←  Происхождение и развитие языков

Исторический форум: история России, всемирная история

»

История украинского языка

Фотография Стефан Стефан 08.02 2019

Сейчас в Интернете активно распространятся околонаучные шовинистические мифы об «искусственности» украинского языка, его «тождественности» с другими восточнославянскими и т.д. Мне как жителю ДНР хотелось бы обсудить факты из истории этого языка.

 

Заранее предупреждаю, что национально озабоченным пропагандистам здесь не место, и попытки (под любыми предлогами) поносить любые языки и народы будут пресекаться.

 

Первыя извѣстныя намъ попытки употребленія малорусской рѣчи въ письменности относятся къ XVI в., въ которомъ можно указать хотя-бы на Пересопницкое Евангеліе, написанное, впрочемъ, далеко не на чистомъ языкѣ. Но въ этомъ случаѣ важна не столько чистота народной рѣчи, сколько сознательное стремленіе переводчиковъ (такъ какъ на первый разъ дѣло шло лишь о «перекладахъ») къ передачѣ текста Св. Писанія и другихъ книгъ духовнаго содержанія въ формѣ, доступной пониманію со стороны большинства. Если примѣненіе народнаго языка къ литературнымъ потребностямъ не совершилось болѣе послѣдовательно и широко не только въ XVI, но и въ XVII в., то старанія переводчиковъ и писателей, обращавшихся не къ однимъ ученымъ трудамъ, отчасти намѣренно, отчасти мимовольно парализовались наличностью общепринятаго письменнаго языка, такъ называемаго славяно-русскаго, хотя въ то время уже подвергшагося въ Россіи сильному вліянію языка мѣстнаго въ болѣе или менѣе пестрой смѣси элементовъ сѣверныхъ, южныхъ и западныхъ, разнообразящихся по происхожденію памятниковъ. Естественно, что эти народныя стихіи мало по малу все болѣе вторгались въ этотъ книжный языкъ и, разлагая его различнымъ образомъ, повели къ обособленію книжнаго языка Юга отъ такого же языка Сѣвера. Образчиками этого южнаго языка могутъ служить въ XVII в. не только многочисленныя произведенія богословской литературы, особенно проповѣди (казанья), но также и книги религіозно-полемическія и даже богослужебныя, принадлежащія перу преподавателей и бывшихъ {1} учениковъ «Кіево-Могилянскаго Коллегіума». Къ элементамъ малорусскимъ присоединялись на Югѣ нерѣдко и западно-русскіе, т.е. отчасти бѣлорусскіе, отчасти сѣверно-малорусскіе, изъ которыхъ еще въ XIV в. сложился канцелярскій языкъ Литовскаго Княжества, и также польскіе, входившіе въ письменность изъ переводовъ Св. Писанія и другихъ религіозныхъ книгъ съ языка польскаго и изъ судебныхъ и другихъ оффиціальныхъ документовъ правобережной Украйны. Изъ послѣдняго источника довольно много польщизны проникло и въ чисто-народную рѣчь, которая, не смотря на упомянутыя уже усилія нѣкоторыхъ популяризаторовъ, играла тогда значительно болѣе подчиненную роль, чѣмъ на Сѣверѣ, потому что малорусская интеллигенція XVI и XVІІ в.в. состояла, по большей части, изъ членовъ казачьей старшины, получавшей воспитаніе полу-польское, а иногда и прямо польское и черпавшей оттуда аристократическія понятія, рѣзко отдѣлявшія ее отъ простого казачества (ср. приложеніе № V).

 

Описанный выше малорусскій книжный языкъ во второй половинѣ XVII в. былъ занесенъ и на Сѣверъ малорусскими учеными богословами, переселившимися въ Москву, гдѣ ихъ западничество нашло почву, до нѣкоторой степени подготовленную близкими сношеніями нѣкоторыхъ бояръ съ Поляками въ смутное время, и совершенно естественно, что, напр., Сильвестръ Медвѣдевъ писалъ такъ-же, какъ его учитель Симеонъ Полоцкій, изъ произведеній котораго онъ даже позволялъ себѣ самыя безцеремонныя позаимствованія. Но это вліяніе было лишь поверхностно и кратковременно; въ нѣкоторыхъ слояхъ общества, особенно въ тѣхъ, которые держались старины, оно встрѣтило себѣ рѣшительный отпоръ, какъ соблазнъ, основанный на «единоуміи съ папою и съ римскимъ костеломъ», потому что многіе изъ тогдашнихъ московскихъ людей плохо отличали нѣсколько ополяченныхъ малорусскихъ грамотѣевъ отъ Поляковъ. По этой причинѣ, ради охраны «правовѣрія» и единства «Восточной Православной Церкви» при Петрѣ Великомъ было запрещено Св. Синодомъ печатать церковныя книги «несогласно съ великороссійскими печатьми», «дабы не могло въ такихъ книгахъ никакой въ Церкви Восточной противности произойти». Потому-же въ 1769 г. Св. Синодъ не только не разрѣшилъ печатанія южно-русскихъ букварей, но предписалъ отобрать уже находящіеся на рукахъ, такъ какъ буквари того времени разсматривались какъ церковныя книги и печатались «благословеніемъ всего освященнаго собора». Отъ духовенства исходило и усиленіе великорусскаго элемента въ преподаваніи Кіевской Духовной Академіи, настоятельно проводившееся ректоромъ Самуиломъ Миславскимъ и вполнѣ удавшееся подъ вліяніемъ уже довольно значительной въ то время великорусской письменности, языкъ которой въ концѣ XVIII в. совершенно вытѣснилъ собою уже вымиравшій славяно-русскій. Вообще же малорусская письменность не подвергалась въ XVIII в. никакимъ стѣсненіямъ, а малорусская народная пѣсня пользовалась во второй его половинѣ широкой распространенностью въ Москвѣ и въ Петербургѣ, какъ видно, напр., изъ тогдашнихъ пѣсенниковъ. Правда, изъ того времени мы не знаемъ никакихъ малорусскихъ письменныхъ памятниковъ, кромѣ комическихъ интермедій и виршей различнаго содержанія ‒ поздравительныхъ, сатирическихъ, любовныхъ, ‒ но причина этого заключается лишь въ указанномъ выше взглядѣ на малорусскій языкъ, какъ на рѣчь простонародную, недостойную допущенія въ литературу и неспособную служить ей орудіемъ, ‒ обстоятельство, вслѣдствіе котораго мы не находимъ просторѣчія и въ великорусской письменности помимо комедіи. {2}

 

Доклад Комиссии по вопросу об отмене стеснений малорусского печатного слова // Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1905. С. 1‒2.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 09.02 2019

