←  Российская империя

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Голод в Pоссийской империи

Фотография Стефан Стефан 15.07 2018

Въ общемъ число неурожаевъ и голодовокъ въ теченіе XVII, XVIII и XIX ст. увеличивается. Въ XVIII ст. было 34 неурожая, а въ теченіе текущаго столѣтія лишь до 1854 г. ихъ было 35. Въ 1842 г. правительствомъ было констатировано, что неурожаи повторяются {103} черезъ каждыя 6–7 лѣтъ, продолжаясь по два года сряду. За вторую половину текущаго столѣтія особою жестокостью отличались Г., порожденные неурожаями 1873, 1880 и 1883 г. Въ 1891–92 г. Г. были постигнуты 16 губ. Европейской Россіи (и губ. Тобольская), съ населеніемъ въ 35 милл.; особенно пострадали губ. Воронежская, Нижегородская, Казанская, Самарская, Тамбовская. Въ менѣе обширномъ районѣ, но не съ меньшей интенсивностью, бѣдствія Г. повторились и въ 1892–93 г. Уже въ отдаленныя времена народъ прибѣгалъ въ неурожайные годы къ употребленію суррогатовъ. Въ 1121 г. въ Новгородѣ «ядяху люди листъ липовъ, кору березовую, а иніи мохъ, конину»; также и въ 1214–15 г., а въ 1230–31 г. «иніи простая чадь рѣзаху люди живые и ядяху, а иніи мертвыя мяса и трупіе обрѣзаѣче ядяху, а другіе конину, псину, кошки». Особенно распространено было употребленіе суррогатовъ въ злосчастный 1601–02 г., когда ѣли солому, сѣно, собакъ, кошекъ, мышей, всякую падаль, такую мерзость, что, какъ говоритъ лѣтописецъ, писать недостойно; въ Москвѣ человѣческое мясо продавалось на рынкахъ въ пирогахъ. Во время Г. въ Нижегородской губ. въ 1734–35 г. крестьяне питались гнилою дубовой корою, ѣли дубовые жолуди и т.п. Въ 1822 г. въ Повѣнецкомъ у., Олонецкой губ., во всеобщемъ употребленіи у крестьянъ была сосновая кора, вмѣсто муки; въ 1833 г. хлѣбъ замѣнялся жолудями и древесной корою, а муку смѣшивали съ глиной. То же дѣлали и въ 1891 г., когда въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, раньше чѣмъ поспѣла правительственная помощь, и лебеда считалась роскошью. Само министерство внутреннихъ дѣлъ прописывало иногда рецепты для приготовленія разныхъ суррогатовъ: въ 1843 г. учило, какъ дѣлать хлѣбъ изъ винной барды или изъ картофеля съ примѣсью ржаной муки, а въ 1840 г. преподавало способы приготовленія муки съ примѣсью свекловицы. Неизмѣнный результатъ всякаго рода суррогатовъ – болѣзни и усиленная смертность. Никогда, однако, Г. не поражаетъ одновременно всю Россію. Еще въ 1819 г. комитетъ министровъ писалъ, что въ Россіи «по обширности ея и по разнообразію климатовъ и почвы земли, повсемѣстнаго голода никогда не было и быть не можетъ, каковъ бы ни былъ недородъ, въ нѣкоторыхъ районахъ отъ потребленія должны оставаться въ остаткѣ десятки милліоновъ четвертей», а потому «при свободной торговлѣ хлѣбомъ, при удобствѣ сообщеній и при благоразумной предусмотрительности не только голода, но даже и недостатка въ хлѣбѣ нигдѣ быть не должно». Справедливость этихъ указаній подтверждается исторіей, даже для такихъ временъ, когда территорія русская не была еще столь обширна. Въ 1230–31 «бысть гладъ по всей области Русьстѣй, кромѣ Кыева единаго»; въ 1219 г. «гладъ бысть въ Руси и въ ляхахъ и въ ятвягахъ», но на Волыни былъ такой урожай, что Владиміръ посылалъ голодавшимъ большіе запасы жита. Аналогичное явленіе наблюдалось и въ 1421 г.; даже въ 1601–1602 г. въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ (Сѣверская земля) не было недостатка въ хлѣбѣ. Въ 1821 г., столь бѣдственномъ для многихъ губерній, что помѣщики заявляли правительству о своей несостоятельности прокормить крестьянъ, въ Пермской губ. не знали, куда дѣвать хлѣбъ. Въ 1830 г. въ Волынской губ., напр, четверть ржи стоила 25 р., а въ Екатеринославской – 2 р. 50 коп.; въ 1835 г. въ Саратовѣ цѣна была 4 р., въ Томскѣ – ниже 3 руб., а во Псковѣ – 30 руб. Въ 1836 г. пониженіе цѣнъ на хлѣбъ сильно озабочивало правительство – и въ то же время многія губерніи получали продовольственныя ссуды, а Олонецкой губ. грозилъ Г. Когда въ 1873 г. страдала отъ Г. лѣвая сторона Поволжья – самарско-оренбургская, на правой сторонѣ – саратовской – былъ рѣдкій урожай и хлѣбъ не находилъ сбыта даже по низкимъ цѣнамъ. То же самое наблюдалось въ 1884 г. въ Казанской губ., когда казанскіе мужики питались всяческими суррогатами, а на волжско-камскихъ пристаняхъ той же Казанской губ. гнили 1720000 чет. хлѣба. Наконецъ, и въ злочастномъ 1891 г., когда весь востокъ Европ. Россіи объятъ былъ неурожаемъ, урожай хлѣбовъ въ губ. малороссійскихъ, новороссійскихъ, юго-западныхъ, прибалтійскихъ и на сѣверѣ Кавказа былъ таковъ, что въ общемъ въ Россіи уродилось на каждую душу несравненно больше тѣхъ 14 пудовъ, которые признаны были тогда достаточными для продовольствія души въ теченіе года. Но покупательная сила нашей массы, по отсутствію сбереженій, столь ничтожна, что всякій неурожай вызываетъ необходимость правительственной помощи и частной благотворительности, какъ для продовольствія, такъ и для обсѣмененія, предотвращенія падежа рабочаго скота и т.п. (см. Продовольствіе народное). {104}

 

Яновский А.Е. Голод // Энциклопедический словарь. Т. 9 / Под ред. К.К. Арсеньева, Ф.Ф. Петрушевского; изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб.: Типолит. И.А. Ефрона, 1893. С. 103–104.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 15.07 2018

ГОЛОД В РОССИИ (1891–1892)

 

Страшное бедствие, поразившее около 20 губерний центральной, юго-восточной и приволжской России вследствие полного неурожая 1891–1892 годов.

