Были и консерваторы, которых возглавлял сталинист Суслов.
НМВ среди "консерваторов" самым отвязным был Кириленко.
Кириленко был одним из статистов Политбюро. Я даже не знаю чем он занимался. Суслов был членом Политбюро при Сталине, а это согласись не то же самое что при Брежневе.
Пару лет назад один блогер-антисоветчик разместил у себя такое фото
снабдив его следующим комментарием:
На вот этой знаменитой фотографии запечатлены первые леди двух крупных государств и лидеров блоков — США и СССР — Жаклин Кеннеди и Нина Хрущёва. Жаклин на снимке вторая слева, а Хрущёва стоит правее и сразу выделяется в кадре своим нарядом. Думаю, не будет большим преувеличением сказать, что это женщины даже не из двух разных государств — это женщины с разных планет. Обратите внимание, насколько красиво и элегантно одета Жаклин, и сравните её с Ниной Хрущевой — которая одета в какой-то бесформенный халат, на голове имеет чёрти-что и в целом выглядит очень простецки.
Да, Хрущёва значительно старше Жаклин, но дело даже вовсе не возрасте, возраст тут вообще ни при чём — посмотрите на фото американских пожилых женщин тех лет — многие выглядят очень элегантно и стильно и в любом возрасте остаются прежде всего женщинами. Хрущёва же выглядит как бабушка, которая только что вышла из кухни, где жарила котлеты, разве что засаленный фартук только что успела снять. Либо только что вышла из ванны, где обстирывала всю семью — именно такой образ женщины, которая готова расшибить себя в лепёшку ради государства и впахивает за троих — и пропагандировался в СССР — чему Нина Хрущёва яркий и наглядый пример.
Ему, конечно, сразу указали на некорректность сравнения: Нина Хрущева перенесла за свою жизнь множество тягот, бедное крестьянское детство, две войны, воспитание пятерых детей, хозяйство. Ещё она и старше Жаклин на 29 лет. Жаклин же родилась в престижном пригороде Нью-Йорка, никогда не знала нужды и всю жизнь была окружена роскошью.
Но если почитать, что думала Жаклин о нарядах жены Хрущева, то все предстает совсем в другом свете (взято отсюда)
«Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой»:
"Готовясь к встрече, я немало прочитала о чете Хрущевых, посмотрела фильмы об их визите, сохранившиеся в запасниках Белого дома, даже фильмы из самого Советского Союза, предоставленные Даллесом. Зачем? Чтобы знать, с кем предстоит общаться. Джек был удивлен: – Тебе-то зачем? Он просматривал материалы, чтобы запомнить лица и уловить манеру общения советского лидера. Я рассмеялась: – Чтобы знать, как очаровывать. – Он стар и толст! – Его супругу. Ты только посмотри, – я кивнула на экран, где Нина Хрущева плыла лебедем в нарядах немыслимой стоимости. Это оказалось загадкой из загадок. Горжусь тем, что ее удалось разгадать. О первом визите Хрущевых в Америку писали немного, особенно о его супруге, возможно потому, что на ее фоне Мейми Эйзенхауэр выглядела не лучшим образом? В 1959 году Нина Хрущева с проседью в волосах, спокойная и уверенная в себе, выглядела, пожалуй, лучше своего мужа. Я разглядывала фотографии. Вот Нина с сопровождающими дамами на ферме. Волосы с проседью, элегантное, прекрасно сшитое пальто, никаких украшений, визит-то деловой… А рядом кто-то из принимающих дам с несколькими нитями жемчуга на шее, явно неуместными в той обстановке. И на вечернем приеме Нина Хрущева одета куда уместней и элегантней, но при этом богаче Мейми Эйзенхауэр. Насмешливая пожилая дама в простом наряде, прекрасно понимающая скромное очарование настоящих бриллиантов, которые не выставлены в декольте, а скромно спрятаны в вырезе кружевного платья. Дамы вокруг снова в фальшивых жемчугах и мехах, которые выглядят вульгарно-опереточными. Тогда она сумела показать всем строгую элегантность и продемонстрировать отменный вкус. Сам