←  Новое время

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Генри Сент-Джон Болингброк

Фотография andy4675 andy4675 29.08 2016

Письма об изучении и пользе истории:

 

http://publ.lib.ru/A...k_G.S.-Dj..html

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.12 2016

Бóлингброк, виконт (англ. Bolingbroke) (Генри Сент-Джон, 16.09.1678, Баттерси ‒ 12.12.1751, там же) ‒ британский государственный деятель и философ. Окончил Итон-колледж в Оксфорде, после чего путешествовал по Европе, изучая языки, историю и культуру разных стран. Вернувшись на родину (1700), занялся политикой. С 1701 ‒ депутат Палаты общин, поддерживал тори и лично спикера Палаты Р. Харли. Во время Войны за испанское наследство был военным министром (1704‒1708), но покинул этот пост после увольнения Харли с должности государственного секретаря. В 1710 они вместе вернулись в большую политику: Харли возглавил правительство, а Б. стал государственным секретарем (1710‒1714). Сблизившись с Дж. Свифтом, Б. использовал его литературный дар в полемике с вигами и для агитации за скорейшее заключение мира с Францией. В 1712 Б. начал сепаратные переговоры о мире в обход союзников ‒ Нидерландов и Австрии. За успешное заключение Утрехтского мира 1713 получил титул виконта. Вскоре после этого отношения между Б. и Харли испортились. Попытки Свифта примирить их оказались тщетными. В июле 1714 Харли ушел в отставку; а после смерти королевы Анны Стюарт в августе был уволен и Б., начавший подготовку к возведению на трон Претендента ‒ Якова-Эдуарда Стюарта. В 1715, боясь наказания, Б. бежал в Париж и в 1716 стал секретарем при дворе Претендента. В Лондоне Б. объявлен изменником, его владения конфискованы. Однако вскоре последовал конфликт и разрыв отношений с Претендентом. Б. предпринял попытку получить амнистию и вернуться на родину, но неудачно. Тогда он купил небольшое имение близ Орлеана, где провел несколько лет, занимаясь литературным трудом и философией. Его навещали многие французские знаменитости, в том числе Вольтер. В 1723 Георг I даровал Б. прощение и разрешил вернуться в Великобританию, в 1725 Б. получил назад и конфискованные у него ранее поместья. Б. купил виллу в Даули (близ Уэксбриджа), превратив ее в своего рода интеллектуальный клуб. Здесь бывали Свифт, А. Поуп, Дж. Гэй, Вольтер. Издавал еженедельник «Ремесленник» (Craftsman), где печатал свои эссе, в том числе «Рассуждение о партиях» (Dissertation on Parties). Осознав безнадежность попыток вернуться в политику, Б. в 1735 уехал во Францию и прожил там до 1744, написав «Письма об изучении и пользе истории» (Letters on the Study and Use of History) с критикой христианства. Живя во Франции, время от времени посещал и Британию. В 1738 некоторое время был советником Фредерика, принца Уэльского, находившегося в оппозиции к собственному отцу Георгу II; написал для него эссе «Идея о Короле-Патриоте» (On the Idea of a Patriot King). В 1744 Б. окончательно вернулся в Англию. Последние годы жизни провел в родовом поместье Баттерси.

 

Б. был ярчайшим представителем раннего английского Просвещения, выразителем идей эмпиризма и сенсуализма. Идя за Локком, он утверждал, что мир познается через ощущения и последующую рефлексию. Посредством чувственного восприятия вырабатываются «простые идеи», которые становятся своеобразным сырьем для идей более сложных. Предметы воздействуют на чувства, так же как воля воздействует на части тела, хотя природа такого воздействия не поддается объяснению. Б. полагал, что у разума в познании сущего есть естественные пределы. Как многие современники, Б. был деистом. Он верил в существование трансцендентного и непостижимого человеческому разуму Бога-творца, создавшего совершенный мир. Божественная этика недоступна людям, нравственность которых ограничена, ибо они являются детьми природы. Человеческая мораль вытекает из законов природы, и хотя природа создана Богом, сама по себе она не отражает божественной сути. Христианство, согласно Б., изначально являлось простой, «естественной» религией, но заветы первоначального христианства были извращены ритуалами и заимствованиями из неоплатонизма и других философских школ. Б. отвергал молитву, идею непосредственного контакта с Богом, использование распятия и сомневался в бессмертии души.

