Исторический форум: история России, всемирная история

План Дрисского лагеря

Русский лагерь был намечен близ Дриссы на Двине. Пфуль еще в Петербурге посоветовал императору послать с целью выбора места лагеря флигель-адъютанта полковника Вольцогена, очень умного и образованного офицера, который еще до 1806 г. перешел с прусской службы на русскую. Мы не знаем в точности, какие непосредственные инструкции были ему даны, но в результате он не сумел найти на этой местности, правда, очень бедной позициями, другого пункта, кроме как у Дриссы, где небольшая лесная поляна, частью прикрытая болотами, представляла место для лагеря, тыл которого примыкал к Двине. Выгоды расположения здесь заключались в том, что река образовывала вогнутый полукруг, длина хорды которого равнялась часу пути. Перед этой хордой проходил фронт лагеря, имевший форму плоской дуги и опиравшийся обоими концами на реку, протекавшую здесь между песчаными берегами, которые, однако, имели в высоту до 50 футов; на правом берегу реки, выше и ниже фланговых опорных пунктов лагеря, впадало в Двину несколько маленьких речек, среди которых Дрисса - наиболее значительная; они создавали условия для выгодного развертывания и благоприятное поле боя против неприятеля, переправившегося через реку для того, чтобы атаковать лагерь с тыла.

Плоская дуга, очерчивавшая фронт лагеря, была усилена по указаниям самого генерала Пфуля тройным рядом открытых и сомкнутых укреплений, а семь мостов должны были обеспечить отступление. По ту сторону реки не было никаких укреплений. На этом участке Двина, в сущности, представляет незначительную реку, хотя и довольно широкую, но крайне мелкую, так что через нее можно было переправиться даже вброд. Как видно уже с первого взгляда, тактическая сила этого пункта была невелика и сводилась единственно к силе укреплений.

Еще менее надежно было стратегическое положение этого пункта. Дело в том, что Дрисса находится между дорогами, ведущими из Вильно на Петербург и на Москву, т. е. ни на той, ни на другой дороге.

Кратчайшая дорога из Вильно на Петербург проходит через Друю на Двине, а оттуда на Себеж и Псков, а кратчайшая дорога на Москву идет через Витебск. Дрисса находится в четырех милях от первой и в двадцати четырех милях от второй.

Эта неопределенность положения избранной укрепленной позиции особенно не понравилась в Вильно; никто не мог понять, какой смысл этой позиции. По этому поводу автор спросил генерала Пфуля, какой линии отступления предположено вообще держаться: на Москву или на Петербург? На это Пфуль ответил, что это будет зависеть от обстоятельств. Этот ответ отчетливо свидетельствовал об отсутствии ясности мысли и решимости, ибо невозможно ставить решение столь важной альтернативы в зависимость от меняющихся условий обстановки.

Дрисский лагерь с тыла был прикрыт одной лишь рекой, по ту сторону которой не было никаких окопов и даже ни одного населенного пункта, пригодного для обороны; имелся лишь ряд дощатых сараев, в которых были сложены мешки с мукой. Так как переправа через Двину не представляла ни малейшего препятствия, то продовольственные запаси армии, не будучи защищены хотя бы естественными преимуществами местности, все время внушали бы тревогу за их целость.

Таким образом, укрепленная позиция на Дриссе, в сущности, осталась голой идеей, абстракцией: из всех тех требований, которым она должна была отвечать, она не удовлетворила почти ни одному. Плоская дуга фронта, расположенная на ровной местности, окруженная лесом на расстоянии 800 шагов от нее, опирающаяся обоими флангами на реку, которую можно перейти вброд, образует, в сущности, весьма неудобное поле сражения. Далее, это был пункт, расположенный не на прямом пути отступления, и, следовательно, он являлся вырванным из общей системы движения армии и потому предоставлялся самому себе; пункт, расположенный не у моря, не близ крепости, даже не по соседству с настоящим городом (Дрисса представляет собой местечко, состоящее из деревянных построек, и то находится не прямо позади лагеря, а сбоку, в стороне от системы оборонительных сооружений), - такой пункт, конечно, нельзя назвать стратегическим пунктом.

Впрочем, мы не вправе утверждать, что вина этой ошибки лежит на подполковнике Вольцогене. Район был предуказан ему Пфулем, а в этой части Литвы надо благодарить судьбу, если удастся найти в лесах достаточно обширное пространство, чтобы развернуть на нем сколько-нибудь значительную армию.

Итак, эту позицию едва ли можно рассматривать как такую, которая могла бы усилить мощь вооруженных сил. В сущности, это была лишь игра мыслей Пфуля, лишенная всякого реального содержания, и как таковая впоследствии быстро исчезла пред лицом подлинных явлений мира действительности. Единственное благо, которое принесла эта идея, - это вызванное ею немедленное отступление к Двине.

