←  Краеведение

Исторический форум: история России, всемирная история

»

История Кубани

Фотография Стефан Стефан 23.08 2020

Исходный метропольный культурный фонд на Кубани не оставался неизменным. На протяжении почти всего XIX столетия шла его активная адаптация к новой среде в границах Кубанской области и Кубанского казачьего войска. То есть шёл процесс складывания ещё одной локальной восточнославянской (кубанской) культурной традиции. Процесс этот сложный и многоэтапный. На первом этапе шло формирование двух основных этнических/этнографических групп: русской (линейное казачество) и украинской (черноморское казачество). На втором, начиная примерно с середины XIX в., определяющими становятся консолидационные процессы, приведшие к образованию субэтноса «кубанское казачество» [9].

 

В области культуры в это время наблюдаются такие явления как селекция и редукция – отбор из метропольных традиций тех элементов, которые соответствуют, функциональны в новых условиях, и выпадение, отказ от тех, которые оказываются «избыточными».

 

Например, в условиях Кубани редуцируются донские былинные песни. Или, как писал, несколько сгущая краски, один из корреспондентов «Кубанских областных ведомостей»: «В бывшей Черномории не услышите песен про славных гетманов Богдана, Дорошенко… Чуждый элемент принёс и чуждые песни. В этих песнях перепутано старое с новым, понятия жителей одного края – с понятием жителей другого края… и в этих песнях слова малороссийские, белорусские и великорусские смешаны… Бытовые песни – чумацкие, рыбацкие и прочие – исчезают, заменяясь вульгарными, “висильни” песни изменяют свой мотив и содержание и уже не имеют того значения, какое прежде имели» [10]. В данной цитате отражены процессы не только первого (редукция, селекция), но и второго этапа, когда в пределах области и войска протекали ассимилятивно-консолидационные процессы, которым, в культурном отношении, сопутствуют взаимообмен, заимствования в различной форме и создание новых, собственно кубанских культурных текстов в их различных формах и модификациях. {313}

 

Консолидация и сопутствующие ей культурные трансформации проявлялись во всех сферах жизнедеятельности кубанского казачества: занятия и материальная культура, соционормативная и обрядовая формы, фольклор [11].

 

Причём взаимодействие и взаимопроникновение происходило в различных видах. Если в качестве примера взять песенный фольклор, то это могли быть прямые, без перевода на диалект, заимствования. Второй вариант развития кубанской традиции – заимствования с полным или частичным переводом на свой диалект. Во многих станицах, в т.ч. в станице Воронежской, например, таким образом адаптировался календарно-обрядовый цикл, в Новорождественской – свадебный фольклор.

 

Ещё одна форма взаимодействия различных метропольных традиций – создание контаминированных текстов: часть на «русском», часть на «украинском».

 

Особый интерес представляют так называемые параллельные тексты – варианты одного и того же сюжета на различных языковых диалектах. Например, линейная походная и «проводная» (проводы на службу): «Да в саду дерево цветёть, / Да казак у поход идёть, / Ой, раз-два, горе не беда, / Да казак у поход идёть…», и черноморская: «Ой, туман яром котыц(ц)я, / Парню гулять хочиц(ц)я, / Ой, горэ, горэ – ны бида, / Парню гулять хочиц(ц)я…», а также многие другие тексты: «Как на той горе, / Шёлковой траве», «Ой, на той гори, / Шовковой трави…» и др. [12].

 

Очень плотный пласт в традиционной культуре кубанского казачества составляют те культурные «тексты», которые создавались на Кубани уже в новом географическом и этносоциальном, историческом пространстве. Они крайне разнообразны – устные рассказы и легенды, былички и детские игры, обряды, связанные с окончанием ломки/папушовки табака и сбора винограда, песенный и танцевальный фольклор. Например, танцы «Шамиль» и «Казачий вальс», песни «В горах скалистых ще й обшырних», «За Кубанью огонь горит», «Закубанский казак у поход собираицца» и многие другие, относящиеся к концу XVIII – началу XX веков [13].

 

Одним из важнейших факторов, влияющих на специфику той или иной культурной традиции и ведущих к образованию внутри системы субкультур, являются основные занятия. Виды деятельности в среде кубанского казачества на протяжении XVIII–XIX веков пополнялись и усложнялись, что не могло не влиять на состав и особенности его культуры. На протяжении всей истории основным занятием кубанского казачества, как и других казачьих сообществ, являлось военное ремесло. Военная служба как сугубо мужское занятие способствовала {314} выработке особых форм культуры, ярко выраженной мужской субкультуры.