 

Соч.: Письма об изучении и пользе истории. М., 1978; Works. 5 vols. London, 1754.

 

Лит.:  Barrell R. A. Bolingbroke and France. Lanham, 1988; Kramnick I. Bolingbroke and his Circle: the Politics of Nostalgia in the Age of Walpole. Ithaca (New York), 1992; Varey S. Henry St. John, Viscount Bolingbroke. Boston, 1984; Просветительское движение в Англии. М., 1991.

 

Кондратьев С.В. Болингброк, виконт // Российская историческая энциклопедия

 

http://www.olmamedia...bolingbrok.html

Ответить

Фотография Ученый Ученый 25.12 2016

Во времена Французской революции англичане  осуждали французов за анархию и террор и гордились тем, что в Англии сохранялся закон и порядок. А во времена Луи 14 картина была противоположная - Англия погрузилась в междоусобицы и коррупцию, а во Франции царил относительный порядок.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.12 2016

Во времена Французской революции англичане  осуждали французов за анархию и террор и гордились тем, что в Англии сохранялся закон и порядок. А во времена Луи 14 картина была противоположная - Англия погрузилась в междоусобицы и коррупцию, а во Франции царил относительный порядок.

В 1648-1653 гг. внутри Франции происходила смута - две Фронды действовали против правительства, возглавляемого Дж. Мазарини. Позже против Людовика не раз вспыхивали восстания.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 26.12 2016

 

Во времена Французской революции англичане  осуждали французов за анархию и террор и гордились тем, что в Англии сохранялся закон и порядок. А во времена Луи 14 картина была противоположная - Англия погрузилась в междоусобицы и коррупцию, а во Франции царил относительный порядок.

В 1648-1653 гг. внутри Франции происходила смута - две Фронды действовали против правительства, возглавляемого Дж. Мазарини. Позже против Людовика не раз вспыхивали восстания.

 

Фронда это масштабная гражданская война, но все же несравнимая с тем хаосом, который сопровождал падение династии Стюартов. Одно чередование монархов чего стоит - Карл 2, Яков 2, Вильям 3, Анна, Георг 1 - ни одного перехода престола от отца к сыну. Потом Фронда была восстанием против А.Австрийской и Мазарини, а не против малолетнего короля. В Англии же Карла 1 казнили, Карлу 2 пытались запретить назначить наследника, Якова 2 изгнали, Вильяма 3 попрекали тем, что он был иностранцем и всячески ограничивали. Только к Анне Стюарт и Георгу 1 претензий не было - они были глупы, ленивы и покрывали самую разнузданную коррупцию.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 28.12 2016

Потомок старинного дворянского рода, Генри Сент-Джон, будущий лорд Болингброк, родился 1 октября 1678 г. в поместье Баттерси, недалеко от Лондона. Для атмосферы, царившей в этом дворянском гнезде, характерно равнодушие «эпикурейца» отца, являвшегося гостем в собственном доме и чувствовавшего себя как дома в увеселительных заведениях Лондона, всепрощение больной матери и строгие предписания пуританской нравственности, олицетворявшейся дедушкой и бабушкой. Трудно сказать, каким сформировался бы характер мальчика, если бы последние полностью не взяли на себя его воспитание. Они привили ему трудолюбие, развили прирожденную любознательность и пытались обуздать бившую через край энергию чтением Библии и пастырскими увещаниями. Известно, что Генри Сент-Джон учился в аристократическом колледже в Итоне, однако его пребывание в университете ничем не засвидетельствовано24. Тот же факт, что в 1702 г. он был удостоен степени почетного доктора в Оксфорде, сам по себе еще не может служить свидетельством того, что он учился в одном из колледжей этого университета.

