Никколо Макиавелли (Макьявелли)
Стефан
15.08 2018
Макьявелли Н. Сочинения исторические и политические. Сочинения художественные. Письма: Сборник.
Пер. с итал. – М.: Пушкинская библиотека; Аст, 2004. – 819 [5] с. – (Золотой фонд мировой классики).
В томе представлены наиболее известные произведения итальянского писателя и историка Никколо Макьявелли.
Содержание:
М.Л. Андреев. Слово и дело Никколо Макьявелли
СОЧИНЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКИЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ
О том, как надлежит поступать с восставшими жителями Вальдикьяны. Перевод под редакцией А.К. Дживелегова
Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоццо Вителли, Оливеротто да Фермо, синьора Паоло и герцога Гравина Орсини. Перевод под редакцией А.К. Дживелегова
Легация к Римскому двору. Перевод под редакцией А.К. Дживелегова
Государь. Перевод Г.Д. Муравьевой
Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Перевод М.А. Юсима
Книга первая
Книга вторая
Книга третья
Жизнь Каструччо Кастракани из Лукки. Перевод под редакцией А.К. Дживелегова
СОЧИНЕНИЯ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ
Мандрагора. Перевод Н.Б. Томашевского
Клиция. Перевод Н.Б. Томашевского
Сказка. Черт, который женился. Перевод под редакцией А.К. Дживелегова
Стихотворения. Перевод Е.М. Солоновича
О неблагодарности
О Фортуне
Карнавальные песни
Поют бесы, изгнанные с неба
Поют, полные отчаянья, влюбленные и дамы
Поют блаженные духи
Поют пустынники
Поют торговцы сосновыми шишками
Поют заклинатели змей
Страмботти
Сонет
К Джулиано ди Лоренцо Медичи
I
II
К Джулиано ди Лоренцо Медичи
Эпиграмма
Золотой осел. Перевод Е. Кассировой
ПИСЬМА. Перевод М.А. Юсима
ПРИМЕЧАНИЯ
http://padabum.com/d.php?id=35083
http://maxima-librar...2923&format=raw
http://vk.com/doc359...2b0c722018e12df
http://b-ok.xyz/book/2426996/b2d964
http://library1.org/...313FD5A2E4C1895
http://download1.lib...313FD5A2E4C1895
Ученый
16.08 2018
А вообще я полагаю, что Макиавелли был замечательный мыслитель, раз его идеи не утратили актуальности даже в наши дни.
Честно Вам, ув-й г-н Учёный, признаюсь - мне не пришлось в течении моей долгой жизни ознакомиться с работами Макиавелли... Грешен... Поэтому мне трудно судить о их достоинствах и ценности. Легче ещё раз указать на избирательность человеческого мышления - каждый берёт себе то, что ему необходимо из любого источника.
Работы Макиавелли я не читал, а его биографию и сущность его взглядов знал по научно-популярным книгам.
Стефан
16.08 2018
Каппони Н. Макиавелли.
[Пер. с англ. А.Л. Уткина]. – М.: Вече, 2012. – 352 с.: ил. – (Великие исторические персоны).
Макиавелли уже давно считают личностью, преодолевшей время и пространство: первым политологом, первым философом Нового времени и так далее. Согласно этим же критериям он вполне мог завоевать и титул первого современного драматурга, став первым, кто на личном примере доказал отличие теории от практики и кто первым одурачил не одно поколение толкователей. В поисках «истинного» Макиавелли многие авторы пытались разобраться в его личности и его трудах, и в результате совершенно запутались, выдавая его то за империалиста, то за атеиста, неоязычника или убежденного христианина, то за свободолюбивого республиканца, то за наставника деспотов, гения военного искусства, кабинетного стратега, реалиста, идеалиста и тайного основателя современной политологии. Он и в самом деле был личностью неоднозначной, но прославился в первую очередь «Государем» – сочинением, написанным с определенной целью: снискать расположение Медичи, правителей Флоренции. Ведь необходимо помнить, что Макиавелли был истинным флорентийцем: любил прекословить, провоцировать, выделяться, прибегая к искрометному юмору. А противоречия? Делайте выводы сами!
Содержание:
Предисловие
Пролог
Глава 1. ЗАВИСТЛИВЫЙ, НАДМЕННЫЙ, ЖАДНЫЙ
Глава 2. БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Глава 3. ИСКУССТВО ВОЙНЫ И ПОЛИТИКИ
Глава 4. ДВОЕ ПОХОРОН И ОДНА СВАДЬБА
Глава 5. ИЗБРАННИК
Глава 6. ПУСТОСЛОВ
Глава 7. САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ ЗРЕЛИЩЕ
Глава 8. ВООРУЖЕННЫЙ ПРОРОК
Глава 9. МИР И СОГЛАСИЕ
Глава 10. НОЧЬ, КОГДА УМЕР ПЬЕРО СОДЕРИНИ
Глава 11. ДЬЯВОЛЬСКОЕ ОТЮДЬЕ
Глава 12. СМЕХ ТОЛПЫ
Глава 13. ИСТОРИЯ ЛЖИ
Глава 14. НЕПОСТОЯНСТВО УДАЧИ
Глава 15. УПУЩЕННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
Эпилог. НЕ СТЕСНЯЯСЬ В СЛОВАХ
Примечания
http://vk.com/doc399...255cb26f1ca2f0f
http://b-ok.xyz/book/2985129/170f35
http://library1.ga/_...3BD9C3FB6CE20BE
http://download1.lib...3BD9C3FB6CE20BE
shutoff
16.08 2018
Работы Макиавелли я не читал, а его биографию и сущность его взглядов знал по научно-популярным книгам.
Благодарю за откровенность.
Ученый
16.08 2018
Работы Макиавелли я не читал, а его биографию и сущность его взглядов знал по научно-популярным книгам.
Благодарю за откровенность.
Я пожалуй прочитаю книгу Государь, люди Возрождения отличались большим умом и разносторонностью. Недавно прочем Брантома, узнал много интересного.
Любопытно, что первое советское издание Макиавелли вышло в 1934 году, когда был убит Киров и началась подготовка к массовым репрессиям.
Стефан
16.08 2018
Юсим М.А. Макиавелли. Мораль, политика, фортуна. Этика Макиавелли. Макиавелли в России.
М.: Канон+, 2011. – 576 с.: ил.
Политики, как и другие люди часто говорят одно, а поступают по-другому. Все знают, например, что нехорошо брать взятки, но коррупция процветает. Макиавелли часто воспринимают как человека, который теоретически узаконил принцип «не пойман – не вор». Автор двух переиздаваемых монографий показывает, что это представление, по меньшей мере, поверхностно; он также опровергает расхожее положение о разделении политики и морали у Макиавелли. Отправным пунктом служит тезис о том, что флорентийский секретарь впервые на заре Нового времени стал учитывать фактор человеческой субъективности, общественного мнения, расхождений между сферой действия и сферой оценки в политике и в жизни; в рамках ренессансных этических представлений переосмыслил феномен власти как одновременно и нравственного, и безнравственного учреждения.
Первая часть, озаглавленная «Этика Макиавелли», может служить введением к чтению сочинений итальянского мыслителя, здесь рассматриваются ключевые проблемы его творчества. Во второй части, «Макиавелли в России», дан обзор мнений о Макиавелли, высказывавшихся в нашей стране или имеющих отношение к ее истории, начиная со времен Ивана Грозного и Петра Первого и до середины истекшего десятилетия.
Оглавление:
ЭТИКА МАКИАВЕЛЛИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Макиавелли: наука, мораль, политика
Истина у Макиавелли и у гуманистов
Гражданин Флоренции
Историки об этике Макиавелли
Этическая концепция Макиавелли
Религия в этике Макиавелли
Макиавелли и Лютер. Христианская мораль и государство
Макиавелли и гуманизм
МАКИАВЕЛЛИ В РОССИИ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Вокруг Макиавелли. О некоторых путях и проводниках западного влияния в русской публицистике XVI в.
ГЛАВА ВТОРАЯ. Отголоски мнений чужеземных эрудитов
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Восемнадцатый век
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ. Россия читает Макиавелли. XIX в.
ГЛАВА ПЯТАЯ. Макиавелли в России XX в.
МИФ О МАКИАВЕЛЛИ В ЭПОХУ РЕФОРМ (Россия на рубеже XXI века)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
РЕЗЮМЕ ВТОРОЙ КНИГИ
КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
АННОТИРОВАННОЕ СОДЕРЖАНИЕ ВТОРОЙ КНИГИ
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
http://vk.com/doc460...7fd6fd4126ce296
http://b-ok.xyz/book/2861506/7dd057
http://library1.ga/_...5D602C11DC2C2DB
http://download1.lib...5D602C11DC2C2DB
Ученый
17.08 2018
Махиавель
Царей насмешник, иль учитель
Великих, иль постыдных дел!
Душ слабых, мелких обольститель,
Поди от нас, Махиавель!
Не надо нам твоих замашек,
Обманов тонких, хитростей:
Довольно полных пуншем чашек
Для счастия честных людей,
Довольно видеть сквозь бокалы
Всю наших внутренность сердец,
На бой нас посылать, на балы,
Из лавров плесть и роз венец.
Державин
Стефан
17.08 2018
Темнов Е.И. Макиавелли.
