Здравствуйте форумчане! У меня прадядя служил во время ВОВ летчиком США против Германии над францией. Я интересуюсь началом ВОВ в СССР, поскольку на одной стороне - страшные фашисткие захватчкики, совершившие нападение с одной из мощнейших тогдашных армий всего мира, а с другой, тоже мощная, но не совсем готовая, оборонявшаяся РККА, которая оказалась в последном итоге победительной.
Пара лет назад, я стал много играть в серии игр про ВОВ, "В Тылу Врага 2." В игре, начинаешь с маленькой коммандой на середине уничтоженных остаток РККА в 1941 г., и приходится собрать войска, сделать наступление с танком КВ-1, и организовать оборону от контрнаступления.
Эта игра побудила у меня интерес к начальной фазе ВОВ, начиная с первыми днями и неделями до немецкого наступления. Можно читать о том, как в неделях до войны, были даже некоторые маленькие стычки по границе, были многие перелеты фашистких самолетов над советской территории, были немецкие перебежчики, которые предупредили советские органы о начале войны, были предупреждения от советской разведки, например от Рихарда Зорге.
В своих школьных годах я с большим интересом читал Вспоминания Н.С. Хрущева, в котором он оценил события с разных сторон, и критически переоценил некоторые аспекты ВОВ. Читая современные исторические материалы о начале войны и о предвоенных неделях, у меня возникли вопрос о том, когда впервые Руководство поняло, что Германия совершит нападение в 22 июня, какие меры приняло в ответе, а если эти меры были крайне недостаточны или Руководство и армия действовала как будто не ожидают нападения, то почему так.
Чтобы более четко выразить данную проблему, или определить если вообще существует некая историческая "проблема" или нестыховка, можно обратить внимание в первую степени на такой вопрос: Когда впервые понял Сталин, что Гитлер наверно нападет в 22-го июня?
Согласно одной теории, Сталин сильно доверил уверения Гитлера о своих миролюбивых намерениях по отношению СССР. В 13-14 июня, ТАСС сообщил о том, что СССР считает Германия миролюбивым по отношению к СССР. Таким образом, теория о доверии Сталином объясняет недостаток оборонительных мер у РККА таким предпологаемым доверием. По данной теории, Сталин только понял, что Гитлер наступит в 22 июня при самом 22-м июня, то есть самая война и снаряды попадавшие примерно в 4:00 утра разубедили Сталина о миролюбивости Гитлера.
По второй теории, Сталин не доверил Гитлера, а заявление Тасс в 13-14 июня соответствовало внешным отношениям этих стран, а при этом Сталин понял, что Гитлер готовится к наступлении, хотя, возможно, Сталин не знал с точностью когда оно будет. О том, что в 13-14 июня во время объявлении ТАСС Сталин на самом деле понял, что Германия готовится к вторжению, Молотов объяснил в "Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева":
Spoiler
За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения ТАСС не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела. [Валентин Михайлович] Бережков пишет, будто это было явно наивно. Не наивность, а определенный дипломатический ход, политический ход. В данном случае из этого ничего не вышло, но ничего такого неприемлемого и недопустимого не было. И это не глупость, это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам. Они старались показывать перед внешним миром, будто бы какое-то законное мероприятие с их стороны проводилось, но само тассовское сообщение, по-моему, осуждать нельзя и смеяться над ним было бы неправильно. А он как явно неправильную вещь расписывает, вроде того, что наивно. Ничего не наивно. Это действительно очень ответственный шаг. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод! А в это время готовились максимально.
У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать – значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники.
Согласно данному объяснению, Сталин, внутренне не доверяя Гитлеру, все-таки смог не поднять войска и устроить их по границам по причине того, что Сталин смог желать избегать провоцирование Гитлера. Иными словами, то что в 14 июня Сталин не поднял тревогу и послал войскам по границам можно объяснить другой теорией кроме доверия, например, нежеланием не раздувать нарастающий конфликт, или надеждой наладить отношения, или стремлением доказать собственной миролюбивости внешней и внутренней общественностью.
Все таки, даже если установить, что в 13-14 июня, Сталин не доверял Гитлера и ожидал, что тот когда-нибудь нападет на СССР, то ожидание само по себе не указывает, что Сталин тогда считал, что Гитлер нападет именно в 22 июня. Проблема в том, что Гитлер несколько раз представил себе несколько разных дат для своего вторжения, например в май 1941 г. Кроме того, мобилизицая отрядов в тылу и других защитных мер, например подготовка ПВО в Москве сами по себе не доказывают, что Сталин считал вероятным нападение Гитлера именно в 22 июня; ведь Сталин смог просто предпринять защитные мере на случай вторжения, даже если считал нападение маловероятным, т.е. меры смогли быть для осторожности как для противного случая.
Насчет самого принятия решения Гитлером напасть в воскресенье, 22 июня, в сегодняшный день, разумеется, можно надежно установить, когда Гитлер решился на это число. В своей статьи "Страницы истории. Как германская агрессия стала внезапной" на сайте КПРФ, Александр Огнев пишет о немецком приказе 10-го июня 1941 г.:
Spoiler
Бывший генерал-майор вермахта Буркхарт Мюллер-Гиллебранд в книге «Сухопутная армия Германии 1933—1945 гг.», вышедшей в 2003 году, пишет: «Гитлер до последнего момента не объявлял своего решения о сроках фактического начала кампании против Советского Союза. Это обстоятельство приходилось учитывать при проведении подготовительных мероприятий по стратегическому развёртыванию сил».
Приказ о дате начала войны против СССР был отдан главнокомандующим сухопутными войсками Германии генерал-фельдмаршалом В. фон Браухичем лишь 10 июня 1941 года:
«На основе предложения, представленного главным командованием сухопутных войск, верховное главнокомандование вооружённых сил назначило для приготовления к военным действиям следующие сроки:
1. Днём «Д» операции «Барбаросса» предлагается считать 22 июня.
2. В случае переноса этого срока соответствующее решение будет принято не позднее 18 июня. Данные о направлении главного удара будут в этом случае по-прежнему оставаться в тайне.
3. В 13.00 21 июня в войска будет передан один из двух следующих сигналов:
а) сигнал «Дортмунд». Он означает, что наступление, как и запланировано, начнётся 22 июня и что можно приступать к открытому выполнению приказов;
б) сигнал «Альтона». Он означает, что наступление переносится на другой срок; но в этом случае уже придётся пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск, так как последние будут уже находиться в полной боевой готовности.
4. 22 июня, 3 часа 30 минут: начало наступления сухопутных войск и перелёт авиации через границу. Если метеорологические условия задержат вылет авиации, то сухопутные войска начнут наступление самостоятельно».
Мне кажется, что по пункту №2, немецкое руководство не может после 18-го июня переносить число нападения от назначенного числа 22-го июня.
По пункту №3 б, в 13:00 21 июня, немецкое коммандование смогло отдать сигнал Альтона и переносить число нападения, но при этом случае, "придётся пойти на полное раскрытие целей сосредоточения немецких войск". Я полагаю, что "полное раскрытие целей сосредоточения целей" означает, что командование бы раскрыло своим войскам какие будут им цели для нападения на новый срок.
В статьи "Когда Сталин точно узнал, что начнется война? Часть II" (Комсомольская Правда, 2 ноября 2011), цитируется из дневника Геббельса:
17 июня 1941 г. Вторник.
Все подготовительные меры уже приняты. Это должно начаться в ночь с субботы на воскресенье в 3.00.
Другое дело - когда советское Руководство поняло, что Гитлер решился напасть в 22 июня. В Часть II, "Великая Отечественная война: Тяжелое Лето 1941 Года" в своих Вспоминаниях, Хрущев трогает вопрос о том, когда Руководство поняло, что Германия нападет в 22 июня:
Spoiler
Итак, мы приблизились вплотную к войне. То есть не мы шли к ней, а она на нас надвигалась. Мы говорили об этом и делали все для того, чтобы враг нас не застал врасплох; чтобы наша армия была на надлежащем высоком уровне по организации, вооружению и боеспособности; чтобы наша промышленность имела соответствующий уровень развития, который обеспечивал бы удовлетворение всех нужд армии по ее вооружению и боевой технике, если будет начата война, если на нас нападут враги. И вот война неумолимо надвинулась на нас. Что делалось в армии, конкретно сказать сейчас не могу, потому что не знаю. Не знаю, кто из членов Политбюро знал конкретную обстановку, знал о состоянии нашей армии, ее вооружения и военной промышленности. Думаю, что этого, видимо, никто не знал, кроме Сталина. Или знал очень ограниченный круг людей, да и то не все вопросы, а те, которые касались их ведомства или ведомства, подшефного тому либо другому члену Политбюро. Перемещение кадров, которое имело большое значение для подготовки к войне, тоже осуществлялось Сталиным.
