отсюда следует вопрос: а кому, в таком случае, на самом деле была выгодна истерия с "врагами народа, окопавшимися повсюду" ?
Основав империю ГУЛАГа ее руководители всячески доказывали руководству, что деятельность трудовых лагерей экономически очень рентабельна, высчитывая и преувеличивая эффективность бесплатного труда заключенных. Сталин, заинтересованный по политическим соображениям в существовании лагерей, весьма благосклонно выслушивал такого рода аргументы. Вот и получалась огромная выгода - враги наказывались и изолировались, они исправлялись и перековывались, а государство получало бесплатную рабочую силу для малопривлекательных и трудоемких работ - на строительстве дорог, в шахтах и рудниках.
В этом кстати заключалось главное отличие сталинских лагерей от нацистских лагерей смерти - в ГУЛАГЕ главной задачей было заставить заключенных работать, больные и инвалиды часто комиссовывались (освобождались), а в гитлеровских лагерях по крайней мере часть заключенных (не способных работать) подлежала уничтожению.
Сталин был настолько туп, что не мог понять таких простых вещей
На людей и народ Сталину было совершенно наплевать, его в первую очередь заботил вопрос о сохранении своей власти. Граждан он считал винтиками - элементами государственной машины. Государство это все, а личность ничто. Собственно, преступления Сталина были осуждены еще в советское время, а затем и в современной России, все это оформлено совершенно официально.
- но даже при полном отсутствии этих категорий врагов, в стране всегда будет достаточно желающих попусту начать бить в колокол "у нас тут белогвардейская контра - на каждом углу!" - потому что
И сейчас таких желающих хоть отбавляй, но политических заключенных в современной России немного - даже по подсчетам оппозиции 420 человек, многие из которых религиозные экстремисты, а в 2015 г. было 40 человек. Поэтому дело не в количестве доносов, а в том, насколько объективно они рассматриваются представителями государства.
На известном февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 г. Ежов был одной из главных фигур. Он выступил с двумя докладами: по делу Бухарина и Рыкова, и о вредительстве в органах НКВД. Занимаясь первостепенными государственными вопросами, Ежов фактически вошел в состав высшего руководства страны, хотя формально не являлся членом Политбюро. По предложению Сталина Ежов был включен в постоянную комиссию Политбюро по подготовке и решению вопросов секретного характера (подробнее об организации этой комиссии будет сказано далее). Старые члены Политбюро в условиях массового террора в определенной мере зависели от НКВД и его шефа, согласовывая с ним многие существенные вопросы, прежде всего кадровые. 2 сентября 1937 г., обращаясь в Политбюро с просьбой утвердить ряд кадровых перемещений в Наркомате обороны, Ворошилов, например, мотивировал свою просьбу так: "Вчера т. Ежов принял тов. Грибова. После этого я говорил с т. Ежовым по телефону и он заявил мне, что против Грибова у него нет никаких материалов и дел. Считаю возможным назначить т. Грибова ком[андующим] войсками СКВО (Северо-Кавказский военный округ. – О.Х.), а т. Тимошенко перевести на ХВО (Харьковский военный округ. – О.Х.), командующим войсками"44.
В какой мере все это свидетельствовало о том, что Ежов стал самостоятельной политической фигурой? Существует большое количество документальных свидетельств о том, что деятельность Ежова в годы "большого террора" тщательно контролировал и направлял Сталин. Он правил основные документы, готовившиеся в ведомстве Ежова, регулировал ход следствия и определял сценарии политических процессов. В период следствия по делу Тухачевского и других военачальников, обвиненных в "военном заговоре", например, Сталин {207} принимал Ежова почти ежедневно45. Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937–1938 гг. Ежов побывал у вождя более 270 раз и провел у него в общей сложности более 840 часов. Это был своеобразный рекорд: чаще Ежова в сталинском кабинете появлялся только Молотов (см. приложение 4). Как уже говорилось, Политбюро утверждало все приказы НКВД, касавшиеся проведения массовых репрессивных акций, а также организации отдельных наиболее крупных судебных процессов.
Несмотря на то, что большинство директив о терроре оформлялись как решения Политбюро, их истинным автором был, судя по имеющимся документам, Сталин. Как утверждал в своих мемуарах Хрущев, значительную роль в 1937 г., помимо Сталина, играли также Молотов Ворошилов, Каганович46. Активность этих соратников Сталина, а также других членов Политбюро в проведении репрессий подтверждается многочисленными фактами. Многие решения, судя по всему, Сталин принимал фактически единолично. За подписью Сталина на места шли директивы ЦК о проведении арестов и организации судов47. В ряде случаев Сталин рассылал телеграммы с указаниями от своего имени. Например, 27 августа 1937 г. в ответ на сообщение секретаря Западного обкома партии Коротченко о ходе суда над "вредителями, орудовавшими в сельском хозяйстве Андреевского района", Сталин телеграфировал: "Советую приговорить вредителей Андреевского района к расстрелу, а о расстреле опубликовать в местной печати". Аналогичную телеграмму от своего имени в тот же день Сталин послал в Красноярский обком48. С большей долей уверенности можно предполагать, что по мере открытия документов Президентского архива обнаружится еще множество дополнительных свидетельств о ведущей роли Сталина в организации террора.