М.: Юрид. лит., 1979. – 72 с. – (Из истории политической и правовой мысли).
Книга посвящена исследованию государственно-правовых взглядов одного из ранних идеологов буржуазии, видного мыслителя Нового времени, итальянского государственного и общественного, деятеля Никколо Макиавелли (1469–1527). Автор рассматривает теоретическое наследие мыслителя, характеризуя Макиавелли как политического деятеля, выходящего за пределы своего времени, как основателя буржуазной политической науки. Особое внимание уделено анализу его воззрений на политическое устройство общества и право. Специальная глава книги посвящена историческому месту Макиавелли в идеологической борьбе современности, анализу причин актуальности его концепций.
http://padabum.com/d.php?id=80039
http://vk.com/doc181...d29e70dd2b62c64
http://b-ok.xyz/book/3105271/b6a096
http://library1.ga/_...9599F5016318E6E
http://download1.lib...9599F5016318E6E
http://libgen.pw/ite...a044640a82656e8
Ученый
20.08 2018
Кабинет-министр Артемий Волынский был казнен в 1740 г. по ложному обвинению в заговоре против царицы Анны Иоанновны. Истинной виной Волынского были устные и письменные нападки на Бирона и Остермана. Сочинения Волынского были настолько острыми, что царица заподозрила его в использовании книг Макиавелли. Интересно, что хотя царица, Бирон и Волынский были людьми малообразованными, но о работах Макиавелли они слышали и считали их крайне предосудительными. Только после пытки Волынский признался, что имел дома книгу Макиавелли.
Стефан
20.08 2018
FAQ: «Государь» Макиавелли
6 фактов об одном из главных политических философов
David Biesack
На гробнице в Италии, где похоронен Никколо Макиавелли, надпись: «Не нуждается ни в каком представлении, потому что имя его звучит по всему миру». Макиавелли не «чистый философ», как, например, Декарт или Мальбранш, которых не очень заботили политические темы. Не философ, который бы мог с успехом заниматься как тем, что традиционно понимают под «философией», так и политической философией, как Гоббс или Локк. Его философия исключительно политическая. Обычно философ, тем более политический, не удостаивается такой чести. Однако если мы сегодня зайдем в какой-нибудь книжный магазин, то мы увидим в разделе философия, если таковой будет, как минимум трех авторов: что-нибудь Фрейда, что-то Ницше и обязательно книгу Макиавелли «Государь». Однако Никколо Макиавелли ни в коем случае не автор одной книги. Другой его важной работой считаются «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия». Вместе с тем «Государь» остается его самым известным произведением, политико-философским бестселлером всех времен и народов. Она датируется декабрем 1513 года, когда книга была закончена или уже преподнесена в дар человеку, для которого писалась.
1. Поверхностное чтение Макиавелли
Несмотря на то, что Макиавелли знают все и он в представлении не нуждается, о нем бытует достаточно плохая слава. В конце концов, Макиавелли едва ли не единственный в своей эпохе, кто заслужил, чтобы к его имени приставляли окончание «-изм». Термин «макиавеллизм» обычно считается связанным с беспринципностью в политике, с отрицанием норм морали, религиозных истин. А религию «макиавеллизм» предлагает использовать в качестве политического инструмента. В «Государе» Никколо Макиавелли пишет, будто религиозные практики следует использовать исключительно в интересах государя, инструментально. Хотя это всякий раз нуждается в уточнениях.
Макиавелли один из немногих авторов, который читается живо, легко, интересно и увлекательно. Весь «Государь», кроме небольших теоретических отступлений, с которых он начинает текст, – это некие исторические кейсы, в которых автор рассказывает о деятельности той или иной исторической фигуры. Но это первый вид чтения Никколо Макиавелли – поверхностное.
2. «Государь» – собрание исторических примеров или политическая философия?
Обычно читателей в Никколо Макиавелли привлекают выражения: «Щедро распоряжайся чужим добром». Когда автор рассуждает о том, что выгодно правителю, чтобы тебя боялись или тебя любили, он говорит: «Поскольку любовь скоротечна и не все тебя любят, то пускай лучше боятся. Зато бояться будут все, и это принесет тебе больше пользы, чем когда тебя будут любить, потому что разлюбить могут легко».
Многие рассматривают «Государя» как собрание примеров, но, если это всего лишь коллекция интересных кейсов, где же здесь политическая философия? Никколо Макиавелли – чрезвычайно значимая фигура в истории политической мысли и политической философии. Многие последующие философы так или иначе обращались к Макиавелли. Некоторые – чтобы обругать, некоторые – чтобы оправдать, так как видели в нем защитника республиканских ценностей. Ряд философов полагает, что «Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» – взаимоисключающие произведения, другие говорят, что напротив: в одном произведении он пишет о монархиях и новых правителях, в другом он пишет о республиках и о том, что соответствует республике, поэтому никакого противоречия нет. Так или иначе, есть те, кто его ненавидит, ругает, считает символом всего аморального. И есть те, кто относится к нему всерьез.
3. Кембриджская школа истории политической мысли
Никколо Макиавелли – один из тех авторов, тексты которого нуждаются во внимательнейшем чтении. На протяжении ХХ века было создано несколько ключевых интерпретаций «Государя». Стоит отметить несколько интерпретаций, которые являются чрезвычайно важными и о которых в России известно мало. Одна из важных интерпретаций и интересных методологических школ истории политической философии – это Кембриджская школа истории политической мысли, представителями которой являются три историка: Джон Данн, Квентин Скиннер и Джон Покок. Их общая методология была связана с исследованием политической мысли в двух контекстах: в историческом (что окружало автора, что могло повлиять на него) и идеологическом (какая идейная традиция существовала до этого автора, привнес ли он что-то новое или повторил старое и стал известен таким образом). В целом историки не столько интерпретируют (по крайней мере, так настаивает Квентин Скиннер, когда пишет о своем методе), сколько пытаются описать хорошо то, что есть, вписать контекст, присовокупить идеологическую позицию. У каждого историка был свой «герой». Джон Данн написал о Локке, Квентин Скиннер – о Гоббсе, а Джон Покок написал одну из выдающихся книг про Никколо Макиавелли, название которой можно перевести по-разному, – «Принцип Макиавелли» или «Момент Макиавелли». В ней он, как ясно, дает исторический контекст, описывает всю политическую мысль, которая окружала нашего героя.
На русском языке есть также книга Квентина Скиннера, которая так и называется, – «Макиавелли». Это «очень короткое введение», которое быстро читается, но имеет существенные недостатки относительно перевода. Но начать знакомиться с интерпретацией Кембриджской школы истории политической философии можно с нее.
Скиннер К. Макиавелли. Очень краткое введение, М.: Астрель, 2009.
4. «Бог Макиавелли»
Одна из важнейших интерпретаций новейшей политической философии Никколо Макиавелли содержится в книгах Маурицио Вироли. У него есть несколько текстов, один так и называется «Макиавелли», другой – «Бог Макиавелли», где он применяет нестандартный ход и пытается из политической философии Макиавелли эксплицировать «религиозную концепцию». Обычно Никколо Макиавелли считают «ненавистником» церкви, религии, христианства в частности, а некоторые полагают даже, что он отдавал предпочтение неоязычеству (например, британский теолог Джон Милбанк), так как он постоянно ссылается на античность, Рим, фортуну, судьбу и прочее. Но лучшее, что написано на эту тему, – это книга Себастиана де Грация «Макиавелли в аду», за которую автор, к слову, получил Пулитцеровскую премию. В целом это вообще одна из лучших и самых живых интерпретаций Макиавелли.
Viroli M. Machiavelli, Oxford: Oxford University Press, 1998.
5. Интерпретация Лео Штрауса
У политического философа Лео Штрауса есть книга, которая называется «Мысли о Макиавелли». Одна часть книги посвящена «Государю», а вторая – рассуждениям о «Первой декаде Тита Ливия». Вся книга сосредоточена на работе с текстом. В отличие от Кембриджской школы Штраус работает именно с текстом, а не с контекстом: он не ищет традиции, не обращается к истории, он просто читает текст и говорит, что может означать в нем та или иная фраза, почему некоторые вещи опущены, откуда берутся противоречия, находит в книге новые смыслы, «восхождения и снисхождения тона», эмоции. Например, всем известно, что 26-я глава «Государя» Макиавелли написана совершенно в другой стилистике, отличающейся от предшествующих. Если первые главы – это кейсы и рекомендации с историческими отступлениями, то последняя – это яркий пламенный призыв Никколо Макиавелли освободить, объединить Италию и, наконец, совершить главную добродетель (акт патриотизма), сделать государство, о котором пекся Макиавелли, единым. Надо понимать, что в середине содержится «истинное учение» Макиавелли, где он почти не говорит об истории, а дает советы правителю.
Strauss L. Thoughts on Machiavelli, Chicago: University of Chicago Press, 1958.
6. Традиция и новация
26-я глава совершенно особенная, она очень эмоциональна и читается как новое произведение. Одно из предположений Лео Штрауса состоит в том, что Никколо Макиавелли полностью порвал с той традицией политической философии, которая была до него, и стал родоначальником современной политической философии. Макиавелли закладывает те темы, которые будут интересовать многих последующих политических философов. Однако, если мы обратим внимание, даже эта 26-я особенная глава говорит нам о том, что Никколо Макиавелли продолжает многие традиции, которые были характерны для предшествующего периода.
