4.5. Феномен басмачества в общественно-политической жизни советской Центральной Азии
Политические события в Туркестане, Хивинском ханстве и Бухарском эмирате, последовавшие после октябрьских событий 1917 г., тесно связанные с реализацией национальной политики региональных большевистских органов власти, вызвали волну недовольства традиционных слоев центральноазиатского общества. Как указывалось выше, советская власть в Ташкенте была установлена буквально через несколько дней после победы большевиков в Петрограде. Уже 28 октября 1917 г. Совнарком Туркестанского края отстранил от должности областных комиссаров Временного правительства, избрав вместо них областные Совнаркомы.
При обсуждении вопроса об организации краевой власти, делегаты проходившего с 15 по 22 ноября в Ташкенте III Краевого съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов разделились на две основные группы. Первая группа, представленная объединенными социал-демократами, считала, что власть должна состоять из представителей Совета солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, городских самоуправлений и мусульман; в то же время вторая группа (большевики и социалисты-революционеры-максималисты) доказывала, что краевая власть должна быть {278} создана по образцу советского правительства в России. Подразумевалось, что Туркестаном должен управлять Совет народных комиссаров, сформированный из большевиков, левых социалистов-революционеров. без мусульман и представителей городских самоуправлений, поддерживавших Временное правительство787.
По итогам съезда при формировании СНК Туркестанского края в его состав не были допущены представители коренного мусульманского населения. Это решение съезд объяснял тем, что «привлечение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым как ввиду полной неопределенности отношения туземного населения к власти солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органе высшей власти фракция приветствовала бы»788.
Вполне закономерно, что решение съезда сыграло определяющую роль в том, что целый ряд национальных партий и мусульманских общественных организаций (Шуро-и-Улема, Иттифак, Шуро-и-Исламия) на своих собраниях и съездах объявили о непризнании новой власти.
В итоге, национальный вопрос стал в Туркестане одним из наиболее проблемных и самым негативным образом отразился на дальнейшем процессе развития революционной ситуации в Туркестане. В программных документах и требованиях национальных движений и партий теперь неизменно шла речь о гарантиях свободного развития этнической культуры и конфессиональном равноправии. В свою очередь новая власть, сформированная партией большевиков, оказалась во многом не готова к тем вызовам, которые диктовали специфические условия революционных движений национальных окраин бывшей Российской империи вообще и Туркестана в частности. Первым серьезным сигналом, требовавшим от новых властей настоятельного внимания к национальному вопросу, стало создание так называемой Кокандской автономии.
Выше также отмечалось, что в ответ на создание в Ташкенте Совета народных комиссаров 26 ноября 1917 г. в Коканде под руководством Шуро-и-Исламия был созван IV Всетуркестанский съезд мусульман. 27 ноября его делегаты приняли резолюцию о провозглашении Туркестанской автономии ‒ Туркистон мухторияти. В советской историографии это образование известно под названием Кокандская автономия. П.А. Кобозев, являвшийся в ноябре 1917 ‒ феврале 1918 г. чрезвычайным комиссаром ВЦИК и СНК РСФСР по Средней Азии и Западной Сибири, а затем первым {279} председателем ЦИК Туркестанской Советской Республики и членом Реввоенсовета Туркестанского фронта, отмечал в своих воспоминаниях, что делегаты Всетуркестанского съезда мусульман в проекте Положения об автономии отдельно записали: «Не желая иметь конфликт между своими братьями русскими и мусульманами, ‒ высказываем наше первое и последнее слово: не вмешиваться в наши национальные дела, не ставить препятствий к осуществлению нашего самоопределения… Дайте нам убедиться, что вы искренне руководствуетесь вашими лозунгами о самоопределении и воззваниями, обращенными к трудящимся Востока»789.
Тем не менее в январе 1918 г. правительство Кокандской автономии получило ультиматум Ташкента с требованием признания советской власти, но отказалось его принять. Для ликвидации самопровозглашенной Туркестанской автономии из Москвы в Ташкент прибыли 11 эшелонов с войсками и артиллерией, которые затем под командованием К. Осипова направились в Коканд. В состав войск входили также вооруженные дашнакские отряды790. В результате карательных акций погибли десятки тысяч мирных жителей. Особой жестокостью при этом отличились именно дашнаки. 30 апреля 1918 г. на V Краевом съезде Советов была провозглашена Туркестанская Советская Республика (TCP), в состав которой вошла «вся страна Туркестан в ее географических границах, исключая Хиву и Бухару»791.
Отряды басмачей (басмач ‒ от тюркского басмак: нападать, совершать налет) начали формироваться и возникать как форма открытого силового протеста местного населения на действия новых властей, приступивших к грубой ломке обычаев, культурных и национальных устоев коренных народов Туркестана, а также конфессиональных обрядов и традиций мусульман. Острое неприятие порождали такие меры «военного коммунизма», как продразверстка, запрет базаров и свободной хлебной торговли. Возглавлялись отряды басмачей местными племенными и родовыми вождями (курбаши).
Первые значительные очаги этого движения возникли именно после разгрома Советами Кокандской автономии. На это прямо указывал в своей статье «К борьбе с басмачеством», опубликованной в газете ЦИК Туркестанской республики «Известия» от 25 мая 1921 г., ответственный секретарь ЦК КП(б) Туркестана И. Сольц. Он, в частности, писал: «В восьмидневных {280} боях за «Кокандскую автономию» в январе 1918 г., родилось басмачество, как широкое национальное движение, направленное против русской власти». Здесь же автор статьи вполне откровенно объясняет причины широты и массовости басмаческого движения. Он подчеркивает, что «Кокандские события» фактически были бойней для невооруженных мусульманских масс города (полупролетарских и мелкобуржуазных). Впечатления этой бойни должны были надолго отравить ядом национальной вражды трудящихся мусульман и заставить сотни даже тысячи их бежать, отступить вместе с бандами Иргаша792 вглубь страны, в недоступные для русской власти районы»793.
Это мнение полностью разделял начальник разведывательной части штаба Туркфронта и военком Ипполитов. В своей справке «О движении басмачества в Туркестанской республике с 1920 по октябрь 1923 гг.» он указывал, что «возникшее с момента разгрома Кокандской автономии ферганское басмачество сразу обнаружило тенденцию к быстрому росту и развитию»794. Дополнительным мощным фактором, повлиявшим на дальнейшее распространение и массовость басмачества, стала авантюра, связанная с так называемым колесовским походом на Бухару.
