Ну, г-н Shutoff Вам сказал все правильно. Цифры, озвученные Сталиным на XVII съезде и так не пересмотренные потом советской статистикой – "липа". Скажем, урожай 1932 года, если верить этим цифрам, лишь немного меньше довольно благополучных 1925 и 1927-29 гг., и чуть ли не вдвое больше тоже катастрофического года "великой засухи" - 1921-ого (69.9 млн. т против 36.2 [Народное хозяйство СССР за 70 лет. М. ФиС. 1987. с.208]), и даже чуть больше, чем в 1931-ом. Голод при таком, вполне удовлетворительном по меркам того времени, урожае действительно мог бы быть только "искусственно организованным".
Но скажем. возьмем все ту же Украину. По официальным данным урожай там 14,6 миллионов тонн, а по зерновым балансам выведенным Дэвисом и Уиткрофтом по архивным источникам 8,5 млн. тонн. Понимаете? 6,1 млн тонн не кот накакал. Ну, и везде так. Реальный сбор зерна был минимум 2/3 от заявленных официально. А это не сильно больше чем в 21-м.
Я не буду судить преднамеренно голод возник или нет (если уж преднамеренно, то в том повинны в немалой степени сами партийные власти УССР), но то, что он был вызван на Украине др. причинами нежели в Казахстане Конквест считал вполне определенно.
Конечно, голод на Украине был вызван преднамеренно. Какие могут быть сомнения?
"Известный писатель" в той же книжке ("Голод или не голод" 1898г.) пишет:
"Если разуметь под голодом такое недоедание, в следствии от которого людей постигают болезни и смерть, и какой был например в Индии, то такого не было ни 1891, ни в нынешнем году. Если под голодом разуметь такое недоедание, от которого люди не умирают тотчас, а от которого живут, но живут плохо, преждевременно вырождаясь, не плодясь и вырождаясь, то такой голод существует уже около 20 лет для большинства черноземного центра."
"Голода - нет, есть хроническое недоедание на протяжении 20 лет"
"Отчего же это происходит? В чем причина?
Ответ мой - причина духовная, а не материальная." " они потеряли уверенность в своих силах, надежду на улучшение своего положения"
"это - косность, нежелание изменять своего положения, своих привычек. В то время как в других губерниях вошли в употребление плуги, железные бороны, травосеяние, минеральное удобрение, в центре - всё остаётся по-прежнему - с сохой, с трехпольем, изрезанным делянками в борону шириной, со всеми рюриковскими приемами и обычаями."
"как сделать чтобы это больше не повторялось?
нужно перестать презирать народ, оскорблять отношением к нему как к животным, дать ему свободу учения и передвижения, и главное снять с него клеймо дикого истязания - сечения людей, только потому что они числятся в сословии крестьян."
Если Вы, stan4422, хотите заслужить плюсик от gundir'а, Вам надо было такую цитату из этой книжки привести:
"чем дальше крестьяне живут от чиновников, как например в Самарской, Оренбуржской, Вятской, Олонецкой губ., Сибири, тем больше, без исключения, они благоденствуют".
Кстати в этой книге есть очень говорящий сам за себя абзац:
Такъ, въ томъ Ефремемовскомъ уѣздѣ, куда я направлялся, совершенно не допускаются постороннія лица для помощи нуждающимся. Устроенная тамъ пекарня лицомъ, пріехавшимъ съ пожертвованіями отъ вольно-экономическаго общества, при мнѣ была закрыта и само лицо выслано.
Как дальше описывает наш классик литературы, препятствия все эти - чинят полицейские чины.
А мотивы таковы (свидетельствует он же):
1)чтобы высокое начальство не подумало, что на вверенной данному местному начальству территории народ бедствует.
2)нефиг частным лицам благотворительностью заниматься самовольно, а всё должно быть только по повелению правительства.
3)простой народ, получив спонсорскую помощь (да еще в обход начальства) может усумниться, что он - тварь дрожащая, и возомнить, что право имеет.
Да, дypаков среди местного начальства всегда хватало, но "социалистическая революция" придала этому государственный масштаб.
Если исходить из того, что голод 32-33гг был изначально вызван неблагоприятными погодными условиями (а не колхозным строительством), то по кр.мере, он был усугублен режимом секретности и недопустимости добровольной помощи голодающим. В чем он отличается от дореволюционных "голодных лет" и от голода 1921г. Т.о. по кр. мере, в этой части он - рукотворный.
Если учесть, что и до революции последствия плохого урожая усиливались за счет местных "полицейских чинов", то в 1930-x число благотворителей было и вовсе сведено к нулю, а число "полицейских чинов", желающих продемонстрировать что на вверенной территории "жить стало лучше, жить стало веселей", выросло многократно.
Ну и что же это за известный писатель такой? Ссылка приводит вообще на другую тему.
я недопонял, они кору жрали потому, что очень любили?
В сельской местности главной мотивацией выступала традиция, которая передавалась от отца к сыну. Для того, чтобы понять суть этих традиций, нужно длительно жить среди этих людей, а не огульно очернять и высмеивать за примитивизм. Я не знаю, какие вещества содержатся в пихтовой коре, но точно знаю, что она полезна, препятствовала цинге и употреблялась на значительной территории. Кроме того, достаточно одного дня, проведенного на сенокосе, чтобы понять, почему хлеб не являлся продуктом первой необходимости. Потому что хлеб не ели, а пили. Его заменяла брага. Пять литров браги, выпитого за день на сенокосе, полностью удовлетворяли потребность в питье и хлебе.
