←  Раннее средневековье, или Темные Века

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Византия в IV – первой половине VII в.

Фотография Стефан Стефан 21.08 2016

Чекалова А.А. IV – первая половина VII в. – протовизантийский или ранневизантийский период истории империи?

 

В свое время Поль Лемерль ввел в научный оборот понятие «протовизантийский» для обозначения периода IV – первой половины VII в. византийской истории1. С тех пор этот термин получил достаточно широкое распространение.

 

Именно он употреблен в «Оксфордском словаре Византии», изданном под редакцией А.П. Каждана и в известном смысле подводящем итоги современного византиноведения до начала 90-х гг., для обозначения эпохи IV – первой половины VII в.2 Но кто решится назвать равеннские мозаики протовизантийским искусством? Кто решится назвать шедевр мировой архитектуры – храм Св. Софии – памятником протовизантийского зодчества? А ведь именно в архитектуре и искусстве особенно ярко отражается сущность той или иной цивилизации. И сколько раз мы видим именно эти памятники в качестве иллюстраций ко многим работам по различным аспектам и периодам византийской истории3.

 

В свое время К. Манго заявил, что в последующей истории Византии не было ничего из того, чего не существовало бы в ранней Византии4. Возможно, это высказывание является некоторым {459} преувеличением, но несомненно одно – Византия начинается с IV в. Именно в ранний период византийской истории многое было создано из того, что принесло ей известность, многое оформилось из того, что считается типично византийским. Особенности социального устройства Византии, специфика византийского господствующего класса, представленного столичной чиновной знатью и провинциальной землевладельческой аристократией, столь характерная для империи, также начали закладываться в IV – первой половине VII в., т.е. в ранневизантийскую эпоху.

 

В византиноведческой литературе еще бытует мнение, что в Византии IV – первой половины VII в., которую охотнее называют Восточной Римской империей, существовала старая римская сенаторская аристократия, владевшая несчетными поместьями в различных частях империи5. Между тем до основания Константинополя и, соответственно, начала византийской истории господствующий класс на греческом Востоке был представлен главным образом муниципальной аристократией – куриалами. Римское владычество, накладываясь сверху, не затрагивало существенно греческого полиса6 и не меняло ранее существовавшего здесь социального устройства. Если на Западе высшим социальным слоем являлась сенаторская аристократия, то на Востоке безраздельно господствовала местная знать. В отдельных городах восточных провинций империи имелись лица, вошедшие в состав римского сената7 и ставшие таким образом представителями высшего социального слоя Римской империи – сенаторской аристократии. Однако общее число их было весьма незначительно8, и уже в силу своей малочисленности и рассеяния по разным городам они, даже если не отправлялись на постоянное жительство в Рим, как {460} того требовало их звание9, не оказывали сколько-нибудь заметного влияния на общественную структуру данного региона.

 

Известно, правда, что закон императора Констанция (337–361 гг.) от 12 августа 357 г., включенный позднее под номером 11 в титул 4 «О преторах и квесторах» книги VI Кодекса Феодосия II10, предписывал римским сенаторам, обладавшим поместьями в Ахайе, Македонии и Иллирике, иными словами, жившим в Греции и Фракии, принимать участие в заседаниях константинопольского сената. Именно эти римские сенаторы, полагают исследователи, составили ядро вновь учрежденного института власти11.

 

По мнению Ж. Дагрона, римские сенаторы, причем не только те, которые обитали в Ахайе, Македонии и Иллирике, но и во всей префектуре Восток, были переведены из римского сената в константинопольский, хотя осуществлено это было, по мнению исследователя, не по вышеназванному закону, а по не дошедшему до нас постановлению Констанция, изданному незадолго до 359 г. и являющемуся, возможно, добавлением к закону C.Th. I. 4. 1112.

 

Однако то ли потому, что законы плохо исполнялись, то ли потому, что они в данном случае не вполне отражали реальность того времени (что вполне допустимо, ибо законы обязаны учитывать отдельные, даже самые мелкие казусы), мы не располагаем данными о существовании римских сенаторов в восточных пределах империи. В самом деле, в нашем распоряжении имеется всего лишь один пример, подтверждающий точку зрения А. Джонса или Ж. Дагрона. Речь идет об антиохийском куриале Олимпии, который до 358 г. являлся членом римского сената, а затем был переведен в константинопольский сенат13.

 

Показательно, что землевладельцы восточных областей Римской империи, являвшиеся обычно куриалами, вовсе не стремились в римский сенат. Известен, например, один землевладелец, приписанный к римскому сенату, некто Менандр, уроженец Коринфа и обладатель земельных владений в тех {461} областях. Его отнюдь не прельщала возможность принимать участие в заседаниях римского сената, и он предпочитал быть куриалом родного города. Куриалом Коринфа был и его сын Аристофан14. По всей видимости, именно лиц, подобных Менандру, и имела в виду анализируемая конституция Констанция II.

 

Как бы то ни было, факт существования римской сенаторской аристократии как особого социального слоя на территории греческого Востока не подтверждается данными источников.

 

Появление сенаторской аристократии в восточных областях Римской империи тесно связано с административными преобразованиями императора Константина, по праву вошедшего в историю с прозванием Великий. Завершивший многие начинания Диоклетиана, он претворил в жизнь и идею, родившуюся в начале эпохи домината. Константин основал новую столицу на берегу Босфора, с которой связывал идею обновления империи. Он создавал новый город, принявший его имя, как центр, значительно более соответствующий изменившейся социально-политической ситуации в империи. Суть этих изменений заключалась в укреплении императорской власти, значительном расширении имперского аппарата и возникновении достаточно широкого слоя служилой аристократии, восходящей к familia Caesaris. Первый Рим был городом сената, второй должен был стать городом императора.

 

Правда, среди других учреждений во втором Риме – Константинополе – был создан и сенат, в чем нередко усматривают акт подражания Риму. Это, действительно, было бы так, если бы в Константинополе создавался сенат, подобный римскому. Однако дело обстояло иначе. Если в Риме сенат был представлен старинной родовитой аристократией, то на Востоке сенат образовала новая служилая знать. Именно служба в военно-административном аппарате империи и при дворе играла наиболее существенную роль среди прочих качеств претендента на сенаторское звание и являлась главным критерием для вхождения в константинопольскую курию. Точнее было бы сказать, что именно высшие чиновники и военные, а также лица, состоящие при особе императора, наделяются сенаторским званием. Об этом, в частности вполне красноречиво свидетельствует серия законов, вошедших в Кодекс Феодосия под титулом VI, в которых неоднократно подчеркивается связь сенаторского звания со службой в государственно-административном {462} аппарате империи и при дворе и подчеркивается преимущество, которым обладают наиболее важные должностные лица, такие как префект претория, префект города Константинополя, квестор священного дворца, magister militum и т.д., перед другими сенаторами15.