В марте 1918 г. советское руководство Туркестана, исходя из завышенных оценок протестных настроений населения Бухарского эмирата, представленных ему младобухарцами, предприняло поход на Бухару с целью свержения власти эмира. Однако совершенно неподготовленная в военно-техническом отношении и немотивированная в этот период с политической точки зрения операция, предпринятая отрядами Красной гвардии под командованием председателя Совнаркома ТурАССР Ф.И. Колесова, закончилась полным провалом. Кроме крупных боевых потерь она вызвала многочисленные жертвы среди мирного населения. Активный участник этих событий и будущий крупный военачальник Красной армии В. Куц отмечал в своих мемуарах: «Начинать войну с Сеидом Алимханом (эмиром Бухары. ‒ авт.) было не в наших интересах. Туркестанская республика и без того истекала кровью. Для бухарской экспедиции удалось выделить лишь около тысячи бойцов. Это были плохо вооруженные отряды, собранные со всех концов Туркестана»795. {281}
Помимо неудачи военного характера, «колесовский поход» стал яркой иллюстрацией еще одного крайне негативного явления в процессе становления и деятельности новой власти. Появление красногвардейских частей в Бухаре и ее окрестностях сопровождалось массовыми грабежами, мародерством и убийствами мирного населения. Достаточно объективную оценку результатов такой деятельности приводила на своих страницах популярная в рассматриваемый период ташкентская «Наша газета». В номере от 28 апреля 1918 г. отмечалось: «Поход, затеянный бывшим в то время председателем Совета Народных Комиссаров Туркменской Республики Колесовым, резко повлиял на политику Бухары и в корне изменил ее отношение к России. Поход был неудачен и не достиг своей цели, а бухарский народ, который был ограблен недисциплинированными отрядами, озлобился до того, что потребовал войны с Туркестанской Республикой»796.
В результате нараставшее у коренного населения Бухарского эмирата острое чувство протеста стало все чаще переходить в вооруженное сопротивление. Командующий в 1919 г. группой советских войск в Фергане М. Сафонов по этому поводу позже писал: «Ограбленные родственники убитых и изнасилованных, избитые ‒ все это превращалось (согласно обычаю) в кровавых мстителей, и так как мстить приходилось не отдельным личностям, а «советским войскам», то мстители вступали в ряды противной стороны, то есть к басмачам»797.
Начиная с 1919 г. одним из наиболее активных районов развития басмаческого движения в Туркестане стал район Ферганской долины. Уже к концу 1918 г. здесь против большевиков действовало около 40 повстанческих отрядов, в которых сражалось более 7 тысяч бойцов798. Басмаческие отряды, опиравшиеся на поддержку местного населения, хорошо знавшие местность, применяли партизанскую тактику борьбы и были трудноуловимы для подразделений Красной армии. Избегая боевых столкновений с крупными частями Красной армии, басмачи совершали налеты на кишлаки, небольшие городки, убивали представителей советской власти, уничтожали небольшие войсковые гарнизоны и скрывались в труднодоступных районах, часто расположенных в горной местности или песках.
В этих условиях советские власти попытались решить проблему, используя традиционные способы борьбы с партизанским движением: брали заложников, уничтожали целые селения. В 1922 г. председатель Совнаркома ТурАССР К. Атабаев, анализируя ход борьбы с басмачеством, заявлял следующее: «Мы думали одно время ликвидировать басмачество огнем и мечом. В этих целях более или менее крупные кишлаки, пораженные басмачеством, {282} уничтожались беспощадно, вследствие чего население уходило от советской власти все дальше и дальше. Не помогла нам и общая оккупация всей Ферганы. В одно время в Фергану было переброшено до 30 тысяч войск, и все крупные кишлаки были заняты гарнизонами из красноармейцев. Население оставалось враждебным к нам, басмачи легко справлялись с нашими гарнизонами, и мы, наконец, вынуждены были убрать войска из кишлаков»799.
Таким образом, усиление репрессий только ожесточало население и увеличивало количество басмачей, которые с оружием в руках включались в борьбу с большевиками. В ряде случаев басмачам удавалось одерживать над частями Красной армии довольно крупные победы. Отряды басмачей в отдельные периоды достигали численности 8‒10 тысяч человек. В начале 1919 г. сформировался крупный отряд под командованием бывшего начальника милиции Старого Маргелана Мадамин-бека. Уже к середине года этот курбаши сумел объединить под своим командованием большую часть басмаческих отрядов, действовавших в Фергане. Интересно то, что на первых порах костяк его собственного отряда составляли бывшие подчиненные ‒ милиционеры. Несколько позже, т.е. в ходе распространения движения, отряды басмачей возникли в Самаркандской области, их возглавили курбаши Очилбек, Бахрамбек и другие, а также в Закаспийской области, где во главе движения встали Ходжа Кули Нияз Кулиев, Рахман Ниязов и др.
Активное воздействие на басмаческое движение в Туркестане, в том числе поставками оружия, засылкой своих офицеров и целых воинских отрядов, оказывали власти Афганистана. С первых месяцев своей деятельности лидеры басмаческого движения установили тесные связи с англичанами и белогвардейцами. Так, английское консульство в Кашгаре (китайская провинция Синьцзян) направляло в отряды басмачей Ферганы своих агентов, пересылало оружие и деньги. В феврале 1919 г. английский консул передал бывшему царскому консулу 100 тысяч рублей для басмаческих курбаши. Сюда же прибыли из Мешхеда (Иран) представители английского военного командования800. Еще 13 ноября 1918 г. на совещании британского кабинета лорд Милнер, представлявший военное министерство, заявил, что интересы Британской империи требуют ликвидации большевизма «в районах к востоку от Черного моря». При этом он объяснил, что имеет в виду «Кавказ, Дон и Туркестан»801.
В разгар борьбы с басмачеством, в 1919 г., атаман Оренбургского казачества А.И. Дутов направил Иргашу личное послание. Курбаши {283} именовался в нем «доблестным вождем славных ферганских джигитов». А.И. Дутов произвел Иргаша в сотники и призвал «Аллаха и великого пророка его Магомета» на помощь «верному охранителю интересов России в Фергане»802. В это же время Мадамин-бек, который также имел постоянные связи с колчаковцами, называл себя «командующим мусульманской Белой гвардии». А.В. Колчак послал в Фергану специальную миссию в составе двух своих генералов и двух английских офицеров, присвоил Мадамин-беку чин полковника. Ему была обещана постоянная помощь оружием и золотом803. Во многих отрядах басмачей воевали русские офицеры и бывшие чиновники царской администрации в Туркестане.
