←  Вторая Мировая Война

Исторический форум: история России, всемирная история

»

«...СССP будет вынужден ... взять на себя...

Фотография Никитос Никитос 06.05 2013

«...СССР будет вынужден ... взять на себя инициативу наступательных военных действий»



1. «Майская инициатива»

«Элементарный черновик»?

Из всех опубликованных планов стратегического развертывания лишь только самый последний, известный как «Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками» {1 - Примечания из-за большого их количества вынесены в следующее сообщение} (и датируемый «не ранее 15 мая 1941 года») вызывает споры столь яростные, что как считающие этот план действующим документом, так и их противники порой доходят в этих спорах до абсурда.

Споры вызывает одна-единственная фраза этого плана:

«...считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск» {2}.

Основные аргументы тех, кто не считает майскую «Записку» действующим планом, таковы:

— поскольку на самом документе отсутствуют собственноручные письменные пометки Сталина, то это всего лишь черновик {3, 4, 5}, который даже не был доложен Сталину, так что рассматривать всерьез эту разработку Генштаба нет никаких оснований;

— Сталин знал о плане, но не утвердил его, так как «рекомендации по нанесению упреждающего удара <...> противоречили характеру советской военной доктрины и той политике, которую проводил Советский Союз непосредственно накануне войны» {6}, и вообще «социалистическое государство не могло на себя взять инициативу нанесения первого удара, т. е. формального развязывания войны» {7}.

— наконец, последний — и самый, по-моему, абсурдный — что на военном языке выражения «упредить», «атаковать», «нанести внезапный удар» означают вовсе не то, что в языке обыденном, и поэтому, когда авторы плана пишут «упредить противника в развертывании», они всего лишь предлагают «непосредственно после начала войны» развернуть основные силы Красной Армии раньше Вермахта; слова же «упреждающий удар» следует понимать как «ответный удар», который будет нанесен Красной армией непосредственно после нападения Германии и «внезапно» для Вермахта {8}.

Однако же то, что майские «Соображения...» все-таки были доложены Сталину, не отрицали ни сам Г.К. Жуков, ни А.М. Василевский.

В.А. Анфилову, беседовавшему с ним в 1965 году, Жуков поведал, что «конкретная задача была поставлена А.М. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину» {9}. Правда, Н.А. Светлишину в 1966 году был рассказан уже другой вариант истории — что «свою докладную я передал Сталину через его личного секретаря Поскребышева» {10}.

В бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС сохранилось письменное интервью А.М. Василевского от 20 августа 1965 г., в котором тот утверждал, что во второй половине мая 1941 г. лично привозил в Кремль документы и материалы по планируемому упреждающему удару. В приемной Сталина он передал эти документы в руки Г. К. Жукову, который вместе с С.К. Тимошенко докладывал их Сталину {11}.

Что же касается отсутствия сталинской подписи на документе, то ее там просто и не должно быть.

Давайте перечитаем внимательно некоторые места из всех — а не только майских — планов стратегического развертывания:

«Докладываю на Ваше рассмотрение соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы. <...> Докладывая основы нашего стратегического развертывания на Западе и на Востоке, прошу об их рассмотрении» {12}.

«Докладываю на Ваше рассмотрение соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы. <...> Докладывая основы нашего стратегического развертывания на Западе и на Востоке, прошу об их рассмотрении» {13}.

«Докладываю на Ваше утверждение основные выводы из Ваших указаний, данных 5 октября 1940 г. при рассмотрении планов стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на 1941 год. <...> Обязать Народный комиссариат путей сообщения СССР <...> народному комиссару путей сообщения тов. Кагановичу Л.М. <...> разработать и доложить <...>» {14}.

«...докладываю на Ваше рассмотрение уточненный план стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке» {15}.

«Докладываю на Ваше рассмотрение соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками. <...>

По этим вопросам мною отданы распоряжения, и разработка планов обороны госграницы и ПВО полностью заканчивается к 01.06.41 г. <...>

IX. Прошу:

1. Утвердить представленный план стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР и план намечаемых боевых действий на случай войны с Германией; <...>

3. Потребовать от НКПС полного и своевременного строительства... <...>

4. Обязать промышленность выполнять план выпуска материальной части танков...» {16}.

Ни на одной из этих «Записок» нет никаких сталинских пометок, но, тем не менее, планы, о которых в них говорится, были утверждены.

Так почему же этих пометок не только нет — почему их там и быть не должно?

Да просто потому, что это вовсе не планы стратегического развертывания, а всего лишь доклады, подготовленные по распоряжению начальника Генштаба, после того, как разработка самих планов была закончена. Об этом красноречиво говорят такие выражения, как «докладываю на Ваше рассмотрение», «прошу об их рассмотрении», «прошу утвердить представленный план», «мною отданы распоряжения... разработка... полностью заканчивается к 01.06.41 г.», а также абсолютно неуместные в документах военного планирования «обязать Народный комиссариат путей сообщения СССР», «народному комиссару путей сообщения тов. Кагановичу Л.М. ... разработать и доложить», «потребовать от НКПС», «обязать промышленность». Зато эти выражения весьма уместны в докладе начальника Генштаба руководителям страны.

Маршал М.В. Захаров, который перед войной был помощником начальника Генерального штаба, в своих книгах «Генеральный штаб в предвоенные годы» и «Накануне великих испытаний» {17} также называет педставленные руководству страны документы только «докладами», и никак иначе:

— «начальник Генштаба РККА Б.М. Шапошников представил на рассмотрение <...> К.Е. Ворошилову доклад ... основные положения этого доклада <...> были изложены на Главном военном совете...» (С. 111);

— «доклад об основах стратегического развертывания ... В докладе, как и в прежнем варианте плана, указывалось...» (С. 177);

— «доклад ... за подписями Народного комиссара обороны ... был представлен ... на рассмотрение ... В докладе рассматривались наши вероятные противники...» (С. 234);

— «доклад по этому вопросу был написан от руки...» (С. 266);

— «однако в докладе отмечалось...» (С. 327)

И, наконец, такая деталь.

В планах прикрытия особых округов, которые отправлялись в Генштаб на утверждение, на первых листах имеется «шапка»: «Утверждаю. Народный комиссар обороны СССР». Ни на одной из «Записок» такой шапки нет, что также подтверждает, что эти документы — не планы, представленные на утверждение, а всего лишь тексты докладов.

Наверное, утверждающие сталинские пометки все же стОит поискать — но поискать на самом оригинале плана стратегического развертывания, там, где они должны быть, а не на страницах доклада, где их и быть не должно.



