Один из признаков кризиса правящих верхов — падение международного престижа государства в результате очень серьезных неудач внешней политики правительства Гизо. Первое скандальное поражение французская дипломатия потерпела в 1840 г., когда Россия, Англия, Австрия и Пруссия объединились для решения так называемого Восточного вопроса без участия Франции. Война Священному союзу — таков был, можно сказать, общий лозунг французских патриотов, их речей, газетных статей, манифестаций национальной гвардии. Но ничто не поколебало смирения Луи-Филиппа. «Ни гроша для славы! Слава не приносит никакой прибыли! Мир во что бы то ни стало! Война понижает курс трех- и четырехпроцентных бумаг! — вот что написала на своем знамени Франция биржевых дельцов. Ее внешняя политика свелась поэтому к ряду оскорблений, нанесенных национальному чувству французов».
В 1841 г. Франция была допущена Россией, Англией, Австрией и Пруссией к подписанию Лондонского протокола о ликвидации турецко-египетского конфликта и конвенции с турецким султаном о закрытии проливов для военных судов всех наций. Но этот протокол закреплял двойное дипломатическое поражение Франции: потерю преобладания в Сирии и влияния в Египте, подпавшего впоследствии под иго Англии.
С 1841 по 1848 г. международный авторитет Франции неуклонно падал. Ни завершение покорения Алжира в 1847 г., ни другие колониальные приобретения не могли остановить рост недовольства широких слоев населения Франции внешней политикой финансовой олигархии.
В 1844 г. оппозиция использовала нашумевшее «дело Притчарда», английского агента, противодействовавшего утверждению французского господства на острове Таити. Французские военные власти на Таити попытались прогнать Притчарда. Хотя остров остался в руках французов, все же французское правительство подчинилось требованию Англии: извинилось перед Притчардом, освободило его из-под ареста и даже вознаградило за антифранцузские происки, уплатив 25 тыс. фр.
Сблизившись с меттерниховской Австрией и с царской Россией, орлеанистская Франция все более откровенно выступала как реакционная сила и обрекла себя на новые дипломатические поражения. Лживость заявления различных кабинетов Луи-Филиппа о сочувствии полякам — борцам за свою национальную независимость была разоблачена в 1846 г., когда правительство Гизо примирилось с насильственным присоединением Кракова к империи Габсбургов, т. е. с ликвидацией последнего очага польской независимости. Кабинет Гизо стал на сторону реакционного «Зондербунда» в гражданской войне швейцарских кантонов; вместе с «Зондербундом», вместе с Меттернихом в этой войне потерпела поражение и дипломатия Гизо.
Сближение Франции с меттерниховской Австрией и с царской Россией привело Гизо к поражениям в Италии; ставка Гизо на итальянских реакционеров оказалась битой. Итальянским монархам еще до начала французской революции 1848 г. пришлось пойти на уступки, начать конституционные преобразования. Современник и очевидец описываемых событий Александр Иванович Герцен писал: «Франция не могла держаться даже на той высоте, на которой была за десять лет, — она делалась второстепенным государством. Правительства перестали ее бояться, народы начинали ненавидеть».
Реакционная политика и провалы Гизо ускоряли приближение революционной развязки. Внешняя политика Луи-Филиппа и Гизо подвергалась ожесточенной критике не только в широких массах, в общественных и политических организациях, в печати, на парламентской трибуне, но даже и в переписке принцев Орлеанской династии. В ноябре 1847 г. сын короля Луи-Филиппа принц Жуанвильский с возмущением писал герцогу Немурскому, своему брату, об угодничестве Франции перед Австрией и о принятии Францией роли «жандарма в Швейцарии и душителя и Италии собственных же своих принципов и своих естественных союзников». Главную причину своего расхождения с королем и этих вопросах принц Жуанвильский указывал ясно: «Я начинаю сильно беспокоиться, как бы нас не привели к революции…»
При Июльской монархии вокруг Парижа возвели новую крепостную стену, что стало возможно благодаря привлечению средств не только из городской, но и из государственной казны. Намерение построить эти новые укрепления возникло еще в начале 1830-х годов, причем поначалу речь шла о том, чтобы окружить Париж даже не сплошной стеной, а лишь отдельными крепостями. Однако в тот момент властям пришлось отказаться от своего намерения: уж слишком отрицательно восприняли его жители столицы. Злые языки утверждали, что правительство стремится защитить себя не столько от иностранных захватчиков, сколько от самих парижан, и строит бастионы и роет рвы потому, что боится мятежей.
