Смешно читать, как несколько умных людей, перегруженных образованием, топят простой вопрос в сложных частностях.)))
Топят вопрос (а он и вправду смешон и прост) не заумники-лингвисты, а те кто прикрываясь именем оных пытаются прописывать ему, вопросу ентому, того или иного рода "национальные паспорта", забывая про общие корни своих предков.
ну вариант от римского города Abella по фасмеру звучит странно
Вы не поняли. У Фасмера не написано, что название происходит именно от латинского города Abella, Он пишет, что праславянское *ablъko родственно литовским, латышским, др.-прусским, д.-в.-н., крым.-готским и т.д. аналогам. В числе которых есть место и названию латинскому.
Смешно читать, как несколько умных людей, перегруженных образованием, топят простой вопрос в сложных частностях.)))
Топят вопрос (а он и вправду смешон и прост) не заумники-лингвисты, а те кто прикрываясь именем оных пытаются прописывать ему, вопросу ентому, того или иного рода "национальные паспорта", забывая про общие корни своих предков.
Причем тут корни, когда сказку сочинил народ значительно позже, когда уже имелись различия?
сказку сочинил народ значительно позже, когда уже имелись различия?
Откуда вам известно кто и когда сочинил сказку? Единственно, что мы знаем - когда и кем она была услышана и записана. И произошло это в промежуток между 1788 годом (датой рождения Екатерины Полевой) и 1844 (годом первой публикации данной сказки). Исходя из названия сборника рассказала ее юной Екатерине Алексеевне ее няня Авдотья Черепьёва. Что впрочем тоже не факт. Вполне возможно это мог быть лишь вымышленный образ, послуживший литературным псевдонимом писательнице. Услышать и записать ее Авдеева могла и позже, когда путешествовала вместе со своим мужем по Иркутскому краю. Было ей в ту пору 16 годков. Не Курск, не Иркутск к Украине отношения не имеют. Почерпнутые в данной поездке сведения также не несут никаких упоминаний или намеков на украинское происхождение ее информантов.
Шар в значении сфера Фасмер не считал тюркским заимствованием.
шар I, род. п. -а, болг. шар «шар» (Младенов 691); неубедительны попытки сближения с шар II, якобы первонач. в данном случае «пятно» (напр., Брандт, РФВ 24, 190; Ильинский, ИОРЯС 24, 1, 136). Последний привлекает сюда же хоро́ший. Ошибочно и сравнение с греч, κάρη «голова», др.-инд. c̨íras ср. р. «голова, вершина», авест. sarah- (ср. р.) — то же, вопреки Горяеву (ЭС 419).
шар II «краска», церк., русск.-цслав. шаръ «краска», шарити «красить», шаръчи «художник» (Ио. Леств., ХII в.; см. Срезн. III, 1582), ст.-слав. шаръ χρῶμα (Супр.), болг. шар «пятно; пестрый», сербохорв. ша̏ра «пестрота», ша́рац «конь пегой масти», словен. šȃr м., šárа ж. «пестрый, пятнистый», šárа ж. «пестрота». Распространение этого слова говорит в пользу раннего заимствования из тюрк.; ср. чув. sărlа «красить», sără «краска». Арним (ZfslPh 9, 406) предполагал заимствование из тюрк. sаrуɣ «белый» или «желтый». Невероятна реконструкция праформы и.-е. *ki̯āro- и сравнение с си́зый, вопреки Петерссону (ВSl Wortst. 28).
шар III «морской пролив; залив», беломорск. (Даль, Ончуков), печорск. (Подв.); коми šаr «морской пролив», которое Калима (FUF 18, 46 и сл.) считает источником, не отмечено у Вихм. — Уотилы. Шренк у Калимы (там же) считает источником коми šоr «ручей», родственное венг. ár «поток» (Паасонен, KSz. 16, 57).
Колоб-"шар, колобок, моток, круглый хлеб", арханг., вологодск., нижегор., псковск., тверск.; колобу́ха "галушка, увалень", сюда же колоба́н "толстая лепешка", тверск. околобе́ть "сжаться", ско́лобить "сжать комом", укр. колобо́к.
