Исторический форум: история России, всемирная история

Неавторизованный перевод с польского

Рассматривая отдельные вопросы, связанные с функционированием Древнерусского государства, такие как социальная структура, отношения между правителем и подданными, идеология, примеры стран Востока порой дают гораздо больше аналогий, чем Западная Европа. Украинские историки XIX века подчеркивали, что идеи абсолютизма (которые они называли “русскими”) зародились в Москве в XIV веке или в XII веке во Владимире-на-Клязьме, тогда как Киевская Русь управлялась в соответствии с принципами особой демократии, подобной той, что была в Новгороде Великом, где проходили вече — общие собрания жителей [398]. Однако общественно-политическая ситуация в Новгороде и на юге Руси существенно отличались друг от друга.

В период, предшествовавший введению христианства, Русь находилась под властью двух внешних центров — империи тюркских кочевников и общества викингов. Р. Пайпс пишет о негативном наследии, усвоенном славянами от норманнов. Русь, основанную родом Рюриковичей, составили не местные правящие элиты, а чужеземные пришельцы. Последние были заинтересованы в эксплуатации своих подданных, но не в возделывании земли (как это было, например, в норманнской Англии). Что, по мнению автора, сообщало власти полуколониальный характер и отделяло ее от народа [399]. Однако варяги были не первыми, кто правил восточнославянскими племенами. Мы знаем о распространении на земли полян власти хазарских каганов. По мнению Э. Кноблоха, языческая Русь находилась под сильным влиянием кочевнических традиций и являла собой модель, аналогичную кочевому государству, с присущим ему “восточным деспотизмом” [400]. Т. Нунен считает даже, что Рюриковичи пытались создать своего рода русскую империю, подобную хазарскому государству, с каганом во главе [401]. Помимо этого, в период, предшествовавший принятию христианства, в различных сферах ощущалось также сильное влияние ближневосточных центров, а позже и Арабского халифата. На другом конце цепи восточных государств, оставивших свой след в социальной модели русов, находилась Византийская империя, но ее влияние не было столь значительным вплоть до начала интенсивного освоения пути “из Варяг в Греки”.

Одной из проблем, отражающих общественные отношения в русском государстве, была проблема личной свободы его граждан и рабства. Э. Кноблох обращает внимание на разницу значений личной свободы и роли человека на Западе и на Востоке. По мнению исследователя, в азиатских культурах, в отсутствие индивидуальных прав человека, не могло быть и речи о свободе в западноевропейском смысле этого слова. На Западе, сформировавшемся на принципах, основанных на римском праве и греческой философии, человек считается независимым существом и несет ответственность за себя и свои поступки. На Востоке же, в силу отсутствия соответствующих правовых концепций, он оставался собственностью правителя, а желаемой чертой личности было абсолютное послушание. Здесь нет места индивидуализму, неприкосновенности личности, разнице во взглядах и, тем более, критике власти. Восточное государство, в отличие от Западного, было не творением человека, а сверхъестественным существом, функционирующим независимо от общества. Лишь правитель отождествлялся с государством, с его мистической силой [402]. Государство существовало независимо от народа, и закон, который был выражением воли правителя, защищал человека до тех пор, пока его действия устраивали государство. Восток никогда не вводил концепции гражданских прав или прав человека и никогда не разрабатывал правил ограничения власти [403]. Быть свободным означало не быть рабом в строгом смысле слова, тогда как все свободные подданные были рабами правителя, отождествляемого с государством [404].

Как уже указывалось, рабы не составляли основу производства на Руси, но сами были товаром, приносившим князю и его окружению огромные прибыли [405]. С другой стороны, Правда Русская не упоминает о захвате Русью военнопленных как об источнике рабства. В любом случае, как военные вторжения в соседние страны не могли быть основным источником доходов Руси, так и военнопленные не составляли основной массы рабов, вывозимых на Восток. Это подтверждается спорадическим характером грабительских походов, совершаемых на этнически чуждые территории с целью захвата пленных, а также нерегулярностью войн русского государства, которые не могли обеспечить постоянный приток рабов. Между тем торговля людьми с Востоком велась систематически и в больших масштабах. О том, что эта практика касалась огромного числа человеческих масс, свидетельствуют сохранившиеся письменные источники. Рабов доставляли на византийский рынок, следуя путем “в Греки” (в частности, об этом писал Константин Порфирогенет) и по Волге на Ближний Восток в мусульманские страны. Арабские хронисты писали о “славянской саранче”, наводнившей улицы Багдада в начале IX века [406]. По словам еврейского путешественника Вениамина Тудельского, “жители этой земли [Склавонии. — П.С.] продают своих сыновей и дочерей всем народам, и так же делают жители Руси” [407].