Сам Ежов был способным и инициативным "учеником" Сталина. Он достаточно успешно справился с подготовкой нескольких открытых процессов, которые, несмотря на отдельные "погрешности", завершились полным признанием подсудимыми – видными деятелями большевистской партии – своей вины. Ежов лично участвовал в допросах и отдавал приказы о применении пыток. От НКВД, который возглавлял Ежов, исходила инициатива в проведении многих репрессивных акций. Желая угодить Сталину, доказать свою "незаменимость", Ежов поощрял своих подчиненных к {208} "перевыполнению" "планов" на массовые аресты и расстрелы, установленные Политбюро.
Сталин, несомненно, подталкивал Ежова к более активным действиям. В литературе неоднократно отмечался факт невиданной по интенсивности пропагандистской кампании, которая была организована вокруг НКВД и лично Ежова в 1937–1938 гг. Ежов получил все возможные награды и звания, занимал сразу несколько ключевых партийно-государственных постов (секретарь ЦК, председатель КПК, нарком внутренних дел, кандидат в члены Политбюро с октября 1937 г.). Его именем называли города, предприятия, колхозы.
Несмотря на это, есть основания полагать, что с самого начала Сталин расчетливо сохранял определенную дистанцию между собой и Ежовым, явно предпочитал возлагать "лавры" за массовое "разоблачение врагов" на НКВД и его руководителя. "Сейчас мне думается, когда я вспоминаю то время, – рассуждал в 70-е годы по этому поводу известный советский писатель К. Симонов, – что раздувание популярности Ежова, его "ежовых рукавиц", его железного наркомства, наверное, нисколько не придерживалось, наоборот, скорее, поощрялось Сталиным в предвидении будущего, ибо, конечно, он знал, что когда-то наступит конец тому процессу чистки, которая ему как политику и человеку, беспощадно жестокому, казалась, очевидно, неизбежной; раз так, то для этого последующего периода наготове имелся и вполне естественный первый ответчик"49.
В связи с этим можно обратить внимание на многие факты сдержанности Сталина по отношению к Ежову. Более чем скупой была процедура избрания Ежова в Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 г.:
"СТАЛИН… Второй вопрос. О составе Политбюро. Политбюро предлагает ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро и утвердить его кандидатом в члены Политбюро.
ГОЛОСА. Правильно.
АНДРЕЕВ. Какие предложения будут.
ГОЛОСА. Голосовать.
АНДРЕЕВ. Кто за то, чтобы принять предложение Политбюро – ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро, тех прошу поднять руки. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принято единогласно"50.
Историки неоднократно обращали внимание на тот факт, что Сталин отсутствовал на торжественном заседании в честь 20-летия органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в декабре 1937 г., в день, {209} как справедливо отмечает Б. Султанбеков, "наивысшего торжества Ежова, на фигуре которого сконцентрировалось все почтение к органам"51.
В общем, Ежов вряд ли мог претендовать на роль организатора "большого террора", самостоятельного политического деятеля, в сколько-нибудь серьезной мере предопределявшего размах и направление чистки. Ежов был старательным исполнителем воли Сталина, действовал в рамках четких указаний "сверху". Неизвестно ни одного факта, который хоть в какой-то мере свидетельствовал бы, что Ежов вышел из-под сталинского контроля. От дел Ежов был отстранен в тот момент, который счел целесообразным сам Сталин.
Так же, как в свое время "большую чистку", новый поворот "генеральной линии", отказ от массовых репрессий, а, следовательно, устранение Ежова и его соратников, Сталин начал готовить загодя, медленно дозируя его и тщательно скрывая свои истинные намерения. 8 апреля 1938 г. Политбюро утвердило назначение Ежова по совместительству наркомом водного транспорта СССР52. Внешне это выглядело как новое почетное задание в духе продолжения большевистской традиции (первый председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский был назначен по совместительству наркомом путей сообщения для наведения порядка в этой важнейшей отрасли народного хозяйства). Однако фактически новое назначение Ежова было поводом для очередной перетасовки кадров в НКВД. В последующие недели Политбюро санкционировало перемещение в наркомат водного транспорта большого количества ответственных сотрудников НКВД53. Значительные кадровые перестановки продолжались и в последующие месяцы.
