В 1796 между И. и Францией в Сан-Ильдефонсо был заключён договор об оборонит. и наступат. союзе, направленном прежде всего против Великобритании. Следуя условиям этого договора, И. участвовала в войнах с Великобританией (1796–1802, 1804–08; см. Наполеоновские войны) и Португалией (см. Испано-португальская война 1801). В 1807 И. присоединилась к континентальной блокаде, что отрицательно сказалось на экономич. положении страны.
По условиям секретного франко-исп. пакта (27.10.1807) допускался проход франц. войск через территорию И. с целью завоевания Португалии – союзницы Великобритании, а также предполагался в дальнейшем раздел Португалии между И. и Францией. В ноябре объединённые франко-исп. силы захватили Португалию, а в марте 1808 началась франц. агрессия против самой И. 19.3.1808 в результате нар. восстания в Аранхуэсе (см. Аранхуэсское выступление 1808) Карл IV отрёкся от престола в пользу своего сына Фердинанда VII. Новый король не смог организовать сопротивление франц. силам, которые 23.3.1808 вошли в Мадрид.
Архив БРЭ Ф. Гойя. «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года». 1814. Прадо (Мадрид).
В предместье Мадрида 2.5.1808 вспыхнуло восстание, положившее начало первой исп. революции, проходившей в условиях борьбы с франц. оккупацией (о революции 1808–14 и о последующих революциях 19 в. в И. см. в ст. Испанские революции 19 в.). 10.5.1808 Фердинанд VII отрёкся от престола (см. Франко-испанское соглашение 1808) и покинул И. Королём И. стал брат Наполеона I Бонапарта – Жозеф I. 15.6.1808 в Байонне в присутствии немногочисл. представителей знати, т. н. офранцуженных, И. была дарована конституция (см. Байоннская конституция 1808). Форма гос. устройства И. определялась как конституц. монархия.
Летом 1808 в стране развернулась освободит. война, в ходе которой против франц. оккупантов действовали остатки регулярной исп. армии и партизанские отряды. В июле 1808 франц. войска потерпели поражение в битве при Байлене, после чего б. ч. территории И., в т. ч. Мадрид, была освобождена, 25.9.1808 сформировано исп. правительство (Центр. хунта), взявшее на себя руководство освободит. борьбой. В нояб. 1808 в И. во главе 150-тысячной армии прибыл сам Наполеон I Бонапарт, 4 дек. французы вновь взяли Мадрид, исп. армия была практически полностью уничтожена. Сопротивление оккупации продолжили исп. партизаны, 22.4.1809 в Португалии высадился экспедиц. корпус А. Веллингтона, 3.7.1809 он вступил на территорию Испании.
На о. Леон, близ Кадиса (с 20.2.1811 в Кадисе), 24.9.1810 были созваны Учредит. кортесы (Кадисские кортесы). Кортесы объявили об отмене феод. повинностей и привилегий, разделе пустошей и общинных земель, упразднении инквизиции, конфискации и распродаже ряда церковных владений. 19.3.1812 была принята конституция И. (см. Кадисская конституция 1812), в основу которой положен принцип нац. суверенитета. Первой страной, признавшей Кадисскую конституцию, была Рос. империя [договор в Великих Луках 8(20).7.1812].
Брит. войска под команд. А. Веллингтона и исп. партизаны во главе с Х. М. Эмпесинадо (Хуан М. Диас) 22.7.1812 разбили французов в битве у Арапилеса (близ Саламанки). 12 авг. Веллингтон и Эмпесинадо вступили в Мадрид. Разгром армий Наполеона I в России (см. Отечественная война 1812) также способствовал успехам объединённых англо-исп. сил. 21.6.1813 они нанесли тяжёлое поражение французам близ Витории. 11.12.1813 был подписан Валенсийский мир, по которому Наполеон I признал королём И. Фердинанда VII. В марте 1814 Фердинанд VII вернулся в И. Декретом от 4.5.1814 он объявил конституцию 1812 недействительной и аннулировал законы, принятые Кадисскими кортесами.
Ведюшкин В.А., Пожарская С.П. и др. Исторический очерк // Испания // Большая российская энциклопедия
Когда в начале XIX века вся Западная Европа простерлась ниц перед французским императором, Испания отказалась признать над собою власть чужеземного захватчика. Весь народ поднялся против оккупантов, и в Испании нашло свою могилу множество французских солдат. Здесь начал меркнуть ореол, окружавший имя Наполеона, и слава о непобедимости его армии. Испанский народ показал пример мужественного сопротивления французскому завоевателю, пример героической защиты своей свободы и независимости.
Оккупацией пиренейских государств — Испании и Португалии — Наполеон преследовал следующие цели. Прежде всего он стремился закрыть в континентальной блокаде крупную брешь, через которую Англия получала важное для себя сырье — испанскую шерсть — и вывозила для дальнейшего распространения по Европе свои товары. Отнимая у англичан испанское сырье и испанский рынок, Наполеон хотел использовать их в интересах французской промышленности. Но замыслы его не ограничивались захватом только Пиренейского полуострова. Испанские Бурбоны владели огромной территорией в Западном полушарии, которой Наполеон также стремился завладеть.
Захват Испанской Америки с ее золотом и серебром, хлопком, кофе, сахарным тростником, индиго и другими ценнейшими сельскохозяйственными продуктами, с ее богатейшими земельными массивами, столь пригодными для земледелия и скотоводства, сразу усилил бы Францию в ее вековой борьбе с Англией за торговую и колониальную гегемонию. Наконец, Наполеон своим походом в Испанию преследовал еще одну, чисто династическую цель: в Испании осталась последняя царствующая ветвь Бурбонского дома; испанские Бурбоны давно мозолили глаза императору, и он хотел с ними покончить.
Вторжение французских войск в Испанию произошло в результате невероятного вероломства со стороны Наполеона и позорного предательства своей родины со стороны правившего Испанией временщика Годоя.
Оккупировав важнейшие области Испании, Наполеон обманным путем без большого труда завлек во Францию всех членов испанского королевского дома, заставил Карла IV и Фердинанда VII отречься от испанской короны и взамен Бурбонов дал Испании нового короля — своего брата Жозефа, который и стал беспрекословным исполнителем всех наполеоновских приказов. Испанская знать покорно приняла французское господство. Наполеон считал, что дело завоевания Испании закончено. Но тут случилось непредвиденное: на сцену выступил испанский народ, о существовании которого Наполеон совсем забыл.
У политически неопытного испанского народа патриотические чувства, любовь к родине приняли вначале форму: преданности «своей» царствующей династии. Отъезд молодого короля Фердинанда вызвал в народе чрезвычайное беспокойство. Когда 2 мая по повелению Наполеона должны были уехать во Францию последние члены королевской семьи, в Мадриде вспыхнуло восстание против французов. Восстание возникло стихийно и не имело организованного руководства. Большинство испанского гарнизона, запертого в казармах, не участвовало в борьбе. 30–40 тыс. горожан и пришедших в город крестьян героически сражались с французами, но под влиянием агитации членов правительственной хунты вскоре прекратили борьбу. Изгнанные войска Мюрата снова заняли город и начали без всякого разбора арестовывать жителей. Ночью были произведены массовые расстрелы. Они вызвали во всей Испании «пожар, которому суждено было потухнуть только под развалинами империи».
Из города в город, из деревни в деревню с быстротой молнии пронеслась весть о восстании и расстрелах 2 мая. Она подействовала на испанский народ подобно электрическому току. Народ поднялся, повсюду возникли местные хунты — патриотические органы самоуправления, руководившие борьбой против оккупантов. Организовывались, вооружались и обучались военному делу народные ополчения. Как всегда, первой поднялась колыбель испанской свободы — Астурия, из горной крепости которой (Ковадонги) почти одиннадцать веков тому назад Пелайо начал борьбу за освобождение Испании от арабского ига и в горняцких районах которой 126 лет спустя испанский народ дал первый бой поднимавшему голову фашизму. Восстание в Астурии было всеобщим. Провинциальная хунта в Овиедо (столица Астурии) вооружала крестьян, беспощадно уничтожала шпионов. Одним из первых ее действий была посылка в Англию депутации за оружием, боеприпасами и деньгами. Подобные хунты возникли и во всех других городах, где не было сильных французских гарнизонов, в том числе в Севилье, Кадиксе, Корунье, Валенсии, Бадахосе и др. В ряде городов лица, заподозренные в национальной измене, пали жертвой народной ярости. 6 июня 1808 г. севильская хунта обратилась с прокламацией к испанскому народу, в которой говорилось: «Пожертвуем же всем для дела, столь справедливого! И если нам суждено пасть — падем в борьбе, как подобает храбрым… Европа будет приветствовать наши усилия и поспешит к нам на помощь. Италия, Германия и северные страны, страдающие сейчас под гнетом Франции, охотно последуют нашему примеру, чтобы свергнуть это иго и вернуть себе свободу, самоуправление и независимость, похищенные у них этой нацией».
Слухи о мадридских событиях и о «байоннских отречениях» Карла IV и Фердинанда VII быстро распространились по стране. Население отказывалось подчиняться новым французским властям. Восстания против интервентов произошли в Картахене, Овьедо, Ла-Корунье, Бадахосе, Севилье, Мурсии, Валенсии, Сарагосе и других городах. Их участники ‒ военные, священники, чиновники, землевладельцы, купцы, ремесленники ‒ требовали объявить войну французам во имя защиты религии, родины, законов и «плененного» короля Фердинанда VII. Части испанской регулярной армии нередко переходили на сторону восставших.