Если это не были военнопленные, — заключает Э. Кноблох, — тогда категория рабов должна была формироваться из коренных жителей Руси, скорее всего, из числа автохтонного сельского населения. Только местное население могло быть источником стабильного и гарантированного потока живого товара на восточные рынки. Этому способствовало то обстоятельство, что труд свободных крестьян, занятых в сельском хозяйстве, не лежал в основе местного производства, поскольку в восточнославянском регионе неэффективность земель, находившихся в распоряжении русского государства, обусловливала низкую рентабельность сельскохозяйственных работ. Урожайность была слишком низкой для того, чтобы излишки можно было вывозить за пределы страны [408].

Э. Кноблох делает вывод, что Русь была в значительной степени рабской страной, в которой “свободные” русские крестьяне были фактически личной собственностью князя, так же как и земля, которую они обрабатывали, и леса, которыми они пользовались. Таким образом, по мнению исследователя, свобода русского крестьянина — это миф, так как его ценность как раба была во много раз выше, чем его же ценность как земледельца [409]. В любом случае социально-политическая система на Руси напоминала родовую систему, возглавляемую деспотической властью, экономические основы которой в значительной степени зиждились на восточной работорговле, которую она монополизировала, ведя ее в основном жителями русского государства.

Наследники полулегендарного Рюрика использовали схему эксплуатации порабощенного населения, аналогичную той, которая часто встречается у кочевых народов, создающих значительные государственные образования. Пришельцы с севера могли непосредственно наблюдать этот процесс у хазар. Он заключался в обеспечении излишков продукции за счет военной добычи, но прежде всего за счет дани, в том числе рабами, поставляемыми из славянских земель. В этих условиях жители русского государства стали источником живого товара для Рюриковичей. Однако, по словам Г. Ловмянского, кочевые государства носили экзархический характер (что заключалось в обременении зависимых областей). Русские же князья, используя тот же принцип увеличения доходов, создали эндархическую империю (обременяющую основную территорию), но не сельскохозяйственную. Тем не менее, сама дань, собираемая киевскими князьями, по мнению Г. Ловмянского, была экзархической, поскольку периферийные племена были политически обособлены от центрального аппарата власти [410]. По утверждению Г. Ловмянского, модель степного государства (преимущественно хазарская) изначально была гораздо более привлекательной для жителей восточнославянского региона, так как это была менее развитая структура по сравнению с западными странами с их преобладающей сельскохозяйственной экономикой [411]. В связи с этим возникает другая аналогия: варяжская воинская элита была в то же время купеческой элитой Руси, для которой торговля с Востоком оказалась источником значительной прибыли. Точно так же в полукочевом Хазарском каганате воинская элита, не без сильного влияния пришлого еврейского населения, начала получать огромные прибыли от торговли, а также от посредничества в торговле между Востоком и Западом.

Контроль над торговлей был особенно важен для аппарата центральной власти на Руси, если она хотела сохранить свое дальнейшее существование в текущем виде. Поскольку работорговля так много значила для древнерусской экономики, она должна была основываться на четко установленных процедурах, определявших методы действий. Э. Кноблох предположил, что организованный забор значительного числа рабов происходил во время полюдий, — системы, перенятой у кочевников, — во время которых не меха или продукты леса были основной целью княжеских походов (и, конечно же, не зерно, которого никогда не было в избытке), но коренные жители [412]. Исследователь считает, что само название указывало на настоящую цель походов — др.-рус. полюдье, что означает не столько хождение «по людям», сколько «за людьми» [413]. Еще одним аргументом в пользу выдвинутой гипотезы является осенне-зимний период ежегодных объездов, когда население обычно оставалось в своих домах и испытывало трудности с тем, чтобы укрыться в лесах. Кроме того, мех животных, забитых зимой и собранный весной, имеет большую ценность, чем мех животных, забитых осенью и собранный зимой [414].

Как институт рабства, так и торговля людьми были известны в раннесредневековом государстве Пястов, однако, помимо гораздо меньшего масштаба этого явления, работорговля никогда не принимала институционального характера и не была, как на Руси, основой экономики государства или существования правящей верхушки, а крестьяне в массе своей обладали личной свободой [415]. Титмар, рассказывая о Киеве, подчеркивает: «Как и во всем том краю, жители эти состоят из большого количества рабов» [416]. Можно только гадать, шла ли речь о «купцах», о холопах или же о массах крестьян. Высокоразвитая работорговля в Киевском государстве, кажется, подтверждается и древнерусскими летописями, которые вкладывают в уста Святослава следующие слова: «Сказал Святослав матери своей и боярам своим: “Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае, ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — паволоки, золото, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха, и воск, и мед, и челядь” [рабы. — П.С.]» [417]. Стоит отметить, что ситуация не изменилась сразу же после принятия Русью христианства. Когда в XII веке институт рабства в Европе вследствие осуждения его церковью и развития феодализма окончательно рухнул, на Руси духовенство было слишком зависимым от светской власти, чтобы решительно осудить эту практику и заставить русских князей ее прекратить [418].

