←  Выдающиеся личности

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Джек Лондон

Фотография stan4420 stan4420 18.01 2021

Jack_London_Genthe.jpg

 

«Принимайте меня таким: неожиданным гостем на короткий миг вашей жизни, перелетной птицей, пахнувшей солеными ветрами – грубой и неуклюжей птицей, привыкшей к широким просторам и огромным пространствам, и неприспособленной к уютному и упорядоченному существованию. Гостем, не ожидающем ничего, кроме радушия, еды и одеяла». Это – мимолетный автопортрет Джека Лондона, отраженный в одном из его писем. Впрочем, каким он был на самом деле, лучше говорят о нем его книги. Их было сорок четыре, написанных за сорок лет жизни писателя.
 
 
«Я родился в рабочей среде, – писал он. – Рано познал я восторженность, власть мечты, стремление к идеалам; и добиться желанной цели – было надеждой моего детства. Меня окружали грубость, темнота, невежество. И смотрел я больше не вокруг, а вверх. Место мое в обществе было на самом дне…»
 
Но он отчаянно хотел вынырнуть наверх. Туда, где мужчины носили черные сюртуки и накрахмаленные рубашки, а женщины наряжались в красивые платья. У них была вкусная еда, много денег, в их особняках царило богатство. Однако материальные блага были не главным для парня – наверху, в высшем обществе, он надеялся встретить бескорыстие, ясные и благородные мысли, бесстрашный и пытливый ум. 
 
…На улице было еще темно, а мальчишка уже бежал продавать утренние газеты. Потом, едва перехватив бутерброд, торопился в школу. После занятий он снова спешил на улицу, разносить газеты – уже вечерние. «Я любил жизнь на открытом воздухе, под открытым небом я работал, причем брался за самую тяжелую работу, – вспоминал писатель. – Не обученный никакому ремеслу, переходя от одной случайной работы к другой, я бодро взирал на мир и считал, что все в нем чудесно, все до конца…»
 
Он трудился на консервной фабрике, выходил в море на шхуне и ловил устриц, потом – морских котиков, возил тачку с углем на электростанции, стирал и гладил белье, выколачивал ковры, мыл окна, косил траву...
 
 
«Каждый цент я приносил домой, а в школе сгорал от стыда за свою шапку, башмаки, одежду, – вспоминал Лондон. – Обязанности – прежде всего, отныне и навсегда, у меня не было детства... По субботам я развозил лед, а по воскресеньям устанавливал шары для подвыпивших игроков...»
 
Как только выпадало свободное время, Джек шел в библиотеку. Сначала он читал бульварные романы, детективы, потом пришло время серьезных книг. Возможно, тогда, перелистывая страницы произведений Стивенсона и Киплинга, он впервые задумался о том, чтобы самому описать картины увиденного.
 
Однако до поры до времени Джек не решался взяться за перо. Возможно, он, отчаянный парень с натруженными крепкими руками, не был уверен в своих силах. Или считал, что еще рано, надо подкопить впечатлений, а уж потом браться за перо…
 
Когда газеты запестрели сообщениями, что в Клондайке на Аляске нашли золото, туда хлынул поток искателей приключений. Разумеется, Джек не остался в стороне и вместе с мужем сестры и другими спутниками отправился на поиски вожделенного металла. Но цели они не достигли. Зато на память парню остался ворох сюжетов для будущих книг.
 
Наконец, Джек заскрипел пером. Сначала неуверенно, делая это от случая к случаю, тратя понапрасну чернила, не слишком уверенно собирая слова в предложения. Но постепенно облики героев, выплывавшие из памяти, становились все четче, содержание – стройней. Однажды парень набрался смелости, взял охапку исписанных листов и запихал в конверт. Приклеил марку, написал адрес редакции и бросил в почтовый ящик.
 
Джек провел в напряженном ожидании несколько недель. Но ответа не дождался.
 
Однако парень не огорчился, а набрался духу на другие дерзости. Накупил целую кучу конвертов, и распихал по ним свои сочинения. И снова принялся терпеливо ждать.
 
На сей раз Джек переживал не напрасно – рассказ «За тех, кто в пути!», один журнал согласился опубликовать. Другое издание тоже пообещало взять его вещицу. Но при условии, что автор разрешит солидные сокращения.
 