Он «революционер», порывает с традициями и одновременно их сохраняет – некая диалектика Никколо Макиавелли. Например, он продолжает мечты Данте Алигьери о единой Италии, о величии Рима, о едином правителе. Хотя правители Данте и Макиавелли кардинальным образом разные, все же они мечтают о новом политическом мессии. Макиавелли продолжает в некотором роде совершать революцию, как совершал до него Марсилий Падуанский, еще один выдающийся итальянский политический философ, написавший трактат «Защитник мира».
В 26-й главе Макиавелли является ярым патриотом, но при этом отказывается от некоторых моральных принципов в пользу других, за что его часто обвиняют, что он является «учителем зла». В частности, Лео Штраус начинает свою книгу с того, что объявляет, будто Никколо Макиавелли – это «учитель зла», а затем пишет 300–400 страниц о том, почему это так, и восхищается его стилем и мыслью. Так или иначе, Никколо Макиавелли сегодня нуждается в том, чтобы его внимательно перечитали. Без того, чтобы искать в нем лишь забавные исторические анекдоты.
Александр Павлов – кандидат юридических наук, доцент Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, член редколлегии журнала "Логос"
Ученый
20.08 2018
В 26-й главе Макиавелли является ярым патриотом, но при этом отказывается от некоторых моральных принципов в пользу других, за что его часто обвиняют, что он является «учителем зла». В частности, Лео Штраус начинает свою книгу с того, что объявляет, будто Никколо Макиавелли – это «учитель зла», а затем пишет 300-400 страниц о том, почему это так, и восхищается его стилем и мыслью. Так или иначе, Никколо Макиавелли сегодня нуждается в том, чтобы его внимательно перечитали. Без того, чтобы искать в нем лишь забавные исторические анекдоты.
Конечно, Макиавелли сам виноват в своей плохой репутации, он был достаточно умным человеком, чтобы понимать, что писал чернуху - апологию преступления и аморализма. Хоть такие явления часто встречались в итальянской политике, все же власть немыслима без морали, а в эпоху Ренессанса и без религии. Почему Макиавелли так сгустил краски? Возможно, он мстил истэблишменту за собственные карьерные неудачи или хотел эпатировать своих современников и привлечь внимание к себе любимому. Последнее ему удалось.
Все знали что за фрукт Чезаре Борджиа, его терпели, но ненавидели, и при первой же возможности прогнали и убили. Чезаре переусердствовал в преступлениях, тем самым подставил и других государей, которые обманывали и убивали "умеренно" строго в меру государственной необходимости. А Макиавелли говорит - какой молодец Чезаре Борджиа, давайте все такими будем, тогда мы освободим Италию. В результате Италию освободили через несколько веков вполне респектабельные джентльмены - Гарибальди, Кавур и сардинский король, именно опираясь на свою респектабельность.
Макиавелли ошибался, думая что власть можно удержать преступлениями. Чтобы понять это, достаточно сравнить судьбу Чезаре и его сестры Лукреции. Чезаре потерял все свои завоевания и был убит, а Лукреция, которая была вполне добродушной и законопослушной тетушкой (насколько это было возможно в ее семейке), так и осталась герцогиней феррарской до самой смерти, хотя были желающие и с ней разделаться.
Стефан
20.08 2018
«Государь» Макиавелли
Философ Александр Павлов о макиавеллизме, Кембриджской школе истории политической мысли и 26-ой главе
Александр Павлов – кандидат юридических наук, доцент Школы философии факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ, член редколлегии журнала "Логос"
Ученый
21.08 2018
Краткое содержание книги Государь
Подданные должны почувствовать себя значимыми
Представьте, что вы правите в эпоху Возрождения и только что завоевали новую территорию. Население считает вас оккупантом и чужаком, не хочет воспринимать в качестве своего государя. Как тогда управлять страной?
Первое правило государя
Старайтесь лично присутствовать в новых владениях. Близость правителя позволит жителям ощутить собственную значимость и одновременно отпугнёт врагов.
Если вы не можете приехать сами, отправьте своих подданных. Так новые подданные привыкнут к укладу вашего народа и начнут адаптироваться.
Второе правило
Всегда принимайте меры по устранению потенциальных конкурентов. Защищайте слабых лидеров вокруг новых владений, они с удовольствием присоединятся к вам. Ваш союз может стать достаточно сильным, чтобы бросить вызов мощным государствам, которые могут угрожать вашей власти.
Будьте внимательны к будущим угрозам. Болезнь легче вылечить в начале, поэтому и соперников проще остановить при их первом наступлении.
Пример: Древние римляне использовали эту тактику при захвате Греции. Они не позволяли ни одному местному лидеру стать сильнее, чем другие, неважно, насколько лояльным он был к римлянам.
А король Франции Людовик XII, захватив Северную Италию, быстро потерял над ней контроль, нарушив все вышеуказанные правила. Не повторяйте его ошибки.
Государство либо легко завоевать, но трудно управлять, либо трудно завоевать, но легко управлять
Когда скончался Александр Великий после завоевания Персидского царства, все думали, что без него македонцы быстро потеряют контроль над персами. Но они сумели сохранить свою власть на долгие годы. Как?
Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим различные виды государств.
Система правитель-барон
Пример: Во Франции король правил страной через множество дворян (их называли баронами), имеющих личный интерес. Такая неустойчивая система ведёт к раздробленности государства. Изредка бароны даже могут оспорить власть короля.
Страну с такой системой легко завоевать: достаточно переманить несколько баронов на свою сторону. Но в будущем вы получите те же неприятности, что и ваш предшественник.
Отношения правитель-слуга
Государь начинает царствование с устранения людей с политическими амбициями. Остаются только те, кто искренне поддерживает правителя и его планы. Так создаётся сплочённое государство, оказывающее жёсткое сопротивление оккупантам при вторжении.
Пример: Когда Александр завоевал Персию, она имела данную систему правления. Царь Дарий упразднил все институты и заставил лидеров преданно следовать за ним. Поэтому Александру пришлось яростно бороться, чтобы покорить Персию, но зато после его смерти в стране не существовало независимых правителей, которые могли бы начать переворот.
Только вы выбираете, какую систему применять в своём государстве. Каждая имеет свои преимущества, поэтому решать нужно исходя из конкретных обстоятельств и ваших возможностей.
Приобретение новых государств зависит от удачи и достоинств
Правитель может получить контроль над государством двумя способами: армия и международные соглашения.
Независимо от метода, требуется сочетание великих достоинств и счастливого случая.
Даже самому одарённому правителю необходимо немного удачи, чтобы использовать свои достоинства. Захват города или королевства с помощью армии демонстрирует ваше мужество, духовную силу, характер и лидерство. Но все это бесполезно, если удача не окажется на вашей стороне.
Пример: Ромула случай заставил покинуть город Альба в младенчестве, тем самым подтолкнув его положить начало Рима. Не будь он вынужден покинуть Альбу, мог в итоге стать фермером, не имея возможности показать свои положительные стороны.
Но верно и обратное: если судьба благосклонна к вам, придётся проявить себя, чтобы воспользоваться ею.
Пример: Если влиятельный покровитель благосклонен к вам, можно стать государем просто по счастливой случайности. Но в новом государстве ваши оппоненты будут сильнее сторонников, потому что первые нацелены на ваше свержение, а сторонники не знают, чего от вас ожидать.
Вам придётся действовать быстро и достойно, чтобы заложить основы долгого царствования. Возьмите под контроль знать в государстве и создайте собственную армию. Без этих мер предосторожностей вас быстро свергнут.
Злодеяние и народная поддержка помогут стать государем
Пример: В 317 г. до н. э. человек по имени Агатокл, сын гончара, собрал армию наёмников и взял Сиракузы (Сицилия). Несмотря на свою клятву соблюдать демократическую Конституцию, он убил 10 000 своих противников и стал тираном.
Злодеяние — один из способов обрести власть. Хитрость и беспощадность помогут получить контроль над государством.
Но жестокость работает только при правильном применении. Жестокость должна быть стремительной − нанесите один беспощадный удар. Сначала народ будет сильно возмущён. Постепенно уменьшайте количество насилия, успокаивая этим население. Именно так поступил Агатокл, и ему удалось сохранить власть.
И наоборот, чрезмерная порядочность в начале правления и постепенное увеличение жестокости — не разумная тактика.
Власть можно получить также, защищая граждан и приобретая поддержку с их стороны. Нужно помочь людям стать достаточно обеспеченными, чтобы они хотели поддерживать вас. «Достаточная обеспеченность» зависит от того, к чему люди привыкли.
Пример: Если люди до этого были рабами, то будут счастливы, обретя свободу.
Основная цель — заставить граждан чувствовать себя в долгу. Если это случится, они будут держать вас у власти, даже если придётся терпеть лишения. При власти посредством террора люди не чувствуют себя в долгу.
Жестокостью проще добиться власти, но власть, основанная на поддержке населения более стабильна.
