Я вам мозги не пудрю - уже не тот завод. Меня стрелял поутру из ружей целый взвод. За что мне эта злая, нелепая стезя? Не то, чтобы не знаю - рассказывать нельзя.
Мой командир меня почти что спас, Но кто-то на расстреле настоял, И взвод отлично выполнил приказ. Но был один, который не стрелял.
Судьба моя лихая давно наперекос: Однажды языка я добыл, но не донес. И особист Суэтин, неутомимый наш, Еще тогда приметил и взял на карандаш.
Он выволок на свет и приволок Подколотый, подшитый матерьял - Никто поделать ничего не смог... Нет, смог один, который не стрелял.
Рука упала в пропасть с дурацким криком "Пли" И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли. Но, слышу:- Жив зараза. Тащите в медсанбат.- Расстреливать два раза уставы не велят.
А врач потом все цокал языком И, удивляясь, пули удалял. А я в бреду беседовал тайком С тем пареньком, который не стрелял.
Я раны, как собака, лизал, а не лечил, В госпиталях однако в большом почете был. Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол: Эй ты, недостреленный, давай-ка на укол!
Наш батальон геройствовал в Крыму, И я туда глюкозу посылал, Чтоб было слаще воевать ему, Тому, который не стрелял.
Я пил чаек из блюдца, со спиртиком бывал, Мне не пришлось загнуться, и я довоевал. В свой полк определили. Воюй - сказал комбат, А что не дострелили, так я не виноват.
Я тоже рад бы, да присев у пня, Я выл белугой и судьбину клял: Немецкий снайпер дострелил меня Убив того, который не стрелял.
Сообщение отредактировал Nick: 11.04.2010 - 19:09 PM
Я давно понемногу читаю стихи Маяковского. И нахожу, но что он на самом деле не так прост как кажется. Во-первых, неповторимый ступенчатый стиль, брошенный общепринятым ямбу и хорею как перчатка; во-вторых, категоричное по форме и ищущее по сути содержание; в-третьих, сопереживание своему времени. Вот что такое Маяковский. Есенин жил в себе, он искал в себе смысл жизни, и не нашёл его... Маяковский опередил Есенина, он искал смысл жизни в сопереживании многим, но также не нашёл его (смысла жизни). Итак, Маяковский СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
Вы ушли, как говорится, в мир иной. Пустота... Летите, в звезды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Трезвость. Нет, Есенин, это не насмешка. В горле горе комом - не смешок. Вижу - взрезанной рукой помешкав, собственных костей качаете мешок. - Прекратите! Бросьте! Вы в своем уме ли? Дать, чтоб щеки заливал смертельный мел?! Вы ж такое загибать умели, что другой на свете не умел. Почему? Зачем? Недоуменье смяло. Критики бормочут: - Этому вина то... да се... а главное, что смычки* мало, в результате много пива и вина.- Дескать, заменить бы вам богему классом, класс влиял на вас, и было б не до драк. Ну, а класс-то жажду заливает квасом? Класс - он тоже выпить не умник. Дескать, к вам приставить бы кого из напостов** - стали б содержанием премного одарённей. Вы бы в день писали строк по сто, утомительно и длинно, как Доронин. А по-моему, осуществись такая бредь, на себя бы раньше наложили руки. Лучше уж от водки умереть, чем от скуки! Не откроют нам причин потери ни петля, ни ножик перочинный. Может, окажись чернила в "Англетере", вены резать не было б причины. Подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил. Почему же увеличивать число самоубийств? Лучше увеличь изготовление чернил! Навсегда теперь язык в зубах затворится. Тяжело и неуместно разводить мистерии. У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга подмастерье. И несут стихов заупокойный лом, с прошлых с похорон не переделавши почти. В холм тупые рифмы загонять колом - разве так поэта надо бы почтить? Вам и памятник еще не слит,- где он, бронзы звон, или гранита грань?- а к решеткам памяти уже понанесли посвящений и воспоминаний дрянь. Ваше имя в платочки рассоплено, ваше слово слюнявит Собинов и выводит под березкой дохлой - "Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха " Эх, поговорить бы иначе с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем! Встать бы здесь гремящим скандалистом: - Не позволю мямлить стих и мять!- Оглушить бы их трехпалым свистом в бабушку и в бога душу мать! Чтобы разнеслась бездарнейшая погань, раздувая темь пиджачных парусов, чтобы врассыпную разбежался Коган, встреченных увеча пиками усов. Дрянь пока что мало поредела. Дела много - только поспевать. Надо жизнь сначала переделать, переделав - можно воспевать. Это время - трудновато для пера, но скажите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше? Слово - полководец человечьей силы. Марш! Чтоб время сзади ядрами рвалось. К старым дням чтоб ветром относило только путаницу волос.