Согласно русским, византийским и арабским источникам, существовало несколько основных групп, профессионально занимавшихся работорговлей на Руси: первой были мусульмане — арабы и персы (среди последних выделялись хорезмийцы), затем евреи и хазары [419], а также местная элита, происходящая из династии Рюриковичей. Неясно, в какой степени работорговля была развита в восточнославянском регионе до прихода варягов. Если учесть, что в период, значительно предшествовавший становлению Древнерусского государства, эта практика была довольно распространена, возможно, позднее ее переняли варяги. Ибн Фадлан отметил, что хазары обращаются со славянами как с рабами, в то время как полюдье было изобретением азиатских кочевников, позже внедренным на Руси. С момента признания над собой власти Олега и Игоря покоренные племена оказались обязанными и впредь содержать русских князей. Таким образом, род Рюриковичей вступил в права своих кочевых предшественников, продолжая прежнюю модель эксплуатации местного населения. В этом контексте интересен вопрос о титулатуре Рюриковичей: название “каган” могло быть заимствовано русью непосредственно у хазар. Популярный среди тюркских кочевых племен в VI–X вв. титул кагана был символом вселенской власти, а также символом высшей власти среди других кочевых племен. Каган получил мандат на власть прямо с небес, имперская идеология хазар напоминала ту, что насаждалась впоследствии монгольскими ханами [420]. Варяго-русы вполне осознавали значение титула, которым пользовались хазарские правители. Славянское население также должно было сознавать масштаб и значимость власти кагана. Вступление в эту роль варягов было продиктовано попыткой представить себя преемниками тюркско-еврейских хазар [421].

Отношение местного славянского населения к новым правителям с Севера могло остаться прежним, включая признание законных прав за “каганом” из династии Рюриковичей, ведь в их положении после “освобождения” поочередно Диром, Олегом и Игорем, в сущности, мало что изменилось. Вряд ли эта варяжская акция соответствовала интересам славян. Ибн Русте сообщает, что каган русов продает славянское население хазарам и мусульманам [422]. Можно также задаться вопросом, в какой степени русские князья, помимо титулатуры и методов управления покоренными народами, переняли другие обычаи кочевников. Известия о Древней Руси некоторых арабских и византийских писателей содержат картину кочевого быта русов. В их числе имеется определенное указание на распространение в среде пешей до тех пор русской элиты коня как средства передвижения, а также упоминание о том, что правители на Руси пьют молоко, что было типично для кочевых племен, употреблявших кумыс [423]. Воины русов своим видом также отличались от характерного образа варяга или славянина, во многом напоминая кочевников из степей. По византийским описаниям, сам Святослав, сын Игоря, вел образ жизни типичного кочевника и выглядел соответственно. П. Толочко писал, что это был типичный пример князя-кочевника [424].

Для обеспечения непрерывной поставки рабов в предприятие должны были быть вовлечены значительные военные и политические силы государства под патронажем местных властей. Персидский географ Гардизи сообщает, что воины, участвовавшие в таких походах, исчислялись сотнями [425]. Мы мало что знаем о ходе сотрудничества Рюриковичей с товарополучателями на Востоке. Вероятно, киевские князья не ограничивались походами на “русских илотов”, но организовывали заморские экспедиции, состоящие из воинов-купцов, целью которых была доставка рабов непосредственно на восточные рынки.