Первой серьезной попыткой употребленія чисто-малорусскаго языка {2} для литературныхъ цѣлей, впрочемъ серьезной больше по объему, чѣмъ по содержанію, была «перелицёванная» Энеида И.П. Котляревскаго, изданная въ 1798 г., за которой уже въ XIX в. послѣдовали его-же комедіи: «Наталка-Полтавка» и «Москаль-Чарівникъ». Въ этихъ комедіяхъ обращаетъ на себя вниманіе, между прочимъ, насмѣшливое отношеніе автора къ тому малорусско-польско-великорусскому языку украинскихъ канцелярій, на которомъ написаны въ началѣ XVIII в. и нѣкоторыя произведенія отнюдь не оффиціальнаго характера, напр., историческія. Слѣдуетъ отмѣтить также его глубокую симпатію къ малорусской народности и къ малорусскому языку, которымъ онъ воспользовался не только для этихъ произведеній, болѣе или менѣе комическихъ, однако не лишенныхъ и трогательныхъ чертъ, но и для «Оды до князя Куракина». Такимъ любовнымъ отношеніемъ къ малорусской народности въ ея чистомъ, неподдѣльномъ видѣ, какою она проявляется въ «хлопѣ», Котляревскій рѣзко отличается отъ прежнихъ дѣятелей малорусской письменности и ужъ по этой причинѣ долженъ быть признанъ первымъ украинскимъ «народовцемъ» и отцемъ малорусской литературы, и не только беллетристической, а и научной, такъ какъ онъ оставилъ рукописныя «Замѣтки» о нѣкоторыхъ малорусскихъ обычаяхъ. Его примѣръ обратилъ вниманіе земляковъ на особенности украинской народности, особенно въ словесныхъ ея произведеніяхъ, и вызвалъ много произведеній въ стихахъ и въ прозѣ, написанныхъ по-малорусски и проникнутыхъ сочувствіемъ къ простому народу съ его этнографическими особенностями. Первымъ трудомъ по собиранію украинскаго пѣсеннаго матеріала былъ сборникъ князя Цертелева, вышедшій въ 1819 г. За нимъ послѣдовали сборники Максимовича, Метлинскаго и длинный рядъ другихъ, не прерывающійся до нашихъ дней. Изъ писателей этого направленія можно назвать Квітку, превосходнаго разсказчика, соединившаго въ себѣ характеристическія черты малорусскаго духа ‒ юморъ и чувствительность, Петра Артемовскаго-Гулака, автора остроумныхъ стихотвореній, Гребенку, писавшаго повѣсти и стихи, баснописца Глѣбова. У Квітки мы находимъ и попытку къ бесѣдѣ съ простымъ народомъ на его языкѣ о важныхъ для него вопросахъ, нравственныхъ, общественныхъ и экономическихъ: это ‒ его «Листы до любезныхъ землякôвъ», числомъ 4. Вообще Квітка былъ уже вполнѣ сознательнымъ народолюбцемъ или, какъ бы сказали о немъ, если бы онъ жилъ позже, украйнофиломъ (ср. приложеніе № III), не только любившимъ свой народъ, но и стремившимся къ его просвѣщенію безъ утраты отличающихъ его особенностей. О малорусскомъ языкѣ онъ пишетъ Максимовичу слѣдующее: «Мы должны пристыдить и заставить умолкнуть людей, съ чуднымъ понятіемъ гласно проповѣдующихъ, что не должно на томъ языкѣ писать, на коемъ 10 милліоновъ говорятъ, который имѣетъ свою силу, свои красоты, неудобоизъяснимыя на другомъ, свои обороты, юморъ, иронію и все какъ будто у порядочнаго языка». Квітка былъ родомъ изъ Харькова, Артемовскій-Гулакъ былъ профессоромъ и потомъ ректоромъ Харьковскаго Университета, гдѣ къ занятіямъ малорусскимъ языкомъ поощряли также Срезневскій, въ качествѣ профессора славянскихъ нарѣчій, Метлинскій, бывшій тогда адъюнктомъ, страстный любитель всего малорусскаго и собиратель малорусскихъ пѣсенъ, и Костомаровъ, занимавшій тамъ скромную должность субъинспектора. Въ сороковыхъ годахъ интересъ къ малорусской народности вмѣстѣ съ Метлинскимъ и Костомаровымъ перешелъ изъ Харькова въ Кіевъ, гдѣ въ 1846 г. образовалось Кирилло-меѳодіевское братство подъ предсѣдательствомъ Костомарова съ участіемъ Бѣлозерскаго, Николая Артемовскаго-Гулака, Навроцкаго, къ {3} которымъ нѣсколько позже присоединились Марковичъ (впослѣдствіи мужъ извѣстной писательницы Марка Вовчка) и др. Украйнофильство этого общества носило характеръ демократическо-освободительный, выразившійся въ борьбѣ съ крѣпостнымъ правомъ, и опиралось на панславистическія основы, такъ какъ члены его мечтали о единеніи между славянскими племенами, среди которыхъ они требовали самостоятельнаго положенія и Малорусамъ. Но правительство признало такія мечтанія политически опасными и болѣе или менѣе тяжко покарало его членовъ и даже кое-кого изъ близкихъ ихъ знакомыхъ, напр., Куліша и Шевченко. Что касается великорусскихъ литераторовъ, то одни изъ нихъ не обратили на своихъ малорусскихъ собратовъ никакого вниманія, другіе же не только встрѣтили ихъ привѣтливо, но и удѣляли имъ мѣсто въ своихъ изданіяхъ. Такъ, статья Квітки противъ Максимовича о малорусскомъ правописаніи, впрочемъ писанная по-великорусски, появилась въ «Маякѣ», а его малорусскія повѣсти: «Салдацький патретъ» и «Божі діти» помѣщены въ «Утренней Звѣздѣ» и въ «Утренней Зарѣ»; нѣсколько «Баёкъ» Гребенки было напечатано въ «Утренней Звѣздѣ», а его переводъ «Полтавы» Пушкина ‒ отчасти тамъ-же, отчасти въ «Московскомъ Телеграфѣ». Свой альманахъ малорусскихъ произведеній разныхъ авторовъ Гребенка собирался выпускать частями при «Отечественныхъ Запискахъ» Краевскаго, но встрѣтилъ препятствіе въ Бѣлинскомъ, завѣдывавшемъ отдѣломъ литературной критики. Отношеніе цензуры къ малорусской письменности было то-же, что и къ великорусской. «Байки» Глѣбова нашли себѣ мѣсто даже въ оффиціальныхъ «Черниговскихъ Вѣдомостяхъ». Итакъ Малорусы, какъ народники и демократы, въ началѣ XIX в. до 40-хъ годовъ его естественно встрѣчали себѣ сочувствіе только у тѣхъ изъ великорусскихъ литераторовъ, которые были наиболѣе свободны отъ западническо-аристократическаго оттѣнка, свойственнаго значительной части великорусской литературы 20-хъ, 30-хъ и начала 40-хъ годовъ, т.е. у тѣхъ, которые слыли у своихъ противниковъ, и отчасти справедливо, за глашатаевъ реакціи. Этимъ объясняется презрительный и даже враждебный взглядъ на нихъ западниковъ, выразившійся особенно рѣзко въ незаслуженномъ и крайне одностороннемъ отзывѣ Бѣлинскаго по поводу сборника «Ластівка», изданнаго Гребенкою въ 1841 г.: «Хороша литература, которая только и дышетъ, что простоватостью крестьянскаго языка и дубоватостью крестьянскаго ума»! И самъ ученый издатель и комментаторъ Бѣлинскаго, С.А. Венгеровъ, объясняетъ этотъ презрительный отзывъ знаменитаго критика его «безсознательно-пренебрежительнымъ отношеніемъ къ «мужицкому» и простонародному», которое замѣчается у него и въ другихъ случаяхъ. Этотъ аристократическій налетъ, сказывавшійся въ великорусской литературѣ вплоть до 50-хъ годовъ, не былъ, конечно, чуждъ и малорусской интеллигенціи, считавшей въ своихъ рядахъ много потомковъ казачьей старшины, но никогда не выражался на малорусскомъ языкѣ именно потому, что эти аристократы, истинные и самозванные, тянули къ своимъ великорусскимъ товарищамъ и вмѣняли себѣ въ обязанность презрѣніе къ простонародной рѣчи, которой нѣкоторые изъ нихъ кстати и не знали. Потому въ дѣлѣ демократизма малорусская литература лѣтъ на 50 обогнала великорусскую. Отсюда и сравнительная близость старшихъ малорусскихъ писателей къ тѣмъ изъ великорусскихъ литераторовъ, которые были на худомъ счету у московскихъ и петербургскихъ либераловъ. Но въ дѣйствительности малорусская литература до половины 40-хъ годовъ отличалась отъ великорусской именно только своимъ глубокимъ, послѣдовательнымъ демократизмомъ, что вполнѣ понятно, такъ какъ {4} малорусская народность была тогда представляема почти только низшими сословіями; а въ другихъ своихъ стремленіяхъ и въ составѣ своихъ дѣятелей украинская письменность была такъ-же разнообразна, какъ великорусская. Работниками на ея нивѣ являлись люди самыхъ различныхъ направленій и состояній: Котляревскій ‒ офицеръ, рѣшительный монархистъ и консерваторъ, Квітка ‒ помѣщикъ, державшійся того-же образа мыслей, Петръ Артемовскій-Гулакъ ‒ профессоръ русской исторіи и также отнюдь не отличавшійся вольнодумствомъ, Гречулевичъ (проповѣди котораго во второмъ изданіи были привѣтствованы «Русскою Бесѣдою», органомъ московскихъ славянофиловъ конца 50-хъ годовъ) ‒ священникъ, искренне заботившійся о духовномъ просвѣщеніи своей паствы, которая говорила только по-малорусски, и т.д. Гроза, разразившаяся надъ Кирилло-меѳодіевскимъ братствомъ приблизительно такимъ-же образомъ, какъ надъ кружкомъ Петрашевскаго, показала великорусскимъ либераламъ, что Украинцы ‒ не сплошь невѣжественные и косные мужики и любители этихъ мужиковъ со всею ихъ темнотою, а правительство усмотрѣло въ намѣреніяхъ братства признакъ того, что вредныя ученія проникли и въ эту, до тѣхъ поръ, какъ оно думало, безразличную среду, и даже преувеличило значеніе этого открытія. Но на дѣлѣ и Кирилло-меѳодіевское братство не было такимъ характеристическимъ явленіемъ, по которому представлялось бы возможнымъ опредѣлить отличительныя черты тогдашняго украйнофильства: сущностью этого направленія было просто литературное и народно-воспитательное движеніе южной вѣтви Русскаго народа, сознавшей себя, какъ этнографическую величину, особую отъ вѣтви сѣверной, имѣвшую свое самостоятельное прошлое и тѣмъ пріобрѣтшую право на развитіе не только тѣхъ свойствъ, которыми она примыкаетъ къ Русскому племени вообще, но и своихъ отличій отъ политически господствующей его части, точно такъ-же, какъ эта господствующая часть развиваетъ свои отличія отъ своихъ южныхъ соплеменниковъ, ‒ движеніе, успѣвшее уже кое что создать на пользу южно-русскаго народа, а слѣдовательно и на пользу всего Русскаго племени. {5}

