ДОС был простой, понятной и надежной операционной системой. В отличии от Винды, которая десятки лет глючила, жрала ресурсы и больше ничего полезного не было. Если во времена ДОСа комп как то глючил, то это были или вирусы, или железо. А во времена Винды надо было брать и переустанавливать Винду.
Я переехал в Россию, когда как раз на IBM-совместимых персоналках (чаще всего 286-х) обычно стоял именно NC под MS-DOS.
Для россиян Нортон был хорошей "подпоркой", потому что мало кто умел работать с командной строкой вручную (как это обычно делали англофоны). Были разные вариации таких подпорок, типа Волков коммандер и еще много всяких "текстовых редакторов" (Фотон, потом Лексикон). Из СУБД был популярен FoxPro (до сих пор в России иногда работают поделки на основе этого софта - склады, магазины, даже в бухгалтерии, хотя там почти сразу воцарился 1С - такой себе изврат).
А в США Нортоном почти никто не пользовался - там обычно вводили текстовые команды в командную строку. В том числе - самую важную команду, которая примерно 10 лет кормила многих российских "программистов" (sys c:). Эта команда восстанавливала операционную систему, если неопытный (или пьяный) пользователь случайно стирал системные файлы в корневом каталоге. Также продвинутые "программисты" умели редактировать конфигурацию загрузки системы (файлы autoexec и config)., чтобы сразу запускался Нортон или еще какая-то программа (база данных и проч.).
Редактировали файлы тоже через редактор Нортона или в Лексиконе и т.п. Потом как-то быстро прижился редактор "Русское слово" - руссифицированный MS-Word 2.0. И потом про Лексиконы уже никто и не вспоминал. А англофоны - обычно использовали текстовый редактор, встроенный в ДОС (edit ***).
Те россияне, кто тогда сидел в Линуксах, тоже использовали Нортон-подобные псевдографические надстройки, чтоб не работать с командной строкой (хотя там без этого было еще сложней). Потом многие российские линуксоиды сбежали на Windows NT.
Для россиян Нортон был хорошей "подпоркой", потому что мало кто умел работать с командной строкой вручную (как это обычно делали англофоны).
Нортон был, как говорили в тот момент, достаточно дорогим и поэтому на Западе не пользовался популярностью. В СССР он был тупо ворованным. Все в СССР обменивались софтом. Скопировал и все, устанавливать то не надо.
Те россияне, кто тогда сидел в Линуксах, тоже использовали Нортон-подобные псевдографические надстройки
total commander был там (мультиплатформенный, на винде тоже был)
он кстати и для мобильных щас есть, и для современных винд.
удивительная живучесть.
Для россиян Нортон был хорошей "подпоркой", потому что мало кто умел работать с командной строкой вручную (как это обычно делали англофоны).
Нортон был, как говорили в тот момент, достаточно дорогим и поэтому на Западе не пользовался популярностью. В СССР он был тупо ворованным. Все в СССР обменивались софтом. Скопировал и все, устанавливать то не надо.
у меня до сих пор есть папочка nc
иногда если видноус не грузится нормально, можно загрузиться с аварийного и запустить.
и даже так запускал - в xp и vista часто у меня зависал проводник, тогда запускал задачу c:\nc\nc и хотя бы мог завершить работу перед ресетом.
Забавно, что на заре становления компьютерной индустрии на Западе первые вычислительные машины (ну, эти огромные штуковины с лампочками и перфокартами, вы понимаете) воспринимались в обществе исключительно в мужской маскулинной роли.
ЭВМ – мужчина, потому что придумывают и собирают компьютеры мужчины. Женщины в лучшем случае могут быть операторами при таких машинах, такая логика работала. Тут чисто по Фрейду, полагаю, ведь оператор – это тот, кто обслуживает. Соответственно, женщина-оператор, сидящая перед пультом управления, обслуживает ЭВМ-мужчину, такие дела.
Эта роль женской обслуги при ЭВМ характерным образом обыгрывались в достаточно сексистских карикатурах, появлявшихся то и дело в англо-американской прессе – типичные образцы карикатур и обложек представлены на скринах.
Особенно смешила людей почему-то мысль о том, что машины могут домогаться женщин. Но проскакивали и шутки иного рода. Так, по воспоминаниям одного из сотрудников LEO (LEO, Lyons Electronic Office I – одна из первых британских компьютерных компаний, запустивших на рынок первый бизнес-компьютер), в корпоративных курилках шутили о том, как LEO нарушил прописанные правила найма женщин-операторов, наняв вместо них мужчин.