 

Вообще культура кубанского казачества, впрочем, как и любого другого, состояла из двух взаимосвязанных, пересекающихся, но вместе с тем самостоятельных по своей специфике миров: воинского (мужского) и гражданского (смешанного: женско-мужского).

 

Воинская, мужская субкультура включала в себя часть пространства (места проведения рад, кругов, сборов, войсковые храмы, места несения службы и т.д.), куда доступ женщинам и неказакам был воспрещён или существенно ограничен. Для неё характерно своё время; в том числе ритуально-обрядовое, несение службы, сборы, проведение войсковых праздников и обрядов и т.п.

 

Наличие своей системы управления и социальной организации – это тоже характерный признак воинского мира. Причём речь идёт не только о Кубанском казачьем войске и его официальных структурах (сотни, полки и т.п.), но и о неформальных объединениях: артелях, казачьих братствах, каждое из которых имело своего святого покровителя, и т.п.

 

В мужской среде формировались и культивировались особые знания и навыки, связанные с военным ремеслом и сопутствующими ему занятиями (кузнечное и оружейное дело, коневодство, географические, астрономические, биологические, медицинские и другие рациональные и иррациональные/магические знания). Например, молитвы и заговоры от пули и сабли, от обпоя горячего коня, на остановку крови и заживление ран и т.д.

 

Элементы казачьей воинской культуры начинали прививаться в процессе социализации с детства, в т.ч. и через участие детей в скачках, джигитовках, учебных военных манёврах под руководством опытных казаков.

 

В кубанской казачьей мужской субкультуре представлены практически все её основные блоки и компоненты: материальная культура (в т.ч. костюм), соционормативная и духовная культура: воинские праздники и обряды, песенный и танцевальный фольклор, формы досуга, особенности в верованиях, системе ценностей и языке [14].

 

Однако в связи с переводом казаков на самообеспечение, налаживанием семейной жизни традиционные казачьи занятия (военная служба, рыболовство, скотоводство, некоторые виды ремёсел) пополнились земледелием. Формирование «гражданского мира», который постоянно ощущал влияние воинского и который, безусловно, занимал подчинённое положение по отношению к нему, создавало условия для развития новых сегментов в культуре кубанского казачества. В ходе этих {315} процессов и под действием вышерассмотренных факторов примерно в середине XIX в. культура кубанского казачества выступает как функционально целостная система. Её основу в рассматриваемый период составляли вера, ритуально-обрядовые формы культуры и знания. {316}

 

Бондарь Н.И. Традиционная культура кубанского казачества в XVIII – начале XX вв. // Кубанский сборник. Т. 4 (25) / Под ред. О.В. Матвеева, Г.В. Кокунько. Краснодар: Книга, 2012. С. 313–316.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.08 2020

Несмотря на то, что изначально в среде кавказских казаков, в т.ч. в старолинейных станицах, значительный процент составляли старообрядцы [15], подавляющая масса кубанского казачества традиционно осознавала себя православными христианами. Поэтому вполне логично выглядит то, что основу их празднично-обрядового календаря составляли церковно-православные «святцы», имевшие на Кубани некоторые свои особенности.

 

С одними годовыми праздниками связано достаточно большое количество обрядов и ритуалов, другие отмечались «формально» (церковная служба, запрет на работу).

 

В наиболее развитой форме в культуре кубанского казачества представлены Рождество (с приготовлением обрядовой пищи: кутьи/кути, узвара/взвара; ношение вэчэри/кутьи, рожыствуваньем, колядованием, рождественскими гаданиями и некоторыми другими ритуалами); Новый год (с ритуальной трапезой, проводами старого года, возжиганием костров, гаданиями, щедрованием, посеваньем/посыпаньем, хождением ряженых: Мыланкы/Меланьки и Васыля, «Козы», иногда – «Медведя»); Крещение, предполагавшее приготовление обрядовой пищи (кутья, узвар), включающее в себя водосвятие и связанные с ним ритуалы, окропление и закрещивание подворья, дома, хозяйства и членов семьи, приглашение к столу, как и на другие зимнесвяточные праздники, умерших предков, Мороза или даже домового. Необрядовая часть праздников, помимо гостевых визитов, могла состоять из гуляний, игр и катания по снегу, льду. В линейных станицах практиковались кулачные бои (кулачки), а в некоторых – и зимние хороводы.

