Фридрих 2, солдафоном и скопидомом был не меньшим, чем его предшественники, хотя ему нельзя отказать ни в военных талантах, ни в дипломатическом искустве.
Фридрих не был солдафоном, скорее это был разочаровавшийся романтик. Но в одном Вы правы, хотя на жизнь солдат ему было абсолютно наплевать, проливать их кровь из-за химеры он никогда не стал бы. Во-первых, он хотя и не был трусом, но не любил напрасного риска, во-вторых обучение солдата стоило денег...
Известному немецкому живописцу XIX в. А. Менцелю принадлежат несколько картин из жизни прусского короля Фридриха II (которого его соотечественники-историки обычно именуют Великим). Король предстает в пышных интерьерах своего потсдамского дворца Сан-Суси (в переводе – «без забот»); на одной из картин изображено застолье, где Фридрих II запечатлен в окружении друзей-немцев и гостей из Франции. Король внимает тому, что говорит один из них – это Ф. М. Вольтер, здесь же и другие французские писатели и философы: Ж. Д’Аржан, П. Мопертюи, Ж. Ламетри. Все персонажи, по моде того времени, в напудренных париках; хорошо передана художником роскошь обстановки, сквозь открытую дверь виден дворцовый парк, который своим совершенством мог поспорить с версальским. Место действия другого полотна – музыкальный салон Фридриха II: он занимается музицированием, солируя на своем любимом инструменте – флейте в сопровождении клавесина и струнного квартета.
Живописец избрал в этих случаях те занятия короля, которые характеризуют возвышенность его натуры. У Менцеля есть, правда, и картина, на которой король изображен во время путешествия по стране: подданные целуют ему руки и полы сюртука. Все сюжеты, конечно, не выдуманы, но какое бы важное место они ни занимали в жизни Фридриха II, не это было в ней главным и определяющим, а войны, которые «просвещенный монарх» вел с целью «округления» владений Пруссии, и заботы об удержании, закреплении завоеванного. Последнее требовало от Фридриха II максимума изворотливости и незаурядного дипломатического искусства (нередко он практиковал прямое вероломство по отношению к союзникам и перемену фронта на 180°).
Это вовсе не означает, что Фридрих II был чужд интеллектуальных интересов, не имел вкуса к литературе, философии, музыке. Наоборот, он стоял в этом отношении на голову выше других европейских монархов, ибо едва ли не профессионально занимался каждой из названных материй. Прусский король писал стихи (мнения об их качестве, правда, расходятся), многочисленны прозаические его произведения, среди них – трактат «Антимакиавелли», два пространных политических завещания – до существу, тоже серьезные трактаты, книга «История моего времени», ряд более поздних воспоминаний, в частности за период с 1763 по 1775 г., о событиях 1778 г. и др., обстоятельные специальные труды – «Генеральные принципы ведения войны», где Фридрих II обобщил опыт военных действий 1740–1744 гг. за обладание Силезией, и «История Семилетней войны», работы «Критика «Системы природы» (Гольбаха), «О немецкой литературе» и др. Писательство было страстью короля; его литературное наследие огромно. И сочинения Фридриха II, и его многочисленные письма – наибольшая часть наследия (политическая переписка занимает 35 томов, есть и весьма обширная личная, например, {98} три тома писем к Вольтеру) – были написаны на французском языке, на языке страны, которая с молодых лет пользовалась особыми симпатиями Фридриха и литературу которой он предпочитал всем другим, в том числе немецкой (его владение родным языком было далеко от совершенства).
Музыкальные достижения Фридриха II были значительны: он не только играл на флейте, но и выступал в качестве композитора. Прусскому королю приписывается авторство многих музыкальных произведений (оно не всегда может быть установлено с полной достоверностью), в том числе двух симфоний (или увертюр), четырех концертов для флейты, девяти арий, более 120 сонат для флейты. Творчеством – литературным или музыкальным – король, когда не было войн, занимался по 2–3 часа в день. В то время, когда он находился в Сан-Суси, музыкальные вечера устраивались ежевечерне, и лишь в последние годы жизни, когда игра на флейте стала даваться Фридриху II с трудом, они прекратились1.
А зародились эти увлечения в ранней юности Фридриха, родившегося в 1712 году. Он был старшим сыном короля Фридриха-Вильгельма I, прозванного «фельдфебелем на троне» и не одобрявшего пристрастий своего наследника, особенно его интереса к вольнодумным сочинениям французских просветителей. Из них будущий властитель Пруссии черпал некоторые идеи, сформировавшие его мировоззрение, например, отношение к религии, которую Фридрих II оценивал весьма скептически. Вот почему, познакомившись с сочинениями Вольтера, с его призывом: «Уничтожьте гадину!», тогдашний кронпринц стал рьяным поклонником выдающегося французского мыслителя; в 1736 г. началась их переписка, длившаяся вплоть до смерти Вольтера. Кроме того, последний в течение почти трех лет (1750–1753 гг.) был гостем прусского короля, задавая тон застольным беседам в Сан-Суси, что весьма тешило самолюбие Фридриха II. Правда, столь тесное сосуществование не пошло на пользу взаимоотношениям, и Вольтер покинул Пруссию, раздосадованный недостаточностью внимания, уделявшегося ему монархом; переписка между ними после этого прекратилась, но спустя ряд лет, в период Семилетней войны, Фридрих II (при посредстве сестры) добился ее возобновления, ибо это могло быть ему полезно для нормализации отношений с Францией2.
В ранние годы Фридрих познакомился и с сочинениями немецких мыслителей, в частности Х. Вольфа, но придавал им гораздо меньшее значение. Ведь французские просветители в соответствии с большей развитостью общественных условий во Франции оставили своих немецких собратьев далеко позади. По той же причине Фридрих II мог не скрывать симпатий к французскому Просвещению, публикуя свои произведения, близкие к идеям последнего: в Пруссии не существовало общественного мнения, которое могло бы подхватить эти идеи и обратить их против королевской власти3.
Кронпринц все более страдал из-за безапелляционности своего отца, стремившегося полностью подчинить его и подавить все попытки к самостоятельности. Кризис в их отношениях достиг апогея в связи с тем, что Фридрих и его мать предприняли в 1730 г. шаги, чтобы добиться его женитьбы на дочери английского короля. Фридрих-Вильгельм I резко воспротивился этому, и тогда принц решил бежать. Подготовка к побегу велась дилетантски, и план быстро стал известен королю. Фридрих II {99} и его помощники были схвачены и заточены. Их предали военному суду, но никто не был приговорен к смерти; тогда король, недовольный «мягкостью» судей, вынес собственный приговор, предусматривающий для одного из подсудимых смертную казнь. Она была приведена в исполнение под окном помещения, в котором содержался под арестом Фридрих4.
Естественно, что это было для кронпринца сильнейшим потрясением и не могло не ожесточить его. Тогда, вероятно, и зародилась та мизантропия, которая просматривается практически во всех сочинениях короля. В то же время Фридрих, чтобы выжить (а до его восшествия на престол оставалось еще 10 лет), вынужден был прибегнуть к притворству и лицемерию, что наложило отпечаток на всю его последующую деятельность. Во всяком случае, уже в 30-е годы XVIII в. наметился тот разрыв между положениями, которые он формулировал в своих сочинениях, и его подлинными намерениями. Это видно на примере произведения Фридриха II «Антимакиавелли» (1739–1740 гг.); в нем автор высказывается в принципе против методов, которые рекомендовал флорентийский мыслитель в качестве наилучших для управления государством, но фактически допускает некоторые из них.
Особого интереса заслуживает позиция кронпринца по вопросам войны и мира. Здесь он подчас не скрывал своих взглядов, хотя и избегал конкретизации, предпочитал рассматривать все в теоретическом плане5. В одном из писем 1731 г. Фридрих сетовал на чересполосицу прусских территорий и утверждал необходимость их «округления». В «Соображениях о современном состоянии Европы», относящихся к 1738 г., он писал, что необходимые территориальные изменения следует осуществлять силой; в «Антимакиавелли» санкционировал превентивные войны и войны, имеющие целью реализацию претензий и прав того или иного властителя на чужие территории6. В то время на соответствующие формулировки не обратили должного внимания, и поэтому переход Фридриха II к завоевательной политике оказался для многих неожиданным. На деле его можно было предвидеть, хорошо изучив сочинения кронпринца.
Фридрих II пришел к власти в 1740 г., и некоторые мероприятия первых месяцев его правления могли возбудить надежды на лучшее. Среди них – отмена пытки как важного элемента судопроизводства. Это вызвало недовольство королевского окружения, которое полагало, что без пытки обойтись нельзя. Однако монарх настоял на своем, исходя из того, что справедливее оправдать 20 виновных, чем принести в жертву одного невиновного. Лишь в случае преступлений, направленных против персоны короля, могли применяться прежние методы следствия7; в этом ярко проявилось весьма высокое представление Фридриха II о себе и своем назначении.
В отмене пытки, безусловно, сказалось влияние просветительских идей на молодого короля. Тем же было продиктовано и принятое им после восшествия на престол решение освободить берлинские газеты от цензуры. То была мера, призванная засвидетельствовать свободомыслие Фридриха II, о чем было сказано так много красивых слов в переписке с Вольтером. Но это не значит, что в Пруссии действительно была введена свобода печати. Еще в том же, 1740, году король повелел, чтобы газеты вновь перед выходом просматривались военным цензором; в следующем году это распоряжение подтверждалось дважды. Известно, что в течение 1740 г. некоторые иностранные государства обратились к Пруссии с протестами против публикации в берлинских газетах сведений, {100} огласки которых правительства этих стран хотели бы избежать8. Было ли это истинной причиной восстановления цензуры или только поводом для этого, сказать трудно. Следует иметь в виду, что новое ужесточение совпало по времени с переходом Фридриха II к политике захватов, реализация которой была для Пруссии возможна только в союзе с теми или иными иностранными державами, и поэтому король стремился избегать каких-либо конфликтов, могущих возникнуть из-за нежелательных сообщений прессы. Так или иначе, в этой области все оставалось по-прежнему.
Еще одним нововведением было учреждение т. н. пятого департамента – Генеральной директории (в добавление к четырем уже существовавшим). Это фактически министерство торговли и промышленности, задачей которого было совершенствовать мануфактурное дело в стране, прежде всего в области производства полотна и шелкоткачества. Ввиду того, что в Пруссии наблюдалась значительная нехватка рук для этих отраслей, новый департамент должен был осуществить широкую вербовку специалистов из других стран. Приток людей из-за рубежа был необходим и ввиду малой населенности ряда районов Пруссии, из-за чего их освоение очень отставало от Берлина и других местностей, где плотность населения была выше. Вербовка велась целенаправленно, со знанием ситуации в соседних странах, в первую очередь в различных немецких княжествах. Особое внимание уделялось тем из них, где имели место стихийные бедствия или усиливались религиозные гонения. Агенты Фридриха II перехватывали также (в пути или в портах) жителей немецких государств, отправлявшихся в эмиграцию в Америку. За каждого завербованного полагалось вознаграждение: за холостого – 3 талера, за женатого – 5.
Отдавая себе отчет в неблаговидности такого переманивания людей, Фридрих II наставлял своих агентов: «Действуйте с величайшей осторожностью и не подавайте ни малейшего повода к упреку в том, что вы подстрекаете подданных покинуть своего государя»9. В некоторых же случаях прусский король не церемонился: в 1769 г. его войска (силой в 3 полка) предприняли форменный набег на территорию Польши, дойдя в погоне за «живым товаром» до Познани.
Всеми правдами и неправдами удалось заполучить примерно 300 тыс. поселенцев, что сыграло некоторую роль в преодолении отставания в промышленном развитии Пруссии. Правда, случались побеги, они приводили Фридриха II в ярость – он требовал ужесточить надзор и делать поголовные смотры людям по 2 раза в неделю. Но колонисты в своей массе не стремились покинуть Пруссию, и прежде всего из-за царившей здесь веротерпимости. «У меня, – любил говорить Фридрих II, – пусть каждый очищается от грехов, как ему больше нравится»10. Такая позиция (она очень способствовала сохранению ореола «просвещенного монарха», хотя во многих других отношениях прусский король отошел от идей Просвещения) определялась не только насущными экономическими интересами, но и тем, что Фридрих II невысоко ставил религиозные догмы, а потому не принимал фанатического преследования церковью тех или иных отступлений от общепринятых религиозных обычаев и установлений.
Будучи прекрасно знакомым с различными вероучениями, с церковной литературой и многими «еретическими» произведениями, сам он был весьма близок к атеизму; но в то же время полагал, что «простому народу» религия нужна, ибо она помогает удерживать его в рамках законопослушания. Форма религии – протестантизм, католицизм, ислам, иудаизм и т. д. – для него не играла большой роли. Естественно, что {101} это привлекало многих, особенно жителей католических стран, где веротерпимости не было и в помине.
Каковы бы ни были реформы, осуществленные Фридрихом II в самом начале его правления, основные его мысли заняты были иным – армией и военными планами. Воцарение Фридриха II совпало со смертью австрийского императора Карла VI (одновременно являвшегося главой Священной Римской империи германской нации). В связи с этим возникли осложнения, которые сразу же попытался использовать прусский король. За признание наследницей австрийского престола Марии-Терезии он потребовал присоединения к Пруссии Силезии, находившейся в австрийском владении; получив отказ, Фридрих II начал активно готовиться к захвату этой провинции. Не прошло и месяца после восшествия на престол (и об этом он сообщил Вольтеру), как новый прусский король приступил к наращиванию армии, которая к тому моменту насчитывала 81 тыс. человек. Для начала Фридрих создал 22 новые воинские части, в том числе 16 батальонов пехоты, 5 гусарских и 1 гвардейский эскадрон11.
Расширение армии происходило в течение всех 46 лет пребывания короля у власти, ибо в его государстве армия, как писал он в своем политическом завещании 1752 г., должна занимать «первое место». Ему же принадлежит изречение, что в Пруссии простой солдат представляет большую ценность, чем камергер. Это может показаться неожиданным для «философа из Сан-Суси» (как король называл себя); если для его отца армия представляла единственный интерес, то для его преемника, который отличался подлинной духовностью и был ценителем литературы, философии, музыки, казалось бы, военное дело не должно было находиться в центре мироздания. Тем не менее это было именно так. Продолжая флирт с французскими просветителями, принимая их у себя (прибежище во владениях короля нашел и Ж.-Ж. Руссо), Фридрих II ни на миг не отвлекался от своей главной цели – расширения владений Пруссии, а для этого необходимо было все время наращивать численность и мощь ее армии, обеспечивать пополнение ее офицерскими кадрами и т. п. Этому в конечном счете была подчинена вся жизнь подданных королевства.