Еще до сталинской речи

В своей беседе с Анфиловым Жуков также утверждал, что идея директивы, предусматривающей предупредительный удар, была его и С.К. Тимошенко личной инициативой, и родилась она после выступления Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий {18}. Однако такого просто не могло быть, считает маршал М.А. Гареев: «Появление такого документа в мае 1941 г. не случайно и он не мог родиться только по инициативе генштабистов» {19}. Оперативные документы такого масштаба не могли разрабатываться иначе, как только с ведома Сталина и на основе его указаний, любая инициатива в этой области исключалась, ибо могла быть расценена как выступление против «линии партии», а ее авторы могли поплатиться за нее жизнью.

Собственно, то же самое, только в другом месте, говорит и Жуков: «Без разрешения Политбюро и лично Сталина этого сделать никто не мог. Как известно, все наши важные военные вопросы, а тем более оперативно-стратегического значения решались в Политбюро, да и теперь они решаются в Президиуме ЦК партии» {20}. «Надо реально себе представлять, что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке общеполитической обстановки. У всех в памяти еще были недавно минувшие годы; и заявить вслух, что Сталин неправ, что он ошибается, попросту говоря, могло тогда означать, что еще не выйдя из здания, ты уже поедешь пить кофе к Берия» {21}.

Так что утверждая, что разработка майского плана — это всего лишь личная инициатива начальника Генштаба и наркома обороны, Жуков откровенно врал. Работа шла по указанию Сталина и под его контролем.

Временем окончания работы над планом можно — весьма достоверно — считать промежуток между 15 мая — данные о силах сторон приведены по состоянию именно на эту дату, — и 19 мая, когда он мог быть доложен руководству страны, поскольку именно в этот день на приеме у И.В. Сталина одновременно были В.М. Молотов, С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин; до этого Тимошенко и Жуков посетили Сталина 14 мая, то есть еще до окончания работы над планом {22}.

Но когда же она началась? Неужто и вправду план был составлен «на скорую руку», за 10—15 дней, как утверждает Жуков?

Усомнимся и в этом. Дело в том, что в своем докладе Жуков упоминает планы обороны госграницы, указания на разработку которых им уже отданы. Очевидно, что директивы были направлены командующим войсками округов в течение мая («...разработка планов обороны госграницы и ПВО полностью заканчиваются к 01.06.41 г.» {23}).

Сами директивы на разработку планов прикрытия настолько похожи, что нет сомнения — они писались если не одновременно, то наверняка более поздние по образцу более ранних, так как значительная часть текста совпадает практически полностью. В сборнике «1941 год. В 2 кн.» они датированы «не позднее 20 мая» (директивы командующим войсками ЗапОВО {24}, КОВО {25} и ОдВО {26}) и «не позднее 30 мая» (директива командующему войсками ПрибОВО {27}). Составители серии «Конец глобальной лжи» в «Военно-историческом журнале» датировали эти же директивы 14 мая для ЗапОВО {28} и ПрибОВО {29} и 15 мая для КОВО {30}. Директива для ОдВО и неопубликованная директива для ЛенВО, судя по текстам окружных планов прикрытия, опубликованных в «Военно-историческом журнале», были получены 6 мая (ОдВО) {31} и 14 мая (ЛенВО) {32}. Наконец, В.А. Анфилов утверждает, что «Ленинградскому, Западному и Киевскому округам директивы были направлены 5 мая, Одесскому — 6 мая, а Прибалтийскому — 14 мая» {33}.

Судя по всему, ближе к истине все-таки составители серии «Конец глобальной лжи» и В.А. Анфилов, поскольку в архивной легенде в сборнике «1941 год» уточняется, что для публикации директивы командующему войсками ЗапОВО использовался экземпляр №2, представляющий собой рукописную копию с экземпляра №1, выполненную заместителеи начальника Оперативного управления Генштаба генерал-майором Анисимовым и заверенную им же... 7 мая. (Точно так же для публикации директивы командующему войсками ОдВО использовался второй экземпляр, заверенный Анисимовым также 7 мая.)

Что же получается? Директивы в приграничные округа были отправлены на следующий день после выступления Сталина, а то и в тот же самый день?! Очевидно, что разработка как директив, так и самого майского плана началась еще до сталинского выступления 5 мая. Но все же — когда именно? Здесь можно только строить более-менее вероятные предположения.

«План Шапошникова» был доложен руководству страны 19 августа. На его доработку ушел месяц, и следующий план, «план Мерецкова» был доложен только 18 сентября.

«Уточненный план», доработанный по результатам стратегических игр в Генштабе в январе 1941 года, при первой публикации (в сокращенном виде) был датирован 11 марта {34}. Однако некоторые исследователи утверждают, что он был подготовлен еще в феврале, а 11 марта лишь одобрен начальником Генштаба {35}. Следовательно, на доработку «плана Мерецкова» также потребовался примерно месяц.

Работа над «майским» планом могла начаться только после завершения предыдущего, то есть не ранее середины марта.

Но и никак не позднее середины апреля.



2. «Балканский вариант»

«Тотальное и быстрое поражение»

Если представить себе обстановку в Европе в начале 1941 г., то можно заметить, что у Германии было три наиболее вероятных направления для наступательных действий: Британские острова, Ближний Восток и Советский Союз.

Начать военные действия против СССР прежде, чем победоносно завершится война с Англией — значит обречь Германию на гибельную для нее войну на два фронта. Следовательно, остаются только два стратегических направления, любое из которых могло стать в 1941 году основным, приковать к себе главные силы Вермахта — и открыть Красной Армии блестящую возможность нанести удар по его второстепенным силам, сразу перенеся войну на территорию врага.

Если Германия нанесет удар по Ближнему Востоку, то любое наступление Красной Армии отрежет ее основные силы от Германии.

Если начнется высадка немецких войск на Британские острова, то использовать их для отражения советского наступления будет уже невозможно {36}.

К концу марта стало окончательно ясно, что планы оккупации Британских островов «отодвинуты на задний план» {37}. «Военная операция большого масштаба против английского острова, которая должна была бы закончиться вторжением на него немецких войск, — считается маловероятной потому, что это мероприятие слишком рискованно и связано со слишком тяжелыми жертвами. В отношении блокады английского острова Берлин возлагает очень большие надежды на предстоящую активизацию подводной войны и на атаки авиацией. Проводившиеся до сих пор действия против Англии не имели того решающего успеха, который ожидался немцами. Констатируют, что силы английского сопротивления были недооценены, особенно немцы отдают должное в способности английских военных летчиков» {38}.

На Западе мнение, что следующий бросок Германии последует на Ближний Восток, было господствующим. Объединенный разведывательный комитет английских сооруженных сил еще в июне 1941 года считал, что наиболее вероятным направлением действий вермахта в ближайшие месяцы будет Ближний Восток {39}. «У англичан на этот счет не было никаких сомнений. Они лишь гадали, как скоро и откуда на их войска, находившиеся в этом районе, обрушится удар: то ли с севера через Турцию и Сирию, то ли с запада через Египет» {40}.