Надежные сопоставления отсутствуют, но вряд ли это слово является заимств. Корш (AfslPh 9, 513) и Бернекер (1, 542 и сл.) сравнивают это слово с греч. κόλλαβος "пшеничный хлеб", однако заимствованное из греч. слово (вопреки Бернекеру) имело бы в, но никак не б; см. Фасмер, RS 5, 136. Следует отделять от словен. sklabotína "осадок, намыв" по семантическим соображениям, вопреки Торбьёрнссону (1, 80). Выведение из шв. klabb "чурка", норв. klabb "ком" или из др.-исл. kolfr "брус, шест" (Кнутссон, GL 49; Фасмер, там же) фонетически несостоятельно. Едва ли связано с коло (см. колесо́), вопреки Горяеву (ЭС 151). Отсюда колбя́к "огрызок, кончик". Сомнительно родство с греч. κολοβός "изувеченный", о котором см. Буазак (485). Ср. лтш. kalbaks "ломоть, краюха хлеба" (М.–Э. 2, 140; Потебня, ФЗ, 1876, вып. 2, стр. 93).
Вы со своей Авдеевой только туману набросили. Сама по себе курская земля тесно связана с южнорусскими, нынешними украинскими, территориями. Древние поселения, переселение северян, поздние южнорусские княжеские образования, после монголов принадлежность на протяжении 150 лет ВКЛ, тесное соседство с украинскими землями на Западе, со Слобожанщиной на Юге, саяны и горюны, как субэтносы - многое указывает на близость курян к жителям Южной Руси.
Полевая родилась в Курске в1788 году в купеческой семье и в младенчестве попала в Иркутск, где родились ее младшие братья, там же она в 14 лет вышла замуж. После смерти мужа, в 1815 году писательница Авдеева через пять лет вернулась к своей семье в Курск. Вскоре уехала оттуда в Москву, затем в Одессу, в Петербург в 1841 году, но перед этим жила у дочери с зятем Дерпте несколько лет, а в 1863 году осела в Новгороде. Писать начала поздно в 1837 году в Москве вышла ее первая книга, а в 1844 году в СПБ она выпустила сборник русских сказок.
Скорее всего первый свой литературный опыт Авдеева создала в Дерпте под влиянием зятя и братьев.
Мне только не понятно чей няней была эта легендарная Авдотья Черепьева? Самой Полевой или ее дочери в Иркутске? Или ее внуков в Одессе или Дерпте?
Так эти субэтносы формировались, как понимаю, ещё до образования украинской нации. А где грань между южнорусскими и украинскими диалектами - а шут его ведает...
Так эти субэтносы формировались, как понимаю, ещё до образования украинской нации. А где грань между южнорусскими и украинскими диалектами - а шут его ведает...
Вот именно. Насколько я понял из пояснений, эти субэтносы были привнесены на курские земли извне в момент заселения ее при Грозном. А тогда образование украинского этноса уже шло на всех парах
Сообщение отредактировал Яго: 17.03.2021 - 23:30 PM
Мне только не понятно чей няней была эта легендарная Авдотья Черепьева? Самой Полевой или ее дочери в Иркутске? Или ее внуков в Одессе или Дерпте?
В Одессу она попала в 1830 г., после назначения зятя (Розберга Михаила Петровича) в канцелярию новороссийского и бессарабского генерал-губернатора Воронцова М.С. Прожила в Одессе с его семьей до октября 1836 г. Затем вслед за ним же и домочадцами, перебралась в Дерпт, где зять вступил в должность ординарного профессора русского языка и словесности.
До переезда в Одессу жила с 1820 г. последовательно в Курске и Москве, под крылом своего папеньки - купца 2-й гильдии Полевого Алексея Евсеевича. На тот момент он держал сахароделательный заводик в Москве и занимался транспортировкой рыбы в Курске. Однако не преуспевал не на том, не на др. поприще. Семья бедствовала. В 1822 г. умер.