 

Доклад Комиссии по вопросу об отмене стеснений малорусского печатного слова // Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1905. С. 2‒5.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 23.02 2019

Послѣ сказаннаго понятно, сколько жизни и энергіи должно было внести въ дѣятельность поборниковъ малорусской народности то пробужденіе всего русскаго общества, которымъ отмѣчается вторая половина 50-хъ годовъ. Все то, о чемъ еще недавно едва смѣли мечтать передовые русскіе люди, казалось, готово было осуществиться. Начались толки о близкомъ освобожденіи крестьянъ. Если ожиданіе этого великаго правительственнаго акта возбуждало самыя свѣтлыя и далеко идущія надежды среди Великорусовъ, то каково же было настроеніе народа украинскаго, и въ его дѣятеляхъ, всецѣло преданныхъ демократическимъ идеаламъ, и въ крестьянской массѣ, еще помнившей свободу, которая была отнята у нея всего сто съ небольшимъ лѣтъ тому назадъ? И вотъ къ 60-мъ годамъ мы видимъ небывалое оживленіе въ украинской литературѣ. Много книгъ разнообразнаго содержанія на малорусскомъ языкѣ стало появляться не только на Украйнѣ, но и въ Москвѣ, въ Саратовѣ, особенно въ Петербургѣ. Такъ, въ 1857 г. явились первыя повѣсти Марка Вовчка, изображающія печальное положеніе украинскаго простонародья, преимущественно крѣпостныхъ, драматическія произведенія Ващенка-Захарченка, сборникъ Николая Гатцука «Вжинокъ рідного поля», напечатанный въ Москвѣ, въ типографіи Каткова, выдуманною собирателемъ азбукою, которую онъ предложилъ и въ своей позднѣйшей книжкѣ (1863 г.) «Украінська абетка». Появившійся въ томъ-же 1857 г. по-великорусски историческій романъ Куліша «Чорна рада» {5} (въ «Русской Бесѣдѣ») былъ напечатанъ и по-малорусски въ 1859 году, когда вышелъ и «Малорусскій литературный сборникъ» Д.Л. Мордовцева и др. Съ 1860 до 1863 г. включительно издано нѣсколько дешевыхъ книжекъ для просвѣщенія простого народа: буквари («граматки»), какъ «Домашня наука» Шейковскаго, свѣдѣнія о космографіи и естественныхъ наукахъ, какъ «Дещо про світъ Божій» и т.п., и самъ Катковъ собиралъ деньги на такія изданія. Въ 1861 и 1862 годахъ издавался научно-литературный журналъ «Основа» подъ редакціей Бѣлозерскаго. Въ томъ-же 1861 г. было оффиціально поручено Кулішу перевести на малорусскій языкъ Положеніе о крестьянахъ. Можно было ожидать полнаго расцвѣта малорусской письменности во всѣхъ родахъ, выработки единаго малорусскаго литературнаго языка, осмысленнаго первоначальнаго обученія малорусскаго простого народа посредствомъ родной его рѣчи…

 

