Не от хорошей жизни османы во второй половине XVII в. предприняли последний поход в сердце Европы. Кризис гнал их вперед. Иного пути восстановления могущества, кроме распространения пришедшей в упадок тимарной системы землевладения и реставрации на ее основе могучего войска, окружение султанов не видело.
Лишь предприимчивые и везучие сипахи сумели превратить свои земельные держания в частную собственность, в чифтлики. Прочие разорились и стали люмпенами, но сохранили традиционно-высокий социальный статус "мужей меча", освобожденных от налогообложения, утратив фактически свое место в военной структуре империи. Если удавалось, они служили наемниками в отрядах местной знати – бейлербеев. Они роптали, бунтовали, поставляли кадры для персональных армий своевольных, впадавших в сепаратизм пашей, но не расставались с мечтой о возвращении к золотым временам Мехмеда Завоевателя и Сулеймана Великолепного и жаждали обрести вожделенный тимар. Разорившиеся сипахи стали "той силой, которая постоянно подталкивала Османскую империю к продолжению завоевательной политики, – пишет С.Ф. Орешкова, – так как именно она давала возможность для этих воинов хоть как-то отличиться на поле брани, а также новые земли для возможных тимарных раздач"1.
За два века до описываемых событий нечто похожее происходило в Испании. В 1492 г. пал Гранадский халифат, последний оплот былого мавританского владычества на полуострове. Закончилась многовековая реконкиста, не удел оказались тысячи и тысячи идальго, мелких дворян, служивших королю шпагой. И они хлынули за океан, превратившись в завоевателей-конкистадоров, создав грандиозную испанскую колониальную империю в Южной и Центральной Америке.
В турецком варианте конкисты пересекать моря не было нужды. За военной границей лежали богатые земли "кяфиров" – неверных, оставалось заняться богоугодным делом приобщения их к "порогу счастья".
Иного выхода из кризисного тупика не видела и турецкая элита, никаких предпосылок для преобразований в капиталистическом духе не существовало, предпринимательской деятельностью занимались "презренные гяуры", а не гордые потомки Османа. И началась серия войн – с Венецией (1645–1669), Австрией (1663–1664), Польшей (1672), Россией (1676–1681). {28}
Сохранился доклад реис-эффенди (чиновника, ведавшего иностранными делами) великому везиру, в котором рисовались соблазнительные картины "освоения" австрийских и венгерских земель: здесь "множество зеаметов, тимаров, вакфов. Вы будете там собирать такие суммы, какие идут из Египта". Поселить на них можно воинов-победителей, "гази", и тем решить вторую задачу – удалить из Анатолии безземельных и недовольных тимариотов и их многочисленную родню, а заодно и пополнить ряды аскери2.
Неслучайным являлось особое внимание к владениям Габсбургов как к объекту добычи. Турки желали осесть на обжитые, ухоженные, культивируемые земли с хорошим доходом, чтобы поживиться за их счет. Осваивать малонаселенную, хотя и плодородную целину они были не в состоянии. Вторжение на Украину не оправдало связанных с ним надежд. Переход гетмана Петра Дорошенко под покровительство султана османы сочли равнозначным вхождению всей Правобережной Украины под их власть. Однако опустошенная Подолия оказалась не в состоянии прокормить даже турецкие гарнизоны: жители разбегались куда глаза глядят, вольнолюбивые казаки не собирались гнуть спины на новых хозяев. Нарезанные было тимары остались незанятыми. Дорошенко запутался в своих комбинациях и лишился гетманского достоинства. Встревоженная хозяйничаньем турок на Украине, вмешалась Россия (война 1676–1681 гг.). Прогнать османов из Подолии не удалось, но и тем по миру в Бахчисарае пришлось признать за Москвой Левобережную Украину и Киевщину. Междуречье Днепра и Буга стороны договорились считать пустынной и безлюдной полосой между двумя державами. Со стороны Высокой Порты это было знаком того, что она желала отгородиться от России барьером и устремиться в поход на соблазнительно-богатые владения Габсбургов.
Но прежде надлежало навести хоть какой-то порядок в домашних делах, находившихся в хаотическом состоянии. В верхах многие десятилетия царила сумятица, о чем свидетельствовала "министерская чехарда". За пять лет (1651–1656), сменилось восемь великих везиров. И тогда к власти при юном султане Мехмеде IV был призван 70-летний старец, албанец по рождению Мехмед-паша, первый из некоронованной "династии" Кёпрюлю, властный, крутой до жестокости человек с большим административным опытом. Проведенные им меры именуются в турецкой историографии "традиционными реформами". По существу ничего реформаторского они в себе не заключали. Конфискациями, казнями и высылками Мехмед-паша расправился с недовольными сипахи, янычарами и кади-заде (учениками медресе, которых расплодилось видимо-невидимо). На все важные должности он посадил своих сторонников, не обойдя вниманием и руководителей немусульманских миллетов, которыми стали лояльные иерархи. На упреки в чрезмерной жестокости он отвечал, что ему нужен прочный тыл в войне с Венецией, длившейся до 1669 г. Он добился успешного ее исхода. Остров Крит был захвачен, и на землях нового эялета Гирид образовано 1,5 тыс. тимаров3.
Далее Мехмед Кёпрюлю прогнал из вассальной Трансильвании князя Ференца Ракоци I, проявлявшего признаки непокорности. Затем он поспешил в Малую Азию, где началось восстание местных правителей во главе с Абазой Хасан-пашой. Мехмед заманил предводителя в свой лагерь якобы для переговоров, где и расправился с ним. Вскоре в Стамбул {29} привезли 12 тыс. отрубленных голов "бунтовщиков" – страшное свидетельство расправы Кёпрюлю с недовольными.