Ещё пример одной популярной «шутки»: катушки с лентой перфокарт располагаются настолько высоко, что, если женщина-оператор потянется, чтобы сменить их, она может «порвать бретели лифчика».
Все эти хаханьки, однако, смотрятся довольно вымученными при осознании того факта, что во многом именно женщины внедряли компьютерные технологии в те сферы бизнеса, куда мужская мысль даже не забредала. Так, англичанка Джоан Болл основала в 1964 году одно из первых в мире компьютерных брачных агентств – St. James Computer Dating.
Американский ученый Говард Эйкен взялся за разработку машины, в основе которой были использованы смелые идеи XIX и технологии XX века. Заручившись поддержкой командования военно-морского флота США и финансово-техническим обеспечением от фирмы IBM, Эйкен создал первый американский компьютер — Марк I. В качестве переключающих устройств в машине Эйкена использовались простые электромеханические реле; инструкции программ обработки данных были записаны на перфоленте. Данные вводись в машину в виде десятичных чисел, закодированных на перфокартах фирмы IBM.
Американский ученый Говард Хэтауэй Эйкен (англ. Howard Hathaway Aiken, 1900 — 1973 г.г.) родился в Хобокене, штат Нью-Джерси, США. Этот человек обладал чрезвычайно широким кругозором и интересовался различными научными направлениями, в круг которых входили физика, математика и множество естественных наук. Эйкен закончил военно-инженерную школу города Индианаполис и получил степень бакалавра. В университете штата Висконсин он успешно защитил диплом по направлению «электротехника». Но останавливаться на полпути Эйкен не собирался и продолжил свое обучение поступив в 1939 году в магистратуру чикагского университета. И вскоре он перешел в знаменитый Гарвард, чтобы там завершить обучение. Эйкен получил степень доктора философии по физике в 1939 году и приступил к работе над диссертацией, посвященной методикам решения нелинейных дифференциальных уравнений. Примерно в то время у него и возникла идея создать автоматическое вычислительное устройство, которое могло бы избавить от необходимости проводить утомительные математические расчеты. В процессе размышлений и разработки конструкции нескольких простых вычислителей, каждый из которых мог бы решать определенную задачу узкой специализации, Эйкен пришел к выводу о необходимости создания универсального устройства, способного осуществлять любые математические расчеты. Загоревшись этой идеей, он заручился поддержкой Гарвардского университета и одной из крупнейших американских коммерческих компаний тех времен — International Business Machines (IBM). Ученый приступил к практической реализации своих замыслов. Занимая должность инженера IBM, Эйкен руководил работами по созданию первого американского компьютера Марк I.
К работе над компьютером Эйкена вдохновила разностная машина Чарльза Бэббиджа. Описание этой аналитической машины, которое осталось от самого Бэббиджа, оказалось достаточно основательным и полным. Как в последствии заявлял Эйкен: Если бы Чарльз Бэббидж жил на 75 лет позже, я бы точно остался без работы…
После плодотворной работы Эйкену удалось воплотить в реальность свою идею. Первоначально проект имел название «Automatic Sequence Controlled Calculator» (ASCC), то есть — «вычислительное устройство, управляемое автоматическими последовательностями». Но на слуху первый американский компьютер закрепился под именем «Гарвардский Марк I».
Процесс создания машины Марк I проходил спокойно, гладко и без эксцессов. В начале 1943 года устройство успешно прошло первые испытания и было перенесено в Гарвардский университет. А вот отношения между создателем устройства и его спонсором были далеко не так гармоничны. Марк I стал причиной разногласий Эйкена с главой компании IBM Томасом Уотсоном.
Томас Уотсон — председатель совета директоров IBM
Эти два человека обладали сильным, но невероятно упрямым характером. Они оба любили делать все исключительно по-своему. Прежде всего их мнения разошлись из-за внешнего вида машины. Марк I достигал в длину почти 17 метров, а по высоте превышал 2,5 метра. Он содержал около 750 000 деталей, которые соединялись проводами общей протяженностью примерно 800 км. Можно представить, каким монстром представлялась для инженера такая махина. Эйкену хотелось оставить открытыми внутреннее содержимое Марка, чтобы при необходимости специалисты могли видеть состав и работу устройства. Уотсону же, как главе компании и бизнесмену, хотелось сделать Марк I наиболее привлекательным для покупателей. Поэтому он активно настаивал на том, чтобы машину заключили в корпус из стекла и блестящей нержавеющей стали. В этом споре победил Уотсон. Собственно и все последующие разногласия решались также в его пользу. Последнее слово оставалось за IBM, ведь компания финансировала разработку машины и могла диктовать собственные условия. Но Эйкен удалось «отыграться» на презентации Марка I перед прессой и общественностью в августе 1944 г. Рассказывая про устройство и процесс разработки, он едва упомянул о вкладе корпорации IBM в создание компьютера. А о самом Томасе Уотсоне не сказал ни слова. Естественно, это привело в бешенство главу компании.
