←  Вторая Мировая Война

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Ялтинская конференция

Фотография stan4420 stan4420 06.02 2019

Место проведения конференции было выбрано не сразу. Первоначально предлагалось провести встречу в Великобритании — как равноудаленной от СССР и США страны. Среди названий предполагаемых мест проведения фигурировали также Мальта, Афины, Каир, Рим и еще ряд городов. И. В. Сталин настаивал провести встречу именно в Советском Союзе, чтобы главы делегаций и их окружение смогли лично убедиться в том ущербе, который нанесла Германия СССР.

Кроме официального названия, у конференции было несколько кодовых. Отправляясь на Ялтинскую конференцию, У. Черчилль дал ей название «Аргонавт», проведя аналогию с древнегреческими мифами: он, Сталин и Рузвельт, подобно аргонавтам, отправляются на черноморские берега за Золотым руном. Рузвельт ответил в Лондон согласием:

Конференция проходила в Ялте 4–11 февраля 1945 года в период, когда в результате успешно проведенных стратегических операций Красной Армии боевые действия были перенесены на германскую территорию, и война против гитлеровской Германии вступила в завершающую стадию.

Вы и я — прямые наследники аргонавтов.

В конференции приняли участие руководители трех союзных держав: председатель Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталин, премьер-министр Великобритании У. Черчилль и президент Соединенных Штатов Америки Ф. Д. Рузвельт. Кроме глав трех правительств в конференции также участвовали члены делегаций:

Как известно, именно на конференции в Ялте состоялся раздел сфер влияния трех держав в послевоенном мире. Кодовое название «Остров» конференция получила для введения в заблуждение противников, так как одним из возможных мест ее проведения фигурировала Мальта.

от Советского Союза— народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов, народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, заместитель начальника Генерального штаба Красной Армии генерал армии А. И. Антонов, заместители народного комиссара иностранных дел СССР А. Я. Вышинский и И. М. Майский, маршал авиации С. А. Худяков, посол в Великобритании Ф. Т. Гусев, посол в США А. А. Громыко;

от США— государственный секретарь Э. Стеттиниус, начальник штаба президента адмирал флота В. Леги, специальный помощник президента Г. Гопкинс, директор департамента военной мобилизации судья Дж. Бирнс, начальник штаба армии США генерал армии Дж. Маршалл, главнокомандующий Военно-морскими силами США адмирал флота Э. Кинг, начальник снабжения Американской армии генерал-лейтенант Б. Сомервелл, администратор по военно-морским перевозкам вице-адмирал Э. Лэнд, генерал-майор Л. Кутер, посол в СССР А. Гарриман, директор Европейского отдела Государственного департамента Ф. Мэттьюс, заместитель директора канцелярии по специальным политическим делам Государственного департамента А. Хисс, помощник государственного секретаря Ч. Болен вместе с политическими, военными и техническими советниками;

от Великобритании — министр иностранных дел А. Иден, министр военного транспорта лорд Лезерс, посол в СССР А. Керр, заместитель министра иностранных дел А. Кадоган, секретарь Военного кабинета Э. Бриджес, начальник имперского Генерального штаба фельдмаршал А.Брук, начальник штаба Воздушных сил маршал авиации Ч. Портал, первый морской лорд адмирал флота Э. Каннингхэм, начальник штаба Министра обороны генерал X. Исмей, верховный союзный командующий на Средиземноморском театре фельдмаршал Александер, начальник Британской военной миссии в Вашингтоне фельдмаршал Вильсон, член Британской военной миссии в Вашингтоне адмирал Сомервилл вместе с военными и дипломатическими советниками.

 

Советские, американские и британские дипломаты во время Ялтинской конференции

 

К принятию высокопоставленных гостей в Ялте СССР подготовился всего за два месяца, несмотря на то, что Крым сильно пострадал от военных действий. Разрушенные дома, остатки боевой техники произвели неизгладимое впечатление на всех участников конференции, президент США Рузвельт даже «ужаснулся размерами разрушений, причиненных немцами в Крыму».

Местом стоянки союзных кораблей и судов был выбран Севастополь, где были созданы запасы топлива, питьевой и котельной воды, отремонтированы причалы, маяки, навигационное и противолодочное оборудование, проведено дополнительное траление в бухтах и по фарватеру, подготовлено достаточное количество буксиров. Аналогичные работы были проведены в ялтинском порту.

Подготовка к конференции была развернута во всесоюзном масштабе. Оборудование, мебель, продукты свозили в Крым со всей территории СССР, в Ялту прибывали специалисты строительных организаций и сферы обслуживания. В Ливадии, Кореизе и Алупке за два месяца установили по нескольку электростанций.

Участники конференции располагались в трех крымских дворцах: делегация СССР во главе с И. В. Сталиным — в Юсуповском дворце, делегация США во главе с Ф. Рузвельтом — в Ливадийском дворце, а делегация Великобритании во главе с У. Черчиллем — в Воронцовском дворце.

За безопасность участников конференции отвечала принимающая сторона. Охрану на суше обеспечивали авиационные и артиллеристские спецгруппы, с моря — крейсер «Ворошилов», эскадренные миноносцы, подводные лодки. Кроме того, к ним присоединились и боевые корабли союзников. Поскольку Крым все еще находится в радиусе действия немецкой авиации, базировавшейся в Северной Италии и Австрии, нападение с воздуха не исключалось.

С целью отражения опасности были выделены 160 истребителей авиации флота и вся ПВО. Было также построено несколько бомбоубежищ.

В Крым было направлено четыре полка войск НКВД, в том числе специально подготовленные для несения охраны 500 офицеров и 1,2 тыс. человек оперативных работников. За одну ночь парк вокруг Ливадийского дворца огородили четырехметровым забором. Обслуживающему персоналу запрещалось покидать территорию дворца. Был введен строжайший пропускной режим, в соответствии с которым вокруг дворцов устанавливались два кольца охраны, а с наступлением темноты организовывалось третье кольцо пограничников со служебными собаками.

Во всех дворцах были организованы узлы связи, обеспечивающие связь с любым абонентом, и ко всем станциям были прикреплены сотрудники, владеющие английским языком.

Но основные встречи проходили в Ливадийском дворце — резиденции американской делегации, несмотря на то, что это противоречило дипломатическому протоколу. Связано это было с тем, что Ф. Рузвельт не мог передвигаться самостоятельно, без посторонней помощи. С 4 по 11 февраля 1945 года в Ливадийском дворце состоялось восемь официальных встреч.

Официальные встречи членов делегаций и неофициальные — обеды глав государств — проводились во всех трех дворцах: в Юсуповском, например, И. В. Сталин и У. Черчилль обсуждали вопрос о передаче людей, освобожденных из фашистских лагерей. В Воронцовском дворце встречались министры иностранных дел: Молотов, Стеттиниус (США) и Иден (Великобритания).

 

И.В. Сталин на переговорах с президентом США Ф. Рузвельтом во время Ялтинской конференции

 

Круг обсуждаемых военных и политических вопросов оказался весьма широким. Решения, которые были приняты на конференции, оказали большое влияние на ускорение окончания войны и послевоенное устройство мира.

Во время конференции главами трех держав было продемонстрировано желание к сотрудничеству, взаимопониманию и доверию. Удалось добиться единства в вопросах военной стратегии и ведения коалиционной войны. Совместно были согласованы и спланированы мощные удары армий союзников в Европе и на Дальнем Востоке.

 

Лидеры «Большой тройки» за столом переговоров на ялтинской конференции

 

Одновременно решения, принятые участниками конференции, по сложнейшим вопросам мировой политики, явившиеся результатом компромиссов и взаимных уступок, в значительной степени определили развитие международно-политических событий на долгое время.

Были созданы благоприятные возможности для эффективного действия послевоенной системы международных отношений, основанной на принципах баланса интересов, взаимности, равенства и сотрудничества, в целях обеспечения всеобщего мира и безопасности.

Были разработаны условия обращения союзников с побежденной Германией и решены вопросы о ее будущем. Участники конференции заявили о непреклонной решимости ликвидации германского милитаризма и нацизма, договорились об участии Франции в урегулировании германской проблемы, о границах Польши и составе ее правительства, об условиях вступления СССР в войну против Японии.

В результате работы конференции были одобрены такие важнейшие международно-правовые документы, как Декларация Свободной Европы, документы об основных принципах создания международной Организации Объединенных Наций, заложившие основу отношений между государствами.

Важную роль на ходе и результатах проведения переговоров оказал огромный рост международного авторитета Советского Союза, которому способствовали выдающиеся победы Советских Вооруженных Сил.

Тем не менее, по ряду вопросов между участниками конференции существовали серьезные разногласия. У представителей западных стран-членов антигитлеровской коалиции были опасения, связанные с превращением СССР в державу мирового масштаба. Однако настойчивое стремление советской дипломатии к поискам взаимоприемлемых решений и принятию их на основе равенства без навязывания своего мнения другим привело к тому, что документы, одобренные на конференции, явились отражением согласия ее участников, а не результатом советского диктата.

В ходе совещаний по военным вопросам было подтверждено, что 8 февраля 1945 года на западном фронте начнется советское наступление. Однако американские и английские военные специалисты уклонились от выполнения просьб советской стороны воспрепятствовать переброске немецких войск из Норвегии и Италии на советско-германский фронт. В общих чертах было намечено взаимодействие стратегических сил авиации. Координация соответствующих операций возлагалась на Генеральный штаб Советской Армии и глав союзных военных миссий в Москве.

Работа конференции началась с рассмотрения обстановки на европейских фронтах. Главы правительств трех держав поручили военным штабам обсудить на своих заседаниях вопросы координации наступления союзных армий с востока и запада.

В ходе конференции был решен вопрос и о вступлении СССР в войну на Дальнем Востоке. Подписанное 11 февраля 1945 года секретное соглашение предусматривало, что Советский Союз через два-три месяца после капитуляции Германии вступит в войну против Японии. В связи с этим были согласованы условия вступления СССР в войну против Японии, которые выдвинул И. В. Сталин: сохранение статус-кво Монгольской Народной Республики, возвращение Советскому Союзу южной части Сахалина и всех прилегающих к ней островов, интернационализация Дайрена (Даляня) и восстановление аренды на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР, возобновление совместной с Китаем (с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза) эксплуатации Восточно-Китайской и Южно-Маньчжурской железных дорог, передача СССР Курильских островов.

Это соглашение конкретизировало общие принципы союзнической политики, которые были зафиксированы в Каирской декларации, подписанной США, Англией и Китаем и опубликованной 1 декабря 1943 года.

Поскольку перспектива вступления СССР в войну с Японией предполагала ее поражение в ближайшем будущем, эта политическая договоренность определяла границы возможного продвижения Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке.

Руководители трех великих держав обсудили политические вопросы, которые должны были возникнуть после поражения Германии. Они согласовали планы принудительного осуществления условий безоговорочной капитуляции и общие принципы обращения с побежденной Германией. Союзные планы предусматривали, прежде всего, разделение Германии на оккупационные зоны. Конференция подтвердила разработанные Европейской консультативной комиссией соглашения «О зонах оккупации Германии и об управлении “Большим Берлином”», а также «О контрольном механизме в Германии».

По условиям соглашения «О зонах оккупации Германии и об управлении “Большим Берлином”» вооруженные силы трех держав должны были занять в ходе оккупации Германии строго определенные зоны. Советским Вооруженным Силам предназначалась для оккупации восточная часть Германии. Северо-западная часть Германии отводилась для занятия английскими войсками, юго-западная — американскими. Район «Большого Берлина» должны были занять совместно вооруженные силы СССР, США и Англии. Северо-восточная часть «Большого Берлина» предназначалась для занятия советскими войсками. Зоны для войск Англии и США еще не были определены.

В соглашении «О контрольном механизме в Германии», подписанном 14 ноября 1944 года, говорилось, что верховная власть в Германии в период выполнения ею основных требований безоговорочной капитуляции будет осуществляться главнокомандующими вооруженных сил СССР, США и Англии, каждым в своей зоне оккупации по инструкциям своих правительств. По вопросам, затрагивающим Германию в целом, главнокомандующие должны будут действовать совместно в качестве членов Верховного контрольного органа, который в дальнейшем стал называться Контрольным советом по Германии.

При обсуждении германского вопроса на Крымской конференции руководители США и Великобритании настаивали на принятии решения о создании комиссии для изучения вопроса о послевоенном устройстве Германии, о возможности ее расчленения. Однако англо-американские планы расчленения Германии не получили одобрения советской делегации.

Расширив эти постановления, Крымская конференция решила предоставить зону в Германии также и Франции за счет британской и американской оккупационных зон и пригласить французское правительство войти в качестве члена в Контрольный совет по Германии.

Точка зрения Советского Союза на будущее Германии была хорошо известна с самого начала войны из выступлений советских руководителей. СССР отвергал политику мести, национального унижения и гнета. В тоже время руководители трех держав заявили о решимости осуществить в отношении побежденной Германии важные мероприятия: разоружить и распустить все германские вооруженные силы, уничтожить германский Генеральный штаб, определить наказание гитлеровским военным преступникам, уничтожить нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения.

Особое место на конференции занял вопрос о репарациях Германии, инициированный СССР. Советское правительство потребовало, чтобы Германия возместила ущерб, нанесенный союзным странам гитлеровской агрессией. Общая сумма репараций должна была составить 20 млрд долларов, из которых СССР претендовал на 10 млрд.

Взимание репараций путем единовременного изъятия из национального богатства (оборудование, станки, суда, подвижной состав, германские вложения за границей и т. д.) предусматривалось главным образом с целью уничтожения военного потенциала Германии. Конференция учитывала опыт разрешения репарационной проблемы после Первой мировой войны, когда от Германии требовали возмещения ущерба валютой и когда репарационный вопрос в конечном счете способствовал не ослаблению, а усилению военного потенциала Германии.

Советское правительство предложило, чтобы репарации взимались в натуре — в форме единовременного изъятия из национального богатства Германии и ежегодных товарных поставок из текущей продукции.

В ходе обсуждения этого вопроса руководители США и Великобритании вынуждены были признать справедливость советских предложений о репарациях с Германии. В результате переговоров был подписан протокол, опубликованный полностью лишь в 1947 году. В нем излагались общие принципы решения репарационного вопроса и намечались формы взимания репараций с Германии. Протокол предусматривал учреждение в Москве межсоюзной комиссии по репарациям в составе представителей СССР, США и Великобритании. В протоколе указывалось, что советская и американская делегации согласны положить в основу своей работы предложение Советского правительства об общей сумме репараций и о выделении из нее 50 процентов для СССР.

Важное место среди решений Крымской конференции занимала Декларация об освобожденной Европе. Это был документ о согласовании политики в деле помощи народам, освобожденным от фашистской оккупации. Союзные державы заявили, что общим принципом их политики в отношении стран освобожденной Европы является установление такого порядка, который позволит народам «уничтожить последние следы нацизма и фашизма и создать демократические учреждения по их собственному выбору». Крымская конференция показала пример практического разрешения подобных проблем в отношении двух стран — Польши и Югославии.

Таким образом, несмотря на разногласия, союзные державы приняли на Крымской конференции согласованные решения не только о полном разгроме Германии, но и об общей политике в германском вопросе после окончания войны.

«Польский вопрос» на конференции являлся одним из самых сложных и дискуссионных. Крымская конференция должна была решить вопрос о восточных и западных границах Польши, а также о составе будущего польского правительства.

Польша, которая перед войной была крупнейшей страной Центральной Европы, резко уменьшилась и сдвинулась к западу и северу. До 1939 года её восточная граница проходила практически под Киевом и Минском. Западная граница с Германией находилась восточнее реки Одер, при этом большая часть балтийского побережья также принадлежала Германии.

На востоке довоенной исторической территории Польши поляки являлись национальным меньшинством среди украинцев и белорусов, тогда как часть территорий на западе и севере, населённых поляками, находилась под германской юрисдикцией.

СССР получил западную границу с Польшей по «линии Керзона», установленной в 1920 году, с отступлением от неё в некоторых районах от 5 до 8 км в пользу Польши. Фактически граница вернулась к положению на момент раздела Польши между Германией и СССР в 1939 году по Договору о дружбе и границе между СССР и Германией, основным отличием от которого стала передача Польше Белостокского региона.

Хотя Польша к началу февраля 1945 года в результате наступления советских войск уже находилась под властью временного правительства в Варшаве, признанного правительствами СССР и Чехословакии (Эдварда Бенеша), в Лондоне находилось польское правительство в изгнании (премьер-министр Томаш Арчишевский), которое не признало решения Тегеранской конференции o линии Керзона и потому не могло, по мнению СССР, США и Великобритании претендовать на власть в стране после окончания войны.