 

Так или иначе, но к 1697 г., когда Генри Сент-Джон 19 лет от роду отправился в соответствии с неписаным законом аристократического воспитания в путешествие на континент, он, несомненно, хорошо знал классическую литературу, отличался широтой кругозора и исключительной памятью, был наделен недюжинным литературным дарованием. Большую часть своего двухлетнего «тура» Генри Сент-Джон провел в Париже. Здесь он настолько преуспел во французском языке, что до конца жизни владел им не только совершенно свободно, но и без характерного для англичан акцента. Затем он отправился в Италию и в мае 1699 г. поселился в Риме. Занимаясь итальянским и проявляя особый интерес к «тайным пружинам, движущим политику», он разыскивает и покупает книги по истории и хронологии. Для иллюстрации его чисто гуманистического отношения к схоластической учености можно привести два отрывка из его писем. О хранителе библиотеки герцога Тосканского он сообщает: «Сей муж настолько славился своей ученостью, что он был первым, с кем я поспешил познакомиться по приезде. И что же? Я нашел старца столь же тщеславного, сколь и бездумного, педанта, большого пожирателя книг без какого-либо метода или попыток обобщить прочитанное», одним словом ‒ «олицетворение умственного Бедлама». О книгах двух кардиналов он отзывается в другом письме следующим образом: «Эти книги настолько схоластичны и до того претят моим вкусам, что я еще ни одну из них не раскрыл»25. {281}

 

По возвращении в Англию в 1700 г. Генри Сент-Джон прославился не только как знаток иностранных языков и обычаев, но и как человек весьма свободных нравов. Зато его манеры были безукоризненны, голос ‒ прекрасно поставлен, красноречие ‒ незаурядное, а галантностью он не уступал царедворцу. В 1701 г. Генри Сент-Джон, по семейной традиции, занял место в Палате общин, представляя родовой бург Вутон-Бассет (Беркшир), из поколения в поколение «избиравший» в парламент представителей семьи Сент-Джонов. Его политическая карьера, начавшаяся почти одновременно со вступлением Англии в войну за Испанское наследство, закончилась по существу с заключением Утрехтского мирного договора, т. е. длилась немногим более 14 лет26. Ораторское искусство Генри Сент- Джона сразу же обратило на него внимание Палаты общин, и в короткий срок он сделался ее самым популярным и влиятельным членом. Тори по убеждениям, Генри Сент-Джон видел свою задачу в сохранении политической монополии за земельной аристократией и с этой целью ревностно следил за нерушимостью традиционных рычагов ее власти и влияния в государстве и церкви, в правительстве и на местах.

 

Он писал: «Мы рассматривали политические принципы, которые возобладали в нашем правительстве после революции 1688 г., как разрушительные для наших подлинных интересов, поскольку они чрезмерно вовлекали нас в дела континента, что вело к обеднению нашего народа и к ослаблению устоев нашей конституции... Мы рассматривали партию тори как представительницу по преимуществу землевладельческих интересов... Мы рассматривали вигов как остатки партии, образованной при Карле II с целью противостоять злонамеренным целям двора... и использованной с противоположными целями королем Вильгельмом III»27. Эта расстановка сил определила политическую задачу Сент-Джона ‒ «помешать денежным интересам влиять на правительство в ущерб другим интересам общества»28.

 

Однако как трезвый политик Генри Сент-Джон принял результаты второй английской революции, 1688‒1689 гг., т. е. рассматривал политический компромисс земельной аристократии и буржуазии как свершившийся факт. Именно поэтому он расценивал все помыслы о реставрации Стюартов на английском престоле как политический анахронизм, а восстания якобитов считал делом рук политических дилетантов и авантюристов, обреченных на поражение29. «[Английскому] банку Ост-Индской компании и вообще денежным интересам, ‒ писал Генри Сент-Джон, разъясняя позицию своей партии, ‒ нечего, разумеется, опасаться тори, которые якобы стремятся к полному подрыву их собственности. Многим в нашей собственной партии был бы при этом нанесен тяжелый ущерб... Намерения даже тех, кто желает двигаться в этом направлении особенно рьяно, не идут {282} дальше того, чтобы ограничить влияние денежных интересов на законодательство... Даже те, кого мало трогают остальные соображения, глубоко задеты вызывающим неравенством условий, в которых оказались денежные интересы, с одной стороны, и остальная часть нации ‒ с другой»30.

