Трудно найти в истории Испанской Америки человека, деятельность которого вызывала бы столько ожесточенных споров, разноречивых суждений не только при его жизни, но и на протяжении четырехсот лет после его смерти, как это случилось с доминиканским монахом Бартоломе де Лас-Касасом. Трудно найти такого исследователя Испанской Америки, который не высказал бы о нем ту или иную точку зрения.
Споры о Лас-Касасе ‒ это главным образом споры о характере конкисты, о ее оценке как исторического события. Что представляло собой завоевание Америки конкистадорами? Был ли это великий подвиг испанского народа, в котором проявились его лучшие качества ‒ беспредельное мужество, необузданная фантазия, страсть к приключениям, трудолюбие, душевное благородство и самопожертвование в интересах местных народов? Или конкиста была чудовищным злодеянием, совершенным осатаневшими от всепожирающей страсти к золоту завоевателями, в результате которого были разрушены цветущие индейские общества, уничтожена их культура, погибли миллионы аборигенов, «разрушены Индии», как писал в своем «Кратчайшем сообщении» участник и очевидец этих событий Бартоломе де Лас-Касас? Или она была одновременно и тем и другим? Ответить правильно на эти вопросы ‒ значит и правильно осветить роль и место самого Лас-Касаса в завоевании Америки.
Открытие Америки, ее колонизация европейскими государствами оказали прогрессивное влияние на ход мирового исторического процесса, ускорив развитие капиталистического способа производства, укрепив позиции буржуазии в ряде европейских стран и тем самым способствуя крушению феодализма в Европе. Однако покорение Америки европейцами с точки зрения интересов коренного населения ‒ индейцев означало бедствие, трагедию, последствия которой сказываются до сих пор. Защитники колониализма утверждают, что конкистадоры были {8} носителями «высшей» христианской культуры, что они, покорив индейцев, «приобщили» их к бесценным дарам европейской цивилизации. При этом умышленно забывают, что завоеватели почти полностью истребили коренное население островов Вест-Индии, что они разрушили высокоразвитые индейские культуры Мексики и Андского нагорья, нарушили естественный ход развития индейского общества, лишили индейцев свободы, земли, собственных верований, языка, превратили их в бесправные существа, вынужденные влачить беспросветное, полуголодное существование. Как бы ни превозносили и ни славословили деятельность колонизаторов их приспешники, неоспоримо, что индейское население в период конкисты от войн, эпидемий и голодовок сократилось на сотни и сотни тысяч; его самобытная культура, достигнувшая таких вершин у инков, майя и ацтеков, была разрушена европейскими завоевателями.
Впрочем, испанский колониализм не является в этом отношении исключением из общего правила. Английские, португальские, французские, бельгийские, голландские и современные американские колонизаторы любят оправдывать колониальные завоевания и колониальный гнет россказнями о мнимых выгодах, которые якобы получают взамен порабощенные ими народы от приобщения к более высокой цивилизации, за носителей которой они себя выдают. В действительности же все выгоды получают только колонизаторы, уделом же их жертв являются порабощение, эксплуатация, голод, болезни и невежество. Об этом свидетельствует трагическая судьба всех народов, испытавших колониальное ярмо, будь то в Америке, Африке, Азии или Океании.
Таков волчий закон развития классовых общественных формаций, в которых, по образному выражению Карла Маркса, человеческий прогресс уподобляется отвратительному языческому идолу, пьющему нектар только из черепов убитых1.
Было бы, конечно, нелепо переносить ответственность за кровавые деяния конкистадоров или за последствия колониальной системы, установленной Испанией в американских владениях, как это пытались делать ее соперники, на весь испанский народ, который сам был жертвой своих собственных помещиков и грандов на протяжении всего колониального периода. Лучшие сыны испанского народа возвышали свой голос против системы порабощения и угнетения как у себя на родине, так и в колониальных владениях. Среди них одно из первых мест по праву принадлежит Бартоломе де Лас-Касасу.
Лас-Касас был участником конкисты, он был свидетелем чудовищных зверств и насилий, посредством которых завоеватели насаждали свою власть. На его глазах было порабощено и {9} частично истреблено индейское население Кубы, Гаити, Мексики, Венесуэлы.
