←  Древний Египет

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Странствия Синухета

Фотография Стефан Стефан 12.02 2017

Наиболее полные списки этого придворного романа XX в. до н. э. сохранились на двух иератических папирусах эпохи Среднего царства из Берлинского музея (обозначаются «В» и «R») и двух самых больших из найденных остраконов (находятся в Эшмолеанском и Каирском музеях и датируются временем XIX‒XX династий). Более тридцати известных фрагментов свидетельствуют об огром­ной популярности истории Синухета как классического литературного памятника.

 

Перевод сделан по изданиям: Blackman A.M. Middle-Egyptian Stories. Brussels, 1923; Barns G.W. The Ashmolean Ostracon of «Sinuhe». London, 1952. Перевод и комментарий Томашевич О.В.

 

(R 1) Родовитый князь, управитель областей Повелителя в землях бедуинов1, воистину известный царю, любимый им, провожатый Синухет2, говорит он: «Я ‒ провожатый, сопровождающий владыку своего, слуга женской половины дворца3 государыни, премного восхваляемой, жены царя Сенусерта, [покоящегося] в Хнумсут4, дочери царя Аменемхата [покоящегося] в Канефру, Нефру, достопоч­тенной.

 

Год 30-й, третий месяц половодья, день 7-й: поднялся бог к горизонту своему, царь Верхнего и Нижнего Египта Схетепибра* вознесся в небеса (и) воссоединился с солнцем; божественная плоть слилась с создавшим ее. [Царская] резиденция безмолвствует, сердца в печали, Великие врата заперты, (R 10) придворные скорбят5, знать плачет. (А) Его Величество послал войско против страны Чемеху6*, его старший сын, бог благой Сенусерт возглавлял его. Он был послан разгромить чужеземные нагорья, покарать [мятежников,] находящихся среди ливийцев-чехе­ну.

 

[И когда] он возвращался, ведя пленников-чехену и всякий скот без числа, придворные сановники7 послали на западную границу известие для царевича о случившемся в зале для аудиенций. Нашли его гонцы в пути, (R 20) достигли они его в пору ночную. Ни мгновения не промедлил он ‒ соколом8 полетел с провожатыми своими, не дав знать об этом своему войску.

 

Но послали (и) к (другим) царским детям, находившимся при нем в войске этом, (и) позвали одного из них. Я стоял [рядом], (B 1) слышал его голос, когда он говорил, (и) оказался вблизи заговорщиков. Сердце мое смутилось, руки мои {25} опустились, дрожь охватила все мое тело. Я опрометью бросился бежать в поисках места укромного. Я спрятался меж двух кустов, предоставив дорогу идущему по ней. Я двинулся в путь на юг, не помышляя вернуться в резиденцию. Думал я, что случится резня, и не надеялся [остаться] в живых после нее. Пересек я [озеро?] Маати* вблизи [святилища] Сикомора. Прибыл я на Остров Снофру9, провел я день на окраине поля.

 

(B 10) [Когда] я отправился в путь, был [еще] день. Встретил я человека, стоявшего у края дороги. Он почтительно меня приветствовал, я же боялся его. Наступило время ужина, [и] я достиг Негау (Гау)*. Переправился я в грузовой ладье без рулевого весла под западным ветром. Я прошел к востоку от камено­ломни, выше Владычицы Красной горы10. [Затем] направил я стопы свои на север и дошел до Стен Повелителя11, сооруженных, чтобы отражать бедуинов [и] сокрушать кочующих по пескам. Пригнулся я в кустах в страхе, что заметит меня с крепостной стены стража, несущая вахту свою. Тронулся (B 20) я [дальше] ночной порою. [Когда] озарилась земля, я достиг Петена*. Остановился я на острове Великой черноты12. Напала [на меня] жажда, настигла она меня. Изне­могал я, горло мое пылало, и подумал я: «Это вкус смерти!» [Но] воспрял я духом13 и собрал силы, [ибо] услышал мычание скота. Я увидел бедуинов, [и] узнал меня их вождь, бывавший в Египте. Дал он мне воды, [пока] кипятили для меня молоко. Отправился я с ним к его племени, и они хорошо обошлись со мной.

 

Передавала меня страна стране. Покинул я Библ, повернул к Кедему14. Провел я (B 30) там полтора года. Принял меня [к себе] Амуненши ‒ властитель Верхней Речену15. Сказал он мне: «Хорошо тебе будет со мною, будешь слышать ты египетскую речь». Сказал он так, ибо знал о моих достоинствах, слышал о моей удачливости ‒ свидетельствовали обо мне египтяне, находившиеся там, при нем.

 

[И] затем спросил он меня: «Почему ты пришел сюда? Не случилось ли чего в резиденции?» Ответил я ему: «Царь Верхнего и Нижнего Египта Схетепибра удалился за горизонт. Неизвестно, что произойдет из-за этого».

 

Но сказал я неправду: «Когда я вернулся из похода на страну Чемеху, мне сообщили [об этом]. Рассудок мой помутился, сердца не было в моем теле. Оно увлекло (B 40) меня на путь бегства, [хотя] не злословили обо мне, не плевали в лицо мое, не слыхал я осуждающего слова [и] не слышали имени моего из уст глашатая. Я не знаю, что привело меня в эту чужеземную страну. Это подобно воле бога, подобно тому, как если бы житель Дельты увидел себя на Элефантине, человек Болот ‒ в Нубии».

 

Тогда спросил он меня: «Как же будет эта земля [Египет] без него, этого благодетельного бога, страхом перед которым проникнуты чужеземные страны, как перед Сохмет* в годину чумы?» Сказал я ему в ответ: «Несомненно, сын его вступил во дворец и принял наследство отца. Он ‒ бог16, нет равного ему, не было подобного ему прежде. Он ‒ владыка мудрости: замыслы его превосходны, повеления отменны. Отправляются и возвращаются по его приказу. (B 50) Это он покорял чужеземные страны, меж тем как отец его пребывал во дворце. Он сообщал отцу, что предписанное свершено. Это богатырь, действующий дланью своей, храбрец, которому нет равного, когда видят его нападающим на чужеземцев и вступающим в схватку. Он тот, кто пригибает рога17 и ослабляет руки [врагов] так, что они не могут сомкнуть боевые ряды. Он ‒ каратель, дробящий головы, не устоять рядом с ним. Он тот, кто широко шагает, уничтожая беглеца, бесчисленны показывающие ему спину. Он стоек сердцем в момент атаки. Он поворачивает [других], но не показывает свою спину. Он отважен сердцем при виде множества [врагов], не допускает он в сердце слабость. (B 60) Неустрашим {26} он, [когда] видит обитателей Востока. Радость его ‒ нападение на чужеземцев. Когда он хватает свой щит, попирая [врагов], не повторяет он удар, убивая. Нет никого, кто спасся бы от стрелы его, никого, кто натянул бы его лук. Чужеземцы бегут от рук его, как перед мощью Великой18. Сражается он без остановки, не щадит он никого.

 

Он ‒ владыка обаяния, великий сладостью, покоряет он любовью. Его город любит его более себя самого и радуется ему более, чем своему богу. Проходят мужчины и женщины, приветствуя его, ‒ он царь! Он побеждал [уже] в утробе матери19, (B 70) его лик устремлен к этому с рождения. Он умножает тех, кто родился вместе с ним. Он единственный данный богом. Как ликует страна эта, которой он правит! Он тот, кто расширяет ее границы, захватит он страны южные, не посчитается он с чужими землями северными, [так как] он создан, чтобы побеждать бедуинов, чтобы попирать кочующих по пескам.

 

Пошли к нему, пусть узнает он имя твое в качестве верного [слуги] вдали Его Величества. Не преминет он делать добро чужой стране, которая находится на воде его20».

 

Тогда сказал он мне: «Несомненно, Египет благоденствует, зная силу его. [Но] ты здесь, останешься со мной. Добро сделаю я тебе».

 

Поставил он меня во главе своих детей, женил на своей старшей дочери. Дал он мне выбрать (B 80) [участок] из лучших земель, что были у него на границе с другой страной.

 

Это [была] земля прекрасная, именуемая Иаа*. Смоквы были там и виноград, [а] вина было больше, чем воды. В изобилии мед и много оливкового масла, фрукты всевозможные на деревьях ее. Были там ячмень и полба, бесчисленные стада всякого скота. Велики были выгоды мои в качестве его любимца.