Разработанная 1 октября 1943 года инструкция правительствa в изгнании для Армии Крайовой содержала в себе следующие инструкции на случай несанкционированного польским правительством вступления советских войск на довоенную территорию Польши: польское правительство направляет протест Объединенным нациям против нарушения польского суверенитета — вследствие вступления Советов на территорию Польши без согласования с польским правительством — одновременно заявляя, что страна с Советами взаимодействовать не будет.

Правительство одновременно предостерегает, что в случае ареста представителей подпольного движения и каких-либо репрессий против польских граждан подпольные организации перейдут к самообороне.

Союзники в Крыму осознавали, что «новое положение создалось в Польше в результате полного освобождения её Красной Армией». В результате длительного обсуждения польского вопроса было достигнуто компромиссное соглашение, по которому было создано новое правительство Польши — «Временное правительствa национального единства» — на базе Временного правительства Польской Республики «с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы».

Это решение, реализованное в присутствии советских войск, позволило СССР в дальнейшем сформировать в Варшаве устраивающий его политический режим, в результате чего столкновения между прозападными и прокоммунистическими формированиями в этой стране были решены в пользу последних.

Конференция не приняла англо-американский план замены Временного польского правительства каким-то новым правительством. Из решений конференции становилось ясно, что ядром будущего Правительства национального единства должно стать существовавшее Временное правительство.

Достигнутая в Ялте договоренность по польскому вопросу, несомненно, была определенным шагом по пути решения одного из наиболее спорных вопросов послевоенного устройства мира.

По предложению СССР Крымская конференция обсудила вопрос о Югославии. Речь шла о том, чтобы ускорить образование единого югославского правительства на основании заключенного в ноябре 1944 года соглашения между председателем Национального комитета освобождения Югославии И. Тито и премьер-министром югославского эмигрантского правительства в Лондоне И. Шубашичем.

По этому соглашению новое югославское правительство должно было быть сформировано из руководителей национально-освободительного движения при участии нескольких представителей эмигрантского югославского правительства. Но последнее при поддержке правительства Англии тормозило выполнение соглашения.

Важное место в работе Крымской конференции заняла проблема обеспечения международной безопасности в послевоенные годы. Огромное значение имело решение трех союзных держав о создании всеобщей международной организации для поддержания мира.

Обсудив югославский вопрос, конференция приняла предложение СССР с поправками английской делегации. Это решение было большой политической поддержкой национально-освободительного движения Югославии.

Руководителям трех держав удалось в Ялте разрешить важный вопрос о процедуре голосования в Совете безопасности, по которому не было достигнуто соглашения на конференции в Думбартон-Оксе. В результате был принят предложенный Рузвельтом «принцип вето», то есть правило единогласия великих держав при голосовании в Совете безопасности по вопросам мира и безопасности.

Руководители трех союзных держав договорились о созыве 25 апреля 1945 года в Сан-Франциско конференции Объединенных Наций с целью подготовки устава международной организации безопасности.

В ходе работы Крымской конференции была принята специальная декларация «Единство в организации мира, как и в ведении войны». В ней указывалось, что государства, представленные в Ялте, подтверждают свою решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство действий, которое сделало победу в войне возможной и несомненной для Объединенных Наций. Это было торжественным обязательством трех великих держав сохранить в будущем принципы могучей антифашистской коалиции, сложившейся в годы Второй мировой войны.

На конференцию предполагалось пригласить страны, подписавшие декларацию Объединенных Наций 1 января 1942 года, и те страны, которые объявили войну общему врагу к 1 марта 1945 года.

Одним из проявлений такой решимости было соглашение об учреждении постоянного механизма для регулярной консультации между тремя министрами иностранных дел. Этот механизм получил название «Совещание министров иностранных дел». Конференция решила, что министры будут собираться через каждые три-четыре месяца поочередно в столицах Великобритании, СССР и США.

Крымская конференция руководителей СССР, США и Великобритании имела большое историческое значение. Она явилась одним из крупнейших международных совещаний во время войны и высшей точкой сотрудничества трех союзных держав в ведении войны против общего врага.

Принятие Крымской конференцией согласованных решений по важным вопросам служит убедительным доказательством возможности и эффективности международного сотрудничества государств с различным общественным строем. При наличии доброй воли союзные державы, даже в условиях острейших разногласий, смогли достигнуть соглашений, проникнутых духом единства.

Таким образом, решения Крымской конференции укрепили антифашистскую коалицию на заключительном этапе войны и способствовали достижению победы над Германией. Борьба за всестороннее и полное осуществление этих решений стала одной из главных задач советской внешней политики не только в конце войны, но и в послевоенные годы.

И хотя ялтинские решения выполнялись точно лишь Советским Союзом, они тем не менее были примером боевого содружества «большой тройки» в годы войны.

Вся работа Крымской конференции проходила под знаком неизмеримо возросшего международного авторитета Советского Союза. Результаты работы глав трех союзных правительств послужили основой тех демократических, миролюбивых принципов послевоенного устройства Европы, которые были разработаны Потсдамской конференцией вскоре после победы над фашистской Германией. Созданный в Ялте биполярный мир и раздел Европы на Восток и Запад сохранились более чем на 40 лет, до конца 1980-х годов.

 

Материал подготовлен Научно-исследовательским институтом (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ

Ответить

Фотография Орлинский Орлинский 07.02 2019

...

Да уж, уникально новый материал, масса неизвестной информации. :v:

 

Всегда улыбала 2-х (или даже 3-х?) стандартная показуха всех присутствующих сторон:

 

Разрушенные дома, остатки боевой техники произвели неизгладимое впечатление на всех участников конференции, президент США Рузвельт даже «ужаснулся размерами разрушений, причиненных немцами в Крыму».

При этом пресловутая "ужаснустость" не мешала отцам народов жрать деликатесы, заедая икрой балычок под коньячок. :ok:

И делая при этом замечания об отсутствии в коктейлях лимонных корочек, что разрушенная и разорённая принимающая сторона судорожно-срочно исправила. И свозила на прокорм живых телят, и выгоняла местных рыбаков за свежей рыбкой на нерасчищенные минные поля. Запуская привезённых самолётом золотых рыбок в бассейн...

 

Интересно, каков мог быть эффект - если бы запылённый Дядя Джо, только что прибывший с фронта, как он поцизионировал себя - поставил бы перед охе...шими гостями солдатский котелок с пшёнкой, заправленной "2-м фронтом":

"Извините, господа, не успел поужинать...присоединяйтесь." :lol: 

Типа испытываю лишения вместе с вверенным народом. Тут уж не покапризничаешь на переговорах, а?

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 08.02 2019

1022583680.jpg

 

 

Да уж, уникально новый материал, масса неизвестной информации

напрасно иронизируете

я хотел расположить вышеприведенную заметку в соответствующей теме - но с удивлением узнал, что у нас оказывается не было ранее разговора про Ял. конференцию.

поэтому подал тот материал как затравку - в роли приглашения к беседе

 

кстати некоторые детали не знал...

 

При этом пресловутая "ужаснустость" не мешала отцам народов жрать деликатесы, заедая икрой балычок под коньячок

разруха была в самом Крыму - а продовольствие привозили со стороны

что тут удивительного?

 

а посадил бы Сталин англо-саксов на одну перловку с водой - они бы решили , что он их не уважает, демонстративно причём

или что в СССР уже продукты кончились и до 1946 года народ не дотянет

тогда гляди и холодная война раньше бы началась...


Ялтинская конференция примечательна ещё и тем, что неформально, самим фактом своего проведения, она утвердила концепцию существования сверхдержав — мировых гегемонов, по своему произволу устанавливающих правила игры.

В Тегеране (в 1943 году) «большая тройка» обсуждала вопросы ведения войны против Германии и Японии. Потсдам был большей частью посвящён проблеме устройства послевоенной Германии. Ялтинские решения были там просто подтверждены. Сферы же интересов и преобладающего влияния сверхдержав определены именно в Ялте.

В отличие от установившей правила игры после Первой мировой войны Парижской мирной конференции, завершившейся подписанием нескольких мирных договоров (самый известный Версальский, по которому названа послевоенная система), на которой присутствовали все страны-победители (даже Гаити, Гондурас, Хиджаз и прочая экзотика), кроме России (союзники не признавали большевиков), в Ялте судьбы мира определяла «Большая тройка» — тогдашние сверхдержавы (СССР, США и Великобритания).

Позднее Великобритания лишилась статуса сверхдержавы, но принцип, по которому именно сверхдержавы решают судьбы мира, представляя каждая закреплённую за ней часть мира и отвечая за действия своих сателлитов, был де-факто утверждён именно в Ялте. Он действует и сейчас. ..

Ответить

Фотография shutoff shutoff 08.02 2019

Интересно, каков мог быть эффект - если бы запылённый Дядя Джо, только что прибывший с фронта, как он поцизионировал себя - поставил бы перед охе...шими гостями солдатский котелок с пшёнкой, заправленной "2-м фронтом":

 

 Вы не из "свидомых" ув-й г-н Орлинский? Уж очень лексика похожа ... Советы Сталину даёте ... Иногда-бы не мешало задуматься, что такое Вы по сравнению с великими мировыми лидерами в трагические моменты мировой истории. Вы, правда, не один такой на нашем форуме. Есть ещё такие обнаглевшие и их, с м.т.з., много. Я иногда задумываюсь - а что с ними будет если они окажутся в условиях, когда "пшёнку" придётся жрать из общего корыта и без какого-либо "второго фронта"? Вспомнят-ли о своём желании давать советы Сталину?

Ответить

Фотография Орлинский Орлинский 08.02 2019

поэтому подал тот материал как затравку - в роли приглашения к беседе

Найти тут нечто "новое" как алмазное зерно в навозной куче - вероятность та же. Ну если помолотить, то да...

 

кстати некоторые детали не знал...

Про заявку на лимонные корки для коктейлей?

 

азруха была в самом Крыму - а продовольствие привозили со стороны что тут удивительного?

Удивительно - что жрали так, наблюдая виды этой разрухи. О том, чтобы кто-то постеснялся, история умалчивает.

 

а посадил бы Сталин англо-саксов на одну перловку с водой - они бы решили , что он их не уважает, демонстративно причём или что в СССР уже продукты кончились и до 1946 года народ не дотянет тогда гляди и холодная война раньше бы началась...

Ну да, а то они харч по ЛЛ валили горами - это, видимо, просто на десерт... своего-то девать было некуда. :v:

А вдруг наоборот, подумали бы что он их боится и деликатесной жратвой от пуза покупает их, типа подлизаться хочет? Тогда бы точно пальцы растопырили и войну бы морозить стали ещё раньше. :D 

 

Вы не из "свидомых" ув-й г-н Орлинский?

Штаны снимать?  :blush2:

Или так будете обнюхивать? Опыт-то имеется, видно.

 

.

Ответить

Фотография Новобранец Новобранец 08.02 2019

Я восхищён Орлинским. Сразу видно, человек приходит непосредственно к шефу и настаивает на повышении зарплаты. Прямо, открыто, честно. Называя вещи своими именанми. Он не стремится произвести впечатления на окружающих. Никогда не водил в кафе даму, чтоб произвести на неё впечатление. И коллег, партнёров и прочих. Вот ведь каков? Прям образец!!!

Ответить

Фотография shutoff shutoff 09.02 2019

Я восхищён Орлинским.

 

 Да, отчаянный человек - увидел как здесь мордуют г-на odesit бросился на помощь земляку с лозунгом: "Не читал, но я тоже скажу!".

 

Вообще - лучше на этих фриков внимание не обращать. Пока они сидя в холоде своим умом или что там у них осталось к сути вопроса не дойдут все эти увещевания и ссылки на факты и документы бесполезны. Это порода такая... Из неё и г-н Стефан - нашёл в сети кладезь книжек с лейбами престижных научных организаций и копирастит их на форум. Вреда нет - больше знать будем, но у него самого взгляды не меняются... Не перерабатывает он прочитанное (?) в свою точку зрения. Оставим их на волю волн...

Ответить

Фотография Стефан Стефан 09.02 2019

"Германскоподданный" фрик shutoff, выглянувший из норы, сильно обиделся на меня за разоблачение его топорных попыток сфальсифицировать историю, поскольку тупо клевещет, надеясь поддеть меня своей очередной выходкой. Этот глупый пропагандист вряд ли когда-нибудь поумнеет и перестанет сочинять антинаучные выдумки. Придётся продолжить выкладывание научных материалов, выкрывающих ложь этого недалёкого национально озабоченного фрика-фальсификатора. Его зарвавшийся идиот-покровитель, помогающий своим дружкам избежать наказания, сейчас сам себя выдаст, дописав слова к моему сообщению.




Переход на личности
Ддд

Ответить

Фотография Орлинский Орлинский 09.02 2019

Я восхищён Орлинским. Сразу видно, человек приходит непосредственно к шефу и настаивает на повышении зарплаты. Прямо, открыто, честно. Называя вещи своими именанми. Он не стремится произвести впечатления на окружающих. Никогда не водил в кафе даму, чтоб произвести на неё впечатление. И коллег, партнёров и прочих. Вот ведь каков? Прям образец!!!

Удивлен... :think:

Каким образом удалось увидеть мою служебную характеристику в секретном личном деле?!

Тогда уж надо было бы её привести в полном виде:

"Принципиален и настойчив в исполнении порученного. Бескомпромиссен и деловит в служебной практике, умеет правильно определить приоритеты. Способен отстаивать свою позицию не взирая на обстоятельства. Пользуется уважением среди коллег и взаимодействующих подразделений. Обладает большим практическим опытом, способен оперативно разобраться в словесных потоках и пустопорожней болтовне старых говорунов и пр. губошлёпов..." И там ещё много чего есть. :D 

 

Кстати, по теме.

Единственным, кого смутило это обилие жратвы на кремлёвских встречах для союзных империалистов - правда, не в Ялте - этакие "валтасаровы пиры во время военной чумы" при всенародной голодухе и разорении, оказался президент Бенеш. Он вообще, говорят, был оригинал со странностями... :rolleyes:  Обалдел дядя, когда увидел угощение принимающей стороны...никак не мог взять в ум такое, после лондонского военной пайки - общей для всех. Не понимал интеллигентишко как можно такое себе позволять, когда твоему народу жрать нечего. Слабак!

Ответить

Фотография Новобранец Новобранец 09.02 2019

Удивлен... :think:

Каким образом удалось увидеть мою служебную характеристику в секретном личном деле?!

Тогда уж надо было бы её привести в полном виде:

"Принципиален и настойчив в исполнении порученного. Бескомпромиссен и деловит в служебной практике, умеет правильно определить приоритеты. Способен отстаивать свою позицию не взирая на обстоятельства. Пользуется уважением среди коллег и взаимодействующих подразделений. Обладает большим практическим опытом, способен оперативно разобраться в словесных потоках и пустопорожней болтовне старых говорунов и пр. губошлёпов..." И там ещё много чего есть. :D

 

Кстати, по теме.

Единственным, кого смутило это обилие жратвы на кремлёвских встречах для союзных империалистов - правда, не в Ялте - этакие "валтасаровы пиры во время военной чумы" при всенародной голодухе и разорении, оказался президент Бенеш. Он вообще, говорят, был оригинал со странностями... :rolleyes:  Обалдел дядя, когда увидел угощение принимающей стороны...никак не мог взять в ум такое, после лондонского военной пайки - общей для всех. Не понимал интеллигентишко как можно такое себе позволять, когда твоему народу жрать нечего. Слабак!

 

Случайно. Вот только приведённого Вами отрывка там нету, не врите. И не льстите себе лишний раз. 

Ответить

Фотография shutoff shutoff 09.02 2019

не льстите себе лишний раз.

 

 Это второй г-н к-49. Такие не могут себя в позу не ставить. Отвечать им - только время терять.

Ответить

Фотография Новобранец Новобранец 09.02 2019

 Это второй г-н к-49. Такие не могут себя в позу не ставить. Отвечать им - только время терять.

 

Не могу себе позволить такую роскошь, простите меня-недоумка. 

Во-первых нас читают дети. И люди, которые воспринимают информацию критически.

