←  Древняя Греция

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Концепция завоеваний Александра Македонского

Фотография andy4675 andy4675 17.06 2013

Обычно приводятся доводы в пользу ойкуменизма Александра в виде того, что он женил многих своих полководцев и воинов на варварках, и сам женился с ними (эпизод "свадьбы в Сузах"). На это одним из первых обратил внимание науки Tarn. Однако, есть гораздо более явные доказательства мягкости политики Александра к варварам и его попытки создать единый народ с таким самосознанием. Кроме известного места у Плутарха о письме к Аристотелю (Жизнеописание Александра), есть и другие доказательства. Так, Эратосфен считал (Страбон I 4, 9):
 
9. В конце своей книги Эратосфен критикует тех, кто делит все человечество на две группы — на греков и варваров, а также и тех, кто советовал Александру считать греков друзьями, варваров — врагами; было бы лучше, продолжает он, делить людей по хорошим и дурным качествам, ибо есть не только много дурных греков, но и много образованных варваров (например, индусы и арианы), кроме того, существуют римляне и карфагеняне с таким удивительным государственным устройством. По этой с. 73 причине, говорит он, Александр, не обращая внимания на своих советников, C. 67принимал к себе как можно больше знаменитых людей, осыпая их милостями, как будто бы те, кто так делил людей, одних порицая, а других хваля, делали это по какой-то иной причине, а не в силу того, что у одних народов преобладают законность, государственное начало и достоинства, связанные с воспитанием и науками, у других же — противоположные; Александр не пренебрегал советниками и, принимая их мнение, поступал соответственно этому, а не наоборот, ибо он умел ценить действительные намерения советников.
http://www.e-reading...Geografiya.html
Ответить

Фотография andy4675 andy4675 07.07 2014

Плутарх, Жизнеописание Александра Великого 45-47:

 

45. Из Гиркании Александр выступил с войсками в Парфию, и в этой стране, отдыхая от трудов, он впервые надел варварское платье, то ли потому, что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей все привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым обычаям. Но все же он не пожелал облачаться полностью в мидийское платье, которое было слишком уж варварским и необычным, не надел ни шаровар, ни кандия, ни тиары49, а выбрал такое одеяние, в котором удачно сочеталось кое-что от мидийского платья и кое-что от персидского: более скромное, чем первое, оно было пышнее второго. Сначала он надевал это платье только тогда, когда встречался с варварами или беседовал дома с друзьями, но позднее его можно было видеть в таком одеянии даже во время выездов и приемов. Зрелище это было тягостным для македонян, но, восхищаясь доблестью, которую он проявлял во всем остальном, они относились снисходительно к таким его слабостям, как любовь к наслаждениям и показному блеску.

...

47. Александр боялся, что македоняне падут духом и не захотят продолжать поход. Не тревожа до времени остальное войско, он обратился к тем лучшим из лучших, которые были с ним в Гиркании, — двадцати тысячам пехотинцев и трем тысячам всадников.

...

С этих пор он стал все больше приспосабливать свой образ жизни к местным обычаям, одновременно сближая их с македонскими, ибо полагал, что благодаря такому смешению и сближению он добром, а не силой укрепит свою власть на тот случай, если отправится в далекий поход. С этой же целью он отобрал тридцать тысяч мальчиков и поставил над ними многочисленных наставников, чтобы выучить их греческой грамоте и обращению с македонским оружием. И его брак с Роксаной, красивой и цветущей девушкой, в которую он однажды влюбился, увидев ее в хороводе на пиру, как всем казалось, вполне соответствовал его замыслу, ибо брак этот сблизил Александра с варварами, и они прониклись к нему доверием и горячо полюбили его за то, что он проявил величайшую воздержанность и не захотел незаконно овладеть даже той единственной женщиной, которая покорила его.


Когда Александр увидел, что один из его ближайших друзей, Гефестион, одобряет его сближение с варварами и сам подражает ему в этом, а другой, Кратер, остается верен отеческим нравам, он стал вести дела с варварами через Гефестиона, а с греками и с македонянами — через Кратера. Горячо любя первого и глубоко уважая второго, Александр часто говорил, что Гефестион — друг Александра, а Кратер — друг царя. Из-за этого Гефестион и Кратер питали скрытую вражду друг к другу и нередко ссорились. Однажды в Индии ссора их дошла до того, что они обнажили мечи. К тому и к другому бросились на помощь друзья, но Александр, пришпорив коня, подъехал к ним и при всех обругал Гефестиона, назвал его глупцом и безумцем, не желающим понять, что он был бы ничем, если бы кто-нибудь отнял у него Александра. Кратера он сурово разбранил с глазу на глаз, а потом, приведя их обоих к себе и примирив друг с другом, поклялся Аммоном и всеми другими богами, что никого из людей не любит так, как их двоих, но если он узнает когда-нибудь, что они опять ссорятся, то непременно убьет либо их обоих, либо зачинщика. Рассказывают, что после этого они даже в шутку ни словом, ни делом не пытались поддеть или уколоть друг друга.

 

http://www.ancientro...alexander-f.htm

 

Ответить

Фотография RedFox RedFox 07.07 2014

В седьмой строке сверху цифра "49" без пробела после слова "тиары" обозначает неубранную сноску оригинального издания? Как всегда, торопимся или нужным не считаем вычитывать заливаемый текст?

 

Буквально следуя приводимому фрагменту источника, в основе концепции завоеваний Александра лежало потаённое желание переодеваться в запретные одежды? А эпизод с мальчиками как в этом контексте должен прозвучать? Все великие - неадекваты и часто, заметьте, с педагогическими замашками. А может битцевский маньяк - всего лишь не вовремя родившийся великий полководец или госдеятель? Есть о чём подумать. :)

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 08.07 2014

В седьмой строке сверху цифра "49" без пробела после слова "тиары" обозначает неубранную сноску оригинального издания? Как всегда, торопимся или нужным не считаем вычитывать заливаемый текст?

 

Я и не ставлю себе целью скурпулёзно редактировать текст. Мне кажется, смысл его и без того вполне ясен.

 

Буквально следуя приводимому фрагменту источника, в основе концепции завоеваний Александра лежало потаённое желание переодеваться в запретные одежды? А эпизод с мальчиками как в этом контексте должен прозвучать? Все великие - неадекваты и часто, заметьте, с педагогическими замашками. А может битцевский маньяк - всего лишь не вовремя родившийся великий полководец или госдеятель? Есть о чём подумать.  :)

 

И где вы сие узрели? В этом отрывке:

 

45. Из Гиркании Александр выступил с войсками в Парфию, и в этой стране, отдыхая от трудов, он впервые надел варварское платье, то ли потому, что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей все привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым обычаям.

 

Или в этом отрывке:

 

С этих пор он стал все больше приспосабливать свой образ жизни к местным обычаям, одновременно сближая их с македонскими, ибо полагал, что благодаря такому смешению и сближению он добром, а не силой укрепит свою власть на тот случай, если отправится в далекий поход. С этой же целью он отобрал тридцать тысяч мальчиков и поставил над ними многочисленных наставников, чтобы выучить их греческой грамоте и обращению с македонским оружием. И его брак с Роксаной, красивой и цветущей девушкой, в которую он однажды влюбился, увидев ее в хороводе на пиру, как всем казалось, вполне соответствовал его замыслу, ибо брак этот сблизил Александра с варварами, и они прониклись к нему доверием и горячо полюбили его за то, что он проявил величайшую воздержанность и не захотел незаконно овладеть даже той единственной женщиной, которая покорила его.

 

?

Ответить

Фотография RedFox RedFox 08.07 2014

 

 

И где вы сие узрели? В этом отрывке

Именно в этом. Источник формально позволяет... Кроме того, других отрывков там на сей раз нет.

А всё потому, что подавать источниковедческое исследование надо сбалансированно или снабжать для противовеса его узкому смыслу своими собственными комментариями.  Об этом говорил уже, а тут вот конкретно показал, как можно понять выложенный материал, благо в этот раз мало буков.

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся...

Кстати, а как вы сами формулируете концепцию завоеваний Ал. Македонского?

Я и не ставлю себе целью скурпулёзно редактировать текст. Мне кажется, смысл его и без того вполне ясен.

На внимании к деталям строится храмина историографии. Сначала упускаем мелочи, потом крупное, потом вся картинка искажается. Это не мелочи, это - школа.


Сообщение отредактировал RedFox: 08.07.2014 - 10:09 AM
Ответить

Фотография andy4675 andy4675 09.07 2014

Именно в этом. Источник формально позволяет... Кроме того, других отрывков там на сей раз нет.

А всё потому, что подавать источниковедческое исследование надо сбалансированно или снабжать для противовеса его узкому смыслу своими собственными комментариями.  Об этом говорил уже, а тут вот конкретно показал, как можно понять выложенный материал, благо в этот раз мало буков.

Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся...

Кстати, а как вы сами формулируете концепцию завоеваний Ал. Македонского?

На внимании к деталям строится храмина историографии. Сначала упускаем мелочи, потом крупное, потом вся картинка искажается. Это не мелочи, это - школа.

1.

то ли ... умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей все привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым обычаям.

 

Интерпретируйте. А дальше у Плутарха, Арриана, Курция, Диодора и Юстина ещё откровеннее говорится о том, что Александр шёл на сознательное сближение с варварами.

 

2. Лично я склонен считать, что Александр преследовал главную цель - покорение если не мира, то как можно бОльших территорий. Он специально подчёркивал, что своим соперником видит Ахилла, и завидует ему лишь в одном - что у него был такой великий воспеватель его подвигов, как Гомер. Для того, чтобы стимулировать греков, он старался подчеркнуть, что поход его - возмездие, месть за разрушение греческих городов Ксерксом. Именно в этом ракурсе и следует рассматривать эпизод с сожжением Персеполиса македонянами. Наконец, я считаю (и это очевидно из его конкретных действий), что Александр, покорив Восток, не рассматривал местное население как некое андерминш. Он хотел добиться того, чтобы люди Востока слились с греками в единый этнос, с единой культурой и менталитетом. Именно он заложил в этом смысле основы Эллинизма (взаимопроникновения культур Востока и Запада). Не исключаю, что после победы над Кодоманом Александр склонился именно к восточной модели власти - Восточной деспотии. Идея, к которой Рим прийдёт лишь ко времени иллирийских императоров Аврелиана и Диоклетиана.


Что касается того, что Александр сам считал себя богом (например Басовская всерьёз в это верит, как мне показалось)... Нет, он не считал. Но он пропагандировал эту идею для низов. Он был против популяризации скрытых знаний (о чём писал Аристотелю), и хотел сохранить необразованное, тёмное большинство. А обожествление имело место и до него - посмертно обожествлялись многие (напр. герои Троянской войны Ахилл, Менелай, Елена, Александра-Кассандра... позднее - герои-основатели, или ойкесты...). При жизни были обожествлены Лисандр и Филипп (отец Александра). Никто из них на самом деле не считал себя богом. Не считал и Александр. Но в своих политических целях он хотел, чтобы народ поверил, что он не человек, а бог. Аналогичную картину видим позже и у Птолемеев, и у Селевкидов.

 

 

3. Я не школьник, а вы - не мой преподаватель. Если вас не устраивают, или ваш глаз коробят мои нередактированные, не исправленные цитаты - не читайте их. Больше ничем помочь не могу...

Ответить

Фотография RedFox RedFox 09.07 2014

...Интерпретируйте. А дальше у Плутарха, Арриана, Курция, Диодора и Юстина ещё откровеннее говорится о том, что Александр шёл на сознательное сближение с варварами.

...Я не школьник, а вы - не мой преподаватель...

Да правильно, он и должен был ломать представления о варварах и эллинах, он пытался синтезировать, создавая новый мир.  Эллинизм у него, кстати, удачно получился и не как завоевание территорий, а именно как гуманитарно-культурная проблема. Видимо, в этом и была его концепция. Согласен.

Мне другое интересно: она, эта концепция, возникла спонтанно или была заранее продумана?

Кстати, сам ли Александр пропагандировал, что он бог? И так ли линейно и просто всё было? Представьте его старых друзей детства, его гетайров. Они что, в восторге были бы от его обожествления? Могли бы и заговор составить - вспомните, как кончил дни его отец. Может, практика обожествления вообще только для египетского употребления была? Ну раз те так привыкли...

Насчёт школьника - да, вы правы, я предпочёл бы иметь дело с настоящим студентом. У них игровая тяга к знанию в целом всё же выше, чем у затюканных объёмом старшеклассников... :)

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 10.07 2014

Мне другое интересно: она, эта концепция, возникла спонтанно или была заранее продумана?

Кстати, сам ли Александр пропагандировал, что он бог? И так ли линейно и просто всё было? Представьте его старых друзей детства, его гетайров. Они что, в восторге были бы от его обожествления? Могли бы и заговор составить - вспомните, как кончил дни его отец. Может, практика обожествления вообще только для египетского употребления была? Ну раз те так привыкли...

 

1.

Отвечу вопросом на вопрос. Сперва - уже традиционная цитата из первоисточника.

 

Плутарх, СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ, ЛИСАНДР 18:

 

18. За счет полученной добычи Лисандр поставил в Дельфах медные изображения — свое и всех навархов — и золотые звезды Диоскуров, позже, перед сражением при Левктрах, исчезнувшие. В сокровищнице Брасида и аканфийцев лежала триера длиной в два локтя, сделанная из золота и слоновой кости, которую Кир послал Лисандру в качестве награды за победу. Дельфиец Анаксандрид рассказывает, что Лисандр оставил в Дельфах вклад в сумме одного таланта серебром, пятидесяти двух мин и одиннадцати статеров, что не согласуется с единодушными свидетельствами о его бедности. Тогда-то Лисандр, пользовавшийся такой властью, какой не имел до него ни один из греков, стал проявлять заносчивость и самонадеянность, не соответствующие даже его власти. Дурид рассказывает, что ему первому среди греков города стали воздвигать алтари и приносить жертвы как богу и он был первым, в честь кого стали петь пэаны. Начало одного из них таково:

Сына спартанских равнин,
Эллады прекрасной вождя,
Мы песней прославим своей —
Ио, Пэан!

