Немного порадуем уважаемого Пугача. Для разнообразия.
Вчера аксайский историк П.А. Аваков прислал фрагмент из неопубликованной (точнее, частично опубликованной) работы 1737 года Г.Ф.В. Юнкера. Архивной ссылки у меня, к сожалению, нет. Вот что в это работе, в частности, говорится про наши края:
«При самом впадении Калмиуса в Меотическое озеро находятся, занимающие большое пространство, развалины древнего города, где, по преданиям, было главное местопребывание известного татарского хана Султана Мамая» (пер. с немецкого).
Вот такое интереснейшее и неожиданное сообщение! Что с ним делать - я пока не очень представляю. На сегодня оно никак не стыкуется с другими известными сообщениями. "Мамаевские" объекты в наших краях пока не известны. Если, конечно, это не искаженные воспоминания о Балысарае, который был сначала основан как ставка крымского царевича Адиль-Гирея, а затем стал "столицей" Дивеева улуса конца XVI века.
Согласно консультации Е.Н. Тарасенко, записки Готтлиба Фридриха Вильгельма Юнкера были частично опубликованы (на немецком языке) в 9-том томе «Sammlung russischer Geschichte" ("Собрания русской истории») Г.Ф. Миллера за 1764 г. Но интересующего нас фрагмента в этой публикации нет. Г.Ф.В. Юнкер участвовал в походах армии Миниха в 1736 и 1737 годах, поэтому общую географию фронта боевых действий он представлял неплохо, но конкретно в наших краях (где действовала армия Ласси) он не бывал.
Источники информации Юнкера об этом месте и степень их надежности - нам пока не известны. То ли это на самом деле до него какими-то окольными путями дошла какая-то местная легенда об это месте? То ли здесь имеется какое-то искажение информации? Район Северного Приазовья к "центральным" областям мамаевого юрта еще никто не относил. Центр западного осколка Орды, который он контролировал много лет, находился на левобережье нижнего Днепра, где река Конка отделяет Степь от Великого Луга. Там действительно были развалины большого з/о городища с обширным некрополем и древними легендами о Мамае. И это очень сильно похоже на приведенную выше информацию. Возможно, здесь сыграло свою роль некоторое сходство названий двух рек - Конки и Калки? Особенно для немецкого уха?
Поэтому, пока не удастся разобраться с источниками информации Юнкера или же пока не удастся найти независимые подтверждающие первоисточники или археологические данные - я к этой интереснейшей информации Юнкера склонен относиться с осторожностью. Интересно, но (пока) не надежно.
У1762−1763 рр. запорожці, запідозривши донських козаків у шпигунстві, заборонили їм в'їзд на землі Кальміуської паланки [3]. У відповідь донський отаман Єфремов наказав похідному полковнику Климентію Фролову на чолі загону в 300 донців провести огляд запорозько-донського кордону по Кальміусу та виселити з меж Війська Донського запорозьких козаків. Кальміуський полковник Череда доповідав, що 24 травня 1763 р. загін донських козаків прибув до гирла Кальміусу і став табором. Фролов повідомив Череді про грамоту Війська Донського з наказом стерегти кордони козацьких вольностей. Донцями було описане і конфісковане майно запорозьких заводів та промисловців на донському боці Кальміусу. Зокрема, були заарештовані «два неводничих та чотири заброщики», найняті запорожцем Велегурою. їх донці відіслали до Черкаська. По навколишніх могилах вони порозставляли пости для припинення переходу запорожців на лівий бік Кальміусу з наказом заарештовувати порушників кордону та відправляти їх до Черкаська. Запорожці, звинувативши Фролова в тому, що той їхніх «братів під караули селить», стверджували, що віддавна користувались рибними промислами тих місць, а заборона відвідування кальміуського лівобережжя унеможливить проживання запорожців на правобережжі [4, арк. 1−1 зв.].
Донський похідний полковник скаржився на тиск з боку кальміуського паланкового полковника, на постійну стрільбу в селищах запорожців, яка сприймалась донцями, як загроза на їхню адресу. 28 травня кальміуські козаки на чолі з полковником Чередою та хорунжим Гурковим в кількості ста осіб перетнули кордон і звільнили декількох затриманих донцями запорожців. При цьому хорунжий Гурков наставляв проти грудей полковника Фролова свого списа і «трохи до бійки з обох боків не дійшло» «Одного донського козака піймавши і знявши з нього рушницю і шаблю водили запорожці за чинбул, а ще двох козаків піймавши, зв’язали їм руки і, водячи пішими, били нагаями» , — так доповідав Фролов отаману Єфремову. Більше того, кальміуський полковник затримав в паланковому центрі надісланого до нього з листом донського хорунжого Івана Купріянова, як пізніше повідомляв Череда: «закований Купріянов був з жарту» [4, арк. 10]. Загалом, Фролов вимагав провести розслідування арешту Купріянова та образ Війську Донському з боку хорунжого Буркова, суперечливо стверджуючи, що донські козаки ніякого спротиву запорожцям у відвідуванні лівобережжя Кальміуса не чинили, не чинять і чинити не будуть.