Против всего этого восстал Лас-Касас, против всего этого поднял он голос протеста и возмущения и тем самым занял в истории место среди тех выдающихся деятелей, которые на разных континентах и в разное время боролись против грабительских войн и иностранного порабощения. Бартоломе де Лас-Касас восстал против конкисты после того как некоторое время сам принимал в ней участие, т.е. восстал против «своих». Он не побоялся сказать о преступлениях конкисты громко, на всю страну, на весь мир. Более того, он осудил саму конкисту, колониальное завоевание как величайшее преступление, которое нельзя оправдать никакими ссылками на человеческое или «божественное» право. За это его и назвали «подлинной совестью Испании» ‒ не испанских конкистадоров, инквизиторов и грандов, а другой Испании ‒ Испании борцов за справедливость, гуманистов. И этого ему по сей день не могут простить духовные наследники колонизаторов прошлого.
Лас-Касас с 1516 г. до самой своей смерти, свыше пятидесяти лет, неустанно боролся всеми доступными ему средствами против порабощения индейцев, против их бесчеловечной эксплуатации конкистадорами, против насильственного обращения их в католическую веру.
Лас-Касас проявил удивительную энергию и настойчивость в борьбе за права индейцев. Он беспощадно обличал своих соотечественников-завоевателей, будь то конкистадоры, церковники или королевские чиновники; он отстаивал свои взгляды перед испанской короной, перед церковными иерархами, он защищал туземцев в своих произведениях, написанных со страстностью убежденного в своей правоте борца. В начале 1566 г. он обратился с письмом к самому папе Пию V с призывом отлучить от церкви всех тех, кто ведет войны против «неверных» под предлогом обращения их в христианскую веру или лишает индейцев, «какими бы дикими или невежественными они ни были», права на владение собственностью. К этому письму был приложен трактат, в котором Лас-Касас подробно излагал папе римскому свою точку зрения по этим вопросам, трактат, к сожалению, затерянный, намеренно или случайно, в папских архивах. Автору этих документов исполнилось в момент их написания 92 года…
Но Лас-Касас продолжал бороться за свои идеалы и после смерти своими многочисленными произведениями, судьба которых, как увидит читатель из публикуемых в настоящем сборнике статей, сложилась весьма необычно.
Некоторые его произведения были обнаружены совсем недавно, и не исключена возможность, что в будущем могут быть найдены другие, ныне неизвестные нам сочинения доминиканского монаха. {10}
Современники и исследователи Лас-Касаса больше всего внимания уделяли описанию в его трудах преступлений конкистадоров, хотя о зверствах завоевателей писали и соратник Кортеса Берналь Диас дель Кастильо, и епископ Диэго де Ланда, и францисканец Мотолиния, и епископ Сумаррага, и маркиз де Варикас и многие другие участники конкисты и ее хронисты2. Эксплуататор, как метко отмечал Е.В. Тарле, «который появлялся из-за океана с целью грабежа, сам же и описывал, как реагировали на его грабежи те, кого он грабил»3.
Существует целая литература, уличающая Лас-Касаса в неточностях и преувеличениях или, наоборот, доказывающая достоверность приводимых им цифр и фактов. С таким же успехом можно было бы критиковать или защищать свидетельства и {11} других хронистов, разоблачавших преступления конкистадоров. Однако другие, повинные в тех же «грехах», что и Лас-Касас, не подвергались таким жестоким нападкам, как автор «Кратчайшего сообщения». Это случилось, на наш взгляд, потому, что Лас-Касас был, кроме всего прочего, повинен в еще более тяжком «преступлении»: он не только осуждал зверства колонизаторов, но и отрицал саму законность конкисты. Нам представляется, что спор о том, насколько достоверно описывает Лас-Касас зверства конкистадоров, имеет второстепенное значение по сравнению с его взглядами на право колониального порабощения. Характерно, что эти взгляды меньше всего интересовали колониальных соперников Испании, использовавших произведения знаменитого обличителя конкисты в борьбе против испанской колониальной монополии.
Взгляды Лас-Касаса на колониальное порабощение претерпели известную эволюцию на протяжении его длительной жизни: в первые годы своего пребывания в Америке он поддерживал конкисту, затем выступил с ее осуждением и стал защитником индейцев от произвола конкистадоров, и, наконец, в последние годы своей жизни Лас-Касас доходит до полного отрицания какого-либо права испанской короны на покорение и колониальные захваты вновь открытых земель.
Мы изложим взгляды Лас-Касаса в последний период его жизни, сославшись на испанского ученого Рамона Менендеса Пидаля, которого никак нельзя упрекнуть в излишне восторженном отношении к доминиканскому монаху.
