←  Библиотека форума

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Наша проза

Фотография K-49 K-49 07.05 2012

А если бог не наделил поэтическим даром, а писать иногда хочется, можно что нибудь из прозы?
Ответить

Фотография K-49 K-49 09.05 2012

Понимая, что я пейсатель и графоман, как мудро заметил любезно предоставивший мне трибуну модератор, я все же рискну. Тем более, что для риска сегодня есть весомая причина.

Посвящается Китаевой Гиацинии Дмитриевне.

ДЕСАНТ


Темнота быстро сгущалась над небольшим приморским городком, поглощая в себя сначала дома и улицы, а затем и горные склоны, окружающие и подталкивающие город к такому же небольшому, как он сам, порту. По узкой, извилистой улице в направлении порта шли колонны людей, одетых в шинели и ватники, обвешанных оружием и амуницией. Шли, молча, лишь изредка перебрасываясь словами, соблюдая тишину, повинуясь редким и приглушенным командам своих командиров. Следом за колоннами ехали конные повозки, груженные всяким военным снаряжением. А за ними, погромыхивая на уличных ухабах и рытвинах, катились небольшие, словно игрушечные, противотанковые орудия, прозванные в армии «сорокапятками».
На одной из таких повозок сидела девушка лет двадцати, одетая тоже в солдатскую шинель, перетянутую офицерской портупеей с кобурой на боку. На голове у ней был натянут темно-синий шерстяной берет со звездочкой, из-под которого торчали коротко стриженные темные вьющиеся волосы. Поскрипывающая на неровностях, тряская повозка не располагала ко сну. Однако, прошедший день, до отказа заполненный суетливой подготовкой к предстоящему десанту, давил на плечи, тяжелил голову, заставлял закрываться глаза. Дина Кротова была не новичок на войне. За ее плечами были полтора года боев, переформирований и снова боев. Начав свою войну в брянских лесах, она продолжила ее затем в горах Кавказа. А еще чуть позже оказалась в многомесячной кровавой мясорубке у самого синего моря, в Новороссийске. Несколько дней отдыха после освобождения города в сентябре, и вот теперь новое испытание послала ей судьба. Часть бригады морской пехоты, в которой Дина служила последние месяцы, должна была, высадившись на песчаную косу в районе Соленого озера, выбить с нее немцев.
Обладая упрямым и решительным характером, она с началом войны не изменила себе и, преодолевая сопротивление властной матери, имевшей свой военный опыт в гражданскую, сумела, выйдя замуж за молодого командира формирующейся рядом воинской части, уйти на фронт. Пережив ужасы первых боев, она привыкла, если можно к этому привыкнуть, к опасностям и потерям. Ее уже не выворачивало наизнанку при виде оторванных рук и ног, распоротых животов и прочих мерзостей, которыми так богата война. В ней почти притупились нормальные человеческие чувства: страха за свою жизнь и жалости к окружавшим ее людям. Вернее, все это осталось в ней, но чувство долга перед высшей ценностью, чем просто человеческая жизнь, подчиняло себе все остальные чувства. Чем труднее оказывалась ее жизнь на войне, тем упрямее, стиснув зубы, она становилась. Так было и этой весной, когда немцы чуть не скинули десант в воды Цемесской бухты. Тогда, в самый разгар ожесточенных боев, она подала заявление в партию. В партию, в которой состоял когда-то и ее любимый папка. Семь лет назад, сентябрьской ночью, в их дом пришли молодые молчаливые мужчины в форме НКВД и, зачитав постановление об аресте, забрали отца. С тех пор семья Дины ничего не знала о нем, нося обжигающее, обидное своей нелепостью, клеймо «семья врага народа». Потери, которые уже довелось испытать Дине, закалили душу, но не ожесточили ее. Извещение о гибели мужа в боях под Курском, пришедшее месяц тому назад, Дина встретила внешне спокойно. Любила ли она его? Наверное, да. Иногда воспоминания о Николае заполняли теплотой грудь и сдавливали тоской горло, но она старалась не поддаваться горестному чувству, змеей заползавшему в сердце, и усилием воли гнала его. Слезы, которые непроизвольно закипали в такие минуты в ее глазах, не видел никто. Уйдя по траншее в дальний окоп, она курила папиросы, одну за другой. И возвращалась в землянку, лишь окончательно успокоившись. Ее молодость, ее живой характер, а также чувство постоянной опасности, приглушали горечь утраты. И сейчас, в полудреме, в такт толчкам повозки мысли перескакивали от Николая к матери, приславшей на днях письмо. И от воспоминаний о самом дорогом, что было и осталось в той, прошлой, жизни, становилось теплей и даже уютней.
Уже совсем стемнело, когда колонны втянулись на территорию, которую трудно было назвать портом. Несколько деревянных причалов, выдававшихся на пару десятков метров в воду, принадлежали до войны местной рыболовецкой артели. Чудом уцелев при отступлении немцев, сейчас они были заполнены людьми, копошившимися возле причаленных мотоботов, освещаемых тусклым светом фар нескольких автомобилей, стоящих на берегу. В суете, царящей здесь, трудно было уловить какой-то порядок действий, но тем не менее через час с небольшим, взяв на борт людей, орудия и снаряжение, мотоботы, глухо стрекоча моторами, один за другим тяжело, словно нехотя, отходили от причалов и исчезали в темноте. Влажный и резкий октябрьский ветер встречал их на выходе из бухты, звонко и смачно шлепал волной о борта, обдавал солеными брызгами металл вибрирующих от натуги корпусов и тесно сидящих в них людей. Изредка сквозь разрывы облаков появлялась луна, освещая безмолвные и темные силуэты, стоящих у входа в бухту, сторожевых катеров. Повинуясь чьей-то воле, мотоботы подходили каждый к своему катеру и брали буксир. После чего сторожевики, медленно выбирая якоря, травили стальные тросы и, набирая скорость, брали курс в открытое море. Моторы на десантных ботах смолкали, и на них воцарялась тишина, которую нарушали только шелест воды, струящейся за бортом, громкие шлепки волн, скрип корпусного металла и далекое, едва слышное, стрекотание моторов, тянущего их катера. Говорить никому не хотелось. Суета, которая отвлекала людей при погрузке, отошла и обнажила во многих душах чувство тревоги. "Румын"-произнес с ноткой досады, сидевший рядом с Диной, боец. "Кто румын?"- не поняв, перепросила она его. "Не кто, а что."- односложно, с ноткой превосходства, ответил боец на вопрос. Потом, помедлив, объяснил, что юго-западный ветер люди сведущие называют "румыном". Что он, этот ветер, начавшись, часто достигает большой силы и разгоняет в море хорошую волну, от которой даже крупные суда ищут укрытия. Не то, что эти скорлупки. Дина поняла, что разговаривает с бывшим моряком. Одним из тех, кто в начале войны в Севастополе, или еще в Одессе, оставив привычный корабль, сошел на берег и, взяв в руки винтовку, стал морским пехотинцем. Она относилась к ним с почтением по многим причинам. За их товарищескую поддержку. За особый шик, с каким они обставляли любое дело. За галантность, с какой они относились к ней, стараясь незаметно и ненавязчиво облегчить ее окопную жизнь. За верность флоту и морю, которую они берегли в себе. И, наконец, за ту непоказную храбрость и даже удаль, с какой они уходили в атаку, достав и аккуратно надев, хранившуюся в вещмешке запрещенную командованием бескозырку. И, расстегнув ворот гимнастерки, обнажали молодую грудь, обтянутую полосатой тельняшкой. Немцы уважали моряков, боялись их и в плен брали неохотно.
Тем временем ветер усилился. Усилились и удары волн о мотобот. Брызги от них уже не каплями, а ошеломляющим холодным душем с периодичностью окатывали бойцов и маленькую пушчонку, закрепленную на баке. Рывки стального буксира становились все сильней и резче. Кренясь под действием качки, хорошо загруженное суденышко, почти черпало бортами воду. Не понимая до конца, что происходит, кое-кто из людей тревожно зашевелился. Привыкшие к смерти и опасности на земле, многие из них, бывшие в своем недавнем прошлом сухопутными людьми, питали суеверный страх перед толщей воды, находившейся сейчас под ними. "Братцы, а я ведь плавать не умею"- тоскливо сообщил кто-то в темноте. "Не боись! Дерьмо не тонет." - моментально откликнулся неизвестный веселый голос. "Так уж и дерьмо" - обиделся первый, чем вызвал общий смех. "Не дрефь, ребята! Осталось часа два ходу до фрицев. Там и обсохнем" - громко объявил старшина мотобота. "Да уж, теплый прием нам там точно обеспечен" - вновь отозвался тот же неунывающий голос. "Прекратить разговоры!" - скомандовал в темноту, сидевший невдалеке от Дины, командир, старший в их группе. Голоса смолкли и атмосфера тревоги вновь сгустилась над людьми. "Зачем он так? Кому нужна сейчас эта строгость?" - неприязненно подумала она о человеке, которому час назад представлялась на берегу, поступая к нему в подчинение вместе с расчетом орудия.
Для Дины участие в десанте было не в новинку. Первый, в котором ей пришлось быть, отличался особой стремительностью и какой-то свирепой яростью. Тогда, в феврале, бросившись в обжигающе холодную воду с борта подлетевшего к мелководью катера, погрузившись в нее по грудь, скользя вмиг отяжелевшими ногами по поросшим водорослями камням, держа над собой пистолет и перевязочную сумку, она рвалась к спасительному и одновременно губительному берегу. Не обращая внимания на пули, которые с завораживающим журчанием вспарывали рядом воду, на крики рвущихся вместе с ней товарищей, на разрывы немецких снарядов, взметающих в воздух вместе со столбами воды людей, ошметки ботов и баркасов, чувствуя, что бешено колотящееся сердце вот-вот вырвется из груди. Наконец, достигнув земли, она не опустилась обессилено на нее, чтобы перевести дух, а вместе со всеми бросилась вперед, в темноту, озаряемую вспышками автоматных очередей и взрывами гранат, и начала свою привычную работу. Перевязывать и тащить в безопасное место искромсанные металлом мужские тела. Перевязывать и тащить, перевязывать и тащить...
Ее мысли прервались от резкого, похожего на выстрел, звука, после которого движение мотобота сразу замедлилось и его закачало еще сильнее. "Черт! Буксир убился" - произнес со злостью сосед и добавил, помедлив, - "Теперь покувыркаемся". Ветер и волны быстро развернули суденышко лагом и качка стала заметно сильней и стремительней. По команде старшины кто-то невидимый стал запускать мотор. После нескольких попыток тот пару раз чихнул и деловито затарахтел. Медленно, очень медленно, бот стал разворачиваться навстречу волне. Повинуясь командам бывших краснофлотцев, часть людей, прижавшись, друг к другу, образовала живой борт, в который бились волны. Другие котелками и касками пытались вычерпывать со дна бота прибывающую воду. Дина вжалась в бронещиток, стараясь не думать о той минуте, когда их суденышко, не вынеся свалившихся на него испытаний, пойдет на дно. Она умела плавать, но понимала, что в шинели и сапогах долго не продержится. И, ощущая смертную тоску, расстегнула кобуру. Вдруг Дина почувствовала, как чья-то большая рука накрыла ее руку и тихий голос прошептал: «Ша, сестренка! Не делай глупостей. Нас скоро найдут». Она узнала голос старшины мотобота, высокого и ладного парня лет двадцати пяти, на которого она обратила внимание во время посадки в порту. Он тогда предложил ей место впереди, возле себя. Дине стало жарко и стыдно, но застегивать кобуру она все-таки не стала.
Сколько продолжалась эта борьба, трудно было сказать, Мотор несколько раз, словно захлмордавшись от натуги, замолкал, и старшина с ловкостью обезьяны, перебегал, балансируя руками, по узкому планширю, на корму, к мотористу. Подбадривая друг друга, пресекая малейшие попытки паники, десантники держались. Почти не надеясь на спасение, все понимали, что найти небольшой, едва возвышающийся над водой, бот, не имевший права подать сигнал бедствия, без риска быть обнаруженным немцами, в штормящем море было практически невозможно. Но, видимо, яростное желание жить, и их вера в правоту своего дела, совершили чудо. После полуночи ветер резко ослаб. Заморосил осенний холодный дождь. Волнение сразу начало стихать и вскоре от него осталась только крупная зыбь. Затем прекратился и дождь. Над морем повисла тишина. Вымокшие до нитки люди обессилено опустились на свои места.
Ничего не говоря друг другу, они понимали отчаянность своего положения. Несмотря на наплывающий туман, было уже заметно, что небо стало светлеть. Приближалось утро, которое не сулило им ничего хорошего. «Елизаров, - устало спросил старшину командир группы,- вы можете сказать мне, где мы находимся?» «Даже приблизительно не могу» - виновато ответил моряк. «То есть мы можем оказаться возле немецкого берега» - то ли вопросительно, то ли утвердительно подытожил офицер и вздохнул. Разговор велся в полголоса, однако Дина слышала его. Ее вновь, как и несколько часов назад, во время шторма, охватило чувство тревоги. Она отчетливо представила себе, как через пару часов рассеется туман и, если бот увидят немцы (с берега, с самолета или с катера, это было абсолютно не важно), их безнаказанно расстреляют и утопят. Без возможности даже маневрировать бот представлял идеальную мишень. «Приготовить оружие к бою» - не скомандовал, а произнес командир, но все услышали его негромкий голос. Бойцы вновь зашевелились, осматривая и протирая карабины и автоматы. К своему удивлению Дина почувствовала, как ощущение безысходности постепенно улетучивается. К опасностям боя большинство были привычно, и относилось к ним, как к чему-то обыденному.
Шло время. Небо еще больше посветлело, но туман реже не стал. Наоборот, опустившись, он стал еще плотнее. Все молчали, каждый думал о своем. Дина почему-то вдруг вспомнила, как в апреле на Малой земле немцы бросили в атаку на их позиции власовцев. Одетые немецкую форму, они сначала не вызвали подозрения у моряков. И лишь, когда цепь подошла поближе, в окопах увидели на рукавах атакующих белые повязки. «Ребята! Да это же власовцы! мои крошки!» - пронзительно закричал чей-то голос. То, что затем случилось, Дина всегда вспоминала с ужасом. Словно повинуясь единой команде, мощная пружина выбросила из окопов навстречу изменникам морских пехотинцев. Командиры пытались удержать их порыв, но все было тщетно. Перестали стрелять и наши, и немцы. И лишь на ничейной земле, поросшей невысоким кустарником, и изрытой воронками, разыгрывалась кровавая драма. Вооруженные ножами, штыками, иногда и просто саперными лопатками бойцы, остервенело, резали и рубили предателей, как скот. Вкладывая в это всю свою боль и ненависть. Словно только они, власовцы, принесли на нашу землю смерть и страдания. Над полем повисла тишина, прерываемая отборным матом, редкими выстрелами, да предсмертными криками. Схватившись за голову руками, не в силах оторвать глаз от этого жуткого зрелища, Дина сама тихонько выла от ужаса. Сколько времени продолжалась эта бойня, потом не мог вспомнить никто. Уцелевшие в братоубийственной схватке, бойцы молча спускались в окопы, молча дрожащими руками крутили цигарки, и также молча долго курили.
К действительности ее вернул какой-то непонятный звук. Словно далеко, за густым туманом, кто-то шил на швейной машинке. Все замерли. Разговоры, которые в полголоса вели десантники, оборвались. Стрекот швейной машинки становился слышней, а тишина пронзительней и нестерпимей. Было уже совсем светло, когда звук работающего двигателя приблизился настолько, что бывшие моряки напряженно пытались разгадать страшную загадку: свой это катер или чужой. Спасение или погибель. Звук то приближался, то удалялся. Сжимая в руках оружие, четыре десятка людей напряженно впивались глазами в рваные клочья тумана, окутавшего мотобот. Тишина была такой, что звуки плещущейся о борт волны казались грохотом водопада. Но вот звук стал вновь приближаться, и вскоре стало ясно, что он теперь движется прямо на них. «Без команды не стрелять! Бить по рубке! Приготовиться к высадке»- прошипел командир. Но и без этого было ясно, что драка предстоит короткая и жестокая. Дина, как и все, сжимая в руке свой ТТ, вглядывалась в сторону приближающегося звука. До невидимого катера оставалось несколько десятков метров, когда оттуда явственно послышалось: «Василич! Да нет тут ни хрена. Надо пока не рассвело уходить». Дальнейшее Дина плохо помнила. Ее колотила дрожь. С трудом удерживаясь, чтобы не разрыдаться от счастья, что они спасены, она трясущимися руками безуспешно пыталась всунуть пистолет в кобуру. Как потом выяснилось, то был их катер. Потеряв мотобот во время шторма, после длительных и безуспешных попыток обнаружить его, катер вернулся на базу. А ближе к рассвету вновь вышел на их поиски.
Как единственную женщину, Дину пересадили на сторожевик, где от экипажа она узнала, что этой ночью были потеряны и другие такие же мотоботы. Часть из них, видимо, потонула, а несколько были выброшены штормом на немецкий берег и погибли. Через пару часов мотобот вновь стоял в знакомом порту, из которого вышел вчера вечером. Мокрые, измученные выпавшими на их долю за ночь испытаниями десантники, сойдя на берег и наскоро перекусив сухим пайком, валились прямо на прибрежную гальку и засыпали. Не обращая внимания сырую одежду, заснула среди них и Дина. Так спали они несколько часов, пригретые лучами скупого осеннего солнца. А вечером десант вновь посадили в тот же мотобот. И тот же катер, на сей раз удачно, отбуксировал его к месту назначения. Где их уже ждали немцы.
Сообщение отредактировал kurnavin49: 09.05.2012 - 16:53 PM
Ответить