Во-вторых меня не оставляет надежда, что человек изменится. Как минимум перестанет забывать свистнуть мне в след, похлопать по щеке, найдёт аргументы, а не просто вопросы в воздух. Не просто предложит мне поискать где я неправ, а укажет конкретное положение, с которым он несогласен. И обоснует - почему он несогласен. 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 10.02 2019

КРЫ́МСКАЯ (Я́ЛТИНСКАЯ) КОНФЕРЕ́НЦИЯ 1945, конференция глав правительств трёх союзных во 2-й мировой войне держав антигитлеровской коалиции – СССР, США, Великобритании: пред. СНК СССР И. В. Сталина, президента США Ф. Д. Рузвельта и премьер-мин. Великобритании У. Черчилля при участии министров иностр. дел, начальников штабов и др. советников. Состоялась 4–11 февр. в Ливадии (близ Ялты) в период, когда в результате мощных наступательных ударов Красной Армии, перенёсшей воен. действия на герм. территорию, война против гитлеровской Германии вступила в завершающую стадию. На К. (Я.) к. были согласованы воен. планы держав в целях окончат. разгрома нацистской Германии, определено их отношение к Германии после её безоговорочной капитуляции и намечены осн. принципы общей политики в отношении послевоенной организации мира. Руководители трёх держав решили, что после разгрома герм. вооруж. сил войска каждой из великих держав оккупируют определённую часть (зону) Германии. Предусматривалось создание в Германии союзнич. администрации и установление контроля, осуществляемого через спец. контрольный орган (с местом пребывания в Берлине), состоящий из главнокомандующих армий трёх держав. При этом указывалось, что Франция будет приглашена взять на себя определённую зону оккупации и участвовать в качестве четвёртого члена этого контрольного органа. Конкретное урегулирование вопроса относительно зон оккупации Германии было достигнуто до К. (Я.) к. в Европ. консультативной комиссии и зафиксировано в Протоколе Соглашения между правительствами СССР, США и Соединённого Королевства о зонах оккупации Германии и об управлении «Большим Берлином» от 12.9.1944. Участники конференции заявили, что их цель – уничтожение герм. милитаризма и нацизма и создание гарантии того, что «Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир», для чего необходимо «разоружить и распустить все герм. вооруж. силы и навсегда уничтожить герм. генеральный штаб», «изъять или уничтожить всё герм. воен. оборудование, ликвидировать или взять под контроль всю герм. пром-сть, которая могла бы быть использована для воен. произ-ва; подвергнуть всех преступников войны справедливому и быстрому наказанию…; стереть с лица земли нацистскую партию, нацистские законы, организации и учреждения; устранить всякое нацистское и милитаристич. влияние из обществ. учреждений, из культурной и экономич. жизни герм. народа». Вместе с тем в коммюнике К. (Я.) к. подчёркивалось, что после искоренения нацизма и милитаризма герм. народ сможет занять достойное место в сообществе наций. Состоялся обмен мнениями по вопросу о репарациях с Германии.

 

9ff70f043f57.jpg

И. В. Сталин, Ф. Д. Рузвельт и У. Черчилль (справа налево) с членами правительственных делегаций СССР, США и Великобритании на Крымской (Ялтинской) конференции 1945. Фото.

 

На К. (Я.) к. было принято решение о создании Организации Объединённых Наций (ООН). Участники К. (Я.) к. определили, что 25.4.1945 в г. Сан-Франциско (США) будет созвана конференция Объединённых Наций, которая подготовит окончат. текст Устава ООН (см. Сан-Францисская конференция 1945). Было условлено, что в основу деятельности ООН при решении кардинальных вопросов обеспечения мира будет положен принцип единогласия великих держав – постоянных членов Совета Безопасности ООН.

 

К. (Я.) к. приняла Декларацию об освобождённой Европе, в которой союзные державы заявили о стремлении согласовывать свои действия при решении политич. и экономич. проблем освобождённой Европы. В декларации говорилось: «Установление порядка в Европе и переустройство нац.-экономич. жизни должно быть достигнуто таким путём, который позволит освобождённым народам уничтожить последние следы нацизма и фашизма и создать демократич. учреждения по их собств. выбору».

 

По вопросу о Польше в коммюнике К. (Я.) к. три державы выразили «общее желание видеть установленной сильную, свободную, независимую и демократич. Польшу». Была достигнута договорённость о создании правительства Польши на широкой основе, с включением демократич. деятелей из самой Польши и поляков из-за границы. Сов.-польск. граница устанавливалась по «Керзона линии» с отступлением от неё в некоторых районах от 5 до 8 км в пользу Польши. Было решено обеспечить существенное приращение территории Польши на севере и западе.

 

По вопросу о Югославии К. (Я.) к. приняла ряд рекомендаций об образовании Врем. объединённого правительства Югославии и создании Врем. парламента на основе Антифашистского веча народного освобождения Югославии.

 

Участники К. (Я.) к. приняли Соглашение трёх великих держав по вопросам Дальнего Востока, которым предусматривалось вступление Сов. Союза в войну против Японии через 2–3 месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе. В соглашении было зафиксировано, в частности, что по окончании войны СССР будут возвращены юж. часть о. Сахалин и все прилегающие к ней острова, переданы Курильские о-ва, интернационализирован торговый порт Дайрен (Дальний; ныне Далянь) с обеспечением преимущественных интересов Сов. Союза, восстановлена аренда на Порт-Артур как на воен.-мор. базу СССР, сохранён существующий статус МНР, а КВЖД и Юж.-маньчжурская ж. д. перейдут в совместное сов.-кит. владение.

 

На К. (Я.) к. был рассмотрен вопрос о создании постоянного механизма для регулярных консультаций между министрами иностр. дел трёх держав. В коммюнике К. (Я.) к. союзные державы выразили «решимость сохранить и усилить в предстоящий мирный период то единство целей и действий, которое сделало в совр. войне победу возможной и несомненной для Объединённых Наций».

 

Решения К. (Я.) к. способствовали мобилизации сил антигитлеровской коалиции для окончат. разгрома нацистской Германии и милитаристской Японии, наметили программу демократич. устройства послевоенного мира. Однако мн. договорённости между тремя державами, достигнутые в Ливадии, и развивавшие их решения Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 не были полностью претворены в жизнь в результате начавшейся с весны 1946 «холодной войны».

 

 

Источн.: Тегеран – Ялта – Потсдам. Сб. документов. 3-е изд. М., 1971; Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Сб. документов. М., 1984. Т. 4.

 

Лит.: Ялтинская конференция 1945: Уроки истории / Под ред. А. Н. Яковлева и др. М., 1985; Chopin H. The conference of Yalta. W., 1985.

 

Крымская (Ялтинская) конференция 1945 // Большая российская энциклопедия

http://bigenc.ru/wor...ry/text/2638282

 

P.S. Предвкушаю новые выпады от фрика-невежды.

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 10.02 2019

Единственным, кого смутило это обилие жратвы на кремлёвских встречах для союзных империалистов, этакие "валтасаровы пиры во время военной чумы" при всенародной голодухе и разорении, оказался президент Бенеш.

а чё Рузвельт не возмутился?

ну или чурчилль?

Ответить

Фотография Орлинский Орлинский 10.02 2019

Случайно. Вот только приведённого Вами отрывка там нету, не врите. И не льстите себе лишний раз. 

Вам просто закрытый раздел недоступен, где главное изложено. :P

 

а чё Рузвельт не возмутился? ну или чурчилль?

Так они ж ещё раньше были прикормлены кремлёвскими разносолами, наверное трудно было отказаться. :)

А Клементина Олгиви, в замужестве Черчилль, потом ещё на КМВ куропаток с фазанами доедала, которые русские раненые выбрасывали в госпиталях Пятигорска, Ессентуков и Кисловодска. Ну уже не лезли им в горло паштеты с заливными поросятами, сдобренными кремами, мороженным, печеньем с разнообразными винами.

Видимо, у них в семье не принято было возмущаться угощением и капризничать...надо жрать что дают. B)

Ответить

Фотография ddd ddd 10.02 2019

Вам просто закрытый раздел недоступен, где главное изложено.

ну так переизложите тут

Ответить

Фотография Новобранец Новобранец 11.02 2019

 

Вам просто закрытый раздел недоступен, где главное изложено.

ну так переизложите тут

 

Благодарю Вас, коллега.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 17.02 2019

Подготовка и открытие конференции

 

Вопрос о необходимости проведения новой конференции основных участников антигитлеровской коалиции, наподобие той, что состоялась в Тегеране, впервые встречается в переписке И.В. Сталина с Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем летом 1944 г. Причем с инициативой ее проведения выступили руководители западных держав. В послании И.В. Сталину 19 июля президент США, имея в виду открытие второго фронта на Западе, успешные действия союзных войск в Италии и энергичное наступление Красной армии в Белоруссии, писал: «Поскольку события развиваются так стремительно и так успешно, я думаю, что в возможно скором времени следовало бы устроить встречу между Вами, Премьер-Министром и мною. Г-н Черчилль полностью согласен с этой мыслью». Ф. Рузвельт хотел провести эту конференцию в ближайшее время – в период между 10 и 15 сентября. «Я сейчас совершаю поездку по Дальнему Западу и должен пробыть в Вашингтоне несколько недель после своего возвращения», – писал он И.В. Сталину. Самым подходящим местом для встречи он считал северную часть Британских островов – Шотландию, расположенную приблизительно на полпути между Вашингтоном и Москвой, куда И.В. Сталину, по его мнению, было бы удобно добраться «либо на корабле, либо на самолете»1.

 

На следующий день к предложению американского президента присоединился и У. Черчилль. Его послание, адресованное И.В. Сталину, было большей частью посвящено различным аспектам организации арктических конвоев и урегулирования польского вопроса, уже больше года омрачавшего отношения между союзниками. В заключение говорилось: «Весь мир восхищается организованным наступлением на Германию с трех направлений сразу. Я надеюсь, что Вы, Президент и я сможем встретиться в том или ином месте до наступления зимы. Это встречу стоит устроить ради несчастных людей повсюду»2.

 

И.В. Сталин сдержанно отреагировал на предложение Ф. Рузвельта и У. Черчилля. 22 июля он ответил президенту США, что разделяет его мысль о желательности трехсторонней встречи в верхах, однако находит ее несвоевременной ввиду обстановки на советско-германском фронте: «Теперь, когда советские армии втянулись в бои по столь широкому фронту, мне невозможно было бы покинуть страну и отойти на какое-то время от руководства делами фронта»3. А свой ответ британскому премьер-министру И.В. Сталин целиком {450} посвятил изложению политики советского правительства по отношению к Польше в связи освобождением Красной армией города Люблина4.

 

В следующем послании 24 июля У. Черчилль вернулся к вопросу о новой конференции руководителей трех держав. При этом он дал И.В. Сталину ясно понять, что вполне разделяет доводы Ф. Рузвельта в ее пользу и придерживается согласованных с ним позиций. «Вы, несомненно, – писал британский премьер, – уже получили телеграмму Президента с предложением о еще одной встрече между нами тремя на севере Шотландии приблизительно во второй неделе сентября. Мне нет необходимости говорить о том, как искренне правительство Ее Величества и я лично надеемся на то, что Вы сможете приехать. Я хорошо знаю Ваши трудности, а также то, насколько Ваши передвижения должны зависеть от обстановки на фронте, но я прошу Вас принять во внимание, что тройственная встреча имела бы большие преимущества и упростила бы ведение всех наших дел, как это случилось после Тегерана». По мнению У. Черчилля, лучшим местом для проведения конференции был бы шотландский городок Инвергордон. О предполагаемой конференции У. Черчилль писал И.В. Сталину как о деле практически решенном: «Тем временем я веду подготовку для Президента и для самого себя, поскольку он уже сообщил мне о своем намерении приехать»5.

 

Однако ни уговоры, ни мягкая попытка оказать давление на И.В. Сталина не возымели действия. В ответном послании У. Черчиллю 26 июля советский руководитель был краток. Он почти слово в слово повторил то, что уже писал по этому поводу американскому президенту: «Что касается встречи между Вами, г-ном Рузвельтом и мною… то и я считал бы такую встречу желательной. Но в данное время, когда советские армии ведут бои по широкому фронту, все более развивая свое наступление, я лишен возможности выехать из Советского Союза и оставить руководство армиями даже на самое короткое время»6.

 

И американский президент, и британский премьер-министр согласились с доводами И.В. Сталина. 28 июля ему об этом в доверительном тоне сообщил Ф. Рузвельт: «Я могу вполне понять трудность Вашей поездки на совещание с Премьер-Министром и со мной, но я надеюсь, что Вы будете помнить о таком совещании и что мы сможем встретиться так скоро, как это будет возможно. Мы приближаемся ко времени принятия дальнейших стратегических решений, и такая встреча помогла бы мне во внутренних делах». В ответе американскому президенту 2 августа И.В. Сталин подтвердил, что только в силу крайней необходимости был вынужден отклонить приглашение: «Я разделяю Ваше мнение относительно значения, которое могла бы иметь наша встреча, но обстоятельства, связанные с военными операциями на нашем фронте… не позволяют мне, к сожалению, рассчитывать на возможность такой встречи в ближайшем будущем»7. Таким образом, вопрос о сроках проведения конференции он оставил открытым.

 

В отличие от американского президента У. Черчилль не скрывал, что разочарован решением И.В. Сталина. 29 июля он дал это понять советскому руководителю: «Я должен с большим сожалением, но с полным пониманием принять то, что Вы заявляете по поводу нашей возможной встречи. Я предполагаю, что Вы также уведомили об этом Президента». 1 августа И.В. Сталин ему ответил: «По поводу невозможности в настоящее время нашей с Вами и Президентом встречи я тогда же известил Президента, объяснив мотивы»8.

 

Ф. Рузвельт и У. Черчилль в середине сентября встретились в канадском Квебеке (так называемая Вторая Квебекская конференция). Здесь, во время двусторонних переговоров, на которых затрагивались вопросы не только ведения войны, но и послевоенного устройства Европы, они не могли не ощутить, что масштаб стоящих перед ними задач явно превосходит формат двусторонних отношений. Во всяком случае, после встречи в Квебеке они поспешили напомнить И.В. Сталину о своем предложении.

 

27 сентября У. Черчилль, не скрывая своего нетерпения, в «строго доверительном» послании советскому руководителю заявил, что огорчен его нездоровьем, поскольку по этой причине тот не может предпринимать «длительные путешествия по воздуху». Это было тем более печально, что Ф. Рузвельт собирался пригласить его в Гаагу, которая «была бы хорошим местом встречи». Правда, этот город еще занимали немецкие войска, «но возможно, что {451} ход войны, даже до Рождества, сможет изменить положение вдоль балтийского побережья в такой степени, что Ваша поездка не будет утомительной или трудной»9.

 

И.В. Сталин ответил уклончиво и на это приглашение. 30 сентября он писал У. Черчиллю: «Конечно, у меня имеется большое желание встретиться с Вами и с Президентом. Я придаю этому большое значение с точки зрения интересов нашего общего дела. Однако в отношении себя я вынужден сделать оговорку: врачи не советуют мне предпринимать большие поездки. На известный период мне придется с этим считаться». Зато против двусторонних переговоров с У. Черчиллем в советской столице И.В. Сталин не возражал, даже более того, выражал по этому поводу явное одобрение: «Я весьма приветствую Ваше желание приехать в Москву в октябре. Нам следовало бы обсудить военные и другие вопросы, которые имеют большую важность»10.

 

Ф. Рузвельт в своем послании И.В. Сталину выразил удовлетворение предстоящей поездкой У. Черчилля в Москву, хотя и подчеркивал, что его больше порадовали бы переговоры с участием лидеров всех трех держав: «Я твердо убежден, что мы втроем и только втроем можем найти решение по еще не согласованным вопросам». Американский президент предлагал И.В. Сталину рассматривать переговоры У. Черчилля в советской столице как предварительные, как своего рода подготовку «к встрече нас троих, котрая, поскольку это касается меня, может состояться в любое время после выборов в Соединенных Штатах»11.

 

Против такой трактовки советско-британских переговоров И.В. Сталин не возражал. По завершении визита британской делегации в Москву, со второй половины октября 1944 г., тема совместной встречи в верхах все чаще поднималась в переписке руководителей трех держав. Кажется, что к этому времени сомнений в целесообразности ее скорейшего проведения ни у кого уже не осталось, и стороны приступили к обсуждению практических вопросов ее организации. Тогда впервые и прозвучало пожелание о том, чтобы провести новую конференцию большой тройки на территории Советского Союза, в одном из приморских городов юга европейской части страны. Высказала это пожелание американская сторона, а И.В. Сталин его горячо поддержал. 19 октября он писал Ф. Рузвельту: «Посол Громыко информировал меня о недавней своей беседе с г-ном Гопкинсом, в которой Гопкинс высказал мысль о том, что Вы могли бы прибыть в конце ноября в Черное море и встретиться со мной на советском черноморском побережье. Я весьма приветствовал бы осуществление этого намерения. Из беседы с Премьер-Министром я убедился, что он также разделяет эту мысль. Таким образом, в конце ноября могла бы состояться встреча нас троих, чтобы рассмотреть накопившиеся за время после Тегерана вопросы»12.

 

Сам Ф. Рузвельт поддержал инициативу своего помощника. Впрочем, в ответном послании он призвал И.В. Сталина к осмотрительности в выборе места проведения конференции большой тройки: «Все мы должны изучить вопрос пригодности различных пунктов, где можно устроить нашу ноябрьскую встречу, то есть с точки зрения наличия жилых помещений, безопасности, доступности и т.д.». Американский президент не исключал возможности провести встречу где-нибудь в восточной части Средиземного моря в случае, «если бы мое прибытие в Черное море на судне оказалось слишком трудным или неосуществимым». В частности, по его словам, «условия на Кипре и Мальте с точки зрения безопасности и жилья удовлетворительны»13.