Теперь относительно няни. Не факт, что она действительно существовала. В 1848г. в журнале "Отечественные записки" (Т.59, № 7-8, С.125-138) в разделе "Смесь" вышли "Воспоминания о Иркутске" Авдеевой. В заметке она делится своими впечатлениями о жизни в Сибири, тамошних нравах, людях и т.д. Особенно лестно отзывается она об одном работнике их семьи.. Он служил у них ночным сторожем ("караульщиком") и слыл большим знатоком по части сказки сказывать. Звали его Терентьич. Приведу этот отрывок полностью:
" В доме моих родителей был ночной сторож, или караульщик, как там называют: это был, можно сказать, необыкновенный рассказчик и замечательный по разным отношениям старик. Ему было тогда лет семьдесят, и хотя он был не велик ростом и худощав, но здоров, всегда весел, и при том прожора и рассказчик неутомимый. Когда, вечером, надев тулуп, он с длинною дубиною выходил на свою ночную стражу, вокруг собирались все свободные в доме люди и упрашивали рассказать что-нибудь. Долго он отделывался от них шутками и прибаутками, и наконец, за хороший нюх табаку, начинал непрерывный рассказ. Окружавшие его рады были слушать его хоть всю ночь, и обыкновенно им уже приказывали разойтись. Случалось, что в летние светлые ночи и отец мой подзывал его к галерее своего дома, где он сиживал по вечерам, и заставлял Терентьича рассказывать. Главный интерес его рассказа был в его манере рассказывать, потому-что сказки были известные, кроме отдельных анекдотов, которые он приводил всегда кстати. Например, когда речь доходила до мужика, солдата, дьячка, и тому подобных лиц, рассказчик почти всегда делал небольшое отступление, в роде следующего: "Солдат! А что такое солдат? человек Божий, и пр. (Далее она полностью пересказывает одну из слышанных ею сказок в его исполнении про солдата, старуху и кашу из топора; я ее пропущу, желающие сами могут прочесть, исходники дал -М.)... К этому прибавлялось несколько нравоучений, в русском духе сказанных, и такая вставка только разнообразила главный рассказ. Разумеется, Терентьич говорил гораздо острее, выразительнее по-русски, нежели я сумела передать его слова... Мне кажется вообще, что занимательность и прелесть русских сказок зависела больше от искусства рассказчиков, нежели от самого содержания их. Сказки русские вообще очень не замысловаты содержанием, а как они сохранились только в устных рассказах, то теперь даже трудно узнать в первобытном, оригинальном их виде. Терентьичи встречаются уже редко, а что до сих пор напечатано, то не дает понятия об истинном рассказе русской сказки."
P.S.
На мой взгляд этот вот Терентьич и мог быть выдан ею за образ "нянюшки" в опубликованных в 1844 году сказках...
P.P.S.
Напомню, что первый вариант сказки "Колобок" на украинском языке вышел в "Народных Южнорусских сказках" , Т.2 опубликованных Н. Рудченко в Киеве только в 1870 г. То бишь через 26 лет, после публикации Авдеевой. Когда они уже были изданы-переизданы на куче иностранных языков и вошли в обиход детского обучения по всей Российской империи (см. ниже).* Причем Рудченко, обычно пунктуально отмечавший рассказчика, поделившегося с ним той или иной сказкой, о "Колобке" отделался лишь стандартной фразой: "записано там же" (т.е. в Миргороде, Полтавской губернии). Пересказ оной не чем не отличается от русского варианта. За исключением самого малоросского диалекта, на котором она была опубликована. В чем сами можете легко убедиться:
* - В 1864 г., за шесть лет до появления "Южнорусских сказок" Рудченко вышло первое издание "Родного слова" Ушинского - учебной книги русской начальной школы. В ней, в числе прочих, был опубликован и "Колобок" Авдеевой. Учебник непрерывно переиздавался из года в год вплоть до Революции и разошелся миллионными экземплярами.