...
Перед самой Великой Отечественной войной, за 3-4 дня до ее начала, я находился в Москве и задержался там, буквально томился, но ничего не мог поделать. Сталин все время предлагал мне: "Да останьтесь еще, что вы рветесь? Побудьте здесь". Но я не видел смысла в пребывании в Москве: ничего нового я от Сталина уже не слышал. А потом опять обеды и ужины питейные... Они просто были мне уже противны. Однако я ничего не мог поделать.
Конечно, я не знал, что начнется война 22 июня, но в воздухе уже чувствовался треск разрядов предвоенного напряжения. Я понимал, что вот-вот начнется война. Я не знал, что докладывала разведка, потому что Сталин никогда не говорил о результатах ее работы. Вообще никаких заседаний на этот счет, никаких обсуждений готовности страны к войне не было. Это тоже было большим недостатком и, я бы сказал, большим злоупотреблением со стороны Сталина: он брал все на свои плечи и все решал сам. А решал он, как показало начало войны, плохо.
Я видел, что делать мне в Москве нечего, а Сталин меня не отпускает потому, что боится одиночества, хочет, чтобы вокруг него было как можно больше людей.
Наконец, в пятницу 20 июня я обратился к нему: "Товарищ Сталин, мне надо ехать. Война вот-вот начнется и может застать меня в Москве или в пути". Я обращаю внимание "в пути", а ехать-то из Москвы в Киев одну ночь. Он говорит: "Да, да, верно. Езжайте".
Я сейчас же воспользовался согласием Сталина и выехал в Киев. Я выехал в пятницу и в субботу уже был в Киеве. Это говорит о том, что Сталин понимал, что война вот-вот начнется. Поэтому он согласился, чтобы я уехал и был бы на месте, в Киеве в момент начала войны. Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении? Для кого и во имя чего сейчас создана и укрепляется эта версия? Это нужно только, чтобы оправдать себя. Эти авторы сами несут ответственность.
Обстановка у нас была очень нервная, предвоенная. Стояло жаркое лето; парило, как парит перед грозой. Приехал я в Киев утром, как всегда. Сразу же пошел в ЦК КП (б) У, проинформировал работников о положении дел и вечером ушел домой. Вдруг мне в 10 или 11 часов вечера позвонили из штаба КОВО, чтобы я приехал в ЦК, так как есть документ, полученный из Москвы. В сопроводительной к нему сказано, чтобы с этим документом был ознакомлен секретарь ЦК КП (б) У Хрущев. Приехал я опять в ЦК. Туда же пришел не помню точно кто: или начальник штаба КОВО Пуркаев, или его заместитель. Мне кажется, что Пуркаев был в то время в Киеве, потому что командующий войсками несколькими днями раньше выехал на командный пункт под Тернополем. Там начали строить командный пункт, и, хотя он был не закончен, пришлось выехать, потому что чувствовалось, что война вот-вот разразится. Там же находились оперативный отдел штаба, начальник оперотдела Баграмян и командующий войсками Кирпонос.
Пуркаев (или его заместитель) прочитал документ. В нем говорилось о том, что надо ожидать начала войны буквально днями, а может быть, и часами. Сейчас точно не помню содержания этого документа, помню только одно - тревожность его содержания и предупреждение. Тогда считалось: все, что нужно сделать, чтобы подготовить войска, уже сделано. Вплоть до того, что командующий выехал с оперативным отделом на командный пункт. Следовательно, мы к войне готовы. Потом позвонили с командного пункта из Тернополя и сообщили, что на нашем направлении перебежал немецкий солдат. Он заявил, что он был коммунистом, да и сейчас считает себя коммунистом; что он антифашист; что он против военной авантюры, которая затевается Гитлером, и предупредил, что завтра в три часа утра начнется наступление немецких войск. Это совпадало со сведениями, которые только что были сообщены нам из Москвы в упомянутом документе. Я не помню только, назывался ли в нем день и час. Видимо, назывался. Одним словом, это была для нас уже не новость, а более реальное, конкретное ее подтверждение.
Солдат перебежал с переднего края. Его допрашивали, и все называвшиеся им признаки, на которых он основывался, когда говорил, что завтра в три часа начнется наступление, описывались логично и заслуживали доверия. Во-первых, почему именно завтра? Солдат сказал, что они получили трехдневный сухой паек. А почему именно в три часа? Потому что немцы всегда избирали в таких случаях ранний час. Не помню, говорил ли он, что было сказано солдатам именно о трех часах утра или они узнали это по "солдатскому радио", которое всегда очень точно определяло начало наступления. Что нам оставалось делать?
Командующий был в Тернополе, штаб тоже находился там. Войска были на месте, готовые встретить врага. Из этого мы и исходили. Я не возвращался домой и остался в ЦК ожидать упомянутого часа.
То есть, согласно Хрущеву, 2-4 дня до войны, Никита Сергеевич ощутил, что война вот-вот начнется, и согласие Сталина на предложение Хрущева выехать в 20 июня в Киев показало, что Сталин поделился этим ощущением.
Потом в 10 или 11 часов вечера в 21 июня Пуркаев получил пакет из Москвы об ожидании нападения в грядущих часах или днях, и немецкий перебежчик подтвердил сведения из Москвы о приближающем нападении.
Речь о пакете наверно касается Директивой №1, подписана Жуковым и Тимошенко в 10.00 вечером в 21.6.1941:
Spoiler
ДИРЕКТИВА
Военным советам Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого и Одесского военных округов. Копия: Народному комиссару Военно-морского флота.
1.В течение 22—23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. Приказываю:
1. В течение ночи на 22.6.41 скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе.
2. Перед рассветом 22.6.41 рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию… тщательно ее замаскировать.
3. Все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскированно.
4. Противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
5. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
21.06.41 Тимошенко Жуков
ИСТОЧНИК: Яков Верховский, "Сталин. Тайный Сценарий начала войны"
В своей книге Мой Отец - Лаврентий Берия, Серго Берия рассказал о том, что вечером 21-22 июня, его отец позвонил своей семьи и предупредил о наступлении. К сожалению, автор не указывает час звонка:
Spoiler
Глава 4
Разумеется, нельзя серьезно говорить и о возможном блокировании разведывательной информации накануне войны. Как я уже говорил, план "Барбаросса" был доложен Сталину еще до войны. Вопреки досужим вымыслам, должен заявить, что никаких сомнений о возможном нападении немцев на СССР уСталина не было. К разведке он всегда относился достаточно серьезно и неоднократно, в том числе и в узком кругу, подчеркивал, что разведка имеет колоссальное значение в борьбе с фашизмом.
...
Глава 5
Ни одна книга о прошлом не способна расставить все точки над "1", дать ответы на все вопросы, тем более когда речь идет о такой "больной" теме. Но многие тайны второй мировой войны эта глава, как мне думается, приоткрывает. Еще один парадокс нашей запутанной истории: правду о войне скрывали от тех, кто в ней победил... Так и пошли гулять две правды о самой страшной войне в истории - одна для народа, другая... Впрочем, второй лишь предстоит вырваться из оков псевдосекретности полувековой давности. Слишком долго мы ее ждали, чтобы довольствоваться, как и прежде, мифами о внезапном ударе и острой нехватке самолетов и танков.
Отец позвонил в ту ночь из Кремля: "Начинается... Слушайте радио!" Непосвященному эта фраза ни о чем не говорила, мы же с мамой прекрасно знали, что хотел сказать отец. Начиналась война...
...
Когда план «Барбаросса» оказался у отца, на Лубянку тут же пригласили представителей Генерального штаба. Материалы, о которых впоследствии так много было написано и у нас, и на Западе, требовали серьезной обработки. Не теряя времени, военные принялись за дело — переводили документы, переносили планы наступления на наши карты. Василевский со своими людьми этим занимался под контролем Жукова. Сталин, разумеется, знал и о существовании самого плана, и о сроках наступления.