Пытаясь обобщить опыт и найти наиболее действенные формы борьбы с басмачеством, советское и партийное руководство одновременно с этим прилагало, как представляется, искренние усилия к тому, чтобы понять, какие факторы способствуют росту басмаческого движения и притоку в его ряды широких масс населения. Один из старших командиров Красной армии писал по этому поводу: «Басмаческие банды, насчитывавшие в начале революции едва десятки, к концу восемнадцатого года состояли уже из сотен хорошо вооруженных всадников, превышая во всей Фергане две тысячи вооруженных басмачей, и притом вооруженных главным образом за счет оружия и патронов, доставляемых из советских гарнизонных арсеналов красноармейцами-продавцами»804. В это же время отдел военного контроля Главного штаба войск Туркестанской республики сообщал в направленной командованию записке, что «туземное население присоединяется к Мадамин-беку, и все его распоряжения выполняются охотно. …Если бы хватило у Мадамин-бека оружия, то все туземное население, живущее в кишлаках, как один взялись бы за него и пошли бы вместе с Мадамин-беком»805.
Начиная с 1919 г. открытая полемика по поводу причин разрастания и активизации басмаческого движения вышла на страницы газет. Основной тезис советских и партийных органов при объяснении причин возникновения и быстрого распространения басмаческого движения в Туркестане строился, как правило, на том, что невежественное и фанатично религиозное население вливается в ряды басмачей под влиянием родовых и племенных вождей, религиозных авторитетов, беков и мулл, т.е. всех тех. кто по объективным причинам оказался врагом революции и начавшихся в {284} регионе социально-экономических реформ. Отчасти такая формулировка причин этого явления соответствовала реальному положению. Но только отчасти. На самом деле более мощное воздействие на развитие ситуации оказывали, как уже отмечалось выше, факторы, порожденные деятельностью новой власти в лице ее партийных и советских органов, а также частями Красной армии.
В июле 1919 г. печатный орган Центрального комитета Коммунистической партии Туркестана и СНК Туркестана газета «Известия» опубликовала статью под названием «Какова действительность», посвященную борьбе с басмачеством в Фергане и подписанную псевдонимом Нелли-Ленталь. Автор статьи пытался доказать, что пропаганда и агитация, направленные против басмачей, дают ощутимые результаты. Он, в частности, писал: «Через несколько дней после митинга, после нашего ухода в селении Аим стало известно о приближении разбойников (басмачей. ‒ авт.). Все население: старики, женщины, дети ‒ вышло навстречу разбойникам и заявили: через наши трупы вы войдете в кишлак»806.
Командующий ферганской группой Красной армии М. Сафонов, комментируя в своем отклике этот пример, с иронией замечал: «Однако до чего легко поддаются эти сарты807 митинговым речам, ‒ подумает читатель, ‒ доверившись на слово Нелли-Ленталь. Каково же будет его удивление, когда он узнает, что в этом походе коноваловские отряды808 перебили до десяти тысяч сартов и обещали сравнять с землей всякий кишлак, в котором окажутся басмачи. Поэтому не митинговые речи сагитировали сартов ложиться под басмаческих лошадей, а безвыходность и полное отчаяние. Пропускать такие факты ‒ значит не выяснять, а затуманивать действительность»809. Далее М. Сафонов представил развернутую и убедительную картину тех обстоятельств и факторов, которые способствовали появлению массового басмаческого движения в регионе и осложняли борьбу с ним. В число этих факторов он включил проблему межнациональных отношений. Сафонов пишет, в частности, что Мадамин-бек «…заигрывает с русским крестьянством, действует {285} совместно с Осиповым810 и его офицерской белогвардейской сворой… агитирует за создание на выборных началах, автономного «временного правительства» «из мусульман и европейцев»811. Кроме этого, командарм указывал на анархию, беззаконие и насилия, связанные с революционными событиями. Отдельно обращал внимание на отрицательную роль, которую в этих обстоятельствах и факторах сыграли советские работники и бойцы Красной армии812.
Развивая последний тезис, М. Сафонов остановился на эпизодах грабежей, убийств, мародерства, которые творились в городах и кишлаках Ферганы бойцами красноармейских отрядов. Давая картину реакции на эти действия со стороны ограбленного населения, автор с искренним возмущением писал: «Никогда не забуду сцены в большой Андижанской мечети, когда более чем 2-тысячная толпа мусульман рыдала и дико выла при перечислении обид, полученных от насильничавших, грабивших, убивавших и надругавшихся над ними армян-красноармейцев»813. «При сохранении недисциплинированности, ‒ сделал вывод красный командарм, ‒ Красная армия не ликвидировала басмачество, а усилила его рост, не укрепила советскую власть, а дискредитировала ее»814. При этом следует учитывать, что представители мусульманского населения Туркестана среди бойцов и командиров Красной армии составляли абсолютное меньшинство.
Между тем басмаческое движение продолжало расширяться и набирать силу. В Ферганской долине оно достигло наивысшего подъема осенью 1919 г. В конце августа в захваченном басмачами Джелал-Абаде состоялось расширенное совещание (курултай) руководителей движения. В нем приняли участие курбаши почти всех крупных отрядов, руководитель Крестьянской армии К. Монстров815 и представители ставки белогвардейской армии А. Колчака. На совещании были обсуждены и приняты планы дальнейшей борьбы {286} против советской власти. 1 сентября 1919 г. в продолжение реализации этих планов Мадамин-бек и К. Монстров подписали договор об объединении своих сил и начале совместных действий816. 8 сентября 1919 г. объединенные отряды Монстрова и Мадамин-бека, получив крупные партии вооружения от англичан и из Афганистана, смогли захватить Ош. 10 сентября началась осада Андижана, но 24 сентября она была снята, так как на помощь осажденным прибыли части Красной армии с Закаспийского фронта. 26 сентября Красная армия освободила от басмачей город Ош, а 30 сентября ‒ Джалал-Абад. Тем не менее большая часть сельских районов региона продолжала контролироваться басмачами и отрядами Монстрова. Более того, 22 октября 1919 г. в пограничном селении Иркештам, на Памире, состоялся очередной курултай, на котором лидеры басмаческого движения и Крестьянской армии сформировали Ферганское Временное автономное правительство во главе с Мадамин-беком. В его состав вошли 24 человека, в том числе 16 мусульман и 8 русских. Мадамин-бек был избран также верховным главнокомандующим. Под эгидой этого правительства отряды Мадамин-бека вновь объединились с отрядами Иргаш-курбаши и других ферганских полевых командиров.