Самосцы постановили, чтобы праздник в честь Геры, справляющийся у них, назывался Лисандриями. Лисандр постоянно держал при себе поэта Херила, который своим поэтическим искусством должен был украшать его деяния. Когда Антилох написал о нем несколько заурядных стихов, он так обрадовался, что отдал ему свою шляпу, насыпав ее доверху серебром. Антимах из Колофона и какой-то Никерат из Гераклеи состязались между собой в его присутствии, читая каждый поэму, озаглавленную «Лисандрия». Он увенчал Никерата, и раздосадованный Антимах уничтожил свое произведение. Платон, который был тогда молод и восхищался поэзией Антимаха, видя, как тяжело переносит он свое поражение, пригласил его к себе и стал утешать, говоря, что для непонимающих непонимание такое же зло, как слепота для незрячих. Когда же кифарист Аристоной, шесть раз одержавший победу на Пифийских играх, угодливо заявил Лисандру, что в случае новой победы он объявит себя через глашатая Лисандровым19, — «Рабом, конечно?» — подхватил тот.

 

http://www.ancientro.../lysander-f.htm

 

Вы считаете, что и Лисандр считал себя богом? Или что его считали настоящим богом спартанцы? Или - может быть - современные ему греки?

 

 

Диодор Сицилийский, Историческая Библиотека 92.5:

Наряду со всякого рода выставленными богатствами Филипп включил в процессию статуи двенадцати богов, выполненных с большим искусством и блестяще украшенных, вызванных показать богатство и привести зрителя в трепет, а вместе с ними была пронесена тринадцатая статуя самого Филиппа, изображающая его богом, так что царь самолично возвел себя на престол среди двенадцати богов.[107]

Филипп считал тоже себя живым богом? Или его считали богом современные ему греки или македоняне? Или - может быть - потомки?

 

А может, истинным богом и в самом деле считал себя Александр? Или повседневно видевшие его приближённые? О тёмных простолюдинах не говорю - они могли. Потому что иначе авантюра Эвмена со сновидениями и с троном умершему Александру не могла иметь успеха (но это имело место уже после смерти Александра). О мнении же греков на это его прижизненное обожествление есть такие известные цитаты. Спартанцы (Элиан, Пёстрые истории 2.19):

19. Победив Дария31 и завоевав персидское царство, Александр исполнился гордыни и, опьяненный неизменно сопутствовавшим ему счастьем, уверовал в свою божественную природу и потребовал, чтобы эллины объявили его богом. Это смешно, ибо чего царь был лишен от роду, он, несмотря на все настояния, не мог получить у людей. Каждый народ по-своему отнесся к приказу царя, а лакедемоняне вынесли постановление: "Если Александру угодно быть богом, пусть будет", — истинно по-лаконски насмеявшись над его безрассудством.

http://ancientrome.r...ries/kn02-f.htm

Или Эфесцы (с немалой дозой иронии). Страбон, География 14.1.22:

По словам Артемидора, Тимей из Тавромения, не зная об этих постановлениях и будучи завистливым и доносчиком (отчего его и прозвали Эпитимеем)14, утверждает, что эфесцы отстроили храм на средства, отданные им персами на хранение. Но у них не было в то время никаких денег на хранении, а если бы они и были, то сгорели бы вместе с храмом. А после пожара, когда крыша была разрушена, кто захотел бы держать какие-нибудь деньги в священной ограде под открытым небом? Александр, продолжает Артемидор, обещал эфесцам уплатить все бывшие и будущие издержки с тем условием, чтобы в посвятительной надписи значилось его имя, но они не согласились; тем более они не захотели бы прославиться святотатством или ограблением храма. И Артемидор с похвалой отзывается об эфесце, который сказал царю15, что не подобает богу воздвигать храмы богам.

http://ancientrome.r...=1268524145#022

Или от конкретных людей (напр. философ Анаксарх) - тоже с известной дозой иронии. Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, 9.10 (Анаксарх):

Ему с легкостью удавалось образумить человека: так, когда Александр возомнил себя богом, Анаксарх его разубедил – он приметил, что у царя течет кровь из какой-то раны, показал на это пальцем и сказал: "А ведь это кровь, а не
Влага, какая струится у жителей неба счастливых!"
44

(Впрочем, Плутарх говорит, будто Александр сам сказал это своим друзьям 45.) А в другой раз, когда он пил за здоровье Александра, то показал ему на чашу и промолвил:
И некий бог падет от смертных рук!
4
6

http://psylib.ukrweb...ogenl/txt09.htm

И сам Александр (опять вкупе с указанным Анаксархом). Плутарх, Александр 28:

28. Вообще Александр держал себя по отношению к варварам очень гордо — так, словно был совершенно убежден, что он происходит от богов и сын бога; с греками же он вел себя сдержаннее и менее настойчиво требовал, чтобы его признавали богом. Правда, в письме к афинянам по поводу Самоса он пишет: «Я бы не отдал вам этот свободный и прославленный город, но уж владейте им, раз вы получили его от того, кто был тогда вашим властелином и назывался моим отцом». При этом он имел в виду Филиппа. Позднее, однако, раненный стрелой и испытывая жестокие страдания, Александр сказал: «Это, друзья, течет кровь, а не Влага, какая струится у жителей неба счастливых!»36

Однажды, когда раздался сильный удар грома и все испугались, присутствовавший при этом софист Анаксарх обратился к Александру: «Ты ведь не можешь сделать ничего похожего, сын Зевса?» «И не хочу. Зачем мне внушать ужас своим друзьям, как ты это советуешь? — ответил Александр смеясь. — Тебе ведь не нравится мой обед потому, что ты видишь на столах рыб, а не головы сатрапов». В самом деле, говорят, что, увидев рыбешек, присланных царем Гефестиону, Анаксарх сказал нечто подобное, желая высмеять тех, кто, подвергая себя опасностям, ценой великих усилий добивается славы, но в наслаждениях и удовольствиях мало или почти совсем не отличается от обыкновенных людей. Из всего сказанного ясно, что Александр сам не верил в свое божественное происхождение и не чванился им, но лишь пользовался этим вымыслом для того, чтобы порабощать других
.

http://www.ancientro...alexander-f.htm

 

2. Нет. Не только для египетского. Потому что обожествление (апофеоз) был распространён и среди греков. Колонии обожествляли своих ойкестов. Герои Троянской войны считались чем-то вроде богов, и имели собственный культ в геройонах (храм посвящённый не богу, а герою). Обожествлены были и некоторые видные политические деятели, предшествовавшие Александру. Тот же Лисандр.

 

3. Диадохи вряд-ли на самом деле порицали его. По-крайней мере, позже идея обожествления царей прижилась и у Птолемеев, и у Селевкидов. И при этом, гробница Александра в Александрии тоже пользовалась культом божественного почитания при Птолемеях (при которых Александр уже считался полноценным богом).

 

4. Идея синтеза - явно не спонтанная. Потому что Александр явно старался провести её в жизнь несмотря даже на мощное противодействие собственного войска и приближённых. Возможно даже, что именно его упорство в данном вопросе (в котором он явно противоречил идеалам панэллинской идеи) и послужило одной из причин его устранения. ЕСЛИ, конечно, устранение действительно имело место.

 

Другой вопрос - когда Александр начал склоняться к идее синтеза. Этот вопрос многосложный, и ответ на него не прост. Но если обратить внимание на время, к которому относятся приведённые мной в топикстартере цитаты, то некоторое представление о том, когда Александр начал меняться (время его внутреннего осознания и перемены останется неизвестным навсегда - я говорю только о внешнем его проявлении), всё-же получить возможно.

 

Насчёт школьника - да, вы правы, я предпочёл бы иметь дело с настоящим студентом. У них игровая тяга к знанию в целом всё же выше, чем у затюканных объёмом старшеклассников...  :)

 

Я не то, и не другое.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 10.07 2014

"Если Александру угодно быть богом, пусть будет", — истинно по-лаконски насмеявшись над его безрассудством.

Мне кажется, нормальный эллин только в шутку и мог воспринимать такое самообжествление: это противоречит всем установкам их культуры, очень маленькой и соразмерной человеку во всём. А насчёт самого процесса с его объективно-базовой стороны: если воздвигали алтари полубогам и венчали лавровыми венками тех же олимпиоников, то ведь получалась не резкая, но весьма туманная и подвижная граница между "настоящими богами" и самопровозглашённым богом-царём. Впрочем, эту же мысль вы отмечаете в конце вашего поста.

 

Из всего сказанного ясно, что Александр сам не верил в свое божественное происхождение и не чванился им, но лишь пользовался этим вымыслом для того, чтобы порабощать других.

Вот с этим я согласен: он как мудрый руководитель просто учитывал местные традиции. И по результатам судя сделал это весьма удачно.

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 13.07 2014

Мне кажется, нормальный эллин только в шутку и мог воспринимать такое самообжествление: это противоречит всем установкам их культуры, очень маленькой и соразмерной человеку во всём.

 

Тем не менее (посмертно) был обожествлён и законодатель Ликург (он имел даже собственный храм в Спарте), и практически обожествлены были даже 2 спартанских воина (Архий по прозвищу Самий, а также Ликоп) на Самосе, отличившиеся при осаде главного города на острове во времена Поликрата. По крайней мере возведение врагам города памятника за счёт полиса было достаточно неординарным с т. з. логики.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 13.07 2014

Ну хорошо, олимпионикам всем ставили статуи на родине. Нигде не говорится, что при них ещё и алтари были, но это могло быть само собой разумеющимся и общим правилом.

Вообще, в этом контексте я бы предложил подумать о широкой пограничной области в промежутке между полным обожествлением (фараон египетский, японский император) и его отсутствием (рядовой политэс). Например, нимфе у источника стоял алтарь, стало быть она - богиня младшего ранга. А с героями как? Вы привели в пример двух спартанцев, отличившихся при осаде. У римлян они бы получили Крепостной венок,  а тут удостоились статуй. Герои, так? Но герои младшего ранга. А вот Геракл - герой старшего ранга, у него-то уж точно было полно алтарей и ему реальные жертвы приносили. Ср. , например, канд. дисс. Захаровой Е.А. "Культы древнегреческих героев Ахилла и Геракла в Северном Причерноморье, VI-I вв. до н. э."

Так что перед нами целая иерархия, пирамида обожествления по степени сакральности персонажа от нуля до полного абсолюта.

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 14.07 2014

Ну хорошо, олимпионикам всем ставили статуи на родине. Нигде не говорится, что при них ещё и алтари были, но это могло быть само собой разумеющимся и общим правилом.

Вообще, в этом контексте я бы предложил подумать о широкой пограничной области в промежутке между полным обожествлением (фараон египетский, японский император) и его отсутствием (рядовой политэс). Например, нимфе у источника стоял алтарь, стало быть она - богиня младшего ранга. А с героями как? Вы привели в пример двух спартанцев, отличившихся при осаде. У римлян они бы получили Крепостной венок,  а тут удостоились статуй. Герои, так? Но герои младшего ранга. А вот Геракл - герой старшего ранга, у него-то уж точно было полно алтарей и ему реальные жертвы приносили. Ср. , например, канд. дисс. Захаровой Е.А. "Культы древнегреческих героев Ахилла и Геракла в Северном Причерноморье, VI-I вв. до н. э."

Так что перед нами целая иерархия, пирамида обожествления по степени сакральности персонажа от нуля до полного абсолюта.

 

Идеальное тело атлетов олимпиоников как бы само по себе было признаком или символом причастности к божественности.

Именно о том и речь. Градация существовала. Геройонами располагали Менелай и Елена в Спарте. Обожествлены были также герои Диоскуры в Спарте, Амфиарай и Трофоний - в Беотии (где имелись их оракулы). Геродот упоминает также культ героя Астробака в Спарте (и по легенде, именно этот герой и был настоящим отцом царя Демарата). В другой раз, о Филиппе (сын Бутакида и спутник старшего брата царя Леонида Дориэя в его походе по Сицилии) в начале 5 в. до н. э., Геродот (5.47) пишет:

47. Среди спутников Дориея, павших вместе с ним, был некто Филипп, сын Бутакида, кротонец, обрученный с дочерью Телиса, царя сибаритов (он поэтому был изгнан из Кротона). Потеряв надежду на этот брак, он отплыл в Кирену. Отсюда на собственной триере и с людьми, нанятыми на свои средства, он присоединился к переселенцам. Он был олимпийским победителем и самым красивым из эллинов своего времени. За его красоту эгестейцы воздали ему исключительные почести, как никому другому. На его могиле воздвигли храм и приносят ему жертвы [как герою].

В Афинах храмов героев было не один и не два (ср. Фукидид 2.17). Несомненно, кроме Тесея, Прометея и Геракла в числе упомянутых героев, обладавших культом в Афинах, почитались также покровители фил (напр. Аякс - в Эантиде, сын Геракла Антиох - в Антиохиде, Акамант - в Акамантиде и пр.) и предки различных аристократических семейств (напр. Эак и Филант, предки семейства Мильтиада, или Алкмеон - предок Алкмеонидов).

Указанные спартанцы удостоились не статуй, а погребения за государственный счёт.

Геракл - всегреческий герой, и всегреческий культ. То же и с Диоскурами, и даже с Тесеем. Менелай, Елена, Александра (=Кассандра), Ликург, Астрабак, Академ - местные герои, и местный культ. Но тоже получали жертвы (иначе жрецы не могли обеспечить своего существования).