По мнению Менендеса Пидаля, высказанному им в работе «Завоевание Перу: Витория, Лас-Касас и инка Гарсиласо»4, Лас-Касас считал, что индейцы столь же «полноценные» люди, как и испанцы. В этом Лас-Касас расходился с большинством хронистов, считавших индейцев дикарями, младенцами, язычниками, т.е. юридически неполноценными существами, над которыми в их же интересах следовало установить опеку, что означало на практике ‒ поработить их.
Лас-Касас считал далее, что индейские правители и вожди наделены неотъемлемым и абсолютным правом на владение всеми землями в Новом Свете и хранившимися в их недрах богатствами и что испанцы могут пользоваться теми землями, которые пожелают добровольно им уступить индейские правители.
Что же касается известной буллы папы Александра VI о разделе земель Нового Света между Португалией и Испанией, то, по мнению Лас-Касаса, она лишь давала им право проповедовать христианскую веру индейцам, а не порабощать их и захватывать их земли5.
Лас-Касас (мы снова передаем его взгляды в изложении Рамона Менендеса Пидаля) считал все войны против индейцев, {12} которые вели Колумб, Кортес и Писарро, несправедливыми, ибо индейцы не были инициаторами враждебных действий. Вся деятельность испанцев в Америке, по мнению Лас-Касаса, не имела никакого юридического основания, она была незаконной и требовала коренного пересмотра и переоценки. Испанские короли не имели никакого права захватывать Перу или другие земли, поэтому они были обязаны возвратить их законным владельцам ‒ индейским народам. В свою очередь, конкистадоры, испанские переселенцы и торговцы должны были вернуть индейцам все захваченные у них ценности, всё «до последнего гроша».
Духовные лица должны были требовать от испанцев строгого соблюдения законности вплоть до отказа в отпущении грехов грабителям и насильникам, которые наживались на несчастьи индейцев. Если же исповедник отпускал такому человеку грехи до того, как он возвращал награбленное, то тем самым осуждал не только себя, но и виновного в ограблении индейцев на адские муки, а также и епископа, который разрешил ему отпускать грехи на таких условиях.
В 1564 г., незадолго до смерти, Лас-Касас требовал, чтобы король приказал своим подданным покинуть захваченные в Америке земли. А если они откажутся повиноваться, то король, по мнению Лас-Касаса, был обязан «пойти на них войной и в случае необходимости погибнуть в борьбе за освобождение этих невинных народов, находящихся под гнетом»6.
В последние годы своей жизни Лас-Касас категорически отрицал за Испанией какое-либо право на колониальные захваты в Америке. Он выступал в защиту порабощенных народов Америки, показывал всю неосновательность, лживость и лицемерие доводов колонизаторов, пытавшихся оправдать порабощение народов юридическим крючкотворством и ссылками на «божественное право».
Церковникам, являвшимся подлинными идеологами колонизаторской экспансии Испании, пришлось немало потрудиться, чтобы создать «теорию» христианской колонизации Америки в противовес антиколониалистской позиции Лас-Касаса. В разработке этой теории активное участие принимали испанские богословы Анкиети, Акоста, Солорсано Перейра и португальские иезуиты Виэйра и Нобрега, которые в своих многочисленных трудах теологически «обосновали» право короны на колониальные захваты и применение насилия для духовного и тем самым политического и экономического порабощения индейского населения7. {13}
Как же встретили завоеватели проповедь Лас-Касаса в защиту индейцев, его осуждение зверств конкисты? На этот вопрос предельно точный ответ дал американский историк Роджер Бигелоу Мэрриман, по словам которого, завоеватели относились к Лас-Касасу с такой же ненавистью «…как современный банкир относится к большевику»8. Кубинский ученый Фернандо Ортис высказывает мнение, что, живи доминиканский монах в настоящее время, его «называли бы коммунистом»9.
Сравнение доминиканского монаха с большевиком, коммунистом может показаться на первый взгляд парадоксальным, в действительности же в таком сравнении имеется свое «рациональное зерно». Коммунисты считают себя идейными наследниками всех тех деятелей прошлого, которые боролись против социальной несправедливости, эксплуатации человека человеком, захватнических войн, колониализма. Именно таким человеком был Бартоломе де Лас-Касас.