 

Причинами голода стали не только погодные условия и истощение почв, вызвавшие неурожай (частичные неурожаи случались чуть ли не каждый год), но и экономическое положение крестьянских хозяйств, страдавших от малоземелья и непосильных податей и платежей, а также промышленный кризис, начавшийся с 1881–1882 годов и повлекший за собой сокращение потребления сельскохозяйственной продукции и безработицу. Важными причинами также были очень высокий экспорт хлеба за границу, т.н. «голодный экспорт» и резкое падение цен на хлеб на мировом рынке.

 

Голод начался в октябре 1891 года. Крестьяне проживали свои последние ресурсы, распродавали по очень низким ценам свой скот, брали хлеб и деньги в долг у местных помещиков, попадая, тем самым, к ним в зависимость. В декабре голод начал приобретать угрожающие масштабы.

 

Те, кто посетил голодающие местности, рисовали ужасающую картину. Так, юрист и публицист К.К. Арсеньев писал в «Вестнике Европы» (февраль 1892 года) из Тамбовской губернии о том, что у крестьян не осталось ни картофеля, ни овса, ни пшена, ни проса, а только гнилая капуста и свекла. Был распродан весь скот, продавалась даже одежда, так что не в чем было выйти из дома, совсем не осталось яровых семян. Для того, чтобы протопить избу, приходилось ломать на дрова дворовые постройки. Историк и общественный деятель А.А. Корнилов писал оттуда же об ужасной нужде населения, питавшегося негодной пищей (гнилой капустой и хлебом с лебедой, который не ели даже животные) и умиравшего от этого. С мест сообщали о самых страшных случаях, когда матери, не выдерживая страданий своих голодных детей, думали о том, чтобы убить их и избавить тем самым от мук.

 

Земские собрания неурожайных губерний возбуждали ходатайства перед правительством о необходимости выделения средств на продовольственные ссуды крестьянам. Но ходатайства либо отклонялись, либо удовлетворялись далеко не в полном размере. Земство начало выдавать озимые семена. В ноябре произошла первая раздача голодающим земского хлеба в ссуду (то есть с дальнейшим возвратом). Количественно земская помощь была незначительной. Начались разговоры о частной помощи голодающим крестьянам. Эпизодически она начала появляться. Но сама идея частной благотворительности пришла в столкновение с правительством.

 

Верховные власти вообще долгое время отрицали наличие голода. Ходили слухи, что Александр III на докладе одного из министров, в котором упоминалось о голоде, написал: «У меня нет голодающих, есть только пострадавшие от неурожая». Циркуляром от 12 ноября 1891 года запрещалось публиковать в газетах призывы частных лиц вносить пожертвования голодающим, если эти лица не будут иметь особых разрешений от «подлежащих властей». Когда же факт голода стал неоспоримым, правительство было вынуждено ассигновать средства для борьбы с ним, но и они сильно урезались. При этом для голодающих местностей не было сделано никаких отсрочек в выплате податей. Не удалась и правительственная идея общественных работ для голодающих крестьян, т.к. сами условия этих работ были невыносимыми.

 

В условиях, когда высшая власть дискредитировала себя, а земство не имело достаточных средств и зачастую натыкалось на противодействие местной администрации, общество становилось единственной силой, могущей оказать действенную помощь в борьбе с голодом.

 

Первые воззвания о помощи в печати появились еще в июле 1891 года. В ноябре 1891 года в «Русских ведомостях» вышла статья Л.Н. Толстого «Страшный вопрос», в декабре того же года в сборнике «Помощь голодающим» появилась его статья «О средствах помощи населению, пострадавшему от неурожая». Они произвели огромное впечатление на всю прогрессивную общественность. Великий писатель предлагал помогать пострадавшим не только путем покупки на пожертвованные деньги муки и ее раздачи, но и путем организации работ, а самое главное, устройством даровых столовых в деревнях и селах.

 

Сам же он подал первый практический пример, начав организацию столовых в Тульской и Рязанской губерниях. Вскоре Толстому стало приходить много пожертвований (даже из-за границы), к нему приезжали все новые работники. В Москве, в результате тесного сотрудничества редакции газеты «Русские ведомости», Московского комитета грамотности и благотворителей, группировавшихся вокруг Толстого, сложился неофициальный центр помощи голодающим. Он занимался исследованием размеров бедствия, собирал пожертвования и рассылал их лицам, «пользовавшихся доверием общества» и организовывавших помощь на местах. Тогда правительство, недовольное развернувшейся деятельностью, предприняло попытку поставить общественную инициативу под административный контроль, учредив «Особый комитет для помощи нуждающимся в местностях, пострадавших от неурожая» под председательством наследника-цесаревича. Но комитет смог объединить только консервативную часть общества.

 

Многие общественные деятели пошли по пути Льва Николаевича и, разъезжаясь по разных губерниям, начали устраивать там даровые столовые для голодающих, школьные столовые для детей, покупать и раздавать лошадей безлошадным крестьянам, семена для посева, помогать погорельцам, лечить больных «голодным тифом», холерой и т.п. Так, в Нижегородской губернии на голоде работал В.Г. Короленко. В Тамбовской губернии действовало Приютинское братство, куда входили братья Ф.Ф. и С.Ф. Ольденбурги, В.И. Вернадский, Д.И. Шаховской, А.А. Корнилов и др. Также свой вклад в борьбу с голодом внесли многие другие деятели, представители «третьего элемента» земства – земские врачи и учителя, студенты. Общими усилиями к 1893 году голод удалось побороть.

 

Борьба с голодом 1891–1892 годов пробудила общество от апатии и застоя, в котором оно находилось с 1880-х годов. Оно убедилось в бедственном положении народа и стало все больше внимания уделять коренным социально-экономическим проблемам страны. Аграрный вопрос стал одной из главных тем обсуждения в среде либерального и земского движения, у марксистов-народников.

