1914-1917 Osmanlı-Rus Savaşı (Rusya 1917 Ekim Devrimi sonrasında savaştan çekildi, Osmanlı Devleti ise 1. Dünya Savaşından yenik çıktı.) [15]
Перевод -
1568-1570 гг. Астраханская экспедиция (Победа русских) [1]
Османско-русская война 1571 г. (Победа Крымского ханства) [2]
1572 г. Битва при Молодях (Победа русских) [3]
Османско-русская война 1676–1681 гг. (Османская победа) [4]
1686-1700 гг. Османско-русская война (Победа России) [5]
1710-1711 гг. Османско-русская война (Прутская война в период Северной войны) (Османская победа) [6]
1735-1739 гг. Османско-русско-австрийская война (Османская победа) [7]
1768-1774 гг. Османско-русская война (Победа России) [8]
Османско-русская война 1787-1792 гг. (Победа России) [9]
Османско-русская война 1806-1812 гг. (Победа России) [10]
1827 г. Морское сражение при Наварино (Победа России и Альянса) [11]
Османско-русская война 1828-1829 гг. (Победа России) [12]
1853-1856 гг. Османско-русская война (Победа Османской империи и союзников) [13]
Османско-русская война 1877-1878 гг. (Победа России) [14]
Османско-русская война 1914-1917 годов (Россия вышла из войны после Октябрьской революции 1917 года, Османская империя потерпела поражение в Первой мировой войне.) [15]
Заметьте, отдельно "победа русских", отдельно "Победа Россия"...
Сообщение отредактировал Пугач: 25.05.2021 - 22:15 PM
Прутский поход стал темной страницей правления Петра Великого — на фоне грандиозных побед над грозными шведами, поражение регулярной армии в Молдавии выглядело несолидно. Тем не менее, хотя поход был проиграл Петром, его детище — русская армия — показала себя с лучшей стороны: солдаты держались стойко, выносливости русских можно было только позавидовать, к чему можно добавить прекрасную выучку рядового состава (особенно гвардейских полков и артиллеристов). Военного (тактического) поражения армия так и не потерпела.
Неудачная кампания на Пруте была вызвана недостаточно серьезной подготовкой русского командования к войне. Ставка на восстание христиан в турецком тылу не была оправдана в ближайшей перспективе, а для действия армии на Дунае должны были быть заготовлены магазины с провиантом. Недооценка возможностей крымского хана и его мурз дорого стоила русской армии. Стало ясно, что для успешных действий на Дунае необходимо как-то решить «крымский вопрос».
В XVIII веке призрак «прутского позора» сопровождал любую кампанию в войнах с Турцией, однако в среде русского командования были сделаны правильные выводы, урок был усвоен, что сказалось уже во время следующей крупной русско-турецкой войны 1735−1739 годов, когда армия под командованием фельдмаршала Миниха разгромила турецкую армию под Ставучанами.
3 августа 1711 г. Шафиров обменялся ратификационными грамотами с великим везиром, 15 августа Ахмед III прислал османскому командованию жалованье, почетную одежду и вернул Мехмеду Балтаджи жалобу Карла XII на него. Невиданно долго, шесть суток, в османской столице продолжались торжества, {96} салюты и раздача наград. Великий везир говорил русскому послу, что такого единодушия в оценке договора всеми мирскими и духовными чинами Порты не было 400 лет. Триумф сгладил горечь поражений в войне против Священной Лиги 1683–1699 гг. и поднял дух реванша против Польши и Венеции. Политический успех Османской империи с лихвой перекрыл скромные конкретные «прибыли». Порта оказалась в выгодном политическом положении – в ее поддержке или нейтралитете были заинтересованы и Швеция, и Россия, и Речь Посполитая, и монархия Габсбургов, и Венеция. В Европе стали серьезно обсуждать возможность османского посредничества в Северной войне. Усилилось беспокойство за судьбу Мореи и Венгрии.
Если Полтава резко подняла международное значение России, то прутское поражение в немалой степени его снизило. Упали шансы на заключение русско-австрийского союза. В Вене прошел ложный слух, что русская армия наголову разгромлена под Бендерами Карлом XII, а ее бежавшие остатки погибают от диспепсии. «Злонамеренные» говорили, что австро-русский союз, вместо того чтобы дать мир с Францией, втянет императора в Северную войну, что изгнание русских из Польши – хороший урок для Петра I за связи с восставшей Венгрией, что опасно показывать России путь в Европу, что московиты не знают военного искусства и Полтава была случайной победой над голодными и бессильными людьми. В Нюрнберге и Франкфурте отпечатали издевательские пасквили о покупке царем мира за несколько миллионов и за ежегодную дань Крыму в 100 тыс. червонных. В Лондоне и Париже дипломаты оценивали Прутский мир как тяжелый, унизительный и заключенный на крайне постыдных условиях43. Во французской столице, где прежде «беспозорно» принимали русских, теперь стали «чинить дикий приём», заставляя русского посла Г.И. Волкова ожидать перед кабинетом министра Торси по нескольку часов44. Франция уже не принимала идею русского посредничества в войне за Испанское наследство. Даже Венецианская республика окончательно отклонила союз с Россией, несмотря на то что вероятность турецкого реванша усилилась.