Ученый
23.08 2018
Виллари, самый известный из итальянских биографов Макиавелли, описывает его как человека не очень приятной и довольно необычной наружности. Это был двадцатидевятилетний молодой человек, худощавый, с глазами-бусинками, черными волосами, маленькой головой, орлиным носом и плотно сжатыми губами. Однако «все в нем свидетельствовало о необыкновенной наблюдательности и остром уме, хотя он и не из тех, кто способен влиять на людей». Виллари отмечает «саркастическое выражение лица», «холодную и непостижимую расчетливость», «богатое воображение».
http://velib.com/rea...udy_makiavelli/
Ученый
24.08 2018
«Государь» Макиавелли как хрестоматия для политика
Как должен вести себя руководитель, стремящийся стать эффективным лидером: угождать, обещать и обманывать, клясться в любви или держать в страхе? Быть на расстоянии, или со всеми вместе, но в разное время и при разных обстоятельствах?
Почему сильному лидеру не следует выполнять обещанное? Почему благодарности он должен расточать по капле, а наказания разом обрушивать на головы подданных? Почему люди любят обманываться сами тогда, когда надо обманывать других?
Одним из первых, кто попытался достаточно подробно дать ответы на эти вопросы, был флорентийский писатель и философ Никколо Макиавелли.
Он родился в 1469 году в семье флорентийцев, занимавших крупные государственные посты в период республиканского правления. Юноша был весьма талантлив и получил глубокое и основательное классическое образование. Его жизнь и деятельность прошли на протяжении нескольких бурных и жестоких эпох с их политическими интригами, заговорами и конфликтами.
Скромный служащий
Годы его государственной деятельности выпали на период расцвета республиканского правления во Флоренции, а расцвет творческой деятельности – на период крушения республики. До 1513 года Никколо Макиавелли находился в гуще политики, но заговор против Медичи, в котором он, несмотря на все подозрения, не участвовал, поставил крест на его публичной деятельности. Некоторое время он даже находился в тюрьме. Освободившись, Никколо попытался устроиться на службу к новым правителям Флоренции.
Скромный служащий одной из канцелярий Флорентийской республики был избран канцлером-секретарем Совета Десяти Флоренций. Его нимало не смущало то, что до этого он 15 лет прослужил республике, а теперь собирался хранить верность ее врагам. В этом можно видеть и крайнюю наивность, и крайнюю беспринципность, но это можно воспринять и как проявление своего рода политического профессионализма. Макиавелли был непревзойденным наблюдателем и аналитиком новой политической реальности, ее провидцем. Похоже, судьба отдельного человека его не интересовала. Человек был лишь винтиком, инструментом политических манипуляций. А винтик не может быть трагичен, к его страданиям невозможно относиться всерьез. Да и комичен он бывает редко, разве что смешон.
Мораль – политике помеха
Первое умственное деяние Макиавелли, в котором он прерывает многовековую традицию и становится пионером будущего века, - это полное освобождение политики от морали. Макиавелли стал рассматривать государство «человеческими глазами» и выводить его законы «из разума и опыта», а не из христианской религии.
В 1513 году Макиавелли закончил свой, прославленный в будущем, трактат «Государь», в котором наряду с прочим речь шла и о том, должен ли государь соблюдать верность. «Благоразумный правитель не может и не должен быть верен обещанию, если это оборачивается против него, и исчезли причины, побудившие его дать слово. Если бы все люди были добры, это был бы дурной совет, но так как они склонны ко злу и не будут верны тебе, ты не обязан быть верен им».
Толпа судит по внешности
Программа Макиавелли изложена четко. Государь должен ввести новые порядки и законы, «им найденные». Политику, помимо разума, нужны доблесть и поддержка судьбы. «Профессия» государя на деле редко сочетается с выдающейся доблестью, не говоря уже о нравственности. Вот собственные слова флорентийского писателя: «... я избрал тех, кто не принадлежит к государям, но по своим бесконечным достоинствам заслуживает к ним принадлежать; не тех, кто может осыпать меня званиями, почестями и богатствами, а тех, кто не может, хотя желал бы этого».
«Ведь люди, чтобы судить правильно, должны уважать действительно щедрых, а не тех, кто в состоянии проявить щедрость; точно так же и тех, кто умеет править государством, а не тех, кто, будучи невеждой, в состоянии это делать». Стоит подчеркнуть, что здесь, как во многих других местах, Макиавелли отмежевывается от «толпы», которая судит о вещах по внешности, требует от государя только успеха.
Разумная предосторожность
Макиавелли говорил, что правитель, желающий добиться успеха в своих начинаниях, должен свои действия соизмерять с действительностью и образом поведения подчиненных. «...Кто пожелает заняться преобразованиями, чтобы они ни у кого не вызывали протеста, должен сохранить хотя бы следы прежних порядков. Тогда народ не заподозрит изменений существующего строя, даже если новые установления будут... противоположны прежним. ...Нужно, чтобы нововведения содержали как можно больше привычного».
Сила на стороне правителя, если он учитывает психологию людей, знает их мысли, привычки, достоинства и недостатки. Также надо учитывать честолюбивые стремления подданных и подчиненных. И богатые, и бедные, стремящиеся завоевать власть, ведут себя одинаково. «Ни один человек никогда не будет таким безумным или таким мудрым, таким дурным или таким добрым, чтобы из двух противоположных человеческих качеств не похвалить достойное похвалы и не осудить достойное порицания».
Захватить или не потерять?
С этим прямо связана другая проблема, поставленная Макиавелли: должен ли государь в раздробленной и пораженной изнутри коррупцией и межчеловеческой разобщенностью стране быть «хорошим человеком»? Макиавелли говорит о пользе учения истории для государя: ибо «если он родился человеком, то устрашится примера дурных времен и воспылает жаждой следовать хорошим». Свойство стремиться наверх не зависит от личных достоинств или недостатков. Успех дела зависит в первую очередь от наличных средств: денег, связей, интриг.
Наряду с властью, отмечал Макиавелли, люди ценят свободу. И если власть чаще стремятся захватить, то свободу – не потерять. «Народ, - отмечал философ, - может смириться с утратой многого, но он никогда не смирится с утратой своего имущества и хотя бы призрака свободы».
Любовь на грани страха
«Правитель не ошибется, зная, что поведением людей руководят страх и любовь. Поэтому тот, кого боятся, может управлять так же легко, как и тот, кого любят. Если правитель стремится упрочить власть, признание или лидерство, то желательно пользоваться мотивами любви, но удержаться наверху можно, только полагаясь на страх. Еще «один из способов, с помощью которого можно удерживать власть в государстве и либо укрепить колеблющихся, либо сохранять в них состояние нерешительности и неизвестности, - это держать их постоянно в ожидании, возбуждая в них желание узнать, чем закончатся новые предприятия и начинания». Но ещё лучше поступать так, чтобы страх не перерос в ненависть. Достичь необходимой меры нетрудно. Главное – не посягать на имущественные и личные права подданных.
Вредная доброта
Умный лидер всегда взвешивает все обстоятельства и последствия всех своих поступков. Круг анализируемых обстоятельств должен быть достаточно велик, чтобы понять: существуют добродетели, обладание которыми ведет к гибели, и есть пороки, с помощью которых можно достичь безопасности и благополучия. Но нельзя быть добрым слишком долго – это значит быть обязанным и стать зависимым от подчиненных. «Ведь между тем, как люди живут, и тем, как они должны были бы жить, - огромная разница, и кто оставляет то, что делается, ради того, что должно делаться, скорее готовит себе гибель, чем спасение, потому что человек, желающий творить одно только добро, неминуемо погибнет среди стольких чуждых добру. Поэтому государю, желающему сохранить свою власть, нужно научиться быть не добрым и пользоваться этим умением в случае необходимости».
Угнетать осмотрительно
В то же время, полагает философ, заслужить ненависть за добрые дела так же легко, как и за дурные. «Управляя людьми, их надо или ласкать, или угнетать, поступая при этом очень осмотрительно. Люди мстят, как правило, только за легкие обиды и оскорбления. Сильное давление лишает их возможности мстить. В некоторых случаях угнетение должно быть настолько мощным, чтобы отпала всякая надежда на сопротивление».
Там же, где есть зависимость, возникают нерешительность, малодушие и легкомысленность, качества недопустимые для руководителя. «Самый простой путь погубить республику, где народ допущен к власти, - это втянуть ее в рискованные предприятия, там, где весомо слово народа, они всегда будут одобрены с готовностью, а противоположные мнения выслушаны не будут».
Уважение к жестокости
Народ, по мнению Макиавелли, презирает в первую очередь малодушных государей, а не жестоких. Поэтому добрые дела надо расточать по капле, чтобы более высокой была благодарность. Наказание же лучше осуществлять сразу и в больших дозах. Единовременная жестокость наказания не раздражает. И это хорошо, так как поведением раздраженных людей управлять очень сложно. «Правителю стоит создать свою репутацию жестокостью, коварством и безверием там, где человечность, доверие и религия давно в избытке. Точно так же там, где некоторое время правили жестокость, коварство и безверие, пригодны человечность, доверие и религия, ибо, как горечь возмущает вкус, а сладости приедаются, так людям наскучивает добро, а зло причиняет страдания». Приведенный отрывок вновь при всей сжатости глубоко характеризует единство всего учения Макиавелли. Речь идет о методах достижения поставленных целей. «К одним и тем же целям ведут разные, часто противоположные средства, чтобы найти их, нужен идеальный мудрец».
Хорошего понемножку
Вывод Макиавелли: зло надо творить сразу, а добро – постепенно. «Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности». Гораздо надежнее внушать страх, чем быть любимым.