На стол Сталина план «Барбаросса» — директиву Гитлера N 21 — положил отец вместе с Жуковым, Василевским и двумя начальниками управлений Генерального штаба РККА. Сроки наступления немцы, правда, впоследствии немного изменили, но сам план — нет. Так что ничего неожиданного, как пишут, не произошло. Войну ждали. К войне готовились.
Примерно за месяц до начала боевых действий я вместе с отцом оказался в Кронштадте. О цели поездки отца я узнал позднее. На этой военно-морской базе я готов был увидеть что угодно, только не немецкую подводную лодку. На ее борту я не был, но хорошо помню, что стояла она у пирса под охраной. Лодку прикрывали тральщики, чтобы корабль не просматривался ни с моря, ни с берега.
Вначале с командиром немецкой лодки беседовали мой отец и нарком Военно-морского Флота Николай Герасимович Кузнецов. При этом присутствовал еще Лез Михайлович Галлер, в довоенные годы командующий Балтийским флотом, начальник Главного морского штаба, заместитель наркома ВМФ. Вторая встреча проходила у отца с немецким офицером с глазу на глаз. Командир лодки сообщил, что у него на борту боевой пакет (не знаю лишь, вскрывали его тогда или нет), который он вскроет после начала боевых действий. Рассказал, что определен квадрат, куда он должен выйти в первые часы войны, и противник — корабли Военно-морского Флота СССР, которые он будет торпедировать при встрече.
Он же доложил отцу, что за день или за два до начала войны все немецкие суда уйдут из советских портов, а советские будут задержаны в портах Германии. Когда отец сообщил об этом Сталину, тот приказал никаких упреждающих мер не принимать...
На следующий день мы отправились в Москву, и я до сих пор не знаю, что за всем этим стоит. Адмирал Кузнецов о заходе на нашу базу немецкой подводной лодки в своих мемуарах не обмолвился ни словом. Ничего впоследствии не доводилось мне слышать и о судьбе командира корабля, его экипажа. Такая странная история.
В статьи "Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР (часть 4)" (8 августа 2017), написано о сообщении Маршала Голикова про немецкого посольства в 21. 06 1941:
Spoiler
После 20-00 Сталину доставляют спецсообщение от Голикова:
«Посольство утром получило указание уничтожить все секретные бумаги. Приказано всем сотрудникам посольства до утра 22 июня запаковать свои вещи и сдать их в посольство.
Живущим вне посольства – переехать в посольство. Считают, что наступающей ночью будет решение. Это война».
Чуть иное, более подробное изложение этого донесения можно найти в Приложение 5 у книги И. М. Ильинского, Великая Отечественная: Правда против мифов:
Spoiler
53 «X» 19.6.41 г. 20 июня 1941 г. В посольстве убеждены, что с 20 июня следует ежедневно считаться с возможностью начала военных действий между Германией и СССР. Посольство получило указание немедленно отправить всех детей и женщин. Получил указание о выезде из Москвы немецкий морской атташе вместе с персоналом. Хальгер получил обусловленную телеграмму, что война решена. Хильгер заявил, что теперь совершенно ясно, что война неизбежна.
54. «X» 20.6.41 г. 23 июня 1941 г. Отъезд морского атташе и детей произведен. Очередные дипкурьеры получили указание не выезжать из Берлина. Представители промышленных фирм в Москве получили указание (телеграммы) немедленно выехать в Берлин.
55. «X» 21.6.41 г. утром В ближайшие 48 часов Посольство получило телеграмму из министерства иностранных дел из Берлина. С 4 часов утра идет совещание у Типпельскирха. Источник убежден, что война начнется в ближайшие 48 часов.
56. «X» 21.6.41 г. 19.00 Немедленно Посольство утром получило указание уничтожить все секретные бумаги. Приказано всем сотрудникам посольства до утра 22 июня запаковать свои вещи и сдать их в посольство. Живущим вне посольства — переехать в посольство. Считают, что наступающей ночью будет решение. Это решение — война.
Когда впервые понял Сталин, что Гитлер наверно нападет в 22-го июня?
Сталин не был уверен, что Германия нападет именно 22 июня и вообще не был уверен, что Германия нападет летом 1941 г. Он получал сведения о подготовке к нападению, но получал и другие сведения - что слухи о готовящемся нападении распускаются с целью спровоцировать войну. Внутренне Сталин склонялся к тому, что войны в 1941 году не будет.
А то, что именно 22 июня не ждали нападения, доказать просто - ведь приказ о мобилизации был отдан 23 июня. Если бы Сталин был уверен в начале войны, приказ о мобилизации был бы отдан раньше.
Хотел бы обратить внимание, в русском языке слово 'наверно' означает 'некоторая вероятность', примерно 50/50.
Из контекста вашего поста, вы вероятно имели в виду слово 'наверняка'.
Это слово для вероятности 100%.
Итак, вопрос: Когда Сталин понял, что Гитлер наверняка нападет 22-го июня 1941?
Уважаемый ДДД!
Спасибо за Ваш ответ! К сожалению я не могу отредактировать свою тему, но хочу уточнить:
Я имел в виду:
"Когда Сталин понял, что Гитлер скорее всего (likely, probably, lo más probable, le plus probable) нападет 22-го июня 1941?"
Представим такой сценарий: летом 1941 г., Сталин считает что Рейх готовит силы, сосредоточит дивизии в Польше, чтобы когда-нибудь, но не в 22.06.41, напасть на СССР. По мимо того, между странами есть Пакт о Ненападения. При таких условиях, можно целесообразно представить поенциальные ответы со стороны Сталина - либо Сталин попытался бы налажить отношения, успокоить Германию, или принял бы соответствующие, взаимные военные меры, например, готовил себе военные силы, строил оборонительные линии и т.п.
Потом представим второй сценарий: летом 1941 г. Сталин имеет определенный уровень уверенности, что Рейх собирается напасть именно в 22 июня. В зависимости от уровня уверенности, Сталин, как и Руководство любой страны в подобном обстоятельстве, может принять ряд разных решений. Одно дело если у него уверенности 50/50 если Гитлер напасть примерно в 22 июня или нет. Может он не имеет представления о том, если Гитлер тогда нападет в 22.06.1941 г. или нет. Другим делом может показаться, если по известным Руководству сведениям есть вероятность более чем 50%, что Гитлер нападет именно в 22 июня.
Помимо всего этого, до самого нападения, у Сталина реально не смог быть 100% уверенностью о том, что Гитлер нападет или нет в 22.06.41. Насчет 100% уверенности о времени нападения, Сталин смог фактически иметь такой уровень уверенности только после самого нападения, вроде константирования факта нападения, например судя по объявлению врученным Шуленбергом в 22.06.41 о гитлеровских военных мерах, судя по донесениям от фронтов о нападении немецкой артиллерий, и т.п.
Сообщение отредактировал rakovsky: 21.09.2023 - 10:43 AM
1. В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб. ОВО, Зап. ОВО, КОВО, Од. ОВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
Приказываю:
а) в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность.
Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
(Тимошенко, Жуков.) (21 июня 1941 года».) ((Жуков Г.К. Воспоминания и размышления: — М.: АПН, 1969 г., стр. 243))
В директиве № 1 ставится задача "не поддаваться на провокации". Но если бы Сталин был уверен, что немцы начинают полномасштабную войну, он не писал бы о провокациях. К тому же согласно воспоминаниям Жукова, военные буквально заставили Сталина привести войска в боевую готовность. Но если бы Сталин бы уверен в начале войны, он сам бы заставил военных это сделать. Ведь Сталин был начальником Тимошенко и Жукова.
Насчет 100% уверенности о времени нападения, Сталин смог фактически иметь такой уровень уверенности только после самого нападения, вроде константирования факта нападения, например судя по объявлению врученным Шуленбергом в 22.06.41 о гитлеровских военных мерах, судя по донесениям от фронтов о нападении немецкой артиллерий, и т.п.
Можно оценить предварительное ожидание Сталиным полномасштабной войны в 1941 г. примерно в 20%, но после официального объявления войны, уверенность конечно выросла до 100%.
Возможно Жуков и Тимошенко ожидали начала войны с бОльшей вероятностью чем Сталин, но и они скорее всего не имели 100% уверенности, иначе действовали бы более энергично.
Не будет преувеличением сказать, что немцам удалось добиться внезапности.