Следствием прутского поражения можно считать и возникновение в 1712–1713 гг. массы антирусских политических комбинаций. Хуже стали выглядеть дела всего Северного союза. В кругах европейских дипломатов стали говорить о том, что Саксония переживает финансовый кризис, что в датских войсках свирепствует чума, что «корпус нейтралитета» не следует употреблять в дело, чтобы северные союзники не захватили Померанию.
Суживалась сфера русского влияния – пришлось эвакуировать за Днепр военные базы с коронных земель: на Волыни – Полонное и Межиричи, на Правобережье – Белую Церковь, Немиров, Винницу, в Вармии – Эльблонг. После 1711 г. русские войска уже до конца Северной войны не появлялись в областях Короны, прилегавших к османским границам. Прут временно приостановил тенденцию присоединения Правобережной Украины, которая {97} в определенной мере поддерживалась антипольскими настроениями казачества. Москва свернула и средиземноморское направление дипломатической активности: Маттео Каретта и И.Х. Урбих прервали переговоры о союзе против турок с Папским государством, мальтийскими рыцарями и республикой святого Марка (независимо от венецианского отказа). Возможность протектората или союзнической защиты Молдавии, Черкессии, Кабарды и западнобалканских земель сменилась частичным уменьшением влияния там45. В 1712–1713 гг. уже не поднимали на войну молдаван, черкесов, ногайцев. После Прута отошли и от обещаний в содействии пруссакам округлить их владения за счет Польши.
Прутский мир нанес удар и русской черноморской программе – пришлось проститься не только с мыслью об овладении Керченским проливом, но и на 63 года со свободой мореплавания на Азовском море и с Азовским флотом, из 12 кораблей которого «Ласка», «Предестинация» и две шнявы вместе с оснасткой и вооружением были проданы за 26 167 червонных в связи с отказом турок пропустить их через Босфор вокруг Европы в Петербург. В начале октября 1711 г. сожгли постройки и разрушили валы крепостей-форпостов Каменного Затона, Самары, Таганрога – Османская империя, как в раннее средневековье, лучшей гарантией безопасности границ считала безлюдные степи. Засыпку Керченского пролива, которая велась с 1702 г., турки прекратили. Османские поэты стали воспевать могущество войска султана, которое после того, как окончательно разобьет Петра I, его трон и корону, пойдет на завоевание Рима45а. До Белградского мира 1736 г., когда частично были поправлены «великий вред и бесчестье» 1711 г., османы «легко ставили» Россию. Только по Кючук-Кайнарджийскому договору, подписание которого (10 июля 1774 г.) П.А. Румянцев стремился подогнать к дате Прутского мира, Русское государство смогло снова поставить вопрос о защите балканских христиан, свободе мореплавания по Азовскому и Черному морям и возобновить наступление на Кавказе.
Одновременно усилились претензии Крымского ханства и Порты на протекторат над всем Северным Кавказом. Наряду с карательными походами против Кабарды и калмыцких усулов посланцы крымского хана в 1713–1714 гг. агитировали в Черкессии, Кабарде и Дагестане за переход в османское подданство, а в Бухаре и Хиве – за боевую готовность против России и Ирана46. С 1713–1714 гг. участились и обращения к Порте о протекторате бухарских и хивинских эмигрантов («посланцев земли узбекской и туркменской»), мусульманских беев Нижнего Поволжья («астраханских беев») и хана Аюки, для которого «беи» собирались предоставить кочевья от Ахтубы до Азова после взятия Астрахани47.
И тем не менее мир на юге для России был стратегическим выигрышем: можно было не отвлекаться от основной цели – утверждения на Балтике и снова воевать на одном фронте; не {98} потеряли ни Лифляндии, ни Пскова, ни Новгорода, ни Польши в пользу С. Лещинского48.
Прутский поход стал качественно новым этапом политики на Балканах. В 1711 г. впервые была реализована поддержка балканских народов («посеяны семена мятежа», как писали турецкие историки)49.
Как Ливонская война для балтийского вопроса, так и война 1711 г. наметила все компоненты восточного вопроса XVIII–XIX вв., включая и такое следствие, как разделы Польши.
Излишне доказывать, что прутское поражение не свело на нет результаты Полтавской победы: отступление на юге осталось локальным явлением, тогда как Полтава определила долгосрочную перспективу успешной внешней политики. Успехи на Балтике с 1712 г. выправили пошатнувшийся русский престиж.