Фотография Рус Рус 15.05 2012

Вопль души.

…Москва и москвичи… 2012


Перед письмом:
И путано и скомкано и быстро и нелепо,
А потому лишь все, что писано в дороге.
Хотя задумался… Она то здесь причем?

Еще раз перед письмом:


Прости меня, дядя Гиляй, но не смог я придумать для своего эссе другое название. Перечитал твое бессмертное произведение и… Только и смог добавить: 2012 год.


Москва – это мегаполис. Тут не поспоришь.
И этот мегаполис – город и контрастов и, в тоже время, город субфебрильной температуры. Только в Москве, и только в ней возможно измерить «среднюю температуру по больнице».

Московские пробки – это явный и непреложный показатель и субфебрильности москвичей и жестких вспышек повышения температуры; можно и даже нужно впадать в нирвану «впадая» в пробки, но регулярно горожане выходят из себя и совершают то, что обычный человек, без синдрома «перманентного» болезненного «подлихарадочного» состояния, совершить не способен.

Москва чудовищно торопливый организм; и любой москвич знает, что в этом городе нельзя торопиться. Но торопятся. Город заставляет. Поэтому москвичи всегда опаздывают; у них чудовищная способность и опаздывать и приезжать гораздо раньше условленного срока рандеву; способность москвичей экстраполировать свои действия во времени и пространстве – поражают и неприятно удивляют.
Система «работы на рывок» - шокирует; также убивает и способность к дикой, тяжелой и непривычной для жителей остальной ойкумены способность к релаксации.

Имперские замашки Москвичей шокируют. Но они не могут по-другому. Москвичу нужно руководить, чтобы выжить. Управлять. Координировать. Соотносить. Хитрить. Вилять. И опять координировать, управлять… Москвич живет для того, чтобы побыстрей «умереть»; снять дачу в Подмосковье и перестать быть москвичом. Но даже и этого переселения он не выдерживает. Его неудержимо опять тянет в предлихорадочное состояние города. Тянет испытать вспышки обострения болезни, название которой – город мегаполис Москва.