Розв’язання конфлікту взяв під свій контроль гетьман Розумовський. Він наказав запорожцям суворо дотримуватись законодавчих актів, якнайшвидше розслідувати скарги донської старшини за присутності депутата від Війська Донського [4, арк. 28−28 зв]. Також він проконтролював виконання Указу 1759 р. про заборону відвідування запорожцями бар'єрних земель, донських та турецьких володінь [4, арк. 14−15].
<…>
3. Андриевский А. Материалы по истории Запорожья и пограничных отношений (1743−1767 гг.) / / ЗООИД. — Т. 17.
4. Архів Коша Нової Запорозької Очі: корпус документів 1734—1775. — К., 2000. — Т. 2.
Напомню, что граница между запорожцами и донцами была установлена по Кальмиусу сенатским указом 1746 года. Но так как собственных людских ресурсов для заселения этого угла своей территории у Войска Донского тогда еще не было, то реальный контроль за этой границей они наладить так и не смогли. Пользуясь этим, запорожцы часто заезжали за Кальмиус, а то и селились там. Имелось у них и некоторое количество рыбных заводов восточнее устья Кальмиуса, в том числе и у небезызвестного нам Петра Велегуры. Далее к востоку (для этого времени точно неизвестно, а по состоянию на 1767-68 год – начиная с Широкинской косы) на морском побережье размещались уже рыбные заводы донских казаков. Степная же полоса к северу от побережья – тогда мало интересовала и тех, и других.
Когда в 1762-63 годах запорожцы решили пойти на обострение обстановки с донцами (типа, чтобы к ним не заезжали и не шпионили), донцы в ответ решили устроить запорожцам «кузькину мать». Послали в низовья Кальмиуса свою команду, организовали цепочку застав вдоль реки (попытавшись, наконец, поставить донское левобережье Кальмиуса под свой контроль) и начали щемить находившихся здесь запорожцев. Что, собственно, и привело к новой вспышке взаимного насилия, хорошо описанного в статье Полторака. Разница была лишь в том, что донцы тогда действовали на «своей» территории и в рамках действовавших тогда законов (в том числе и отправляя задержанных «нарушителей» в Черкасск). А запорожцы, как обычно, попытались устранить эту проблему силовыми методами, «взять на горло» (заезд большой и вооруженной толпой на донскую сторону Кальмиуса, ссора и угроза оружием караульным донцам, захват и избивание плетьми плененных донцов, заковывание посланного в Кальмиусскую паланку донского ротмистра – это все было вне законных рамок, по беспределу). Поэтому неудивительно, что гетман Разумовский в данном случае встал на сторону донцов, а не подшефных ему запорожцев.
Буйные это были ребята, и не самые приятные соседи…
У1762−1763 рр. запорожці, запідозривши донських козаків у шпигунстві, заборонили їм в'їзд на землі Кальміуської паланки [3]. У відповідь донський отаман Єфремов наказав похідному полковнику Климентію Фролову на чолі загону в 300 донців провести огляд запорозько-донського кордону по Кальміусу та виселити з меж Війська Донського запорозьких козаків. Кальміуський полковник Череда доповідав, що 24 травня 1763 р. загін донських козаків прибув до гирла Кальміусу і став табором. Фролов повідомив Череді про грамоту Війська Донського з наказом стерегти кордони козацьких вольностей. Донцями було описане і конфісковане майно запорозьких заводів та промисловців на донському боці Кальміусу. Зокрема, були заарештовані «два неводничих та чотири заброщики», найняті запорожцем Велегурою. їх донці відіслали до Черкаська. По навколишніх могилах вони порозставляли пости для припинення переходу запорожців на лівий бік Кальміусу з наказом заарештовувати порушників кордону та відправляти їх до Черкаська. Запорожці, звинувативши Фролова в тому, що той їхніх «братів під караули селить», стверджували, що віддавна користувались рибними промислами тих місць, а заборона відвідування кальміуського лівобережжя унеможливить проживання запорожців на правобережжі [4, арк. 1−1 зв.].
Донський похідний полковник скаржився на тиск з боку кальміуського паланкового полковника, на постійну стрільбу в селищах запорожців, яка сприймалась донцями, як загроза на їхню адресу. 28 травня кальміуські козаки на чолі з полковником Чередою та хорунжим Гурковим в кількості ста осіб перетнули кордон і звільнили декількох затриманих донцями запорожців. При цьому хорунжий Гурков наставляв проти грудей полковника Фролова свого списа і «трохи до бійки з обох боків не дійшло» «Одного донського козака піймавши і знявши з нього рушницю і шаблю водили запорожці за чинбул, а ще двох козаків піймавши, зв’язали їм руки і, водячи пішими, били нагаями» , — так доповідав Фролов отаману Єфремову. Більше того, кальміуський полковник затримав в паланковому центрі надісланого до нього з листом донського хорунжого Івана Купріянова, як пізніше повідомляв Череда: «закований Купріянов був з жарту» [4, арк. 10]. Загалом, Фролов вимагав провести розслідування арешту Купріянова та образ Війську Донському з боку хорунжого Буркова, суперечливо стверджуючи, що донські козаки ніякого спротиву запорожцям у відвідуванні лівобережжя Кальміуса не чинили, не чинять і чинити не будуть.