* * *
{99}
43 ЦГАДА. Ф. 32. Оп. 1. 1711 г. Д. 4. Л. 223, 254, 410; Д. 15. Л. 95–101; Д. 4. Л. 323; Сб. РИО. СПб., 1886. Т. 50. С. 473, 482, 486, 493. О секретной статье, якобы касавшейся возобновления ежегодной русской дани в Крым в размере 40 тыс. дукатов, писал 10 августа 1711 г. Р. Сэттон. См.: Sutton R. Op. cit. P. 64–65.
44 Г.В. Волков – Г.И. Головкину 21 сентября 1711 г. из Парижа // ЦГАДА. Ф. 93. Оп. 1. 1711 г. Д. 3. Л. 35 об., 49–51.
45 Д. Кантемир, И. Некулче и некоторые из молдавских бояр уже в августе 1711 г. просили «отпустить их в свое отечество» (Б.П. Шереметев – Г.И. Головкину 23 августа 1711 г. // ЦГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 1711 г. – Д. 12. Л. 19). Кантемир после Прутской катастрофы не отказался от мысли освободить страну от турецкой неволи. Учитывая невозможность для России в ближайшее время снова открыть фронт на Балканах, он перенес свои надежды на Габсбургов. Австрийского посла в России О. Плейера он просил помочь перебраться в Трансильванию и затем в Вену, получить там от императора титул князя «Священной Римской империи» и обещал, как австрийский вассал, снова поднять Молдавию против османов. См.: Донесение О. Плейера из Петербурга в Вену 27 мая 1715 г. н.ст. // ЦГАДА. Ф. 32. Оп. 5. Д. 7. Л. 30–31. Непрекращавшиеся политические связи Кантемира с Молдавией и Стамбулом, где оставались его тайные агенты, вызывали подозрение у русского правительства.
45аAbrahamowicz Z. Tło polityczne i ekonomiczne wyprawy wiedeńskiej Kara Mustafy //Kwart. hist. W-wa, 1983. N 1. S. 31.
46А.Б. Черкасский – Петру Iв мае 1714 г. // МВУАГШ. СПб., 1871. Т. 1. С. 198.
47 ЦГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 1714 г. Д. 3. Л. 271–284, 303, 308–309. 7 августа 1714 г. очередной посланец от хана Аюки вручил Порте грамоты, в которых было написано, что «они, калмыки, люди свободные и желают с Портой быть в приязни, також с приятелями оной приятельми, а с неприятели – неприятели. И естли де Порте угодно, чтоб употребила ево людей против кого похочет, и они де могут им против их неприятели служить и какие земли или места в область Порты взять. И чтобы Порта к нему, Аюке-хану, была склонна, и учинила б какое награждение ему,1– а он готов Порте против всех неприятелей пограничных услужить»–1 (1–1написано вместо зачеркнутого: «он готов и под протекцию оной быть со всеми своими людьми») (П.П. Шафиров – Г.И. Головкину 9 августа 1714 г. // АЛОИИ. Ф. 83. Оп. 3. Кн. 10. Л. 568, 571–572, 475.
48 Узнав о Прутском мире, «все саксонские и русские полки были выведены в поле и троекратно из пушек и ружей стреляли», после чего перешли границы империи {176} в направлении Померании. 30 ноября 1711 г. в Риге был зажжен фейерверк с огненной надписью: «Виват оборона Лифляндии».
49 История Турции: В 3 т. М., 1937. Т. 3. С. 21. {177}
Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709–1714 гг.). М.: Наука, 1990. С. 96–99, 176–177.
Если Полтава резко подняла международное значение России, то прутское поражение в немалой степени его снизило.
Все-таки Полтавская битва отличалась от прутского похода. Шведская армия после Полтавского сражения деморализовалась и попала в плен, а русские сумели выйти из окружения. К тому же в начале 18 века турки считались сильным противником и считалась, что выиграть у них можно было только при условии значительного численного превосходства.
Странно, что Петр, имевший печальный опыт Нарвского разгрома и азовских походов так прокололся.
Военная разведка велась очень плохо. Планы кампании 1711 г. были основаны на непроверенной информации. Кроме просчётов российского командования, существовали и объективные причины неудачи Прутского похода (например, голод в Молдавии, которая пострадала от засухи и саранчи).
Странно, что Петр, имевший печальный опыт Нарвского разгрома и азовских походов так прокололся.
Военная разведка велась очень плохо. Планы кампании 1711 г. были основаны на непроверенной информации. Кроме просчётов российского командования, существовали и объективные причины неудачи Прутского похода (например, голод в Молдавии, которая пострадала от засухи и саранчи).
Ваши источники не сообщают на каких условиях отпустили царя Петра?