 

Но И.В. Сталин, по-видимому, уже загорелся идеей провести встречу трех лидеров на территории Советского Союза. Он предпринял попытку развеять сомнения американского президента. «Если высказанная ранее мысль, – писал он Ф. Рузвельту 29 октября, – о возможности нашей встречи на советском черноморском побережье представляется для Вас приемлемой, то я считал бы весьма желательным осуществить этот план. Условия для встречи здесь вполне благоприятны. Я надеюсь, что и безопасный доступ Вашего корабля в Черное море к этому времени будет возможно обеспечить»14.

 

У. Черчилля в это время больше беспокоили не вопросы, касавшиеся места проведения конференции, а европейские проблемы. 16 ноября в послании И.В. Сталину он поделился впечатлениями от переговоров в Париже с Ш. де Голлем, главой пока еще не признанного {452} союзными державами временного правительства Французской Республики. Упоминая о его требованиях, среди которых было и участие французских войск в оккупации Германии, британский премьер-министр заметил: «Ясно… что ничего подобного этому не может быть решено в таком вопросе, кроме как по соглашению с Президентом и Вами». Но наличие подобных вопросов, по мнению У. Черчилля, «еще более усиливает желательность встречи между нами тремя и французами в самом ближайшем будущем». Причем это не означало повышения международного статуса Франции до уровня трех других держав: «В этом случае французы участвовали бы в обсуждении некоторых вопросов и не участвовали бы в обсуждении других вопросов»15.

 

И.В. Сталин согласился с мнением У. Черчилля о формате переговоров с Ш. де Голлем: «Я ничего не имею против Вашего предложения о возможной встрече между нами троими и французами, если и Президент с этим согласен». Но советский лидер не смог разделить оптимизма британского премьер-министра в оценке перспектив проведения конференции большой тройки: «Надо сперва сговориться окончательно о времени и месте встречи нас троих»16.

 

Действительно, эти вопросы оставались открытыми. Президентские выборы в США прошли, но Ф. Рузвельт, одержавший на них уверенную победу, тянул с ответом на приглашение приехать в СССР. Он отправил И.В. Сталину подробное письмо, полученное в Москве 19 ноября, в котором изложил свои сомнения и размышления относительно места и времени проведения конференции большой тройки. Начиналось оно вполне обнадеживающе: «Все мы трое придерживаемся одного мнения, что нам следует встретиться в самое ближайшее время». Однако далее шли бесконечные оговорки и отговорки: «Некоторые факторы, главным образом географического порядка, делают это нелегким в настоящий момент». Одно из препятствий заключалось в том, что американский президент не мог отправиться в дальнюю поездку, из которой не сумеет вернуться в Вашингтон к Рождеству. Поэтому, заключал он, «было бы гораздо более удобным, если бы я мог отложить это на время после моего вступления в должность после 20 января». Ранее этого срока он тоже не мог уехать из американской столицы, потому что он должен «обратиться с ежегодным посланием к новому конгрессу, который соберется здесь в начале января». Кроме того, Ф. Рузвельту все меньше нравилась мысль о том, чтобы провести конференцию на советской территории. «Мои военно-морские органы, – говорилось далее в его письме, – решительно высказываются против Черного моря. Они не хотят идти на проводку крупного корабля через Дарданеллы или Эгейское море, так как это потребовало бы очень сильного эскорта»17. Ф. Рузвельт предпочел бы приехать в египетскую Александрию или Иерусалим, на которые якобы обратил его внимание У. Черчилль. Достаточно привлекательными ему казались и Афины.

 

В итоге Ф. Рузвельт попросил перенести конференцию большой тройки примерно на 28 или 30 января. И при этом явно добивался, чтобы она состоялась в каком-нибудь месте, равноудаленном от Москвы и Вашингтона, если не в географическом, то хотя бы в политическом и дипломатическом смысле. К концу января 1945 г. фронт настолько отодвинется на запад, уговаривал он И.В. Сталина, что «Вы сможете совершить поездку по железной дороге до какого-нибудь порта на Адриатическом море и… мы встретимся с Вами там, или… Вы сможете в несколько часов пересечь море на одном из наших кораблей и прибыть в Бари, а затем на автомобиле в Рим, или… Вы проследуете на этом же корабле несколько дальше, и все мы встретимся в каком-нибудь месте, например, в Таормине, в Восточной Сицилии, где в это время будет довольно хорошая погода». Как один из вариантов Ф. Рузвельт попросил И.В. Сталина рассмотреть предложение о том, чтобы «встреча состоялась где-нибудь на Ривьере, но это будет зависеть от ухода германских войск из северо-западной части Италии».

 

Ф. Рузвельт не исключал возможности, что вопреки всем его предположениям лидерам трех держав придется встретиться раньше планируемого срока, если в Германии внезапно рухнет нацистский режим и противник сложит оружие. Вместе с тем он не видел необходимости «откладывать встречу на более позднее время, чем конец января или начало февраля», и выражал надежду, что на этот раз положение на фронтах Красной армии не помешает И.В. Сталину предпринять дальнюю поездку. {453}

 

В конце своего письма Ф. Рузвельт поднял существенный вопрос о статусе переговоров лидеров трех держав. Свою точку зрения он сообщил И.В. Сталину прямо и недвусмысленно: «Вы и я понимаем проблемы, стоящие перед каждым из нас, и, как Вам известно, я предпочел бы, чтобы эти беседы носили неофициальный характер, и поэтому я не считаю нужным составлять официальную повестку дня».

 

И.В. Сталин не стал скрывать своего разочарования решением Ф. Рузвельта отложить конференцию большой тройки и перенести ее куда-нибудь подальше от границ Советского Союза. Но, как видно из ответного послания американскому президенту, это дипломатическое состязание он отнюдь не считал проигранным. 23 ноября он написал Ф. Рузвельту: «Очень жаль, что Ваши военно-морские органы сомневаются в целесообразности Вашего первоначального предложения о том, чтобы местом встречи нас троих избрать советское побережье Черного моря. Предлагаемое Вами время встречи в конце января или в начале февраля у меня не вызывает возражений, но при этом я имею в виду, что нам удастся избрать местом встречи один из советских портовых городов. Мне все еще приходится считаться с советами врачей об опасности дальних поездок»18.

 

Время шло, а вопрос о встрече лидеров трех держав оставался нерешенным. На фоне разногласий между союзными державами и по другим направлениям политики – от будущего Польши до создания международной организации безопасности – это многим внушало сомнения в прочности антигитлеровской коалиции. Судя по документам, первым из большой тройки, кто не выдержал этого напряжения, был Ф. Рузвельт. Ближе к середине декабря 1944 г. в послании И.В. Сталину он констатировал: «Перспективы нашей скорой встречи еще не ясны», но в то же время обратил внимание своего корреспондента на необходимость «как можно быстрее пойти вперед в деле созыва общей конференции Объединенных Наций по вопросу о международной организации, в чем, я уверен, Вы согласны».

 

Переписка И.В. Сталина с Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем не дает ответа на вопрос, когда именно и каким образом стороны сумели разрешить спор о месте проведения встречи лидеров трех держав. Но 3 января 1945 г. в послании У. Черчиллю советский руководитель писал: «Мне известно о том, что Президент имеет Ваше согласие на встречу нас троих в конце этого месяца или в начале февраля. Я буду рад видеть Вас и Президента на территории нашей страны и надеюсь на успех нашей совместной работы»19. 5 января британский премьер выразил свое удовлетворение договоренностью, достигнутой между И.В. Сталиным и Ф. Рузвельтом: «Я жду этой важнейшей встречи, и я доволен, что Президент Соединенных Штатов готов предпринять это далекое путешествие».

 

Отметив обострение разногласий между западными союзниками и СССР по польскому вопросу, У. Черчилль подчеркнул, что в создавшейся обстановке «самое лучшее – это встретиться нам троим вместе и обсудить все эти дела не только как изолированные проблемы, но в связи с общей международной обстановкой как в отношении войны, так и перехода к миру». Он также предложил слово «Аргонавт» в качестве кодового обозначения конференции большой тройки20. И.В. Сталину выразительная метафора британского премьер-министра понравилась. 10 января он сообщил, что одобряет ее, и, со своей стороны, попросил у него согласия на то, чтобы «в соответствии с полученным от Президента предложением… местом встречи можно было считать Ялту, а датой встречи – 2 февраля»21.

 

Не дожидаясь ответа У. Черчилля, советский руководитель по дипломатическим каналам сообщил американской стороне о своем согласии с этим предложением. Об этом свидетельствует записка посла США А. Гарримана, адресованная народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову от 12 января 1945 г.: «Благодарю Вас за Ваше письмо от 10 января. В соответствии с этим письмом я проинформировал Президента о том, что Маршал Сталин не возражает против того, чтобы установить 2 февраля датой проведения встречи в Ялте и что Маршал Сталин согласен с выбором слова АРГОНАВТ для кодового названия»22. Не заставил себя ждать и У. Черчилль. 12 января он ответил И.В. Сталину короткой телеграммой: «Окэй и всяческие добрые пожелания»23. {457}

 

Архивные документы проливают свет на некоторые, хотя и частные, но достаточно важные обстоятельства подготовки Ялтинской конференции. 5 января 1945 г. посольство США известило В.М. Молотова о том, что «в расписании Президента теперь предусмотрено прибытие его и его группы в Крым 1-го или 2-го февраля самолетом» и что для обеспечения его связи с Вашингтоном выделен флагманский десантный корабль «Катоктин»24. Уже 9 января американский посол А. Гарриман предоставил в распоряжение Народного комиссариата иностранных дел «план устройства связи для обслуживания делегации Соединенных Штатов, участвующей в «Аргонавте». Этот план предусматривал установление радиотелетайпного канала между «Катоктином» и Вашингтоном25. В тот же день посольство Великобритании известило НКИД, что «в связи со встречей трех глав правительств… британское правительство хотело бы послать в Черное море пассажирский пароход «Франкония». Эта просьба отчасти мотивировалась тем, что «британскому правительству… известно, что Гарриман обращался к тов. Молотову В.М. с аналогичной просьбой, которая была удовлетворена»26.

 

Организационная суета заметно нарастала по мере приближения сроков Ялтинской конференции. Но она не заслоняла, а может быть, даже подчеркивала доброжелательную атмосферу, которая возобладала в отношениях между западными и советскими дипломатами в это хлопотное время. Когда подготовительные работы вступили в завершающую фазу, лидеры трех держав приняли важное решение – не предавать чрезмерной огласке ход конференции. 21 января У. Черчилль телеграфировал одновременно И.В. Сталину и Ф. Рузвельту: «Я предлагаю не допускать представителей прессы на «Аргонавт», но каждый из нас будет иметь право привезти не более трех или четырех одетых в форму военных фотографов для производства фотосъемки и киносъемки. Фотографии и кинофильмы должны быть выпущены, когда мы сочтем это подходящим… Конечно, будут опубликованы обычные одно или несколько согласованных коммюнике». И.В. Сталин уже 23 января в ответной телеграмме одобрил предложение У. Черчилля27. И в тот же день в Москве была получена телеграмма Ф. Рузвельта, выражавшего согласие с мнением британского премьер-министра28.

 

На Мальте в преддверии конференции большой тройки состоялись двусторонние британско-американские переговоры. Министры иностранных дел А. Иден и Э. Стеттиниус постарались согласовать позиции обеих сторон по тем вопросам международной жизни, которые предполагалось обсудить в Ялте. Начальники генеральных штабов обеих армий наметили план наступательных операций против Германии на завершающем этапе войны. Перед вылетом с Мальты У. Черчилль телеграфировал И.В. Сталину: «Предполагаемое время прибытия в Саки в 12 часов по московскому времени 3 февраля… Продолжим путь в Ялту на автомобиле»29.

 

Эта поездка произвела неизгладимое впечатление на американского президента. Вернувшись в Вашингтон, он рассказывал: «Я видел примеры безжалостного и бессмысленного яростного разрушения… Ялта не имела никакого военного значения и никаких оборонительных сооружений… Мало что осталось от Ялты, за исключением руин и опустошения. Севастополь являл картину предельного разрушения, и во всем городе осталось меньше десятка нетронутых домов. Я читал о Варшаве, Лидице, Роттердаме и Ковентри, однако я видел Севастополь и Ялту, и я знаю, что на земле не могут существовать одновременно германский милитаризм и христианская добродетель»30.

 

3 февраля 1945 г. главы американской и британской делегаций вместе с сопровождавшими их лицами благополучно достигли места назначения. В окрестностях Ялты в их распоряжение были предоставлены самые престижные исторические дворцы из тех, что меньше всего пострадали в результате военных действий. Ф. Рузвельт разместился в Ливадийском дворце, известном прежде всего как летняя резиденция русской императорской семьи. У. Черчилля поселили в Воронцовском дворце, который был и остается самым знаменитым архитектурным памятником Крыма. Юсуповский дворец, где остановился И.В. Сталин, был внешне не столь величествен, хотя и вполне соответствовал статусу главы могущественного государства. Но расположенный между Алупкой, где находится Воронцовский дворец, и Ливадией на западной окраине Ялты, он обеспечивал И.В. Сталину важное преимущество: позволял беспрепятственно видеться как с У. Черчиллем, так и с Ф. Рузвельтом. В то же время такое местоположение резиденции И.В. Сталина затрудняло их приватное общение между собой. {459} Уже после полуночи 4 февраля А. Гарриман посетил В.М. Молотова, чтобы передать от американского президента благодарность за все обеспеченные ему удобства. Посол также сообщил, что Ф. Рузвельт приглашает И.В. Сталина заехать к нему во второй половине дня для личной встречи, после чего они вместе с У. Черчиллем могли бы принять участие в официальном открытии конференции. В.М. Молотов, со своей стороны, от имени И.В. Сталина предложил, «чтобы все заседания проходили в доме, где остановился президент». Кроме обмена взаимными любезностями В.М. Молотов и А. Гарриман во время этой ночной встречи обсудили в общих чертах распорядок работы конференции. По словам наркома, И.В. Сталин рассчитывал начать конференцию с обсуждения вопроса о Германии – сначала его военных, а потом и политических аспектов. Оказалось, что это, по выражению А. Гарримана, «в точности соответствует пожеланиям президента». Мнения И.В. Сталина и Ф. Рузвельта совпали и относительно продолжительности конференции – 5–6 дней31.

 

В полдень 4 февраля В.М. Молотов встретился и с А. Иденом. Тот не возражал против согласованного ранее с А. Гарриманом распорядка работы конференции. Но по поводу ее продолжительности британский министр заметил, что это «будет зависеть от того, насколько быстро будут рассмотрены все вопросы». Ведь, по его мнению, кроме германского, требовалось обсудить и другие сложные вопросы: о международной организации безопасности, о Польше. Воспользовавшись удобным моментом, В.М. Молотов как бы невзначай заметил, что «англичане и американцы уже переговорили друг с другом и тем самым облегчили дело конференции». Эта на первый взгляд невинная ремарка со всей очевидностью отражала обеспокоенность наркома возможностью сговора западных держав за счет советских интересов. А. Иден поспешил рассеять его опасения. Он утверждал, что «никаких переговоров между англичанами и американцами на Мальте не было», а У. Черчилль и Ф. Рузвельт почти не общались между собой. В итоге встречи советский и британский министры сошлись во мнении, что тематику дискуссий на конференции не следует ограничивать жесткой повесткой дня. Достаточно, по словам В.М. Молотова, «иметь некоторый порядок обсуждения вопросов»32.

 

Первым из высоких гостей, кого посетил в Крыму И.В. Сталин, был У. Черчилль. В три часа пополудни 4 февраля началась их встреча в Воронцовском дворце. Главной темой разговора была обстановка на соответствующих фронтах. Оба лидера признавали, что Германия практически исчерпала возможности для активного ведения боевых действий. Ввиду недостатка угля и хлеба, по словам И.В. Сталина, «возможен внутренний крах до ее военного поражения». У. Черчилль согласился с таким прогнозом. Выслушав пояснения фельдмаршала Х. Александера о положении на фронте в Италии, И.В. Сталин высказал предположение о желательности переброски части сил союзников оттуда «через Адриатическое море для совместного наступления с Красной армией в районе Австрии». В ответ на это замечание британский военачальник заявил, что «в настоящее время у него нет в наличии свободных сил для этой операции» и, кроме того, «сейчас уже поздно приступать к ее осуществлению»33.