После смерти свирепого албанца его пост унаследовал сын Фазыл-Ахмед. Султан Мехмед IV в дела государственные вмешивался мало. Он был прозван "Охотником" по любимому занятию, любил развлечения, перестроил дворец, предавался любовным утехам в гареме, и в то же время питал пристрастие к живописи и музыке, покровительствовал поэтам и ученым, увлекался историей, ему читали хроники о деяниях великих султанов, а его секретарь Абди-ага стал официальным придворным летописцем. При дворе творил Кятиб Челеби, своего рода энциклопедист Востока, перу которого принадлежат исторические и географические сочинения. Так что социальный упадок сочетался с культурным подъемом в элите общества. Наклонность к изящному проявилась в увлечении цветами, причем предпочтение отдавалось тюльпанам ("эпоха тюльпанов").
Однако общественная мысль не переступала порог серьезных реформ. Обрушившиеся на страну беды книжники объясняли повреждением нравов и забвением старых обычаев, и выход они видели не в поисках путей в будущее, а в возрождении овеянного легендами прошлого. Сомневавшихся в непреложных истинах Корана по-прежнему ожидала смерть. В своем "Изложении сути законов османской династии" Хусейн Хазарфени печалился по поводу того, что тимарная система пришла в упадок, рекомендовал "назначать на эялеты справедливых, благочестивых, опытных людей", навести порядок в управлении и без пощады искоренять недовольство: "как только исчезнет страх в сердцах людей, начинаются и возрастают бесчинства низких". Главное – следует укреплять султанскую власть: "Обязанности имама, хатиба, государственная власть – все принадлежит падишаху". Современный турецкий историк И. Ортайлы именует преобразование "династии" Кёпрюлю "попыткой реабилитации классических институтов"4. Вполне логично в небогатую копилку идей для штопанья государственных прорех входила и экспансия, тем более что Мехмед-паша навел на правоверных должный ужас и привил им привычку к подчинению.
В начале 80-х годов война представлялась великому везиру Кара-Мустафе, человеку решительному, честолюбивому и тщеславному, дипломатически и политически превосходно подготовленной. Венеция еще не оправилась от поражения; с Московским государством заключили мир; Венгрии как единого целого не существовало, Буда и Темешвар (Тимишоара) – центры османских пашалыков, Трансильвания – вассальное княжество; восстание Имре Тёкёли лишало Габсбургов власти почти над всей Венгрией, им пришлось открыть фронт против "скитальцев" (куруцев). Могущественный французский король Людовик XIV – смертельный враг императора Леопольда и, стало быть, союзник Высокой Порты. Дела на Рейне складывались, с точки зрения Стамбула, как нельзя лучше: "король-солнце" рвался к гегемонии на континенте, услужливые перья сперва в одиночку, а позднее в рамках специально созданных присоединительных палат углублялись в эпоху Карла Великого и еще дальше, к кельтам и галлам, в античные времена; искомой границей неизменно представлялось течение Рейна. С войсками Людовика, предводительствуемыми знаменитыми полководцами А. Тюренном, С. Вобаном и Л. Конде, сражались, в разных комбинациях, армии Великобритании, Голландии, Швеции, {30} Испании, Бранденбурга, Австрии и отдельных немецких княжеств. И все же Людовику удалось присоединить Лилль и еще девять бельгийских городов, Мец, Туль, Верден, столицу Эльзаса Страсбург, он выгнал из Нанси герцога Лотарингии, входившей в состав Германской империи. Людовик был заинтересован в том, чтобы отвлечь силы императора Леопольда на восток и тот ввязался бы в войну с Высокой Портой.
Внимательно следя за непрекращавшейся междоусобицей в христианском лагере, в Стамбуле пришли к выводу, что объединенного отпора опасаться нечего. И в этом состоял грубейший просчет. Утверждения знамени Пророка в Вене, хозяйничанья османов в сердце Европы не желал допускать никто. Даже Людовик XIV не посмел выступить в амплуа их пособника. Тайком он науськивал Порту на Австрию, инструктируя своего посла (апрель 1682 г.): "Решение султана выступить против Венгрии может прекрасно способствовать сохранению мира во всей Германии, или, по крайней мере, воспрепятствует тому, чтобы император бросил все войска на Рейн"5. В то же время король благоразумно уклонился от заключения предложенного ему Портой союза. Предпринятый осторожным кайзером в 1682 г. мирный зондаж в Стамбуле провалился: турки потребовали передать им ряд пограничных крепостей, в том числе твердыню Дьёр на пути к Вене.
Убыстрило столкновение обращение за помощью к султану вождя венгерских повстанцев-куруцев И. Тёкёли. Мехмед IV с готовностью откликнулся и выдал Тёкёли ферман, в котором признавал его королем Центральной Венгрии (сентябрь 1682 г.) с условием уплаты ежегодно 400 тыс. пиастров дани. Такого вмешательства в дела, которые Леопольд считал своими внутренними, он стерпеть не мог, война становилась неизбежной. Бавария, Саксония, Бранденбург согласились предоставить в помощь ему свои контингенты. И, главное, 31 марта 1683 г. Леопольд и польский король Ян Собесский заключили оборонительный и наступательный союзный договор, обязавшись выступить против Высокой Порты соответственно с 60- и 40-тысячным войском. Действовать каждая сторона намеревалась на своем театре, совместные операции предусматривались лишь в случае угрозы Вене или Варшаве. И, что важно, договор содержал статью, запрещавшую заключение сепаратного мира.