У кого было сто голов, тот не голодал. Речь об остальных, у которых ста голов не было
Мне трудно это представить, потому что большинство деревень, о которых я знаю, жили родовым укладом, где все были друг друг родственниками, носили одну-две фамилии и трудились от мала до велика. Жили, может, и небогато, но под раскулачивание попали.
Вы хотите сказать, что если люди ели пихтовую кору и черёмуху, то они не голодали??
...Теперь о методах, которые применяли во всех колхозах района согласно установкам Овчинникова и под непосредственным руководством Шарапова. Выселение из дома и распродажа имущества производилась простейше: колхозник получал контрольную цифру сдачи хлеба, допустим, 10 ц. За несдачу его исключали из колхоза, учитывали всю его задолженность, включая и произвольно устанавливаемую убыточность, понесенную колхозом за прошлые годы, и предъявляли все платежи, как к единоличнику. Причем, соответственно сумме платежей расценивалось имущество колхозника; расценивалось так, что его в аккурат хватало на погашение задолженности. Дом, например, можно было купить за 60 — 80 руб., а такую мелочь, как шуба или валенки, покупали буквально за гроши...
Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью — будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы.
Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?
Мне казалось, что это один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: «Сколько у тебя выселенных из домов?». «Сорок восемь хозяйств». «Где они ночуют?» Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»
После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать. В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии — работник Базковского колхоза. Его, после того как ребенок замерз, тихонько посадили в тюрьму. Посадили за «перегиб». За что же посадили? И, если посадили правильно, то почему остается на свободе т. Зимин?
Число замерзших не установлено, т. к. этой статистикой никто не интересовался и не интересуется; точно так же, как никто не интересуется количеством умерших от голода. Бесспорно одно: огромное количество взрослых и «цветов жизни» после двухмесячной зимовки на улице, после ночевок на снегу уйдут из этой жизни вместе с последним снегом. А те, которые останутся в живых, будут полукалеки.
Но выселение — это еще не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба:
1. Массовые избиения колхозников и единоличников.
2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» - «Нет». — «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами.
3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.
4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК, Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет — сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный), и, когда щелкнул боек, упал в обмороке.
5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перча (горчицы) и не приказал выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Нашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.
6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.
7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.
8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказ бежать к хутору рысью.
9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 чел. демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику — подозреваемому в краже — во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.
9.1* В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» — «Не зарывал, товарищ!» — «Не зарывал? А, ну, высовывай язык! Стой так!». Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял еще становиться на колени.
10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.
11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.
12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.
13. В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.
14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.
15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.
16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 чел., но колхозники были одни и те же... Собрание длилось без перерыва более суток.
Примеры эти можно бесконечно умножить. Это — не отдельные случаи загибов, это — узаконенный в районном масштабе — «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».
Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне?» Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причем, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.
Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особоуполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 г.
...Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».
Например, на наш взгляд, можно с полной уверенностью утверждать, что голод 1932–1933 годов – это, действительно, общая трагедия народов бывшего СССР, память о которой должна не разъединять, а объединять их в решении современных сложных проблем межгосударственных отношений. В начале 1930-х годов во всех зерновых районах страны происходили процессы, похожие на те, о которых шла речь в настоящей книге. То есть в Поволжье, на Дону и Кубани, в хлебородных районах Урала и Украины с помощью насильственной коллективизации и принудительных хлебозаготовок советское государство брало хлеб и другие сельскохозяйственные продукты на {528} нужды форсированной индустриализации, в самую последнюю очередь учитывая интересы сельских тружеников.
Последствия такой антикрестьянской политики были трагичны везде, и голод не выбирал народы. В русских, украинских, казахских селениях крестьяне голодали не потому, что они были русскими, украинцами и казахами и т.д., и у сталинского режима были особые «предпочтения» на этот счет, а потому что все они были крестьянами, растили хлеб и создавали своими руками другую сельскохозяйственную продукцию, необходимую государству для реализации его целей.
К сожалению, в этом была логика исторического процесса неизбежной трансформации России из страны крестьянской, аграрной, в страну городскую, индустриальную. Чтобы сохранить свою государственность в условиях жестоких вызовов времени необходимо было идти по пути индустриальной модернизации, результатом которой везде было постепенное исчезновение крестьянского мира, раскрестьянивание деревни.
История не знает безболезненных вариантов падения крестьянской цивилизации под натиском индустриальной. Но в СССР этот процесс получился особенно драматичным и тяжким по своим последствиям для судеб миллионов советских крестьян во всех уголках страны. {529}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 528–529.
Прежде всего, очевидно, что голод 1932–1933 годов – это организованный голод, а не следствие действия природных сил и внешних факторов (войны, эпидемии и т.д.). Он результат аграрной политики советского государства в советской деревне в конце 1920-х – начале 1930-х годов.
На примере взятых для исследования регионов хорошо видно, что хлеба и продовольствия не стало у колхозников и единоличников, потому что произошла коллективизация и начались государственные заготовки, которые лишили их права самостоятельно распоряжаться результатами своего труда. Сельские труженики превратились в заложников огромной государственной машины по выкачке продовольствия из аграрного сектора экономики.
Вся производственная деятельность колхозно-совхозной системы определялась сверху с помощью жесткой регламентации механизма планирования государственных поставок сельскохозяйственной продукции. На вершине пирамиды находились Политбюро ЦК ВКП(б) {529} и И.В. Сталин, утверждавшие все планы по коллективизации, раскулачиванию, хлебозаготовкам, репрессиям в советской деревне. Именно на верховной власти и ее исполнителях на местах лежала ответственность за сложившуюся там в начале 1930-х годов ситуацию. Их решения и действия довели эту ситуацию до трагедии. В селениях, районах, областях и республиках, в том числе в селениях российских регионов, в 1932–1933 годах крестьяне голодали и умирали от голода потому, что колхозы получили завышенные планы хлебозаготовок, разработанные чиновниками по указке с самого верха, а исполнители на местах уровня сельских активистов, районных уполномоченных выполняли их. В этом контексте вполне правомерно говорить о «рукотворном голоде», наступившем в 1932–1933 годах в советской деревне. {530}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 529–530.