Недавние "герои-чекисты" почуяли недоброе, и некоторые попытались предупредить свой арест. Широкий резонанс в ежовском наркомате получило известие о бегстве за границу одного из высоких чинов этого ведомства, начальника УНКВД Дальневосточного края Г.С. Люшкова. В 1937-м – начале 1938 г. под его руководством проводились аресты, расстрелы, депортации из приграничных районов в Среднюю Азию советских корейцев. В конце мая 1938 г. Политбюро приняло решение освободить Люшкова от работы на Дальнем Востоке и отозвать его в центральный аппарат НКВД. Опытный Люшков понял, что означает это "повышение". В ночь с 12 на 13 июня, прихватив ценные документы, под видом инспекционной поездки он перешел границу с Маньчжоу-Го. В дальнейшем Люшков сотрудничал с японской разведкой, сообщая {210} ценные данные. В августе 1945 г. отступавшие японцы застрелили много знавшего перебежчика.
Побег Люшкова был сильным ударом по Ежову, на которого в любом случае ложилась ответственность за столь крупные провалы. Видимо, именно тогда Ежов почувствовал всю шаткость своего положения. В конце ноября 1938 г., уже после своего смещения, Ежов в своеобразном письме-исповеди на имя Сталина отмечал: "Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: Ну теперь нас крепко накажут… Я понимал, что у Вас должно создаться настороженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время".
Очень скоро Ежову пришлось еще раз убедиться, что предчувствия его не обманули. В августе первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л.П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. "Переживал и назначение т. Берия, – признавался Ежов в уже цитированном письме на имя Сталина. – Видел в этом элемент недоверия к себе, однако, думал все пройдет. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение – подготовка моего освобождения".
Легкость, с которой смещали и арестовывали ближайших сотрудников Ежова и назначали на их место новых людей, свидетельствовала о бессилии наркома внутренних дел. В отчаянии он попытался предпринять некоторые контрмеры. Как признавался Ежов Сталину, на это его подталкивал также Фриновский, находившийся с Берия в плохих отношениях. Фриновский доказывал Ежову, что с Берия невозможно сработаться, что он будет предвзято информировать Сталина о положении в наркомате. Фриновский советовал: "Держать крепко вожжи в руках. Не хандрить, а взяться крепко за аппарат, чтобы он не двоил между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат". Одновременно активизировался сбор компрометирующих Берия материалов. По совету Фриновского Ежов передал их Сталину.
Очевидно, однако, что в сложившейся ситуации от Ежова уже ничего не зависело. Судорожно пытаясь остаться на плаву, он, несомненно, понимал, что кадровая чистка в НКВД рано или поздно дойдет до наркома. Не справляясь с нервными {211} перегрузками, Ежов, по некоторым свидетельствам, начал беспробудно пьянствовать.
С октября сталинские маневры вокруг НКВД стали более активными. 8 октября Политбюро сформировало комиссию, которой поручалось в короткий срок подготовить проект постановления ЦК, СНК и НКВД о новой установке по вопросу об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия. Председателем комиссии был назначен пока Ежов, а в ее состав вошли Берия, прокурор СССР Вышинский, председатель Верховного суда СССР Рычков и курировавший в ЦК ВКП(б) деятельность административных органов Маленков. Для подготовки документа комиссии отводился десятидневный срок, причем в первоначальном проекте постановления, написанном рукой Кагановича, срок работы комиссии не оговаривался и был внесен в окончательный вариант постановления Сталиным54. Несмотря на это, постановление СНК и ЦК ВКП(б) "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия" было утверждено Политбюро лишь 17 ноября, т.е. более чем через месяц после создания комиссии. Вряд ли столь значительное время понадобилось для составления проекта постановления. Судя по протоколам Политбюро, Сталину потребовался этот месяц для проведения дополнительной кадровой чистки в аппарате НКВД. С 8 октября по 17 ноября Политбюро санкционировало назначение нового начальника секретариата НКВД, направило на руководящие должности в отдел кадров НКВД группу инструкторов отдела руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), назначило новых начальников иностранного отдела и оперативного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД, а также нового начальника управления по Ленинградской области (многие новые работники были людьми Берия) и т.д.55Складывается впечатление, что перед решительным ударом Сталин, как обычно, старался предупредить любые неожиданности.