 

Итак, нет сомнения, что тори типа Генри Сент-Джона уже стояли на почве капиталистических отношений. С этой точки зрения они мало чем отличались от их политических оппонентов ‒ вигов. Поэтому можно считать, что суть политической борьбы в Англии XVIII в. заключалась в политическом и экономическом соперничестве между носителями двух видов буржуазной собственности за преобладающее влияние при дворе, в парламенте и правительстве и тем самым за привилегированное положение каждой из них. Поскольку земельные и денежные собственники уже неразрывно были связаны с капиталистическим укладом хозяйства и в то же время противостояли слою городских и сельских предпринимателей в качестве элементов непроизводительных ‒ монопольных владельцев материальных условий капиталистического производства (земли и кредита), постольку борющиеся на политической арене партии вигов и тори олицетворяли лишь два типа олигархии (земельной или денежной), стремившихся подчинить это производство ‒ а следовательно, и распределение ‒ своим интересам. Исключительная роль государства в этот период в качестве рычага первоначального накопления (система налогообложения, государственный долг, колониальная политика) как нельзя лучше объясняет «конституционную» окраску указанного социального конфликта.

 

Все это противоречия, свойственные буржуазному обществу в период, когда оно только высвобождалось из недр феодального общества. Характерно, что в то время, как тори рассматривали ‒ в соответствии с экономической реальностью ‒ земельную собственность как главное воплощение собственности буржуазной, виги сохраняли верность предреволюционной, традиционно-феодальной ее интерпретации. Земельные интересы для них были интересами заведомо антибуржуазными31.

 

Двадцатипятилетний Генри Сент-Джон стал военным министром в кабинете умеренного тори Годолфина и вместе с главнокомандующим герцогом Мальборо решал военные судьбы страны. Взлет этот был столь неслыханно быстрым и ранним, что вызвал потоки славословия среди друзей и пасквили со стороны врагов. Свифт писал о Сент-Джоне после знакомства с ним: это ‒ «величайший молодой человек из всех, кого я только знал: ум, способности, красота, быстрота восприятия, образованность и превосходный вкус, лучший оратор в Палате общин»32. Он удивлял всех, с кем сталкивался, не только интеллектом, но и даром администратора в соединении с огромной работоспособностью. {283}

 

В 1708 г. Генри Сент-Джон подал в отставку и на время уединился в деревне, где, казалось, полностью ушел в заботы рачительного лендлорда (за год до этого он обвенчался с Френсис Уничкомб ‒ дочерью крупного лендлорда)33. Позднее в письмах «Об использовании уединения» он признается: «Любовь к исследованию и жажду знаний я испытывал всю свою жизнь... Всегда существовало нечто, готовое шепнуть мне на ухо, даже когда я следовал по пути удовольствий»34.

 

Однако на этот раз деревенская идиллия длилась не очень долго. В 1710 г. в министерстве графа Оксфорда ему был предложен пост государственного секретаря, т. е. он фактически стал вторым человеком в правительстве. Это был зенит политической карьеры Сент-Джона. В 1712 г. ему был дарован титул виконта Болингброка.

 

Наиболее важным своим политическим свершением Болингброк считал подготовку и заключение Утрехтского мирного договора с Францией, обеспечившего Англии почетный выход из дорогостоящей войны за Испанское наследство35. Этот акт он расценивал не только как внешнеполитическую, но и как важную внутриполитическую победу тори, поскольку военные расходы ложились тяжелым налоговым бременем прежде всего на землевладельцев, в то время как коммерческий и денежный капитал, в интересах которого эта война и велась, ускользал от обложения. Разумеется, «разорение нации» означало в устах тори прежде всего обеднение дворянства. Однако и мелкие торговцы, ремесленники, фригольдеры с течением времени все яснее сознавали, что несут бремя не «своей», а «чужой» войны. В эти дни имя Болингброка было самым популярным не только в Англии, но далеко за ее пределами. Он не без основания чувствовал себя национальным героем. Но, как показала история, это был зенит, за которым могло последовать лишь падение.