были предупреждения от советской разведки, например от Рихарда Зорге.
они все указывали разные сроки
и им перестали верить
Согласно одной теории, Сталин сильно доверил уверения Гитлера о своих миролюбивых намерениях по отношению СССР.
ерунда
не было бы ускоренного строительства укреплённых линий, если бы в верхах царило благодушие
В 13-14 июня, ТАСС сообщил о том, что СССР считает Германия миролюбивым по отношению к СССР. Таким образом, теория о доверии Сталином объясняет недостаток оборонительных мер у РККА таким предпологаемым доверием.
зачем путать одно с другим?
официальное заявление - успокоить народ
в кулуарах - недоверие и поиск решения проблемы
По данной теории, Сталин только понял, что Гитлер наступит в 22 июня при самом 22-м июня, то есть самая война и снаряды попадавшие примерно в 4:00 утра разубедили Сталина о миролюбивости Гитлера
нет
смотрите, когда войскам была спущена директива
а до неё были другие приказы - о перебазировании командных пунктов, о переброске топлива, о маскировке аэродромов и т.д.
Когда впервые понял Сталин, что Гитлер наверно нападет в 22-го июня?
Сталин не был уверен, что Германия нападет именно 22 июня и вообще не был уверен, что Германия нападет летом 1941 г. Он получал сведения о подготовке к нападению, но получал и другие сведения - что слухи о готовящемся нападении распускаются с целью спровоцировать войну. Внутренне Сталин склонялся к тому, что войны в 1941 году не будет.
А то, что именно 22 июня не ждали нападения, доказать просто - ведь приказ о мобилизации был отдан 23 июня. Если бы Сталин был уверен в начале войны, приказ о мобилизации был бы отдан раньше.
Спасибо за Ваши задумчивые ответы, Ученый. Явно, Вы в курсе дискуссии. Я бы хотел ставить +1 на Ваши сообщения.
Действительно, является сложной задачей, (а challenge, une tâche délicate) созерцать внутреннее размышление, тем более когда речь идет о хозяйне страны под напряженном положением, т.е. угроза нападения, при котором он в положении хоть по внешным признакам показаться как будто он доверяет Гитлерy, не имеет с ним враждебные отношения вообще, и тому подобнее.
Самому Сталину было бы, я полагаю, трудно быть буквально уверен, что Гитлер нападет, и по той же самой причине. Ну, я полагаю, что хоть уже после объявления войны Шуленбургом утром в 22.06.41, Сталин был бы уверен, что Гитлер уже нападает.
Поэтому я задал свой вопрос в том виде: "Когда впервые понял Сталин, что Гитлер наверно нападет в 22-го июня?" т.е. Когда ли Сталин стал склоняться к тому мнению, что Гитлер нападет в 22.06.41?
Одно дело, если Сталин считал, что Гитлер нападет летом 1941 г., не зная когда Гитлер это совершит. Чуть иное дело если и когда Сталин стал склониться к тому, что именно в 22.06.41 нападет Гитлер.
В своей книге с беседами с Молотовым, Чуев написал такое от Молотова касательно якобы наивности Сталина:
Spoiler
Я прочитал пока первые сто страниц [книги Бережкова], там две я заметил вещи, с которыми нельзя согласиться. Одна такая: Сталин считал, что Гитлер не нападет в этом году на СССР. Как же можно за Сталина это говорить, тем более сейчас, когда на него любое можно повесить! И он не может опровергнуть, и никто не может опровергнуть. Тем более: «Сталин считал, Сталин думал…» Будто бы кто-то знал точно, что Сталин думал о войне!
...
За неделю-полторы до начала войны было объявлено в сообщении ТАСС, что немцы против нас ничего не предпринимают, у нас сохраняются нормальные отношения. Это было придумано, по-моему, Сталиным. Бережков упрекает Сталина, что для такого сообщения ТАСС не было оснований. Это дипломатическая игра. Игра, конечно. Не вышло. Не всякая попытка дает хорошие результаты, но сама попытка ничего плохого не предвидела. [Валентин Михайлович] Бережков пишет, будто это было явно наивно. Не наивность, а определенный дипломатический ход, политический ход. ...само тассовское сообщение, по-моему, осуждать нельзя и смеяться над ним было бы неправильно. А он как явно неправильную вещь расписывает, вроде того, что наивно. Ничего не наивно.
Иными словами, Молотов дает понять, что Сталин придумал сообщение ТАССа о миролюбивости Германии, при этом считая, что Сталин на самом деле не столь наивно относился к данному вопросу. Молотов называет это "дипломатическая игра." Таким образом, Молотов дает понять, что Сталин не доверил в миролюбивости Гитлера.
Более прямо на вопрос о доверии Сталина к Гитлеру, Чуев с Молотовым говорит:
Spoiler
– Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, – говорю я, – что Пактом 1939 года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил…
– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт.
Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться – победить!
Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это.
Это, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми. Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно. Но оправдать это нельзя тоже. А тут каких-либо ошибок я, собственно, не вижу. В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну.
– Но Гитлер-то уже решил, уже на него было трудно повлиять…
– Мы все-таки в его голове не сидели. Он уже в 1939 году был настроен развязать войну. А когда он ее развяжет? Оттяжка была настолько для нас желательна, еще на год или на несколько месяцев. Конечно, мы знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике? Очень трудно.
К сожалению, то что приказ о мобилизации был отдан 23 июня не определяет время, когда Сталин понял, что Гитлер скорее всего нападет в 22.06.41, по хоть трём причинам:
Причина №1:
Дело в том, что Сталин естественно не позже утра 22-го июня признался, что Гитлер тогда нападает. А после того признания, длился где-то суток до приказ по мобилизации. Получается, что приказ не был отдан почти сразу после признания Сталина, и следовательно не определяет момент, когда у него это признание появилось.
Причина №2: Вопреки причины №1, логика Ваша все-таки целесообразная, что "Если бы Сталин был уверен в начале войны, приказ о мобилизации был бы отдан раньше." Помимо того, также целесообразной является аргумент Молотова
Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!»
В статьи "Поверил ли Сталин Гитлеру?" Александр Огнев пишет,
Громадной ошибкой было бы нашему руководству действовать по рецепту решительного в своих заключениях Ю. Житурчука: «Не позднее середины мая было необходимо объявить Германии ультиматум о немедленном прекращении концентрации дивизий вермахта на советских границах...»
Такой ультиматум и наша мобилизация предоставили бы прекрасный материал для того, чтобы объявить СССР провокатором и зачинщиком войны.
Один писатель заметил, что в 1914 г., мобилизация царской армии стала якобы предлогом для декларации о войне Германией в П.М.В.
Причина №3:
Один из потенциальных выходов из положения (нужда в мобилизации и минусы самой мобилизации) - скрытая мобилизация под неким предлогом, например учебного сбора, и есть ряд свидетельств, что некая скрытая мобилизация до 22 июня началась.
По словам Михаила Мягкова, "частичная скрытая мобилизация" под предлогом больших сборов проводилась и накануне Великой Отечественной - тогда, в мае 1941-го, повестки получили около полумиллиона человек.
Самому Сталину было бы, я полагаю, трудно быть буквально уверен,
Тут нужно сказать, что в 30-е годы Сталин имел очень высокий авторитет в партии и партийной верхушке. Ему удалось провести коллективизацию и индустриализацию в успех которых даже в партии мало кто верил. Заключив пакт с Германией, Сталин без единого выстрела присоединил к СССР богатые и стратегически важные территории. В результате советский вождь окончательно уверовал в собственную гениальность и непогрешимость. Решив, что благодаря своей ловкости он обманул Гитлера, Сталин утратил бдительность и не замечал того, что Германия лишь временно отказалась от Прибалтики и Польши и намерена вернуть их назад. Даже неудачи финской войны не были восприняты с должной серьезностью, результат войны был объявлен победой. Все это привело к недооценке военной угрозы. СССР готовился к войне с Германией, но это подготовка была недостаточной учитывая силу и опыт немецкой армии.
Сталин также ошибочно полагал, что Красная Армия настолько велика численно и так хорошо вооружена, что Гитлер побоится на нее напасть. А Гитлер по результатам финской войны сделал вывод о слабости советской армии и был уверен в успехе блицкрига. Немецкие генералы были настолько впечатлены разгромом Франции, что во всем поддакивали Гитлеру и были готовы выполнить любой его приказ, даже самый безумный.