Насчёт иерархии - согласен. Но иерархия была везде и во всём. Глава мира - Зевс. Чуть ниже стоят остальные олимпийцы. Затем стояли боги более низкого ранга (напр. Пан, Геба, Эйлития, Эрос). Далее - божества местного значения (напр. Нил, Ахелой, Асоп, Аретуза). Наконец, божества мелкие, относящиеся к общим категориям (нимфы, наяды, дриады, сатиры, силены), и не всегда бессмертные (напр. гамадриады из числа дриад). Сюда же можно отнести и некоторые демонические божества (напр. Аластор). Примерно сюда же можно отнести и культ героев. Герой - это как бы могучее живое существо, умершее и не получившее душевное удовлетворение после смерти, и в результате этого имеющее желание мстить или влиять на жизнь людей после своей смерти. Именно в этом смысле и возникал культ героев. Желание удовлетворить и умиротворить героя, через праздненства или жертвоприношения.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 14.07 2014

...и приносят ему жертвы [как герою].
...и предки различных аристократических семейств (напр. Эак и Филант, предки семейства Мильтиада, или Алкмеон - предок Алкмеонидов).
... Герой - это как бы могучее живое существо, умершее и не получившее душевное удовлетворение после смерти, и в результате этого имеющее желание мстить или влиять на жизнь людей после своей смерти. Именно в этом смысле и возникал культ героев. Желание удовлетворить и умиротворить героя, через празднества или жертвоприношения.

Если приносят жертвы, то признаком является наличие алтаря. Есть алтарь - обожествлён (героизирован в том числе), нет - не сакрален вообще. Это надёжный археологический признак для нас.

Предки аристократов - вроде бы их личное семейное, а не общеполисное дело.

Последняя мысль о замаливании страха перед героически погибшем - как частный случай: он выполнил наш долг за нас и теперь будет мстить нам же. Так принесём ему жертвы, авось отстанет!

Вот так уходит героическая эпоха и гомеровский эпос сменяется "Войной мышей и лягушек". -_-

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 17.07 2014

Если приносят жертвы, то признаком является наличие алтаря. Есть алтарь - обожествлён (героизирован в том числе), нет - не сакрален вообще. Это надёжный археологический признак для нас.

Предки аристократов - вроде бы их личное семейное, а не общеполисное дело.

Последняя мысль о замаливании страха перед героически погибшем - как частный случай: он выполнил наш долг за нас и теперь будет мстить нам же. Так принесём ему жертвы, авось отстанет!

Вот так уходит героическая эпоха и гомеровский эпос сменяется "Войной мышей и лягушек". -_-

 

Геродот, История 7.117:
117. Во время стоянки Ксеркса в Аканфе скончался от недуга Артахей, начальник [строительства] канала. Он пользовался уважением Ксеркса и происходил из рода Ахеменидов. Ростом Артахей превосходил всех персов (без четырех пальцев пять царских локтей) и отличался самым зычным голосом. Смерть его была поэтому для Ксеркса великим несчастьем, и царь повелел устроить ему пышные похороны. Все войско насыпало курган над его могилой. Этому‑то Артахею по велению оракула жители Аканфа приносят жертвы, как герою, призывая его [в молитвах] по имени[93].
http://www.vehi.net/...gerodot/07.html

 

А из предков аристократов могу напомнить и Геракла, и Эака, и Аякса. Они пользовались не только культом своих потомков аристократов, и не только одного какого-то полиса, но и всех греков вообще.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 17.07 2014

Мы вроде о греческих героях говорим, а тут Артахей, Перс из Персии. Называю его полным титулом, ведь ниже сказано, что он Ахеменид, т.е. царской династии. Так что тут эллинские представления о героях наложились в передаче Геродота на простенькие отношения родственников из царской семьи из совершенно ваврарской культуры.

...и Геракла, и Эака, и Аякса.

Они, конечно, известны в первую очередь как герои высшего уровня, общенародные любимцы. Конечно, к Гераклу как к предку честью было себя возводить, но таких немного и общенародная любовь к нему полностью затмевала внутрисемейный сакрализованный междусобойчик.

А насчёт Аякса интересно, какая семья классического периода себя к нему возводила?

Об Эаке так вообще - в тумане мифологическом теряется этот персонаж...

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 18.07 2014

Мы вроде о греческих героях говорим, а тут Артахей, Перс из Персии. Называю его полным титулом, ведь ниже сказано, что он Ахеменид, т.е. царской династии. Так что тут эллинские представления о героях наложились в передаче Геродота на простенькие отношения родственников из царской семьи из совершенно ваврарской культуры.

Они, конечно, известны в первую очередь как герои высшего уровня, общенародные любимцы. Конечно, к Гераклу как к предку честью было себя возводить, но таких немного и общенародная любовь к нему полностью затмевала внутрисемейный сакрализованный междусобойчик.

А насчёт Аякса интересно, какая семья классического периода себя к нему возводила?

Об Эаке так вообще - в тумане мифологическом теряется этот персонаж...

 

1. Не вижу разницы, поскольку обожествлённый перс был таким же простым смертным, как позднее Лисандр или Александр, а ранее - Ликург. Обожествление греками простого смертного после смерти (а позднее и при жизни) - это и есть греческий апофеоз. И неважно вовсе, кто был обожествляемый - перс, или эллин.

2. Геракл имел много великих потомков. Роды Скопадов и Алевадов в Фессалии, цари Спарты, цари Македонии, цари Аргоса, Бакхиады Коринфа... Кстати, в Спарте гораздо более важными были культы не Геракла, а Диоскуров, Аполлона, Артемиды Ортии и Афины Меднодомной.

3. Эакиды - очень большая ветвь. Эакидами были все потомки Ахилла и Неоптолема-Пирра (напр. цари Эпира), а также потомки Теламона, Аякса Теламонида и Тевкра, сына Теламона. Например, к роду Эакидов принадлежали Мильтиад (герой Марафона), Кимон и даже знаменитый грек-богач времён римского владычества Герод Аттик. Их род назывался Филаиды, поскольку Филант, сын Эврисака, сына Аякса Теламонида, был первым из их рода, кто поселился в Афинах. Вот небольшая таблица, касающаяся рода Филаидов (вплоть до времён детей Кимона):
http://centant.spbu...._o/vlad_o08.htm
Эак и Эакиды имели культ на Эгине. Эак - один из справедливейших царей, сын Зевса. После смерти он, Минос и Радамант стали судьями в царстве мёртвых, поскольку отличались справедливостью.

4. Потомки Аякса Теламонида, это те же Филаиды - аристократический род в Афинах (известны и другие рода, не менее известные - напр. Алкмеониды, Эвмолпиды и Керики).

Ответить

Фотография RedFox RedFox 18.07 2014

Не вижу разницы, поскольку обожествлённый перс был таким же простым смертным, как позднее Лисандр или Александр, а ранее - Ликург. Обожествление греками простого смертного после смерти (а позднее и при жизни) - это и есть греческий апофеоз. И неважно вовсе, кто был обожествляемый - перс, или эллин.

Эллинская культура резко, качественно отличается от остальных своих "смежников" и субъективно, на взгляд самих эллинов, и на наш, современный: ведь именно она легла в основу европейской, а не какая-то другая. Такой исторический выбор не может быть случайным. Не так ли? И если это так, то варварский обычай некорректно сравнивать с внешне похожим эллинским. Это методологически было бы  неправильно: это вернуло бы нас на шаг ниже нынешнего общего уровня понимания истории.

Эакиды - очень большая ветвь...

Спасибо за интересные сведения.

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 19.07 2014

Эллинская культура резко, качественно отличается от остальных своих "смежников" и субъективно, на взгляд самих эллинов, и на наш, современный: ведь именно она легла в основу европейской, а не какая-то другая. Такой исторический выбор не может быть случайным. Не так ли? И если это так, то варварский обычай некорректно сравнивать с внешне похожим эллинским. Это методологически было бы  неправильно: это вернуло бы нас на шаг ниже нынешнего общего уровня понимания истории.

 

ПРИ ЧЁМ ТУТ ВАРВАРЫ???

Неважно, какого происхождения был тот, кого обожествили. Важно то, что те, кто его обожествил были эллинами. Вы это понимаете?

 

 

Аканф - колония андросцев... Андрос - один из Кикладских островов, рядом с Наксосом, Паросом, Делосом... Это греки.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 19.07 2014

Аканф - колония андросцев... Андрос - один из Кикладских островов, рядом с Наксосом, Паросом, Делосом... Это греки.

Согласен, тут вы правы, а я не посмотрел локализацию события. Интересный "синтез культур" через посредство покойного перса получается. :)

Ответить

Фотография Стефан Стефан 28.08 2016

§ 1. Идея мирового господства в завоевательных планах Александра

 

Основная и заветная цель Александра – достижение мирового господства. То, что такие миродержавнические устремления у него действительно были, признает преобладающее большинство историков. Особняком стоит здесь известный английский античник Тарн, вообще начисто отрицающий эту проблему. По его мнению, Александр к такой цели вовсе не стремился, и поэтому завоевания последнего не были направлены на создание мировой державы. Это простая выдумка «последующих дней, которая существует и в настоящее время»1. Он считает, что Александр пересекал Дарданеллы не с какой-либо точной целью захвата всей Персидской державы2. Подтверждением того, что Александр к мировому господству не стремился, Тарн считает тот факт, что, завоевав Пенджаб, он не сделал попытки удержать страну и вручил ее Пору как независимому монарху. Не так должен был поступить завоеватель мира. Он даже никогда не называл себя так, как это делали ахеменидские цари. «Едва {246} ли можно предположить, – пишет английский историк, – что, желая объединить всех людей, он должен был желать сперва завоевать их». Это было бы простой спекуляцией, и история не имеет права приписывать такие идеи Александру3. Тарн не разделяет мнения многих ученых, полагавших, что завоевание Индии было связано с осуществлением миродержавнической идеи македонского полководца. Он указывает, что Индия Александру была неизвестна, но для него она представляла часть империи Дария I, и вторжение его туда было только необходимостью и неизбежным завершением его завоевания этой Персидской монархии. Поэтому индийский поход не имеет ничего общего с идеей завоевания мира, которую Александр не разделял4. Предположение, что Александр хотел удовольствоваться властью только над Персией, совершенно произвольно5. Оно находится в резком противоречии со всеми основными источниками, которые не оставляют сомнения в том, что у Александра была программа завоевания мира, а не только Персидского государства. Поэтому точка зрения Тарна на этот вопрос не может быть принята. Однако небезынтересно понять, почему такой знаток античных источников, как Тарн, заведомо искажает их, чтобы подтвердить свою точку зрения относительно отсутствия у Александра даже стремления к мировому господству. Дело в том, что признание миродержавнических устремлений Александра вошло бы в резкое противоречие с выдвинутой им концепцией «братства», которая предполагала союз с завоеванными, слияние народов и их партнерство в управлении государством. Не к мировому господству, по Тарну, стремился македонский полководец. Он мечтал о {247} всеобщем благоденствии, мире и счастье, о «союзе сердец» (ομόνοια), любви и гармонии между людьми6.

 

Идея Александра о союзе с завоеванными, о всеобщем братстве людей заслуживает раздумий, пишет Тарн. «Она может разбить глупое, но широко распространенное мнение о том, что человек, чья жизнь была одна из удивительнейших в истории, простой завоеватель»7.

 

Александр не был завоевателем. Он мечтал, как думал английский историк, о союзе с покоренными, о государстве, в котором восторжествуют мир и братство8. {248}

 

Весь исторический материал этой эпохи никак не подтверждает этой точки зрения Тарна.

 

Что касается большинства историков, признающих миродержавнические устремления Александра, то и среди них не существует единого мнения, главным образом по вопросу о том, когда и как сложилась идея мирового господства в завоевательных планах Александра, претерпевала ли она эволюцию или была результатом заранее сложившейся продуманной программы. Этот вопрос оказался далеко не праздным.

 

Одни ученые считают, что Александр сразу же, с самого начала похода, заявил себя сторонником завоевания всей Азии, и никакой эволюции идея мирового господства не претерпевала9. К ним прежде всего относятся западногерманский античник Ф. Альтгейм и австрийский – Ф. Шахермейр. План завоевания мира, говорит Альтгейм, Александр постоянно носил в своем сердце. И потом, что был бы за Александр без плана о мировом господстве и без мирового господства10. Немного раньше Шахермейр указывал, что «намерение завоевать всю Ойкумену появилось у Александра еще в юношеские годы»11. Оно возникло сначала как мечта, но «как мечта титана», которого позднее охватило желание «жить для осуществления этой мечты»12. Возвращаясь к этому вопросу в своем большом труде по греческой истории, Шахермейр уточняет, что мысль о завоевании мира не была самостоятельно оформлена Александром, а была перенята им от владык древнего Востока13.

 

Предшественником Альтгейма и Шахермейра был Керст, в более осторожной форме полагавший, что {249} Александр в начале своей персидской кампании думал о крупных новых приобретениях, возможно, даже уже о завоевании Персидской державы14. К ним впоследствии примкнул французский ученый Левек, который считает, что в Александре уже в начале его экспедиции жила «мечта или скорее проект универсальной империи»15. В советской историографии К. С. Мусиенко в своей кандидатской диссертации, посвященной оппозиции в армии Александра, считает возможным утверждать, что мечта о мировом господстве возникла у группировки Александра даже перед его походом16.

 

На чем основаны все эти утверждения? Большинство из упомянутых историков не приводит никаких доказательств в подтверждение своей точки зрения. Те же, которые пытаются их найти, не могут привести ничего надежного. Керст, например, делает свой вывод на основании того, что Александр перед походом на Восток очень щедро распоряжался царскими доходами в пользу своих друзей, назначил Антипатра своим заместителем в Македонии с весьма значительными полномочиями и воинскими силами. Это указывает, по мнению Керста, на намерение долгого отсутствия Александра и на план широко задуманных дел17. Первая часть доказательств Керста основана на известном указании Плутарха о том, что все царские доходы Александр перед походом роздал своим друзьям, охотно «удовлетворял просьбы берущих и просящих и таким образом растратил большую часть того, что имел в Македонии»18. Следует отметить, что это упоминание Плутарха не находит никаких подтверждений в других источниках, что не может не вызывать сомнений в его достоверности. Кроме того, если даже признать это утверждение Плутарха фактом, то в нем нельзя усмотреть наличия у македонского царя какой-то осознанной программы широких завоеваний. Об этом здесь Плутарх ничего не говорит. Щедрость Александра может быть объяснена его желанием задобрить друзей, идущих с ним в поход с целью грабежа и захватов, и {250} друзей, оставшихся дома, которым было вменено в обязанность охранять Македонское государство от внешних и внутренних врагов. Этим собственно и объясняется, почему Антипатр получил в Македонии особые полномочия и солидное военное подкрепление. О том, что Александр имел в виду именно это соображение, свидетельствуют последующие действия Мемнона, намеревавшегося перенести центр тяжести войны на территорию самой Македонии.