Правда, въ это время на горизонтѣ внутренней политики собирались все болѣе и болѣе грозныя тучи, изъ которыхъ можно было ожидать грома, но не въ сторону Малороссіи. А между тѣмъ эта гроза нежданно-негаданно оборвалась отчасти и на нее. Для объясненія этого страннаго «похмелья во чужомъ пиру» слѣдуетъ возвратиться отъ 1863 г. на нѣсколько лѣтъ назадъ. Въ то самое время, какъ Россія готовилась къ освобожденію крестьянъ, Польша мечтала объ освобожденіи изъ-подъ русскаго ига, и польскіе помѣщики правобережной Украйны задумали воспользоваться этими ожиданіями для цѣлей польскаго дѣла, убѣдивъ правительство, что освобожденіе крестьянъ пойдетъ удачно лишь тогда, когда они будутъ достаточно просвѣщены, и такимъ путемъ испросивъ разрѣшеніе на устройство деревенскихъ школъ при помѣщичьихъ домахъ. Образовалось въ Кіевѣ тайное школьное общество для распространенія польщизны въ крестьянской средѣ. Кіевскіе студенты изъ Малорусовъ отвѣтили на эти затѣи въ 1859 году устройствомъ воскресныхъ и другихъ частныхъ низшихъ школъ, къ которымъ вскорѣ присоединилось народное училище въ Бѣлой Церкви, открытое по почину о. Лебединцева, законоучителя тамошней гимназіи, впослѣдствіи протоіерея Софійскаго собора, поборника употребленія малорусскаго языка въ обученіи простого народа и въ проповѣди и перевода Св. Писанія на этотъ языкъ. Въ этихъ школахъ преподаваніе велось какъ по малорусскимъ, такъ и по великорусскимъ книжкамъ. Поляки пустили въ ходъ обвиненіе учителей этихъ школъ въ возбужденіи крестьянства къ мятежу, обзывая ихъ при этомъ хлопоманами, ‒ кличкой, примѣнявшейся впослѣдствіи къ украйнофиламъ и нѣкоторыми великорусскими охранителями, хотя она была изобрѣтена польскими помѣщиками для обозначенія своихъ-же демократовъ. Попечитель Кіевскаго учебнаго округа, Н.И. Пироговъ, подсмѣивался надъ этими доносами, выводя изъ нихъ лишь то, что, значитъ, школы идутъ хорошо, но администрація вдалась въ обманъ, вслѣдствіе чего получались такія странныя явленія, какъ, напр., то, что Кулішева «Граматка», свободно продававшаяся на лѣвомъ берегу Днѣпра, была воспрещена на правомъ. Невѣроятно, но вѣрно, что поляки въ борьбѣ съ украинскими воскресными школами нашли себѣ пособниковъ среди высшаго кіевскаго духовенства. Совокупными усиліями этого страннаго союза былъ вытѣсненъ изъ Кіевскаго Университета ревностный приверженецъ воскресныхъ школъ, популярный между русскими студентами профессоръ русской исторіи Павловъ, состоявшій по назначенію Пирогова инспекторомъ этихъ школъ, но навлекшій на себя непріязнь кіевскаго, впослѣдствіи с.-петербургскаго митрополита Исидора своимъ свободомысліемъ, которое позволило и полякамъ ославить его безбожникомъ и космополитомъ. Какъ-бы для того, чтобы {6} усугубить противуестественность этого похода противъ малорусской народной школы, къ числу враговъ ея присоединилась и редакція еврейской газеты «Сіонъ», пустившая впервые обвиненіе украинцевъ въ «сепаратизмѣ». Это словечко было немедленно подхвачено Катковымъ и, къ сожалѣнію, Иваномъ Аксаковымъ. Къ этому времени, въ 1862 г., подоспѣли петербургскіе пожары, которые Катковъ приписалъ въ значительной мѣрѣ воскреснымъ школамъ. Вслѣдствіе такого извѣта эти школы были закрыты но всей Россіи, и къ 1863 г., когда вспыхнуло польское возстаніе, въ югозападной Руси народное образованіе оказалось почти всецѣло въ польскихъ рукахъ. Правда, въ 1862 г. еще держалась русская школа въ Бѣлой Церкви, и митрополитъ кіевскій Арсеній предписалъ священникамъ своей митрополіи завести приходскія школы, но въ то время, какъ и теперь, эти училища значились больше на бумагѣ, а гдѣ и были, едва влачили жалкое существованіе. Однако петербургскіе украйнофилы тѣмъ менѣе падали духомъ, что нашли энергическаго защитника украинскаго народнаго образованія въ лицѣ министра народнаго просвѣщенія, Головина, назначеннаго по рекомендаціи умнаго, просвѣщеннаго и либеральнаго Великаго Князя Константина Николаевича. Головинъ рѣшительно стоялъ за допущеніе малорусскаго языка въ низшія школы и за распространеніе Евангелія въ малорусскомъ переводѣ, который и былъ предъ тѣмъ представленъ Морачевскимъ правительству для разрѣшенія. Съ цѣлью подготовленія народныхъ учителей въ Кіевѣ была открыта «Временная педагогическая школа», въ которой большинство преподавателей, и при томъ добровольныхъ и безплатныхъ, состояло изъ студентовъ, учившихъ недавно въ воскресныхъ школахъ, но устройство сельскихъ школъ, мысль о которыхъ была сочувственно встрѣчена крестьянствомъ, не могло состояться безъ содѣйствія помѣщиковъ, а на него, конечно, нельзя было разсчитывать. Изданіе малорусскихъ книгъ продолжалось по прежнему, и нѣкоторые изъ украйнофиловъ добивались даже введенія малорусскаго языка въ украинскія училища уже не какъ вспомогательнаго, а какъ главнаго, и въ поддержку этимъ требованіямъ въ журналѣ министерства народнаго просвѣщенія была напечатана статья Лавровскаго о самостоятельности малорусскаго языка («Обзоръ замѣчательныхъ особенностей нарѣчія малорусскаго сравнительно въ великорусскимъ и другими славянскими нарѣчіями»). Однако старанія Головина все чаще разбивались о противодѣйствіе министра внутреннихъ дѣлъ, Валуева, и Св. Синода съ первоприсутствующимъ митрополитомъ Исидоромъ во главѣ. Въ письмѣ къ Головину отъ 18 іюля 1863 г. Валуевъ возражаетъ противъ его заступничества за права малорусскаго языка тѣмъ, что будто-бы такого языка и нѣтъ, а называютъ малороссійскимъ тотъ-же русскій языкъ, лишь испорченный польскимъ, и что замыслы Малорусовъ не только совпадаютъ съ намѣреніями поляковъ, но и чуть-ли не вызваны польскою интригою. Если бы не были извѣстны подлинныя даты тогдашнихъ событій, трудно было-бы повѣрить, что это сказано черезъ полгода послѣ появленія польскихъ мятежныхъ шаекъ. При сопоставленіи доносовъ тѣхъ самыхъ поляковъ, которые тогда уже вполнѣ раскрыли свои карты, невольно вспоминаются знаменитыя слова ксендза въ комедіи Бомарше: «Клевещите, клевещите: изъ этого всегда что-нибудь да останется». Но весьма вѣроятно, что мысль о связи малорусскаго литературнаго движенія съ политическимъ польскимъ внушена не дѣятелями будущаго возстанія, что́ было-бы странно, а дѣло не обошлось безъ участія такихъ лицъ, которыя близко знали еще не за долго до того модныя среди украинскихъ поляковъ «балагульство» и «козакофильство», состоявшія во {7} внѣшнемъ подражаніи малорусскимъ крестьянамъ и прежнимъ казакамъ и отразившіяся въ произведеніяхъ Мальчевскаго, Залѣсскаго, Чайковскаго (Садыкъ-паши) и особенно ‒ Тимка́ Падуры, но не поведшія ни къ малѣйшему сближенію между польскими помѣщиками и ихъ малорусскими крѣпостными. Какъ бы то ни было, враги духовной самостоятельности малорусскаго племени, и чужіе и свои, добились того, что на малорусскую письменность обрушился тяжкій ударъ. Любопытно, что непосредственной причиной его было не какое-либо неблагонадежное сочиненіе на малорусскомъ языкѣ, а упомянутый выше переводъ Евангелія, тщательно, благоговѣйно и умѣло исполненный инспекторомъ Нѣжинскаго Лицея, Филиппомъ Семеновичемъ Морачевскимъ, смотрѣвшимъ на свой трудъ, какъ на богоугодный подвигъ. Когда этотъ переводъ, горячо одобренный и рекомендованный Академіей Наукъ, поступилъ на благословеніе Св. Синода, оттуда онъ былъ посланъ для оцѣнки и заключенія епископу Калужскому Іакову Миткевичу, шефу жандармовъ князю Долгорукому и Кіевскому генералъ-губернатору Анненкову. Изъ нихъ первый сначала склонялся къ одобренію труда Морачевскаго, но потомъ, уступивъ постороннимъ вліяніямъ, объявилъ его излишнимъ при великорусскомъ переводѣ, понятномъ будто бы всякому Малорусу, второй отозвался умѣренно и неопредѣленно, третій призналъ его «опаснымъ и вреднымъ» потому, что существованіе особой малорусской литературы, дозволеніе котораго вытекаетъ изъ дозволенія Св. Писанія на малорусскомъ языкѣ, повлечетъ за собою отторженіе Малороссіи отъ Россійской державы (чѣмъ, сколько извѣстно, повторилъ доводы своего предшественника, Васильчикова). Нечего и прибавлять, что Св. Синодъ не далъ своего благословенія на обнародованіе перевода Морачевскаго. Но дѣло не ограничилось этимъ отказомъ. Мысль, высказанная Анненковымъ, вошла уже въ обиходъ нѣкоторыхъ правительственныхъ сферъ, и 20 іюня 1863 г. состоялось распоряженіе министра внутреннихъ дѣлъ, удостоившееся Высочайшаго одобренія, о пріостановкѣ печатанія книгъ религіозныхъ и учебныхъ на малорусскомъ языкѣ, такъ что примѣненіе этого языка, какъ и сказано прямо въ этой бумагѣ, оказалось разрѣшеннымъ лишь для изящной словесности. Тщетны были протесты Головина: Валуевъ отвѣчалъ на нихъ упомянутымъ выше письмомъ, а его распоряженіе было вскорѣ подтверждено путемъ соглашенія между нимъ и шефомъ жандармовъ (объ этомъ узаконеніи относительно малорусской литературы и о послѣдовавшихъ за нимъ ср. приложенія I и VIII).