Кипучую деятельность по сплочению христианских сил развил папа Иннокентий XI, смолоду сражавшийся с турками с мечом в руке. Его можно назвать крестным отцом Священной лиги. Папские легаты способствовали сближению между Леопольдом и Яном Собесским, рассеивали недоверие между Австрией и Венецией, примиряли Речь Посполитую с Московским государством, Иннокентий щедро финансировал союзников, Леопольд получил по подписании договора 400 тыс. талеров, Ян Собесский – 500 тыс.6 Папа разрешил продажу трети церковного имущества в землях Габсбургов и получал кредиты от итальянских, нидерландских и немецких банкиров под церковные доходы.
31 марта 1683 г., в день подписания австро-польского союза, последовало объявление войны со стороны Высокой Порты с соблюдением всего полагавшегося церемониала – чтением фетвы шейх-уль-ислама и вручением Кара-Мустафе зеленого знамени пророка. Вену оно застало врасплох – шли споры насчет жалованья солдатам и хлебных рационов и, что еще важнее, фигуры командующего. У Леопольда хватило благоразумия {31} не искать лавров полководца, в военном деле он слыл полным профаном. Его выбор пал на Карла Лотарингского, изгнанного Людовиком XIV из своих владений, выдающегося стратега и военачальника, обладавшего обманчивой внешностью – невысокий, тщедушный, его длинный нос нависал над подбородком, вечно в скромном коричневом костюме.
Двухсоттысячная армия Кара-Мустафы двинулась в Венгрию и осадила крепость Дьёр. Однако, вопреки ожиданиям, он не задержался под ее стенами, а направился прямо на Вену. Паша спешил – воевали тогда только по октябрь и для решающего успеха следовало захватить вражескую столицу. Цепь крепостей по пути Кара-Мустафа игнорировал, и тем самым поставил под удар их гарнизонов свои коммуникации.
Вторым упущением стамбульских стратегов явилась недооценка преобразований европейцев в военном деле. На вооружение австрийской армии вместо прежних фитильных мушкетов стали поступать кремневые ружья со штыком. Прежнее деление пехоты на стрелков и копейщиков изжило себя. Широкое распространение получили ручные гранаты, в полках появились рослые солдаты-гренадеры. Облегчались и усовершенствовались пушки. Высокой степени развития достигло фортификационное искусство, вокруг крепостных стен сооружались редуты и бастионы. Бешеному натиску кавалерии сипахи стали противопоставлять эшелонированную в четыре ряда пехоту, поддерживаемую перекрестным огнем артиллерии. Против янычар использовалась тяжелая кавалерия латников.
Османское войско впечатляло своей численностью. Исследователи полагают, однако, что боеспособного состава насчитывалось 90 тыс. В центре реяло знамя пророка, а в арьергарде плелись вспомогательные отряды молдаван и валахов, несшие хоругви с изображением Богородицы. Фланги охранялись крымской конницей, опустошавшей и испепелявшей окрестности на много верст кругом и лишавшей тем самым войско продовольствия и фуража7. В обозе путешествовал подьячий Алексей Васильев, отправленный к султану "в гонцах"8. На его миссии лежит налет таинственности: явно не посол – не в тех чинах, так кто же? Турки заподозрили в нем соглядатая, но Васильев сумел рассеять подозрения. Османы держались с Москвой осторожно, поэтому терпели его присутствие и даже снабдили охраной. Его статейный список – неплохой разведывательный материал о походе османской армии к Вене и поспешном бегстве оттуда.
Император Леопольд с семьей загодя покинул свою столицу, провожаемый недобрыми взглядами, а то и язвительными замечаниями верноподданных. Августейшие беглецы удалились в Линц, а затем в Пассау. Оставшимся в Вене гарнизоном (11 тыс. солдат и офицеров, 5–6 тыс. добровольцев, из которых особую отвагу проявили студенты университета, 300 пушек) командовал граф Р. Штаремберг, опытный и отважный воин. Сердца жителей дрогнули, когда они с высоты крепостных стен увидели в вечерней мгле десятки тысяч костров и палаток.
Карл Лотарингский поджидал союзников, прежде всего Яна Собесского. Тот подтянулся в начале августа с 10-тысячной пехотой и 14-тысячной конницей. Подошли полки саксонцев, баварцев, баденцев, швабов, франконцев, всего удалось собрать свыше 70 тыс. человек.
А из города поступали через лазутчиков тревожные вести; приступы следовали один за другим. Усилия осаждающих были направлены на захват королевского замка – Бурга. 3 августа им удалось пробить брешь в {32} стене, и Штаремберг стал готовиться к уличным рукопашным боям. Солдат в строю осталось всего 4 тыс. Но и турки вымотались под стенами Вены: беспрерывные траншейные работы, кровопролитные бои, болезни, осенние дожди. Кара-Мустафа потерял 50 тыс. человек, но у него еще оставалось 150 тыс.
А у союзников шли споры о командовании. Пронесся тревожный слух – под Вену, к ужасу генералов, собрался император Леопольд. Ян Собесский потребовал, чтобы цесарь на поле боя не появлялся, а сам он был признан верховным главнокомандующим. Решение так и не было достигнуто.