 

Иными словами, сенаторская знать Византии, а точнее сказать, Константинополя, отождествлять которую со старинной родовитой аристократией империи нет никаких оснований, являлась новым социальным образованием.

 

Спорной является также точка зрения, согласно которой сенаторская аристократия империи формировалась за счет верхушки местной полисной знати, так сказать, на руинах сословия куриалов16.

 

Из 726 известных нам сенаторов в IV в., т.е. именно в период его формирования, куриалов по происхождению оказалось в нем всего лишь 40 человек. Еще более разительным представляется тот факт, что 27 из 40 куриалов занимали посты в провинциальном аппарате империи и, следовательно, по долгу службы находились в провинции, при этом 17 из них были консулярами и президами провинций, словом, занимали посты, имевшие, по свидетельству Notitia dignitatum, в конце IV – первой половине V в., т.е. в период, к началу которого градация внутри сенаторского сословия давно и прочно оформилась, самый низкий статус17.

 

В целом можно констатировать, что основная масса сенаторов из куриалов была удостоена клариссимата не благодаря благородному происхождению или богатству, как иногда полагают18, а ex officio, причем показательно при этом, что ни один куриал не исполнял должности префекта претория Востока, магистра оффиций, квестора священного дворца и т.д., т.е. не занимал ключевых постов в имперской администрации, определявших и положение их обладателей в сенате.

 

Специфика комплектования сената Константинополя обусловила особенности титулатуры сенаторов. Первоначально все сенаторы Константинополя, подобно римским, носили один титул – clarissimi19. Однако в отличие от Рима, где существовала наследственная сенаторская аристократия и дети {463} сенаторов имели титул сенатора уже с рождения, в Византии клариссимами не рождались, а становились по достижении определенных должностей в ходе службы в военно-административном аппарате империи и при особе самого императора. Вся дальнейшая эволюция сенаторских званий связана именно с этим обстоятельством. Ибо, поскольку константинопольский сенат состоял по преимуществу из чиновников и военных различных рангов, то деление единой категории сенаторов-клариссимов на различные группы (в зависимости от высоты статуса в имперской администрации и при дворе) казалось делом неминуемым. Действительно, уже при Констанции II законом 361 г. зафиксировано деление сенаторов на proceres (к которым относились бывшие консулы и префекты претория), проконсулов и преторов20. Это явилось предвестником будущего деления сенаторов на три категории – клариссимы, спектабили, иллюстрии. При Констанции титул иллюстрий тогда еще в сочетании с титулом клариссим (clarissimus et illustris) полагался лишь высшим чиновникам – префектам претория и префектам города21.

 

Тем не менее, строгого соответствия между титулом и должностью придерживались пока еще не всегда. Так, хотя комиты, по всей видимости, получили статус сенатора еще при Константине, в 345 г. комит священных щедрот Немезиан назван всадническим титулом perfectissimus22. Разумеется, закон можно понять иначе; например, что vir perfectissimus означал не статус, а происхождение, либо что комиты священных щедрот получили статус клариссимов лишь после 345 г. Нельзя исключить и возможность того, что Немезиан занимал пост не в центральной администрации, а в провинциальной23. Во всяком случае, в законе от 2 апреля 356 г. должности комита предшествует как естественно причитающейся ей (как и посту префекта претория) титул clarissimis24.

 

Как показательный для существовавшего на практике разнобоя пример можно рассматривать и следующий казус. В то время как в законе от 356 г., о чем мы только что упомянули, комит священных щедрот назван клариссимом, а в законе от 24 июня 357 г. тем же титулом обозначен магистр оффиций Мусоний25, в законе от 23 марта 362 г. магистр оффиций Анатолий и комит {464} священных щедрот Феликс названы без полагавшихся им, как кажется, сенаторских титулов26. Впрочем, и здесь возможна иная, чем принятая у исследователей27, трактовка закона, например, простое опущение титулов. Во всяком случае, авторы «Просопографии Поздней Римской империи» обозначили Анатолия и Феликса не просто как сенаторов, а как лиц, принадлежавших к высшему их слою – иллюстриям28.

 

Путь к строгому соответствию должностей и сенаторских титулов проложил император Валентиниан. 5 июля 372 г. он издал серию законов29, которые устанавливали достаточно четкую иерархию внутри гражданских, военных и придворных чинов, разделив их, в соответствии со статусом при особе императора или в имперской администрации, на три группы, что и привело к окончательному оформлению трех ступеней сенаторского сословия – клариссимов и иллюстриев, клариссимов и спектабилей и, наконец, просто клариссимов. Учитывая трехчленное деление сенаторов уже в эпоху Констанция, можно предположить, что три группы сенаторов в зависимости от важности их положения при дворе и военно-административном аппарате империи естественно сложились и существовали на практике до выхода законов Валентиниана, которые придали официальный характер тому, что имело место в жизни. Но независимо от того, установили ли они или лишь зафиксировали существовавшее на практике разграничение сенаторов, законы имели важное значение, ибо с их выходом было официально установлено четкое соответствие между титулом и должностью или статусом сенатора при дворе.

 

В группу иллюстриев (официальный титул – clarissimus et illustris) входили консулы и патрикии, префекты претория, префекты города Константинополя, магистры милитум, магистры оффиций, квесторы, комиты {465} священных щедрот, комиты rerum privatarum, комиты доместиков, а также препозиты sacri cubiculi. Иными словами, класс иллюстриев объединял обладателей высших военных и гражданских чинов, а также лиц, наиболее близких к особе императора.

 

В группу спектабилей (официальный титул – clarissimus et spectabilis) были включены проконсулы и викарии, комиты rei militaris и дуксы, комиты консистория, не имевшие высших чинов, магистры скриний и два примикерия sacri cubiculi. Это было среднее звено имперской администрации (как гражданской, так и военной) и придворного устройства. К низшему классу, который именовался лишь одним словом – клариссимы, – относили низшее звено сложной управленческой машины империи – консуляров и президов провинций, начальников канцелярий, военных трибунов30.