 

Другим доказательством наличия миродержавнических устремлений Александра на начальном этапе его восточных походов выдвигается легенда о «гордиевом узле». Так, французский историк Жан-Реми Паланк считает, что, разрубив мечом этот узел, Александр был уверен в победе. Древний оракул предсказал ему азиатскую империю, которая станет отныне его честолюбивой мечтой19. К. С. Мусиенко полагает, что эта легенда была предназначена обосновать притязания Александра на завоевание всей Азии20. Шаткость такого утверждения очевидна. Прежде всего, источники передают это не как действительный факт, но как легенду, поэтому все они употребляют слова: «рассказывают», «утверждают»21. Сам Арриан, от которого мы могли бы ожидать более определенных указаний, вынужден признать: «как действительно обстояло дело у Александра с узлом, я утверждать не могу»22. Кроме того, следовало бы установить время создания этой легенды. Указание К. С. Мусиенко о том, что она была создана во время посещения Александром Гордия или несколько позднее, является лишь логическим ударением, не подкрепленным фактами. Скорее всего, эта легенда могла сложиться тогда, когда Азия была уже завоевана. {251}

 

Все эти обстоятельства не дают нам права полагать, что у Александра был план мирового господства на начальном этапе восточных походов. В это время такого намерения у него не было даже по отношению к Азии, всему Персидскому государству23.

 

Вторая группа ученых, также отрицающая эволюцию идеи мирового господства у Александра, считает, что эта идея отчетливо выступает перед нами только в конце похода, в Индии. Выразителем этой точки зрения является известный немецкий историк Вилькен. Он писал: «Александр хотел быть мировым владыкой, который измерял бы свое государство до естественных границ Ойкумены. Походом в Индию он хотел начать осуществлять идею мирового господства...»24. Вряд ли может быть принята эта точка зрения, отрицающая диалектику развития, сбрасывающая со счетов зигзаги и изменения в восточной политике в процессе завоеваний.

 

Третья группа историков, не отрицая миродержавнических устремлений Александра, отказывается установить время возникновения этих устремлений. К ним относятся Л. Омо, Ж. Мадоль и др. Так, например, известный античник Франции Л. Омо, отмечая осторожный и трезвый план Филиппа II, ограниченный присоединением к Македонии Малой Азии, противопоставляет ему Александра, который, «применяясь к обстоятельствам, не замедлил заглянуть гораздо выше и дальше»25. Эти историки не пытаются проанализировать конкретный материал, определенно показывающий этапы в завоевательных планах Александра.

 

Четвертая группа историков полагает, что к идее мирового господства Александр пришел постепенно. Среди них: П. Жуге, П. Клоше, А. Эймар, Ж. Вольтер, Ж. Ромен, А. Боннар, М. Фортина и др. Александр, по словам {252} Жуге, вынашивал самые широкие замыслы, но не мог в случае необходимости их не откладывать и приближался к цели постепенно26. Еще более определенно говорит об этом П. Клоше, который указывает, что в начале похода для Александра речь шла лишь о том, чтобы возобновить «прерванную попытку своего отца»27. К данной группе историков принадлежит и автор этих строк. М. Фортина приходит к выводу, что только в ходе развернувшихся событий и благодаря огромному успеху, который сопровождал действия на азиатской земле, Александр уточнил конечную цель, которой он добивался28.

 

На основе критики источников и анализа апологетической и антиалександровской традиций мы приходим к выводу, что сначала Александр выступает с филэллинской программой и ею маскирует планы захвата малоазийских земель. Так, высадившись в Малой Азии, он принес жертву греческим богам и особые почести воздал героям эпической Греции Патроклу и Ахиллу, стремясь показать, что свое будущее он связывает с греческим прошлым и настоящим29. Скромное местечко Илион было провозглашено «автономным» и освобождено от налогов. Победив при Гранике персов, Александр отправил в афинский Парфенон 300 трофейных щитов; им отправлены на тяжелые работы 2 тыс. пленных греческих наемников, сражавшихся на стороне исконных врагов эллинов.

 

Победу при Гранике Александр широко объявил как победу Коринфского союза. Персов он называл по терминологии панэллинской пропаганды варварами, а посылку греческих наемников на принудительные работы в Македонию мотивировал тем, что они сражались против эллинов на стороне варваров вопреки решению союза эллинов, хотя сами являлись эллинами30. Наконец, он {253} восстанавливал демократические свободы и религиозные федерации в пользу городов Троады и освобожденной Ионии.

 

По мнению французского историка Жана-Реми Паланка, Александр до весны 333 г. до н. э. хотел в отместку за персидские войны вырвать у великого царя только азиатское побережье от Троады до Памфилии, или, по выражению Исократа, «от Киликии до Синопа». Дело изменилось, когда он пришел во Фригию. Там он решает продолжать свой путь на Восток. Паланк объясняет это двумя причинами: во-первых, получением подкрепления македонской армии и ободряющим известием о смерти Мемнона; во-вторых, тем, что разрубив мечом гордиев узел, он был уверен в победе, обещанной тому, кто его развяжет. Однако, как мы указывали выше, вряд ли можно считать эти причины основными в определении курса дальнейших завоеваний Востока.

 

Источники обеих традиций приводят первые указания о планах завоевания Азии Александром в связи с его выступлением перед воинами накануне битвы при Иссе. У Арриана эту речь Александр произносит не перед всем войском, а только перед командным составом31. Доказав стратегам, илархам и предводителям союзных войск важность победы в предстоящем сражении, он подчеркнул, что в отличие от битвы при Гранике, где борьба шла с сатрапами Дария, здесь под руководством самого персидского царя соберется самый цвет персов и мидян, племена, населяющие Азию и подчиненные им. Поэтому этим сражением завершится покорение Азии и будет положен конец многочисленным трудам греко-македонского войска32. В этих словах нельзя усмотреть определенно новой программы завоевания Азии. Речь идет только о том, что уничтожение основных сил Персии, естественно, приведет к завоеванию македонянами Азии. Стремление Александра господствовать над ней здесь не обнаруживается. Наоборот, подчеркивается мысль о том, что этим событием и завершается завоевание.

 

Другую картину нам рисует антиалександровская традиция. У Курция Александр выступает не перед командным составом, а перед воинами с разными речами, {254} соответственно чувствам каждого: македоняне – победители в многочисленных войнах Европы – отправились не только по его, но и по своей воле покорить Азию и самые дальние страны Востока (ad subigendam Asiam atque ultima orientis)33. Они покорят себе не только персов, но и все остальные народы (omnibus gentibus imposituros iugum). Бактрия и Индия станут македонскими провинциями34. Победа откроет перед ними все. Весь Восток станет их добычей. Греков он воодушевлял к битве, призывая к отмщению персам за их дерзость, за разрушение и сожжение ими греческих храмов и городов, за нарушение ими всех божеских и человеческих законов35. Призыва к покорению всего Востока, обращенного к македонянам, в данном случае не наблюдается. Иллирийцам и фракийцам приказано смотреть на вражеское войско, сверкающее золотом и пурпуром, как на сулящее добычу. Они должны отнять ее у слабых народов и обменять свои голые скалы, промерзшие от вечного холода, на богатые поля и луга персов (campis agrisque)36.

 

Таким образом, если в апологетической традиции программа завоевания Азии еще отсутствует, то в антиалександровской версии она отчетливо выражена. Зато во время мирных переговоров Дария мы имеем обратную картину. Арриан указывает, что в ответном письме персидскому царю Александр назвал себя владыкой всей Азии, требовал, чтобы он не обращался к нему как к равному, а считал его своим господином37. У Курция Александр, упрекая Дария в злых замыслах против Греции и Македонии, против его отца Филиппа, говорит, что он обороняется от войны, а не идет войной. Подчинив большую часть Азии, он обещает ему в случае покорности без выкупа возвратить плененную им царскую семью. В переписке Александр просит не забыть, что Дарий должен адресовать письма не просто царю, а своему царю38. Здесь уместно усмотреть известное смешение содержания речи Александра перед битвой при Иссе с его ответным письмом Дарию во время мирных переговоров. {255} Характерно, что агрессивная программа завоевания Востока высказана в данном случае только Курцием. В других источниках она не получила отражения до событий в Финикии. Даже Диодор, который близок с Курцием по своей исторической традиции, сообщает, что только во время персидских переговоров Александр выражает свое намерение сражаться за единовластие; ибо при двух самодержцах мир не может пребывать в мире, как при двух солнцах вселенная не может сохранить своего строя и порядка39. При этом Александр в общем даже не возражает против того, чтобы Дарий продолжал царствовать, если он будет выполнять его приказания40.

 

Стремление Курция представить огромные завоевательные планы Александра уже на раннем этапе его восточных походов понятно, если учесть его желание показать македонского полководца в критическом плане. Но исторически созданная Курцием речь перед воинами накануне второго крупного сражения с персами не может быть оправдана. В самом деле, на чем базировалось категорическое утверждение Александра до битвы при Иссе, что македонянам суждено не только покорить Азию, но и завоевать все остальные народы до Индии? Разве не считалось бы простым бахвальством молодого царя выдвижение такого грандиозного плана, когда врагу было дано только одно сражение, когда вражеская армия еще полностью сохранила свои силы, когда несметные богатства персов оставались еще нетронутыми? Положение изменилось во время осады Тира. Ей предшествовали победоносная для македонян битва при Иссе, поражение персов на Средиземном море, бегство Дария в коренные области своего государства. В этих условиях слова о покорении, т. е. завоевании Персидского государства, имели под собой известное основание41. Еще более отчетливо эти слова прозвучат перед битвой у Гавгамел, когда Александр объявит, что в сражении этом воины будут бороться не за Келесирию, Финикию или Египет, как раньше, а за всю Азию; решаться будет, кто должен {256} править42. Характерно, что в данном случае у Арриана Александр также высказывает эти мысли не войску, а своим военачальникам, которые должны ободрить своих подчиненных, подготовить их к решающей битве43. У Курция, наоборот, Александр здесь снова выступает перед воинами. Правда, его выступление непосредственно не касается вопроса завоевания Азии. Оно содержит указание об отчаянии персов, о неустройстве персидского войска и о необходимости сохранить мужество в предстоящем сражении44. Обращает на себя внимание явное противоречие в изложении Курция. Перед битвой при Иссе, когда еще ничего по существу не было решено, Александр выдвигает грандиозную программу завоевания мира, а накануне последнего сражения у Гавгамел он утверждает совершенно обратное: македонские воины, пройдя столько земель, оставив позади себя столько рек и гор, должны теперь проложить себе путь на родину к пенатам своею собственной рукой («...iter patriam et penates manu esse faciendum»)45. Как бы то ни было, но когда Александр вел переговоры с Дарием, он потребовал лишь господства над Азией, т. е. над государством Ахеменидов. Тогда стояла перед ним только эта цель.

 

В источниках есть указание о том, что о больших завоевательных планах Александр поставил в известность египетских жрецов в храме Амона и просил у них помощи в их осуществлении. Так, Диодор указывает, что Александр высказал там свои требования иметь «власть над всей землей»46. Курций говорит, что египетский жрец, льстя ему, объявил, что он будет «правителем всех земель»47. По Юстину, жрец даровал Александру победу «во всех войнах и власть над всеми землями»48. Наконец, Плутарх сообщает, что жрец предсказал Александру будущее: «стать владыкой всех людей»49. Нетрудно заметить здесь неопределенность суждений. Кроме того, нельзя исключить и такой возможности, что {257} эти предполагаемые переговоры в храме Амона были обнародованы позднее, когда миродержавнические устремления получили более определенное выражение. В связи с этим интересно высказывание Плутарха, который в Египте прочит Александру стать владыкой всех людей, а после битвы при Гавгамелах лишь провозглашает его царем Азии50. Кстати, и это утверждение не находит подтверждения в исторической традиции. Поэтому это единственное сообщение не дает права делать определенные выводы. Ф. Шахермейр полагает, что такое провозглашение царем Азии могло последовать только со стороны македонского войскового собрания и поэтому представляло собой акт государственно-правового значения. Вместе с азиатским царством (Βασιλεἰα τἦς Ασἰας) имелся в виду сан «великого царя» Ахеменидов51. Но в действительности такого провозглашения македонским войсковым собранием не состоялось. Это собрание не могло назначить царя Азии законным преемником Ахеменидов, так как это находилось вне его компетенции. Царь Македонии и гегемон Коринфского союза не был совместим в понимании войска с царем Азии. Сам Александр, чтобы не отпугивать македонян, подходил очень осторожно к идее о мировом господстве. Об этом свидетельствуют многие факты. О подобном направлении говорит поведение Александра по отношению к Бессу, который после смерти Дария в 330 г. до н. э. или в начале 329 г. до н. э. действительно провозгласил себя царем Азии, т. е. Ахеменидского государства. Он надел стоячую тиару и персидскую столу великого царя, следовательно, провозгласил себя преемником убитого персидского царя. Когда Бесс попал в руки Александра, последний выступает как мститель за убитого Ахеменида, а не как преемник того. Бесс был бунтовщиком, но бунтовщиком против последнего персидского царя, а не против Александра. Поэтому ему предусматривалось одно обвинение в неверности Дарию. Согласно этому был приведен в исполнение приговор победителя, а обвиняемый передан брату убитого для расправы с ним по восточным обычаям. Этот факт показывает, насколько Александр ловко маскировал от {258} своих воинов свои миродержавнические притязания. В связи с этим характерен и другой факт. Спустя некоторое время после смерти Дария еще в Парфии Александр перенял перстень с печатью своего предшественника. Но для Европы он запечатывал указы собственным перстнем, а для Азии – перстнем Дария. Это говорит о том, что Македонское царство и господство над Азией еще разделялись. То, что подходило для Европы, не подходило для Азии, и наоборот. Наконец, значение имеет тот факт, что вместе с победой над персидским царем Александр не сделал никакой попытки узурпации Ахеменидского царского титула. Он никогда не появлялся как «царь Вавилона». Он никогда не носил титула царя Азии52, никогда не называл себя «царем царей»53. В надписях и монетах до 329 г. до н. э. появляется «царь Александр»54. Впервые в его надписи из Приены в мае 334 г. до н. э. отсутствует и название Македонского царства. Оно отсутствует и там, где его можно было бы ожидать – в надписи-посвящении в Линдах.