 

Назначил он меня вождем одного из лучших племен его страны. Готовили для меня хлеба, напиток-минт и вино ежедневно, вареное мясо, жареную птицу, не считая мелкого скота пустыни, который ловили (B 90) для меня западнями и складывали передо мной, без учета того, что приносили мои охотничьи собаки. Приготовляли для меня много [сладостей и] различные молочные кушанья. Так провел я много лет. Дети мои стали богатырями: каждый ‒ властитель21 племени своего. Гонец, отправлявшийся на север или на юг в резиденцию, останавливался у меня, [ибо] принимал я у себя всех. Я давал воду жаждущему, указывал дорогу заблудившемуся, спасал ограбленного.

 

[Когда] бедуины вынуждены были защищаться от властителей чужеземных стран, я давал советы при их передвижениях. Этот вождь Речену [Амуненши] повелел, чтобы в [течение] многих лет я был во главе его войска. Я побеждал каждую страну, против которой я выступал, оттесняя с пастбищ и от колодцев ее. Я захватывал ее стада, угонял ее жителей, забиралось продовольствие их, [и] убивал я ее людей моей дланью, моим луком, моими атаками [и] превосходными [военными] замыслами. Покорил я его сердце, [и] он полюбил меня, ибо узнал он доблесть мою. Он поставил меня во главе детей своих, ибо увидел силу рук моих.

 

Пришел силач из Речену, вызвал он меня (B 110) из шатра моего. Это был сорвиголова, не имевший равного, [ибо] подчинил он [страну] всю. Сказал он, что будет биться со мною, [так как] задумал он убить меня [и] замыслил захватить мой скот по совету племени своего. Этот вождь [Амуненши] советовался со мной. И сказал я: «Я не знаю его. Разве я друг его, чтобы разгуливать в стойбище его? Разве я открывал его загон [или] перелезал через его ограду? Злоба это, ибо видит он меня выполняющим его [Амуненши] поручения. Конечно, я подобен быку из {27} рассеявшегося стада в чужом стаде: нападает на него вожак, (B 120) бодает его длиннорогий бык. Разве любим простолюдин22 в качестве лица начальственного? Нет чужеземца, который был бы заодно с обитателем Дельты! Что может прикрепить папирус к горе23? Когда бык желает сразиться, то захочет ли другой [боевой] бык отступить из страха померяться с ним силами? Если сердце его [рвется] к битве, пусть выскажет свое желание! Разве бог не ведает, что им предопределено? Он знает!»

 

Ночью натянул я [тетиву] лука моего, разложил стрелы мои, наточил кинжал мой, почистил свое оружие. Когда озарилась земля, пришли [обитатели] Речену (B 130); созвала [страна] племена ее, собрала земли обеих ее половин ‒ она задумала эту битву.

 

Он пошел на меня, [а] я выжидал вблизи его. Все сердца боялись за меня. Женщины и мужчины галдели, каждое сердце сострадало мне. Они говорили: «Найдется ли другой богатырь, который может сразиться с ним?»

 

[И] вот его щит, его боевой топор, его охапка дротиков упали. Когда я выманил его оружие, сделал я [так, что] миновали меня стрелы его без результата, одна за другой. [Тогда] он бросился на меня, [и] я пронзил его, [причем] моя стрела застряла в его шее. Он завопил [и] пал ниц, [а] я его добил его же боевым топором. Я издал победный клич на спине его, [а] все азиаты взревели. Я вознес хвалу [богу] Монту*, потому что сторона его восторжествовала. Властитель этот, Аму­ненши, заключил меня в объятия.

 

Я забрал имущество [убитого], захватил скот его. То, что он замыслил сделать против меня, ‒ совершил я против него. Я завладел тем, что [было] в шатре его, опустошил его стойбище. Возвысился я вследствие этого, увеличил богатства свои, преумножил скот.

 

Так бог смилостивился над тем, на кого гневался, изгнав в чужеземную страну. Теперь сердце его умиротворено.

 

Бежит [из Египта] [очередной] беглец, а обо мне ‒ благоприятные (B 150) свидетельства в резиденции. Ползет [из Египта] ползущий от голода, [а] я даю хлеб постороннему. Покидает человек страну свою из-за наготы, [а] я владею белым виссоном. Бросает человек [свои дела] за неимением кого бы послать [вместо себя], [а] я богат слугами. Хорош мой дом, просторны мои владения, помнят обо мне во дворце24.

 

О бог, кто бы ты ни был, предначертавший бегство это! Смилуйся, верни меня в резиденцию! Верую, ты позволишь мне увидеть место, где пребывает мое сердце! Что может быть важнее, чем погребение моего тела в земле, где я родился? (B 160) Приди на помощь! Счастливое событие свершилось ‒ я умиротворил бога! Да поступит он подобным образом, чтобы облагодетельствовать конец жизни того, на кого он гневался, да сжалится он над изгнанным жить на чужбине! Если теперь он умиротворен, да внемлет он мольбе пребывающего вдали, да протянет руку тому, кого заставил скитаться по земле, [чтобы вернуть его] в место, откуда он его увел.

 

Да будет милостив ко мне царь Египта, [дабы] жил я милостями его! Да поприветствую я владычицу страны, которая во дворце его! Да услышу я поручения ее детей! Да помолодеет тело мое, [ибо] навалилась старость, одолела дряхлость, отяжелели веки мои, ослабли руки, [а] (B 170) ноги отказываются ходить. Устало сердце, смерть приблизилась ко мне. [Когда] проводят меня в град вечности, да буду я сопровождать Владычицу Вселенной25. Пусть расскажет она мне о красоте ее детей, пребывая вечно надо мной26!

 

Сообщили его Величеству, царю Верхнего и Нижнего Египта Хеперкара27 {28} правогласному о положении, в котором я оказался. Тогда его Величество послал ко мне с царскими дарами, чтобы обрадовать сердце слуги покорного, словно властителю какой-нибудь чужеземной страны28, [а] царские дети во дворце его передали мне свои поручения.

 

Копия указа29, доставленного слуге покорному, относительно возвращения его в Египет:

 

«Хор*, живущий рождениями, Обе Владычицы*, живущие рождениями, царь Верхнего и Нижнего Египта Хеперкара, сын Ра* (B 180) Сенусерт, да живет он вечно-вековечно. Указ царя провожатому Синухету:

 

Этот царский указ доставлен тебе, чтобы сообщить тебе [следующее]: ты обошел чужие страны, прошел от Кедема до Речену. Передавала тебя страна стране по совету сердца твоего. Что совершил ты, чтобы действовать против тебя? Ты не злословил ‒ не надо отвергать речи твои. Ты не выступал против Совета высших сановников ‒ не надо опровергать твои высказывания. Этот замысел увлек сердце твое, хотя ничего не было в моем сердце против тебя. Это твое небо, которое во дворце30, [и] сегодня живет и здравствует. Увенчана голова ее [убором] царственности над землей [египетской], дети ее в зале аудиенций. Ты будешь копить ценности, которые они будут тебе давать, ты будешь жить от их щедрот.

 

Возвращайся в Египет! Ты увидишь резиденцию, где ты вырос, поцелуешь землю у Великих врат, войдешь в [круг] придворных сановников.

 

[Ведь] сейчас ты [уже] начал (B 190) стареть, потерял мужскую силу. Подумай о дне погребения, о сопричислении к чтимым31. Предназначат тебе ночь масла32, [и] погребальных пелен из рук [богини] Таит33. Устроят для тебя похоронную процессию в день предания [тела] земле. Будет гроб из золота с головой, [украшенной] лазуритом, [и] небо над тобою. Поместят тебя в ковчег, который потянут быки. Певцы будут перед [процессией] и исполнят танец муу34 у входа в твою гробницу. Огласят список поминальных жертв для тебя, совершат заклания [скота] у жертвенников твоих. Колонны твои [в гробнице] воздвигнут из белого известняка среди [гробниц] царских детей. Не умрешь ты в чужой стране! Не похоронят тебя азиаты, не завернут тебя в баранью шкуру, устраивая убогую могилу. Хватит скитаться по земле! Подумай о своем теле и возвращайся!»

