←  Древний Рим

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Рим. Упразднение царской власти. Консулы

Фотография Alisa Alisa 25.01 2009

Строгое понятие о единстве и полновластии общины во всех общественных делах, служившее центром тяжести для италийских государственных учреждений, сосредоточило в руках одного пожизненно избранного главы такую страшную власть, которая конечно давала себя чувствовать врагам государства, но была не менее тяжела и для граждан. Дело не могло обойтись без злоупотреблений и притеснений, а отсюда неизбежно возникло старание уменьшить эту власть. Но в том-то и заключается величие этих римских попыток реформы и революции, что никогда не имелось в виду ограничить права самой общины или лишить ее необходимых органов ее власти, никогда не было намерения отстаивать против общины так называемые естественные права отдельных лиц, а вся буря возникала из-за формы общинного представительства. Со времен Тарквиниев и до времен Гракхов призывным кличем римской партии прогресса было не ограничение государственной власти, а ограничение власти должностных лиц, и при этом никогда не терялось из виду, что народ должен не управлять, а быть управляемым.

Эта борьба велась среди граждан. Рядом с нею возникло другое политическое движение — стремление неграждан к политической равноправности. Сюда принадлежат волнения среди плебеев, латинов, италиков, вольноотпущенников; все они — все равно, назывались ли они гражданами, как плебеи и вольноотпущенники, или не назывались, как латины и италики, — нуждались в политическом равенстве и домогались его.

Третье противоречие носило еще более общий характер — это было противоречие между богатыми и бедными, в особенности теми бедными, которые были вытеснены из своего владения или которым угрожала опасность быть вытесненными. Юридические и политические отношения в Риме были причиной возникновения многочисленных крестьянских хозяйств — частью среди мелких собственников, зависевших от произвола капиталистов, частью среди мелких арендаторов, зависевших от произвола землевладельцев, — и нередко обезземеливали не только частных людей, но и целые общины, не посягая на личную свободу. Оттого-то земледельческий пролетариат и приобрел с ранних пор такую силу, что мог иметь существенное влияние на судьбу общины. Городской пролетариат приобрел политическое значение лишь гораздо позже.
Среди этих противоречий двигалась внутренняя история Рима и, вероятно, также совершенно для нас утраченная история всех других италийских общин. Политическое движение среди полноправных граждан, борьба между исключенными и теми, кто их исключил, социальные столкновения между владеющими и неимущими в сущности совершенно различны между собою, несмотря на то, что они многоразличным образом смешиваются и переплетаются, часто вызывая заключение очень странных союзов. Так как сервиева реформа, поставившая оседлого жителя в военном отношении наравне с гражданином, была вызвана, по-видимому, скорее административными соображениями, чем политическими тенденциями одной партии, то главным из тех контрастов, которые привели к внутренним потрясениям и изменению государственных учреждений, должен считаться тот, который подготовил ограничение власти должностных лиц.

Самый ранний успех этой древнейшей римской оппозиции заключался в упразднении пожизненного главы общины, т. е. в упразднении царской власти. В какой мере естественный ход дел необходимо требовал такой перемены, всего яснее видно из того факта, что одно и то же изменение государственных учреждений совершилось во всем греко-италийском мире одинаково. Прежние пожизненные правители были с течением времени заменены новыми, выбиравшимися на год не только в Риме, но и у всех остальных латинов, равно как у сабеллов, у этрусков, у апулийцев и вообще как во всех италийских, так и в греческих общинах. Относительно луканского округа положительно доказано, что в мирное время он управлялся демократически и только на время войны должностные лица назначали царя, т. е. правительственное лицо, имевшее сходство с римскими диктаторами; сабельские городские общины, как например Капуя и Помпея, также повиновались впоследствии ежегодно сменявшемуся «общинному попечителю» (medix tuticus), и мы может предположить, что такие же порядки существовали в Италии в ее остальных народных и городских общинах. Поэтому уже не представляется надобности объяснять, по каким причинам консулы заменили в Риме царей; из организма древних греческих и италийских государств как бы сама собою возникла необходимость ограничить власть общинного правителя более коротким, большей часть годовым сроком. Однако, как ни была естественна причина такого преобразования, оно могло совершиться различными способами: можно было постановить после смерти пожизненного правителя, что впредь не будут избирать таких правителей, что и попытался сделать, как рассказывают, римский сенат после смерти Ромула; или сам правитель мог добровольно отречься от своего звания, что будто бы и намеревался сделать царь Сервий Тулий; или же народ мог восстать против жестокого правителя и выгнать его, чем в действительности и был положен конец римской царской власти. Несмотря на то, что в историю изгнания последнего Тарквиния, прозванного «Гордым», вплетено множество анекдотов и что на эту тему было сочинено множество рассказов, все-таки эта история достоверна в своих главных чертах. Предание совершенно правдоподобно указывает следующие причины восстания: что царь не совещался с сенатом и не пополнял его личного состава, что он постановлял приговоры о смертной казни и о конфискации, не спросивши мнения советников, что он наполнил свои амбары огромными запасами зернового хлеба и что он не в меру обременял граждан военной службой и трудовыми повинностями; о том, как был озлоблен народ, свидетельствуют: формальный обет, данный всеми и каждым за себя и за своих потомков, не терпеть впредь более царя, слепая ненависть, с которою с тех пор относились к слову «царь», и главным образом постановление, что «жертвенный царь» (должность которого сочли нужным создать, для того чтобы боги не оставались без обычного посредника между ними и народом) не может занимать никакой другой должности, так что этот сановник сделался первым лицом в римском общинном быту, но вместе с тем и самым бессильным. Вместе с последним царем был изгнан и весь его род, что доказывает, как еще крепки были в ту пору родовые связи. Тарквинии переселились после того в город Цере, который, вероятно, был их старой родиной, так как там недавно был найден их родовой могильный склеп, а во главе римской общины были поставлены два выбиравшихся ежегодно правителя вместо одного пожизненного. Вот все те сведения об этом важном событии, которые можно считать исторически достоверными. Понятно, что в такой крупной и властвовавшей над столь обширной территорией общине, как римская, царская власть — в особенности если она находилась в течение нескольких поколений в руках одного и того же рода, была более способна к сопротивлению, чем в более мелких государствах, а потому и борьба с нею, вероятно, была более упорной; но на вмешательство иноземцев в эту борьбу нет никаких надежных указаний. Большая война с Этрурией (эта война вдобавок считалась столь близкой ко времени изгнания Тарквиниев только вследствие хронологической путаницы в римских летописях) не может считаться заступничеством Этрурии за обиженного в Риме соотечественника по тому очень достаточному основанию, что, несмотря на решительную победу, этруски не восстановили в Риме царской власти и даже не вернули туда Тарквиниев.