 

Из весеннего цикла можно выделить Масленицу с обязательными блинами или варениками и блинами, вязанием колодок, катанием на санях. В некоторых станицах, особенно в линейных, ходили ряженые: «Коза», «Кобыла», исполнялись масленичные песни и даже изготовлялось чучело. Масленица завершалась Прощённым/Прощальным воскресеньем с ритуалом ниспрошения прощения за явные и неявные обиды, причинённые окружающим. Следовавший за ним жиловый/жиляный понедельник открывал строгую часть великопостного комплекса: похвальную неделю (о ней сохранялись крайне смутные представления), средокрестную (с выпечкой крестов, жаворонков или куликов, {316} птичек), вербную (с ритуалом хлестания вербой), страстную (с чистым четвергом и страстной пятницей).

 

К числу особо значимых весенних праздников относились Благовещенье, Пасха (Вылыкдэнь/Великдень) и Красная горка, или Проводы/Провода. Главным, безусловно, являлась Пасха (с приготовлением обрядового хлеба – паски/паскы, крашанок, христосанием, катанием пасхальных яиц, гостевыми визитами, играми и кулачками, вождением в некоторых станицах пасхальных хороводов).

 

До Троицы отмечался день Жён Мироносиц (в некоторых новолинейных станицах это Маргостье/Маргоски), Вознесенье/Звесеньё. В ряде линейных станиц на Вознесение начинался ритуал кумления (подкумливания) или даже обряд крещения «кукушки».

 

Ядро троицкой обрядности, ритуалы, связанные с растительностью, на Кубани в целом являлись унифицированными. Более сложные формы – завивание венков, кумление и панибратство – известны были далеко не во всех станицах, а обряды «крещения и похорон кукушки», «вождения комаря» – лишь в некоторых станицах, как правило, линейных или со смешанным населением.

 

В черноморских и смешанных (русско-украинских) поселениях отмечены развитые формы празднования Иваны Купалы: венки, костры, представления о ведьмах и чудесном цветке (папоротнике или конопле), с обряжением и потоплением купальского деревца – «купалицы», «Марыны/Марины» и т.п. Из летне-осенних праздников повсеместно отмечались также Спас/Спасивка, Покров/Покрова.

 

В календарной обрядности кубанского казачества, как и в других блоках культуры, проявляются прежде всего те сложные процессы, которые связаны с формированием новой этносоциальной общности – кубанского казачества и его культуры. Это сохранение и трансформация метропольных традиций (наиболее контрастные формы которых бытовали в станицах позднего формирования), взаимодействие и взаимопроникновение русской и украинской традиций (колядки, щедровки, масленичные и другие обрядовые тексты, символика, персонажи).

 

Собственно казачья специфика в большинстве праздников представлена минимально и могла проявляться в их игровой составляющей: кулачки, джигитовки, скачки. Исключение составляли Покров Пресвятой Богородицы, Пасха, считавшиеся одновременно и войсковыми праздниками. Их празднование, помимо торжественного богослужения, сопровождалось выносом регалий, парадами, военно-спортивными состязаниями и т.д. {317}

 

Особым почитанием пользовались также святые и пророки: Архистратиг Михаил, Александр Невский, Николай, Илья, которые рассматривались как покровители воинства, войска в целом, отдельных казачьих подразделений и казачьих братств. Вообще существовала целая сеть войсковых, станичных праздников и соответствующих ритуалов. Одни из них были связаны с церковным календарём, как, например, день проведения Рады, общевойскового круга «на Покрова», станичные престольные праздники. Другие определялись гражданским календарем. Например, празднование юбилейных дат и сражений (Бородинского, например). {318}

 

Бондарь Н.И. Традиционная культура кубанского казачества в XVIII – начале XX вв. // Кубанский сборник. Т. 4 (25) / Под ред. О.В. Матвеева, Г.В. Кокунько. Краснодар: Книга, 2012. С. 316–318.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 28.08 2020

К числу календарных, с известными оговорками, относятся и производственные праздники, и обряды кубанского казачества. Этот блок культуры на Кубани начал формироваться с переходом казачества к активному земледелию и существовал, как правило, в крайне лаконичных формах. Начало пахоты и сева, что было прерогативой мужчин, могло ограничиваться коллективной молитвой, закапыванием жаворонков, крестов из теста на поле или коллективной трапезой после проведения первой борозды.