Учитывая крайне трудную ситуацию, которая сложилась в Туркестане к осени 1919 г., ВЦИК и СНК РСФСР 8 октября приняли постановление о создании Комиссии ВЦИК и СНК РСФСР по делам Туркестана. В состав комиссии вошли Ш.З. Элиава (председатель), М.В. Фрунзе, В.В. Куйбышев, Ф.И. Голощекин, Я.Э. Рудзутак, Г.И. Бокия. Комиссия была уполномочена представлять ВЦИК и СНК в пределах Туркестана. Этой же комиссии ЦК РКП(б) поручил осуществлять «высший партийный контроль и руководство от имени ЦК»817. Деятельность и решения этой комиссии во многом определили в дальнейшем формы, методы и результаты борьбы с басмачеством в Туркестане.
Между тем в среде партийного и советского руководства республики, командования Красной армии крепло убеждение, что без опоры на коренное население, на национальные кадры работников и военнослужащих добиться укрепления советской власти в регионе невозможно. Тот же М. Сафонов в своей полемической статье замечал, что «дальнейшее закрепление и развитие советских форм среди мусульманства возможно только после подготовки кадров ответственных работников из собственной среды местного трудового мусульманства. В настоящий момент эти силы количественно и в особенности качественно настолько ничтожны, что было бы правильным считать {287} их просто не существующими»818. Означенная проблема стала столь острой, что в январе 1920 г. заместитель председателя Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР В.В. Куйбышев посчитал необходимым сделать специальный доклад «О привлечении мусульман к защите социалистического Отечества» на III конференции коммунистов-мусульман Туркестана. В выступлении докладчик, между прочим, заявил: «Прежде всего, мы должны заботиться о создании красного мусульманского командного состава, вследствие чего вопрос об открытии курсов мусульманских военных инструкторов есть вопрос злободневный. Затем должны быть созданы курсы, подготовляющие политических работников из среды мусульман, которые могли бы вести работу просвещения и привлечения широких масс в ряды армии»819.
Пришедшее осознание важности означенной проблемы сталкивалось, тем не менее, с вполне понятными объективными трудностями и требовало времени. В ноябре 1919 г. приказом Революционно-военного совета Туркфронта была создана мусульманская партийная школа, а при политотделе фронта ‒ подотдел, в который входили секции интернационалистов и мусульманская820. В феврале 1920 г. приказом РВС Туркфронта из туркмен Хивинского района началось формирование отдельной туркменской конной бригады, а «из мусульманских частей, действующих в Фергане, двух отдельных конных бригад»821. В это же время с повестки дня были сняты наиболее одиозные и раздражающие мусульман лозунги, легализованы мусульманские суды и т.д.822
Однако, несмотря на принимаемые меры и жесткие приказы, поступавшие в местные советские органы и штабы воинских частей, мобилизация мусульманского населения в действующую армию проходила с большим трудом. Политический отдел Первой Революционной армии Туркестанского фронта, отмечая этот факт, указывал в приказе от 29 июля 1920 г.: «Из поступающих с мест донесений устанавливается, что протекающая мобилизация туземного населения проходит недостаточно гладко и крайне медленно»823. Политотдел требовал: «В целях наиболее интенсивного и планомерного проведения набора мумсульман… использовать все наличные силы и средства исполнительных военных органов…, усилив работу всех местных мобилизационных аппаратов до крайнего предела»824.
Обращает на себя внимание тот факт, что руководители басмаческого движения в это время также развернули среди населения региона активную {288} пропагандистскую работу. Велась такая работа и в среде красноармейцев. Целью этой работы являлось формирование у людей антисоветских настроений и привлечение их в свои ряды. Газета «Известия», выходившая в Туркестане, по этому поводу писала: «Басмаческие курбаши не лишены порой известной политической изворотливости. С помощью безмозглых русских прапорщиков и «бывших людей» и десятка авантюристов из лагеря туземных шовинистов они усиленно развивают свою агитационно-пропагандистскую деятельность. Выпускают листовки, воззвания и т.п.»825
Следует особо отметить, что наряду с попытками организовать широкую пропагандистскую работу, басмачи с первых дней существования своего движения активно использовали самые разнообразные формы жесточайшего террора. Причем этот террор был направлен не только против партийных и советских работников, но и против мирного населения, заподозренного хоть в каком-то сочувствии к новой власти. Убийства, истязания, грабежи сопровождали деятельность всех басмаческих отрядов. Командующий частями Красной армии в Ферганской области по этому поводу писал: «Убийство всякого советского мусульманина проводилось басмачами неукоснительно»826. Курбаши Мадамин-бек к уголовному законодательству Николая II, который басмачи использовали наряду с шариатом для придания своей деятельности хоть какой-то формы законности, добавил так называемый Кодекс Мадамин-бека. Кодексом вводились дополнительные статьи с перечислением тягчайших кар отдельным лицам и целым кишлакам за оказание какой бы то ни было помощи большевикам и их войскам, а также за отказ или промедление в оказании помощи «мусульманским народным войскам»827. Чрезвычайная жестокость басмачей стала одним из факторов, которые постепенно лишили их массовой поддержки населения.
Осенью 1919 г. ситуация в борьбе с басмачеством в Фергане начала быстро меняться. После разгрома основных сил Колчака и развала Восточного фронта командование Красной армии смогло перебросить значительные силы в Туркестан. В боях с превосходящими силами Красной армии объединенные отряды басмачей и Крестьянской армии К. Монстрова начали терпеть поражения. 17 января 1920 г. К. Монстров с группой соратников сдался советским властям и вскоре был расстрелян. Возглавляемая им Крестьянская армия распалась. 31 января на сторону советской власти перешли крупные отряды басмачей во главе с Махкам-ходжи и Акбар Али, а 2 февраля трехтысячный отряд курбаши Парни828. В этот же период (январь 1920 г.) были разбиты басмаческие формирования, возглавляемые Иргашем. {289}
Мадамин-бек в этот период прилагал активные усилия к укреплению басмаческого движения, которое, помимо прочего, разъедалось внутренней борьбой за лидерство между крупными курбаши. В этом ему пытались помогать спецслужбы Англии и руководящие круги Афганистана. В декабре 1919 г. в отряд Мадамин-бека прибыла афганская делегация, которая попыталась примирить его с другими главарями басмачества. При этом афганские эмиссары обещали очередную помощь оружием и деньгами, однако очевидного успеха эти попытки не принесли829.