11 сентября в лагере союзников отслужили торжественную мессу, а с первыми лучами солнца 12-го закипел бой. Карл Лотарингский пробился к стану осаждающих, разметав охранявших к нему подступы татар, молдаван и валахов, которые особого сопротивления не оказали. Решающую роль сыграла атака польской кавалерии во главе с удалым королем: на полном скаку всадники с развевающимися за спиной крыльями и с кличем "Помни, дева Мария" врезались в ряды янычар и опрокинули их. Началось паническое бегство османов, Кара-Мустафа побросал свой шатер, драгоценности, бунчук и даже знамя пророка. Турки оставили на поле боя 16 тыс. убитых, всю артиллерию и обоз.
Леопольд обиделся: конники Яна Собесского похозяйничали в лагере врага и захватили бо́льшую часть добычи; польский король въехал победителем в освобожденный город, тогда как, по мнению цесаря, это надлежало ему: "Мои подданные должны видеть и приветствовать меня"9.
Встреча двух монархов прошла холодно, Леопольд цедил слова сквозь зубы и не обращался с Собесским как с ровней: не наследственный помазанник Божий, а избранный король. Раздосадованный Собесский отвечал с тонкой иронией: "Я рад, брат мой, что оказал вам эту небольшую услугу". Досаду он излил в письме жене: "Мне суждено делать одолжения всему миру и не надеяться ни на кого, кроме Бога".
Отступавшего до Белграда Кара-Мустафу ждали палачи. Его задушили шелковым шнурком, как полагалось казнить особу столь высокого положения. Сопровождавшего везира в походе великого драгомана Александра МаврокордатаI бросили в тюрьму. Гнев падишаха распространился на его жену и мать, тоже посаженных в темницу (где последняя и умерла). Почувствовав, что дело плохо, Маврокордат воззвал к милосердию повелителя, пообещав уплатить 300 кошельков денег. Сразу выплатить всё он не смог, и его подвергали избиениям до получения суммы сполна, а потом выпустили на свободу (если жизнь в Османской империи подходила под это определение)10.
А в Европе царило воодушевление: неужели рассеялся кошмар нашествий, висевший над христианами 300 лет? Но фронт союзников сразу стал давать трещины, всплыли старые споры и раздоры. Поляки, баварцы, саксонцы удалились в свои края. Родственный мадридский двор оказывал {33} на Леопольда сильнейшее давление в пользу мира со Стамбулом – авось Высокая Порта после разгрома станет сговорчивее; испанские Габсбурги настаивали на концентрации сил на Рейне для противодействия притязаниям Людовика XIV.
В то же время антиосманское крыло в правящих кругах Вены имело мощную опору в лице папы Иннокентия XI, его дипломатии и казны. После долгих колебаний император Леопольд принял судьбоносное для христианской Европы решение – продолжать войну с Турцией.
К союзу удалось привлечь Венецию. В сенате республики уже давно шли ожесточенные споры – сторонников и противников выступления. Последние ссылались на истощение страны после продолжавшейся почти четверть века Критской (Кандийской) войны, их пугали нерешительность и непредсказуемость Леопольда: вдруг он пойдет на сепаратный мир? Оппоненты призывали коллег не упускать уникального случая и закрепиться на побережье Далмации, а заодно прекратить выплату солидных отступных Высокой Порте ради сохранения хрупкого мира.
5 марта 1684 г. в Линце был подписан договор между Австрией, Польшей и Венецией; четвертым участником выступал папа Иннокентий XI. Священная лига родилась. Ее члены обязались воевать против Высокой Порты до подписания почетного мира и не заключать сепаратной сделки при любых, даже самых благоприятных обстоятельствах. Леопольд должен был вести операции в Венгрии, Ян Собесский – в Подолии, венецианцы – в Адриатическом и Эгейском морях и Далмации, каждый союзник действовал на отдельном операционном театре, ревниво оберегая свою самостоятельность. Взаимопомощь предусматривалась в случае возникновения чрезвычайной ситуации. Папа участвовал в войне своими галерами и, главное, деньгами и авторитетом.
Кампания 1684 г. началась с опозданием против обычных сроков не только из-за длительности и сложности дипломатической процедуры, но и по более прозаической причине: солдаты отказывались идти в поход до получения жалованья. При помощи папского кошелька эта трудность была преодолена.
Важно было обеспечить лояльность населения Венгрии, на территории которой развернулись основные военные действия. Пожонь (Пресбург) посетил Карл Лотарингский, принятый там с симпатией. Король, он же император Леопольд, объявил амнистию "совершившим ошибку" куруцам. 14 магнатов, 17 комитатов (областей), 12 вольных городов перешли на его сторону11. В стране удалось набрать несколько пехотных и кавалерийских полков "лабанцев". Позиции Имре Тёкёли пошатнулись, многие дворяне отказывались платить туркам дань (40 тыс. талеров в год). 17 тыс. куруцев перешли в королевское войско.
Целью операций в Венгрии являлось взятие Буды, оплота владычества турок в Центральной Европе, своего рода символа их присутствия в регионе, стратегической позиции, на которую опиралась цепь крепостей. С ее взятием выходила из строя вся система османской обороны, а австрийцы становились хозяевами судоходства по Дунаю; наконец, Леопольд устанавливал свой контроль над всей Венгрией и выполнял обещание, данное за полтора столетия до описываемых событий его предком Фердинандом – изгнать турок из страны и объединить ее. {34}
Турецкие силы в Венгрии насчитывали 50 тыс. человек, из которых 10 тыс. приходилось на гарнизон Буды. Карлу Лотарингскому и баварцам, наступая по течению Дуная, удалось занять Вишеград и Пешт, но взять "с ходу" Буду они не смогли. Осада затянулась, пули и ядра осажденных, а больше болезни косили ряды австрийцев и баварцев (потери достигли 24 тыс.). В конце ноября блокаду пришлось снять. Неудачно провел кампанию Ян Собесский, а успехи венецианцев под командованием Фр. Морозини в Далмации и Греции воспринимались как местные.