 

Из всего сказанного совершенно очевидно, что появление трех классов сенаторов находилось в тесной связи с иерархией чинов.

 

Поскольку должности в ранней Византии, при всем том, что они существенным образом отличались от римских магистратур (хотя бы потому, что исполнялись они за жалование), все же на римский манер отправлялись, как правило, сравнительно короткое время, обычно год или два, а порой всего лишь несколько месяцев, то совершенно естественно, сенат Константинополя постоянно увеличивался в своем числе.

 

Постоянный приток новых членов в сенат в свою очередь обусловливал постоянное обесценивание одних титулов и появление новых. В начале V в. потерял прежнее значение титул клариссима, а к 444 г. – титул спектабиля31. В среде иллюстриев уже в V в. стали различать illustres magnificentissimi и gloriosi32.

 

В начале VI в. количество иллюстриев значительно увеличилось за счет почетных иллюстриев (illustres honorarii)33. Около 536 г. Юстиниан лишил их права заседать в сенате, который в результате этого вновь стал сравнительно небольшим собранием, объединявшим лишь высших должностных лиц, носивших титул gloriosus34.

 

Характерно, однако, что, хотя титулатура меняется, тенденция связать титул с должностью неизменно дает о себе знать, и всякий раз наиболее высокие титулы жалуются представителям высшей имперской администрации и придворным. Титул и должности неотделимы друг от друга, причем действительное исполнение должности ставилось выше, нежели обладание почетной должностью. Об этом свидетельствует созданный в конце IV – начале V в. памятник официального характера – Notitia dignitatum, о том же свидетельствуют и акты Халкидонского собора, где все присутствовавшие на его заседаниях сенаторы перечислены вместе {466} с должностями, которые они занимали согласно строго разработанной к этому времени иерархии их35.

 

Эволюция титулатуры византийской знати в последующие периоды византийской истории также напрямую была связана с эволюцией административного устройства Византии, о чем свидетельствует «Клиторологий Филофея»36 и другие памятники подобного характера. Показательно, что прежние должности (например, магистр, анфипат, т.е. проконсул), прекратив свое существование, уступили свое название новым титулам. Все это свидетельствует о служилом характере столичной знати.

 

Особенности происхождения и специфика генезиса сенаторского сословия обусловили своеобразие материальной базы константинопольских сенаторов. Основу богатства римской родовитой сенаторской знати, как известно, составляла в первую очередь крупная земельная собственность, так называемые латифундии. Крупные земельные собственники были и на Востоке. Более того, процесс их возникновения также приходится на начало ранневизантийского периода37.

 

До появления императорского двора и обширного военно-административного аппарата в восточных полисах всецело господствовали куриалы, являвшиеся землевладельцами средней руки. В первой половине IV в. еще достаточно мощная муниципальная аристократия, хотя и в значительной степени благодаря своему традиционному положению, все еще составляла основу городской верхушки и доминировала в социальной жизни полисов. Во многих сферах своей деятельности города Востока были достаточно самостоятельны, и реальный контроль и вмешательство государственной администрации во многом носили общий, внешний характер. Затем положение существенно меняется. С появлением новой столицы на берегу Босфора в городах Востока усиливается власть чиновной администрации, в руках ее все более концентрировались основные средства городов.

 

Новая военно-чиновная знать начинает теснить куриалов. Вес ее в городах возрастает, она превращается в социальную группу, сначала способную соперничать с муниципальной аристократией, а затем в ведущую часть городской верхушки. Она стремится к социальному господству в полисах. {467}

 

Этому в значительной степени способствует сокращение городской собственности. Подаренные прежде эллинистическими монархами городам земли были конфискованы и перешли к res privata. Находившиеся в ведении полисной организации обширные храмовые имущества языческих культов перешли в руки церкви, государства, частных лиц, не связанных с городом38.

 

С изменением экономической ситуации в городах и укреплением в них военно-чиновной знати тесно связан постепенный упадок сословия куриалов и выделение в нем богатой и влиятельной верхушки – принципалов (πρῶτοι). В IV в. они уже господствовали в курии39, а затем постепенно отходили от нее, сливаясь вместе с военно-чиновной знатью в один слой провинциальной аристократии40.

 

Как и константинопольская сенаторская аристократия, провинциальная землевладельческая знать V–VII вв. была новым социальным образованием. До V в. на греческом Востоке «негородской», «провинциальной» знати как определенно сложившегося социального слоя не существовало. Была еще по сути античная знать. А она вся являлась городской. Превращение представителей служилой знати и принципалов, поглотивших муниципальное землевладение, в местных богатых землевладельцев, усиление их местных землевладельческих интересов, их жизнь в провинции – все это свидетельствует о формировании провинциальной землевладельческой знати как особого социального слоя41.

 

В период формирования константинопольского сената правители провинций, военные командиры, находившиеся по долгу службы в провинции, удостоились титула clarissimus и стали таким образом столичными сенаторами. Правители диоцезов, викарии, командиры в ранге дуксов получили статус спектабилей. Но и те, и другие чем дальше, тем меньше были связаны с Константинополем. Их интересы находились во вверенных им территориях. Они входили во вкус провинциальной жизни. Используя свои должности и открывавшиеся благодаря им возможности, многие чиновники и военные командиры, не имевшие ничего, кроме государственного содержания, {468} поднялись, по словам Аммиана Марцеллина, «из глубины бедности к огромному богатству»42. В IV–V вв. большая часть муниципальных земель, имуществ средних и мелких городских собственников, перешла в их руки. Одновременно они являлись арендаторами значительной части императорских доменов43, а нередко пытались поживиться и за счет этих земель44. Их связи с Константинополем слабеют. С середины V в. они официально теряют право заседать в столичном сенате и прочно оседают в провинции. Источники не называют их сенаторскими титулами, но, констатируя их влияние и силу, применяют по отношению к ним термин «сильные» – δυνατοί45. Именно этот термин (динаты) станет таким употребительным для обозначения крупных землевладельцев последующего времени византийской истории. В ранневизантийскую эпоху оно еще не было таким универсальным, хотя уже, как мы видим, употреблялось в официальном законодательстве. Прокопий Кесарийский для обозначения провинциальной знати предпочитал употреблять более нейтральную лексику – δόκιμοι46, ἐπιφανέστατοι47, λογιμώτατοι48, что означало «значительные, пользующиеся почетом, виднейшие, влиятельнейшие», имея в виду военно-чиновную знать. Вполне очевидно, что при всем лексическом разнообразии сила и влияние являются в представлении историка главными атрибутами этой знати49.