Никто не может отдыхать в Москве. Москва заставляет работать всегда и везде. Не верьте тому, кто говорит, что может; релаксация – это отчасти отдых. Москвичи в Москве умеют расслабляться, но и только.

Москва для приезжих - это гетера. Да-да. Нужно много заплатить, чтобы она позволила себя любить. Однако получив, добившись этой любви, заплатив немалые деньги и потратив немало сил, человек остается – нищим. Раздетым догола. И приходит мысль: я раздел себя сам. Но не всем и не всегда, ибо то, что для москвича субфебрильное и привычное состояние – норма, то для приезжего – болезнь. И он осознает тягостное свое состояние, но дальше и дальше начинает раздевать себя догола в духовном плане. Это болезнь. А Москва становится богаче – в материальном, естественно, положении.
Вот поэтому москвичи любят дачи. А приезжие «любят» Москву. И любят становиться богаче и раздеваться до последней нитки души. Справедливости ради, нужно сказать, что не всякий москвич уезжает на дачу, будучи не опустошенный городом окончательно. Но кое-кому удается.

И все же москвич не может жить без Москвы. Его лихорадит. И сильно лихорадит, если он покидает свой город. И это видно жителям других городов. Видно по торопливости, по количеству произведенных бесполезных (так кажется автохтонам) действий за единицу времени. И это понятно. Москвич с рождения получает за секунду несравненно больше информации, нежели чем житель других крупных городов России. И он начинает «болеть». Становится дерганным и непредсказуемым. Пытается руководить людьми, которые, на его взгляд, кажутся излишне неторопливыми. Москвич пытается заставить их жить по его ритму (имперские замашки!).
И только в Москве он впадает в ритм болезненной, но столь для него необходимой и стабильной температуры. Москвич не может без Москвы. Не верьте тем, кто говорят, что могут. Они просто уехали на дачу (пускай даже находится она и на Урале).

Давно известно: как только гений приезжает в Москву – он становится просто талантливым человеком. Москва – это гениальный посредник. Это чудовищный и прекрасный город; город контрастов; город, который умудряется и петь дифирамбы индивидуальности и, как муравейник, в тоже время забивает шляпки гвоздей под один уровень. И пускай гвозди разной величины – шляпки заколочены одинаково ровно и, как любят говорить москвичи, «под ключ».
Москва как город инертен и подвижен одновременно. Контраст.

Только сублихорадочный москвич может выдержать лихорадку этого города.

Москвич как подросток: жадный, своенравный, с кучей комплексов, желающий избежать влияния взрослых людей и оспорить их мнение по любому же мнению. Даже если он добился оглушительных успехов где-либо в этом городе – все равно он подросток.
Да.
Желающий славы, денег и красивой жизни. Как и любой подросток в определенном периоде.
Кто-то сказал, что россиянам не важен финиш, им важен процесс. Это неправильно. Точнее не совсем правильно. Именно к москвичам (масквичам) относится сия максима на все сто: важно участие – не победа.

«Простоквашино»! – это олицетворение рая для москвича, к которому он даже и не стремится, но преподносит как идеал стремления.

Стоит поселить москвича в «Простоквашино», как через небольшой промежуток времени его обуяет жажда авантюрной деятельности; например пойти искать сКлад. И ведь, что поразительно, учитывая бешенную энергию горожанина, – найдет. Москвичу не дано на генном уровне планомерно заниматься картошкой, огурцами и тыквами… не виде грядок декоративных, с которых иногда и можно сорвать закуску для релаксации, а для хозяйства. Москвичу нужен сКлад. Который он радостно прогуляет со всеми встречными поперечными. Потому как деньги – это не важное. Деньги – это финиш. А москвичу нужен процесс и как положительный результат олицетворения его деятельности – деньги и иногда, к сожалению, именно через них самоуважение. Но они, еще раз повторю, как бы странным это не казалось, не являются финишем. На грош пятаков – это действенный (я не ошибся и написал правильно; именно действенный, а не действительный) лозунг любого москвича. Отчасти поэтому жителей мегаполиса считают жадными. А зря. Подросток не может быть жадным. Некоторые индивидуумы – конечно же могут. Но ан масс!!! – они безалаберно целеустремленны. Так и москвичи: стихийно-педантичны.

Москвич – это не операбельно. Он, москвич, лелеет свою болезнь. Он ей гордится. Таких невозможно вылечить. Это ипохондрик в масштабе. Это гипоманьяк. Это аверсивный ипохондрик –гипоманьяк в масштабе.
Но я еще вернусь в этот субфебрильный город. Мне необходимо продолжать переживать радость болезни.
Болезнь эта – город Москва.


Русов П.В. Москвич в N поколении.
2012 год. Москва. Измайловский парк. Зима-осень-весна.




©
Ответить

Фотография Рус Рус 15.05 2012

Лет 15 назад я зачитывался одним автором. С тех прошло много времени; я поменялся, поменялись мои возрения жизнь и на историю в частности.
Однако сию статью я не стал менять. Решил оставить так, как она и была 13 (15 - это я первый раз прочитал Гумилева)лет назад.
(Акцентирую, что даже тогда, я писал "ЕСЛИ ПРИНЯТЬ теорию ... ЗА..."

Но многое подтверждается.
Итак.


Компиляция – 1. сочинение, научная работа,
написанные путём заимствования всех
данных из чужих исследований без
самостоятельной их обработки.
2. Составление таких работ.
(Толк. Словарь.)

Любое общество возникает,
развивается и исчезает по своим законам.
Этот процесс называется этногенез.
Л. Гумилёв.
ДРЕССИРОВОЧНАЯ ПЛОЩАДКА КАК ЭТНОСИСТЕМА

Если принять постулаты Л. Н. Гумилева как верные, то можно определить состояние любой этнической системы на обусловленном промежутке времени. Поскольку любое сообщество подчиняется этим законам, то, естественно, и дрессировочная площадка, являясь определенной этносистемой, живет по этим законам. В своих временных и географических масштабах, соответственно.
Для удобства определения состояния дрессировочной площадки как этносистемы, я использовал, для сравнения, три отдельных дрессировочных коллектива. Все эти коллективы, возникали и развивались в разное время (1975-1994). Однако, несмотря на разницу положения на временной шкале, принципы, по которым они существуют (существовали) и развиваются (развивались), как я убедился, были подчинены все тем же законам этногенеза. (Приводить названия этих сообществ, я не считаю нужным).
Прежде чем приступать к разбору этой системы, я приведу определения некоторых терминов, которые употребляются в этой статье.
Гомеостаз – устойчивое состояние этнической системы, при которой колзабавния количества биохимической энергии – пассионарности – незначительны. (Здесь и далее по тексту цитаты и определения из Л.Н. Гумилева – «Конец и вновь начало», «От Руси до России»).
Этнос – естественно сложившийся на основе оригинального стереотипа поведения коллектив людей, существующий как система, которая противопоставляет себя другим подобным системам, исходя из ощущения комплиментарности.
Пассионарии – люди, пассионарный импульс у которых превышает импульс инстинкта самосохранения.
Субпассионарии – люди, пассионарный импульс у которых меньше импульса инстинкта самосохранения.
Гармоничные люди – люди, пассионарный импульс у которых равен по величине импульсу инстинкту самосохранения.
Этногенез – процесс возникновения, развития и исчезновения этносов.
Этническая система (этносистема) – сообщество людей, объединенных мироощущением и стереотипом поведения.
Стереотип поведения – специфические правила, стандарты поведения членов этнической системы, передаваемые потомству путем научения.
Фазы этногенеза – четко фиксируемый этап развития этноса, характеризуемый определенным уровнем пассионарного напряжения и соответствующим ему стереотипом поведения людей:
1. Фаза подъема характеризуется стабильным повышением уровня пассионарного напряжения системы вследствие пассионарного толчка.
2. Фаза акматическая наступает после фазы подъема и характеризуется предельным для данной системы уровнем пассионарного напряжения.
3. Фаза надлома характеризуется резким снижением уровня пассионарного напряжения после акматической фазы.
4. Фаза инерционная характеризуется плавным снижением уровня пассионарного напряжения после фазы надлома.
5. Фаза обскурации характеризуется снижением уровня пассионарного напряжения ниже уровня, свойственного гомеостазу; при этом происходит либо исчезновение этноса как системы, либо превращение его в реликт.
6. Фаза мемориальная наступает после фазы обскурации, когда отдельные представители этноса сохраняют культурную традицию.

Все начиналось просто! Как и в крупномасштабной истории, часть людей покинуло предыдущий плацдарм с целью организации нового (молодого) дрессировочного сообщества. Старый коллектив находился к тому времени в состоянии надлома: система выбрасывала из себя излишнюю пассионарность (читай – излишне активных, недовольных положением в обществе людей) для восстановления в своем обществе видимого равновесия. Эти люди, обладающие повышенной тягой к действиям, при обустройстве на новом месте начали проводить в жизнь концепции, отвечающие их требованиям. Сразу оговоримся, измерение этих концепций в черно-белой плоскости не входит в нашу задачу. Плохо ли, хорошо ли поступили люди, ушедшие со старой территории, от старого коллектива и создавшие новый – в рамках нашего описания это не имеет значения – значение имеет тот факт, что они покинули старый этнос. Как и в дальнейшем, будет иметь значение лишь тот факт, что эти люди что-то создали (или наоборот, разрушили), а не этическая сторона их поступков.
С этого момента мы и будем вести отсчет новой этнической системы, согласно принципам линейного измерения времени. (Отсчет ведется от определенного, зафиксированного момента в историческом прошлом).