Фридрих II добился усовершенствования кантональной системы, введенной его отцом с целью бесперебойного пополнения армии. Отдельные кантоны были прикреплены к полкам и поставляли новобранцев, которые обязаны были затем числиться в армии всю жизнь. Правда, в мирное время служба не превышала 2–3 месяцев в году, остальное время солдат находился в поместье (где его хозяином нередко являлся офицер, под началом которого он служил в армии). Офицерские посты занимали исключительно представители дворянства; таким образом, военная система, сложившаяся при Фридрихе II, имела вполне определенное социальное содержание. Он предпочитал офицеров и на гражданских должностях, ибо они, по его словам, умели и сами повиноваться, и заставлять повиноваться других. Содержание армии поглощало большую часть доходов, и вполне оправданна была характеристика Пруссии как «армии со страной в придачу»12.
Подготовка прусского воинства основывалась на жестокой муштре, которая нередко сопровождалась наказанием провинившихся солдат шпицрутенами (Фридрих II иногда наблюдал эти экзекуции). Армейский устав соблюдался неукоснительно во всех своих статьях. Король не раз говорил, что солдат должен бояться своего офицера больше, чем неприятеля13. Но если в годы правления Фридриха-Вильгельма I эта армия фактически бездействовала, то его преемник пустил ее в ход уже {102} через несколько месяцев после своего восшествия на престол. В конце 1740 г. прусские войска вступили в Силезию, развязав тем самым первую силезскую войну.
Фридрих II действовал в соответствии с принципом, который он сформулировал так: «Если вам нравится чужая провинция и вы имеете достаточно сил, занимайте ее немедленно. Как только вы сделаете это, вы всегда найдете достаточное количество юристов, которые докажут, что вы имеете все права на занятую территорию»14. Этот циничный принцип вполне оправдал себя в дальнейшей завоевательной практике «философа на троне», который вел ряд длительных войн, проходивших на территории германских государств. Имея это в виду, Ф. Энгельс писал: «Со времен Фридриха II Пруссия видела в Германии, как и в Польше, лишь территорию для завоеваний, территорию, от которой урывают, что возможно, но которой, само собой разумеется, приходится делиться с другими. Раздел Германии при участии иностранных государств и в первую очередь Франции – такова была «германская миссия» Пруссии, начиная с 1740 года»15.
Развязывая в конце 1740 г. войну за раздел «австрийского наследства», Фридрих II заручился поддержкой Франции, которой обещал территориальные приращения за счет немецких земель. В эту коалицию вошли также Бавария, Саксония, Пфальц, Испания и Сардиния. Таким образом, это была война ряда германских государств, которые при помощи иностранных держав стремились ослабить наиболее крупного члена Священной Римской империи германской нации – Австрию. Непосредственной целью Фридриха II было овладеть Силезией, в прошлом составной частью Польши (а в рассматриваемое время – Австрии), обширной по своим размерам (превышала Бранденбург и Восточную Пруссию, вместе взятые), плодородной и промышленно развитой провинцией. Силезия имела и большое стратегическое значение: она являлась удобным плацдармом для нападения на Пруссию; в то же время Фридрих II учитывал выгоды Силезии для последующей экспансии Пруссии на Восток – против Польши и других славянских земель.
Кампания прошла удачно для прусского короля. Его войска оккупировали Силезию, преодолев лишь слабое сопротивление австрийцев, силы которых были распылены. В апреле 1741 г. у Мольвица произошла первая крупная битва этой войны; сражение вначале складывалось неблагоприятно для Фридриха II (его главная опора – кавалерия – бежала под натиском австрийцев, сам он уже не верил в успех и покинул поле боя, едва избежав плена), но стойкость прусской пехоты переломила ход боя16. Как отмечал Энгельс, «эта пехота развернулась в линию и своим частым огнем отразила все атаки австрийской кавалерии, которая только что наголову разбила прусскую конницу; покончив с кавалерией австрийцев, прусская пехота атаковала австрийскую пехоту, нанесла ей поражение и таким образом выиграла сражение»17. Это была несомненная победа, но одновременно выявились и существенные недостатки, не устранив которые, нельзя было рассчитывать на реализацию планов дальнейшей экспансии. Нужна была передышка, и Пруссия получила ее, ибо правители Австрии пришли к выводу, что им не справиться со столь мощной коалицией, и стремились нейтрализовать самого опасного из ее участников – Пруссию.
Австрия решила удовлетворить домогательства Пруссии и согласилась передать ей часть Силезии и крепость Нейссе (ввиду того, что {103} соглашение было секретным, была имитирована сдача названной крепости)18. Но Фридрих II не собирался ограничиться полученным, хотя временное прекращение военных действий вполне устраивало его. Правда, спустя некоторое время он вновь послал войска – в Моравию, но, встретив там вооруженное сопротивление, вынужден был отозвать их (за время оккупации население было обложено контрибуцией, что Фридрих II делал особенно охотно, зная, что эта территория не будет присоединена к Пруссии, хотя и Силезия тоже облагалась в достаточной степени; полученные благодаря этому средства шли на нужды армии).
В мае 1742 г. прусские войска нанесли новое поражение австрийцам, а 11 июня между Пруссией и Австрией был заключен предварительный мирный договор, согласно которому первая получала всю Силезию вместе с графством Глац; тем самым Пруссия увеличивала территорию и население на треть, значительно улучшив при этом свое стратегическое положение. Взамен она принимала на себя числившийся за Силезией долг Англии в 1,7 млн. талеров.
Последующие два года Фридрих II использовал для существенного совершенствования армии. Он полностью реорганизовал кавалерию, придав ей невиданную в те времена стремительность19, которая сыграла важную роль в дальнейших сражениях – и в ближайшие, и в более отдаленные годы. Были и другие нововведения. «Фридрих Великий ввел новый род войск, посадив на коней артиллеристов некоторых своих батарей и создав таким образом конную артиллерию, предназначенную оказывать кавалерии такую же поддержку, какую пешая артиллерия оказывала пехоте. Новый род войск оказался чрезвычайно эффективным и очень скоро был принят в большинстве армий»20.
Хотя Фридрих II и не был уверен в надежности своих завоеваний, он был не прочь захватить еще что-либо, помимо Силезии. Его опасения за последнюю подогревались известием, что Австрия, Англия и Сардиния (к ним позднее присоединилась Саксония) заключили между собой союз. В августе 1744 г. Пруссия вновь вступила в войну против Австрии; в качестве повода Фридрих II использовал «необходимость» защиты интересов империи и особы императора, которым в то время являлся баварский монарх. Прусская армия, нарушив суверенитет Саксонии, двинулась в чешские земли и овладела Прагой (ее население король обложил контрибуцией в 1,3 млн. гульденов). Но успехи длились недолго; с большими трудностями происходило снабжение войск, очень удалившихся от своих баз в Пруссии, развернулась борьба части местного населения против оккупантов, в рядах последних началось дезертирство. Фридриху II пришлось отозвать свои войска, которые после этого обосновались в Силезии.
Короля охватила паника (это случилось впервые и в дальнейшем не раз повторялось). Своему министру иностранных дел Г. Подевильсу он весной 1745 г. писал: «Если все мои средства окажутся неэффективными, а переговоры не принесут успеха, короче говоря, если обстоятельства обратятся против меня, тогда лучше погибнуть с честью, чем потерять на всю оставшуюся жизнь и славу и уважение»21. Но в течение того же года произошло еще несколько сражений между прусскими и австрийскими войсками, и все они закончились победой короля. В итоге в декабре 1745 г. был заключен мирный договор, окончательно закрепивший Силезию за Пруссией (правда, Мария-Терезия утверждала, что не пожалеет и последней юбки, чтобы вернуть эту провинцию). Фридрих II писал: «Если оценивать вещи, исходя из их подлинной ценности, то надо признать, что война (имеется в виду вторая силезская война. – Л. Г.) в {104} некоторых отношениях была бесполезным кровопролитием и что Пруссия в результате серии побед не добилась ничего иного, чем утверждения во владении Силезией»22.
Очень верное признание, но приобретенный в 40-х годах опыт так ничему и не научил Фридриха II, который вновь и вновь рвался в бой, не считаясь с огромными людскими потерями, с гибелью многих материальных и культурных ценностей. Он не учитывал и того обстоятельства, что его вероломство, пренебрежение заключенными соглашениями не прошло незамеченным; у правителей Франции появилось недоверие к Фридриху, и они стали подумывать об улучшении отношений с Австрией.
Осваивая Силезию, прусский король разрабатывал планы новых захватов. Он мечтал о подчинении Польши, к которой относился с нескрываемой враждебностью, лелеял надежду на присоединение Чехии, а Курляндии предназначал роль зависимого от Пруссии княжества (с братом короля Генрихом на престоле). Но наиболее заманчивой добычей для Фридриха II была Саксония – одно из наиболее развитых в промышленном отношении немецких государств того времени, располагавшее также огромными культурными богатствами. Пруссия вела против Саксонии (как и против Гамбурга) ожесточенную экономическую войну, стремясь ослабить конкурента, использовав, в частности, тот факт, что после захвата Силезии под контролем Пруссии оказалось все течение Одера; это позволяло диктовать условия транзита, которые иногда становились разорительными. Одновременно происходила дипломатическая и военная подготовка вооруженного выступления с целью захвата Саксонии.
Что касается дипломатии, то здесь Фридрих II добился немногого; его предложения, сделанные в 1755 г. Людовику XV, об одновременных действиях – Франции в Бельгии, а Пруссии – в Богемии с тем, чтобы в дальнейшем совместно господствовать над Германией, еще более насторожили французского короля (тем более что Фридрих II вел аналогичные переговоры и с Англией)23 и побудили его заключить соглашение с Австрией: ей был обещан нейтралитет, а в случае нападения на нее Пруссии или Турции – военная помощь. Это стало основой мощной антипрусской коалиции, которая сложилась не сразу, ибо некоторые государства еще колебались и выступили лишь тогда, когда сражения между Австрией и Пруссией уже шли полным ходом (Фридрих II уповал на нейтралитет этих государств, и появление их в качестве противников Пруссии намного ухудшило ее положение – обнаружились серьезные ошибки в расчетах короля). Коалиция эта получила название по имени австрийского канцлера В. А. Кауница и включала в себя, помимо Австрии и Франции, Россию, Польшу, находившуюся в личной унии с Саксонией, а позднее и Швецию.
Готовясь к новой войне, Фридрих II успешно продолжал дело реорганизации своей армии, усиления ее боеспособности. Энгельс, досконально изучивший военную реформу Фридриха II, подчеркивал, что прусская пехота – это классическая пехота XVIII века. Король «умудрился выработать такой способ атаки и так организовать свою армию, что был в состоянии, с ресурсами королевства, меньшего, чем нынешняя Сардиния, и при скудной денежной поддержке Англии, вести войну почти против всей Европы». Энгельс отмечал, что к линейному боевому порядку Фридрих II применил способ косой атаки, что расширило потенциальные возможности пехоты24. Большое значение имело и коренное {105} преобразование кавалерии, осуществленное после силезских войн. «Он имел, – писал Энгельс, – великолепного помощника в лице Зейдлица, который всегда командовал его кирасирами и драгунами и сделал из них такие войска, что по стремительности и организованности атаки,.. быстроте сбора и перегруппировки после атаки ни одна кавалерия не могла сравниться с прусской кавалерией времен Семилетней войны»25.
Оценка Марксом и Энгельсом места Фридриха II в развитии военного искусства видна из того, что они называли его, наряду с Наполеоном I, великим военным деятелем26. Обобщая свои изыскания в этой области и говоря о вкладе Фридриха II, Энгельс подчеркивал: «Историческая заслуга старого Фрица в военной науке заключалась в том, что он, в общем оставаясь в пределах тогдашнего способа ведения войны, преобразовал и усовершенствовал старую тактику, применительно к новым видам оружия»27. Однако несовершенство линейной тактики, которой придерживались в тогдашних армиях, становилось очевидным. Отказаться от нее не решались, ибо лишь при этой тактике можно было эффективно следить во время боя за личным составом и предотвращать дезертирство.
Коалиция Кауница представляла для Пруссии серьезную опасность. Но Фридрих II, отличительными чертами которого всегда являлись быстрота и решительность (правда, не без элементов авантюризма), опередил своих противников. В августе 1756 г. он, по своему обыкновению, без объявления войны вторгся в Саксонию и оккупировал ее28. Саксония была весьма заманчива для прусского короля; за несколько лет до вторжения он писал: «Этот корабль, лишенный компаса, – игрушка ветра и волн»29. И вот настало, по мнению Фридриха, время, чтобы прибрать «игрушку» к рукам, хотя ею его аппетиты не исчерпывались: он зарился и на Богемию.
Выглядеть агрессором прусский король, однако, не хотел и в проекте «Манифеста против Австрии», который должен был быть обнародован с началом войны, писал: «Но нападающая сторона – не та, которая произвела первый выстрел, а та, которая замышляет нападение на соседа и обнаруживает это, занимая угрожающую позицию»30. Здесь, конечно, имелась в виду Австрия (которая не скрывала намерения отвоевать Силезию); но «честь» развязывания военных действий принадлежала все же прусскому монарху31.
Так началась европейская война, длившаяся целых семь лет – вопреки расчетам Фридриха II, надеявшегося на то, что несколько военных успехов его армии предотвратят дальнейшее расширение вооруженного конфликта. Пруссия с ее ограниченными экономическими и иными ресурсами не могла вести длительную войну, и ей необходима была относительно быстрая победа; отсюда от Фридриха II идет доктрина молниеносной войны, прочно взятая на вооружение германскими милитаристами позднейших времен. Расчеты на скоротечность войны были не просто раскованны, а даже авантюрны, если учесть мощь коалиции держав, которые противостояли Пруссии или могли бы стать и стали ее противником. Но Фридриха II это не остановило, как не остановило и то {106} обстоятельство, что военные действия проходили преимущественно на немецкой земле и вели к разорению обширных территорий самой Пруссии, других германских государств. Заняв Саксонию, прусская военщина распоряжалась там по своему усмотрению: мужчин насильно загоняли в прусскую армию, с населения взималась контрибуция и т. п.
Вначале военное счастье улыбалось Фридриху II. Его войска вновь дошли до Праги и одержали победу в происшедшем там сражении (хотя город не сумели занять). Но затем начались осложнения, вызванные недостаточностью материальных и людских ресурсов. В июне 1757 г. австрийцы нанесли пруссакам тяжелое поражение под Колином, заставив их очистить Богемию. Примерно тогда же русская армия под командованием фельдмаршала С. Ф. Апраксина вступила в Восточную Пруссию и, разбив неприятеля под Гросс-Егерсдорфом, заняла эту область. Фридрих II вынужден был вести войну одновременно на два-три фронта (в том числе и против имперских войск). Перешла в наступление и французская армия; разбив противостоявшие ей прусские войска, она проложила себе путь в Среднюю Германию и в сентябре 1757 г. у Эйзенаха соединилась с австрийскими войсками.