Однако в 1840 году Адольф Тьер, став председателем правительства, счел необходимым вернуться к отвергнутому плану. В это время международное положение Франции ухудшилось донельзя. 15 июля 1840 года Англия, Австрия, Пруссия и Россия без участия Франции подписали в Лондоне конвенцию по восточному вопросу (о судьбе проливов Босфор и Дарданеллы). Благодаря этой конвенции Турция возвратила себе господство над Египтом; между тем Франция поддерживала стремление Египта к независимости. Фактически Франция была подвергнута остракизму со стороны всех европейских держав и, казалось, стояла на грани войны. В этих условиях 10 сентября 1840 года кабинет Тьера при одобрении короля принял решение о немедленном начале работ, даже не дождавшись согласия парламента. На строительство были выделены 13 миллионов франков.
Если стена Откупщиков защищала город от контрабандистов, то стена Тьера была призвана защитить его от военных атак. Поэтому, когда международная обстановка стала более спокойной и Луи-Филипп отправил Тьера в отставку, судьба новых укреплений опять оказалась под вопросом, тем более что, как выяснилось, денег на них требовалось не 13 миллионов, а в десять с лишним раз больше. В январе 1841 года этот проект наконец попал на рассмотрение палаты депутатов. Докладчиком выступал все тот же Тьер, а мнение его оппонентов блистательно выразил Ламартин. Он назвал запланированные укрепления новыми бастилиями и осудил правительство за намерение отгородиться крепостями от того самого народа, который привел его к власти: "Неужели революция забывается до такой степени, что требует бастилий! народных бастилий спустя полвека после того, как она прославила себя разрушением этого оплота деспотизма!"
Общественное мнение Парижа разделилось на два лагеря: противников и сторонников укреплений. Газеты пестрели сатирическими стихами и репликами (в большинстве случаев направленными против укреплений). Дельфина де Жирарден писала в своей еженедельной хронике: "Париж укрепленный означает Париж оглупленный". Однако, поскольку влиятельные политики знали, что король поддерживает постройку укреплений, 1 февраля палата депутатов приняла проект 237 голосами против 162.
В результате за пять лет (1841–1846) силами почти десяти тысяч рабочих были выстроены укрепления длиной около 39 километров. С внешней стороны вдоль 94 бастионов десятиметровой высоты шел ров шириной 15 метров, а за ним простиралась зона шириной в 250 метров, где было запрещено какое бы то ни было строительство. Изнутри вдоль крепостной стены (названной "стеной Тьера") шел дозорный путь, именовавшийся Военной дорогой (rue Militaire). Именно на его месте после 1860 года были проложены бульвары, названные именами наполеоновских маршалов. Внутри новой крепостной стены оказались территории 11 коммун департамента Сена, которые в это время не входили в состав Парижа, так как располагались вне крепостной стены Откупщиков: Отей, Батиньоль, Бельвиль, Шаронна, Ла Шапель, Ла Виллет, Монмартр, Пасси, Берси, Гренель и Вожирар. Официально эти "малые пригороды" вошли в состав Парижа только в 1860 году, поэтому, строго говоря, возведение укреплений происходило не на территории столицы. Однако эпизод этот – неотъемлемая часть истории Парижа не только потому, что он с самого начала вызвал у парижан повышенный интерес, но и потому, что возведение стены Тьера способствовало сближению "малых пригородов" с официально признанными округами Парижа и фактическому (хотя еще и не юридическому) формированию нового "большого Парижа". Крепостная стена Тьера была использована по назначению, в военных целях, только один раз, во время осады Парижа прусскими войсками осенью 1870 – зимой 1871 года; в 1919 году она была разрушена, и сейчас от нее сохранился только десяток разрозненных фрагментов.