С одной стороны, христианское народонаселение с затаенным восторгом ждало полтавского победителя, с другой – турки делали сильные вооружения. На Молдавию должен был пасть первый удар. Кантемир, слабый между двумя сильными, прибегнул к оружию слабого, хитрости. Он вошел в тайные сношения с русским царем, открывал ему планы дивана и, чтоб удобнее прикрыть свое поведение, выпросил у визиря позволение прикинуться другом русских, чтоб лучше проникнуть их тайны. Визирь дал позволение, и Кантемир действовал на свободе: поверенный его в Цареграде, Жано, открыто отправлялся в Семибашенный замок, переговаривал с русским послом, принимал от него депеши и отсылал к Кантемиру, который пересылал их царю. Но долго хитрить было нельзя: два войска – турецкое и русское двигались к Молдавии. Кантемир созвал совет бояр и спрашивал, что делать в таких обстоятельствах! Бояре отвечали, что надобно удалиться куда-нибудь в безопасное место и дожидаться, на чьей стороне будет победа, чтоб принять сторону победителя. Кантемир удалился в Фальчинский уезд, но еще прежде отправил к Петру в Польшу посла Стефана Луку для заключения окончательного договора, давши знать туркам, что послал Луку с целию разведать силы и планы неприятеля. 13 апреля 1711 года Лука заключил с царем договор: «Господарь находится вечно под защитою царского величества, как верным подданным надлежит, и должен сперва секретно принесть присягу и, подписав своею рукою и припечатав княжою печатью, прислать как можно скорее с верным человеком; крайний срок присылки – последние числа мая. Это будет содержано в величайшей тайне до самого вступления русских войск в Молдавию; а между тем господарь обязан показывать царскому величеству всевозможную верную службу в корреспонденции и в прочем, как может, тайно». Пункты, на которых Кантемир принимал подданство, были следующие: 1) Молдавия получит старые границы свои до Днестра, со включением Буджака. До окончательного образования княжества все укрепленные места будут заняты царскими гарнизонами, но после русские войска будут заменены молдавскими. 2) Молдавия никогда не будет платить дани. 3) Молдавский князь может быть сменен только в случае измены или отречения от православия; в таком случае будет избран в преемники ему один из сыновей или братьев его; престол останется всегда в роде Кантемира до совершенного его прекращения. 4) Царь не будет заключать мира с Турциею, по которому Молдавия должна будет возвратиться под турецкое владычество. Кроме этого договора был еще другой – насчет будущей судьбы Кантемира, если военное счастие не будет на стороне русских. Царь обязался: 1) если русские принуждены будут заключить мир с турками, то Кантемир получает два дома в Москве и поместья, равные ценностию тем, которыми он владеет в Молдавии, сверх того, ежедневное содержание для себя и для свиты своей он будет получать из казны царской. 2) Если Кантемир не пожелает остаться в России, то волен избрать другое местопребывание.
Русские войска вступили в Польшу, чтобы принудить короля Августа к активным действиям против шведов. Это было нарушением Прутского договора и вызвало неудовольствие турок. Правда и сами турки медлили с высылкой Карла 12, что также предусматривалось мирным соглашением.
Русские войска вступили в Польшу, чтобы принудить короля Августа к активным действиям против шведов. Это было нарушением Прутского договора и вызвало неудовольствие турок. Правда и сами турки медлили с высылкой Карла 12, что также предусматривалось мирным соглашением.
Это потом...
А тогда?
Каковы условия, на которых "отпустили" Петра и почему он, так резво, свалил в Европу?
Нельзя полностью согласиться с концепцией, что Прутский договор сдержал русский натиск на Польшу и стал тем предельным барьером, за который долго не могла «высунуться на Запад агрессивная царская автократия»50. Вынесение военных действий в Молдавию в определенной мере защитило Речь Посполитую от османских разорений. Некоторые из польских магнатов были готовы перед началом военных действий с Портой за территориальные уступки сохранить мир на юге51.
После Прутского мира основное внимание Петра I было переключено на померанский и балтийский театры военных действий. Первостепенной задачей, поставленной царем, было добиться там хотя бы ограниченного успеха, «хотя один замок какой нарочитой взять». В первые дни отступления еще опасались, что великий везир выставит дополнительные требования по польскому и шведскому вопросам, но такие опасения быстро прошли. Вдогонку турки просили не отступать через Подолию, а отступать, например, через Немиров и Киев, причем марш через украинские степи польского пограничья не считался нарушением польского суверенитета52.