 

Украинская литература, полная надеждъ на лучшее будущее, была разомъ пришиблена: ея дѣятелямъ, не смотря на разнообразіе ихъ призваній, оставалось довольствоваться писаніемъ безвредныхъ, но и безполезныхъ разсказиковъ и стишковъ, а если они хотѣли преподать пароду кое-какое поученіе по части сельскаго хозяйства, вопросовъ нравственныхъ или чего-бы то ни было изъ круга знаній, доступныхъ и нужныхъ простолюдину, они были вынуждены, наперекоръ свойству предмета и направленію своихъ способностей, предлагать такое поученіе въ беллетристической формѣ, чему не мало примѣровъ, смѣшныхъ для непосвященнаго въ эту тайну и глубоко прискорбныхъ и досадныхъ для знающаго ее, нетрудно привести вплоть до настоящаго времени.

 

Но стремленіе образованныхъ украинцевъ къ просвѣщенію своей меньшей братіи, любовь къ своему языку, уже испытавшему свои силы на разныхъ поприщахъ, наконецъ, и естественная реакція противъ незаслуженнаго гоненія, почти отнявшаго у нихъ право на пользованіе родною рѣчью, не только спасли ихъ отъ унынія, но и заставили подумать о {8} средствахъ къ удовлетворенію своей законной потребности въ словесномъ общеніи съ непросвѣщенными земляками. Это средство было подъ рукою: за австрійскимъ рубежомъ, въ Галиціи, такіе-же Малорусы, какъ наши, говорятъ, пишутъ и печатаютъ на своемъ языкѣ невозбранно. И вотъ, литературная работа украинцевъ переносится во Львовъ къ великой пользѣ и гордости Австріи, но и къ не меньшему, если не еще большему, вреду и униженію Россіи. Со второй половины 60-ыхъ годовъ Галицкая малорусская письменность начала расширяться и совершенствоваться въ такой мѣрѣ, о какой при своихъ мѣстныхъ силахъ она едва-ли когда могла бы мечтать (ср. приложеніе IV). Нисколько не умаляя дарованій и учености зарубежныхъ Малорусовъ, можно смѣло сказать, что, помимо значенія всякаго прилива новыхъ сотрудниковъ, присоединеніе къ нимъ соплеменниковъ изъ Россіи имѣло для поднятія ихъ литературы важность особенную, такъ какъ 1) даровитыхъ людей между нашими Малорусами должно быть больше, чѣмъ у австрійскихъ, уже по той простой причинѣ, что первые чуть не въ десятеро многочисленнѣе послѣднихъ (ср. приложеніе IX), 2) наши, отчасти по той-же причинѣ, гораздо богаче зарубежныхъ. И всѣ эти дарованія и деньги, которыя, будучи употреблены на мѣстѣ, принесли бы Россіи неисчислимую пользу, стали уходить за границу на созданіе такого умственнаго центра, на который почти всякій украинскій писатель съ тѣхъ поръ всецѣло возлагаетъ свои надежды, если въ своемъ литературномъ творчествѣ выйдетъ изъ тѣсныхъ рамокъ безразличной беллетристики. А между тѣмъ такой центръ могъ бы, ‒ нѣтъ! долженъ былъ бы находиться въ предѣлахъ Россійской Имперіи, въ которой живетъ огромное, подавляющее большинство малорусовъ. Но и для этого большинства перенесеніе литературной дѣятельности въ Галицію послужило далеко не полнымъ вознагражденіемъ за утрату права на родное слово въ отечествѣ. такъ какъ сочиненія, написанныя въ Россіи и напечатанныя во Львовѣ, лишь рѣдко доходили до тѣхъ, кому они были предназначены, и такимъ образомъ по большей части не достигали своей главной цѣли, а необходимѣйшій источникъ духовнаго просвѣщенія, Св. Писаніе, которымъ галицкіе Малорусы свободно пользуются въ переводѣ на ихъ родной языкъ, было доступно украинскому простонародью лишь въ церковно-славянскомъ или въ великорусскомъ переводѣ, что равняется тому, что оно вовсе не было ему доступно. Какая тяжкая ошибка съ точки зрѣнія политики, и внутренней и внѣшней! И какъ она очевидна, особенно послѣ того, что́ уже случилось! И тѣмъ не менѣе эта роковая ошибка не только не была исправлена, но черезъ 13 лѣтъ еще усугублена. {9}

 

Доклад Комиссии по вопросу об отмене стеснений малорусского печатного слова // Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1905. С. 5‒9.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 24.02 2019

Распоряженіе 1863 г., какъ и всѣ подобныя ему мѣры, вызванныя не дѣйствительными потребностями государства, а кабинетными соображеніями отдѣльныхъ государственныхъ людей, не всегда ясно отличающихъ явленія жизни отъ ихъ бумажнаго отраженія, сначала исполнялось неукоснительно, но къ 70-ымъ годамъ, послѣ того, какъ правительственный персоналъ отчасти измѣнился, недовѣріе къ Малорусамъ какъ-бы ослабѣло. Въ 1872 г. было разрѣшено устройство южно-русскаго отдѣла Географическаго Общества въ Кіевѣ. Это учрежденіе объединило и оживило дѣятельность украинскихъ статистиковъ, этнографовъ и другихъ ученыхъ, занимавшихся изслѣдованіемъ своей родины, и совершенно естественно выдвинуло снова на очередь вопросъ о народномъ обученіи. Въ 1873 г. Костомаровъ вновь завелъ рѣчь о популярно-научныхъ книгахъ. Но снова явилось и недоброжелательство. М. Юзефовичъ, въ 1863 г. издавшій брошюру «La question Russo-polonaise jugée par un petit-russien» въ доказательство полной {9} независимости малорусскихъ интересовъ отъ польскихъ, въ 70-ыхъ годахъ уже тайный совѣтникъ и предсѣдатель Кіевской археографической коммиссіи, забилъ тревогу въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ» и въ «Кіевлянинѣ». Его сообщенія были приняты къ свѣдѣнію, и въ 1876 г. въ Петербургѣ собралась коммиссія изъ министровъ внутреннихъ дѣлъ и народнаго просвѣщенія, оберъ-прокурора Св. Синода, шефа жандармовъ и Юзефовича. Въ этой коммиссіи было рѣшено наложить слѣдующія ограниченія на малорусскую письменность: 1) ввозъ малорусскихъ какихъ-бы то ни было книгъ и брошюръ изъ-за границы воспретить, 2) печатаніе и изданіе малорусскихъ произведеній и переводовъ въ Имперіи воспретить, кромѣ: а) историческихъ документовъ и памятниковъ и б) произведеній изящной словесности, изъ которыхъ первые предписано печатать съ соблюденіемъ правописанія подлинниковъ, а вторые ‒ безо всякихъ отступленій отъ общепринятаго русскаго (т.е. великорусскаго) правописанія и только по разсмотрѣніи рукописей въ Главномъ Управленіи по дѣламъ печати, 3) малорусскія сценическія представленія и чтенія, а также слова при нотахъ воспретить. Эти постановленія были представлены Императору Александру II, лѣчившемуся въ то время въ Эмсѣ, и тамъ удостоились Высочайшаго утвержденія. Такъ состоялся законъ 18/30 мая 1876 г. Но обнародованъ онъ не былъ, и тѣ, которыхъ онъ ближе всего касался, догадывались объ его существованіи мало по малу, не получая книгъ, выписываемыхъ ими изъ Галиціи, терпя отказы въ пропускѣ своихъ произведеній, написанныхъ безъ ѣ и ы, тщетно добиваясь разрѣшенія малорусскаго спектакля или концерта или находя въ рукописяхъ своихъ сборниковъ малорусскихъ пѣсенъ пощаженными только ноты. Въ Великой Россіи многіе узнали объ этомъ законѣ впервые года черезъ два или три по его утвержденіи изъ статьи въ Revue des deux mondes «La liberté en Russie», куда свѣдѣнія о немъ проникли, можетъ быть, изъ брошюры Драгоманова, представленной имъ парижскому съѣзду литераторовъ. Но явно-ли, тайно-ли, этимъ закономъ малорусская письменность въ Австріи была еще болѣе отрѣзана отъ русскихъ интересовъ и окончательно сдѣлана орудіемъ протеста и враждебной русскому правительству пропаганды, а въ Россіи отдана на полный произволъ цензурѣ или, вѣрнѣе, личному усмотрѣнію того или другого начальника Главнаго Управленія по дѣламъ печати или его помощниковъ, и для того, чтобы напечатать «И шуме и гуде, дрібний дощик иде», приходилось обращаться во Львовъ. И среди этихъ новыхъ ограниченій оказывается одна льгота сравнительно съ распоряженіемъ 1863 г.: разрѣшено издавать историческіе памятники и документы. Какому благодѣтелю малорусская литература обязана этимъ частичнымъ расширеніемъ правъ? По всей вѣроятности, самому виновнику этого суда надъ украинской письменностью, предсѣдателю Кіевской археографической коммиссіи, которому обнародованіе документовъ было, конечно, весьма желательно, но казалось неудобнымъ, хотя и не совсѣмъ невозможнымъ, въ обходъ закона послѣ того, какъ онъ самъ явился въ нѣкоторомъ родѣ законодателемъ.