Это не значит, однако, что уже тогда поражение Пруссии полностью определилось. По своей боевой мощи прусская армия превосходила другие, а военное искусство Фридриха II, его военачальников было выше, чем у большинства его противников. В том же году прусский король разбил наголову австрийцев под Лейтеном, а затем – объединенную австро-французскую армию под Росбахом, несмотря на значительное численное превосходство последней. Это сражение – одно из самых удачных в военной биографии Фридриха II. Большую роль в победе сыграл массированный артиллерийский огонь, открытый пруссаками по неприятелю, когда он первым начал атаковать. Австрийцы и французы понесли большие потери и еще не успели перегруппироваться, когда Фридрих II нанес им сокрушительный удар своей кавалерией и частью пехоты. После этого судьба сражения была решена. Потери австрийцев и французов составили около 10 тыс. человек, в том числе 7 тыс. пленными (среди них было 11 генералов); пруссаки потеряли всего 548 человек. В их руки попали 72 пушки – более половины орудий, которыми располагала австро-французская армия32.
Исходу сражения способствовало недостаточное взаимопонимание и взаимодействие австрийского и французского командования; к тому же, соответствующие командующие в своих действиях должны были сообразовываться с указаниями монархов, тогда как Фридрих II объединял в одном лице полководца и монарха. Сказывался и состав армий: прусская состояла из жителей разных кантонов – многие из них полагали, что отстаивают независимость своей страны от объединившихся для ее уничтожения врагов; французские же войска рекрутировались из наемников, боевой дух которых был низок (не слишком высок он был и среди австрийцев). Победа под Росбахом, прежде всего урон, понесенный французскими войсками, имели серьезное политическое значение: хозяйничанье Франции на западных землях Германии порождало растущее недовольство не только со стороны их населения, но и у жителей других германских государств.
Несмотря на столь крупную победу, Фридрих II пытался завязать мирные переговоры, но не нашел отклика у противников. Наиболее важное сражение 1758 г. произошло под Цорндорфом, где прусская армия столкнулась с русской. Это была чрезвычайно кровопролитная битва (потери составили соответственно 12 и 19 тыс. убитыми), но она не принесла решающего военного успеха ни той, ни другой стороне. Тем не менее, {107} перспективы антипрусской коалиции были, безусловно, предпочтительнее, и она наращивала силы. Одно из главных событий Семилетней войны относится к 1759 г.; то была битва при Кунерсдорфе, где прусская армия выступила против русских и австрийских войск. Фридрих II потерпел здесь сокрушительный разгром и вновь едва не попал в плен33. Пруссия оказалась на грани катастрофы.
О мрачных настроениях короля после ряда поражений наглядно свидетельствуют его письма. Уже в сентябре 1757 г. Фридрих II сообщал сестре Вильгельмине: «Мир стал так невыносим для меня, мое положение столь нетерпимо, а будущее столь безрадостно, что я все более укрепляюсь в своем решении» (покончить жизнь, самоубийством). Спустя три месяца Фридрих II писал своему французскому приятелю Д’Аржану: «Я вполне сыт этой жизнью... Я потерял все, что более всего любил и чем более всего дорожил на земле»34. А после сражения при Кунерсдорфе он информировал своего министра К. В. Финкенштейна: «Это чудовищный поворот судьбы, и я не переживу его; последствия этого события будут еще хуже, чем оно само по себе... Полагаю, что все потеряно. Я не переживу гибели своей родины»35.
То, что последовало далее, подтверждало тяжелые предчувствия короля. В 1760 г. русские войска, хотя и на короткое время, заняли Берлин; ключи города были поднесены императрице Елизавете Петровне и отданы на вечное хранение в Казанский собор Петербурга36. Русская армия овладела Померанией, другими восточными владениями Пруссии, австрийская – освободила Саксонию и вновь обосновалась в Силезии. Фридрих II все настойчивее думал о самоубийстве. В письме к Д’Аржану он объяснил свое намерение так: «Несчастливую жизнь заканчивают самоубийством не потому, что чувствуют себя слабым, а вполне обдуманно, руководствуясь разумом»37. И даже в начале 1762 г. он сообщает одному из своих корреспондентов, что у него нет никакого проблеска надежды на спасение38. Ко всем злоключениям прибавилось и то обстоятельство, что после ухода в отставку правительства В. Питта в Англии последняя перестала выплачивать Пруссии субсидии, что делало продолжение войны вообще проблематичным.
Таким образом, положение, причем во всех его аспектах, было катастрофическим. Фридрих II уповал лишь на... турок, которые, по его расчетам, вот-вот должны были ввязаться в войну с Россией. Человек мыслящий, он, однако, не видел закономерности того, что его завоевательные походы кончились столь плачевно. Соответственно особенностям своего характера король был склонен винить в поражениях кого угодно – своего брата, командовавшего одним из подразделений армии, других военачальников, военных инженеров, объективные причины, изменившие обстоятельства к худшему, – но не самого себя. А ведь именно ему принадлежали не только общие замыслы и цели, которые ставились перед армией, он, будучи и формально, и фактически главнокомандующим, разрабатывал и диспозиции сражений, и отдавал по ходу их конкретные приказы. Обвинения в адрес своих сотрудников Фридрих II сохранил и в более поздних оценках, которые содержатся в его исторических сочинениях (их объективность, таким образом, весьма относительна).
Любое повествование о Фридрихе II будет неполным, если оставить без внимания вопрос о том, кто поднял на щит милитаристские традиции, связанные с его именем и обозначаемые обычно термином «реакционное пруссачество». В деятельности короля было достаточно много {108} черт, которые были подхвачены наиболее воинствующими социальными силами Германии в их ненасытном стремлении к захватам. Для них «старый Фриц» служил примером; он импонировал им своей постоянной нацеленностью на приобретение чужих территорий силой оружия, беззастенчивостью в средствах, невероятными цепкостью и изворотливостью в тяжелых ситуациях, в которые заводили его авантюрные наклонности. То, что он находил выход из этих ситуаций, вдохновляло любителей наживы. Но у позднейших его последователей еще больше, чем у самого Фридриха II, сказывались преувеличенное представление о собственной военной мощи и недооценка военных сил противников.
С первых же шагов нацистская партия, возникшая в 1919 г., поставила себе на службу идеологическое наследие реакционного пруссачества. Гитлер едва ли не в каждой речи, как и его подручные, высказывал восхищение Пруссией и ее политикой, восхвалял Фридриха II. В своих речах «фюрер» распространялся о «деятельности этого светлого гения, которого некогда назвали великим, но которого мы ныне должны скорей назвать «единственным»39. В качестве «гениальных» Гитлер характеризовал самые разные действия и высказывания короля, но наибольшее его внимание в тот период, когда НСДАП рвалась к власти, привлекал постулат Фридриха II, гласивший, что «власть никогда не бывает идентична праву». Этот тезис как нельзя лучше отвечал намерениям фашистов, всему их мировоззрению.
Символичной стала церемония открытия 21 марта 1933 г. фашизированного рейхстага в помещении гарнизонной церкви в Потсдаме – древней резиденции властителей Пруссии. Представитель «старых» реакционных сил П. Гинденбург, в то время президент республики (!), встал рядом с Гитлером у гробницы Фридриха II, как бы освящая этим новый режим. Антинародные идеи пруссачества были приняты фашистами на вооружение. С 1933 г. в Германии стали в большом количестве выходить биографии Фридриха II, где, помимо обычных славословий, неизменно подчеркивалась актуальность его наследия для нацистского режима. Имелись в виду не философские и литературоведческие сочинения короля, а его милитаристский опыт и соответствующие высказывания.
Нацисты неоднократно обращали свои взоры к Фридриху II в ходе подготовки ими новой войны. Выступая 5 ноября 1937 г. перед руководящими деятелями фашистской Германии с изложением тактики будущих захватов, Гитлер ссылался на пример Фридриха II, который умел рисковать и, вторгшись в 1740 г. в Силезию, действовал с максимальной решительностью. Спустя два года, после того как Германия развязала вторую мировую войну и поработила Польшу, «фюрер» на совещании руководителей вермахта 23 ноября 1939 г. заявил: «Я должен сделать выбор между победой и гибелью. Я выбираю победу. Это величайшее историческое решение, которое можно сравнить лишь с решением Фридриха Великого перед первой силезской войной. Пруссия обязана своим возвышением героизму одного человека»40.
Гитлер уподоблял себя Фридриху II и при этом был уверен, что Германия победит. В годы второй мировой войны фашисты особенно часто прибегали к параллелям, заимствованным из истории Пруссии, из времен Фридриха II. Это происходило на всех этапах войны – и в годы побед, и еще более в годы тяжелых поражений, предопределивших крах фашистского рейха. В первый из этих периодов, когда временные успехи вскружили им голову и они даже перестали заботиться о вразумительном объяснении очередной агрессии (что Фридрих II всегда старался делать), Гитлер приказал изготовить на фарфоровой фабрике близ Мюнхена, принадлежавшей нацистской партии, 100 конных статуэток прусского {109} короля, которые он презентовал фельдмаршалам и другим высокопоставленным деятелям «третьей империи», чтобы воодушевить их на дальнейшие завоевательные походы41.
Но уже после первого большого поражения гитлеровской армии – ее разгрома под Москвой – Геббельс в спешном порядке выпустил на экран помпезный фильм «Великий король», который, по словам оберпропагандиста нацистского рейха, был призван явиться «вдохновляющий примером стойкости в несчастье»42. Фашисты всячески старались уверить себя, а еще более военнослужащих и население, что не все потеряно – и это должно было доказать «чудесное спасение» Фридриха II в 1762 году. Гитлер и его приспешники упускали при этом из виду, что ничего подобного тому, что произошло тогда и что позволило Пруссии избежать неминуемого разгрома, в 1945 г. случиться не могло. Тем не менее выступления Гитлера в последние месяцы, его заявления на встречах с еще имевшимися «союзниками» буквально пестрят ссылками на «величие» Фридриха II, который-де никогда не падал духом (о лживости этих утверждений свидетельствуют приведенные выше панические сентенции прусского короля), на его «выживаемость во что бы то ни стало», его «фанатическое упорство» и т. д.43
Памятью о Фридрихе II и истории его завоевательных походов питались упования фашистских главарей на раскол антигитлеровской коалиции. В августе 1944 г. Гитлер изрек: «При всех обстоятельствах мы будем вести эту борьбу до тех пор, пока, как сказал Фридрих Великий, кто-либо из наших проклятых врагов устанет бороться долее»44. И так продолжалось до самого конца. Даже в апреле 1945 г. Геббельс читал «фюреру» те места из биографии Фридриха II, написанной Карлейлем, где речь шла о том, как «провидение» спасло его кумира45.
Возвращаясь к ситуации, в которой оказалась Пруссия к началу 1762 г., можно лишь гадать, действительно ли осуществил бы прусский король угрозу покончить с собой. Имелись факторы, сохранявшие ему определенные шансы; и в первую очередь медлительность, а то и бездеятельность французских и австрийских генералов, отражавшая разногласия между союзниками относительно политических целей войны против Пруссии46. Но Фридрих II был спасен от полного краха благодаря событию, происшедшему в Петербурге. Речь идет о смерти в январе 1762 г. императрицы Елизаветы и восшествии на престол Петра III – немца по происхождению и давнего поклонника Фридриха II (и вообще всего прусского). Тот сразу же прекратил военные действия против Пруссии, а эмиссару Фридриха II, прибывшему в Петербург, не пришлось даже изложить мирные предложения своего монарха, готового на значительные территориальные уступки. Положение Пруссии улучшилось. Сам Фридрих II позднее писал: «Если подвести итог, то Пруссия в конце последней кампании была близка к полному краху. По мнению всех государственных деятелей, она уже погибла: но она смогла вновь подняться в результате смерти женщины и благодаря помощи государства, которое наиболее активно действовало во вред Пруссии»47.
Екатерина II, хотя и она была немецкого происхождения, отказалась от заключенного ее незадачливым мужем союза с Фридрихом II. Принадлежа к правящему дому одного из самых мелких и захудалых германских княжеств, она не могла не испытывать неприязни к прусским {110} монархам, не ставившим эти карликовые государства ни в грош и рассматривавшим их в качестве разменной монеты в большой игре, где ставкой являлось господство над Германией. Но войну с Пруссией она не возобновила, ибо ее интересы отличались от тех, которыми руководствовалась Елизавета. Фридрих II сумел заключить также мир со Швецией, некоторыми другими противниками Пруссии. После этого и Австрия пошла на мирные переговоры, которые завершились в 1763 г. Губертусбургским миром, по которому Пруссия и Австрия согласились на сохранение статус-кво. Таким образом, Семилетняя война, унесшая около полумиллиона жизней, приведшая к колоссальным разрушениям, уничтожению невосполнимых культурных ценностей, по существу, не внесла изменений в политическую карту Европы. Но война, конечно, не прошла бесследно; она придала еще большую остроту соперничеству Австрии и Пруссии за гегемонию в Германии. А это предвещало новые вооруженные конфликты между ними, что отрицательным образом сказывалось на перспективах объединения германских государств, тормозило их развитие.
После окончания войны Фридрих II столкнулся с серьезными трудностями, вызванными ее последствиями, в первую очередь – с острой нехваткой финансов и необходимостью стабилизации бюджета, снижения огромного его дефицита. Король был последовательным сторонником меркантилизма во внешнеэкономических отношениях, и в соответствии с этим главные предметы ввоза подвергались очень высокому обложению; нередко запрещался импорт различных изделий и некоторых видов сырья (с другой стороны, строжайше запрещался вывоз из Пруссии сырья, в особенности шерсти). Все это, по мысли Фридриха II, должно было прежде всего способствовать пополнению пустующей казны (повышение цен на внутреннем рынке он оставлял без внимания), а также стимулировать отечественное мануфактурное производство. Высокими ввозными пошлинами Фридрих II намеревался нанести ущерб конкурентам Пруссии, но он упускал из виду, что те примут ответные меры, которые затруднят сбыт продукции ее мануфактур на рынках других стран.