Однако концепция об ориентально-деспотическом управлении Киевским государством, в котором основную отрасль экономики составляла торговля сельским населением со статусом рабов, как будто противоречит факту существования на Руси определенных демократических институтов. К ним относятся народные городские вечевые собрания и унаследованные от эпохи родовой общины сельские сходы. Вече представляли собой собрания народных масс, призванные в значительной мере ограничивать произвол князя. Российские исследователи указывают, однако, что родовое вече догосударственного периода существенно отличалось от веча XII века. Согласно В. Ключевскому и Б. Грекову, сильная княжеская власть привела к упадку этого института в X веке, а возрастание значения вечевых собраний приходится уже на вторую половину XI — начало XII веков, что было связано с ослаблением авторитета княжеской власти и началом периода феодальной раздробленности. Именно тогда возросла роль советов — городских вече, которые отклоняли одних кандидатов на княжеский стол и избирали других [426]. Исключение составлял Новгород, где подобные процессы происходили намного ранее, нежели в других городах Руси [427]. Э. Кноблох считает, что древнеславянское вече вообще не было демократическим по своему характеру, а тем более не было чем-то вроде законодательного органа. Это был институт, подобный курултаю — присутствующему в культуре кочевых племен Азии совету всего народа, которому поручалось избрание нового правителя [428]. Его роль (возможно, привитая Руси кочевниками) заканчивалась избранием вождя, после чего новоизбранный правитель получал неограниченную власть. Позже роль веча на Руси перешла к княжескому совету, состоявшему из важнейших представителей государства, который выполнял совещательную функцию при русском князе. Этим можно объяснить тот факт, что в X — первой половине XI веков источники не упоминают о сколь-нибудь значительной роли веча, в связи с чем некоторые историки склонны были заключить, что в это время вечевых собраний попросту не существовало. Так, по утверждению Б. Грекова, “говорить о «первобытной демократии» для X века в Древнерусском государстве нет оснований, так как никакой «демократии» в период существования Древнерусского государства не было” [429]. Р. Пайпс полагает, что претензии князей (московских) на всю Русскую землю как на их вотчину, то есть наследственную собственность, приходятся на период ок. XVI столетия (в Древнерусском государстве власть князей за пределами своих земель ограничивалась единственно сбором дани). По утверждению Э. Кноблоха, Рюриковичи рассматривали русскую землю как свою вотчину с самого начала Русского государства [431]. Мы знаем из летописей, что города также считались личной собственностью князя, которая находилась в его полной власти [432]. Термин “Русская земля” на практике означал земельную вотчину, частную собственность правителя из династии Рюриковичей, который вместе с кастой воинов и высших сановников составлял доминирующее меньшинство на Руси.

Примечания

[398] W. Pawluczuk, op. cit., s. 24.

[399] R. Pipes, Rosja carów, op. cit., s. 34.

[400] E. Knobloch, op. cit., s. 30, 42.

[401] T.S. Noonan, The Khazar Qaghanate and Its Impact on the Early Rus’ State: The Translatio Imperii from Itil to Kiev, [w:] Nomads in the Sedentary World, ed. A.M. Khazanov, A. Wink, New York 2001, s. 89–90.

[402] E. Knobloch, op. cit., s. 30.

[403] M. Bobrownicka, Patologie tożsamości narodowej…, op. cit., s. 118.

[404] Ibidem. Udokumentowane przykłady takiej formy „niewolnictwa” na Wschodzie spotykamy już bardzo wcześnie, bo w czasach Achemenidów. J. Wolski, Z problematyki badań nad niewolnictwem w starożytności, [w:] Niewolnictwo i niewolnicy w Europie od starożytności po czasy nowożytne, pod red. D. Quirini-Popławskiej, Kraków 1998, s. 21.

[405] B. Grekow, Ruś Kijowska, op. cit., s. 118, 229–238.

[406] T. Lewicki, Źródła arabskie…, op. cit., t. 1, s. 94.

[407] H. Zaremska, op. cit., s. 70.

[408] E. Knobloch, op. cit., s. 73.

[409] Ibidem.

[410] H. Łowmiański, Początki Polski: z dziejów Słowian w I tysiącleciu n.e., t. 4, Warszawa 1970, s. 140.

[411] H. Łowmiański, Studia nad dziejami Słowiańszczyzny…, op. cit., s. 80.

[412] E. Knobloch, op. cit., 73.

[413] Ibidem.

[414] Ibidem, s. 74–78.

[415] Knobloch ponadto uważa, że chłopi w związku ze swoim niewolniczym statusem nie mieli prawa swobodnego przemieszczania się. Ibidem.

[416] Thietmar, op. cit., s. 235.

[417] Powieść minionych lat, op. cit., s. 69.

[418] H. Zaremska, op. cit., s. 73.

[419] Kilka wieków później w jakimś stopniu rolę, którą odgrywali chazarscy kupcy w handlu ludźmi, przejmą Tatarzy krymscy, regularnie wyprawiający się na Ruś po jasyr.

[420] T.S. Noonan, The Khazar Qaghanate and Its Impact on the Early Rus’ State: The Translatio Imperii from Itil to Kiev, [w:] Nomads in the Sedentary World, ed. A.M. Khazanov, A. Wink, New York 2001, s. 89–90.

[421] Ibidem.

[422] Ибн Русте, Книга дорогих ценностей, [w:] Древняя Русь в свете зарубежных источников…, op. cit., т. III, s. 48.

[423] Пределы мира от востока к западу, [w:] Древняя Русь в свете зарубежных источников…, op. cit., т. IV, s. 54.

[424] П.П. Толочко, Кочевые народы…, op. cit., s. 53.

[425] Gardizi, Zayn al-akbar…, op. cit., s. 149.

[426] M. Heller, op. cit., s. 39.

[427] B. Grekow, Ruś Kijowska, op. cit., s. 370–387.

[428] E. Knobloch, op. cit., s. 123.

[429] B. Grekow, Ruś Kijowska, op. cit., s. 375–378.

[430] R. Pipes, op. cit., s. 21.

[431] E. Knobloch, op. cit., s. 122.