В 1830 году режим Бурбонов был изрядно расшатан, и, чтобы уберечься от политических бурь, правительству понадобилась маленькая победоносная война. Целью был выбран Алжир — пашалык Османской империи, давно живший независимой жизнью. У Парижа с ним были напряжённые отношения с того момента, как дей Алжира ударил французского посланника мухобойкой в 1827 году. 25 мая 1830 года французская эскадра отплыла из Тулона, а уже 5 июля дей капитулировал. Как известно, этот быстрый успех не спас Францию от революции, произошедшей через три недели после победы. Теперь Июльская монархия должна была решать, что делать с Алжиром дальше.
Несколько лет всерьёз муссировалась идея совсем оставить это сомнительное наследство и эвакуировать армию, претенциозно названную «армией Африки», но по многим причинам король Луи-Филипп решил не уходить из Алжира, а наполнить его завоевание новым смыслом. Дело покорения оказалось связано с престижем Франции и легитимностью новой династии. Говорят, что король сказал об Алжире: «Это наша оперная ложа, но ужасно дорогая».
С падением власти дея политическая структура Алжира рассыпалась на мелкие кусочки. Отдельные арабские и кабильские племена, и прежде довольно автономные, стали независимыми, местные князьки начали выстраивать свои системы вассальных отношений. Самый серьёзный вызов французам бросил эмир Абд-эль-Кадер, объединивший многочисленных сторонников вокруг своей яркой личности. Эмир сочетал военную, политическую и религиозную власть. Один из лучших умов тогдашней Франции Алексис де Токвиль называл его «мусульманским Кромвелем», а позднейший историк завоевания Шарль-Андре Жульен — «воином-монахом».
Первые десять лет завоевания проходили для французов с переменным успехом. Алжирские генерал-губернаторы менялись так же часто, как и военные министры в Париже, а их власть распространялась только на город Алжир, плодородную долину вокруг него (Митиджа) и крупные порты вроде Орана и Боны. Во внутренней части страны сохранялся вакуум власти, который стремительно заполнял Абд-эль-Кадер. Политика французов металась от крайней жестокости к арабофилии. Пока одни офицеры разоряли мусульманские кладбища, закрывали медресе и превращали мечети в католические соборы, их сослуживцы представляли Алжир как «чистый лист», на котором можно начертать более справедливое социальное устройство для Европы. Эти сен-симонистские идеи были свойственны, прежде всего, выпускникам Политехнической школы 1820-1830-х годов. Один из них, Луи де Ламорисьер, в 1833 году возглавил так называемое «арабское бюро», которое постепенно стало административным, разведывательным и интеллектуальным центром при генерал-губернаторе. Военные сумели отбить всякие поползновения установить в Алжире гражданскую администрацию, и фактически получили в своё распоряжение целую страну, которую, впрочем, ещё предстояло покорить.