 

 

Литература

 

– Арсеньев К.К. Из недавней поездки в Тамбовскую губернию // Вестник Европы. Февраль 1892 г. С. 835–851.

 

– Белоконский И.П. Голод, вырождение, вымирание и невежество русского народа, как следствие политического строя. Ростов н/Д. 1906.

 

– Книга М.Д. История голода 1891–1892 гг. в России. Автореферат. Воронеж, 1997.

 

– Корнилов А.А. Семь месяцев среди голодающих крестьян. Отчет о помощи голодающим некоторых местностей Моршанского и Кирсановского уездов Тамбовской губернии, в 1891–1892 гг. М., 1893.

 

– Корнилов А.А. Крестьянская реформа. СПб., 1905.

 

– Короленко В.Г. В голодный год. Наблюдения и заметки из дневников // Собр. соч. в 10-ти тт. Т. 9. М., 1955.

 

– Кузьмина И.В., Лубков А.В. Князь Шаховской. Путь русского либерала. М., 2008.

 

– Плеханов Г.В. Всероссийское разорение; О задачах социалистов в борьбе с голодом в России // Сочинения. Т. 3. М. – Пг., 1923.

 

– Соколов Н.П. Голод 1891–1892 годов и общественно-политическая борьба в России. Автореферат. М., 1987.

 

– Толстой Л.Н. О голоде; Страшный вопрос; Голод или не голод // Полн. собр. соч. в 90 тт. Т. 29. М., 1954.

 