Совет Кастилии, опасаясь дальнейшего обострения ситуации, приказал местным властям (капитан-генералам, городским советам и судебным палатам) обеспечить спокойствие и порядок. Однако в обстановке всеобщего возмущения выполнение этого приказа оказалось невозможным: восставшие смещали чиновников, отказывавшихся выполнить их требования, а в случае сопротивления ‒ заключали их под стражу, а то и убивали. Фактически в Испании наступило безвластие: законный король Фердинанд VII находился в «плену», Жозеф Бонапарт был ставленником захватчиков, испанские государственные институты оказались недееспособными. В противовес традиционным органам власти создавались патриотические комитеты ‒ народные хунты (junta ‒ собрание, союз), которые заявляли, что действуют от имени Фердинанда VII и именовали себя «верховными». Тем самым они отказывались признавать полномочия Правительственной хунты, которой сам «плененный» король еще весной 1808 г. доверил управление страной в свое отсутствие, и обвиняли ее членов в пособничестве захватчикам. Народные {211} хунты объявляли войну Наполеону и организовывали добровольческие отряды для борьбы против иноземцев.
Между тем в Байонне собрались представители испанского духовенства, знати и купечества, которые, по замыслу Наполеона, должны были узаконить передачу испанской короны новой династии. Участники Байоннской ассамблеи были избраны по указанию французского императора из числа состоятельных и влиятельных испанцев, оказавшихся в оккупированных французами областях страны или на юге Франции. Многих депутатов доставили силой. 7 июля 1808 г. ассамблея приняла текст конституции, подготовленный французами. Приехавший из Неаполя в Байонну Жозеф Бонапарт в качестве нового короля Испании и Индий утвердил ее текст («Байоннский статут»). Байоннская конституция, вступившая в силу 8 июля 1808 г., провозгласила «вечный наступательный и оборонительный союз между Францией и Испанией». Согласно статуту, вся полнота исполнительной власти принадлежала монарху и 9 министрам; Сенату, Государственному совету и сословным кортесам отводились совещательные функции в законодательной и финансовой областях. Католицизм был объявлен государственной религией. Впервые гарантировались неприкосновенность жилища, свобода занятий, в судопроизводстве запрещались пытки. Инквизиция была упразднена. Ограничивалось право майората, объявлялось о сокращении количества монастырей и о секуляризации части церковского имущества, отменялись внутренние таможни, вводились единыя налоговая и судебная системы. Таким образом, конституция, введенная французами, подрывала традиционные политические и экономические основы испанского «старого порядка», а реформы, последовавшие за ней, могли бы благотворно сказаться на развитии страны. Тем не менее предпринятые захватчиками преобразования были враждебно восприняты подавляющим большинством населения.
Жозеф Бонапарт, вошедший в историю Испании как король Хосе I (или Иосиф I), вступил на престол полный благих намерений. В конце июля 1808 г. он прибыл в Мадрид. В обращении к испанской нации новый государь заявил, что достижение счастья подданных является его самым заветным желанием. Хорошее образование, дипломатические способности и политический опыт (приобретенный в бытность неаполитанским королем в 1806–1808 гг.), казалось, были задатками разумного правителя и могли бы привлечь на его сторону многих представителей испанских правящих кругов. Он искренне стремился, исходя из своих собственных представлений, избавить Испанию от «гнета прошлого». Однако Жозеф оказался в изоляции. «У меня здесь нет ни единого сторонника, ‒ писал он брату. ‒ Мой враг ‒ нация из 12 миллионов человек, отважных и крайне раздраженных». Патриотическая пропаганда дискредитировала чужеземного короля. Сатирические памфлеты, листовки, уличные куплеты обвиняли Хосе I во всех мыслимых пороках; благодаря народным острословам он превратился в пропойцу и заядлого игрока, послушную марионетку в руках коварного Наполеона. Всё свое недолгое царствование Жозеф оставался для большинства испанцев узурпатором, чужаком, самозванцем (ReyIntruso). {212}
Новый король оказался в стране, охваченной восстаниями. Части испанской армии, отказавшиеся подчиняться французским приказам, пополнялись за счет рекрутских наборов, организованных хунтами, и добровольцев. На юге и севере страны были сформированы боеспособные воинские соединения, так называемая андалусийская и галисийская армии. Тем не менее силы патриотов были разрозненны, отсутствовало общее командование и стратегия, новобранцам не хватало боевого опыта и вооружения. Военное преимущество было за интервентами. Французы осадили Сарагосу, оккупировали Вальядолид и Сантандер и в сражении при Медина-де-Риосеко (14 июля 1808 г.) одержали победу над галисийской армией. Однако Сарагоса, Жерона и Таррагона сумели, хотя и ненадолго, отразить атаки противника.
Французские войска стремились захватить южные и юго-восточные провинции страны, где были сосредоточены самые значительные испанские силы (всего около 40 тыс. солдат). Валенсия отразила атаку противника, но Кордова была захвачена и разграблена. Генерал Дюпон, воодушевленной этой победой, продвигался на юг, вглубь Андалусии.
18 июля его армия, обремененная большим обозом трофеев из разоренной Кордовы, столкнулась с испанскими войсками под командованием генерала Франсиско Хавьера Кастаньоса недалеко от г. Байлена. Силы были равны (приблизительно по 21 тыс. человек с каждой стороны), однако умелое маневрирование, знание местности и поддержка населения обеспечили {213} испанцам победу. После трехдневного сражения французы были вынуждены капитулировать, потеряв около 2600 человек убитыми и ранеными (против 1000 испанцев). 17 600 французских солдат оказались в плену ‒ невиданное прежде событие в истории наполеоновских войн. Победа при Байлене усилила надежды на скорое изгнание французов с Пиренейского полуострова и нанесла удар по международному престижу Наполеона. Отчасти Байлен способствовал оживлению антифранцузских настроений в покоренных Францией государствах.
Кастаньос, триумфатор Байлена, во главе андалусийской армии направился в сторону Мадрида. 31 июля Жозеф бежал из столицы, в которой пробыл всего чуть более недели. Сначала он отправился в Бургос, затем далее на север ‒ в Виторию. Осада Сарагосы была прервана, французские войска отступили на север страны, за реку Эбро, а Кастаньос вошел в Мадрид.
Победа Кастаньоса воодушевила испанцев, однако было очевидно, что окончательный успех в войне во многом зависел от создания единой политической власти и военного командования. Утром 25 сентября 1808 г. в Аранхуэсе представители большинства народных хунт провозгласили создание Верховной и Правительственной Центральной хунты, действовавшей от имени Фердинанда VII, ‒ правительства непокорившейся французам Испании. Центральную хунту возглавил граф Флоридабланка, один из «министров-просветителей» времен еще Карла III.
После поражения при Байлене Наполеон изменил свое отношение к событиям на Пиренейском полуострове: оказалось, что французам противостояла вооруженная нация, а не раболепные подданные слабого короля. Кроме того, англичане, воевавшие в Португалии, могли использовать Испанию в качестве плацдарма для удара в тыл Франции. Объединение испанских и английских сил не входило в планы императора, и Наполеон решил положить конец сопротивлению испанцев.
Испания превратилась в основного врага империи. Организация испанского похода потребовала от Франции серьезных дипломатических и военных усилий. Во время встречи в Эрфурте Наполеон заручился нейтралитетом российского императора Александра I, для того чтобы во время грядущей войны на Пиренейском полуострове Австрия не смогла выступить против Франции. В начале ноября 1808 г., собрав огромную армию (250 тыс. человек), император французов вторгся в Испанию. Молниеносно сокрушив сопротивление испанской армии, в начале декабря 1808 г. Наполеон вошел в Мадрид и вернул трон своему брату. В это время англичане, высадившиеся в Португалии еще в августе 1808 г., попытались прорваться к Вальядолиду, и Наполеону пришлось оставить столицу, чтобы выступить против них. Английские войска, которыми командовал Джон Мур, отступили в Ла-Корунью. Сам Наполеон не стал их преследовать: известия об активизации Австрии заставили его уехать в Париж. Император поручил маршалу Сульту расправиться с англичанами, которые после ожесточенной битвы в Ла-Корунье в январе 1809 г. покинули Пиренейский полуостров. {214}
Осада Сарагосы
Противостояние жителей Сарагосы и французской армии под командованием генерала Лефевра началось 15 июня 1808 г. Силы были неравны. Из 55 тыс. горожан лишь 6 тыс. (гарнизон и ополченцы) были вооружены, недоставало боеприпасов и артиллерии. Принявший на себя командование обороной генерал Хосе Палафокс пытался привести подкрепление, но безуспешно. Между тем Лефевр уже через неделю собрал под Сарагосой 11 тыс. человек.
Французы подвергали город непрерывному обстрелу. Только за один день 26 июля на Сарагосу обрушилось 1400 бомб. Однако попытки Лефевра прорваться за городские стены оказались неудачными: отчаянный отпор жителей заставлял французов отступать с большими потерями. Символом сопротивления Сарагосы стал подвиг Агустины Сарагосса-и-Доменеч: после гибели артиллеристов, защищавших городские ворота, она бросилась к пушке и сделала залп по врагу. Каждый дом превращался в крепость, женщины камнями отбивали атаки французских солдат. В середине августа Лефевр был вынужден снять осаду.
Вторая осада Сарагосы началась 30 ноября 1808 г. и длилась два с половиной месяца. К тому времени население города удвоилось за счет беженцев, и к разрухе, наследию первой обороны, добавилась нехватка продовольствия; угроза эпидемий стала реальной. Тем не менее, сарагосцы успели воспользоваться трехмесячной передышкой: город был укреплен, к гарнизону присоединились части испанской армии. Общее число защитников достигло 32 тыс. человек. Противник также времени зря не терял: в конце 1808 г. под Сарагосой стояла 35 тыс. французская армия, располагавшая 60 пушками. Осадой командовали видные наполеоновские военачальники ‒ сначала генерал Жюно, а затем маршал Ланн. Оборона города сразу приобрела ожесточенный характер. Сарагосцы стойко сопротивлялись, несмотря на антисанитарию и голод, огромные потери от обстрелов и эпидемии тифа.
В конце января 1809 г. после продолжительных бомбардировок французы начали проникать в город через бреши в крепостных стенах. Почти три недели шли ожесточенные уличные бои. 20 февраля разрушенный и обезлюдевший город сдался. 6 тыс. испанцев погибло в боевых действиях, 40 тыс. защитников города умерло от голода и болезней. Хотя согласно акту о капитуляции французы обязались сохранить жизнь и имущество сарагосцев и с уважением относиться к их религии, победители устроили в городе настоящую резню. Грабежи и убийства продолжались несколько дней.