Итак, мы не можем найти в плане Пфуля каких-либо реальных предпосылок, повышавших способность к сопротивлению; и ничто в этом плане не могло уравновесить тех невыгодных условий, в которые попадали русские, уклоняясь от простейших форм сопротивления и отступления. Наиболее выдающиеся деятели виленской главной квартиры, как генералы Барклай, Беннигсен и Армфельд, не могли освоиться с этим планом кампании и стремились подорвать доверие императора к нему и к самому генералу Пфулю. Завязалась своего рода интрига, направленная на то, чтобы убедить императора принять сражение под Вильно. Вероятно, полагали, что французы перейдут через границу как раз на том же участке фронта, на котором разместились русские для защиты ее, а именно от Самогитии до Волыни; при таких условиях надеялись, что в избранном пункте у Вильно не окажется чрезмерного перевеса сил

противника. Без подобного глупейшего предположения само возникновение мысли о сражении было бы совершенно необъяснимым.

Таким образом, уже в Вильно возникла борьба противоположных мнений, которая, конечно, пошатнула доверие императора к плану Пфуля.

Клаузевиц

Генерал Пфуль, автор плана ведения войны с Наполеоном в 1812 г.

Александр I прибыл в Дрисский лагерь 26 июня (8 июля) и развил здесь энергичную деятельность. Как уже говорилось, он решил выполнить на деле план Фуля. В тот же день он направил Багратиону сообщение о том, что первая русская армия вскоре даст генеральное сражение.

Александр выражал удовлетворение дрисским сооружением даже после того, как А. Ф. Мишо и К. Клаузевиц усомнились в целесообразности этого лагеря, а Барклай‑де‑Толли прямо написал: «Я не понимаю, что будем делать со всею нашей армиею в Дрисском лагере… Заключившись в лагере, мы должны будем или со всех сторон ожидать нападения, или выслать сильный корпус, чтобы иметь сведения, где находится неприятель… Мне кажется лучше… большую часть армии расположить на левом фланге вне укрепленного лагеря, чтобы прогнать неприятеля, который приближается с этой стороны, или действовать во фланг и тыл тем силам, которые направлены против князя Багратиона; потому, что невозможно предполагать, чтобы неприятель в одно и то же время с одинаково превосходными силами действовал против нас и против князя Багратиона».

Барклай‑де‑Толли тогда еще не знал, что Наполеон действительно имел значительное превосходство: 420 тыс. против 165 тыс. русских.

Александр решил осмотреть Дрисский лагерь, чтобы окончательно убедиться в возможности его использовать. Сопровождавшие его лица дали отрицательные отзывы о лагере. Ф. О. Паулуччи назвал Дриссу второй Пирной и даже сказал Фулю, что такой лагерь мог создать «или сумасшедший или изменник». Однако царь не желал никого слушать, кроме Фуля, и остался доволен выбранной позицией: «Я, – писал он Барклаю‑де‑Толли, – нашел ее в том положении, как ожидал: все укрепления окончены, все мосты готовы».

Сомнения начались через несколько дней. В Дриссу прибыл адъютант Барклая‑де‑Толли, побывавший у Платова, который сообщил, что вторая армия не может пробиться через Вилейку и вынуждена отходить к Бобруйску. Таким образом, план Фуля лишался важнейшего элемента – маневрирующей армии, обеспечивающей удар во фланг и тыл наступающему противнику.

Новое сомнение возникло после того, как Барклай‑де‑Толли высказал предположение о том, что Наполеон будет наносить удар между Двиной и Днепром и этим самым вторая армия будет окончательно отрезана, а первая также окажется в тяжелом положении. Дрисса в этом случае теряла смысл фланговой позиции и превращалась, по выражению К. Клаузевица, в мышеловку для первой армии.

Наполеон в Вильно

Но, как видно, Барклай‑де‑Толли сам испытывал колебания, потому что сначала он предложил перейти в наступление силами обеих армий в направлении к Сморгони. К 28 июня (10 июля) была даже подготовлена диспозиция. И только получив подтверждение об отходе второй армии к Бобруйску, он отказался от этого плана.

Первая армия прибыла в Дриссу 28–29 июня (10–11 июля). Но теперь уже Барклай‑де‑Толли знал о действительных силах Наполеона. Он самым энергичным образом высказался против сражения у Дриссы и потребовал соединения обеих армий. Его поддержал Л. Л. Беннигсен. Военный совет, который решил созвать Александр I, вызвал ряд проектов. Из них наиболее интересны записки, поданные А. П. Ермоловым и А. И. Чернышевым. Ермолов доказывал, что «оставаться в позиции при Дриссе, когда неприятель идет в середину России, бесполезно». Бесполезным он считал также движение за Двину в сторону Себежа и Пскова. Из создавшейся обстановки Ермолов видел лишь один выход – наступление. «Нужно, – писал он, – теперь идти на неприятеля, искать его, где бы он ни был, напасть, драться со всею жестокостью». Только этим можно предотвратить продвижение его в глубь России и открыть сообщение со второй армией.