Литературная вершина уже рисовалась перед молодым человеком. Но до нее надо было еще добраться – провести множество бессонных ночей в раздумьях, терзаться, сомневаться, исписать кучу листов, стереть и сломать десятки перьев…
 
Нет резона пересказывать все этапы творческого пути Джека Лондона. Все это многократно описано, переписано и нет смысла заниматься повторами. Главное, что это он создал множество поразительно ярких, достоверных книг и стал кумиром читателей всего мира.
 
Его читали взахлеб и сто с лишним лет назад, и сейчас читают. Добротная литература не устаревает, не теряет своего терпкого вкуса, а находит новых ценителей. Тем более сейчас, когда поток талантов превратился в маленький ручеек…
 
Уже став известным писателем, Лондон познакомился с дебютным романом Максима Горького «Фома Гордеев». Он был настолько впечатлён прочитанным, что отозвался на труд писателя из России подробной рецензией.
 
Лондон разглядел в нём родственную душу, утверждал, что автор – подлинно русский в своем восприятии и понимании жизни. Его творчество насыщено горячим, страстным протестом: «Горький пишет потому, что у него есть, что сказать миру, и он хочет, чтобы слово его было услышано. Из его стиснутого могучего кулака выходят не изящные литературные безделушки, приятные, усладительные и лживые, а живая правда, – да, тяжеловесная, грубая и отталкивающая, но правда…»
 
Лондон словно увидел в зеркале самого себя. Так, как этот незнакомый русский, писал и он сам – искренне, без прикрас. И не только Горькому, но и отчасти себе он бросал, словно цветы, комплименты: «Это жизненная правда и мастерство Горького – мастерство реалиста. Но его реализм не столь монотонен, как реализм Толстого или Тургенева. Его реализм живет и дышит в таком страстном порыве, какого они редко достигают. Мантия с их плеч упала на его молодые плечи, и он обещает носить ее с истинным величием…»
 
Американец – убежденный социалист, борец за правду и многим походил на Горького, тот так же мучительно искал себя, работал, где придется, тщательно изучал жизнь, бережно накапливал свой талант, чтобы потом щедро расплескать его по книгам. Обоим были близки революционные идеи, русский и американец пытались сделать мир лучше, добрее…
 
 
В России Лондона заметили и высоко оценили. Один из первых – Александр Куприн. Он писал, что в рассказах Лондона «чувствуется живая, настоящая кровь, громадный личный опыт, следы перенесенных в действительности страданий, трудов и наблюдений. Потому-то экзотические повести Лондона, облеченные веянием искренности и естественного правдоподобия, производят такое чарующее, неотразимое впечатление. Этот американец гораздо выше Брет-Гарта; он стоит на одном уровне с Киплингом – этим удивительным бытописателем знойной Индии. Есть между ними, не касаясь тона, стиля и манеры изложения, и еще разница: Д. Лондон гораздо проще, и эта разница в его пользу…»
 
Еще одно высказывание – Леонида Андреева: «В Джеке Лондоне я люблю его спокойную силу, твердый и ясный ум, гордую мужественность. Джек Лондон – удивительный писатель, прекрасный образец таланта и воли, направленной к утверждению жизни…
 
Очень возможно, что Лондон не принадлежит ни к одному литературному кружку и плохо знаком с историей литературы, но зато он сам рыл золото в Клондайке, утопал в море, голодал в трущобах городов, в тех зловещих катакомбах, которыми изрыт фундамент цивилизации, где бродят тени людей в образе зверином, где борьба за жизнь приобретает характер убийственной простоты и бесчеловечной ясности».
 
Когда Лондон, как и мечтал, обрел известность, заработал кучу денег, иными словами, добрался до самого верха общества, его постигло разочарование: «Я вращался среди людей, занимавших высокое положение, – проповедников, политических деятелей, бизнесменов, ученых и журналистов. Я ел с ними, пил с ними, ездил с ними и изучал их. Верно, я встречал немало людей нравственно чистых и благородных, но, за редким исключением, люди эти не были жизнедеятельны. Я глубоко убежден, что мог бы все эти исключения сосчитать по пальцам. Если в ком чувствовалась жизнь, то это была жизнь гниения; если кто был деятелен, то деяния его были гнусны; остальные были просто непогребенные мертвецы – незапятнанные и величавые, как хорошо сохранившиеся мумии, но безжизненные…»
 
Лондон ужаснулся: все вокруг заволокло ложью и обманом. Люди, которых он встречал, – богачи, боссы предприятий, владельцы фирм, промышленные магнаты, губернаторы, судьи, покровители искусств, – все были демагогами, шантажистами, мошенниками.
 