Если для нас покрыта мраком историческая связь между подробностями этого важного события, зато для нас ясно, в чем именно заключалась перемена формы правления. Царская власть вовсе не была упразднена, как это доказывается уже тем, что на время междуцарствия по-прежнему назначался интеррекс; разница заключалась только в том, что вместо одного пожизненного царя назначались два на год, которые назывались полководцами (praetores) или судьями (iudices), или просто сотоварищами (consules). Республику от монархии отличали только принципы коллегиальности и ежегодной смены, с которыми мы здесь и встречаемся в первый раз. Принцип коллегиальности, от которого и было заимствовано название годовых царей, сделавшееся впоследствии самым употребительным, является здесь в совершенно своеобразной форме. Верховная власть была возложена не на обоих должностных лиц в совокупности: каждый из консулов имел ее и пользовался ею совершенно так же, как некогда царь. Это заходило так далеко, что, например, нельзя было поручить одному из коллег судмордаю власть, а другому командование армией, но оба они одновременно творили в городе суд и одновременно отправлялись в армию; в случае столкновения решала очередь, измерявшаяся месяцами или днями. Впрочем, по крайней мере в том, что касается командования армией, сначала, быть может, и существовало некоторое разделение обязанностей, так, например, один консул мог выступить в поход против эквов, а другой против вольсков, но такое разделение не имело никакой обязательной силы, и каждый из двух соправителей имел право во всякое время вмешиваться в сферу деятельности своего коллеги. Поэтому в тех случаях, когда верховная власть сталкивалась с верховною же властью и один из соправителей запрещал делать то, что приказывал другой, всесильные консульские повеления отменялись одно другим. Это своеобразное — если не римское, то конечно латинское — учреждение двух конкурирующих между собою верховных властей в общем оправдало себя на практике в римском общинном быту; но ему трудно найти параллель в других более обширных государствах, оно, очевидно, было вызвано желанием сохранить царскую власть во всей юридической полноте и потому не раздроблять царскую должность и не переносить ее с одного лица на коллегию, а просто удвоить число ее носителей, чтобы в случае нужды они уничтожили власть друг друга. Для назначения срока послужило юридической точкой опоры прежнее пятидневное междуцарствие. Обычные начальники общины обязывались оставаться в должности не более одного года со дня своего вступления в нее, и по истечении этого срока их власть в силу закона прекращалась, точно так же как прекращалась власть итеррекса по истечении пяти дней. Вследствие такого срочного пребывания в должности консул лишался фактической безответственности царя. Хотя и царь никогда не стоял в римском общинном быту выше закона, но так как верховный судья не мог быть, по римским понятиям, призван к своему собственному суду, то царь мог совершать преступления, а суда и наказания для него не существовало. Напротив того, консула, провинившегося в убийстве или в государственной измене, охраняла его должность, только пока он в ней состоял; после того как он слагал с себя консульское звание, он подлежал обыкновенному уголовному суду наравне со всеми другими гражданами.

К этим главным и основным переменам присоединялись другие, второстепенные, ограничения, имевшие более внешний характер, тем не менее некоторые из них имели существенное значение. Вместе с отменой пожизненного пребывания у власти сами собою исчезали и право царя возлагать обработку его пахотных полей на граждан, и те особые отношения, в которых он находился к оседлым жителям в качестве их патрона. Кроме того, в уголовных процессах равно как при наложении штрафов и телесных наказаний, царь не только имел право производить расследование и постановлять решение, но также мог разрешать или не разрешать ходатайство осужденных о помиловании; а теперь было постановлено валениевым законом (500 г. до н.э.), что консул обязан подыскать апелляцию осужденного, если приговор о смертной казни или о телесном наказании постановлен не по военным законам; другим, позднейшим, законом (неизвестно, когда состоявшимся, но изданным до 451 г. до н.э.) это правило было распространено и на тяжелые денежные пени. Оттого-то всякий раз, когда консул действовал в качестве судьи, а не в качестве начальника армии, его ликторы откладывали в сторону свои секиры, до тех пор служившие символом того, что их повелитель имел право карать смертью. Однако тому должностному лицу, которое не дало бы хода апелляции, закон угрожал только бесчестием, которое было при тогдашних порядках в сущности не чем иным, как нравственным пятном, и самое большее вело лишь к тому, что свидетельское показание такого лишенного чести человека считалось недействительным. И здесь лежало в основе все то же воззрение, что прежнюю царскую власть невозможно ограничить юридическим путем и что стеснения, наложенные вследствие революции на того, в чьих руках находится верховная власть общины, имеют, строго говоря, только фактическое и нравственное значение. Поэтому и консул, действовавший в пределах прежней царской компетенции, мог совершить в приведенном случае несправедливость, а не преступление и за это не подвергался уголовному суду. Сходное с этим по своей тенденции ограничение было введено и в гражданское судопроизводство, так (как у консулов было, по-видимому, отнято — с самого учреждения их должности — право разрешать по их усмотрении? тяжбы между частными лицами. Преобразование уголовного и гражданского судопроизводств находилось в связи с общим постановлением относительно передачи должностной власти заместителю или преемнику. Царю принадлежало неограниченное право назначать заместителей, но он никогда не был обязан это делать, а консулы пользовались совершенно иначе правом передавать другим свою власть. Правда, прежнее правило, что уезжавшее из города высшее должностное лицо должно назначить для отправления правосудия наместника, осталось обязательным и для консулов и при этом даже не был применен к заместительству коллегиальный принцип, так как назначать заместителя должен был тот консул, который покидал город после своего соправителя. Но право передавать свою власть во время пребывания консулов в городе было, вероятно, при самом учреждении их должности ограничено тем, что в известных случаях передача власти была поставлена консулу в обязанность, а во всех других воспрещена.