Возмущению Уотсона не было предела, что он даже не побоялся резких высказываний в сторону Эйкена перед СМИ: Вы не смеете так пренебрежительно относиться к IBM! Для меня эта компания значит не меньше, чем для вас, выпускников Гарварда, ваш университет!
Его сын и преемник Уотсон-младший говорил позже, что если бы Эйкен и Уотсон-старший жили в другом веке, то непременно бы стрелялись на дуэли и убили друг друга.
Вскоре после этого Уотсон на время передал Марк I в распоряжение военно-морского флота США. Там машину использовали для выполнения сложных баллистических расчетов, которыми руководил сам Эйкен. Марк I мог работать с числами длиной до 23 разрядов. На сложение и вычитание тратилось 0,3 секунды, а на умножение — около 3 секунд. Подобная скорость была необычной и даже потрясающей, хотя совсем незначительно превосходило показатели, изначально запланированы Бэббиджем. Марк I за один день проводил исчисления, на которые раньше уходило до полугода.
Эйкен с ученой Грейс Хопер и участниками команды ВМФ США, обслуживающими Марк I
Компьютер Марк I выглядел весьма впечатляюще. Дизайнерская задумка Уотсона реализовалась должным образом и сыграла свою роль — прозрачное стекло и сверкающая нержавеющая сталь привлекали внимание как со стороны прессы, так и со стороны технических специалистов. Кроме того, машину обслуживали морские офицеры, поддерживающие ее образцовую чистоту и порядок. Серьезные, деловые, они ходили вокруг Марк I отдавая друг другу честь. Как вспоминали гарварские ученые — создавалось такое впечатление, будто офицеры управляют машиной, стоя по стойке смирно. Вот только шум компьютера слегка портил идиллию — включающиеся и выключающиеся реле (3304 шт.) громко щелкали, управляя вращением валиков и шестеренок.
Этот удивительный компьютер ознаменовал целую эпоху. Вся история информатики и вычислений разделилась с его созданием на до и после. Посмотрим, на его расцвет и то, что стало с этой потрясающей машиной после того, как она отслужила своё.
Зачем понадобился ENIAC и откуда в ИТ пришло слово «компьютер»
ENIAC, венец американской инженерной мысли сороковых годов, создавался (как и многие инновации) по заказу военных – и это неудивительно, ведь в разгар Второй Мировой армии США были как никогда нужны баллистические таблицы. Эти таблицы необходимы были артиллеристам для точной стрельбы и учитывали множество показателей, влияющих на траекторию полёта снаряда.
К 1943 Лаборатория баллистических исследований, в которой велась работа по расчету таблиц (вручную с использованием «настольного калькулятора»), едва справлялась с возрастающим объёмом вычислений. Тогда-то её представители и обратились в Электротехническую школу Мура при Пенсильванском университете в расчете на то, что учёные помогут автоматизировать работу «компьютеров».
Компьютерами тогда называли клерков, которые занимались расчетом таблиц (т.е. «компьютингом»). Именно поэтому ENIAC стали также называть компьютером – по аналогии с сотнями людей, решавших те же задачи вручную. Вторая мировая оказала большое влияние на развитие информационных технологий и в частности на создание ENIAC несмотря на то, что сам компьютер был готов к работе лишь осенью 1945 года. Тем не менее, для расчета таблиц его все-таки использовали, хотя наиболее значимую роль ENIAC сыграл в создании гораздо более грозного оружия, чем просто точно попадающий в цель снаряд – на нем выполнялись расчеты при моделировании термоядерного взрыва.
Технологии до ENIAC
На момент появления ENIAC большинство расчетов – как в бытовых, так и в научных целях – все ещё проводилось «вручную», то есть без использования сколь бы то ни было «умной» техники. Человек с бумагой и карандашом может сложить два числа длиной в 10 цифр примерно за 10 секунд. С карманным калькулятором – за 4 секунды. Гарвардский Mark 1 был последним электромеханическим компьютером и мог сложить два десятизначных числа за 0,3 секунды, в десять раз быстрее, чем человек.