Данный микроэтнос находился в фазе подъема. Говоря простыми словами, люди были объедены одной целью. В нашем случае: организацией дрессировочной площадки, создание принципиально новых отношений между собой, продвижением своих идей в окружающий мир и, как следствие, расширение, спаянного пассионарной энергией целостности, посредством вливания в себя близких по духу других микроэтнических систем. Что же мешало существовать в таком состоянии и дальше?
Согласно Л. Н. Гумилеву уровень пассионарности не остается неизменным. Этнос, возникнув, проходит ряд закономерных фаз развития, которые можно уподобить различным возрастам человека. Он (этнос), так же рождается, взрослеет, стареет и умирает. И так же, как человеку, ему присуще на разных этапах устремления, свойственные только определенному периоду развития. (Помните – юношеский максимализм и мудрость стариков?).
Часть людей, достигнув определенного уровня благосостояния, перестают испытывать желание куда-либо «пробиваться», рисковать собой и системой для достижения своих, эгоистичных целей. Причем, имеется ввиду не только материальное обеспечение своих потребностей, но удовлетворение своих стремлений к поиску идеала, красоты, успеха. Однако всегда остаются люди, которых не удовлетворяют уже полученные блага. То есть пассионарии, стремящиеся к дальнейшему движению вперед. Необязательно ими будут руководить стремления к высшим идеалам. Жажда к реформации своего (или чужого) сообщества, стремление к наживе посредством узнавания (или создания) новейших методик дрессировки, желание прославить себя и т.д. Все это подталкивает этнос к следующей фазе: акматической.
Возникает конфликт между людьми, которые не желают продвигать этническую систему вперед (без выдвижения себя на первый план) и людьми, которые уже не требуют выделения собственного «я» над этой системой.
Стремление людей «быть самим собой», не подчинятся утвержденному институту, считаться лишь с собственной природой – все это сопровождается внутренним соперничеством. Что приводит к снижению уровня пассионарного напряжения в этносе: люди, на этическом уровне, уничтожают друг-друга. Происходит процесс «маленькой гражданской войны» за отстаивания каждой из сторон своих жизненных приоритетов. Часть людей уверены в том, что дальнейшее форсированное развитие этносистемы, с помощью жесткого навязывания своих жизненных принципов оппонентам, приведет к неприятию дальнейшего сотрудничества. Такие люди предпочитают жить по принципу: «Со всеми надо дружить» или, если точнее: «Не надо ни с кем сориться». Другая, пассионарная часть, требует навязывания своих идей (принципов) другим сообществам, вплоть до военных действий при нежелании принять их. (Понятное дело – цивилизованными методами). Эта часть желает жить («бурлить», мешая всем и вся) соотносясь со своим видением мира: «Я знаю, я лучше» или, если точнее: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Такой конфликт и называется фазой надлома.
Пассионарии изгоняются из общества. Социум требует равновесия. Спокойствия.
Согласно Л.Н.Гумилеву, такая фаза, сопровождается (как правило) огромным рассеиванием энергии, кристаллизующейся в памятниках культуры и искусства. В нашем случае, как я считаю, это разложение «по полочкам» и осмысление приобретенных ценностей, которые образовались в результате «варки» различных дрессировочных сообществ в процессе прохождения двух первых фаз этногенеза. А также «былинное изложение» старых побед, подмена исторических фактов на более удобные данному сообществу, создание легенд, героев и т.д.
Благодаря приобретенным ценностям – это и методики дрессировки, и приобретенный опыт работы с различными породами собак, и заранее налаженные контакты, -- всё это дает возможность жить этносу по «инерции». То есть использовать богатейший общественный опыт, который не требует дальнейшей «подпитки» извне. То есть действует принцип: «С нашим-то опытом, чего еще искать-то?» или, если совсем по-простому: «Орешек знаний раскололи – чего ж теперь еще желать, а то, что есть еще орехи – так нам на это наплевать!». Фаза эта, где люди избавившись от чересчур «шустрых» индивидуумов, наслаждаются жизнью и приобретенными благами, называется «инерционная».
Тут на ум приходит сравнение с паровозом, который катится по рельсам за счет давно сгоревших дров. По инерции. Или под уклон. Это как вам угодно.
Постепенно пассионарность исчезает (так ведь некому баламутить!). Ведущее положение в обществе занимают субпассионарии – люди с пониженной пассионарностью. Они стремятся «уничтожить» не только остатки беспокойных пассионариев, но и трудолюбивых гармоничных людей, которые мешают субпассионариям в навязывании всему обществу потребительской психологии. В случае дрессировочного сообщества – это навязывание упрощенного дрессировочного процесса, неспособность к анализу своих действий, что приводит к бездушному (лишенного творчества) копированию, нежелание (а порой и незнание) использовать богатейшие знания, доставшиеся от предыдущего опыта, стремление «выстроить» членов сообщества под одну гребенку, навязывание принципа: «Каждое действие должно приносить прибыль… и неча суваться туды, где копеечки получить не светит». То есть гармония, присущая многим людям в инерционной фазе, заменяется на уравниловку: «делай как все и по башке не стукнут!». Более проще: «Не надо умничать, и так все хорошо».
Наступает фаза обскурации, при которой процессы распада становятся необратимыми. Господствуют люди вялые и эгоистичные, руководствующиеся потребительской психологией. После того, как субпассионарии «проедят и пропьют» все ценное, сохранившееся от, хоть и беспокойных, но «героических» времен, наступает последняя фаза этногенеза – мемориальная. Этнос (в виде отдельных представителей) сохраняет лишь память о своей культурной традиции и продолжает существовать, как и десятки других собаководческих микроэтносов – ничем не выделяясь, ничего не создавая и ничего не разрушая. Принцип первый: «Наша хата с краю – ничего не знаю». Принцип второй: «А мы чего, рыжие что ли? Вон Европа вся работает и… ладненько всё у них».
А затем…. А затем исчезает и память: приходит время равновесия с окружающим миром. Люди предпочитают великим замыслам обывательский покой. Короче:
«ТИШЬ ДА ГЛАДЬ, ДА БОЖЬЯ БЛАГОДАТЬ».

Мемориальная фаза имеет два пути развития: реликт и регенерация. С регенерацией все понятно. Новый цикл развития вызывается очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая пассионарная популяция. А вот с реликтом… Пассионарности людей хватает лишь на то, что бы поддерживать, какое-то время, свою территориальную целостность. С исчезновением и этого заряда энергии пропадает желание следить и за территорией. Сообщество распадается. Территория занимается более мощными, по своему пассионарному заряду, коллективами. Но они не реконструируют старый этнос, а создают новый, давая начало очередному витку этногенеза.

Все это – вполне закономерный процесс. И нельзя судить о том, хороша или плоха та или иная стадия развития этноса. История не знает такой оценки общества. Выражение «плохое общество» попахивает субъективным дилетантизмом. Равно как и выражение: «хорошее общество». Оценка субпассионарий «как плохие» люди, мешающие прогрессу, ни к чему хорошему не приведет. На каждом историческом этапе, каждая этническая группа выполняет свои функции, свойственные только ей. Пассионарии «взрывают» общество изнутри, помогают системе определить на данном этапе свое место на исторической арене. Гармоничные люди накапливают и сохраняют ценности, доставшиеся этносу в ходе великих перемен вызванных «неистовыми» пассионариями. Субпассионарии (своим нежеланием воспринимать новые идеи, плыть против течения) подводят этнос к следующему толчку. И так по кругу. Пассионарии уходят недовольные системой. Создают новый этнос и …. И все заново.
Это, естественно, упрощенная схема развития дрессировочного этноса (площадки – как коллектива людей). Согласно тому же Л.Н. Гумилеву – этногенез может прерываться на некоторых стадиях, благодаря вмешательству извне чужому, более мощному субэтносу. Тогда общество начинает бороться (или подчинятся) с другими этническими системами. На этом фоне возникают новые отношения, приводящие к созданию более крупного этнического сообщества или наоборот, к распаду на более мелкие.
Теперь, немного конкретики. В целом, как я заметил, дрессировочные площадки существуют порядка 30 лет. Из них активных – лет 7-10. Как раз на эти года и приходят наиболее мощные фазы пассионарных толчков.
Порядка 2х лет уходит на создание новой базы, на обрастание коллективом, на завязывание нужных контактов. Следующие года 4 происходит ломка устоявшихся традиций: часть людей навязывают всем и вся свою систему дрессировочного процесса, свое отношение к другим коллективам. Еще года два-три тратится коллективом на обеспечение нормального процесса, которому не будут мешать всякие ненужные люди. Дальше идет спокойная работа над организованной системой: где-то лет семь-восемь. Дальнейшие десять лет площадка катиться под уклон и варится в собственном болоте. Не желая воспринимать ни новейшие идеи, ни возрождать старые. В последующие 10 -15 лет она либо постепенно исчезает, причем иногда в физическом смысле, либо о ней все забывают, что практически одно и тоже.
Итого:
2-3 г - создание коллектива – фаза подъема
4-6 л - создание единой концепции и, впоследствии, избавление от людей, несущих ненужные идеи (выравнивание единых норм поведения) –– акматическая фаза и фаза надлома.
5-7 л - облагораживание территории (норм поведения), приведение к общему знаменателю накопленного опыта – инерционная фаза
8-12 л - спокойное существование (не желание принимать идеи, угрожающие спокойному существованию) – фаза обскурации
10-…. л - спокойное существование без каких-либо изменений (обществу никто, ничего не предлагает, да ему это и ненужно) – мемориальная фаза

Понятное дело, что это весьма условная и приблизительная схема. Дискретность в развитии этносов существует в большой истории – тоже верно и в отношении дрессировочных сообществ. На любой стадии может произойти влияние извне и, тогда, начинается новый виток развития. Однако следует задуматься… А на каком этапе, собственно, находится общество в котором вы сейчас вращаетесь? И какую роль вы играете в этом обществе? А? На прощание, рекомендую цитату из Гумилева: «Новый этнос, молодой и творческий, возникает внезапно, ломая обветшалую культуру и обездушенный (утративший способность к творчеству) быт старых этносов, ….. в крови и муках он находит свой идеал красоты и мудрости, а потом, старея, он собирает остатки древностей, им же некогда разрушенных. И если новый толчок не встряхнет дряхлые этносы, то им грозит превращение в реликты.».