Хрущев был в качественных костюмах (ему явно нравился светлый цвет). Он невысокого роста и полный, чтобы гость выглядел выше, репортеры норовили присесть и снимать снизу. Это создавало впечатление, что брюки коротковаты. И все же меня мало интересовал советский лидер и куда больше его супруга. Нина Хрущева никогда не выезжала вместе с мужем заграницу, а на пленках, присланных из Москвы, выглядела иначе – она была простой, как тысячи окружавших жену лидера женщин. Чего ждать мне? Если во Франции я прекрасно понимала, как должна выглядеть, то перед встречей с советским лидером и его супругой немного нервничала. Одеться, как в Париже? Хвалю себя за решение предпочесть спокойный, деловой костюм, потому что чета Хрущевых преподнесла нам сюрприз. Они выглядели как пара родственников из провинции, приехавших навестить своих внучатых племянников в столицу. Что за маскарад?! Джон даже тихонько ахнул: – Что это? Было от чего ахать. Лидер огромной страны выглядел словно простой рабочий, вышедший на пенсию. Но еще поразительней была перемена в его даме. На сей раз Нина Хрущева соответствовала своему домашнему образу, она была в простеньком цветастом костюмчике, больше похожем на домашний халат. Конечно, от меня не укрылось, что ткань у костюмчика столь качественная, что не мнется в отличие от той, что была на мне. Хрущевы просто играли чету пожилых, умудренных опытом родственников, приехавших учить молодого выскочку, решившего поиграть в политику. Я знаю, что у Джека беседы шли крайне трудно, сказывался опыт советского лидера и пока отсутствие опыта международных встреч у Джека. Для меня же общение с госпожой Хрущевой трудностей не составило. Хочет выглядеть тетушкой, приехавшей навестить молодую родственницу? Хорошо, я буду играть роль молодой родственницы, ведь, как известно, будущее за молодыми. И все-таки я уловила одну хитрость. Мы катались по городу, осматривая достопримечательности Вены, рядом постоянно находилась переводчица, поскольку я русского языка, конечно, не знала. Но в какой-то момент я заметила, что Нина Хрущева прекрасно понимает по-английски, она усмехнулась в ответ на мои слова раньше, чем переводчица произнесла фразу. Знала английский язык и скрывала это? Но зачем? С этими русскими нужно держать ухо востро, как наставлял меня перед поездкой Олег Кассини, сам имевший русские корни. Я справилась."
Там по ссылке есть еще фото
с комментарием:
Ай, хороша Нина Петровна! Словно Матушка-императрица с приживалкой.
Нина Петровна была преподом политэкономии, знала украинский, польский, французский, английский. Умела на равных общаться с Рокфеллером на экономические темы, чем вызвала его неподдельное восхищение. Да, и она была объектом насмешек в СССР.
Но на этом фото не Жаклин Кеннеди, а Helle Virkner - жена премеьер-министра Дании, где Хрущев был с визитом летом 1964 года.
Поставлю-ка я Стану плюс в кои веки! За хорошую подачу материала. Я сам по новому взглянул на Нину Петровну, также меня удивил интеллект Жаклин Кеннеди.
Кириленко умудрился впасть в маразм раньше самого Брежнева -
«Коммерсант-Власть»: «— К тому времени Кириленко впал в маразм, но продолжал работать, требовал, чтобы все вопросы промышленности и строительства согласовывались с ним. Приходит к нему один из секретарей обкомов, докладывает о разворачивающейся стройке. А Кириленко давай кричать, что в его области такой завод не нужен. "А вот Леонид Ильич сказал, что нужен",— возражает секретарь. "Вы мне бросьте вбивать клин между мной и генеральным секретарем! Мы с Леонидом Ильичом всегда думаем...— и замолчал, никак не мог вспомнить слово "унисон",— в один унитаз!" А под конец своей работы в ЦК он уже не мог ни читать, ни писать. Его привозили на Старую площадь, и он сидел в кабинете за пустым столом».