В одном из интервью, записанном сыном его близкого друга в 1989 году (и изданном лишь в 2006), Джон Преспер Эккерт, один из тех, кто внёс наиболее значимый вклад в создание ENIAC, вспоминает, что во время его учебы в электротехнической школе Мура было два «анализатора» – копии машины Вэнивара Буша из MIT.
Эти анализаторы могли решать линейные дифференциальные уравнения – но не более того. При этом анализатор Буша оставался механическим устройством. Эккерт же хотел создать электронный вычислитель, поэтому первой его идеей было усовершенствование анализатора Буша:
В итоге появился ENIAC – первый электронный цифровой компьютер, который мог сложить те самые два десятизначных числа за 0,0002 секунды – в 50 000 раз быстрее человека, в 20 000 раз быстрее калькулятора и в 1 500 раз быстрее, чем Mark 1. А для специализированных научных вычислений он был ещё быстрее. При этом у учёных не было ни неограниченного запаса времени, ни права на ошибку:
Мы добавили [...] более 400 электронных ламп, что, как и всё, что связанно с электроникой, было непросто сделать. [...] Впоследствии мне захотелось проверить, можно ли сделать весь вычислительный процесс «электронным». Я поговорил об этом с Джоном Мокли.
Вся суть в том, что мы сделали машину, которая не потерпела неудачу сразу же. Если бы проект не добился результата, разработки в этой области замедлились бы надолго. Обычно люди строят прототипы, видят свои ошибки и начинают работу заново. Мы не могли так. Мы должны были сделать такую машину, которая заработала бы с первого раза.
Джон Преспер Эккерт – один из «родителей» ENIAC
К моменту начала работы над первым полностью электронным компьютером, пригодным к практическому использованию, Джону Пресперу Эккерту было всего 24 года. К слову, на проекте он был в числе ведущих инженеров и одним из немногих, кто работал над ENIAC на полную ставку. Эккерт рассказывал, что всего над ENIAC трудились около 50 человек, из них инженеров и представителей технических направлений было 12. Джон Уильям Мокли, ещё один знаменитый «со-основатель» ENIAC, совмещал эту работу с другими проектами.
Мы привыкли думать, что в 24 года большинство молодых людей только заканчивает учебу в университете, и уж никак не получает ведущую роль в важном и срочном проекте, который курирует военное ведомство. Сам Эккерт говорил, что, несмотря на довольно небольшой возраст, он был хорошо подготовлен к этой работе:
Эккерт говорил, что своеобразной «школой», которая помогла ему начать работу над компьютером, стало его увлечение электротехникой. Эккерт родился в Филадельфии, в дни его молодости называвшейся «Долиной электронных ламп» (Vacuum Tube Valley): именно там поначалу изготавливалась основная масса радиоприемников и телевизоров, производимых в США. Неудивительно, что ещё подростком Эккерт работал над проектом простенького телевизора в лаборатории Фарнсуорта (он присоединился к Филадельфийскому Клубу Инженеров), а, став немного старше, занимался проблемами радаров.
Первую собственную разработку Эккерт запатентовал в возрасте 21 года и впоследствии (как до, так и после ENIAC) работал над десятками изобретений. Однако, несмотря на все это, он не считает, что без него создание компьютера было бы невозможно:
Каждый изобретатель делает свою работу на основании результатов деятельности других учёных. И если бы не я построил ENIAC, это бы сделал кто-то другой. Всё, что делает изобретатель – ускоряет процесс.
Разумеется, на заре пятидесятых никто и помыслить не мог, что современные компьютеры будут умещаться буквально на ладони. Эккерт вспоминает: Джон Мокли полагал, что всему миру потребуется не более шести компьютеров. Это неудивительно – в рабочем состоянии ENIAC занимал площадь порядка 1800 квадратных футов [ок. 167 кв.м.] и весил 27 тонн.
В ENIAC было чуть менее 18 000 электронных ламп. По воспоминаниям Эккерта, в распоряжении проекта были все лампы, которые могли предоставить им поставщики. Разработчики использовали 10 типов ламп, «хотя [технически] хватило бы и четырёх типов» – просто их общего количества было недостаточно.