На основании этого правила, как уже было замечено, совершилось преобразование всего судопроизводства. Консул конечно мог постановлять приговоры и по таким уголовным преступлениям, которые влекли за собой смертную казнь, но его приговор представлялся общине, которая могла утвердить его или отвергнуть; впрочем, сколько нам известно, консул никогда не пользовался этим правом, а быть может, даже скоро стал бояться им пользоваться и, вероятно, постановлял уголовные приговоры только в тех случаях, когда обращение к общине по каким-нибудь причинам исключалось. Во избежание непосредственных столкновений между высшим должностным лицом общины и самой общиной уголовная процедура была организована так, что высший общинный сановник оставался компетентным только в принципе, а действовал всегда через делегатов, назначать которых был обязан, хотя и выбирал их по собственному усмотрению. К числу таких делегатов принадлежали оба нештатных судьи по делам о восстаниях и о государственной измене (duoviri perduellionis) и оба штатных следователя по делам об убийствах (quaestores parricidii). Быть может, нечто подобное существовало и в эпоху царей на тот случай, когда царь поручал рассмотрение таких процессов своим заместителям; но постоянный характер последнего из вышеупомянутых учреждений и проведенный в них обоих принцип коллегиальности во всяком случае относятся ко временам республики. Последнее учреждение очень важно еще потому, что оно в первый раз дало двум штатным высшим правителям двух помощников, которых назначал каждый из этих правителей при своем вступлении в должность и которые, само собой разумеется, покидали свои места с его удалением; стало быть их официальное положение, как и положение высшего должностного лица, было регулировано по принципам несменяемости, коллегиальности и годичного срока службы. Конечно, это еще не была настоящая низшая магистратура в том смысле, в каком ее понимала республика, так как комиссары назначались не по выбору общины, но это уже был исходный пункт для учреждения тех низших служебных должностей, которые впоследствии получили столь многостороннее развитие. В том же смысле следует понимать отнятие у высших правителей права разрешать частные тяжбы, так как право царя поручать решение какой-нибудь отдельной тяжбы заместителю было превращено в обязанность консула удостовериться в личности тяжущихся, выяснить сущность иска и затем передать дело на решение им избранного и действующего по его указаниям частного лица. Точно так же и важное дело заведования государственной казной и государственным архивом хотя и было предоставлено консулам, но к ним были назначены штатные помощники если не тотчас вслед за учреждением их должности, то во всяком случае очень рано; этими помощниками были все те же два квестора, которые конечно должны были повиноваться консулам безусловно, однако без их ведома и содействия консулы не могли сделать ни шагу. Напротив того, в тех случаях, на которые не было установлено подобных правил, находившийся в столице глава общины был обязан действовать лично; так, например, при открытии процесса он ни в коем случае не мог назначить вместо себя заместителя.

Это двоякое ограничение консульского права действовать через заместителей было введено в сфере городской администрации и прежде всего по судопроизводству и по заведованию государственной казной. В качестве же главнокомандующего консул сохранил право возлагать на других или все свои занятия, или часть их. Это различие между правом передачи гражданской власти и правом передачи власти военной сделалось причиной того, что в области собственно общинного римского управления заместительство (pro magistratu) сделалось невозможным для должностной власти и чисто городские должностные лица никогда не заменялись недолжностными, между тем как военные заместители (pro consule, pro praetore, pro quaestore) были устранены от всякой деятельности внутри самой общины.

Право назначать преемника принадлежало не царю, а только интеррексу. Наравне с этим последним был поставлен в этом отношении и консул; однако в случае если он не воспользовался своим правом, то, как и прежде, вступал в должность интеррекс, так что необходимая непрерывность верховной должности неослабно поддерживалась и при республиканской форме правления. Однако это право консулов подверглось существенному ограничению к выгоде гражданства, так как консул был обязан получать от общины согласие на назначение намеченных им преемников, а затем назначать только тех, на кого указывала община. Вследствие этого стеснительного права общины предлагать кандидата в ее руки до некоторой степени перешло и назначение обычных высших должностных лиц; тем не менее на практике все еще существовало значительное различие между правом предлагать и правом формально назначать. Руководящий избранием консул не был простым распорядителем на выборах, а мог в силу своего старинного царского права, например, устранить некоторых кандидатов, мог оставить без внимания поданные за них голоса, а сначала даже мог ограничить выборы списком кандидатов, который был им самим составлен; но еще важнее тот факт, что когда представлялась надобность пополнить личный состав консульской коллегии вследствие избирания одного из консулов в диктаторы (о чем сейчас будет идти речь), то у общины не спрашивали ее мнения, и консул назначал своего соправителя, так же ничем не стесняясь, как интеррекс когда-то ничем не стеснялся в назначении царя. Принадлежавшее царю право назначать жрецов не перешло к консулам, а было заменено для мужских коллегий самопополнением, а для весталок и для отдельных жрецов назначениями от понтификальной коллегии, к которой перешла и похожая на семейный отцовский суд юрисдикция общины над жрицами Весты. Так как деятельность этого рода более удобна при ее сосредоточении в руках одного лица, то понтификальная коллегия, вероятно, впервые в ту пору поставила над собой председателя (pontifex maximus). Это отделение верховной культовой власти от гражданской (причем к упомянутому ранее «жертвенному царю» не перешла ни светская, ни духовная власть прежних царей, а перешел только титул), равно как совершенно не соответствующее общему характеру римского жречества выдающееся положение нового верховного жреца, отчасти похожее на положение должностного лица, составляют одну из самых замечательных и самых богатых последствиями особенностей государственного переворота, целью которого было ограничение власти должностных лиц в пользу аристократии.

Уже ранее было упомянуто о том, что и во внешнем отношении консул далеко уступал царю, внушавшему своим появлением почтение и страх, что консул был лишен царского титула и жреческого посвящения и что у его служителей был отнят топор; к этому следует присовокупить, что консула отличала от обыкновенного гражданина уже не царская пурпуровая мантия, а только пурпуровая кайма на плаще и что царь, быть может, никогда не появлялся публично иначе как на колеснице, между тем как консул был обязан следовать общему обыкновению и, подобно всем другим гражданам, ходить внутри города пешком. Однако все эти обычаи власти в сущности относились только к ординарным правителям общины. Наряду с двумя избранными общиною начальниками и в некотором отношении даже взамен их появлялся в чрезвычайных случаях только один правитель или военачальник (magister populi), обыкновенно называвшийся диктатором. На выбор диктатора община не имела никакого влияния; он исходил из свободного решения одного из временных консулов, которому не могли в этом помешать ни его коллега, ни какая-либо другая общественная власть; против диктатора допускалась и апелляция, но, точно так же как против царя, если он добровольно ее допускал; лишь только он был назначен, все другие должностные лица становились в силу закона его подчиненными. Нахождение диктатора в должности было ограничено двойным сроком: во-первых, в качестве сослуживца тех консулов, один из которых его выбрал, он не мог оставаться в должности долее их; во-вторых, было безусловно принято за правило, что диктатор не мог оставаться в своем звании долее шести месяцев. Далее, относительно диктатора существовало то своеобразное постановление, что этот «военачальник» был обязан немедленно назначить «начальника конницы» (magister equitum), который состоял при нем в качестве подчиненного ему помощника (вроде того, как квестор состоял при консуле) и вместе с ним складывал с себя свое звание; это постановление, без сомнения, находилось в связи с тем, что военачальнику, по всей вероятности как вождю пехоты, было запрещено садиться на коня. Поэтому на диктатуру следует смотреть как на возникшее одновременно с консулатом учреждение, главною целью которого было устранить на время войны неудобства раздельной власти и временно снова вызвать к жизни царскую власть. Именно во время войны равноправие консулов должно было внушать опасения, а о том, что первоначальная диктатура имела по преимуществу военное значение, свидетельствуют не только положительные указания, но также древнейшие названия этого должностного лица и его помощника, равно как ограничение его службы продолжительностью летнего похода и устранением апелляции. Стало быть, в общем итоге и консулы оставались тем же, чем были цари — высшими правителями, судьями и военачальниками, — и даже в том, что касается религии, не «жертвенный царь», назначенный только для сохранения царского титула, а консул молился за общину, совершал за нее жертвоприношения и от ее имени узнавал волю богов при помощи сведущих людей. Сверх того на случай надобности была удержана возможность во всякое время восстановить вполне неограниченную царскую власть, не испрашивая на то предварительного согласия общины, и вместе с тем устранить стеснения, наложенные коллегиальностью и особыми ограничениями консульской компетенции. Таким образом, те безымянные государственные люди, которые совершили эту революцию, разрешили чисто по-римски, столь же ясно, сколь и просто, задачу сохранения царской власти в юридическом отношении при фактическом ее ограничении.