Приятным сюрпризом оказалось предложение Мехмеда Балтаджи о возможном пропуске Карла XII в Швецию через Россию, которое было сразу одобрено царем. Как только армия оказалась вне опасности и прошло состояние шока, Петр I поставил вторую задачу Шафирову: частично ревизовать условия договора и создать подобие «южного нейтралитета» – добиться от султана обязательства взаимного невмешательства в польские и украинские дела и оставить Польшу нейтральной «с обеих сторон»53. И Петр I, и Ахмед III, и Карл XII считали Польшу, истерзанную войной, пороховой бочкой – современникам казалось, что появление там шведского короля приведет к взрыву и восстановлению шведского влияния в республике. Возможно {99} поэтому Петр I пошел на риск невыполнения части условий Прутского договора и обострения отношений со Стамбулом. Он задержал на Волыни отходившие войска и предписал послам составить дополнительную статью о принудительной высылке короля, «пристращивая» противника задержанием Азова и оставлением гарнизона в Белой Церкви. Некоторый вес имело соображение, что, «вырвав» Азов, турки «по наущению шведову» предъявят дополнительные претензии. Техническая невозможность эвакуации до лета 1712 г. 2 тыс. пушек, корабельных припасов и провианта, завезенного с января 1711 г. на целый год, роли не играли – в город можно было впустить турецкий гарнизон и до эвакуации военной амуниции. 3 августа царь написал Д.М. Голицыну не спешить с разорением Каменного Затона и Самары. Без санкции высшей власти П.М. Апраксин не должен был сдавать Азов даже в случае высылки Карла XII, о чем Шафиров не был поставлен в известность54. В целях создания более спокойной обстановки на южной границе казаков, приставших было к Ф. Орлику в 1711 г., предписывалось переселять ближе к Москве, остальное население с Правобережья вывести за Днепр, подобно тому как это сделал украинский гетман И. Самойлович в 1678 г., сжечь все городки на полосе вдоль Днепра, положенной по «вечному миру» 1686 г. быть «впусте». Одновременно резидентам при коронных и литовских гетманах наказывали «следить и престерегать всё новое и противное», что появится в Польше при известии о Прутском мире.
Все это вызвало расхождение между Петром I и Шафировым. Вице-канцлер, ссылаясь на то, что они с сыном фельдмаршала М.Б. Шереметевым «не так в министерском лице, как в атаманах здесь оставлены», указывал, что задержка войск в Речи Посполитой вызовет «нарекания» турок и «великое озлобление» поляков, ибо «не без тягостей им будет, и войско их ныне все в зборе, и опасен, чтоб не потянули за собою турок… а поляков ныне надлежало б приластить гораздо»55. Шафиров советовал фельдмаршалу Шереметеву разместиться у Киева, а не на Волыни, так как «всё равно для постраху поляков было, как и в Полонном». Польская же оппозиция не сможет быстро мобилизовать силы на помощь Карлу XII. Уклонение от выполнения части статей Прутского договора было настолько явственным, что Г.И. Головкину пришлось успокаивать Б.П. Шереметева, опасавшегося за жизнь своего заложника-сына: «…не изволите какова противного мнения в том (в выполнении условий мирного договора. – В.А.) иметь и о сыне вашем печалитися»56. Одновременно в ставке великого везира Шафиров по мере сил старался поднять авторитет Августа II «яко немчина» и рекомендовал принять саксонского посла57.
В первые дни отступления армии было принято сообщение мазовецкого воеводы С. Хоментовского, что он собирается в поход с частью войск Речи Посполитой на цомощь русскому союзнику. Головкин в первый момент с досады ответил, что они действительно надеялись, что коронные войска пойдут вслед за русской армией, {100} но от польского замедления произошел «великий вред общим интересам» и теперь Петр I не нуждается в них и «освобождает от трудов». Видимо, после размышления все это было зачеркнуто и в беловике осталось, что Россия заключила «вечный мир, чтобы Речи Посполитой не учинить тягостей», и армия возвращается обратно58. Оставление «безо всякой помощи» Польшей и польским королем вопреки договорам 1686 и 1704 гг. дало позже Головкину предлог упрекнуть А.Н. Сенявского в измене и отступлении от обязательств, принятых по «Ярославскому концерту»59.
В Польше, для которой кампания 1711 г. окончилась угоном татарами в плен всего четырех караульных солдат с пограничного поста, с облегчением и удовлетворением восприняли весть о мире, означавшем конец тревогам и возможным разорениям. 6 августа 1711 г. польский гарнизон Каменца салютовал Петру I, за милю от Жолквы его встречали жена великого коронного гетмана Е. Сенявская, королевич К. Собесский, великий литовский гетман Л. Поцей с женой и все польские сенаторы. Царя приветствовали крылатыми словами «пришел, увидел, победил», лестью и панегириками, в которых он сравнивался с Александром Македонским и Юлием Цезарем. Но к этому примешивалось и беспокойство – не было ли заключено условий в ущерб Речи Посполитой, например о С. Лещинском или касательно прохода Карла XII через Польшу, или даже сепаратного мира России со Швецией60. Вскоре стали приходить вести (особенно через офицеров-иностранцев, уволенных с русской службы после похода) о том, что «московиты разбиты наголову». С августа 1711 г. в Польше стали получать обстоятельную информацию от турок и других лиц о Прутском сражении и мире – писали силистрийский паша, крымский хан, великий везир и коронный гетман в эмиграции Ю. Потоцкий, к которому после Прута стали просачиваться из Польши отдельные партии вооруженных шляхтичей61.