Весьма симптоматично, что Лас-Касас впервые выступает с критикой конкисты в 1514 г., т.е. спустя пять лет после появления «Похвального слова глупости» Эразма Роттердамского и за два года до выхода в свет «Утопии» Томаса Мора.
Лас-Касас связан с авторами этих «крамольных» произведений не только хронологически, но и духовно. Его роднило с великими гуманистами XVI в., в частности с испанскими эразмистами, то обстоятельство, что он как и они был ярым противником аристотелевской схоластики, находившейся на идейном вооружении католической контрреформации и оправдывавшей рабство и другие социальные несправедливости. «Испанский эразмизм, ‒ как правильно отмечает французский исследователь этого течения Марсель Батайон, ‒ проявился в Америке в среде тех, кто лелеял надежду основать на новых землях с новыми людьми обновленное христианство»10.
Лас-Касас в этом плане ‒ духовный брат таких представителей испанского гуманизма, как Альфонсо де Вальдес (умер в 1532 г.) и Хуан Луис Вивес (1492‒1540). И тот и другой осуждали захватнические войны, эксплуатацию человека человеком. Альфонсо де Вальдес утверждал, что долг правителя ‒ защищать и помогать народам, вверенным богом его власти, а не порабощать и эксплуатировать их. «Плохой признак, ‒ писал он, ‒ если пастух стремится заполучить больше овец, чем господь хочет ему поручить их; это признак того, что он хочет их использовать для себя и что он хочет не править ими, а доить их…»11 {14} А Хуан Луис Вивес утверждал: «Что значит царствовать и управлять народами, как не защищать, заботиться и покровительствовать им, как своим детям? И разве может быть нечто более нелепое, как желать покровительствовать тем, кто не хочет этого? Или пытаться силою зла подчинить себе тех, кого якобы хотят облагодетельствовать? Или убивать, разрушать, поджигать тоже означает защищать? Будь осторожен, чтобы не показалось, что ты хочешь не столько царствовать, сколько господствовать, и что стараешься стать не государем, а тираном и что желаешь иметь больше подданных не для того, чтобы осчастливить их, а для того, чтобы они тебя боялись и подчинялись тебе беспрекословно»12.
С таких же «эразмистских» позиций выступал Лас-Касас, когда он разоблачал зверства конкисты и попытки конкистадоров и церковников обосновать «законность» завоевания.
Возникает, однако, вопрос: почему Лас-Касас не только не подвергся преследованиям за свои взгляды, но даже получил от короны известную поддержку? Некоторые исследователи пытаются объяснить это тем, что Лас-Касас критиковал колониализм с позиций «ортодоксального» католицизма, т.е. не затрагивая основ католической веры. Так ли это?
В позднее средневековье католическая церковь делила народы мира на христиан и язычников, согласно доктрине, сформулированной в XIII в. кардиналом Энрико де Суза. Эта доктрина служила идеологическим обоснованием для завоевания и покорения земель, населенных «неверными». Опираясь на доктрину Сузы, папы римские наделяли христианских государей правом на захват новых земель. Со ссылкой на эту доктрину папы римские выдали «мандаты» английским королям на завоевание Ирландии, португальским ‒ Азорских островов, испанским, а затем португальским ‒ на завоевание Америки.
Лас-Касас в этом вопросе стоял на позициях раннего, или «истинного», христианства. Он говорил: «Все народы мира состоят из людей», т.е. все народы являются равноправными, поэтому христианские народы не имеют ни морального, ни юридического права на порабощение или насильственное обращение в свою веру нехристианских народов.
Лас-Касас утверждал: «…христианская религия одинаково может быть приспособлена ко всем народам мира, она всех людей одинаково принимает в свое лоно и никого не лишает свободы и собственности, не превращает в рабов под тем предлогом, что люди по своему естественному происхождению являются либо свободными, либо рабами»13. {15}
Средневековая католическая церковь считала институт рабства богом данным. Лас-Касас самым категорическим образом осуждал рабство. Напрасны попытки его противников доказать, что, дескать, именно он был повинен в замене рабства индейцев рабством негров в испанских колониях на том основании, что в первые годы пребывания в Америке он считал рабство негров меньшим злом по сравнению с рабством индейцев. Находясь вначале под влиянием традиционной доктрины церкви по этому вопросу, Лас-Касас высказывался за замену рабов-индейцев рабами-неграми. Впоследствии, однако, Лас-Касас с такой же страстностью осуждал рабский труд негров, как и индейцев.