Одно дело, если Сталин считал, что Гитлер нападет летом 1941 г., не зная когда Гитлер это совершит. Чуть иное дело если и когда Сталин стал склониться к тому, что именно в 22.06.41 нападет Гитлер.
Вероятно Сталин до самого последнего дня не верил в полномасштабное нападение немцев. Для этого были и причины - ведь война немцев с Британией не была закончена, а германская стратегия была основана на том, чтобы избегать войны на два фронта.
Когда именно и кто именно первым из высшего советского руководства получил такие данные, на которые Сталин впервые отреагировал ответными мерами сразу? Это был нарком иностранных дел Молотов, получивший информацию по дипломатическим каналам и тут же (в 18 часов 27 минут 21 июня 1941 г.) доставивший ее в Кремль Сталину. На это указывает тот факт, что именно в это время (согласно Журналу учета посетителей сталинского кабинета в Кремле) произошла чрезвычайная встреча Сталина и Молотова. Вдвоем (в течение 38 минут) они обсудили полученную Молотовым и впервые не вызвавшую у них больших сомнений информацию, из которой следовало, что 22 - 23 июня 1941 года ожидается: «Внезапное нападение немцев или их союзников на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий, которые могут вызвать крупные осложнения». Эта информация станет основой для уже упомянутой «сверхсекретной директивы без номера», которую выработают приглашенные в 19 часов 05 минут на продолжение разговора двух советских лидеров другие высокопоставленные политические, государственные и военные руководители.
Насчет 100% уверенности о времени нападения, Сталин смог фактически иметь такой уровень уверенности только после самого нападения, вроде константирования факта нападения, например судя по объявлению врученным Шуленбергом в 22.06.41 о гитлеровских военных мерах, судя по донесениям от фронтов о нападении немецкой артиллерий, и т.п.
Можно оценить предварительное ожидание Сталиным полномасштабной войны в 1941 г. примерно в 20%, но после официального объявления войны, уверенность конечно выросла до 100%.
нюанс забыли - официально война так и не была объявлена.
В старости Молотов утверждал, что Шуленбург вручил ноту межу 2.30 и 3.00 часами ночи 22 июня, но по официальным записям это произошло в 5.30.
Вручение ноты в Берлине состоялось в 4 часа утра, или в 5 часов по московскому времени.
Считается, что немцы напали в 4 утра, но по другим сведениям бои шли уже в 3 утра.
То есть немцы напали на 1-2 часа раньше объявления войны. Сама нота датирована 21 июня. План немцев видимо состоял в том, чтобы объявить войну примерно одновременно с нападением - чтобы обеспечить внезапность, но и не дать повода для обвинений в вероломстве. Гитлер всегда отрицал свою агрессивность, он представлял себя самым миролюбивым человеком на свете, которого вынуждают вести оборонительную войну.
Советский народ узнал о войне в полдень из выступления Молотова.
Внезапно в 3 часа ночи, или в 5 часов утра по московскому времени [на самом деле, разница составляла один час]... раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. Уже от этого лающего незнакомого голоса, от чрезвычайно официальной фразеологии повеяло чем-то зловещим.
Выйдя из ворот посольского особняка на Унтер ден Линден, мы увидели у тротуара черный лимузин... На тротуаре, ожидая нас, стоял в парадной форме чиновник протокольного отдела министерства иностранных дел. Он с подчеркнутой вежливостью распахнул перед нами дверцу. Посол и я в качестве переводчика сели на заднее сиденье, чиновник устроился на откидном стуле. Машина помчалась по пустынной улице. Справа промелькнули Бранденбургские ворота. За ними восходящее солнце уже покрывало багрянцем свежую зелень Тиргартена. Все предвещало ясный, солнечный день...
Выехав на Вильгельмштрассе, мы издали увидели толпу у здания министерства иностранных дел. Хотя уже рассвело, подъезд с чугунным навесом был ярко освещен прожекторами. Вокруг
суетились фоторепортеры, кинооператоры, журналисты. Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу. Мы вышли, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп. В голове мелькнула тревожная мысль - неужели это война? Иначе нельзя было объяснить такое столпотворение на Вильгельмштрассе, да еще в ночное время...
Когда мы вплотную подошли к письменному столу, Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. "Не пьян ли он?" - промелькнуло у меня в голове.
После того как мы уселись за круглый стол и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил.
Советский посол так и не смог изложить наше заявление, текст которого мы захватили с собой. Риббентроп, повысив голос, сказал, что сейчас речь пойдет совсем о другом. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было.
Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он тут же нам вручил. Затем Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии в момент, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза.
О начале отечественной войны жители СССР узнали по радио. Первым с официальным обращением выступил министр иностранных дел Молотов, позже его повторил первый диктор Советского Союза Юрий Левитан.
Существует заблуждение, согласно которому первым сообщение о начале войны прочел диктор Юрий Левитан. В действительности, в полдень 22 июня 1941 года с официальным обращением по радио выступил министр иностранных дел Вячеслав Молотов, сообщив о нападении Германии на СССР и объявив о начале Отечественной войны. Левитан повторил этот текст через некоторое время.
Примечательно, что такие маршалы, как Жуков и Рокоссовский, в своих мемуарах тоже писали, что первым сообщение передал диктор Юрий Левитан. Таким образом это первенство и сохранилось за Левитаном.
На протяжении Великой Отечественной войны 1941-1945 годов именно Юрий Левитан сообщал сводки военных действий на фронтах и приказы Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина.
Поэтому я задал свой вопрос в том виде: "Когда впервые понял Сталин, что Гитлер наверно нападет в 22-го июня?" т.е. Когда ли Сталин стал склоняться к тому мнению, что Гитлер нападет в 22.06.41?
Ну про конкретное число он, видимо тогда и узнал, ну может за день. А вот то, что нападет вот-вот стало известно в первой декаде июня. Когда началась переброска основных немецких сил с запада на восток. Всем все стало ясно. И конкретное число значения никакого не имеет.
В директиве № 1 ставится задача "не поддаваться на провокации". Но если бы Сталин был уверен, что немцы начинают полномасштабную войну, он не писал бы о провокациях. К тому же согласно воспоминаниям Жукова, военные буквально заставили Сталина привести войска в боевую готовность. Но если бы Сталин бы уверен в начале войны, он сам бы заставил военных это сделать. Ведь Сталин был начальником Тимошенко и Жукова.
1. В течение 22–23 июня 1941 года возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, Приб. ОВО, Зап. ОВО, КОВО, Од. ОВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
Дорогой Ученый!
Я стремился спросить "Когда Сталин понял, что Гитлер скорее всего нападет 22-го июня 1941?"
Однако, имеет место думать о том, когда ли стал Сталин уверенным о нападении, как Вы сделали.
Я понимаю основу Вашего целесообразного уразумления (premise, prémisse, principe de logique) так:
Если враг объязательно нападет, то нет смысля сдержать свои войска по причинам того, что они могут поддаться провокациям и тем самым побудить врага к наступлению. Ведь враг все равно нападет, и следовательно, не целесообразно опасаться, что Вы побудите его к тому; Он уже побужден. Также в этой сценарии и нет смысли не будить тревогу, не вызвать войска к боевой готовности, ведь Враг точно нападет, и надо встретить его удар, чтобы защищать страну.
В стандартном положении, я думаю, что нормальный человек так бы уразумлел. Более того, если Вы считаете, что посторонное лицо на Вас скорее всего нападет, например кулаком, то разве не считается целесообразным принять основные защитные меры, например покрывать свое лицо своими руками, кричать, скачать по стороне, и т.п.?
Если применить это уразумление в рамки июня 1941 г., то как только Руководство считало, что Враг в то время нападет, то оно бы будило тревогу, поднимало войска, заняла позиции.
Но на деле такая реакция была осуществлена очень недостаточно, например ПВО в Москве рано поднялось где-то по 75% готовности, а ПВО в важном Западном Округе поднялось значительно позднее. Может это впервые там произошло, по Вашей цитате, по пункту Г. в Директиве №1, выслана по округам в часах до нападения, отгласил: "противовоздушную оборону привести в боевую готовность", и тем "без дополнительного подъема приписного состава."