Источник: http://history.ya1.ru/?p=83

Ответить

Фотография ksiusha ksiusha 07.01 2010

интересная история.... Октавиан Авгут тоже сиграл не мало важную роль в истории Рима )
Ответить

Фотография konde konde 30.03 2010

/интересная история.... Октавиан Авгут тоже сиграл не мало важную роль в истории Рима/;

- Во время спектакля в котором главную роль все же исполнял Сенат Римский! Высший Законодательный Орган государственности римской которому диктовать свои условия не смогли даже и августы империи Константин Великий или Траян.
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 30.03 2010

/интересная история.... Октавиан Авгут тоже сиграл не мало важную роль в истории Рима/;

- Во время спектакля в котором главную роль все же исполнял Сенат Римский! Высший Законодательный Орган государственности римской которому диктовать свои условия не смогли даже и августы империи Константин Великий или Траян.

Вот они не могли, а Калигула своего коня сделал сенатором :rolleyes:
Ответить

Фотография konde konde 05.04 2010

/Вот они не могли, а Калигула своего коня сделал сенатором/;

- Вы "сказание" не читали про то, как Екатерина Великая жеребца себе женихом сделала? Сенат же вы утверждаете что был никем. То анекдоты, на которых кстати историки присматриватся не обязаны. Об положении же Сената в государстве, не только в Римском но и в Российском тоже, указывает переписка Екатерины Великой Романовой с Волтером. Поинтересуитесь какой ответ дала "матушка Российской империи" французу, на его предложение отменить крепостничество в ее империи. Про то что Константин Великий не мог принудить Сенат Римский покинуть город Рим я кажется давал уже.
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 05.04 2010

/Вот они не могли, а Калигула своего коня сделал сенатором/;

- Вы "сказание" не читали про то, как Екатерина Великая жеребца себе женихом сделала? Сенат же вы утверждаете что был никем. То анекдоты, на которых кстати историки присматриватся не обязаны. Об положении же Сената в государстве, не только в Римском но и в Российском тоже, указывает переписка Екатерины Великой Романовой с Волтером. Поинтересуитесь какой ответ дала "матушка Российской империи" французу, на его предложение отменить крепостничество в ее империи. Про то что Константин Великий не мог принудить Сенат Римский покинуть город Рим я кажется давал уже.

Чушь несусветная. Вы елду коня когда-нибудь видели? В среднем сантиметров 60, и половины бы хватило, чтобы брачная ночь стала первой и последней. Так что не повторяйте чужие глупости.
И можно поговрить о крепостничестве, но разница между римским и русски сенатом не меньшая, чем между русским/римским и американским.
Ответить

Фотография konde konde 07.04 2010

Я сравнил сенаторство коня Казлигулы даное официально с жеребцом Екатерины который дан нам грешным в анекдоте, а вы так и не поняли о чем Конде толкует.
Ответить

Фотография bobinnick bobinnick 05.05 2010

Со времен Тарквиниев и до времен Гракхов призывным кличем римской партии прогресса было не ограничение государственной власти, а ограничение власти должностных лиц, и при этом никогда не терялось из виду, что народ должен не управлять, а быть управляемым

Я на этих форумах недавно, а ваш пост, Алиса, выложен почти полтора года назад, потому так запоздало решил высказать свои соображения (а точнее – рассуждения, навеянные темой) . Тема власти в Древнем Риме всегда интересна. И в какой-то мере – вечная. Мы вглядываемся в прошлое, чтобы понять настоящее, хотя задача историка – обратная: понять то время, стараясь не примешивать современное мировоззрение.

Мне не понятна суть этой статьи: то ли показать консульскую власть как царскую – фактически, но формально демократическую, то ли прямо наоборот: царская власть консулов - формальна, фактически – демократическая.

Как видите, с моей точки зрения, статья явно противоречивая и я постараюсь сейчас объяснить почему. Нельзя рассматривать консульскую власть вне всей системы римской структуры власти. Если мы говорим о выборности консулов, то должны также рассмотреть, какие именно ещё государственные должности выбирались голосованием, какие – назначались и, наконец, социальный состав выборщиков. Последнее имеет основополагающую роль, потому что возможность войти во власть – главный камень преткновения в Древнем Риме. Именно здесь сталкивались интересы между патрициями и плебеями, между нобилитетом и рядовыми гражданами, между императорской семьей и «институтом» усыновления. У кого-то из историков прочитал мысль, которая схожа с окончанием приведенного отрывка из вашей статьи: «Римляне любили управлять, но могли также и подчиняться». Другими словами: быть управляемым можно только в том случае, когда понимаешь, что значит и управлять. Именно в этом заключен главный принцип римской власти в доимперский период.

Так как я всего лишь любитель истории, то помогать мне будут книга Ковалева «Древний Рим» и Полибий (которого я читал, к сожалению, только в переводе, так как не знаю латинского языка до такой степени, чтобы читать самостоятельно).

«Из 200 консулов за период с 234 по 133 года, 92 были из плебеев и 108 – из патрициев. Из этого количества 159 консулов принадлежали только к 26 родам: 10 патрицианским и 16 плебейским».
Как видите, звание «царя» удостаивались хоть ограниченная, но довольно широкая прослойка римского общества. Возможно, что выбор именно двух консулов был некогда связан с противостоянием лишь двух родов, но, в любом случае, как видно из приведенных данных, консулами становились представители самых разных родственно-родовых слоев. Царская же власть в подавляющем числе случаев основана на одном роде, в котором право наследование играет основополагающую роль.