Негров-рабов испанские завоеватели стали ввозить в американские колонии до того, как это предложил Лас-Касас, и продолжали это делать после того, как доминиканский монах осудил их ввоз14. Примечательным является осуждение Лас-Касасом всякого рабства, что делает его первым сторонником освобождения негров-рабов на американском континенте. К сожалению, на эту сторону деятельности Лас-Касаса исследователи до сих пор обращали мало внимания.
И все же чем объясняется тот факт, что Лас-Касас нашел поддержку у испанской короны и не разделил участи других «эразмистов», с которыми расправлялась инквизиция? Причиной тому в первую очередь явилось стремление испанской короны ограничить власть конкистадоров, угрожавших ее экономическим и политическим интересам, и создать для королевской казны постоянный источник доходов из налогов, которые были обязаны платить ей «свободные» индейцы. «Пятая королевская доля (el quinto real), ‒ как правильно отмечает Лесли Бирд Симпсон, ‒ вот что составляло основу империи Карла V… Она должна была поступать, и система, которая не учитывала этого первостепенного факта, должна была неизбежно рухнуть»15.
Участники конкисты ‒ корона, конкистадоры и церковь ‒ стремились побольше выкачать золота и других ценностей из колоний, завладеть землями, поработить местное население и заставить его работать на себя. Таковы были главные цели конкисты и политики Испании в ее американских владениях. Но эти подлинные цели маскировались и прикрывались христианскими идеалами ‒ заботой о спасении душ индейцев, об их духовном и физическом благе, о претворении в жизнь христианских постулатов всеобщей справедливости. Миссию идеологического камуфляжа выполняла церковь, окружавшая вначале ореолом священной благодати феодальный строй, затем абсолютистскую монархию в Испании. В заморских владениях она {16} «облагораживала», оправдывала своим учением колониальный грабеж и эксплуатацию.
Конкисту некоторые историки называют последним «крестовым походом», ибо все действия ее участников, все их поступки оправдывались религиозными взглядами. Конкистадоры верили в божественное провидение и считали себя исполнителями его воли, «рыцарями христианской справедливости», что не мешало им убивать и грабить тех, кого они хотели обратить в свою веру. Так вели себя миряне, так вели себя и церковники. Католическая церковь была не только идейным вдохновителем и участником конкисты, не только ее хронистом и комментатором, но и ее главным защитником. В отличие от своих собратьев по духовному званию Лас-Касас был ее обличителем, беспощадным обвинителем и одновременно главным свидетелем обвинения.
Но если идеология конкисты была сродни идеологии средневековых крестовых походов, то сама конкиста по своему содержанию и характеру принадлежит к другой эпохе ‒ эпохе, главным действующим лицом которой была нарождающаяся буржуазия.
Абсолютистская Испания, бывшая в начале XVI в. сильнейшим государством в Европе, открыла эту новую эру, хотя сама {17} так и не смогла переступить ее порога в течение многих столетий. Став первой колониальной державой, Испания превратилась в перевалочный пункт для американского золота, оседавшего в карманах английской, французской, голландской буржуазии. Впоследствии соперники Испании переняли ее колониальный опыт и, вооруженные уже своей собственной философией, лютерано-протестантской, не менее лицемерной и двуличной, чем католическая, удесятерили ее преступления в своих заморских владениях.
Крайне противоречивый характер испанского абсолютизма наложил соответствующий отпечаток и на идеологию конкисты. Было бы упрощенчеством утверждать, что церковь в Испании выступала только в роли духовного помощника светских колонизаторов, хотя именно в этом заключалась ее главная миссия. Наряду с этим она поддерживала среди верующих, как выразился испанский историк Фернандо де лос Риос, «жажду абсолютного совершенства»16. Этот идеал абсолютного совершенства, проповедуемый церковью, находился в вопиющем противоречии с господствовавшей в Испании действительностью. Такое противоречие порождало, с одной стороны, конкистадоров, мечтавших об Эльдорадо, а с другой ‒ реформаторов-еретиков и людей действия, грезивших построить «град божий» на земле, но еще в большем числе ‒ деятелей, которые пытались совместить «1о sacro у lo profano» ‒ «святое с мирским», служить одновременно и богу и демону наживы или, как образно выразился солдат Кортеса Берналь Диас дель Кастильо, «служить богу и королю, нести свет тем, кто живет во мраке, и заодно добывать богатство, которого ищут все люди». Именно такого рода люди «с крестом в руке и ненасытной жаждой золота в сердце», ‒ как о них писал Лас-Касас, составляли большинство дворянской вольницы в Испании и основной контингент завоевателей в Америке.