 

По окончании беседы с У. Черчиллем И.В. Сталин в четыре часа дня уже входил в Ливадийский дворец. Ф. Рузвельт в самой резкой форме осудил вандализм оккупантов, говоря, что «поражен бессмысленными и беспощадными разрушениями, произведенными немцами в Крыму». По его сведениям, столь же возмутительно немецкие захватчики вели себя и в других странах, поэтому было бы справедливо «вернуть из Германии все те предметы, которые немцы туда увезли из других мест, в том числе из Крыма». И.В. Сталин согласился с американским президентом, что «немцы не имеют никакой морали», они «настоящие варвары». Оба лидера обменялись новостями о ходе военных действий на фронтах, затронули некоторые вопросы военного и политического сотрудничества. В частности, Ф. Рузвельт обратился к И.В. Сталину с просьбой «разрешить советским военным обсудить с военными представителями союзников военные вопросы во время нынешней конференции». А учитывая, что «армии союзников, наступающие с запада и востока, настолько близки друг от друга», он высказал пожелание, чтобы генерал Д. Эйзенхауэр «сносился непосредственно со штабом наступающих советских армий». В заключение главы государств подробно и откровенно обсудили политику союзников по отношению к освобожденной Франции34. {461}

 

В пять часов пополудни, когда все делегации были в сборе, И.В. Сталин неожиданно попросил именно американского президента открыть конференцию. Ялтинская, или Крымская, конференция большой тройки по характеру и важности принятых на ней решений заметно выделяется на фоне всех других международных встреч представителей союзных государств периода Второй мировой войны. Ее не без оснований называют неким прообразом мирной конференции, сравнивают по значению с такими событиями международной политики, как Венский конгресс 1814–1815 гг. и Парижская мирная конференция 1919 г.35

 

Конференция продолжалась дольше, чем первоначально рассчитывали ее участники, – восемь дней, с 4 по 11 февраля 1945 г. включительно. Основной формой ее работы были заседания глав правительств – И.В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля. Их так и называли – «заседания конференции», и проводились они в Ливадийском дворце. Там же были подписаны итоговые документы. Совещания министров иностранных дел, на которых прорабатывались те или иные вопросы по поручению глав правительств, являлись вспомогательной формой работы конференции. У. Черчилль свидетельствовал: «Совместная работа министров иностранных дел была столь превосходной, что почти ежедневно проблемы, переданные на их рассмотрение, возвращались на наши совместные заседания в таком виде, что можно было достичь окончательного соглашения и принять устойчивые решения»36. Министры собирались на свои совещания поочередно в каждом из дворцов, занимаемых делегациями. Происходили также беседы между главами правительств и министрами иностранных дел вне основного формата, как бы на «полях» конференции. Всего состоялось восемь заседаний глав правительств и семь заседаний министров иностранных дел. Кроме упомянутых выше бесед В.М. Молотова с А. Гарриманом и А. Иденом, а также И.В. Сталина с У. Черчиллем и Ф. Рузвельтом, состоявшихся 4 февраля до формального открытия конференции, имели место еще две подобные встречи: 8 февраля – беседа И.В. Сталина с Ф. Рузвельтом и 10 февраля – беседа И.В. Сталина с У. Черчиллем и А. Иденом37.

 

Первой значительной публикацией материалов Ялтинской конференции явился сборник, подготовленный Государственным департаментом США в 1955 г.38 Затем с учетом этого издания в 1984 г. в виде четвертого тома документальной серии «Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» вышел сборник «Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.)», основанный на архивных документах советского внешнеполитического ведомства. Все документы в нем – записи заседаний, бесед, письма и записки, которыми обменивались между собой участники конференции, проекты решений и итоговые документы – приводятся на русском языке, причем, «как правило, по текстам, хранящимся в архивах»39. Затем вышла факсимильная публикация ялтинских документов и фотографий из личного архива И.В. Сталина40.

 

Предчувствуя, что споры по повестке дня могли бы затянуться, участники конференции благоразумно от нее отказались. Каждая делегация получила, таким образом, право поставить на обсуждение те вопросы, которые ее больше всего интересовали. Но это еще не гарантировало, что дискуссия по ним действительно состоится. Дальше все зависело от того, хватит ли времени на обсуждение всех поставленных вопросов, поскольку изначально главы правительств на работу конференции отводили 5–6 дней, а также готовы ли к этому другие делегации.

 

Приоритеты, во всяком случае, обнаружились уже с самого начала конференции. Еще на стадии предварительных консультаций, в том числе бесед министров иностранных дел и глав правительств, проведенных за считаные часы до ее первого заседания, выяснилось, что советская сторона придает первостепенное значение вопросу о Германии как в его военных (скорейший разгром противника), так и политических аспектах (как победителям строить с ней отношения дальше). Американская сторона отдавала предпочтение вопросу о создании международной организации безопасности, а британская – польскому вопросу. При этом, как показали события, от обсуждения отдельных аспектов германской проблемы, связанных {462} с послевоенным урегулированием, американская и британская делегация хотели бы уклониться. Тогда как советская делегация с подозрением относилась к американским планам создания международной организации, опасаясь некоего нового пресловутого «единого фронта» империалистов против социалистического государства. Не стремилась она и к интернационализации польского вопроса. Еще в беседе с А. Иденом 4 февраля В.М. Молотов заявил: «Главное сейчас состоит в том, чтобы не мешать полякам, поскольку Польша уже освобождена»41.

 

Но стороны понимали, что если они откажутся от обсуждения вопросов, которые хотя бы одна из них считает для себя главными, то они заведут конференцию в тупик. Такого поворота событий они по объективным причинам стремились во что бы то ни стало избежать, поэтому, скрепя сердце, соглашались на обсуждение неприятных для себя тем и прилагали усилия к поиску по ним взаимоприемлемых компромиссов.

 

Три указанных вопроса и стали центральными в дискуссиях на Ялтинской конференции. По этим вопросам на конференции были приняты самые важные по существу и резонансные с точки зрения общественности решения. Если судить по опубликованным материалам Ялтинской конференции, то на эти три вопроса приходилось не меньше половины объема всей работы, выполненной делегациями.

 

На конференции затрагивались и многие другие темы. Большое оживление вызвал вопрос о статусе Франции, претендовавшей на более значимую роль в составе антигитлеровской коалиции, чем другие освобожденные страны, и стремившейся войти в более тесные отношения с тремя державами. Сторонам понадобилось согласовывать свои взгляды по ряду положений американского проекта «Декларации об освобожденной Европе». Во время беседы И.В. Сталина с Ф. Рузвельтом 8 февраля обсуждался вопрос о помощи, которую Советский Союз мог бы оказать Соединенным Штатам в войне с Японией, и о перспективе вступления в эту войну СССР на стороне своих союзников.

 

Участники конференции проявили интерес к положению в отдельных странах Европы (Болгария, Румыния, Греция, Югославия) и Азии (Иран, Китай, Корея, Индокитай). Британская делегация постаралась привлечь внимание к вопросу о границах между Италией и Югославией, а также между Югославией и Австрией. Советская делегация поставила вопрос о пересмотре конвенции относительно режима черноморских проливов. В беседе И.В. Сталина с У. Черчиллем 10 февраля обсуждалась судьба военнослужащих обоих государств, освобожденных из немецкого плена в ходе наступательных операций союзных войск. По ряду перечисленных вопросов были приняты формальные решения или, во всяком случае, согласованы позиции, закрепленные в итоговых документах. Но некоторые из них в силу отмеченных выше причин – недостатка времени или принципиальных разногласий – остались нерешенными.

 

Во время конференции иногда возникали напряженные моменты, обычно при обсуждении каких-то спорных вопросов: о германских репарациях, членстве в будущей международной организации безопасности советских республик, формировании общепризнанного союзниками правительства Польши и некоторых других. Но в целом на заседаниях царила творческая, доброжелательная атмосфера. Годы спустя член советской делегации заместитель народного комиссара иностранных дел И.М. Майский писал: «Немалую роль в поддержании духа сотрудничества за столом конференции играл лично Рузвельт, с большим искусством выполнявший функции председателя. Он был спокоен, выдержан, остроумен и с полуслова улавливал мысль оратора. Он умел также вовремя предложить какое-либо решение или формулу, которые примиряли точки зрения спорящих»42.

 

Открывая первое заседание конференции, американский президент сумел задать верную тональность предстоящим нелегким переговорам. Руководители трех держав, сказал американский президент, «уже хорошо понимают друг друга… Все они хотят скорейшего окончания войны и прочного мира. Поэтому участники совещания могут приступить к своим неофициальным беседам… Нужно беседовать откровенно. Опыт показывает, что откровенность в переговорах позволяет быстрее достичь хороших решений»43. {463}

 

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. В 2-х т. М., 1976. Т. 2. С. 158.

 

2 Там же. Т. 1. С. 286.

 

3 Там же. Т. 2. С. 159.

 

4 Там же. Т. 1. С. 287–288.

 

5 Там же. С. 288–289.

 

6 Там же. С. 291.

 

7 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 2. С. 161.

 

8 Там же. Т. 1. С. 293–294.

 

9 Там же. С. 305–306.

 

10 Там же. С. 307.

 

11 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 2. С. 171.

 

12 Там же. С. 174.

 

13 Получено в Москве 25 октября 1944 г.

 

14 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 2. С. 176.

 

15 Там же. Т. 1. С. 322–323.

 

16 Там же. С. 323.

 

17 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 2. С. 177–179.

 

18 Там же. С. 179.

 

19 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 1. С. 344.

 

20 Там же. С. 347–348.

 

21 Там же. С. 350.

 

22 АВП РФ. Ф. 069. Оп. 29. Д. 61. Л. 27.

 

23 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 1. С. 352.

 

24 АВП РФ. Ф. 069. Оп. 29. Д. 61. Л. 3.

 

25 Там же. Л. 8.

 

26 Там же. Л. 6.

 

27 Переписка Председателя Совета министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. 1. С. 356.

 

28 Там же. Т. 2. С. 196.

 

29 Там же. С. 359.

 

30 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 7-а. Д. 36. Л. 71.

 

31 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. IV. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.). М., 1984. С. 41. {509}

 

32 Там же. С. 42–43.

 

33 Там же. С. 44–45.

 

34 Там же. С. 45–48.

 

35 Harbutt F.J. Yalta 1945: Europe and America at the Crossroads. Cambridge, 2010. Р. 282.

 

36 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 7-а. Д. 36. Л. 23.

 

37 Вне основного формата конференции по поручению глав правительств проводились также совещания штабов армий трех держав, на которых изучались возможности более тесной координации военных действий советских и союзных войск (См.: Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. IV. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.). С. 13).

 

38 Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. The Conferences at Malta and Yalta 1945. Washington, 1955.

 

39 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. IV. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.). С. 4.

 

40 Ялта-45: Начертания нового мира. М., 2010.

 

41 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. IV. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.). С. 43.

 

42 Майский И.М. Воспоминания советского дипломата 1925–1945 гг. М., 1971. С. 698.

 

43 Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Т. IV. Крымская конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.). С. 49. {510}

 

7ee328a6b574.jpg

{454}

 

1186398a0b4e.jpg

{455}

 

83d1606a886a.jpg

{456}

 

37725e162549.jpg

{458}

 

75daad6d8da4.jpg

{460}

 

Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12 т. Т. 8. Внешняя политика и дипломатия Советского Союза в годы войны. М.: Кучково поле, 2014. С. 450–463, 509–510.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 28.02 2019

Германский вопрос

 

Военные аспекты

 

В соответствии с пожеланиями советской делегации на заседании глав правительств вечером 4 февраля обсуждалось положение на фронтах войны с фашистской Германией. И.В. Сталин не случайно настаивал на том, чтобы этот вопрос рассматривался в первоочередном порядке. Сделать это было важно не только по той очевидной причине, что не следовало пренебрегать любой возможностью, чтобы приблизить победу над врагом. Советский руководитель осознавал свое большое моральное преимущество перед союзниками, которое ему обеспечивали могущество и победы Красной армии. Тем самым он укрепил бы позиции советской делегации на переговорах с союзниками, которые, как он опасался (и неоднократно во время конференции давал это понять), действовали по уговору между собой и в отношении которых он формально находился в меньшинстве.

 

Открыв заседание, Ф. Рузвельт почти сразу же предоставил слово для доклада начальнику Генерального штаба Красной армии. Генерал А.И. Антонов сообщил об успешных результатах наступления, предпринятого советскими войсками в середине января по широкому фронту от Немана до Карпат. Он подчеркнул, что эту операцию советское командование планировало начать позже, при более благоприятных погодных условиях, однако учитывая «тревожное положение, которое в конце минувшего года сложилось на западном фронте в связи с наступлением немцев в Арденнах, Верховное командование советских войск дало приказ начать наступление… не ожидая улучшения погоды». На направлении главного удара Красная армия обеспечила себе более чем двойное превосходство в пехоте и подавляющее – в артиллерии, танках и авиации, что позволило достигнуть целей наступления: занять вражескую территорию глубиной до 500 км, овладеть Силезским промышленным районом, окружить крупные группировки немецких войск в Восточной Пруссии и других местах, разгромить 45 дивизий противника и т.д. В заключение А.И. Антонов сформулировал ряд пожеланий в адрес союзников, звучавших скорее как упрек: «Ускорить переход союзных войск в наступление на западном фронте», а также «ударами авиации… препятствовать противнику производить переброски своих войск на восток с западного фронта, из Норвегии и из Италии»44.

 

Доклад А.И. Антонова произвел сильное впечатление на членов западных делегаций. Было заметно, что они растерялись. В ответ на приглашение И.В. Сталина задавать вопросы Ф. Рузвельт невпопад спросил: «Предполагает ли советское правительство перешивать германские железные дороги на более широкую колею?» А.И. Антонов ответил, что советское командование просто вынуждено это делать, поскольку трофейные поезда и вагоны «малопригодны для использования», но лишь «на минимальном количестве направлений». Со своей стороны, У. Черчилль, успевший собраться с мыслями, исправил оплошность, которую допустил несколькими часами ранее фельдмаршал Х. Александер. Британский премьер-министр предложил начальникам штабов союзных армий подумать над таким вопросом: «Не следует ли перебросить часть войск союзников (из Италии. – Прим. ред.) через Люблянский проход на соединение с Красной армией?»45

 

Затем с докладом выступил начальник штаба армии США генерал Дж. Маршалл. Судя по записи, он не особенно упирал на достижения союзных войск и даже признал, что «в течение некоторого времени операции на западном фронте развивались медленно из-за задержки в снабжении». Однако он заверил присутствовавших, что «последствия немецкого наступления в Арденнах ликвидированы» и в текущее время накапливаются необходимые силы и средства для развертывания крупных наступательных операций во второй декаде февраля. Отдельно Дж. Маршалл остановился на действиях союзной авиации, влекущей «большие разрушения» на территории противника и совершающей «также налеты на пути сообщения». Он огласил якобы только что полученные сведения о том, что «были произведены налеты на железнодорожные составы с войсками, следовавшие на советско-германский фронт», {464} при этом отметив, что главной целью бомбардировок с воздуха являются немецкие верфи, выпускающие подводные лодки усовершенствованной конструкции, поскольку «они могут представлять собой серьезную угрозу для судоходства союзников»46.

 

У. Черчилль воспользовался этим замечанием американского генерала, чтобы пожелать успеха советским войскам, окружившим противника в Восточной Пруссии: «Сейчас очень важна скорость продвижения советских войск, поскольку Данциг является одним из мест, в которых сконцентрировано много подводных лодок». Одновременно он, учитывая, что британской и американской армиям предстоит в ближайшее время преодолеть мощную водную преграду в виде Рейна, попросил советских военных поделиться опытом, «в особенности, что касается форсирования рек по льду»47.

 

Когда У. Черчилль закончил, И.В. Сталин задал ряд вопросов Дж. Маршаллу, выясняя различные обстоятельства подготовки союзников к наступлению: какова длина фронта, на котором предполагается осуществить прорыв; есть ли у немцев укрепления; будут ли у союзников резервы для развития успеха; какое количество танковых дивизий сосредоточили союзники на участке предполагаемого прорыва; сколько самолетов у союзников; каково превосходство союзников в пехоте и в артиллерии? Слушая ответы Дж. Маршалла, советский руководитель иногда вставлял свои замечания, суть которых сводилась к тому, что союзникам было бы полезно позаимствовать кое-что из советского опыта успешных наступательных операций.

 

Затем И.В. Сталин спросил: «Какие пожелания у союзников имеются в отношении советских войск?» У. Черчилль сказал, что «хотел бы воспользоваться случаем, чтобы выразить глубокую благодарность и восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной армией в ее наступлении». И.В. Сталин принял это заявление как должное: «Зимнее наступление Красной армии, за которое Черчилль выразил благодарность, было выполнением товарищеского долга. Согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, советское правительство не было обязано предпринимать зимнее наступление… [но] считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счет. Он, Сталин, хочет, чтобы деятели союзных держав учли, что советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный долг по мере возможности». После таких слов и Ф. Рузвельт подтвердил, что «полностью согласен с мнением маршала Сталина»48.