Одновременно советская разведка сообщала о значительном увеличении количества немецких дивизий на юго-востоке Европы — с 22 дивизий (20 пехотных и 2 танковые) на 1 сентября 1940 г. до 62 (50 пехотных, 4 моторизованные и 8 танковых) дивизий на 1 марта 1941 г. {41}

Такой рост группировки Вермахта на Балканах вполне укладывался в версию «Вермахт идет на Ближний Восток» {42} — ведь прежде, чем начинать решительное наступление, Гитлеру нужно было обезопасить свой южный фланг, где в конце 1940 г. создалась очень опасная ситуация.

Дело в том, что аэродромы Греции, которая была союзницей Великобритании, могли использоваться британскими ВВС для ударов по нефтяным промыслам Румынии, бывшими тогда главным источником жидкого топлива для Германии.

Первую попытку оккупировать Грецию предприняла Италия в октябре 1940 года. Однако греческая армия не только разгромила и изгнала из своей страны итальянские войска, но и захватила плацдарм на территории Албании. Великобритания оказала Греции немедленную помощь, отправив туда экспедиционный корпус и высадив свои войска на Крите. Аэродромы вокруг Афин стали базами британской авиации. Разумеется, Гитлер не мог начинать никакое наступление до тех пор, пока Греция и ее британский союзник не будут разгромлены.

Вот этих-то условиях Сталин и попытался втянуть Германию в затяжную войну на Балканах, применив тот план, от которого до этого отказался в 1938 году — план свержения югославского правительства, подписавшего договор о сотрудничестве с Гитлером {43}. В марте 1941 года военная разведка и НКВД через свои резидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде, и через неделю после переворота Советский Союз подписал пакт о взаимопомощи с новым — антигерманским — правительством. Сталин надеялся, что новое правительство сможет затянуть итальянскую и германскую операции в Греции {44}.

Реакция Гитлера на этот переворот была быстрой и эффективной. Шестого апреля, через день после подписания пакта, Гитлер вторгся в Югославию, и уже через две недели югославская армия была разбита {45}.

«Осторожно, не дразнить, повода не давать...»

«Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом» («Пакт Молотова-Риббентропа») предусматривал, что, прежде чем предпринимать какие-то военные шаги, стороны будут уведомлять о них друг друга. В Югославии Гитлер ясно показал, что больше не считает себя связанным ни официальными, ни конфиденциальными соглашениями.

Логично было ожидать, что в обстановке нарастающих успехов в войне против Англии (оккупация Балкан, захват Крита и наступление корпуса Роммеля в Африке открывали Германии путь в Египет и прогерманский Ирак — нефтеносные районы, жизненно необходимые Англии для продолжения войны) Германия по-прежнему будет направлять свои главные усилия на то, чтобы отсечь Англию от источников нефти и принудить ее к миру {46}.

Но одновременно следовало ожидать и того, что в создавшейся ситуации английское правительство готово будет пойти на сговор с Германией — неважно, будет ли это официальный мирный договор или неформальная договоренность — который предоставит Германии свободу рук на востоке и даст возможность Англии остаться в стороне от основного конфликта {47}.

Именно поэтому в середине апреля начинается новый этап советской политики — политики внешне столь осторожной, что некоторые историки усматривают в ней черты курса на «умиротворение агрессора».

В течение января—марта 1941 года любые действия Германии, в которых советская сторона усматривала ущемление своих интересов, вызывали ее мгновенную и раздраженную реакцию.

На массовую переброску германских войск на территорию Румынии, начавшуюся в январе 1941 года, и слухи о присутствии германских частей в Болгарии советский МИД отреагировал 13 января Заявлением ТАСС, в котором отмечалось, что все это происходит без ведома и одобрения СССР {48}. 17 января эту же тему развил Молотов в беседе с германским послом в Москве Ф.Шуленбургом, подчеркнув, что СССР будет считать появление на территории Болгарии каких-либо иностранных вооруженных сил нарушением интересов его безопасности {49}.

Когда 28 февраля Шуленбург поставил Молотова в известность о присоединении Болгарии к Тройственному пакту, а 1 марта сообщил, что Германия намеревается ввести свои войска в Болгарию «в связи с имеющимися сведениями о том, что англичане намерены высадиться в Греции», Молотов заявил, что тем самым германское правительство встало на путь нарушения государственных интересов СССР, и последнее не может нейтрально относиться к таким шагам {50}. 3 марта в печати было опубликовано заявление НКИД болгарскому правительству, в котором отмечалось, что действия Болгарии расширяют сферу войны {51}.

Еще одним признаком недовольства советского руководства политикой Германии на Балканах стало заявление Вышинского турецкому послу Г.А. Актаю 9 марта {52}.

12 апреля, в день падения Белграда, Вышинский заявил венгерскому посланнику о том, что Советское правительство не одобряет вступление венгерских войск на территорию Югославии. Это заявление было опубликовано в печати 13 апреля {53}.

И после этого — как отрезало. Более того, 8 мая СССР разорвал дипломатические отношения с оккупированными Бельгией, Норвегией и Югославией {54}. Практически одновременно были установлены дипломатические отношения в антибританским правительством в Ираке, поддерживаемым Германией. Затем были майское Опровежение ТАСС и июньское Заявление ТАСС...

Но параллельно с этими, внешне похожими на «умиротворения агрессора» действиями стали проводиться в жизнь совсем другие мероприятия, знали о которых весьма немногие.

18 апреля была подписана директива, которая предписывала всем советским резидентурам в Европе «всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, приведя их в соответствие с условиями военного времени» {55}. Аналогичную директиву по своей линии направила и военная разведка.

В двадцатых числах апреля началась скрытая передислокация из Сибирского и Уральского военных округов и с Дальневосточного фронта в западные приграничные округа шести стрелковых дивизий, двух воздушно-десантных бригад и управления одного стрелкового корпуса, в мае — передислокация военных учебных заведений из западных округов в глубь страны, и тогда же — выдвижение на запад семи армий резерва Главного Командования {56}.

И еще в середине апреля началась разработка нового плана стратегического развертывания Красной Армии — плана упреждающего удара по Германии.

Нет, не умиротворением агрессора занимался Сталин в предвоенные весенние месяцы, а маскировкой своего наступательного плана. Ну как тут не вспомнить рассказ незабвенного Г.К. Жукова о подготовке операции на реке Халхин-Гол: «Вопрос внезапности, вопрос маскировки был, есть и будет главнейшим элементом в победе как в операции, так и в бою. Исходя из этих соображений, командование принимало все меры и продумало достаточно основательно маскировку этой операции.