Галимзянова Е.А. Голод в России (1891–1892) // Всемирная история: Энциклопедия

http://w.histrf.ru/a...ossii_1891_1892

Ответить

Фотография Стефан Стефан 02.08 2018

Самыя крупныя голодовки николаевскаго царствованія 1833, 1845–1846, 1851, 1855 гг. сопровождаются рѣзкой продовольственной нуждой въ этомъ районѣ, а министръ внутреннихъ дѣлъ Бибиковъ насчитывалъ для бѣлорусскихъ губерній за три десятка лѣтъ 10 голодовокъ. Первая земская продовольственная кампанія 1867–68 гг. охватила нечерноземныя сѣверныя, а также западныя губерніи и особенно памятна по смоленскому голоду. Но уже съ середины XIX в. центръ голодовокъ какъ бы перемѣщается къ востоку, захватывая сначала черноземный районъ, а затѣмъ и Поволжье. Въ 1872 г. разразился первый самарскій голодъ, поразившій именно ту губернію, которая до того времени считалась богатѣйшей житницей Россіи. И послѣ голода 1891 г., охватывающаго громадный районъ въ 29 губерній, нижнее Поволжье постоянно страдаетъ отъ голода: въ теченіе XX в. Самарская губернія голодала 8 разъ, Саратовская 9. За послѣднія тридцать лѣтъ наиболѣе крупныя голодовки относятся къ 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть пріозерныхъ и новороссійскихъ губерній) и къ 1885 г. (Новороссія и часть нечерноземныхъ губерній отъ Калуги до Пскова); затѣмъ вслѣдъ за голодомъ 1891 г. наступилъ голодъ 1892 г. въ центральныхъ и юго-восточныхъ губерніяхъ, голодовки 1897 и 98 гг. приблизительно въ томъ же районѣ; въ XX в. голодъ 1901 г. въ 17 губерніяхъ центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губерніи, въ томъ числѣ четыре нечерноземныхъ, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой цѣлый рядъ голодовокъ: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточныя, центральныя губерніи, Новороссія). Если воспользоваться данными о выдачахъ изъ общеимперскаго продовольственнаго капитала, то окажется, что за періодъ съ 1891 по 1908 гг. 60% всѣхъ выдачъ (294 милл. руб.) поглотили восемь приволжскихъ губерній, 24% (117 милл. руб.) падаетъ на шесть центральныхъ черноземныхъ, 6% на двѣ пріуральскихъ губерніи, 5% на новороссійскія, 3% на пріозерныя, а на остальные районы израсходовано менѣе чѣмъ по 1% выданнаго капитала. Каковы же причины современныхъ русскихъ голодовокъ? Подвозъ хлѣба въ нуждающіяся мѣстности въ XX в. уже не встрѣчаетъ тѣхъ затрудненій, какъ въ старое время. Если еще въ 1833 г. правительству приходилось принимать экстренныя мѣры для снабженія хлѣбомъ Петербурга, то въ настоящее время съ развитіемъ жел.-дор. сѣти въ Европейской Россіи едва ли найдутся такія мѣстности, которыя голодали бы изъ-за невозможности подвести хлѣбъ изъ урожайныхъ районовъ. Причина современныхъ голодовокъ не въ сферѣ обмѣна, а въ сферѣ производства хлѣба, и вызываются прежде всего чрезвычайными колебаніями русскихъ {41} урожаевъ въ связи съ ихъ низкой абсолютной величиной и недостаточнымъ земельнымъ обезпеченіемъ населенія, что, въ свою очередь, не даетъ ему возможности накопить въ урожайные годы денежные или хлѣбные запасы. Несмотря даже на нѣкоторый подъемъ абсолютныхъ величинъ русскихъ урожаевъ (за послѣднія пятнадцать лѣтъ на 30%) они все еще остаются очень низкими по сравненію съ западно-европейскими, а самый подъемъ урожайности происходитъ очень неравномѣрно: онъ значителенъ въ Малороссіи (на 42%) и на юго-западѣ (47%) и почти не сказывается въ Поволжьѣ, гдѣ крестьянскіе ржаные посѣвы даютъ для послѣдняго десятилѣтія даже пониженіе урожаевъ. На ряду съ низкой урожайностью одной изъ экономическихъ предпосылокъ нашихъ голодовокъ является недостаточная обезпеченность крестьянъ землей. По извѣстнымъ разсчетамъ Мареса въ черноземной Россіи 68% населенія не получаютъ съ надѣльныхъ земель достаточно хлѣба для продовольствія даже въ урожайные годы и вынуждены добывать продовольственныя средства арендой земель и посторонними заработками. По разсчетамъ комиссіи по оскудѣнію центра, на 17% не хватаетъ хлѣба для продовольствія крестьянскаго населенія. Какими бы другими источниками заработковъ ни располагало крестьянство, даже въ среднеурожайные годы мы имѣемъ въ черноземныхъ губерніяхъ цѣлыя группы крестьянскихъ дворовъ, которыя находятся на границѣ продовольственной нужды, а опытъ послѣдней голодовки 1911 г. показалъ, что и въ сравнительно многоземельныхъ юго-восточныхъ губерніяхъ послѣ двухъ обильныхъ урожаевъ 1909 и 1910 гг. менѣе 1/3 хозяйствъ сумѣли сберечь хлѣбные запасы. При всѣхъ этихъ предпосылкахъ основной причиной русскихъ голодовокъ является необычайно высокая колеблемость нашихъ урожаевъ, въ два раза превышающая колеблемость урожаевъ Германіи и Англіи и на 38% превосходящая неустойчивость урожаевъ для Австріи, максимальную въ Европѣ (см. Д.Н. Иванцовъ, «Объ устойчивости русскихъ урожаевъ» – «Вѣстникъ сельскаго хозяйства», 1913, №№ 4, 5) Отношеніе крайнихъ сборовъ всѣхъ продовольственныхъ хлѣбовъ за 1883–911 гг. равно отношенію 1 къ 2. Особенно рельефно выступаютъ эти данныя при разсмотрѣніи ихъ по районамъ. Наименьшей устойчивостью урожаевъ отличается юго-востокъ, приволжскія и заволжскія губерніи, особенно часто подвергающіяся голодовкамъ за послѣднія десятилѣтія. Для нихъ коэффиціентъ колеблемости (такъ назыв. квадратическое уклоненіе) почти въ три раза выше средняго для Россіи и равняется 44,1 и 45,9; отношеніе крайнихъ сборовъ здѣсь также въ нѣсколько разъ превышаетъ среднее. Слѣдующими наименѣе устойчивыми районами оказываются центрально-земледѣльческій и пріуральскій, для котораго соотвѣтственные коэффиціенты почти въ полтора раза меньше (35, 31,5). Характерно, что новороссійскія губернія, которыя за 1880-е годы занимали первое мѣсто по неустойчивости урожаевъ, теперь не только подняли абсолютную величину своихъ сборовъ, но и значительно повысили ихъ устойчивость и среди районовъ черноземной Россіи заняли въ этомъ отношеніи (за періодъ съ 1889 по 1911 г.) пятое мѣсто. Если, тѣмъ не менѣе, первое десятилѣтіе XX в. и въ Новороссіи отмѣчено рядомъ голодовокъ, то по своимъ размѣрамъ и интенсивности онѣ далеко уступаютъ голодовкамъ приволжскихъ мѣстностей, въ чемъ еще сказывается и большая обезпеченность землей новороссійскаго населенія. Въ наилучшемъ положеніи {42} въ смыслѣ устойчивости урожаевъ и наименьшей подверженности голодовкамъ оказываются въ черноземномъ районѣ малороссійскія и юго-западныя губерніи, при чемъ и въ этихъ районахъ такъ же, какъ и въ новороссійскихъ губерніяхъ, колеблемость урожаевъ за послѣднія три десятилѣтія постепенно понижается. Для нечерноземной полосы, за исключеніемъ пріуральскаго района, устойчивость урожаевъ значительно выше. Для 1857–89 годовъ, по изслѣдованіямъ Гросса, число среднихъ урожаевъ, составляющихъ для черноземной Россіи только 28%, поднимается для сѣверной до 56%. Для періода съ 1889 и по 1911 годъ наибольшей устойчивостью урожаевъ отличаются сѣверный и прибалтійскій районы (квадратическія колебанія: 8,9, 9,4), наименьшей устойчивостью литовскія губерніи (коэффиціентъ 15); среднее положеніе занимаютъ бѣлорусскія (13,5), промышленныя (13,4), пріозерныя (11,5) губерніи. Однако, тотъ полный параллелизмъ, который для черноземной Россіи можно установить между колеблемостью урожаевъ и размѣрами голодовокъ, здѣсь въ значительной степени нарушается другими экономическими моментами, ослабляющими зависимость крестьянскаго хозяйства отъ состоянія земледѣлія. Исключительная неустойчивость русскихъ урожаевъ объясняется прежде всего неблагопріятными климатическими условіями. Наиболѣе плодородные районы отличаются особой неравномѣрностью осадковъ. Специфическія особенности климатическихъ условій отдѣльныхъ районовъ всегда будутъ предрѣшать въ значительной степени пестроту и колеблемость урожаевъ, оказывая, такимъ образомъ, сильнѣйшее вліяніе и на благосостояніе земледѣльческаго населенія, и на вопросъ о его продовольственномъ обезпеченіи. Но въ настоящее время при господствѣ экстенсивнаго зернового хозяйства, при увеличеніи запашекъ и истощеніи земли, значеніе климатическихъ условій несомнѣнно особенно велико. При низкой абсолютной величинѣ урожаевъ, неустойчивость ихъ какъ слѣдствіе неблагопріятныхъ климатическихъ условій является основной причиной нашихъ частыхъ голодовокъ. Ослабленіе зависимости крестьянскаго хозяйства отъ неустойчивости урожаевъ является поэтому однимъ изъ главнѣйшихъ способовъ устраненія голодовокъ. Отчасти наблюдающаяся неустойчивость урожаевъ независимо отъ климатическихъ условій объясняется низкимъ уровнемъ земледѣльческой техники. Въ этомъ отношеніи нынѣшнее положеніе крестьянскаго хозяйства значительно улучшилось за послѣднія 15–20 лѣтъ. Широкое развитіе агрономической помощи и распространеніе сельскохозяйственныхъ знаній и орудій уже даетъ осязательные результаты. Но поскольку неустойчивость урожая есть явленіе, вообще свойственное зерновымъ культурамъ, избавить отъ риска недорода можетъ только интенсификація земледѣлія, полный или частичный переходъ къ многополью, введеніе въ сѣвооборотъ разнообразныхъ, по преимуществу промышленныхъ культуръ. Въ этомъ отношеніи положеніе крестьянскаго хозяйства очень медленно измѣняется. Правда, незерновыя культуры получили въ крестьянскомъ хозяйствѣ уже значительное