 

Начало жатвы также не сопровождалось сложными обрядами. Зафиксирован лишь один случай «завивания венков» из колосьев в этот период. Венок хранили, а зерно из него подмешивали в посевной материал весной следующего года. Окончание жатвы в большинстве станиц заканчивалось оставлением, завиванием нескольких колосьев Илье, Николаю, Спасу, дедам «на бородку». Иногда в такой «бороде» оставляли хлеб.

 

В целом в земледельческой сфере существовало немало обрядов, но они носили частный характер. Сказанное относится и к животноводству, в т.ч. скотоводству, другим видам сельскохозяйственной и вообще производственной деятельности. Хотя в скотоводстве отмечены и обряды первого выгона скота в стадо, в т.ч. в такой форме как освящение и окропление стада на церковной площади или выгоне.

 

С развитием в XIX в. на Кубани виноградарства и особенно табаководства, сформировались обряды окончания ломки винограда, ломки и папушовки табака. Формирование этого блока праздников и обрядов наглядно иллюстрирует процесс «окрестьянивания» казачества. Эта часть культуры была привнесена поздними (середина – вторая половина XIX в.) переселенцами [16] или же сформировалась на Кубани.

 

Второй блок составляют обряды жизненного круга: родильный, свадебный, проводы на службу и похоронно-поминальный комплекс. В них {318} также отражены особенности, обусловленные поздним формированием кубанской казачьей традиции и её биэтничной и полиметропольной основой. Хотя все они, несмотря на вариативность, вполне вписываются в рамки южнорусской традиции с неизбежным присутствием местной специфики, особенно в ритуалах проводов на службу.

 

Важно также отметить, что семейная обрядность линейного казачества практически с первого десятилетия их пребывания на Кубани и по составу, и по содержанию была представлена в развитой форме. У черноморских казаков, потомков запорожских, в силу обета безбрачия, сохранения традиции поздних браков, дисбаланса мужского и женского населения, она формировалась на Кубани по мере развития семейно-брачных отношений, в т.ч. благодаря административным мерам и под влиянием второй и последующих миграционных волн, которые были представлены, в основном, людьми семейными. Тем не менее, обряды и ритуалы этого блока по сути однотипны в социокультурных пределах кубанского казачества.

 

Так, в родильной обрядности главные роли играли, прежде всего, бабушка-повитуха (пупоризна бабка, бабушка, бабка и т.п.) [17] и, естественно, роженица и ребёнок. Известны случаи, когда повитухи зачислялись даже на войсковое довольствие.

 

Особые отношения между повитухой и роженицей устанавливались ещё в дородовый период: лечение женских болезней, использование различных средств для защиты беременной и плода, в т.ч. с помощью запретов. Запреты были разнообразные: пищевые (на зайчатину, рыбу, например), акциональные (запрет сидеть на пустом, перешагивать через верёвку, резать что-либо по праздникам и т.п.), поведенческие (запрет «воровать», участвовать в похоронной процессии, запрет на проклятие и др.).

 

Поскольку рождение мальчиков в казачьей среде рассматривалось как более предпочтительное, то ещё до родов предпринимались попытки или узнать пол будущего ребёнка с помощью примет, снов, гаданий, или с помощью магических способов «заказать» пол. Например, если хотели мальчика, то перед сном под подушку женщина подкладывала мужскую шапку или другой элемент мужского костюма. Или же, если в семье рождались девочки, то в ожидании очередного ребёнка могли перестроить дом, что должно было привести к смене пола.

 

Сами роды, их рациональная и ритуально-символическая наполненность зависели от многих ситуаций: недоношенный ребёнок (укладывание на шубу и печь), «мёртвый» (откликивание ребёнка), трудные или {319} нормальные роды (распускание волос, развязывание, раскрывание окон, дверей, печи, «царских врат», стрельба и т.п.).

 

Однако главным лицом во всех этих случаях, безусловно, была бабушка-повитуха, а основные ритуалы были связаны с пуповиной и последом и направлены на защиту матери и ребёнка и узнавание судьбы последнего. Послед и пуповину «хоронили» под печью, порогом, фруктовым деревом и некоторых других потаённых и символически значимых местах.