Я не буду подробно останавливаться на всех деталях этих мероприятий. Они сводились к тому, чтобы создать у противника впечатление, что мы не готовимся наступать, а готовимся обороняться. Для этого были приняты все меры ... И японцы, как потом выяснилось, действительно до часа удара не предполагали и не знали о готовящемся наступлении» {57}.



3. «Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий»

Итак, Жуков и Тимошенко все-таки доложили свой «майский план» Сталину, однако Сталин якобы в резкой форме отверг его, поскольку план противоречил то ли характеру советской военной доктрины, то ли той политике, которую Сталин проводил непосредственно накануне войны.

А ведь яростное стремление доказать, что Красная Армия никогда не планировала взять на себя инициативу первого удара говорит всего лишь об очень невнимательном чтении всех предыдущих докладов Сталину, касающихся стратегического развертывания РККА.

«Война вспыхнет неожиданно»

О самом первом таком плане под названием «План стратегического распределения РККА и оперативного развертывания на Западе», разработанном под руководтством начальника Генерального штаба А.И. Егорова и утвержденном в 1936 году, мы пока знаем только по показаним Маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского, которые он дал следствию накануне процесса 11 июня 1937 года {58}. Согласно этому «Плану...» ожидалось, что основными противниками СССР выступят объединенные силы Германии и Польши.

Поскольку польско-германские силы опережали Красную армию в развертывании и могли бы нанести ей поражение по частям, боевые действия против Польши планировалось начать ударом армий вторжения сразу после объявления войны. Для «особой успешности» подготовка операций по вторжению должна была вестись в строжайшей тайне, а с Польшей во время подготовки этих операций следовало поддерживать нормальные дипломатические и торговые отношения — и тогда для поляков «война вспыхнет неожиданно» и они «не будут иметь в своем распоряжении предмобилизационного периода».

В следующем плане {59}, разработанном в 1938 году уже под руководством Б.М. Шапошникова, «решительное поражение» предлагалось нанести «главным силам германо-польских армий, сосредотачивающимся» либо к северу, либо к югу от Полесья»

В августе 1940 года «основной задачей наших войск», то есть Красной Армии, по-прежнему «является — нанесения поражения германским силам, сосредотачивающимся в Восточной Пруссии и в районе Варшавы» {60}.

И в сентябрьском 1940 года плане {61} задачей Красной Армии все так же было «нанесение решительного поражения главным силам германской армии, сосредотачивающимся в Восточной Пруссии» («северный» вариант), или «Люблин-Сандомирской группировке противника» («южный» вариант).

Только в мартовском плане отсутствуют слова про «поражение главным силам, сосредотачивающимся...», зато «основными, общими для всех фронтов, задачами воздушных сил» объявлялись «воспрещение воинских перевозок [противника] по сосредоточению» {62}.

Как видим, и в 1936-м, и в 1938-м, и в 1940-м, и в марте 1941 года Красная Армия отнюдь не боялась «взять на себя инициативу нанесения первого удара» и «атаковать германскую (или польско-германскую) армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания».

О том же самом — о готовности большевиков нападать, если война справедливая и обстановка подходящая, нам говорят и пропагандистские материалы тех лет, которые должны были подготовить советское общество к началу войны по инициативе СССР.

Выступая 1 октября 1938 года на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда по обсуждению «Краткого курса истории ВКП (б), Сталин заявил, что «является неверным представление о большевиках как о пацифистах», «которые вздыхают о мире» и «начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали». Большевики, продолжал он, «сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют...» Далее следовал очевидный для Сталина вывод: «То, что мы сейчас кричим об обороне — это вуаль, вуаль» {63}.

В политическом отчете XVI съезду ВКП (б) Сталин разъяснил, какой момент является подходящим для начала войны: либо момент, когда «вызреет пролетарская революция в Европе», либо когда «назреют вполне колониальные революции», либо, наконец, когда «капиталисты передерутся между собой из-за дележа колоний» {64}. А Л.З. Мехлис уточнил, какая война будет справедливой: «всякая война, которую ведет государство рабочих и крестьян, является войной справедливой, войной освободительной» {65}.

На основе сталинских указаний указаний в периодической печати был широко растиражирован тезис «Война СССР против врагов социалистического строя — война особого типа. Самая справедливая из всех справедливых войн, она будет войной наступательной» {66}.

Во время вооруженного конфликта с Финляндией 1939—1940 гг. бойцов и командиров Красной Армии учили, что любая война, которую ведет СССР, является справедливой {67}.

В своем докладе «О военной идеологии», прочитанном 13 мая 1940 года на совещании у наркома обороны 13 мая 1940 года, Л.З. Мехлис требовал воспитывать личный состав армии «в духе осознания справедливости и прогрессивности предстоящей войны с капиталистическим миром», подчеркнув при этом: «Речь идет <...> о таком активном действии, когда инициатором справедливой войны выступит наше государство и его Рабоче­Крестьянская Красная Армия. В этом духе нам нужно воспитывать нашу Красную Армию и весь пролетариат, чтобы все знали, что всякая наша война, где бы она ни происходи­ла, является войной прогрессивной и справедливой» {68}.

А на совещании «оборонных писателей» 25 июня 1940 года Е.А. Болтин, тогдашний редактор «Красной звезды», инструктировал «инженеров человеческих душ», что следует избавиться от настроений типа «мы будем обороняться, а сами в драку не полезем». Наоборот, народ должен быть готов «когда это будет выгодно», первым идти воевать. «Мы должны быть готовы первыми нанести удар, а не только отвечать на удар ударом». «Прежде всего, надо воспитывать людей в понимании того, что Красная Армия есть инструмент войны, а не инструмент мира. Надо воспитывать людей так, что будущая война с любым капиталистическим государством будет войной справедливой, независимо от того, кто эту войну начал» {69}.

«В духе активного, боевого, воинственного наступления»

Но, может быть, весной 1941 года, «непосредственно накануне войны» что-то кардинально изменилось в сталинской политике, так что «для Красной Армии содержанием первых часов и дней войны» должны были стать «сдерживающие», а вовсе не «наступательные» действия? Может быть, и вправду «политический курс, проводимый Советским государством на том конкретном отрезке истории, однозначно состоял в максимальной оттяжке вступления в войну, а предлагаемый Генеральным штабом вариант нанесения упреждающего удара этому курсу противоречил» {70}?

Продолжим наше знакомство с большевистскими идеологическими документами уже непосредственно самого кануна войны — мая—июня 1941 года, — и посмотрим, к каким «определенным событиям» готовили руководители пропагандисткого аппарата страны и армии «общественное мнение».