 

Когда граф Оксфорд в июле 1714 г. подал в отставку, Болингброк втайне надеялся, что благоволившая к нему прежде королева Анна призовет его на пост главы правительства. Момент был решающий: дни королевы были сочтены; хотя вопрос о престолонаследии и был решен задолго до этого в пользу Ганноверской династии, однако королева не забывала, что в Сен-Жерменском предместье Парижа ждал своего часа другой претендент ‒ отпрыск рода Стюартов. Между тем враги Болингброка давно и настойчиво интриговали против него, возбуждая подозрение, будто он причастен к заговору якобитов. Болингброк решительно отрицал этот факт, в который не верил и такой проницательный ум, как Свифт, близко стоявший к правительственным кругам и хорошо знавший умонастроение Болингброка36. Тем не менее клевета достигла цели. В критический момент {284} королева Анна не доверила Болингброку высший пост в администрации. Лордом- канцлером, т. е. главой правительства, был назначен виг ‒ герцог Шрюсбери. 1 августа 1714 г. королева умерла, и в конце августа Болингброк был уволен с поста государственного секретаря. Парламентские выборы в январе 1715 г. обеспечили вигам твердое большинство в Палате общин. Глава нового правительства Роберт Уолпол не скрывал своих намерений ‒ предать суду членов последнего кабинета тори. Настали дни политического возмездия. Когда герцог Мальборо предупредил Болингброка о его возможном аресте, тот в панике 18 марта 1715 г. бежал из Англии. Уолполу, казалось, этого только и нужно было. Болингброка тотчас же обвинили в государственной измене, конфисковали его собственность и под страхом смерти запретили въезд в Англию. Создается впечатление, что Болингброк сам дал возможность Уолполу легко и «пристойным образом» избавиться от наиболее проницательного и влиятельного политического противника37.

 

В этот момент полного крушения столь блистательно начатой политической карьеры Болингброк сделал шаг, который весьма неблагоприятно отразился на его прижизненной и посмертной репутации: он принял предложение претендента на английский престол и занял должность государственного секретаря при его Сен-Жерменском дворе. В этом поступке, казалось, нашли свое отражение все человеческие слабости Болингброка: импульсивность, дворянская спесь, безграничное честолюбие, мстительность. Приходится говорить об отсутствии не только политической трезвости, но и простой добропорядочности ‒ ведь в действительности Болингброк отнюдь не был привержен к делу якобитов, не видя в нем исторической альтернативы, не веря в его успех. Итак, перед нами акт отчаяния, граничащий с беспринципностью, безрассудство, ставящее под вопрос честность. Так или иначе, потребовались считанные месяцы, чтобы скрытая отчужденность между Болингброком и претендентом привела к открытому разрыву. Это случилось после провала очередной попытки вторжения якобитов в Англию (1715 г.). С этих пор Болингброк на долгие годы переходит на положение политического изгнанника. Он поселяется в небольшом поместье Лясурс (близ Орлеана), где Болингброк, мыслитель и писатель, наконец, услышал «призывный шепот» своего гения и посвятил себя занятиям, к которым его, по собственному признанию, всю жизнь влекло. Здесь его посетил Вольтер, который впоследствии писал: «В этом выдающемся англичанине я обнаружил всю ученость его страны и всю галантность нашей. Я никогда не слышал нашу речь произнесенной более энергично и употребленной более утонченно. Этот человек, всю жизнь погруженный в удовольствия и дела, нашел, однако, время для изучения всего, что относится ко всему»38. {285}

 

После долгих унизительных просьб и хлопот именитых ходатаев Георг I простил Болингброка: был снят секвестр, наложенный на его владения, ему разрешили вернуться на родину, но без права заседать в парламенте и занимать государственные должности. В этой формуле помилования отразилось стремление Уолпола обезопасить себя от потенциального политического соперника, главы парламентской оппозиции.