Сарагоса была не единственным испанским городом, подвергшимся осаде в годы войны. Подобную участь разделили Жерона, Тортоса, Бадахос, Таррагона, Лерида, Кадис и др. {215}
В результате наполеоновского похода испанская регулярная армия в северных и центральных областях страны была практически разбита и полностью дезорганизована. Лишь в нескольких районах (Астурия, Галисия, Валенсия) разрозненные военные части продолжали сопротивляться врагу. Непокоренным остался юг страны. Именно тогда, с начала 1809 г., набирает силу партизанское движение, или герилья (guerrilla ‒ уменьш. от guerra, т.е. «малая война»).
После похода Наполеона Великобритания стала активнее помогать испанским патриотам: в апреле 1809 г. британская армия под командованием Артура Уэлесли (впоследствии ‒ герцог Веллингтон) вновь высадилась в Португалии. В битве при Талавере-де-ла-Рейна (27–28 июля 1809 г.) французам уже противостояли объединенные силы Уэлесли и испанского генерала Гарсиа де ла Куэста. Французы отошли к Мадриду, но и Уэлесли, понимая, что численное превосходство принадлежит противнику, был вынужден отступить в Португалию.
Военные действия в 1809–1811 гг. многие историки называют «войной на истощение». Боевые действия развивались на трех направлениях: восточное побережье, Португалия и Андалусия. Были оккупированы Сарагоса, Лерида, Тортоса и Валенсия. Французы пытались вытеснить экспедиционный корпус Уэлесли из Португалии. В Андалусии французская армия под командованием маршала Сульта и самого короля Жозефа завоевала Гранаду, Малагу, Севилью. Члены Центральной хунты и многие патриоты бежали в Кадис. В начале февраля 1810 г. его осадила 20-тысячная французская армия. {216}
{213}
{215}
История Испании. Т. 2. От войны за испанское наследство до начала XXI века / Отв. ред. т.: О.В. Волосюк, М.А. Липкин, Е.Э. Юрчик. М.: Индрик, 2014. С. 211‒216.
Между тем многие знали, что едва вернувшись из Тильзита Наполеон начал готовить армию для похода на Португалию. Хотя, опять же многие решительно не понимали, зачем император это делает. Но в этом он был как раз до конца последователен. Англия оставалась его главным и самым непримиримым врагом, она в одиночестве продолжала противостоять наполеоновской империи. Побережье Англии охранялось победоносным Королевским флотом, который осуществлял также строжайшую морскую блокаду европейского побережья. Применяя экономическое давление, британцы надеялись, что напряжение на континенте приведет в конечном счете к созданию новой коалиции, которая бросит вызов французской гегемонии.
В ответ 21 ноября 1806 года Наполеон объявил континентальную блокаду с целью пресечь британскую торговлю. Он заставил присоединиться к ней все побежденные и вассальные государства; это была его идея фикс. После подписания Тильзитского мира, когда Россия вынуждена была присоединиться к континентальной блокаде, нейтральная Португалия оставалась единственным путем для всей британской торговли на континенте. Именно поэтому теперь Наполеон сосредоточил все свое внимание на Пиренейском полуострове.
В Тильзите было условлено, что Португалии должно быть предписано закрыть свои порты для врагов Франции. По возвращении в Париж Наполеон обратился к Лиссабону с соответствующей нотой. Но он не мог доверять ни династии Браганса в Португалии, ни династии Бурбонов в Испании, не мог поверить, что оба короля станут исправно и сознательно разорять свои страны, запрещая крестьянам и помещикам продавать англичанам шерсть и преследуя ввоз дешевых английских фабрикатов. Было понятно, что они, беспрекословно приняв Берлинский декрет о блокаде, будут тайно нарушать его и сквозь пальцы смотреть на процветающую в этих странах контрабанду. При колоссальной береговой линии Пиренейского полуострова, при попустительстве властей, при полном владычестве британского флота на море было ясно, что ни о каком фактическом проведении блокады не может быть и речи. Для Наполеона этот вопрос был решен бесповоротно: все берега Европы должны быть под непосредственным французским таможенным контролем. Того, кто этого не желает, нужно убрать с дороги. Хотя и испанские Бурбоны, и португальские Браганса всячески заискивали перед всесильным французским имп ратором, на блокаду они все-таки старались смотреть сквозь пальцы
Император дал приказ Жюно отправиться в Байонну и там стать во главе армии, предназначенной для вторжения в Португалию. 15 октября 1807 года на большом дипломатическом приеме в Фонтенбло Наполеон обратился с резкими словами к португальскому послу. Перепуганный регент из дома Браганса немедленно объявил войну Англии и выслал английского посла. Конечно, это была инсценировка, но она уже и не имела никакого значения. Чтобы не предприняло португальское правительство, ничто бы не удовлетворило Наполеона. Судьба Португалии была решена.
Наполеон предложил королю Испании Карлу IV завоевать Португалию общими силами и поделить между собой. 27 октября был подписан франко-испанский договор о ее разделе. Мадридский двор должен был выставить вспомогательный корпус и обеспечить проход французских войск по своей территории. Недальновидный, мягко говоря, испанский монарх согласился на все условия, особенно его подкупала возможность вскоре называть себя императором. Таким образом, португальская экспедиция, помимо основной своей цели, давала Наполеону возможность наводнить своими войсками и Испанию.
Тотчас после подписания договора 27-тысячная армия Жюно начала марш на Лиссабон. За ней почти вслед была отправлена и другая, в 24 000 человек под начальством генерала Дюпона. Ни французское общество, ни сам император в тот момент не понимали, что этим было положено начало новой войне, одной из самых жестоких в наполеоновской истории. В представлении императора это была лишь будничная мера по осуществлению континентальной блокады. Как мало он придавал значения португальскому делу видно из того, что, пока солдаты Жюно медленно продвигались по каменистым дорогам Испании, император выехал в Италию. Здесь у него были более важные дела.
29 ноября корпус Жюно добрел наконец до стен Лиссабона. По единодушным свидетельствам, французские войска дошли до португальской столицы в крайне жалком состоянии. Шестинедельный поход по плохо устроенным пустынным дорогам, без достаточных запасов провианта не только изнурил неопытных новобранцев, но и полностью деморализовал. В испанских селениях они грабили все, что попадалось под руку; крестьяне в ответ мстили как могли и убивали отставших. Тем не менее, когда орда оборванных солдат появилась перед Лиссабоном, все члены королевского дома Браганса, бросив свои богатства и страну на произвол завоевателей, сели на английский корабль и бежали в Бразилию. Португалия стала добычей французской армии без единого выстрела.
7 июля 1807 года Наполеон подписал Тильзитский мир. 15 августа он вернулся в Париж, а спустя несколько недель принялся за испанские дела.
Португалия отказалась примкнуть к континентальной блокаде; Наполеон предложил Испании завоевать ее общими силами и поделить между собой (27 октября 1807 г.). По его плану, королева этрурская должна была отказаться от своего итальянского королевства и стать королевой северной Лузитании; Годой получит княжество Альгарвское, а сам Наполеон оккупирует остальную часть Португалии, которую по заключении общего мира передаст Карлу IV, причем за последним будет признан суверенитет над Лузитанией и Альгарвским княжеством и титул индийского императора. При мысли о том, чтобы стать императором подобно Наполеону, бедный Карл IV потерял голову и немедленно согласился на все, что от него требовали. На этих условиях был заключен договор в Фонтенбло. 17 октября Жюно с 20 000 человек перешел Бидассоа. 19 ноября он вступил в Португалию. Принц-регент не стал ждать его: 27 ноября он отплыл в Бразилию со своей матерью, придворным штатом и сокровищами; спустя три дня Жюно с 40 000-й армией вступил в Лиссабон.
Под видом подкреплений для него Наполеон беспрерывно посылал в Испанию новые войска. Дюпон вступил в ее пределы 13 ноября 1807 года, Монсей – 9 января 1808 г., каждый – с 25 000 человек. Французы врасплох заняли Сан-Себастьян, Помпелуну, Фигуэр и Барселону; их рекруты заканчивали свое военное обучение на глазах изумленных испанцев. В марте Мюрат прибыл с отрядом императорской гвардии в 6400 человек, чтобы принять главное начальство над пиренейскими войсками. 13 марта он был в Бургосе, несколько дней спустя – у ворот Мадрида. Пиренеи были перейдены, треть Испании находилась в руках французов, а Карл IV и Годой, по-видимому, еще и не подозревали об опасности: всю зиму они были поглощены любительским театром.
Итак, в октябре 1807 года Наполеон устраивал пышные приемы в своей резиденции в Фонтенбло. Среди длинной череды празднований император не забывал и о делах насущных — на кону стояла судьба всей Португалии. Вскоре в Фонтенбло приехали долгожданные гости — Жерар Дюрок, гранд-маршал Наполеона, и Эухеньо Искьердо, тайный агент Годоя. Две страны строили планы по разделу Португалии в режиме строжайшей секретности. Все деликатные вопросы со стороны Испании обсуждал Искьердо, не посвящая в ход переговоров официальных послов короля.
Схема раздела Португалии
Наконец, 27 октября был составлен договор между Францией и Испанией, содержащий 14 пунктов и секретное приложение. Основная часть договора описывала раздел Португалии на 3 части. Северная Лузитания со столицей в Порту отходила представителю Бурбонов — королю Этрурии. В свою очередь, молодой король обязывался передать Наполеону собственные земли в Италии. Мануэль Годой получал в личное владение всю южную Португалию и титул — принц Алгарве. Новые княжества являлись вассалами Испании и не могли вести военные действия без согласия своего короля.