Тон всей пропаганде, разумеется, задал лично большевистский диктатор. В своем выступлении 5 мая 1941 года на приеме в честь выпускников военных академий Сталин заявил: «Теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная» {71}.

После этого выступления большевистские пропаганда, агитация и печать стали перестраиваться в духе сталинских указаний весьма решительно.

В архивах сохранились несколько текстов пропагандистских материалов, над которыми в мае—июне велась активная и спешная работа под личным руководством секретарей ЦК ВКП (б) А.А. Жданова, Г.М. Маленкова, А.С Щербакова, начальника Управления пропаганды и агитации (УПА) ЦК ВКП (б) Г.Ф. Александрова и начальника Главного управления политической пропаганды (ГУПП) Красной армии А.И. Запорожца. Особую ценность этим материалам придает то, что они готовились на уровне и по распоряжению членов и кандидатов в члены Политбюро, то есть инициатива их подготовки исходила «сверху», а самодеятельность функционеров среднего звена была сведена к минимуму.

8 мая 1941 г. в ЦК состоялось совещание, вел которое А.С. Щербаков. В архиве сохранились тезисы к выступлению, составленные им самим.

Первый, и судя по всему, наиболее важный раздел тезисов озаглавлен «Воспитание армии и народа». Он открывается следующей формулировкой: «Лозунг — наступательной войны. Основную статью (журнал)». В разделе, названном «Разделение труда между газетами», находим такой тезис: «Лозунг обороны, лозунг наступления. Готовить политику войны» {72}.

А вот что говорится в проекте директивы ЦК ВКП (б) «О текущих задачах пропаганды», подготовленной все тем же Щербаковым в мае 1941 года: «Ленинизм учит, что страна социализма, используя благоприятно сложившуюся международную обстановку, должна и обязана будет взять на себя инициативу наступательных военных действий против капиталистического окружения с целью расширения фронта социализма. До поры до времени СССР не мог приступить к таким действиям ввиду военной слабости. Но теперь эта военная слабость отошла в прошлое» {73}.

В то же время Щербаков подчеркивал, что средствам массовой информации необходимо проявлять определенную сдержанность в пропагандистской кампании против Германии: «Осторожно, не дразнить, повода не давать, аналогии и намеки, но систематически, капля по капле» {74}.

15 мая 1941 года в заключительном слове на совещании по вопросам художественной кинематографии в ЦК ВКП (б) А.А. Жданов разъяснил, какие новые задачи стоят перед советской пропагандой, а также уточнил, к какой именно войне следует готовиться всему народу и кинематографистам, в частности. Народу следовало прививать непримиримость к «врагам социализма» и готовность нанести «смертельный удар любой буржуазной стране или любой буржуазной коалиции», а главное — следовало воспитывать людей «в духе активного, боевого, воинственного наступления» {75}.

В Красной Армии перестройка пропаганды — с задачей «воспитывать личный состав в воинственном и наступательном духе, в духе неизбежности столкновения Советского Союза с капиталистическим миром и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление» — началась в соответствии с решением Главного военного совета от 14 мая 1941 г.

Для этого в ГУПП были подготовлены директивы «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время», «Об очередных задачах партийно-политической работы в Красной Армии», «О политических занятиях с красноармейцами и младшими командирами на летний период 1941 г.» и доклад лекторской группы ГУПП для закрытых военных аудиторий «Современное международное положение и внешняя политика СССР» {76}.

Проект директивы «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время» дважды обсуждался на Главном военном совете и был утвержден 20 июня {77}. «Советский Союз сейчас сильнее, чем прежде, а завтра будет еще сильнее, — отмечалось в директиве. — Красная Армия и советский народ, обороняя нашу страну, обязаны действовать наступательным образом, от обороны переходить, когда этого потребуют обстоятельства, к военной политике наступательных действий» {78}. «Все формы пропаганды, агитации и воспитания направить к единой цели — политической, моральной и боевой подготовке личного состава к ведению справедливой, наступательной и всесокрушающей войны» {79}.

Во время первого обсуждения проекта директивы А.А. Жданов, объясняя новую ситуацию, подчеркнул: «Перехода от одной политики к другой нет. Еще Ленин говорил во время первой мировой войны в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы», что в случае необходимости, победивший пролетариат выступит даже с военной силой против капиталистических государств. Политика наступления была у нас и раньше. Эта политика была определена Лениным. Мы теперь лишь лозунг меняем. Мы приступили к реализации ленинского тезиса» {80}. «Мы стали сильнее, можем ставить более активные задачи. Войны с Польшей и Финляндией не были войнами оборонительными. Мы уже вступили на путь наступательной политики» {81}.

А вот что говорилось в директиве «О политических занятиях с красноармейцами и младшими командирами на летний период 1941 г.» (направлена в войска 15 мая 1941 года): «О войнах справедливых и несправедливых иногда дается такое толкование: если страна первая напала на другую и ведет наступательную войну, то эта война считается несправедливой, и наоборот, если страна подверглась нападению и только обороняется, то такая война якобы должна считаться справедливой. Из этого делается вывод, что якобы Красная армия будет вести только оборонительную войну, забывая ту истину, что всякая война, которую будет вести Советской Союз, будет войной справедливой» {82}.

По мнению авторов доклада «Современное международное положение и внешняя политика СССР»: «Главный успех ленинско-сталинской внешней политики мира состоит в том, что благодаря ей уже удалось отсрочить войну между империалистическими странами и СССР <...> до того, как сами империалистические державы передрались между собой из-за мирового господства <...> Тем самым ленинско-сталинская политика мира успешно разрешила стоявшие перед ней задачи. Неверно было бы, однако, расценивать нашу мирную политику как вечную и неизменную. Это — временная политика, которая вызывалась необходимостью накопить достаточные силы против капиталистического окружения. Теперь мы такие силы накопили и вступили в новый, наступательный период внешней политики СССР...» «Не исключена возможность, что СССР будет вынужден в силу сложившейся обстановки взять на себя инициативу наступательных военных действий». «СССР может перейти в наступление против империалистических держав, защищая дело победившего социализма, выполняя величайшую миссию, которая возложена историей на первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян по уничтожению постоянно угрожающего нам капиталистического окружения». «Современная международная обстановка является исключительно напряженной. Война непосредственно подошла к границам нашей родины. Каждый день и час возможно нападение империалистов на Советский Союз, которое мы должны быть готовы предупредить своими наступательными действиями. <...> Опыт военных действий показал, что оборонительная стратегия против превосходящих моторизованных частей никакого успеха не давала и оканчивалась поражением. Следовательно, против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой. Задача всего начсостава Красной Армии — изучать опыт современной войны и использовать его в подготовке наших бойцов. Вся учеба всех родов войск Красной Армии должна быть пропитана наступательным духом» {83}. «Германская армия еще не столкнулась с равноценным противником, равным ей как по численности войск, так и по их техническому оснащению и боевой выучке. Между тем такое столкновение не за горами». Интересно отметить, что Г.Ф. Александров сделал к этому предложению следующее примечание: «Этакой формулировки никак нельзя допускать. Это означало бы раскрыть карты врагу» {84}

Все процитированные выше документы ясно и недвусмысленно говорят об одном: в мае—июне 1941 года большевистская пропаганда начала перестраиваться под лозунгом «наступательной войны».