Розв’язання конфлікту взяв під свій контроль гетьман Розумовський. Він наказав запорожцям суворо дотримуватись законодавчих актів, якнайшвидше розслідувати скарги донської старшини за присутності депутата від Війська Донського [4, арк. 28−28 зв]. Також він проконтролював виконання Указу 1759 р. про заборону відвідування запорожцями бар'єрних земель, донських та турецьких володінь [4, арк. 14−15].
<…>
3. Андриевский А. Материалы по истории Запорожья и пограничных отношений (1743−1767 гг.) / / ЗООИД. — Т. 17.
4. Архів Коша Нової Запорозької Очі: корпус документів 1734—1775. — К., 2000. — Т. 2.
Напомню, что граница между запорожцами и донцами была установлена по Кальмиусу сенатским указом 1746 года. Но так как собственных людских ресурсов для заселения этого угла своей территории у Войска Донского тогда еще не было, то реальный контроль за этой границей они наладить так и не смогли. Пользуясь этим, запорожцы часто заезжали за Кальмиус, а то и селились там. Имелось у них и некоторое количество рыбных заводов восточнее устья Кальмиуса, в том числе и у небезызвестного нам Петра Велегуры. Далее к востоку (для этого времени точно неизвестно, а по состоянию на 1767-68 год – начиная с Широкинской косы) на морском побережье размещались уже рыбные заводы донских казаков. Степная же полоса к северу от побережья – тогда мало интересовала и тех, и других.
Когда в 1762-63 годах запорожцы решили пойти на обострение обстановки с донцами (типа, чтобы к ним не заезжали и не шпионили), донцы в ответ решили устроить запорожцам «кузькину мать». Послали в низовья Кальмиуса свою команду, организовали цепочку застав вдоль реки (попытавшись, наконец, поставить донское левобережье Кальмиуса под свой контроль) и начали щемить находившихся здесь запорожцев. Что, собственно, и привело к новой вспышке взаимного насилия, хорошо описанного в статье Полторака. Разница была лишь в том, что донцы тогда действовали на «своей» территории и в рамках действовавших тогда законов (в том числе и отправляя задержанных «нарушителей» в Черкасск). А запорожцы, как обычно, попытались устранить эту проблему силовыми методами, «взять на горло» (заезд большой и вооруженной толпой на донскую сторону Кальмиуса, ссора и угроза оружием караульным донцам, захват и избивание плетьми плененных донцов, заковывание посланного в Кальмиусскую паланку донского ротмистра – это все было вне законных рамок, по беспределу). Поэтому неудивительно, что гетман Разумовский в данном случае встал на сторону донцов, а не подшефных ему запорожцев.
Буйные это были ребята, и не самые приятные соседи…
Почему мне показалось, что ваш "переклад" не соответствует приведенному тексту?
Вы не владеете украинским или сознательно искажаете?
В 1762-1763 гг. Запорожцы, заподозрив донских казаков в шпионаже, запретили им въезд на землю Кальмиусской паланки [3]. В ответ донской атаман Ефремов приказал походному полковнику Климентию Фролову во главе отряда в 300 донцов провести обзор запорожско-донского границы по Кальмиусу и выселить из пределов Войска Донского запорожских казаков. Кальмиусский полковник Череда докладывал, что 24 мая 1763 отряд донских казаков прибыл к устью Кальмиуса и стал лагерем. Фролов сообщил Череде о грамоте Войска Донского с приказом охранять границы казачьих вольностей. Донцами было описано и конфисковано имущество запорожских заводов и промысловиков на донской стороне Кальмиуса. В частности, были арестованы «два неводничих и четыре заброщики», нанятые запорожцем Велегурой. Их донцы отправили в Черкасск. На окружающих могилах они расставили посты для прекращения перехода запорожцев на левый бок Кальмиуса с приказом арестовывать нарушителей границы и отправлять их в Черкасск. Запорожцы, обвинив Фролова в том, что тот их «братьев под караулы селит», утверждали, что давно пользовались рыбными промыслами тех мест, а запрет посещения Кальмиусского левобережья сделает невозможным проживание запорожцев на правобережье [4, л. 1-1 н.].