Обстановка, насыщенная столькими противоречиями, способствовала распространению идей эразмизма в колониях, она породила Лас-Касаса и его единомышленников, выступавших против зверств конкистадоров, требовавших справедливого отношения к индейцам и даже мечтавших о создании в Америке совершенного по своим христианским добродетелям общества. Эти американские реформаторы провозглашали, вопреки традиционному учению церкви, возможность достижения полного блаженства на земле. Один из них ‒ Васко де Кирога, архиепископ Мичоакана, покровительствовавший индейцам, ‒ писал в 1536 г.: «Томас Мор, автор, которого мы не можем недооценивать, создал республику, которая послужила мне примером»17. {18}
Именно эта сравнительно небольшая горсточка людей выражала «испанское стремление к справедливости» в Новом Свете, а не испанская корона или испанская церковь, как необоснованно, на наш взгляд, утверждает Льюис Хэнке18.
Лас-Касас пытался убедить, в первую очередь короля, в необходимости справедливого отношения к индейцам, ибо в Испании король был олицетворением не только гражданской, но и духовной власти. Церковь находилась у него в подчинении. Карл V прислушивался к высказываниям Лас-Касаса, так как опасался, что бесконтрольное хозяйничание конкистадоров в завоеванных землях приведет к истреблению местного населения или толкнет конкистадоров на путь самостоятельности и вызовет тем самым отделение колоний от метрополии. В том и другом случае он лишился бы американского золота. Поэтому Карл V согласился с предложением Лас-Касаса объявить индейцев «свободными». Индейцы должны были жить, чтобы приносить испанской короне доход. Конкистадоры могли только временно пользоваться их трудом, но не превращать их в рабов. Система «энкомьенды» должна была оградить интересы короны, сохранить жизнь индейцам, а также в известной степени удовлетворять аппетиты конкистадоров. Но поручить индейцев покровительству «энкомендеро», утверждал Лас-Касас, было все равно, что отдать овец под опеку волка. Законы 1542 г. провозглашали индейцев свободными, но эти законы не спасли их от жестокой эксплуатации и порабощения. Они просто не выполнялись. Очевидцы писали, что, казалось, злой рок преследовал индейцев: чем совершеннее становились законы, тем хуже было положение коренного населения колоний, тем хуже к нему относились испанцы19.
Лас-Касас знал об этом и продолжал разоблачать злодеяния конкистадоров. Под его влиянием Совет по делам Индий предложил королю временно отменить выдачу лицензий на завоевание новых земель в Америке и созвать совет ученых, теологов и юристов, который продумал бы, как осуществлять конкисту на «справедливых началах», как добиться того, чтобы и «волки были сыты, и овцы целы».
Король принял это предложение. Была создана хунта из 14 ученых. Она заседала в Вальядолиде в 1550‒1551 гг. Хунта должна была ответить на вопрос: имеет ли право испанский король покорять индейцев для обращения их в христианство, т.е. имеет ли он право применять с этой целью силу.
Заседания хунты превратились в диспут между Лас-Касасом и его противником Хуаном Хинесом де Сепульведой, богословом {19} и автором сочинения «О справедливых причинах войны против индейцев» (1547). Хинес де Сепульведа утверждал, ссылаясь на Аристотеля, что для обращения индейцев в христианство войну вести законно и обоснованно. Лас-Касас же доказывал, что это незаконно и необоснованно, подло и противоречит догматам христианской религии.
Хунта, выслушав Лас-Касаса и его противника, не смогла прийти к единому мнению и дать совет королю, как осуществлять «справедливую конкисту». Даже испанские схоласты, славившиеся своим умением оправдывать ссылками на библию и труды отцов церкви любые преступления, в данном случае не решились высказать свое мнение. Совету по делам Индий понадобилось шесть лет, чтобы заставить ученых мужей изложить свои суждения по этому вопросу в письменном виде. Эти суждения оказались столь противоречивыми, что свести их воедино оказалось невозможным. Решив, что, по-видимому, такова «воля божья», король возобновил выдачу разрешений на завоевание новых земель, продолжая через Совет по делам Индий наблюдать, чтобы доля добычи, предназначенная короне, не утаивалась завоевателями.