Порта широко оповещала об успехе своей освободительной миссии. Мехмед Балтаджи оповестил, что Порта, придерживаясь смысла условий о невмешательстве в польские дела, не склоняется ни на сторону Августа II, ни на сторону Станислава I, а ожидает новой элекции, лучшей кандидатурой на которой будет А.Н. Сенявский62. 4 августа 1711 г. на польское пограничье с верительными письмами к Сенявскому (но не к королю Августу II) прибыли представители от великого везира и хана, оба Мустафы-аги с задачей ввести в действие статьи Прутского мира, касающиеся Польши, и одновременно прощупать силу антиавгустовской оппозиции. Посланцы желали вести переговоры в глубине Польши со всей шляхетской республикой, а не с двумя-тремя лицами на границе. Это затянуло дело, и только 7–9 сентября Хоментовскому, Поцею и подольскому воеводе С. Гумецкому удалось настоять на своем и открыть переговоры в г. Язловце на границе. Неофициально на переговорах присутствовали агенты от Петра I и Сенявского. {101}
За это время Август II прислал инструкцию, по которой прежде всего требовал признания его Портой, но даже и без признания он советовал не рвать переговоры и, ссылаясь на чуму и шведские разорения, не пропускать шведского короля в «сердце Короны Польской». В случае турецкой угрозы протолкнуть Карла XII силой он предлагал уступить, но выставить ряд условий: оговорить точный маршрут и график движения, ограничить конвой 4–5 тыс. турок, без станиславцев, татар, казаков и волохов63. Но на переговорах польские дипломаты услышали, что после «великой победы на Пруте», где ни один московит не уцелел бы, если бы царь не попросил о милости, Порта будет сохранять мир с «Лехистаном», что Москва изгнана не только из Польши, но и со всей Украины, которая «по древности» принадлежит польскому королевству, что русские должны довольствоваться старыми границами и даже вернуть отторгнутое ранее, что султан и хан защитят республику от «московского ига» и, наконец, эскорт предполагает сопровождать Карла XII не далее Львова, а затем тот будет вверен попечению польской стороны.
Хоментовский и Поцей, поздравив с победой и выразив удовлетворение доброжелательностью падишаха, ответили, что русские находились у них по согласованию с правительством республики и уйдут после высылки противника Польши Карла XII. Они предложили выдворить из Молдавии Ю. Потоцкого и станиславцев и назначить в княжестве нового господаря, который сдерживал бы нападения татар64.
В заявлении турецко-татарского посольства заслуживают внимания два обстоятельства: первое – Украина (без уточнения какая) передается руками Порты Речи Посполитой; в последующем по этому вопросу позиция была изменена на диаметрально противоположную; второе – главное – турецкая политика сразу же после победы попыталась возродить дополтавскую ситуацию в Восточной Европе, снова связать Москву и Варшаву оружием шведского короля и разорвать русско-польский союз, указав на возможность расширения польских границ на Украине. Помимо этого, османские власти пошли на смягчение напряженности с польским соседом, выпустив на свободу к моменту Язловецких переговоров гонцов Бонковского и Вилковского, посланных два года назад с оповещением о восстановлении Августа II. В середине сентября 1711 г. посольство вернулось к своей армии в Молдавию, поняв, что позиции саксонца в общем устойчивы и что русские не покинули Речи Посполитой65.
Таким образом, после июля 1711 г. часть польской программы, традиционно выставляемой московскому партнеру (освобождение украинских земель Короны от русского присутствия), оказалась в русле османской политики и стала сдвигаться с мертвой точки. Престижность военной мощи союзника в глазах шляхты упала, и вслед за этим наступил временный спад его влияния. Официальные польские делегации, представления, письма буквально затопили русский двор66. {102}
31 августа Сенявский предписал генерал-лейтенанту, коронному ловчему Якубу Зигмунду Рыбиньскому доложить царю, что интересы России требуют выполнения обещаний, данных турками на Пруте, что в связи с миром на юге и блокадой Померании можно отдать Правобережье, заменив тамошние гарнизоны польскими жолнёрами, и выплатить задержанные в казне царя «миллионы злотых» на их содержание. Русские полки с Волыни Рыбиньский просил отвести за Днепр или хотя бы к Белой Церкви, откуда они легко могут вернуться назад в случае опасности67. Этим восстановится доверие между союзными русским и польским государствами, Речь Посполитая получит возможность собирать провиант для польского войска и исчезнут «факции» (враждебные действия) шляхты. В других письмах обвиняли петровских дипломатов в обмане на Ярославской раде и предупреждали, что «вечный мир» с турками находится под угрозой из-за невыполнения Прутского договора68. Были даже формулировки, что «свободолюбивый» польский народ не сдержится и выступит против «общих интересов». 27 октября Август II подписал инструкцию К.А. Шембеку, назначенному «духовным пастырем» Лифляндии, в которой повторялись те же требования с добавлением удалить сторожевые посты с побережья Курляндии, вернуть Полонное, пушки из Дубно и Могилева и в случае отсрочки передачи Короне Лифляндии восстановить там католицизм или хотя бы несколько костелов, предоставить Венденское епископство Шембеку, пропустить римских миссионеров в Китай и разрешить римско-католическую веру в России.