Донской походный полковник жаловался на давление со стороны Кальмиусского паланкового полковника, на постоянную стрельбу в поселках запорожцев, которая воспринималась донцами, как угроза в их адрес. 28 мая кальмиусские казаки во главе с полковником Чередой и хорунжим Гурковым в количестве ста человек пересекли границу и освободили нескольких задержанных донцами запорожцев. При этом хорунжий Гурков наставлял против груди полковника Фролова копье и «немного к драке с обеих сторон не дошло» «Одного донского казака поймав и сняв с него ружье и саблю водили запорожцы за чинбул, а еще двух казаков поймав, связали им руки и, водя пешими, били нагайками », - так докладывал Фролов атаману Ефремову. Более того, Кальмиусский полковник задержал в паланковом центре направленного к нему с письмом донского хорунжего Ивана Куприянова, как позже сообщал Череда «закован Куприянов был с шутки» [4, л. 10]. В общем, Фролов требовал провести расследование ареста Куприянова и обид Войску Донскому со стороны хорунжего Буркова [Гуркова? - LV], противоречиво утверждая, что донские казаки никакого сопротивления запорожцам в посещении левобережья Кальмиуса не оказывали, не оказывают и оказывать не будут.
Решение конфликта взял под свой контроль гетман Разумовский. Он приказал запорожцам строго придерживаться законодательных актов, как можно быстрее расследовать жалобы донской старшины в присутствии депутата от Войска Донского [4, л. 28-28 н]. Также он проконтролировал исполнение Указа 1759 о запрете посещения запорожцами барьерных земель, донских и турецких владений [4, л. 14-15].
В 1762-1763 гг. Запорожцы, заподозрив донских казаков в шпионаже, запретили им въезд на землю Кальмиусской паланки [3]. В ответ донской атаман Ефремов приказал походному полковнику Климентию Фролову во главе отряда в 300 донцов провести обзор запорожско-донского границы по Кальмиусу и выселить из пределов Войска Донского запорожских казаков. Кальмиусский полковник Череда докладывал, что 24 мая 1763 отряд донских казаков прибыл к устью Кальмиуса и стал лагерем. Фролов сообщил Череде о грамоте Войска Донского с приказом охранять границы казачьих вольностей. Донцами было описано и конфисковано имущество запорожских заводов и промысловиков на донской стороне Кальмиуса. В частности, были арестованы «два неводничих и четыре заброщики», нанятые запорожцем Велегурой. Их донцы отправили в Черкасск. На окружающих могилах они расставили посты для прекращения перехода запорожцев на левый бок Кальмиуса с приказом арестовывать нарушителей границы и отправлять их в Черкасск. Запорожцы, обвинив Фролова в том, что тот их «братьев под караулы селит», утверждали, что давно пользовались рыбными промыслами тех мест, а запрет посещения Кальмиусского левобережья сделает невозможным проживание запорожцев на правобережье [4, л. 1-1 н.].
Донской походный полковник жаловался на давление со стороны Кальмиусского паланкового полковника, на постоянную стрельбу в поселках запорожцев, которая воспринималась донцами, как угроза в их адрес. 28 мая кальмиусские казаки во главе с полковником Чередой и хорунжим Гурковым в количестве ста человек пересекли границу и освободили нескольких задержанных донцами запорожцев. При этом хорунжий Гурков наставлял против груди полковника Фролова копье и «немного к драке с обеих сторон не дошло» «Одного донского казака поймав и сняв с него ружье и саблю водили запорожцы за чинбул, а еще двух казаков поймав, связали им руки и, водя пешими, били нагайками », - так докладывал Фролов атаману Ефремову. Более того, Кальмиусский полковник задержал в паланковом центре направленного к нему с письмом донского хорунжего Ивана Куприянова, как позже сообщал Череда «закован Куприянов был с шутки» [4, л. 10]. В общем, Фролов требовал провести расследование ареста Куприянова и обид Войску Донскому со стороны хорунжего Буркова [Гуркова? - LV], противоречиво утверждая, что донские казаки никакого сопротивления запорожцам в посещении левобережья Кальмиуса не оказывали, не оказывают и оказывать не будут.
Решение конфликта взял под свой контроль гетман Разумовский. Он приказал запорожцам строго придерживаться законодательных актов, как можно быстрее расследовать жалобы донской старшины в присутствии депутата от Войска Донского [4, л. 28-28 н]. Также он проконтролировал исполнение Указа 1759 о запрете посещения запорожцами барьерных земель, донских и турецких владений [4, л. 14-15].
Что такое "паланковый полковник"?
Сообщение отредактировал Пугач: 04.09.2021 - 19:17 PM
Почему мне показалось, что ваш "переклад" не соответствует приведенному тексту?
Когда кажется - креститься надо. Или книжки умные сначала почитать. Типа "Истории запорожских казаков" Д.И. Эварницкого, "Истории новой Сечи или последнего Коша Запорожского" А.А.Скальковского и т.п. А то невольно вспоминается классический анекдот: "А зачем? Чукча не читатель, чукча писатель!".
Вы не можете ответитьна вопросы? Вы сами не понимаете, о чем речь?
Я этой темой плотно занимаюсь уже 14 лет. И если значение какого-то слова (например, "салковница") я не знаю - я в этом честно признаюсь.
Неводничие и забродщики (заброды) - это наемные члены рыболовных бригад, работавшие с неводами и таскавшие "в брод" сети по нашим мелководьям.
Что такое паланка - Гугл Вам в помощь. Или вышеуказанные книги. Откроете много для себя нового.