Я считаю, что Сталин был умным, а в политическом смысле ловким, при всех его недостатков. Насчет его недостатков, я не считаю его военно-стратегическим гением, как показала финская кампания, хотя даже в военном деле он имел свои умения. Я считаю кровавые чистки по армии и партии тоже недостаток. Кроме того, разведка действовала эффективно накануне войны, достала достойное количество данных о сближающем нападении, даже при том, что информация была иногда казалась противоречивой (например уверенности Гитлером о своих добрых умерениях), либо условной (например подвижности числа нападения).
Я с интересом играл "В Тылу Врага 2" и это побудило меня обдумать и читать о событиях в днях и неделях до войны. Я думаю, что читателю этих событий естественно и правильно желать, чтобы Руководства и армия были предупреждены о наступлении, как пытались их осведомить несколько немецких перебезчиков накануе насутпления. Хочу передать Вам свое ощущение парой иллюстраций.
Первая миссия, Боевое Крещение, начинается в 11 Ноября 1941 г. у деревни Юдино, Ростовская Область. У игрока комманда попала под авиа-налетой, и бойцов осталось несколько. Вам, игроку, приходится собрать бойцов, убрать бронемашину врага, собрать еще войска, починить сильно поврежденный танк КВ-1, очистить село, захваченное немцами, и защищаться от контрудара.
Spoiler
В беседе несколько неделй назад с русским другом, со-игроком по "В Тылу Врага 2," мы полагали (может предположительно, на основании вышецитируемых высказаний Молотова), что в сближении войны, Сталин понял, что Германия нападет в 22-м июня. Тогда из этого предположения вышло нестыховка - Тогда, как только Сталин это понял, почему он не действовал налицо естественным образом, соответствующее положению, как мы с Вами сообразили, будить тревогу, поднять войска, послать им в укрепления? Зачем он вел войска сравнительно пассивно относительно и в соответствием с предстоящей угрозой?
Мой друг ответил, что Сталин смог так действовать из-за того, что Сталин не знал, если Гитлер нападет или нет, и при этом он не хотел побудить Гитлеру к наступлении. Во первых, я ответил моему другу, логикой, которую я выше излагал - т.е. если Гитлер решился наступать, то нет смысле размышлять, что нацеленная сторона (le pays ciblé, the targeted country) реально его провоцирует, принимая неагрессивные, оборонительные меры.
Во-вторых, я привел пример потенциального детского драка, который я уже дал. Предложим, у Вас противоречивая информация о том, что у Вас детский знакомый на Вас скоро нападет, и Вы либо считаете нападение кулаками вероятным, либо абсолютно не имею мнения о том, что он нападет или нет. В таком положении, даже без уверенности о его нападении, Вам естественно и стандартно принять защитные меры. А в том случае, что Вы не принял нужных защитных мер, и человек на Вас напал, разумно размышлять о том, почему Вы этого не сделали. Иными словами, сам факт того, что у нацеленного человека смутное оповещение о том, что человек на него нападет само по себе не объясняет почему человек не принял нормальных защитных мер.
Во-третих, остановиться на то, что у Руководства были смутные или противоречивые сведения и представления о предстоящем наступлении, и поэтому не провел мобилизацию, чтобы побудить Гитлеру к наступлению, не исчерпает глубину противоречивости положения.
С одной стороны, даже если учитывать подвижность дат нападения Гитлером, то все равно число 22-го июля было явно одно из наиболее вероятных для наступления, по разным солидным причиным, например то, что у Гитлера был обычай напасть во воскресенье. А с другой стороны, в 22.06.41 были назначены каникулы и солдатский отпуск, и следовательно количество войск встретил 22.06.41 в проведении отдыха. Руководству было в качестве либо не назначить этот день выпускным, либо отменить отпуск, если другие (т.е. подчиненные) его назначили.
Тема отпуска поднялся в Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева:
Spoiler
[Чуев отметил:] – Посол Шуленбург предупреждал Деканозова о начале войны.
[Молотов ответил:] – Не предупреждал, он намекал. Очень многие намекали, чтобы ускорить столкновение. Но верить Шуленбургу… Столько слухов, предположений ходило! И не обращать внимания – тоже неправильно.
– Но если бы дали распоряжение военным…
– Это и есть провокация, – отвечает Молотов.
– Почему провокация? Тогда нападайте на безоружных? Дали отпуска военным…
[Молотов:] – Не были безоружными, были начеку. А без отпусков целый год никто не работает. Избежать внезапности полностью, по-моему, в наших условиях было нельзя. Но все-таки к этому надо было готовиться. На героические дела идем, а вот выдержки длительной, постоянной, напряженной нам очень часто не хватает. И трудно обвинять, а есть и виноватые в этом. Немцы вышколены больше. Скажут им – и все. Потом и наши смогут – с большим напряжением. Но достаточной выдержки, достаточной систематичности еще, по-моему, не хватает. В этом наша крестьянская природа сказывается. Работает, до полусмерти пьет, страда… Внезапность, конечно, играет роль. Я уверен, что сейчас тоже поступают сообщения о том, что где-то что-то может начаться. У нас природа такая. И марксизм-ленинизм тут не при чем. Он стоит за наступательные действия, когда есть возможность, а если нет – выжидаем.
– Пока мы соберемся со своими возможностями, нас клюнут.
Объяснение Молотова о том, что дали отпуск на основании того, что "без отпусков целый год никто не работает" выглядит как пере-обобщение. Ведь проблема не в том, что вообще был отдан отпуск когда-то в течение "целого года", а в том, что был выдан отпуск в день, который Руководству было известно как один из более вероятных дней нападения.
Полковник Василий Павлов, летчик и Советского Союза, вспоминает по отпуску в 22.06.41 так:
Spoiler
Летом 1940 г., после заключения договора о присоединении к Советскому Союзу Бессарабии и Северной Буковины, мы с полком перелетели в Черновицы и обосновались на румынском аэродроме.
Это был мирный перелет… Но нам все время внушали, что воевать мы все равно будем. Поэтому я свою семью сразу после нового, 1941 г. отправил в Москву. Так же поступило процентов 70 наших командиров.
Начиная с января к границе с обеих сторон подтягивалось огромное количество войск… Первый день войны я встретил в Черновицах.
И вот что странно: три месяца мы сидели в первой боевой готовности, спали прямо под самолетами. И вдруг, в субботу, 21 числа, выстраивают нас и объявляют: «Завтра —выходной день!»
И так не только в нашем полку — по всей границе дали выходной!
Мне кажется, здесь не обошлось без предательства. Во всяком случае мы, младший комсостав, были убеждены в том, но не могли вслух говорить…
Когда нам зачитали приказ о выходном дне, напряжение спало. Все были настроены вырваться в город и как-то разрядиться. Мы, человек пять временно холостых, пошли выпивать к жене комиссара эскадрильи, который как раз уехал по делам подготовки новых полевых аэродромов. Очень хорошо выпили.
Ну, представляете, здоровые ребята на отдыхе…
Попытаясь понять соображения и решения Сталина в этом реальной политической конъюнктура, я ответил своему другу, что я не нашел нет такого предложения Сталиным, что полностью и прямо бы ответил на эту нестыховку, а именно вроде, "Да, мы считаем, что Гитлер наступит в 22.06.41, но мы не подпимем тогда бойцов в защиту страны из-за того, что ______" Во первых, такое признание было противоречило собственные интересы, смогло служить почвой для обвинений в халатности стратегического рода. Во-вторых, Сталин реально не смог быть уверен или даже, теоретический, крепок в мнении о том, что Гитлер нападет в 22.06.41, поскольку число нападения смогло быть подвижным и зависеть от каприз Гитлера.
Смотря на стиль управления и принятий решений, смогло быть ограниченное, маленькое количество людей, кто знал непосредственно почему принимался данный подход к конъюктуре опасности гитлеровского нападения при условиях Пакта о Ненападения. Ведь Павлов, Тимошенко и иные коммандиры смогли получить заявления в роде общей программы "не паниковать" и получить приказы не занять укрепления, но теоретически смогли бы не знать почему Руководство решился на программу частичного спокойствия (если назовем ее так) при сближении немецкого вторжения. Коммандиры смогли бы получить программу и заявленные причины за эту программу, а не знать точно какие были настоящие, полные причины за создании программы. Т.е. Павлову и иным смогло быть объявлено программы "не паникать," на основании того, что якобы не хватает почвы установить, что враг наступит. А потом Павлов бы вел себя соответственно, а на деле не подготовил оборону до нужной стратегической меры с задного взгляда. Но при этом Павлов смог не знать субъективные причины почему Руководство не считал опасении о нападении обоснованными, или даже действительное мнение Руководства об их обоснованности.