Для веселия планета наша мало оборудована. Надо вырвать радость у грядущих дней. В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней. * Смычка - разумеется устранение противоречий между рабочим классом и крестьянством - моё прим. ** "напостовцы" - публикующиеся в издании "На посту" - официальном литературном издании того времени PS. Прошу прощения за искажённый авторский стиль, но по опыту знаю, что стиль Маяковского ни один форумный движок не поддерживает. Кому интересно, прогуглите любую цитату из стиха и насладитесь оригиналом
Я убит подо Ржевом, В безыменном болоте, В пятой роте, на левом, При жестоком налете. Я не слышал разрыва, Я не видел той вспышки,— Точно в пропасть с обрыва — И ни дна ни покрышки. И во всем этом мире, До конца его дней, Ни петлички, ни лычки С гимнастерки моей. Я — где корни слепые Ищут корма во тьме; Я — где с облачком пыли Ходит рожь на холме; Я — где крик петушиный На заре по росе; Я — где ваши машины Воздух рвут на шоссе; Где травинку к травинке Речка травы прядет, — Там, куда на поминки Даже мать не придет.
Подсчитайте, живые, Сколько сроку назад Был на фронте впервые Назван вдруг Сталинград. Фронт горел, не стихая, Как на теле рубец. Я убит и не знаю, Наш ли Ржев наконец? Удержались ли наши Там, на Среднем Дону?.. Этот месяц был страшен, Было все на кону. Неужели до осени Был за ним уже Дон И хотя бы колесами К Волге вырвался он? Нет, неправда. Задачи Той не выиграл враг! Нет же, нет! А иначе Даже мертвому — как? И у мертвых, безгласных, Есть отрада одна: Мы за родину пали, Но она — спасена. Наши очи померкли, Пламень сердца погас, На земле на поверке Выкликают не нас. Нам свои боевые Не носить ордена. Вам — все это, живые. Нам — отрада одна: Что недаром боролись Мы за родину-мать. Пусть не слышен наш голос, — Вы должны его знать. Вы должны были, братья, Устоять, как стена, Ибо мертвых проклятье — Эта кара страшна. Это грозное право Нам навеки дано, — И за нами оно — Это горькое право. Летом, в сорок втором, Я зарыт без могилы. Всем, что было потом, Смерть меня обделила. Всем, что, может, давно Вам привычно и ясно, Но да будет оно С нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы И не Дон потеряли, И в тылу у Москвы За нее умирали. И в заволжской дали Спешно рыли окопы, И с боями дошли До предела Европы. Нам достаточно знать, Что была, несомненно, Та последняя пядь На дороге военной. Та последняя пядь, Что уж если оставить, То шагнувшую вспять Ногу некуда ставить. Та черта глубины, За которой вставало Из-за вашей спины Пламя кузниц Урала. И врага обратили Вы на запад, назад. Может быть, побратимы, И Смоленск уже взят? И врага вы громите На ином рубеже, Может быть, вы к границе Подступили уже! Может быть... Да исполнится Слово клятвы святой! — Ведь Берлин, если помните, Назван был под Москвой. Братья, ныне поправшие Крепость вражьей земли, Если б мертвые, павшие Хоть бы плакать могли! Если б залпы победные Нас, немых и глухих, Нас, что вечности преданы, Воскрешали на миг, — О, товарищи верные, Лишь тогда б на воине Ваше счастье безмерное Вы постигли вполне. В нем, том счастье, бесспорная Наша кровная часть, Наша, смертью оборванная, Вера, ненависть, страсть. Наше все! Не слукавили Мы в суровой борьбе, Все отдав, не оставили Ничего при себе.
Все на вас перечислено Навсегда, не на срок. И живым не в упрек Этот голос ваш мыслимый. Братья, в этой войне Мы различья не знали: Те, что живы, что пали, — Были мы наравне. И никто перед нами Из живых не в долгу, Кто из рук наших знамя Подхватил на бегу, Чтоб за дело святое, За Советскую власть Так же, может быть, точно Шагом дальше упасть. Я убит подо Ржевом, Тот еще под Москвой. Где-то, воины, где вы, Кто остался живой? В городах миллионных, В селах, дома в семье? В боевых гарнизонах На не нашей земле? Ах, своя ли. чужая, Вся в цветах иль в снегу... Я вам жизнь завещаю, — Что я больше могу? Завещаю в той жизни Вам счастливыми быть И родимой отчизне С честью дальше служить. Горевать — горделиво, Не клонясь головой, Ликовать — не хвастливо В час победы самой. И беречь ее свято, Братья, счастье свое — В память воина-брата, Что погиб за нее.