Поэтому «тот, кто овладевает государством, должен предусмотреть все обиды, чтобы покончить с ними разом, а не возобновлять изо дня в день; тогда люди понемногу успокоятся, и государь сможет, делая им добро, постепенно завоевать их расположение. Кто поступит иначе, из робости или по дурному умыслу, тот никогда уже не вложит меч в ножны и никогда не сможет опереться на своих подданных, не знающих покоя от новых и непрестанных обид. Так что обиды нужно наносить разом: чем меньше их распробуют, тем меньше от них вреда; благодеяния же полезно оказывать мало-помалу, чтобы их распробовали как можно лучше».
Порок – во благо
Мудрый лидер, по Макиавелли, должен соединять в себе качества льва (силу и честность) и качества лисицы (мистификацию и притворство). Это потому, что в жизни честные и благородные составляют меньшинство.
Такие предпочитают идти напрямик, а слабые и хитрые – в обход, сообразовываясь с обстоятельствами, отступая, хитря и обманывая. Иными словами, они играют роль, надев социальную маску, чтобы нельзя было разглядеть настоящего лица. «Итак, я скажу, что всем людям, о которых судят, а в особенности государям, стоящим выше прочих людей, приписывают некоторые качества, выражающие похвалу или порицание: так одного считают щедрым, другого скупым, а скупым мы называем того, кто слишком неохотно пользуется своим); кого-то считают склонным к благотворительности, кого-то — к стяжанию; кого-то – жестоким, кого-то – сострадательным; одного – вероломным, другого – верным; одного – изнеженным и трусливым, другого – свирепым и отважным; одного – человечным, другого – надменным; одного – сластолюбивым, другого – целомудренным; одного – прямодушным, другого – хитрым; одного – упрямым, другого – покладистым; одного – серьезным, другого – легкомысленным; одного – набожным, другого – неверующим и тому подобное.
И я знаю: каждый объявит, что для государя самое похвальное – придерживаться вышеописанных качеств, то есть тех, которые почитаются хорошими, но, поскольку невозможно ни иметь, ни соблюдать их полностью, ибо этого не позволяют условия человеческого существования, ему следует быть достаточно благоразумным, чтобы избежать дурной славы тех пороков, которые могут отнять у него государство, и остерегаться тех, которые не так опасны, если это возможно, если же невозможно, на них не стоит обращать особого внимания.
А тем более не стоит волноваться о дурной славе пороков, не впадая в которые трудно спасти государство, ибо, если как следует все рассмотреть, найдется нечто, что покажется добродетелью, но ведет к гибели, и нечто, что покажется пороком, но, следуя ему, можно достичь безопасности и благополучия».
«За» и «против»
Если хочешь сделать народ сильным и великим, рассуждает Макиавелли, то необходимо воспитать его свободным и независимым. Но управлять им по желанию уже будет нельзя. Если же оставить слабым и малочисленным, то народ сделается столь ничтожным, что не сможет упрочить свое благосостояние и защитить власть государя. Поэтому, принимая управленческие решения, касающиеся социальных проблем, лидер должен тщательно взвешивать все доводы "за" и "против", помня, что безупречных решений не бывает.
Как видно, социология управления Макиавелли зачастую парадоксальна и непредсказуема. Но, проверенная временем, она достаточно верна и по сей день. В настоящее время управление «по Макиавелли» приобретает вполне актуальное звучание.
Неподвластна времени
Появление в 16 веке книги «Государь» произвело на тогдашних правителей Европы незабываемое впечатление. И сейчас социологии управления этого флорентийца специалисты сегодняшнего менеджмента уделяют пристальное внимание. Нынешние специалисты по управлению находят у Макиавелли четыре принципа сегодняшнего управленческого менеджмента:
- власть лидера должна поддерживаться многочисленными сторонниками,
- подчиненные должны знать, что они могут ожидать от своего лидера, и понимать, что он ожидает от них,
- лидер должен обладать воле, достаточной для того, чтобы сохранить свое лидерство, статус и имидж,
- лидер всегда должен быть образцом мудрости и справедливости для своих подданных и своих сторонников.
Как видно, социология управления Макиавелли – достаточно подходящая шпаргалка современным лидерам и кандидатам в руководители различного ранга и уровня.
Бессилие истины и неизбежность жестокости
В случае с Макиавелли старые каноны и споры отходят на второй план, а проблемы остаются, они горячо обсуждаются и сегодня. Прошедшие века подтвердили представления Макиавелли о власти, о безнравственности политики, о неизбежности государственной жестокости и государственного насилия. Макиавелли открывает глаза на их суть, позволяет сравнивать последствия, результаты с тем, что планировалось, декларировалось и ожидалось. Мыслитель постоянно помнит о том, что высказываемые им истины содержат или внутренне предполагают элемент оценки. Но в действии, там, где только предстоит выбрать правильную линию поведения, мало применимы готовые моральные рецепты, и даже за «истиной» в виде доводов разума не всегда остается последнее слово.
Даже изощренному в политическом управлении лидеру иногда трудно понять истинный ход вещей и сделать правильный выбор, ибо «складывается столько положений, сколько существует провинций (муниципальных образований). Но, так как времена и вещи и в целом, и в частностях подвержены изменениям, а люди не меняют ни своего воображения, ни образа действий, им то сопутствует удача, то их преследует невезение. И поистине, если бы был человек настолько умный, чтобы постичь все времена и положения и приспособиться к ним, то ему всегда везло бы, и он не жаловался бы, по меньшей мере, на судьбу, тогда оправдалась бы поговорка, что мудрый повелевает звездами и роком. Но поскольку таких мудрецов не видно, в силу людской близорукости и неумения подчинить себе собственную природу, судьба непостоянна и распоряжается людьми, она держит их под своим гнетом...»
Великий политический провидец
Таким образом, вся долгая история взаимоотношений власти и народа, народа и руководителя свидетельствует о том, что Макиавелли актуален и сегодня. Вот такие наблюдения можно сделать, читая труды знаменитого флорентийца. Многие из них весьма познавательны и даже полезны при анализе современной ситуации в отношениях политики, власти и народа. Да, мы такие и есть, как пророчески описал нас Макиавелли. А чтобы стать такими, какими мы привыкли или хотим себя видеть, мы часто нуждаемся в политиках типа Макиавелли.
Скончался Макиавелли в 1527 году и похоронен в Пантеоне во Флоренции рядом с великими деятелями эпохи Возрождения: Микеланджело, Галилеем, Россини. Однако после смерти его литературное наследие, трактат «Государь», уже пять столетий вызывает неоднозначное толкование, видимо, потому, что в этом произведении Макиавелли первым произвел глубокий анализ политической власти.
Стефан
24.08 2018
Слава Макьявелли – особая. Его и превозносили, и проклинали. Превозносили как великого патриота и пророка национального возрождения, проклинали как наставника тиранов и разрушителя всех и всяческих моральных устоев. Имя его очень скоро сделалось почти нарицательным. Шекспир, например, может сказать «злодей на троне», а может сказать «макиавель» – последнее понятно большинству зрителей «Глобуса» и означает то же самое. Фридрих Великий написал в опровержение Макьявелли специальный трактат; когда писал, не был еще ни Великим, ни даже королем, но все равно не уберегся от очевидного обвинения, что опровергает Макьявелли, с тем чтобы свободнее следовать его рецептам. В прямые ученики Макьявелли зачисляли всех властителей, отличавшихся особенным злодейством, и лучше всего, если с видимым оттенком коварства. Началось это с Екатерины Медичи и продолжилось вплоть до Гитлера и Сталина. Всегда находятся читатели, которые с удивлением обнаруживают, что Макьявелли не исчерпывается его сложившейся в обыденном сознании репутацией, но призывы не браниться его именем остаются столь же тщетными, сколь и уверения медиевистов, что Средние века не были такими уж беспросветно темными.
Демонизация Макьявелли проявляется не только в ореоле зла, которым оказалось окружено его имя, но и в ореоле своего рода тайноведения. Макьявелли, как представляется, было известно {5} нечто такое о природе одного из главных человеческих инстинктов – воле к власти, что можно узнать, только заключив пакт с дьяволом. Иначе трудно объяснить постоянство, с которым к «загадкам и урокам» Макьявелли обращаются действующие и отставные политики. И понятно, что в качестве оружия для борьбы с таким инфернальным противником лучше подходит заклинание, чем силлогизм. Основное же чувство, которое проступает в трудах прошлых и нынешних критиков Макьявелли, – это, как ни странно, обида. Сколько было моралистов, бросавших в лицо человечеству самые горькие упреки и самые тяжкие обвинения, но ни на кого человечество так не обижалось, как на Макьявелли. Так глубоко, так смертельно можно обидеться только на правду.
Никколо Макьявелли родился 3 мая 1469 года во Флоренции в семье доктора прав Бернардо Макьявелли и Бартоломеи Нелли. По отцу род был из мелкого дворянства, но давно смешавшегося с пополанской средой. Мать писала духовные и моралистические стихи, еще в XVIII веке образчики ее творчества хранились в семье. От отца осталась книга памятных заметок – все, что мы знаем о детстве Никколо, мы знаем из нее. Знаем, в частности, имена трех его учителей и можем представить характер образования, им полученного. Оно было довольно скромным: в основном то, что тогда называлось грамматикой, то есть навыки чтения латинских текстов. Навыки Никколо получил, но не более: совершенным его владение латынью назвать никак нельзя, это был принципиально другой уровень языковой культуры и по сравнению с блестящими латинистами из гуманистической среды, и даже по сравнению с любым выпускником университета, получившим традиционное, но полноформатное образование. Греческого Никколо не знал вовсе.