О маленьком количестве тех, которые смогли бы знать настоящие соображения Руководства по данному вопросу написал Хрущев в своих Вспоминаниях:
Spoiler
Что делалось в армии, конкретно сказать сейчас не могу, потому что не знаю. Не знаю, кто из членов Политбюро знал конкретную обстановку, знал о состоянии нашей армии, ее вооружения и военной промышленности. Думаю, что этого, видимо, никто не знал, кроме Сталина. Или знал очень ограниченный круг людей, да и то не все вопросы, а те, которые касались их ведомства или ведомства, подшефного тому либо другому члену Политбюро. Перемещение кадров, которое имело большое значение для подготовки к войне, тоже осуществлялось Сталиным.
...
Конечно, я не знал, что начнется война 22 июня, но в воздухе уже чувствовался треск разрядов предвоенного напряжения. Я понимал, что вот-вот начнется война. Я не знал, что докладывала разведка, потому что Сталин никогда не говорил о результатах ее работы. Вообще никаких заседаний на этот счет, никаких обсуждений готовности страны к войне не было. Это тоже было большим недостатком и, я бы сказал, большим злоупотреблением со стороны Сталина: он брал все на свои плечи и все решал сам. А решал он, как показало начало войны, плохо.
Напрямейшие ответы на данный вопрос принятия такого подхода я наверно нашел в беседах у Молотова с Чуевом. Руководству предстоял тупик о том, что с одной стороны, (А) теоретически можно было отговаривать Гитлера от нападения, а с другой стороны, (Б) Германия может все-таки напасть. Руководству пришлось бы выбрать курс в этой конъюктуре этих двух возможных развязок.
В связи с надеждой о первом исходе (А), Молотов говорил о том, что Сталин вряд ли доверил Гитлера, и о том, что Руководство сделало все, чтобы оттянуть время и не побудить Гитлеру к нападению:
Spoiler
– Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, – говорю я [Чуев], – что Пактом 1939 года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил…
– Наивный такой Сталин, – говорит Молотов. – Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!
Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт.
Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще. Такое желание, конечно, было у каждого и не могло не быть ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но дело в том, что нашелся человек, который сумел выбраться из такого положения и не просто выбраться – победить!
Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это.
Это, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми. Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно. Но оправдать это нельзя тоже. А тут каких-либо ошибок я, собственно, не вижу. В смысле предотвращения войны все делалось для того, чтобы не дать повод немцам начать войну.
В виду того, что когда Чуев говорил Молотову о накануне войны "Но если бы дали распоряжение [советским] военным…," Молотов ответил, "Это и есть провокация," разумеется, что Молотов считал некоторые естественные, востревоженные приказы по подъему войск "провокациями," и тем самым они бы противоречили, программу сделать все "для того, чтобы не дать повод немцам начать войну."
При всем этих рассуждениях, пока нападение сблизилось, надежда оттянуть войну естественно истекала. В какое-то время, данная надежда бы истекла, и Руководство бы поняла, что Германия нападет в 22.06.41. Может Руководство осознал это окончательно, когда Шуленбург практически передал Молотову объявление войны, или пришел к такому убеждению заранее на основании каких-то иных сведения переданы им, например заявлений немецких перебежчиков.
Дальше Молотов объяснил, что объявление ТАССа в 13-14 июня о миролюбивых намерениях Германии к СССР было оформлено Сталиным, и что Сталин на самом деле не верил в ее якобы миролюбивые намерения. Согласно Молотова, Сталин на самом деле здесь провел "игру." В связи с развязкой (Б), нападение Германии, Молотов при этом продолжал:
Spoiler
Этот шаг [сообщение ТАСС] направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания их нападения. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод! А в это время готовились максимально.
У нас другого выхода не было. Так что когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство. Если бы мы на лето оттянули войну, с осени было бы очень трудно ее начать. До сих пор удавалось дипломатически оттянуть войну, а когда это не удастся, никто не мог заранее сказать. А промолчать – значит вызвать нападение. И получилось, что 22 июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники.
Иными словами, если Руководство бы приблизило войск к границам, или промолчало, не сделав сообщения в ТАСС, то оно бы "дало повод" и "вызвал нападение". А наоборот, поступая противоположно, не вызвав войск, и сделав сообщение в ТАСС, вышло, что "Гитлер перед всем миром стал агрессором" а "у нас оказались союзники."
Сейчас, я хочу вернуться к Вашему целесообразному уразумлению и ответить на него, Ученый.
К сожалению, текст Директивы №1 о провокациях и приведение к боеготовности само по себе не явно объязательно доказывает уровень уверенности Сталина по вероятности нападения.
Во первых, Вы целесообразно написали,
В директиве № 1 ставится задача "не поддаваться на провокации". Но если бы Сталин был уверен, что немцы начинают полномасштабную войну, он не писал бы о провокациях.
В обычных условиях, да, мало смысли предупреждить о "провокациях" врага, если ожидается, что враг нападать. Но к сожалению, как намекает сам текст Директивы, говоря о возможности "провокации" в начале нападения, это была непростая ситуация, происходила "Игра," как отметил Молотов и военно-стратегический аспект конфронтации не был единственным о котором задумалось Руководство.
Уточняю. В Директиве №1 написано:
Нападение может начаться с провокационных действий. 2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
То есть, автор Директивы (Сталин) отметил опасность провокации при нападении, и предупредил своих подчиненных не поддаться им. То получается, что автору текста не считал существование провокаций немцами исключены нападением немцами, и при этом предупредил своим подчиненным поддаться им. То есть автор не считал приказом "не поддаться провокациям" как противоречивый происшествию нападению.
Иными словами, поскольку он предупредил, что "Нападение может начаться с провокационных действий", и между тем предупредил не поддаться им, то в независимости от уверенности в этом нападении, Сталин все равно считал, что нападение может сопутствовать провокациями. А развязка нападения не исключила для Сталина нужды не поддаться сопутствующим провокациям.
Вот я могу объяснить теоретически почему можно представить, что Сталин смог бояться поддаться провокациям, даже при настоящем молниеносным нападении. Причина в политическом аспекте действий и подобных возможных рассуждениях Сталина.
Когда Германия напала на Польшу в 1939 г., Гитлер заявила претензии о том, что якобы Польша впервые напала на Германию у села Глайвице. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Нападение_на_радиостанцию_в_Глайвице) Потом, когда Гитлер официально заявил свое нападение в СССР, что он сделал после начала данного нападения, в своем заявлении он объяснил свои действия как превентивный удар, заявляя, что якобы СССР был на пороге нападения на Германию.
В тех политических условиях, волноваться о том, что собственные советские войска смогли бы каким-то образом поддаться фашистким провокациям и тем самым служить нежелаемым свидетелем якобы подготовленном советском нападением - целесообразно.
Предложим такой теоретический исход событий: В начале 22-го июня Гитлер вышлет маленький авиаполк, носящий бомбы, над Севастополем. Потом ПВО Черноморского Флота видит немецкий авиаполк с бомбами и открывает огонь. Потом, как уже решился Гитлера до приказов авиаполку, сразу начинается полный Блицкриг, и потом Гитлер попытается оправдать свой Блицкриг на основании происществие с авиаполком, утверждая, что СССР напал на якобы мирные немецкие самолеты.
Я привожу этот сценарий на основании того, что до 22-го июня действительно летели многие военные самолеты Германии над СССР без советского разрешения, а в 22 июня один из первых столкновений произошло когда самолет сбомбировал Севастополь), а ПВО Севастополь открыло огонь только после нападения самолета. Думаю, инцидент со самолетом может служить почвой представить, какое событие смогло считаться провокацией, даже в начальной фазой настоящего нападения.
Во-вторых, Вы целесообразно, и убедительнее, написали:
К тому же согласно воспоминаниям Жукова, военные буквально заставили Сталина привести войска в боевую готовность. Но если бы Сталин бы уверен в начале войны, он сам бы заставил военных это сделать.
То что Сталин сдержался, как Вы рассказали, от приведения в боевую готовность склоняет к мыслю, что Сталин тогда не был уверен в начале войны. Ведь со стратегической точки зрения, если коммандир видит, что враг наступит, то ему свойственно поднять войска.