 

В итоге состоявшейся дискуссии главы правительств поручили начальникам военных штабов собраться на следующий день, чтобы «обсудить положение не только на восточном и западном фронтах, но и на итальянском фронте, а также вопрос о том, как лучше всего использовать наличные силы». В конце заседания У. Черчилль предложил посвятить следующий день работы конференции «политическим вопросам, а именно – о будущем Германии… если у нее будет какое-либо будущее». На эти слова живо отреагировал И.В. Сталин, возразив, что «Германия будет иметь будущее»49.

 

Дискуссия, состоявшая на Ялтинской конференции на следующий день, выявила глубокие различия в подходах сторон к германскому вопросу. Западные представители явно пытались свести дело к текущим задачам управления поверженной Германией, не желая связывать себе руки решениями относительно ее будущего положения и устройства. Советскую делегацию, напротив, занимали в первую очередь именно вопросы будущего устройства Германии и ее отношений со странами, пострадавшими от германской оккупации во время войны.

 

Открывая 5 февраля заседание глав правительств, Ф. Рузвельт заявил: «Нам следовало бы выбрать вопросы, относящиеся к Германии. Вопросы же мирового порядка… могут быть отложены. Один из вопросов… – это вопрос о зонах оккупации. Речь идет не о постоянной, а о временной оккупации. Вопрос этот становится все более и более актуальным. Следует также обсудить вопрос о желании Франции иметь свою собственную зону оккупации в Германии. Оккупация связана с вопросом о контрольном аппарате».

 

Едва Ф. Рузвельт закончил, И.В. Сталин предложил свою программу обсуждения германского вопроса. Акценты в ней были расставлены совершенно иначе. Он считал {465} необходимым, во-первых, рассмотреть «предложения о расчленении Германии», а также напомнил об обмене мнениями, который имел место по этому поводу между главами трех держав в Тегеране и между ним и У. Черчиллем в Москве в октябре 1944 г. Поскольку ни в Тегеране, ни в Москве никаких решений не было принято, это следовало сделать теперь. Во-вторых, необходимо было, чтобы союзники договорились между собой и о статусе послевоенной Германии. И.В. Сталин так сформулировал стоящую перед ними задачу: «Допустим ли мы образование в Германии какого-либо центрального правительства или ограничимся тем, что в Германии будет создана администрация, или если будет решено все же расчленить Германию, то там будет создано несколько правительств по числу кусков, на которые будет разбита Германия?» В-третьих, советского руководителя беспокоил вопрос: «Оставят союзники или нет правительство Гитлера, если оно безоговорочно капитулирует?» По его мнению, методы, которыми действовали западные державы в связи с капитуляцией Италии в 1943 г., вряд ли применимы по отношению к Германии. Наконец, в-четвертых, требовалось решить «вопрос о репарациях, о возмещении Германией убытков, вопрос о размерах этого возмещения». В заключение своего выступления И.В. Сталин пояснил, что не выдвигает альтернативной программы дискуссии, а просто предлагает обсудить указанные вопросы лишь «дополнительно к вопросам, поставленным президентом»50.

 

Предложенные И.В. Сталиным темы дискуссии фактически и обсуждались на Ялтинской конференции в первоочередном порядке.

 

 

Политические аспекты

 

Ф. Рузвельт сразу же оценил другой масштаб подхода советского руководителя к германской проблеме: «Вопросы, поставленные маршалом Сталиным, касаются перманентного состояния (Германии после войны. – Прим. ред.)». Но он не возражал против расширения поля дискуссии, скорее, наоборот, даже поддержал эту идею. По мнению американского президента, вопросы, поставленные И.В. Сталиным, прямо «вытекают из вопроса о зонах оккупации Германии… Может быть, эти зоны будут первым шагом к расчленению Германии». И.В. Сталин сразу подхватил его слова. Если союзники, заметил он, «предполагают расчленить Германию, то так и надо сказать»51.

 

Однако с этим предложением не согласился У. Черчилль. Не возражая в принципе против раздела единой Германии на ряд небольших государств, он высказался против любых скоропалительных мер. Британский премьер-министр утверждал, что «самый метод проведения границ отдельных частей Германии слишком сложен для того, чтобы этот вопрос можно было решить здесь в течение пяти-шести дней». Такому решению, по его словам, должны предшествовать «весьма тщательное изучение исторических, этнографических и экономических фактов и длительное обсуждение этого вопроса в течение недель в подкомитете или в комитете, которые будут созданы для детальной разработки предложений и представления рекомендаций в отношении образа действий».

 

Казалось бы, У. Черчилль достаточно ясно изложил свои взгляды по вопросу о разделении Германии. Но было очевидно, что эта проблема болезненно задевала британские интересы и его собственные убеждения. Если бы его самого, продолжал британский премьер-министр, спросили, как разделить Германию, он не знал бы, что ответить, «только смог бы лишь намекнуть на то, как ему казалось бы целесообразным сделать это». Да и это предположение он не смог бы высказать без оговорок и «должен был бы сохранить за собой право изменить свое мнение, когда он получил бы рекомендации комиссий, изучающих этот вопрос». Но в глубине души У. Черчилль убежден, что первопричина всех зол, постигших народы Европы и саму Германию, – это сильная милитаристская Пруссия. Отсюда он делал вывод: «Если Пруссия будет отделена от Германии, то ее способность начать новую войну будет сильно ограничена». Поэтому его личное мнение, что «создание еще одного большого Германского государства на юге, столица которого могла бы находиться в Вене, обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией. Население Германии было бы поровну поделено между этими двумя государствами». {467}

 

Считая, что вопрос о расчленении Германии нуждается в дополнительной проработке, У. Черчилль вместе с тем определенно высказался в пользу ее территориального ослабления. В частности, он согласился с тем, что она «должна потерять часть территории, которая сейчас уже в значительной степени завоевана русскими войсками и которая должна быть отдана полякам». Не исключено, что она будет вынуждена ужаться не только на востоке, но и на западе: «Имеются также вопросы, связанные с Рейнской долиной, границей между Францией и Германией, и вопрос о владении промышленными районами Рура и Саара, которые обладают военным потенциалом (в смысле возможного производства там вооружения)». Но по этим вопросам У. Черчилль пока не имел готовых решений: «Следует ли эти районы передать Франции или следует их оставить в ведении немецкой администрации, или установить над ними контроль мировой организации, или следует создать кондоминиум великих держав на длительный, но ограниченный период времени – все это требует рассмотрения».

 

Резюмируя свои доводы, У. Черчилль подчеркнул, что одно дело – его личное мнение, а другое – его позиция как премьер-министра: он «не может от имени своего правительства высказать определенные мысли» по вопросу, по которому отсутствует консолидированное мнение кабинета. Тем не менее он уверен, что «британское правительство должно согласовать свои планы с планами союзников», поэтому он выходит с предложением о создании союзниками некоей организационной структуры, или, по его формулировке, «аппарата для рассмотрения всех этих вопросов. Такой аппарат должен будет подготовить доклады правительствам, прежде чем правительства примут окончательные решения».

 

Таким образом, британский премьер-министр четко обозначил свою позицию: вопрос о расчленении Германии следует вынести за скобки дискуссий в Ялте. В остальном же, по его мнению, все обстоит более или менее благополучно: «Союзники неплохо подготовлены к принятию немедленной капитуляции Германии. Все детали этой капитуляции разработаны и известны трем правительствам». Фактически британский премьер-министр предложил вернуться к порядку рассмотрения германского вопроса, предложенному в начале заседания американским президентом. Главам правительств только и остается, утверждал У. Черчилль, что «официально достичь соглашения о зонах оккупации и о самом аппарате контроля в Германии». А далее все должно пойти как по маслу: «Если предположить, что Германия капитулирует через месяц, или через 6 недель, или через 6 месяцев, то союзникам останется лишь занять Германию по зонам»52.

 

Но И.В. Сталина доводы британского премьер-министра не убедили. Допустим, заметил он, что «какая-нибудь группа в Германии» заявит о низложении А. Гитлера и объявит себя новым правительством, подобно тому, как это произошло в Италии с Б. Муссолини, неужели союзники согласятся «иметь дело с таким правительством»?

 

У. Черчилль в ответ на реплику советского руководителя вновь пустился в пространные рассуждения. Прежде всего он пояснил, что не хотел бы предрекать возможный ход событий в Германии. Но если допустить, что «с предложением о капитуляции выступят Гитлер или Гиммлер», то союзники его не примут: «Ясно, что союзники ответят им, что они не будут вести с ними переговоры как с военными преступниками». Всё в таком случае останется по-прежнему, война будет продолжаться. Но возможно, что события примут другой оборот: «Гитлер постарается скрыться или будет убит в результате переворота», а в Германии «будет создано другое правительство, которое предложит капитуляцию». Возникнет новая ситуация, учитывая которую, руководители трех держав должны будут немедленно «проконсультироваться друг с другом», чтобы решить, «можем ли мы говорить с этими людьми». И тогда возможны варианты: «Если мы решим, что можем, то им нужно будет предъявить условия капитуляции. Если же мы сочтем, что эта группа людей недостойна того, чтобы с ней вести переговоры, то мы будем продолжать войну и оккупируем всю страну». По мысли британского премьер-министра, и в том, и в другом случае союзники получат полное и ничем не ограниченное право распоряжаться будущим Германии. Даже если там появятся «новые люди», они будут вынуждены подписать «безоговорочную капитуляцию на условиях, которые им будут продиктованы». Союзники не станут торговаться с ними об их будущем: «Безоговорочная капитуляция дает союзникам возможность предъявить немцам дополнительное требование о расчленении Германии»53. {469}

 

И.В. Сталин возразил У. Черчиллю: «Требование о расчленении – это не дополнительное, а очень существенное требование». Этими словами советский руководитель четко обозначил свои разногласия с британским премьер-министром.

 

Дискуссия между главами советской и британской делегаций приняла острый характер, и Ф. Рузвельт счел нужным вмешаться. Он с сожалением констатировал, что, «кажется, маршал Сталин не получил ответа на свой вопрос, будем ли мы расчленять Германию». Вместе с тем американский президент дал понять, что не отвергает и доводы У. Черчилля. Фактически он призвал стороны к компромиссу, выразив мнение, что вопрос надо решить в принципе, а детали можно отложить на будущее.

 

И.В. Сталин не замедлил согласиться с американским президентом. Но поскольку У. Черчилль хранил молчание, Ф. Рузвельт продолжал, обращаясь главным образом к своему британскому коллеге: «Премьер-министр говорит о невозможности в настоящий момент определить границы отдельных частей Германии, о том, что весь этот вопрос требует изучения. Правильно. Но самое важное все-таки решить на конференции основное, а именно: согласны ли мы расчленять Германию или нет?» Ф. Рузвельт не усматривал ничего предосудительного в том, чтобы наряду с обычными условиями капитуляции сообщить немцам, что «Германия будет расчленена».

 

Президент напомнил о том, что на конференции большой тройки в Тегеране он «высказывался за децентрализацию управления в Германии». Он объяснил свою прежнюю позицию тем, что еще в молодости был поражен высокой степенью самоуправления отдельных провинций единого Германского государства: «В Баварии или в Гессене были баварское или гессенское правительства. Это были настоящие правительства. Слова «рейх» еще не существовало». Между тем союзники должны считаться с переменами, которые произошли в Германии за годы нацистской диктатуры: «В течение последних 20 лет децентрализация управления была постепенно ликвидирована. Все администрирование сосредоточилось в Берлине». Поэтому Ф. Рузвельт пересмотрел свои прежние взгляды: «Говорить в наши дни о планах децентрализации Германии – значит, увлекаться утопиями». В нынешних условиях он не видел «иного выхода, кроме расчленения», но пока и у него не было ответа на вопрос о том, каким образом нужно расчленить Германию, на сколько частей – «на 6–7 или меньше». И хотя этот вопрос еще требовалось изучить, по мнению Ф. Рузвельта, «уже здесь, в Крыму, следует договориться о том, скажем ли мы немцам, что Германия будет расчленена». Конкретно он предложил, «чтобы в течение 24 часов три министра иностранных дел подготовили план процедуры изучения расчленения Германии, и тогда можно было бы составить подробный план расчленения Германии в течение тридцати дней».

 

Это предложение не встретило возражений со стороны У. Черчилля. Хотя он и остался при своем мнении, продолжая утверждать, что «нет необходимости информировать немцев о той будущей политике, которая будет проводиться по отношению к их стране», тем не менее выразил готовность «принять принцип расчленения Германии и учредить комиссию для изучения процедуры расчленения».

 

И.В. Сталин заявил, что «вполне понимает соображения Черчилля, что сейчас трудно составить план расчленения Германии». Но он и не требует, чтобы немедленно был составлен конкретный план, однако настаивает на том, что указанный «вопрос должен быть решен в принципе и зафиксирован в условиях безоговорочной капитуляции»54.

 

В итоге стороны приняли предложение Ф. Рузвельта о том, чтобы министры иностранных дел рассмотрели на своем заседании «возможность включить слова «расчленение Германии» или другую формулировку» в статью 12 условий безоговорочной капитуляции, разработанных Европейской консультативной комиссией55.

 

Однако и министры иностранных дел, собравшиеся на свое первое заседание в полдень 6 февраля, не смогли преодолеть разногласия, возникшие накануне между советской и британской делегациями. Государственный секретарь США Э. Стеттиниус, взявший слово первым, попытался выступить в роли посредника между ними. Впрочем, он не скрывал, что поддерживает доводы британской делегации, прозвучавшие накануне. Он усомнился в {472} реалистичности советской позиции по спорному вопросу, заявив: «Прежде чем три правительства смогут принять согласованное решение о расчленении Германии, необходимо будет провести большую исследовательскую работу».

 

Сначала госсекретарь предложил наркому согласиться с тем, что «на этом совещании министры договорятся о принципах»: «Слово «расчленение» можно было бы вставить в пункт (а) статьи 12 условий безоговорочной капитуляции… затем этот вопрос должен быть передан на рассмотрение в Европейскую консультативную комиссию». В.М. Молотов явно воспринял это предложение как попытку «заболтать» важный вопрос. Он решительно возражал госсекретарю: «Нужно зафиксировать в условиях капитуляции определенное мнение союзников о необходимости расчленения Германии». Тогда Э. Стеттиниус спросил советского наркома, нельзя ли включить в условия безоговорочной капитуляции более эластичную формулировку – «право расчленить». Но и в этом случае он натолкнулся на энергичное сопротивление советского коллеги, не допускавшего никакой двусмысленности: «За союзниками признается не только право расчленить Германию. Союзники определенно высказываются за расчленение Германии». Наконец, последняя уловка, к которой прибегнул Э. Стеттиниус, заключалась в том, чтобы апеллировать к авторитету руководителей трех держав. Он спросил В.М. Молотова: «Недостаточно ли того, что вчера на заседании глав правительств принцип расчленения Германии был принят?» Но и этот аргумент не смог поколебать наркома. Он невозмутимо отвечал: мол, хорошо, что они приняли этот принцип, «его следует теперь зафиксировать в документе», то есть в итоговом документе конференции. Британский министр иностранных дел А. Иден попросту взял, что называется, тайм-аут, заявив, что «он должен будет посоветоваться с Черчиллем». На этом заседание министров и закончилось, не приняв никакого решения56.

 

Можно догадаться, с каким волнением участники конференции, собравшиеся в четыре часа дня 6 февраля в Ливадийском дворце на заседание глав правительств, ожидали доклада министров о выполнении поручений, полученных ими накануне. Отсутствие компромисса по вопросу, которому советская делегация придавала большое значение, не предвещало ничего хорошего. Ф. Рузвельт, открывший заседание, был даже готов предоставить трем министрам дополнительное время для завершения работы, однако этого не понадобилось. В.М. Молотов сообщил, что «советская делегация согласна с предложением Э. Стеттиниуса в отношении расчленения Германии» и что свое альтернативное предложение нарком снимает. Взявший затем слово госсекретарь сказал: «Таким образом, по этому вопросу достигнуто единодушное решение. Статья 12 будет дополнена словами «и расчленение Германии». Это решение приветствовал британский премьер-министр. У. Черчилль заявил, что «очень благодарен Молотову», а сам он пока «не имел возможности доложить данный вопрос кабинету», но «уверен, что кабинет согласится с принятым решением». Также он выразил удовлетворение, что «соглашение достигнуто в нынешней форме»57.

 

Впрочем, о деталях достигнутого компромисса министры иностранных дел договорились только на следующий день, 7 февраля, когда в полдень собрались на заседание в Юсуповском дворце. В.М. Молотов напомнил, что накануне «на совещании глав трех правительств было достигнуто согласие о включении слова «расчленение» в статью 12 документа о безоговорочной капитуляции Германии без каких-либо других дополнений». Он предложил подумать, как поступить далее: «Рассмотреть формулировку статьи 12 здесь, на совещании, или поручить это дело комиссии?» Министры приняли решение создать с этой целью комиссию в составе заместителя народного комиссара иностранных дел А.Я. Вышинского, постоянного заместителя министра иностранных дел Великобритании А. Кадогана и директора европейского отдела Государственного департамента США Ф. Мэттьюса.