 

Постродовые прагматичные и ритуально-символические акции направлены были на обеспечение здоровья, благополучия, детородности и безопасности матери, ребёнка и общества. В одних ритуалах по-прежнему главными действующими лицами оставались повитуха и мать: купание, массаж и формовка головы, носа, ног и рук, имянаречение/«хождение за именем», пеленание и свивание, «размывание рук» и т.п. В других активное участие принимали и другие представители социума, в который вводился ребёнок: проведывание и одаривание, в т.ч. в форме «хождения в рай», крестины и обретение «крестных», «названных родителей», первое пострижение/«пострижины» [18]. Многие из этих и других ритуалов связаны с первым: первый шаг («разрезание пут»), первый зуб (отдача его мышке или Бабе-Яге) и т.п. Они носили инициальный характер и были направлены на «доделывание», «очеловечивание» ребёнка.

 

В родильной обрядности кубанского казачества особого внимания заслуживают следующие моменты: наделение новорождённого мальчика жеребёнком («лошаком»); гадание о его судьбе с использованием, наряду с типичной атрибутикой (зерно/хлеб, книга, топор, кружка и т.п.), казачьей (сабля, плеть); ритуал сажания в годовалом возрасте на коня, что нередко дополнялось знакомством с подворьем, орудиями труда, птицей и животными, находившимися на подворье. Конечно, на уровне субрегионов Кубани (Черномория, Линия и др.) и на уровне отдельных станиц и даже семей в виде отдельных элементов существовали свои особенности, но ядро кубанской родильной обрядности было однотипным. {320}

 

Бондарь Н.И. Традиционная культура кубанского казачества в XVIII – начале XX вв. // Кубанский сборник. Т. 4 (25) / Под ред. О.В. Матвеева, Г.В. Кокунько. Краснодар: Книга, 2012. С. 318–320.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 29.08 2020

Такая же ситуация наблюдается и в связи со свадебной обрядностью. Если у линейных казаков она, в основном, сформировалась еще до переселения на Кубань, то у черноморских, как отмечалось ранее, – по мере налаживания семейной жизни, притока семейных переселенцев на Кубань.

 

Тем не менее, несмотря на значительную вариативность свадебной обрядности Кубани, в структурном и компонентно-функциональном {320} отношении она однотипна и относится к так называемому южнорусскому типу свадьбы – веселью/высиллю.

 

Основной формой брака являлся договорной, но в XVIII и даже начале XX века встречались умыкание (выкрадывание) и брак побегом. Несмотря на то, что молодёжи предоставлялась определённая свобода в выборе брачного партнёра (на «улицах», «посиделках»/«досвитках», во время праздничных гуляний и летних ночных встреч парней и девушек во время полевых работ в степи), определяющей была воля родителей.

 

В структуре свадьбы на всей территории Кубанской области в качестве основных единиц можно выделить следующие действия. Сватовство могло состоять из одного-трех визитов сватов/старост, а также могло включать в себя или продолжаться встречами родителей и родственников с той и другой стороны: своды/сводушки, пропойки, выговор, заручины, рушныкы и т.п. С ними связаны различного рода смотрины: «чаплеек…», «печку смотреть», хозяйство жениха и т.п. К концу XIX в. количество акций, следующих после сватовства, сокращается до минимума, в т.ч. и за счёт их совмещения (пропойки и сговоры/договор, например).

 

Все они, как и последующие действия, были полифункциональны. В них содержится правовая, экономическая, социально-статусная, ритуально-магическая и другие компоненты: общественная санкция на брак, официальное признание юноши и девушки женихом и невестой, определение расходов на свадьбу и т.д.

 

Затем следовали посиделки, вечёрки/вечеринки. В т.ч. и «горячий вечер» (накануне свадьбы, венчания), «коровайные ритуалы» – приготовление обрядовых хлебов и других предметных символов: коровай, шишки, гильцэ/гильцо, лежень, дывынь, перепильце, вышка, бочонок, гребёнка и др. Их состав и названия могли существенно варьироваться на уровне отдельных станиц [19]. К этой же части свадьбы следует отнести и сбор свиты невесты (дружка, старшая дружка, поддружка) и свиты жениха (старший дружко, бояре, старший боярин).

 

Формы приглашения также варьировались. Невеста могла приглашать только в сопровождении старшей дружки, а могла – в компании подружек с исполнением уличных свадебных песен. Жених – в сопровождении старшего дружка (верхом или на линейке/тачанке) или в сопровождении верховых (бояр).