Очень важно для понимания Макьявелли верно оценить его место в культуре, верно его «позиционировать». Здесь играет свою роль образование, его недостаточность, но потом начинает играть роль сознательный выбор. В годы детства и ранней юности Макьявелли Флоренция переживала один из самых блестящих моментов своей истории. При первых Медичи, Козимо Старшем и {6} Лоренцо Великолепном, она стала центром гуманистического движения, существовали еще небольшие гуманистические кружки в Риме и Неаполе, но лидерство Флоренции оставалось бесспорным. Столь же непреложным было ее лидерство в искусстве. Флорентийское Кватроченто – это Брунеллески, Донателло, Гиберти, Верроккьо, отец и сын Липпи, Учелло, Боттичелли, фра Анджелико, Гирландайо, молодой Леонардо, молодой Микеланджело. Никогда ни ранее, ни позднее Флоренция не порождала такой плеяды гениев искусства. Макьявелли к этой парадной стороне флорентийской культуры относился, судя по всему, с полным равнодушием. Об искусствах он молчит, даже рассказывая в «Истории Флоренции» о временах их наивысшего расцвета. О гуманистах он тоже молчит. Историями, написанными гуманистами, он пользовался, составляя свою историю, но больше и охотнее пользовался историями, написанными на итальянском языке и отнюдь не гуманистами. Именно к гуманистической историографии следует отнести презрительную фразу, оброненную в начале «Государя» – о внешних украшениях и затеях, которыми иные любят расцвечивать свои сочинения. Следов знакомства с другой гуманистической литературой – поэзией, моралистикой, философией – у Макьявелли нет.
В античной литературе, которой гуманисты, начиная с Петрарки, поклонялись, Макьявелли ценил тех, кто писал и рассуждал о делах конкретных, – историков. Упоминание о поэтах промелькнуло чуть ли не единственный раз в знаменитом письме к Веттори: «со мной Данте, Петрарка или кто-нибудь из minori, второстепенных поэтов, Тибулл, Овидий и им подобные». То, что Овидий «второстепенен» по сравнению с Петраркой, не очевидно даже сейчас, а уж во времена гуманистического обожествления античности и только начинавшего складываться культа «трех венцов» было не очевидно вдвойне и втройне. В той муниципальной среде, литературные вкусы которой разделял Макьявелли, Данте, Петраркой и Боккаччо по давней привычке восторгались, но следовать за ними не пробовали. Следовали за более близкими и понятными, к примеру, за флорентийским глашатаем и звонарем Антонио Пуччи, писавшим обо всем, что видел и что {7} прочел. Прочел, предположим, хронику Джованни Виллани, и вот, пожалуйста, эта хроника, но уже в терцинах, купил на рынке жесткого, как камень, петуха и сложил об этой своей неудаче сонет… В русле именно этой традиции располагается и поэзия матушки Макьявелли, и поэтическое творчество самого Макьявелли, о котором никто бы не вспомнил, не носи оно его имени. У этой муниципальной поэзии были свои маленькие классики, тот же Пуччи, Буркьелло, иногда к ней нисходили из своих парнасских кущ великие – Лоренцо Медичи, Полициано. У великих была другая поэзия, и Макьявелли знал о ее существовании – по крайней мере он читал Ариосто, если обиделся на него за то, что тот не включил его в список знаменитых современных поэтов. Эта поэзия как раз и шла вслед за Петраркой и Боккаччо, не пренебрегая и «второстепенными» авторами, вроде Овидия, но Макьявелли было с ней явно не по пути.
Кроме того, весьма показателен и контекст, в который помещено чтение поэтов – между ловлей дроздов и посещением придорожной харчевни, среди дел материальных и даже унизительных. Для дел высоких наступает время ближе к вечеру, когда, облачившись в царственные одежды, Макьявелли вступает в торжественный круг великих мужей древности и в беседе с ними вкушает ту духовную пищу, единственно ради которой живет. Среди этих мужей нет, надо полагать, места ни для Овидия, ни даже для Данте с Петраркой, и пища, которую они способны подать, идет чуть ли не наравне с трактирной снедью. В таком отношении к поэзии нет ничего необычного, но великие поэты к своему делу относятся иначе. Ариосто, конечно, был прав.
Впервые нам удается приглядеться к Макьявелли в канун Великого поста 1498 года, когда он с нескрываемой иронией наблюдает за проповедующим Савонаролой. Меньше чем за месяц до этого Макьявелли пытался баллотироваться на пост секретаря второй флорентийской канцелярии, которая ведала внутренней политикой, и был сторонниками Савонаролы провален. Но вряд ли дело в личной обиде: иронию вызывает политический инструментарий «брата», в котором Библия служит универсальным объяснительным ключом. Между тем время Савонаролы {8} подходило к концу, его совсем уже почти не осталось. 23 мая Савонаролу казнили, а 19 июня Макьявелли был утвержден на тот пост, на который он тщетно претендовал в феврале. Еще через месяц его назначили секретарем комиссии Десяти, пожалуй, самой важной флорентийской магистратуры, – в ее ведении находилась внешняя и военная политика республики.
А в республике к тому времени, когда Макьявелли стал заниматься ее делами, было неспокойно. Период относительной политической стабильности, когда Флоренцией на протяжении шестидесяти лет правили Медичи, правили, не разрушая традиционных республиканских институтов, но видоизменив их таким образом, что они стали инструментом единоличной власти, правили, имея дело и с внутренней оппозицией и с внешними угрозами, но успешно справляясь и с теми и с другими, – этот период завершился в 1494 году. В Италию явились французы: Карл VIII решил предъявить права на Неаполитанское королевство, которым с 1442 года владел Арагонский дом. Собственно, ничего особенно нового в этом не было: давно, еще в середине XIII века, Неаполь и Сицилию отобрал у Империи Карл Анжуйский; в начале XIV века через Флоренцию прошел ищущий для себя короны Карл Валуа (мимоходом сменив в ней режим – с этим эпизодом связано изгнание Данте); в тридцатые годы XV века за Неаполь бился с анжуйцами Альфонс Арагонский. Иностранные войска в Италии не были редкостью, часто они являлись туда по приглашению самих итальянцев, да и Карла VIII настойчиво призывал к походу на Неаполь Лудовико Моро, герцог Миланский. Новой, пожалуй, была только легкость, с которой французы прошли всю Италию, и какой-то невероятный, парализующий испуг итальянских государств и государей: в облике юного, беспечного и не очень умного французского короля перед ними словно предстала сама Немезида истории, и вдруг оказалось бессильным их традиционное оружие, которым они так виртуозно владели, – политическая интрига и огромные деньги.
Испугались все, но чуть ли не больше всех Пьеро Медичи: сдал Карлу без боя и без всякой необходимости крепости, державшие под надежной охраной всю Тоскану, и уступил Пизу и Ливорно {9} (Пизу потом пришлось пятнадцать лет отвоевывать). Флоренция, узнав об этом, восстала, Пьеро бежал, к власти пришла народная партия во главе с Савонаролой. Три с половиной года во Флоренции ставился невиданный политический эксперимент – народоправство под знаменем религиозного обновления. Форумом стал собор, а политическая линия вырабатывалась в келье монастыря Св. Марка. Наконец монах, раздразнивший своими обличениями Рим, а реформами и налогами – крупнейших денежных тузов, пал, и Флоренция на время вернулась к домедицейской форме государственного устройства, к правлению немногих – олигархии. В 1502 году «немногие» доверили власть одному, пожизненному гонфалоньеру Пьеро Содерини, но на сущность власти это мало повлияло.
Зато повлияло на положение Макьявелли. Формально оно не изменилось: за четырнадцать лет, до 1512 года, когда реставрация Медичи оставила его без работы, он не сделал ни одного шага вверх по служебной лестнице. В олигархической республике, где действовали жесткие имущественные цензы, человеку с таким скромным состоянием, как у Макьявелли, сделать карьеру было невозможно. Сделать карьеру – то есть быть выбранным в ту же самую комиссию Десяти, где Никколо секретарствовал, или хотя бы получить полномочия официального посла («оратора», как они тогда назывались). Ораторами, как правило, отправлялись другие – например, Никколо Валори, которого Макьявелли сопровождал во Францию в 1504 году, или Франческо Веттори, с которым в 1508 году ездил ко двору императора Максимилиана. Макьявелли в таких случаях доставалась роль второго плана: он не вручал верительных грамот, не вел официальных переговоров, не обладал правом подписи – он собирал информацию и оценивал положение дел. Эти его экспертизы чем дальше, тем больше ценились, хотя и не всеми – многих членов комиссии «умствования» Макьявелли раздражали. Но не раздражали Содерини: гонфалоньер к мнениям Макьявелли прислушивался и давал ему все более ответственные поручения. Всего за время службы Макьявелли совершил около двадцати дипломатических поездок, среди которых надо отметить пять к французскому королю {10} (впервые в 1500 году, последний раз в 1511-м), две к императору (в 1508 и 1509-м), а также к Чезаре Борджа (1502), на конклав, избравший Юлия II (1503), и к самому Юлию II (1506).