 

Кроме того, В.М. Молотов предложил создать комиссию и «для изучения процедуры расчленения Германии». Эта комиссия, по мнению наркома, должна была постоянно находиться в Лондоне. Поэтому он рекомендовал назначить ее председателем А. Идена, а членами – советского и американского послов в Великобритании Ф.Т. Гусева и Дж. {473} Вайнанта. Э. Стеттиниус усомнился, не подорвет ли такое решение авторитет Европейской консультативной комиссии, но В.М. Молотов успокоил его: «Иден, Гусев и Вайнант – это такая комиссия, что авторитет ЕКК будет сохранен». Во всяком случае, продолжал нарком, «поскольку речь идет лишь об изучении процедуры расчленения, то было бы лучше поручить этот вопрос специальной комиссии. Возможно, что на второй стадии этот вопрос мог бы быть передан ЕКК». А. Иден, со своей стороны, не только согласился работать в указанной комиссии, но даже поделился некоторыми соображениями относительно ее задач. Она, по словам британского министра, «пойдет дальше, чем изучение процедуры… Если будет признано необходимым расчленение Германии на отдельные государства, то неизбежно надо будет решить вопросы о времени расчленения, о границах новых государств, о взаимоотношениях этих государств между собой и с другими государствами… надо будет изучить положительные и отрицательные стороны расчленения». В.М. Молотов спросил британского министра: «Является ли изложенное Иденом задачами комиссии?», на что тот ответил утвердительно. Э. Стеттиниус и В.М. Молотов согласились с его предложениями.

 

Когда в тот же день на заседании глав правительств В.М. Молотова попросили доложить о результатах дискуссии министров, он сообщил: «На совещании стоял вопрос о расчленении Германии. По нему принято два решения: поручить А.Я. Вышинскому, г-ну Кадогану и г-ну Мэттьюсу отредактировать окончательно статью 12 документа о безоговорочной капитуляции Германии, имея в виду включение в текст статьи 12 слова «расчленение»; поручить изучить вопрос о процедуре расчленения Германии комиссии в составе г-на Идена, г-на Вайнанта и Ф.Т. Гусева»58.

 

 

О репарациях

 

5 февраля на заседании глав правительств И.В. Сталин предложил свою программу дискуссии по германскому вопросу. Обменявшись мнениями о расчленении и капитуляции Германии, делегации намеревались идти дальше по списку, предложенному главой советской делегации. В этой связи У. Черчилль поднял «вопрос о правительстве Германии». Но И.В. Сталин, прервав его, заявил, что «предпочитает обсудить вопрос о репарациях». Тем самым он обозначил еще один из приоритетов советской внешней политики на ближайшую перспективу.

 

Делегации не возражали против предложения И.В. Сталина. При этом Ф. Рузвельт выразил готовность обсудить общие принципы политики союзников по этой проблеме: «Вопрос о репарациях имеет несколько сторон. Во-первых, малые страны, такие как Дания, Норвегия, Голландия, также пожелают получить репарации с Германии. Во-вторых, возникает вопрос об использовании германской рабочей силы». Поинтересовавшись, «какое количество германской рабочей силы хотел бы получить Советский Союз», американский президент веско заявил: «Что касается Соединенных Штатов Америки, то им не нужны ни германские машины, ни германская рабочая сила».

 

И.В. Сталин заметил, что хотя «к обсуждению… вопроса об использовании германской рабочей силы советское правительство пока еще не готово… у Советского правительства имеется план материальных репараций». Услышав заявление советского руководителя, У. Черчилль насторожился: «Нельзя ли кое-что узнать о советских репарационных планах?» И тогда И.В. Сталин предоставил слово заместителю народного комиссара иностранных дел И.М. Майскому, который изложил основные положения советского плана материальных репараций:

 

1. Репарации должны взиматься с Германии не деньгами, а натурой;

 

2. Эти натуральные платежи осуществлять в двух формах: «а) единовременные изъятия из национального богатства Германии, находящегося как на территории самой Германии, так и вне ее, по окончании войны (фабрики, заводы, станки, суда, подвижной состав железных дорог, вклады в иностранные предприятия и т.п.) и б) ежегодные товарные поставки послеокончания войны»; {474}

 

3. Выплата репараций должна привести к экономическому разоружению Германии, что «означает изъятие 80% оборудования тяжелой промышленности Германии (металлургия, машиностроение, металлообработка, электротехника, химия и т.д.)»; что касается авиастроительных и специализированных военных предприятий, а также заводов по производству синтетического топлива, то они должны быть изъяты полностью, на 100%;

 

4. Единовременные изъятия из национального богатства должны быть осуществлены в течение двух лет по окончании войны, а весь срок репараций устанавливается в 10 лет;

 

5. Над экономикой Германии установить строгий контроль со стороны СССР, США и Великобритании, причем сохранять его и по истечении срока выплаты репараций;

 

6. Учитывая необъятные масштабы ущерба, причиненного другим странам, разумно ограничиться тем, что потребовать от Германии возмещения только прямых материальных потерь (разрушение или повреждение домов, заводов, железных дорог, научных учреждений, конфискация скота, хлеба, частного имущества граждан и т.д.), но поскольку даже эти потери превышают сумму возможных репараций, «придется, очевидно, установить известную очередность в получении возмещения теми странами, которые имеют на него право. В основу этой очередности должны быть положены два показателя: а) размеры вклада данной страны в дело победы над врагом и б) размеры прямых материальных потерь данной страны. Страны, имеющие высшие показатели по обеим рубрикам, должны получить репарации в первую очередь, все остальные страны – во вторую очередь»;

 

7. Было бы справедливо получить в порядке изъятий и ежегодных поставок не менее 10 млрд долларов;

 

8. Для разработки репарационного плана союзников на базе указанных принципов должна быть создана особая репарационная комиссия из представителей СССР, США и Великобритании с местопребыванием в Москве.

 

Главы британской и американской делегаций с противоречивыми чувствами выслушали сообщение И.М. Майского. С одной стороны, они, безусловно, признавали право любой страны на возмещение ущерба, который им причинила агрессия Германии, но с другой – им показались нереалистичными и даже вредными принципы, положенные в основу советского репарационного плана.

 

Первым высказал свое мнение У. Черчилль, призвав вспомнить уроки Первой мировой войны: «Репарации доставили тогда большое разочарование. От Германии удалось получить с большим трудом всего лишь 1 миллиард фунтов». Но, по его словам, «даже и этой суммы нельзя было бы получить», если бы Соединенные Штаты и Великобритания не инвестировали в германскую экономику значительные капиталы. Британский премьер-министр воздал должное Советскому Союзу, который принес на алтарь победы больше, чем любая другая страна. С пониманием он отнесся и к намерению советских руководителей получить из Германии столь необходимое стране промышленное оборудование. Но он удивлялся: разве непонятно, что «из разбитой и разрушенной Германии невозможно будет получить такие количества ценностей, которые компенсировали бы убытки даже только одной России». Снова и снова обращался он к известной исторической аналогии: «Англичане в конце прошлой войны тоже мечтали об астрономических цифрах, а что получилось?» Кроме того, от германской агрессии понесли ущерб и другие страны, в том числе Великобритания. Помимо прямых материальных потерь – «большая часть ее домов разрушена или повреждена», пострадали ее торговля и финансы. Причем У. Черчилль дал понять, подвергая тем самым сомнению обоснованность одного из базовых принципов советского репарационного плана, что общий ущерб от войны для экономики его страны намного перекрывает размер прямых материальных потерь. Великобритания была вынуждена распродать свои заграничные активы, закупать за границей половину необходимого продовольствия, увязла в долгах. «Никакая другая страна, – утверждал У. Черчилль, – из числа победителей не окажется в конце войны в столь тяжелом экономическом и финансовом положении, как Великобритания». И тем не менее он отверг бы предложение «поддержать английскую экономику путем взимания репараций с Германии», поскольку «сомневается в успехе»59. {475}

 

Британский премьер-министр предлагал подумать и о том, что будет с Германией, если снова повесить на нее бремя репараций: «Кто будет ее кормить? И кто будет за это платить? Не выйдет ли, в конце концов, так, что союзникам придется хотя бы частично покрывать репарации из своего кармана?» И.В. Сталин заметил, что «все эти вопросы, конечно, рано или поздно встанут». В итоге У. Черчилль поддержал идею создания «репарационной комиссии, которая вела бы свою работу в секретном порядке»60.

 

Затем слово взял Ф. Рузвельт. Чтобы объяснить свое отношение к основным положениям советского репарационного плана, он также воспользовался историческими аналогиями, заявив, что «тоже хорошо помнит прошлую войну и помнит, что Соединенные Штаты потеряли огромное количество денег». Президент упомянул о 10 млрд долларов, которые ссудили Веймарской Республике американские банкиры, а также о германской собственности, конфискованной во время Первой мировой войны, которая потом была возвращена немцам. Он заверил своих партнеров, что теперь по отношению к Германии США не будут повторять прежних ошибок: «Несмотря на великодушие Соединенных Штатов, которые оказывают помощь другим странам», он не собирается «гарантировать будущее Германии». Прежде всего США, по словам президента, «не хотят, чтобы в Германии жизненный уровень населения был выше, чем в СССР», поэтому американское правительство стремится «помочь Советскому Союзу получить из Германии все необходимое».

 

Но вместе с тем Ф. Рузвельт поддержал и мнение У. Черчилля, что «нужно немного подумать о будущем Германии». В частности, он не допускал сомнения в том, что «в Германии нужно будет оставить столько промышленности, сколько нужно, чтобы немцы не умирали с голоду». Ф. Рузвельт признал, что «наступило время для создания репарационной комиссии по изучению нужд СССР и других европейских стран». Не возражал он и против того, чтобы эта комиссия заседала в Москве. Предложение назначить советскую столицу местопребыванием комиссии поддержал и британский премьер-министр61.

 

Казалось бы, вопрос был исчерпан, но И.М. Майский посчитал своим долгом ответить на критику советского репарационного плана, прозвучавшую из уст премьер-министра и президента. Он заявил, что неправомерно ссылаться на неудачу с взысканием репараций после Первой мировой войны, поскольку причина этой неудачи «крылась не в том, что общая сумма репараций с Германии была слишком велика», а в том, что «союзники требовали с Германии репарации не в натуре, а главным образом в деньгах». Из-за того что Германия по тем или иным причинам не смогла обеспечить себе «необходимого количества иностранной валюты», провалился и весь репарационный план. По убеждению советского дипломата, этого бы не произошло, «если бы союзники были готовы получать репарации в натуре». Впрочем, союзники и сами «поощряли немцев к невыполнению своих репарационных обязательств», инвестируя крупные капиталы в экономику Германии. Чтобы на этот раз избежать неприятностей, советская делегация как раз и предложила «взимать репарации в натуре». Вместе с тем И.М. Майский выразил надежду, что и Запад не повторит прежних ошибок, «США и Англия на этот раз не станут финансировать Германию после окончания войны».

 

Размер репараций, продолжал И.М. Майский, на которые претендует Советский Союз, отнюдь нельзя признать для Германии непосильным, ведь 10 млрд долларов – это «всего лишь 10% государственного бюджета Соединенных Штатов» или 2,5% годового бюджета Великобритании мирного времени. «Можно ли в таком случае говорить о чрезвычайности выдвигаемых Советским Союзом требований? Ни в коем случае. Скорее, можно говорить об их излишней скромности». Также И.М. Майский отметил, что подозрения, будто бы СССР задался целью «превратить Германию в голодную, раздетую и разутую страну», совершенно несправедливы. Несмотря на расходы по выплате репараций, Германия «имеет все шансы построить свою послевоенную экономику на основе расширения сельского хозяйства и легкой индустрии. Для этого имеются все условия. Никаких специальных ограничений в отношении двух только что названных отраслей германской экономики советским репарационным планом не предусмотрено». К тому же нужно учитывать, что «послевоенная Германия будет совершенно свободна от расходов на вооружения, ибо будет полностью разоружена», {477} и одно «это даст большую экономию». Поэтому можно не сомневаться, заключил советский дипломат, «немецкому народу будет обеспечено приличное существование»62.

 

Главы делегаций внимательно выслушали доводы советского дипломата. Когда он упомянул о том, что после войны Германия будет свободна от бремени военных расходов, У. Черчилль воскликнул: «Да, это очень важное обстоятельство!» Но когда И.В. Сталин предложил создать репарационную комиссию здесь же, на конференции, премьер-министр заявил, что, по его убеждению, в этом сейчас нет необходимости: «На конференции нужно лишь принять решение, что должна быть создана репарационная комиссия, которая в дальнейшем рассмотрит претензии и те активы, которые будут в наличии у Германии, а также установит приоритеты при их распределении». У. Черчилль согласился с тем, что следует определить очередность в получении репараций. Но предложенные советской стороной критерии показались ему несправедливыми: «Было бы желательно при фиксации очередности учитывать не только вклад нации в дело победы, но также и пережитые ею страдания». Впрочем, добавил он, «по любому из этих признаков СССР занимает первое место». У. Черчилль воздержался от детальной оценки репарационного плана, представленного советской делегацией, сославшись на то, что «для его рассмотрения требуется время».

 

Такой результат не устраивал И.В. Сталина. Глава советской делегации подчеркнул, что «даже самая лучшая комиссия не сможет дать многого, если она не будет иметь надлежащих руководящих линий для своей работы. Необходимо теперь же, на этой конференции, наметить такие руководящие линии». И.В. Сталин попытался отстоять и предложенные советской стороной критерии, в соответствии с которыми определялась бы очередность получения репараций отдельными странами. Он заявил, что «основным принципом при распределении репараций должен быть следующий: репарации в первую очередь получают те государства, которые вынесли на своих плечах основную тяжесть войны и организовали победу над врагом. Эти государства – СССР, США и Великобритания». Для большей убедительности И.В. Сталин повторил: «Возмещение должны получить не только русские, но также американцы и англичане и притом в максимально возможном размере». В ответ на прямой вопрос И.В. Сталина, согласны ли они с его мнением, Ф. Рузвельт ответил, что согласен, У. Черчилль – что не возражает.

 

Далее советский руководитель обратил внимание американской и британской делегаций на то, что «при подсчете активов, которыми Германия будет располагать для уплаты репараций, надо исходить не из нынешнего положения, а принимать во внимание те ресурсы, которыми Германия будет располагать по окончании войны, когда все население вернется в страну, а фабрики и заводы начнут работать». Тогда, продолжал он, Германия будет обладать значительно большими материальными возможностями, чем теперь, поэтому первоочередные получатели германских репараций «смогут рассчитывать на довольно значительное возмещение своего ущерба». И.В. Сталин закончил выступление пожеланием, умеренность которого оценили все присутствующие: «Хорошо было бы, чтобы обо всем этом поговорили между собой три министра иностранных дел и затем доложили конференции». У. Черчилль не стал спорить и поддержал мнение о том, что «конференция должна наметить главные пункты директив для комиссии».

 

На следующий день, 6 февраля, министры не успели выполнить соответствующее поручение глав правительств. Как отмечалось выше, все время у них ушло на дискуссию по другому важному вопросу – о расчленении Германии. По предложению В.М. Молотова они перенесли вопрос о репарационной комиссии на следующее заседание63.

 

Лишь 7 февраля министры иностранных дел приступили к обсуждению вопроса о репарациях. Советские предложения огласил эксперт народного комиссариата иностранных дел С.А. Голунский. Если сравнить их с основными положениями советского репарационного плана, которые изложил И.М. Майский на заседании глав правительств 5 февраля, то имеются по крайней мере два важных отличия. Изменились критерии определения очередности получения репараций отдельными странами. И.М. Майский говорил о двух критериях: вкладе в победу и размере прямых материальных потерь. Из нового варианта предложений {478} второй критерий выпал, и остался единственный – вклад в победу. «Репарации, – говорилось в документе, который зачитал С.А. Голунский, – в первую очередь получают те страны, которые вынесли на своих плечах главную тяжесть войны и организовали победу над врагом. Все остальные страны получают репарации во вторую очередь». Кроме того, в новом варианте впервые определялся общий размер репараций, которые должна была выплатить Германия, причем с их разверсткой по основным странам: соответственно 20 млрд долларов, из которых СССР получал 10 млрд, Великобритания и США вместе – 8 млрд, все остальные страны – 2 млрд64.