Но, наверно, самое важное различие аналога царской власти в Риме – это строгая подотчетность «царей» Рима, консулов, после окончания срока действия их полномочий. Их могли запросто судить и даже приговорить к смертной казне (что, кажется, никогда не было, хотя бывали приговоры не столь жестокие, но «болезненные»). Это было также всеобщее правило. И здесь важно отметить те должности, которые ему не подчинялись: указанный вами междуцарь – интеррекс (впрочем, он назначался на крайне короткий срок всего лишь на пять дней) и цензор.

Последняя должность для меня остается загадочной и непонятной. В имперский период, она была присвоена лично императором, уже самым первым – Октавием. Но в республиканский период, цензор ни в коем случае не был связан с консульской властью, хотя он её, в конечном итоге, определял. Ибо именно цензор составлял список состава сената, который в свою очередь и выдвигал претендентов на консульские должности. Цензор, таким образом, выступал в роли серого кардинала (понятно, более позднее выражение) и от его выбора или действий зависела вся политика государства на ближайшие пять лет (срок выбора цензора. Кстати и тем не менее полномочия цензора кончались спустя полтора года).

Я также согласен с Ковалевым, когда он в своей книге говорит, что многочисленность различных собраний фактически нивелировали саму суть демократической власти. Ведь наравне, с трибутными (основное народное собрание), действовали военные – центуриатные и даже устаревшие – куриатные комиции. А, если учесть ещё и сенат, то политика такой системы власти зачастую выражала не народные требования и чаяния, а сложные, порой подлые приемы и цели её политических деятелей.

И всё же это была демократическая система власти, где каждый (имеется в виду, обладающий соответствующими правам и средствами) мог добиться самых честолюбивых стремлений. Причем, и это является главной идеологией Рима, через служение государственным интересам и задачам. Конечно, злоупотреблений было множество, но было и желание сделать своё государство более сильным и чтобы оно получило нужные ему преимущества. Как в известном нашем старом сериале, когда хозяин берет на работу, точнее – к нему на работу просится один покалеченный бывший военный. И хозяин спрашивает: «Наверно, воровать будешь?». На что, тот честно отвечает: «Не без этого. Но если сворую на копейку, то уж рубль твой сберегу точно». Если бы я попытался кратко охарактеризовать римскую систему власти, то лучше указанных слов, не нашел бы…

Наконец, римская система власти, несмотря на известный кризис, который привел к её реформации в имперскую форму, оказалась очень стабильной в те жестокие времена. Ведь после ужасных по своим потерям поражений от Ганнибала (погибли многие сенаторы, трибуны и государственные руководители), Рим не только встал, но и сумел в конечном итоге победить в войне, где им противостоял талантливый и сильный противник. Будь в Риме царская власть, я убежден, он потерпел бы сокрушительное поражение.
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 05.05 2010

Я сравнил сенаторство коня Казлигулы даное официально с жеребцом Екатерины который дан нам грешным в анекдоте, а вы так и не поняли о чем Конде толкует.

А вы толкуйте понятнее, так оно проще :D
и для вас и для остальных. Готов спорить, что размеры вы не знали :)
Ответить

Фотография konde konde 06.05 2010

1) /А вы толкуйте понятнее, так оно проще и для вас и для остальных./;

- Если вы не понимаете тогда, за чем вообще беретесь спорить об непроверенных данных даже если они и утверждены кем-то как "официальная ссылка"? Государство без закона и без высших органов правления обнародавовших законы уже не есть государство. В римском государстве высшим органом законодательным всегда был Сенат заседавший в городе Риме и ему командовать не смог даже и Константин сын Констанция, хоть официально и утверждаются какие-то басни, на самом деле путают высшие законодательные органы римлян и гетов; Сенат Римский и Синклит Византии. Путают так же как и вы "готов" с германцами! В империи римской после соглашения заключеного между Октавианом и Сенатом, год надеюсь вы знаете, первым лицом в государстве не был ни Сенат ни август действия их обоих будучи согласованы; август выдвигал решения или проекты сенат уже утверждал, сенат принимал законы август обязан был их чтить, в случае каприза августа был инструмент который подчинялся непосредственно сенату который и "усмирял" августа - преторианцы. Последние были и при республиканском строе тоже. Смотрите не путайте кесаря с августом, второй в империи был один так как и диктовало соглашение между Октавианом и Сенатом, втотрой мог иметь ранг от кесарая и до герцога и даже и маркиза, я имею ввиду ранги эти по византийской геральдике корон. В составе Сената Римского при "любителе коневодства" входили патриции, каждый из которых имел право "вето" на любое решение августа; субьекта который они как "сенат" и выбирали и утверждали, и они сенаторы римские не могли не понимать что если Сенат утвердит, узаконит решение обьявить коня сенатором то, этой "кобылой" предстанет в мире каждый из них.
У Екатерины уже было немало врагов, правами она кстати обладала теми же что и август Римской империи, о чем и призналась в одном письме Волтеру. Среди врагов царицы есть и много из народа, обиженые тем что их бог не родил боярина, от обиженых таких и продукт жирный именуемый "анекдот". Подерживают сей про Екатерину уже те которые и мечтають стать такими как оной екатериновский... жеребец! Слава богу что динозавров во время Екатерины не было а то, и их бы вы утвердили в Зимнем как "жеребцов" для царицы.

2. С bobinnick-им во многом согласен, и если будет время поспорю с удовольствием с трезворасуждающим человеком.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 12.09 2018

II. Падение царской власти и его последствия

 

Если отцы-основатели Республики надеялись продолжить дела с той точки, где их закончил Тарквиний, то они, скорее всего, были весьма разочарованы. Как оказалось, падение монархии сопровождалось сдвигами, которые поставили под угрозу доминирующее положение Рима и глубоко затронули политические взаимоотношения всех народов центральной Италии. При этом, однако, нам не совсем ясно, являлись ли эти сдвиги причиной или следствием изгнания Тарквиния. Сами эти события реконструировать весьма сложно, да и понять их должным образом мы не можем. Причиной подобных трудностей является то, что аристократическая традиция Республики, с ее пресловутой ненавистью к царской власти, преобразовала память о рассматриваемых событиях в рассказ о героической борьбе римского народа за свою новообретенную свободу против неоднократных попыток Тарквиния вернуть себе трон.