 

Ф. Альтгейм полагает, что в титуле «царь Александр» заложена идея мирового господства. По его мнению, этот титул противопоставляется царю царей Дарию и является более монументальным. Он не «царь царей», а просто царь. Ему и позднее не нужны были ни добавления, ни изменения. Кто так назывался, был с самого начала мировым владыкой. Тот факт, что этот титул и претензии на него появились уже в 334 г. до н. э., Альтгейм объясняет тем, что уже тогда в нем чувствовалось непосредственное будущее55. С таким утверждением {259} согласиться нельзя. То обстоятельство, что Александр не менял своего титула с начала похода, свидетельствует о том, что он тщательно скрывал перед македонянами свои миродержавнические планы, подчеркивая свое неизменное отношение к соотечественникам, доказывая, что он не принял ахеменидских титулов, которые символизировали господство над миром, а сохранил свой старый титул, в котором эта идея не выражена. Даже в 329 г. до н. э., когда наступило изменение на чеканенных в Македонии монетах, Александр впервые встречается в азиатских чеканах, где он изображен вообще без прибавления царского титула.

 

Как уже было сказано, Александр при переговорах, которые последовали после победы при Иссе, требовал, чтобы Дарий признал его «как господина всей Азии». Это понадобилось ему для признания действительной победы, а не для государственно-правового оформления. Но фактическим господином он смог называться после победы над Дарием. Это закреплено в 330 г. до н. э. на посвящении в Линдах.

 

Александру было выгодно как можно дальше спрятать от воинов свои миродержавнические устремления. Поэтому он пытается как можно дольше держаться за титул гегемона Коринфского союза, хотя в ряде случаев действовал независимо от синедриона, особенно во время значительных успехов в Сирии и Египте и победы над персидским флотом. Даже после битвы при Гавгамелах Александр выступает не только как завоеватель Азии, но демонстративно и как гегемон греческого союза56. Даже сожжение царских дворцов в Персеполе выдавалось как месть за обиды Греции, как судебное наказание {260} за невзгоды, которые когда-то принесли персы грекам. Казалось бы, этим актом был полностью выполнен план, порученный синедрионом в Коринфе Александру, но последний считал для себя важным сохранить и дальше звание греческого гегемона57. В этом нельзя видеть, как это считает Вилькен, двойственность военных целей Александра58. Это была ширма, и здесь нельзя согласиться с Альтгеймом, который утверждает, что Александр продолжал идти по следам своего отца Филиппа, предполагавшего вести персидскую войну как поход мести за разрушение в Элладе святыни и действовал в качестве гегемона Коринфского союза, от синедриона которого он получил свое задание59.

 

Пребывание Александра в Средней Азии и особенно поход в Индию расширили круг его представлений и отчетливо оформили его идею стать владыкой мира. Согласно Курцию, во время раскрытия заговора «пажей» Александр в своей речи против заговорщиков указывает, что он пришел на Восток не из-за жажды золота или серебра, а с целью покорить весь мир (orbem terrarum subacturos venire)60. Хотя в других источниках такого утверждения мы не найдем, но бесспорен факт, что сам поход в Индию был предпринят для осуществления вышеуказанной программы61.

 

Ученые, которые отрицают стремление Александра к мировому господству, усматривают в индийском походе {261} только его намерение лично захватить Персидское царство во всем объеме.

 

В этом случае Александр во время индийского похода был ни кем иным, как последователем Дария, считавшего индов подданными своего государства. Однако известно, что держава Ахеменидов во время ее наибольшего расширения владела только внешними пограничными областями Индии. Нельзя не согласиться с утверждением Керста о том, что Александру не надо было делать таких обширных приготовлений, покорять Пятиречье, стремиться проникнуть в «конец Азии» лишь для того, чтобы получить эти пограничные области. Александр, пишет Керст, видел в Индии особый мир, не находившийся в тесной связи с Персидским государством. Покорение этого нового мира открывало весьма обширную перспективу действительно мирового господства. Индийский поход не является естественным следствием господства над Персидской державой как таковой, а был новым обширным предприятием на пути к полному мировому господству. Именно это было конечной целью Александра, решающим содержанием дела его жизни62.

 

Точку зрения Керста разделяет и Вилькен, который подчеркивает, что поход в Индию был осуществлен не только для завоевания или восстановления власти Ахеменидов, а имел принципиально большее значение. Этот поход должен был привести Александра к восточному концу земли63.

 

Географические представления об Индии были у Александра, как и у всех ученых того времени, довольно {262} туманные64. Даже Аристотель считал Индию самой восточной и самой крайней частью земли, где кончается мир, омывавшийся океаном65. Достижение этого края земли выражало стремление македонского завоевателя стать мировым владыкой, который измерял бы свое государство до естественных границ Ойкумены. В этой связи проблема Инда особенно занимала Александра66. На Гифасисе Александр, по-видимому, впервые во всей полноте открыл войску существо этой программы, и то после того, как он натолкнулся на непреклонное {263} сопротивление своих воинов, отказавшихся следовать дальше в неизвестность67.

 

В античной традиции и по этому важному вопросу имеются разночтения. У Арриана македоняне пали духом, собирали сходки, на которых одни, более смирные, только оплакивали свою участь, а другие твердо заявляли, что не пойдут дальше за Александром, после того как последний под воздействием рассказов о богатой земле за Гифасисом решил двинуться туда68. Здесь нет ясной программы завоевания мира. Александр не раскрывает воинам своих карт. Свою программу он излагает не им, а командному составу. Именно военачальникам было объявлено, что «границами нашего государства будут границы, которые бог назначил земле»69. Для достижения этих границ нужно, по мнению Александра, пройти до реки Ганга и до Восточного моря, последнее соединяется с Гирканским. Александр обещает показать македонянам и их союзникам Индийский залив, сливающийся с Персидским, и Гирканское море, сливающееся с Индийским. Гирканское, т. е. Каспийское, море, по его мнению, подобно Красному морю и Персидскому заливу, представляло собой вогнутость всей земли, омываемой океаном. Он хотел идти дальше, чтобы соединить все эти заливы большого моря, которое омывало землю. Александр имел намерение совершить на кораблях круговое путешествие от Персидского залива в Африку вплоть до Геракловых столбов70. Вернуться назад опасно. Непокоренные народы увлекут за собой покоренных, и всеобщее восстание ниспровергнет все завоевания македонян. Все плоды тяжелого труда будут потеряны. Неужели македоняне, покорившие столько земель, испугались опасностей, которые разделяет с ними он, их царь? Потом, когда мир будет покорен, он каждого одарит добром с избытком... Тех, которые захотят вернуться в Македонию, отошлет или отведет сам, а те, которые пожелают остаться с ним, станут предметом зависти со стороны удалившихся от него71. Ответом было грубое молчание. Речь царя не убедила присутствующих. {264}

 

У Курция Александр выступает со своей программой не перед военачальниками, а перед собранием воинов, зная, что у последних с ним не одинаковые стремления. Он лелеет в душе завоевание всего мира. Воины же желают положить конец опасностям72. Из жажды славы и ненасытной страсти к подвигам Александр ничего не считал недоступным для себя, слишком отдаленным. Однако он был не всегда уверен в решимости македонян, состарившихся в боях и лагерной жизни, следовать за ним в погоне за новой добычей. Поэтому он убеждает их не поддаваться малодушию, не бояться вражеской пехоты и конницы, местных слонов, широких рек. Они с ним пойдут скоро к восходу солнца, к океану, откуда, завоевав край света, вернутся на родину победителями (inde victores perdomito fine terrarum revertemur in patriam)73.

 

Александр не только убеждал воинов, но и просил их не вырывать из его рук пальмовой ветви, а когда в ответ встретил упорное молчание, стал угрожать, что обманутый и брошенный врагам, он пойдет дальше один со скифами и бактрийцами74. Не помогли и угрозы. Воины не разделяли идеи мирового господства своего вождя. Их чаяния выразил один из македонских командиров Кен, сын Полемократа. Он сказал, что если царь не хочет принуждать, а хочет убедить их, пусть выслушает его, который будет говорить не от себя и полководцев, а от имени «большей части войска»75. Его годы и раны, полученные в сражениях, дают ему право сказать прямо, что необходимо положить конец завоеваниям македонян и греков. Очень мало осталось в живых старых воинов, с которыми Александр вступил в Азию, и нельзя осуждать их за то, что они желают возвратиться на родину к своим семьям76. Пусть Александр ведет их, тоскующих по родной земле, домой. Он там сам увидится со своей матерью, наведет порядок в Греции и украсит храмы родины трофеями. Тогда, если он захочет новых подвигов, никто не воспрепятствует ему начать новый поход в Азию, Европу или Африку. Для этого он наберет новых, {265} молодых воинов, заменив ими утомленных и престарелых. Нужно быть умеренным в счастье, – заканчивает свою речь Кен среди всеобщего одобрения.

 

В интерпретации Курция речь Кена не содержит существенных отличий от текста Арриана, но некоторые важные разночтения все же можно заметить. Здесь уже воины просили Кена выступить от их имени. Кен говорит о том, что они выполнили все, что могли взять на себя смертные77. Дальнейший поход не по их силам. Об этом говорили и другие вожди, преимущественно пожилые78.

 

Обе версии античной традиции признают, что откровенной речью Кена Александр был недоволен и даже удивлен79. И это будет особенно понятно, если вспомнить, кем для него был Кен.

 

Кен был знатным македонянином из области Элимиотиды, руководил при Александре таксисом педзетайров, рекрутированных из этой области80. В этом качестве мы его встречаем в битве против трибаллов и в центре македонского расположения при Гранике81. При Иссе Кен появляется со своим таксисом на правом фланге между Никанором и Пердиккой82. Он принимал активное участие в штурме Тира, вошел со своим таксисом со стороны порта в город и участвовал здесь во всеобщей расправе83. Как и при первых двух больших битвах, он при Гавгамелах появляется в качестве руководителя своего таксиса в центре, рядом с гипаспистами84. В этой битве он был опасно ранен стрелой85. Но вскоре после этого мы встречаем Кена за выполнением других важных поручений Александра: вместе с Аминтой, Филотой и, возможно, с Полисперхонтом он разрушает мост через Аракс, позднее занимается доставкой фуража, выполняет карательную функцию против воинствующих мардов, против мятежного сатрапа ариев Сатибарзана, против Спитамена86. В тяжелых условиях в Средней Азии ему {266} поручались важные самостоятельные операции87. Во главе своего таксиса мы встречаем Кена в начале индийского похода, во время экспедиции против аспасиев и ассакенов, базиров и др.88 Он принимал активное участие в битве при Гидаспе, успешно справившись с важным заданием Александра89. Вплоть до событий при Гифасисе Кен выполняет все приказания своего царя.

 

Все источники не оставляют сомнения в том, что среди гетайров Александра Кен стоял особенно близко к нему. Он был среди его «друзей» рядом с Гефестионом, Кратером, Эригием и считался преданным и верным помощником царя90.

 

Кен был связан с Парменионом родственными узами. Он был женат на его дочери. Но когда был раскрыт заговор Филоты, вместе с Гефестионом и Кратером он настаивал, чтобы от Филоты добились правды пытками91. Он обвинял его сильнее всех остальных, называя его предателем царя, страны и войска92. Кен остался предан Александру и после трагической гибели своего тестя Пармениона. Все это говорит о том, что он не разделял программы оппозиции, возглавляемой Филотой и направленной против мероприятий восточной политики Александра. Но когда последний развернул перед воинами грандиозный план мирового господства, Кен без колебаний выступил против этого плана, выразив мнение большинства командного состава и всего войска. Этот факт характерен. Он свидетельствует о том, что план Александра вызвал новое размежевание в среде македонской знати. Из числа тех, кто поддерживал царя в его намерениях против антиалександровской оппозиции, выделяется часть знатных македонян, которая отвергает миродержавнические идеи своего полководца. Александр в Индии, возможно, преодолел бы сопротивление своих воинов, если бы нашел поддержку в своем командном составе. Отсутствие этой поддержки насторожило его, удивило и заставило после больших внутренних колебаний прекратить поход. {267}

 

Обращает та себя внимание и тот факт, что через несколько дней после произнесения своей речи Кен умер. Арриан спешит указать, что Кен скончался от болезни93. Курций, хотя и говорит, что Александр был опечален этим событием, но тут же приводит брошенные им с оттенком иронии слова, что Кен произнес свою длинную речь, будто один только рассчитывал вернуться в Македонию94. Кен умер в возрасте 40 лет. Упоминания о его болезни не было. Не исключена вероятность, что речь у Гифасиса и послужила причиной его внезапной кончины.

 

Впрочем, в речи Кена было высказано и предложение, которое Александру предоставляло возможность скрыть свою неудачу на Гифасисе и использовать ее в своих целях.