В 1835-1837 годах произошло несколько столкновений, которые можно назвать поворотными. На западе страны Абд-эль-Кадер и французы обменялись чувствительными ударами на реке Макта (победа арабов) и на Сиккаке (победа французов). В сложившейся патовой ситуации стороны заключили перемирие. Тогда взоры завоевателей обратились на восток, где бей Константины выстраивал своё собственное государство, не подчиняясь триколору. Константина с трёх сторон была окружена глубоким каньоном, и первая попытка взять эту природную крепость в 1836 году окончилась оглушительным провалом. Снег, болезни и голод опустошили французские ряды, и из 8700 человек вернулось только 4000. Сын короля герцог Немурский участвовал в экспедиции и надолго запомнил, как приходилось оставлять на дороге больных и раненых, потому что не было сил их нести. Взятие Константины состоялось в следующем 1837 году, став самой громкой победой французского оружия в эпоху Июльской монархии. Именно после этой эпопеи начала складываться легенда об армии Африки. Неудача 1836 года стала аналогом зимнего отступления из России в 1812 году, а реванш 1837 года был воспет в полотнах Ораса Верне, созданных для галереи Версальского дворца.
Константина была последним крупным городом, над которым ещё не развевался французский флаг, но её захват означал не конец войны, а переход конфликта в новую фазу. Теперь сопротивление не сосредотачивалось в городах, а борьба не сводилась к сражениям. Армии Африки предстояло столкнуться с тем, что в то время называли «малой войной», а в ХХ веке назовут противоповстанческими операциями.
К 1840 году французы уже десять лет воевали в Алжире, и конца войне не предвиделось. Зато этого срока было достаточно, чтобы армия Африки обрела свою особую культуру. В 1830-1854 годах 67 из 100 пехотных полков французской армии прошли через Алжир. Нормальный срок командировки составлял шесть лет. К 1840 году численность войск в Алжире достигла 61 200 человек.
Несмотря на то, что армия Африки формально не обладала никакой автономией, различия между ней и войсками в метрополии росли. В её составе появлялись «этнические части» вроде зуавов, алжирских стрелков (тюркосов) и спагов. Офицерство тоже имело свои особенности. Служба в Африке всегда была привлекательна, так как давала возможность вырваться из ограниченного круга гарнизонных обязанностей, испытать себя, получить больше независимости и, если повезёт, заработать награды и чины. Офицер из Алжира — как тогда говорили, «африканец» — чаще своих собратьев из метрополии имел демократическое происхождение и обладал оппозиционными взглядами (чаще республиканскими, реже легитимистскими). Характерно, что в Алжире было принято обращаться к солдатам на «ты», а не использовать отчуждённое «вы», как во Франции.
Каждый находил в Алжире что-нибудь своё. Одних привлекала экзотика, других — mission civilisatrice («цивилизаторская миссия», французский аналог «бремени белых»). Для левых «алжирское поле экспериментов» казалось лишённым тех препятствий, которые встречались в Европе. Правые чувствовали себя комфортнее среди арабов, которые уважают веру и знатное происхождение и даже обладают «моральным превосходством» над «испорченной нацией» французов. https://warspot.ru/1...a-armiya-afriki
Как раз французы и помогли Абд-эль-Кадеру поправить свои дела. Под предлогом переговоров об обмене пленных Демишель вступил с ним в сношения, приведшие к заключению прелиминарного мира в Оране. Парижское правительство прислало инструкцию, по которой Абд-эль-Кадер должен был признать себя вассалом короля французов, платить ему ежегодную дань, отказаться от всех союзов, идущих вразрез с французскими интересами, покупать оружие и военные запасы исключительно во Франции и представить заложников, взамен чего Франция признает его беем. Но когда эта инструкция прибыла в Оран, окончательный мир был уже заключен (26 февраля 1834 г.) на следующих, условиях: эмир владеет всей западной страной, исключая» Оран, Мостаганем и Арзей; в этих трех городах он будет держать консулов (укиль)\ Франция будет представлена при нем в Маскаре несколькими офицерами; для поездок внутри: страны французы должны быть снабжены паспортом, который выдается одним из укилей и визируется командующим генералом. Ни одно из этих условий не заключало в себе и намека на подчинение Абд-эль-Кадера: он не должен был платить дани, мог покупать оружие, где хотел, и, вместо того чтобы дать заложников, назначал укилей, т. е., можно-сказать, шпионов. Но в Париже эта маленькая война уже до того надоела, что договор был утвержден королем. Правда, там знали только французский текст договора, а не арабский, к которому Демишель приложил свою печать, недостаточно ознакомившись с ним, и который был крайне невыгоден для французов.
