daud laiba's блог
Предсказуемость 07.06.2015
Заметки на полях прочитанного (Васильев М.А., «Русь в 980-у годы: выбор религиозных альтернатив»)
Предсказуемость
За приблизительно четырехсотлетний отрезок истории домонгольской Руси (838-1238) печенеги и половцы составляли неотъемлемую часть её внешнеполитического пейзажа. А если рассматривать историю Руси как естественное продолжение эволюции славянского и праславянского обществ, то поздние кочевники станут в длинную очередь кочевых волн, одна за одной накатывавшихся на Европу с «киммерийских» времен, с того времени, когда начинается рост дифференциации производственных коллективов по степени подвижности практикуемых ими приемов хозяйствования. Можно только гадать, как бы выглядела современная этническая карта Европы без славян, этническое рождение которых как-будто всецело обязано деятельности гуннов, включившей цепную реакцию Великого переселения народов и выдавивших массы германцев далеко на запад от Танаиса, за Дунай. Лишь на руинах заметно опустевшей Европы славяне впервые стали известны под собственным, славофонским именем. Но ещё задолго до гуннов скифские набеги затушили лужицкий очаг культурогенеза в Центральной Европе, области геродотовских невров, чем задали траектории всех последующих переселений в Центральной и Восточной Европе вплоть до гуннов, толчок формированию географии праславянского культурно-языкового континуума и открыли возможность кельтам и германцам расселяться на восток.
Волны кочевого натиска на оседлое население Европы ощутимо различались по своей мощи. Между печенегами и половцами вклинились ненадолго огузы или торки, последняя волна калмыков, не продвинулась дальше Сев. Прикаспия в ΧVII в., а предпоследняя носила характер целенаправленной спланированной политической акции крупнейшей за всю историю кочевого мира державы. Монгольское, вероятно, первое (организованность гуннов могла бы уступать в совершенстве державе Германариха, а политика каганата тюрков не имела крупномасштабных последствий для населения Европы) и последнее в истории степных нашествий обладало свойством государственного предприятия. Достаточно прозаические стимулы вооруженного набега и грабежа у кочевников (т.е. экономические) на государственном уровне общественной организации обрастают наполненным кочевым колоритом идеологическим обоснованием, с общей преамбулой на этническое превосходство и мировое господство. Поэтому так близки политические воззрения монголов Чингисхана и гуннов Атиллы с его самонаричением «бичом божьим». Наверно монгольский финал бытия кочевого хозяйственно-культурного типа является вполне закономерным и предсказуемым для его исследователей. Русь могла бы называться как-то иначе, но будучи звеном в полотне исторических явлений, в известной точке пространственных и временных координат, неизбежно испытала бы на себе удар подобный монгольскому.
Предсказуемость в исторической науке – подвижная граница познания естественно-культурных закономерностей. Она никогда не будет абсолютно достижимой (как говорится, правда обычно находится там, где бы люди и не подумали), а её очевидность всегда запаздывает, тем более для творцов исторических событий, руководствующихся в своем социальном и политическом поведении традицией, моралью, наитием и обычно в меньшей степени сложным логическим моделированием, часто не выходящим за пределы сиюминутной выгоды.
Столкновение Руси и Монгольской империи – это столкновение двух, на протяжении тысячелетий развивавшихся самостоятельным образом, хозяйственно-культурных типов, в их конкретном специфическом русско-монгольском видовом преломлении. Его предопределенность, характер и итог могли быть предсказуемы даже кому-то из участников столкновения, если бы в их распоряжении и памяти имелись примеры подобных явлений в прошлом. Но как правило, авторы истории творят оную без оглядки на оную. Неорганизованное человечество, группы людей подобно целостному биологическому объекту подвержены, как и природа, приятию наиболее простых, наименее энергоемких решений (в смысле затрат на обдумывание). Возможность успешного моделирования исторического процесса, без угрозы внешних помех, возникает в культурно замкнутой системе, к которой в конечном итоге стремится все разнохарактерное и разноязыкое человечество. Человечество Эпохи Высокого Средневековья находилось от этой фазы ещё дальше, чем современное.
Если попытаться структурировать отечественную историю исходя из набора социально-экономических показателей, то нашествие Батыя в первую очередь делит её на «до» и «после», благодаря тому, что, во-первых, не имело внутренних источников, как и натиск печенегов и половцев, а во-вторых, потому, что, в отличие от двух последних, возымело внутренние структурные, цивилизационные сдвиги. Если бы структурные сдвиги настоящего времени оказались не менее интенсивными, то можно было бы вести речь о новой эре в отечественной истории.
Очевидно «выбор веры» предпринятый русской культурой в конце 10 века был предопределен уже накопленным к тому времени опытом. Славянское язычество и греческое православие были двумя наиболее знакомыми на тот момент населению Руси религиозными доктринами. Первые, случайные попытки крещения русов по сообщению греческой литературы имели место уже в 9 веке. А в Персии русы тогда же просто выдавали себя за христиан дабы сойти за цивилизованных людей, будучи очевидно знакомы с какими-то нехитрыми «символами веры». Исламо-иудейские миры по большому счету противопоставлялись культурно-генетическому конгломерату европейских народов, которым принадлежала и Русь. Практически, между ней и Востоком блистала своим «великолепием» Романия-Византия. Уже на протяжении двухсот лет (от покорения саксов Карлом Великим) оставшаяся языческой половина Европы постепенно часть за частью втягивалась в сообщество христианской доктрины как наиболее развитой на континенте. Гипотетическое принятие какой-либо иной «веры» видимо потребовало бы от восточнославянского общества дополнительного напряжения интеллектуальных сил.
Предсказуемость, монголы и 8 еще...