Лас-Касас, однако, не сложил оружия. В 1552 г. он опубликовал в Севилье свое знаменитое «Кратчайшее сообщение о разорении Индий», этот обвинительный акт и одновременно приговор и конкистадорам и конкисте. Ему ответил Хинес де Сепульведа трактатом «Безрассудные, скандальные и еретические предложения, замеченные доктором Сепульведой в книге о завоевании Индий, опубликованной без разрешения монахом Бартоломе де Лас-Касасом».
Но теперь колониальная политика испанской короны окончательно определилась как компромисс с конкистадорами. Королевская власть боялась слишком ограничивать доходы конкистадоров, не рискуя, как справедливо отмечает Льюис Хэнке, вызвать среди них «революцию»20. А что такая «революция» была весьма вероятной, показали события в Перу, где в ответ на попытку вице-короля Бласко Нуньеса Велы провести в жизнь законы 1542 г. восстали энкомендеро во главе с Гонсало Писарро. Колониальным властям удалось с большим трудом справиться с восставшими, которые для привлечения на свою сторону индейцев обещали им те же блага, что и законы 1542 г.21 Королевская власть не могла порвать с конкистадорами, она нуждалась в их услугах, без их поддержки она была бессильной в колониях.
Испанской короне удалось путем создания энкомьенд и колониальной администрации избежать возникновения в колониях феодальной вольницы, но в экономике колоний все же сложились феодальные отношения. Индеец, провозглашенный «свободным», {20} превратился в «крепостного» энкомендеро. Индеец находился в зависимости от короны, которой он через энкомендеро платил налог, так как формально считался «свободным». Его также эксплуатировала церковь, которой он через того же энкомендеро выплачивал десятину. Таким образом, индеец находился под тройным гнетом ‒ короны, местных помещиков и церкви.
Но наряду с этим в целом ряде мест Испанской Америки сохранились на протяжении всего колониального периода свободные индейские общины. В то же время там прижился и пустил глубокие корни институт городского самоуправления, соответствовавший традициям самой Испании. На первый взгляд это не вполне вяжется со строго централизованной и регламентированной системой колониального угнетения, установленной испанской короной в ее заморских владениях. Колониальные «вольности» особенно дороги апологетам испанского колониального режима, разглагольствующим о цивилизаторской роли Испании в колониях и противопоставляющим ее «варварским» колонизаторским методам англосаксов.
В действительности же наличие индейского самоуправления (общины) и городского самоуправления (кабильдо) объясняется не альтруистическими побуждениями или «христианскими добродетелями» колонизаторов, а характером самого испанского абсолютизма, своеобразие которого было блестяще раскрыто К. Марксом.
Абсолютистская монархия Испании, писал К. Маркс, имела лишь чисто внешнее сходство с абсолютистскими монархиями Европы и скорее должна быть приравнена к азиатским формам правления. «Восточный деспотизм, ‒ пояснял Маркс, ‒ затрагивает муниципальное самоуправление только тогда, когда оно сталкивается с его непосредственными интересами, но он весьма охотно допускает существование этих учреждений, пока они снимают с него обязанность что-либо делать самому и избавляют от хлопот регулярного управления»22. Вот почему городское самоуправление сохранилось в Испании при Габсбургах и Бурбонах, почему оно привилось в колониях, почему в колониях сохранилась свободная индейская община в тех местах и в тех случаях, когда она не мешала испанской короне грабить естественные ресурсы колоний, а латифундистам эксплуатировать основную массу коренного населения.
Лас-Касас стремился построить свои отношения и отношения Испании как государства с индейцами, исходя из христианских заповедей. Он жил среди индейцев, не творя им зла, проповедовал им христианскую веру, не применяя насилия, защищал их от произвола конкистадоров, которых за чинимые ими несправедливости и зверства отлучал от церкви. {21}
Некоторые исследователи называют Лас-Касаса мечтателем, утопистом, который не учитывал железных законов реального бытия. Стоило ли Лас-Касасу, вопрошают они, протестовать против действий конкистадоров, требовать добровольного ухода их из колоний, когда все это было нереально, неосуществимо, ибо христианские догмы добра и справедливости хороши лишь в теории, а в жизни господствуют другие ‒ волчьи законы.