 

Как сообщают нам древние авторы, изгнанный царь поначалу обратился к жителям Вей и Тарквиний и убедил их вторгнуться на римскую территорию. Конец этому вторжению положила битва у Арсийского леса, в которой римляне, несмотря на гибель своего консула Л. Брута, одержали решительную победу. После этого Тарквиний бежал к Ларсу Порсенне, царю Клузия. Тот выступил в поход на Рим и осадил его, расположившись лагерем на Яникуле, однако героизм Горация Коклеса, Муция Сцеволы и девы Клелии убедили Порсенну смилостивиться и, отступив от Рима, направить свои силы против латинского города Ариции. Впрочем, эта экспедиция закончилась неудачей – этруски были разбиты латинами и их союзниками из греческого города Кумы. После этого Тарквиний прибег к помощи своего зятя, Октава Мамилия из Тускула, который сумел заручиться поддержкой Латинского союза и возглавил всеобщее восстание против Рима. Наконец, после поражения Мамилия и латинов в битве у Регилльского озера (499 или 496 г. до н.э.) Тарквиний нашел убежище у Аристодема Кроткого10b, тирана Кум, который командовал {315} войском, пришедшим на помощь латинам в борьбе против Ларса Порсенны. Будучи изгнанником при дворе Аристодема, последний римский царь завершил свой земной путь в консульство Аппия Клавдия и Публия Сервилия (495 г. до н.э.: Ливий. II.21.5).

 

Эта романтическая история, без сомнения, является очень интересной, но не очень убедительной в качестве исторического повествования. Впрочем, это не значит, что сами описываемые события исторически недостоверны. Например, почти однозначно достоверным следует признать поход Ларса Порсенны – несмотря на попытки некоторых исследователей доказать обратное11. Археологические исследования свидетельствуют, что в конце VI в. до н.э. довольно многие поселения южной Этрурии были разрушены или покинуты жителями, а это, в свою очередь, вероятно, указывает на некие бурные события, произошедшие на данной территории в рассматриваемый период. Еще более надежным свидетельством в пользу вышеупомянутой точки зрения является рассказ Дионисия Галикарнасского о жизни и деяниях Аристодема Кумского, который, как показали недавние исследования, был почерпнут из независимого греческого источника (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VII.3–6)12. В этом весьма примечательном повествовании, которое в конечном счете восходит, вероятно, к местной традиции Кум, описывается победа Аристодема над этрусками в битве при Ариции и дается ее точная дата (504 г. до н.э.).

 

Биография Аристодема подтверждает то, что и так можно было бы заподозрить: отведя изгнанному Тарквинию центральную роль, римские авторы исказили истину. На самом деле смена политического строя в Риме представляла собой лишь один элемент более сложного и чреватого серьезными последствиями комплекса событий. Особенно обманчивой выглядит трактовка роли Ларса Порсенны в вышеупомянутом предании. Данное заключение основано на том, что некоторым авторам была известна и иная традиция, согласно которой римляне сдались Порсенне и были вынуждены принять весьма унизительные условия мира (Тацит. История. III.72; Плиний Старший. Естественная история. XXXIV.139). Если это действительно было так – а понять, зачем кому-то могло понадобиться выдумывать что-то столь выбивающееся из общей картины, достаточно сложно, – то нам будет легче объяснить весьма странную историю о том, что после разгрома при Ариции уцелевшим воинам Порсенны было предоставлено убежище в Риме (Ливий. II.14.8–9). С другой же стороны, это ставит под большое сомнение общепринятую версию рассказа об установлении Республики, и для нас становится невозможным поверить в то, что основной целью Порсенны было восстановление Тарквиния в прежних правах. Более того, некоторые исследователи даже предполагают, что Порсенна, вместо того чтобы пытаться вновь посадить Тарквиния на римский трон, на самом деле отстранил его {316} от дел и либо правил вместо него, либо установил марионеточный режим («консулов») для управления городом от своего имени13. Впрочем, как бы то ни было – а точные подробности сейчас восстановить не представляется возможным, – пребывание Порсенны в Риме не могло быть долговременным и мы можем с достаточно большой долей уверенности предположить, что после битвы при Ариции царская эпоха окончательно подошла к концу.

 

Довольно запутанный рассказ о свержении царя Тарквиния и связанная с ним история о нападении Ларса Порсенны на Рим особенно остро ставят общий вопрос об отношениях Рима с этрусками в период архаики. Стандартная интерпретация, которую можно найти в работах большинства современных исследователей, заключается в том, что изгнание царей ознаменовало конец периода этрусского владычества в Риме и возвращение римлянами своей независимости. Согласно наиболее радикальной версии данной теории, авантюра Порсенны представляла собой лишь последний эпизод в целой серии этрусских вторжений, в результате которых Рим попадал под власть различных этрусских городов14. Эти вторжения, возможно, представляли собой составную часть более широкого процесса экспансии на территории Италии, который привел к образованию этрусской «империи», простиравшейся от долины реки По до Салернского залива. Захватив Рим, этруски получили контроль над очень важной переправой через Тибр и после того, как этот стратегический пункт был закреплен за ними, смогли продолжить продвижение в сторону Кампании, где, вероятно, во второй половине VI в. до н.э. их власть была установлена в уже существовавших на тот момент поселениях: Капуе и Ноле.

 

Естественным выводом из данного тезиса является то, что падение римской монархии в конце VI в. до н.э. разорвало связь между Этрурией и этрусскими поселениями в Кампании и в конечном итоге послужило одной из основных причин их упадка. Данный процесс был усугублен разгромом войска Порсенны при Ариции и – несколько позднее – уничтожением этрусского флота Гиероном Сиракузским в битве при Кумах в 474 г. до н.э. (Диодор Сицилийский. XI.51; Пиндар. Пифийские песни. I.72). Завершающий же удар нанесли говорившие на оскских языках горцы, разорившие Кампанию в 20-х годах V в. до н.э. (см. далее, с. 344 сл. наст. изд.).

 

Конечно, того, что при Тарквиниях Рим являлся в некотором смысле этрусским городом, всерьез отрицать нельзя. Так, результатом этрусского влияния – по крайней мере отчасти – был процесс урбанизации, начавшийся во второй половине VII в. до н.э., да и воздействие этрусских идей на развитие римских религиозных культов, политических институтов и социальных обычаев было весьма далекоидущим. Следует отметить, что римские авторы не пытаются скрыть этот факт – наоборот, {317} основную массу свидетельств подобного рода мы получаем именно из письменных источников. Впрочем, археологические находки также демонстрируют, что в плане материальной культуры Рим относился к миру этрусских городов.

 

Однако из того, что Город находился под культурным влиянием этрусков, совсем необязательно следует, что они играли преобладающую роль в его политической сфере. Предположение о том, что в период архаики Город пребывал под иноземным владычеством, никак не подтверждается ни письменными, ни археологическими источниками. Катон Старший, вероятно, писал о том, что «некогда почти вся Италия пребывала под властью этрусков» (Начала. Фрг. 62P; ср.: Ливий. I.2.5; V.33.7–11), но при этом он, безусловно, вовсе не имел в виду, что под властью этрусков находился Рим, – из контекста ясно, что приведенные выше слова относятся ко временам легендарного Метаба, современника Энея, и, соответственно, не имеют отношения к вопросу о положении Рима в архаическую эпоху15.