Вначале результативность просьб была прежней. Петр I из Карлсбада отвечал 24 сентября, что гарнизоны оставят Правобережную Украину, как только из Молдавии будет удален Карл XII, что обещанные миллионы были подготовлены на польское войско, но пассивность последнего вынудила раздать эти деньги русским солдатам. Шембеку по церковным вопросам все ответы были даны отрицательные, на остальные – положительные, но лишь для будущего времени. Слова договора о невмешательстве в польские дела Петр I рекомендовал толковать «надежным полякам» в смысле отказа от территориальных претензий и невмешательства в (бес)порядки республиканского строя, но не запрета проходить в Померанию69. Фельдмаршал Шереметев, создавая видимость передислокации, продолжал «толкаться» у Немирова, Полонного и Белой Церкви, хотя находился в крайне бедственном состоянии и просил указа переместиться в Россию. Помимо политических и экономических выгод задержки в Польше, Петр I руководствовался ошибочным соображением, что султанские сановники, желая мира, не будут излишне настойчивы, что, по словам царя, было видно в критический момент на Пруте, когда они не вступились за Станислава I и Карла XII.
Отказы облегчались и тем, что коронные, литовские и королевские (саксонские) требования выставлялись отдельно и не {103} совпадали друг с другом. Гетманы в тайной переписке просили Шереметева оставить два-три полка для «престережения бунтовщиков»70. Саксонская дипломатия в отличие от польской была заинтересована в том, чтобы как можно больше русских войск участвовало в померанском походе. Трения между саксонцами и русскими происходили в основном из-за мест фуражировки и зимних квартир. Саксонцы просили отдать 100 тыс. руб., обещанных по Ярославскому договору, и Лифляндию, а также позволить набирать рекрутов в России или выделить полк для передачи Англии. Относительно польского королевства Веттин лишь советовал «не озлоблять поляков» (во время проезда в Померанию Меншиков «сместил все чины» по пути следования), не претендовать на Курляндию и ради успеха войны на севере выполнить все турецкие требования71.
В интересах Великого княжества Литовского выставил пункты литовский резидент в Риге Я.И. Плятер – он предлагал не обращать внимания на польские «факции», наладить торговлю Риги с Великим княжеством, как было при шведах, упорядочить рижскую почту и обещал предоставить литовский 6-тысячный гарнизон для Риги и кавалерию для обороны остзейского побережья. В общих выражениях он повторял просьбу вернуть украинские крепости и заверял, что польское общество найдет в себе силы объединиться72.
В хороших отношениях с русским командованием состоял великий литовский гетман Поцей; он не акцентировал внимания на спорных делах и старался координировать свои действия с Шереметевым.
В заключение следует сказать, что самого нежелательного, чего боялись в России, – официального обращения августовской Речи Посполитой к османским властям с просьбой об освобождении от «вспомогательных войск» – не произошло. Часть сторонников бобруйского старосты Я.К. Сапеги (среди которых было несколько десятков шведов) и кто, по слухам, из района Быдгощи хотел пробиться к Вармии, были рассеяны Я.З. Рыбиньским, но остальные сапежинцы «не имели противности» к русской армии73. Трения с русским союзником в 1710–1714 гг. не доходили до того, чтобы большинство шляхты открыто встало на сторону противников России.
* * *
{104}
50Konopczyhski W. Polska а Turcja, 1683–1792. W-wa, 1936. S. 40; Krupnitzki B. Zu den polnischen Teilungsprojekten von 1709–1711 //Ztschr. Osteurop. Geschichte. 1935. H. 3. S. 402.
51Мальборкский воевода Я.E. Пшебендовский говорил в 1711 г. прусскому послу Лельгоффелю, что Речь Посполитая готова отдать Подолию Порте и Курляндию Швеции или Пруссии, если последняя своей дипломатией спасет республику от катастрофы. См.: Hassinger Е.Brandenburg-Preussen, Russland und Schweden, 1700–1713. München, 1953. S. 250.
52«А сие краи и не знают, что полские», – писал П.П. Шафиров 14 июля 1711 г. См.: ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 17.
53 Там же. С. 9, 22, 355. П.П. Шафиров добавил совет, чтобы поляки получили одобрение Стамбула о невмешательстве в их внутренние дела не только России, но и Швеции.
54 Там же. С. 69, 397–398. О турецкой позиции 19 августа 1711 г. П.П. Шафиров и М.Б. Шереметев писали Ф.М. Апраксину: «О высылке короля швецкого они нам в явном письме и писать не велели, говоря, что то так и правда, в договоре не написано, но учинит то везирь и для нас и для себя» (Каб. П.В. Отд. II. Кн. 13. Л. 38; Кн. 14. Л. 150 об.).