Острова и колонии Португалии были разделены между Испанией и Францией. Совсем иная судьба ожидала центральную часть Португалии. Эти земли объявлялись нейтральной территорией, изолированной от мирового агрессора — Британии. Все решения по ней должны были приниматься по взаимному согласию двух стран. Таким образом, все участники договора оставались довольны. Карл IV предвкушал усиление королевской власти — он получал два новых вассальных княжества, колонии и титул «Короля двух Америк». Тщеславный Годой становился властителем собственных земель. КороляЭтрурии ждал выход к Атлантическому океану. Франция, которой доставались лишь заморские колонии, полностью усыпляла бдительность союзников, увидевших в Наполеоне своего благодетеля.
Все детали вторжения в Португалию регулировало секретное приложение к договору. Французы должны были подготовить к наступлению 25 тысяч солдат, испанцы — 27 тысяч. Еще 40 тысяч солдат Наполеона базировались во французском городе Байонна — они должны были прийти на помощь в случае британской высадки на Пиренеях. Союзники планировали встретиться в испанском городе Алькантара на границе с Португалией, чтобы нанести совместный удар по центральной части страны и захватить Лиссабон. Наполеон добился своей главной цели — свободы передвижения французских войск по испанской территории. Однако договор лишь узаконил свершившийся факт — еще в сентябре Годой позволил союзникам зайти на территорию Испании, не сообщив об этом королю. 17 октября французская армия стояла в Саламанке и готовилась к дальнейшему маршу на Португалию.
Французская интервенция и смена правящей династии раскололи испанскую элиту. Некоторые аристократы, высокопоставленные чиновники, военные и общественные деятели поддержали Жозефа Бонапарта. Их называли «офранцуженными» (afrancesados). Фактически слова «офранцуженный» и «предатель» стали синонимами. Первыми «офранцуженными» стали депутаты «Байоннской ассамблеи» и члены правительства, сформированного Жозефом. «Самозванный король», привлекая на свою сторону политиков, служивших еще Карлу III, Карлу IV и Фердинанду VII, стремился продемонстрировать преемственность своей власти по отношению к династии Бурбонов и доказать ее легитимность.
Во время войны и сопровождавшего ее патриотического подъема многие образованные испанцы изменили свое отношение к французской культуре и политике. «Офранцуживание», ассоциировавшееся в испанском обществе XVIII в. с «цивилизованностью», просвещенностью, безупречным художественным вкусом, в период интервенции воспринималось как измена родине и королю. Франция, не утратив своей культурной привлекательности, перестала быть политическим ориентиром. Испанские государственные деятели и интеллектуалы, которых в конце XVIII ‒ начале XIX в. считали «офранцуженными» (Ховельянос, Капмани, Агустин Аргуэльес и др.) в 1808 г. {216} стали видными участниками освободительного движения. С другой стороны, не все испанцы, присягнувшие на верность Жозефу, были готовы принять революционные преобразования, которые пережила соседняя страна. Идеалом большинства «офранцуженных» 1808–1814 гг. была просвещенная монархия времен Карла III; их привлекал реформаторский потенциал нового короля, обещавшего вернуть стране прежнее величие.
Конечно, среди «офранцуженных» (или, лучше сказать, «присягнувших» ‒ juramentado) были испанцы, которые действовали под влиянием инстинкта самосохранения. Не желая потерять свои титулы, владения, должности, на сторону Жозефа перешли и известные политики и интеллектуалы ‒ министры Ф. Кабаррус, Мигель Хосе да Асанса, Гонсало О’Фаррел, публицист и историк Х.-А. Льоренте, драматург Леандро Фернандес де Моратин и др. Для них Наполеон был образцом мудрого правителя, сумевшего обуздать революцию. Покровительство императора, вручившего испанскую корону своему брату, побуждало их к сотрудничеству с французскими властями, которым, по их мнению, Испания была обязана конституцией и реформами. Они выступали за окончание войны и установление «спокойствия», необходимого для проведения политических и социальных реформ. Кроме того, гражданская смута и сопротивление французам, считали они, может спровоцировать освободительное движение в колониях, что чревато распадом испанского государства-империи. Сторонники Жозефа пытались вступить в переговоры с лидерами патриотов и добиться компромисса, но безуспешно.
Судьба испанского патриота
Педро Каро-и-Суреда, маркиз де ла Романа (1761–1811) родился в знатной дворянской семье в Пальма-де-Мальорка. Он получил блестящее образование, много путешествовал, слыл просвещенным эрудитом. Его военная карьера началась еще при Карле III, когда 20-летний маркиз участвовал в отвоевании Менорки у англичан (1781 г.). В войне 1793–1795 гг. полковник Ла Романа воевал против французов, а после войны был назначен капитан-генералом Каталонии. В 1807 г. маркиз стал командующим «Северной дивизией» ‒ подразделения из 14 тыс. испанцев, которое, по приказу Карла IV, поступило в распоряжение французского императора. В Гамбурге дивизия перешла под командование маршала Бернадота, затем была переведена в Данию. На французской службе Ла Романа завоевал уважение Бернадота и был принят во французский Почетный легион.
В 1808 г. маркиз приветствовал нового испанского короля Жозефа Бонапарта. Однако, получив известия о начале войны в Испании, Ла Романа решил вернуть свою дивизию на родину, чтобы сражаться против оккупантов. С помощью английского флота осенью 1808 г. маркизу удалось переправить в Испанию около 9 тыс. человек; остальные испанцы из «Северной дивизии» были задержаны и разоружены в Дании. Впоследствии сам Ла Романа сражался против французов в Астурии, Эстремадуре и Андалусии вплоть до неожиданной кончины 23 января 1811 г. {217}
Лояльность испанцев, присягнувших Жозефу, зависела от действий новых правителей страны ‒ их готовности сохранить единство испанской империи, поддерживать католическую религию и обеспечить государственную независимость Испании от Франции. Некоторые из них меняли свои политические пристрастия ‒ как под влиянием обстоятельств, так и исходя из прагматического расчета. Наиболее известным «перебежчиком» стал Педро Севальос, который сопровождал Фердинанда в Байонну и согласился войти в правительство Жозефа в качестве министра иностранных дел. Однако сразу же по возвращении в Мадрид Севальос ушел в отставку, а уже осенью 1808 г. стал членом Центральной хунты.
Наполеон не прощал «перебежчиков». Находясь в Бургосе, он 12 ноября 1808 г. подписал декрет, в котором объявил герцогов дель Инфантадо, де Ихар, де Мединасели и де Осуна, маркиза де Санта-Крус, графов де Фернан-Нуньес и де Альтамира, князя Кастельфранко, епископа Сантандера и Севальоса, отказавшихся от сотрудничества с французами, «врагами Франции и Испании, изменниками по отношению к обеим коронам». Их предписывалось арестовать, предать военному трибуналу и казнить. Имущество этих десяти испанцев во всех оккупированных французами землях секвестрировалось на военные нужды Франции.
«Офранцуженные» постепенно разочаровывались в новом короле. В условиях войны Байоннская конституция не применялась на практике, обещанные преобразования откладывались. Политическое единство Испании стало фикцией уже в 1808 г., когда началась война. При этом даже на подконтрольной Жозефу территории маршалы Наполеона вели себя как хозяева захваченных ими земель и игнорировали королевские указы. Сам Жозеф, можно сказать, управлял лишь Мадридом и его окрестностями.
Наполеон мало считался с желанием своего брата самостоятельно и независимо править Испанией. 4 декабря 1808 г. на подступах к Мадриду сам император французов подписал так называемые «чамартинские декреты», согласно которым в Испании отменялись внутренние таможенные границы, сокращалось количество монастырей, ликвидировались Совет Кастилии, инквизиция, ограничивалась сеньориальная юрисдикция. Принятые без согласия Жозефа декреты (хотя они полностью соответствовали Байоннскому статуту) свидетельствовали о том, что Наполеон считает себя верховным правителем Испании.
8 февраля 1810 г. Наполеон подписал декрет, согласно которому часть областей Каталонии, Арагона, Наварры и Бискайи отторгались от испанского государства и переходили под власть Франции. Во главе упомянутых провинций Наполеон поставил своих генералов, объединивших гражданскую власть и военное командование. Налоги и прочие сборы с этих земель шли не в Мадрид, а в казну расквартированных в них армий. В мае 1810 г. были созданы еще два таких же правительства: одно ‒ в провинции Бургос, второе объединило провинции Вальядолид, Паленсию и Торо. В самом начале 1812 г. Наполеон аннексировал Каталонию: {218} разделенная на четыре департамента, она стала частью его империи. «Офранцуженные», да и сам Жозеф тщетно пытались сопротивляться воле императора французов, который грубо нарушал обещанное территориальное единство Испании.
Жозеф с самого начала своего правления постоянно жаловался брату на отсутствие средств в казне и самоуправство французских военных, не подчинявшихся ему. Он безустанно и безрезультатно просил у Наполеона денег и солдат и даже думал отречься от испанской короны и вернуться в Неаполь. В итоге Жозеф так и не смог осуществить на практике обещанные реформы. {219}
История Испании. Т. 2. От войны за испанское наследство до начала XXI века / Отв. ред. т.: О.В. Волосюк, М.А. Липкин, Е.Э. Юрчик. М.: Индрик, 2014. С. 216‒219.
Вечером того дня, когда произошла битва при Иене, Наполеону, еще находившемуся на поле сражения, был вручен манифест князя Мира, призывавший всех испанцев к оружию. Наполеон ясно понял, как велика была та опасность, которой ему удалось избегнуть; он увидел, каким треволнениям будет подвергаться юг Франции при каждом новом его походе в северные страны. Он твердо решил не оставлять в тылу у себя вероломного друга, готового напасть на него, как только его положение покажется затруднительным. Он вспомнил, что под Аустерлицем в числе его противников оказался король Неаполитанский, с которым он за две недели до того заключил мир. Действия, которые князь Мира намеревался применить для нападения на Францию, противоречат международному праву в том виде, в каком оно в наши дни, по-видимому, принято народами. Талейран без устали твердил Наполеону, что спокойным за свою династию он сможет быть только тогда, когда уничтожит Бурбонов. Свергнуть их с престола было недостаточно; однако сначала нужно было добиться их свержения.
В Тильзите Россия одобрила планы императора относительно Испании.