Несмотря на утверждения отдельных историков, что, мол, «эти документы так и остались проектами, они не были одобрены и подписаны высшим руководством, т.е. не получили абсолютно никакой юридической силы» {85}, они вовсе не были кабинетным творчеством номенклатурных работников на Старой площади и в ГУПП — директивы активно воплощались в практическте мероприятия, что уже в мае 1941 года было замечено германской стороной. Немецкая агентура докладывала, что пропагандистская и воспитательная работа в частях Красной Армии ведется в духе наступательных военных действий против Германии с целью освобождения европейских стран от ее оккупации. И такого рода информация шла в Берлин весь май и весь июнь {86}.



4. «Прошу утвердить представляемый план...»

Игры, в которые играют военные люди {87}

В январе 1941 года в Генштабе проводились стратегические игры на картах. И хотя по условиям игры «западные» напали на «восточных», никакие действия «восточных» по отражению агрессии не решались, а начальный период войны полностью исключался из розыгрыша.

Игры нужны были для того, чтобы окончательно решить вопрос о направлении главного удара Красной армии в войне с Германией.

Главный удар севернее Припятских болот «против Восточной Пруссии и на варшавском направлении» имел очевидные минусы: сложные природные условия Восточной Пруссии, крайне затрудняющие ведение наступательных операций, исключительная подготовленность этого театра для обороны в инженерном и дорожном отношениях, и, наконец, сильное сопротивление, которое «безусловно будет оказано Германией в борьбе за Восточную Пруссию» неизбежно приведут к затяжным боям, которые свяжут главные силы Красной армии и не дадут нужного и быстрого эффекта. А для успешного наступления Красной армии затяжные бои были ни к чему. Поэтому «северное» направление главного удара расценивалось как неперспективное.

Наоборот, наступление южнее Припятских болот имело те преимущества, что «удар в этом направлении», проходя «по слабо еще подготовленной в оборонном отношении территории бывшей Польши», на первом же этапе войны отрезал Германию от Балканских стран, лишал ее важнейших экономических баз и «решительно воздействовал на Балканские страны в вопросах участия их в войне» против Советского Союза. Единственным недостатком этого варианта было более медленное, по сравнению с «северным», развертывание главных сил Красной Армии из-за менее развитой сети железных и шоссейных дорог.

(Германские генералы, оценивая перспективы своего наступления южнее Припятских болот, также учитывали то, что состояние железных и шоссейных дорог в Венгрии и Румынии не позволит сосредоточить и развернуть здесь крупные германские силы до начала войны; к тому же район этот слишком узок, коммуникации на советской территории плохи, а расстояние до Москвы слишком велико. Наносить главный удар южнее Припятских болот было невыгодно еще и потому, что путь наступающим германским войскам пересекал Днепр в его нижнем течении.

Что же касается наступления севернее Припятских болот, то здесь условия для сосредоточения войск были гораздо лучше: выше пропускная способность германских железных дорог и сравнительно неплохи дороги на территории СССР, «направление которых совпадает с направлением движения войск». На этом направлении германские войска могли «в скором времени овладеть Ленинградом и Москвой». Все эти соображения привели составителей «Барбароссы» к однозначному выводу: «Главное наступление сухопутных войск направляется от Северной Польши и Восточной Пруссии на Москву» {88}.)

По результатам игр было решено отказаться от главного удара по Восточной Пруссии и сосредоточиться на разработке «южного варианта». Именно этот план, которым должна была руководствоваться Красная армия в начале войны, был изложен в документе от 15 мая 1941 года.

Если положить рядом все известные нам советские планы стратегического развертывания, то в глаза не может не броситься их эволюция от приоритета успешной обороны к приоритету успешного наступления.

В мартовском 1938 и августовском 1940 года планах предполагалось, что главные силы противника будут развернуты севернее Полесья, так как «южный» вариант менее удобен для сосредоточения и развертывания сил обеих сторон, чем «северный», а главные силы Красной Армии следовало развернуть на наиболее вероятном направлении главного удара противника.

В сентябрьском 1940 года плане также расматривались два варианта развертывания главных сил Красной Армии. И хотя политически выгодным и наболее вероятным для немецкой армии по-прежнему признавалось развертывание ее главных сил «к северу от устья р. Сан», основным вариантом для Красной Армии был назван «южный», а решающими аргументами его выбора стали успешное наступление — при выборе «южного» направления, — и затяжные бои, в которые могла быть втянута Красная Армия при выборе «северного».

Наконец, в «уточненном» мартовском плане 1941 года бесповоротно выбрано «южное» направление, названное «приоритетным» также и для Германии, которая, «вероятнее всего», попытается «захватить Украину». Сосредоточение главных сил Германии севернее Полесья не исключалась, но развертывание здесь главных сил Красной Армии ставилось под сомнение опять же из-за того, что «борьба на этом фронте может привести к затяжным боям».

Так что майский 1941 года план с его идеей «атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания» оказывается не чем-то чужеродным и несовместимым с советской военной доктриной, а логическим завершением ее многолетнего развития.

«Необходимо заблаговременно провести следующие мероприятия...»

Рассматривая один за другим известные нам военные и идеологические документы, мы убедились, что «майский» план был доложен Сталину, и план этот ни в чем не противоречил ни советской военной доктрине, ни политике Советского Союза перед самым началом войны.

Но все-таки — был ли он отвергнут Сталиным, или стал действующим документом, согласно которому и производились все предвоенные перемещения? Чем это можно подтвердить, и чем опровергнуть?

А сделать это довольно просто. В плане перечислены мероприятия, без выполнения которых «невозможно нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле»:

— скрыто отмобилизовать войска под видом учебных сборов запаса;

— скрыто сосредоточить армии резерва Главного Командования;

— скрыто сосредоточить войска ближе к западной границе под видом выхода в лагеря;

— скрыто сосредоточить авиацию на полевые аэродромы из отдаленных округов и начать развертывать авиационный тыл;

— под видом учебных сборов и тыловых учений развернуть тыл и госпитальную базу;

— разработать планы прикрытия госграниц на время сосредоточения и развертывания Красной Армии;

— разработать план противовоздушной обороны страны и привести в полную готовность средства ПВО.