[432] Powieść minionych lat…, op. cit., s. 71.

Источник 

Paweł Sekuła. Ruś Orientalna. Państwo kijowskie wobec cywilizacji Wschodu w teoriach i badaniach naukowych. Kraków, 2016. — С. 164–173. [ссылка]

Одно непонятно, почему украинский чернозем, который называют один из самых плодородных  не мог принести достойный урожай?

Чем территория Украины была в сельско-хозяйственном плане хуже Германии?

Одно непонятно, почему украинский чернозем, который называют один из самых плодородных  не мог принести достойный урожай? Чем территория Украины была в сельско-хозяйственном плане хуже Германии?

Наличием татарвы. Степь была не распахана, представляя собой одно большое Гуляйполе. Даже лесостепь оставалась зоной рискованного земледелия по той же причине. В остальном, достаточно примитивные способы хозяйствования, которые к тому времени в Западной и Центральной Европе были уже практически изжиты. Ну и климат со счетов сбрасывать не надо. 

Наличием татарвы.

При татарве уже никто рабами с арабами не барыжил. Как и в Византий

Исследователь считает, что само название указывало на настоящую цель походов — др.-рус. полюдье, что означает не столько хождение «по людям», сколько «за людьми»

Ага, по-грибы - по ягоды. А ничего, что чисто технически полюдье полностью совпадает с институтом вейцлы, когда конунг зимой ездит с дружиной в гости к разным ярлам- бондам, и, живет за их счет. Не развитая налоговая система предполагала, что хавать они будут за счет окружающего населения, по очереди, разумеется. Кто бы их содержал то, когда нет складов, налогового ведомства, которое эти склады наполняет?

Ну, то что рабов каким то образом без особых битв брали, это верно.

При татарве уже никто рабами с арабами не барыжил. 

Там был вопрос, чем земли нынешней Украины были хуже земель тогдашней Германии в плане сельскохозяйственного использования. Они были несоизмеримо хуже из-за наличия кочевников на доброй половине этой территории и подверженности практически всей остальной части их разорительным набегам. И продолжалось все это безобразие едва ли не вплоть до времен Очакова и покоренья Крыма.

 

Одно непонятно, почему украинский чернозем, который называют один из самых плодородных  не мог принести достойный урожай? Чем территория Украины была в сельско-хозяйственном плане хуже Германии?

 

Наличием татарвы. Степь была не распахана, представляя собой одно большое Гуляйполе. Даже лесостепь оставалась зоной рискованного земледелия по той же причине. В остальном, достаточно примитивные способы хозяйствования, которые к тому времени в Западной и Центральной Европе были уже практически изжиты. Ну и климат со счетов сбрасывать не надо. 

 

В Античности Причерноморье стабильно снабжала элинов хлебом и примитивные способы хозяйствования  вполне так производили товарное зерно.

Да и какие это способы Центральной Европы значительно превосходили данный регион? Разве трехполье эффективнее перелога с учетом большого запаса земли?

Ну, а на счет татарвы. Как я понимаю теже хазары судя по всему предпочитали дань собирать, а не заниматься разорением.  

Ну, а на счет татарвы. Как я понимаю теже хазары судя по всему предпочитали дань собирать, а не заниматься разорением.

В источниках дань хазарам ничем не отличается от дани русам. типа, по шелягу, и аут...

 

Исследователь считает, что само название указывало на настоящую цель походов — др.-рус. полюдье, что означает не столько хождение «по людям», сколько «за людьми».

 

Ага, по-грибы - по ягоды. 

А то. Согласно Фасмеру, «полюдье» («полюдие») это «подать, собираемая князем с народа», а происходит это слово из др.-русск. выражения «по людьхъ». Однако в древнерусском языке предлог «по» в сочетании с местным падежом (как в данном случае) обозначал следование за тем предметом, который выражен местным падежом имени существительного. А значит, др.-русск. выражение «по людьхъ» означало не «по людям» (как думал Фасмер), а «за людьми» (ср. укр. «йти по людей» = русск. «идти за людьми»).

А ничего, что чисто технически полюдье полностью совпадает с институтом вейцлы, когда конунг зимой ездит с дружиной в гости к разным ярлам- бондам, и, живет за их счет. Не развитая налоговая система предполагала, что хавать они будут за счет окружающего населения, по очереди, разумеется. Кто бы их содержал то, когда нет складов, налогового ведомства, которое эти склады наполняет?

Чисто технически, общего у вейцлы и полюдья было только то, что правитель с дружиной кормились за счет подданных во время гостевания. Вейцла этим и исчерпывалась, не считая ритуальных подарков, причем взаимных. Никто никакой дани во время вейцлы ни с кого не взимал, об этом и речи не было. Попировали, и по домам, пора и честь знать. Полюдье же было именно что инструментом сбора дани с покоренного населения, роль прокорма сводилась к обеспечению этого процесса. Собранную во время полюдий дань потом транспортировали в Константинополь, Итиль или Багдад и там продавали.