Сделано это было в надежде таким образом снизить вероятность поломки. Теоретически у ENIAC было огромное количество точек отказа (1,8 миллиарда вариантов отказа в секунду), из-за чего многим идея практического использования компьютера казалась невероятной. Тем не менее, ломался ENIAC не так уж часто – всего один раз в 20 часов.
Из-за того, что машина использовала просто огромное количество ламп (и была беспрецедентным изобретением по тем временам), вокруг ENIAC постоянно ходили разнообразные мифы и слухи. Например, популярностью пользуется история о том, что работающий ENIAC вырубал свет во всей Филадельфии – Эккерт в интервью её опроверг. Говорят еще, что кто-то должен был бегать у машины с коробкой ламп и заменять по одной лампе каждые несколько минут. Это ещё один миф.
Многие попросту не верили в возможности полностью электронного компьютера – отсюда и миф о том, что он мог выполнять только примитивные арифметические действия. Однако этого было бы явно недостаточно для того, чтобы радикально ускорить составление таблиц стрельбы – на самом деле ENIAC мог решать дифференциальные уравнения второго порядка. Точно такой же выдумкой является и преувеличенно почтительное отношение к компьютеру – Эккерт в своём интервью категорически отрицает якобы «факт» того, что военные отдавали машине честь.
По мнению Джона Эккерта, роль Джона фон Неймана в разработке ENIAC тоже сильно преувеличена. Тем не менее, забавные случаи в истории ENIAC все-таки происходили. Например, чистой правдой Эккерт называет «мышиный тест»:
Мы знали, что мыши будут грызть изоляционный слой проводов, поэтому взяли все образцы проводов, которые могли найти, и положили их в клетку с мышами, чтобы посмотреть, какую изоляцию они не станут есть. Мы использовали только те провода, которые прошли «мышиный тест».
Что было после
ENIAC стал родоначальником целого направления в ИТ. По отношению к сегодняшним компьютерам он занимает примерно такое же место, как лампочка Эдисона – к современным лампам.
Несмотря на свою значимость для военных задач начала Холодной войны и для развития всей отрасли информационных технологий, ENIAC после окончания его работы (компьютер бы выключен 2 октября 1955 года) ждала незавидная судьба. Компьютер, представляющий историческую ценность, фактически сгнил на военных складах.
40 панелей компьютера, весом почти 390 килограмм каждая, после его торжественной остановки разделили. Часть панелей оказалась в руках университетов: одна была пожертвована Университету Мичигана, ещё пару приобрёл Смитсоновский Институт. Однако остальные панели просто отправили на склады – система записей на некоторых из них велась недостаточно тщательно, шли годы, и новое руководство, приходя к работе, уже не подозревало, что груда металла в том или ином ангаре представляет хоть какую-то ценность.
Поисками того, что осталось от ENIAC, занялась команда миллиардера Росса Перо, когда тот решил разыскать раритеты из мира технологий для декорирования своего офиса. Выяснилось, что часть панелей когда-то была перевезена с испытательного полигона в Абердине (штат Мериленд) в Форт Силл в Оклахоме в военный музей полевой артиллерии.
Куратор музея был в шоке, узнав, что в музее находился самый большой в мире блок ENIAC – в общей сложности девять панелей, все из которых хранились в безымянных деревянных ящиках, которые никто не открывал многие годы. Представители Форта Силл заявили, что им неизвестно, как у них оказалась практически четверть компьютера ENIAC.
Форт Силл согласился отдать Перо панели в обмен на обещание, что остатки ENIAC отреставрируют хотя бы внешне. Инженерам, которые взялись за дело, сразу стало ясно – в рабочее состояние компьютер привести не получится хотя бы потому, что для этого понадобились бы все 40 панелей, не говоря обо всех остальных компонентах и утраченных знаниях. Поэтому перед ними встала более простая задача: сделать то, что осталось от ENIAC, хотя бы внешне похожим на эпохальный компьютер в период его расцвета.
Панели очистили от пыли и ржавчины, обработали пескоструйным аппаратом и заново покрыли краской, после чего аккуратно припаяли к ним новые лампы (для вида, конечно). Какое-то время обновлённые панели находились в офисе Perot Systems, однако после её слияния с Dell руководство приняло решение вернуть отреставрированные блоки ENIAC в музей Форта Силл. К сожалению, от былого величия этого компьютера осталась только оболочка – да и та не полностью сохранилась.