 

У Арриана Кен убеждает Александра возвратиться на родину, а после этого, если он пожелает, с другим контингентом снова организовать поход на индов, живущих на Востоке, или к Эвксинскому морю, или же против Карфагена и Ливийских земель95. В свое представление о мировом господстве Александр внес новое понятие о внешнем океане, который объединял и охватывал всю землю. Об этом имеется упоминание у Курция при изложении речи Кена, которая заканчивается словами, что если Александр твердо решил проникнуть дальше в Индию для достижения моря, которое сама природа сделала пределом человеческих устремлений, он не может этого добиться, завоевав доступные южные области. Зачем окольным путем искать славу, которая находится под твоей рукой? Здесь, как и там, ты встретишь океан96. Океан, которого Александр не достиг, был в дельте Ганга, но этот океан он мог найти в устье Инда. Для этого было достаточно построенного на Гидаспе речного флота, на котором изнуренная армия могла достигнуть моря.

 

Отказ войска у Гифасиса идти к Гангу в буржуазной науке оценивается не как бунт, в котором македонская оппозиция, состоявшая из широких масс воинов, выступила против миродержавнической политики царя, а как результат истощения физических и духовных сил войска, настроение которого ухудшилось от тропических дождей, {268} непрерывно низвергавшихся на воинов в течение 70 дней со времени выступления из Таксилы97. С такой точкой зрения согласиться нельзя, хотя и отрицать трудностей пути, в какой-то мере также сказавшимися на решении армии прекратить поход, тоже нельзя98. Следует учесть, что эта армия в Индии не была однородной, из чего, однако, совершенно не вытекает, как думает А. Боннар, что отказались следовать за Александром лишь европейские солдаты: греки, македоняне99. На самом деле Александр вразумлял не только македонян, но и союзников, упоминая скифов и бактрийцев100. Если македонян отпугивали планы мирового господства, то восточные контингенты не хотели подвергаться превратностям {269} индийской природы. Они устали не только от жары, ливней, лихорадки. Они устали не только физически, но и морально. Они еще видели смысл в завоевании Персии, но после этого уже не понимали, что делают и куда идут101. Этим можно объяснить, почему Александр не встретил сочувствуя во всей своей армии.

 

Будучи побежденным своей армией, Александр при общем одобрении своих воинов после сооружения памятника в честь похода отдал приказание вернуться обратно. Но маршрут обратного пути был продуман именно с целью достижения великого моря. Он повернул свой путь туда, говорит Курций, где можно добиться, даже с меньшей опасностью, такой же славы, которая ожидала его в долине Ганга102. На берегах Гидаспа ему приготовили флот, гребцов и матросов, которых набрали из финикийцев, киприотов, карийцев и египтян, сопровождавших македонское войско103. Во главе этой морской экспедиции был поставлен адмирал Неарх. Ему вменялось в обязанность познакомиться с прилегающей к морю страной, ее обитателями, пристанями, колодцами, людскими обычаями, с тем, чтобы выяснить, плодородна она или бесплодна104.

 

Несмотря на трудности, с которыми была сопряжена подобная экспедиция, Александр решил отправить флот с Неархом в Персидский залив к месту впадения Евфрата и Тигра105. Сам он спустился по другому рукаву Инда к морю, оттуда вернулся в Патталу, где Гефестион по приказу своего царя укреплял гавань и построил верфь для значительного флота106. {270}

 

Апологетическая традиция ничего больше не добавляет к попыткам Александра практически осуществить свои миродержавнические идеи во время его пребывания в Индии. Но в антиалександровской традиции имеются указания на то, что еще в Индии во время морской экспедиции Александр лелеял новые широкие завоевательные планы, которые снова вызвали недовольство со стороны македонских войск. Курций указывает, что после покорения всех стран к востоку от моря Александр намеревался переправиться в Африку, затем, пройдя просторы Нумидии, направить свой поход на Гадес, оттуда проникнуть в Испанию (Иберию) и пройти мимо Альп к побережью Италии, а отсюда без особого труда перебраться в Эпир. Поэтому он отдает приказ правителям Месопотамии заготовить строительный материал на Ливанских горах для флота, Кипр для этой же цели должен был предоставить медь, пеньку, паруса107.

 

Наряду с этим совершенно определенно звучит у Курция мотив сопротивления армии идеям мирового господства. Так, во время борьбы македонян против оксидраков и маллов, которые считались самыми воинственными племенами Индии, македонские воины стали выступать с мятежными речами против царя: их ведут за пределы звезд и солнца, заставляют проникать в места, самой природой скрытые от глаз человеческих. Александр, обеспокоенный волнением воинов, созвал их на сходку, старался убедить их в том, что враги эти воинственные и что кроме них никто больше не сможет помешать им достигнуть предела земли и своих страданий. Он уже предвидит океан, уже чувствуется дыхание моря. Пусть они не лишают его той славы, к которой он стремится108. Своим близким друзьям – Кратеру, Птолемею и другим Александр говорил, что они уже недалеко от предела мира109. Друзья его на этот раз не высказали возражений, просили беречь себя, ибо без него они все пропадут, а с ним останутся непобедимыми110.

 

Из всего этого видно, что идея завоевания мира не {271} покидала Александра даже и после неудач а Индии111. Но именно там выяснилось, что его представления о том, как велик мир, были далеко неясными. Поэтому, возвратившись из индийского похода, в последние годы своей жизни он предпринял ряд мер по организации экспедиций, в обязанность которых входило уточнить тот путь, по которому ему предстояло пройти, и определить те земли, которые должны войти в его мировое государство. В связи с этим встал вопрос об овладении морями для соединения между собой различных частей Ойкумены. Для осуществления этой цели были организованы морские экспедиции, которые Александр или предпринимал сам, или они проводились по его заданию. Так, была в 323 г. до н. э. подготовлена разведывательная экспедиция в Гирканию, чтобы исследовать Каспийское море; Александр послал туда Гераклида, сына Аргея, с кораблестроителями. Они должны были рубить лес на Гирканских горах и строить военные корабли по греческому образцу. Гераклиду предстояло выяснить, не является ли Гирканское море внутренним, а если нет, то с какими морями оно связано: впадает ли в него Черное море, или же Великое море, обойдя индов с Востока, вливается в Гирканский залив?112 Вокруг Каспия живет немало племен, в него впадают различные судоходные реки, многие из которых македонянам неизвестны, как неизвестно и само начало этого моря113. Наряду с этим обдумывался план проникновения по Черному морю до меотидских болот114. Все это предстояло выяснить. Намечалось ввести колонии и создать торговые города – вторую Финикию – на побережье и островах Персидского залива. {272}

 

Однако запланированное Александром плавание по Каспийскому морю не состоялось; из-за его смерти оно сорвалось115.

 

Три экспедиции одновременно, также, вероятно, в 323 г. до н. э., были посланы с флотом для разведки Аравийского полуострова116. Три мореплавателя на своих судах – друг Неарха Архий из Пеллы, Андросфен из Фасоса и Гиерон из Сол, что на Кипре, – спешили туда на 30-весельных кораблях. Архий дошел только до острова Тила117, не осмеливаясь проникнуть дальше. Андросфен последовал за ним, прошел вдоль некоторой части Аравийского полуострова, достиг Тила и остановился там на долгое время. Отчет, который Андроcфен представил после своего возвращения, имел очень много ценных сведений о чудесных источниках, о пышных зарослях пальм в оазисе, об апельсинах и овощах и др. Все эти сведения были тщательно использованы Теофрастом в его истории растений. Самым успешным оказалось плавание Гиерона. Ему было приказано обогнуть на судах весь полуостров до Египта и Героополя, до Суэцкого канала. Он проплыл вдоль значительной части Аравии, не осмеливаясь идти дальше. В это же время из Египта вышел в путь другой корабль под руководством Анаксикрита. В его задачу входило, плывя в обратном направлении, достичь Месопотамии. Однако ни один из них не достиг цели. Тем самым трудный отрезок побережья оставался все еще неисследованным. Вернувшись к Александру, Гиерон сообщил ему, что полуостров поражает своей величиной: он лишь немного меньше земли индов и глубоко вдается в Великое море. Люди, плывшие с Неархом от индов, видели эту землю, прежде чем повернуть в Персидский залив118.

 

Арриан признает, что к завоеванию Аравии подстрекали Александра как природные богатства страны, где {273} растет корица, на лугах – нард, из деревьев вытекают мирра и ладан, а из кустов – киннамон, так и наличие вокруг Аравийского побережья множества островов с гаванями, в которые может войти флот и возле которых можно основать города, в будущем цветущие и богатые119.

 

По словам Аристобула, Александр застал в Вавилоне флот, поднявшийся под руководством Неарха из Персидского моря вверх по Евфрату, и другой, прибывший из Финикии до Евфрата в разобранном виде по суше, а затем отправленный вниз по течению реки до Вавилона. Второй флот был усилен в Вавилоне тогдашними киприотами, которые доставляли снаряжение для строящихся кораблей120. Экипажи кораблей, прислуга и опытные специалисты морского дела набирались из Финикии и прибрежных стран со Средиземноморья. В Финикию и Сирию был послан некий Маккал из Клазомен с 500 талантов для набора морских наемников121. У Вавилона была вырыта гавань, где могли пристать 1000 военных кораблей, возле гавани были выстроены верфи122. На воде часто производились военные учения и маневры, соревнования капитанов и гребцов. Победители получали в награду венки123.

 

По словам Арриана, Александр готовил флот, чтобы напасть на арабов под тем предлогом, что они были единственными, кто не прислал к нему посольства и {274} ничем не высказал ему доброжелательства и уважения. Арриан однако вынужден признать, что в действительности Александр был просто ненасытен в своих завоеваниях124.

 

Стремление Александра повсюду по возможности достичь моря Керст ставит в связь с его цивилизаторской деятельностью. Он называет Александра «великим мировым открывателем». На овладение всей Ойкуменой его толкали интересы эллинской науки, идея распространения эллинской культуры, смешения воедино народов125. Грабительский характер восточных походов затушевывается. Еще большая степень идеализации последних имеет место в работе Робинсона, в которой Александру приписывается не только создание нового лучшего мира, но и новая концепция равенства народов, основанная на идее содружества людей. Эта идея, говорит историк, нашла выражение «в волнующем предвидении святым Павлом того мира, в котором будут не эллины и не иудеи, не варвары и не скифы, не рабы и не свободные». Робинсон серьезно полагает, что эта идея мирового управления могла бы быть развита и осуществлена, если бы не ранняя смерть Александра126.

 

Из служебных заметок (ὑπομνήματα), найденных в царском тайном архиве после смерти Александра, следовало, что аравийская экспедиция была задумана только как пролог к еще более грандиозным планам127. Эта {275} экспедиция мыслилась Александром только началом для присоединения Запада, которое, он, «безмерный в своих попытках завоевания», планировал последним. Для осуществления этих планов предполагалось сооружение флота из 1000 кораблей в Финикии, Сирии, Киликии и на Кипре, проведение дорог от Ливии до Геркулесовых столбов по побережью, переселение из Европы в Азию и из Азии в Европу, смешение населения, создание городов128. Средиземноморская экспедиция должна была совершить поход против Карфагена, виновного в том, что он оставался верен своей метрополии – Тиру, против других морских племен, ливийцев и иберийцев, а также против прибрежных стран до Сицилии. В связи с этим характерно свидетельство о том, что Александр на далеком востоке приказывает достать ему «Сицилийскую историю» Филиста, государственного деятеля Дионисия I, благодаря которой он мог получить подробные сведения о борьбе западных греков с карфагенянами и италийскими соседями.

 

Многочисленные посольства средиземноморских стран, прибывшие в Вавилон, чтобы Александр рассудил их взаимные споры, показали, что эти народы считали македонского царя способным заинтересоваться странами Средиземноморья129. По выражению Ф. {276} Шахермейра, «сам Запад втянул Александра в свои проблемы»130. Это гармонировало с планами самого завоевателя. Арриан отмечает, что именно после этих посольств Александр и самому себе, и окружающим стал казаться владыкой мира131.

 

Поход на Запад требовал изменения старого состава македонского войска, не разделявшего миродержавнических идей своего царя. Поэтому в Описе на Тигре он решил отделаться от своих ветеранов, выставив невинный предлог – усталость воинов. Он обещал наградить их, а воспитание прижитых ими на Востоке детей взять на себя, чтобы «во всем воспитывать их по-македонски», а когда они войдут в возраст, самому привести их в Македонию и передать отцам132. Арриан вынужден признать, что это были неверные и неопределенные обещания уходящим133. Воины быстро разгадали маневр Александра. Раздраженные тем, что он не изменил своих решений и огорченные окончательной невозможностью примирить его интересы с интересами Македонии и македонян, воины кричали, что пойдут домой все, пусть он воюет один вместе со своим отцом Амоном134. Александр в гневе стал осыпать их упреками, приказал схватить подстрекателей и вести их на казнь. {277}

 

В антиалександровской традиции Курция при описании бунта в Описе более отчетливо показано несогласие армии с планами ее полководца. Воины, забыв о всякой дисциплине, проводили мятежные беседы по всему лагерю, заявляли, что никуда отсюда больше не пойдут, кроме как на родину. Среди воинов были не только те, которые должны были уйти в Македонию, но и те, с которыми Александр был намерен продолжать поход. Все жаловались, все были недовольны135. Однако это не приостановило македонского завоевателя. Он замышлял новые походы и новые завоевания. По словам Арриана, он не усидел бы спокойно на месте, довольствуясь при0бретенным, если бы даже прибавил к Азии Европу, а к Европе – острова бреттанов. За этими пределами стал бы он искать еще чего-то неизвестного и вступил бы, если бы не было с кем, в состязание с самим собой136.

 

Уже будучи больным, Александр объявил военачальникам свои распоряжения относительно выступления в поход; сухопутные войска должны быть готовы к выступлению через 4 дня, а флот, на котором будет находиться он, отплывает через 5. В последующие дни, когда болезнь быстро прогрессировала и трагический исход был уже предопределен, Александр не переставал отдавать приказания и распоряжения своим командирам о начале грандиозного похода137. Только преждевременная смерть в 323 г. до н. э. помешала ему устремиться на завоевание новых земель в Средиземноморье, а его преемники поспешили порвать с его несбыточной мечтой о мировом господстве, и идеи миродержавничества предали забвению.