Ну, то что рабов каким то образом без особых битв брали, это верно.

Да уж какие там битвы.

В источниках дань хазарам ничем не отличается от дани русам. типа, по шелягу, и аут...

Стесняюсь спросить, а летописный щеляг — это не англосаксонский ли шиллинг? Ой-вей...

Стесняюсь спросить, а летописный щеляг — это не англосаксонский ли шиллинг? Ой-вей..

Ну а чего ж...

Вейцла этим и исчерпывалась, не считая ритуальных подарков, причем взаимных. Никто никакой дани во время вейцлы ни с кого не взимал, об этом и речи не было. Попировали, и по домам, пора и честь знать.

Ну, давайте поглядим, чего пишет Гуревич про вейцлу, например:

 

Первоначально вейцлами назывались пиры, которые задавали в своих усадьбах конунги либо население в честь конунга. В обязанности управляющих королевскими усадьбами – арманов входило устраивать такие пиры во время пребывания конунга с дружиной (125). На пир конунг обычно приглашал местных хёвдингов и наиболее влиятельных бондов, с которыми следовало поддерживать дружбу (126). Некоторые хёвдинги были достаточно богаты для того, чтобы достойно угостить конунга у себя дома. Сага рассказывает о бонде Аки из Вермаланда, который пригласил на пиршество одновременно конунгов Норвегии и Швеции, роскошно их угощал и при расставании преподнес богатые подарки (127). Богатый бонд Гейрмунд устроил пир для ярла Хакона в своем владении Скугги (в Суннмёре) (128). На такие угощения приглашали конунга и другие могущественные люди (129). Крупные собственники, устраивая пиры в честь конунга, по-видимому, рассчитывали на награду с его стороны Конунг мог отблагодарить за гостеприимство, пожаловав земельное владение, так называемое drekkulaun (буквально – "пожалование за пир") (130), и высокое достоинство лендрмана (131).

Как мы уже установили, для содержания конунга и его свиты в посещаемых ими областях население было обязано устраивать вейцлы, что считалось его непременной повинностью (132). Выше приводился отрывок из "Саги об Инглингах", в которой рассказывалось о том, что конунг Энунд якобы в каждом округе основал усадьбу, после чего стал ездить по вейцлам. По-видимому, королевские усадьбы в различных районах страны играли прежде всего роль пунктов, в которые население должно было сдавать продукты, необходимые для угощения конунга и сопровождавших его дружинников. По мнению А. Стейннеса, система таких дворов-"погостов", по которым разъезжал конунг, потребляя "угощения" своих подданных, сложилась чрезвычайно рано, еще до Харальда Прекрасноволосого. Во всяком случае, со времени Харальда – первого объединителя Норвегии — король пользовался правом сбора вейцлы со всего населения (133). В "Законах Гулатинга" упоминается повинность населения фюльков сдавать королевским управляющим продовольствие для содержания прибывшего в эту местность государя (134). Угощения превратились в систему и тяжелым бременем ложились на бондов, тем более что с объединением страны численность дружины конунга возросла. Харальд Прекрасноволосый ездил в Согне (Западная Норвегия) по вейцлам, когда не было войны, с 60 дружинниками. Но, гласит "Fagrskinna", поскольку дела не позволили ему в назначенное время посетить эту область, он послал своих людей собрать угощение. Так продолжалось в течение трех лет. Королевские слуги приглашали к себе друзей и родственников, в результате на вейцлу являлось более ста человек, учинявших в пьяном виде всяческие бесчинства. На четвертое лето ярл Атли, управлявший в Согне, прогнал королевских людей и просил конунга посещать вейцлу самолично, либо собирать продовольствие (135).

"Круг Земной" изображает период правления сыновей Гуннхильд как время, неблагоприятное для народа, когда "прекратились сытные годы, ибо конунгов было несколько и каждый имел свою дружину; им было нужно много продовольствия, да к тому же они были жадными... Часто братья разъезжали по стране все вместе, а иногда каждый сам по себе" (136). Вскоре в Норвегии наступил такой голод, что конунгам едва хватало средств, чтобы прокормить свою дружину, и это побудило конунга Харальда Серая Шкура и его братьев поступить на службу к датскому конунгу (137). Через некоторое время после изгнания сыновей Гуннхильд из Норвегии один из них – Гудрёд возвратился в Вик и, грозя войной, заставил его жителей платить ему вейцлу. С частью своей дружины он стал объезжать область, собирая кормления (138); во время этой поездки он был убит сторонниками Олава Трюг-гвасона. Ярл Эйрик, правивший после гибели Олава Трюггвасона, решался ездить по вейцлам лишь тогда, когда имел при себе большую дружину (139). Давая оценку некоторым правителям Норвегии, саги нередко говорят о тяжелом угнетении ими бондов. Харальд Серая Шкура был очень любим своими людьми, к которым он проявлял доброту, но с бондами был жесток (140). Буквально то же самое говорится в "Хеймскрингле" о Магнусе Голоногом (141).