В начале 1920 г. разгрому подверглась большая часть отрядов Мадамин-бека. Учитывая большие потери в своих частях и нараставшее желание рядовых басмачей вернуться к мирной жизни, курбаши пришел к выводу о бесперспективности дальнейшей вооруженной борьбы с советской властью. В конце февраля 1920 г. он вступил в мирные переговоры с командованием Красной армии в Фергане и 6 марта подписал соглашение «О мире и переходе на сторону Красной армии». С советской стороны это соглашение подписал начальник 2-й Туркестанской стрелковой дивизии Н.А. Веревкин-Рохальский. Перешедшие вместе с Мадамин-беком на сторону Красной армии басмачи были включены в состав Тюркской бригады, в которой уже воевали участники движения, сдавшиеся ранее. В связи с этим событием в городе Скобелев был даже проведен военный парад, на котором присутствовал и выступил с речью командующий Туркестанским фронтом М.В. Фрунзе.
Сам Мадамин-бек по условиям мирного договора должен был вести переговоры с курбаши, продолжавшими боевые действия против Красной армии, с тем, чтобы склонить их к сотрудничеству с советской властью. Но спустя всего два месяца, 14 мая 1920 г., он в ходе поездки на такие переговоры в кишлаке Караул был схвачен и убит своим старым противником, командиром крупного басмаческого отряда курбаши Хол-хаджой.
Во второй половине 1920 г. произошел новый всплеск активности движения басмачей. После перехода на сторону советской власти Мадамин-бека басмачество Ферганы возглавил его бывший соратник и заместитель Шер Мухаммад-бек (более известный как Куршермат), присвоивший себе звание «Амир ал-муслим» (властелин мусульман). Летом 1920 г. Куршермату удалось объединить часть басмаческих отрядов Ферганы в так называемую «Армию ислама» и предпринять активное наступление в районе Андижана, Джалал-Абада, Оша, Коканда и Намангана. Отчасти временные успехи басмачей были связаны с тем, что большая часть соединений Красной армии в этот период была отвлечена на подготовку и проведение Бухарской операции. Однако в ходе развернувшихся ожесточенных боев отряды Куршермата и его соратника Муэтдин-бека понесли ряд серьезных поражений, {290} после чего были вынуждены перейти к тактике партизанской борьбы, налетов и диверсий. Еще более силы басмачей ослабила суровая зима 1920‒1921 гг. Они потеряли большое количество лошадей, а в непрерывных боях израсходовали большую часть имевшихся боеприпасов. В это же время началась конфискация лошадей в кишлаках для нужд Красной армии, что также существенно подрывало материальную основу басмачества.
Перечисляя факторы, обусловившие очередной всплеск активности басмачества во второй половине 1920 г., начальник разведывательной части штаба Туркестанского фронта Ипполитов в своей справке «О движении басмачества в Туркестанской Республике с 1920 по октябрь 1923 года» пояснял, что так и не были изжиты причины, вызвавшие возникновение и рост басмачества. Идеи басмачества еще продолжали существовать. При этом массу перешедших на сторону советской власти басмачей «привлекала к себе привольная, свободная от труда жизнь, которую продолжала вести шайка Куршермата. И к концу 1920 г., почти все сдавшиеся шайки оказались снова в рядах басмачей»830. «В силу этих обстоятельств, ‒ резюмирует начальник разведки, ‒ конец 1920-го и начало 1921-го снова характеризуются усилением басмачества, с той лишь разницей, что во главе его стал не Мадамин, а Куршермат»831.
В этой же справке Ипполитов подверг критике «бесконечные мирные переговоры» с басмачами, «которые, однако, почти ни к чему не привели и в конечном счете ослабили лишь на время силу и влияние движения»832. Судя по архивным документам, мнение, высказанное в справке начальника разведки Туркфронта, в этот период разделялось многими руководителями республики и особенно командованием Красной армии.
В марте 1921 г. Туркомиссия ВЦИК и СНК и ТурЦИК решительно определилась с дальнейшей тактикой в борьбе с басмачеством: «Никаких советских курбашей и советских басмаческих отрядов». Теперь речь на мирных переговорах с басмачами могла идти только о безоговорочной сдаче безо всяких условий833. Существенную роль в активизации сил Красной армии и местного населения на борьбу с басмачеством в Ферганской долине сыграло письмо ЦК РКП(б) от 11 января 1922 г. по национальному вопросу и решение Политбюро ЦК РКП(б) от 1 февраля 1922 г. о положении в Бухаре. Политбюро признало необходимым «объединение антибасмаческих фронтов на территории Бухары и Ферганы». Особое внимание обращалось «как на политическую работу среди мусульманского населения, так и на усиление {291} снабжения красноармейских частей»834. В результате совместных действий Красной армии и добровольческих формирований с февраля по 11 октября 1922 г. в Ферганской долине было разгромлено 119 банд (из 200), насчитывавших 4400 басмачей. Только в декабре 1922 г. были убиты, ранены и захвачены в плен 511 человек, добровольно сдались Красной армии 127 человек835.
В ходе борьбы с басмачеством в 1922‒1924 гг. командование Туркфронта выпустило целый ряд указаний и рекомендаций, которые, с одной стороны, учитывали региональные особенности движения, а, с другой ‒ делали акцент на разнообразие форм этой борьбы. Важно то, что во всех эти документах красной нитью проходило требование усилить политическую работу. Именно она должна была охватить все основы, на которых базируется басмачество.
Положительное влияние на успехи в борьбе с басмачеством сыграло и изменение политики советского руководства. Переход к нэпу смягчил недовольство дехкан. Еще больше ослабили басмаческое движение определенные уступки некоторым религиозным традициям мусульман. Начала давать свои результаты политика активного включения в партийные органы, системы управления национальных кадров и привлечение к общественной жизни коренного населения региона.