Возможно, у Сталина были некоторые основания опасаться отчаянных шагов со стороны обреченных руководителей НКВД. Так, 14 ноября 1938 г. скрылся и перешел на нелегальное положение нарком внутренних дел Украины А.И. Успенский. Как вспоминал Н.С. Хрущев, Сталин считал, что о предстоящем аресте Успенского предупредил Ежов, который прослушал телефонный разговор между Сталиным и Хрущевым (тогда секретарем ЦК компартии Украины), обсуждавшими судьбу Успенского56. Опыт и налаженные конспиративные каналы позволили Успенскому в течение 5 месяцев скрываться в разных городах СССР. Только 16 апреля, приложив {212} огромные усилия, чекисты под руководством нового наркома внутренних дел Берия сумели разыскать Успенского (за что большая группа сотрудников НКВД была награждена орденами).
Постановление от 17 ноября стало окончательным сигналом о том, что старое руководство НКВД доживает последние дни. Несмотря на то, что в постановлении констатировались успехи органов НКВД (под руководством партии) по разгрому "врагов народа и шпионско-диверсионной агентуры иностранных разведок", а также было записано, что дело очистки СССР от "шпионов, вредителей, террористов и диверсантов" необходимо продолжить, ведомство Ежова было подвергнуто резкой критике. "Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда, – говорилось в постановлении, – не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры". "Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых "лимитов" для производства массовых арестов". Глубоко укоренился "упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными", нередко "показания арестованного записываются следователями в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время… составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование… о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока арестованный не признается в совершенных им преступлениях" и т.д.
Постановлением от 17 ноября 1938 г. органам НКВД и Прокуратуре запрещалось производить какие-либо массовые операции по арестам и выселению, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора. В центре и на местах ликвидировались судебные "тройки", а дела, находившиеся в их ведении передавались на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР. Соответствующие поручения ЦК и СНК дали Прокуратуре – тщательно проверять обоснованность постановлений об арестах. {213} Органам НКВД напомнили о необходимости соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов при ведении следствия: заканчивать расследование в установленные законом сроки, производить допросы арестованных не позже 24-х часов после их задержания, по завершении каждого допроса составлять протокол57.
Резкие обвинения в адрес НКВД и формулировки о засилии вредителей в этом ведомстве не оставляли сомнений в том, что Сталин решил свалить всю вину за массовый террор исключительно на чекистов. Так и произошло. Причем одной из первых жертв нового курса стал Ежов. Буквально через день после утверждения постановления об арестах и ведении следствия, 19 ноября, Политбюро занялось обсуждением заявления начальника управления НКВД по Ивановской области Журавлева. Судя по всему, это был очередной донос, возможно, спровоцированный сверху. Журавлев сообщал, что в свое время докладывал Ежову о подозрительном поведении ряда ответственных работников НКВД, но нарком не проявил к этому должного внимания, хотя сигналы оказались верными. Разбор записки Журавлева на Политбюро превратился в проработку Ежова. Ему предъявили обвинения в засорении следственных органов шпионами иностранных разведок, но главное – в недосмотре за отделом охраны членов ЦК и Политбюро, где, якобы, окопались заговорщики.
23 ноября Ежов был вызван на встречу со Сталиным, Молотовым и Ворошиловым, которая проходила в сталинском кабинете с 9 часов вечера до часа ночи 24 ноября58. В числе прочего, у Сталина, видимо, обсуждалось заявление Ежова об отставке. В этом заявлении на имя Сталина, датированном 23 ноября, Ежов полностью признал свою вину и ответственность за недостатки работы наркомата, засоренность чекистских рядов врагами и просил освобождения от обязанностей руководителя этого ведомства. Хорошо понимая, в каком направлении развиваются события, Ежов, кроме того, пытался напомнить Сталину о своей верной службе и энергично клялся в безграничной преданности вождю. Свое письмо он закончил так: "Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК, НКВД погромил врагов здорово. Даю большевистское слово и обязательство перед ЦК ВКП(б) и перед тов. Сталиным учесть все эти уроки в своей дальнейшей работе, учесть свои ошибки, исправиться и на любом участке, где ЦК сочтет необходимым меня использовать, оправдать доверие ЦК"59. {214}
24 ноября Политбюро удовлетворило просьбу Ежова. Формулировка принятого решения была щадящей: отставка объяснялась как мотивами, изложенными в письме Ежова, так и, якобы, болезненным состоянием бывшего наркомвнудела, не позволявшим ему руководить одновременно двумя крупными наркоматами: внутренних дел и водного транспорта. Удалив Ежова из Наркомата внутренних дел, Политбюро сохранило за ним должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя КПК при ЦК ВКП(б) и наркома водного транспорта60. Несмотря на это, и сами члены Политбюро, и многие из тех рядовых советских граждан, кто вскоре прочитал сообщение о смещении Ежова в газетах, конечно, понимали, что его судьба предрешена. "Товарищи, с которыми дружил и которые, казалось мне, неплохо ко мне относятся, вдруг все отвернулись словно от чумного. Даже поговорить не хотят", – жаловался Ежов в письме Сталину.