На мой взгляд, Ваш рассказ про благолепь и взаимность вейцлы, ээ, несколько преувеличен

В Античности Причерноморье стабильно снабжала элинов хлебом и примитивные способы хозяйствования вполне так производили товарное зерно.

Так недоступно было степное и лесостепное Северное Причерноморье восточным славянам во 2-й пол. I тыс. — 1-й пол. II тыс. Как раз таки из-за наличия номадов. В результате, жили в лесу, молились колесу.

Да и какие это способы Центральной Европы значительно превосходили данный регион? Разве трехполье эффективнее перелога с учетом большого запаса земли?

Для такого примитивного способа хозяйствования требуется много незаселенной земли. Как только плотность населения возрастает, земли начинает не хватать. Тогда селяне разбредаются вокруг, плотность населения снова падает. В результате, собирать дань харчами в промышленных масштабах социальным паразитам становится не с кого, только и остается что на прокорм.

Ну, а на счет татарвы. Как я понимаю теже хазары судя по всему предпочитали дань собирать, а не заниматься разорением.  

Так то хазары, а речь о диких печенегах, тогдашней татарве.

Ну, давайте поглядим, чего пишет Гуревич про вейцлу, например:

 

Первоначально вейцлами назывались пиры, которые задавали в своих усадьбах конунги либо население в честь конунга. В обязанности управляющих королевскими усадьбами – арманов входило устраивать такие пиры во время пребывания конунга с дружиной (125). На пир конунг обычно приглашал местных хёвдингов и наиболее влиятельных бондов, с которыми следовало поддерживать дружбу (126). Некоторые хёвдинги были достаточно богаты для того, чтобы достойно угостить конунга у себя дома. Сага рассказывает о бонде Аки из Вермаланда, который пригласил на пиршество одновременно конунгов Норвегии и Швеции, роскошно их угощал и при расставании преподнес богатые подарки (127). Богатый бонд Гейрмунд устроил пир для ярла Хакона в своем владении Скугги (в Суннмёре) (128). На такие угощения приглашали конунга и другие могущественные люди (129). Крупные собственники, устраивая пиры в честь конунга, по-видимому, рассчитывали на награду с его стороны Конунг мог отблагодарить за гостеприимство, пожаловав земельное владение, так называемое drekkulaun (буквально – "пожалование за пир") (130), и высокое достоинство лендрмана (131).

Как мы уже установили, для содержания конунга и его свиты в посещаемых ими областях население было обязано устраивать вейцлы, что считалось его непременной повинностью (132). Выше приводился отрывок из "Саги об Инглингах", в которой рассказывалось о том, что конунг Энунд якобы в каждом округе основал усадьбу, после чего стал ездить по вейцлам. По-видимому, королевские усадьбы в различных районах страны играли прежде всего роль пунктов, в которые население должно было сдавать продукты, необходимые для угощения конунга и сопровождавших его дружинников. По мнению А. Стейннеса, система таких дворов-"погостов", по которым разъезжал конунг, потребляя "угощения" своих подданных, сложилась чрезвычайно рано, еще до Харальда Прекрасноволосого. Во всяком случае, со времени Харальда – первого объединителя Норвегии — король пользовался правом сбора вейцлы со всего населения (133). В "Законах Гулатинга" упоминается повинность населения фюльков сдавать королевским управляющим продовольствие для содержания прибывшего в эту местность государя (134). Угощения превратились в систему и тяжелым бременем ложились на бондов, тем более что с объединением страны численность дружины конунга возросла. Харальд Прекрасноволосый ездил в Согне (Западная Норвегия) по вейцлам, когда не было войны, с 60 дружинниками. Но, гласит "Fagrskinna", поскольку дела не позволили ему в назначенное время посетить эту область, он послал своих людей собрать угощение. Так продолжалось в течение трех лет. Королевские слуги приглашали к себе друзей и родственников, в результате на вейцлу являлось более ста человек, учинявших в пьяном виде всяческие бесчинства. На четвертое лето ярл Атли, управлявший в Согне, прогнал королевских людей и просил конунга посещать вейцлу самолично, либо собирать продовольствие (135).