Этих людей интересовали только деньги и пути, ведущие к новому обогащению – любой ценой, любыми средствами. Однако эти порочные люди исправно ходили в церковь и молились, считая себя благопристойными прихожанами. Но их умиротворенная улыбка в любую минуту могла смениться хищным оскалом…
 
Лондон писал, что не желает больше взбираться наверх и пышные хоромы его не прельщают. Он хотел работать плечом к плечу с интеллигентами, мечтателями и рабочими и расшатывать мрачное здание угнетения. Не зря его книги пришлись по нраву Ленину.
 
Писатель надеялся, что придет день, и «мы свалим это здание вместе со всей его гнилью, непогребенными мертвецами, чудовищным своекорыстием и грязным торгашеством. А потом мы очистим подвалы и построим новое жилище для человечества, в котором не будет палат для избранных, где все комнаты будут просторными и светлыми и где можно будет дышать чистым и животворным воздухом».
 
Можно предположить, что если бы Лондон дожил до октября 1917 года, то примчался бы в революционный Петроград и, охваченный впечатлениями, написал книгу о русской революции. Возможно, этот труд стал бы мировым бестселлером, более известным, чем нашумевшие «Десять дней, которые потрясли мир» соотечественника Лондона Джона Рида…
 
Наверное, Лондон, увидев слом старого мира, еще больше укрепился бы в своих надеждах, вдохновился. Он жил бы с ними, лелеял, но тем больше оказалось бы его разочарование, если бы он увидел крах своих идей, превратившихся в облако иллюзий...
 
Миром правят деньги – куда сильнее, хищнее, кровавее, чем во времена Лондона. Чистота и бескорыстие так и не победили всепоглощающую алчность. Правда не одолела ложь. Жестокость часто насмехается над милосердием…
 
Но, как говорится, спасибо, что вы были с нами, мистер Джек Лондон. Ваши книги по-прежнему любят, издают и читают в России.
 
«Нам, именно нам, русским, вечно мятущимся, вечно бродящим, всегда обиженным и часто самоотверженным стихийно и стремящимся в таинственное будущее, – может быть, страшное, может быть, великое, – нам особенно дорог Джек Лондон», – писал Куприн в эпитафии своему американскому коллеге.
 
Он отдавал почести Лондону за его верность идеалам храбрости, чести и благородства. За то, что от его книг начинало сильнее биться сердце, загорались глаза, и душа переполнялась отвагой.
 
 
В. Бурт
Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.01 2021

Джек Лондон на Аляске

 

В 1897 году Джеку Лондону шел двадцать второй год. За плечами было голодное детство. Родной отец его не признал. Фамилию Лондон Джек получил от отчима. Трудиться он начал с десяти лет, сначала как продавец газет, был браконьером - промышлял устриц в запретных местах - и борцом с браконьерами - ловцами рыбы. Возил тачку с углем на электростанции, стирал и гладил белье, трудился на джутовой фабрике. Все работы давали один доллар в день. И это все, что он мог принести в дом после смерти отчима, чтобы поддержать мать и двух сводных сестер. Семья голодала.

 

К двадцати годам Джек узнал безработицу, бродяжничал по стране в товарных вагонах - ночевал, случалось, без одеяла на куче угля, еду варил в консервной банке на железнодорожных путях. Но это не был опустившийся люмпен без будущего. Привыкший с детства поглощать книги, он и теперь старался с ними не расставаться. И постепенно почувствовал внутренний зов к писательству. Все, что успел пережить, уже бродило в нем, но еще не созрело. Между тем необходимость зарабатывать хотя бы доллар в день совершенно его изнуряла и истощала. Он чувствовал: загнан жизнью в тупик. Но что делать?

 

Ответ дала судьба. В газетах он прочел: на Аляске найдено золото, и туда устремились искатели счастья. Не удержался от соблазна шестидесятилетний муж сестры Джека. Сама сестра поверила в удачу - за тысячу долларов заложила дом, еще пятьсот взяла из сбережений.

 

И вот муж ее Шепард и Джек покупают топоры, лопаты, кирки, запасаются инструментами для строительства лодок и нарт, покупают меховую одежду, теплое фланелевое белье, готовят по триста пятьдесят килограммов провианта на каждого. Это было стандартное снаряжение золотоискателей. Но у Джека был еще и добавочный груз - записные книжки, карандаши, книги. Любопытно, что же он с собой взял? "Капитал" Маркса, "Происхождение видов" Дарвина, "Философия стиля" Спенсера, "Потерянный рай" Мильтона...