 

Съ закономъ 1876 г., какъ и слѣдовало ожидать, повторилось то-же, что́ было съ закономъ 1863 г., только чуть-ли не еще скорѣе, и на первый разъ вслѣдствіе не какихъ-либо украйнофильскихъ происковъ, а произвола или недоумѣнія цензурнаго вѣдомства. 26 іюля 1876 г. духовная цензура запретила представленное ей С.-Петербургскимъ комитетомъ цензуры иностранной галицкое изданіе «Оповѣдане про жите св. мученикôвъ Бориса и Глѣба», какъ написанное по-малорусски; но иностранная цензура обратила вниманіе Главнаго Управленія на то, что книжка напечатана {10} церковными буквами, ‒ и Главное Управленіе разрѣшило ее. Судя по тому, что это распоряженіе было повторено 1 апрѣля 1880 г., оно осталось тогда безъ исполненія, но во второй разъ оно должно было возъимѣть надлежащее дѣйствіе, будучи подкрѣплено соображеніемъ, что употребленіе церковнаго шрифта «въ малороссійскихъ изданіяхъ представляется весьма желательнымъ», хотя, если-бы, напримѣръ, пѣсенка въ родѣ «Ой, Семене, Семене, Чом не ходиш до мене?» появилась отпечатанною буквами Св. Писанія и богослужебныхъ книгъ, такое противорѣчіе формы съ содержаніемъ неизбѣжно вызвало-бы репрессію со стороны той-же цензуры, которая нашла-бы въ немъ ‒ и совершенно справедливо ‒ нѣчто весьма похожее на кощунство. Объ ослабленіи бдительности Главнаго Управленія позволительно догадываться по тѣмъ случаямъ, въ которыхъ можно установить, по крайней мѣрѣ, предварительную работу мѣстныхъ цензурныхъ комитетовъ и цензоровъ надъ малорусскими рукописями, представленными для разрѣшенія къ печати. 9 іюня 1878 г. Одесскому временному присутствію по внутренней цензурѣ было предписано представлять рукописи на малороссійскомъ нарѣчіи не иначе, какъ съ заключеніемъ о содержаніи ихъ въ чисто цензурномъ отношеніи, изъ чего, повидимому, слѣдуетъ, что оцѣнка сочиненій по существу предоставлялась мѣстной цензурѣ. За то съ формальной стороны Главное Управленіе отнюдь не отказывалось отъ своего авторитета, какъ видно, напр., изъ запрещенія поэмы В. Бѣлаго «Марко проклятый» (1 апрѣля 1878 г.), уже просмотрѣнной С.-Петербургскимъ цензурнымъ комитетомъ и отпечатанной въ корректурѣ, за то, что авторъ пишетъ і вмѣсто и. Вѣрность закону 1876 г. проявилась и въ запретѣ, наложенномъ 26 мая того-же года на третій выпускъ «Збирныка писень» Лисенка (съ одобреннымъ цензурой правописаніемъ), но 25 мая слѣдующаго года была «дозволена къ обращенію въ Россіи» учебная книга «Руска читанка для высшои гимназіи. Уложивъ Александеръ Барвиньскій. У Львовѣ. 1870» въ трехъ частяхъ, и состоялось это разрѣшеніе въ отвѣтъ на запросъ все той-же иностранной цензуры, въ тѣ годы, очевидно, болѣе свободомысленной, нежели внутренняя.

 

Либеральныя вѣянія 1880 г. отразились и на малорусской литературѣ. 8 декабря этого года съ Высочайшаго соизволенія была внесена Костомаровымъ въ Академію Наукъ премія его имени за составленіе малорусскаго словаря. 12 января 1881 г. Кіевскій (нынѣ Варшавскій) генералъ-губернаторъ М.И. Чертковъ вошелъ къ министру внутреннихъ дѣлъ съ длинной запиской, исходнымъ пунктомъ которой послужила просьба Лисенка о допущеніи третьяго выпуска его сборника малорусскихъ пѣсенъ, напечатаннаго въ Лейпцигѣ, къ обращенію въ Россіи, а дальнѣйшее содержаніе направлено на защиту Малорусовъ отъ подозрѣній въ сепаратизмѣ и на доказательство возможности полнаго уравненія малорусскихъ литературныхъ и музыкальныхъ произведеній въ правахъ относительно цензуры съ великорусскими. 13-го того-же января временный Харьковскій генералъ-губернаторъ князь Дондуковъ-Корсаковъ по поводу двухъ присланныхъ ему малорусскихъ книгъ также представилъ обширную, но довольно неопредѣленную записку о правахъ малорусскаго языка, впрочемъ отчасти въ пользу малорусской письменности и, между прочимъ, сценическихъ представленій, исполненія пѣсенъ и печатанія ихъ съ текстами. Слѣдствіемъ этихъ записокъ былъ докладъ министра внутреннихъ дѣлъ графа Н.П. Игнатьева Императору Александру III и Высочайшее повелѣніе о пересмотрѣ правилъ 1876 г. Состоялось особое совѣщаніе при участіи тайнаго совѣтника К.П. Побѣдоносцева, статсъ-секретарей Островскаго и Сельскаго и исправляющаго должность начальника Главнаго Управленія по дѣламъ печати, гофмейстера {11} князя Вяземскаго. На этомъ совѣщаніи было рѣшено правила 1876 г. сохранить, но дополнить слѣдующими постановленіями: 1) разрѣшить печатаніе малорусскихъ словарей подъ условіемъ соблюденія правописанія или общерусскаго или употреблявшагося не позже XVIII в.; 2) разрѣшеніе сценическаго представленія малорусскихъ пьесъ и публичнаго исполненія малорусскихъ пѣсенъ и куплетовъ, дозволенныхъ цензурою, поставить въ зависимость отъ усмотрѣнія высшихъ мѣстныхъ властей въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ, а допущеніе печатанія малорусскихъ текстовъ при нотахъ, не иначе, какъ съ соблюденіемъ обще-русскаго правописанія, предоставить Главному Управленію по дѣламъ печати; 3) воспретить устройство спеціально малорусскаго театра и формированіе труппъ для исполненія исключительно малорусскихъ пьесъ. Эти постановленія были Высочайше утверждены 8 октября 1881 г., но не обнародованы, а лишь сообщены соотвѣтствующимъ органамъ управленія «конфиденціально». Данныя, на которыхъ построены эти постановленія, очевидны: это ‒ премія Костомарова за составленіе малорусскаго словаря, которую странно было-бы отклонить, и съ одной стороны ходатайства Кіевскаго и Харьковскаго генералъ-губернаторовъ за малорусскую сцену и пѣсню, а съ другой ‒ страхъ передъ возможностью возникновенія особаго малорусскаго театра, усиленный, конечно, старымъ призракомъ украинскаго сепаратизма, какъ можно заключить изъ дважды повтореннаго требованія такъ называемаго обще-русскаго правописанія.