 

В свою очередь Иоанн Малала, не обремененный литературной традицией и к тому же, как убедительно показал Б. Кроук, принадлежавший к чиновному аппарату комита Востока50, а потому предпочитавший употреблять реальную терминологию, называет верхи провинциального общества κτήτορες51, т.е. землевладельцы. В представлении хрониста, верхи византийского {469} общества были представлены сенаторами Константинополя, которых он называет συγκλητικοι52, и землевладельцами провинции (κτήτορες).

 

Надо сказать, что термин κτήτορες получил достаточно широкое распространение53. Именно он использован в императорском обращении к населению города Корика54, которое, судя по этому документу, было представлено епископом, клиром, землевладельцами и другими жителями (οἱκήτοροι). Как мы видим, традиционная античная стратификация городского населения, верхи которого представлены муниципальной аристократией – куриалами, уступила место новой социальной градации.

 

Κτήτορες включали в себя всех значительных светских землевладельцев города. Обычно они действовали в полном согласии с церковью и группировались вокруг епископа, в руках которого оказались большие богатства, в том числе и земельные. Как показывает II книга «Войны с персами» Прокопия Кесарийского, епископ в ранневизантийском городе превратился в наиболее влиятельную фигуру55. Именно он представлял города в переговорах с шахом Хосровом и решал другие важные вопросы, касающиеся судьбы своих подопечных.

 

Местные землевладельцы, даже если они жили в городе, уже не были связаны с курией, которая постепенно приходила в упадок. У новой верхушки были иные, в первую очередь личные приоритеты, что сказалось на городской общественной жизни и на ментальности городского населения, в частности потере гражданского духа56. Вместе с тем это вело к изменению внешнего облика города, утрате монументальности его облика, иной организации городского пространства, потере интереса к прежним общественным зданиям, о поддержании которых теперь мало заботились, посягательству на общественное пространство города57, запустению его отдельных частей и известной аграризации58. Дома стали слишком сильно различаться между собой, чего не было в период процветания куриалов, близких по богатству и системе ценностей; {470} строительство, которое в них велось, отвечало личным вкусам новых господ, а не интересам города в целом59.

 

Возрастание роли провинциальной знати местного происхождения, овладевавшей провинциальным аппаратом, объединявшейся вокруг местной церкви, создавало благоприятные условия для политической дезинтеграции. Епископ и местная знать настолько прочно держали во второй половине VI в. в своих руках руководство местной жизнью, что без существенного ущерба для положения местной знати целые области могли отпадать от Византии60. С упрочением своего господства в провинциях они фактически сужали функции государственного аппарата на местах. Императорская власть, ослабляя курию и возлагая управление провинциями на государственных чиновников, назначаемых из Константинополя, по всей видимости, рассчитывала на большую централизацию империи. Результат оказался обратным. Местное управление все более делалось самостоятельным, и правительство было вынуждено с этим считаться и возложить избрание наиболее ответственных должностных лиц на епископа и местную знать61.

 

Эта местная знать, представленная крупными землевладельцами провинций, мало была связана со столицей и ее сенатом. Конечно, константинопольские сенаторы также стремились обзавестись поместьями, этим наиболее существенным богатством. Известно, например, что у магистра милитум Востока 434–449 гг., консула и патрикия Ареовинда, гота по происхождению, имелась земельная собственность в Евфратисии, о чем мы узнаем из письма к нему Феодорита Киррского62. Возможно, он обзавелся земельными владениями еще в то время, когда был комитом федератов на Востоке63. Вместе с тем, повод, по которому говорится об этом земельном владении, едва ли дает возможность предположить, что это было нечто вроде экзимированных сальтусов римских магнатов. Епископ Кирр просит Ареобинда сжалиться над своими земледельцами, которых он именует словом γύπνοι, что могло подразумевать и рабов, и колонов, ибо они, по словам Феодорита, получили плохой урожай. Можно ли было обратиться с подобной просьбой к хозяину римской латифундии? Впрочем, впоследствии и об этой собственности никаких сведений в источниках не {471} сохранилось. Известно лишь, что внук Ареовинда, также Ареовинд, имел во владении квартал в Константинополе, носивший его имя (τὰ Ἀρεοβίνδου)64.

 

Из жития Олимпиады, приходившейся внучкой первому сенатору Константинополя эпохи Константина I Аблабию, известно, что она владела обширными поместьями во Фракии, Галатии, Каппадокии Прима и Вифинии65. Эти земельные владения, однако, не остались в семье. Олимпиада завещала их церкви66.

 

Необходимо также отметить, что недвижимость константинопольских сенаторов, их особняки и земельные владения, достаточно часто подвергалась конфискации. Префект претория Востока 392–395 гг. Руфин был, по византийским меркам, чрезвычайно богат и, в частности, имел в предместьях Константинополя земельное владение, получившее в его честь имя Руфинианы, где им был основан монастырь67. Когда Руфин пал в результате козней евнуха Евтропия, все его имущество было описано в казну68. В VI в. Руфинианы находились во владении полководца Велисария69. Но и его имущество со временем было подвергнуто конфискации70.

 

Исследователи нередко акцентируют внимание на том, что государственные мужи сенаторского ранга стремились приобрести земельные владения под видом патроната71. Особое значение при этом они придают закону Аркадия и Гонория, изданному в Константинополе 10 марта 399 г., где перечислены те категории высших чиновников и военных, которые выступали в качестве патронов крестьян. Это – магистры милитум, комиты, проконсулы, викарии, августалы (т.е. префекты Египта)72 и т.д. Как мы видим, в основном здесь фигурируют лица, находившиеся по долгу службы в провинции и к середине V в. из них лишь магистры милитум сохранили статус сенаторов Константинополя, поскольку остальные чиновники и военные носили титулы клариссимов или спектабилей, утративших к тому времени этот статус. {472} В другой конституции (от 360 г.) говорится, что патронат оказывали многие, облеченные званиями лица, вплоть до дуксов73. Дуксы, как мы помним, были всего лишь спектабили и поэтому тоже со временем потеряли право на звание сенаторов Константинополя.

 

К тому же, по данным имеющихся в нашем распоряжении источников, можно прийти к заключению, что патронат в ранней Византии означал не только право на обладание землей, но и право на денежную или иную компенсацию патрону за оказание покровительства крестьянам перед лицом сборщиков налогов или перед их прежними хозяевами. Патрон, само собой разумеется, мог под тем или иным предлогом завладеть землей патронируемого им крестьянина. Характерно, однако, что денежные и иные виды услуг патрону сохранялись вплоть до конца ранневизантийского периода74.