Эти планы состояли в том, чтобы пожаловать дону Мануэлю Годою, столь известному под именем князя Мира, княжество в Альгарвии, взамен чего князь, единственный творец манифеста, погубившего Испанию, должен был выдать Наполеону своего государя к благодетеля. В силу договора, заключенного князем Мира в Фонтенебло, Испанию наводнили императорские войска. В конце концов фаворит, столь же могущественный, как и смешной, догадался, что Наполеон его дурачит, и задумал бежать в Мексику; народ хотел удержать своего государя,- отсюда события в Аранхуэсе, в результате которых престол занял наследный принц Фердинанд и планы Наполеона потерпели крушение. 18 марта 1808 года испанский народ, такой простодушный и такой храбрый, восстал. Князь Мира, к которому население питало ту ненависть, какую он заслуживал, из верховного властителя превратился в узника. Второе народное восстание принудило короля Карла IV отказаться от престола в пользу Фердинанда VII. Наполеон изумился; он думал, что имеет дело с людьми такого же склада, как пруссаки или австрийцы, и что распоряжаться двором - значит распоряжаться народом. Вместо этого перед ним оказалась сплоченная нация, возглавляемая молодым государем, который пользовался всеобщей любовью и, судя по всему, не принимал никакого участия в позорных деяниях, совершавшихся в стране на протяжении последних пятнадцати лет. У этого государя могли быть те добродетели, какими нетрудно обладать в его положении; он имел возможность окружить себя людьми безукоризненно честными, преданными родине, недоступными соблазну и пользующимися поддержкой народа, не знающего страха. Наполеону о принце Астурийском было известно только одно,- что принц в 1807 году дерзнул обратиться к нему с письмом, в котором просил руки одной из его племянниц, дочери Люсьена Бонапарта.
После событий, разыгравшихся в Аранхуэсе, все слои испанского народа были охвачены энтузиазмом. Однако чужеземцы, водворившиеся в государстве, всем распоряжались в столице, захватывали крепости и притязали на то, чтобы разрешить спор между Фердинандом VII и королем Карлом IV, который уже взял обратно свое отречение и взывал к Наполеону о помощи.
В этом исключительном положении Фердинанд VII (здесь снова проявилась глубокомысленная тупость, характерная для министров, правящих народом, который уже давно отстранен от всякого европейского прогресса) решил сблизиться с Наполеоном. Генерал Савари дважды ездил в Испанию с целью убедить Фердинанда явиться в Байонну, но ни разу не предложил ему признать его права на престол. Советники молодого короля, опасавшиеся мести Карла IV, против которого они устраивали заговоры, видели в Наполеоне единственную свою опору и горели желанием как можно скорее явиться к нему вместе со своим государем.
Эти очень важные события кажутся любопытными, если рассматривать их издали; но если подойти к ним поближе, они внушают лишь омерзение. Испанские министры слишком глупы, агенты Франции слишком ловки. Это все та же старая, тупо вероломная политика Филиппа II в борьбе с поистине современным гением Наполеона*. Два человека радуют душу своим поведением. Г-н Гервас, брат герцогини Фриульской, рискуя большим, нежели жизнью, приехал в Вальядолид и сделал все, что в человеческих силах, чтобы раскрыть глаза исполненным тупого самодовольства министрам Фердинанда VII. Главный начальник всех таможен по реке Эбро, человек бесхитростный и храбрый, предложил Фердинанду явиться с двумя тысячами вооруженных людей, которыми он располагал, в Байонну и освободить его. Ему сделали строгий выговор. Здесь Испания предстает нам такой, какою она затем показала себя в продолжение шести лет: тупоумие, подлость и трусость правителей, романтическая и героическая самоотверженность народа.
* (См. сочинение г-на Эскоикиса.)
Фердинанд VII прибыл в Байонну утром 20 апреля и был принят с королевскими почестями. Вечером того же дня генерал Савари объявил ему, что Наполеон решил посадить на испанский престол члена своей собственной династии. Ввиду этою Наполеон требовал, чтобы Фердинанд отрекся от престола в его пользу. Одновременно с этим между Наполеоном и испанским министром Эскоикисом* произошла весьма любопытная беседа, которая отчетливо рисует и характер Наполеона и всю его политику в отношении Испании**.
* (Испанский министр Эскоикис напечатал в 1816 году "Изложение причин, побудивших Фердинанда отправиться в Байонну в 1808 г.". Французский публицист аббат де Прадт издал в 1816 году "Исторические мемуары о революции в Испании".)
** (См. сочинения г-на Эскоикиса и г-на де Прадта, откуда заимствованы все приводимые здесь данные.)
План Наполеона страдал тем недостатком, что изгнанным из Испании членам низложенной династии предполагалось отдать Этрурию и Португалию; это значило оставить врагам частицу власти.
Фердинанд VII, жертва презренного фаворита, отца, пораженного слепотой, скудоумных советников и могущественного соседа, оказался в Байонне на положении узника. Как вырваться из западни? Бежать можно было разве только обернувшись птицей,- так хорошо все было предусмотрено. Каждый день вводились новые меры предосторожности. Вал, окружавший город, день и ночь был усеян солдатами, ворота бдительно охранялись, всех, кто входил в город или выходил из него, тщательно осматривали. Распространился слух, будто Фердинанд пытался бежать; надзор стал еще более строгим. Он оказался в плену. Однако советники Фердинанда все так же упорно отвергали предложение в обмен на Этрурию уступить Испанию.
Император пребывал в сильнейшем беспокойстве, а порою испытывал и угрызения совести. Он видел, как неодобрительно Европа относится к тому, что он лишил свободы члена королевского дома, приехавшего для переговоров с ним. Держать Фердинанда в плену для Наполеона было столь же затруднительно, как и вернуть ему свободу. Оказалось, что Наполеон совершил преступление - и не может воспользоваться его плодами. Он вполне искренне, с жаром говорил испанским министрам: "Вам следовало бы сменить ваш образ мыслей на более либеральный, быть менее щепетильными в вопросах чести и не жертвовать благом Испании ради интересов семьи Бурбонов".
Но министры, по совету которых Фердинанд приехал в Байонну, были не способны усвоить такие взгляды. Сравните Испанию, какою мы видим ее в последние четыре года, довольную своей позорной участью и являющуюся предметом презрения или ужаса для других народов, с Испанией, обладающей двухпалатной системой и конституционным королем в лице Жозефа Бонапарта - королем, имеющим то преимущество, что, подобно Бернадоту, он опирался только на свои заслуги, и при первой несправедливости или глупости, им совершенной, его можно прогнать и вновь призвать законного монарха.
Никогда еще ум Наполеона не работал так усиленно. Каждую минуту он придумывал какое-нибудь новое предложение, которое немедленно приказывал сообщить испанским министрам. В таком тревожном состоянии человек не способен лицемерить; можно было прочесть все, что происходило в душе и в мыслях императора. У него была душа доблестного воина, но политическим талантом он не обладал. Испанские министры, с благородным негодованием отвергавшие все его предложения, играли выигрышную роль. Они все время исходили из того, что Фердинанд не имеет права располагать Испанией без согласия народа*. Их непреклонность приводила Наполеона в отчаяние. Ему впервые пришлось встретить серьезное противодействие - и при каких обстоятельствах! Оказывалось, что скудоумные советники испанского короля в своем ослеплении действовали способом, наиболее просвещенным и в то же время наиболее затруднительным для противника. В этой смертельной тревоге Наполеон одновременно хватался за самые различные мысли, за самые различные проекты. Он по нескольку раз в день вызывал лиц, которым было поручено вести переговоры, и посылал их к испанским представителям, ответ неизменно был один и тот же: жалобы и отказы! После возвращения своих посланцев Наполеон, с обычной для него быстротой мысли и ее словесного выражения, всесторонне обсуждал вопрос. Когда ему говорили, что нет никакой возможности убедить принца Астурийского променять свою испанскую и американскую державу на маленькое Этрурийское королевство, что после того, как его лишили одного трона, обладание другим должно казаться ему весьма ненадежным,- Наполеон отвечал: "В таком случае пусть он объявит мне войну!"
Человек, способный на такой странный выпад, отнюдь не является, как бы нас ни старались в этом уверить, неким подобием Филиппа II. В этом возгласе звучит благородство, и даже немалое. В нем также проявил себя разум.Тот же характер носит беседа, опубликованная г-ном Эскоикисом: "Впрочем, если ваш принц находит мои предложения неприемлемыми, он может, при желании, возвратиться в свое государство; но предварительно мы совместно определим дату этого возвращения; а затем между нами начнутся военные действия".
Один из французских посредников утверждает, что он доказывал Наполеону всю неблаговидность его предприятия. "Да,- ответил император,- я сознаю, что то, что я делаю, нехорошо. Что ж, пусть они объявят мне войну".
Он заявлял своим министрам: "Я имею основания считать это дело чрезвычайно важным для моего спокойствия; мне крайне необходим флот, а ведь оно будет стоить мне тех шести кораблей, которые находятся в Кадиксе".
В другой раз он сказал: "Если бы эта история обошлась мне в восемьдесят тысяч человек, я бы не начинал ее; но мне потребуется не более двенадцати тысяч, а это пустяк. Эти люди не знают, что такое французские войска. Пруссаки вели себя так же, как они, а ведь известно, чем это для них кончилось".
Однако за целую неделю смертельной тревоги переговоры не подвинулись вперед ни на шаг. Надо было найти выход из положения; Наполеон не привык к противодействию, он был избалован неслыханным постоянством своих успехов и деспотическим владычеством: затруднения могли побудить его к жестоким поступкам. Передают, будто в эти дни у него даже как-то вырвались слова о заключении в крепость. На следующий день он извинился перед уполномоченным Фердинанда: "Вы не должны оскорбляться тем, что слышали от меня вчера. Разумеется, я этого не сделал бы".