В последние десятилетия своего царствования король в недостаточной степени представлял себе тенденции в этой области. Тем не менее он лично решал, какие фабрики следует основать, сколько должно быть на каждой из них рабочих и сколько товаров следует производить. И хотя Фридрих II понимал необходимость повышения производительности в различных отраслях экономики, применявшиеся им при этом меры часто препятствовали достижению цели и вызывали протест части бюргерства. Иногда этот протест достигал цели, как было, например, с попыткой ввести табачную монополию в одной из западных провинций – Клеве48, Подобные монополии практиковались широко, ибо они были выгодны казне, а о том, к чему это может привести, не очень заботились. Чем-то похожим, но с еще большими отрицательными последствиями было учреждение в Пруссии после Семилетней войны нового налогового управления, отданного на откуп французским «специалистам», уже накопившим соответствующий опыт обирания населения у себя на родине.
Большое недовольство вызывал и введенный в 60-х годах XVIII в. запрет представителям бюргерства приобретать землю; эта мера отвечала одному из главных постулатов, которыми всегда руководствовался Фридрих II, – сохранению социальных привилегий дворянства, которое для него неизменно было «наилучшей расой», заслуживающей всяческих наград и поощрения49. Но подобная позиция шла вразрез с насущными потребностями экономического развития. Примером того, как столь явное {111} предпочтение дворянству препятствовало прогрессивным преобразованиям даже тогда, когда король склонен был осуществить их, может послужить его попытка отменить в 1763 г. крепостное право в Померании. Хотя эта мера имела локально ограниченный характер, она вызвала такое активное противодействие дворян, что Фридрих II вынужден был отказаться от своего намерения. Его увещевания против сгона крестьян с земли, который постоянно практиковался землевладельцами, также не имели успеха (король преследовал при этом прежде всего фискальные цели)50.
Конечно, отдельные меры, принимавшиеся Фридрихом II для поощрения экономического роста (содействие мануфактурному производству, мелиорация земель, привлечение квалифицированной рабочей силы из других стран), приносили эффект, но в целом его политика в этой области имела консервативный характер и не могла привести к особенно крупным результатам. Для этого необходимы были более решительные меры, которые включали бы не только те или иные технические нововведения, а прежде всего коренное преобразование социальных отношений, начиная с предоставления крестьянам личной свободы и наделения их землей в достаточных размерах.
В работах некоторых буржуазных авторов (из тех, кто рассматривает деятельность Фридриха II с апологетических позиций; есть, впрочем, и весьма критически настроенные по отношению к нему историки) можно встретить утверждения, что Фридрих II создал весьма эффективную систему управления страной51. В чем-то он ее, конечно, упорядочил, еще более, чем предшественники, поставив чиновничий аппарат на службу нуждам армии и подготовки к войне, которая велась постоянно. Если же говорить о принципах, на которых король Основывал управление государством, то он не раз излагал их в своих сочинениях, например, в политическом завещании 1752 года. Он писал, в частности, что «система [управления] может быть придумана лишь одним лицом, и поэтому она должна исходить от государя». Своих министров Фридрих II никогда не собирал. «От большого количества людей, – утверждал он, – нельзя ждать умных суждений. Министры интригуют друг против друга, их ненависть и страсти влияют на государственные дела... и, наконец, при большом количестве участвующих нельзя полностью соблюсти тайну, являющуюся душой [государственных] дел. Лично я сохраняю каждую тайну в себе»52.
Король избегал контактов с министрами, но не мог полностью отказаться от встреч с ними; в этих случаях он, по выражению Ф. Меринга, применял «по отношению к высшим служащим государства предельно мыслимый по грубости тон, называя их ослами, безразличными людьми и особенно – продажными субъектами»53. Вероятно, и министры (их насчитывалось 20, и только один из них был по происхождению бюргером, но служба его у короля оказалась непродолжительной) не очень стремились предстать перед монархом. Текущие дела ему, как правило, докладывал секретарь кабинета, которому Фридрих II диктовал решения по затронутым вопросам; в некоторых случаях он писал их собственноручно (часто не вполне грамотно) на полях документов. Очень сомнительно, что такая система, даже если ее рассматривать как проявление «просвещенного абсолютизма» (а представителем такового считал Фридриха II К. Маркс)54, была адекватна условиям переходного, по {112} существу, времени, когда требовались более продуманные, квалифицированные решения. Что же касается высказывания о тайне как центральном элементе системы управления, то такая точка зрения, конечно, противоречила просветительской идеологии и обнаруживала приверженность короля к мышлению, характерному для монархов феодальной Европы.
Тяжелое финансовое положение, сложившееся после Семилетней войны, не помешало Фридриху II предпринять значительное расширение своей потсдамской резиденции. Было начато строительство Нового дворца, который вместе с дворцом Сан-Суси, возведенным еще в 40-е годы XVIII в., должен был составить комплекс блестящих сооружений, призванных утвердить за прусским королем славу ценителя и покровителя искусств. Ассигнованные на это средства можно было бы израсходовать с гораздо большей пользой, например, на строительство университета в Берлине, но Фридрих II рассудил иначе. Строительство нового пышного дворца обошлось в 10,5 млн. талеров; подсчитано, что этой суммы хватило бы на содержание 5 тысяч школьных учителей (в которых была большая нужда) в течение 10 лет55.
Разработкой проекта, а затем его реализацией занимался широко известный в то время архитектор Г. В. Кноббельсдорф, который в свое время построил и дворец Сан-Суси, и оперный театр в Берлине, и некоторые другие здания, украсившие прусскую столицу и королевскую резиденцию. Но теперь рассмотрение проекта и само строительство сопровождались большими осложнениями, ибо Фридрих II вмешивался во все и стремился навязать архитектору свои вкусы. Сам он являлся горячим приверженцем стиля рококо (был, в частности, пылким поклонником Ватто, чьи полотна скупал, не считаясь с ценами и не сообразуясь с финансовым положением страны). Кноббельсдорф же к концу 60-х годов XVIII в. уже склонялся к более прогрессивному по тем временам стилю классицизма; но убедить короля в том, что стиль рококо отжил, было практически невозможно, ибо его уверенность в том, что он более компетентен (причем во всех областях), чем даже крупные специалисты, была поистине безгранична. А так как строительство такого сооружения, как дворец с его роскошным внутренним убранством, которое требовало приложения огромного труда и искусства множества людей, длилось не один год, то к моменту открытия он уже не мог претендовать на то, чтобы быть «последним криком моды».
Фридрих II был одним из самых образованных людей своего времени; но его пристрастия в области литературы и искусства отличались односторонностью. Он прекрасно знал и высоко ценил античных и средневековых философов, мыслителей нового времени, особенно французов; немецких же, за редкими исключениями, игнорировал, относился к ним с нескрываемым пренебрежением. Это касалось и средневековой немецкой поэзии, и современных ему писателей, в том числе тех, кто принадлежал к крупнейшим представителям немецкой литературы XVIII века. Так, король очень невысоко ставил Г. Э. Лессинга, и известная его пьеса «Минна фон Барнхельм», призванная примирить саксонцев с пруссаками, была поставлена в ряде других германских государств – Гамбурге (где вызвала протест прусского резидента), Лейпциге, Вене и лишь позднее – в Берлине. Лессинг одно время добивался места королевского библиотекаря, но получил отказ.
О службе ходатайствовал также знаменитый ученый и писатель И. Винкельман (живший в Риме); и тот, и другой претендовали на жалованье в 2 тыс. талеров в год. Фридрих II (который положил придворному алхимику 8 тыс. талеров) изрек: «Немцу достаточно и 1 тысячи»56. Свое суждение о короле и государственном строе Пруссии {113} Винкельман изложил в следующих словах: «Лучше быть обрезанным турком, чем пруссаком... Меня с головы до ног охватывает омерзение, когда я думаю о прусском деспотизме и о палаче народов». Лессинг, во второй половине 60-х годов также покинувший Пруссию и обосновавшийся в Гамбурге, писал, что Пруссия «остается самой рабской страной в Европе»57. Прошло 10 лет, и еще один видный писатель, К. Виланд, утверждал то же: «Я признаю, что король Фридрих – крупная личность, но избавь нас, милостивый боже, от того, чтобы жить под его палкой (или скипетром)»58.
Король преграждал путь в Академию (которую он после смерти в 1759 г. ее президента француза Мопертюи возглавил сам) лучшим деятелям немецкого Просвещения (в том числе И. Г. Гердеру). В 1781 г. он опубликовал работу «О немецкой литературе, недостатках, в которых ее можно упрекнуть, их причинах и средствах, при помощи которых можно их преодолеть». Выдержанная в менторском тоне (при том, что автор далеко недостаточно знал предмет), она вызвала резкие протесты. Все перечисленные выше писатели (впрочем, как и другие) не были в этом королевском опусе даже названы. Единственный, кто удостоился подобной чести, был Гёте (хотя и фигурировал анонимно), но он был подвергнут поношению за свою драму «Гец фон Берлихинген»59. Много позднее, касаясь того, как Фридрих II третировал современных ему немецких литераторов, Г. Гейне отмечал, что «презрение, с которым Фридрих Великий относился к нашей литературе, задевает и нас, внуков»60.
Нетерпимость к чужим мнениям и вкусам была характерна и для взглядов прусского короля и на музыкальное творчество и исполнительство. В течение длительного времени придворным цимбалистом был у него старший сын И. С. Баха – Карл Филипп Эммануил; но он так и не сумел привыкнуть к деспотическому нраву монарха и порядкам, установленным им, и, как Лессинг, уехал в Гамбург. С его отцом Фридрих II встретился лишь один раз – будучи неплохим музыкантом, он, тем не менее, не видел надобности в общении с величайшим из современников.
С течением времени Фридрих II уже не с таким энтузиазмом принимал идеи французского Просвещения, как ранее. Во-первых, в его мировоззрении усилились охранительные тенденции, что вызывалось ростом недовольства со стороны «третьего сословия» – пока даже не столько в самой Пруссии, сколько в более развитой Франции. Во-вторых, и это существеннее, просветительская идеология прогрессировала, и если на первом этапе, в произведениях Вольтера, Ламетри и их единомышленников, она носила по преимуществу абстрактный характер, оторванный от жгучих социальных противоречий «старого режима», то в более поздние годы выступили просветители, которые откровенно звали к переустройству общества на началах справедливости. Одним из них был П. Гольбах, чья книга «Система природы» подводила к революционным выводам. Вот почему она вызвала резкий протест со стороны Фридриха II. В 1770 г. он создал два памфлета, в которых полемизировал с идеями Гольбаха и других поздних французских просветителей61.
Пока проповедь просвещения народа не могла, по его мнению, нанести ущерб абсолютистскому строю в Пруссии – отсутствовала среда, которая могла бы воспринять соответствующие идеи, а сами они были еще достаточно умеренными, – король-философ выступал их адептом. Но в годы, последовавшие за Семилетней войной, Фридрих II все более скептически смотрел на возможность, да и необходимость всеобщего просвещения. Он уже не считал необходимым нести в народ знания, которые {114} помогут ему освободиться от предубеждений и суеверий. В 1766 г. король писал Вольтеру: «Ни Вы, ни все философы мира не освободят человеческий род от суеверий». В другом случае он высказался так: «Предубеждения – это разум народа»62. Поэтому Фридрих II был против того, чтобы давать детям низших социальных слоев сколько-нибудь полное образование. Своему министру по делам церкви и школ король наказывал, что для деревенской детворы «достаточно, если они научатся немного читать и писать; если же они получат большие знания, то убегут в города и захотят стать секретарями или чем-нибудь подобным. Поэтому их следует учить лишь тому, что им необходимо знать»б3. Король высказывался за то, чтобы дети вместо учебы усердно занимались ткачеством; в результате можно было добиться двух целей – расширить ткацкое производство и помешать «простонародью» приобретать ненужные ему знания.
Таким образом, мировоззрение Фридриха II, особенно во второй половине его царствования, было консервативной разновидностью просветительской идеологии, находившей к тому же мало отражения в практической политике короля. В известной статье «Подвиги Гогенцоллернов» Маркс дал Фридриху II нелицеприятную характеристику: «Творец патриархального деспотизма, друг просвещения с помощью розги»64. Вероятно, здесь есть некоторое преувеличение, вызванное полемической направленностью цитируемой работы. Но, с другой стороны, у Маркса были немалые основания столь жестко характеризовать кумира немецких обывателей.
Он был им и благодаря своим завоеваниям (о цене их не хотели думать), и благодаря тому, что сумел (не прибегая к военной силе) заполучить крупную территорию, принадлежавшую Речи Посполитой, положив тем самым начало ее разделу, утере ею более чем на столетие государственности. Враждебные Польше замыслы Фридрих II лелеял давно, но не мог приступить к их осуществлению из-за противодействия других держав, прежде всего России. Свою концепцию присоединения польских земель прусский король изложил в политическом завещании 1752 г., и, хотя ее реализация началась лишь спустя 20 лет, она шла по сценарию, созданному Фридрихом II.
В 1752 г. он отметил, что не считает оружие лучшим средством решения данной задачи. При этом он процитировал слова короля Сардинии Виктора Амедея, обращенные к наследному принцу Карлу Эммануилу: «Сын мой, Милан нужно съесть, как едят артишок, – лист за листом». Фридрих II писал далее: «Надо извлечь пользу из внутренней борьбы (в Польше. – Л. Г.) и, соблюдая нейтралитет, овладеть сначала одним городом, позднее другим, пока все не будет проглочено». Король подчеркнул, что следует избегать войны против России (в Семилетней войне он нарушил собственную рекомендацию с тяжелыми последствиями для себя)65.
Первый шаг в направлении будущего раздела Речи Посполитой был сделан в 1764 году. Это было соглашение между Пруссией и Россией, согласно тайной статье которого оба государства, как писал Маркс, приняли обязательство «охранять силой оружия действующую польскую конституцию, – это лучшее средство разрушения Польши, – от всяких попыток реформы»66. Но Фридриху II пришлось ждать еще восемь лет; его час пробил, когда Россия глубоко втянулась в очередную войну с Турцией, ее положение осложнилось и она вынуждена была уступить {115} домогательствам Пруссии насчет Польши (хотя Екатерина II без всякого энтузиазма шла на усиление Пруссии). Третьим партнером явилась Австрия, стремившаяся компенсировать утрату Силезии. Желая замаскировать грабеж суверенного государства, Фридрих II советовал австрийским правителям: «Поройтесь в архивах!», – и сам делал то же. На сообщение, что Мария-Терезия испытывает укоры совести, он реагировал замечанием: «Плачет, но берет»67.
По первому разделу Речи Посполитой в 1772 г. Пруссия получила земли по нижнему течению Вислы, соединившие Восточную Пруссию с остальной территорией королевства (лишь Гданьск и Торунь оставались у Польши). Тем самым устранялись трудности, проистекавшие из разъединенности составных частей Пруссии, расположенных в ее восточной части. Но если говорить о далеко идущем значении этого и последующих разделов Речи Посполитой, то они усиливали феодально-милитаристские силы, препятствовали прогрессивному развитию страны. «Всякий знает, – писал Маркс, касаясь активности Фридриха II в этом вопросе, – как он вступил в союз с Россией и Австрией с целью разграбления Польши, которое еще и теперь, после революции 1848 года, остается позорным пятном, не смытым с немецкой истории»68.