распространеніе. Особенное значеніе имѣетъ промышленное льноводство, которое распространилось почти на всю нечерноземную полосу Россіи; въ 1911 г. подъ посѣвомъ льна въ 25 губерніяхъ Европейской и 2 Азіатской Россіи насчитывалось 1,026 тыс. дес. Неуклонно развивается воздѣлываніе клубней и корнеплодовъ, отчасти съ продовольственными, отчасти съ промышленными цѣлями. Крестьянскіе посѣвы свекловицы, увеличиваясь по преимуществу въ юго-западныхъ, {43} привислинскихъ, малороссійскихъ и центрально-земледѣльческихъ губерніяхъ, достигли въ 1911–12 г. почти 1/2 милл. дес. Воздѣлываніе картофеля имѣетъ наибольшее значеніе для обезпеченія народнаго продовольствія внѣ зависимости отъ урожая зерновыхъ хлѣбовъ. Общая площадь подъ картофелемъ приближается въ Европ. Россіи къ 4 милл. дес., наибольшее распространеніе въ крестьянскомъ хозяйствѣ имѣетъ картофель въ нечерноземной полосѣ, особенно въ привислинскихъ (19% посѣвн. площ.), литовскихъ (10,6%), бѣлорусскихъ (10,1%) и прибалтійскихъ (8,5) губерніяхъ. Несмотря на значительность абсолютныхъ цифръ и на то, что въ отдѣльныхъ районахъ распространеніе названныхъ культуръ можетъ содѣйствовать бо́льшей устойчивости крестьянскаго хозяйства, – для всей массы земледѣльческаго населенія Россіи, особенно черноземной полосы, общимъ фономъ попрежнему остается трехпольное хозяйство со всѣми опасностями экстенсивной зерновой культуры. Значеніе промышленныхъ культуръ въ крестьянскомъ хозяйствѣ ослабляется еще тѣмъ, что, распространяясь подъ вліяніемъ рыночнаго спроса на нихъ, онѣ вводятся внѣ связи съ правильнымъ сѣвооборотомъ, ведутъ къ истощенію земель и такимъ образомъ неустойчивость зерновыхъ урожаевъ замѣняютъ своими собственными колебаніями, имѣющими нерѣдко еще бо́льшую амплитуду. Съ другой стороны значеніе неустойчивости зернового хозяйства имѣетъ какъ-будто тенденцію увеличиваться подъ вліяніемъ вовлеченія крестьянскаго хозяйства въ мѣновой оборотъ. Изъ зерновыхъ культуръ наибольшей абсолютной неустойчивостью урожаевъ отличаются пшеница и ячмень. Между тѣмъ подъ вліяніемъ спроса на міровомъ рынкѣ именно эти хлѣба имѣютъ тенденцію расширяться за счетъ наиболѣе устойчивыхъ ржи и овса. Внѣдреніе денежныхъ отношеній въ крестьянское хозяйство оказываетъ воздѣйствіе на народное продовольствіе и въ другихъ отношеніяхъ. Увеличеніе нужды въ деньгахъ для уплаты налоговъ, аренды и для удовлетворенія собственныхъ потребностей заставляетъ крестьянина выносить на рынокъ все бо́льшее количество произведеній своего хозяйства. Въ результатѣ на рынокъ вывозится осенью даже тотъ хлѣбъ, который затѣмъ весною самимъ же крестьянамъ приходится выкупать обратно. Вся разница въ осеннихъ и весеннихъ цѣнахъ ложится на крестьянское хозяйство какъ слѣдствіе такой своеобразной залоговой операціи. И поскольку общая совокупность неблагопріятныхъ экономическихъ условій заставляетъ прибѣгать къ ней все болѣе болѣе широкія и менѣе обезпеченныя собственнымъ хлѣбомъ группы крестьянскихъ хозяйствъ, постольку возрастаетъ возможность возникновенія острой продовольственной нужды. Еще важнѣе общее значеніе перехода крестьянскаго хозяйства отъ натуральнаго строя къ денежно-мѣновымъ отношеніямъ. Прежде всего сокращается значеніе натуральныхъ хлѣбныхъ запасовъ, которые раньше, переходя отъ урожайныхъ годовъ къ неурожайнымъ, ослабляли силу продовольственной нужды. Съ другой стороны, условія рынка отражаются на конструкціи всего крестьянскаго бюджета. Еще въ 1890-хъ годахъ изслѣдованія Ф.А. Щербины доказали преобладаніе натуральныхъ долей во всѣхъ бюджетныхъ районахъ. Новѣйшія изслѣдованія показываютъ, что денежные элементы крестьянскаго бюджета возрастаютъ. Отчасти это слѣдствіе развитія мѣновыхъ отношеній, отчасти результатъ длительнаго подъема цѣнъ послѣдняго десятилѣтія. Благодаря этимъ обстоятельствамъ {44} осложняется продовольственныя вопросъ въ крестьянскихъ хозяйствахъ, прикупающихъ хлѣбъ, ибо для нихъ покупка хлѣба остается одной изъ главныхъ частей расходнаго бюджета. Если даже принять во вниманіе ростъ урожайности, то все же останется очень значительный повсемѣстный слой крестьянскихъ хозяйствъ, бюджетному равновѣсію которыхъ, а слѣдовательно и продовольственному при прочихъ равныхъ условіяхъ нанесенъ серьезный ударъ длительнымъ повышеніемъ хлѣбныхъ цѣнъ за послѣднее десятилѣтіе. Въ этомъ, быть-можетъ, одна изъ причинъ экстенсивнаго распространенія продовольственной нужды за послѣдніе годы. Но, конечно, при этомъ не стирается та граница между сѣверной (по преимуществу нечерноземной) и южной Россіей, которая проведена Ф.А. Щербиной, и которая отдѣляетъ полосу съ преобладаніемъ покупающихъ хозяйствъ отъ полосы съ наибольшимъ числомъ хозяйствъ, продающихъ хлѣбъ. Неблагопріятныя послѣдствія высокихъ цѣнъ отражаются, главнымъ образомъ, на сѣверной полосѣ. Наконецъ, весьма важнымъ моментомъ, опредѣляющимъ возможность возникновенія Г., является степень развитія побочныхъ заработковъ въ крестьянскомъ хозяйствѣ. Вызываясь къ жизни недостаточностью выручки отъ самого земледѣлія, они, затѣмъ, развиваясь, увеличиваютъ равновѣсіе крестьянскихъ хозяйствъ и эмансипируютъ его отъ слишкомъ тѣсной связи съ неизбѣжными колебаніями урожаевъ. Главные источники промысловыхъ доходовъ – мѣстные земледѣльческіе заработки, отхожіе промыслы и кустарная промышленность. Первый источникъ наибольшее значеніе имѣетъ въ районахъ съ преобладаніемъ частновладѣльческаго хозяйства (западныя, сѣверо-западныя, юго-западныя, южныя и отчасти промышленныя губерніи). Повышеніе урожайности и высокія хлѣбныя цѣны благопріятствуютъ росту значенія земледѣльческихъ заработковъ, раздробленіе же крупныхъ хозяйствъ создаетъ для всей Россіи обратную тенденцію. Кустарные промыслы, домашняя промышленность и ремесло по новѣйшимъ подсчетамъ А.А. Рыбникова занимаютъ свыше 2 милл. сельскаго населенія, составляя частью главный и самостоятельный источникъ дохода, частью являясь подсобнымъ къ земледѣлію промысломъ. Деревенскіе промыслы распространены неравномѣрно, занимая отъ 0,3% населенія въ Екатеринославской губ. до 13,3% въ Московской. Въ общемъ наибольшее значеніе для крестьянскаго хозяйства промыслы имѣютъ въ нечерноземной полосѣ, особенно въ промышленныхъ, пріуральскихъ и пріозерныхъ губерніяхъ. Тѣсная связь деревенскихъ промысловъ съ крестьянскимъ потребительнымъ, чаще всего мѣстнымъ же рынкомъ ослабляетъ въ неурожайные годы ихъ значеніе противовѣса недостаточности и неустойчивости земледѣльческаго хозяйства. Отхожіе промыслы также наиболѣе распространены въ нечерноземной полосѣ. Значеніе ихъ какъ регулятора продовольственной нужды ослабляется тѣмъ, что распространеніе ихъ ограничено тѣснымъ спросомъ на рабочія руки и другими независящими отъ воли крестьянина экономическими условіями. Отливъ избыточнаго населенія въ фабричную промышленность вліяетъ на степень продовольственнаго обезпеченія сокращеніемъ числа ѣдоковъ и притокомъ денежныхъ средствъ въ деревню. Поскольку рабочіе теряютъ связь съ землею, значеніе послѣдняго фактора сокращается. Подводя итоги, можно сказать, что русскія голодовки являются слѣдствіемъ неблагопріятнаго сочетанія {45} общественныхъ, экономическихъ и климатическихъ условій. Для отдѣльныхъ районовъ условія комбинируются различно, чѣмъ и объясняется различная степень подверженности голодовкамъ различныхъ мѣстностей. Въ первой половинѣ XIX в. въ наиболѣе неблагопріятномъ положеніи была бо́льшая часть (за исключеніемъ востока) нечерноземной полосы какъ благодаря неплодородію почвы, такъ и сравнительно низкому земельному обезпеченію. Послѣдовавшее затѣмъ выселеніе избыточнаго населенія, распространеніе промышленныхъ культуръ и травосѣянія, повышеніе урожайности хлѣбовъ и увеличеніе устойчивости ея, а также развитіе промысловъ и побочныхъ заработковъ способствовали ослабленію опасности продовольственной нужды. Фокусъ голодовокъ перемѣщается въ черноземную полосу, главнымъ образомъ, въ Поволжье, гдѣ уплотненіе населенія, сокращеніе земельнаго обезпеченія, истощеніе земель, климатическія условія и слабое развитіе побочныхъ промысловъ создали особенно благопріятную почву для Г. Что касается оцѣнки положенія всей Россіи по отношенію къ голодовкамъ, то оно измѣняется къ лучшему лишь очень медленно. Общественно-правовыя и культурныя условія жизни деревни остаются прежними, налоговое бремя возрастаетъ, общій уровень благосостоянія населенія остается весьма низкимъ, промыслы развиты слабо, внѣземледѣльческіе заработки ограничены, скотоводство падаетъ, и все благополучіе крестьянъ зиждется на земледѣліи. Земледѣльческая техника замѣтно совершенствуется, но интенсификація хозяйства совершается крайне медленно, господствуетъ попрежнему экстенсивное зерновое хозяйство, увеличеніе распашки истощаетъ землю. Вторженіе мѣновыхъ отношеній въ натуральный строй крестьянскаго хозяйства на первыхъ порахъ уменьшаетъ устойчивость экономически слабѣйшихъ элементовъ крестьянскаго населенія, а если присоединить сюда ростъ земельной тѣсноты, лишь отчасти компенсируемой мобилизаціей земельной собственности въ пользу крестьянъ, – то придется признать, что Г., какъ опредѣленное соціально-экономическое явленіе, едва ли скоро покинетъ Россію. {46}