Возникновение, развитие и исчезновение условной площадки под названием «Шавка».
Итак, в определенный момент, с дрессировочной площадки под названием «Жучка», ушли определенные люди. Почему? Ну, допустим, не понравилась им установка старших товарищей, что дрессировка собак породы чихуахуа на площадке «Жучка» запрещена. Ну, вот так вот. Запрещена…, и все тут. Да бог с ними, с чихуахуа. Главное, что ушли. Произошло это… в 1 году. Свежеиспеченный коллектив, обнаружив в другом районе села Моськино новую территорию, срочно начал благоустраиваться.
На новой территории болтался какой-то инструктор, которому все было до фонаря, включая полуразрушенную площадку и что на ней творится. Общество быстро разобралось с предыдущим инструкторским составом (в количестве одного человека), так как желание давать рекламу, чинить площадку, устраивать выставки, проводить соревнования, готовить супер-пупер собак, ездить по городам и весям с этими самыми собаками бурлило через край. В результате столь активной деятельности инструктор отодвинулся на периферию, а со временем и вовсе исчез. Но речь не о нем.
Коллектив расширялся, приглашая к сотрудничеству всех и вся. Если ему противостояли в спорах и были не согласны с выдвигаемой ими доктриной, то каждый из сообщества бил себя в грудь копытом и орал: «Кто на нас? Мы вам покажем!!!». (Заметьте – на НАС и МЫ). Собаки, подготовленные на площадке, гремели по всей округе. И, хотя, не было стабильности в подготовке, Чихуахуа, подготовленные определенным способом, были очень вкусн.., тьфу, очень хороши. Коллектив стали замечать в других сообществах. И не важно, что половина информации о площадке «Шавка» была негативная. Нашему сообществу было наплевать. Они доказывали всем и вся (и себе тоже), что они могут (и умеют) дрессировать собак породы Чихуахуа так, как до этого еще никто не дрессировал. И они своего добились. К ним стал приезжать народ… Нет, не учиться (до этого они еще не доросли). А так, посмотреть.
Это и есть фаза подъема. То есть зарождение этноса.
Прошло 3 года.
Постепенно, система дрессировки Чихуахуа упорядочивалась. Внутри коллектива все было благополучно: предложенная ими теория подготовки собак породы Чихуахуа для чистки мусоропровода себя оправдывала и начинала приносить плоды. Стали появляться первые последователи, которые несли идею такой подготовки в массы, вследствие чего появилась большая клиентская база. Однако с течением времени, внутри коллектива стали появляться люди, которых не удовлетворяло использование только одних Чихуахуа для чистки мусоропроводов. Одни стали предлагать к использованию голых китайских хохлатых собачек. Другие предлагали использовать уже апробированную породу для чистки дымоходов. Третьи, вообще, предлагали отказаться от использования собак для подобных проектов, но начать использовать хорьков или кошек. Начался раскол. Победила партия чимозгистов-мусоропроводников. Остальные… Остальные ушли. Весь этот процесс занял около пяти-шести лет.
И называется этот процесс акматической фазой. Наивысший пик раскола, когда дело доходит до откровенной ругани с использованием тяжелых аргументов называется фазой надлома.
Уцелевшие в битве, начинают приводить в порядок свою территорию и свои мысли, плавное течение которых было нарушено интриганами из трех других партий. Однако споры между собой не прошли зазря, площадка приобрела опыт работы и с чихуахуа, и с голой хохлатой и с малыми пуделями, и с кошками, и с хорьками. А так же опыт использования этих пород в различных ситуациях. Постепенно, методика дрессировки по использованию собак мелких пород с целью прочистки труднодоступных мест (после произошедших коллизий, она стала называться именно так), стала приобретать красивые и гладкие формы. Люди стали спокойней и доброжелательней относиться к апологетам других систем дрессировки. Жизнь шла своим чередом. Площадка по инерции продолжала заниматься своим любимым делом.
Это и есть инерционная фаза.
Прошло лет семь-восемь. Жизнь давила на коллектив со всей своей неумолимостью. Все больше и больше в воздухе стали витать лозунги: а на хрена, вообще, использовать собак для чистки труднодоступных мест?... Есть специальные приспособления, вот ими и нужно пользоваться. Те, кто еще помнил старую боевую школу и сохранил свое достоинство, пытались возражать. Но возражения потонули в денежных потоках, которые текли от продажи специальных приспособлений для чистки мусоропроводов.
Наступила фаза обскурации.
А дальше, в коллектив вливались новые люди, которые уже не помнили, что такое дрессировка собак для проникновения в мусоропровод. Зато хорошо умели продавать спецприспособления. А там исчезли и мусоропроводы. Стали не нужны и спецы по продаже. О собаках никто не вспоминал. Площадку, медленно, но верно забывали. По старой привычке, кто-то из стариков еще бил себя в грудь копытом: «Вот мы умели продавать, не то, что нынешнее племя!». Но… Но их уже никто не слушал… Все были заняты подготовкой собак для чистки унитазов…
Мемориальная фаза, плавно переходящая в реликтовую.
ЗАНАВЕС
А вот это – реально существующие площадки и их этапы развития.
Площадка – В
1995 – фаза подъема
1999-
акматическая фаза и фаза надлома
2004- ? –начало инерционной фазы?
Итого: 10 лет
Площадка - А
1989-92 – фаза подъема
1992-96 – акматическая фаза и фаза надлома
1997-2002 – инерционная фаза,
2002 - …? -- фаза обскурации
итого: 15 лет

Площадка - Б
1975-79 – фаза подъема,
1980-88 – акматическая фаза и фаза надлома,
1989-96 – инерционная фаза,
1996-2004 – фаза обскурации,
2004-….? – мемориальная фаза
итого: 30 лет
Только не надо думать, что прошло 30 лет и дрессировочной площадки не существует. Вовсе нет. Перестаёт существовать не площадка. Перестает существовать идея, которая и выделяла дрессировочный коллектив вместе с самой дрессировочной площадкой… Что и называется ЭТНОСИСТЕМОЙ. А дрессировочная площадка…. Что ж… Как составляющая ландшафта… может существовать очень долго… Пока будет нужда в дрессировке собак.
…Все события описанные выше, вымышлены. Любые совпадения с реально существующими людьми и организациями – случайны и непреднамеренны.
Ответить

Фотография Ruvimov Ruvimov 18.06 2012

Кусочек 6 главы из рмоана "Генму"