70-е годы XVIII в. отмечены событием, происшедшим очень далеко от Пруссии и, казалось бы, не имевшим непосредственного отношения к ней. Речь идет о войне за независимость американских колоний Англии – одном из предвестников новой эры, наступление которой Фридрих II игнорировал. Не понял он и значения Американской революции, оценивая то, что было связано с нею, лишь с точки зрения соотношения сил на мировой арене. Была еще одна точка соприкосновения Пруссии с заокеанскими событиями: дело в том, что Англия, у которой не хватало собственных людских ресурсов, вербовала наемников в германских государствах, а для того, чтобы завербованным добраться кратчайшим путем до портов погрузки, необходимо было пересечь территорию Пруссии, Хотя она ответила отказом на предложение Англии предоставить наемников69 и ее позиция по отношению к этой стране была в тот момент недружелюбной (как отметил Фридрих II в мемуарах, это обусловливалось «изменой» Англии в Семилетней войне, а также ее сопротивлением присоединению Гданьска к Пруссии во время первого раздела Речи Посполитой), позиция Пруссии в вопросе о транзите наемников не была принципиальной и на протяжении войны США за независимость менялась.
Неприязненно встречались в Пруссии попытки американского конгресса установить с ней официальные отношения. Летом 1777 г. представитель колонистов А. Ли отправился из Парижа в Берлин, где настойчиво расписывал выгоды от торговли с Америкой. Но Фридрих II наотрез отказался от встречи, запретил продажу оружия американцам, отверг их просьбу предоставить заем70. Сообщая своему послу в Лондоне Мальцану о прибытии Ли, прусский король писал, что, «поскольку их (американских колоний Англии. – Л. Г.) независимость еще не является фактом, Вы поймете мое нежелание вступать с ними в переговоры»71. Ли продолжал писать прусскому министру Шуленбургу и после отъезда из Берлина; на одном из его посланий Фридрих II начертал: «Отказать с комплиментами». А своему брату Генриху король писал еще откровеннее: «Я предлагаю медлить с этими переговорами и стать на ту сторону, {116} которой будет улыбаться судьба»72. Дальновидной эту точку зрения не назовешь.
В обращениях американских агентов к прусским властям часто содержалась просьба запретить наемным войскам пересекать прусскую территорию (дело в том, что немецкие наемники играли немаловажную роль в военных действиях, будучи гораздо лучше подготовленными, чем войска США, не имевшие почти никакого военного опыта). До осени 1777 г. Фридрих II не препятствовал подобному транзиту, хотя запрет не угрожал никакими международными осложнениями, чем король обычно аргументировал отказ признать независимость американских колоний, завязать с ними торговые отношения и т. п. В ноябре 1777 г. Пруссия внезапно отказала в пропуске дополнительных контингентов, завербованных в Ансбахе и Ханау, а также нового контингента, набранного в Ангальт-Цербсте (родина Екатерины II).
В письме Мальцану Фридрих II объяснял свое решение нежеланием, чтобы прусская территория стала ареной волнений наемников, как уже бывало ранее. В мемуарах, однако, он толкует свои действия иначе и более близко к истине: «Прусскому королю было не по душе, что империя лишается всех своих защитников, особенно на случай новой войны»73. А такая война с осени 1777 г. действительно назревала. Это было связано с близившейся кончиной баварского короля, не имевшего наследников по мужской линии; реальные претензии на баварский престол предъявил император Иосиф II. Но Пруссия, для которой подобное усиление Габсбургов было нетерпимо, готовилась к войне за «баварское наследство» и нуждалась в потенциальных рекрутах.
Весной 1778 г. Фридрих II, объединившись на сей раз с саксонцами, направил крупные воинские силы в Богемию, чтобы оказать давление на Австрию. Б. Франклин, А. Ли и Дж. Адамс, находившиеся в то время в Париже, с большим удовлетворением сообщали конгрессу о вторжении прусских войск на территорию Австрии74. Но вопреки ожиданиям эмиссаров США до вооруженного конфликта дело не дошло: Австрия пошла на попятный, и попытка изменить существовавшее равновесие сил в Европе не удалась75. Одновременно отпали причины, вызвавшие запрет транзита наемников через прусскую территорию, и он был отменен. Американцам оставалось утешаться тем, что противодействие Фридриха II планам Австрии развязывает силы Франции, что увеличивает шансы США на получение от нее помощи.
Получив сообщение Ли о капитуляции английского военачальника Бургойна под Саратогой в 1777 г., прусский король не скрывал своего злорадства по отношению к Англии, но вместе с тем поручил передать американскому представителю, что собирается признать независимость США, когда Франция подаст пример76. На деле Фридрих II нарушил свое обещание и признал США лишь после окончания войны за независимость и признания ее Англией. Прусский король при всей своей неприязни к Великобритании не хотел, по собственному признанию, множить число своих открытых врагов: «Длительный опыт научил его, что их всегда сколько угодно, даже без каких-либо усилий с твоей стороны»77. Следует также иметь в виду, что восставшие жители британских колоний в Северной Америке были в глазах прусского короля, несмотря на его склонность к просветительским идеям, бунтовщиками, а английский король – «законным» монархом. {117}
В целом позиция Фридриха II по отношению к американской революции обнаружила непонимание им возникшего за океаном феномена, недооценку процессов общественного развития, составной частью которых были события, развернувшиеся в американских колониях Англии. Гораздо дальновиднее оказался один из бывших адъютантов короля, участник его войн и его ученик по классу военного искусства Ф. В. Штойбен, который в 1778 г. отправился в Америку сражаться на сторону восставших. Он стал там генералом и сыграл выдающуюся роль как в самих сражениях, так и в обучении армии США эффективным методам ведения войны78.
Итоги правления Фридриха II были противоречивы. С одной стороны, он сумел, главным образом в результате кровопролитных военных походов, существенно увеличить территорию своей страны, сделать ее гораздо более компактной. Пруссия окончательно утвердилась в качестве одного из двух сильнейших, наряду с Австрией, германских государств, обеспечила себе статус великой державы. Ее армия с 1740 по 1786 г. (когда умер Фридрих II) выросла с 80 тыс. человек до 195–200 тыс. и представляла собой крупную боевую силу (на ее содержание расходовалось 13 млн. талеров, или 2/3 бюджета). С другой стороны, это был колосс на глиняных ногах, что продемонстрировали тяжелые поражения Пруссии в ходе наполеоновских войн. Причины разгрома под Иеной носили прежде всего социальный характер и заключались в господстве отсталых порядков, в чем более всего был повинен Фридрих II. Он не желал считаться с процессами, которые развивались в ряде стран, а во Франции уже в 1789 г. привели к великой социальной революции, изменившей облик эпохи. Она вызвала и коренные преобразования военного дела, которым прусская армия, зиждившаяся на феодальных основах, не могла противопоставить ничего, кроме численности.
Общая оценка Фридриха II не проста. Он был человек недюжинного ума, широкого кругозора, разнообразных дарований. Личность незаурядная, он отличался от других прусских королей главным образом особой активностью и наступательностью в достижении целей, которые были общими для всех них. Главной из них было присоединение новых земель, прежде всего территорий других немецких государств и княжеств. Эпитет «просвещенный», с которым связывают абсолютистский режим Фридриха II, мало что определяет в оценке последнего. Лишь считанные аспекты просветительской идеологии нашли отражение в государственной деятельности прусского короля, другие он отбросил.
В Германской Демократической Республике после длительного периода, когда наследие Фридриха II изображалось исключительно в черных тонах, в последние годы наметился поворот в отношении к нему. Это, видимо, связано с необходимостью более полного познания корней позднейших исторических явлений – и не только тех, которые лежат в основе реакционных традиций, но и тех, из которых проистекают иные национальные особенности и черты. Авторы новейших работ о Фридрихе II, рассматривая реакционную сущность главных аспектов его деятельности, отмечая непонимание им ведущих тенденций тогдашнего развития, раскрывают и те ее стороны, которые объективно имели прогрессивное значение, Речь идет, в частности, о веротерпимости короля – ее тогда практически нигде более не было, его приверженности к некоторым другим (передовым для той эпохи) просветительским идеям, совершенствовании им военного искусства, усилиях, направленных на упорядочение правовой ситуации в Пруссии, личном вкладе в развитие немецкой культуры – духовной и материальной. На одной из центральных улиц столицы ГДР – Унтер-ден-Линден вновь возвышается статуя короля. {118}
ГИНЦБЕРГ Лев Израилевич – доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР. {98}
1Augstein R. Preussens Friedrich und die Deutschen. Frankfurt-a. M. 1968, S. 100–101.
2Schieder Th. Friedrich der Grosse. Frankfurt-a. M. 1983, S. 454ff.; Preussens grosser König. Würzburg. 1986, S. 186.
3Mittenzwei I. Friedrich II. und die Ubergangsepoche vom Feudalismus zum Kapitalismus. – Zeitschrift für Geschichtswissenschaft, 1986, № 8, S. 691. {99}
4Kathe H. Der Soldatenkönig. Brl. 1976, S. 150–152.
5 См. Rohmer D. Vom Werdegang Friedrichs des Grossen. Greifswald. 1924.
6 Friedrich II. von Preussen. Schriften und Briefe. Leipzig. 1985, S. 132; Германская история в новое и новейшее время. Т. 1. М. 1970, с. 117.
7 Preussen in der deutschen Geschichte vor 1789. Brl. 1983, S. 284. {100}
8Mittenzwei I. Friedrich II. von Preussen. Köln. 1980, S. 42–44.
9ЛависсЭ. Очерки по истории Пруссии. М. 1915, с. 249–254.
10 Германская история в новое и новейшее время. Т. 1, с. 126. {101}
11 Franк B. Friedrich der Grosse als Mensch. Brl. S. a., S. 28.
12 Preussens grosser König, S. 98; Preussen in der deutschen Geschichte vor 1789, S. 67.
13Hegemann W. Fridericus oder das Königsopfer. Brl. 1924, S. 670. {102}
14 Цит. по: Лависс Э., Рамбо А. Всеобщая история от IV столетия до нашего времени. Т. VII. М. 1898, с. 163.
15Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 435.
16Bachmann P., Zeisler K. Der deutsche Militarismus. Brl. 1971, S. 70.
17Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 14, с. 35. {103}
18Mittenzwei I. Friedrich II. von Preussen, S. 60.
19 См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 14, с. 307, 308.
20 Там же, с. 206.
21Mittenzwei I. Friedrich II. von Preussen, S. 70. {104}
22 Ibid., S. 73.
23 С Англией была достигнута договоренность о субсидиях. Лишь за четыре года до этого Фридрих II утверждал: «Мы никогда не получали от кого-либо субсидий. Фридрих I был единственным, кто пошел на этот позорный шаг... Каждое государство, поступающее так, связывает себе руки. Оно играет только вторые роли, будучи постоянно зависимым от того, кто платит» (Friedrich II. von Preussen, S. 193).
24Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 14, с. 372, 373. {105}
25 Там же, с. 308.
26 Там же. Т. 28, с. 24.
27 Там же. Т. 7, с. 513.
28 Всего за четыре года до того король утверждал: «Для нас ни в каком отношении не имеет смысла вновь начинать войну; сенсация, вызванная завоеванием Силезии, наводила на мысль, что если оригинальные издания книг имеют большой успех, то подражания терпят провал» (Friedrich II. von Preussen, S. 196–197).
29 Ibid., S. 189.
30Mittenzwei I. Friedrich II. von Preussen, S. 105.
31 На примере вторжения в Саксонию Фридрих II «обосновал» необходимость «немедленно упредить противника нападением», а также «перенести войну на территорию враждебного соседа и уберечь собственные земли» (Абуш А. Ложный путь одной нации. М. 1962, с. 119; подробнее см.: Groehler O. Die Kriege Friedrichs II. Brl. 1968). {106}
32Postier D. Die Schlacht bei Rossbach 1757. – Militärgeschichte. 1980. № 6, S. 693–694. {107}
33 Семилетняя война. М. 1948, с. 482–489.
34Frank B. Op. cit., S. 59, 63.
35 Ibid., S. 69.
36Коробков Н. Семилетняя война. М. 1940, с. 285.
37Frank B. Op cit., S. 70.
38Augstein R. Op. cit., S. 78. {108}
39Hitler. Sämtliche Aufzeichnungen 1905–1924. Stuttgart. 1980. S. 377.
40Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Док. и м-лы Т. 1 М. 1973, с. 126, 486. {109}
41Picker H. Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier. Stuttgart. 1970, S. 10.
42Barthel K. Friedrich der Grosse in Hitlers Geschichtsbild. Wiesbaden. 1977, S. 10.
43 Ibid., S. 19.
44Bleyer W., Drechsler K. e. a. Deutschland 1939–1945. Brl. 1975, S. 396.
45Trevor-Roper H. Hitlers letzte Tage. Frankfurt-a. M. 1965, S. 116.
46Эпштейн A. Д. История Германии от позднего средневековья до революции 1848 г. М. 1961, с. 290.
47Mittenzwei I. Friedrich II. von Preussen, S. 125. {110}
48Mittenzwei I. Preussen nach dem Siebenjährigen Krieg. Brl. 1979, S. 125.
49Mehring F. Zur preussisch-deutschen Geschichte vom Mittelalter bis Jena, Erl. 1930, S. 118. {111}
50 Preussen. Legende und Wirklichkeit. Brl. 1985, S. 65.
51 См., напр., Hubatsch W. Friedrich der Grosse und die preussische Verwaltung. Köln, etc. 1973. Совершенно другого мнения придерживался К. Маркс, считавший финансовую систему Фридриха II «безобразной»; управление же делами, существовавшее при нем, Маркс характеризовал как «смесь деспотизма, бюрократизма и феодализма» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 23, с. 743).
52 Friedrich II. von Preussen, S. 186.
53Mehring F. Zur Geschichte Preussens. Brl. 1981, S. 84.
54Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 10, с. 443. {112}
55Augstein R. Op. cit., S. 106.
56 Ibid., S. 90–91, 94–95. {113}
57 Ibid., S. 96; Lessing G. E. Gesammelte Werke. Bd. 9. Brl. 1957, S. 327.
58 Friedrich der Grosse im Spiegel seiner Zeit. Bd. 3. Brl. 1901, S. 72.
59 Preussen. Legende und Wirklichkeit, S. 93.
60 Германская история в новое и новейшее время. Т. 1, с. 127.