Макьявелли повидал многих главных действующих лиц итальянской политики, вник в ее тайные пружины и с полным правом мог сказать о себе, что «не проспал и не проиграл в бирюльки те пятнадцать лет, которые были посвящены изучению государственного искусства». На его глазах все в Италии изменилось. Поход Карла VIII словно выбил какую-то подпорку из-под здания итальянской политической стабильности, и оно тут же зашаталось и рассыпалось в прах. Самые сильные итальянские государства, Неаполитанское королевство и Миланское герцогство, оказались и самой легкой добычей. У Венеции в два счета отобрали все ее материковые владения. Удержаться можно было, только сделав ставку на иностранную военную силу и не ошибившись в выборе. Флоренция ставила на Францию и в 1512-м, а потом в 1527 году горько об этом пожалела. Франция проиграла в Италии все: сначала Неаполь, а за ним и Милан.
Макьявелли вынес из политической картины первого десятилетия XVI века следующий основной урок: договориться между собой итальянские государства не могут в принципе, а по отдельности ни одно из них не способно противостоять внешнему врагу, и не столько из-за слабости, сколько из-за давно укоренившегося недоверия к своим собственным гражданам. Вооруженный и обученный военному ремеслу народ казался им источником постоянной опасности, питательной средой для внутренних смут и переворотов. Милан, Венеция, Флоренция уже давно, весь прошлый век, воевали чужими руками и против иностранного войска могли выставить только другое такое же. А наемные войска воевать не за страх, а за совесть не будут никогда: в этом Макьявелли убеждало множество примеров и ближайший из них – безуспешные многолетние попытки Флоренции вернуть Пизу либо руками французов, либо руками кондотьеров. Значит, нужно было забыть о страхах и набирать войско из своих граждан – об этом Макьявелли не уставал твердить и нашел наконец человека, готового его слушать, в лице Пьеро Содерини. После {11} очередного позорного провала под Пизой в сентябре 1505 года, когда наемники отказались входить в город через уже сделанный пролом, Содерини в обход всех комиссий и коллегий поручил Макьявелли набирать первые милицейские роты.
Именно тогда о Макьявелли – задолго до «Государя» – впервые, пожалуй, заговорили, вернее, зашептались как о наставнике тиранов: готовит, дескать, для будущего переворота гвардию. Содерини его противники, соперники и даже сторонники все время подозревали в намерении установить режим единоличной власти. После того как он настоял в декабре 1506 года на формировании новой магистратуры, комиссии Девяти по делам флорентийского ополчения, и провел туда секретарем Макьявелли, они в своем подозрении еще более утвердились, а Макьявелли заработал себе репутацию человека, опасно и тайно близкого Содерини, – этого ему не простили и Медичи после своего возвращения, и республиканцы в пока еще далеком 1527 году. А с новым поручением Макьявелли справился более чем удовлетворительно: именно набранное им из сограждан, не наемное, не иностранное, войско взяло наконец в июне 1509 года Пизу. Правда, его милиция позорно провалилась в Прато в 1512 году, не выдержав удара регулярных испанских войск, но это не значит, что сама военная реформа, им выдвинутая, была нежизнеспособна – просто во Флоренции было еще слишком мало людей, готовых драться не только за свой малый дом, но и за большой, за отечество. Их было мало везде, когда же они начали появляться, а в Италии это случилось не скоро, ближе к XIX веку, то именно в Макьявелли они увидели своего пророка и духовного вождя, и именно тогда ему стали ставить памятники.
Сразу после падения Прато Пьеро Содерини бежал, еще через две недели (14 сентября) во Флоренцию въехал кардинал Джованни Медичи, будущий папа Лев X – Медичи вернулись спустя восемнадцать лет. Макьявелли еще некоторое время ходил на службу, но ни одного дела ему уже не поручали. 7 ноября он был отстранен от всех должностей – и во второй канцелярии, и в комиссии Десяти. В следующем году его имя оказалось среди участников антимедицейского заговора, его бросили в тюрьму, {12} подвергли пытке, и от более серьезных неприятностей он избавился лишь благодаря амнистии, объявленной в связи с вступлением Джованни Медичи на папский престол. Его выслали из Флоренции, но запретили выезжать за территорию республики. Ссылку он отбывал в маленьком своем имении Сант Андреа, в Перкуссине, и этот период вынужденного бездействия стал самым для него плодотворным: в эти годы, с 1513-го до 1518-го, обдумывались и писались и «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»; и «Государь», и «Мандрагора».
До опалы Макьявелли тоже писал много, но в основном деловые бумаги и отчеты о посольствах. Из огромного массива его служебной переписки выделяются несколько небольших сочинений («Описание того, как избавился герцог Валентино от Вителлоццо Вителли, Оливеротто да Фермо, синьора Паоло и герцога Гравина Орсини», «О том, как надлежит поступать с восставшими жителями Вальдикьяны», «Положение дел в Германии», «Положение дел во Франции»), в которых уже угадывается будущий автор «Рассуждений» и «Государя». Угадывается, разумеется, только в том случае, если мы с этим автором хорошо знакомы и догадываемся, во что разрастется внимательное чтение Тита Ливия (в меморандуме о восстании в Ареццо) и пристальный интерес к Чезаре Борджа (в «Описании»). Пробовал сваи силы Макьявелли в это время и в стихах, но о его стихах мы уже говорили. В общем, до опалы и ссылки нам остается лишь вылавливать в сочинениях Макьявелли те «излишне смелые» умозаключения, за пристрастие к которым его корили начальники и товарищи по службе.
Макьявелли по традиции считается первым настоящим политическим мыслителем в послеантичный период европейской истории. Первым и настоящим, потому что до него всякий, кто рассматривал жизнедеятельность государства, делал это, в обязательном порядке опираясь на посторонние этой жизнедеятельности цели и ценности – прежде всего религиозные и моральные. Многие и до Макьявелли выводили возникновение государства из необходимости обслуживать некие первичные и элементарные человеческие потребности (например, в безопасности), но {13} Макьявелли делает следующий и очень важный шаг – этими потребностями задачи государства и ограничивает. Государство сдерживает и окультуривает дикие и первобытные инстинкты и аффекты, но само при этом является их своего рода равнодействующей. Оно противопоставляет стихии закон и порядок, т.е. тот же произвол, но в организованной форме.
Чего хочет обычный, среднестатистический гражданин? Хочет, чтобы никто не покушался на его жизнь и не грабил его имущество, чтобы его надежно оберегали и от равного по положению, и от более сильного и знатного, и от правителя, ставшего тираном, и от внешнего врага. Уговаривать грабителя бесполезно, его силе можно противопоставить только равную силу, причем надо это сделать таким образом, чтобы эти две силы не уничтожали друг друга, а своим противоборством делали сильнее государство. Это удалось в Риме: возникшее после изгнания царей государственное устройство продержалось почти пятьсот лет лишь потому, что одновременно и сдерживало и давало выход двум главным человеческим инстинктам – стремлению властвовать и стремлению быть свободным. Это никак не удается в Италии: мешает папский Рим – слишком слабый, чтобы подчинить всех себе, достаточно сильный, чтобы не дать вырасти в Италии какой-то новой силе; мешают итальянские государства, которые боятся и ненавидят друг друга; мешают иноземцы, которым выгоден итальянский разброд и шатание. Но с другой стороны, положение отнюдь не безнадежно – не приходится, как римлянам, начинать с пустого места. За Медичи, кому посвящен и к кому обращен «Государь», – Рим с его необъятными денежными ресурсами, оставленное Юлием II неплохое наследство в Романье, Урбино, уже прибранное к рукам Львом X, и, конечно, Флоренция. Вся Средняя Италия – куда больше, чем было у Чезаре Борджа даже на пике его могущества. Нужна лишь воля, то есть человек – новый Моисей, Кир, Тезей, Ромул, на худой конец тот же Борджа.
Среди Медичи такого человека не нашлось, да и вряд ли политический проект Макьявелли мог осуществиться. Дело не в том, что он неверно оценил ситуацию в Италии – в самом его методе {14} произошел некоторый, весьма существенный сбой. Всякое общее положение Макьявелли всегда проверял двумя рядами фактов – опытом древности и опытом современности. В том, что касается учреждения нового государства, а именно такое требовалось Италии, чтобы преодолеть и внешнюю угрозу и внутреннюю неустроенность, древность предлагала рассказы о легендарных законодателях – о Ликурге, Солоне, Нуме Помпилии, которые, располагая прочной властью, вводили в своих царствах и республиках добрые и мудрые порядки. Предлагала она и рассказы об авантюристах и политических интриганах, которые захватывали власть после большой или малой резни. Надежность своей личной власти они могли – так представлялось Макьявелли – обеспечить решительностью действий на первом этапе, и тут, конечно, без резни не обойтись. Но, обезопасив себя от внешних и внутренних врагов, новый государь, если он не заурядный хищник и честолюбец, начинает затем перестраивать государство и прививать в нем здоровые политические нравы. Рано или поздно это приводит к тому, что народ, пробужденный или возвращенный государем к гражданскому бытию, вновь может взять на себя роль главного политического агента. Именно такую политическую эволюцию Макьявелли увидел в Древнем Риме (Ромул расправляется с внутренней оппозицией и с внешней угрозой; Нума дает законы; после изгнания царей начинается полноценная гражданская жизнь; сохраняемое на протяжении столетий гражданское здоровье позволяет Риму стать властелином Италии и мира), и именно такой программы он ждал от нового государя, от Медичи, от черта или дьявола. «Рассуждения» в таком случае предстают как теоретическая база для «Государя».