 

Попробуем обратиться теперь к просопографическим данным. Из 2742 сенаторов V – первой половины VII в., число которых нам удалось установить (с учетом 500 имен, дошедших до нас благодаря печатям)75, мы располагаем сведениями об имуществе 262 сенаторов, включая 32 женщины. Цифра, разумеется, невелика, но все же это – материал достаточно массовый, к тому же сопоставимый со свидетельствами законодательства и других памятников.

 

Сохранившиеся в источниках фактические данные относительно собственности этих 262 аристократов позволяют заключить, что лишь 69 из них являлись истинными землевладельцами. Необходимо отметить также, что из 69 землевладельцев 63 являлись выходцами из Египта, который ни в коей мере не может считаться типичной для ранней Византии провинцией. Но даже для Египта картина требует уточнения. В своем исследовании, посвященном крупному землевладению в этой области, Жан Гаску убедительно показал, что так называемые крупные домены Египта являлись владениями, входившими в сферу публичного права, ибо с них взимался налог, {473} особым персонам, которых рассматривали как лиц, отправлявших общественную литургию.

 

Что касается остальных 6 человек от упомянутого числа 69, то лишь об одном из них можно сказать с полной определенностью, что он принадлежал к числу крупных землевладельцев. Это – референдарий Лев, о котором Прокопий Кесарийский сообщил, что «он имел много земли» χώρας... πολλῆς κύριος γέγονε)76. В остальных пяти случаях мы можем только строить предположения. Например, сообщая о вторжении гуннов и славян во Фракию в 559 г., Иоанн Малала говорит, что «они ограбили стратилата Сергия, сына Вакха» (τὸν δὲ ὑιὸν Βάκχου Σέργιον τὸν στρατηλάτην... ἐπραίδευσαν)77. Возможно, он намекает здесь на поместье, которым обладал в этом регионе magister militum Сергий.

 

Изучение данных просопографии позволяют прийти к выводу, что представители сенаторской аристократии Константинополя чаще всего владели сравнительно небольшими имениями в пригородах столицы и внутри нее, так называемыми проастиями. Нередко сенаторы имели в собственности целые городские кварталы, принимавшие их имя78. Здания и мастерские, находившиеся в портиках их кварталов, аристократы сдавали в наем. Резиденция константинопольского сенатора приобретало черты коммерческого учреждения – οἶκος79. Вполне очевидно, что константинопольская аристократия являлась скорее урбанистической, нежели крупноземлевладельческой знатью.

 

Все вышесказанное приводит нас к выводу, что господствующий класс в ранней Византии был представлен, с одной стороны, сенаторской аристократией Константинополя, объединявшей группировавшуюся вокруг императора верхушку военно-административного аппарата империи и существующую в первую очередь за счет центральной власти, а с другой стороны, провинциальной землевладельческой знатью, сформировавшейся из местной администрации и верхушки куриалов – принципалов.

 

Таким образом, особенности господствующего класса Византии, разделенного на столичную гражданскую знать и провинциальную землевладельческую аристократию, начали закладываться уже в ранний период ее {474} истории. Именно в том числе и поэтому некорректно говорить об этом времени как о протовизантийском периоде, завершающем античную стадию развития общества и мало связанном с последующей историей империи. Эпоха IV – первой половины VII в. является не завершающей стадией античности, а началом новой, византийской эры.

(Российская академия наук, Москва, Россия)

{475}

 

Chekalova A.A. Is the Fourth – Mid-Seventh Centuries Protobyzantine or Early Byzantine Period of the History of the Empire?

 

The term “protobyzantine” is wide-spread in the modern historiography. Yet, who would dare to call the mosaics of Ravenna monuments of protobyzantine art? Who would dare to call St Sophia Cathedral in Constantinople a monument of protobyzantine architecture? The same is true about the social system of the Empire, namely its ruling class. The thing is that the division of the Byzantine nobility into administrative aristocracy of the capital and provincial big landowners’ nobility comes back to the fourth – mid-seventh centuries. Both aristocracies were new social formations. So, in these aspects, as in many others, that period was not the end of the Antiquity, but the beginning of the new, Byzantine epoch.

(Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia) {476}

 

 

1 Lemerle P. The Agrarian History of Byzantium from the Origins to the Twelfth Century. The Sources and Problems. Galway, 1979. P. 1–26.

 

2 The Oxford Dictionary of Byzantium / Ed. A. Kazhdan. New York; Oxford, 1991. P. 346.

 

3 См., например, форзац книги: Каждан А.П. Византийская культура (X–XII вв.). СПб., 2000. Надо отметить, что автор, ушедший из жизни в 1997 г., не имел отношения к оформлению нового издания своей монографии. Но выбор равеннских мозаик для ее оформления весьма показателен для восприятия византийской цивилизации и того, что наиболее ярко ее отражало, теми, кто готовил книгу к печати.

 

4 Mango C. Byzantium: the Empire of New Rome. L.,1980. {459}

 

5 Осипова К.А. Социально-экономические отношения и государственный строй в Византии в конце VII – середине IX в. Аграрные отношения // История Византии. М., 1967. Т. 2. С. 14; Каждан А.П., Чичуров И.С. О структуре византийского общества VII–IX вв. Проблема социальной стратификации и книга Яннопулоса // ВО. 1977. С. 136.

 

6 Jones A.H.M. The Greek under the Romans // DOP. 1963. N. 7. P. 1–2.

 

7 Hammond M. Composition of the Senate, A.D. 68–235 // JRS. 1957. Vol. 47. P. 77.

 

8 Ibidem. P. 79; Jones A.H.M. The Later Roman Empire, 284–602: A Social, Economic and Administrative Survey. Oxford, 1964. Vol. 1. P. 5–6. K иному выводу пришел А. Шастаньоль. См.: Chastagnol A. Remarques sur les sénateurs orientaux au IVe siècle // Acta antiqua. 1976. T. 24. P. 341–342. Однако выводы исследователя базируются на уже утратившей свое значение работе П. Ламбрехта (Lambrechts P. La composition du sénat romain de Septime Sévère à Dioclétien. Budapest, 1937). Как показал М. Хаммонд (Hammond M. Op. cit. P. 79), общее число провинциалов в римском сенате возрастало не за счет жителей Востока, а за счет выходцев из Африки. Ср.: Jones A.H.M. The Later Roman Empire... Vol. 3. P. 1. N. 2. Весьма же немногочисленные сенаторы восточного происхождения, как правило, были выходцами из римских колоний. Cм: Levick B. Roman Colonies in Southern Asia Minor. Oxford, 1967. P. 103–120; Talbert R.J.A. The Senate of Imperial Rome. Princeton, 1984. P. 33. {460}

 

9 Digesta. I. 9. 11.

 

10 C.Th. VI. 4. 11.

 

11 Jones A.H.M. The Later Roman Empire... Vol. 1. P. 132–133; Vol. 3. P. 23. N. 49. Еще до Джонса, но в том же духе, закон трактовался А. Пиганьолем. См.: Piganiol A. L’Empire chrétien (325–395). P., 1947. P. 105.