 

Достиг меня этот указ, когда я стоял (B 200) посреди моего племени. Прочитали мне его, и я простерся ниц, коснулся земли и посыпал ею свои волосы. Обошел я свое стойбище, радостно восклицая: «Как сие сделано для слуги, чье сердце увлекло его в чужие страны? Воистину, прекрасна милость, спасающая меня от руки смерти! Твой Ка35 позволит мне скончаться на родине!»

 

Копия ответа на этот указ: «Слуга дворца, Синухет, говорит:

 

«В прекраснейшем мире! Что касается бегства, совершенного покорным слугой в неведении eгo, оно известно твоему Ка, бог благой, владыка Обеих Земель, возлюбленный Ра, чтимый Монту-владыкой-Фив, Амуном-владыкой-престолов-Обеих-Земель, Себеком-Ра, Хором, Хатхор, Атумом с его Девяткой* [богов], Сопду-Нефербау-Семсеру36, Хором восточным37, Владычицей Буто38 ‒ да охра­няет она главу твою, ‒ Тридцатью богами над водой, Мином-Хором-чужеземных стран39, Уререт-владычицей-Пунта40 (B 210), Нут, Хоруром41, Ра, всеми богами Египта [и] островов Великой Зелени42. Да ниспошлют они жизнь и процветание ноздрям43 твоим, да наделят они тебя своими дарами [и] дадут тебе вечность без границ, бесконечность без предела. Да распространится страх перед тобой по горам и долам, [ибо] ты подчинил [себе] все, что обходит солнце. Это мольба покорного слуги к господину его, спасающему от Аменти44. Владыка знания, познавший род людской, он понял в величии дворца, что покорный слуга боится говорить это, [ибо] сие подобно тому, что повторить тяжело. {29}

 

Великий бог, подобие Ра, вразумляющий того, кто служит ему по доброй воле. Покорный слуга ‒ в руках того, кто заботится о нем, находится он под водитель­ством [господина]. Твое Величество ‒ Хор-победитель! Твои руки сильнее, чем все земли! Да прикажет твое Величество привести Меки из Кедема, (B 220) Хентиауша из Хенткешу, Менуса из земель финикийских. Это властители с известными именами, выросшие в любви к тебе, не говоря уже о [стране] Речену: она тебе предана подобно псам твоим.

 

Что касается бегства, совершенного покорным слугой, не замышлял я его, не было его в сердце моем. Не задумывал я его, [и] не знаю я, что сорвало меня с места моего. [Это было] подобно сну, как если бы увидел себя житель Дельты на Элефантине, человек Болот ‒ в Нубии. Я не боялся, [так как] не было погони за спиной моей, не слыхал я осуждающего слова и не слышали имени моего из уст глашатая. Однако дрожало тело мое, ноги мои пустились бежать, сердце мое увлекло меня. Бог, предопределивший бегство это, (B 230) увел меня.

 

Я не самонадеян: боится человек, знающий свою страну, [так как] Ра вселил страх перед тобой в Египте, ужас перед тобой в чужеземных странах. В резиденции я или в этом месте, ты тот, кто закрывает этот горизонт, солнце восходит по желанию твоему, вода в реке ‒ ее пьют, когда ты захочешь, воздух в небе ‒ вдыхают его, когда ты скажешь. Слуга покорный оставит наследство потомству, рожденному здесь. Да поступит твое Величество по желанию своему: [ибо] живут воздухом, который даешь ты. Да возлюбят Ра, Хор, Хатхор ноздри твои досточ­тимые! Да пожелает Монту-владыка-Фив, чтобы жили они вечно!»

 

И вот пришли за этим покойным слугой. Позволили мне провести [еще один] день в Иаа, чтобы передать добро мое детям моим. Мой старший сын [стал] во главе45 моего племени, [так что] (B 240) мое племя и все мое имущество [перешло] в руки его: и люди мои, и весь мой скот, все мои припасы и фруктовые деревья.

 

Затем отправился покорный слуга на юг. Я остановился у Путей Хора46. Начальник пограничной стражи там послал гонца в резиденцию, чтобы дать знать [об этом]. И повелел Его Величество отправиться в путь умелому начальнику работников царского дома47 и за ним суда, нагруженные дарами царя для бедуинов, провожавших меня к Путям Хора. Я назвал каждого из них по имени. Каждый слуга был при деле своем: [когда] отплыл я под парусом, месили и процеживали [пиво] рядом со мной, [пока] не достиг я Иту48.

 

Едва рассвело, пришли звать меня. Пришли десять человек, десять человек отправились, чтобы проводить меня во дворец. [Когда] коснулся я челом земли между сфинксами, (B 250) царские дети стояли во вратах, встречая меня. Придворные сановники, вводящие в окаймленный колоннами двор, указывали мне дорогу в залу для аудиенций.

 

Я застал Его Величество [восседающим] на троне под навесом из чистого золота. Распростерся я на животе своем перед ним и обеспамятел. Этот бог приветствовал меня милостиво, я же был подобен человеку, охваченному мраком. Ба (душа) покинула меня, тело мое обессилело, не было [больше] сердца в груди моей ‒ я был ни жив ни мертв. И сказал Его Величество одному из этих сановников: «Подними его, пусть говорит со мною». Затем Его Величество промолвил: «Вот ты вернулся, обойдя чужеземные страны. Скитания взяли свое ‒ ты одряхлел, подступила старость. Немаловажное дело ‒ погребение тела. Ты не будешь похоронен чужеземцами. (B 260) Не поступай же, не поступай же так впредь! Не говоришь ты, [хотя] названо имя твое». Я боялся наказания и ответил испуганно: «Что говорит мне господин мой? Если бы я мог сказать, что не я сделал [это]! Это была длань бога, ужас, пребывающий во мне ныне, подобен {30} толкнувшему [меня] к бегству предопределенному. Вот я пред тобою! Тебе принадлежит жизнь! Да поступит Твое Величество по желанию своему!»

 

Повелели привести царских детей. И сказал Его Величество жене царевой: «Посмотри, Синухет вернулся как азиат, рожденный бедуинами». Она пронзи­тельно вскрикнула, [а] царские дети завизжали все вместе. И воскликнули они, [отвечая] Его Величеству: «Это не он воистину, господин, владыка наш!» [Но] промолвил Его Величество: «Это воистину он». [Тогда] принесли они свои ожерелья, трещотки и систры49 с собой и поднесли Его Величеству [со словами]50:

 

(B 270) «[Протяни] свои руки, [о] царь вечноправящий, к Прекрасной, к убранству Владычицы неба! Да ниспошлет Золотая жизнь твоим ноздрям. Да соединится с тобой Владычица звезд51! Да спустится вниз по течению венец Верховья и поднимется вверх по течению венец Низовья, да соединятся они воедино по слову Твоего Величества! Да поместят урей52 на челе твоем, [чтобы] ты оградил бедных от несчастья! Да будет милостив к тебе Ра, владыка Обеих Земель! Хвала тебе и владычице Вселенной! Ослабь свой лук, отложи свою стрелу. Дай воздух тому, кто задыхается! Пожалуй нам наш дорогой подарок ‒ этого «шейха», сына Мехит53, чужеземца, рожденного в Египте! Только из страха перед тобой совершил он бегство. Только из ужаса перед тобой покинул он страну. Не побледнеет лицо видящего твой лик, не ужаснется глаз, смотрящий на тебя!»

 

И сказал Его Величество: «Пусть он не боится, пусть (B 280) не поддается страху! Станет он сановником (семером54) среди вельмож, будучи введен в круг придворных. Ступайте в утренние покои, [чтобы] сделать для него все необходи­мое».

 

Вышел я из залы аудиенций, [причем] царские дети поддерживали меня под руки, и мы направились к Великим вратам. Поместили меня в доме царевича. Роскошно [было] в нем: умывальная комната, зеркала [и] драгоценности из сокровищницы55 были там: одежды из царского льна, мирра и первосортное масло [достойное] царя и вельмож, которых он любит, ‒ в каждом помещении. (B 290) Каждый слуга был при деле своем. Годы были сброшены с моих плеч, побрили меня, причесали мои волосы. Грязь и паразиты были отданы нагорьям, одежды кочевника ‒ пескам. Я был облачен в тонкое льняное полотно, умащен первосор­тным маслом, возлег на кровать. Предоставил я пески живущим среди них, деревянное масло ‒ тому, кто умащается им.