В селениях, районах, областях и республиках, в том числе в селениях российских регионов, в 1932–1933 годах крестьяне голодали и умирали от голода потому, что колхозы получили завышенные планы хлебозаготовок, разработанные чиновниками по указке с самого верха,
Ну, это совершенно не так. Не было увеличения количества хлеба, отчуждаемого государством у сельхозпроизводителей (колхозов и единоличников). На самом деле план хлебозаготовок на 1932 год и объем реально собранного государством зерна были радикально меньше, чем в предыдущие и последующие годы десятилетия. ЦК ВКП (б) снизил план хлебозаготовок постановлением от 6 мая 1932 года, позволившим колхозам и крестьянам реализовывать зерно по свободным рыночным ценам. Так называемый "неонэп". Ради стимулирования роста объемов производства зерна это постановление уменьшало план хлебозаготовок для колхозов и единоличников с 22,4 миллиона тонн (квота 1931 года) до 18,1 миллиона тонн, это лишь чуть более четверти прогнозировавшегося урожая. Поэтому сказать, что у колхозников "выгребали последнее" нельзя. В качестве частичной компенсации государство увеличило план для совхозов с 1,7 миллиона тонн до 2,5 миллиона тонн, и общий план хлебозаготовок составил 20,6 миллиона тонн. Поскольку предварительный план, составленный Наркоматом торговли в декабре 1931 года, устанавливал план хлебозаготовок в объеме 29,5 миллиона тонн, то постановление от 6 мая реально понизило план на 30%
Фактически – суммарный объем отчуждения зерна из села по всем каналам (заготовки, закупки по рыночным ценам, колхозный рынок) снизился в 1932/33 г. примерно на 20% по сравнению с предыдущими годами (R. W. Davies, S.G. Wheatcroft. The Years of Hunger: Soviet Agriculture, 1931-1933. New York. Palgrave Macmillan. April, 2004.) При этом с начала пятилетки на промышленные стройки и в города хлынуло более 10 миллионов бывших жителей села, и количество граждан, получавших продукты по карточкам, выросло с 26 миллионов в 1930 году до 40 миллионов в 1932 году. Хлебные нормы неуклонно снижались, при этом часто хлеб по ним не выдавали полностью. Осенью 1932 года хлебные нормы для киевских рабочих были урезаны с 2 до 1,5 фунта, а хлебные пайки служащих - с 1 до 0,5 фунта (200 граммов). Это не намного больше норм блокадного Ленинграда.
Массовая смертность от голода была в тех селениях, где традиционно веками выращивали товарный хлеб и занимались товарным животноводством. Именно там в срочном порядке и с помощью насилия и запугивания крестьян были созданы колхозы, и в 1930–1932 годах проведены принудительные хлебозаготовки и другие поставки сельскохозяйственной продукции по принципу продразверстки, то есть «подчистую».
Существовал единый механизм наступления голода. Исходя из изложенного в монографии материала, его можно представить следующим образом:
• первое – решение об организации масштабного экспорта зерна ради продолжения индустриализации и его осуществление с помощью насильственный коллективизации путём резкого увеличения государственных хлебозаготовок;
• второе – упадок сельского хозяйства в 1931–1932 годах как результат этих мер и коллективизации в целом;
• третье – крестьянское сопротивление политики власти, усугубившее ситуацию;
• четвертое – чрезвычайные меры второй половины 1932 – начала 1933 года по сохранению сельского хозяйства и закреплению сельского населения в колхозах.
Региональные особенности трагедии были связаны с экономической специализацией регионов, их участием в товарном зерновом производстве. Население зерновых районов страны стало заложником сталинской политики извлечения ресурсов из села ради выполнения плана форсированной индустриализации с помощью {530} насильственной коллективизации. Наспех созданные колхозы должны были быстро дать государству хлеб, чтобы вывезти его за границу и обменять на валюту и станки. Хлеб был необходим и для обеспечения растущего рабочего населения индустриальных центров первой пятилетки. Поэтому сталинское руководство постаралось по максимуму выкачать из советской деревни зерновые ресурсы. А для этого оно установило для зерновых районов страны непосильные для выполнения с точки зрения организационно-хозяйственного состояния колхозов и единоличных хозяйств, имеющихся у них производственных возможностей планы хлебозаготовок. По сути своей они были новой «продразверсткой», поскольку выгребали из советской деревни зерно «под метелку». Названные Сталиным «первой заповедью» хлебозаготовки выполнялись любой ценой с опорой на всю мощь административно-репрессивного аппарата советского государства.
Особое место занимают события в Казахстане, где «жатву скорби» собрали казахи-откочевники, умершие в откочевках в результате гибели скота в колхозах и от бескормицы. Но и в Казахстане умирали хлеборобы в казахских, русских, украинских и других селениях из-за хлебозаготовок. {531}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 530–531.
первое – решение об организации масштабного экспорта зерна ради продолжения индустриализации и его осуществление с помощью насильственный коллективизации путём резкого увеличения государственных хлебозаготовок;
Не было увеличения экспортных поставок зерна. Недостаток ресурсов и нарастающее обострение продовольственной ситуации вынуждали советское руководство возвращать зерно из государственных запасов в регионы, пострадавшие от голода. Трижды - после неурожаев 1931, 1934 и 1936 годов заготовленное зерно возвращалось крестьянам за счет сокращения объемов экспорта. В частности, в рассматриваемый период объем экспорта зерна был сокращен с 5.2 миллиона тонн в 1931 году до 1.73 миллиона тонн в 1932 году. В 1933 году он еще снизился - до 1.68 миллиона тонн (Внешняя торговля СССР за 1918-1940 гг. Статистический обзор. М. 1960.)