Нетрудно убедиться, что в мае—июне все эти мероприятия начали осуществляться, а к 22 июня их выполнение было в самом разгаре.

Директивы на разработку планов прикрытия госграниц были разосланы по особым округам в 5—14 мая 1941 года{89}. В мае разработка планов прикрытия в округах была завершена, и в период с 5 по 20 июня они были представлены в Генштаб на утверждение {90}.

С 13 мая началось выдвижение к западной границе соединений четырех армий (16-й, 19-й, 21-й и 22-й) и готовилось выдвижение еще трех армий (20-й, 24-й и 28-й), которые должны были закончить сосредоточение к 10 июля {91}. Всего на Западный ТВД планировалось выдвинуть 71 дивизию (55 стрелковых, 11 танковых и 5 моторизованных). Это выдвижение производилось с соблюдением строжайших мер маскировки, с большой осторожностью, постепенно, без изменения обычного графика работы железных дорог.

Тут следует особо остановиться на двух моментах.

Во-первых, если указания на разработку планов прикрытия Генштаб мог отдать инициативным порядком, не согласуя их с вышестоящим руководством, то передислокация 71 дивизии (а это — 939 железнодорожынх эшелонов) обязательно должна была получить одобрение Политбюро. И если такая передислокация началась — это служит еще одним подтверждением того, что разработка майского плана началась задолго до 5 мая, по личному указанию Сталина, и держал он эту работу под своим контролем.

Во-вторых, если допустить, что командование Красной Армии готовилось начинать военные действия по старой схеме, то есть с операций армий прикрытия в начальный период войны, то получается странная картина: 13 армий прикрытия (163 дивизии) должны были обеспечивать мобилизацию, сосредоточение и развертывание всего лишь 7 общевойсковых армий (77 дивизий). А это не логично. Если же вспомнить, что армии Второго стратегического эшелона являются резервом Главного командования {92}, то то становится понятно, что Первым стратегическим эшелоном были никакие не армии прикрытия, а главные силы РККА. Соответственно, Вторым стратегическим эшелоном были не главные силы, а стратегические резервы. Это также свидетельствует об отказе от прежних концепций, что бы там не навспоминал и не наразмышлял Жуков {93}.

Первоначально учебные сборы военнообязанных запаса в 1941 году намечалось проводить в три очереди, с 15 мая по 20 октября {94}, с призывом на них 975870 человек. Однако в мае 1941 года сроки проведения сборов были пересмотрены, теперь они должны были проводиться в одну очередь и начинаться в период с 1 по 15 июня. Всего к 22 июня на сборах должны были находиться 802138 человек (на 1 июня на сборах фактически находилось 755264 человека) {95}. Это дало возможность усилить 99 дивизий как в западных приграничных округах, так и выдвигаемых из внутренних округов: 21 дивизия была доведена до 14 тыс. человек; 72 дивизии — до 12 тыс. человек и 6 дивизий — до 11 тыс. человек при штате военного времени в 14483 человека {96}.

С 12 по 16 июня Генеральный штаб отдал приказ западным приграничным округам начать выдвижение «глубинных дивизий и управлений корпусов с корпусными частями» под видом учений и изменения дислокации летних лагерей «ближе к госгранице, в новые лагеря» {97}. Марши должны были совершаться по ночам, с сохранением их в полной тайне. К 1 июля 114 дивизий должны были занять свои районы сосредоточения в 20—80 километрах от границы.

Сведения о сосредоточении авиации очень скупы. Известно только, что если на 1 мая 1941 г. в западных военных округах имелось 57 истребительных, 48 бомбардировочных, 7 разведывательных и 5 штурмовых авиационных полков, в которых насчитывалось 6980 самолетов, то к 22 июня в западных округах было 64 истребительных, 50 бомбардировочных, 7 разведывательных и 9 штурмовых авиаполков, в которых насчитывалось 7628 самолетов {98}.

О развертывании тыловых и госпитальных частей до 22 июня никаких документов пока не опубликовано.



Настала пора подытожить всё, что было сказано выше.

Майский 1941 года план не был самодеятельностью Жукова и Тимошенко, а разрабатывался по прямому указанию Сталина.

План не противоречил ни советской военной доктрине, ни сталинской политике последних предвоенных месяцев.

План был доложен Сталину, и был Сталиным одобрен, а мероприятия, которые надо было выполнить заблаговременно, начали выполняться.

Следовательно, майский план был действующий планом, неуклонно, пункт за пунктом, выполнявшимся вплоть до 22 июня 1941 года.



Когда ж нас в бой пошлет товарищ Сталин? Вместо заключения.

Политическое решение о начале войны

Еще одним аргументом против упреждающего удара объявляется отсутствие так называемого «политического решения». Мол, без такого решения превентивную войну против Германии никто начать не мог — раз, до настоящего времени «документов, подтверждающих наличие такого политического решения, не выявлено» — два, следовательно, такое решение принято не было — три. Майский план является всего лишь «одним из многочисленных черновых рабочих проектов, которых в любом оперативном органе разрабатывается немало». Точка.

Однако, во-первых, «авторы, любящие порассуждать о „политическом решении” о начале войны, не спешат точно определить, какой именно документ является „политическим решением”. Причём разногласия существуют даже в отношении действий германского руководства» {99}. Во-вторых, налицо явная путаница таких понятий, как «решение о подготовке к войне» и «решение о начале войны». Решение о подготовке к войне может быть принято задолго до решения начать войну, что хорошо видно на примере действий германского руководства при подготовке нападения на СССР {100}:

— принципиальное решение о нападении на СССР было принято Гитлером в июле 1940 года (запись в дневнике Ф.Гальдера);

— директива по плану нападения на СССР (план «Барбаросса») подписана 18 декабря 1940 года;

— директива по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск издана 31 января 1941 года;

— дата нападения на СССР определена 30 апреля;

— задачи по плану доведены до армий и групп армий 8 июня;

— дата нападения сообщена в войска 10 июня;

— и только в полдень 21 июня Гитлер принял окончательное «политическое решение», и в войска ушел сигнал «Дортмунд», по которому они начали занимать исходные позиции для атаки.

Так что правльнее говорить о «политическом решении» не как о разовом акте, а как о степени серьёзности намерений начать войну, возрастающей по мере завершения подготовки к ней {101}.

Если решение о подготовке к войне с Германией было принято не позднее середины апреля, то решение о начале войны не могло быть принято ранее конца июля 1941 года.