61 Preussen in der deutschen Geschichte vor 1789, S. 274. {114}
62 Friedrich II. von Preussen, S. 26.
63Kuczynski J. Geschichte des Alltags des deutschen Volkes. Bd. 2 (1650–1810). Brl. 1981, S. 199–200.
64Mapкс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 6, с. 519.
65 Friedrich II. von Preussen, S. 519.
66Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 22, с. 23. {115}
67Лависс Э., Рамбо А. Ук. соч., с. 484.
68Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 6, с. 519–520.
69Adams H. Prussian-American Relations 1775–1871. S. 1. 1960, p. 11.
70Kapp F. Friedrich der Grosse und die Vereinigten Staaten von Amerika. Leipzig. 1871, S. 45–46.
71Haworth P. L. Frederick the Great and the American Revolution. – American Historical Review, 1971, vol. IX, № 3, p. 466. {116}
72Kapp F. Op. cit., S. 35, 49.
73 Ibid., S. 62.
74Hanfstaengl E. America von Marlborough bis Mirabeau. München. 1930, S. 31.
75 Deutsche Geschichte in 12 Bänden. Bd. 3. Brl. 1983, S. 31.
76Kapp F. Op. cit., S. 51–52.
77Lowell E. The Hessians and the other German Auxiliaries of Great Britain in the Revolutionary War. Port Washington. 1965, p. 53. {117}
78Fabian F. Die Schlacht von Monmouth. Brl. 1961; Palmer J. General von Steuben. New Haven. 1937; Doyle J. Frederick William von Steuben and the American Revolution. N. Y. 1970. {118}
Гинцберг Л.И. Фридрих II // Вопросы истории. 1988. № 11. С. 98–118.
В то же время Фридрих, чтобы выжить (а до его восшествия на престол оставалось еще 10 лет), вынужден был прибегнуть к притворству и лицемерию, что наложило отпечаток на всю его последующую деятельность.
Есть мнение, что потрясенный казнью Катте, Фридрих искренне раскаялся в заблуждениях юности и постарался добросовестно усвоить взгляды отца и прусские государственные традиции.
Есть мнение, что потрясенный казнью Катте, Фридрих искренне раскаялся в заблуждениях юности и постарался добросовестно усвоить взгляды отца и прусские государственные традиции.
А разве Фридрих Вильгельм I также декларировал одно, а делал другое, т.е. не был прямолинейным человеком? Мне такие факты неизвестны.
Отец Фридриха II точно не старался выглядеть сторонником идей Просвещения.
Маркс дал Фридриху II нелицеприятную характеристику: «Творец патриархального деспотизма, друг просвещения с помощью розги»
Фридрих 2 вовсе на был творцом прусских жестокостей, а всего лишь развивал национальные традиции. Прусское государство отличалось крайним деспотизмом, особенно когда дело касалось выколачивания налогов из подданных.
Вот что пишут об отце Фридриха 2
В близком общении Фридрих Вильгельм был тяжелым человеком: он был резок
в обхождении, несговорчив и причудлив, невоздержан в вине, очень горяч в
гневе и скор на расправу. Никто -- ни министры, ни судьи, ни поселяне -- не
были защищены от его трости. Не раз под горячую руку попадали его дети и
сама королева. Но больше всего он не терпел бездельников. После утреннего
смотра король обычно прогуливался по улицам, и если встречал
праздношатающегося гуляку, то с ужасными проклятьями отсылал его домой
заниматься делами, награждая при этом ударами. Как-то он задержал нескольких
гуляющих дам, всучил им метлы и заставил мести плац. Такая строгость
наводила страх на обывателей. Однажды на берлинской улице какой-то прохожий,
завидев короля, пустился бежать от него что было силы. Фридрих Вильгельм
велел немедленно поймать его.
"Зачем ты бежал от меня, бездельник?" -- грозно спросил он у беглеца.
"Я испугался, ваше величество", -- отвечал тот. Король принялся бить его
палкой, приговаривая: "Ты должен любить меня, любить, любить, а не пугаться,
бездельник!
Т.е. Фридрих Великий был еще относительно гуманным представителем прусских Гогенцоллернов.
Ученый, как Вы думаете, автор статьи объективно оценивает деятельность Фридриха II?
нет конечно, Маркс-Энгельс сказали так, Маркс-Энгельс сказали этак, какая там в совке объективность? там все подгонялось под марксизм.
В том что нацисты и лично Гитлер восхищались Фридрихом, последний виноват не больше чем Ницше или Вагнер. Известно что Фридрих 2 покровительствовал евреям и цыганам, восхищался Вольтером, которого нацисты ненавидели, и вообще в духе времени был космополитом. К тому же старый Фриц был гомосексуалистом, что нацистами строго осуждалось.
Фридрих 2 вовсе на был творцом прусских жестокостей, а всего лишь развивал национальные традиции. Прусское государство отличалось крайним деспотизмом, особенно когда дело касалось выколачивания налогов из подданных.
Согласен. Но насколько старыми были эти традиции?
Т.е. Фридрих Великий был еще относительно гуманным представителем прусских Гогенцоллернов.
Ценитель наук и искусств - весь в деда.
нет конечно, Марк-Энгельс сказали так, Маркс-Энгельс сказали этак, какая там в совке объективность? там все подгонялось под марксизм.
Время написания - "перестройка". Приведены множество фактов. Разносторонний подход. Разве не так?
Портят картину ссылки на классиков марксизма-ленинизма. Есть такое.
Есть мнение, что потрясенный казнью Катте, Фридрих искренне раскаялся в заблуждениях юности и постарался добросовестно усвоить взгляды отца и прусские государственные традиции.
А разве Фридрих Вильгельм I также декларировал одно, а делал другое, т.е. не был прямолинейным человеком? Мне такие факты неизвестны.
Отец Фридриха II точно не старался выглядеть сторонником идей Просвещения.
Я думаю Фридрих Вильгельм, был более простым и прямолинейным чем его сын, он хотел чтобы и Фридрих стал таким же солдафоном. Отчасти это сбылось, Фридрих Великий очень любил армию и войну, но как политик отличался крайней беспринципностью и коварством, за что многие его ненавидели - Мария Терезия, Елизавета Петровна и Екатерина 2. Т.е. Фридрих 2 был скорее Макиавелли, чем Антимакиавелли. Папаша же его наверно кроме устава, вообще ничего не читал)
Фридрих 2 вовсе на был творцом прусских жестокостей, а всего лишь развивал национальные традиции. Прусское государство отличалось крайним деспотизмом, особенно когда дело касалось выколачивания налогов из подданных.
Согласен. Но насколько старыми были эти традиции?
Т.е. Фридрих Великий был еще относительно гуманным представителем прусских Гогенцоллернов.
Ценитель наук и искусств - весь в деда.
нет конечно, Марк-Энгельс сказали так, Маркс-Энгельс сказали этак, какая там в совке объективность? там все подгонялось под марксизм.
Время написания - "перестройка". Приведены множество фактов. Разносторонний подход. Разве не так?
Портят картину ссылки на классиков марксизма-ленинизма. Есть такое.
Очень старыми, Пруссия возникла из Бранденбургской марки, т.е. чтобы один город превратился в почти великую державу нужна была экономия и дисциплина, этим пруссаки и отличаются от австрийцев и южных германцев.
Конечно ссылаться нужно на документы, и серьезных немецких историков. А Маркс и Энгельс это второразрядные журналисты, а не исторические авторитеты.
Я думаю Фридрих Вильгельм, был более простым и прямолинейным чем его сын, он хотел чтобы и Фридрих стал таким же солдафоном.
Безусловно.
Отчасти это сбылось, Фридрих Великий очень любил армию и войну, но как политик отличался крайней беспринципностью и коварством, за что многие его ненавидели - Мария Терезия, Елизавета Петровна и Екатерина 2.
Насколько я знаю, женщины-правительницы из "союза трёх нижних юбок" (не Екатерина II) более всего ненавидели Фридриха II за его длинный язык: он не щадил никого...
Я думаю Фридрих Вильгельм, был более простым и прямолинейным чем его сын, он хотел чтобы и Фридрих стал таким же солдафоном.
Безусловно.
Отчасти это сбылось, Фридрих Великий очень любил армию и войну, но как политик отличался крайней беспринципностью и коварством, за что многие его ненавидели - Мария Терезия, Елизавета Петровна и Екатерина 2.
Насколько я знаю, женщины-правительницы из "союза трёх нижних юбок" (не Екатерина II) более всего ненавидели Фридриха II за его длинный язык: он не щадил никого...
Екатерина 2 в сущности Фридриха не ненавидела. Во-первых именно по его рекомендации Екатерина с мамашей попали в Россию, затем у них было много общего - любовь к просвещению, политическая ловкость, и стремление к войнам и захватам. Но оправдывая узурпацию престола, Екатерина изображал себя русской патриоткой, а своего беднягу мужа жалким сателлитом Фридриха, готовым подчинить ему русские национальные интересы.
Вот Елизавета Петровна действительно испытывала к Фридриху "сильную неприязнь". Она по личным мотивам ненавидела немцев вообще, к тому же ее религиозную натуру возмущало именно "безбожие" и цинизм прусского короля. В результате Россия оказалась ввергнутой в кровавую семилетнюю войну, от которой кроме потерь и разорения ничего не получила.
Конечно Фридриху следовало попридержать язык. То, что он захватил Силезию, еще не делало его чудовищем, в те времена все старались что-то захватить поскольку ничейных земель в Европе хватало. Та же супер-добродетельная Мария-Терезия участвовала в разделе Польши вместе с циником Фрицем и развратницей Екатериной.
Нужно отметить, что Петр 3 и Павел 1 восхищались Фридрихом Великим, и если восхищение Петра только навлекло на него крупные неприятности, то Павел 1 далеко продвинулся в деле насаждения прусских порядков в России. Он ввел в русской армии немецкие уставы и мундиры, и также установил печальную традицию, что главным в военном деле являются плац-парады и шпицрутены. Александр 1 продолжил внедрение шагистики, а Николай 1 довел военные порядки до абсурда.
Павел 1 лично встречался с Фридрихом во время путешествия по Европе и состоял с ним в переписке. В 1805 г. романтичный Александр 1 поклялся в вечной дружбе с прусским королем Фридрихом Вильгельмом и его женой красавицей Луизой ни где-нибудь а в склепе положив руку на надгробие все того же Фридриха.
Вообще, сильная сторона Фридриха в том, что он повоевал-повоевал, получил по мозгам, и успокоился, перешел к мирной жизни. Если бы он продолжал нападать на соседей, то рано или поздно они бы объединились и стерли Пруссию с карты, что позднее хотел осуществить Наполеон.
То же видим и у Бисмарка, после франко-прусской войны и создания империи, он при каждом удобном случае клянется и божится, что Германии больше не нужна ни война, ни территориальные расширения. И хотя Бисмарк был в общем-то противником аннексий, никто ему уже не верит, поскольку Второй рейх это не какая-то занюханная Пруссия, а военная и экономическая сверхдержава, внушающая страх Англии и России.
И наконец Гитлер даже и не пытается остановиться, он безрассудно идет от одного захвата к другому, пока не оказывается в состоянии войны со всем миром. Итак, Фридрих 2 хоть и милитарист, но политик относительно вменяемый, если его сравнивать с последующими германскими лидерами. В чем же причина такой умеренности? В слабости Пруссии, которая по своим ресурсам еще не могла и думать о конкуренции с великими европейскими державами.
Екатерина 2 в сущности Фридриха не ненавидела. Во-первых именно по его рекомендации Екатерина с мамашей попали в Россию, затем у них было много общего - любовь к просвещению, политическая ловкость, и стремление к войнам и захватам.
Фридрих II, желая понравиться Петру III и Екатерине II, в 1762 г. даже приказал компенсировать жителям княжестваАнгальт-Цербст их потери в результате грабежа прусской армией.
Но оправдывая узурпацию престола, Екатерина изображал себя русской патриоткой, а своего беднягу мужа жалким сателлитом Фридриха, готовым подчинить ему русские национальные интересы.
Спасительница России - ни дать, ни взять...
Вот Елизавета Петровна действительно испытывала к Фридриху "сильную неприязнь". Она по личным мотивам ненавидела немцев вообще, к тому же ее религиозную натуру возмущало именно "безбожие" и цинизм прусского короля. В результате Россия оказалась ввергнутой в кровавую семилетнюю войну, от которой кроме потерь и разорения ничего не получила.
По вине Петра III, отдавшего Фридриху II Восточную Пруссию обратно. И это притом, что тамошнее население уже присягнуло на верность Елизавете.
Конечно Фридриху следовало попридержать язык.
Надо было умудриться настроить против себя три сильные европейские державы.
То, что он захватил Силезию, еще не делало его чудовищем, в те времена все старались что-то захватить поскольку ничейных земель в Европе хватало.
"Чудовищем", по словам Марии-Терезии, была Екатерина II. Она и Фридриха II так называла?
Та же супер-добродетельная Мария-Терезия участвовала в разделе Польши вместе с циником Фрицем и развратницей Екатериной.
Нужно отметить, что Петр 3 и Павел 1 восхищались Фридрихом Великим, и если восхищение Петра только навлекло на него крупные неприятности, то Павел 1 далеко продвинулся в деле насаждения прусских порядков в России. Он ввел в русской армии немецкие уставы и мундиры, и также установил печальную традицию, что главным в военном деле являются плац-парады и шпицрутены. Александр 1 продолжил внедрение шагистики, а Николай 1 довел военные порядки до абсурда.
Шпицрутены был введены в русской армии ещё Петром I.
"Ш. появились в России в царствование Петра Великого; есть сведения об употреблении Ш. в армии, относящиеся к 1701-1705 гг. Введены они были в систему наказания воинским уставом 1716 г. Распространение Ш., как наказания для военных, объясняется подражанием Западу и необходимостью заменить для военных кнут, наказание которым при Петре I стало признаваться позорным, почему и наказанные им не могли оставаться в рядах армии" (Энциклопедический Словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).
"В России применялись с нач. 18 в. для наказания нижних чинов в армии и гражд. лиц низшего сословия по приговору воен. суда и по уставу о ссыльных. Кол-во ударов Ш. устанавливалось в зависимости от совершённого проступка: 100 и более - за ошибки и нерадение на строевых учениях, неопрятность форменной одежды; 300-500 - за пьянство и воровство у товарищей, 1500, 2500-3000 и 4000-5000 - за 1, 2 и 3-й побеги соответственно. Наказание Ш. нередко кончалось смертью наказуемого. Отменено в 1863" (Военная энциклопедия: В 8 т. Т. 8 / Пред. гл. ред. ком. С.Б. Иванов. М., 2004. С. 455).