Последним шёл самый сложный, по мнению директората Академии, предмет – история.
Найт вошёл в уже знакомую общую аудиторию, почти боязливо переступая порог и поглядывая на амфитеатр пустых скамеек и длинных парт.
Во втором ряду сидел господин Миккейн, водрузив на нос очки и внимательно разглядывая какой-то странный предмет, похожий на ноут, только в сгиб его была вшита толстая пачка тонких желтоватых пластин. Историк то и дело перебирал их, и те едва слышно шуршали под его пальцами.
Заметив вошедшего, господин Миккейн отложил странный «ноут», снял очки, аккуратно сложил и сунул их в нагрудный карман рубашки, после чего улыбнулся.
- Проходите, присаживайтесь, юноша.
С этими словами он спустился к кафедре. Найт неуверенно уселся на скамью на своём облюбованном четвёртом ряду и включил экранчик, на котором высветилось письменное задание. Тест, состоящий из полусотни вопросов.
Найт сглотнул, проглядев их по диагонали. Медленно взял стилус и ощутил, как ладонь холодеет и становится влажной.
Он понимал, что ответов на большинство вопросов просто не знает.
Сердце гулко ухало в висках, в горле стоял ком. На душе стало тоскливо. Он завалит последний экзамен. Завалит, завалит, завалит…
Через полчаса Найт смог более-менее внятно ответить лишь на три вопроса. Потом отложил стилус, низко склонил голову и всхлипнул, не в силах больше бороться с нервным перенапряжением. Он ничего не знает! Как же так?! Ведь лекции по истории были его любимыми! Он столько времени провёл в мнемотеке! Перегрузил свою мнемо-карту, но скачал целую гору информации, которую перед сном любовно раскладывал по различным папкам и разделам своей уже не вполне человеческой памяти. Он прекрасно оперировал этой информацией. Но она оказалась бесполезной в данном тесте. Ответов нет.
Это штрафной балл. Один шажок к вылету из Академии. Он не оправдал надежд генерала Шибты. И отца…
- С вами всё в порядке, юноша? – раздался рядом голос господина Миккейна.
Найт вскинул заплаканное лицо, быстро размазывая слёзы по щекам. Зачем-то вскочил и вытянулся по стойке «смирно». Потом весь поник и прошептал:
- Я не знаю ответов, господин учитель.
- Но в таком случае я должен буду поставить вам неудовлетворительную отметку, - произнёс историк мягким и спокойным голосом.
Найт обречённо кивнул и всхлипнул.
Экзаменатор помолчал, поглядывая на мальчика искоса, затем похлопал его по плечу и сказал:
- Сядьте. Наверняка вы просто переволновались. Последний экзамен всё-таки. Давайте попробуем ещё раз. Итак, первый вопрос. В каком году началась и закончилась Пыльная Война?
- Не знаю, - прошептал Найт, глотая слёзы.
Но вдруг вскинул голову и вскрикнул:
- Этого никто не знает! То есть, я хочу сказать, даже на прямой запрос Сеть не выдаёт точного ответа. Одни «предположительно», «вероятно», «считается, что». И ничего конкретного! Как можно узнать точную дату этого события, если цивилизация оказалась разрушенной, за датами никто не следил! И первый год новой эпохи, которая называется «после Пыльной Войны» попросту выдумали, приняли за новую точку отсчёта лидеры нескольких крупных племён на территории нынешнего Эуро.
Господин Миккейн посмотрел на альбиноса и медленно растянул губы в улыбке. Сердце Найта ушло в пятки. Он готов был кинуться на колени вымаливать прощение за столь дерзкое поведение.
- И почему же вы утверждаете, что не знаете ответов? – спросил историк. – Вы только что ответили весьма исчерпывающе. Давайте посмотрим второй вопрос. Какая держава выиграла эту войну?
- Никто её не выиграл, - чуть более уверенным тоном ответил Найт, шмыгнув носом и всё ещё не до конца осознавая своей первой маленькой удачи. – Война затихла сама собой, так как некому стало воевать. От довоенного населения Земли осталось каких-то двадцать процентов. Людям было уже не до выяснения, кто прав, а кто виноват, кто сильнее, а кто слабее. Всем хотелось просто выжить.
- Прекрасный ответ. Далее. Представители каких государств заключили мирный договор после Пыльной Войны? – господин Миккейн заложил руки за спину и снова неторопливо спустился по ступеням в центр амфитеатра.
- Так я же говорю, государств-то никаких уже не было к тому моменту, - простодушно и с жаром заговорил Найт, заметно оживившись и глядя в аккуратно подстриженный затылок учителя. – Осталась жалкая горстка людей разных национальностей. В Евразии, конечно, это были в основном европейцы, по крайней мере, именно на территории бывшей Объединённой Европы и был заключён союз между самыми крупными племенами. Они как смогли восстановили несколько городов, ну и со временем возникло Эуро.
- В каком году Норвэйа получила независимость от Эуро?
- А разве она когда-то была зависима от Эуро? – наморщил лоб Найт, силясь припомнить. – Норвэйа, конечно, находится от Эуро в непосредственной близости, но всё же всегда была независимой. А вот Алэнд у Эуро был отвоёван пиратами аж из этого… как его… в Южной Америке… из Тщилая!
- Прекрасно, - оглянулся через плечо господин Миккейн. - Вы заодно и на пятый вопрос ответили. Шестой. Самый северный город Империи в 180-м году после Пыльной Войны.
- А, ну это легко, - обрадовался Найт и едва не сказал – «Омполис», но осёкся и, прищурив глаза, переспросил:
- В 180-м? Тогда Мормэнполис. Дело в том, что этот город, некогда находившийся на территории древней Руссии, отошёл Эуро практически сразу при образовании этого государства. Так как к тому моменту из-за поднявшегося уровня мирового океана город оказался буквально отрезанным от остальной части материка на образовавшемся Свенском острове, некогда бывшем Скандинавским полуостровом. Свенский остров относится к Эуро. Эуро в 170-м году начало экспансию на Восток, создав Империю. Таким образом, к 180-му году Мормэнполис являлся самым северным городом Империи. Однако в 190-м году после Пыльной Войны самопровозглашённый Император Йохан Траум, посчитал, что удобнее будет управлять совершенно отличным от Эуро государством без оглядки на «Старый Свет». Он объявил суверенитет от Эуро его бывших колоний, вывел супер-сервер Триединство из единой внешней Сети с Эуро и модернизировал систему управления, привнеся в государственный строй больше черт феодализма - социально-политической структуры, характерной для так называемых Средних Веков до-ядерной эпохи. И тогда Мормэнолис автоматически стал частью совершенно иного государства, а в Империи самым северным стал Омполис, основанный в 177 году беженцами и переселенцами из затопленного старинного руссийского города… эммм… как же его… Омска.
Господин Миккейн присел напротив Найта, сцепив руки в замок, и проговорил полушёпотом:
- Блестяще. Блестяще, юноша.
Найт широко улыбнулся, выпрямив спину и ощущая невероятный прилив энергии. Ему хотелось рассказать всё-всё-всё, что успел усвоить из лекций, и даже сверх того.
- Куда же делась эта страна – Руссиа, так много городов которой по каким-то причинам оказалось на территории Империи? – спросил господин Миккейн. – Она была завоёвана Империей?
- Нееет, - Найт помотал головой и быстро принялся рассказывать, с жаром и увлечённостью, будто боялся, что его прервут. – Понимаете, когда исследовательские экспедиции Эуро шастали по территории будущей Империи, то никакой Руссии тут уже не было и в помине! Руссиа, или на старонемецком «Русланд», или на староруссийском… ой, старорусском «Россия», очень серьёзно пострадала во время Пыльной Войны и практически вымерла из-за применения нано-вируса. Немногочисленные выжившие предпочли оставить сильно заражённую территорию и осесть на Дальнем Востоке, в тайге. А Руссией просто назвали своё новое пристанище. Наверное, из-за сентиментальности… Впрочем, те территории вплоть до XXIII века до-ядерной эпохи и принадлежали Руссии. А эурийцы попросту натыкались на остатки полуразрушенных городов, в которых, наверное, кто-то обитал, раз названия сохранились. Вообще, территория нынешней Империи населена выходцами преимущественно из центра Эуро. Но, к примеру, тот же Юрал Исленд, некогда бывший Уральскими горами, долгое время сохранял независимость и развивался автономно, и там сохранилась большая часть этнического местного населения. В смысле, довоенного. У них там даже говор какой-то свой. Так новояз коверкают – ужас!
Найт вдруг осёкся, поняв, что его речь стала похожей на простую болтовню, как будто он объяснял что-то неосведомлённому приятелю, а не отвечал на экзамене одному из самых уважаемых преподавателей в Академии.
- Простите, господин учитель. Вы и так это, конечно же, знаете, я забылся…
- Всё в порядке, - похлопал господин Миккейн Найта по плечу. – Мне важно, чтобы и вы это знали. Однако как вы могли бы объяснить такое сходство диалекта жителей Юрал Исленда, Руссии и Шамбалы?
- Ну, с Юрал Ислендом и Руссией понятно… А Шамбала… Шамбала – это ведь тоже остатки России, если можно так выразиться. Было две основные волны миграции – одна на Дальний Восток, а другая – строго на юг, через обезлюдившие Монголию и Китай, до самых Гималаев, - Найт схватил стилус и принялся чертить на экранчике, вмонтированном в парту, схематическое изображение Империи и прилегающих государств. – Вот так они шли. Потом вот тут осели, в Гималаях. А страну так назвали, потому что… Ну как бы считается, что в этих местах давным-давно располагалась мистическая страна Шамбала. Хотя, на древней тибетской карте, о которой сохранились только отрывочные сведения, изображена реально существовавшая страна. Тогда этой страной правило древнее государство Сирия. Сирия по-персидски будет Шам, а слово «боло» означает «верх». Следовательно, Шамбала может переводиться как «господство Сирии». Ну, как бы то ни было, не известно доподлинно, что там было в такую далёкую древность. Сейчас толком XXI век раскопать-то не могут. А если рассматривать Шамбалу как мифическое государство, то можно понять руссийцев, почему они решили так назвать своё новое государство. У них было верование в какую-то белую воду… или страну белых вод, или что-то такое…
- Беловодье, - негромко подсказал учитель.
- Да, Беловодье, - кивнул Найт, не сбившись, - и это Беловодье по многим показателям тождественно Шамбале. Ещё там вроде бы зародилось поклонение огню, а во времена ядерной зимы это было ох как актуально! А ещё Шамбала – это такое место, где по преданиям нашли пристанище последние представители какой-то очень-преочень древней исчезнувшей цивилизации. И ещё Шамбала – место обитания Великих Учителей, продвигающих эволюцию человечества. Если учесть, что на Дальний Восток переселилась в основном милитаризированная часть выживших, а в Шамбалу предприняли поход более миролюбиво настроенные учёные, генетики, математики и программисты, то всё вполне логично.
Найт подпёр голову руками и мечтательно посмотрел в потолок.
- Руссийцы, наверное, были очень романтичным народом…
- Русские, - негромко поправил господин Миккейн, до того сохранявший полное молчание.
- А? – встрепенулся Найт.
- Они назывались русскими, - повторил историк, мягко улыбаясь. – Те, кто «были». Руссийцы преспокойно обитают сейчас в дальневосточной тайге и, уверяю вас, это очень воинственный и суровый народ… Однако вынужден сообщить, что наше время истекло.
На лице Найта на мгновение отразился испуг. Казалось, ещё больше побледнеть альбинос не может, но он смог.
- Я с огромным удовольствием ставлю вам высший балл, - господин Миккейн поднялся, и Найт медленно встал со скамьи, до конца не веря в только что услышанное.
- Вы приятно поразили меня, юноша, - историк пожал руку мальчику, серьёзно глядя ему в глаза. – Ваши познания и свободное оперирование информацией не могут не восхищать. Я, право, удивлён вашим выбором Боевого отделения. Вы не думали перевестись на Управление? Пока не поздно, пока вас не начали… гм… вшивать.
- Я… я… - Найт растерялся, его ладошка в большой, тёплой пятерне учителя похолодела и обмякла. – Я просто… не могу. То есть, я уже решил. И пойду до конца.
«Нельзя разочаровать отца», - билась мысль в такт пульсу.
Господин Миккейн вздохнул, опустив глаза, и на его лбу обозначилось несколько морщин.
- Что ж, жаль. Ваш удивительный живой ум нашёл бы себе лучшее применение на отделении Управления. Вероятно, если бы вы стали его выпускником и затем построили карьеру политика, то этот мир изменился бы в лучшую сторону.
Он убрал руку, и мальчик вытянулся в струнку.
- Вы можете идти, Найт, - улыбнулся господин Миккейн. – Вы заслужили самые искренние мои похвалы.
Найт склонил голову в почтении, как того требовали правила поведения, и направился к выходу из аудитории.
- Впрочем, я мог бы предложить вам продолжить нашу беседу о романтичности того или иного народа, а также о причинах выбора названия того или иного государства, - донёсся до него голос учителя. - Возможно, у вас возникнут какие-то вопросы, и я с большим удовольствием отвечу на них.
Найт развернулся.
- У меня уже есть один вопрос, господин учитель, - чуть неуверенно начал он.
- Что ж, спрашивайте, - с готовностью кивнул историк.
- Только вы не обижайтесь. Я не вовсе не хочу вас оскорбить… А зачем вы составили тест из таких заковыристых вопросов? Ну то есть, на которые в учебниках и в Сети нет однозначного ответа. И приходится думать.
- Вы сами и ответили на свой вопрос, юноша. Эти вопросы должны были заставить вас думать.
Найт кивнул. Потом широко и открыто улыбнулся и вприпрыжку выскочил из аудитории.
Ответить

Фотография K-49 K-49 18.06 2012

Всегда восхищался В.Конецким. Поэтому была-небыла...