 

Собственно свадьба, которая игралась, как правило, в воскресенье, иногда в субботу или среду, начиналась с обряжения невесты и жениха. У невесты этому могло предшествовать её голошение и бужение {321} родителей, родственников, подружек. У жениха происходило формирование и украшение («красить поезд») свадебного «поезда».

 

Далее следовали раздельные благословения в своих домах родителями жениха и невесты и отправление «поезда», содержавшие в себе и весьма архаичные ритуалы с использованием частей дежи («вика/века»), хлеба, воды, вывернутых шуб и т.п.

 

Вслед за прибытием жениха и «поезжан» в дом невесты следовала серия выкупов: ворот, места возле невесты, «продажа косы». Пребывание жениха в доме невесты могло сопровождаться подарками, родительским благословением жениха и невесты («князя и княгини»), их «обсеванием/посыпанием», обедом, дарами и собственно проводами к венцу.

 

На венчание жених и невеста ехали или вместе, в одной «карете», как типичный факт, но могли и раздельно – невеста впереди, а следом, иногда верхом, жених. После венца молодые отправлялись в дом жениха, где их встречали, благословляли его родители иконой, хлебом, «обсыпанием» (хмель, конфеты, деньги, орехи, иногда и пшеница).

 

В некоторых кубанских станицах после обеда у жениха невеста со старшей дружкой или, чаще, свашкой возвращалась к родителям, и за ней снова снаряжался «поезд». Такой усложнённый и «запутанный» вариант свадьбы, с возвращением невесты в родительский дом после венца, повторным отправлением «поезда», может объясняться и более жёстким, обязательным включением венчания в основной день свадьбы. Хотя известны случаи венчания и до, и после свадьбы. До венца могли отправлять и приданое невесты в дом жениха.

 

После прибытия невесты и жениха к его родителям и соответствующих благословительных и продуцирующих ритуалов происходило «повивание невесты», начинался пир, как правило, без участия стороны невесты, и молодых отправляли на брачное ложе.

 

Во время пира могло происходить и одаривание молодых, хотя «дары» по традиции проходили на второй день свадьбы, после «освидетельствования честности» невесты, взаимных гостевых визитов гостей жениха к родственникам невесты и её родни в дом молодых.

 

Второй, в других вариантах – третий день – это время «причуд» и завершения свадьбы, хотя окончание могло затянуться и на неделю за счёт того, что участники свадьбы, некоторые «чины», могли поочерёдно приглашать к себе гостей. Второй и третий день состояли из хождения ряженых процессией («жених», «невеста», «медведь», «турок», «цыган», «журавль» и т.п.), «собирания кур», катания, купания, прятанья, «сжигания» родителей, которых молодые выкупали, а также даров, {322} как вариант, и некоторых других ритуальных действий. Например, «забивание кола», если речь шла о последней свадьбе в этой/этих семьях.

 

Вариативность в свадебной обрядности проявлялась в количестве и последовательности досвадебных, свадебных и послесвадебных ритуалов, в сватанье (с участием родителей жениха, самого жениха, сватанье «по шапке»); в составе и названиях свадебных чинов (дружки, бояре, свашки, дядьки и т.п.), свадебных обрядовых хлебов (коровай, калач, лежень, дывынь, пэрыпылцэ, гильцо и др.); в последовательности и разнообразии даров (одаривание родителей и родственников невесты женихом, то же по отношению к стороне жениха невестой, подарки жениха невесте, невесты – жениху, основные дары); в названиях окончания свадьбы («на шыльце, на мыльцэ», «хоронить концы», «тушить костёр», «закапывать ямки» и др.); в начальных ритуалах второго дня свадьбы («умывание родителей» жениха невестой, например); в свадебных обрядовых песнях.

 

Своеобразие присуще и свадьбе сироты: дополнительные («сиротские») песни, голошение невесты в некоторых линейных станицах, посещение родительских могил, особенности в причёске: «в расплёт» или наполовину заплетённая коса.

 

Свой особый колорит кубанской свадьбе придавало включение в обряд казачьей символики и атрибутики: плеть, сабля, верховые во время приглашения гостей и сопровождающие жениха (иногда с шашками наголо), поезд, стрельба на различных этапах свадьбы: во время движения «поезда», выкупов, при переходе жениха и невесты через огонь, разложенный в воротах, во время первой брачной ночи и т.п. [20].