 

В 1725 г. Болингброк вернулся в Англию, где вскоре как признанный идеолог тори возглавил внепарламентскую оппозицию правительству Уолпола. Его сельский дом в Даули превратился в своего рода литературный и политический салон тори. Здесь часто бывали литературные знаменитости того времени Свифт, Поп, Гэй и др. Помимо издания газеты оппозиции «The Craftsman» («Кудесник»), Болингброк в эти годы создает серию эссе, составивших впоследствии его «философские опыты». Когда через три года после смерти их автора они были опубликованы, то произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Дело в том, что Болингброк, приобретший в бытность министром репутацию защитника англиканской церкви и непримиримого врага диссентеров (отложившихся от этой церкви), выступил в этих «Опытах» столь откровенным вольнодумцем и религиозным скептиком, что вначале не поверили, что автором является сам Болингброк. Когда же на этот счет сомнений больше не осталось, поднялась буря возмущения. Известный критик тех дней Джонсон писал: «Сэр, это был негодяй и трус. Негодяй ‒ потому, что он направил огонь против религии и морали, а трус ‒ потому, что не имел мужества сделать это при жизни... И поручил другому дернуть веревку (т. е. произвести выстрел. ‒ М. Б.) после своей смерти»39.

 

В 1735 г. Болингброк вновь покинул Англию, осознав безнадежность своих политических упований и ложность собственного положения: если даже тори, наконец, и будут призваны к власти, то во всяком случае призовут не его.

 

Сэру Уиндхему, деятелю торийской оппозиции, он писал: «Вы (т. е. тори. ‒ М. Б.) превратились в грозное меньшинство внутри (парламента. ‒ М. Б.) и располагаете подавляющим большинством вне его. Я же до сих пор остаюсь все тем же изгнанником, окруженный трудностями, подвергающийся унижениям. Мое время минуло, тот же, кто остается на сцене после исполнения свой роли, заслуживает, чтобы его со свистом прогнали»40. На этот раз Болингброк отправился в добровольное изгнание. Он вновь поселился во Франции, ставшей его второй родиной.

 

В январе 1736 г. он переслал в Англию лорду Корнбери текст знаменитых «Писем об изучении и пользе истории». В те годы Болингброк стал трезвее судить о положении дел на родине, но одновременно углубилась его внутренняя раздвоенность, поскольку он все еще не отказывался от планов «возрождения» Англии, которые становились все более утопическими. Так, взращенная им торийская оппозиция уже не кажется ему {286} «оплотом свободы». Он замечает, что борьба против правительства Уолпола для многих тори означала лишь «борьбу за правительственные места», что для них оппозиция ‒ «всего лишь лестница» к власти.

 

Потеряв веру и интерес к парламентской оппозиции тори, Болингброк решил письменно изложить свое политическое кредо. Оно выражено в его крупнейшем сочинении, посвященном проблеме власти, ‒ в «Идее о Короле-Патриоте» («The Idea of a Patriot King», опубликованной в 1749 г.). Поскольку речь идет о будущем и «возможном» в современной Болингброку Англии ‒ перед нами чистейшей воды политическая утопия. Поскольку же речь идет об анализе природы власти как таковой ‒ перед нами интереснейший памятник политической мысли первой половины XVIII в.

 

Последние годы своей жизни Болингброк провел в родовом поместье Баттерси. Большинство его друзей, как и врагов, уже сошло со сцены: Свифт и Поп, Гэй и Уиндхем, герцогиня Мальборо и Роберт Уолпол умерли. Происходила смена исторических эпох. Об этом свидетельствовала не только иная расстановка общественных сил, но и смена акцентов самой политики. Англии предстояло теперь играть роль мировой империи, на фоне которой все содержание политической борьбы в «эру Уолпола и Болингброка» с ее акцентом на внутреннюю политику и драматическими перипетиями конституционной борьбы казалось чем-то глубоко провинциальным, нарочито преувеличенным и явно устаревшим. Поражала и перемена в характере и умонастроении людей, в интеллектуальном климате общества в целом. Век Просвещения в Англии ‒ в его аристократической ипостаси во всяком случае ‒ явно подходил к концу. Рационализм и скептицизм, материализм и деизм явно отступали перед новой волной религиозного энтузиазма, утилитаризма и конформизма. Недаром перед возвращением на родину Болингброк писал: «Как будто я еду в чужую страну и буду жить не в родном доме, а в гостинице»41.