На февральском Пленуме ЦК 1964 года Хрущев обязал Суслова выступить с речью о культе личности Сталина. Это поручение было передано мне и тому же Белякову. Речь надо было подготовить в течение одной ночи…
К утру речь была готова, аккуратно перепечатана в трех экземплярах, и мы отправились к Михаилу Андреевичу. Посадил он нас за длинный стол, сам сел на председательское место, поближе к нему Беляков, подальше я. И стал он читать свою речь вслух, сильно окая по-горьковски и приговаривая: «Хорошо, здесь хорошо сказано. И здесь опять же хорошо. Хорошо отразили». А в одном месте остановился и говорит; «Тут бы надо цитаткой подкрепить из Владимира Ильича. Хорошо бы цитатку». Ну я, осоловевший от бессонной ночи, заверил: цитатку, мол, мы найдем, хорошую цитатку, цитатка для нас не проблема. Тут он бросил на меня первый взглядец, быстрый такой, остренький и сказал: «Это я сам, сейчас сам подберу». И шустро так побежал куда-то в угол кабинета, вытащил ящичек, которые обычно в библиотеках стоят, поставил его на стол и стал длинными худыми пальцами быстро-быстро перебирать карточки с цитатами. Одну вытащит, посмотрит — нет, не та, другую начнет читать про себя — опять не та. Потом вытащил и так удовлетворенно: «Вот эта годится». Зачитал, и впрямь хорошая цитатка была.
Он [Хрущев] вообще неоднократно на всех этих встречах рекламировал Винниченко, уж не знаю почему. Винниченко ведь был правым эсером, антисоветским крупным деятелем, украинским националистом, был даже министром при одном из каких-то антисоветских правительств на Украине. Я вот не знаю, знал ли это Хрущев, но, во всяком случае, этот убогий писатель антисоветский ужасно ему понравился почему-то, вероятно, потому, что он в молодости его читал; уж не знаю, читал ли он что-нибудь после этого. Но вот у него осталось где-то в сердце — Винниченко. И говорит он вот что:
— Есть у этого Винниченко такой рассказ, называется он «Маленький Пиня». В этом рассказе излагается, как в тюремной камере сидят семь... И делают они подкоп. Вот сделали подкоп, а кому первому лезть? Ведь страшно. Самое опасное — тому, кто первый полезет. Никто первым лезть не хочет. А был в камере самый маленький, незаметный, тихий арестан-тик, которого называли «маленький Пиня». И вот предложили ему: «Ну, Пиня, лезь первый». И Пиня полез первый. Но прежде чем полезть, он сказал: «Раз уж мне лезть первым, я буду командовать: ты делай то-то, ты — то-то, то-то, — и стал над ними начальником. Так вот, я,— сказал Хрущев,— маленький Пиня, и я теперь вами командую.
Ну, надо сказать, байка эта была не очень рассчитана Хрущевым. У нас она отклика никакого не получила, не была опубликована, но за границей множество газет поместило отчет об этом собрании на Ленинских горах, и там содержалось вот это самое дело, что Хрущев назвал себя «маленьким Пиней», и стали его называть на Западе «маленьким Пиней» в газетах, и Хрущев стал на это обижаться. Так или иначе, «маленький Пиня» стал знаменит. Когда Хрущев был снят, западногерманский журнал «Штерн» посвятил этому событию полномера. Открывался этот номер огромным портретом Хрущева, над которым было написано: «Маленького Пини больше нет». А на второй странице опять портрет Хрущева и громадный заголовок: «Самый разговорчивый политический деятель современности ушел со сцены, не сказав ни слова». Вот так.