 

Якушкин Н., Литошенко Л. Голод // Новый энциклопедический словарь. Т. 14 / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб.: Тип. Акц. об-ва «Брокгауз – Ефрон», [1913]. Ст. 41–46.

 

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 03.08 2018

Въ общемъ число неурожаевъ и голодовокъ въ теченіе XVII, XVIII и XIX ст. увеличивается. Въ XVIII ст. было 34 неурожая, а въ теченіе текущаго столѣтія лишь до 1854 г. ихъ было 35.

 

за три десятка лѣтъ 10 голодовокъ

 

итак, материал Стефана подтверждает мою правоту - голод каждые три года.

а то ведь антисоветчики мне все уши прожужжали, что такого не может быть, это всё большевистская пропаганда.

 

Страшное бедствие, поразившее около 20 губерний центральной, юго-восточной и приволжской России вследствие полного неурожая 1891–1892 годов. Причинами голода стали не только погодные условия и истощение почв, вызвавшие неурожай (частичные неурожаи случались чуть ли не каждый год), но и экономическое положение крестьянских хозяйств, страдавших от малоземелья и непосильных податей и платежей, а также промышленный кризис

 

Подводя итоги, можно сказать, что русскія голодовки являются слѣдствіемъ неблагопріятнаго сочетанія общественныхъ, экономическихъ и климатическихъ условій

 

Общественно-правовыя и культурныя условія жизни деревни остаются прежними, налоговое бремя возрастаетъ, общій уровень благосостоянія населенія остается весьма низкимъ, промыслы развиты слабо, внѣземледѣльческіе заработки ограничены, скотоводство падаетъ, и все благополучіе крестьянъ зиждется на земледѣліи.