 

Затем слово взял В.М. Молотов, который постарался обосновать содержащиеся в советских предложениях количественные показатели. Прежде всего он заявил, что поскольку Советский Союз претендует на репарации в размере 10 млрд долларов, «было бы несправедливым, если бы мы не указали суммы репараций, причитающихся США и Соединенному Королевству». И далее он почти слово в слово повторил доводы, к которым ранее уже прибегнул И.В. Сталин. «Возможно, – заметил нарком, – что США и Соединенное Королевство не интересуются станками и другим промышленным оборудованием, но они интересуются такими видами репараций, как сырье, инвестиции и т.п.». В.М. Молотов также пояснил, что, по мнению советской делегации, репарации должны равными долями состоять из «единовременных изъятий из национального богатства Германии» и ежегодных товарных поставок. В стоимостном выражении размер каждой доли равняется 10 млрд, итого – 20 млрд долларов. Нарком подчеркнул, что все количественные показатели советского плана глубоко обоснованны. Согласно приведенным им расчетам, «намечаемые изъятия составят около 13–14% всего национального богатства Германии», тогда как ежегодные товарные поставки – «всего лишь 5–6% послевоенного национального дохода Германии». Таким образом, сказал в заключение В.М. Молотов, «советская сторона твердо стояла на почве реальных возможностей Германии, не увлекаясь никакими фантастическими планами»65.

 

Выслушав В.М. Молотова, британский и американский министры воздержались от общей оценки советских предложений, сославшись на то, что сначала должны их тщательно изучить. Впрочем, А. Иден высказал пожелание, чтобы не только «военные усилия служили базой при определении репараций», но и понесенные народами жертвы: «Надо упомянуть оба указанных принципа, так как в противном случае сложится впечатление, что мы забираем себе всё, игнорируя малые нации». Но ни он, ни Э. Стеттиниус не возражали против предложения наркома «считать согласованным вопрос о том, чтобы доложить совещанию глав трех правительств о нашем решении продолжить изучение репарационного вопроса здесь, в Крыму, а также о том, чтобы создать репарационную комиссию, которая немедленно приступит к работе в Москве»66.

 

После обмена мнениями слово снова было предоставлено эксперту НКИД, который зачитал советские предложения о создании Межсоюзной репарационной комиссии67:

 

1. Комиссия состоит из трех представителей, по одному от СССР, США и Великобритании, каждый из представителей может привлекать к работам комиссии любое количество экспертов;

 

2. Задачей комиссии является разработка подробного плана взимания репараций с Германии на основе принципов, принятых Крымской конференцией трех держав;

 

3. Правительства СССР, США и Великобритании определят, когда к работам комиссии будут привлечены представители других союзных стран, а также формы их участия в работе комиссии;

 

4. Работа комиссии ведется в строго секретном порядке;

 

5. Местом пребывания комиссии является город Москва.

 

Выслушав эксперта, А. Иден заявил, что «это прекрасные предложения». Э. Стеттиниус также одобрил их, но с оговоркой, что «принципы взимания репараций подлежат еще одобрению конференцией глав трех правительств». Вместе с тем он посетовал, что новая комиссия будет дублировать деятельность других организационных структур, создаваемых союзниками. По его словам, «вопрос о германской промышленности будет обсуждаться в трех {479} местах: в ЕКК, в репарационной комиссии в Москве и в контрольном совете для Германии». Он высказался за создание некоего координирующего центра. А. Иден, со своей стороны, заметил, что вопрос о германской промышленности тесно связан с более широким вопросом о будущей безопасности, о чем надо упомянуть в решении.

 

В ответ В.М. Молотов резонно возразил, что «репарационная комиссия должна заняться вопросом германской промышленности, поскольку это связано с репарациями», поэтому вопрос о будущей безопасности для нее «является не главным, а второстепенным». К тому же, подчеркнул нарком, «будущая безопасность является не только делом… комиссий, но и делом правительств». С этим замечанием В.М. Молотова все согласились и поручили ему подготовить проект решения министров для доклада главам правительств68.

 

В тот же день, 7 февраля, В.М. Молотов доложил главам правительств, что на совещании министров относительно репараций принято следующее решение:

 

1. Считать согласованным вопрос о том, чтобы в первом параграфе советских предложений сделать ссылку также и на понесенные жертвы;

 

2. Местом пребывания комиссии по репарациям установить город Москву; считать необходимым, чтобы комиссия приступила к работе немедленно после одобрения принципов взимания репараций;

 

3. Продолжить во время Крымской конференции рассмотрение внесенных В.М. Молотовым двух документов по репарационному вопросу: об основных принципах взимания репараций с Германии и об организации межсоюзной репарационной комиссии.

 

К обсуждению обоих документов стороны вернулись спустя два дня – столько времени понадобилось американской и британской делегациям на изучение советских предложений. В полдень 9 февраля в Ливадийском дворце открылось очередное заседание министров иностранных дел, на котором Э. Стеттиниус передал своим коллегам текст американских предложений по вопросу о репарациях. Как пояснил госсекретарь, они «исходят в основном из предложений, внесенных советской делегацией на рассмотрение трех министров».

 

Действительно, те разделы американского документа, где речь шла о принципах очередности, формах взыскания репараций, по существу (за исключением второстепенных деталей) совпадали с советским проектом основных принципов взимания репараций с Германии, представленным 7 февраля. Однако какие-либо количественные показатели размера репараций и их разверстки между странами отсутствовали. Вместо этого говорилось: «Московская комиссия прежде всего изучит вопрос об общей сумме германских репараций в форме изъятия из национального богатства и ежегодных товарных поставок после окончания войны. Проводя это изучение, комиссия рассмотрит, какие совместные шаги должны быть предприняты с целью уничтожения или сокращения производства различных важных отраслей германской промышленности с точки зрения общей демилитаризации Германии. В первоначальной стадии своей работы комиссия примет во внимание предложение советского правительства об общей сумме репараций в 20 миллиардов долларов для всех видов репараций»69.

 

Естественно, это никого ни к чему не обязывающее положение не понравилось советским представителям. И.М. Майский, присутствовавший на заседании министров, потребовал последнюю фразу изменить, предложив более мягкую по сравнению с советским проектом, но все же принудительную формулировку: «Репарационная комиссия в своей работе будет исходить из цифры 20 миллиардов долларов как базы для дискуссии». В.М. Молотов, со своей стороны, заметил, что было бы достаточно указать минимальную сумму репараций, причитающуюся Советскому Союзу, то есть 10 млрд долларов.

 

Ни с той, ни с другой поправкой Э. Стеттиниус не согласился. Было бы лучше, заметил он, «передать вопрос о суммах репараций на рассмотрение репарационной комиссии», а в настоящее время никаких обязательств в этом отношении он на себя взять не может. Впрочем, он не исключил, что можно будет гарантировать Советскому Союзу предоставление «50% от общей суммы репараций». Такая формулировка не встретила возражений у В.М. Молотова, хотя он отметил, что предпочел бы зафиксировать размер советской доли в 10 млрд {481} долларов, поскольку пока не ясно, окажется эта сумма «меньше или больше 50% от общей суммы репараций».

 

Прениям по этому вопросу положил конец Э. Стеттиниус, заявивший, что «сейчас не может дать согласие на то, чтобы указать общую сумму 20 миллиардов долларов как основу для обсуждения в репарационной комиссии и чтобы 50% от этой суммы пошло для СССР». Никаких конструктивных предложений не смог внести и А. Иден, поскольку до сих пор «не получил ответа из Лондона по вопросу о репарациях». Но ему было известно, что У. Черчилль выступает «против того, чтобы сейчас указывать определенную сумму репараций». Все же А. Иден попытался приободрить советских представителей, добавив: «СССР может быть уверен в том, что союзники понимают интересы СССР в этом деле».

 

В итоге решение относительно принципов взимания репараций с Германии было, как говорят дипломаты, зарезервировано, то есть Э. Стеттиниусу предоставлено дополнительное время для консультаций с президентом, а А. Идену – для выяснения позиции членов военного кабинета в Лондоне. Зато проект положения о репарационной комиссии был принят в редакции, предложенной советской стороной70.

 

Уже на заседании глав правительств, состоявшемся спустя несколько часов, во второй половине дня 9 февраля, Э. Стеттиниус мог сообщить, что по единственному пункту разногласий «между советской и американской делегациями достигнут компромисс, а именно: московская репарационная комиссия положит в основу своей работы общую сумму репараций в порядке единовременных изъятий и ежегодных товарных поставок в 20 миллиардов долларов, из которых 50% предназначаются Советскому Союзу». А. Иден не участвовал в этом соглашении, поскольку все «еще не получил указаний из Лондона»71.

 

Только на следующий день, 10 февраля, А. Иден смог представить британские предложения относительно принципов взимания репараций с Германии, одобренные военным кабинетом. Они существенно отличались от варианта, согласованного ранее советской и американской делегациями. В них говорилось, что репарации должны распределяться не только в соответствии с вкладом в победу отдельных стран, но и с размером «понесенных ими материальных потерь», как это было в первоначальном советском проекте. Однако к вышеупомянутым критериям британская сторона добавила еще один критерий: «Во внимание должны быть приняты также поставки странам-получателям (репараций. – Прим. ред.) со стороны других вражеских стран». Согласно британскому документу, репарации должны взиматься не в двух, а в трех формах – не только в виде единовременных изъятий и ежегодных товарных поставок, но и в виде использования «германского труда и перевозок на грузовиках». Наконец, последний пункт гласил: «При установлении общей суммы репараций… должны быть приняты во внимание планы по расчленению Германии, потребности оккупационных сил и необходимость Германии время от времени получать достаточное количество иностранной валюты от ее экспорта для оплаты текущего импорта и предвоенных претензий Объединенных Наций к Германии»72.

 

Разъясняя этот пункт британских предложений, А. Иден заявил, что «англичане хотели бы избежать такого положения, при котором им пришлось бы кормить немцев». Тем более он исключал возможность «указывать какие-либо цифры», то есть размеры репараций, «до изучения вопроса в репарационной комиссии». Вполне осознавая, какое впечатление на других министров, прежде всего на советского, произведут британские предложения, он примирительно добавил, что «английская делегация согласна с принципами, но весь вопрос о репарациях должен быть изучен репарационной комиссией». В.М. Молотов не скрывал своего разочарования жесткой позицией британской делегации: «При таком положении нет базы для работы репарационной комиссии», то есть нельзя дать ей конкретных ориентиров73.

 

В тот же день, 10 февраля, тема репараций была поднята во время двусторонних переговоров между И.В. Сталиным и У. Черчиллем. Советский руководитель спросил своего собеседника, не «пугает ли англичан предложенная советской делегацией цифра репараций с Германии». У. Черчилль ответил, что «получил телеграмму от военного кабинета, в которой британское правительство высказывается против фиксирования определенной суммы {482} репараций уже в настоящее время». А. Иден, участвовавший в этой встрече, также попытался свалить ответственность на членов кабинета министров. В Лондоне, заметил он, «не существует комиссии по репарационным вопросам, подобной комиссии Майского», поэтому там и «не могут судить о цифре, названной советской делегацией». Во всяком случае, позиция британского правительства остается прежней: оно «согласно с принципом репараций… что касается суммы репараций, то… этот вопрос лучше всего можно было бы изучить в репарационной комиссии в Москве»74.

 

Тема репараций была продолжена и 10 февраля на заседании глав правительств. И.В. Сталин пытался нащупать почву для компромисса с союзниками в данном вопросе. Сначала он предложил принять следующее решение: «Три державы согласны в том, что Германия должна оплатить товарами (или в натуре) наиболее существенные убытки, причиненные ею в ходе войны союзным нациям. Поручить репарационной комиссии обсудить вопрос о размерах возмещения убытков, предложив взять за основу советско-американскую формулу, и о результатах доложить правительствам». Он пояснил, что советско-американское соглашение принять сумму в 20 млрд долларов как базу для дискуссии останется в силе, но не будет обнародовано до тех пор, пока все три державы, включая Великобританию, не сочтут такой шаг необходимым. Ф. Рузвельт поддержал компромиссное предложение советского руководителя. Но У. Черчилль остался непреклонен: «Конференция не может связывать себя никакими цифрами до того, как репарационная комиссия исследует вопрос и придет к определенным заключениям».

 

Зачитав выдержки из своей переписки с военным кабинетом, он подчеркнул, что «англичане считают совершенно невозможным называть сейчас какую-либо сумму репараций».

 

В итоге И.В. Сталин предложил еще одну редакцию соответствующего решения, в которой уже не упоминались никакие количественные показатели:

 

1. Главы трех правительств согласились, что Германия должна возместить в натуре убытки, причиненные ею в ходе войны союзным странам;

 

2. Поручить московской репарационной комиссии обсудить вопрос о размерах убытков, подлежащих возмещению, и о своих выводах доложить правительствам.

 

Ф. Рузвельт и У. Черчилль заявили, что согласны с новым советским предложением75.

 

К утру 11 февраля советская делегация подготовила новый документ – «Протокол о переговорах между главами трех правительств на Крымской конференции по вопросу о репарациях натурой с Германии». Он был передан Ф. Рузвельту и У. Черчиллю, когда главы правительств собрались на свое последнее заседание, посвященное обсуждению итогового коммюнике конференции. В этот документ вошли основные положения прежних проектов решения репарационного вопроса, одобренные всеми тремя делегациями. Но спорный вопрос об общей сумме репараций был изложен в новой редакции, которая учитывала особую позицию британской стороны. В отношении определения общей суммы, а также ее распределения между пострадавшими от германской агрессии странами советская и американская делегации договорились о следующем: «Московская комиссия по репарациям в первоначальной стадии своей работы примет в качестве базы для обсуждения предложение советского правительства о том, что общая сумма репараций в соответствии с пунктами «а» и «б» статьи 2 должна составлять 20 миллиардов долларов и что 50% этой суммы идет Советскому Союзу». Британская делегация считала, что впредь до рассмотрения вопроса о репарациях московской комиссией не могут быть названы никакие цифры. Вышеприведенное советско-американское заключение было передано московской комиссии по репарациям в качестве одного из предложений, подлежащих ее рассмотрению76.

 

Ознакомившись с этим документом, У. Черчилль не высказал никаких существенных замечаний. Не возражал против него и А. Иден, но попросил отложить его обсуждение «до просмотра всего текста коммюнике». Участники конференции так и поступили. В конце заседания, когда они вернулись к обсуждению протокола, Ф. Рузвельт сказал, что проект этого документа, предложенный советской стороной, «для него приемлем». У. Черчилль также заявил, что, «за исключением некоторых стилистических изменений… согласен с проектом протокола»77. {483}

 

 

44 Там же. С. 49–52.

 

45 Там же. С. 52.

 

46 Там же. С. 53–54.

 

47 Там же. С. 54–55.

 

48 Там же. С. 56–57.

 

49 Там же. С. 58–59.

 

50 Там же. С. 59–60.

 

51 Там же. С. 60.

 

52 Там же. С. 60–62.

 

53 Там же. С. 62.

 

54 Там же. С. 63–64.

 

55 Там же. С. 64.

 

56 Там же. С. 78–79.

 

57 Там же. С. 80.

 

58 Там же. С. 108.

 

59 Там же. С. 72–73.

 

60 Там же. С. 73.

 

61 Там же.

 

62 Там же. С. 74–75.

 

63 Там же. С. 80.

 

64 Там же. С. 106–107.

 

65 Там же. С. 103–104.

 

66 Там же. С. 105.

 

67 Там же. С. 107.

 

68 Там же. С. 105–106.

 

69 Там же. С. 156.

 

70 Там же. С. 151–152.

 

71 Там же. С. 162, 171.

 

72 Там же. С. 184. {510}

 

73 Там же. С. 181.

 

74 Там же. С. 195–196.

 

75 Там же. С. 199–201.

 

76 Там же. С. 215.

 

77 Там же. С. 205, 207. {511}

 

141cf2362868.jpg

{466}

 

2c945115aa2e.jpg

{468}

 

e04f0fc60980.jpg

{470}

 

877abdf776c1.jpg

{471}

 

8e907c063e3d.jpg

{476}

 

cb67bb05591c.jpg

{480}

 

Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12 т. Т. 8. Внешняя политика и дипломатия Советского Союза в годы войны. М.: Кучково поле, 2014. С. 464–483, 510–511.

 

Ответить

Фотография Gundir Gundir 05.02 2020

Мелкие штришки

 

Наиболее часто поднимавшимся в Ялте вопросом, кроме уничтожения остатков нацизма и восстановления Европы, были туалеты. В комплексе вилл, где принимались три делегации, их было всего девять: единственными обладателями собственных уборных были Рузвельт и Черчилль, а все остальные должны были стоять в очереди, чтобы воспользоваться туалетом, даже Сталин. Эта незначительная подробность помогает понять, каким был мир тогда и что представлял из себя Советский Союз. Когда я поехал в Крым, будучи корреспондентом газеты «Репубблика» в Москве в годы перестройки, ялтинские дачи, предназначенные для летних каникул советской номенклатуры, показались мне довольно скромными по сравнению с западными стандартами роскоши. Однако история получила свое развитие от тех уборных, как и урок о войне и мире, который нам еще предстоит осознать.

https://inosmi.ru/po.../246772333.html

Прикиньте, Сталин такой с трубкой в очереди переминается, пока на очке чувак с газеткой тужится. А округа должна была вонять.. вохра небось все кусты вокруг обоссала

Ответить