Способ, которым эмир привел в исполнение договор, возбудил у французов еще большее разочарование, чем самый договор. В Оране укиль эмира грозил сторонникам Франции, арестовывал и отправлял в Маскару подозрительных, запрещал туземцам поставлять французам лошадей. На равнине Абд-эль-Кадер атаковал и рассеял племена махзен; прежде чем возобновить джихад против французов, он воспользовался перемирием, чтобы покончить счеты с непокорными его власти мусульманами.
Вскоре он написал Вуаролю, что, «умиротворив» Запад, он намерен теперь перейти Шелиф, чтобы умиротворить и Восток. Демишель, завидовавший алжирскому губернатору, поощрял эмира и писал ему, что «ждет лишь отъезда Вуароля, чтобы сделать подвластными ему все земли до Туниса». Генерал-губернатор, беспрестанно приглашавший Абд-эль-Кадера не нарушать договора, скоро понял причину его смелости: эмир сообщил ему арабский текст договора. Тщетно Демишель заявлял, что текст этот подложен; он был отрешен от должности (16 января 1835 г.), но Абд-эль-Кадер упорно требовал себе тех льгот, которые обеспечивал ему подложный текст.
Луи-Наполеон, будущий император французов, первые годы своей жизни провел в Голландии, где правил его отец Людовик-Наполеон.
Ещё немного инфы о Луи Наполеоне.
«Говорят, что империя поведёт за собой войну. Нет! Империя — это мир», — говорил Луи-Наполеон Бонапарт, агитируя французов превратить его из президента в императора. Императорская мантия упала на его плечи через несколько месяцев. А французов ждали два десятилетия «специальных военных операций».
Луи Наполеон получил власть на всеобщих выборах, на которых он выглядел неизвестной избирателю «серой лошадкой». Но за племянника великого дяди проголосовали 3/4 избирателей. Будущий император обещал обеспечить хлебом голодающих рабочих. Левые симпатизировали ему за обещание амнистии для политических заключенных. Но и для правых он выглядел своим, когда говорил о покровительстве религии, семье и собственности.
Электоральной опорой Луи Наполеона были крестьяне. Их грабили и эксплуатировали все: банки, выдававшие ипотечные кредиты, крупные перекупщики и само государство, собиравшее с них налоги. «Поскольку между парцельными крестьянами существует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности или связи, никакой политической организации, они неспособны защищать свои классовые интересы от своего собственного имени... Они не могут представлять себя, их должны представлять другие. Их представитель должен вместе с тем являться их господином, авторитетом, стоящим над ними, неограниченной правительственной властью, защищающей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солнечный свет», писал Карл Маркс, словно речь шла об атомизированных россиянах, голосовавших за Владимира Путина, в пику олигархам и прозападным либералам.
Как и Владимир Путин, Наполеон III все время маневрировал между разными интересами. Он раздавал буржуазии железнодорожные концессии, но тут же грабил ее, отдавая контроль за их выполнением своим приближенным. Император создавал общественные работы для рабочих, но для их финансирования повышал налоги. «Бонапарту хотелось бы играть роль патриархального благодетеля всех классов. Но он не может дать ни одному классу, не отнимая у другого». Истинной опорой трона стала громадная государственная бюрократия, которая как бы поднялась над обществом, и стала независимой от него силой. Государство превратилось в аппарат для прокорма этой прожорливой оравы нахлебников. Каждое место в армии и правительстве стало средством подкупа и обогащения, пишет Маркс. Начался «негативный отбор». Даже лондонские газеты писали, что окружение императора состоит «из паразитов, сводников и проституток».