Зима и весна ушли на пополнение и реорганизацию имперских войск, прибыли контингенты из немецких княжеств, добровольцы из Швеции, Дании и Голландии, их общая численность достигла 120 тыс. Пришли на помощь баварцы и курфюрст Бранденбургский. Весной и летом следующего года тяжелые бои развернулись на территории многострадальной Венгрии, которую терзали войска обеих сторон. Особенно свирепствовал имперский генерал Э. Караффа, называвший себя "бичом мадьяр". Его солдаты "предавали всех мечу, не разбирая возраста и пола, не обращая внимания на стоны и слезы, не щадя несчастных, умолявших их на коленях о пощаде"12. Имре Тёкёли потерял несколько важных городов и крепостей, куруцы бежали от него и присоединялись к силам противника.
Решающие успехи принес 1686 год, удача избрала Карла Лотарингского своим фаворитом. Имперский рейхстаг выделил Леопольду "турецкую помощь" (всего 2 млн 750 тыс. флоринов). В апреле Россия и Польша при содействии цесаря и папы договорились о "вечном мире", по которому Речь Посполитая согласилась наконец признать не временный, а безусловный переход Киева с округой в состав Российского государства. Пала препона, мешавшая Москве присоединиться к Священной лиге. Боярская дума стала размышлять о походе на КрымII.
В июне Карл Лотарингский двинулся к Буде во главе армии в 40 тыс., состоявшей из имперских контингентов, бранденбургских, швабских и франконских полков. Отдельной колонной и по другой дороге шел 22-тысячный баварский корпус Макса-Эммануила, не желавшего подчиняться Карлу. Прибывали многочисленные волонтеры – итальянцы, испанцы, португальцы, французы, голландцы, англичане. Британский король Яков II приказал своему сыну прервать учебу в Сорбонне и надеть мундир.
18 июня союзные войска окружили Буду. Месяц ушел на рытье и укрепление траншей, подведенных к самым стенам города. Удалось захватить гору Геллерт, подвезенная туда артиллерия днем и ночью обстреливала крепость, но следовавшие один за другим штурмы приносили лишь частичный успех. Кольцо осады постепенно сжималось, полуразрушенные стены едва держались, турки не решались расставить на них пушки. Удачное попадание ядра в каземат, расположенный в королевском дворце, вызвало взрыв неописуемой силы и смерть полутора тысяч защитников города.
Великий везир Сулейман, двигавшийся с войском к Буде, по пути потерпел поражение, не решился пробиваться к крепости и в бессилии наблюдал за генеральным штурмом 2 сентября. Хотя от гарнизона осталось всего 5 тыс., он сопротивлялся упорно, резня на улицах произошла страшная, комендант Абдурахман с горсткой уцелевших бойцов сражался до конца и пал с саблей в руке. {35}
Назвать произошедшее освобождением не поворачивается язык: озверевшая солдатня предала город мечам и пожарам, особенно свирепствовали ворвавшиеся в него первыми баварцы. Грабили и убивали всех подряд – мусульман, христиан, иудеев. Многие евреи хотели бежать на корабли, стоявшие на Дунае, но их схватили и предали смерти, а имущество присвоили. Часть своих единоверцев спас венский банкир С. Оппенгеймер за большой выкуп.
Впечатление в Европе от победы было потрясающим, наконец-то с турецкой угрозой покончили, рассеялся кошмар, длившийся 300 лет, горячие головы мечтали об изгнании османов в Азию. В храмах возносились благодарственные молитвы Господу, в городах устраивались праздничные шествия, народные увеселения, гремели салюты. В Вене в торжественной процессии участвовал двор, клир, гильдии купцов, цеха ремесленников и простой народ.
Ян Собесский настаивал на преследовании армии великого везира, венецианцы просили перенести военные действия поближе к морям. Но пока что имперцы оперировали в Венгрии, стремясь очистить от турок течение Дуная до впадения в него рек Драва и Тиса. Карл Лотарингский взял Печ, Шипош, Капошвар, Сегед. Зима положила конец его успехам, в 1687 г. он продолжил наступление. В августе Карл Лотарингский разгромил армию великого везира в битве у местечка Надьхаршань, в которой особо отличился Евгений Савойский: во главе полка цесарской кавалерии он ворвался в ряды стойко оборонявшейся османской пехоты и обратил ее в бегство. После этой победы сохранившиеся в Венгрии крепости сдавались без сопротивления, за исключением упорно державшегося Эгера, где засела отважная Илона Зриньи, жена Имре Тёкёли. Мадьярское дворянство стремилось загладить прежние грехи, лабанцы сражались отважно. Но король (т.е. тот же Леопольд) не сменил гнев на милость, Венгрию он рассматривал как завоеванную страну, и "свои" грабили ее так же беспощадно, как и "чужие". Куруцев подавили зверски, несмотря на провозглашенную еще в 1684 г. амнистию. "Эпоха реконкисты имела свои теневые стороны, – признавал В. Тапье, – офицеры и солдаты армии обращались с освобожденным населением с неслыханной жестокостью, занимались вымогательством, грабежом, лишали его всего в такой степени, что, как это ни парадоксально, не раз заставляли жалеть (об уходе) турок"13. На этом мрачном фоне Леопольд утвердил свою власть в стране. Государственное собрание в Пожони (1687–1688) безропотно подчинилось его воле: был отменен обычай избрания короля, престол утвержден за родом Габсбургом по мужской линии; сословия отказались от древнего (с 1222 г.) права оказывать сопротивление монарху, которой освободил себя от обязанности регулярно созывать собрание.