Артикул 1. Хотя всем обще и каждому христианину без изъятия надлежит христианско и честно жить, и не в лицемерном страсе божии содержать себя: однакоже сие салдаты и воинские люди с вящшею ревностию уважать и внимать имеют; понеже оных бог в такое состояние определил, в котором оныя часто бывают, что ни единаго часа обнадежены суть, чтоб они наивящшим опасностям живота в службе государя своего подвержены не были. И понеже всякое благословение, победа и благополучие от единаго бога всемогущаго, яко от истиннаго начала всего блага и праведнаго победодавца происходит. И оному токмо молитися и на него надежду полагати надлежит, и тако сие наипаче всего иметь во всех делах и предприятиях, и всегда благо содержать: того ради чрез сие все идолопоклонство, чародейство (чернокнижество) наикрепчайше запрещается, и таким образом, что никоторое из оных отнюдь ни в лагере и нигде инде не будет допущено и терпимо. И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть.
Толкование. Наказание сожжения есть обыкновенная казнь чернокнижцам, ежели оный своим чародейством вред кому учинил, или действительно с диаволом обязательство имеет. А ежели ж он чародейством своим никому никакова вреду не учинил и обязательства с сатаною никакова не имеет, то надлежит, по изобретению дела, того наказать другими вышеупомянутыми наказаниями, и притом церковным публичным покаянием.
Артикул 6. А ежели слова оного ругателя никакова богохуления в себе не содержат, и токмо из легкомыслия произошли, а учинится то единожды или дважды, тогда имеет преступитель четырнадцать дней в железа заключен быть и жалование его на месяц в шпиталь вычтено, или гонянием шпицрутен наказан, а в третие аркибузирован (розстрелен) быть.
Толкование. Ежели в помянутой вине, преступитель не смертию, но токмо на теле будет наказан, то может и церковное публичное покаяние при том же учинить.
Глава третья – о команде, предпочтении и почитании вышних и нижних офицеров, и о послушании рядовых
Артикул 26. Есть ли рядовой грозить будет своего сержанта, фуриера, каптенармуса, или капрала бить, или браня уязвить оного, или оному противитися будет, когда ему что повелят к службе его величества управлять, и случится сие в походе против неприятеля, или в лагере, в котором караулы розставлены: тогда оный лишен будет живота. А ежели вне помянутых случаев приключится, надлежит жестоким наказанием наказать, а имянно шпицрутенами.
Глава четвертая – о самовольном обнажении шпаги, о тревоге и карауле
Артикул 37. По разставлении караулу и после бою тапты, или в ночи, никто да не дерзает непотребную тревогу, или какой крик учинить, разве когда приказ, или нужда требовать будет. Кто против того погрешит, имеет живота лишен быть.
Толкование. При сем надлежит судье внимать и осмотреть, что оная тревога из злости ли нарочно, или незапно, или иных ради притчин учинена, и в таком случае надобно упомянутое в вышереченном артикуле наказание убавить, и по разсуждению наказать.
Сей артикул имеет свою полную силу, ежели неприятельский умысел в том есть. Буде же учинится не из неприятельскаго какова намерения, и опасности и страху в том никакова не будет, тогда может офицер потерянием ружья своего, из которого он стрелял, и вычетом жалования его на несколько месяцов, а рядовой шпицрутенами наказан быть. Ибо сей заказ для того более чинится, понеже во время неприятеля, под тем выстрелом или криком, некая измена умышлена бывает, от чего иногда город, или все войско вред получить может.
Артикул 41. А который в лагере, поле или в крепости на карауле своем уснет, или напьется пьян так, что своего караулу отправить не может, или прежде смены с караула пойдет и оставит свое место: хотя б офицер или рядовой был, розстрелен быть имеет.
Толкование. Буде же караул иногда не с лености или от неосторожности, но за приключившеюся болезнию ему, или телесною слабостию уснет, а не в опасном месте оный поставлен. Или случится в такое время, что ни страху ниже неприятеля притом не будет; такожде естьли караульной при приключенной той слабости, от другаго караульнаго во отдалении стоит, и не может о своей слабости оному сказать, дабы о том офицеру, стоящему на карауле известить, чтоб оный другаго вместо болнова командировал. Такожде когда салдат вновь в службу принят, и воинскаго артикулу не слыхал, и не знает еще, какая сила есть в том, что не спать на карауле, то все сии притчины имеют от судьи в приговоре уважены быть, и может наказание вместо смерти в гоняние шпицрутенами превратить.
А оный, который с караулу сойдет прежде смены, не оправдится тем, хотя скажет, что сверх надлежащаго времени стоял. Ибо он должен до того времени стоять, пока он сменится. А ежели и он свыше того времени принужден был стоять, однако должно ему тогда жалобу приносить, когда сменится.
Артикул 45. Есть ли кто дерзнет часового, патрулир или рунд бранить, или оному противитися будет, когда оным повелено будет кого за арест взять. Есть ли сие офицер учинит, лишится чина своего, и имеет за рядового служить, пока паки выслужится, а рядовой гонянием шпицрутен наказан будет.
Артикул 47. Насупротив того, долженствуют караулы, рунды, и патрулиры в своих мерах себя содержать. И отнюдь бы сами не дерзали начало и притчины ссорам и к возмущению подавать, мимоходящих никакими непристойными поступками и невежеством к тому злу побуждать. А естьли кто против того поступит, оного надлежит, по состоянию дела и чину тех особ, отставлением от чину, гонянием шпицрутен, и жесточае наказать.
Глава шестая – о воинских припасах, ружье, мундире, о потрате, и небрежении онаго
Артикул 57. Кто свое ружье весьма бросит, или в поле оставит, оный жестоко шпицрутенами наказан будет.
Артикул 58. Буде солдат свое ружье, заступ, пику, шпагу или что иное из припасов самовольно испортит, или изломает, тогда надлежит онаго по случаю времяне и обстоятельству дела жестоко шпицрутенами гонять, и из жалованья оное его починить.
Артикул 59. Есть ли кто свой мундир, ружье проиграет, продаст или в заклад отдаст, оный имеет в первые и вдругоредь жестоко шпицрутенами, и заплатою утраченнаго наказан, а в третие розстрелян быть. Такожде и тот, которой у салдата покупает, или принимает такия веши, не токмо тое, что принял или купил, безденежно паки возвратить, но и втрое, сколько оное стоит, штрафу заплатить должен, или по изобретению особы шпицрутенами наказан будет.
Толкование. Ибо оружия суть самые главнейшие члены и способы салдатские, чрез которые неприятель имеет побежден быть. И кто ружье свое не бережет, оный худой знак своего салдатства показует, и малую охоту иметь означитца, чтоб свою должность надлежащим образом в бою отправлять; того ради пристойно есть онаго такожде жестоко наказать, который салдату в том вспомогает, ибо он тем салдата к службе своего государя негодна чинит.
Глава седьмая – о смотре
Артикул 62. При смотре долженствует всяк с своим ружьем явитися, а отнюдь у другова ничего не брать, и кто сие учинит, оный шпицрутенами, или иным наказанием будет наказан.
Глава восьмая – о корму и жалованье
Артикул 64. Никто, как офицер, так и рядовой да не дерзает без ведома и позволения своего командира, из обозу или своего посту отлучатися, дабы о жалованье своем или досталных деньгах просить. Ежели сие офицер учинит, оный своего прошения, досталных денег и чину лишен, а рядовой шпицрутенами наказан будет.
Глава девятая – о отпуске из службы
Артикул 69. Никто из офицеров, кто бы он ни был, да не имеет власти своих ундер-офицеров или салдат, которые в ротех уже записаны, из службы освобождать или отставлять, под опасением лишения чести и живота, и тот, которой таким образом сам искать будет отставлен быть, наказан будет шпицрутенами.
Глава одиннадцатая – о квартирах и лагерях
Артикул 85. Кто из воинских людей своего хозяина, или хозяйку, или челядина ударит, или непристойным образом с ним поступит, или вред какой учинит, той не токмо имеет у обиженного публично при воинском суде в том прощения просить, и убыток вдвое заплатить, но еще сверх того, по состоянию дела и по разсуждению судейскому, наказан быть. А ежели оный преступитель уязвит кого из оных вышепомянутых, тогда надлежит его, по состоянию дела и особы, или знатным числом денег, шпицрутенами, заключением наказать, или весьма ему руку отсечь.
Глава двенадцатая – о дезертирах и беглецах
Артикул 96. Ежели кто после своего побегу, раскаясъ на дороге, сам возвратится, и добровольно у своего офицера явится, оный по правде живота лишен не имеет быть, однакож ради его имевшего злаго замыслу по состоянию времени и по разсмотрению, шпицрутенами или иным каким наказанием наказать подобает.
Артикул 97. Полки, или роты, которые с неприятелем в бой вступя, побегут, имеют в генеральном военном суде суждены быть. И есть ли найдется, что начальныя притчиною тому были, оным шпага от палача переломлена и оныя шельмованы, а потом повешены будут. А ежели начальныя и рядовыя в том преступили, то начальныя, как выше сего упомянуто, накажутся, а из рядовых по жеребью десятой (или как по изобретению дела положено будет) повешен, а протчие шпицрутенами наказаны будут, и сверх того без знамен вне обоза стоять имеют, пока они храбрыми своими делами паки заслужат. Буде же кто невинность свою оказать может, оный пощаду свою получит.
Глава четырнадцатая – о взятии городов, крепостей, добычей и пленных
Артикул 107. Когда в неприятельской обоз впадут, или онаго с поля собьют, никто добычь чинить или грабить да не дерзает, до тогож времени, как уже неприятель из обозу или с поля весьма сбит; и за оным сколько возможно в погоне будут, и когда сие учинится, тогда может всяк часть, которая ему назначена, грабить. Кто же похочет другаго часть взять, оный без всякаго розмышления, от товарища своего может убит быть. Ежели же от того преступления неприятель поправится, и вред причинится в войске, тогда оный чинящий добычь живота лишен. А естьли вред чрез оное не учинитца, то шпицрутенами жестоко наказан, а добычь неимущим роздана быть имеет.
Артикул 113. Все штандарты и знамена, которые от неприятеля возмутся, имеют его величеству или генералу, сколь скоро возможно без замедления отданы быть. Кто сего не учинит, и оставит из оных при себе, тогда оный от чина своего без абшиду оставлен, а рядовой шпицрутенами наказан будет.
Артикул 114. Всех пленных, которые при взятии городов в баталиях, сражениях, или где инде взяты будут, имеют немедленно оному, которой команду имеет, объявить и отдать. Никто ж да не дерзает пленнаго под каким нибудь предлогом при себе удержать, разве когда указ инако дан будет. Кто против сего преступит, имеет, ежели он офицер, чина лишен, а рядовой, жестоко шпицрутенами наказан быть.
Толкование. Ибо часто генералу или командиру зело потребно есть, чтоб он тотчас пленных получил, и от иных о состоянии неприятеля и его намерении уведомится возмог. Ибо в малом умедлении времени великой интерес пренебрежен быти может.
Глава пятнадцатая – о здаче крепостей, капитуляции и акордах с неприятелем
Артикул 117. Есть ли полк, или рота дерзнут без ведома и указу его величества, или его фелтмаршала, с неприятелем в трактат или капитуляцию вступить, тогда надлежит началных, которые в том виновны, чести, пожитков и живота лишить, а из рядовых всегда десятаго по жеребью повесить, протчих же жестоко шпицрутенами наказать, и вне обоза поставить, пока они от того порока очистятся, и своими храбрыми действами заслужат, кто же из оных доказать может, что он в том непричастен есть, но в том прекословил, оный имеет для невинности своей освобожден быть, и при случае повышения себе ожидать. А ежели преступителей получить не можно, то с оными тако как с дезертирами поступлено, и оных пожитки забраны быть имеют.
Толкование. Сей артикул надлежит разуметь о оных полках и ротах, которые вместе куды с другими командированы, а без ведома командира тайным образом с неприятелем трактовать, и о здаче места, или города какова договариватся будут, но не о тех, которые одни в каком месте поставлены, и атаку от неприятеля выдержали, и крайние отпоры учинили. Такожде когда оные более держатца, или от фелтмарашала или генерала указу обождать и сикурсу получить более надежды не имели, а с неприятелем надлежащим образом трактовали.
Артикул 119. Ежели же подчиненные комменданту офицеры и рядовые салдаты его коменданта принудят, или подманят к здаче крепости, тогда имеют все офицеры (которые в таком деле виновны суть, и позволили на таковое понуждение) чести, пожитков и живота лишены быть. А из рядовых всегда десятый по жеребью повешен, а протчие как беглые наказаны быть.
Толкование. Протчие шпицрутенами будут наказаны и принуждены вне обозу стоять, пока оные себя паки достойными учинят, с протчими салдатами в равенстве содержаны быть.
Глава семнадцатая – о возмущении, бунте и драке
Артикул 141. Ежели учинитца драка при питье в пиру без вызову, хотя никто умерщвлен или поранен не будет, то рядового за то чрез полк гонять шпицрутен. А офицера жестоким караулом профосу отдав наказать, и сверх того имеет виноватый у обиженнаго просить о прощении пред судом.
Толкование. Вышеупомянутый артикул значит о зачинщике драки, а не о том, который побит и принужден будет себя оборонять. Того ради судье в таком деле весьма крепко допрашивать надлежит, кто именно зачинщиком ссоры был.
Артикул 143. Ежели кто с кем ножами порежетца, онаго надлежит взяв под виселицу, пробить ему руки гвоздем, или тем ножем на единый час, а потом гонять шпицрутен.
Глава восемнадцатая – о поносительных писмах бранных и ругателных словах
Артикул 149. Кто паскивли, или ругательныя письма тайно сочинит, прибьет и распространит, и тако кому непристойным образом какую страсть или зло причтет, чрез что его доброму имени некакой стыд причинен быть может, онаго надлежит наказать таким наказанием, каковою страстию он обруганного хотел обвинить. Сверх того палач такое письмо имеет зжечь под виселицею.
Толкование. Например, ежели кто кого в пасквиле бранил изменником, или иным злым делом, то оный пасквилотворец, яко изменник или каких дел делатель, о которых описал, наказан будет.
Пасквиль есть сие, когда кто писмо изготовит, напишет или напечатает, и в том кого в каком деле обвинит, и оное явно прибьет или прибить велит, а имени своего и прозвища в оном не изобразит.
Ежели же дело, в котором будет в пасквиле обруганный обвинен, весьма о том будет доказано, то правда, хотя обыкновенное наказание не произведено будет, но однакож пасквилант по разсмотрению судейскому, тюрмою, сосланием на катаргу, шпицрутеном и протчим наказан быть имеет, понеже он истинным путем не пошел, дабы другаго погрешение объявить.