Как ни странно, это шапито проработало 22 года. Луи Наполеон «обнулил» сроки своего президентства, провозгласив себя императором по итогам хорошо подготовленного плебисцита. Он еще не раз обращался к «народному волеизъявлению», чтобы получить мандат на очередные политические маневры. Народ послушно голосовал «за». Даже военные авантюры укрепляли режим. Крымская война сделала Наполеона III чуть ли не лидером Европы. В 1859-1860 он разгромил Австрию. Франция получила Савойю и Ниццу, а объединенная Италия стала вассалом Парижа.
К концу своего правления Наполеон III сильно сдал. Но проблемы со здоровьем императора засекречивались, чтобы не давать поводов для оппозиционного брожения. Популярность правителя все равно падала, а окружение опасалось новой революции. Спасения оно искало в победоносной войне.
«Мы готовы до последней пуговицы на гетрах», убеждал Наполеона его министр обороны. Полный иллюзий своего могущества, тот ввязался в войну с Пруссией. Но выяснилось, что режим «второй империи», несмотря на всю внешнюю помпезность, крайне слаб. Армия была неспособна наступать; промышленность не справлялась с военными заказами; финансы пришли в расстройство. Наполеон отправился на фронт, чтобы поднять боевой дух солдат, но лишь угодил в немецкий плен. На следующий день в Париже началось восстание, которое смело имперское правительство. «Всенародная любовь» к правителю оказалась такой же бутафорией, как и почти все остальные достижения императора. 22 года диктатуры закончились одной из величайших революций в истории — Парижской коммуной.
В отличие от своего дядя Наполеон 3 не обладал талантом полководца, был очень нервным и нерешительным, поэтому войны шли удачней, когда император оставался в Париже.
В Крымской войне Наполеон 3 не принимал участия и французы победили. А вот во время франко-прусской войны император решил лично выехать на фронт, и это закончилось грандиозной катастрофой - французская армия была окружена пруссаками в Седане и подверглась такой жестокой бомбардировке, что была вынуждена сдаться. При этом Наполеон 3 подписал унизительные условия капитуляции, что и послужило причиной революции и низложения последней французской монархии.
Их грабили и эксплуатировали все: банки, выдававшие ипотечные кредиты, крупные перекупщики и само государство, собиравшее с них налоги.
Положительной стороной деятельности Наполеона 3 было его внимание к экономическим, техническим и социальным проблемам. Он попытался решить рабочий вопрос, который был одной из причин революции 1848 г.
По мнению французского исследователя Г. Буале, основным достижением эпохи Второй империи следует считать не экономику, не либеральные реформы и внешнюю политику, но именно политику в области социальных отношений и решение рабочего вопроса, которое сделало Наполеона III самым прозорливым и прогрессивным монархом своего времени. Такая политика была продиктована отнюдь не филантропическими соображениями, но реальным положением дел: после революции 1848 г. произошли серьезные изменения в самосознании и требованиях рабочих. Они оформились как самостоятельная социальная группа, достаточно многочисленная и организованная для борьбы за свои права. Кроме того, этот класс начал претендовать на серьезную роль на политической арене, что подтвердило образование в 1864 г. Первого Интернационала. Примечательно, что французская секция Интернационала была самой крупной в Европе и почти сразу же получила легитимный статус в стране. В немалой степени стремление правительства империи пойти навстречу рабочим диктовалось страхом перед тем, что радикальная республиканская оппозиция завоевывала среди пролетариата все большую популярность и превращала его в своего союзника. Новые вопросы и задачи, связанные с активизацией требований рабочего класса, затронули также и либеральную мысль, нашли в ней свое отражение. Либерализм сделал попытку адаптировать к новой реальности свои традиционные ценности.