 

Мне пожаловали дом с садом, приличествующий придворному сановнику. Много мастеров строили его, и все деревья были посажены заново56. Мне приносили кушанья из дворца три-четыре раза в день сверх даваемого царскими детьми ‒ [причем] ни на миг не было промедления.

 

(B 300) Была воздвигнута для меня гробница из камня среди гробниц. Начальник камнесечцев разметил участок [для] нее, начальник рисовальщиков наметил [контуры рельефов], резчики [их] высекали. Начальники работ в некро­поле обустраивали ее. Все убранство погребальной камеры было изготовлено. Назначили мне заупокойных жрецов57, установили мне заупокойное владение (?) с полями перед моим пристанищем, подобно тому как делается для верховного сановника. Моя статуя была позолочена, [причем] ее опоясание ‒ из чистого золота. Это Его Величество повелел сделать ее. Нет подданного, для которого было бы сделано что-либо подобное! (B 310) И был я в милости у царя, [пока] не пришел день смерти».

 

Доведено от начала до конца в соответствии с тем, что найдено в рукописи. {31}

 

 

1 Для обозначения иноземцев в тексте используются три термина, передаваемые как «азиаты» («аму»), «бедуины» («сетиу» ‒ букв.: «стрельцы»), «чужеземцы» («педжтиу» ‒ букв.: «лучники»).

 

2 Букв.: «Сын [богини] сикомора», т. е. Хатхор ‒ обычное личное имя эпохи Среднего царства. Большинство титулов Синухета ‒ почетные; реальны ‒ «провожатый», «слуга женской половины дворца».

 

3 Существование гаремов в эту эпоху не доказано.

 

4 Хнумсут и Канефру ‒ сокращенные названия пирамид Сенусерта I и Аменемхата I, располо­женных у совр. Лишта.

 

5 Букв.: «[опустили] головы на колени» ‒ поза скорби.

 

6 Для обозначения ливийцев использованы 2 термина: более древний ‒ «чехену» (они мало отличались от египтян) и «чемеху» ‒ они появились в древнеегипетских источниках с конца Древнего царства и были светлокожими, рыжеволосыми и голубоглазыми.

 

7 Букв.: друзья ‒ придворный титул («семер»).

 

8 Эпитет подчеркивает божественную природу царя, отождествляемого с богом-соколом Хором.

 

9 Маати, святилище Сикомора (Хатхор) и Остров Снофру, возможно, располагаются в районе совр. Гизы.

 

10 Красная гора ‒ совр. Гебель эль-Ахмар на середине дороги из Каира в Гелиополь. Видимо, там находилось святилище Хатхор (она именовалась «Владычицей Красной горы»).

 

11 Линия фортификационных сооружений, воздвигнутых при Аменемхате I.

 

12 Так называемые Горькие Озера на Суэцком перешейке.

 

13 Букв.: «укрепил я сердце свое».

 

14 Кедем ‒ семитское слово, означающее «Восток».

 

15 Речену ‒ иногда толкуется как «степь», локализуется в сиро-палестинском регионе.

 

16 «Он ‒ бог воистину...» и далее до «...попирать кочующих по пескам» ‒ ритмически организо­ванный текст Гимна царю с цитатами из священных текстов (напр., Текстов пирамид).

 

17 Царя часто изображали в виде могучего быка.

 

18 Великая ‒ священная кобра на челе царя, испепеляющая его врагов.

 

19 В утробе матери ‒ букв.: «в яйце» ‒ вновь образ, связанный с отождествлением царя и Сокола-Хора.

 

20 То есть ему верна (букв.: «на его воде») ‒ находиться в зависимости от него как те, кто берет его воду для орошения своих полей.

 

21 Букв.: покоритель.

 

22 Простолюдин ‒ букв.: «малый», бедняк.

 

23 ...папирус к горе ‒ вероятно, пословица. Ср. в позднейшем папирусном свитке: «папирус не растет на горах».

 

24 От слов «Бежит...» до «...во дворце» ‒ ритмически организованный текст.

 

25 Владычица Вселенной ‒ богиня неба Нут, которая здесь сравнивается с царицей Египта (владычицей страны). Царские дети также уподобляются детям Нут ‒ небесным светилам.

 

26 ...вечно надо мной ‒ изображение Нут помещали на крыше саркофага. Последний восприни­мался как материнское лоно, из которого покойный мог возродиться к новой жизни, словно солнце, ежедневно порождаемое Нут.

 

27 Хеперкара ‒ тронное имя Сенусерта I.

 

28 Видимо, дары были такими, какие обычно жаловали иноземным князьям.

 

29 Переписчик папируса «В» старался передать даже внешнюю форму документа, разместив в одном углу титулатуру фараона, а в другом ‒ дату и имя адресата. Титулатура состояла из пяти частей: 1. Имя Хора, воплощением которого на земле был фараон. 2. Обе Владычицы, т. е. покровительницы Верхнего (Нехбет) и Нижнего (Уаджит) Египта. 3. Имя «Золотого Хора» (в данном случае опущено). 4. Тронное имя, вводимое титулом «царь Верхнего и Нижнего Египта». 5. Данное при рождении личное имя с эпитетом «сын Ра» (Ра), обязательным с конца IV династии.

 

30 ...небо, которое во дворце ‒ имеется в виду царица, вновь сопоставляемая с богиней Нут.

 

31 Чтимые ‒ эпитет усопших.

 

32 Ночь масла ‒ одна из процедур бальзамирования.

 

33 Таит ‒ богиня ткачества, ведавшая погребальными пеленами.

 

34 Танцующие муу представляли предков, которые встречали покойного в момент его прибытия и Страну мертвых.

 

35 В данном случае почтительное и осторожное упоминание фараона.

 

36 Сопду-Нефербау-Семсеру ‒ местные божества Восточной Дельты.

 

37 Хор восточный ‒ Хор как покровитель Восточной пустыни.

 

38 Владычица Буто ‒ богиня-кобра Уаджит. Буто ‒ город в Нижнем Египте, где был центр ее культа.

 

39 Мин ‒ отождествляемый с Хором бог Восточной пустыни, преимущественно района Вади-Хаммамат.

 

40 Уререт-владычица-Пунта ‒ эпитет Хатхор. {32}

 

41 Хорур ‒ один из образов бога Хора.

 

42 Великая зелень ‒ море (первоначально Красное, а затем и Средиземное).

 

43 Ноздри ‒ как орган дыхания, а следовательно, жизни.

 

44 Аменти ‒ букв.: Запад как Страна мертвых. В данном случае, очевидно, «спасать от Амен­ти» ‒ значит обеспечивать загробное существование.

 

45 Во главе ‒ по-египетски букв. «позади», как пастух за стадом.

 

46 Пути Хора (Дорога Хора) ‒ укрепление на северо-восточной границе Египта, откуда фараон, как Хор, выступает против азиатов. Синухет возвращался значительно севернее Стен Повелителя, по обычной дороге, соединявшей Египет с Азией.

 

47 Начальник работников царского дома ведал доставкой ко двору всевозможных съестных припасов.

 

48 Иту ‒ резиденция Аменемхата I (ти-тауи ‒ букв.: «Овладевший Обеими землями»).

 

49 Культовые атрибуты богини Хатхор. Царица и ее дети исполняют ритуальную песню, дабы с помощью Хатхор умилостивить царя.

 

50 Далее до слов «...смотрящий на тебя» ‒ ритмически организованное славословие царю с цитатами из Гимна царским венцам.

 

51 Золотая, Владычица звезд ‒ эпитеты Хатхор.

 

52 Урей ‒ змеевидный оберег на головном уборе фараона, богиня-кобра Уаджит.

 

53 Мехит ‒ богиня города Тис. В данном случае может интерпретироваться также как Северный Ветер (намек на возвращение в Египет с севера). Вероятно, обыгрывается также созвучие «Сын Мехит (Симехит)» ‒ Синухет.

 

54 Семер ‒ букв.: «друг», высокий придворный ранг.

 

55 Букв.: «Дом серебра» ‒ царская сокровищница.