На XVIII съезде партии Ежов уже не был избран даже в ЦК. Присутствовавший на пленуме ЦК старого состава, где предварительно, за день до голосования на съезде, решался вопрос о новом составе ЦК, известный советский военачальник адмирал Н.Г. Кузнецов оставил такие воспоминания: "Сначала отводили тех членов ЦК, которых считали не справившимися со своими делами или опорочившими себя чем-либо и поэтому недостойными войти в новый состав… Помнится как выступал Сталин против Ежова и, указав на плохую работу, больше акцентировал внимание на его пьянстве, чем на превышении власти и необоснованных арестах. Потом выступил Ежов и, признавая свои ошибки, просил назначить его на менее самостоятельную работу, с которой он может справиться"61.
Вскоре Ежов был арестован по обвинению в руководстве "контрреволюционной организацией" в НКВД и расстрелян. Проделано это было без обычных шумных кампаний. Аккуратность, с какой убирали Ежова, лишний раз свидетельствовала о том, что Сталин опасался вызвать слишком широкий общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения "большого террора". Ежов стал очередным "козлом отпущения", из тех, кто, выполнив волю вождя, расплачивались жизнью во имя того, чтобы сам вождь оставался вне подозрений.{215}
44. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1163. Л. 71 (решение о назначении Грибова и Тимошенко было принято Политбюро на следующий день, 3 сентября).
45. Реабилитация. Политические процессы 30–50-х годов. С. 291.
46. Вопросы истории. 1992. № 1. С. 57.
47. Центр хранения современной документации. Ф. 89. Перечень 48. Д. 2, 3, 7, 9, 11, 12, 15, 16, 17, 20.
48. Известия. 1992. 10 июня. С. 7.
49. Симонов К. Глазами человека моего поколения. М., 1989. С. 78.
50. Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 159.
51. Султанбеков Б. Николай Ежов // Татарстан. 1992. № 2. С. 28. Наблюдения по поводу этих событий см. также: GettyJ.A. OriginsoftheGreatPurges. P. 185.
52. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 998. Л. 21.
53. Там же. Л. 37, 40, 41.
54. Там же. Оп. 3. Д. 1002. Л. 37; Оп. 163. Д. 1200. Л. 1.
55. Там же. Оп. 3. Д. 1002. Л. 51; Д. 1003. Л. 11, 13, 17.
56. Вопросы истории. 1992. № 2–3. С. 87.
57. Исторический архив. 1992. № 1. С. 125–128.
58. Там же. 1995. № 5–6. С. 25.
59. Там же. С. 129–130.
60. Там же. С. 131.
61. Военно-исторический журнал. 1993. № 7. С. 50. {282}
Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М.: "Российская политическая энциклопедия" (РОССПЭН), 1996. С. 207–215, 282.
Старые члены Политбюро в условиях массового террора в определенной мере зависели от НКВД и его шефа, согласовывая с ним многие существенные вопросы, прежде всего кадровые.
Были и исключения. Каганович, в 30-е годы очень близкий к Сталину, заявил, что не допустит НКВД в свое ведомство - НКПС, а сам разоблачит врагов народа. И он произвел чистку в своем наркомате даже более жестоко, чем если бы это сделало НКВД.
stan4420 сделал попытку отвлечь обсуждение от преступлений сталинского режима. Но при этом никоим образом не смог аргументированно опровергнуть факты, которые изложены в процитированных выше научных работах, лишь набросив на них тень сомнений. Активнейшее участие И. Сталина в развязывании "большого террора" 1937–1938 гг. подтверждается данными из документов.
"Товарищи, с которыми дружил и которые, казалось мне, неплохо ко мне относятся, вдруг все отвернулись словно от чумного. Даже поговорить не хотят"
В отличие от Ягоды, который на суде держался высокомерно с видом человека, который знает больше чем говорит, Ежов был совершенно растерян. Он видимо искренне не понимал, в чем его обвиняют. В припадке отчаяния он написал письменное признание в ... мужеложестве, с указанием всех своих связей по этой части.
Старые члены Политбюро в условиях массового террора в определенной мере зависели от НКВД и его шефа, согласовывая с ним многие существенные вопросы, прежде всего кадровые.
Были и исключения. Каганович, в 30-е годы очень близкий к Сталину, заявил, что не допустит НКВД в свое ведомство - НКПС, а сам разоблачит врагов народа. И он произвел чистку в своем наркомате даже более жестоко, чем если бы это сделало НКВД.