Из выступления Хрущева перед творческой интеллигенцией 07.03.1963
Вторая встреча с интеллигенцией началась с того, что Хрущев, будучи с утра то ли с похмелья, то ли просто в плохом настроении, заорал с искаженным от превентивной ярости лицом:
– Если здесь есть иностранные агенты, которые немедленно передают в заграничные газеты все, что говорится в этом зале, пусть выйдут, а для приличия притворятся, что удаляются в сортир!
О джазе
Пусть меня извинят все любители джаза, но если у вас есть свое мнение, то и меня не лишайте моих чувств, моих мнений, моих вкусов. Не люблю этой музыки! Не понимаю! Не понимаю! (Тяжело дышит.) Каждый должен играть на своем музыкальном инструменте. И вы скажете, что это оркестр? А я скажу: нет — это будет какофония. (Кричит.) Джаз это будет, джаз!!!
Я не хочу обидеть негров. Но, по-моему, эта музыка негритянская. Я о джазе... А?.. Чего?.. Вот когда выступал американский джаз, я сидел с послом Америки Томпсоном. Я посмотрел и говорю ему: «Это же негритянская музыка». Я не хочу ее осуждать. Каждый народ имеет свои традиции, и, видимо, они родились с этим, они привыкли к этому, им это нравится. Но я родился в русской деревне. Воспитывался я на русской музыке, народной музыке. Поэтому мне приятно слышать, когда поют песни Соловьева-Седова, хотя он не Седой, а Соловьев. Мне нравятся песни других композиторов и поэтов. Я люблю слушать песню товарища Евтушенко «Хотят ли русские войны», хотя там есть некоторая спорность. Но, в общем, и написано хорошо, и музыка хорошая. Я люблю слушать эту... как ее... мой друг, так сказать, не по возрасту, Андрей Малышко, «Рушничок» написал. И никогда мне так хорошо не было. Мне бы все время хотелось ее слушать.
Вот скульптура Неизвестного. Это скульптура? Вы меня извините, я с ними беседовал, и когда я это посмотрел, я, это, спросил их: «Слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины? Не педерасты вы, извините? — говорю. — Это же педерастия в искусстве, а не искусство». Так почему, я говорю, педерастам десять лет дают, а этим орден должен быть? Почему? (Аплодисменты.) Если общественность судит это как преступление, то оно и касается этих двух типов. А это больше, чем! потому что он творит, и он, так сказать, хочет воздействовать на общественность. Он же это не для себя, не для украшения своего дома делает. Нас призывают, чтобы мы были Ноями и все в Ковчег взяли. Я не знаю, действительно ли Ной брал все чистое и не чистое. Я думаю, Ной был неглупый человек и, наверное, не брал. Это выдумали. Наверное, не брал.
Хрущев орет Неизвестному: — Дорогой мой, вы знаете, сколько надо поработать шахтеру, чтобы добыть такое количество меди? Вы знаете? Нет, не знаете. А я знаю. Потому что сам шахтер был.
Это что, с неба упало? Вот я товарищу Шелепину говорю, он у нас теперь партийно-государственный контроль: «Проверьте, откуда медь берет. Может быть, Союз художников нерационально распределяет полученную медь?»
У нас художники — они как шпионы... Сами нарисуют, а потом не понимают, что нарисовали. Зашифровали, значит, так... И они вместе собираются... капелька по капельке... как поток целый. И говорят, что они наши друзья. У нас таких друзей... Берия, Ежов, Ягода — все это ягодки одного поля... Поэтому надо следить... орган иметь. Меч нашего социалистического государства должен быть острым. Я это еще раз повторю, как уже говорил. Врагов мы имеем, это факт. Имеем капиталистические страны сильнейшие, и было бы неправильно не следить за их агентами... думать, что мы такие добренькие, не нужно... Меч надо держать острием против врагов, и чтобы он не был направлен против своих людей. Я — человек старого режима. (Смех в зале.) Я первый раз увидел жандарма, товарищи знают, я им рассказывал, когда мне было двадцать четыре года. На рудниках не было жандармов, полицейский у нас был — казак Клинцов, который ходил и пьянствовал с шахтерами. Никого, кроме урядников, не было, и они за порядком следили, а сейчас в каждом районе начальник МВД да еще оперуполномоченный... И не хватает, чтобы порядок навести. Надо навести порядок, но не перегибать, надо людям дать работу согласно их способностям.