 

56 «Посажены заново» ‒ может быть, «все деревянные [детали дома] укреплены заново».

 

57 Назначили мне заупокойных жрецов ‒ для отправления поминального культа. {33}

 

История Древнего Востока. Тексты и документы: Учеб. пособие / Под ред. В.И. Кузищина. М.: Высш. шк., 2002. С. 25‒33.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 12.02 2017

Об одном умолчании «Рассказа Синухета»

 

Историк Иван Ладынин о египетских царях, культе Осириса и сюжете одного из самых известных древнеегипетских произведений

 

5385262595_2ab3897673_z.jpg

 

Когда заходит речь о «Рассказе Синухета», невольно хочется перефразировать применительно к нему определение, расхожее в нашем литературоведении, и назвать его, несмотря на сосредоточение его автора на жизни его главного героя в Азии, энциклопедией египетской жизни начала Среднего царства. В самом деле, в данном тексте не обойдена, кажется, ни одна существенная черта образа жизни египтянина, принадлежащего к не самой высшей категории общественной элиты [Posener, 1956, p. 93]: его быт, его служебное положение и обязанности по отношению к царю, возможность вовлечения его в перипетии политической борьбы, еще не погасшей после завершения I Переходного периода, его представления о статусе царя в мироздании и о его мощи, его личные взаимоотношения с богами и представления о том, в какой мере от их воли зависит его личная судьба, его забота о собственном посмертном существовании, сооружение его гробницы и обряды, которые будут совершены при его погребении.

 

Концентрация сведений об этом в чуть более чем трехстах строках подлинного текста на папирусе [1] и на примерно двадцати (небольших) страницах современного перевода [2] делает это произведение не только интересным, но и необычайно удобным в использовании для знакомства студентов с реалиями древнего Египта и постановки перед ними связанных с этой темой учебных задач. Сообразно сказанному, необычным и априори неслучайным может показаться молчание этого литературного произведения о такой черте жизни и мировоззрения египтян этого времени, которую с основанием можно было бы счесть фундаментальной.

 

Между тем умолчание «Рассказа Синухета», по крайней мере, об одной подобной черте обнаружить необычайно легко: в нем полностью отсутствуют прямые или имплицитные упоминания бога Осириса и его роли в посмертном существовании египтян. При этом хорошо известно, что «Рассказ...» в принципе достаточно щедр на апелляции как к великим и малым богам египетского пантеона (например, в благословении, призываемом Синухетом на царя в ответном письме к нему: B205–211 [Yoyotte, 1964]), так и к «анонимному богу», вмешательство которого в собственную судьбу Синухет, как ему казалось, испытал на собственном опыте (B148–158). Автор «Рассказа...» ни в коей мере не обходит и саму тему вечного успокоения, волновавшую каждого египтянина: мотив заботы о погребении по египетскому обряду – один из главных в стремлении Синухета к возвращению домой в бытность его в Азии (B159, 170–173); в таком же смысле этот мотив повторяется в письме, направленном Синухету в Азию от имени царя Сенусерта I (B190–198); наконец, работы над гробницей Синухета – важная, едва ли не главная часть устройства его быта после возвращения в Египет (B300–308). Именно в последних двух пассажах «Рассказа...» «заупокойная тема» «прописана» особенно подробно; вместе с тем первый из них является, по сути дела, литературной аннотацией «правильного» совершения погребального ритуала для частного лица (с такими его составными частями, как бальзамирование, помещение тела в саркофаг, его следование к гробнице в погребальной процессии, совершение перед ее вратами «танца Муу» [Кеес, 2005, с. 177], оглашение списка жертвенных даров [Barta, 1963] и жертвоприношение), а второй – сооружения частной гробницы (с ее декорированием росписями и рельефами и помещением в нее статуи ее владельца) и обеспечения ее функционирования (при помощи выделения для гробницы заупокойного владения и штата заупокойных жрецов).

 

Строго говоря, автор «Рассказа...» не говорит ничего о том, какие именно росписи и рельефы украсили гробницу Синухета: соответствующее упоминание «Рассказа...» можно было бы с равным успехом отнести к ее оформлению и сценами повседневной жизни и отправления заупокойного культа по канонам времени Древнего царства, и теми же сценами, «разбавленными» сюжетами охоты в пустыне и «плавания в Абидос» (см. о последнем ниже) в эпоху Среднего царства, и мифологическими мотивами и сценами предстояния усопшего перед богами, взятыми на вооружение в Новое царство и остававшимися в ходу в I тысячелетии до нашей эры [3] Примечательно, однако, следующее: в «Рассказе...» сделан очевидный даже для неискушенного читателя акцент на «технологию» предстоящего перехода своего героя в иной мир, целиком и полностью зависящую от знания и искусства людей, мобилизующую определенные силы, персонифицированные в божествах (например, в богине неба Нут, воплощенной в крышке саркофага [4], но предполагающую не обращение к ним с мольбой, а скорее манипулирование ими. В этом «Рассказ...» полностью воспроизводит те установки древнеегипетской культуры, которые в эпоху Древнего царства проявились в модели «мира-Двойника», базовой для функционирования частных гробниц этой эпохи [Большаков, 2001], предполагавшей практическое отсутствие в них (вернее, присутствие, скромное по своим масштабам и четко ограниченное функционально) Осириса, как и других богов [Большаков, 2001, с. 226–227]. Однако, как мы сказали, о будущем посмертном существовании Синухета вполне явно и целенаправленно говорится не только в данном, но и в других контекстах, предполагавших куда большую его зависимость от воли богов (прежде всего, во время его пребывания вне Египта); между тем упоминаний Осириса мы не видим ни в одном из них. Этой особенности «Рассказа Синухета», кажущейся нам достаточно важной, его многочисленные исследователи, насколько мы знаем, пока не уделили внимания. [5]

 

Нет ни малейших сомнений в том, что культ Осириса и связанные с ним представления о загробной судьбе стали к началу XII династии (вторая четверть – середина ХХ века до нашей эры), когда и происходит действие «Рассказа Синухета», важнейшим фактором религиозной жизни Египта. Очевидно, по завершении I Переходного периода, в период общеегипетского правления XI фиванской династии (конец XXI – начало XX века до нашей эры) возникла традиция «Текстов саркофагов», которая переносила посмертное отождествление с Осирисом, ранее гарантировавшее воскресение после смерти царям, на более широкий круг лиц нецарского статуса [Willems, 1988, p. 244–247]. При Аменемхете I в оформлении фиванской гробницы Антефокера мы впервые видим мотив плавания усопшего в Абидос – центр культа Осириса, связанный с этим же кругом представлений о достижении посмертного существования [Davies, Gardiner, 1920, pl. 17, 18, 20; Bröckelmann, 2004].

 

А еще на исходе I Переходного периода (около середины – второй половины XXI века до нашей эры) в «Поучении царю Мерикара» [6] мы видим пассаж, демонстрирующий (правда, без прямого упоминания Осириса, но в достаточно прозрачном контексте) принципиальную важность представления о суде над усопшим по его прижизненным делам для достижения им посмертного существования (pHerm. 1116A. 51–56; данное литературное произведение адресовано одним царем другому, своему преемнику, однако, учитывая, что ранее, в концепции Текстов пирамид, царь как раз изымался из-под власти богов посмертного суда, в «Поучении царю Мерикара» мы скорее имеем дело с включением в представления о царской посмертной судьбе мотива, получившего широкое распространение в среде простых людей). При XII династии культ Осириса получает еще большее распространение и вступает в новый этап своего развития (см. ниже), однако само это представляется следствием его предыдущей истории на протяжении I Переходного периода и начального этапа Среднего царства. Таким образом, игнорирование в «Рассказе Синухета» этой реалии древнеегипетской религии выглядит необычайно странным и, безусловно, нуждается в объяснении.