Упреки обывателя, призывающего борца смириться с действительностью и не рисковать благами жизни во имя справедливого, но несбыточного идеала! Но в истории в конечном счете правыми оказываются не обыватели, а именно те, кто восстает против несправедливого порядка. Лас-Касас был для конкистадоров XVI в. глупцом и фантазером, а Сепульведа, одобрявший конкисту, казался великим реалистом. Однако, с точки зрения общего хода исторического развития, подлинным провидцем оказался не апологет колониальной системы Сепульведа, а осудивший ее Лас-Касас.
Да, Лас-Касас при жизни потерпел поражение. Но могло ли быть иначе? Он не нашел и не мог найти в Испании социальной силы, которая поддержала бы его, ибо все слои испанского общества были заинтересованы в конкисте, все ждали от нее богатства и славы на земле и царства небесного на небе. Бог, по меткому выражению Бенадето Кроче, считался в XV в. испанцем23. Разве не должен был он отплатить своим «соотечественникам» сторицею за обращение в его веру миллионов индейцев? Но Лас-Касас рассуждал иначе. Незадолго до смерти, в марте 1565 г., он писал в своем завещании: «Несомненно, бог когда-нибудь обрушит свой гнев и возмущение на Испанию за несправедливые войны, которые она вела против индейцев в Америке»24.
Голос Лас-Касаса не могли заглушить ни звон мечей конкистадоров, ни злобные и клеветнические выпады его противников, ни различные манипуляции фальсификаторов истории ‒ апологетов колониализма. Как и 400 лет тому назад, он продолжает звучать в защиту порабощенных народов и осуждать преступления колонизаторов.
К авторитету Лас-Касаса ‒ защитника индейцев и противника колонизаторов ‒ прибегали такие борцы за свободу народов Латинской Америки, как Миранда, Боливар и Марти. Ему посвятили страстные произведения, проникнутые духом освободительной борьбы, поэт Пабло Неруда и писатель Мигель Анхель Астуриас. {22}
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 9, стр. 230. {9}
2 См. Рафаэль Альтамира-и-Кревеа. История Испании, т. II. М., 1951, стр. 155‒156.
3 Е.В. Тарле. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV ‒ начало XIX в.). М., 1965, стр. 15. {11}
4 «L’Information Historique». Paris, 1965, № 3.
5 Там же, стр. 94. {12}
6 Там же, стр. 97; см. также: J. Friede. Las Casas y el movimiento indigenista en España y América en la primera mitad del siglo XVI. «Revista de Historia de América», № 34, 1952, p. 384‒385.
7 См. Maxime Haubert. L’Église et la défense des «sauvages». Le Père Antoine Vieira au Brésil. Brussel, 1964, p. 167‒171. {13}
8 См. Leonardo Griñan Peralta. Bartolomé de Las Casas como propagandista. Santiago de Cuba, 1961, p. 12.
9 Fernando Ortiz. Contrapunteo cubano del tabaco y el azúcar. La Habana, 1963, p. 428.
10 Marcel Batallon. Erazmo en España, v. II. México ‒ Buenos Aires, 1950, p. 443.
11 См. Leopoldo Zea. América en la Historia. México, 1957, p. 254. {14}
12 Там же.
13 См. Silvio Zavala. The Defence of Human Rights in Latin America. UNESCO, 1964, p. 39. {15}
16 Fernando de los Ríos. Religión y Estado en la España del siglo XVI. Mexico, 1957, p. 156.
17 Там же, стр. 173. {18}
18 См. Lewis Hanke. The Spanish Struggle for Justice in the Conquest of America. Philadelphia, 1949.
19 См. Juan Comas. La Realidad del trato dado a los indígenas de América entre los siglos XV y XX. «América Indígena», vol. XI, № 4, 1951, p. 339‒396. {19}
20 Lewis Hanke. Aristotle and the American Indians. London, 1959, p. 96.
21 Рафаэль Альтамира-и-Кревеа. Указ. соч., стр. 158. {20}
22 К. Маркс и Ф. Энгельс. Революция в Испании. М., 1937, стр. 9. {21}
23 B. Croce. Spagna nella vita italiana durante la Rinascenza. Bari, 1949, p. 126.
24 См. Lewis Hanke. Aristotle and the American Indians, p. 84. {22}
Григулевич И.Р. Бартоломе де Лас-Касас ‒ обличитель колониализма //Де Лас-Касас Бартоломе. К истории завоевания Америки. М.: Наука, 1966. С. 8‒22.