 

Путь на Клондайк начинался в Сан-Франциско погрузкой на пароход. Судно шло вдоль побережья на север, в лабиринте аляскинских островов и проливов, достигало конечной точки - Скэгвея. И далее, до Клондайка, надо было добираться где посуху, где озерной водою и потом уже верхним течением Юкона...

Люди с деньгами нанимали индейцев-носильщиков. Джек со своим компаньоном таких расходов позволить себе не могли. Но подняться на гору смог только Джек, спутник вышел из игры сразу, купив обратный билет в Сан-Франциско. А Джек не просто осилил подъем. Заметный, во фланелевой красной рубахе, обгоняя индейцев, он переваливал через гору, частями переносил кладь. Каждый переход отнимал день. Понадобилось девяносто дней, чтобы переправить свой груз только через этот всеми проклинаемый перевал.

 

Между тем Аляска громоздила перед идущим все новые трудности. Путь к Юкону шел теперь по озерам. Нужны были лодки. Сноровка и опыт Джека проявились и тут. Срубленные деревья распиливаются на доски, из них строятся две плоскодонки, на которых Джек с обретенными тут друзьями пускается по озерам в направлении Юкона. У путешественников появился шанс достичь Клондайка до того, как большая река замерзнет. Но и на воде были свои "Чилкутские перевалы". В верховьях Юкона у порогов под названием Белая Лошадь берег облеплен был лодками, на берегу возбужденно гудели тысячи людей. Мало кто имел опыт движения по воде. Джек имел и, сделав разведку, предложил компаньонам рискнуть. Тысячи людей следили, как лодку с сидевшим на корме

Джеком швыряло в белом водовороте. Но чудо - она была невредимой и ткнулась о берег.

 

Вспоминая героев лондонских книг, самого рассказчика, мы должны поставить их в ряд. Будущий писатель выдержал здесь экзамен на право говорить о мужестве человека, испытав сам, что значит быть мужественным в этих краях.

 

Много ли можно узнать, прожив зиму в лесной избушке? Северные рассказы Джека Лондона, ставшие классикой литературы, отвечают на этот вопрос. В лагере на семьдесят второй миле зимовало человек пятьдесят-семьдесят. Свое золото Джек копал здесь. Север обнажает человеческую сущность, очищая все, как луковицу, от шелухи. Все тут становится на виду - мужество, слабость, благородство и подлость. Джек наблюдал за людьми и жадно их слушал. Его избушка была самым притягательным местом, где спорили, веселились, строили планы, но главное - рассказывали. В самом начале пути на Аляску признался товарищу, что едет не рыться в песке, а собирать материал для книг. "Творческая командировка" - можем мы улыбнуться сегодня.

 

Джек обладал цепкой от природы, молодой, тренированной памятью, и она вместила фантастически много. Но еще не подавший голос писатель хорошо знал закон: "У путешественника памяти нет, записывай!". Он заносил в книжки карандашом - "чернила могут быть смыты" - услышанные истории, штрихи характеров, имена, словечки, портреты. Читая Лондона, мы видим его спутников как живых. Двадцатидвухлетний чечако Севера их обессмертил.

 

И одним из героев его стала сама Аляска. "Мороз", "Холод", "Белое Безмолвие" - эти слова Джек пишет с прописной буквы. Углубляясь в повествование, мы почти физически чувствуем дыхание Севера: блеск снега под низким солнцем, безмолвие белых равнин, ночные всполохи полярного неба, скрип нарт, визг уставших, голодных собак, притягательную силу костра на морозе, затерянность человека в леденящих душу и сердце диких пространствах...

 

Один год пробыл созревающий писатель на покорившей его Аляске. Урожай впечатлений был собран огромный, зерно на мельнице размышлений было тщательно перетерто. Дело за малым - надо сесть и писать. Джек принялся за работу, уверенный в своих силах. Но журналы не спешили признать аляскинских героев никому не ведомого писателя. Когда первый рассказ ("За тех, кто в пути") был напечатан, автору пришлось занять десять центов, чтобы купить журнал. Восхождение к писательству было похоже на одоление Чилкутского перевала. Он осилил этот подъем...

https://rg.ru/2010/01/14/london.html


 

Ответить