Ежели кто советом, помощию и делом к таким ругательным писмам вспоможет, оные тайно прибьет, кому в дом или на улице подбросит и протчая: онаго не инако, яко пасквиланта самого, наказать, однакож по разсмотрению обстоятельств против оных иногда наказание легче чинитца.
Глава девятнадцатая – о смертном убийстве
Артикул 154. Кто кого волею и нарочно без нужды и без смертного страху умертвит, или убьет его тако, что от того умрет, онаго кровь паки отмстить, и без всякой милости оному голову отсечь.
Толкование. Но надлежит подлинно ведать, что смерть всеконечно ли от битья приключилась. А ежели сыщется, что убиенной был бит, а не от тех побоев, но от других случаев, которые к тому присовокупились, умре, то надлежит убийцу не животом, но по разсмотрению и по разсуждению судейскому наказать, или тюрмою, или денежным штрафом, шпицрутеном и протчая. Того ради зело потребно есть, чтоб сколь скоро кто умрет, который в драке был и бит, поколот, или порублен будет, лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали, и подлинно розыскали, что какая притчина к смерти ево была, и о том имеют свидетелство в суде на писме подать, и оное присягою своею подтвердить.
Между другим последующия раны за смертельныя почитаютца: (1) Раны мозговые, когда главная жила повреждена будет, или когда кровь или иная какая мокрота вход в главную жилу запрет, или по исхождении некоторых скорых дней и по запечении крови лихорадка, безумие и от того смерть приключитца. Крови запеченной надлежит между тонкою и толстою мозговою кожицею лежать, или между тонкою и мозгом; понеже оное, что между толстою и черепом лежит, можно снять препаном и болной излечен быть. (2) Раны затылочного мозгу, которые у шеи или близко головы, а которые пониже, не имеют великого страху. (3) Раны у легкого, когда медиан или сучек горла тронут будет. (4) А особливо раны сердечные, хотя и 15 дней при том жил. (5) Раны гортанные, а имянно: если глотка повреждена; буде же кожица около глотки уязвлена, то можно исцелить. (6) Раны перепонки, а имянно: есть ли часть главных жил повреждена будет. (7) Раны желудка, когда верховное желудковое устье и от онаго разделенные главныя жилы повреждены будут. (8) Раны тонких кишек гораздо редко исцелимы бывают. (9) Раны печени и селезенки, когда их жилки повреждены. (10) Раны медиана наичастее смертоносны бывают. Но понеже лекарь рану лутче, нежели другой кто затворить умеет, того ради притчину смерти не всегда убийце причитать надобно. (11) Раны, которыя чрез отравныя вещи или звери учинятца, всегда едва не суть смертоносны.
Також судье надлежит гораздо смотреть, каким оружием убитый убит или поврежден был. Тем ли бит, от чего мог легко умереть, яко топором, кольями, дубиною и протчим, или иным чем, яко малыми палочками и протчим, чем нелегко смертно убить возможно, в котором последнем случае обыкновенное наказание произвести невозможно, но на разсмотрение судейское предается.
Ежели случитца, что некоторый главный подчиненных своих за некоторые притчины захочет наказать, а такое в достойной и в должной ево чиновной ревности зло учинитца, что наказанной от того наказания умрет, то ведати надлежит, что оный главный по мнению правоучителей не животом, но жестоко имеет быть наказан, либо отставлением чина на время и службою рядовым, денежным штрафом, или заключением или вербованьем (набором) иных салдат.
Артикул 158. Ежели учинится смертный убой, хотя ненарочно и неволею, чтоб кого убить или поранить, однакож сочинитель того виновен есть, понеже убивство от того произошло: и тако наказание исполнитца над виновным по делу и состоянию оного, и какую вину в том имеет, или тюрмою, денежным наказанием, шпицрутеном или сему подобным.
Толкование. Например: ежели салдат мушкет свой крепко зарядил, а не в пристойном или в таком месте, где люди ходят, будет в цель стрелять, и ранит человека, или при заряде ружья своего будет неосторожно поступать и кого нибудь застрелит; хотя сие за наглое убийство причесть невозможно, однакож салдат в том виновен, что в таком месте стрелял, и с оружием своим осторожнее не поступал. И в сем случае можно виновному церковное покаяние взложить, купно с другими наказаниями.
Ежели кто кого с ненависти толкнет, или что с злости на него бросит, или учинит ему что из недружбы, от чего умрет, то оный обыкновенной смертной казни подвержен.
Ежели кто в драке убит будет, и в оной других много было, и его били, а подлинно дознатца будет невозможно, ниже уведать, кто его именно поранил и умертвил, а из них кто нибудь один будет по дознанию и угадом приличен; тогда того жестоко допросить, и мочно его пытать. А буде весьма невозможно уведать, кто из них убийца есть и никто из них гораздо неприличен, то по правам в таком сумнении состоит никого не пытать, ниже смертью казнить надлежит, но их всех тюрмою, штрафом денежным, шпицрутеном или протчим наказать, притом же и к церковному покаянию всех принудить.
Глава двадцатая – о содомском грехе, о насилии и блуде
Артикул 170. Одинакое прелюбодеяние, когда едина особа в супружестве обретается, а другая холостая есть, оная, по состоянию особ и обстоятельству, имеет жестоким заключением, шпицрутеном, и отставлением от полку, или посылкою на каторгу на время наказана быть.
Толкование. Ежели невинной супруг за прелюбодеющую супругу просить будет, и с нею помиритца, или прелюбодеющая сторона может доказать, что в супружестве способу не может получить телесную охоту утолить, то мочно наказание умалить.
Единакое прелюбодейство також чинится, есть ли холостой с девкою, а за другаго сговоренною невестою смешаетца.
Глава двадцать первая – о зажигании, грабительстве и воровстве
Артикул 181. Також в земле неприятельской никто б не дерзал без указу, на котором бы месте ни было, зажигать или огонь вбросить. Кто против того учинит, оный по приговору военнаго суда, как для убытку и ущербу, чрез что войско его величества понесет, так и для прибытку, чрез что неприятель получит, жестоким заключением, отставлением от службы, шпицрутеном наказан будет. А ежели сожжет квартиры началных своих или и других, умыслом для какого зла, той весьма смертию казнен имеет быть.
Артикул 185. Кто людей на пути, и улицах вооруженною рукою нападет, и оных силою ограбит или побьет, поранит или умертвит, оного купно с теми, которые при нем были и помогали, колесовать и на колеса тела их потом положить.
Толкование. Ежели кто ворветца без оружия, или войдет в дом без насилства в конюшню или хоромы, или отопрет сундуки, хоромы воровскими ключами, от чего никакого насилия или убийства опасатись не надлежало, онаго шпицрутенами, яко протчих воров наказать.
Також ежели вор, правда, ворветца в намерении украсть, но и в том поиман или отогнан, или помешает ему кто, что ничего с собою не унес, оного також шпицрутенами полегче наказать надлежит.
Впротчем, в правах позволено вора, который в ночи в дом ворветца, без страху наказания умертвить, ежели его без своего опасения преодолеть было невозможно. Ибо надлежит разсудить, что вор не для единой кражи, но чтоб и умертвить, в дом ночью врываетца.
Артикул 189. Ежели кто в воровстве поиман будет, а число краденаго более двадцати рублев не превозыдет, то надлежит вора в первые шестью сквозь полк прогнать шпицрутен, вдругоредь двенадцатью, а втретие, отрезав нос и уши, сослать на каторгу, а украденное всегда от него отобрать.
Толкование. Оные, которые в воровстве конечно вспомогали, или о воровстве ведали, и от того часть получили, или краденое ведая добровольно приняли, спрятали и утаили, оные властно, яко самые воры, да накажутся.
Ежели многие вкупе в воровстве поиманы будут, те все, хотя их много или мало, всяк так наказан будет, яко бы един все воровство учинил.
Овощные воры, такожде которые дрова, кур, гусей и рыбы крадут, по разсмотрению воровства да накажутся.
Глава двадцать вторая – о лживой присяге и подобных сему преступлениях
Артикул 203. Ежели кто явно прибитые указы, повеления нарочно и нагло раздерет, отбросит, или вычернит, оный посланием на каторгу с жестоким наказанием или смертию, а ежели небрежением каким, то денежным штрафом, тюрмою, шпицрутеном и прочим, по великости преступления, наказан быть имеет.
Артикул воинский [1715] // Российское законодательство X-XX вв.: В 9 т. Т. 4. Законодательство периода становления абсолютизма / Отв. ред. А.Г. Маньков. М., 1986.
Екатерина 2 в сущности Фридриха не ненавидела. Во-первых именно по его рекомендации Екатерина с мамашей попали в Россию, затем у них было много общего - любовь к просвещению, политическая ловкость, и стремление к войнам и захватам.
Фридрих II, желая понравиться Петру III и Екатерине II, в 1762 г. даже приказал компенсировать жителям княжестваАнгальт-Цербст их потери в результате грабёжа прусской армией.
Но оправдывая узурпацию престола, Екатерина изображал себя русской патриоткой, а своего беднягу мужа жалким сателлитом Фридриха, готовым подчинить ему русские национальные интересы.
Спасительница России - ни дать, ни взять...
Вот Елизавета Петровна действительно испытывала к Фридриху "сильную неприязнь". Она по личным мотивам ненавидела немцев вообще, к тому же ее религиозную натуру возмущало именно "безбожие" и цинизм прусского короля. В результате Россия оказалась ввергнутой в кровавую семилетнюю войну, от которой кроме потерь и разорения ничего не получила.
По вине Петра III, отдавшего Фридриху II Восточную Пруссию обратно. И это притом, что тамошнее население уже присягнуло на верность Елизавете.
Конечно Фридриху следовало попридержать язык.
Надо было умудриться настроить против себя три сильные европейские державы.
То, что он захватил Силезию, еще не делало его чудовищем, в те времена все старались что-то захватить поскольку ничейных земель в Европе хватало.
"Чудовищем", по словам Марии-Терезии, была Екатерина II. Она и Фридриха II так называла?
Та же супер-добродетельная Мария-Терезия участвовала в разделе Польши вместе с циником Фрицем и развратницей Екатериной.
"Плачет, но берет".
1. Фридрих мечтал о союзе с Россией, Петр 3 действительно его спас, Екатерина обругала "злодеем" в манифесте, но мира не расторгла, да и грех бы ей было, ведь ее папаша служил Фридриху не то полковником, не то генералом за очень скромное содержание. Именно крайнее бедное германское детство, сделало Екатерину пламенной русской патриоткой.
Но планы Фридриха не пропали втуне. Я уже упоминал трогательную дружбу а-труа между Александром 1, Фридрихом-Вильгельмом 3 и королевой Луизой. Николай 1 был женат на прусской принцессе и при нем и его сыне Александре 2 отношения между Россией и Пруссией были очень тесными.
2. Конечно Россия и без Екатерины не погибла бы, но она настойчиво и не без успеха пыталась привить русскому дворянству европейские ценности, это можно тоже записать в актив германского влияния. Будучи чистокровной немкой, Екатерина тем не менее вполне успешно вписалась в русское общество и безалаберную систему управления.
3. Ну трудно сказать, насколько России была нужна Пруссия, демографических проблем тогда не было, а земли у России вообще всегда было много.
4. У Фридриха были и союзники, Англия субсидировала Пруссию, чтобы он отвлекал французов, и мешал им защищать Канаду.
5.Прусская армия отодвинулась и расположилась на зимние квартиры в Силезии. Россия и Франция приняли на себя посредничество в переговорах; уполномоченные держав собрались на конгресс в Тёшене (в Австрийской Силезии), и 13 мая 1779 года здесь был подписан мир. По этому миру, договор Иосифа II с Карлом Теодором был уничтожен, притязания Пруссии (по наследственному праву) на Аншпах и Байрёйт признаны правильными, и из всей Баварской территории только 41 кв. миля отрезана и присоединена к Австрии. Фридрих, следовательно, и тут одолел! «Это не человек, а чудовище! – писала Мария Терезия своему сыну, – однако же и мы не правы».
И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть.
Какой слог - весьма сожжен имеет быть))) Петр 1 умел формулировать мысли)
Блистательным подтверждением талантов этого великого полководца служит битва при Лейтене 5 декабря 1757 года, вошедшая во все учебники военной истории. После сражения измученное прусское войско расположилось на ночлег прямо на поле боя среди убитых и раненых. В это время австрийская армия отступала к посёлку Лисса. Фридрих в сопровождении лишь одного эскадрона гусар бросился за отступавшими. И солдаты, только что не имевшие сил даже разбить лагерь, поднялись и двинулись за своим королём. Под Лиссой завязалась новая схватка. А Фридрих, вступив в город, направился прямо в штаб австрийских войск. Вошёл и просто сказал: «Добрый вечер, господа». Его легко можно было взять в плен, но австрийские генералы, не оказав ни малейшего сопротивления, сдались. Просто магнетизм какой-то. Или настолько укоренившееся сознание, что этому великому человеку удаётся невозможное. Следствием победы стало освобождение Силезии от австрийских войск.
Какой слог - весьма сожжен имеет быть))) Петр 1 умел формулировать мысли)
А.В. Суворов также не брезговал использовать «изобретение» Густава II Адольфа на деле, а не только на словах в известном трактате.
«Кто не бережет людей – офицеру арест, унтер-офицеру и ефрейтору палочки, да и самому палочки, кто себя не бережет» (Суворов А.В. Наука побеждать. М., 1980. С. 28).
А здесь указание на "прусские порядки" в русской армии при Елизавете в Семилетнюю войну с пруссаками:
1760 г. сентября 10. – ПРИКАЗ ИЗ ГЕНЕРАЛЬНОГО ДЕЖУРСТВА АРМИИ В. В. ФЕРМОРА О НАКАЗАНИИ ДВУХ СОЛДАТ ЗА КРАЖУ СКОТА
Главная квартира в г. Аренсвальде
Его сиятельство повелительной господин генерал-аншеф и кавалер рейхсграф Вилим Вилимович Фермор изволил приказать: отлучившихся без дозволения ротного командира для кражи скота в деревню, во отдалении от лагеря, мародеров Псковского пехотного полку гранодер в том пойманных: Тимофея Афутина три раза и Якова Макарова, который, егда его ловили, обнажа тесак, оным отмахивался, шесть раз шпицрутен; в силу его высокографского сиятельства высокоповелительного господина генерал-фельдмаршала приказу, чрез тысячу человек в том полку в страх другим прогнать, чего ради оные второй дивизии в дивизионное дежурство при сем посылаютца.
Дежурный подполковник Суворов
ЦГВИА, ф. ВУА, д. 44241, л. 115, подлинник.
А.В. Суворов. Т. 1: Сб. док. / Под ред. Г.П. Мещерякова. М., 1949. С. 58.