Чернышев считал, что военное поражение может вызвать кризис государственных основ. Ради их сохранения нужно принести все жертвы. Опасно упускать драгоценные минуты; пока не поздно, надо отойти и опереться на резервы, которые нужно довести по крайней мере до 100 тыс. человек, а также на новую линию укреплений и лагерей, которые следовало соорудить у Ржева, Вязьмы, Дорогобужа, Гжатска и между Медынью и Юхновым. Только после этого перейти в наступление.

На опасность пребывания в Дрисском лагере указал также А. А. Аракчеев, который предложил перевести армию на правый берег Двины, расположить ее между Дриссой и Полоцком и здесь дать Наполеону генеральное сражение.

На военный совет были вызваны Барклай‑де‑Толли, А. А. Аракчеев, П. М. Волконский, принц Г. Ольденбургский, А. Ф. Мишо и Вольцоген. Докладывал о лагере полковник А. Ф. Мишо. Он пришел к выводу о невозможности принимать сражение в этой позиции. К его мнению присоединился также Вольцоген, прежде разделявший идеи Фуля.

Совет принял решение оставить Дрисский лагерь и отступить с целью соединения обеих армий. Но вопрос о пути отхода ввиду неясности обстановки остался открытым. Барклай‑де‑Толли приказал произвести рекогносцировку силами авангарда Я. П. Кульнева. Армия же в это время оставила лагерь, переправилась через Двину и расположилась между Покоевцами и Волынцами; на левом же берегу оставались II и III кавалерийские корпуса. Рекогносцировка не внесла ясности. По предварительным данным, главные силы Наполеона двигались к Дисне. Возникло опасение, что французы выйдут к Полоцку и тогда первая армия окажется отрезанной от второй и противник сможет свободно двигаться на Петербург и на Москву. На основании этого 4(16) июля войскам был дан приказ передвинуться к Полоцку.

Военный совет в Дриссе

Барклай‑де‑Толли тогда еще не знал, что Наполеон действительно имел значительное превосходство: 420 тыс. против 165 тыс. русских.

В наше время часто пишут, что накануне 1812 года Александр 1 имел в Париже большую  разведывательную сеть во главе с суперагентом Александром Чернышевым, от которого он получал самые полные и достоверные сведения о французской армии. Тем не менее русское командование оценивало численность армии вторжения в 250 тыс., а на самом деле великая армия Наполеона составляла 400-600 тыс. При такой недооценке сил противника было невозможно составить план предстоящей кампании.

Александр I не решался дать Наполеону генеральное сражение и вел себя неуверенно. Его страшила возможность поражения, в результате чего французам открывался путь на Петербург.

Из Дриссы армия отходила к Полоцку двумя колоннами по правому берегу Двины. 6(18) июля она сосредоточилась в Полоцке, выдвинув арьергард к Боровухе. Находившиеся на левом берегу Двины II и III кавалерийские корпуса переправились на правый берег и расположились между реками Дрисса и Дисна. В известиях из Главной квартиры этот маневр изображен так: «После успехов, описанных в последних известиях, первая армия следует быстро, левым флангом к Полоцку, соображая действия свои с движениями неприятеля».

После прибытия армии к Полоцку выявилось, что противник сосредоточивается к Глубокому, и, следовательно, опасность движения его войск на Петербург отпадала. Теперь нужно было не допустить выхода войск Наполеона к Витебску. Барклай‑де‑Толли докладывал Александру: «Польза службы, Ваше величество, требует, чтобы я со вверенными мне войсками поспешил к Витебску».

Вторжение Наполеона в Россию

18-го вечером мы приблизились к русскому лагерю у Дриссы и к его окопам. При непрерывном приближении к главным окопам, необычайно высоким и снабженным большим количеством бойниц, у многих, вероятно, сердце забилось удвоенным или утроенным темпом. Чем больше мы подходили, тем тише становились все; не слышно было ни звяканья оружия, ни покашливания; ни одна лошадь не заржала; казалось, что и лошади умеют ходить на цыпочках. В любое мгновение ждали мы громового приветствия из этих окопов и их жерл и тихо подвигались к ним. Вдруг туман, застилавший нам глаза, рассеялся; тишина сменилась шепотом и затем хохотом; за огромными окопами не было ни одной пушки, ни одного солдата. Наверху бродил мужичок, которого раньше приняли за солдата, а посланные патрули скоро принесли известие, что русские на заре покинули свой лагерь и эти окопы. Переходы этих дней вызвали такое истощение сил, что я никак не могу вспомнить мест последующих наших стоянок. После того как мы, вследствие огромной нужды и затруднительных переходов, уже понесли значительные потери людьми и лошадьми, и известие об уходе русских из лагеря под Дриссой подтвердилось, мы прибыли вечером 22-го к Дисне.

Роос, Генрих Ульрих. С Наполеоном в Россию : Воспоминания врача о походе 1812 г.