ЧИО ЧИО САН
(тайский вариант)

Последние кабельтовы пути балкер «Сенка» проделал неторопливо. Многотонный якорь с веселым грохотом рухнул из клюза, где покоился больше месяца, в черноту моря. Загрохотала, лязгая звеньями, якорь-цепь, устремившись вслед за ним.
- Боцман, восемь смычек в воду. Машине, самый малый назад. – Прозвучало из динамика на баке. Через несколько секунд корпус судна мелко задрожал. Струи воды, отброшенные винтом, зажурчали в темноте вдоль бортов, и балкер медленно двинулся в указанном направлении. Через полчаса с мостика по громкой связи прозвучала последняя команда.
- Машине, отбой. Готовность часовая. – Многонедельный переход из Бразилии в Таиланд был завершен. Команда на мостике, на палубе и в машинном отделении сноровисто выполняла привычные процедуры по переводу судна в состояние покоя. Хотя покой этот мог быть только относительным. Потому что стоило «Сенке» встать на якорь, как из темноты к его освещенным бортам устремились катера и деревянные моторные лодки. Не дожидаясь, когда палубная команда оборудует парадный трап, на палубу стали подниматься десятки узкоглазых, черноволосых и смуглых людей. Карантинные власти и полиция, стивидоры и агенты – у всех были свои вопросы к судовой администрации. Даже позднее время не могло остановить эту извечную карусель, в которой живет любой мало-мальски крупный порт.
Каждый член команды испытывал необычный душевный подъем. Моряку всегда приятно зайти в порт, благополучно оставив за кормой тысячи миль однообразия и штормов, рутины и испытаний. Но встать на выгрузку в Бангкоке приятно вдвойне. Целые легенды существуют в морской среде об этом райском месте. Здесь моряка, действительно, ждут с распростертыми объятиями. Здесь все основные удовольствия скупой моряцкой жизни придут к нему сами. Здесь его обласкают и накормят, здесь подумают о его незатейливых желаниях и привычках. И никто-никто не смеет препятствовать этому. Воспоминания о посещении Таиланда передаются моряками из уст в уста, обрастая чудесными подробностями. Сказочные притчи о том, как пожилой сварщик прогулял с тайскими девчонками за неделю весь свой рейсовый заработок, передаются из поколения в поколение. Их разнят между собой разве что называемые суммы, от нескольких и до десяти! тысяч долларов. Души моряков, еще не бывших в Бангкоке, потраченные сварщиком баксы лишь задорят, делая этот земной уголок еще притягательней.
Сергей Иванович, сдав вечернюю вахту, быстро помылся в душе, смывая с себя липкий пот и машинную грязь. Его тоже распирало от любопытства и желания самому увидеть то, о чем так много приходилось слышать. Пятьдесят три года возраст, конечно, не юношеский. Но все-таки интерес к жизни не был утрачен. Тем более, что последние десятилетия жизнь не баловала его. Скоропалительно женившись двадцать лет назад, Сергей Иванович не сумел найти в семье для себя подобающее место, и с каждым годом все больше отдалялся от нее. Отношения с женой и сыном становились все суше и прохладнее. Его последний уход в рейс больше напоминал похороны. Говоря друг другу казенные слова прощания, оба супруга допускали, что домой он может уже не вернуться. Работа на судне только на время отвлекала Сергея Ивановича от мрачных мыслей. Пытаясь хоть как-то справиться с тоской, он начал перечитывать Библию. И Бог помогал ему.
Наскоро проглотив ужин, Сергей Иванович вышел на главную палубу. Там в ослепительном свете прожекторов уже кипела жизнь. Натужно гудела на разные голоса гидравлика, вздыбливая с грохотом, одну за другой громадные крышки трюмов. Палубные краны визгливо задирали в черное небо стрелы, или вываливали их за борт, повисая гаками над большими баржами, стоящими у борта «Сенки» в темной, маслянистой на вид воде. Везде суетились желтолицые люди, громко переговариваясь на своем гортанном языке. Первые стропа с грузом уже начали взлетать из трюмов. Выгрузка началась.
Однако не это интересовало моряков. На корме происходили совершенно необычные события. Над кормовой площадкой, что сразу за надстройкой, на глазах вырастало диковинное сооружение, представляющее собой большущий шатер. Около десятка темнокожих мужчин быстро подвешивали светильники под брезентом, расставляли столы и стулья, устанавливали стеклянные холодильники и витрину, большого формата плазменный телевизор с аудиосистемой и газовую жаровню. Ящики с пивом, с выпивкой и продуктами укладывались прямо на палубу возле одного из швартовых шпилей. Все эти предметы поднимались на борт балкера с качающихся на океанской зыби широких джонок. Хозяйничала здесь невысокая тайская женщина без возраста, со следами былой красоты на лице, одетая в черные брюки и светлую ситцевую рубашку навыпуск. Ее негромкие распоряжения исполнялись всеми неукоснительно.
Сергей Иванович с интересом наблюдал за происходящим с верхней палубы. Такого за свою многолетнюю службу на флоте он никогда не видел. Чтобы так бесцеремонно вели себя на иностранном судне туземцы? Даже во время прохождения проливов экипажи ограничивали передвижение береговых швартовых команд на судне. А тут такое?! Объяснение этому он знал. Только в Таиланде ни хозяин судна, ни его капитан не смели запретить местной мафии зарабатывать на моряках во время стоянки. Тот, кто решался на такое, моментально бывал наказан. Судно могло месяцами стоять в ожидании обработки, терпя значительные убытки. И никакие обращения к береговым властям не помогали. Рядом с Сергеем Ивановичем стояли его товарищи, свободные от вахт и работ. Все ждали главного акта в этом спектакле. И он наступил. К трапу по очереди причалили два катера, и наверх гуськом стали подниматься несколько десятков молодых женщин.
Поднявшись на борт, женщины выстраивались вдоль шкафута, принимая свободные, зазывные позы, и профессионально улыбались. У некоторых из них в глазах читалось стеснение, по которому можно было понять, что они только начинают осваивать древнее ремесло. Первой из экипажа откликнулась на их взгляды и улыбки молодежь. Вскоре под брезентовый навес на корме потянулись первые пары. Зазвучала музыка, зажегся экран телевизора, зашипело масло в чане, принимая первые порции креветок. Мадам Суонг начала зарабатывать деньги. Через полчаса за столами зазвучал женский смех, заполняя собой пробелы в знании английского языка с обеих сторон.
Язык любви универсален и прост. Сергей Иванович с интересом наблюдал, как Ромка, моторист лет двадцати, с которым они стояли ходовую вахту, заполучив в подружки маленькую, крепкую на вид тайку, угощает ее за столом. А она, беспричинно смеясь, гладит его шею, ласково треплет волосы, прижимаясь к нему всем телом. Ромка время от времени бросал смущенные и очумевшие взгляды на своего механика. Было ясно, что сегодня ночью хорошей работы от него ждать не стоит. Вспомнив про работу, Сергей Иванович вздохнул. Длительная стоянка в Бангкоке предполагала и большой ремонт в машине. Судовладелец работу по контракту оплачивал хорошо. Но и требования к экипажу были тоже соответствующие. Уже на первую ночь стоянки третьему механику было дано большое задание. Сергей Иванович с сожалением окинул взглядом гуляющих товарищей и пошел отдыхать в каюту.
На следующий день смельчаки из молодых сладко позевывали. Глаза на их лицах, посвежевших за ночь, сияли особым блеском. Кто хотя бы раз возвращался из морей своим ходом, помнит, как их товарищи, уйдя домой вечером, наутро возвращались помолодевшими, сбросив за ночь лет пяток. Много ли моряку надо, чтобы почувствовать снова себя человеком? Чтобы снять с себя многомесячную усталость, иногда достаточно пары часов женского тепла и участия. Ромка просто летал по машине. Его механик лишь диву давался. Что с парнем произошло? Обычно строптивый, сейчас он был сама предупредительность. А в курилке только и разговоров было, кто с кем живет и каким образом.
Тут требуется пояснение. Дело в том, что лишь в Таиланде портовая женщина заключает с выбравшим ее моряком неформальный временный союз. Ее участие в жизни моряка не ограничивается только услугами интимного характера. На две-три недели она становится как бы его женой. Ест и спит с ним. Стирает ему одежду и убирает каюту. Ждет его с вахты или работы. Моется в его душевой кабине. Ухаживает за ним, если он заболеет. Это и отличает тайских женщин от их иностранных коллег.
Каждый последующий день стоянки судна втягивал в водоворот порока все новые жертвы. То один, то другой член экипажа, плюнув на бережливость и осторожность, заходил вечером под брезентовый навес с целью «только попить пивка». Однако назад, в каюту, он возвращался уже не один. На следующее утро их лица тоже разглаживались, а глаза сияли. Такие метаморфозы не могли не завораживать, и вскоре холостых на судне осталось немного: капитан со старшим механиком, третий помощник, боцман, да Сергей Иванович. Хотя нет, были еще двое, кто избегал продажной любви. Это были повариха с официанткой. Но тут уж ничего не поделаешь, одноименные заряды отталкиваются. Мрачные от того, что враз лишились своей эксклюзивности, судовые дамы всем своим видом показывали, как они презирают мужиков. Но мужики «не парились», а лишь весело смеялись в столовой в ответ на брошенную на стол официанткой тарелку.