 

12 Dagron G. Naissance d’une capitale: Constantinople et ses institutions de 330 à 451. P., 1974. P. 129.

 

13 Lib. Ер. 251 (а. 358/359): πρότερον μὲν εἰς τὸ Ῥωμαίων ἐτέλει συνέδριον, χθὲς δὲ ὡς εἰπεῖν γέγονεν ὑμέτερος. Cf.: Idem. Ep. 70 (а. 359): οὗτός γε εἰς τὴν ὑμετέραν μετέστη βουλὴν ἀπὸ τῆς μείζονος. {461}

 

14 См.: Lib. Or. XIV. 1, 5; The Prosopography of the Later Roman Empire / Ed. Jones A.H.M., J.R. Martindale, J. Morris. Cambridge, 1971. Vol. 1. (Далее – PLRE. I). P. 596: Menander 3; P. 106–107: Aristophanes. {462}

 

15 Theodosiani Libri XVI / Ed. Th. Mommsen. B., 1905. (Далее – C.Th.) VI. 4. 12, 5, 6, 7, 8 etc.

 

16 Курбатов Г.Л., Лебедева Г.Е. Византия: проблемы перехода от античности к феодализму. Л., 1984. С. 68–70.

 

17 Чекалова А.А. Константинопольский сенат и сословие куриалов в IV в. // ВВ. 1992. Т. 53. С. 23–27.

 

18 Liebeschuetz J.H.W.G. Decline and Fall of the Roman City. Oxford, 2000. P. 113–115.

 

19 Аноним Валезия называет константинопольских сенаторов эпохи Константина viri clari (Excerpta Valesiana. I. 30), но другие источники, в первую очередь надписи, свидетельствуют о том, что с самого начала сенаторы Константинополя носили тот же титул, что и римские. См.: Chastagnol A. Remarques... P. 345. {463}

 

20 C.Th. VI. 4. 12.

 

21 Jones A.H.M. The Later Roman empire. Vol. 1. P. 143; Гийан Р. Очерки административной истории Ранневизантийской империи // ВВ. 1964. Т. 24. С. 43.

 

22 C.Th. XI. 7. 5.

 

23 См.: PLRE. I. P. 621: Nemesianus 1. Его статус обозначен здесь со знаком вопроса.

 

24 C.Th. XI. 16. 7.

 

25 Ibidem. VIII. 5. 8. {464}

 

26 Ibidem. XI. 39. 5.

 

27 См.: Jones A.H.M. The Later Roman Empire. Vol. 1. P. 134–135; Dagron G. Op. cit. P. 158.

 

28 PLRE. I. P. 61: Anatolius 5; P. 332: Felix 3.

 

29 C.Th. VI. 7. 1; VI. 9. 1; VI. 11. 1; VI. 14. 4; VI. 22. 4. О датировке законов 5 июля 372 г. см.: Seeck O. Regesten der Kaiser und Päpste für die Jahre 311 bis 476 n. Chr., Vorarbeit zu einer Prosopographie der christlichen Kaiserzeit. Stuttgart, 1919. О законодательстве Валентиниана см.: Jones A.H.M. The Later Roman Empire...Vol. 1. P. 142–143; Dagron G. Op. cit. P. 159–160. {465}

 

30 Гийан Р. Указ. соч. С. 47.

 

31 Dagron G. Op. cit. P. 164.

 

32 Ibidem. P. 159.

 

33 Stein E. Histoire du Bas-Empire. Paris; Bruxelles; Amsterdam, 1949. T. 2. P. 432.

 

34 Ibidem. {466}

 

35 ACOec., 1915. T. 2. Vol. 2. Pars 1. P. 55; Delmaire R. Les dignitaires laïcs au concile de Chalcédoine: notes sur la hiérarchie et les préséances au milieu du Ve s. // Byz. 1984. T. 54. P. 161–173.

 

36 Каждан А.П. Государство и церковь во второй половине IX–X вв. // История Византии. М., 1967. Т. 2. С. 159–160.

 

37 Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке). Л., 1962. С. 61–63. Он же. Основные проблемы внутреннего развития византийского города в IV–VII вв. С. 158–159; 162. {467}

 

38 Курбатов Г.Л. Основные проблемы... С. 174.

 

39 Petit P. Libanius et la vie municipale à Antioche au IVe siècle après J.-C. P., 1955. P. 329–331; Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город... С. 164–166; Он же. Основные проблемы... С. 151–153.

 

40 Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город... С. 165–166.

 

41 Там же. С. 156–159. Г.Л. Курбатов, правда, считает, что эта провинциальная знать сложилась из старинной сенаторской аристократии, военно-чиновной знати и принципалов. Но как мы уже отмечали, следов старинной сенаторской знати на греческом Востоке найти не удается. {468}

 

42 Ammianus Marcellinus. Römische Geschichte / Ed. W. Seyfarth. B., 1968–1971. Bd. 1–4. XXII. 4. 4.

 

43 C.Th. XI. 24. 6; 7. 12; Codex Iustinianus / Ed. P. Krüger // Corpus Juris Civilis. B., 1954. Vol. 2. XI. 59. 10.

 

44 Novellae / Ed. R. Schöll, G. Kroll // Corpus Juris Civilis. B., 1954. Vol. 3. (Далее – Nov.). XXX. 5. 1.

 

45 Ibidem.

 

46 Procopii Caesariensis. De bello Persico // Idem. Opera omnia / Ed. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1962. Vol. 1: (Далее – Procop. B.P.) I. 26. 8.

 

47 Procopii Caesariensis. Historia arcana // Idem. Opera omnia / Ed. J. Haury, G. Wirth. Lipsiae, 1963. Vol. 3: (Далее – Procop. H.a. XII). 6; XXVIII. 2.