Годой знал о глубокой ненависти, которую питал к нему принц Астурийский. Он решил пустить в ход все средства, чтобы спасти свое положение, свое состояние и свою жизнь после смерти Карла IV. Он хотел по крайней мере приобрести независимое княжество, где мог бы найти убежище в минуту опасности. Со своей стороны Фердинанд хотел предупредить грозившие ему опасности. Он жил одиноко, вдали от дел, подчиняясь строгому и однообразному дворцовому этикету; король недолюбливал его, королева относилась к нему подозрительно. Его ближайшими советниками были герцоги Сан-Карлос и Инфантадо и его бывший учитель, каноник дон-Хуан Эскоикис, тщеславный и легкомысленный, преподававший классические языки принцу и рассчитывавший когда-нибудь управлять государством от имени своего ученика. Эскоикис советовал Фердинанду опереться на Наполеона, так как последний презирал Годоя.
В июле 1807 года пронырливый каноник имел свидание в парке Ретиро с французским посланником Богарнэ; последний советовал принцу Астурийскому просить руки какой-нибудь из принцесс императорской фамилии. Только 12 октября принц решился написать Наполеону. 28 октября король, предупрежденный Годоем, велел захватить все бумаги принца, который и сам был на следующий день арестован. Вместо того чтобы замять дело, Карл IV тотчас написал Наполеону, оповестил о нем всех своих подданных и приказал Кастильскому совету возбудить процесс против сообщников принца. Фердинанд так раболепно унижался, что Годой допустил, чтобы он снова вошел в милость у короля. Совет понял, как опасно было бы для него карать друзей наследного принца, и оправдал всех подсудимых. Король оказался менее снисходительным: он разослал их по различным замкам и монастырям (25 января 1808 г.).
Таково было скандальное дело, которому сначала дали громкое название заговора в Эскуриале. Можно было бы думать, что оно не будет иметь серьезных последствий, так как король, приняв проект Эскоикиса, просил у Наполеона руки одной из принцесс императорской фамилии для принца Астурийского (18 ноября 1807 г.). Но император был теперь осведомлен о раздоре, царившем в королевской семье; Годой стал окончательно ненавистен всем из-за жестокости, с которой преследовал своих противников; Карл IV сделал себя смешным своими сумасбродными манифестами; Фердинанд обесчестил себя малодушием: он плакал и просил прощения, как ребенок, пойманный на месте преступления; он выдал своих друзей, чтобы избежать наказания.
В конце февраля 1808 года из Парижа внезапно прибыл со странными предложениями дон-Эухенио Искиердо, которому Годой поручил вести переговоры с Наполеоном. Наполеон не желал возобновления Фонтенеблоского договора. Он предлагал уступить Карлу IV Португалию взамен провинций, расположенных на север от Эбро; в противном случае он угрожал, что оставит за собою всю Португалию, а Испания должна будет открыть ему «военный путь» до португальской границы.
Годой никогда не питал доверия к Наполеону, но он обольщал себя призрачными мечтами. Приезд Искиердо открыл ему глаза: он понял, что монархия погибла, и, узнав о приближении Мюрата к Мадриду, решил увлечь короля в Севилью, откуда, сообразно обстоятельствам, можно было бы организовать сопротивление, либо бежать на Канарские острова или Майорку. План Годоя, бесспорно, был рассчитан правильно, но принц Астурийский, все еще видевший во французах союзников, постарался разрушить этот план.
Аранхуэц наполнился мадридскими жителями и крестьянами. Переодетый граф Монтихо, под прозванием «дядя Петр», неустанно возбуждал их против Годоя.
16 марта король издал «прагматическую санкцию», в которой подтверждал свое решение остаться среди своих возлюбленных подданных. Между тем он ускорил свои приготовления к отъезду. В почь с 17 на 18 марта дозор заговорщиков встретил донью Хозефу Тудо, когда она выходила из квартиры Годоя; забили тревогу, Аранхуэц мгновенно наполнился разъяренной толпой, дворец «князя мира» был взят приступом, и король, чтобы прекратить возмущение, 18-го утром объявил Годоя отрешенным от всех должностей. Никто не знал, что сталось с временщиком до утра 19 марта, когда один из солдат валлопской гвардии увидал Годоя во дворе его дворца. Оказалось, что несчастный спрятался на чердаке под грудой ковров; тридцать восемь часов он провел здесь без питья и пищи, и вот, мучимый голодом и жаждой, вынужден был оставить свое убежище. На крики солдата сбежался народ. Годой еле-еле успел броситься в середину взвода лейб-гвардейцев, которые предложили ему как бывшему своему товарищу защиту и убежище в своей казарме. Пеший между двумя конными, судорожно ухватившись за луки их седел, осыпаемый ударами палок и камней, Годой добрался до гвардейской казармы полумертвым. Его положили в конюшне на соломенную подстилку. В этот страшный час король и королева были полны тревоги о своем друге; они умоляли сына сжалиться над ним; Фердинанд отправился к Годою и от себя объявил ему помилование. «Разве ты ужо король?» — спросил его Годой. — «Нет еще, — отвечал Фердинанд, — но скоро буду им». Действительно, в семь часов вечера (19 марта) король, боясь нового мятежа, подписал свое отречение.
При первом известии о событиях, совершившихся в Аранхуэце, Мадрид восстал; когда сделалось известным, что временщик низвергнут, толпа бросилась к его дворцу и разгромила его; были разграблены также дом матери Годоя, дом его брата дон-Диего и дома его друзей. При известии об отречении короля ярость мятежников сразу перешла в безумный восторг. Радость была так велика, что вступление Мюрата в Мадрид (23 марта) прошло почти незамеченным. Фердинанд въехал в столицу на следующий день при исступленных, криках народа. Женщины усыпали цветами дорогу, по которой он ехал, мужчины расстилали свои плащи под копыта его коня.
Эти необычайные события застали Наполеона врасплох. Очень вероятно, что оп еще не принял твердого решения, хотя уже 27 марта он условно предлагал испанскую корону своему брату Луи Бонапарту. Глупость старой королевской четы и советников Фердинанда сослужила ему превосходную службу.
Карл IV и Мария-Луиза желали одного — удалиться в Бадахос, чтобы там жить спокойно с Годоем, их единственным другом. Желая спасти Годоя, они вздумали обратиться к Мюрату, наместнику императора в Испании. Мюрат сразу понял выгоду, которую он мог извлечь из такого положения дел. Он предложил Карлу IV (25 марта 1808 г.) заявить протест против своего отречения и прибегнуть к заступничеству Наполеона. Он дал ему охрану из французских солдат и убедил его по пути во Францию заехать в Эскуриал. Одно время Наполеон думал лично отправиться в Испанию, и то, что он увидел бы здесь, конечно, открыло бы ему истинные чувства народа. К несчастью, он остановился в Байонне. Богарнэ, Мюрат и Эскоикис уговорили Фердинанда отправиться туда на свидание с императором.
Восстания против французов постепенно переросли в ожесточенное военное противостояние, в котором принимали участие не только испанская регулярная армия, но и все слои испанского общества ‒ дворяне и крестьяне, ремесленники и священники, купцы и бродяги. Героические проявления народного патриотизма, которыми так богата испанская история 1808‒1814 гг., были естественной реакцией населения на иноземное завоевание, разрушившее традиционный образ жизни. Бесчинства интервентов ‒ убийства, грабежи, насилие ‒ вызывали яростное сопротивление испанцев. Главные цели войны были очевидны: изгнание захватчиков и восстановление традиционной государственности, воплощением которой был «вероломно плененный» французским императором Фердинанд VII «Желанный». В сознании большинства испанцев освобождение родины от интервентов было связано с защитой католической веры; война против французов воспринималась как религиозная война, в которой жители Испании отстаивали священные основы своего существования. Во время французской оккупации лозунг «за религию, короля и родину» отражал надежды и стремления всех участников освободительной борьбы.
Церковь сыграла важную роль в мобилизации населения на сопротивление интервентам. Неприятие испанским духовенством французских антиклерикальных реформ соединилось с ненавистью к «безбожным французам», которые грабили церкви, убивали священников и монахов, глумились над религиозными таинствами и проявлениями благочестия. Уже в конце мая 1808 г. епископ Сантандера Рафаэль Менендес де Луарка, возглавивший местную хунту, призвал добрых католиков к борьбе против французов «за религию, Бога, Иисуса Христа, короля, родину, народ, справедливость и нашу безопасность». Многие священники стали членами народных хунт и призывали население к защите «Трона и Алтаря». Участие испанского духовенства в войне возрождало традиции воинственного католицизма.
Именно в церковных проповедях и религиозной патриотической пропаганде был создан собирательный образ француза-врага, который {219} был понятен каждому испанцу. Все отвратительные качества завоевателя воплощал Наполеон ‒ «Антихрист», как его стали называть в Испании. Таким образом, война против французов считалась не только справедливой, но и священной, превращалась в крестовый поход ‒ «крусаду» (cruzada) ‒ против «неверных» и объявлялась религиозным долгом каждого испанца-католика.
Патриотические настроения, которые возбудила освободительная война, способствовали развитию национального самосознания испанцев. Сопротивление врагу требовало всеобщих усилий. Многочисленные периодические издания, сатирические листовки, памфлеты, которые издавали народные хунты, призывая к борьбе против захватчиков, обращались к «истинным испанцам» безотносительно к их сословной принадлежности и профессиональным занятиям ‒ т.е. к «испанской нации». В поведении самих участников освободительной войны местный патриотизм причудливо сочетался с проявлениями любви к «большой родине» ‒ Испании. В начале войны народные хунты, хотя и выступали от имени Фердинанда VII, в своих документах обращались исключительно к жителям своих провинций. Были случаи, когда добровольцы отказывались сражаться против французов за пределами родных областей.