К середине 1760-х годов у Войска Донского накопилось некоторое количество небольших территориальных споров с его внутриимперскими соседями из-за неурегулированности взаимных границ. Эти спорные территории были не слишком большими и важными, примерный их объем и расположение можно представить по более поздней карте 1782 года. Тем не менее, Верховные власти Империи приняли решение, что пора и эти вопросы урегулировать. Для этого нужно было выполнить (впервые!!!) сплошную съемку земель донских казаков, составить межевые карты и согласовать их (где это возможно) с соседями. В 1766 году это дело было возложено на Генеральный штаб, который в тот период занимался в основном картографическим обеспечением военных надобностей (съемки местностей, разведка путей и составление карт) и имел в своем штате профессиональных военных картографов. Возглавил эту миссию генерал-квартирмейстер-лейтенант Андрей Медер.
Фактически, единственной официально-признанной границей у донцов на тот момент – была восточная, по Кальмиусу, с запорожцами, установленная еще сенатским указом 1746 года. Запорожцам она сильно не нравилась. После того, как примерно в 1752 году, был составлен так называемый «Универсал Батория-Хмельницкого», запорожцы вновь вернулись к своим претензиям на все Северное Приазовье, вплоть до низовьев Дона (до Темерника). Еще более эта тема активировалась при Калнышевском. Но тоже, долгое время, безуспешно. Поэтому, неудивительно, что, когда до Коша дошли смутные слухи из Санкт-Петербурга о том, что собираются размежевывать территории донцов с соседями, запорожская верхушка сильно возбудилась. Калнышевский (хотя его к этому делу никто и не приглашал) попытался переиграть эту ситуацию в свою пользу.
С этой целью Калнышевский 6 августа 1767 года отправил письмо к Медеру с сообщением о запорожских претензиях на весь район от Кальмиуса и до низовьев Дона. Он настаивал на том, что эта территория была отдана донцам (в 1746 году) «без писменных докозателств, по одним толко [устным - LV] свидетелствованием». И, видимо, намекал, что теперь у запорожцев такие «письменные доказательства» уже есть (имея в виду «Универсал Батория-Хмельницкого»). Медер получил это письмо 13 сентября, будучи в Черкасске. Но, похоже, не стал тогда отвечать.
После этого его группа, в сопровождении донских старшин Максима Федотова, Василя Пушкарева, и Андрея Юдина, показывавших ему земли Войска Донского, обследовала приморскую территорию от нижнего Дона и до Кальмиуса. Когда Медер был в лагере на нижнем Кальмиусе, 23 сентября к нему прибыла целая запорожская делегация – полковник Яков Качалов, старшина Григорий Ляхович и сопровождавшие их казаки. Как было положено при межевании, соседи с обеих сторон должны были официально подтвердить, что одинаково понимают прохождение границы между своими участками земли и согласны с ними. Границу по руслу Кальмиуса запорожцы показали (по ее прохождению особых противоречий не могло быть), но сильно рвались показать еще и «старинную по реку Дон границу». Скорей всего это было в их инструкциях из Коша. У Медера они пробыли около двух суток, после чего, «по неимением в них более надобности» 25 сентября были отпущены им. На этот раз Медер вместе с ними отправил письмо Калнышевскому.
В этом письме Медер вежливо, но твердо сообщил кошевому атаману о невозможности выполнить его пожелание, так как по полученному им в марте 1766 года указу от Военной коллегии – пересмотр действующей между донцами и запорожцами границы ему не поручался. Эта граница по Кальмиусу, установленная еще сенатским указом 1746 года, считалась верховными властями уже установленной и бесспорной. Единственное, что Медер предложил Калнышевскому, что если Кош имеет по этому вопросу «справедливое докозателство» – чтобы их переслали Медеру, а он обещал переслать их в Военную коллегию. И выражал уверенность, что «естли запорожское войска правое прошение имеет», то Военная коллегия обязательно рассмотрит их обращение.
Вот само это письмо А.И. Медеру к Калнышевскому. Оно было любезно предоставлено нашим Музеем.
[Другим почерком и чернилами:] П.[олучено] октября 8 д. 1766 году
Почтенны г[оспо]д[и]н низоваго Запорожскаго войска кошевы атаман
Г[осу]д[а]рь мой!
Присланное от вас, войсковых старшин, куренных атамоней и войско сообщение от прошедшего августа «6-го» дня получено мною в Черкаске сего сентября «13-го» дня. В коем упоминаетца, что донское войска, хотя [ему земли к востоку от Кальмиуса - LV] во владение В СИЛЕ УКАЗУ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА правителствующаго сената «1746-го» году размежеванию и отдано, но оное [территория - LV] без писменных докозателств, по одним толко свидетелствованием, взята. И так, дабы об[ъ]явленые, лежащие между доном [и] калмиюсом реками земли с угодьими (по вышеписанному мною) без об[ъ]яснение не могли быть внесены [в составляемую Медером межевую карту - LV] единственно одними донскаго войска землями, потому что оные земли еще с запорожским войском в споре.