Сотрудники Росса Перо сравнивают ENIAC с Ковчегом Завета из фильма об Индиане Джонсе – он точно так же оказался окончательно утрачен, несмотря на всю свою важность, потому что военные музеи и склады даже не подозревали о том, что именно столько лет хранилось в их запасниках. Тем не менее, несколько лет назад в Dell ещё говорили о попытках отыскать остальные не разрушившиеся окончательно панели ENIAC – остаётся надеяться, что они все ещё существуют.
В 1945 году группой Д. Мочли выполнялись работы по конструированию машины EDVAC. В разработке с 1945 года принимал участие Дж. фон Нейман в качестве консультанта. В 1947 г. группа Д. Мочли распалась, тем не менее, другие специалисты Электротехнической школы Мура завершили проект. Машина EDVAC вступила в строй в 1950 г. (хотя усовершенствования вносились до 1952г.)
Отметим некоторые показатели EDVAC: тактовая частота – 1 МГц (на порядок выше, чем в ENIAC); быстродействие – 1000 операций в секунду над 32-разрядными двоичными числами; емкость оперативной памяти – 32768 байт; количество электронных ламп – 3000.
Функциональная структура машины EDVAC
Машина EDVAC состояла из центрального арифметического устройства (АУ), оперативного запоминающего устройства (ОЗУ), внешних запоминающих устройств (ВЗУ), входного и выходного узлов (УВх, УВых) и центрального управляющего устройства (УУ). В отличие от ENIAC данная ЭВМ была последовательной машиной, она не могла выполнять двух логических или арифметических операций одновременно. В то время это было технико-экономически обосновано.
Арифметическое устройство предназначалось для выполнения операций сложения, вычитания, умножения, деления, извлечения квадратного корня, для преобразования чисел из двоичной системы счисления в десятичную и обратно, для пересылок чисел из одних регистров АУ в другие, а также между ОЗУ и регистрами АУ и для осуществления выбора одного из двух чисел в зависимости от знака третьего числа. Последняя операция использовалась для передачи управления (условного перехода) от одной команды программы к другой. Числа в АУ обрабатывались последовательно, начиная с последнего значащего разряда, и в каждый момент времени выполнялось только одна операция. Регистры АУ – это линии задержки на одно 32-разрядное двоичное слово.
Устройство управления предназначалось для координации работы остальных устройств ЭВМ, в частности, оно формировало поток команд в АУ. Синхронизация работы всех устройств ЭВМ осуществлялась от единого источника импульсов, названного “часами” (сейчас, это генератор тактовых или синхронизирующих импульсов).
В машине EDVAC первый двоичный разряд каждого слова использовался для идентификации команд и чисел, причем единица соответствовала команде, а нуль – числу. В EDVAC использовались одноадресные команды, для задания кода операции и адреса операнда в ОЗУ отводилось соответственно 8 и 13 разрядов.
Таким образом, машина EDVAC была полностью автоматическим программируемым вычислительным средством.
Компьютер Colossus создавался для вскрытия шифрованной иностранной переписки, и сам факт его существования более полувека оставался тайной. Эта машина была для своего времени бесспорным чудом, но долгое время о ней знали лишь по слухам и фрагментарным воспоминаниям людей, так или иначе соприкасавшихся с важной тайной Второй мировой войны.
История британского «Колоссуса» началась в первые месяцы 1940 года, когда спецгруппа английской полиции, прослушивавшая радиоэфир для поиска германских шпионов на территории острова, случайно отловила шифрованную немецкую радиопередачу необычного вида. Материал радиоперехвата был отправлен криптоаналитикам службы GC&CS (Government Code and Cypher School — «Правительственная школа кодов и шифров») в Блечли-Парк, где им чрезвычайно заинтересовались, поскольку он был передан не привычным в ту пору кодом Морзе, характерным и для криптограмм «Энигмы», а телеграфным кодом Бодо. Новая криптосистема противника получила у английских криптографов условное наименование «Рыба» (FISH). Рыбными терминами — «лещ», «макрель», «селедка» — будут названы и перехватываемые линии связи.