Я не могу спокойно слышать подхалимов наших врагов. Не могу! (Аплодисменты.) Я не могу слушать агентов. Вы скажете, что я зажимаю? Я прежде всего Генеральный секретарь. Прежде всего я человек, прежде всего я гражданин Советского Союза! (По восходящей.) Я рабочий своего класса, я друг своего народа, я его боец и буду бороться против всякой нечисти!!!
Мы создали условия, но это не значит, что мы создали условия для пропаганды антисоветчины!!! Мы никогда не дадим врагам воли. Никогда!!! Никогда!!! (Аплодисменты.) Ишь ты какой, понимаете! «Я не член партии!» Ишь ты какой! Он нам хочет какую-то партию беспартийных создать. Нет, ты — член партии. Только не той партии, в которой я состою. Товарищи, это вопрос борьбы исторической, поэтому здесь, знаете, либерализму нет места, господин Вознесенский.
Нет, довольно. Можете сказать, что теперь уже не оттепель и не заморозки — а морозы. Да, для таких будут самые жестокие морозы. (Продолжительные аплодисменты.) Мы не те, которые были в клубе Петефи, а мы те, которые помогали разгромить венгров.
Если бы вы были поскромнее, вы бы сказали польскому журналисту: «Дорогой друг, у нас есть более опытные люди, которые могут сказать ответ на ваш вопрос...» А вы начинаете определять, понимаешь ли, молоко еще не обсохло. (Аплодисменты.) Он поучать будет. Обожди еще. Мы еще переучим вас! И спасибо скажете!
Ишь ты какой Пастернак нашелся! Мы предложили Пастернаку, чтобы он уехал. Хотите завтра получить паспорт? Хотите?! И езжайте, езжайте к чертовой бабушке.
Сталин ко мне однажды подходит и спрашивает: «Как ваша фамилия?» Каково?! Дернуть за ухо! Он меня спрашивает, как моя фамилия! Меня, члена Политбюро! Я говорю: «До этого был Хрущев. Не знаю, кто теперь я». Стоял я рядом с Ежовым, и мы вместе с ним разговаривали перед заседанием Политбюро. «Нет, — говорит мне Сталин, — вы не Хрущев, вы такой-то, окончание на «ский». Вы поляк». Что мне на это сказать? «Я из Украины, — отвечаю, — проверяйте меня!!!»
Но Сталин меня сам же и защитил. «Это, — говорит, — Ежов все про тебя придумал». Ежов говорит: «Я этого не придумывал». — «Ты пьян был, — говорит ему Сталин, — сказал Маленкову, а Маленков сказал мне».
Хотя Хрущев мог накричать и нахамить, никаких репрессий за этим не следовало. На фото запечатлены два моменты - Хрущев грубо критикует Вознесенского, но затем жмет ему руку в знак примирения. Впоследствии творческая интеллигенция сожалела об отставке Хрущева, за свержением которого последовало ужесточение цензуры.
за границей множество газет поместило отчет об этом собрании на Ленинских горах
кто ж это накапал?
На встрече присутствовали около 600 человек, и трудно сказать кто именно передал его содержание за границу.
В 1956 г. в США был опубликован секретный доклад Хрущева "О культе личности и его последствиях". Правда этот доклад не был вполне секретным, Хрущев сам хотел ознакомить с ним советскую общественность и зарубежные коммунистические партии.
Хрущев страшно возмущался тем, что роман Пастернака был тайно передан на Запад, однако в конце жизни сделал то же самое - передал за границу для публикации свои мемуары.
Это не монтаж, действительно был такой корабль. Получилось очень остроумно, ведь Хрущев стал последним советским лидером, рассказывавшем народу сказки про "коммунизьм".
правители, президенты