 

Первая мысль, приходящая в голову студентам, перед которыми преподаватель на семинарском занятии ставит вопрос о причинах такой особенности «Рассказа Синухета», сводится примерно к следующему: нет сомнения, что Синухет на протяжении своего жизненного пути все же ощущал вину за свои действия в пору перехода власти к Сенусерту I (не только за бегство из страны, хотя, вероятно, и за это тоже, но и за дезертирство из действующей армии, в чем он мог быть обвинен без всяких оговорок). Сообразно этому, он, вернее, создатель данного литературного произведения, воспроизводивший мотивацию поведения своего героя, не должен был стремиться к тому, чтобы в «Рассказе...» присутствовала идея загробного суда Осириса, от всевидения которого виновному в чем-либо усопшему не суждено было спастись. Вместе с тем после непродолжительного размышления и студенты склоняются к тому, что подобная «страусиная позиция» была бы слишком детской хитростью для людей, убежденных в действенности загробного суда. По-видимому, игнорирование в «Рассказе...» идеи о нем и в целом комплекса представлений об Осирисе должно все же объясняться не субъективными побуждениями Синухета, а особенностями некоего мировоззренческого «фона», который бы независим от этих побуждений и в который, напротив, они так или иначе вписывались; понятно, что этот «фон» должен был соответствовать представлениям автора «Рассказа Синухета» о религиозной и идеологической обстановке в Египте начала XII династии.

 

Некоторое время назад автор настоящей статьи задумывался над возможностью отнесения данной черты «Рассказа...» как раз за счет особенностей этого времени, на которое пришлась консолидация египетской государственности, успешно преодолевшей затяжной кризис. Естественно, что моделью для такой консолидации должно было стать безупречное, с точки зрения египтян, прошлое их страны, каковым для них во все эпохи их истории было Древнее царство. Примечательно, что оформление наземных помещений гробниц в начале Среднего царства с некоторыми коррективами в общем возвращается к моделям III тысячелетия до нашей эры [Большаков, 2001, с. 232; 2003, с. 15], и с этим вроде бы согласуется уже отмеченная особенность описания сооружения гробницы Синухета – воспроизводство в нем того отношения к обеспечению посмертного существования, которое было характерно для Древнего царства. Не следует ли в таком случае связать отсутствие упоминаний Осириса в «Рассказе Синухета» c тем, что его создатели постарались с максимальной полнотой воспроизвести возвращение в начале XII династии к мировоззренческому стандарту Древнего царства, в котором образ Осириса был связан все же в первую очередь с царским посмертным существованием [Кеес, 2005, с. 205–249], а для частных лиц его обретение по модели «мира-Двойника» с минимальной апелляцией к силам, воплощенным в богах, было предпочтительно в силу его максимальной комфортности и воплощаемого в его принципах жизненного оптимизма [Большаков, 2001, с. 227]?

 

В связи с этим же стоит, пожалуй, обратить внимание и на еще один момент – ту роль, которая отведена в определении судьбы Синухета царю Сенусерту I и его супруге. Высокая (хотя, кстати, небеспредельная [7] сакрализация образа Сенусерта в «Рассказе...» согласуется опять же с обстановкой государственности, вновь установившейся после периода смут, и, в частности, с прямой рекомендацией о подобном самовозвышении, обращенной к Сенусерту I в адресованном ему «Поучении...» его отцом Аменемхетом I (pMill. 1.1 [8]; кстати, само это произведение, скорее всего, и выходит из-под пера придворного писателя Хети уже после смерти Аменемхета, в царствование его преемника [9], то есть собственно в эпоху, формирующую мизансцену «Рассказа Синухета»). Очевидно, что сцена аудиенции Синухета у царя (B248–284) – кульминация «Рассказа...», напряжение которой сформировано и тем, что именно в ходе нее судьба героя должна окончательно решиться, и самой ситуацией его предстояния перед носителем сакральности. Что касается жены Сенусерта, можно обратить внимание на ее именование «небом» Синухета в письме царя ему [10], что получает особое звучание, поскольку далее, как уже говорилось, «небом» именуется и крышка его саркофага (B193). Исходя из этого, именно с образом царицы можно было бы связать функцию обеспечения посмертного существования Синухета, притом что аудиенция у Сенусерта сама по себе является своего рода «моментом перехода», смерти и возрождения героя (B254–257), в одном ряду с которым могло бы казаться излишним прямое упоминание его реальной смерти, последующего воскресения и решения посмертной судьбы на суде Осириса. Приводя сказанное к логическому завершению, можно было бы констатировать, что правители Египта в логике «Рассказа Синухета» фактически приняли на себя ту роль, которая в обычном восприятии принадлежала бы богам, связанным с посмертной судьбой (царь – посмертного судьи, царица – богини, связанной с обеспечением посмертного существования), и в некотором смысле «вытеснили» их из смыслового поля этого произведения.

 

Зная сегодняшние состояние египтологии и характер высказываемых в ней суждений, можно даже думать, что такая интерпретация была бы встречена с определенным энтузиазмом. Более того, мысль о том, что аудиенция Синухета у царя оказывается в «Рассказе...» вообще сильно ритуализирована (правда, с наделением царицы качеством не Нут, а Хатхор), высказывалась египтологами неоднократно [Derchain, 1970; Westendorf, 1977, S. 303; Baines, 1982, p. 43; Сказки..., 1998, с. 214–215, прим. 103]. Вместе с тем в отождествлении царицы с Хатхор в данной сцене правомерно усомниться уже потому, что эта богиня упоминается в этом же контексте под эпитетами «Золотая» (B270: nbw) и «Владычица звезд» (B271: nbt sbȝw) совершенно отдельно от царицы, как божество, благословление которого призывается на царя. Нет спору, что сцена аудиенции Синухета у царя, по замыслу автора «Рассказа...», сильно акцентирована, а ее ритуализация вполне вероятна; однако в тексте нет никаких прямых оснований к тому, чтобы объяснять эту ритуализацию не сакральностью самой личности царя (которая при возвращении к идеологическому стандарту Древнего царства должна была за ним признаваться [11]), а именно отождествлением его вместе с его супругой с какими-то божествами (основания для этого на самом деле в лучшем случае косвенны, а скорее спекулятивны). [12]

 

Можно было бы сказать, что наличие в «Рассказе...» сцены аудиенции Синухета у царя делало какое-либо упоминание еще и предстоявшего ему суда Осириса неоправданным в системе акцентов этого произведения; однако, так или иначе, в восприятии египтян, для которых суд Осириса стал непременной частью представлений о загробной жизни, такая «акцентировка» решения царем судьбы того или иного человека при его жизни на земле во всяком случае не снимала необходимость для него предстать перед Осирисом после смерти. Сообразно этому, система акцентов «Рассказа Синухета», составляющая его подтекст, вряд ли может сама по себе объяснить отсутствие в нем упоминаний Осириса, обнаруживающееся эксплицитно и порождающее вопросы также на эксплицитном уровне.

 

Что же касается возможности возврата в начале XII династии к мировоззренческой ситуации Древнего царства, в которой достижение посмертного существования в отождествлении с Осирисом было предназначено для царя, а для частных лиц было предпочтительно конструирование в их гробницах «миров-Двойников», памятники показывают, что на самом деле в это время в Египте происходило нечто противоположное такому возврату. Выше уже говорилось о свидетельствах того, что к началу XII династии в массовом сознании египтян уже утвердились представления о посмертном существовании, связанные с образом Осириса. Как раз царствование Сенусерта I в определенном смысле подводит итог этому процессу и как бы легитимирует его: статус Осириса Уннефера как царя (в мифологическое время – земного Египта, после его смерти и воскресения – загробного мира) оказывается «оформлен» наделением его титулом царя Верхнего и Нижнего Египта (nsw-bity) [Берлев, 2003, с. 6], а в отдельных случаях и полной царской титулатурой [13]. Равным образом, в царствование Сенусерта I разворачивается обширное строительство в Абидосе – основном центре почитания Осириса, где расцветает практика установки частных вотивных стел, связанных с обеспечением посмертного существования их владельцев (напр.: [Grajetzki, 2006, p. 39–40]). Нет сомнений, что эти изменения происходили в рамках официальной религиозно-идеологической концепции, которая, таким образом, окончательно вобрала в себя и санкционировала представления об Осирисе, уже ранее получившие широкое бытование; таким образом, как раз в этой сфере своего действия официальная идеология Египта не вернулась к ее прежнему состоянию, а сделала шаг вперед, подготовленный предшествующим развитием духовной жизни египтян.