и как вывод:

придется признать, что Голод, какъ опредѣленное соціально-экономическое явленіе, едва ли скоро покинетъ Россію.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 03.08 2018

а то ведь антисоветчики мне все уши прожужжали, что такого не может быть, это всё большевистская пропаганда.

Сталинская пропаганда скрывала катастрофический голод 1932-1933 гг. в УССР и РСФСР (в том числе КазАССР, т.е. Казахстане). Так что "хрен редьки не слаще".

 

и как вывод:

В 1 пол. XX в., как и ранее, голод был крупной проблемой России (как дореволюционной, так и советской).

Ответить

Фотография Стефан Стефан 04.08 2018

Что касается оцѣнки положенія всей Россіи по отношенію къ голодовкамъ, то оно измѣняется къ лучшему лишь очень медленно. Общественно-правовыя и культурныя условія жизни деревни остаются прежними, налоговое бремя возрастаетъ, общій уровень благосостоянія населенія остается весьма низкимъ, промыслы развиты слабо, внѣземледѣльческіе заработки ограничены, скотоводство падаетъ, и все благополучіе крестьянъ зиждется на земледѣліи. Земледѣльческая техника замѣтно совершенствуется, но интенсификація хозяйства совершается крайне медленно, господствуетъ попрежнему экстенсивное зерновое хозяйство, увеличеніе распашки истощаетъ землю. Вторженіе мѣновыхъ отношеній въ натуральный строй крестьянскаго хозяйства на первыхъ порахъ уменьшаетъ устойчивость экономически слабѣйшихъ элементовъ крестьянскаго населенія, а если присоединить сюда ростъ земельной тѣсноты, лишь отчасти компенсируемой мобилизаціей земельной собственности въ пользу крестьянъ, – то придется признать, что Г., какъ опредѣленное соціально-экономическое явленіе, едва ли скоро покинетъ Россію.

 

Якушкин Н., Литошенко Л. Голод // Новый энциклопедический словарь. Т. 14 / Изд. Ф.А. Брокгауз, И.А. Ефрон. СПб.: Тип. Акц. об-ва «Брокгауз – Ефрон», [1913]. Ст. 46.

Авторы статьи оказались правы.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 13.08 2018

Проблема «голодного экспорта»

 

Историк Михаил Давыдов о хлебном экспорте в Российской империи, проблеме голода и негативном образе царской России

 

 

Проблема голодного экспорта очень важна для понимания развития пореформенной России. Дело в том, что тезис о голодном экспорте является одним из опорных постулатов традиционной негативистской историографии, которая доказывает, что обнищание народа было главной причиной революции 1917 года. И здесь мысль о том, что хлеб вывозился из страны в ущерб питанию народа, конечно, занимает достаточно видное место. Как правило, постулирование этих идей не сопровождается сколько-нибудь обширным или убедительным статистическим анализом, но обязательно присутствует фраза знаменитого министра финансов Вышнеградского: «Сами недоедим, а вывезем», которую, строго говоря, никто не слышал, кроме такого сложного персонажа по фамилии Шванебах. И она действительно просто вырвана из контекста.

 

При этом никто не задумывался над тем, что в стране, которая недоедает, население, несмотря на гигантскую детскую смертность, в среднем росло на полтора процента в год. Дело в том, что для страны с рыночной экономикой – а царская Россия была такой страной – сама мысль о голодном или каком-то ином экспорте бессмысленна с точки зрения политической экономии. В рыночных странах экспорт – это часть торговли, часть процесса обмена, течение которого определяется соотношением спроса и предложения, и только. И если товары не могут быть проданы внутри страны, поскольку рынок ими насыщен, то вполне естественно, что они вывозятся за границу. Наоборот, если вдруг в какой-то губернии или регионе был неурожай, цены соответственно повышались, и тогда не было смысла везти за границу и устраивать все достаточно сложные экспортно-вывозные операции. Это банальность.

 

Имперское правительство, в отличие от советской власти, политбюро и совнаркома, не обладало монополией внешней торговли. Хлеб вывозило не государство, а отдельные люди, в отличие от периода после 1917 года. И конечно, у царизма не было тех жесточайших рычагов, с помощью которых советская власть отбирала у крестьян хлеб, продавала его и затем покупала станки и заводы или использовала в каких-то других целях.

 

Для конца XIX – начала XX века, то есть периода, который, как считается, обеспечен качественной статистикой, мы можем говорить совершенно отчетливо, что за предвоенное двадцатилетие с 1894 по 1898 год и с 1909 по 1913 год средний ежегодный экспорт хлебных грузов из России вырос на 35%. При этом урожаи главных хлебов за тот же период выросли на 45%, а экспорт только на 30%. То есть урожаи росли быстрее, чем рос экспорт.

 

Очень много для понимания проблемы дает анализ структуры вывоза. В 100% хлебного вывоза 60–70% попадало на красные хлеба, то есть пшеницу и ячмень. И можно говорить уверенно, что вывоз хлеба из России – это прежде всего вывоз пшеницы и ячменя. Урожай ячменя очень серьезно увеличивался в этот период, потому что благоприятные условия торгового договора с Германией в 1894 году стимулировали в России производство кормового ячменя для ввоза в Германию. Собственно говоря, пшеница и ячмень специально выращивались на экспорт в губерниях Причерноморья и Приазовья, которые были завязаны на порты Черного и Азовского морей. Возрастал экспорт и второстепенных хлебов. Основная доля приходилась на кукурузу, жмыхи и отруби. Экспорт пшеницы, к сожалению, был на очень низком уровне, 2–3% в год. Уменьшался вывоз главных крестьянских хлебов, то есть ржи и овса, с 25 до 15%. При этом он падал и по абсолютной величине, потому что среднеежегодный прирост экспорта ржи и овса дает нам отрицательную величину. То есть за это предвоенное двадцатилетие в среднем ржи вывозилось каждый год меньше на 2,7 миллиона пудов, а овса – примерно на 200 тысяч пудов. Но у овса самая сложная динамика вывоза, нам крайне сложно установить его закономерности. Так что, конечно, падающий вывоз главных крестьянских хлебов – это довольно пикантно в контексте темы голодного экспорта.