Начиная коллективизацию, сталинский режим не предусмотрел остроты негативной реакции крестьян на нее, силу их сопротивления государственной политике. И.В. Сталин и его окружение считали, {531} что, для того чтобы заставить крестьян работать в колхозе, необходимо лишь сломить противодействие активной части крестьянства, раскулачив и депортировав ее. Но не «кулаки» были главной опасностью режима с точки зрения его стремления заполучить ресурсы деревни. Ее представляла вся масса крестьянства. Загнанные в колхозы, они избрали формой сопротивления «оружие слабых», то есть халатное отношение к колхозному труду, а также использование скота в своих личных интересах. Отсюда массовый убой лошадей, быков и коров на пропитание и продажу в начальный период коллективизации и в период продовольственного кризиса 1932 года. Это самым негативным образом сказалось на качестве полевых работ, поскольку рабочего тягла не хватало и оно было истощено. В этом же ряду миграции из села в город в начале 1930-х годов миллионов самых активных сельских тружеников, колхозная «итальянка» (нежелание добросовестно убирать урожай).
Подобная реакция крестьян была связана не с отрицательным отношением к колхозам как таковым, а с существующей в них системой оплаты труда. В самый урожайный год (1930) они работали в колхозах «за палочки». Весь хлеб ушел в хлебозаготовку. То же самое повторилось и в 1931 году. На трудодни колхозники получили крохи, которых не хватало на пропитание до следующего урожая. Одновременно хлебозаготовки подорвали и кормовую базу колхозного и личного животноводства. Скотину было нечем кормить. Поэтому она гибла от бескормицы или шла на еду крестьянам. То есть причины крестьянского нежелания добросовестно работать в колхозах коренились не в самом крестьянстве, а в политике государства. Оно делало их такими, поскольку только так они могли выжить и избежать голодной смерти. Отсюда и такой феномен, как воровство крестьянами колхозного хлеба. Ворами их делала власть. Конечный результат всего этого – снижение уровня общей агрокультуры: урожайности зерновых хлебов, продуктивности животноводства.
Фактором углубления кризиса сельского хозяйства стала и позиция единоличников. Сталинское руководство своей политикой повышенных налогов и планов хлебосдачи думало загнать в колхозы наиболее упорных из них. Но эффект получился другим. Единоличники сократили объемы своего производства. А при вступлении в колхоз из-за грабительских налогов ликвидировали домашний скот. В результате планы зернопоставок и поставок животноводческой продукции единоличных хозяйств были сорваны, а недоимки по ним перешли к колхозам, что усугубило и без того их тяжелое положение.
Перечисленные факты во многом обусловились издержками сложившейся в начале 1930-х годов системой планирования хлебозаготовок и их бюрократического сопровождения. Увеличение планов {532} хлебозаготовок в 1930–1932 годах основывалось на росте посевных площадей в результате коллективизации. Но их показатели не соответствовали реальности. Сработал механизм приписок и «очковтирательства» региональных лидеров, для которых рост посевных площадей был свидетельством успеха коллективизации в регионе. С другой стороны, органы планирования не учитывали качественного изменения ситуации в колхозной деревне. Увеличение посевов не обеспечивалось необходимым тяглом и качественной обработкой. В результате коллективизации снизился общий уровень агрокультуры. Поэтому при планировании механическое распространение средней урожайности в регионе на все посевные площади не означало, что с них будет получен «средний» урожай. В итоге в ходе хлебозаготовок 1931–1932 годов планы оказались завышенными и могли быть выполнены только за счет ущемления интересов крестьян. Так и произошло.
Все указанные недостатки сталинской аграрной политики были не случайны. Они проистекали из характера установившегося в СССР политического режима, его курса на форсированную индустриализацию. Во имя обеспечения темпов индустриального роста сталинское руководство сделало ставку на административный ресурс. И вначале казалось, что он сработал, поскольку в 1930 году колхозы получили огромный урожай, позволивший успешно выполнить план зернового экспорта. Но это была иллюзия успеха, поскольку в 1930 году в зерновых районах страны наблюдалась на редкость благоприятная для урожая погода. И именно она обеспечила «высокую товарность» колхозам, а не колхозы сами по себе как более прогрессивная форма сельскохозяйственного производства.
В 1931 году, находясь в эйфории от успехов, сталинское руководство усиливает налоговое давление на единоличников и увеличивает план хлебозаготовок. Но ситуация меняется. Зерновые районы страны поражает засуха, хотя и не очень сильная. В советской деревне растет недовольство крестьян из-за игнорирования интересов колхозников в распределении доходов по трудодням. Они массами уходят в город, оставшиеся работают из-под палки, забивают на мясо домашний скот, чтобы не умереть от голода. Но хлебозаготовки решительно проводятся и их планы уменьшаются в самый последний момент, когда львиная доля хлеба уже оказывается в государственных закромах. Итогом становится голод в начале 1932 года.
Сталинское руководство осознает факт кризиса сельского хозяйства страны в 1932 году и предпринимает меры по его ослаблению. Зерновым регионам выделяются зерновые ссуды на проведение посевной кампании, колхозникам возвращаются обобществленные {533} коровы, принимаются законы о стимулировании колхозной торговли после выполнения планов хлебозаготовок и т.д.
