биографии. Он говорит: «Коллективизация труднее, чем война». Он считал, что это тяжелее, чем война, потому что надо было овладеть крестьянской страной и заставить ее подчиниться власти. М. Соколов― Но ведь сопротивление-то было. Вот смотрите: январь 1930 года — 346 массовых выступлений, 125 тыс. человек. Февраль — 736, 220 тыс. человек. Первые недели марта 1930 — 595, 230 тыс. человек. Без Украины. Волнениями охвачено 500 населенных пунктов. То есть вообще какое-то не то чтобы восстание, но, так сказать, недовольные вышли на улицу. В. Кондрашин― Например, Николай Алексеевич Ивницкий — о нем обязательно надо сказать. Вообще я считаю, что мы должны сказать несколько слов о тех людях, которые действительно рассказали, как это было, какова действительно была эта великая трагедия нашего крестьянства. Николай Алексеевич Ивницкий — крупнейший специалист, его книги, конечно, надо обязательно всем читать — он назвал эти события, по сути дела, гражданской войной в деревне. Олег Витальевич Хлевнюк тоже придерживается этой терминологии. В общем, на самом деле масштабы крестьянского протеста были таковы, что, вы сами знаете, Сталин вынужден был временно отступить.
Вот вы говорите о сопротивлении, но о чем я сказал раньше: почему была махновщина, почему была антоновщина, почему все это было? Да потому что у крестьян было оружие. Они могли воевать, могли сопротивляться. А что такое эти массовые выступления, о которых вы сказали? Это были просто стихийные «бабьи бунты». Это были такие волнения с избиением активистов.
Но, конечно, и такие факты были — особенно на Северном Кавказе, в Сибири, в Казахстане — факты вооруженных выступлений. В Средней Азии резко активизировались так называемые басмачи. То есть повстанческое движение как бы зарождалось в таком зачаточным варианте — какие-то банды, мелкие группы. Но никаких массовых объединений не произошло, ничего не случилось. М. Соколов― Все-таки это был мирный протест. В. Кондрашин― Не мирный был протест. Процесс был очень не мирный. Но не было сил. М. Соколов― Но и не вооруженный. В. Кондрашин― Невооруженный. У крестьян не было оружия. У него его отобрали. И потом, все-таки надо иметь в виду, что если мы возьмем ситуацию Гражданской войны, там же люди с оружием пришли с фронта. Там все мужики были фронтовики, настроены на все это. А здесь крестьянская молодежь. Надо иметь в виду еще, что в 1930, 1929, даже в 1928 — 3 года из деревни, по сути дела, забирали активистов, всех, кто мог бы возглавить крестьянские выступления. То есть что значит раскулачивание? Из деревни вычистили 5-7% этих самых кулацких хозяйств. Так это вычистили самых активных, самых хозяйственных, тех, кто мог встать во главе крестьянских выступлений. М. Соколов― Не только вычистили — и расстреливали. В. Кондрашин― И расстреливали. Все с ними делали. Но я говорю про другое — что эти массовые выступления, с одной стороны, были обезглавлены. У них не было вожаков, как это было раньше. С другой стороны, у них не было оружия, но они были массовыми. Какую еще угрозу они представляли, если серьезно говорить на эту тему? Даже не только в военном плане, но и хозяйствено — ведь надо было сеять, надо было собирать урожай, надо было, чтобы люди работали. А если там опять идет поножовщина? Поэтому произошел откат.
А с другой стороны, что было дальше? Дальше крестьяне вышли из колхозов — больше половины. Они ведь засеяли свои поля. Они ведь тогда еще были, в общем-то, в таком настроении, что, может быть, все это безобразие закончилось, но надо же сеять. И они посеяли. У них вырос прекрасный урожай. Который, кстати, вычистили весь подчистую, под метелку. Его вывезли, на эти деньги заплатили инженерам, купили генераторы для ДнепроГЭС, тракторы в Америке, оборудование. М. Соколов― Как раз была Депрессия — значит, можно было дешево покупать. В. Кондрашин― Дешево. Вы думаете, там не было хлеба, кроме нашего? М. Соколов― Зато по дешевке. В. Кондрашин― Нет. Дело было еще вот в чем. Это была такая интересная механика. Вы думаете, без Советского Союза там в Европе был голод? М. Соколов― На мировой рынок по низким ценам. В. Кондрашин― Дело не в этом. Дело в том, чтобы помочь Советскому Союзу? Нет. Дело в том, что вот эти деньги, которые были получены за хлеб, одновременно шли обратно туда в виде оплаты за заказы для советских заводов. То есть это была такая коммерческая сделка между Советским Союзом и ведущими западными странами, находящимися в кризисе, которая была взаимовыгодной. Таким образом мы получали оборудование, а они загружали свои предприятия заказами. М. Соколов― И все за счет крестьян. В. Кондрашин― Естественно. Кто за это все расплачивался? За это расплачивались люди. Это, конечно, была, в общем-то, абсолютно антикрестьянская политика. Я бы даже сказал, не феодальная, а даже не знаю, как назвать — когда у тебя просто в буквальном смысле отбирают все, и еще тебе говорят, что ты сам виноват, что это произошло. М. Соколов― Виктор Викторович, пожалуй, в заключение, пока мы еще в 1930 году. В принципе, избежать того, что случилось дальше — катастрофы, гигантского голода и так далее — у власти были возможности или нет? В. Кондрашин― Дело в том, что здесь как раз в полной мере проявились особенности сталинизма и сталинской системы в целом, которая, собственно говоря, была в этом смысле абсолютно циничной, прагматичной и так далее. Никаких особых моральных принципов у нее не было. Был чисто классовый подход. Если возьмем голод 1921-1922 годов — никто не стал ничего скрывать: «Да, у нас голод». А Сталин этого не сделал. Он начал солнечную кампанию, что у нас все прекрасно. На 1-м съезде колхозников в феврале 1933 года — «мы богатеем, жить стало веселее» и так далее.