 

Сопоставление величин урожаев и вывоза показывает, что урожаи всех хлебов растут по абсолютной величине, а доля вывоза в них падает и абсолютно, и относительно, кроме ячменя. Ячмень – это продукт южной трети губерний европейской России. В центральной и северной России он был непопулярен, хотя рос даже в Архангельской губернии. На самом деле доля вывоза хлебов от урожая была еще ниже. Во-первых, урожайная статистика ЦСК МВД, которая используется историками, самая надежная, занижала урожаи из податных соображений, как говорили тогда. Крестьяне никогда не говорили правды, потому что боялись правительства. Правительство платило им взаимностью, но в других ситуациях. Это такой тренд психологии нашего народа. Кроме того, из-за дармовой кормежки после 1892 года. И еще доля экспорта была ниже, чем показывают источники, потому, что вывоз хлеба из азиатской России, например из Томской губернии, мы учитываем, а урожая в нем нет, потому что урожаи там начинают считаться уже очень поздно, чуть раньше, чем при Столыпине.

 

Падение доли экспорта позволяет проследить достаточно детально транспортная статистика, прежде всего железнодорожная. Я проанализировал железнодорожные перевозки всех хлебных грузов в течение рассматриваемого периода, но, прежде чем изложить результаты, нужно дать некоторые пояснения. Источник дает нам 100% учтенных статистикой перевозок данного товара, в данном случае хлебных грузов по сети железных дорог. Это называется общее отправление. Часть этих перевозок учтена прибытием в пункты, в которых есть таможни. Это могут быть крупнейшие порты, такие как Петербург, Одесса, Рига, Ревель. Это могут быть просто маленькие железнодорожные пограничные станции. Но все, что туда привезено, – это вывозное отправление. Разница между общим отправлением и вывозным дает внутреннее отправление. И статистика совершенно убедительно и прозрачно показывает, что если в 1890-х годах вывозное отправление играло важную роль в хлебной торговле центрально-черноземных, малороссийских, юго-западных и ряда других губерний, то в 1900-х годах это значение иногда снижается абсолютно, то есть просто до нуля. Даже в тех случаях, когда оно не уменьшается, внутреннее отправление растет намного больше. И это абсолютно естественная вещь. Населения-то больше, и нет смысла никуда вести этот хлеб: он найдет размещение внутри страны. То же самое было и в Соединенных Штатах, которые сначала завалили весь мир хлебом, а потом, когда иммиграция усилилась, сократили экспорт, потому что появилось местное потребление.

 

Значит, статистика недвусмысленно показывает, что в конце XIX – начале XX века хлебный экспорт возрастал, прежде всего, на 9/10 за счет лишь восьми степных губерний: Донской и Кубанской областей, Херсонской, Таврической, Екатеринославской, Ставропольской и Самарской губернии с добавлением Саратовской в годы суперурожаев, какими были 1909–1910.

 

Мифологический характер тезиса о голодном экспорте особенно наглядно выступает при сопоставлении стоимости хлебного экспорта и стоимости выпитой в стране водки, то есть питейного дохода. Мы знаем, что главной статьей экспорта был хлеб. И действительно, за двадцать предвоенных лет Россия выручила от продажи хлеба 10,4 миллиарда рублей. Это гигантская цифра. Это три годовых бюджета 1913 года, очень много. Но за то же время питейный доход составил 11,8 миллиарда рублей. То есть ежегодно хлеба вывозилось на 518 рублей, а водки выпивалось на 588, то есть на 13% больше. При этом среднеежегодный прирост стоимости экспорта был 21 миллион рублей, а выпитой водки – 35. Я не беру экспорт вина, виноградные и пиво. То есть на 70% больше. И если эта ситуация может именоваться голодным экспортом, тогда в словарях русского языка, я думаю, надо кое-что менять.

 

Во всяком случае, мы должны обязательно сказать о том, что этот тезис подмывается также и тем, что имперское правительство, в отличие от советского правительства, никогда не бросало народ на произвол судьбы. В стране была государственная продовольственная система, действовал продовольственный устав. За 1891–1908 годы на продовольственную помощь пострадавшим от неурожаев правительство выделило гигантскую сумму порядка 500 миллионов рублей. Напомню, что большая флотская программа, которая к 1930 году должна была дать России флот мирового уровня, стоила 430 миллионов рублей. То есть мы можем судить, о чем идет речь. Фактически правительство после страшного по дореволюционным меркам голода 1891–92 года, когда число жертв оценивается в 400–500 тысяч человек, в основном умерших от холеры (конечно, это не идет ни в какое сравнение с советским периодом), начало списание всех продовольственных долгов. Оно взяло на себя ответственность за стихийные бедствия. Но, тем не менее, идея о голодном экспорте оказалась весьма удобной пиар-находкой и более ста лет она активно эксплуатировалась, потому что в течение этого периода потребность в негативном имидже Российской Империи была очень высока.

 

Все сказанное не означает, что у всех жителей Российской Империи всегда было прекрасно с питанием. Отнюдь. Но уровень благосостояния граждан страны не был таким низким, как считает традиционная историография. Вместе с тем все сказанное ставит крайне важную проблему, проблему семантической инфляции терминов, которые мы употребляем в исторических исследованиях. В частности термина «голод» и многих других – «произвол», «обнищание», «бедствие», которыми обычно традиционная историография описывает дореволюционную Россию. Дело в том, что в слово «голод» до 1917-го года и после 1917-го года вкладывалось далеко не одно и то же содержание. Настоящий голодный экспорт – это коллективизация, это «великий перелом».

 

Итак, тезис о голодном экспорте, точнее о негативном воздействии экспорта хлеба на питание населения России, не находит подтверждения в статистике производства, перевозок и торговли хлебом. Перманентную и все возрастающую роль играл внутренний рынок, что вполне естественно с учетом законов рыночной экономики и роста населения страны.

 

Михаил Давыдов – доктор исторических наук, профессор Школы исторических наук НИУ ВШЭ

http://postnauka.ru/video/80499

Ответить