Но должного эффекта они не дают, поскольку крестьяне не верят власти. Отсюда усиление стихийной миграции крестьян (особенно на Украине), массовое воровство хлеба нового урожая, его «разбазаривание на общественное питание», некачественная уборка, трудности хлебозаготовок 1932 года и т.д. Все это – последствия 1930–1931 годов, когда во имя сиюминутных целей индустриализации сталинское руководство обескровило деревню хлебозаготовками. Думало ли оно о таком результате, планировало его? Конечно, нет. По крайней мере, в нашем распоряжении, кроме критических прогнозов лидеров «правой оппозиции», таких источников не имеется.
И.В. Сталин и его сподвижники всю вину за упадок сельского хозяйства в результате коллективизации возложили на крестьянство. Но оно не было виновато в развале сельской экономики. Голод наступил не потому, что они плохо работали. Он наступил потому, что так сработала созданная вождем бюрократическая система управления сельским хозяйством, которая, осуществляя политику вождя, развалила отрасль в течение трех лет коллективизации. {534}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 531–534.
ЦК ВКП (б) снизил план хлебозаготовок постановлением от 6 мая 1932 года, позволившим колхозам и крестьянам реализовывать зерно по свободным рыночным ценам. Так называемый "неонэп".
Уже весной 1932 года по стране прокатились так называемые волынки – коллективные отказы от работы в колхозах. В этих условиях, чтобы заинтересовать крестьян в своевременной уборке урожая, в мае 1932 года выходят постановления СНК, ЦИК СССР и {182} ЦК ВКП(б), согласно которым сокращается государственный план хлебозаготовок и после их выполнения (с 15 января) разрешается свободная торговля хлебом и мясом (в случае регулярного выполнения поставок в централизованные фонды). В весенние и летние месяцы 1932 года следуют постановления о недопустимости ликвидации личных подсобных хозяйств колхозников, о возвращении им ранее реквизированного для общественных ферм скота, о соблюдении законности и прекращении беззаконий в деревне1. Секретарь ЦК КП(б)У М.М. Хатаевич, как и другие региональные руководители, рассматривал эти постановления как попытку партии повысить производительность труда колхозников2.
Однако все эти меры так называемого неонэпа не могли дать результата, поскольку они были приняты слишком поздно. В частности, постановление о «свободной торговле», на которое рассчитывало советское правительство, не сработало, так как на начало мая 1932 года у колхозников просто не осталось хлеба для его продажи на рынок. Его не хватало для собственного потребления3. Поэтому не случайно, что даже иностранные наблюдатели понимали, насколько запоздало это постановление, чтобы дать результат. Голодавшими крестьянами владела одна мысль: как пережить зиму и весну. Задавленные многолетним произволом казаки и крестьяне уже не верили власти. Атташе посольства Германии в СССР по сельскому хозяйству Отто Шиллер в связи с этим заметил, что после четырех лет обманутых надежд на изменение ситуации восстановить доверие крестьян могло только «долгосрочное и неуклонное следование этому курсу»4.
Казаки и крестьяне меньше всего думали о судьбе урожая на колхозных полях. И если они на что-то рассчитывали, так это на сокращение планов обязательной поставки государству производимой ими продукции. Они надеялись, что это позволит им улучшить свое материальное положение. Например, М.А. Шолохов сообщал, что колхозники Вешенского района пребывали в ожидании пониженного плана хлебосдачи, обещанного партией5.
Но эти надежды не оправдались. Поэтому летом 1932 года с начала уборочной кампании в колхозах получили повсеместное {183} распространение небывалое ранее воровство колхозного зерна с полей, массовый уход из деревень трудоспособного населения на заработки. Продолжались самороспуски колхозов, сопровождавшиеся, как говорилось в сводках ОГПУ, «разбором скота, имущества и с/х инвентаря», «самочинным захватом и разделом в единоличное пользование земли и посевов». Колхозники и единоличники отказывались работать в поле без организованного общественного питания. В ряде мест вспыхивали массовые волнения, которые власти подавляли вооруженной силой1. {184}
1Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 58–60.
2 См.: Ивницкий Н.А. Голод 1932–1933 годов: кто виноват? // Голод 1932–1933 годов: Сб. статей / отв. ред., вступ. ст. Ю.Н. Афанасьева. М., 1995. С. 55.
3 См.: Зеленин И.Е. «Революция сверху»: завершение и трагические последствия // Вопросы истории. 1994. № 10. С. 34.
4Кондрашин В., Пеннер Д. Указ. соч. С. 153.
5 Вопросы истории. 1994. № 3. С. 10. {183}
1Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. С. 58–60; Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 гг. в Поволжье // Вопросы крестьяноведения. Выпуск 3. С. 97–98. {184}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 183–184.
Однако все эти меры так называемого неонэпа не могли дать результата, поскольку они были приняты слишком поздно. В частности, постановление о «свободной торговле», на которое рассчитывало советское правительство, не сработало, так как на начало мая 1932 года у колхозников просто не осталось хлеба для его продажи на рынок. Его не хватало для собственного потребления
Это все понятно, что "неонэп" не сработал. Мое сообщение было о другом, о том, что никакого увеличения госзакупок не было. Напротив - было сокращение
В частности, в рассматриваемый период объем экспорта зерна был сокращен с 5.2 миллиона тонн в 1931 году до 1.73 миллиона тонн в 1932 году. В 1933 году он еще снизился - до 1.68 миллиона тонн (Внешняя торговля СССР за 1918-1940 гг. Статистический обзор. М. 1960.)