Специально под криптосистему FISH в Блечли-Парк было создано отдельное подразделение. Первые полтора года криптоанализ продвигался чрезвычайно тяжело, но 30 августа 1941 года один из германских шифровальщиков совершил чудовищную ошибку. В ответ на просьбу повторить сообщение он еще раз передал длинную (около 4000 знаков) шифртелеграмму на том же ключе, да еще по лени слегка сократил исходный текст. В руках англичан оказались обе радиопередачи, что позволило им не только полностью дешифровать этот комплект и прочесть текст телеграммы, но и получить очень важную информацию — длинную шифрующую последовательность, генерируемую шифратором. Кроме того, было известно, что в начале каждой шифртелеграммы немцы дают специфическую последовательность из 12 знаков, поэтому предположили: криптосхема неизвестного шифратора построена на основе 12 шифрующих колес. На основе шифрколес с шестернями движения разного периода были устроены практически все известные в ту пору шифраторы, включая и немецкие. Вскрытая по комплекту шифрпоследовательность давала надежду на полное восстановление логики работы аппарата FISH.
Успех сопутствовал одному из молодых криптографов-математиков GC&CS, Биллу Туту, аккуратно расписавшему пять дорожек вскрытой шифрпоследовательности на больших разлинованных листах бумаги — в те времена все подсчеты и поиск повторений криптоаналитикам приходилось делать исключительно вручную. В одной из дорожек, то есть в череде «точек» и «крестов» (нули и единицы тогда еще не использовали), Тут сумел выявить характерные признаки двух шифрующих колес. Развив этот успех, англичане за несколько месяцев сумели взломать шифрсистему, установить общую схему устройства шифратора (см. врезку «Рыба по имени Lorenz SZ») и убедиться, что в принципе переписку такого типа можно вскрывать и читать. Правда, путем чрезвычайно трудоемких вычислений, требовавших до нескольких недель ручного труда на обработку одной телеграммы.
Для того чтобы дешифровать сообщение, аналитикам нужно было решить две главные задачи. Во-первых, «вскрыть колеса», то есть установить точное расположение рабочих и нерабочих штифтов на каждом из 12 шифрующих дисков. Конкретные комбинации штифтов устанавливались в FISH на определенный интервал дат, в течение которого не изменялись и использовались для шифрования всех сообщений, проходящих по данной линии связи. Вторая задача — найти начальное положение («установки») дисков, использованное для конкретной телеграммы. Каждое секретное сообщение зашифровывалось немцами при новых установках, поэтому эта задача решалась лишь после того, как были вычислены штифтовые комбинации на всех дисках.
При недостатке информации история британского «Колосса» обросла множеством всевозможных мифов.
Миф 1. Англичане читали практически всю переписку Германии, шифровавшуюся знаменитой «Энигмой».
Правда. Читать удавалось далеко не все шифрсообщения, закрытые «Энигмой», а кроме того, Германия применяла и другие шифраторы существенно иной конструкции.
Правда. Colossus был создан для вскрытия телеграфного шифратора Lorenz Schlusselzusatz 40/42, закрывавшего коммуникации лично Гитлера и высшего командования вермахта.
Миф 3. Colossus — первая в мире цифровая ЭВМ.
Правда. Colossus — беспрецедентная по многим параметрам разработка. Но на лавры «первого компьютера» претендуют несколько машин. Например, в 1973 году в США в судебном порядке было признано, что первый компьютер построили в 1942 году сотрудники университета штата Айова Джордж Атанасов и Кристофер Берри. Компьютер назвали по имени создателей АBC (Atanasoff Berry Computer)
Миф 4. Colossus сконструирован великим математиком Аланом Тьюрингом.
Правда. Алан Тьюринг никакого участия в разработке этой вычислительной машины не принимал, хотя и был, конечно, в курсе, поскольку работал в параллельном направлении — по преимуществу, над вскрытием «Энигмы».
В Блечли-Парк очень хорошо понимали, что вскрывать такой шифр вручную совершенно неэффективно, ибо за недели кропотливых вычислений утрачивается оперативная ценность столь тяжело добытой информации. Поэтому для автоматизации работ было создано специальное подразделение, получившее шутливое название «Ньюменарий» в честь возглавившего его известного английского математика Макса Ньюмена. Именно здесь чуть позже и родится новаторская идея о большом электронном компьютере, однако появится он далеко не сразу.
Первым проектом по автоматизации дешифрования была оптомеханическая специализированная машина-компаратор (сравнивающее устройство) Heath Robinson, названная по имени популярного в довоенных комиксах персонажа-изобретателя странных механизмов. «Робинсон» использовали, но не слишком успешно, для решения задачи о начальных установках колес. Главная проблема была в точной синхронизации двух перфолент, одна из которых содержала германское шифрованное сообщение, а на второй были набиты циклически повторяющиеся последовательности битов, порождаемые штифтовыми комбинациями вскрытых дисков шифратора. Оптомеханический считыватель позволял обрабатывать пару перфолент с довольно высокой скоростью — свыше 1000 знаков в секунду — однако перфоленточная бумага растягивалась, приводя к сбоям синхронизации и ошибкам в вычислениях. Компьютер Colossus полностью решил эту проблему, поскольку в нем работа дисков шифратора воспроизводилась чисто электронными методами, с помощью ламповых схем. Так что на вводе в устройство осталась лишь одна перфолента с шифртекстом телеграммы, которая теперь считывалась намного быстрее, со скоростью 5000 знаков (или 12 метров) в секунду, а подсчеты при этом стали значительно надежнее.