 

Таким образом, идея завоевания мира, которую Александр унес с собой в могилу, претерпевала известную эволюцию. Она отсутствовала в первоначальной программе восточных походов. Завоевание Персидского царства, ставшее возможным после значительных побед над персидским оружием, влекло за собой господство над Азией. Отчетливую форму миродержавническая идея приняла во время индийского похода, когда были очерчены конкретные границы, которые предстояло достигнуть, исследовать и приобрести. Но осуществить это Александру не {278} удалось. Созданное в его мечтах мировое государство стало распадаться, как карточный домик, как только перестало биться неуемное сердце македонского полководца.

 

Признание факта эволюции идеи мирового господства вызывает необходимость в пересмотре установившихся взглядов на различие программ Филиппа и Александра в начале восточного похода, а также на социальные основы способствующих и противоборствующих сил в процессе осуществления завоевательных планов Александра.

 

Обращает на себя внимание тот факт, что его командный состав, состоявший из македонской знати, начал восточные походы в полном единстве, но в ходе завоеваний разделился на две противоборствующие силы: на соратников Александра и на противников его восточной политики. При осуществлении своей основной цели он опирался не только на свою армию, но и на преданную группу сторонников его действий и замыслов. {279}

 

 

1 W. Tarn. Alexander the Great, vol. I, p. 121–122, а также приложение. – Vol. II, p. 378–399. Уже в 1921 г. в статье о планах Александра Тарн отрицает стремление Александра завоевать мир. (См.: Alexander’s ὑπομνήματα and the ‘World-Kingdom’. (J. H. S. XLI, 1921, p. 1–17). В 1923 г. в статье «Alexander and the Ganges» (J. H. S. XLIII, 1923, p. 93–101) мы видим продолжение доказательств его точки зрения. В 1939 г. в статье «Alexander’s Plans» (J. H. S. LIX, 1939, p. 124–135). Тарн возвращается к теме работ 20-х гг. – к доказательству отсутствия у Александра миродержавнических идей. Эти же мысли развиваются и в его 2-томной обобщающей работе об Александре.

 

2 W. Tarn. Alexander the Great, vol. I, p. 9. {246}

 

3 W. Tarn. Alexander the Great, vol. I, p. 122.

 

4 W. Tarn. Op. cit., vol. I, p. 86, 99. Эту мысль поддерживает и А. Робинсон, который полагает, что Александр повернул автоматически к единственной оставшейся части Персидской империи, которую он еще не видел. (См.: A. Robinson. Op. cit., vol. I, p. 169–170). Но в отличие от Тарна, Робинсон уверен, что для Александра в то время захват Персидской империи был равносилен завоеванию мира. Поэтому поход в Индию был одновременно завоеванием пограничных районов Персидской державы и достижением границ мирового государства. (Там же, стр. 74, 151).

 

5 Против такой произвольной трактовки вопроса выступал еще Керст. (J. Kaerst. Op. cit., S. 394). {247}

 

6 Впервые эту концепцию «братства», ставшую основной темой творчества Тарна, он изложил в «The Cambridge ancient history» и в работах по истории эллинистического Востока. В 1933 г. в лекции, прочитанной в Британской Академии наук, Тарн продолжал развивать свою идею о всеобщем братстве, союзе рас и их партнерстве в управлении государством. Лекция эта была напечатана в журнале «Proceedings of the British academy» (XIX, 1933, p. 123–166) под заглавием «Alexander the Great and the unity of Menkind». Окончательное оформление эта точка зрения получила в 2-томной монографии об Александре Македонском, изданной в 1948 г. В ней имеется особый раздел «Братство и союз».

 

7 W. Tarn. Alexander the Great, vol. I, p. 400.

 

8 Точка зрения Тарна уже в его время в англо-американской историографии встретила как сторонников, так и противников. Английский историк Дж. Мин идею Тарна о братстве объявляет научной и убедительной. Он считает Тарна родоначальником этой теории, подчеркивает, что Александр был «не только первым практическим осуществителем этой теории, но и одним из ее создателей». (См. рецензию Дж. Мина на труд Тарна «Alexander the Great and the unity of Mankind» в журнале «The Journal of Hellenic studies», LIII, 1933, p. 321). Американский ученый Робинсон в своей рецензии на книгу «The Cambridge ancient history» (Am J. Phil. LXX, 1949, № 2, p. 192–202) устанавливает приоритет Тарна в создании «концепции братства» и называет его первым историком, «который доказал несомненный факт великой мечты Александра». Противниками «концепции братства» Тарна являются: американский ученый Фит, подвергший критике основное положение теории Тарна (см. Am. J. Phil. VIII, 1937, p. 59, 129), американский ученый Л. В. Каммингс и английский историк А. Р. Берн. Вопреки Тарну, они говорят о стремлении Александра к мировому господству. Ф. Шахермейр указывает, что Александр мечтал о создании нового земного мира, пытался его объединить в государственном единстве, в котором «все остальные части должны были растопиться, чтобы затем возникнуть как единственное целое». Историк полагает, что мысль о всемирном единстве космополиса была правильной и была лучшим объяснением будущего (стр. 484, 490). Р. Фрай считает идею Тарна о всеобщем братстве людей весьма неясной. Невозможно доказать, – пишет он, – что не только политика Александра, но также и его идеи оказали настолько сильное влияние на некоторых философов, что {248} он стал считаться первосоздателем представления об идеальном мировом государстве стоиков – представления, занявшего столь важное место в учении Зенона. Несомненно лишь, что масштабы завоеваний Александра поражали не только его современников, но и позднейших философов. (Ричард Фрай. Наследие Ирана. М., 1972).

 

9 Fr. Altheim. Alexander und Asien. Tübingen, 1953. S. 62, 67.

 

10 Там же, стр. 105.

 

11 Fr. Schachermeyr. Alexander der Grosse, ingenium und Macht. Wien, 1949, S. 331.

 

12 Там же, стр. 73.

 

13 Fr. Schachermeyr. Griechische Geschichte. Stuttgart, 1960, S. 266; ср. A. R. Burn. Op. cit., p. 16. {249}

 

14 J. Kaerst. Op. cit., S. 254.

 

15 P. Lévêque. L’aventure grecque. Paris, 1964, p. 343.

 

16 К. С. Мусиенко. Оппозиция в армии Александра Македонского. Л., 1966 (канд. дис., рукопись), стр. 50–51.

 

17 J. Kaerst. Op. cit., S. 254.

 

18 Plut. Alex. 15. {250}

 

19 Jean-Rémy Palanque. Les impérialismes antiques. Paris, 1960, p. 63.

 

20 К. С. Мусиенко. Указ. соч., стр. 60.

 

21 Arr. II, 3, 2 и сл.; Plut. Alex. 18; Curt. III, 1; 14–18; Just. XI, 7, 5 и сл. (Первоначальное изложение о «гордиевом узле» мы находим у Юстина и Арриана). В этой связи ни на чем не основано утверждение американского профессора Броуновского университета Чарльза Александра Робинсона о том, что история с гордиевым узлом так же известна, как и достоверна. (A. Robinson. Alexander the Great, 1947, p. 7, 8).

 

22 Arr. II, 3, 8. {251}

 

23 Эту мысль высказал уже С. И. Ковалев в своей научно-популярной книге «Александр Македонский» (1937 г.). Начиная весной 334 г. до н. э. поход, Александр, по справедливому мнению С. И. Ковалева, точно не знал, как далеко пойдет в глубь Персии. Во всяком случае, планы греков и Филиппа не шли дальше «освобождения греков» от персов, т. е. дальше завоевания Малой Азии. Возможно, что Александр начал поход с этим именно планом (стр. 44–45).

 

24 U. Wilcken. Alexander der Grosse, S. 163; ср.: U. Wilcken. Griechische Geschichte, 1962, S. 253.

 

25 L. Homo. Alexandre le Grand. Paris, 1951, p. 127. {252}

 

26 P. Jouguet. L’impérialisme macédonien et l’hellénisation de l’Orient. Paris, 1926, p. 7–8.

 

27 P. Cloché. Alexander le Grand. Paris, 1954, p. 13.

 

28 Marcello Fortina. Alessandro Mágno e l’ellenismo. Milano, 1968, p. 199–210.

 

29 Еще перед началом военных действий Александр на побережье Херсонеса фракийского принес жертву Протезилаю. Преодолев Геллеспонт, он приказал воздвигнуть алтарь в честь Геракла и Афины на равнине Скамандр. Со своим другом Гефестионом он украсил цветами могилы Патрокла и Ахилла (Arr. I, 11, 5, 6).

 

30 Arr. I, 16, 6–7. {253}

 

31 Arr. II, 7, 3.

 

32 Там же, 7, 6. {254}

 

33 Curt. III, 10, 4.

 

34 Там же, 5.

 

35 Там же, 8.

 

36 Там же, 10, 10.

 

37 Arr. II, 14, 8–9.

 

38 Curt. IV, 1, 13–14. {255}

 

39 Diod. XVII, 54, 5.

 

40 Там же, 6; ср. Just. XI, 12, 14.

 

41 С. И. Ковалев полагает, что Александр еще в Финикии во время переговоров с Дарием выступил с притязаниями на мировое господство. Но это утверждение не может быть подкреплено источниками. (См. ВДИ, 1946, № 3, стр. 56). {256}

 

42 Arr. III, 9, 6.

 

43 Там же, 5–8.

 

44 Curt. IV, 14, 2–6.

 

45 Там же, 7.

 

46 Diod. XVII, 51, 2.

 

47 Curt. IV, 8, 26.

 

48 Just. XI, 10.

 

49 Plut. Alex. 27. {257}

 

50 Plut. Alex. 34.

 

51 Fr. Schachermeyr. Alexander der Grosse, S. 227. {258}

 

52 Утверждение А. Пальяро о том, что македонское войско присвоило Александру титул «царь Азии», ни на чем не основано. (См.: A. Pagliaro. Op. cit., p. 186).

 

53 Юстин говорит, что Александр, получив власть, «приказал именовать себя царем всех стран мира» (Just. XII, 16, 9). Здесь, однако, все сказано в очень общей форме. Когда и какую власть он получил, в других источниках в такой категорической форме не говорится.

 

54 Подобно Александру, еще до него, титул царя в греческих надписях имели Крез в Лидии и Псамметих в Египте. Но вряд ли Александр знал об этих предшественниках. После Александра, когда Деметрий Полиоркет вместе со своим отцом Антигоном надел диадему и присвоил себе и ему титул «царя», они в этом подражали Александру. От этого пути отошел Кассандр. Он снова стал называть себя «царем македонян Кассандром».

 

55 Fr. Altheim. Op. cit., S. 104. {259}

 

56 Так, например, после победы Александр устроил эллинский праздник, еще раз подчеркнув свою роль победителя в панэллинской войне мести. В качестве гегемона и стратега-автократора он распорядился, чтобы в греческих союзных городах было свергнуто господство тиранов и восстановлена автономия, в то время как Антипатр повсеместно покровительствовал господству тирании. Александр обещал платейцам восстановить город, так как их предки боролись против персов. Позже он послал кротонийцам Южной Италии часть добычи за то, что их правитель когда-то один из всех италиков сражался вместе с эллинами при Саламине. Этим он пытался придать своим завоеваниям панэллинскую окраску. (См.: U. Wilcken. Alexander der Grosse, S. 128; Fr. Sсhachermeyr. Alexander der Grosse, S. 227). {260}

 

57 Об этом свидетельствует ряд фактов: так, от греческих наемников Дария, просивших у Александра милости, он потребовал прежде всего капитуляции, ибо они нарушили решение эллинов, по которому ни один грек не мог нести военную службу у персов. Когда капитуляция произошла, он приказал тем из них, кто вступил на службу к персам еще до основания Коринфского союза, свободно вернуться на родину, а тех, которые поступили к персам позднее, хотя и помиловал, но с условием продолжать службу в его войске. Точно так же Александр поступал и по отношению к греческим посольствам при персидском дворе, которые затем явились к нему. Так, посольство Синопа, не принадлежавшее к Коринфскому союзу, было отпущено на свободу, афинское и спартанское посольство он приказал задержать: афинское – потому, что оно было отослано после заключения союза; спартанское – потому, что суд над побежденными спартанцами еще не состоялся.