С началом насильственной коллективизации в 1930 году экспорт зерна был возобновлен в огромных объемах по сравнению с предшествующим периодом. Его размеры из урожая 1930 года были определены в количестве 5146,6 тыс. т3. Основной вывоз хлеба пришелся на сентябрь – октябрь 1930 года (3730 тыс. т). К этому времени торговыми представителями СССР уже были заключены на Чикагской и Ливерпульской биржах крупные сделки о покупке европейскими странами больших партий советского зерна4. По данным, приведенным в письме наркома снабжения СССР А.И. Микояна И.В. Сталину от 20 апреля 1931 года, из первого колхозного урожая 1930 года было экспортировано в Европу 5,6 млн т зерна5.
Доля экспортного зерна в фактических хлебозаготовках 1930/31 году составила в РСФСР 17 % (1,3 млн т), в УССР – 1,7 млн т (24 %). Как и указывалось Микояном, его львиная доля (70 %) пришлась на два региона СССР – УССР и Северо-Кавказский край, остальная – на Нижнюю Волгу и ЦЧО. Например, в сентябре 1930 года из 1,6 млн т зерна, запланированного на экспорт, с Украины предусматривалось взять 875 тыс. т зерна (55 %), с Северного {154} Кавказа – 525 тыс. т (33 %). Остальные зерновые нормы распределялись на Нижнюю Волгу, ЦЧО и Крым1. В октябре 1930 года из 1,5 млн т экспортного зерна Украина дала 810 тыс. т, Северный Кавказ – 280 тыс. т, Нижняя Волга – 175 тыс. т, ЦЧО – 140 тыс. т2.
Аналогичная ситуация повторилась и в 1931 году. Из урожая 1931 года за границу планировалось направить 4,5 млн т зерна3. Причем возросшие масштабы зернового экспорта потребовали строительства в черноморских портах дополнительных зерновых складов «из-за невозможности быстрого размещения зерна на заграничных рынках»4.
Постановлением СТО СССР от 17 августа 1931 года задания по зерновому экспорту были распределены следующим образом: Украина – 1350 тыс. т, Северный Кавказ – 1100 тыс. т, Нижняя Волга – 830 тыс. т, Средняя Волга – 300 тыс. т5. В 1932–1933 годах именно Украина, Северный Кавказ и Нижняя Волга будут зонами массового смертельного голода. В 1930 году им суждено было стать основными регионами сплошной коллективизации, поскольку именно в них традиционно выращивались пшеница и рожь на экспорт.
Таким образом, экономическая специализация районов самым непосредственным образом повлияла на масштабы трагедии в конкретных регионах СССР: более всего пострадали зерновые районы, основные житницы страны, ставшие главными поставщиками хлеба на экспорт. Именно необходимость выполнения экспортных заданий придала особый принудительный характер хлебозаготовительной кампании на Украине, Северном Кавказе и в Поволжье в 1931 году.
Связь зернового экспорта и усилившегося в стране голода была хорошо видна современникам. В этом смысле характерным является письмо неизвестного автора М.А. Горькому о положении в БССР, датированное 5 ноября 1930 года, в котором говорилось: «Спросите Клару Цеткин, как голодают рабочие и служащие Союза и как безжалостно проводится эта голодовка за счет вывоза всего, что у нас ценного, за границу»6.
Сталинское руководство осознавало непопулярность среди населения голодного экспорта. Поэтому он не афишировался в официальных документах. Например, в уже цитируемом выше проекте {155} постановления комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по хлебозаготовкам под председательством секретаря ЦК П.П. Постышева от 8 сентября 1930 года было указано, что цель хлебозаготовок – это «экспорт зерна» для закупки промышленного оборудования за рубежом1. Но в окончательном варианте постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о плане хлебозаготовок этих слов опущен2.
Следует особо подчеркнуть, что характер экспортной политики СССР в начале 1930-х годов во многом определялся внешней конъюнктурой зернового рынка. Как уже указывалось, об этом шла речь на октябрьском 1931 года пленуме ЦК ВКП(б) в выступлении бывшего наркома внутренней и внешней торговли СССР и наркома снабжения СССР А.И. Микояна. Он напомнил о резком падении цен на с.-х. продукты и зерно на мировых рынках. Именно по этой причине СССР, как подчеркнул Микоян, «пришлось увеличить против первоначального плана экспорт хлеба в силу потребности в валюте на оборудование для индустрии»3.
Мировой экономический кризис и Великая депрессия поставили СССР в крайне невыгодные условия, поскольку создали непредвиденные трудности с получением средств для нужд индустриализации. В частности, по данным сектора внешней торговли Госплана СССР, вместо 5426,4 млн руб., запланированных в качестве выручки за экспорт главнейших товаров из СССР в годы первой пятилетки, реально удалось получить 3282,6 млн руб., что составило 60,5 % плана4. Промышленность недополучила на свое развитие 1873 млн руб., в том числе 832 млн в 1932 году5. Падение цен на сельхозпродукты на европейском рынке привело к необходимости увеличения физических объемов экспорта зерновых культур, чтобы таким образом хотя бы как-то компенсировать убытки и не сорвать планы индустриализации6. А это в свою очередь потребовало увеличения планов хлебозаготовок для экспортных регионов страны и ужесточения мер по их выполнению. Доля зерна, изъятого на экспорт в хлебозаготовках 1931 года, составила в УССР 20 %, в СКК – 42,5 %, в НВК – 71 %, в СВК – 27 % (см. табл. 5).{156}
{157}
3 РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 28а. Л. 10.
4 Там же. Д. 12. Л. 24.
5 АП РФ. Ф. 3. Оп. 40. Д. 77. Л. 51. {154}
1 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 51–52.
2 РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 12. Л. 26–26 об.
3 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 120.
4 Там же. Д. 19. Л. 117–117 об.
5 Отечественные архивы. 2009. № 2. С. 103–104.