Священная лига перешла в наступление на Балканах. Осенью 1687 г. император обратился с воззванием к населению полуострова, призывая его выступить против угнетателей. Обращение встретило отклик в Боснии, Сербии и Болгарии. Население сочувствовало союзным войскам; по свидетельству патриарха Арсения Черноевича, сербы "выставили 10 тысяч пешего и конного войска" и развернули партизанскую войну в тылу османской армии14.
Сопротивление турок слабело, осенью 1688 г. сравнительно легко был взят Белград, важнейший стратегический пункт, место сосредоточения {36} войск султана для удара в сердце Европы. В городе удалось захватить громадные склады снаряжения и продовольствия. Путь в глубь Балкан был открыт. Союзными армиями в Сербии командовал Макс-Эммануил Баварский, Людвиг Баденский прорвался из Венгрии в Боснию. Венецианцы заняли Афины (что произвело на современников большое впечатление, хотя прославленный в древности город превратился в захудалое местечко) и очистили от османов Морею. На севере Болгарии вспыхнуло восстание (Второе Тырновское). В Вене предавались мечтам о занятии Герцеговины и Далмации. Но тут в события вмешался неуемный Людовик XIV, развязавший третью в его царствовании завоевательную войну, на сей раз за Пфальцское наследство. Его поползновение на европейскую гегемонию привело к созданию Аугсбургской лиги (Голландия, германский император, Испания, Швеция, Бавария, Саксония, Пфальц, с 1689 г. – Англия). Война растянулась на девять лет, на границу с Францией пришлось перебросить многие полки с балканского фронта, на Рейн отправились прославленные полководцы Карл Лотарингский и Макс Баварский. Но самым тяжелым ударом для Священной лиги явилась смерть папы Иннокентия XI, ее вдохновителя и казначея. Преемник Александр VII выдающимися качествами не обладал; денежный поток из Рима нельзя сказать чтобы совершенно иссяк, но обмелел, что сказалось на численности и состоянии боевого духа христианского воинства.
Турки оправились. Новый великий везир Мустафа из знаменитого рода Кёпрюлю в 1690 г. вытеснил неприятеля с Балкан. Самой тяжелой потерей явилась сдача Белграда, и в души робких вкралось опасение: а не придется ли вновь думать о защите Вены? Начался великий исход сербского населения, охваченного ужасом перед неминуемой местью турок. 40 тыс. семей с детьми, домашним скарбом и скотом, всего более 100 тыс. людей, покинули родные места и двинулись в неведомые земли15. Шли пастыри, несли кресты и иконы. Возглавлял переселение духовный владыка, Печский патриарх Арсений Черноевич. А на покинутые земли, в Старую Сербию, ныне именующую Косовом, мигрировали албанцы. Далеко в глубь истории уходят корни конфликтов, сотрясающих ныне Сербию!
Император Леопольд благосклонно принял переселенцев, обещал предоставить им землю, уважать православную религию, позволить им жить по прежним законам и обычаям. Венский двор достигал сразу двух целей: заселял и возрождал хозяйственную жизнь в опустошенных войной и обезлюдевших южных комитатах Венгрии; почти даром приобретал первоклассную воинскую силу. Новоприбывшие становились граничарами, военными поселенцами, охранявшими порубежье с Турцией. Они освобождались от всяких повинностей и налогов и несли лишь охранную службу. Жалованье полагалось только офицерам16. (О теневой стороне жизни новопоселенцев будет сказано ниже.)
Остановить османское наступление удалось в сражении при Саланкемене в августе 1691 г., одном из самых кровавых в жестоком XVII в. Турки потеряли 10 тыс. человек, в том числе великого везира Мустафу-пашу; у христиан убитые и раненые составили 7 тыс., а Людвиг Баденский увенчал себя лаврами полководца.
Наступило затишье до 1695 г., стороны истощили свои силы. Первыми пришли в себя османы и в битве при Лугоше (Лугоже) разгромили императорские войска. Леопольду пришлось обратиться за помощью к {37} курфюрсту Саксонскому Фридриху-Августу. Тот дал согласие, однако затребовал для себя пост главнокомандующего, хотя его полководческие способности были сомнительны. Но Вене повезло: курфюрст был избран на польский престол под именем Августа II, с легкостью перейдя для этого в католичество. Генералиссимусом союзных армий стал принц Евгений Савойский, участник штурма Буды. К своим 33 годам он уже завоевал репутацию талантливого военачальника. Полуфранцуз-полуитальянец с примесью немецкой крови (он даже подписывался "Эугенио фон Савоя"), пятый сын Олимпии Манчини, племянницы кардинала Д. Мазарини, и небогатого отпрыска Савойского дома, от родителей он не унаследовал ничего, даже прославленной красоты своей матери, – маленький, невзрачный, хотя и державшийся с большим достоинством, смолоду бедный как церковная мышь. Увлеченный идеей борьбы с нашествием турок, он сбежал из Парижа и присоединился к цесарским войскам, спешившим на выручку Вены, и проделал блестящую карьеру под знаменами императора17.