Полностью моделировать работу шифратора внутри компьютера, используя ламповые схемы с быстрым временем переключения, предложил инженер-электронщик Томми Флауэрс — сотрудник британского Министерства почт, которого привлекли для помощи криптоаналитикам. В те времена за механизацию всех государственных коммуникаций отвечал Исследовательский центр министерства почт Dollis Hill в Северном Лондоне, и именно там в период с февраля по декабрь 1943 года Флауэрс и его коллеги построили небывалую по масштабам машину Mark I Colossus, содержавшую в своих схемах около 1500 электронных ламп. В канун Нового года готовый компьютер разобрали и перенесли в Блечли-Парк, где с февраля 1944 года Colossus начал на постоянной основе вскрывать шифрпереписку высшего эшелона германского военного командования. Благодаря надежному и быстродействующему электронному компьютеру время вскрытия телеграмм сократилось с нескольких недель до 2−3 часов. Воодушевленные столь грандиозным успехом англичане в течение 1944 года создали еще более продвинутую версию компьютера под названием Colossus Mark II. Он был примерно в пять раз быстрее своего предшественника, содержал около 2500 электронных ламп и предоставлял возможности программирования. На этом основании Colossus II в целом ряде работ расценивается ныне как первый в мире электронный программируемый компьютер. До конца войны было построено в общей сложности 10 таких машин.
Главный конструктор «Колоссов» Томми Флауэрс, хорошо знавший особенности работы электронных ламп, с самого начала предупреждал, что такие машины лучше вообще не выключать, обеспечив надлежащее охлаждение электроники (чаще всего лампы отказывали и «перегорали» в моменты включения/выключения). Уже первые дни эксплуатации машины полностью подтвердили правоту инженера, так что все компьютеры Colossus, однажды включенные, уже не выключались вплоть до Дня победы.
В общей сложности с помощью «Колоссов» было дешифровано свыше 63 миллионов знаков телеграмм немецкого верховного командования, которые «поставляли» примерно 550 сотрудников (точнее, в большинстве своем сотрудниц) Блечли-Парк плюс, конечно же, службы радиоперехвата.
23 июня 1912 на свет появился будущий Кавалер Ордена Британской империи, член Лондонского королевского общества - Алан Тьюринг.
Предложенная им в 1936 году абстрактная вычислительная «Машина Тьюринга», которую можно считать моделью компьютера общего назначения, позволила формализовать понятие алгоритма и до сих пор используется во множестве теоретических и практических исследований. Научные труды А. Тьюринга — общепризнанный вклад в основания информатики (и, в частности, — теории искусственного интеллекта).
Во время Второй мировой войны Алан Тьюринг работал в Правительственной школе кодов и шифров, располагавшейся в Блетчли-парке, где была сосредоточена работа по взлому шифров и кодов стран оси. Он возглавлял группу Hut 8, ответственную за криптоанализ сообщений военно-морского флота Германии. Тьюринг разработал ряд методов взлома, в том числе теоретическую базу для Bombe - машины, использованной для взлома немецкого шифратора Enigma.
После войны Тьюринг работал в Национальной физической лаборатории, где по его проекту был реализован первый в мире компьютер с хранимой в памяти программой — ACE. В 1948 учёный присоединился к вычислительной лаборатории Макса Ньюмана в Университете Манчестера, где ассистировал при создании Манчестерских Компьютеров, а позднее заинтересовался математической биологией. Тьюринг опубликовал работу по химическим основам морфогенеза и предсказал протекающие в колебательном режиме химические реакции, такие, как реакция Белоусова-Жаботинского, которые впервые были представлены научному сообществу в 1968 году. В 1950 году предложил эмпирический тест Тьюринга для оценки искусственного интеллекта компьютера.
:max_bytes(150000):strip_icc():format(webp)/GettyImages-3243534-56b008303df78cf772cb3865.jpg)