Более того, я сам не уверен, даже сейчас когда у нас документация планирования войны Рейхом и исторический задный перспектив, в какое время можно объективно установить, что гитлеровское вторжение в 22.06.41 стал бесповоротным (т.е. стало невозможно отозвать приказ). Дело в том, что Гитлер был и капризный, так и хитрый, его число нападения было на долгое время подвижное, и ему в политическом смысле оказалось выгодным напасть на СССР в 22.06.41 без провокации со стороны СССР. В 13:00 в 21.06.41 выдали сигнал Дортмунд, и токда по документам нападение должно было стать бесповоротным. Ну, а я допускаю, что если капризный фюрер хотел через некоторое время отозвать свой приказ после 13:00, то на практике он смог осуществить свое желание.
Но к сожалению, при всем этом само сдержание Сталиным от приведения к боевой готовности само по себе не доказывает уровень своей уверенности или неуверенности в нападении Гитлером, по некоторым причинам.
Во первых, есть та преграда, о которой говорил Молотов по этой проблеме:
Spoiler
Я прочитал пока первые сто страниц [книги Валентина М. Бережкова], там две я заметил вещи, с которыми нельзя согласиться. Одна такая: Сталин считал, что Гитлер не нападет в этом году на СССР. Как же можно за Сталина это говорить, тем более сейчас, когда на него любое можно повесить! И он не может опровергнуть, и никто не может опровергнуть. Тем более: «Сталин считал, Сталин думал…» Будто бы кто-то знал точно, что Сталин думал о войне! Люди хотят, чтобы как можно благоприятнее условия были для трудных моментов. Конечно, немножко поддавались тому, что не в этом году начнется. И если будет, то несколько позже. Это я считаю законным, но утверждать, будто Сталин считал, что в этом году не будет войны, по-моему, нет оснований. Никто не может сказать так про другого человека. Это раз.
Здесь Молотов немного преувеличивает проблему восприятии размышление Сталина. На самом деле, можно наблюдать за предложениями и действиями человека и сделать некоторые заключения о его размышлении.
Вторая причина состоит в том, что проблема касается оценкой шансов потенциальных развязок, так и пюсов и минусов разных действий при тех развязок. Сталину пришлось учитывать не только вероятности нападения Гитлером, но и пользу и вред от оборонительных мер при тех шансов.
Представьте, что Сталин в какое-то время убедился, что осталось только маленкий % вероятности, что Гитлер не нападет, а при этом Сталин гипотически считал, что ради надежду на этот маленкий %, стоило даже оставить войска в казармах, чтобы не смогли служить ложным предлогом Гитлером на нападение, рискнув тот развязок, при котором немцы напали на неготовых советских солдат.
Также и при развязке нападении, надо учитывать соотношение (А) своей политической пользы, которой Сталин бы увидел в развязку нападения Вермахта на явно мирных войск СССР, развенчая гитлеровские уверения о якобы предстоящем советском нападении на Германию, и
(Б) стратегической беды, которую он бы предвидел в развязку нападения на неготовых советских войск.
При этом надо учитывать если Сталин считал, что он смог компенсировать и возместить, свои изначальные стратегические потери, например стратегией контрударом.
В своей речи в 3 июля 1941 г., Сталин говорил о стратегических и политических итогов нападения Германии в условии неподготовом виде РККА:
Spoiler
Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных – для советских войск. Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.
...
Что выиграла и проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией. Вот почему вся наша доблестная армия, весь наш доблестный военно-морской флот, все наши летчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии клеймят вероломные действия германских фашистов и сочувственно относятся к Советскому правительству, одобряют поведение Советского правительства и видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить.
Получается, что согласно данной речи, Сталин считал, что Германия проиграла более чем выиграла своим нападением, поскольку проиграла политический, поскольку "будет признана всем миром стороной нападающей."
По-моему, когда Сталин в этой речи называл вторжением немцев "неожиданным," это было правильно с дипломатической точки зрения- и возможно с техническо-стратегической точки зрения. Но надо все таки учитывать то, что вечером 21.06.21 была подписана Директива №1 о том, что "В течение 22-23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев".
Разумеется, некий степень ожидания было. Более того, Хрущев в своих Вспоминаниях стремляется отрицать внезапность нападения и говорит об ожидании войны в днях до нападения:
Spoiler
Наконец, в пятницу 20 июня я обратился к нему: "Товарищ Сталин, мне
надо ехать. Война вот-вот начнется и может застать меня в Москве или в пути". Я обращаю внимание "в пути", а ехать-то из Москвы в Киев одну ночь. Он говорит: "Да, да, верно. Езжайте". Я сейчас же воспользовался согласием Сталина и выехал в Киев. Я выехал в пятницу и в субботу уже был в Киеве. Это говорит о том, что Сталин понимал, что война вот-вот начнется. Поэтому он согласился, чтобы я уехал и был бы на месте, в Киеве в момент начала войны. Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении? Для кого и во имя чего сейчас создана и укрепляется эта версия? Это нужно только, чтобы оправдать себя. Эти авторы сами несут ответственность.
...
Пуркаев (или его заместитель) прочитал документ [Директива №1]. В нем говорилось о том, что надо ожидать начала войны буквально днями, а может быть, и часами. Сейчас точно не помню содержания этого документа, помню только одно - тревожность его содержания и предупреждение.
...
Командующий был в Тернополе, штаб тоже находился там. Войска были на месте, готовые встретить врага. Из этого мы и исходили. Я не возвращался домой и остался в ЦК ожидать упомянутого часа.
И действительно, с рассветом около трех часов утра мы получили
сообщение, что немецкие войска открыли артиллерийский огонь и предпринимают наступательные действия с тем, чтобы форсировать пограничную водную преграду, и сломить наше сопротивление. Наши войска вступили в бой и дают им отпор.
Когда в своей речи Сталин называл вторжение немцев "неожиданным" и объясняет поражения РККА тем, что она не была отмобилизована в начале войны, он приукрашивает ту нестыховку, об которой некоторые историки задумываются. В контексте цели самой речи Сталина, призывающий народ на защищу свою родину, эта нестыховка может быть не является ни практической, ни юридической проблемой.
На вопросы Хрущева о том "Какие же могут быть рассуждения о внезапном нападении? Для кого и во имя чего сейчас создана и укрепляется эта версия?", можно хоть отчасти так полагать: С одной стороны, при неожиданности и внезапности нападения, нападение Гитлера выглядит более вероломным, а с другой стороны, они отведут ответственность от тех, кто должны были готовить войска к обороне.
Может быть, в своей речи Сталин оправдывает неотмобилизованное положение советских войск перед нападением Германии таким предложением: "Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства." Такое толкование этих слов совпадает со словами Молотова Чуеву спустя пара десятилетия о том, что боялись поднять войска, так как не хотели дать Германии повод на войну.
[Чуев]
– Во всех исторических книгах говорится, что Сталиным был допущен просчет в определении срока начала войны.
...
[Молотов]
Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну, дать повод. Вот как началось, мы отвечаем за это.
...
Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: «А вот видите, они уже там-то, войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!» Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод!
Вернусь к Вашему предложению, Ученый. Теоретически, если Сталин в своей речи в 3 июля смог считать политическую выгоду от нападения Германией на СССР при мирном положении советских войск важнее, чем стратегические потеры тем самым, то у Сталин смогло быть то же самое размышление и до начала войны, когда вечером в 21.06.41, как Вы сказали, он сдержался от приведения войск к боеготовности.
Ой брат, очень жаль, что так вышло. Даже в том случае, что Сталин действительно боялся поднять войска в нужное время боясь гитлеровским ярлыком "инициатора" войны, и ошибочно держался от обороны халатным образом, это все равно на самом деле трагедическая картина для всех, в том числе и для Сталина, Молотова, и других руководителей. Ведь в июле 1941 г. при наступлении немцев, сын Сталина попал в плен и впоследствии был застрелян, якобы во время попытки побега.
Кратким образом отвечая на Ваше целесообразное предложение о сдерживании Сталиным от приведении войск в боеготовности, могу ответить, что оно не точно доказывает уровень его уверенности в нападении, поскольку Сталин и Молотов выразили несколько противоположных факторов, которые они бы учитывали, даже при большой уверенности о нападении.
Спасибо за задумчивый разговор.
Желаю наилучшего.
Сообщение отредактировал rakovsky: 27.09.2023 - 09:40 AM