К тому времени война за Пфальцское наследство затухала, одолеть пол-Европы маршалам Людовика XIV оказалось не под силу. Участники Священной лиги получили возможность сосредоточить значительные силы на Балканах. Имперский сейм ввел налог на войну по всей Германии; Саксония, Швабия, Бранденбург, Бавария выделили контингенты. Духовенство пожертвовало часть своих доходов. Венеция строила суда и спешно набирала экипажи.
Армия двинулась в поход вниз по течению Дуная. 11 сентября 1697 г. у местечка Зента, у моста через Тису, произошло генеральное сражение. Принц Евгений воспользовался тем, что силы противника оказались разделенными рекой (кавалерия успела через нее переправиться) и обрушил пушечный огонь на задержавшуюся пехоту, отрезал ее от моста и атаковал. Спастись турки могли только вплавь, 20 тыс. их погибли, в том числе великий везир. Султан Ахмед в бессилии наблюдал за гибелью своей армии с другого берега, а потом ударился в бегство, растеряв при этом даже личные вещи. На следующее утро Евгений Савойский проснулся признанным великим полководцем. Король Людовик XIV, получил вести о Зенте, перестал затягивать мирные переговоры и согласился на невыгодные условия. По Рисвикскому миру (сентябрь – ноябрь 1697 г.) он уступил бо́льшую часть прежде завоеванных земель, в том числе Лотарингию.
Война с Высокой Портой была выиграна, оставалось утвердить это в трактате. Но прежде чем перейти к роли России в крестовом походе Европы, следует вкратце сказать об испытаниях крошечной Дубровницкой (Рагузской) республики, приютившейся на Далматинском побережье Адриатики и сумевшей обеспечить себе вполне сносное существование под сенью полумесяца. Ее зависимость от Османской державы сводилась к выплате дани (12,5 тыс. талеров в год); взамен купцы города-республики торговали во всех ее владениях (еще в XV в. "царь", т.е. султан, "учинил и записал всем дубровчем торговцам куповать и продавать што им (угодно) по всей цареви земли"18.
Конечно, безоблачным существование Дубровника не назовешь: выпадали периоды черного ненастья. 6 апреля 1667 г. (н.ст.) город и его окрестности стали жертвой катастрофического землетрясения, приведшего к страшным разрушениям и гибели множества людей. Депутация рагузян отправилась ко двору с просьбой отсрочить выплату дани. Но Кара-Мустафа, {38} тогда кайтакам (заместитель великого везира) набросился на почтенных сенаторов с грубой бранью и потребовал передать в казну имущество погибших жителей Дубровника (наследником выморочного имущества, по шариату, становился султан). Кара-Мустафа запросил невероятную сумму – 500 кошельков с золотом, или 250 тыс. дукатов. Онемевших от изумления посланцев препроводили под арест. Но тут на Адрианополь, где проходили переговоры, совсем как наказание Господне, обрушилась чума, и туркам стало не до ссоры с дубровчанами. Искушенная дипломатия республики сумела переиграть османов, пригрозив, что уцелевшие после катастрофы жители города переселятся в Италию, так что и брать деньги будет не с кого19.
Но республику ожидали новые испытания. Вспыхнувшую в 1683 г. войну в Дубровнике восприняли как стихийное бедствие, и пуще всего страшила угроза попасть в зависимость от единоверной католической Венеции. Это означало переориентацию всей приморской торговли, переход ее в руки предприимчивых итальянцев, о чем свидетельствовал предыдущий опыт: соседние далматинские города, очутившиеся во владениях республики Святого Марка, захирели.
Дубровницкий сенат проявил чудеса дипломатической маневренности (если не употреблять вульгарного слова изворотливость), чтобы избавить город от нашествия войск какой-либо из сторон. На первых порах среди патрициев царило убеждение, что победа Высокой Порты предопределена. Спешно собрали причитавшуюся дань, с выплатой которой раньше не спешили, ее отправили в Стамбул с добрым заверением: "Да пребудет Оттоманская империя в своем постоянном величии, ибо мы существуем и живем в тени" ее20. Одновременно в тайне от турок отправили гонца в Вену в поисках второго протектора. У Габсбургов существовали острые разногласия с венецианцами по поводу раздела Далмации. Император Леопольд соглашался уступить им лишь часть побережья. Дубровчане же вовремя вспомнили, что с 1358 по 1526 г. они состояли в вассалах у венгерского короля и платили ему дань, правда весьма скромную. В феврале 1684 г. сенат обратился к цесарю (он же – венгерский монарх) с просьбой о покровительстве и защите, поскольку, как заверяли сенаторы, "наша зависимость от венгерской короны и... австрийского дома остается нерушимой"21.
Кайзер по обыкновению повел себя нерешительно: подводить мину под союз с Венецией не хотелось, его сановники держались холодно. Дубровницкий посланец запросил у сената денег на взятки нужным людям и, видимо, распорядился ими с толком. Договор о покровительстве был подписан 20 августа 1684 г. с участием испанского посла, но втайне от венецианцев и турок. Между тем "в 1684 и 1685 г. руководимые венецианцами банды гайдуков опустошали деревни по всей территории Рагузской республики ...А венецианские военные галеры бдительно следили за турецкими военными кораблями и рагузским флотом"22. Лишь боязнь рассориться с Веной удерживала Республику Святого Марка от захвата Дубровника.