 

В Баттерси, в окружении книг и посещавших его поклонников (из плеяды молодых политиков), протекали дни умудренного политическим и житейским опытом старца ‒ осколка минувшей эпохи. «Я часто с сожалением оглядываюсь назад и никогда не смею взглянуть на будущее», ‒ заметил он незадолго до смерти42.

 

Умер Болингброк в 1751 г. Как и при жизни, его имя вот уже более двух столетий продолжает вызывать ненависть и презрение одних и столь же неумеренные восторги других.

 

В 1752 г. лорд Честерфилд писал своему сыну: «Лорд Болингброк соединял в себе галантность, манеры и благородство придворного, солидность государственного мужа, ученость педанта. Он был великим человеком»43. И почти в то же самое время Гораций Уолпол клеймил Болингброка: «Мы открыли, что он был худшим из людей и худшим писателем в мире»44. {287}

 

Эдмунд Берк ‒ идеолог консервативного вигизма ‒ с убийственной иронией спрашивал: «Кто же теперь читает Болингброка?»45 И как бы отвечая ему, Джон Адамс писал в 1813 г. Томасу Джефферсону: «Я его перечитывал более пяти раз...». О сочинении Болингброка «Рассуждение о партиях» он, в частности, отзывался: «Это бриллиант, нет ничего столь же глубокого, правильного и совершенного по вопросу о правительстве ни на английском, ни на любом другом языке»46. Ожесточенность этих споров и поныне не утратила остроты. Робертсон, автор одной из послевоенных биографий Болингброка, полагает, что его герой «в действительности не занимает никакого места в политической и философской мысли своего века»47. В то же время другие исследователи этой эпохи настаивают на том, что Болингброк ‒ «образованный политический философ Просвещения, враждебный иррационализму и предубеждениям и желавший пересоздать мир с помощью разума»48.

 

Истина же заключается в том, что Болингброк ‒ политик и мыслитель, стоявший между двумя эпохами в истории Англии. Отсюда разнонаправленность его политики, с одной стороны, и его философского кредо ‒ с другой. Как аристократ и политик он выступал в защиту унаследованных позиций своего класса, когда наступивший буржуазный век, казалось, стал угрожать их основаниям. Но как просветитель он своими сочинениями содействовал разоблачению иррациональной мифологии христианства, освящавшей и санкционировавшей старый порядок, и тем самым способствовал идеологическому утверждению столь ненавидимого им буржуазного строя.

 

Достаточно проследить за поведением Болингброка при смене династии на английском престоле, чтобы убедиться, что он не был прирожденным политиком ‒ во всяком случае, крупным политиком. Одного красноречия и честолюбия оказалось недостаточно, чтобы он смог удержаться на вершине власти, для этого нужны были еще и более трезвый ум, и менее пылкий характер, и большая дальновидность, и умение манипулировать людьми, завоевывая сердца тех, кого втайне презирал, и многое другое, что в совокупности именовалось тогда «искусством политики». Всего этого Болингброк в должной мере был лишен. И к счастью, ибо политик получил достаточный досуг, чтобы проявилось его второе и, без сомнения, более даровитое «Я» ‒ Болингброк-мыслитель. {288}

 

 

24 Есть основание предполагать, что после Итона Генри Сент-Джон продолжал учиться в одной из частных (так называемых диссентерских) академий. См.: Kramnick J. Bolingbroke and his Circle. Cambr. ‒ Mass., 1968, p. 35.

 

25 Hart J. Viscount Bolingbroke. London, 1965, p. 26. {281}

 

26 Этому отнюдь не противоречит известный факт из его биографии ‒ временный переход на службу к претенденту. Мотивы этого опрометчивого шага изложены ниже.

 

27 Lord Bolingbroke. The Works, v. I, p. 115.

 

28 Ibidem.

 

29 Ibid., p. 116. {282}

 

30 Lord Bolingbroke. The Works, v. I, p. 116.

 

31 Ср.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. I, с. 38.

 

В прославлении земельной собственности Генри Сент-Джон приблизился к воззрениям физиократов и поэтому, вопреки своему облику (мнимофеодальному), немало содействовал распространению буржуазного мировоззрения в Англии.