Особенностью освободительной войны стало партизанское движение (герилья), приобретшее важное значение после наполеоновского {220} похода 1809 г. Неспособность испанской регулярной армии к слаженным и регулярным действиям способствовала возникновению народных добровольческих отрядов. Это могли быть группы профессиональных военных, которые после поражения в битве или капитуляции осажденного города продолжали воевать самостоятельно. Это были и спонтанно возникавшие группы гражданских лиц, которые по личным, религиозным или патриотическим мотивам выбирали войну. Иногда при приближении французской армии жители городов (например, Бургоса) покидали свои дома и уходили в горы, многие из них становились герильеро. Наконец, среди партизан были контрабандисты и разбойники, надеявшиеся на помилование по окончании войны. Партизанские отряды первоначально возникали спонтанно, однако с течением времени их деятельность стала более регламентированной, а связь и взаимодействие с регулярными войсками ‒ более прочными. Провинциальные хунты поощряли создание и деятельность отрядов «наземных корсаров», как назывались герильеро в официальных документах.
Возглавляли партизанские отряды священники, землевладельцы, кадровые военные, реже ‒ крестьяне и ремесленники. Среди известных герильеро ‒ крестьянин Франсиско Эспос-и-Мина, священник Херонимо Мерино («падре Мерино»), военные Висенте Морено Баптиста и Хуан Диас Порльиер. Многие герильеро известны в основном по своим выразительным прозвищам: Франсиско Хавьер Мина «Эль Мосо» («Парень»), Хуан Мартин Диас «Эль Эмпесинадо» («Чумазый»), Хулиан Санчес «Эль Чарро» («Грубиян»), Хуана Галан «Ла Галана» («Красотка»).
В среднем с 1808 по 1814 г. действовало около 400 партизанских отрядов. В основном это были небольшие мобильные группы численностью около 50 человек. К 1811 г. появились и крупные отряды: под командованием Эспоса-и-Мины сражалось приблизительно 13 тыс. бойцов, под началом Эмпесинадо ‒ около 5 тыс. Состав и численность партизанских групп были непостоянными: они распадались, переформировывались, вновь распадались и вновь объединялись.
Эффективность герильи объяснялась многими обстоятельствами. В условиях, когда военное преимущество было за французами, превосходившими испанцев в численности, вооружении и организованности, партизанские отряды стремились не столько отвоевать у врага территорию, сколько причинить ему наибольший урон. Прекрасное знание местности и помощь населения давали герильерос возможность действовать постоянно и скрытно. Французы не без основания сравнивали действия герильерос с народным бандитизмом, но отдавали должное изобретательности и храбрости испанских партизан. Неожиданные атаки мобильных народных отрядов приводили к существенным потерям во французской армии. Герилья заставляла французов «укрываться» в городах и охранять коммуникации, что рассеивало их силы. Партизаны перехватывали французскую корреспонденцию (им даже достались {221} некоторые письма Жозефа, адресованные брату), помогали регулярным частям патриотов. Правда, партизанские отряды не всегда действовали совместно с регулярными войсками, а иногда мародерствовали в испанских деревнях и городках.
Как бы то ни было, партизанская война была недостаточным оружием против французского господства. Регулярных войск, созданных хунтами, также не хватало. Патриотам была необходима зарубежная поддержка, но они оказались в сложном положении, ведь большинство европейских государств официально признали смену королевской династии в Испании и ее нового короля Жозефа. Главным потенциальным союзником испанских патриотов стала Великобритания, хотя испанцы пытались заручиться поддержкой и Австрии, и Швеции, и Пруссии, и России. В июле 1808 г. Лондон объявил о намерении заключить мир с представителями законного правительства Испании (т.е. с патриотами) и всеми средствами поддерживать их борьбу против Франции. 14 января 1809 г. Центральная хунта заключила Договор о мире, дружбе и союзе с Великобританией. В нем оговаривалась военная помощь англичан, а законным королем Испании признавался Фердинанд VII. {222}
{220}
История Испании. Т. 2. От войны за испанское наследство до начала XXI века / Отв. ред. т.: О.В. Волосюк, М.А. Липкин, Е.Э. Юрчик. М.: Индрик, 2014. С. 219‒222.
6 июня 1808 года Наполеон при участии Совета Кастилии специальным декретом провозгласил своего брата королем Испании. При этом он пренебрег настроениями простого народа, посчитав незначительным местным бунтом беспощадно подавленное его наместником в Испании, Мюратом, восстание 2 мая 1808 года. Но к удивлению французов, это было всего лишь начало. Через несколько недель в стране образовалась враждебная испанская армия, состоявшая главным образом из крестьян и ремесленников под началом кадровых солдат. Более политически благоразумный Жозеф был, вероятно, недостаточно информирован о происходящем, когда клюнул на приманку своего брата. В Неаполе он привлек на свою сторону влиятельную, заинтересованную в реформах земельную буржуазию; даже дворянство не стояло там за Бурбонов. В Испании дело обстояло совершенно иначе.
Испанская реформаторская партия, которая ради достижения своих целей была готова на сотрудничество с французами, хотела создать широкую базу для своей программы путем созыва Учредительного собрания. Заседание этого собрания открылось 15 июня 1808 года в Байонне. Жозеф не мог оказать никакого влияния на выработку конституции. Состоявшее из 150 представителей собрание имело сословный характер. Оно прошло довольно поспешно и довольно сумбурно. Чтобы не дать повода для всеобщего восстания, решено было не реформировать церковную сферу, не ликвидировать дворянские привилегии и не вводить Гражданский кодекс. Католическая религия была признана единственно допустимой в Испании. Правда, должны были исчезнуть духовные, равно как и феодальные суды. Новый монарх не обладал полным суверенитетом, так как был связан постоянным союзом с Францией. Налогами должны были одинаково облагаться все классы. Были упразднены налоговые привилегии провинций; все чиновники и судьи должны были назначаться королем. Судебная и исполнительная власти были разделены на всех уровнях. Об общей безопасности, личной свободе и соблюдении Конституции должен был заботиться Сенат, который так никогда и не появился на свет, как, впрочем, и предусмотренные конституцией кортесы. Байоннская конституция была не чистым диктатом Наполеона, но синтезом его желания авторитарной формы правления с представлениями испанской реформаторской партии.
Привлекательность предложенных французами реформ с самого начала пострадала от наличия параллельного испанского правительства, которое предложило свои. После того как в различных провинциях началось открытое сопротивление чужеземному французскому владычеству, 25 сентября 1808 года, в Аранхуэсе была создана Центральная хунта. Фердинанд VII был провозглашен законным королем, а Байоннская конституция и все декреты «интервента» Жозефа объявлялись недействительными. 20 июля 1808 года от имени короля Фердинанда Франции была объявлена война.
24 сентября 1810 года в неприступном для французских войск Кадисе впервые собрались повстанческие кортесы, в которых было либеральное большинство и которые выработали знаменитую Кадисскую конституцию. Хотя эти кортесы были избраны непрямыми выборами, они не имели сословного характера Байоннского собрания. Впрочем, и в Кадисе перевес имела традиционная элита крупных землевладельцев, высшей бюрократии и духовенства. Тем не менее принятой там Конституции суждено было стать «Великой хартией испанского либерализма, символом свободы и постоянной либеральной точкой отсчета для XIX века». Она провозглашала принцип народного суверенитета; конституционный монарх имел приостанавливающее право вето. На привилегии церкви посягала она еще менее, чем Байоннская. И хотя по своему содержанию она не особо отличалась от программы реформ Жозефа, будучи рожденной духом борьбы против французов, она заслужила большее доверие испанцев.
По мнению Артолы, большинство населения в момент французского вторжения поддерживало абсолютную монархию. Либералы, представлявшие идеи французской революции, были в меньшинстве. Сопротивление чужеземному владычеству привело к нежелательному и опасному союзу со сторонниками монархистского абсолютизма. Между двумя партиями стояла третья: партия реформаторов, которая была готова к сотрудничеству с французами. «Офранцуженные» ненавидели революцию и видели в ней угрозу государству. По их убеждению, единство Испании можно было спасти лишь сотрудничая с французами, так как иначе возникала опасность раздела страны захватчиками. Вместе с тем они полагали, что с помощью Жозефа удастся вновь взяться за осуществление запоздавших социальных и политических реформ и довести их до конца. Своим сотрудничеством с французами они также надеялись избежать гражданской войны и защитить испанские власти от посягательств оккупационного режима. Ядром их программы реформ была отмена феодальных привилегий, сужение церковной юрисдикции до внутрицерковных дел, защита испанской экспортной индустрии против конкуренции, снижение государственного долга и разумная налоговая политика вместо царившего фискализма.
Самыми выдающимися представителями «офранцуженных» в правительстве Жозефа были государственный секретарь Мариано де Уркихо, военный министр О'Фаррилл и министр по колониям Азанса. Все трое и раньше занимали высокие государственные посты. В сущности, Байоннская конституция была их детищем. Министром финансов был испанец французского происхождения, граф Кабарру, банкир, дипломат и отличный специалист по финансам. Но правительство было столь же бессильно, как и сам король. Министр колоний не имел никакого доступа к колониям, военный министр был без армии, а министр финансов без денег.
К началу 1810 г. французам удалось подчинить практически все южные провинции страны. Многие испанские патриоты и члены Центральной хунты укрылись в Кадисе, который французы осадили с суши. Крупнейший испанский порт оказался прекрасным убежищем. Со стороны материка его защищали почти непроходимые для французской кавалерии и артиллерии солончаки и массивная крепостная стена. В то же время действия английского флота, защищавшего порт, давали жителям Кадиса возможность поддерживать связи с внешним миром: продолжать торговлю и получать продовольствие. Французы пытались бомбардировать город с суши, но без ощутимого успеха. Кадис, вопреки осаде, на несколько лет превратился в столицу непокорившейся Наполеону Испании.
23 января 1810 г. Центральная хунта переехала на так называемый «остров Леон» (часть суши между Кадисом и материком). Из-за военных поражений и внутренних разногласий среди патриотов Центральная хунта утратила свой авторитет и вскоре самораспустилась, передав всю полноту власти Регентскому совету в составе пяти человек во главе с генералом Кастаньосом. Регентский совет должен был созвать кортесы, причем после продолжительных дебатов было решено, что они будут однопалатными. Хотя собрание и сохранило традиционное наименование ‒ «кортесы», созывалось оно уже не по сословному принципу: выборы были непрямыми и цензовыми, пропорциональными (1 депутат от 50 тыс. жителей). Новые Генеральные и Чрезвычайные кортесы должны были представлять всю нацию, боровшуюся против французов, поэтому провинциальные хунты имели {222} право направить в кортесы по одному депутату. Также предусматривалось участие депутатов из испанских колоний. Однако из-за того что почти вся страна была оккупирована, в заседаниях кортесов смогла принять участие лишь половина намеченного числа представителей нации.