Теперь относительно няни. Не факт, что она действительно существовала. В 1848г. в журнале "Отечественные записки" (Т.59, № 7-8, С.125-138) в разделе "Смесь" вышли "Воспоминания о Иркутске" Авдеевой. В заметке она делится своими впечатлениями о жизни в Сибири, тамошних нравах, людях и т.д. Особенно лестно отзывается она об одном работнике их семьи.. Он служил у них ночным сторожем ("караульщиком") и слыл большим знатоком по части сказки сказывать. Звали его Терентьич. Приведу этот отрывок полностью:
" В доме моих родителей был ночной сторож, или караульщик, как там называют: это был, можно сказать, необыкновенный рассказчик и замечательный по разным отношениям старик. Ему было тогда лет семьдесят, и хотя он был не велик ростом и худощав, но здоров, всегда весел, и при том прожора и рассказчик неутомимый. Когда, вечером, надев тулуп, он с длинною дубиною выходил на свою ночную стражу, вокруг собирались все свободные в доме люди и упрашивали рассказать что-нибудь. Долго он отделывался от них шутками и прибаутками, и наконец, за хороший нюх табаку, начинал непрерывный рассказ. Окружавшие его рады были слушать его хоть всю ночь, и обыкновенно им уже приказывали разойтись. Случалось, что в летние светлые ночи и отец мой подзывал его к галерее своего дома, где он сиживал по вечерам, и заставлял Терентьича рассказывать. Главный интерес его рассказа был в его манере рассказывать, потому-что сказки были известные, кроме отдельных анекдотов, которые он приводил всегда кстати. Например, когда речь доходила до мужика, солдата, дьячка, и тому подобных лиц, рассказчик почти всегда делал небольшое отступление, в роде следующего: "Солдат! А что такое солдат? человек Божий, и пр. (Далее она полностью пересказывает одну из слышанных ею сказок в его исполнении про солдата, старуху и кашу из топора; я ее пропущу, желающие сами могут прочесть, исходники дал -М.)... К этому прибавлялось несколько нравоучений, в русском духе сказанных, и такая вставка только разнообразила главный рассказ. Разумеется, Терентьич говорил гораздо острее, выразительнее по-русски, нежели я сумела передать его слова... Мне кажется вообще, что занимательность и прелесть русских сказок зависела больше от искусства рассказчиков, нежели от самого содержания их. Сказки русские вообще очень не замысловаты содержанием, а как они сохранились только в устных рассказах, то теперь даже трудно узнать в первобытном, оригинальном их виде. Терентьичи встречаются уже редко, а что до сих пор напечатано, то не дает понятия об истинном рассказе русской сказки."
P.S.
На мой взгляд этот вот Тереньич и мог быть выдан ею за образ "нянюшки" в опубликованных в 1844 году сказках...
P.P.S.
Напомню, что первый вариант сказки "Колобок" на украинском языке вышел в "Народных Южнорусских сказках" , Т.2 опубликованных Н. Рудченко в Киеве только в 1870 г. То бишь через 26 лет, после публикации Авдеевой. Когда они уже были изданы-переизданы на куче иностранных языков и вошли в обиход детского обучения по всей Российской империи (см. ниже).* Причем Рудченко, обычно пунктуально отмечавший рассказчика, поделившегося с ним той или иной сказкой, о "Колобке" отделался лишь стандартной фразой: "записано там же" (т.е. в Миргороде, Полтавской губернии). Пересказ оной не чем не отличается от русского варианта. За исключением самого малоросского диалекта, на котором она была опубликована. В чем сами можете легко убедиться:
* - В 1864 г., за шесть лет до появления "Южнорусских сказок" Рудченко вышло первое издание "Родного слова" Ушинского - учебной книги русской начальной школы. В ней, в числе прочих, был опубликован и "Колобок" Авдеевой. Учебник непрерывно переиздавался из года в год вплоть до Революции и разошелся миллионными экземплярами.
Меня ничто не убедило в вашем рассказе. Тот же Терентьич мог быть выходцем из Малороссии. В самой Малороссии уже в 18-м веке две соседние славянские культуры перемешались, И на курских землях, вплотную граничащих с Малороссией дело обстояло аналогично. Что касается изданий, Что Авдеевой, что Руденко, это мне напомнидло Энеиду Котляревского. Котляревский без сомнения был знаком с текстом Осипова, но никому не придет в голову отрицать самоценность "парубка Енея". Нам достоверно известно только одно, что Колобок появился с литературе только в середине 19-го века. То есть тогда, когда культурные слои Великороссии и Малороссии интенсивно перемещались по европам, знали зарубежную литературу лучше, чем отечественную, воспитывались сами и воспитывали своих детей при помощи зарубежных воспитателей и учителей.