 

Наибольшим количеством особенностей обладал свадебный обряд тех селений, которые лишь во второй половине XIX в. были преобразованы в станицы, а население было причислено к казачьему сословию. В них можно обнаружить следы таких ритуалов, как сжигание девичьей «постели» (невесты и подружек), остатки банного ритуала, «вождение журавля» и др.

 

В целом же, к концу XIX – началу XX веков свадебная обрядность кубанского казачества существенно упростилась и унифицировалась, что не исключало сохранения некоторых локальных особенностей, связанных с «украинскими» или «русскими» истоками этого обряда. {323}

 

Бондарь Н.И. Традиционная культура кубанского казачества в XVIII – начале XX вв. // Кубанский сборник. Т. 4 (25) / Под ред. О.В. Матвеева, Г.В. Кокунько. Краснодар: Книга, 2012. С. 320–323.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 30.08 2020

Особое место среди обрядов жизненного цикла кубанских казаков занимает ритуал проводов на службу. Некоторые исследователи отмечают его значительное сходство с крестьянским рекрутским обрядом [21], но, если обращаться к его сути, а не форме, это не так. Если {323} крестьянский «проводной» обряд, который и по времени происхождения является более поздним, безусловно можно отнести к типу «похороны», то казачий – это «свадьба – похороны».

 

Как и любой другой, «проводной» обряд имеет свою пространственно-временную структуру:

 

1. Предпроводные акции, подготовка к проводам, включающие в себя подготовку снаряжения, согласование регламента со станичной администрацией, материальное обеспечение проводов.

 

2. Собственно проводы, состоящие из вечерней трапезы, в которой принимали участие родственники, в т.ч. в обязательном порядке крестные родители, иногда молодёжь. «Ужин» мог длиться до утра, сопровождался напутствиями отслуживших свой срок, уважаемых казаков.

 

3. За ним следовал «завтрак/завтрик», основными ритуалами которого являлись родительское благословение иконой и хлебом, перевязывание полотенцем крест-накрест и обряжение казака, как жениха: цветок, платочки, которые прикалывали к его одежде девушки, и в первую очередь – невеста.

 

Затем следовало прощание и ритуальный уход с родительского двора: через ворота, верхом на коне, которого под уздцы могла выводить мать, невеста, или пешком, в сопровождении родителей и гостей. Это могло дополняться «заворотними» ритуалами: возвращение на непродолжительное время в дом, возвращение и откусывание пирожка, хлеба, остаток которого возвращался в святой угол, отдача за воротами хлеба первому встречному, выбрасывание полотенца или двух полотенец на дорогу и т.п., символизировавших счастливую дорогу и возвращение домой.

 

После построения на станичной церковной площади, напутственного слова атамана и, как вариант, казаков – Георгиевских кавалеров, молебна, казаки в сопровождении родственников и станичников отправлялись к месту назначения с прощальной остановкой в каком-либо примечательном, знакомом, «пограничном» месте станичного юрта, таком как река, курган, дерево. Здесь, с подношением обязательной чарки, и происходило окончательное прощание.

 

Проводы, начиная с ужина и заканчивая отъездом казаков, сопровождались исполнением исторических, военно-бытовых, плясовых и специальных «проводных» песен: «Прощай ты, Уманьска станыця», «Последний нонешний денёчек», «В саду дерево цветёть», «Вы казачки, казачки» и др.

 

Во время благословения, проводов могло происходить вручение {324} дедовского, родительского оружия, использовались охранительные молитвы и обереги, в т.ч. «земля родная» и т.п.

 

Своими особенностями обладали вторые и последующие проводы, в т.ч. на войну, которые были неизбежны в связи с продолжительной казачьей службой. Но в любом варианте этого обряда чётко прослеживается идея долга, готовности к смерти и надежда на благополучное возвращение в родительский дом.

 

Само возвращение также носило ритуализированный характер: встреча станичниками «служивых» у прощального места, благодарственное слово станичного атамана и стариков, дары станичной церкви и молебен, продолжительные гостевые визиты родственников, к родственникам и сослуживцам. {325}

 

Бондарь Н.И. Традиционная культура кубанского казачества в XVIII – начале XX вв. // Кубанский сборник. Т. 4 (25) / Под ред. О.В. Матвеева, Г.В. Кокунько. Краснодар: Книга, 2012. С. 323–325.

 

Ответить