Почему, по указу ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА, мною определено к вам послать сие сообщение со изъяснением тем, что в силе указу государственной военной коллегии «1766-го» году марта «27» дня мне велено снять [карту - LV] всего войска донское владелым землям, межеванием общей межы от всех разных владелцов и протчих государственных селениев, прикасающихся к тем донскаго войска землям. А как река Калмиюс в силе ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА правителствующаго сената 766-го года марта «27-го» дня указа состоит действителною границою между донским и запорожским войском, то мною иначе сочинить [карту - LV] не можно, как показать реку калмиюс границою. А естли войска запорожское имеет в чем справедливое докозателство, то б благоволила ко мне сообщить. Почему от меня в государственную военную коллегию при рапорте представлено будет, и неотменно государственная /1об/ военная коллегия по ВЫСОЧАЙШЕЙ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА благоволение разпределение учинит, естли запорожское войска правое прошение имеет. Для показаниеш [описка, должно было быть «показаниев» - LV] границ по калмиюсу, войска запорожскаго полковник Яков Качалов и полковой старшина Григорей Ляхович с имеющимся при них казаками сего сентября «23-го» дня явились [в лагерь к Медеру? - LV], как то и 24-го» числа были, и [затем - LV] по неимением в них более надобности возвратно уволен [были обратно отпущены - LV]. Что ж принадлежит до показание старинной по реку До[н] границ, то ко оному без повеление ГОСУДАРЬСТВЕННОЙ военной коллегии в разсмотрение вступить не могу. В протчем – с надлежащим моим почтением пребуду.
Войска Запорожского низового вельможному высокородному господину атаману кошевому Петру Ивановичу его вельможности Калнишевскому с высоко почтеннейшими войсковыми старшинами, и господами куренными атаманами в Кош Войска Запорожского низового покорное доношение.
От Войска Донского из Канцелярии войсковых дел в паланку Кальмиюскую сего течения (!) 3 дня присланным через бывшего войскового есаула Алексея Каршина сообщением, по представлению в оную канцелярию находящихся при господине генерал-квартирмейстере лейтенанте Медере для показания владелых войска Донского земель старшин Максима Федотова, Василя Пушкарева, и Андрея Юдина требовано имеющие с више усть-Кальмиюса во владелых войском Донским землях на Ляпиной косе запорожских козаков Велегуры с товарищами заведенных строений, неводничьих и спетничных заводов, да два кабаки, в коих горячее и виноградное вино продается, и накошенное в скирдах и копнах на вершинах речки Грузского Еланчика сено косил, состоявшейся высочайшей ее императорскаго величества из правительствующей) сената прошлого 1746 года мая 12 (!) запретительной о том грамоты, все оное до единова сломав и в ваши дачи за Кальмиюс свесть, а тех запорожских козаков, кои тое дерзновение в противность оной грамоты учинили - по законам штрафовать; почему того ж числа к оным же делам от здешней паланки писано, что по забратой из паланки справке явилось, и еще до получения вышезначашего из сообщения от стороны здешней и определенного от войска Донского помянутого старшины Каршина то заведенное во владелых войска Донского местах на Ляпиной косе строение сломано, и накошенное на вершине речки Грузского Еланчика сено в здешние дачи сведены, так же и последнее все до единого, как то и ши[н]ковой один сарай, в коем только горячее вино;// продавалось, разброшенно, и свезено на сию сторону Кальмиюса быть имеет, а за учиненное в противность высочайшего повеления дерзновение запорожские козаки штрафованы, и впредь воздерживаны, и отнюдь до того не допускаемы от паланки Кальмиюской могут бытъ; а понеже таковым здешним козакам самовольным образом в неповеленных местах усилуючимся, хотя неоднократно по силе имеющихся от Коша войска Запорожского низового в паланке здешней многих ордеров в том запрещение от нас чинится, но они не только в том слушать не хотят, но и еще тайно без билетов за промыслами Донского войска на приморские косы и другие места лодками, каюками и на возах въезжая, для промыслов. И как выше писано со строивших шинки и тайным подвозом горилкою и прочим торгуют, как-то многих с натоваренными рыбою лотками, с горилкою и прочим, а на степу за добычею звериною заходящих без папшортних козаков реченным старшиною Каршиным арештовано и сюда в паланку присылаемо было: сим себе тяжкие наносят убытки, а командам излишнее затруднение, напрасные клопот и неспокойство: выше писанный же Велегура все до единого выстроенные на Ляпиной заводы разбросав, переносить сюда имеет: и при том объявляем, что он не только находился тамо с дозволения донских старшин, а особливо что тая коса не далече от его зимовника и никаких на оной ни за чем донских козаков нет, и пустою всегда находится; о чем вашей вельможности с покорностью нашею о вышеписанном представляю. Как с помянутыми самовольно и тайно в донские места въезжающими, поступитъ, и по тому присланому козакам в противность высочайшего веления и войсковых ордеров дерзновение каковой штраф учинитъ, високомилостивою резолюциею снабдить нас нижайше просим, и при сем в Кош войска Запорожского низового надписанная о помянутых делах промемория через реченного Велегуру посылается.