Вы себе представляете парижских женщин с шеей разжемчуженной, разбриллиантенной рукой... Бросьте представлять себе! Жизнь - жестче - у моей парижанки вид другой. Не знаю, право, молода или стара она, до желтизны отшлифованная в лощеном хамье. Служит она в уборной ресторана - маленького ресторана - Гранд-Шомьер. Выпившим бургундского может захотеться для облегчения пойти пройтись. Дело мадмуазель подавать полотенце, она в этом деле просто артист. Пока у трюмо разглядываешь прыщик, она, разулыбив облупленный рот, пудрой подпудрит, духами попрыщет, подаст пипифакс и лужу подотрет. Раба чревоугодий торчит без солнца, в клозетной шахте по суткам клопея, за пятьдесят сантимов! (По курсу червонца с мужчины около четырех копеек.) Под умывальником ладони омывая, дыша диковиной парфюмерных зелий, над мадмуазелью недоумевая, хочу сказать мадмуазели: - Мадмуазель, ваш вид, извините, жалок. На уборную молодость губить не жалко вам? Или мне наврали про парижанок, или вы, мадмуазель, не парижанка. Выглядите вы туберкулезно и вяло. Чулки шерстяные... Почему не шелка? Почему не шлют вам пармских фиалок благородные мусыо от полного кошелька? - Мадмуазель молчала, грохот наваливал на трактир, на потолок, на нас. Это, кружа веселье карнавалово, весь в парижанках гудел Монпарнас. Простите, пожалуйста, за стих раскрежещенный и за описанные вонючие лужи, но очень трудно в Париже женщине, если женщина не продается, а служит.
Свет партии согрел нам батареи
теплом обогревательной воды,
а многие отдельные евреи
все время недовольны, как жиды.
НЕ В СИЛАХ ЖИТЬ Я КОЛЛЕКТИВНО:
ПО ВОЛЕ ТЯГОСТНОГО РОКА
МНЕ С ИДИОТАМИ - ПРОТИВНО,
А СРЕДИ УМНЫХ - ОДИНОКО.
ЖИВЯ ЛЕГКО И СИРОТЛИВО,
БЛАЖЕН, КАК ПАЛЬМА НА БОЛОТЕ,
ЕВРЕЙ СЛАВЯНСКОГО РАЗЛИВА,
АНТИСЕМИТ БЕЗ КРАЙНЕЙ ПЛОТИ.
Когда не спасает икона,
когда стынут зубы от дерзкого стона,
и, локти кусая, не в силах уж мочь
ты убегаешь в янтарную ночь,
паденьем слезы поливая свой век…
Помни, мой друг, был такой человек,
что, как и ты, от отчаянья выл,
так же любил, так же совесть топил
в жгучем вене, убежав от подруг,
таким человеком был каждый вокруг.
А мы опять стоим и в трюме вода
И ты опять твердишь, что надо бежать
И ты опять твердишь, что надо туда
Где не качает, сухо и есть чем дышать
Но ведь и здесь есть шанс, пускай один из десяти
Пусть время здесь вперед не мчится - ползет
И пусть остаться здесь сложней, чем уйти
Я все же верю, что мне повезет
Ты говоришь, что здесь достаточно зла
И ты спешишь скорей отсюда уйти
Ты говоришь, что мне неволя мила
И свято веришь в правду другого пути
Бежать и плыть, лететь, куда, все равно
Лишь бы туда, где нет и не было нас
Ты говоришь, здесь все погибло давно
И слишком много чужих среди нас
Я здесь привык, я здесь как будто в строю
Я вижу все, хоть здесь и мало огней
И на ногах я здесь так твердо стою
А чтоб стоять, я должен держаться корней
Я здесь привык, я здесь не так одинок
Хоть иногда, но здесь я вижу своих
Когда начнет звенеть последний звонок
Я буду здесь, если буду живым
Я, я остаюсь
Там, где мне хочется быть
И пусть я немного боюсь
Но я, я остаюсь - остаюсь, чтобы ЖИТЬ!
Он стал умней? Едва ли. Но раньше, как осел, Он просто чушь порол, А нынче - ах злодей - Он, с важностью педанта, При каждой глупости своей Ссылается на Канта.
Анна Ахматова:
"Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней."
Иосиф Бродский:
"Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря".
Василий Вакуленко:
"Когда меня не станет, я буду петь голосами
Моих детей и голосами их детей.
Нас просто меняют местами.
Таков закон Сансары,
Круговорот людей".
Простите, а вы знакомы хоть с одним "нормальным" людем?
Я всю жизнь убеждаюсь, что все люди, в том или ином уроды, просто большинство свои уродства тщательно скрывают, а некоторые не утруждаются. Надеюсь вы поняли, что я не о физических изъянах.
Поэзия и рифма - потомок первобытных заклинаний, считалось, что просьбы людей так приятнее слышать богам и духам.
Я всю жизнь убеждаюсь, что все люди, в том или ином уроды, просто большинство свои уродства тщательно скрывают, а некоторые не утруждаются. Надеюсь вы поняли, что я не о физических изъянах.
За людей обидно. Может правильнее говорить о недостатках.
Поэзия и рифма - потомок первобытных заклинаний, считалось, что просьбы людей так приятнее слышать богам и духам.
Родина рифмы - Китай. Поэтическая рифма действительно возникла из народных песен, например, зафиксированных в переработанном виде в Нраве царств, древнейшей части Шицзин Конфуция. Хронологическит истоки можно отнести к XIIв до н.э, т.е правлением династии Чжоу. И, скорее, наоборот, на мой згляд. стихотворную форму обретали не молитвы богам, а откровения богов, например, пророчества пифии в Дельфах.