6 Голод в СССР. 1929–1934. Т. 1. Кн. 1. С. 299. {155}
1 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 660. Л. 103–107.
2 Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 632–637.
3 Голод в СССР. 1929–1934. Т. 1. Кн. 1. С. 527.
4 РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 4. Л. 2.
5 Там же.
6 Там же. Л. 3–4. {156}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 155–157.
Масштабный вывоз зерна из страны в начале 1930-х годов был обусловлен и таким обстоятельством, как нежелание западных стран предоставить СССР необходимые ему кредиты и займы на нужды индустриализации. Об этом прямо указывалось в директивах Политбюро ЦК ВКП(б) советской делегации, отправлявшейся на международную конференцию по зерну в марте 1931 года: «СССР мог бы пойти на соглашение по сокращению темпов роста экспорта хлеба из СССР или по установлению принципа равномерности по месяцам или кварталам экспорта хлеба из СССР при условии гарантирования СССР необходимых условий, в частности компенсации в области кредитов и займов»1.
Говоря о негативном влиянии зернового экспорта на продовольственное положение СССР, следует отметить, что он не являлся «колониальным голодным экспортом» времен Британской империи, а советская деревня не была «внутренней колонией» сталинского режима, как иногда принято считать в литературе. Значительная часть вырученных средств от продажи зерна за границей шла на строительство заводов сельскохозяйственного назначения (Харьковский, Челябинский тракторные заводы, заводы по производству комбайнов в Ростове-на-Дону, Саратове и т.д.). Сталин справедливо считал, что только механизация, тракторизация сельского хозяйства обеспечат его подъем. Отсюда особое внимание Центра к этому вопросу2. Ничего подобного не наблюдалось в практике колониальной политики Британской империи, например в Индии.
Всего за 1930–1933 годы из СССР в Европу было вывезено свыше 12 млн т хлебных культур (см. табл. 6). Вырученные деньги от их{157} продажи составили 442 109 тыс. руб. (20 % всей выручки за экспорт)1. Это был «экспорт на костях», в условиях гибели от голода и страданий миллионов советских граждан как в сельской местности, так и городах. По подсчетам В.П. Данилова, только отказ от хлебного экспорта в 1932 году позволил бы прокормить по нормам благополучных лет примерно 7 млн чел.2 Эта цифра совпадает с современными оценками специалистов общих демографических потерь в СССР в результате голода 1932–1933 гг.3 Выручка от продажи СССР зерна за границу в 1932 году составила 56 986 тыс. руб.4 Это означает, что жизнь умершего от голода крестьянина и городского жителя равнялась примерно 10 руб., вырученным от экспорта зерна.
{158}
1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 168.
2 Там же. Л. 93, 102; РГАЭ. Ф. 7486. Оп. 37. Д. 147. Л. 27; РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 138. Л. 152–153. {157}
1 Социалистическое строительство СССР: Статистический ежегодник. М., 1936. С. 687.
2 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 33–34.
3 Там же. С. 885.
4 Социалистическое строительство СССР. С. 687. {158}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 157–158.
С началом насильственной коллективизации в 1930 году экспорт зерна был возобновлен в огромных объемах по сравнению с предшествующим периодом.
Так к моменту голода он сократился втрое. Т.е. все наоборот. Предпочли не выполнять контракты, но оставить хлеб в стране. Ну, очевидно же, что экспорт 5,2 млн тонн не равен экспорту 1,7. Не было "голодного экспорта". Просто отсутствовал.
Например, в первой половине 1933 года было экспортировано всего 345 тыс. тонн зерна – вдвое меньше чем в тот же период 1932 года.
Правда, как показывает Марк Таугер (Mark B. Tauger. The 1932 Harvest and the Soviet Famine of 1932-1933. Slavic Review v. 50 No. 1, Spring 1991.) количество зерна, проданное на экспорт в первой половине 1933 года, могло бы обеспечивать 2 миллиона человек ежедневным рационом (1 килограмм) на протяжении полугода, что, теоретически могло бы спасти примерно половину погибших от голода в этот период.
Не было "голодного экспорта". Просто отсутствовал.
В то же время в 1933 году советским правительством слишком поздно был отменен экспорт зерна, и оно ничего не сделало для закупок продовольствия за границей.
Во время голода И.В. Сталин и его окружение проводили экспортную политику по известной формуле царского правительства – «не доедим, но вывезем». В январе – июне 1933 года из голодающей страны были вывезены 354 тыс. т зерна2. Как уже указывалось, решение о прекращении хлебного экспорта было принято Политбюро ЦК ВКП(б) лишь в апреле 1933 года, когда голод достиг своего пика.
2 Индустриализация СССР. К ХVII съезду ВКП(б): Сборник статей и материалов / под ред. Я.Д. Янсона. М.; Л., 1934. С. 92–93; Касьяненко С.В. Завоевание экономической независимости СССР (1917–1940 гг.). М., 1972. С. 155; Кульчицкий С.В. Внутренние ресурсы социалистической индустриализации СССР (1926–1937). Киев, 1979. С. 190; История СССР. 1989. № 3. С. 51; История СССР. 1990. № 5. С. 26; Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 23, 858.
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 452.
В то же время в 1933 году советским правительством слишком поздно был отменен экспорт зерна, и оно ничего не сделало для закупок продовольствия за границей.
Он был не отменен, а сокращен. Причем резко, и, причем в 32-м, а не в 33-м.
Т.е. посыл, что голод случился вследствие экспорта - ложен. Голод случился вследствие отсутствия зерна. Хлеба не собрали.