 

Итакъ, Высочайше предписанное разсмотрѣніе закона 1876 г., который и самъ далеко не былъ свободенъ отъ вліянія случайности, было произведено не на основаніи всесторонняго изученія вопроса, а при помощи лишь кое-какого новаго матеріала, случайно попавшаго подъ руку. Впрочемъ, называя данныя закона 1881 г. случайными, мы должны оговориться. Случайны они только въ смыслѣ своей неполноты, но никакъ не происхожденія: одновременное заступничество обоихъ высшихъ представителей администраціи на Украйнѣ за духовные интересы мѣстнаго населенія, хотя, можетъ быть, и было вызвано непосредственно какимъ-нибудь запросомъ сверху, важно само по себѣ въ качествѣ краснорѣчиваго свидѣтельства о давно назрѣвшихъ потребностяхъ ввѣреннаго имъ края, ‒ свидѣтельства, тѣмъ болѣе цѣннаго, что его нельзя заподозрѣть ни въ преступной тенденціозности, ни въ легкомысленной поспѣшности. М.И. Чертковъ, вѣрность котораго видамъ Государства и административная опытность не могутъ быть подвержены ни малѣйшему сомнѣнію, счелъ своимъ долгомъ вступиться за права малорусской литературы въ полномъ ея объемѣ; князь Дондуковъ-Корсаковъ не пошелъ въ своей запискѣ такъ далеко, потому что не былъ чуждъ ходячаго въ нѣкоторыхъ сферахъ недовѣрія къ Малорусамъ, однако былъ вынужденъ приблизительно къ такому-же отзыву вѣскими фактами, на нѣкоторые изъ которыхъ онъ и ссылается. {12}

 

Доклад Комиссии по вопросу об отмене стеснений малорусского печатного слова // Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб.: Тип. Императорской академии наук, 1905. С. 9‒12.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 13.02 2020

До сего времени появилось очень много мнѣній и правилъ относительно правописанія для языка Украинскаго; но большая часть сподвижниковъ на семъ поприщѣ отличались или любовію къ чумацкой грубости выговора, или {19} чопорностію и многообразіемъ своихъ правилъ. Болѣе другихъ любопытны мнѣнія Максимовича, изложенныя въ Предисловіи къ его собранію Малороссійскихъ пѣсень. Видно, Максимовичъ вѣрно подслушалъ мѣстные выговоры; но его правописаніе, будучи совершенно противно общему мнѣнію и употребленію, заведенному издавна, и притомъ неполно выражено въ правилахъ, не можетъ быть употребляемо вездѣ и всегда. Надобно было сохранить правильность выговора, не отдаляясь отъ общественнаго употребленія, ‒ и между тѣмъ, для пользы самаго же языка не оставить безъ вниманія этимологію. Я нарочно {20} пересматривалъ всѣ лѣтописи, бумаги, письма, ‒ словомъ все, что попадалось мнѣ подъ руки писаннаго на Украинскомъ языкѣ; прислушивался къ различнымъ мнѣніямъ; и, наконецъ, сообразивши все, вывелъ для себя свои правила правописанія Украинскаго. Я почитаю ихъ самими лучшими; но, будучи подверженъ возможности ошибаться, отдаюсь на судъ и толки знатоковъ. Можетъ быть въ моихъ правилахъ найдутся ошибки, недомолвки, перемолвки и т.п. Можетъ быть ‒ а чего не можетъ быть? ‒ Можетъ быть вся связь моихъ правилъ есть одна огромная ошибка. Впрочемъ я вовсе не думаю о самолюбивомъ защищеніи себя и своего; мнѣ {21} даже гораздо пріятнѣе будетъ встрѣтить противниковъ доказательствами неосновательности и неправильности моихъ мненій, нежели защитниковъ съ похвалами: только отъ первыхъ могу ожидать истиннаго сужденія. И такъ:

 

1. Согласныя буквы я пишу всегда слѣдуя выговору народному, исключая буквъ ф и хв: Украинцы выговариваютъ ф какъ хв, а хв какъ ф.

 

2. Полугласныя буквы также пишутся по выговору, исключая одинъ случай, когда должно показать корень, напр. въ словѣ вîйсько (войско) й не выговаривается, но его должно писать, ибо не видно будетъ происхожденія слова; ь въ семъ {22} словѣ хотя и не нуженъ по происхожденію, но его требуетъ выговоръ.

 

3. Гласныя буквы. Между ними различить должно твердыя отъ мягкихъ:

 

Твердыя: а, е, и, ы, о, у.

 

Мягкія: я, е́, î, û, и́, ё, ю.

 

Твердыя: а, о, у, ‒ выговариваются и употребляются какъ и въ Русскомъ языкѣ; е, употребляясь также какъ въ Русскомъ языкѣ, выговаривается твердо, какъ Русское э, или Французское è; и, ы, ‒ употребляются тамъ же гдѣ и по Русски, но выговариваются иначе, оба какъ Польское или Богемское y, т.е. не много мягче Русскаго {23} ы, имѣя срединный звукъ между Русскимъ ы и э.

 

Мягкія вообще выговариваются какъ и по Русски, съ тою разницею, что предъ каждою изъ нихъ слышится полугласная ь; напр.: люди ‒ какъ льюди; ѣхать, по Укр. ûхати, выговар. ьихати. Буквы: я, е, ю, ‒ употребляются тамъ же, гдѣ по Русски; буквы: е́, û, ‒ тамъ гдѣ твердыя е, и ‒ выговариваются мягко; î, û, ‒ гдѣ коренная буква измѣнилась въ звукъ мягкаго и.