К апрелю 1921 г. большинство крупных отрядов басмачей было разгромлено. Осенью 1921 г. Куршермат эмигрировал в Афганистан, передав командование Муэтдин-беку. В целом, военные успехи Красной армии и всесторонняя системная политическая работа партийных и советских органов позволили переломить ситуацию и в первой половине 1924 г. преодолеть остроту кризиса первого этапа борьбы с басмачеством в Ферганской долине.
29 августа ‒ 2 сентября 1920 г. части Красной армии под командованием М.В. Фрунзе разгромили войска бухарского эмира и заняли Бухару. Крушение Бухарского эмирата и создание Бухарской Народной Советской Республики (БНСР) вызвало новую волну активизации басмаческого движения, которое охватило в основном территорию Восточной Бухары. Во многом это было связано с откровенными актами грабежей, убийств мирного населения и вандализмом, проявленными в ходе операции бойцами и командирами Красной армии. Во главе отрядов басмачей, действовавших на территории бывшего эмирата, встал чиновник бухарского эмира Ибрагим-бек. В начале сентября 1921 г. действовавшие в Восточной Бухаре курбаши провели курултай, на котором провозгласили руководителем всех своих отрядов Ибрагим-бека836. {292}
Ибрагим-беку, человеку сравнительно малограмотному, но отличавшемуся безусловным талантом организатора и военачальника, удалось в борьбе против частей Красной армии одержать ряд побед. Несмотря на неоднократные попытки, Ибрагим-бек не смог захватить Душанбе, но удерживал под своим контролем такие крупные центры, как Гарм, Куляб, Файзабад, Гиссар, Курган-Тюбе. Активное содействие отрядам Ибрагим-бека оружием, деньгами, а в некоторых случаях и прямой военной поддержкой оказывали бывший бухарский эмир Сейид Алим-хан, представители Великобритании в Афганистане, а также сами афганские правящие круги. В 1921 г. этот курбаши контролировал большую часть территории Восточной Бухары. По некоторым данным, это явилось результатом его договоров с председателем ЦИКа Советов Бухарской Республики У. Ходжаевым, который позже перешел на сторону басмачей.
С конца 1921 г. значительную роль в басмаческом движении на территории БНСР стал играть бывший крупный государственный и военный деятель Турции Исмаил Энвер, более известный в истории басмаческого движения как Исмал Энвер-паша837. Энвер-паша, довольно тесно сотрудничавший в 1920‒1921 гг. с большевиками, был направлен в Бухару в качестве представителя советского правительства по его собственной просьбе. Но вскоре после прибытия он под предлогом выезда на охоту покинул город и «…в сопровождении отряда из 90 всадников, среди которых было шесть турецких офицеров», прибыл в кишлак Караманцы в Гиссаре, где находился один из басмаческих отрядов Ибрагим-бека838. Несмотря на неприязнь и трения, которые возникли между руководителями басмачей и бывшим турецким лидером (курбаши относились к Энвер-паше с большим недоверием, и некоторое время он находился даже под арестом у Ибрагим-бека), последнему вскоре удалось занять место руководителя движения. Во многом это произошло благодаря прямой поддержке со стороны бывшего эмира Бухары. Сеид {293} Алим-хан в своих письмах требовал, чтобы Ибрагим-бек и его соратники подчинялись Энвер-паше, которого он назначил главнокомандующим839.
Энвер-паша планировал утвердиться не только в Восточной Бухаре, но, используя ее как базу, распространить затем свою власть на территорию Западной Бухары, а далее на весь Туркестан. Он выдвинул лозунг объединения всех народов, исповедующих ислам, в единое мусульманское государство, и под этим лозунгом смог объединить разрозненные силы в армию численностью около 16 тысяч человек.
16 февраля 1922 г. Энвер-паша захватил Душанбе. Это произошло благодаря тому, что на его сторону перешел начальник милиции города, бывший турецкий офицер Данияр-бек. Впечатленный этим успехом военный министр Афганистана Мухаммад Надир-хан послала на помощь Энвер-паше 500 афганских солдат и партию оружия. Следом из Афганистана прибыл еще один отряд солдат численностью в 300 человек, который был направлен хакимом (губернатором) Ханабада840. Благодаря поддержке живой силой и оружием Энвер-паша смог за короткое время захватить Карши, и в начале марта 1922 г. его отряды подошли к Бухаре. В этот период на его сторону перешли военный назир (министр) Бухарской Республики Абдулхай Арифов и его заместитель, бывший турецкий офицер Талаат-заде. Возникла реальная опасность ликвидации басмачами советской власти в Бухаре.
Учитывая это обстоятельство, правительство БНСР обратилось за помощью к Реввоенсовету Туркестанского фронта. Руководство советского Туркестана направило на помощь Бухаре части Красной армии, которые уже к середине марта отбросили отряды басмачей за линию Гиджуван ‒ Керамине. 20 апреля 1922 г. на территории Туркестана было введено военное положение и образована Бухарская группа войск. В июне ‒ июле 1922 г. части Красной армии в ходе ряда сражений нанесли басмачам крупные поражения, и Ибрагим-бек вынужден был с остатками своих отрядов уйти в горы. Попытка Энвер-паши обратиться к мусульманам Туркестана с призывом начать всеобщее восстание закончилась провалом. 16 июля части Красной армии взяли Душанбе, а 4 августа Энвер-паша был убит в бою при попытке уйти в Афганистан. Можно с большой долей уверенности говорить о том, что наивысший подъем басмаческою движения на территории бывшего Бухарского эмирата пришелся на период, когда во главе этого движения стоял Энвер-паша.
В это же время была ликвидирована большая часть отрядов басмачей и в Самарканде. В справке разведывательной части Туркфронта по этому поводу сообщается, что «поражение Энвера в Бухаре и значительное {294} ослабление ферганского басмачества в течение 1922 г., немедленно отозвалось и на состоянии самаркандских басмачей, среди которых началось разложение, повлекшее за собой ряд сдач. Операции текущего года свели на нет почти все организованное басмачество области»841.