 

Думается, что как раз в связи с этим нужно отметить следующий, довольно очевидный по содержанию «Рассказа Синухета», но не так уж часто проговариваемый его исследователями момент: герой этого произведения, проведя никак не менее двадцати пяти лет в Азии и затем вернувшись в Египет, должен был, без преувеличения, не узнать свою страну! Изменением исключительно благоприятным и при этом фундаментальным по своему как экономическому, так и идеологическому значению стало возобновление на Году 34 Сенусерта I (соответственно, при отсчете его лет от начала десятилетнего соправления с Аменемхетом I [Ancient Egyptian Chronology, 2006, p. 170–171], все еще в бытность Синухета в Азии) полноводных разливов Нила, положившее конец бедствиям I Переходного периода и начала Среднего царства [Демидчик, 2005, с. 48–49]. Была создана и начала работать система принудительного распределения молодежи в зависимости от полученной квалификации по профессиональным разрядам – жернов, под который, если верить его имплицитной характеристике в «Поучении Хети, сына Дуауфа, своему сыну Пепи», могли попасть даже отпрыски высокопоставленных сановников [Берлев, 1984]. Наконец, в духовной сфере произошло отмеченное нами и также необычайно важное изменение – инкорпорирование в официальную концепцию идеи о доступности посмертного существования в отождествлении с Осирисом для египтян всех статусов. Сообразно этому, автор «Рассказа...», создавая образ Синухета, составляющего в конце жизни свою автобиографию, должен был представить его, в словах советской классики, «человеком с раньшего времени», каких «уже нету и скоро совсем не будет».

 

Для формирования образа эмигранта, вернувшегося домой после длительного отсутствия, в распоряжении писателя любой эпохи имеются два выразительных средства – введение в речь своего героя устаревшей лексики и идиоматики и показ его незнакомства с новыми для его страны реалиями. Мы не возьмемся судить, насколько в «Рассказе Синухета» задействовано первое из этих средств; что же касается второго, то автор «Рассказа...» был крайне ограничен в возможностях его использовать: реалии Египта по возвращении Синухета охарактеризованы довольно лаконично, и для какой-либо реакции его героя на произошедшие в его стране изменения в этой части текста не находится места. Пожалуй, единственная возможность в этом плане, которая оставалась в распоряжении автора «Рассказа...», – это показ незнакомства его героя с базовыми изменениями официальной идеологии, которые должны были бы повлиять на мировоззренческий фон его повествования, оставайся он в стране. Однако, по всей видимости, именно этой возможностью и пользуется автор «Рассказа...», не допуская упоминания Синухетом в связи со своим посмертным существованием Осириса! Автобиография, форма которой придана «Рассказу Синухета», – это текст, позиционирующий его фигуранта в категориях официальной идеологии соответствующей эпохи; но, поскольку Синухет покинул Египет еще до того, как в нее были инкорпорированы представления об Осирисе, он и не допускает в тексте такого статуса апелляции этому божеству.

 

Сводится ли все же дело с интересующей нас особенностью «Рассказа Синухета» только к этому художественному приему его автора? Думается, стоит еще раз вернуться к сцене аудиенции Синухета у царя и обратить внимание на следующее: при всей акцентированности этой сцены Синухет в ней все же не открывает царю истинную причину своего бегства, известную читателю (страх перед междоусобицей после смерти Аменемхета I: R30–31), а повторяет отговорку (уже маркированную в качестве таковой выше: B37 и сл.) о приведшем к бегству иррациональном ужасе (В262). Прежде всего, такая манипуляция определенно снижает значимость этой сцены, да и сакрализацию ее царственных участников: разбирательство, в ходе которого такая уловка сработала достаточно легко, едва ли может считаться адекватным аналогом загробного суда или заменой ему, а вершители этого разбирательства – аналогами богов [14]. Однако более важно, что сам Синухет в этой сцене остается, как и в прежних обстоятельствах своей жизни, вершителем своей собственной судьбы, который сам принимает определяющие для себя решения (в данном случае – замолчать перед царем определенные обстоятельства) и в своей воле к их принятию не зависит ни от кого. [15]

 

Между тем сходным образом хозяевами своих собственных – посмертных – судеб, предпочитавшими не зависеть в них от воли богов, представляются вельможи Древнего царства – владельцы гробниц, сооружавшихся по модели «мира-Двойника» (притом что эта же модель претворяется, как мы видели, и в хлопотах о сооружении гробницы Синухета). Как уже было замечено, отход от модели «мира-Двойника» в пользу обретения посмертного существования во взаимодействии с богами (прежде всего с Осирисом) произошел лишь в неблагоприятных материальных обстоятельствах I Переходного периода и означал попадание в качественно большую зависимость от богов загробного мира [16]. Закрепление же роли Осириса как бога загробного мира «для всех» при Сенусерте I должно было означать, что отныне именно эта модель обретения посмертного существования получала официальную санкцию и, очевидно, должна была рассматриваться как базовая, а модель «мира-Двойника» в определенном смысле как анахронизм.

 

Не стоит ли в таком случае считать, что пресловутое «раннее время» Синухета, приметой которого может быть неупоминание Осириса в контексте посмертного существования, – это в восприятии автора «Рассказа...» вообще эпоха великого прошлого, когда люди, полагаясь на свои знания и разум, вели независимое существование в земном мире, приводя в должных случаях в действие силы богов, но избегая униженной молитвенной апелляции к ним? В представлении современных исследователей различие в мировоззрении египтян времени Древнего царства и последующих эпох в значительной мере сводится именно к этому; а последовательное разделение «мира-Двойника» и так называемого «мира ба» в египетских частных гробницах III тысячелетия до нашей эры, убедительно выявленное А.О. Большаковым, позволяет думать, что и сами египтяне могли разграничивать свои мировоззренческие модели подобным образом [17]. В известном смысле таким человеком великого прошлого, сохранившим его мировоззрение, но при этом пережившим свое время, и мог предстать в «Рассказе...» Синухет (что, кстати, и могло быть одним из факторов необычайной популярности этого произведения [18]). В таком случае, с точки зрения автора «Рассказа...», смена мировоззренческих моделей (вернее, окончательное утверждение модели зависимости от богов в качестве базовой в человеческой мотивации) должна была прийтись на время отсутствия Синухета в Египте в царствование Сенусерта I; однако это как раз неудивительно в свете и религиозных изменений этого времени, о которых мы говорили, и его позднейшего восприятия как рубежа между крупными эпохами египетской истории. [19]

 

Подробное знакомство автора этой статьи с «Рассказом Синухета» в его классических русских переводах произошло осенью 1990 года, в общем семинаре 1-го курса исторического факультета МГУ под руководством И. А. Гвоздевой. Инна Андреевна – ученица В. И. Кузищина, придававшего большое значение методической разработке для семинарских занятий не только античных, но и важнейших древневосточных источников, – предлагала тогда нам систему заданий по тексту «Рассказа...», выявлявшую с максимальной подробностью его информативность и позволявшую научиться строить на его материале собственные выводы; такое знакомство с этим источником стало превосходной основой для предстоявшего мне через несколько лет и в основном самостоятельного чтения его подлинного текста. Поэтому я с особенным удовольствием посвящаю эту статью, выросшую из размышлений над особенностями «Рассказа...» во время семинаров, которые проводил со студентами уже я, юбилею И. А. Гвоздевой.

 

Я глубоко благодарен А. Е. Демидчику (Новосибирск) и А. А. Немировскому (Москва) за обсуждение ряда сюжетов, отразившихся в данной статье.

 

Список литературы

 

1. Берлев О. Д. Два царя – Два Солнца: к мировоззрению древних египтян // Discovering Egypt from the Neva: The Egyptological Legacy of Oleg D. Berlev. Berlin: Achet-Verlag, 2003. С. 1–15 (режим доступа: http://www.egyptolog...erlev/2-2.pdf).

 

2. Берлев О. Д. Древнейшее описание социальной организации Египта // Проблемы социальных отношений и форм зависимости на Древнем Востоке / отв. ред. М. А. Дандамаев. М.: Наука, 1984. С. 35–51.

 

3. Большаков А. О. Человек и его Двойник. Изобразительность и мировоззрение в Египте Старого царства. СПб.: Алетейя, 2001. 288 с.

 

4. Большаков А. О. Изображение и текст: Два языка древнеегипетской культуры // Вестник древней истории. 2003. № 4. С. 3–20.