Корсиканец Жозеф Фиески всю свою сознательную жизнь искал приключений. Очевидно, размеренный быт наводил на него нестерпимую скуку, поэтому Фиески с радостью ввязывался в любую авантюру. В Италии он воевал на стороне маршала Мюрата, стремившегося вернуть себе неаполитанскую корону. Местные жители не поддержали Мюрата, его схватили и передали австрийцам. 13 октября 1815-го года маршала расстреляли. Фиески ожидал такой же конец, но незадолго до казни он был помилован. Корсиканец успел побывать на службе и в России. Мужчина сменил несколько профессий, пользуясь поддельными документами, и даже служил в полиции. Он без конца переезжал с места на место, и личная жизнь у него не складывалась. Наконец Фиески познакомился с красавицей Лорен, а спустя несколько лет… закрутил роман с ее подросшей дочерью.
Остается неясным, что сподвигло Жозефа на покушение. От французских властей он получил немало приятных бонусов. Фиески выплачивалось пособие с формулировкой «за преследование при предшествующем режиме». Разгадку поведению бродяги-корсиканца искали французские анатомы. После казни Жозефа они исследовали его мозг в попытках найти признаки, которые могли бы косвенно свидетельствовать о сумасшествии.
Так или иначе, Фиески был тверд в намерении убить короля. Оставалась лишь одна проблема: за душой у него не было ни гроша, денег на «адскую машину» не нашлось. Работы Жозеф лишился, возможно, из-за пристрастия к алкоголю. Он начал поиск сообщников, полагая, что решит эту задачу без труда. И действительно, недоброжелателей у Луи-Филиппа I было достаточно.
К власти его привела революция 1830 года, которая вошла в историю под названием «Три славных дня». Однако некоторые из революционеров не были воодушевлены идеей сохранения монархии. Луи-Филиппу пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить народ после хаоса «славных дней». Несмотря на это, короля ругали и правые, и левые. Министр иностранных дел Франсуа Гизо однажды произнес краткую фразу, которая характеризовала правление Луи-Филиппа: «Обогащайтесь». Некоторые сановники восприняли указание буквально, приобщившись к казенным средствам. Газетчики с радостью хватались за финансовые скандалы. С особым интересом читатели следили за историей, связанной с наследниками монарха. Все свои деньги Луи-Филипп перевел на имя сыновей, а вот пошлину в казну в срок не внес. Ее размер составлял 3,5 миллиона франков. Эта оплошность сказалась на репутации «короля-гражданина».
Несколько министров оказались на скамье подсудимых по подозрению во взяточничестве. Банкир и политический деятель Жак Лаффитт, обанкротившийся в 1831 году, обвинял короля в том, что он воспользовался его трудным положением и выкупил роскошное имение по смехотворной цене. У простых горожан и сельских жителей были свои причины недолюбливать монарха. Поддерживали короля лишь предприниматели, поскольку он стоял на защите их интересов. Несмотря на угрозы, Луи-Филипп пренебрегал правилами безопасности. Он часто появлялся на городских улицах и любил гулять в парке Фонтенбло.
Луи-Филипп 1 (1773-1850). Луи-Филипп носил титул король французов, а не король Франции, чтобы подчеркнуть, что не имеет ничего общего с ненавистными народу Бурбонами.
Чтобы найти помощника, Фиески даже не пришлось выходить из дома. Выделить деньги на «адскую машину» вызвался его 61-летний сосед Пьер Морей. Ранее Пьер был арестован по обвинению в заговоре против Бурбонов. Доказать его причастность не удалось, и в 1816-м мужчину освободили. Как и Фиески, Морей не был склонен к размеренной жизни. Его привлекли по делу об убийстве австрийского солдата и вновь оправдали. Третьим соучастником покушения на короля стал Теодор Пепен. Пепен сотрудничал с Обществом по правам человека — организацией с якобинскими корнями. Теодор и Пьер выделили 500 франков, а Фиески обязался построить «адскую машину». Орудие убийства разместили на третьем этаже в доме на бульваре Тампль.