 

48 Ibidem. XXVIII. 12.

 

49 Чекалова А.А. Эволюция представлений о знатности в Византии второй половины V–VI вв. // ВВ. 1991. Т. 52. С. 67.

 

50 См.: Croke B. Malalas, the Man and his Work // Studies in John Malalas / Ed. E. Jeffreys with B. Croke and R. Scott. Sydney, 1990. P. 22–23.

 

51 Ioannis Malalae Chronographia / Rec. I. Turn // CFHB. Vol. 35. Berolini et Novi Eboraci. 2000. (Далее – Malal.). P. 371. {469}

 

52 Ibidem. P. 369, 396, 398 etc.

 

53 Claude D. Die byzantinische Stadt im 6. Jahrhundert. München, 1969. S. 118–119; Saradi H.G. The Byzantine City in the Sixth Century. Literary Images and Historical Reality. Athens, 2007. P. 157.

 

54 Monumenta antiqua Minoris Asiae. 1946. III. P. 146.

 

55 Procop. B.P. II. 5. 13–16; II. 5. 29–32. II. 6. 17–25; II. 7. 1–35 etc.; Гарсоян Н.Г. Роль восточного духовенства в византино-сасанидских дипломатических отношениях // АДСВ. 1973. Сб. 10. С. 99–100.

 

56 Курбатов Г.Л. Ранневизантийский город... С. 242–245.

 

57 Liebeschuetz J.H.W.G. Antioch: City and Imperial Administration in the Later Roman Empire. Oxford, 1972. P. 256–265; Idem. Decline and Fall of the Roman City. Oxford, 2000. P. 121–124; Saradi H.G. The Byzantine City... P. 161–162.

 

58 Cameron Av. The Mediterranean World in Late Antiquity // L.; N.Y., 1993. P. 162. {470}

 

59 Saradi H.G. Op. cit. P. 162–163.

 

60 Пигулевская Н.В. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М.; Л., 1946. С. 202–203.

 

61 Курбатов Г.Л. Основные проблемы... С. 197–201; Saradi H.G. Op. cit. P. 157.

 

62 Théodoret de Cyr. Correspondence / Ed. Y. Azéma (Sources Chrétiennes. № 40, 98, 111). P., 1955, 1964–1965. Ep. 23.

 

63 Malal. P. 285; Martindale J.R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Cambridge, 1980. Vol. 2. P. 145: Fl. Ariobindus 2. {471}

 

64 Janin R. Constantinople byzantine: Développement urbain et Répertoire topographique. Paris, 1964. P. 313–314.

 

65 Vita Olympiadis. V. P. 415–416.

 

66 Ibidem.

 

67 Janin R. Op. cit. P. 504–505; PLRE. I. P. 778–781: Flavius Rufinus 18.

 

68 C.Th. IX. 42. 14.

 

69 Procop. B. P. I. 25. 21.

 

70 Procop. H. A. IV. 17; Theophanis Chronographia / Rec. C. de Boor. Lipsiae, 1883. Vol. 1. A.M. 6057.

 

71 Левченко М.В. Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи V–VII вв. // ВС. 1945. С. 47–48.

 

72 C.Th. XI. 24. 4–6. См.: Kaplan M. Les hommes et la terre à Byzance du VIe au ХIe siècle: Propriété et exploitation du sol. P., 1992. P. 170–171. {472}

 

73 C.Th. XI. 24. 1.

 

74 См., например: Nov. 30. Сар. 9; Nov. 17. Cap. 13; Nov. 33; Kaplan M. Les hommes... P. 170; Saradi H. On the «Archontike» and «Ekklesiastike Dynasteia» and «Prostasia» in Byzantium with Particular Attention to the Legal Sources: A Study in Social History of Byzantium // Byz. 1994. T. 64. Fasc. 1. P. 71.

 

75 Многие из этих 500 сенаторов могут быть вполне идентичны лицам, упомянутым письменными источниками. Однако идентификация проводится сигиллографистами столь осторожно, что они предпочитают в большинстве случаев ставить знак вопроса, нежели дать вполне определенный ответ. См., например: Oikonomides N. A Collection of Dated Byzantine Lead Seals. Wash., 1986. P. 22–23. Между тем, столь значительное число сенаторов, зафиксированное печатями, но не идентифицированное с упомянутыми в других источниках лицами, создает, на наш взгляд, искаженную картину самого количества сенаторов для того времени. {473}

 

76 Procop. H.a. XIV. 19.

 

77 Malal. P. 421.

 

78 Чекалова А.А. Сенаторская аристократия и крупная земельная собственность в IV – первой половине VII в. // ВВ. 1995. Т. 56. С. 24–29.

 

79 Nov. 43, 59. 64; Dagron G. Op. cit. P. 503. {474}

 

Чекалова А.А. IV – первая половина VII в. – протовизантийский или ранневизантийский период истории империи? // Море и берега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и учеников / Отв. ред. Р.М. Шукуров. М., 2009. С. 459–476.

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 10.09 2016

Но кто решится назвать равеннские мозаики протовизантийским искусством? Кто решится назвать шедевр мировой архитектуры – храм Св. Софии – памятником протовизантийского зодчества?

Как это - кто? Данные произведения искусства так и считаются - протовизантийскими. Иначе не выходит...

 

Дело в том, что сам архитектурный тип базилики, хотя и имел римские корни (так называемая римская базилика), наиболее широкое распространение получил именно в Византийский период (первоначально это была византийская базилика типа старохристианской базилики), которая продолжила эволюционировать и далее. Святая София, к примеру - это здание относящееся к другой разновидности ранневизантийских базиликальных зданий - купольная базилика, или базилика с куполом. Этот тип архитектурных построек имел дальнейшую эволюцию - вплоть до самого конца Византии. Но сам тип и форма базиликальных зданий с куполом - ноу хау и по форме, и по содержанию, изобретённый византийцами. Понятно, что корни Византии - в Риме. Но коль скоро современная историография склонна разделять друг от друга две империи, то базилика с куполом - это творение не античного, языческого Рима, а именно нового Рима - Рима христианского. А это и есть Византия.


несомненно одно – Византия начинается с IV в.

Вопрос, когда следует датировать начало Византии - спорный. В англоязычной историографии бесспорно начало Византии относят к началу 7 века - временам императора Ираклия и Арабского завоевания.