Я не знаю, когда была сочинена в Англии сказка о пряничном человечке, но вполне возможно, что именно эта сказка и могла быть переложена на славянский лад. При отсутствии точных сведений, может приниматься на веру все.
Сколько сказок, заимствованных из Европы, написанных русскими писателями по следам достижений европейской литературы, попало в 19-м и 20-м веках в Россию? Тьма. Черная курица, Щелкунчик, Буратино. Даже Пушкинские Руслан и Людмила не свободны от европейского влияния.
Вполне естественно, что русская, а за ней малороссийская, литературы, возникнув позже европейской литературы, развивались на основе и под влиянием последней.
Может и прав BKR, и в поисках первородства литературоведам есть смысл поскрести по европейским сусекам?
Как правило, большинство литературных персонажей списаны с реально существовавших людей. Не стала исключением и персонаж романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» по имени Аннушка.
Никто не знал, да, наверное, и никогда не узнает, чем занималась в Москве эта женщина и на какие средства она существовала. Известно о ней было лишь то, что видеть ее можно было ежедневно то с бидоном, то с сумкой, а то и с сумкой и с бидоном вместе – или в нефтелавке, или на рынке, или под воротами дома, или на лестнице, а чаще всего в кухне квартиры N 48, где и проживала эта Аннушка…
Также было известно, что где бы ни находилась или ни появлялась она – тотчас же в этом месте начинался скандал, и кроме того, что она носила прозвище «Чума»..
«Нехорошая» квартира, располагавшаяся в доме № 10 на Большой Садовой улице, существовала и существует на самом деле. До революции это здание являлось доходным домом, то есть помещения в нем сдавались собственником в аренду. После прихода советской власти доходный дом стал одной из первых коммун в стране. Иначе говоря, он превратился во вместилище коммунальных квартир, которые были распределены между представителями рабочего класса.
Михаил Булгаков был скорее интеллигентом, нежели пролетарием, но тоже занимал одну из комнат дома № 10 по Большой Садовой. Он жил там с 1921 по 1924 год со своей первой супругой Татьяной Лаппа. Несмотря на относительно короткий срок пребывания в упомянутой коммунальной квартире, ее обстановка и жильцы навсегда запечатлелись в произведениях Булгакова.
Аннушка, которая по неосторожности разлила масло на дороге, и которое оказалось причиной несчастного случая, унесшего жизнь другого героя романа «Мастер и Маргарита» по фамилии Берлиоз, существовала на самом деле. Причем жила она в одной коммунальной квартире с Михаилом Булгаковым и его женой. Правда, об Аннушке у писателя теплых воспоминаний не осталось. Именно поэтому ее яркий прототип можно разглядеть на станицах других произведений Булгакова: это и «Театральный роман», и «Самогонное озеро», и «Дом Эльпит–рабкоммуна».
Звали эту неприятную даму Анна Горячева. Род ее занятий так и остался загадкой для исследователей и поклонников таланта Булгакова. Однако сведения о сварливом, вздорном и даже скандальном характере Горячевой дошли и до наших дней. Благодаря своеобразному нраву и поведению эта женщина превратилась в настоящий бич коммунальной квартиры № 50. Да и в ближайших окрестностях Анна Горячева была известной личностью. Недаром горожане прозвали ее «дура с Садовой».
Несмотря на такую «славу», до 2006 года внешность Анны Горячевой являлась такой же тайной, как и ее профессия. Однако в указанном году каким–то чудом объявился правнук Горячевой, адвокат из Швейцарии, и подарил музею Михаила Булгакова, который и занимает ту самую «нехорошую» квартиру на Садовой, единственную сохранившуюся фотографию родственницы. Теперь этот немного увеличенный снимок украшает кухню коммунальной квартиры, где обычно и устраивала склоки Анна Горячева.