В 1687 г. Леопольд известил союзников об установлении покровительства над Дубровником. Сенат республики, продолжавший платить дань Высокой Порте, поспешил успокоить султанские власти, заверив их, будто подписанный с Веной акт носит исключительно антивенецианский характер. Репрессий с турецкой стороны не последовало: победы цесарцев в Герцеговине, а венецианского генерала Фр. Морозини в Морее отрезали Дубровник от контролируемых османами территорий. Но в октябре {39} 1688 г. Людовик XIV объявил императору Леопольду войну, и все карты вновь смешались. Вена на время утратила интерес к республике на Далматинском побережье. Императорские войска покинули Сербию, что заставило дубровчан вспомнить об узах, связывавших их с Портой, и вступить с ней в длительные финансовые переговоры. Надо было перестраховываться со всех сторон. В Венецию прибыл гонец с покаянной речью на устах. Дож принял его немилостиво и заявил, что к Рагузе Республика Святого Марка будет относиться так, как та заслужила. Воспользовавшись вспыхнувшей в Дубровнике в 1691 г. чумой, венецианцы установили строгую блокаду побережья.
В 1694 г. в Стамбул прибыла дубровницкая миссия с крупной суммой денег – 42,5 тыс. талеров, в которых турки отчаянно нуждались для продолжения войны. И снова нобили (по-славянски – властели) просчитались: венецианская армия разгромила османов в Герцеговине и вышла на подступы к Дубровнику. "Вся торговля прекратилась... Наше государство со всех сторон окружено", – печалился современник23. Решающая победа Евгения Савойского при Зенте вызвала в кругах нобилитета шок – нужно было определяться в политике. Сенат изыскал беспроигрышную комбинацию, решив добиваться покровительства и Габсбургов, и Высокой Порты. Благосклонности канцлера Фр. Кинского удалось добиться через его советника полковника Марсильи. Драгоман Высокой Порты {40} Александр Маврокордат оказался неравнодушен к преподнесенным ему богатым "подаркам" (на всякий случай дубровчане посылали "дары" также республике Святого Марка и даже испанскому королю).
На конгрессе в Карловице (Сремски Карловцы) венецианский посол К. Руццони обнаружил, что рагузяне состоят в друзьях и у цесарцев, и у турок. И те и другие потребовали вывести венецианские войска из Герцеговины. В тексте договора появился абзац об устранении "всех помех, которые мешают сообщению" Рагузы с Османской империей. Между Дубровником и венецианской Далмацией пролегла полоса турецкой территории24.
К. Руццони бушевал и клялся, что не пойдет на уступки "рагузянским собакам". Он отказался подписать подготовленный акт. Его сопротивление продолжалось недолго: имея на руках сказочно выгодные условияIII, и не желая воевать один на один с турками, сенат Венеции сдался25.
1 Орешкова С.Ф. Османская империя во второй половине XVII в.: Внутренние проблемы и внешнеполитические трудности // Османская империя и страны Центральной и Юго-Восточной Европы в XVII в. М., 2001. Ч. 2. С. 6.
2 Там же. С. 18.
3 Там же. С. 15.
4 Там же. С. 12, 14, 15, 17.
5 Гусарова Т.П. Австрийские Габсбурги во главе освободительной войны 1683–1699 гг. // Османская империя... С. 243.
6 Gaber S. Et Charles V arrêta la marche des Turks... Nancy, 1986. P. 77.
7 Ibid. P. 80.
8 Орешкова С.Ф. Поход Кара-Мустафы на Вену // Османская империя... С. 232, 233.
9 Гусарова Т.П. Указ. соч. М., 259.
10 Gaber S. Op. cit. P. 85–86; Camariano N. Alexandre Mavrocordato. Thessaloniki, 1976. P. 34.
11 История Венгрии. М., 1971. T. 2. C. 323–325.
12 Gaber S. Op. cit. P. 90.
13 Tapié V.S. Monarchie et peuples du Danube. P., 1969. P. 165.
14 Политические и культурные отношения России с югославянскими землями в XVIII в. М., 1984. С. 22.
15 Богословский М.М. Петр I. М., 1941. Т. 2. С. 507–508.
16 Исламов Т.М. Империя Габсбургов: Становление и развитие // Новая и новейшая история. 2001. № 2. С. 21.
17 Подробнее см.: Priesdorf K. Prinz Eugen. Hamburg, 1940.
18 Фрейденберг М.М. Дубровник и Османская империя. М., 1989. С. 97.
19 Там же. С. 223–225.
20 Zlatar Zd. Between the Double Eagle and the Crescent: The Republic of Dubrovnik and the origins of the Eastern Question. Boulder, 1992. P. 141.
21 Фрейденберг М.М. Указ. соч. C. 229.
22 Zlatar Zd. Op. cit. P. 148, 152.
23 Фрейденберг М.М. Указ. соч. C. 230.
24 Там же. С. 231.
25 Zlatar Zd. Op. cit. P. 205. {41}
I Драгоман – буквально переводчик, на самом деле чиновник высокого ранга, занимавшийся сношениями с другими государствами. Поскольку турки языков не знали и считали унизительным для себя общаться с "неверными", должность драгомана исполняли образованные греки-аристократы. А. Маврокордат учился в Греческом колледже в Риме, университетах Падуи и Болоньи, был медиком и филологом, знал много языков. {33}
II Об участии России в войне см. следующую главу. {35}
III См. c. 49–50. {41}
Виноградов В.Н. Последний крестовый поход христианской Европы // История Балкан: Век восемнадцатый / Отв. ред. В.Н. Виноградов. М., 2004. С. 28–41.