Но есть здесь одна неувязка. Что касается первой, кровавой фазы политического цикла, то тут современность была щедра на примеры. Хуже дело обстояло со следующими фазами: ни за Франческо Сфорца, ни за Оливеротто из Фермо, ни за Чезаре Борджа новых Ликургов и Солонов не просматривалось. Новый государь, как правило, сам захлебывался в пролитой им крови. Макьявелли вынужден нарушить главный свой принцип – исходить из «действительной правды вещей». Если такого {15} государя нет, его надо выдумать. И Макьявелли выдумывает своего герцога Валентино, которого хорошо знал на вершине его могущества, когда он казался ему опасным и умным врагом, но образцовым государем стал казаться только теперь, когда во что бы то ни стало понадобился образец.
Тех, кто возмущался Макьявелли, более всего возмущала как раз седьмая глава «Государя», где рассказано о преступлениях Чезаре Борджа и где эти преступления представлены как самое наглядное и неопровержимое доказательство его доблести. Как правило, это были те же самые лица, которых крайне шокировало и то обстоятельство, что некоторые художники Возрождения в качестве моделей для своих мадонн брали дам весьма вольного поведения. Вообще ренессансная красота часто вырастала из грязи: первым шагом к созданию пластически совершенного образа было расчленение трупа. И у Макьявелли мы встречаемся с аналогичным примером предельной эстетической сублимации: его новый государь строит свое государство как художник, и точно так же строит своего государя Макьявелли. «Рассуждения» в таком ракурсе – это тот анатомический театр, в котором будущий художник изучает «натуру».
Метод Макьявелли научен, в современном понимании, только до определенного предела. Макьявелли сравнивает, сопоставляет, анализирует – это наука. Он формулирует некое общее положение – это тоже наука. Дальше наука не идет, а Макьявелли этого мало. Мало сказать нечто новое о том, как живут, растут и приходят в упадок государства. Если бы он этим ограничился, то мы бы знали его как политического и социального мыслителя, и только. Макьявелли не просто идет дальше, он полностью меняет правила игры. Мертвая и препарированная материя снова оживает. Вместо государства как овеществленной суммы воль, умов и интересов на историческую арену выводится индивид с его собственной волей, разумом и интересом. Ему ставится задача овладеть государством и через него овладеть историей, повернуть ее на другой путь. Италия «разгромлена, разорена, истерзана, растоптана, повержена в прах». Так, значит, все пропало? Нет, это {16} значит всего лишь, что Италия превратилась в материал, которому можно придать любую форму.
У «нового государя» Макьявелли, призванного обработать аморфную материю государства, много врагов – люди, обстоятельства, фортуна. Но главное препятствие в нем самом, в его неуниверсальности. Он связан и ограничен своей природой, привычками, характером. Когда «особенности времени» и «природные склонности» совпадают, он торжествует; когда между ними раздор, его ждет катастрофа. Идеальный государь должен меняться сам вслед за изменениями времени, должен быть художником не только по отношению к государству, но и по отношению к самому себе. Он должен вырваться из себя, преодолеть преграду своей индивидности, вместить в себя все. Макьявелли, однако, сомневается в том, что такое возможно: «нет людей, которые умели бы к этому (переменам времени и обстоятельств) приспособиться, как бы они ни были благоразумны». То единство идеального и реального, которое было достигнуто искусством высокого Возрождения, ему представляется уже чем-то химерическим – точно так же, как пустой стилистической акробатикой представлялась ему блестящая риторика гуманистов.
Макьявелли и в политике, и в культуре ощущал себя посторонним. Та позиция, в которой мы впервые его застали, во время великопостной проповеди Савонаролы, для него вообще в высшей степени характерна – позиция чуть отстраненного, трезвого и ироничного наблюдателя. Нельзя сказать, что она его устраивала. Он пытался из нее вырваться, но и «природные склонности», и «обстоятельства времени» неизменно его к ней возвращали. В качестве наблюдателя, чуть в стороне от событий и действий, он был нужен флорентийской синьории и Пьеро Содерини. Лучшие качества его ума и таланта проявились, когда медицейская реставрация сделала его посторонним в полном смысле этого слова – посторонним тому, что он считал делом своей жизни, и даже родному городу. Историографом, то есть наблюдателем в чистом виде, его согласились принять смягчившиеся Медичи, дав возможность родиться его последнему шедевру, «Истории Флоренции». И наконец, самым решительным образом ему указали на {17} его чужеродность в мае 1527 года, когда после взятия Рима испано-германскими войсками из Флоренции в очередной раз были изгнаны Медичи и вернувшиеся к власти олигархи спешно формировали новое правительство: кандидатура Макьявелли на все ту же, хорошо знакомую ему должность секретаря коллегии Десяти была с треском провалена в Большом Совете. Редко кто из писавших о Макьявелли не указывал на символичность смерти, последовавшей почти сразу, чуть более чем через месяц после этого последнего постигшего его разочарования, – 21 июня.
Посторонним Макьявелли оставался и в своем литературном творчестве. Лучшее его литературное произведение, «Мандрагора», является злой сатирой не только на духовенство (в лице фра Тимотео), не только на респектабельных флорентийских горожан (в лице мессера Нича), но и на саму комедию, с легкой руки Ариосто начинавшую в это время активно и успешно осваивать сюжеты и формы комедии древнеримской. И действие «Мандрагоры», и особенно ее псевдоконструктивная развязка пародируют центральный для комедии мотив родового обновления. Не случайно «Мандрагора», прошумев поначалу на виднейших итальянских сценах, затем оказалась вытесненной из литературной памяти (более понятной и близкой представлялась «Клиция», вторая и не столь далеко отклоняющаяся от стереотипа комедия Макьявелли), и о ней вспомнили по-настоящему лишь в XVIII веке. Такова судьба всех, кто стоит в стороне, не полностью вписывается в течение, направление, группу. Зато им дано больше других увидеть. Вслед за ними больше видим и мы. Лишь вглядевшись в Макьявелли, мы можем понять, каков был ренессансный индивидуализм, но и в том, каков был ренессансный эстетизм, без Макьявелли разобраться трудно. И вообще, даже пробовать не стоит говорить о Возрождении, об эпохе, изменившей весь язык европейской культуры, исключая из нее этого человека, презиравшего гуманистов и равнодушного к искусству. {18}
Андреев М.Л. Слово и дело Никколо Макьявелли // Макьявелли Н. Сочинения исторические и политические. Сочинения художественные. Письма: Сб.: / Пер. с итал.; сост. вступ. статья и примеч. М.Л. Андреева. М.: Пушкинская библиотека; Аст, 2004. С. 5–18.
Ученый
24.08 2018
Демонизация Макьявелли проявляется не только в ореоле зла, которым оказалось окружено его имя, но и в ореоле своего рода тайноведения. Макьявелли, как представляется, было известно {5} нечто такое о природе одного из главных человеческих инстинктов – воле к власти, что можно узнать, только заключив пакт с дьяволом. Иначе трудно объяснить постоянство, с которым к «загадкам и урокам» Макьявелли обращаются действующие и отставные политики. И понятно, что в качестве оружия для борьбы с таким инфернальным противником лучше подходит заклинание, чем силлогизм. Основное же чувство, которое проступает в трудах прошлых и нынешних критиков Макьявелли, – это, как ни странно, обида. Сколько было моралистов, бросавших в лицо человечеству самые горькие упреки и самые тяжкие обвинения, но ни на кого человечество так не обижалось, как на Макьявелли. Так глубоко, так смертельно можно обидеться только на правду.
Вина Макиавелли в десакрализации власти. Правители обижались не на то, что их разоблачили, как обманщиков и преступников, а в том что развенчали божественность власти. Даже в наше время правитель воспринимается как необычный человек, гений, наделенный особыми способностями, живущий во дворце под особым штандартом. А Макиавелли пишет, что правителем может стать любой человек, обладающий волей, умом, организационными способностями и хорошей армией. Мне кажется это вызвано той обстановкой в которой он жил. Во Флоренции была республика, потом правили Медичи, какое-то время власть удерживал простой монах, потом пришли французы, в общем политическая обстановка скорее напоминала хаос, чем божественный промысел. К тому же Макиавелли производит впечатление человека озлобленного или испуганного - он подчеркивает, смакует негативную сторону политики, как будто это доставляет ему удовольствие.
Ученый
24.08 2018
Тех, кто возмущался Макьявелли, более всего возмущала как раз седьмая глава «Государя», где рассказано о преступлениях Чезаре Борджа и где эти преступления представлены как самое наглядное и неопровержимое доказательство его доблести.
Конечно это ошибка. Александр 6 и Чезаре потерпели неудачу, а по теории Макиавелли они должны были добиться успеха в завоеваниях. Макиавелли в сущности дилетант, он знаком только с работой чиновника, а берется давать рекомендации принцам.