"Круг Земной" изображает период правления сыновей Гуннхильд как время, неблагоприятное для народа, когда "прекратились сытные годы, ибо конунгов было несколько и каждый имел свою дружину; им было нужно много продовольствия, да к тому же они были жадными... Часто братья разъезжали по стране все вместе, а иногда каждый сам по себе" (136). Вскоре в Норвегии наступил такой голод, что конунгам едва хватало средств, чтобы прокормить свою дружину, и это побудило конунга Харальда Серая Шкура и его братьев поступить на службу к датскому конунгу (137). Через некоторое время после изгнания сыновей Гуннхильд из Норвегии один из них – Гудрёд возвратился в Вик и, грозя войной, заставил его жителей платить ему вейцлу. С частью своей дружины он стал объезжать область, собирая кормления (138); во время этой поездки он был убит сторонниками Олава Трюг-гвасона. Ярл Эйрик, правивший после гибели Олава Трюггвасона, решался ездить по вейцлам лишь тогда, когда имел при себе большую дружину (139). Давая оценку некоторым правителям Норвегии, саги нередко говорят о тяжелом угнетении ими бондов. Харальд Серая Шкура был очень любим своими людьми, к которым он проявлял доброту, но с бондами был жесток (140). Буквально то же самое говорится в "Хеймскрингле" о Магнусе Голоногом (141).

На мой взгляд, Ваш рассказ про благолепь и взаимность вейцлы, ээ, несколько преувеличен

Вижу одну только принудительную оплату банкета, иногда с мордобоем по пьяной лавочке. Разумеется, прижимистым бондам все это могло не нравиться. А в голодные годы, похоже, реально напрягало. А вот сбора дани не вижу в упор. Тем более, дани людьми. Вроде никого из бондов в магометанское рабство конунги не продали. Ну и характер вейцлы менялся со временем. Это к XIII столетию она приобрела форму налога, а в Х веке об этом и речи не шло. И да, подарки таки были взаимными.

Мельникова 2017, с. 84–85: Древнескандинавская вейцла, изучаемая почти исключительно на норвежском материале, также претерпевает развитие от Х к XIII в., когда она становится формой налога (сообщения о вейцлах в Швеции и Дании отражают именно этот этап). Королевские саги — основной источник сведений о вейцле в Х–XI в. — характеризуют ее исключительно как «гостевание» конунга и его дружины в усадьбах местной знати и зажиточных бондов (veizla дословно ‘угощение, званый пир’, ср.: brullaupsveizla ‘свадебный пир’, blotveizla ‘жертвоприносительный пир’, jolaveizla ‘пир на праздник йоль’ и др.: [Palsson, р. 45–92]). Вейцлы Х–XI в., как любые пиры того времени, носили полифункциональный характер. В ходе них конунги совершали жертвоприношения, рассматривали жалобы местных жителей и спорные судебные дела, устанавливали новые или закрепляли старые связи, привлекали на свою сторону верхушку местного общества, то есть служили и формой социального общения, и социально-политическим инструментом, а также играли первостепенную роль в содержании самого конунга и его дружины наряду с собственными усадьбами конунгов — hus(a)by. Вейцлы могли продолжаться по нескольку недель. Организация вейцлы могла быть как добровольной, так и принудительной: лендрмен Эрлинг Скьяльгасон сам приглашал на пиры с участием ярлов и конунгов до двухсот человек, а сын Эйрика Кровавая Секира «потребовал оплаты своего содержания» на время сбора тинга, на котором должен был решаться вопрос об избрании его конунгом. «Но бонды предпочли устроить вейцлу для конунга… и конунг… ездил по стране, посещая вейцлы с частью своего войска…» [3]. Как видно из последнего примера, в обеспечении вейцлы для конунга продовольствием и пивом участвовали все местные бонды на добровольно-принудительной основе. Таким образом, вейцлы являлись, наряду с собственным хозяйством конунга, средством материального обеспечения (прокормления) конунга и его дружины.

 

Вместе с тем пиры-вейцлы не сопровождались сбором дани, что принципиально отличает их от полюдья. Подарки, делаемые хозяином гостям в завершение пира, были традиционным обычаем и требовали «отдара». Другое важное отличие вейцлы заключалось в ее нерегламентированности. Если полюдье совершалось в зимний период, то вейцлы устраивались в любое время года. Ни длительность пребывания конунга, ни маршрут поездок не были упорядочены. Не было регулярности и в «гостевании» конунга в подвластных ему землях: норвежские правители проводили бόльшую часть времени на юге, в Вике и Вестфольде, и на западе, в Трёндалёге; во внутренние области Норвегии они приезжали редко.

 

Таким образом, норвежская вейцла IX–XI в. представляла собой форму прокорма конунга и его дружины, тогда как полюдье — не только форма прокормления князя, но в первую очередь — способ сбора дани с подвластного населения.

Работорговля в Киевской Руси

У вас тут что, нельзя написать "в" Украине? 

А вот что пишут на Украине -

Мало ли кто что пишет.

У вас тут что, нельзя написать "в" Украине? 

Нельзя. Здесь за такое расстреливают из реактивного говномета.