 

58 U. Wilcken. Alexander der Grosse, S. 98.

 

59 Fr. Altheim. Op. cit., S. 66.

 

60 Curt. VIII, 9, 17.

 

61 См.: Jean-Rémy Palanque. Les impérialismes antiques. Paris, 1960, p. 67–68; ср. Arr. IV, 15, 6; Diod. XVII, 89, 5. {261}

 

62 J. Kaerst. Op. cit., S. 359–360.

 

63 U. Wilcken. Op. cit., S. 162. В буржуазной науке, однако, имеется тенденция гипертрофировать личный мотив в индийском походе. С точки зрения Керста, индийская страна, полная чудес, занимала фантазию, возбуждала любопытство и порыв к открытию. При проникновении в этот чудесный мир в душе завоевателя вставали образы эллинских сказаний: Геракл и Дионис сопутствовали этому походу. (J. Kaerst. Op. cit., S. 361). Более отчетливо эту мысль проводит Ф. Шахермейр. Он указывает, что в Александре опять возродился сын Зевса, который хотел, идя по Азии, подражать Гераклу и Дионису и перещеголять их. В трудных условиях далекого пути Геракл использовался как пример для усталого воина, а Дионис как путеводная звезда в походе (Fr. Schachermeyr. Alexander der Grosse, S. 335–338). О сильном влиянии на Александра мифологических традиций, о его стремлении возродить и дополнить деятельность Геракла и Диониса, – говорит П. Клоше. (P. Cloché. Alexandre le Grand, p. 84). {262}

 

64 Единственным греком, который до Александра посетил Индию и сообщил о ней как непосредственный свидетель, был иониец Скилак из Карианды. Его послал туда Дарий, чтобы выяснить, где Инд впадает в море. Он поплыл к морю вниз по течению на восток, навстречу восходящему солнцу, затем по морю на запад и приплыл в гавань Египта. Итоги своего путешествия Скилак описал в специальном сочинении. Это произведение затем использовал Гекатей при описании Земли, в качестве единственного источника, сообщавшего сведения об Индии. Эти сведения в свою очередь у Гекатея позаимствовал Геродот, который к ним добавил отдельные сюжеты, взятые у знакомых персов, недостаточно хорошо информированных. Примерно через 50 лет после Геродота, врач персидского царя Ктесий создал первую монографию об Индии, в которой восхвалял ее как страну чудес. Часто встречаясь с жителями Индии при персидском дворе, Ктесий узнавал от них разные сказки, которые он обрабатывал в своем сочинении с целью ошеломить воображение читателя. Именно у Ктесия есть рассказы о карликах, живших в Индии; о людях с длинными ушами, с собачьими головами; о дереве с металлическими корнями, притягивавшими к себе птиц и овец; о грифах, стороживших золото; о слонах, использовавшихся для разрушения городских стен; о солнце, увеличенном в 10 раз; о горячем море, в котором рыбы уходят с его поверхности; об огромных исполинах и бесчисленных народах, населявших эту страну (ср. Arr. V, 4, 3). Нам неизвестно, обратился ли Ктесий при написании своего труда об Индии к сведениям Скилака, зато достоверно известно, что Аристотель знал сочинение древнего мореплавателя и использовал его. От Аристотеля узнал о Скилаке Александр. Во время подготовки в Согдиане к индийскому походу он через своих ученых, вероятно, получал об Индии и некоторую другую литературу. И все же ни Скилак, ни другие данные не давали полного представления об этой стране. Особенно неизвестной оказалась та часть ее, которая находилась за Гангом.

 

65 Arist. Meteor., I, 13, 15. Индия означала для Александра равнину Инда. Позади нее на небольшом расстоянии, как он думал, был океан, и его он стремился достигнуть, исследовать его берега и укрепить восточную границу мировой империи, о создании которой он мечтал. (См.: A. Robinson. Alexander the Great, p. 170; Collection Génies..., p. 195–196).

 

66 Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 363. {263}

 

67 См.: F. Taeger. Charisma. Stuttgart, 1957, S. 213.

 

68 Arr. V, 26, 1–2.

 

69 Там же, 26, 2.

 

70 Там же.

 

71 Там же, 3–7. {264}

 

72 Curt. XI, 2, 11.

 

73 Там же, 26.

 

74 Curt. XI, 2, 32–33.

 

75 Arr. V, 27, 2.

 

76 Там же, 6–7. {265}

 

77 Curt. IX, 3, 7.

 

78 Там же, 17.

 

79 Arr. V, 28, 1.

 

80 Diod. XVII, 57, 2.

 

81 Arr. I, 6, 9; 14, 2.

 

82 Arr. I, 8, 3; Curt. III, 9, 7.

 

83 Arr. II, 28, 2; 24, 3.

 

84 Arr. III, 11, 9; Diod. XVII, 57, 2; ср. Curt. IV, 13, 28.

 

85 Arr. III, 15, 2; Diod. XVII, 61, 3; Curt. IV, 16, 32.

 

86 Arr. III, 18, 6; 20, 4; 21, 1; 24, 16; 25, 6; IV, 17, 3. {266}

 

87 Arr. IV, 16, 23; Curt. VIII, 1, 1.

 

88 Arr. IV, 24, 1; 25, 6; 27, 5–7; 28, 8; Curt. VIII, 10, 21.

 

89 Arr. V, 16, 3; Plut. Alex. 60; ср. Curt. VIII, 14, 15–17.

 

90 Arr. VI, 21, 1; Curt. IV, 8, 17.

 

91 Curt. VI, 11, 10–12.

 

92 Там же, 9, 30. {267}

 

93 Arr. VI, 2, 1.

 

94 Curt. IX, 4, 20.

 

95 Arr. V, 27, 7.

 

96 Curt. IX, 3, 13–14. {268}

 

97 Так, Керст говорит, что сопротивление армии Александру было не сопротивлением против его политики всемирной власти, а выражением физического и морального истощения войска. Напряжение и страдания прошедших битв и маршей усилились в высшей степени благодаря затяжным ливням. Воины думали, что перед ними новые бои и трудности. (J. Kaerst. Op. cit., S. 366). В Индии армия Александра, говорит Робинсон, так измучилась от сильной жары пенджабского лета с его переменными ливнями и зноем, что воины морально и физически не имели сил для дальнейших походов и битв. (См.: A. Robinson. Op. cit., S. 193).

 

В Индии, подчеркивает Ф. Шахермейр, прежде всего диктовал муссон с его потоками ужасного летнего дождя, которые исчерпали все силы воинов. Климат этой страны был неожиданностью для Александра. Здесь он наткнулся на географическую и климатическую реальность, которая осталась для него непреодолимой. Если бы царь во время дождей отдыхал под индийским осенним солнцем, то войско вряд ли отказалось бы идти дальше. В тропическом дожде он, в конце концов, нашел своего победителя. Именно это обстоятельство, считает историк, стало трагической судьбой похода (Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 338, 343–344, 356–357).

 

По выражению французского историка Жака де Бурбон Бюссе, в Индии усталость, климат, страх перед неизвестностью взяли верх. Армия отказалась следовать дальше за своим капризным любимцем. (Collection Génies..., p. 237).

 

О постоянных проливных дождях, сломивших упорство самого властного повелителя, говорит и П. Клоше. Он считает, что против Александра объединились люди, стихия и боги (P. Cloché. Alexandre le Grand, p. 93–94). Такая точка зрения господствует в буржуазной историографии. См. также: И. Г. Дройзен. История эллинизма, т. I, стр. 304; U. Wilckеn. Alexander der Grosse, S. 174; Cummings. Alexander the Great. Boston, 1940, p. 366; H. Lamb. Alexander of Macedon. N. Y., 1946, p. 310.

 

98 Diod. XVII, 94, 1–3.

 

99 A. Bonnard. Op. cit., p. 175–176.

 

100 Arr. V, 26, 3; 26, 2, 4; Curt. IX, 2, 32–30. {269}

 

101 W. Tarn. Alexander the Great, vol. I, p. 98.

 

102 Curt. IX, 4, 20.

 

103 Arr. V, 1, 1, 6.

 

104 Arr. VII, 20, 10.

 

105 Arr. VI, 19, 55; ср. Curt. IX, 10, 3; X, 1, 10, 16. Heapx своей экспедицией установил морскую связь между Индом и Евфратом, между двумя великими реками, в бассейне которых процветали два самых древних цивилизованных мира. См.: Collection Génies..., p. 212–213; U. Wilcken. Griechische Geschichte. Berlin, 1962, S. 254. Вряд ли можно согласиться с точкой зрения А. Пальяро о том, что посылка флота под командованием Неарха вдоль побережья Индийского океана до Персидского залива вызвана одним лишь любопытством Александра, которое было отражением живых научных интересов, возбужденных в душе юноши обучением Аристотеля (Antonino Pagliaro. Alexandro Magno. Ed. Torino, 1960, p. 39).

 

106 Arr. VI, 20, 1, 4. {270}

 

107 Curt. X, 1, 17–18.

 

108 Там же, 4, 16, 18–19.

 

109 Там же, 6, 20.

 

110 Там же, IX, 6, 7. {271}

 

111 Ф. Шахермейр безосновательно указывает, что за годами похода последовала пауза мира, когда Александру захотелось больше не спешить никуда, пожить удобно и роскошно и предаться великолепным праздникам по желанию сердца. См.: Fr. Schachermeir. Op. cit., S. 390.

 

112 Arr. VII, 16, 1–2. Со времен Геродота ионийские географы полагали, что это море на севере соединялось с океаном. (См.: Plut. Alex. 44). Здесь, вероятно, смешивается позднейшее представление о четырех больших заливах океана с древним учением ионийской географии. Геродот (I, 202), считавший, что Каспийское море – замкнутый водоем, по-видимому, полемизирует с воззрениями ионийских географов. (См.: J. Kaerst. Op. cit., S. 396–397).

 

113 Arr. VII, 16, 3–4.

 

114 Fr. Altheim. Op. cit., S. 109. {272}

 

115 Оно частично осуществилось позднее, в путешествии Патрокла, адмирала Селевка Никатора, который пришел к выводу, что Каспийское море связано с океаном. (Strabo, II, с. 74; XI, с. 518; Plin. II, 167; VI, 58).

 

116 См.; H. Bengston. Griechische Geschichte. 2 Auf. München, 1960, S. 343.

 

117 Маленький остров, лежащий перед устьем Евфрата, Александр назвал Икаром. (См.: Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 446–447).

 

118 Arr. VII, 20, 7–9. {273}

 

119 Arr., VII, 20, 2. Представления греков об Аравийском полуострове были не совсем правильными. Им казалось, что Аравия – это страна богатств, в то время как на самом деле она была пустынной. Их сбил с толку тот факт, что ценные продукты, прежде всего пряности, идут оттуда. Но в действительности сама Аравия и торговое население, живущее на побережье Персидского залива, получали часть своего богатства от продажи индийских продуктов. Ф. Шахермейр делает предположение о том, что, возможно, Александр догадывался об очень важном: вся торговля с Индией зависит от овладения Аравией; именно оттуда, а не вдоль Гедрозии идут собственно пути в страну чудес. Это в будущем могло создать возможность для прямой связи между Египтом и Индией. Она была бы тем значительнее, что между Нилом и Красным морем такая связь уже и без того имелась. (См.: Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 449).

 

120 Arr. VII, 19, 3–5.

 

121 Там же, 5.

 

122 Там же, 3–5.

 

123 Там же, 23, 5. {274}

 

124 Arr. VIII, 19, 6.

 

125 J. Kaerst. Op. cit., S. 395–396 и сл. Керста повторяет Ф. Шахермейр. Он прямо указывает, что Александр выступил в свой поход за пределы Персидского государства совсем не как агрессор и завоеватель. (См.: Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 455).

 

126 A. Robinson. Op. cit., p. 19–20, 138, 220.

 

127 Эти заметки, известные как завещание Александра, сохранились у Диодора, достоверность которого в данном случае вызывает у многих историков сомнение. Некоторые полностью принимают сведения Диодора, заимствованные у Гиеронима из Кардии. На этой точке зрения стоит И. Г. Дройзен (История эллинизма, т. II, прим. 69, стр. 126). Авторитет Гиеронима признает и Шахермейр (Указ. соч., стр. 454). Решительно отрицает принадлежность этого отрывка Диодору и ценность его Тарн (W. Tarn. Alexander’s ὑπομνήματα and the world kingdom. Iust., 41, 1921, p. 7). Тарн считает, что изложенные в этом отрывке грандиозные планы Александра – легенда, созданная значительно позднее и ничего общего не имеющая с истиной. Абсолютно {275} неисторическими считает мемуары, найденные после смерти Александра, и Робинсон (Указ. соч., стр. 194).

 

128 Diod. XVIII, 4, 35. Примерно то же самое, что и Диодор, сообщает Курций относительно завоевания Средиземноморского бассейна: подчинив все морские области Востока, перейти из Сирии в Африку, покорить Карфаген, пройти через Нумидию, направляясь к Гадесу, у Геракловых столбов перейти в Иберию, затем в Италию, а оттуда в Эпир (Curt. X, 17–18). Не исключена вероятность, что в ὑπομνήματα отражаются основные тенденции миродержавнической политики Александра, возможно, преувеличенные фантазией античных авторов и позднейшими наслоениями.

 

129 Cp. Arr. VII, 15, 4 и сл., Diod. XVII, 113, 2 и сл.; Just. XII, 13, 1 и сл. Какие государства и народы отправили послов к Александру, точно выяснить не удается. Ф. Шахермейр ручается только за то, что были послы ливийцев, бруттиев, луканов и тирренов (стр. 453). Арриан прибавляет еще как вероятных: карфагенян, эфиопов, европейских скифов, кельтов и иберов (Arr. VII, 15, 4). Французский историк Жан-Реми Паланк (Jean-Rémy Palanque. Op. cit., p. 68–69), как и некоторые другие, в числе посольств, прибывших к Александру, называет и римское посольство. О нем упоминает Клитарх. Страбон по другому поводу {276} сообщает, что Александр принял жалобу о латинских морских разбойниках. Однако это противоречит Арриану, который не упоминает посольства из Рима. Птолемей, на которого опирается Арриан, приводит список полномочных посольств, направленных в Вавилон, взятый им из журнала, в котором каждое посольство регистрировалось. Среди этих посольств из Италии было три: бруттии, луканы, тиррены. Если бы в журнале было написано римское посольство, Птолемей не мог бы его пропустить из списка. Отсюда Тарн делает вывод о том, что Рим никогда не направлял посольства к Александру. История с римским посольством была выдумана в конце I в. до н. э. Характерно, что об этом посольстве не упоминает также никто из римских писателей. Кроме того, не в духе республиканского Рима было направлять послов для оказания почестей иностранным царям, тем более, что речь шла о царе далеких земель, с которым не было связей и от которого нельзя было ожидать какой-либо пользы. (См.: Antonino Pagliarо. Op. cit., p. 396).

 

130 Fr. Schachermeyr. Op. cit., S. 456.

 

131 Arr. VII, 15, 5.

 

132 Там же, 12, 2.

 

133 Там же, 5; Plut. Alex. 71.

 

134 Arr. VII, 8, 2, 3. {277}

 

135 Curt. X, 2, 12–13, 16–17.

 

136 Arr. VII, 1, 4.

 

137 Там же, 25, 2–5. {278}

 

Шофман А.С. Восточная политика Александра Македонского. Казань, 1976. С. 246–279.

Ответить