 

Широко обсуждаемое представление о том, что этрускам было необходимо контролировать Рим и другие латинские города, дабы обеспечивать себе прямой сухопутный маршрут к своим колониям в Кампании, представляет собой современный миф. Убедительных доказательств того, что этрусским поселениям в Кампании обязательно требовалось сохранять прямую связь с метрополией, у нас нет. Намного более правдоподобной представляется гипотеза о том, что во времена правления Тарквиниев Рим представлял собой самостоятельную силу, но при этом живите в нем этруски играли доминирующую роль в политике и управляли городом в интересах Этрурии. Так, некоторые исследователи утверждают, что «присутствие у власти этрусского рода вполне могло способствовать контролю этрусков над сухопутным маршрутом, ведущим в Кампанию»16. Подобное утверждение было бы безупречным, если бы мы могли доказать истинность его исходной предпосылки, однако у нас нет никаких свидетельств «проэтрусского» характера внешней политики Тарквиниев. Как мы уже увидели, согласно древней исторической традиции, они правили как независимые цари Рима и неоднократно воевали с этрусскими городами. Кроме того, мы совсем необязательно должны предполагать, что тот переворот, который привел к изгнанию Тарквиниев, повлек за собой изменения в римской политике по отношению к этрускам, да и доказательств подобных изменений у нас тоже нет.

 

Что касается внутренней политики, то мы должны обратить внимание на то, что Тарквинии, судя по всему, едва ли оказывали жившим в Риме этрускам какое-то особое покровительство и при этом притесняли другие группы населения. Ни в одном из институтов, учреждение {318} которых приписывается Тарквиниям (или Сервию Туллию), не заметно никаких следов дискриминации по этническому признаку. Попытки доказать, что характерные для архаической эпохи социальные различия – например, между патрициями и плебеями – были основаны на различиях этнического характера, ставятся современными исследователями под сомнение17. Говоря короче, этрусское происхождение рода Тарквиниев совсем необязательно указывает на то, что римский правящий класс целиком или преимущественно состоял из этрусков.

 

Недавние исследования показали, что этнический состав населения архаического Рима был весьма пестрым и что между различными этническими элементами на всех социальных уровнях наблюдалось весьма сложное взаимодействие. Данная ситуация, подробно проанализированная в серии работ К. Амполо18, оказалась возможной благодаря высокой степени горизонтальной социальной мобильности, которая была характерна для всех общин тирренской центральной Италии в эпоху архаики. Наиболее важные свидетельства в пользу данного предположения мы вновь получаем из литературной традиции. Римляне, жившие в более поздние времена, очень хорошо осознавали свое смешанное происхождение и считали несомненным преимуществом тот факт, что их предки были готовы принимать в свои ряды чужеземцев. В исторической традиции зафиксировано множество случаев, когда отдельные лица или их группы переселялись в Рим и входили в состав правящей элиты. Сюда относятся и цари Тит Таций и Нума Помпилий, и авантюрист Мастарна из Вульчи, и Атт Клавз, основоположник рода Клавдиев. Но, конечно, для римлян наиболее ярким примером готовности их предков принять в свои ряды чужеземных переселенцев являлась именно история о семействе Тарквиниев.

 

Согласно сочинениям древних авторов, Тарквиний Древний перебрался в Рим со своей женой и семьей, так как знал, что это место, где принимают каждого и где есть возможность достичь большого успеха. Если же говорить об изгнании Тарквиния Гордого, то оно сопровождалось выдворением из города не всех этрусков, а только представителей его рода. Так, Ливий пишет, что «Брут по решению сената предложил народу объявить изгнанниками всех, принадлежащих к роду Тарквиниев» (Ливий. II.2.11. Пер. Н.А. Поздняковой). Подобные рассказы полностью согласуются с моделью «открытого» общества, в котором отдельные лица и их группы могли свободно перемещаться с одного места на другое без какой-либо потери прав или общественного положения. Данное явление фиксируется не только в Риме, но и в ряде других мест. История о коринфянине Демарате, предположительно – отце Тарквиния Древнего, который переселился из Коринфа в Тарквинии, представляет собой точную параллель рассказу о переселении самого Тарквиния в Рим. {319} Еще один пример – это Кориолан, римлянин, который ушел из Рима к вольскам и стал их предводителем. В свете данных примеров, судя по всему, не столь уж невероятной представляется и история о Сексте Тарквинии – младшем сыне тирана, который обманом сумел добиться высокого положения в Габиях (Ливий. I.53–54).

 

При этом для нас совершенно не важно, являются ли эти истории полностью правдивыми. Самое главное – это то, что они отражают одну из подлинных черт архаического общества центральной Италии. Так, на территории этрусских городов обнаружен целый ряд надписей, свидетельствующих о том, что там жили семейства греческого, латинского и италийского происхождения, занимавшие весьма высокое положение в обществе19. На то же самое явление в Риме указывают консульские фасты, демонстрирующие, что в первые годы Республики должность высшего магистрата неоднократно занимали представители семейств, переселившихся в город из других мест. Кстати, именно присутствие этрусских имен в списках консулов Ранней Республики доказывает, что падение царской власти не повлекло за собой массового изгнания этрусков из Рима, а археологические данные демонстрируют, что этрусское культурное влияние непрерывно сохранялось в Городе и на протяжении значительной части V в. до н.э.

 

Все эти факты хорошо согласуются с литературной традицией, которая не содержит решительно никаких намеков на какую-либо антиэтрусскую реакцию во времена падения монархии. История о том, что после своего изгнания Тарквиний получил помощь от Октава Мамилия и латинов (версия, гораздо более правдоподобная, чем та, которая делает Тарквиния протеже Ларса Порсенны), представляет собой еще одно свидетельство того, что анализируемые события не следует рассматривать как симптомы более широкого этнического конфликта между этрусками и латинами. В действительности у нас нет веских причин сомневаться в словах древних авторов о том, что римляне свергли Тарквиния Гордого не потому, что он был этруском, а потому, что он был тираном. В последующие периоды своей истории римляне всегда ненавидели даже саму идею царской власти, но при этом в римской исторической традиции нет никаких следов каких-либо предубеждений против этрусков как таковых20.

 

Если падение монархии и не являлось симптомом общего упадка власти этрусков в центральной Италии, оно всё же имело весьма далекоидущие последствия для внешних связей Города. Наиболее важным из этих последствий было крушение римского владычества в Лации и последующая реорганизация Латинского союза в начале V в. до н.э. При этом, однако, нам не совсем ясно, каким образом подобные изменения {320} могли быть вызваны сменой политического строя в Риме, которая с первого взгляда вполне может показаться чисто внутренним делом.