Скоро выяснилось, что боцман Володя, рослый, цыганистый мужик лет сорока, будучи не первый раз в Таиланде, схитрил и заказал для себя у мадам Суонг даму рангом повыше и подороже. Когда через несколько дней, вечером, она поднялась на борт, все ахнули от восхищения и зависти. Женщина была бальзаковского возраста, миниатюрная, с хорошей фигурой. Черты лица, прическа, одежда и манера держаться – все выдавало в ней человека не ниже среднего круга. Позже боцман рассказывал, что она замужем, живет в Бангкоке, и приехала сюда, чтобы заработать на учебу единственного сына. Первые два дня она никуда не выходила из каюты. А когда, наконец, появилась то, сперва все тайки, кроме мадам Суонг, держались от нее на почтительном расстоянии. Но недолго. Вскоре она щебетала с соплеменницами на корме, пока ее хозяин отсутствовал на работе. Пробыв на «Сенке» положенные десять дней, она грациозно спустилась по трапу на катер, провожаемая боцманом, и исчезла в ночи.
Прошла неделя. Острота впечатлений от заведения мадам Суонг спала. Сергей Иванович уже регулярно заходил под шатер, заказывал себе порцию королевских креветок с овощами и пару бутылок пива. На все предложения свободных жриц любви он обычно отшучивался и вежливо им отказывал. Вечера проходили весело. Девушки шутили, танцевали, пели караоке. И лишь представитель судовладельца, Демис, высокий полный грек, мрачно наблюдал сверху за этим весельем. Что ему не нравилось?
Бизнес мадам Суонг процветал. На судно приезжали парикмахеры и закройщики, аптекари и галантерейщики. С одной из таких лавчонок, вместе с ее хозяйкой, приехала молодая красивая девушка с коротким именем Сом. Днем она раскладывала на шкафуте товар и предлагала его морякам, а ночью спала на циновке, прямо на палубе. Больше всего Сергея Ивановича поразила коллекция громадных, удивительно красивых, тропических бабочек. Он подолгу любовался ими вместе с Игорем, третьим помощником капитана.
Они сблизились в рейсе. Много и о многом разговаривали. Делились своими предстоящими планами. Правда, планы были, в основном, у Игоря. Сергей Иванович лишь слушал его, а самому сказать было нечего. Помощник нравился Сергею Ивановичу эрудицией, большим, несмотря на тридцатидвухлетний возраст, опытом, независимостью суждений и самоуважением. Он и внешне был очень приятен и располагал к себе. Невысокого роста смуглолицый, кареглазый, брюнет, с обаятельной улыбкой Игорь являлся типичным южанином. Гремучая смесь на юге Украины, которая образовалась от смешения турок, татар и славян. Дружба их длилась уже несколько месяцев, начавшись в портах Бразилии. Им посчастливилось побывать и на знаменитых карнавальных парадах. Феерия песен, маршей и танцев, треск барабанов и оглушающие звуки самодеятельных оркестров, красочных костюмов и веселья ошеломила Сергея Ивановича. Впервые в жизни он наблюдал за этим праздником жизни, где центром события было поклонение красоте молодого женского тела. Игорь, не первый раз видевший карнавал, много рассказывал о нем старшему товарищу. Да и на переходах Сергей Иванович часто, после ужина, приходил к Игорю на мостик. Ведя с другом неторопливые беседы, прихлебывая из чашки горячий кофе, он заворожено смотрел на серебристые в свете луны громадные волны могучего океана. Поистине фантастические виды открывались ночью с высоты ходовой рубки, вызывая у созерцателя чувство особой лиричности и торжественности. Никакие земные виды и ландшафты не сравнятся с ночным дышащим океаном, с его величием и мощью.
Сергей Иванович стал замечать, что Игорь чаще и дольше, чем обычно, задерживается возле Сом. Со стороны они представляли собой идеальную пару. Оба красивы, оба внешне типичны. Видно было, что и характеры их были близки. Девушка не принадлежала к великой древнейшей профессии. Как объяснила мадам Суонг, Сом была студенткой и помогала своей тетушке торговать. Однажды ночью, проходя по коридору, мимо циновки, на которой обычно спала Сом, Сергей Иванович увидел, что ее нет на привычном месте. Лишь на следующий день по глазам своего молодого друга он догадался, где спала девушка. Друзья старались не касаться этой темы. Но по всему было видно, что студентка зацепила Игоря крепко. Да и некогда было разбираться в чужих делах, ведь нежданно у Сергея Ивановича появились и свои заботы.
Однажды утром, во время кофе-тайма, Сергей Иванович по старой привычке сидел с коллегами на палубе, в курилке. И увидел, как делается ногами тайский массаж. Массажировала сама мадам Суонг, а объектом служила новенькая девушка, появившаяся недавно на судне. Было больно смотреть, как упитанная женщина топчется по спине лежащей девушки, заламывает ей пятки к затылку, сворачивая в кольцо. Та оставалась безучастной к изуверской процедуре. Наоборот, положив подбородок на сложенные ладони, весело смотрела в глаза Сергею Ивановичу и улыбалась. Будто спрашивала его. – Ну как, я вам такая нравлюсь? - Можно было не спрашивать, новенькая понравилась механику. Он не мог оторвать от нее глаз.
Весь день она не шла у Сергея Ивановича из головы. Образы один красочнее другого проносились в его мозгу, заставляя сердце биться чаще. Работа не клеилась. Едва дождавшись конца вахты, он после ужина не пошел, как обычно, на палубу, а вернулся в каюту. Какая глупость! Волноваться зрелому мужику из-за девчонки-проститутки? Но волнение было, и оно не утихало. Почему-то вспомнилась жена, с которой они уже стали почти чужими. Наконец, решившись, Сергей Иванович вышел на палубу. Если ее не будет в импровизированном ресторане, то и хорошо. На палубе звучала музыка, под шатром за столиками людей сидело немного. Новенькой не было видно, и Сергей Иванович облегченно вздохнул. Сделав традиционный заказ, он уже собрался приступить к трапезе, как вдруг легкое прикосновение заставило его поднять голову. Рядом стояла она. Стояла и улыбалась. Девочка, годящаяся ему в дочери. Во рту сразу пересохло, и Сергей Иванович, вымученно улыбаясь, прохрипел. – Сит даун, плиз. -
- Фянк ю, сэр. - Поблагодарила она и уселась рядом. Разговор не клеился. Весь запас английских слов испарился вмиг. Чертыхаясь в душе, Сергей Иванович уже не знал, что ему делать. Но девушка помогла ему. – Гив ми бир, плиз.- Желание девушки было моментально исполнено. Следующим этапом было знакомство. – Уат ё нейм?- Коряво спросил новоявленный ухажер, и услышал в ответ. – Бум-Бум.- Девушка серебряно рассмеялась.
- Уат, Бум-Бум?- изумился Сергей Иванович. А девушка, продолжая смеяться, озорно повторяла. – Йес, Бум-Бум. Бум-Бум.
Напряжение первых минут стало спадать, в голове словно открылась дверца в склад со словарным запасом, и беседа потекла сама собой. Рука девушки начала свою работу, скользя по его спине то вниз, то вверх. Слегка потрепав прическу механику, она вновь скользнула вниз и переместилась на колено. Сергей Иванович весь напрягся. Откуда она знает, столь любимую им еще с детства ласку? Так делала только его мать в минуты особой нежности к сыну. Никогда больше, ни одна женщина в мире, не снизошла до этих простых движений. Сердце механика растаяло вмиг.
Здесь надо пощадить нравственность читателя, избегая описания постельных сцен. Можно лишь заметить, что отношения между нашим героем и Бум-Бум не были чьим-то монологом. Это был диалог двух равных собеседников, каждый из которых рассказывал все, что знал сам. А другой был готов с интересом слушать. Сергей Иванович чувствовал, что тяжесть семейных невзгод спадает с его души. Воспоминания о доме больше не терзали. Девочка с именем, похожим на звук колокольчика, оказалась прекрасным врачевателем.
Прошло еще две недели. Выгрузка подходила к концу. «Сенка» получила новое фрахтовое задание, следовать в северный Китай. Экипаж чувствовал себя бодро и уверенно. Потраченные в Таиланде деньги еще заработаются, а эмоции остались в душах моряков. Многие женщины уже покинули судно. Уехала и Бум-Бум. Пусто стало в каюте механика. Пусто стало и в душе. Снялась в один прекрасный день и мадам Суонг. Вновь на корме тихо и просторно. Нет ни шума, ни музыки, ни смеха. И лишь Сом продолжала жить на пароходе. Многие из моряков - изрядные циники. Однако никто из экипажа не посмел сострить что-нибудь в адрес молодых людей. Дни продолжали идти, а Сом все жила. Изредка по вечерам выходя на шлюпочную палубу, она подолгу смотрела вдаль и о чем-то думала. Игорь был мрачнее тучи и стал неразговорчив даже с Сергеем Ивановичем. Да тот его и не трогал, понимая состояние парня. Дома его ждала красавица жена и пара мальчуганов. Но то, что происходило здесь, тоже не походило на простое приключение. Трагизм ситуации понимали все.
Вот и наступил час прощания. Уже запущен главный двигатель. Уже боцман выбирает на баке якорь-цепь, а портовые власти подписывают на мостике последние бумаги. Игорь и Сом, держась за руки, стоят у парадного трапа. Уже балкер дал малый ход, а они все стоят, не желая прощаться. Появились власти, и вместе с ними, последней, Сом спустилась на пограничный катер, подсвеченный судовым прожектором. «Сенка» дала средний ход и суденышко, следующее рядом, стало отставать. Было видно, как Сом стоит на баке, держась за поручни пляшущего на волнах катера, и ветер треплет ее одежду. Игорь, вцепившись побелевшими пальцами в леер, неотрывно смотрел на нее. Ууууууу! Взревел пароходный горн, прощаясь с Таиландом. Катер тонко взвизгнул в ответ, отвалил в сторону и пропал в темноте. Балкер «Сенка», набирая скорость, выходил в океан, и встречный ветер, крепчая, сдувал в ночь всякую надежду на чью-то будущую встречу.

Декабрь 2011 года. Крым.
Ответить