 

5. Большаков А. О. Древний Египет в Эрмитаже: новые открытия. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2011. 176 с.

 

6. Демидчик А. Е. Безымянная пирамида: Государственная доктрина древнеегипетской Гераклеопольской монархии. СПб.: Алетейя, 2005. 271 с.

 

7. История древнего Востока. Тексты и документы: учеб. пособие / под ред. В. И. Кузищина. М.: Высшая школа, 2002. 720 с.

 

8. Кеес Г. Заупокойные верования древних египтян. СПб.: Журнал «Нева», «Летний сад», 2005. 496 с.

 

9. Коростовцев М. А. Писцы древнего Египта. СПб.: Журнал «Нева», «Летний сад», 2001. 368 с.

 

10. Ладынин И. А. Легенда о царе Аменофисе (Manetho, ed. W.G. Waddell, frg. 54, Chaeremon, FGrHist. 618. F. 1) и финал второго томоса труда Манефона // Петербургские египтологические чтения 2007–2008: памяти О. Д. Берлева. К 75-летию со дня его рождения: Доклады / ред. А. О. Большаков. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2009. С. 164–180. (Труды Государственного Эрмитажа; 45).

 

11. Повесть Петеисе III: Древнеегипетская проза / пер. и комм. М. А. Коростовцева. М.: Худож. лит-ра, 1978. 304 с.

 

12. Сказки древнего Египта / сост. и общ. ред. Г. А. Беловой, Т. А. Шерковой. М.: Алетейя, 1998. 350 с.

 

13. Сказки и повести древнего Египта / пер. и комм. И. Г. Лившица. СПб.: Наука, 1979. 287 с. (Литературные памятники).

 

14. Томашевич О. В. Ритуал zšš wȝḏ в честь богини Хатхор в эпоху Древнего царства // Восток, Европа и Америка в древности: сборник научных трудов XVI Сергеевских чтений / отв. ред. И. А. Ладынин. М.: Изд-во Мос. ун-та, 2010. С. 86–94.

 

15. Тураев Б. А. Рассказ египтянина Синухета и образцы египетских документальных автобиографий М.: Т-во А. А. Левенсона, 1915. 72 с. (Культурно-исторические памятники древнего Востока; 3).

 

16. Хрестоматия по истории древнего Востока / под ред. акад. В. В. Струве и Д. Г. Редера. М.: Изд-во вост. лит-ры, 1963. 544 с.

 

17. Ancient Egyptian Chronology / ed. by E. Hornung, R. Krauss, D. A. Warburton. Leiden; Boston: Brill, 2006. XI + 518 p. (Handbook of Oriental Studies. Section One: The Near and Middle East; 83).

 

18. Baines J. Interpreting Sinuhe // Journal of Egyptian Archaeology. 1982. Vol. 68. P. 31–44.

 

19. Barta W. Die altägyptische Opferliste von der Frühzeit bis zur griechisch-römischen Epoche. Berlin: Bruno Hessling, 1963. VIII + 183 p. (Münchner ägyptologische Studien; 3).

 

20. Blackman A. M. Middle Egyptian Stories. Bruxelles: Fondation Égyptologique Reine Élisabeth, 1932. 48, 47 p. (Bibliotheca Aegyptiaca; 2).

 

21. Blumenthal E. Untersuchungen zum ägyptischen Königtum des Mittleren Reiches. I. Die Phraseologie. Berlin: Akademie-Verlag, 1970. 471 S. (Abhandlungen der Sächsischen Akademie der Wissenschaften zu Leipzig, Philologisch-historische Klasse; 61/1).

 

22. Bröckelmann D. Zu Besuch bei Osiris. Die Darstellungen der Schiffahrt nach Abydos in Gräbern der ägyptischen Elite // Welt und Umwelt der Bibel. 2004. Bd. 31. S. 38–46.

 

23. Davies N. de G., Gardiner A. H., ill. in colour by Nina de G. Davies. The Tomb of Antefoker, Vizier of Sesostris I, and of His Wife, Senet (No. 60). London, George Allen & Unwin, 1920. 40 p., XXXIX (i. e. 50) pl.

24. Derchain Ph. La réception de Sinouhé à la cour de Sésostris Ier // RdÉ. 1970. T. 22. P. 79–83.

 

25. Gardiner A. H. ΟΝΝΩΦΡΙΣ // Miscellanea Academica Berolinensia. Gesammelte Abhandlungen zur Feier des 250jährigen Bestehens der Deutschen Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Bd. II/2. Berlin, Akademie-Verlag, 1950. S. 44–53.

 

26. Gayet A. J. Musee du Louvre. Steles de la XIIe dynastie. Paris: Vieweg, 1889. II, 13, 12 p.; 60 pl. (Bibliotheque de l’Éco1е des Hautes Études, 68).

 

27. Golénischeff W. S. Les papyrus hiératiques № 1115, 1116 A et 1116 B de l’Ermitage imperial à St. Pétersbourg. [St. Pétersbourg]: [Manufacture des Papiers de l’État], 1913. 8 p.: 28 pl., pl. suppl. A–D.

 

28. Grajetzki W. The Middle Kingdom of Ancient Egypt: History, Archaeology and Society. London: Duckworth, 2006. 208 p.

 

29. Helck W. Der Text der “Lehre Amenemhets I. für seinen Sohn”. Wiesbaden: Otto Harassowitz, 1969. 105 S. (Kleine ägyptische Texte).

 

30. Koch R. Die Erzählung des Sinuhe. Bruxelles: Fondation Égyptologique Reine Élisabeth, 1990. 81 double p. (Bibliotheca Aegyptiaca; 17).

 

31. Koemoth P. Ḥr wp šʿ.t tȝwy, un nom d’Horus pour le roi Osiris // Göttinger Miszellen. 1994. Hft. 143. S. 89–96.

 

32. Ladynin I. An Observation on the Harper’s Song of the Papyrus Harris 500 (BM10060) (the Antef Song), lines 6.4–5 // The Cultural Heritage of Egypt and Christian Orient. Vol. 3. Moscow: RSUH, 2006. P. 35–44.

 

33. Lexikon der ägyptischer Götter und Götterbezeichnungen / hrsg. von Chr. Leitz. Bd. IV: nbt-h. Leuven – Paris – Dudley, Ma.; Peeters, 2002. 816 S. (Orientalia lovanensia analecta; 113).

 

34. Parkinson R. B. The Tale of Sinuhe and Other Ancient Egyptian Poems 1940–1640 B.C. Oxford: Oxford Univ. Press, 1997. 298 p.

 

35. Posener G. Littérature et politique dans l’Egypte de la XIIe dynastie. Paris: Librairie ancienne Honoré Champion Éditeur, 1956. XI, 171 p. (Bibliotheque de l’Éco1е des Hautes Études; 307).

 

36. Spalinger A. Orientations on Sinuhe // Studien zur altägyptischen Kultur. 1998. Bd. 25. S. 311–339.

 

37. The Literature of Ancient Egypt. An Anthology of Stories, Instructions, Stelae, Autobiographies, and Poetry. 3 ed. / ed. by W. K. Simpson. New Haven; London: Yale University Press, 2003. 672 p.

 

38. Tobin V. A. The Secret of Sinuhe // Journal of the American Research Center in Egypt. 1995. Vol. 32. P. 161–178.

 

39. Westendorf W. Die “Wiedergeburt” des heimgekehrten Sinuhe // Studien zur altägyptischen Kultur. 1977. Bd. 5. S. 293–304.

 

40. Willems H. Chests of Life: A Study of the Typology and Conceptual Development of Middle Kingdom Standard Class Coffins. Leiden: Ex Oriente Lux, 1988. 249 p.; ill. (Mededelingen en Verhandelingen van het Vooraziatisch-Egyptisch Genotschap; 25).

 

41. Yoyotte J. À propos du panthéon de Sinouhé (B 205–212) // Kêmi. 1964. T. 17. P. 69–73.

 

Статья была опубликована в «Вестнике» Литературного института им А. М. Горького. 2014. № 3. С. 12–23.

 

Иван Ладынин – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Древнего мира МГУ им. М.В. Ломоносова

 

https://postnauka.ru/longreads/68824

Ответить