55 ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 355.
56 ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 39а. Л. 29.
57 ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 18, 19.
58 ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 15. Л. 1–5.
59 ЦГАДА. Ф. 53. Оп. 1. 1715 г. Д. 3. Л. 303 об.; Ф. 79. Оп. 1. 1712 г. Д. 4. Л. 30–31; ППВ. М., 1977. Т. 12, вып. 2. С. 233.
60 А.И. Дашков – Б.П. Шереметеву 14 января 1712 г.: «Почали здесь… разглашать, что царское величество с шведом помирился, а Полшу и короля Августа ставил вне трактату», после чего «поляки стали поступать упадочно» (АЛОИИ. Ф. 83. Оп. 3. Д. 5. Л. 11). См. также: Письма А.Н. Сенявского – Петру I 9 августа н.ст. 1711 г. и Августа II – Петру I 15 июля н.ст. 1711 г. // ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 5. Л. 11, 15; Д. 34. Л. 183.
61 ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 18. Л. 171; Д. 19. Л. 11; Д. 22. Л. 27; Ф. 89. Оп. 1.1711 г. Д. 12. Л. 30.
62Sutton R. Op. cit. Р. 73.
63 ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 18. Л. 77–92; АЛОИИ. Ф. 83. Оп. 1. Карт. 16. Д. 197а. Л. 1 об.
64 В это время продолжались татарские нападения партиями до 50 человек из-за Днестра вплоть до Збаража. См.: ПЖШ. СПб., 1898. С. 79–81.
65 По предложению Мехмеда Балтаджи вместе с турецко-татарскими посланцами в Язловец прибыли два представителя от Карла XII и Ю. Потоцкого с «большими комплиментами от своего принципала» и с предложениями разрешить провод большого турецкого конвоя через Польшу (ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 6. Л. 39; Д. 18. Л. 177).
66 См. документы от разных институтов Речи Посполитой, выставленных 11, 21, 25, 27 сентября, 7, 9, 24 октября 1711 г. (Там же. Д. 5. Л. 18, 27; Д. 49. Л. 1; Д. 52. Л. 1).
67 ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 463.
68 А.Н. Сенявский – Петру I 17 сентября н.ст. 1711 г. из Львова // ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 5. Л. 27. О «шатости» в Польше, Мазовии и Литве писал В.В. Долгорукий Петру I в письме от 6 августа 1711 г. См.: Каб. П.В. Отд. II. Кн. 13. Л. 456, 456 об.
69 ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 39, 146–147, 229–231.
70 А.И. Дашков – Г.И. Головкину из Львова 21 ноября 1711 г. // ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1711 г. Д. 22. Л. 46 об.; А.Н. Сенявский – Петру I из Львова 17 ноября н.ст. 1711 г. // Там же. Д. 5. Л. 27 об.; К.Э. Ренне – Петру I 15 ноября 1711 г. // Каб. П.В. Отд. II. Кн. 13. Л. 884, 884 об.
71 Ф. Фицтум – Г.И. Головкину 16 апреля н. ст. 1712 г. // ЦГАДА. Ф. 79. Оп. 1. 1712 г. Д. 23. Л. 197, 199.
72 ППВ. Т. 11, вып. 2. С. 270–274. {177}
73 В.В. Долгорукий – Петру I 10 октября и 26 ноября 1711 г. из Торуни // Каб. П.В. Отд. II. кн. 13. Л. 483–485; П.П. Шафиров – Г.И. Головкину 16 октября 1711 г. // ЦГАДА. Ф. 89. Оп. 1. 1711 г. Д. 11. Л. 191. По неофициальным каналам до ставки великого везира доходили многочисленные жалобы поляков, касавшиеся содержания вспомогательных войск. {178}
Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709–1714 гг.). М.: Наука, 1990. С. 99–104, 177–178.
Странно, что Петр, имевший печальный опыт Нарвского разгрома и азовских походов так прокололся.
Военная разведка велась очень плохо. Планы кампании 1711 г. были основаны на непроверенной информации. Кроме просчётов российского командования, существовали и объективные причины неудачи Прутского похода (например, голод в Молдавии, которая пострадала от засухи и саранчи).
Знаменитый Волынский сообщил совершенно неверные сведения о противнике, тем не менее он не понес никакого наказания, даже был награжден. Правда он был родственником царя.
Перед Прутским походом Петр I оставил за Днестром лишь четыре фуражирских полка. В результате у российской армии отсутствовало надёжное прикрытие с тыла.
Перед Прутским походом Петр I оставил за Днестром лишь четыре фуражирских полка. В результате у российской армии отсутствовало надёжное прикрытие с тыла.
Каковы условия, на которых "отпустили" Петра и почему он, так резво, свалил в Европу?
Copyright © 2024 Your Company Name