Дольше всего в период наивысшего подъема басмаческого движения (1918‒1924 гг.) удалось продержаться отрядам басмачей под руководством Джунаид-хана (настоящее имя Мухаммед-Курбан Сердар) в Хорезме. Бывший судья, ставший главарем шайки бандитов, грабивших купеческие караваны, а затем фактическим главой Хивинского ханства, ведший вооруженную борьбу с советской властью в Туркестане с 1918 г., к концу 1920 г. Джунаид-хан оказался в роли курбаши крупного басмаческого отряда. В борьбе с советской властью ему, как и большинству других курбаши, оказывали поддержку колчаковцы и англичане. Кроме того, вместе с его частями боевые действия вели отряды уральских казаков и каракалпаков. Джунаид-хан сумел заручиться поддержкой исламского духовенства, а численность его отрядов достигала 9‒10 тысяч человек. Однако уже в конце февраля 1920 г. руководители казачества и авторитеты каракалпаков подписали с советским командованием в укреплении Нукус мирный договор. По этому договору советское правительство объявляло: «Всем казакам, каракалпакам, киргизам и всем иным сражающимся на Чимбайском фронте против советской власти… полную амнистию» и соглашалось с тем, что они «в своих областях управляются по своим обычаям»842.
Силы Джунаид-хана были значительно ослаблены. Встав во главе вспыхнувшего в конце 1923 г. в Хиве восстания, курбаши на какое-то время вернул себе влияние. В январе 1924 г. его отряды даже осадили Хиву и Ново-Ургенч. Но уже два месяца спустя под ударами Красной армии Джунаид-хан вынужден был отступить за пределы Хивинского оазиса, а в конце года отошел в глубинные районы Туркменской области. В начале 1925 г. Джунаид-хан на некоторое время ушел за границу. На этом наиболее активная фаза басмаческого движения в Хорезме также завершилась.
Спад в 1924 г. активности басмаческого движения на территории советского Туркестана не означал окончательной победы над ним. Это достаточно хорошо понимали как партийные и советские руководители республики, так и командование дислоцированных здесь частей Красной армии. Решение проблемы басмачества прежде всего требовало разрешения целого комплекса политических и социально-экономических проблем, большую часть которых только начали осознавать. В наиболее обобщенном виде эти проблемы были названы в статье ответственного секретаря ЦК КП(б) Туркестана {295} И. Сольца «К борьбе с басмачеством». Он, в частности, указывал на необходимость борьбы с мародерством и активизации политработы в Красной армии, «широкой организации вокруг выборов в Советы и перехода от Ревкомов к Исполкомам». Обращал внимание на то, что надо осуществить «в ударном порядке» земельную реформу, перевести продовольственную разверстку на классовые рельсы, «осуществить хозяйственную помощь беднейшему дехканству», восстановить хлопководство. И. Сольц считал необходимым доказать бедняку, что только «советская власть, есть власть самих рабочих и дехкан843.
Однако, судя по тому, что до конца 1920-х гг. советской власти не удалось окончательно покончить с движением басмачей, в том числе и в районах Бухары и Ферганы, опыт и уроки борьбы с этим явлением не были до конца усвоены молодой советской властью.
Таким образом, басмаческое движение, охватившее в 1920-х гг. весь среднеазиатский регион, было в социально-экономическом и общественно-политическом отношении явлением сложным и многофакторным. Новая волна активного общественного и научного интереса, возникшая к басмачеству в условиях создания после распада СССР самостоятельных государств в Центральной Азии и подъема национального самосознания коренных народов региона, во многом разрушила казалось бы устойчивые взгляды на это явление. С. Абашин отмечает, что в историографии ряда бывших советских среднеазиатских республик, в частности Узбекистана, оценка басмачества «сместилась в сторону антиимперской и антисоветской критики»844. Примером такой критики является, например, докторская диссертация узбекского исследователя К.К. Раджапова. Он полагает, что повстанческое движение началось с восстания 1916 г., которое переросло затем в более или менее организованное сопротивление большевизму, продолжившему колониальную политику царского правительства845. Представляется, что наряду с искусственной «притянутостыо» событий 1916 г. к движению басмачества, тезис К.К. Раджапова о продолжении большевиками царской политики колониализма в Туркестане при всей его неоднозначности может быть, тем не менее, принят. По крайней мере в его отдельных проявлениях. Надо полагать, что сложные этнополитические процессы, развернувшиеся в процессе советизации Туркестана, также были одним из проявлений своеобразного «большевистского неоколониализма». Примером практической реализации такого «неоколониализма» явилась деятельность самих партийных и советских {296} органов, а также силовых структур новой власти, представленных прежде всего частями Красной армии в центре и на местах.
В этом же контексте следует рассматривать серьезные противоречия национальной политики большевиков в Туркестане. Их отказ в первый период нахождения у власти от активного включения в политическую жизнь и систему государственно-административного управления представителей коренного населения, а затем запоздалые и часто неудачные попытки исправить эту ошибку, предопределили появление целого ряда сложных политических и социально-экономических проблем, решение которые затянулось на долгие годы. По сути, попытки большевиков решить в этот период национальный вопрос являлись не решением проблем населения Туркестана, а поиском вариантов, обеспечивавших им сохранение власти. Очевидным и наиболее радикальным проявлением несогласия коренного населения региона с такой политикой, наряду с иными факторами, стало движение басмачества, проявившееся в форме массового протестного вооруженного сопротивления новой власти. {297}
787 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1632. Л. 10‒11.
788 Там же. Л. 12. {279}
789 РГАСПИ. Ф. 133. Оп. 1. Д. 24. Л. 6‒7.
790 Дашнаки ‒ члены армянской буржуазно-националистической партии Дашнакцутюн («Союз»), основанной в 1890 г. в Тифлисе. Организации Дашнакцутюн активно действовали в Туркестане, оказывая значительное влияние на проживающие здесь армянские общины. После установления в регионе советской власти Дашнакцутюн некоторое время активно сотрудничала с большевистским правительством Туркестана, а его вооруженные отряды в 1918‒1919 гг. участвовали в совместных операциях с частями Красной гвардии и Красной армии.
791 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1503. Л. 16. {280}
792 В этот период во главе басмаческих отрядов в Фергане действовали два крупных курбаши с именем Эргаш (Иргаш). Первоначально во главе сопротивления встал Кичик Эргаш (Маленький Эргаш), бывший начальник полиции Коканда. После его гибели движение возглавил Эргаш-курбаши ‒ авторитетный кокандский мулла, известный как Катта Эргаш (Большой Эргаш). В переписке партийного и советского руководства, командования Красной армии, а позже в историографических материалах также чаще упоминается как Иргаш. Которого из этих курбашей упоминает И. Сольц, не ясно.