В общем, приходится констатировать, что пока существует единственный, подтвержденный документами факт некоторого противостояния террористическому курсу Сталина в Политбюро. Это – настойчивые попытки Г.К. Орджоникидзе отвести репрессии от своего наркомата, спасти от арестов друзей и близких.
Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2010. С. 269.
помнится , сей исследователь позволяет себе эмоциональные всплески (что обсуждалось ещё года 2 назад),
а посему больше подходит на роль агитатора, а не историка
Ни на чём не основанное навешивание ярлыков – это характерная черта вашего, мягко говоря, предвзятого отношения к исследователю, который излагает факты о преступном сталинском режиме, опираясь на широкую документальную базу. Ведь опровергнуть их вы по-прежнему не в состоянии. Поэтому безуспешно пытаетесь очернить историка О.В. Хлевнюка, предъявляя ему смехотворные обвинения.
как и утверждение Стефана, что я кого-то от чего-то пытался отвлечь
Ну, если не отвлечь, то уж точно завлечь. Ты бы не связывался ни со Стефаном, ни с Хлевнюком, Так как калибром ты - даже не микроб, а пыль у их ног. Пыль, которую отчего то администрация не сметет к чертовой матери к всеобщему удовольствию.
Люди холопского звания --
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа. Николай Некрасов. Кому на Руси жить хорошо.
Именно что "иногда". Только странно, что гнобили дедов, а тяга к рабству проявилась у внуков.
Как то так случилось, что период моего взросления, пришелся на довольно мягкое время. Особо в душу никто не лез, в карманах не шурудил. Сильно хвост не дерешь супротив власти, не звиздишь где и что попало - ну и живи себе вне коммунистического бога.
Лишь иногда партия и органы, нахмурив для порядка брови, спрашивали сурово: "Ты за большевиков али за коммунистов?", но тут же, получив от испытуемого лицемерный утвердительный ответ, милостиво его отпускали. Такая довольно поверхностная проверка происходила при устройстве на работу в те же самые органы, на режимные предприятия или для поездки заграницу.
Мне приходилось сталкиваться со случаями, когда комитетчики не обращали свое суровое внимание на явные огрехи в биографии проверяемого. Главное, складно и стабильно писать в биографии и анкете одно и то же, чтобы, как под копирку, все сходилось. Кое что можно было недописать, кое что написать не так, как было на самом деле, кое что вообще не указывать.
расстрелять без суда, хоть генерала, например генерала авиации Рычагова
если я не ошибаюсь, Рычагов не выполнил предписание о маскировке аэродромов
в военное время это сочли не просто вредительством - а помощью врагу
Ошибаетесь.
К началу ВОВ Рычагов уже 2 с лишним месяца был снят с должности.
Сняли его за то, что при передислокации авиаполка из Новосибирска в Ташкент в янв.41г. разбились из-за непогоды 3 самолёта и погибли 12 человек, самолеты упали в тайгу, а Рычагов не организовал своевременные поиски. На сколько здесь вина именно его, а не выше стоящих или ниже стоящих начальников - можно спорить, но в принципе можно сказать, что было за что.
Но расстреляли его не за это.
За "шпионаж и антисоветскую деятельность", в чем он был не виновен.
Как Сталин писал приговоры по Московским процессам
Правка Сталиным проекта обвинительного заключения по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Январь 1937 года*
Первый из трех Московских процессов — по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра», против Зиновьева, Каменева и четырнадцати других подсудимых был проведен с 19 по 24 августа 1936-го, и вынесенные на нем смертные приговоры были немедленно приведены в исполнение.
За день до окончания процесса отдыхавшему на юге Сталину его соратники отправили шифровкой заранее составленный приговор с просьбой дать указания по тексту. На следующий день, 23 августа, Сталин откликнулся, сообщив, что «проект приговора по существу правилен», и дал несколько ценных указаний: включить в приговор отдельный абзац о том, что Троцкий и его сын Седов «подлежат привлечению к суду или находятся под судом», а также вычеркнуть заключительные слова «приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Сталин пояснил: «Эти слова лишние и производят плохое впечатление. Допускать обжалование не следует, но писать об этом в приговоре неумно».
Указания были выполнены. Приговор на процессе зачитывал председатель Военной коллегии Василий Ульрих, но ему лишь выпала честь огласить вынесенное не им решение. Вообще-то сам факт участия не только судей, но и сторонних лиц в подготовке приговора — уже формальный повод для его отмены. Но вмешательство Сталина в отправление правосудия стало нормой. Он все хотел делать сам, никому не передоверяя. Влезал во все мелочи. И действительно, вынесение приговоров по делам политических противников, да и просто неугодных — слишком серьезное дело, чтобы его поручать судьям!