 

Изъ твердыхъ гласныхъ буквъ слѣдующія: е, і, и, ы ‒ выговариваютъ мягко, если предъ ними стоитъ другая гласная буква. {24}

 

[Срезневский И.И.] Запорожская старина. Ч. 1. Харьков: Университетская тип., 1833. С. 19‒24.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 28.07 2020

....Да въ твоей же государеве грамоте написано: (отпи)сатъ бы къ тебѣ, государю, какимъ языкомъ Александръ (говор)илъ, і умѣетъ ли руской или словенской какой (грамот)е. И о томъ мы холопи твои писали (къ те)бѣ государю съ мецняниномъ сывашкомъ Овсяни(ковымъ), да и ныне, государь, въ розговорехъ ево спра(шивали, умѣетъ ли) грамоте руской или словенской какой.... И Александръ сказалъ, что онъ руские (грамо)ты слова многие знаетъ, а словенской (гра)моте не учился, потому что пробы(валъ во м)ногихъ государьствахъ; а руские де грамо(ты по немно)гу честь маленько умѣетъ, примѣрива(ясь къ се)рбской и къ болгарской рѣчи, а иное де научилъ е(во) попъ Ѳилипъ. I вѣрую во единово Бога и Царю небесный, и иные стихи и псалмы по руски попъ Ѳилипъ ево выучилъ. I въ тѣ поры я холопъ твой Гришка, съ Александромъ говоря въ розговорехъ отъ книгъ, говорилъ Царю небесный и Отче нашъ и вѣрую во единого Бога по гречески, и которое, государь, слово и я холопъ твой молу (sic) по гречески, а Александръ то жъ слово выговоритъ по русски все, не само чиста руская рѣчь, а не по польски и не по украински. А попа, государь, Ѳилипа велено намъ роспросити особно, какъ онъ съ Александромъ поѣхалъ, на время ли, или вездѣ съ нимъ быть, а {260} будутъ, и опасаетца тово гораздо, нѣшто увѣдали то король і паны рада, что митрополитъ Александра въ Московское государьство отпустилъ, и за то бъ ево не казнили і съ Московскимъ бы государствомъ мирново постановенья не нарушили, и что про то на сейму ни объявитца, и митрополиту бъ послать съ подлиннымъ вѣдомомъ къ государю и къ святѣйшему патриарху ево жъ Ѳилипа тотчасъ, хотя будетъ і не на Путивль, иною дорогою, наскоро, чтобъ имъ государемъ то, что король и паны рада на сойму уложатъ, вѣдати. И по грехомъ де у нево митрополичьи грамоты (вз)яли въ Путивле воеводы, а онъ здѣсь (заде)ржанъ, а что надъ митрополи(томъ) учинилося, тово онъ не вѣдаетъ; и онъ де билъ челомъ государю і великому государю (святей)шему патриарху, чтобъ они государи (по)жаловали, задержать ево не велѣли. {261}

 

Донесение царских следователей о желании Александра Ахии вернуться в свои земли через Дон или через Киев [Переписка об Александре Ахии, претенденте на цареградский престол. 1625–1626 (Гл. арх. Мин. ин. д., Дела малор., св. 1-я.)] // Кулиш П.А. Материалы для истории воссоединения Руси. Т. 1: 1578–1630. М.: Тип. А.А. Гатцука, 1877. С. 260–261.

 

http://archive.org/d...e/n286/mode/1up

 

 

– Генваря, государь, въ 30 день въ твоей государеве грамоте написано къ намъ холопемъ твоимъ отписати бъ къ тебѣ государю наскоро тотчасъ: какимъ языкомъ Александръ Ахия съ съ нами говорилъ: польскимъ ли, или по руски, или по украински, какъ говорятъ въ Литвѣ на Украине, и какое на немъ платье, і умѣетъ ли руской или словенской грамоте?

 

И Александръ Ахия съ нами холопи твоими говорилъ по польски, а иное кабы по сербски, а иные немногие слова и по руски, впрямь, а не такъ какъ говорятъ на Украине, и не такъ какъ говоритъ киевской попъ Ѳилипъ; а больши говорилъ по польски. А грамоте, государь, болгарской и сербской, сказывалъ, не умѣетъ, (а) по руски умѣетъ ли, токо невѣдомо. А какъ я хо(лопъ т)вой на столѣ въ тетрать рѣчи (ево пи)салъ, и онъ слова многие знаетъ і называлъ (в)прямь по руски, какъ которое слово і въ азбуке (нап)исано. Да и самъ, государь, Александръ съ нами (хо)лопи твоими говорилъ, что онъ руские грамоты честь маленько умѣетъ, а слова де многие знаетъ потому, что де сербская грамота съ рускою во многихъ словахъ сходитца. Да и попъ Ѳилипъ намъ холопемъ твоимъ сказывалъ, что Александръ съ нимъ псалтырь чтетъ по сербски съ руского обычая, и говоритъ де ему Ѳилипу, чтобъ онъ поучилъ ево Александра грамоте по руски, а {272} какъ онъ будетъ въ своихъ земляхъ, і онъ къ нему попу Ѳилипу своего учителя пришлетъ или ему велитъ къ себѣ быть, и научитъ ево по гречески или какъ онъ захочетъ. I вѣрую во единаго Бога говоритъ по руски, а выучилъ у попа Ѳилипа. А платье, государь, Александръ носитъ все по польски, да и люди ево платье носятъ по польски жъ, і въ хохлахъ. I приставъ, государь, ево, голова стрелецкой Данило Пузиковъ, сказываетъ намъ холопемъ твоимъ, что у него въ дороге, ѣдучи отъ Путивля, виделъ и ныне во Мценску видитъ въ житьѣ і вь ѣстве і во всякомъ чину по польскому обычаю все; а говоритъ де съ попомъ и съ людьми по польски; а которые де слова отъ попа Ѳилипа и отъ ево людей таитъ, і онъ съ людьми своими говоритъ по турски, а попъ Ѳилипъ и люди ево по турски не знаютъ ничево. {273}

 

Донесение царских следователей о языке и обычае Александра Ахии // [Переписка об Александре Ахии, претенденте на цареградский престол. 1625–1626 (Гл. арх. Мин. ин. д., Дела малор., св. 1-я.)] // Кулиш П.А. Материалы для истории воссоединения Руси. Т. 1: 1578–1630. М.: Тип. А.А. Гатцука, 1877. С. 272–273.

 

http://archive.org/d...e/n298/mode/1up

 

 

Это одни из самых ранних упоминаний современного названия украинского языка. Вполне возможно, что само наименование языка "украинский" является русским по происхождению, подобно термину "украинцы".

Ответить

Фотография ddd ddd 24.02 2021

Накануне Первой мировой войны во Львове (он тогда назывался Лемберг и входил в состав Австро-Венгрии) существовало сильное русофильское движение, которое активно полемизировало с местными украинскими организациями. Одним из  главных изданий галицких русофилов была газета «Галичанин», которая регулярно комментировала материалы «Дiла (http://nlr.ru/res/in...ecord_ID=146897)» (Национальная библиотека Украины охарактеризовала это издание как «Перша українська щоденна газета», «Первая украинская ежедневная газета»)
 
Весьма показательна следующая статья, опубликованная в «Галичанине» 29 октября(11 ноября) 1908 года (https://t.me/otdel_gazet_RNB/1239):
«Главным козырем сепаратистов в обосновании их сепаратистских тенденций состоит старая фраза, что русский литературный язык  для малороссов не понятен и потому чужд. Между тем, в одной только передовой статье 244-го номера «Дїл-а», напечатано целых 60 строк на чистом литературном русском (по-украински «московском») языке без всякого перевода. Впрочем, в каждом почти номере читатели «Дїл а» в форме полемики с русскими газетами получают громадный процент статей, писанных на русском языке.
 
Позволю себе спросить «шанiбну» редакцию «Дїл а»: как она смеет кормить своих «читачiв» языком, для них совсем чужим и непонятным, языком, которому они никогда не учились. А если все-таки подписчики  «Дїл а» читают статьи на русском языке и понимают их, то видно, что язык сей им не чужд, что он их родной. Или «Дїло», быть может, пишет для своих подписчиков статьи не на то, что они их читали и понимали, а только на то, чтобы смотрели на них, как на иероглифы?»

 

«Галичанин» 29 октября(11 ноября) 1908 года:

photo_2021-02-24_12-13-02.jpg

Ответить