Полковник Кальмиюский
Иван Чердак со старшиною. 1767 году октября 11.
/ ЦГИАК, ф.229, оп.1, д.72, л.23-23об.
О чем здесь речь. Сопровождавшие А.И. Медера донские старшины заметили при этом несколько случаев, когда запорожцы залезли на донскую территорию восточнее Кальмиуса. Они зафиксировали накошенное запорожцами сено в скирдах и копнах в верховьях Грузского Еланчика, а также несколько запорожских «неводничьих и спетничных заводов» (для ловли неводами и вяления рыбы) и два кабака на Ляпиной косе (мариупольцы знают, где это). Запорожское присутствие могло бы быть и большим, но, как мы знаем из чуть более позднего донесения из крепости святой Анны (от января 1768 года), далее по морскому побережью, начиная с Широкинской косы уже шли донские рыбные заводы. Упомянутые районы «нарушений» косвенно подтверждают, что экспедиция Медера тогда обследовала именно приморскую зону (в широком смысле) северного и северо-восточного Приазовья. Вероятно, и лагерь Медера при Кальмиусе – находился в низовьях реки, недалеко от устья.
Упомянутые донские старшины выразили устно свое недовольство местной запорожской администрации Кальмиусской паланки и параллельно отправили в Черкасск сигнал об этих нарушениях на донской территории. Там в канцелярии войсковых дел Войска Донского составили официальный протест запорожцам с категорическим требованием «все оное до единова сломав и в ваши дачи за Кальмиюс свесть, а тех запорожских козаков, кои тое дерзновение в противность оной грамоты учинили - по законам штрафовать». Это письмо 3 октября 1767 года привез в Кальмиусскую паланку донской войсковой есаул Алексей Каршин.
В тот же день, тогдашний кальмиусский полковник Иван Чердак отправил свой ответ в Черкасск (вероятно, с тем же Каршиным). В нем сообщалось, что еще до получения донской грамоты (видимо, сразу после получения устных протестов от сопровождавших Медера донских старшин) «то заведенное во владелых войска Донского местах на Ляпиной косе строение сломано, и накошенное на вершине речки Грузского Еланчика сено в здешние дачи сведены», виновные казаки были оштрафованы и впредь им такие действия были запрещены.
Но в реальности эти мероприятия на Ляпинской косе были выполнены не в полном объеме. Возглавил «оппозицию» последним распоряжениям полковника Ивана Чердака хорошо знакомый нам Петр Велегура (позже, в 1772 – 1775 годах, он сам станет последним местным полковником в Приазовье). Он традиционно жил в своем зимовнике на левобережье Кальмиуса и имел здесь обширные хозяйственные интересы (из-за чего периодически имел неприятности от донцов). Судя по всему, на Ляпинской косе часть рыбных заводов и второй из шинков (который с виноградным вином) принадлежали именно ему, и сломать их он так и не дал, заявляя: «и при том объявляем, что он не только находился тамо с дозволения донских старшин, а особливо что тая коса не далече от его зимовника и никаких на оной ни за чем донских козаков нет, и пустою всегда находится».
Устав бороться в возглавляемой Велегурой «оппозицией», кальмиусский полковник 11 октября подготовил письмо-«промеморию» в Кош, Калнышевскому. В нем он вначале описал суть вопроса, , а затем констатировал неспособность местной администрации добиться от здешних запорожцев выполнения запретов на посещение и хозяйственное использование донских территорий восточнее Кальмиуса: «понеже таковым здешним козакам самовольным образом в неповеленных местах усилуючимся, хотя неоднократно по силе имеющихся от Коша войска Запорожского низового в паланке здешней многих ордеров в том запрещение от нас чинится, но они не только в том слушать не хотят, но и еще тайно без билетов за промыслами Донского войска на приморские косы и другие места лодками, каюками и на возах въезжая, для промыслов. И как выше писано со строивших шинки и тайным подвозом горилкою и прочим торгуют, как-то многих с натоваренными рыбою лотками, с горилкою и прочим, а на степу за добычею звериною заходящих без папшортних козаков реченным старшиною Каршиным арештовано и сюда в паланку присылаемо было: сим себе тяжкие наносят убытки, а командам излишнее затруднение, напрасные клопот и неспокойство».
Далее в своем письме Чердак жаловался на сопротивление Велегуры, которого нужно каким-то образом заставить выполнять указания паланковой администрации: «выше писанный же Велегура все до единого выстроенные на Ляпиной заводы разбросав, переносить сюда имеет». А также Иван Чердак просил из Коша инструкций: «Как с помянутыми самовольно и тайно в донские места въезжающими, поступитъ, и по тому присланому козакам в противность высочайшего веления и войсковых ордеров дерзновение каковой штраф учинитъ, високомилостивою резолюциею снабдить нас нижайше просим». Отправил кальмиусский полковник свое письмо в Кош все с тем же Велегурой, видимо, надеясь, что там на этого упрямца смогут найти управу.