Процесс широко освещался в прессе, публиковались стенограммы допросов обвиняемых, редакционные статьи, фельетоны. Но Сталин все же остался недоволен. В письме из Сочи 6 сентября 1936-го он писал Кагановичу и Молотову:
«Правда» в своих статьях о процессе зиновьевцев и троцкистов провалилась с треском. Ни одной статьи, марксистски объясняющей процесс падения этих мерзавцев, их социально-политическое лицо, их подлинную платформу — не дала «Правда». Она все свела к личному, к тому, что есть люди злые, желающие захватить власть, и люди добрые, стоящие у власти, и этой мелкотравчатой мешаниной кормила публику. Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других — есть борьба против советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР. Ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, — а олицетворение всех побед социализма в СССР…».
Вот чего добивался Сталин. Статуса не просто «вождя», а символа новой социалистической эпохи! Он давно писал о себе в третьем лице. Его амбиции вселенского масштаба нуждались в подтверждении. Этот и следующие показательные процессы должны были стать триумфом сталинской правоты.
Подсудимые на процессе в августе 1936-го бойко признавались в подготовке покушения на жизнь Сталина и его ближайших соратников. Даже упоминались Косиор и Постышев — член и кандидат в члены Политбюро, на кого «троцкистско-зиновьевские изверги» готовили покушение.
С этими двумя явно поторопились. Сталин позднее сам с ними расправился — в 1939-м обоих расстреляли. Но кто это мог знать в 1936-м?
В письме с юга Сталин, перечисляя соратников, писал о Молотове, а вот на процессе среди персон, на кого готовили покушение злейшие враги — участники «троцкистско-зиновьевского центра», его имя не упоминалось. Странно! Неужели это признак сталинского недоверия, и Молотов на пороге отставки? Вообще, нехорошие слухи поползли на сей счет. На втором процессе оплошность (или все же не оплошность?) исправили. Прозвучал большой рассказ о нависшей над председателем Совнаркома смертельной опасности. О том, как лихой шофер Арнольд (конечно же «заговорщик») был готов пожертвовать собой, лишь бы убить Молотова в подстроенной аварии.
«Московский процесс»
(Карикатура Михаила Дризо: CILACC. № 7–8).
Фабула этого январского 1937 года процесса готовилась на самом верху, и Сталин лично редактировал обвинительное заключение. Архивный документ зафиксировал факт его участия. Каждый процесс готовил почву для последующих с расширением и усилением обвинений.
Сталин навешивает обвинения, как кружева плетет. После «преступной антисоветской» вписывает существенный довесок: «шпионско-диверсионной и террористической». Вот так будет серьезней. А еще, не забыть — «подрыв военной мощи СССР». А вот это что за фраза «анализируя изложенное выше…»? Нечего тут анализировать. Надо проще: «Следствие считает установленным…». Все давно доказано, и никто не должен сомневаться!
Именно так, в сталинской редакции и прозвучала формула обвинения в зале суда 23 января 1937-го.
Обвинения против подсудимых от процесса к процессу становились все более нелепыми и звучали все абсурдней. Афганский посол, присутствовавший на третьем Московском процессе, обратил внимание на весьма комичную, с точки зрения стороннего наблюдателя, деталь: обвиняемые «на вопрос государственного прокурора рассказывают тотчас целый роман».
А итальянский дипломат замечал: «Все бывшие ранее процессы производили страшное впечатление, главным образом тем, что все подсудимые как только попадали на скамью подсудимых, сейчас же сами себя начинали называть подлецами и негодяями, а свои поступки —гнусными. Вообще говорили о себе газетными штампами». Западные карикатуристы едко высмеивали этот зловещий балаган. Между тем в СССР многие во всю эту нелепицу верили. Ну, прямо как сейчас.
И приговоры выносились, и расстрелы шли. Вот уж поистине: «Что ни казнь у него — то малина…».
*Сталин. Революция сверху: от «великих строек коммунизма» к «Большому террору». 1929–1938. / Отв. ред. А.К. Сорокин. М., 2019. С. 313.
novayagazeta.ru/articles/2021/11/26/sledstvie-schitaet-ustanovlennym
3 мая 1938 года Косиор был лишён всех партийных постов и арестован. Ему предъявили обвинение в принадлежности к так называемой «Польской военной организации».
26 февраля 1939 года он был приговорён к расстрелу. Приговор приведён в исполнение в тот же день В. М. Блохиным.
лихой шофер Арнольд (конечно же «заговорщик») был готов пожертвовать собой, лишь бы убить Молотова в подстроенной аварии.