Ответить

Фотография andy4675 andy4675 10.09 2016

Особенности социального устройства Византии, специфика византийского господствующего класса, представленного столичной чиновной знатью и провинциальной землевладельческой аристократией, столь характерная для империи, также начали закладываться в IV – первой половине VII в., т.е. в ранневизантийскую эпоху.

Надо сказать, что в плане социального устройства Византии значительной вехой стало Арабское нашествие. Дело в том, что, если говорить о жизни в провинциях, тогда древнее крупное земельное магнатство по тем или иным причинам исчезает (возможно - гибнет в борьбе с пришельцами на Балканах или в Малой Азии, или с центральной властью), вместе с системой которую оно представляло (колонат) и на его месте зарождается новая фемная аристократия динάтов, которая постепенно набирает силу и власть на местах.


В византиноведческой литературе еще бытует мнение, что в Византии IV – первой половины VII в., которую охотнее называют Восточной Римской империей

Восточной Римской империей Византию принято называть и относительно более поздних времён - даже вплоть до Палеологов и времён падения Царьграда.

Ответить

Фотография Тресков Тресков 12.09 2016

Все вышесказанное приводит нас к выводу, что господствующий класс в ранней Византии был представлен, с одной стороны, сенаторской аристократией Константинополя, объединявшей группировавшуюся вокруг императора верхушку военно-административного аппарата империи и существующую в первую очередь за счет центральной власти, а с другой стороны, провинциальной землевладельческой знатью, сформировавшейся из местной администрации и верхушки куриалов – принципалов.

Вывод поражает своей банальностью. В совершенно любом минимально развитом и устоявшемся государстве (например, в современной РФ) господствующий класс  представлен столичной бюрократией и владельцами земель, а также "заводов, дворцов, пароходов". В целом, выделение периода до 1 пол 7 внэ из общей истории Византии в достаточной степени валидно; этот период закончился превращением Византии из латиноязычной половины античной Римской Империи (с претензиями на ее всю) в своего рода "большую Грецию", раннефеодальное грекоязычное государство

Ответить

Фотография Castle Castle 13.09 2016

Хм, а Вы найдите современное Византии европейское государство, где-бы был так представлен класс столичной чиновничьей аристократии.

Ответить

Фотография Тресков Тресков 13.09 2016

Хм, а Вы найдите современное Византии европейское государство, где-бы был так представлен класс столичной чиновничьей аристократии.

Да любое. Только в Кполе это были важные сенаторы в тогах а в какой-нибудь ранней Моравии или "Русском каганате" - офицеры дружины князя/кагана/конунга/вождя/этс

Ответить

Фотография Castle Castle 13.09 2016

а в какой-нибудь ранней Моравии или "Русском каганате" - офицеры дружины князя/кагана/конунга/вождя/этс

Дружинники у власти - это еще ненастоящее государство, считай - протогосударство. Во всех варварских королевствах у власти - крупные феодалы-землевладельцы, которым приходится при решении государственных задач рассчитывать прежде всего на свои силы и свои деньги..В Константинополе синклит мог быть и из родовитых фамилий, и из всяких проходимцев, у которых не было крупных земельных владений в провинции.. Романья могла позволить себе содержать огромный штат гражданских чиновников, ведь ее налоговые поступления даже не снились западным королевствам.


Сообщение отредактировал Castle: 13.09.2016 - 18:21 PM
Ответить

Фотография Тресков Тресков 13.09 2016

Во всех варварских королевствах у власти - крупные феодалы-землевладельцы

Неочевидно. Соотношение власти центральной администрации и местных магнатов было разным в разное время и в разных государствах.

Ответить

Фотография Castle Castle 14.09 2016

Соотношение власти центральной администрации и местных магнатов было разным в разное время и в разных государствах.

Бывало наверно, что и в европейских королевствах приходили к власти некие безродные временщики, но только в Византии был целый класс гражданского чиновничества, который вершил судьбы государства. В Европе того времени руководили феодалы, а гражданского чиновника нужно было искать днем с огнем.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 16.04 2017

История Византии: В 3 т. Т. 1 / Редкол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.) и др.

М.: Наука, 1967. – 525 с., илл.

 

Оглавление:

Глава 1. Источники по истории Византии IV – первой половины VII в. (З.В. Удальцова)

Глава 2. Образование Византии. Территория, природные условия и население (Г.Л. Курбатов)

Глава 3. Аграрный строй Византии в IV–V вв. (Г.Л. Курбатов, И.Ф. Фихман)

Глава 4. Города, ремесло и торговля в Византии IV–V вв. Константинополь и провинции (Г.Л. Курбатов)

Глава 5. Социально-политический строй и административная организация империи в IV–V вв. (Г.Л. Курбатов)

Глава 6. Христианская церковь в IV–VI вв. (М.Я. Сюзюмов)

Глава 7. Внутреннее и внешнее положение Византийского государства в IV в. (М.Я. Сюзюмов)

Глава 8. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения в первой половине V в. (М.Я. Сюзюмов)

Глава 9. Внутренняя и внешняя политика Византии и народные движения во второй половине V в. (М.Я. Сюзюмов)

Глава 10. Социально-экономическая и административная политика Юстиниана (З.В. Удальцова)

Глава 11. Законодательные реформы Юстиниана (З.В. Удальцова)

Глава 12. Церковная политика Юстиниана. Народно-еретические движения в империи (З.В. Удальцова)

Глава 13. Народные движения в Византии при Юстиниане. Восстание Ника (532 г.) (З.В. Удальцова)

Глава 14. Внешняя политика Юстиниана. Попытки реставрации империи на Западе. Войны с Ираном. Византийская дипломатия (З.В. Удальцова)

Глава 15. Вторжение славян и их расселение на территории Византийской империи (Р.А. Наследова)

Глава 16. Внутреннее и внешнее положение империи во второй половине VI–VII в. (З.В. Удальцова)

Глава 17. Византийская наука и просвещение в IV–VII вв. (Е.Э. Гранстрем, З.В. Удальцова)

Глава 18. Неоплатоническая философия IV–VI вв. (К.В. Хвостова)

Глава 19. Византийская литература IV–VII вв. (С.С. Аверинцев)

Глава 20. Византийское искусство IV–VII вв. (А.В. Банк, Е.Э. Липшиц)

Примечания

Список сокращений

Список иллюстрации и карт

 

http://vk.com/doc172...76796e4c9bca3d1

http://bookzz.org/book/2449059/63fc81

http://rutracker.org...c.php?t=3803707

Ответить