 

32 Swift J. Works. London, 1898‒1914, v. IV, p. 56. {283}

 

33 Кстати, в родословной его жены встречается имя знаменитого в XVI в. купца и основателя мануфактуры Джека из Ньюбери.

 

34 Lord Bolingbroke. The Works, v. II, p. 344‒345.

 

35 Известный историк Д. М. Тревельян ‒ один из немногих ‒ отрицал решающую роль Болингброка в подготовке Утрехтского мира (см.: The Peace and the Succession. London, 1934, p. 147).

 

36 См.: Kramnick J. Op. cit., p. 262. {284}

 

37 Между тем граф Оксфорд в тех же обстоятельствах повел себя совсем по-другому: он предпочел дожидаться развязки в своем лондонском доме. Он также был обвинен в государственной измене, провел два года в Тауэре, но в конечном счете был оправдан. Ему вернули владения и титулы, и он занял свое место в палате лордов. Правда, как политик граф был личностью довольно заурядной.

 

38 Voltair’s Correspondence, I, p. 178. {285}

 

39 Цит. по: James D. G. The Life of Reason. London, 1949, p. 147.

 

40 Цит. по: Sichel W. Op. cit., v. 1, p. 311. {286}

 

41 Цит. по: Life of Bolingbroke. ‒ In: The Works of Lord Bolingbroke, v. I. Philadelphia, 1841, p. 78.

 

42 Цит. по: Hart S. Op. cit., p. 78.

 

43 Earl of Chesterfield. Letters to his Son. London, 1754, I, p. 73.

 

44 Walpole H. Letters to sir Horace Maun. London, 1833, II, p. 86. {287}

 

45 Burke E. Reflections on the Revolution in France. ‒ In: Burke E. Works, v. III, 1871, p. 349.

 

46 Цит. no: Kramnick J. Op. cit., p. 262.

 

47 Robertson C. G. Bolingbroke. London, 1947, p. 13.

 

48 См.: Aldridge A. O. Shaftsbury and Bolingbroke. ‒ «Philolog. Quarterly», v. 3, № 1, 1962.

 

49 Stephen L. History of English Thought in the 18th C., v. I. New York, 1872, p. 109.

 

50 Sorley P. A History of English Philosophy. Cambridge, 1937, p. 152. {288}

 

Барг М.А. Болингброк и английское Просвещение // Болингброк. Письма об изучении и пользе истории. М.: Наука, 1978. С. 281‒288.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 28.12 2016

Слишком большая ученость вредна для политики - Бэкон и Болингброк потерпели неудачу, а Мальборо и Уолпол процветали.

Ответить

Фотография Болингброк Болингброк 16.11 2017

Слишком большая ученость вредна для политики - Бэкон и Болингброк потерпели неудачу, а Мальборо и Уолпол процветали.

А по-моему, дело не в учёности, а в стечении обстоятельств. :)

Ответить

Фотография Ученый Ученый 17.11 2017

 

Слишком большая ученость вредна для политики - Бэкон и Болингброк потерпели неудачу, а Мальборо и Уолпол процветали.

А по-моему, дело не в учёности, а в стечении обстоятельств. :)

 

Что касается Бэкона, то его уж никак нельзя считать жертвой обстоятельств.

Ответить

Фотография Болингброк Болингброк 17.11 2017

 

 

Слишком большая ученость вредна для политики - Бэкон и Болингброк потерпели неудачу, а Мальборо и Уолпол процветали.

А по-моему, дело не в учёности, а в стечении обстоятельств. :)

 

Что касается Бэкона, то его уж никак нельзя считать жертвой обстоятельств.

 

Да! Хапать надо меньше.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 17.11 2017

 

 

 

Слишком большая ученость вредна для политики - Бэкон и Болингброк потерпели неудачу, а Мальборо и Уолпол процветали.

А по-моему, дело не в учёности, а в стечении обстоятельств. :)

 

Что касается Бэкона, то его уж никак нельзя считать жертвой обстоятельств.

 

Да! Хапать надо меньше.

 

Уолпол и Мальборо не меньше хапали, а таких проблем как Бэкон не имели)

Ответить