Заседания кортесов открылись 24 сентября 1810 г. в здании театра на острове Леон. В феврале 1811 г. кортесы переехали в сам Кадис и собирались на заседания в церкви Св. Филиппа Нери. В условиях продолжавшейся войны количество депутатов изменялось: на открытии кортесов присутствовало 104 депутата, а на последнем заседании (14 сентября 1813 г.) ‒ 223.
В числе депутатов были военные, юристы, чиновники, дворяне, представители «свободных профессий». В деятельности Кадисских кортесов принимали активное участие представители духовенства (98 чел., в том числе 5 епископов), что неудивительно, учитывая роль церкви в войне против французов.
Уже на первом заседании кортесов Диего Муньос Торреро предложил в качестве основных принципов будущей конституции народный суверенитет, разделение властей, неприкосновенность депутатов, свободу слова. {223} Но подобные идеи разделяли отнюдь не все депутаты. Представление о воле народа как об источнике власти противоречило убеждениям многих. Таким образом, уже в начале дебатов о содержании будущего основного закона депутаты первого испанского парламента разделились на две группы: «либералы» (liberales, сторонники свободы) и «раболепные» (serviles, «сервилес»). «Раболепные» считали, что кортесы всего лишь представляли данную Богом верховную власть Фердинанда, пока тот находился в «плену», а потому выступали против идеи национального суверенитета и радикальных преобразований. Либералы выступали за проведение политических реформ, введение конституции, ограничивающей королевские прерогативы, осуществление социальных и экономических преобразований, направленных на демонтаж «старого порядка». Они хотя и не составляли большинство членов парламента, но были наиболее активной и влиятельной его силой. Среди них были юристы, священники, писатели Муньос Торреро, Агустин де Аргуэльес, Хосе Мария Кейпо де Льяно (граф де Торено), Антонио Алькала Гальяно, Мануэль Хосе Кинтана и др. Тем не менее, границы между либералами и «раболепными» были достаточно условными. Поэтому неудивительно, что один и тот же депутат мог голосовать за свободу слова, одновременно выступая против отмены инквизиции.
На первом заседании 24 сентября 1810 г. от имени Фердинанда VIIкортесы приняли декрет, в котором утверждалось, что депутаты представляют испанскую нацию, обладают неприкосновенностью, а верховная власть ‒ национальный суверенитет ‒ принадлежит кортесам. Последующие декреты регламентировали деятельность кортесов, провинциальных хунт, Регентского совета. Дальнейшее законодательство определило свободы и права граждан, декларировало равенство прав жителей колоний и метрополии, подтвердило принцип свободы печати, отменило сеньориальную юрисдикцию.
Вершиной законотворческой деятельности кортесов стало принятие первой в истории страны конституции. Она была обнародована в четвертую годовщину восшествия на престол Фердинанда ‒ 19 марта 1812 г. Пушечные залпы испанского и французского праздничных салютов в тот день слились. Кадис приветствовал рождение новой испанской государственности, а французская армия чествовала короля Жозефа в день его именин.
Ла Пепа
В народе первую испанскую конституцию называли «Ла Пепа». Происхождение прозвища связано с традиционными календарными ассоциациями. В день 19 марта, когда основной закон был обнародован, католическая церковь чествует Св. Иосифа, супруга Девы Марии. Уменьшительная форма имени «Иосиф» (исп. Хосе) ‒ Пепе; его женский вариант ‒ Пепа. В свою очередь, логика образования этой уменьшительной формы отсылает к латинскому эпитету Святого Иосифа ‒ «Pater Putativus» («приемный» отец Иисуса Христа), сокращенно ‒ РР. {224}
Кадисская конституция 1812 г. ‒ объемный документ, состоящий из 384 статей, сгруппированных в 10 разделов. Идея национального суверенитета и принцип разделения властей пронизывают весь текст «Политической конституции испанской монархии». Принятая от имени Фердинанда, конституция называла нацию (т.е. «объединение всех испанцев обоих полушарий») источником суверенитета и утверждала, что испанский народ «не может быть собственностью никакого лица или семейства» (ст. 1‒3). Испания провозглашалась «ограниченной наследственной монархией» (ст. 14), целью правительства которой являлось «счастье нации» (ст. 13). Хотя личность монарха объявлялась «священной и неприкосновенной» (ст. 168), прерогативы королевской власти были сильно урезаны в пользу парламента: король не мог распустить кортесы, которым принадлежала вся полнота законодательной власти; без согласия депутатов монарх не мог заключать торговые договоры и военные союзы с другими странами, вводить новые налоги, покидать страну, отрекаться от престола и даже вступать в брак (ст. 172). Назначаемые королем министры были ответственны перед кортесами. Сам парламент оставался однопалатным, избирался посредством непрямых выборов, в которых могли принимать участие мужчины-испанцы старше 25 лет. {225} Согласно конституции, судебная власть должна быть независимой от исполнительной и законодательной.
Хотя в конституции отсутствует специальный раздел о правах и свободах граждан, они упоминаются и раскрываются во многих ее статьях: провозглашалось равенство всех испанцев перед законом, неприкосновенность жилища, отмена пыток, свободный доступ к военной службе и образованию и т.д. Таким образом, отменялись существовавшие сословные привилегии. Лишь свобода вероисповедания осталась чуждой для кадисских законодателей: статья 12-я конституции объявляла католическую религию единственно истинной и запрещала исповедание в Испании другой веры.
Уже после конституции кортесы приняли декреты, направленные против цеховой регламентации, например, декрет от 8 июня 1813 г. о свободном учреждении фабрик и любого полезного производства. Также кортесы отменили многие старые налоги.
Большая полемика разгорелась в кортесах по поводу ликвидации инквизиции. Либералы полагали, что инквизиция не соответствует духу конституции, а «раболепные» считали, что ее упразднение нанесет непоправимый ущерб католической вере. Тем не менее, 22 февраля 1813 г. кортесы приняли декрет об отмене инквизиции, хотя многие испанские священники отказывались зачитывать этот декрет в своих приходах. Кроме того, была отменена десятина, часть церковных земель и собственности (упраздненной инквизиции, некоторых монастырей, ордена иезуитов) подверглась конфискации и дальнейшей распродаже. Антиклерикальное законодательство способствовало консолидации консервативных сил, ведь «раболепные» видели в либералах врагов католической веры. На страницах многих памфлетов и газет критиковались деятельность кортесов и Кадисская конституция. Подавляющее большинство консервативно настроенных испанцев не могло принять либеральные нововведения Кадисских кортесов.
Распродажа конфискованных церковных земель и владений «офранцуженных», ликвидация привилегий Месты и законодательное установление принципов арендных отношений создавали предпосылки для появления новых собственников-землевладельцев. Начались судебные тяжбы между сеньорами и крестьянами, ведь те и другие, согласно новому законодательству, имели право в судебном порядке доказывать свое право на владение землей. Крестьяне отказывались от уплаты прежних налогов и рент в пользу сеньора. Всё это свидетельствовало о начале коренных изменений в устоявшихся отношениях землевладения, на которых во многом основывался «старый порядок».
Преобразования, совершенные Кадисскими кортесами, несомненно, имели эпохальное значение для Испании. Несмотря на то что сфера влияния кортесов ограничивалась Кадисом и его окрестностями, решения первого испанского парламента были поистине революционными. Законы, принятые кортесами, подрывали политические, социальные, экономические основы испанского «старого порядка». В Кадисе была {226} сформулирована программа дальнейшего преобразования Испании, которая воодушевляла многих испанских либералов, революционеров и реформаторов на протяжении всего XIX столетия. {227}
{223}
{225}
История Испании. Т. 2. От войны за испанское наследство до начала XXI века / Отв. ред. т.: О.В. Волосюк, М.А. Липкин, Е.Э. Юрчик. М.: Индрик, 2014. С. 222‒227.
Король Жозеф учредил испанский аналог ордена почетного легиона для награждения своих приверженцев - Королевский орден Испании.
Королевский орден Испании был призван заменить все существовавшие до этого старинные ордена, кроме ордена Золотого руна, который при Жозефе продолжал вручаться (Король Фердинад впоследствии отменил эти награждения).Орден учреждён 20 октября 1808 года, вскоре после того, как король Иосиф вступил на испанский престол, как ставленник своего брата, Наполеона. Опыт учреждения орденов у Жозефа имелся — в бытность королём Неаполя (престол которого он, по приказу брата, уступил маршалу Мюрату) он уже учредил Королевский орден Обеих Сицилий, который в свою очередь ориентировался на французский Орден Почётного легиона.
Орден был разделён на три класса:
Великие офицеры (не более 50 единовременно),
командоры (не более 200)
рыцари (не более 2000).
К двум нижним степеням полагались денежные пенсии.
Знак ордена имел форму красной пятиконечной звезды, с лучами, покрытыми рубиновой эмалью. Лента ордена — красного цвета. В центре звезды круглый золотой медальон. На аверсе — лев, символизирующий провинцию Леон и надпись на латыни «Virtute et fide», на реверсе — башня, символ провинции Кастилия, и надпись «JOSEPH NAP. REX HISP. ET IND». Цепь ордена, полагавшаяся для кавалеров первого класса, была оформлена очень пышно.Среди кавалеров ордена (третьего класса) был придворный художник Франсиско Гойя.
После бегства короля Жозефа из Испании в результате поражения французской армии при Витории, и возвращения короля Фердинанда, орден был отменён, награждения аннулированы, а прежние испанские ордена — восстановлены. Тем не менее, Жозеф Бонапарт, по некоторым данным, продолжал раздавать орден вплоть до своей смерти.