О том, что террористическая деятельность врагов народа существовала только в воображении Сталина, говорит тот факт, что в качестве покушения на Молотова был предъявлен незначительный дорожный инцидент, произошедший за несколько лет до 2 московского процесса.
Валентин Арнольд, 40 лет. Он же – Васильев, русский, рос в Выборге. Он же реальный гражданин США Аймо Вольфрид. Он же Карл Раск. Он же Аймо Кюльпенен… (Читаю в стенограмме суда и в документах краеведческого музея Прокопьевска.)
По чужим или одолженным на время у друзей паспортам объездил весь свет. Драил палубу, работал на морских судах и на суше – в мастерских. В Германии выучил автодело. Служил в русской армии. И в американской… Не раз отовсюду увольнялся или даже бежал… Помогал в Америке «их» коммунистам. И вступил там же в масонскую ложу. Зачем?
Его, сироту, всю жизнь самостоятельно добывавшего себе кусок хлеба, кидало из крайности в крайность. И вела мечта. Русская, из наших сказок – получить вдруг разом всё. И американская, по сути, та же…
– А когда Арнольду перевалило за 25, пришла тоска по Родине. И он из Америки (из Лос-Анджелеса. – Ред.) решил уехать в Сибирь, в АИК «Кузбасс», – уточнила Галина Банкевич, директор прокопьевского краеведческого музея. – Работал переводчиком, управделами химзавода, заведовал транспортом… В Щегловске женился на деревенской девушке, растил с женой уже двух сыновей. Но 17 сентября 1934-го случилось, казалось, обычное ДТП, которое потом круто изменило всё!
…Арнольд с семьей уж давно жил в Прокопьевске.
– А в тот день в наш город прибыл с визитом Молотов. Он ехал на машине (за рулем, шофером, был начальник гаража Арнольд) по намеченным делам и встречам… Когда проехали мимо железнодорожного вокзала, машину резко тряхнуло. Встали. К машине подскочили чекисты. «Оставьте нас», – сказал им Молотов, – пересказывает Галина Банкевич хронику дня, сохранившуюся в памяти города и в записанных воспоминаниях еще одного пассажира той машины – Александра Курганова. – За тот инцидент горком партии объявил Арнольду выговор. Но 27 февраля 1935-го взыскание по просьбе Молотова было снято (Арнольд писал письмо Молотову и пришел ответ. – Ред.). Но осенью 1936-го Арнольда арестовали за то, что ДТП в 1934-м было… покушением на Молотова.
Судили Арнольда в январе 1937-го в Москве. Он попал в группу троцкистов высшего звена, тоже оговоренной оппозиции. Стоял в списке обвиняемых последним, был №17. В последнем слове просил сохранить ему жизнь.
А про ДТП в Прокопьевске рассказывал, судя по стенограмме, запредельное. Не правду, а то, что допросами «выбили» и что показательному суду, вошедшему в историю как Второй Московский процесс, подходило. Как якобы должен был по заданию перевернуться, причем возле заранее выбранного убойного места. То есть добровольно кинуть себя с машиной и пассажирами в обрыв, глубиной десять метров. Но будто бы в последний миг, на краю, испугался, передумал.
– Да, был наговор на себя, – убежден профессор Папков после изучения «Дела» Арнольда в новосибирских и кемеровских архивах и документов по реабилитации. – Я читал его показания. Он признал, что готовил теракт. Хотя на самом деле машина всего лишь съехала в кювет. И на самом деле это было незначительное происшествие. И позже – ни в 1934-м, ни в 1935-м – никто не придавал ему значения. И этот случай на начало репрессий 1937-го не повлиял, толчком к нему не стал… Факт раздули, уже когда началась кампания разоблачений… К тому же выяснилось, из биографии Арнольда, что он жил одно время за границей. Так и «сшили» историю о покушении!
Десять лет тюрьмы – столько суд дал Арнольду. Но его расстреляли уже в 1941-м, 11 сентября, в десяти километрах от Орла. За месяц до того, как город взяли фашисты.
Я нашла в «Книге памяти жертв политических репрессий на Орловщине» фамилию «нашего» американца. И предписания, пришедшие в Орловскую тюрьму из Москвы, – на ликвидацию 170 заключенных, которых не нужно со всеми эвакуировать.
Приказ – расстрелять – отменили лишь 26 июля 1990-го, «за отсутствием состава преступления».
Легенда №17 » Портал Кузбасс (kuzbass85.ru)
По данным орловских историков, составителей «Книги памяти», свидетели рассказали, как объявили тот приговор. Завели в особую комнату тюрьмы, заткнули рот кляпом… А перед расстрелом спецкоманда вырыла в лесу деревья с корнями. А после их сразу посадила назад. Там до сих пор шумит старый Медведевский лес…