Началась дикая, дурацкая пропагандистская кампания против всех тех, кто пытался разворачивать на Западе кампании помощи голодающим Поволжья и тому подобное. Ведь, по идее, была возможность что сделать? Объявить о том, что да, у нас возникли проблемы из-за засухи, из-за кулацкого сопротивления — пожалуйста, трудящиеся, прогрессивные люди, помогите нам. Ведь была масса возможностей помочь. Но этого не было сделано. Конечно, это была серьезнейшая ошибка. Поэтому в этом смысле сложившаяся политическая система не давала никаких шансов. К сожалению, она была главной виновницей всего этого. Мы никогда не должны этого забывать.
Ярокалова Евдокия Никифоровна родилась в 1906 г. в д. Холуи нынешней Кировской области. Ее рассказ записал Ковалев Максим в 1999 г. (г. Мыски)
На фото: раскулачивают…
Мы с мужем жили со свекром, свекровью и шестью детьми. Два брата мужа были женаты, имели по четверо детей, две дочери были замужем. Одна из них с мужем и ребенком жила тоже с нами. Жили одной семьей. Держали 12 коров с приплодом, много овец, свиней, гусей и кур. Имели весь свой инвентарь. В 1931 г. купили две веялки. Все много работали, но на лето брали двух работников. И поэтому, когда началась коллективизация, мы попали в список кулаков, подлежащих раскулачиванию.
Брат мой, Игнат, работал в сельсовете и предупредил нас о дате раскулачивания. Мы срочно стали резать скот. Но мясо девать было некуда. Да и наши веялки никуда не сунешь. Пришли за нами в марте… Разрешили взять с собой только по узлу. Поэтому мы понадевали на себя как можно больше одежды, завернули детей. Запрягли наших же лошадей в сани и свезли нас на станцию.
Там погрузили в вагоны для скота и повезли. Везли до Новосибирска целый месяц. Кормили редко, бросали нам только хлеб и воду. Свекровь и дети умерли в дороге. Их вынесли из вагона на какой-то остановке. Где и как они похоронены, мы не знали. Да и похоронены ли?
В Новосибирске нас посадили в телеги, вывезли в тайгу и там сбросили вместе с нашими пожитками. Ночью было холодно. Мужики стали валить пихты, осины и рубить избы. Из нашей деревни согнали сюда же Рыловых, Жуковых. Мы с ними были родственниками. Из соседней деревни сюда же сослали еще три семьи.
И стали мы вместе валить лес, корчевать пни. Взборонили землю, посадили хлеб, да картошку. Птиц убивали, разоряли их гнезда, варили похлебку, ели папертник. Летом бабы пошли наниматься в соседний колхоз. Работали за трудодни. Осенью у нас уже было 2 коровы, 7 кур, овцы. В ноябре приехало еще три семьи из нашей губернии. И мы от них узнали, по чьей указке нас раскулачили. К зиме стояло уже пять изб, колодец и родились дети: у меня дочь Мария, у племянницы моей — сын Максим.
Небольшая полоска земли дала хороший урожай. В зиму мужики ушли работу искать. Все мы остались под присмотром свекра Трофима. До раскулачивания в скоромные дни у нас еда была: щи мясные, каша, картошка, редька, квас, солонина. А здесь мы всю зиму ели калину, картошку, квас с редькой. Хлеб был редко. Когда мужики приходили, то рубили срубы. А весной построили еще 3 избы и назвали деревню Диваевск. Находилась она на границе Алтайского края и Кемеровской области. Из местных жителей там был один дом Чугаевых (пчеловодов). Начальство и милиция наведывались редко. Годов через пять, к 40-ым годам, организовали промартель. Делали кадки, столы, табуретки. Летом стали гнать пихтовый спирт.
Такого голода как в центральной России в Сибири не было: помогали, кормили друг друга. Собирали грибы, ягоды, охотились. Начали катать пимы. Муж Семен был мастером на все руки, хорошо делал сани, шил сапоги, шапки, шубы. Детей воспитывали в школе и дома. Старики украдкой молились. Бесплатно учились только первые 4 класса, а потом за учебу в школе платили. После войны до 7 классов от уплаты освобождались только дети погибших фронтовиков. В колхозе люди работали за килограмм зерна и тянули всю страну.
Соседи между собой говорили только на бытовые темы. Боже сохрани — о политике. Ленин и Сталин воспринимались как идолы, им поклонялись. Были в ужасе, когда Хрущев разоблачил Сталина. А сейчас тоже ненормально, когда нет веры и даже уважения к руководителям государства.