Правда, как показывает Марк Таугер (Mark B. Tauger. The 1932 Harvest and the Soviet Famine of 1932-1933. Slavic Review v. 50 No. 1, Spring 1991.) количество зерна, проданное на экспорт в первой половине 1933 года, могло бы обеспечивать 2 миллиона человек ежедневным рационом (1 килограмм) на протяжении полугода, что, теоретически могло бы спасти примерно половину погибших от голода в этот период.
В частности, его расчеты минимальных норм продовольствия, необходимого для выживания голодающего, на наш взгляд, являются завышенными и не соответствуют оценкам большинства специалистов. По расчетам Шиллера, например, 500 г хлеба на человека было вполне достаточно, так как за три года коллективизации люди уже «привыкли» к недоеданию2. В деревне Киша Ремонтненского района Северо-Кавказского края местный врач после осмотра истощенных, опухших от голода колхозников определил им следующий ежедневный рацион питания: «600 граммов хлеба, 400 граммов картофеля и 50 граммов сала». Этого должно было хватить, чтобы отвести от больных угрозу голодной смерти3. Поэтому, если принять расчеты Таугера, то число спасенных жизней в результате отказа от экспорта в первой половине 1933 года 354 тыс. т зерна следует как минимум удвоить. И уже получается не 2 млн, а 4 млн сохраненных жизней! Следует учитывать, что в период голода важнейшее значение имеет даже небольшое увеличение калорийности пищи находящихся в поле работников. И 354 тыс. т зерна значительно бы повысили ее. А у работающих людей всегда больше шансов дотянуть до спасительной черты, чем у тех, которые лишены такой возможности. Поэтому 354 тыс. т зерна могли спасти от смерти гораздо больше, чем 4 млн чел.
Общую «цену экспорта» рассчитал В.П. Данилов. По его расчету, каждое крестьянское хозяйство России ежегодно потребляло 16 пудов, или 262 кг на душу. Вывезенные в 1932 году 18 млн ц зерна обеспечивали возможность прокормить по нормам благополучных лет {454} 6,9 млн чел., а по условиям голодных лет спасти от крайнего истощения и вымирания вдвое больше – 14 млн1.
Зерно было наиболее важной статьей экспорта 1933 года, но не единственной, способной снизить остроту голода. Наряду с ним в 1933 году продолжался экспорт молочных продуктов, особенно масла2. Вопрос о том, насколько велики были поставки молочной продукции за рубеж в 1933 году, не так важен сам по себе по сравнению с вопросом, сколько ее было взято из деревни в ходе принудительных заготовок? В 1930-е годы этот показатель колебался от 70 до 85 % всего произведенного в колхозном животноводстве молока. В ряде мест создавалось такое впечатление, что государству уходило все имеющееся в колхозах и единоличных хозяйствах молоко3. Поэтому не случайно, как отмечалось, наличие в семействе коровы значительно повышало шансы на выживание людей, особенно детей4. {455}
2 См.: Кондрашин В., Пеннер Д. Указ. соч. С. 318.
3 Там же. {454}
1 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 33–34.
2Кондрашин В., Пеннер Д. Указ. соч. С. 318.
3 Например, в Бурятии. См.: Осокина Е.А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения. С. 50. На том, что из деревни вывозилось почти все молоко, особенно настаивали эмигрантские источники, см.: Кондрашин В., Пеннер Д. Указ. соч. С. 319.
4Кондрашин В., Пеннер Д. Указ. соч. С. 319. {455}
Кондрашин В.В. Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. 2-е изд., доп. и перераб. М.: Политическая энциклопедия, 2018. С. 454–455.
В частности, его расчеты минимальных норм продовольствия, необходимого для выживания голодающего, на наш взгляд, являются завышенными и не соответствуют оценкам большинства специалистов. По расчетам Шиллера, например, 500 г хлеба на человека было вполне достаточно, так как за три года коллективизации люди уже «привыкли» к недоеданию2. В деревне Киша Ремонтненского района Северо-Кавказского края местный врач после осмотра истощенных, опухших от голода колхозников определил им следующий ежедневный рацион питания: «600 граммов хлеба, 400 граммов картофеля и 50 граммов сала». Этого должно было хватить, чтобы отвести от больных угрозу голодной смерти3. Поэтому, если принять расчеты Таугера, то число спасенных жизней в результате отказа от экспорта в первой половине 1933 года 354 тыс. т зерна следует как минимум удвоить. И уже получается не 2 млн, а 4 млн сохраненных жизней! Следует учитывать, что в период голода важнейшее значение имеет даже небольшое увеличение калорийности пищи находящихся в поле работников. И 354 тыс. т зерна значительно бы повысили ее. А у работающих людей всегда больше шансов дотянуть до спасительной черты, чем у тех, которые лишены такой возможности. Поэтому 354 тыс. т зерна могли спасти от смерти гораздо больше, чем 4 млн чел.
Была ли у советского руководства такая возможность? Тот же Таугер пишет, что дальнейшее сокращение или прекращение экспорта советского зерна могло бы привести к катастрофическим последствиям. В начале 30-х годов в связи с мировым экономическим кризисом цена зерна на мировом рынке упала, и условия внешней торговли для Советского Союза резко ухудшились. Лишь в августе 1933 года Канада, США, СССР, Австралия и Аргентина подпишут Соглашение о зерне с целью увеличения и последующей стабилизации мировых цен на этот продукт (некий "зерновой" аналог ОПЕК). Но в 1932 году страна реально находилась на грани дефолта по внешним долговым обязательствам. Западные банкиры и чиновники начали задумываться о возможности конфискации советской собственности за границей и об отказе в дальнейшем кредитовании. Поэтому, сократив в связи с замаячившей перспективой голода экспорт зерна до предела, советское руководство все же сохранило какие-то его объемы, по-видимому, минимально необходимые для обслуживания неотложных долговых обязательств.