793 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1527. Л. 97.
794 Там же. Д. 1480. Л. 1.
795 Куц И.Ф. Годы в седле. М., 1964. С. 30. {281}
796 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1483. Л. 2.
797 Там же. Д. 1585. Л. 76.
798 Там же. Д. 1480. Л. 1. {282}
799 Цит. по: Михайлов В.Ф. Хроника великого джута // Юность. 1990. № 1. С. 83‒84.
800 Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Чугунов А.И. Басмачество: возникновение, сущность, крах. С. 56.
801 Там же. С. 40. {283}
802 Цит. по: Алескеров Ю. Интервенция и Гражданская война в Средней Азии. Ташкент, 1959. С. 31.
803 Более подробно см.: Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Чугунов А.И. Басмачество: возникновение, сущность, крах.
804 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1585. Л. 76.
805 Там же. Л. 1. {284}
806 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1585. Л. 69.
807 Сарты ‒ общее наименование части населения Средней Азии. Название «сарт» употреблялось, как правило, по отношению к оседлым узбекам и отчасти к равнинным таджикам. В Ташкентском, Ферганском и Хорезмском оазисах и Южном Казахстане оно являлось самоназванием оседлого населения.
808 Коновалов Дмитрий Ефимович ‒ в рассматриваемый период «начальник (командир) железнодорожных отрядов в Ферганской области» (фактически главный воинский начальник частей Туркреспублики при подавлении басмаческого движения курбаши Иргаша). В первой половине 1919 г. командовал отрядами Красной армии, ведшими бои с басмачами в районе Коканда, Джалал-Абада, Андижана.
809 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1585. Л. 69. {285}
810 Осипов Константин Павлович, кадровый офицер, член РСДРП(б) с 1913 г. В 1918 г. военный комиссар Туркестанской республики. В январе 1918 г. возглавил антисоветский мятеж в Ташкенте. После подавления мятежа бежал к Мадамин-беку, а затем в Бухару. По требованию советских властей эмир Бухары согласился выдать К. Осипова, но ему перед арестом удалось бежать. Дальнейшая судьба Осипова неизвестна.
811 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1585. Л. 79.
812 Там же. Л. 70‒75.
813 Там же. Л. 75.
814 Там же. Л. 83.
815 Крестьянская армия была создана по решению советского правительства Туркестана в ноябре 1918 г. на основе отрядов, сформированных в селах русских поселенцев для борьбы с контрреволюционным движением. Командующим армией был назначен К.И. Монстров, бывший конторский служащий, владелец крупного земельного участка в Фергане. Однако в результате проведения большевистским правительством Туркестана антикрестьянской земельной и продовольственной политики (хлебная монополия, продовольственная диктатура) и попыток советских органов власти отбирать землю русских переселенцев в пользу дехкан в среде бойцов армии возникло острое недовольство. Воспользовавшись сложившейся {286} ситуацией, К.И. Монстров поднял восстание против большевиков и начал совместные с басмачами действия против частей Красной армии.
816 Зевелев А.И. Из истории Гражданской войны в Узбекистане. С. 366.
817 Этнополитические и этносоциальные процессы в центральноазиатских окраинах России в период революций 1917 г. и первые годы советской власти: документы и извлечения. С. 285. {287}
818 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1585. Л. 95.
819 Там же. Ф. 79. Оп. 1. Д. 152. Л. 18‒19.
820 РГВА. Ф. 110. Оп. 1. Д. 720. Л. 5.
821 Там же. Л. 13.
822 Абашин С. Советский кишлак. Между колониализмом и модернизацией. М., 2015. С. 148.
823 РГВА. Ф. 996. Оп. 2. Д. 1. Л. 61.
824 Там же. {288}
825 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1527. Л. 95‒95 об.
826 Там же. Д. 1585. Л. 89.
827 Там же. Д. 1585. Л. 89.
828 Голиков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917‒1925). М., 1975. С. 431. {289}
829 Голиков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР (1917‒1925). С. 430. {290}
830 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1480. Л. 1‒2.
831 Там же. Л. 2.
832 Там же.
833 Там же. Л. 3. {291}
834 Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Чугунов А.И. Басмачество: возникновение, сущность, крах. С. 100.
835 Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Шишкина Л.А. Басмачество: правда истории и вымыслы фальсификаторов. М., 1986. С. 102.
836 Ганковский Ю. Энвер-паша среди басмачей. С. 59. {292}
837 Исмаил Энвер (Исмаил Энвер-паша) был видным деятелем младотурецкого движения, главой триумвирата, захватившего власть в результате военного переворота и управлявшего Турцией накануне и в годы Первой мировой войны. После капитуляции Турции вместе с другими членами триумвирата (Талаат-пашой и Джемаль-пашой) бежал на германском теплоходе в Германию. В начале 1920 г. Энвер-паша прибыл со своими сподвижниками-пантюркистами в Москву и около полутора лет достаточно тесно сотрудничал с большевистским руководством, работая в Обществе единства революции с исламом. Советские власти в середине 1921 г. отправили Энвер-пашу в Бухару, где он должен был представлять интересы Советской России в переговорах с членами правительства БНСР, так как он сам предложил себя в качестве советника Красной армии по формированию национальных частей в ее составе и взаимодействию с басмачами против эмира. Однако после консультаций с местными властями Бухары и с правительством БНСР он написал в Москву письмо с требованиями уважения независимости БНСР и вывода войск Красной армии с территории Бухары. Двумя неделями позже Энвер-паша покинул Бухару и сдался басмачам.
838 Ганковский Ю. Энвер-паша среди басмачей. С. 60. {293}
839 Цит. по: Ганковский Ю. Энвер-паша среди басмачей. С. 60.
840 Там же. С. 60. {294}
841 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1480. Л. 5.
842 РГВА. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 3. Л. 5‒5 об. {295}
843 РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 34. Д. 1527. Л. 101.
844 Абашин С. Национализмы в Средней Азии. С. 174.
845 Раджапов К.К. Вооруженное движение в Туркестанском крае против советского режима (1918‒1924 гг.): автореф. дис. … д-ра ист. наук. Ташкент, 2005. {296}
Этнополитические процессы в центральноазиатских окраинах России в период революций 1917 г. / Отв. ред. Ю.А. Лысенко. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2017. С. 278‒297.