«Machine infernale» представляла собой деревянную раму и 22 ружейных ствола. Некоторые Фиески снарядил пулями, другие — крупной дробью. 28 июля 1835 года Луи-Филипп ехал по бульвару с парада. Внезапно раздались выстрелы. Фиески, находившийся рядом с орудием убийства, получил ранения, его лицо было изуродовано. 18 человек погибли. Луи-Филипп не пострадал; маршал Эдуар Мортье закрыл собой короля и был убит на месте.
За несколько дней до запланированного пятилетнего юбилея Июльской революции сплетня о том, что короля непременно убьют, появилась в газетах. Теперь уже мало кто сомневался, что праздничный день вполне может закончиться похоронами. Французы нетерпеливо ждали начала юбилея, обсуждали грядущее убийство монарха и строили тактические версии, потому как место покушения тоже было известно.
28 июля в Париже должен пройти смотр национальной гвардии. Планировалось, что король в сопровождении сыновей, свиты и министров проедет верхом из Тюильри по парижским бульварам до площади Бастилии и вернётся домой той же дорогой.
Полиции было известно о планах оппозиции даже точнее, чем всем остальным. Луи-Филиппа должны убить на пути из дворца, недалеко от театра «Амбигю-комик» (Theatre de I'Ambigu-Comique). Однако префект полиции Анри Жиске не стал принимать никаких чрезвычайных мер, чтобы защитить жизнь короля. Он решил, что всего предусмотреть всё равно невозможно, и лишь предупредил об опасности сыновей Луи-Филиппа. Принцы и старый маршал Мортье, герцог Тревизский, решили окружить монарха во время движения, чтобы оградить его от пули.
Пышная праздничная процессия выехала из Тюильрийского дворца ровно в 9 утра. Король важно восседал на своём коне, блистая синим мундиром с лентой Почётного легиона через плечо. Он медленно двигался вслед за командующим национальной гвардии маршалом де Лобо, оцепленный кольцом принцев и маршалом Мортье. Кортеж замыкали министры, девятнадцать генералов, адъютанты и конвой.
К полудню шествие приблизилась к предполагаемому месту гибели короля, не спеша миновало театр «Ам-бигю-комик»., Париж замер в предвкушении. Вопреки всеобщим ожиданиям, ничего экстремального не произошло. Парижане выдохнули с облегчением: король, слава богу, был жив и, не торопясь, выехал на бульвар дю Тампль.
Когда конвой окончательно потерял бдительность, в окне третьего этажа узенького дома появился дымок и загремели выстрелы. Они следовали один за другим с удивительной быстротой, сливаясь в единую канонаду. Боевые офицеры никак не могли понять, что происходит, началась паника. Вой толпы смешивался с непрекращающимся залпом.
От страха конь короля, Режан, метнулся в сторону и встал на дыбы, защитив своим телом венценосного всадника. Дым рассеялся, повсюду валялись трупы. Ружейная канонада сразила насмерть 11 человек, а многие из 40 раненых скончались в тот же день. В луже крови, окружённый другими убитыми, лежал маршал Мортье. Старый вояка, как и обещал, прикрыл короля своим телом.
К счастью, Луи-Филипп был жив. Первая попавшая в него пуля лишь расцарапала ему лоб, вторая ранила лошадь. Несмотря на смертельный переполох, царивший на площади, король хранил хладнокровное спокойствие, помогая раненым.
%20%D0%9E%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B5%20%D0%94%D0%BE%D0%BC%D1%8C%D0%B5.%20%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0%20%D0%BD%D0%B0%20%D0%9B%D1%83%D0%B8%20%D0%A4%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BF%D0%B0%2C%20%D0%B3%D0%BE%D0%B4%20%D1%81%D0%BE%D0%B7%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F%20%D0%BD%D0%B5%D0%B8%D0%B7%D0%B2%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B5%D0%BD.jpg)