Осталось рассказать, в общем-то, немного. Медер не смог закончить свою работу. Осенью 1768 года началась новая русско-турецкая война, и у специалистов генерального штаба резко изменились приоритеты. В начале войны А.И. Медер с группой офицеров генерального штаба был направлен а Молдавию, с целью картографического обеспечения русских войск. Под его руководством была составлена генеральная карта Молдавии. Но в 1770 году на эту карту было много нареканий из войск из-за неверного изображения территорий за Прутом, куда Медер не заезжал и нарисовал ее по рассказам. И это привело к его скорой отставке.
В конечном счете, и после окончания войны с турками дело составления общей карты земель Войска Донского сильно затянется и будет завершено совсем другими людьми. Екатерина II подпишет эту карту только 10 октября 1786 года. Эта карта довольно хорошо известна, но лично мне ее изображение в Интернете самостоятельно найти не удалось. Хорошо, помог уважаемый П.А. Аваков, переслал ее изображение.
К чему я все это рассказывал? Не только из-за любопытного фрагмента нашей локальной истории. При взгляде эти на события осени 1767 года бросаются в глаза следующие корневые моменты: картографические работы Медера, участие профессиональных военных картографов из одного из главных картографических учреждений Империи, новые попытки донцов навести порядок на «своем» левобережье Кальмиуса, запорожские рыбные заводы на Ляпинской косе и т.д. И все это, невольно, вызывает в памяти недатированную и неподписанную карту морского побережья Азовского моря на участке от Кальмиуса и до Самбека, хранящуюся в РГВИА (там же, по сообщению Авакова есть еще одна похожая карта, но со сдвинутым несколько юго-восточнее охватом территории). Уже говорилось ранее, что по показанной на них информации (в том числе и по показанию здесь Кальмиусской паланки Войска Запорожского) – они явно относятся к периоду ДО начала очередной русско-турецкой войны (осень 1768 года) и очень сильно похожи (по показанной информации!!!) на карту Азовского моря, приложенной к рапорту из крепости святого Димитрия в начале 1768 года. Вот только по своему качеству и по точности отображения местности – они на голову превосходят все русские карты Приазовья XVIII века, которые мне доводилось видеть до того (а я их видел сотни и тысячи!). По качеству они приближаются скорее к картам Шуберта середины XIX века. Совершенно нетипичные для того времени карты нашего региона. И я все больше убеждаюсь во мнении, что обе карты из РГВИА выполнены именно на основе съемок Медера 1767 года. Доказать авторство Медера по этим двум картам – я пока не могу, но, думаю, что это ОНО.
В Интернете встречал копии карт Медера окрестностей крепости св. Димитрия и Черкасска, но в виде черно-белых перерисовок, так что сравнить почерки и стили оформления пока не удалось. Также отмечу что на присланном П.А.Аваковым изображении карты земель Войска Донского, подписанного Екатериной II в 1786 году, северное побережье Азовского моря (очертания берегов и речной сети) показаны в совершенно ином стиле, со множеством грубых ошибок и неточностей. То есть, если наше отождествление недатированных карт из РГВИА с миссией Медера верно, то его незавершенные съемки небольшой части земель Войска Донского – при составлении окончательной карты по какой-то причине не использовались. Вероятно, они были тогда «утеряны» в архивах генерального штаба, и послевоенным картографам пришлось все начинать заново (включая и съемки?), но сделано это было на значительно более низком уровне и с недостаточной точностью.
Вот так мы и осветили новый небольшой кусочек истории Мариупольщины и попытались привязать к конкретным событиям непонятную до того карту из РГВИА. Что, в свою очередь, позволяет более полно понимать реалии жизни в Северном Приазовье предвоенного времени, примерно за год до того, как Кальмиусская паланка Войска Запорожского прекратит свое существование.
Ну вот как-то так…
P.S. Первоначальные сведения об этих событиях и их описание были получены из уже упоминавшейся статьи Полторака, спасибо ему! Остальное - уже самостоятельные проработки.
Подсказали красивую немецкую карту Северного Причерноморья 1788 года.
Для изображения Северного Приазовья за образец взята более ранняя карта, примерно 1778-1779 годов. Показаны крепости Днепровской линии. Подписана Азовская губерния (упразднена в 1783 году). Екатеринослав показан еще на Кильчени (1776-1786). В низовьях Солоной (Solomenka) показан Мариенполь, междуречье Самары и Волчьей входит в Мариенпольский уезд. Западнее расположен Александровский уезд. Устье Кальмиуса показано пустым. Этот район входит в Павлоградский уезд. Левобережье Кальмиуса входит в земли донских казаков. Как и на многих картах того времени название "Кривая коса" (Крива коса) ошибочно раздвоилось на "поселение" Koiwa (севернее Кривой косы) и Kriwaja для обозначения кос в районе устья Миусского лимана. Также и название балки Сарамацкой (правого притока нижнего Миуса) ошибочно превратилось в "поселение" Samarotzkaja к востоку от Миуса.