 

На вопрос о том, как соседи Рима могли отреагировать на установление Республики, мы едва ли можем ответить хоть с какой-нибудь степенью уверенности, поскольку очень мало знаем об их внутриполитическом и конституционном устройстве. Впрочем, некоторые исследователи пытаются доказать, что в рассматриваемый период царская власть находилась под угрозой везде, и в конце VI – начале V в. до н.э. республиканские режимы устанавливались по всей центральной Италии – как в Лации, так и в Этрурии21. К сожалению, эта весьма привлекательная теория не может быть подкреплена хоть сколько-нибудь развернутыми доказательствами. Хотя мы едва ли можем сомневаться в том, что в конечном итоге республиканское правление было установлено во всех городах центральной Италии, о которых известно хоть что-нибудь, и в том, что с начала IV в. до н.э. следы монархического устройства уже не фиксируются нигде, подробности данного процесса совершенно неясны.

 

В сохранившихся трудах древних авторов мы находим очень мало указаний на существование царской власти в латинских городах (применительно к периоду после разрушения Альба-Лонги цари вообще не упоминаются), и это, скорее всего, указывает на то, что в VI в. до н.э. во главе латинских общин стояли аристократы. В Этрурии же нам известны монархии, сохранявшиеся и на протяжении значительной части V в. до н.э., – например, в Цере и Вейях. Более того, Вейи управлялись царями даже на момент захвата города римлянами в 396 г. до н.э. Кроме того, мы можем отметить, что институт тирании в греческих городах Сицилии и южной Италии просуществовал дольше, чем собственно в Греции, и, в основном, начал исчезать лишь с середины V в. до н.э.

 

Наиболее вероятным нам представляется предположение о том, что политический переворот в Риме вызвал в соседних государствах самую различную реакцию. Кое-кто вполне мог воспользоваться представившейся возможностью и последовать примеру римлян, изгнав своих собственных правителей, – и действительно, у Ливия мы читаем о том, что жители Габий убили Секста Тарквиния, как только до них дошли известия о перевороте, который произошел в Риме (Ливий. I.60.2). С другой стороны, кое-где можно было ожидать и враждебной реакции – прежде всего в тех местах, где Тарквиниям удалось установить хорошие отношения с местными правящими семействами – например, в Тускуле, где зять Тарквиния Гордого Октав Мамилий попытался организовать восстание против Рима (что важно – ни в одном из источников Мамилий не описывается как царь Тускула). При этом в большинстве случаев латины, судя по всему, были весьма рады перспективе освобождения от римского владычества, которая открылась перед ними в результате падения Тарквиниев.

 

Согласно наиболее правдоподобной реконструкции, восстание латинов представляло собой продолжение их организованного {321} сопротивления силам Ларса Порсенны, который, ненадолго захватив Рим, временно изолировал его от остальной части Лация и внес определенный вклад в падение Тарквиниев. Связь между Тарквинием Гордым, Октавом Мамилием и Аристодемом Кумским имела политический смысл потому, что все они являлись не только приверженцами идеи царской власти, но и противниками Ларса Порсенны. Битва же при Ариции, а также уход и Порсенны, и Аристодема из Лация подготовили почву для конфликта между Римом и остальными латинами, в ходе которого римляне попытались вернуть свое былое влияние, а латины оказали им упорное сопротивление. У нас нет причин сомневаться в том, что Тарквиний Гордый был непосредственно вовлечен в эти события, хотя вполне вероятно, что его роль была второстепенной.

 

По сообщениям древних авторов, точка в упомянутом выше конфликте была поставлена битвой у Регилльского озера в 499 или 496 г. до н.э. (Ливий. II.21.3–4), в которой римляне под командованием диктатора А. Постумия Альба одержали весьма знаменательную победу. Через несколько лет после этой битвы (согласно традиционной точке зрения, в 493 г. до н.э.) между Римом и латинами был заключен договор, который последующим поколениям стал известен как «foedus Cassianum» (так как от имени римлян его подписал консул Сп. Кассий) и определил формальные отношения между сторонами на следующие полторы сотни лет. Но перед тем, как рассматривать условия этого договора, необходимо уделить некоторое внимание предшествующей истории Латинского союза. {322}

 

 

10b По-гречески «Малак». В оригинале употреблено слово «Effeminate» («изнеженный, женоподобный»), однако в русскоязычной традиции принят перевод «Кроткий»; см., напр.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности. VII.2.4 (Пер. А.М. Сморчкова). – В.Г. {315}

 

11 Werner 1963 [A 134]: 381.

 

12 Alföldi 1965 [I 3]: 55 сл.; Momigliano 1966 [A 84]: 664 сл.; Gabba 1967 [B 63]: 144 сл.; Cornell 1974 [B 32]: 206 сл. {316}

 

13 Ed. Meyer 1907–1937 [A 79] III: 752, примеч. 1; ср.: Alföldi 1965 [I 3]: 77; см. выше, с. 219 наст. изд.

 

14 Напр.: Homo 1927 [A 66]: 115; Alföldi 1965 [I 3]: 206 слл.; Heurgon 1975 [A 64]: 140–141. {317}

 

15 Colonna 1981 [F 15]: 159. Те же самые соображения относятся и к пассажу Катона (Начала. Фрг. 12P), по поводу чего см.: Momigliano 1967 [I 144]: 213 (= Idem. Quarto Contributo: 492–493).

 

16 Ridgway 1981 [J 103]: 31. О приведенной в основном тексте точке зрения см.: Colonna 1981 [F 15]: 165. {318}

 

17 Об истории этого вопроса см.: Richard 1978 [H 76]: 27 слл.; Momigliano 1977 [H 63]: 10 слл. (= Idem. Sesto Contribute: 480 слл.).

 

18 Ampolo 1970–1971 [G 2]: 37–68; 1976–1977 [G 3]: 333–345; 1981 [G 4]: 45–70. {319}

 

19 Ampolo 1976–1977 [G 3]: 333 слл.

 

20 Справедливости ради надо отметить, что некоторые исследователи рассматривают данную проблему с иной точки зрения. Напр., Д. Мусти (D. Musti 1970 [B 119]) утверждает, что в дошедших до нас сочинениях древних авторов теснейшим образом переплелись про– и антиэтрусские течения. Однако лично я этих течений не вижу. {320}

 

21 Напр.: Mazzarino 1945 [F 47]. {321}

 

Кембриджская история древнего мира. Т. 7, кн. 2: Возвышение Рима: от основания до 220 года до н.э. / Под ред. Ф. – У. Уолбэнка, А. – Э. Астина и др.; пер. с англ., подгот. текста, заметка «От переводчика», примеч. В.А. Гончарова. М.: Ладомир, 2015. С. 315–322.
 
Ответить