Почему именно конец июля? А вот почему:

27 мая в командующие западными приграничными округами получила приказ наркома обороны немедленно приступить к строительству командных пунктов фронтов и завершить его к 30 июля {102};

19 июня вышло Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О маскирующей окраске самолетов, взлетно-посадочных полос, палаток и аэродромных сооружений», пункт «г» которого гласил: «г) к 30 июля 1941 года произвести маскировку аэродромных сооружений» {103};

10 июня ближайшему помощнику Сталина А. Жданову был предоставлен полуторамесячный отпуск. До конца июля Жданов мог отдыхать {104}.

Нападение Германии на СССР произошло еще до того, как советская сторона успела завершить сосредоточение и развёртывание своих войск, а значит, и до того, как советское руководство могло перейти к следующей стадии «принятия политического решения» — к решению о начале войны с Германией, которое никак не могло состояться раньше, чем закончатся все мероприятия по подготовке армии к нанесению упреждающего удара. Однако в мае—июне 1941 г., когда скрытное сосредоточение войск уже началось, намерения советского руководства были столь же серьёзны, как и намерения германского двумя-тремя месяцами ранее.

Стратегически наступательная, политически оборонительная

Вермахту, согласно плану «Барбаросса», ставилась цель сокрушить не успевшего завершить мобилизацию противника путем проведения решительных наступательных операция. Красной Армии майский план ставил точно такую же цель.

Военные действия с обеих сторон должны были начинаться внезапным ударом главных сил (армиями первого стратегического эшелона), которым в случае необходимости должны были прийти на помощь стратегические резервы (армии второго стратегического эшелона).

Красная Армия планировала нанести упреждающий удар. Но и Гитлер, обращаясь к немецкому народу, говорил что-то такое про превентивный удар.

В этом — основное сходство между германским и советским оперативными планами. Но значит ли это, что если бы — случись такое — Красная Армия успела опередить Вермахт и первой нанести удар — стало ли бы это актом агрессии?

Со времен К.Клаузевица признано, что политически оборонительной войной следует считать ту войну, которую ведут, чтобы отстоять свою независимость. Стратегически оборонительной войной следует называть боевые действия, которые ведут с неприятелем на театре военных действий, подготовленном для этой цели — неважно, ведутся ли на этом театре войны сражения наступательного или оборонительного характера {105}.

Под «упреждающим ударом» понимаются такие действия, которые «направлены на упреждение или отражение „близкой и губительной” угрозы» {106}.

Следовательно, нападение Германии на СССР не может считаться упреждающим ударом, поскольку германское руководство не ожидало в 1941 году нападения со стороны Советского Союза, тогда как советский стратегический план разрабатывался как ответ на явную угрозу со стороны уже отмобилизованной и разворачивающейся у советских границ германской армии и, таким образом, планом упреждающего удара как раз является.

Напав на СССР, Германия и ее союзники и стратегически, и политически вели войну наступательную. В то же время, если бы летом 1941 г. СССР первым напал на Германию и ее союзников, то он вел бы стратегически наступательную, но политически оборонительную войну.
Ответить

Фотография Никитос Никитос 06.05 2013

Примечания

{1} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками // 1941 год: В 2 кн. / Сост. Л.Е. Решинин и др.; Под ред. В.П. Наумова. М.: Междунар. фонд «Демократия». 1988. Кн. 2. Док. № 473. С. 215—220

{2} Первым о плане упреждающего удара советского командования сообщил Д.А. Волкогонов в своей книге об И.В. Сталине еще в 1989 году: «Директива [имеется в виду проект директивы Главного управления политической пропаганды Красной Армии (ГУПП) «О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время»] была подготовлена в духе предложений Г. К. Жукова по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР, переданных в мае Сталину. Там тоже говорилось о необходимости «упредить противника и разгромить его главные силы на территории бывшей Польши и Восточной Пруссии». Генштаб и ГУПП полагали, что оборона может быть лишь кратковременной: войска готовились наступать». Однако тогда это откровение осталось практически незамеченным и не вызвало никакой дискуссии. См.: Триумф и трагедия : полит. портр. И.В. Сталина: в 2 кн. / Д.А. Волкогонов. — Москва : Изд-во агентства печати «Новости», 1989. Кн. 2, ч. 1. — 1989. — 424 с.

{3} «Видимо, это один из многочисленных черновых рабочих проектов, которых в любом оперативном органе разрабатывается немало, прежде чем рождается план, директива или иной документ», — так считает генерал-полковник Генерального штаба А.Н. Клейменов. См.: Данилов В.Д. Сталинская стратегия начала войны — планы и реальность // Отечественная история. 1995. №3. С. 33—44

{4} Сколько бы раз ни заявляли о том, что проект оперативного плана от 15 мая 1941 г. был подписан Сталиным, Тимошенко и Жуковым или был принят к исполнению на основании устных распоряжений названных лиц, никаких документальных подтверждений этому нет. На разработке, подписанной Василевским, отсутствуют какие бы то ни было подписи, пометы и резолюции, сделанные Сталиным, Тимошенко или Жуковым. Нет также ни прямых, ни косвенных документальных подтверждений того, что эта разработка была вообще представлена главе советского государства или правительству. Думается, не лишне было бы задать вопрос, мог ли вообще этот документ в том виде, в каком мы его имеем (рукописный текст с многочисленными исправлениями и вставками, большинство из которых с трудом поддается прочтению), быть подан первому лицу в государстве? Заслуживает внимания, наконец, и тот факт, что этот документ долгое время (до 1948 г.) хранился в личном сейфе Василевского — не в бумагах Сталина, Тимошенко, Жукова либо начальника оперативного управления Генштаба РККА Н.Ф. Ватутина, где ему, казалось бы, надлежало находиться, если бы он был утвержден или хотя бы рассмотрен, и именно из сейфа Василевского перекочевал в архив. Данный документ никогда не выходил из стен генштаба. Он так и остался черновым рабочим документом. — Вишлёв О.В. Накануне 22 июня 1941 года. — М.: Наука, 2001. С. 34—35

{5} «Документ написан от руки на нескольких листах. К нему не приложено ни карт, ни расчетов, ни графиков. Т.е. это элементарный черновик. Подписан он только Василевским. Ни единой другой подписи, пометки на нем нет. Обычно подобные документы уничтожаются как просто черновые записи. Очевидно, что сохранился он чисто случайно, возможно из-за лени секретчика включить его в очередной акт уничтожения. <...> Это скорее даже не план, а исходные соображения для плана». — Ю.Веремеев. Советский план агрессии против Германии «Гром» // http://army.armor.ki...plan-grom.shtml

{6} «Однако рекомендации по нанесению упреждающего удара, даже в условиях непосредственной подготовки противника к агрессии, противоречили характеру советской военной доктрины и той политике, которую проводил Советский Союз непосредственно накануне войны». — 1941 год — уроки и выводы. — М.: Воениздат, 1992. С. 58.

{7} «В то же время социалистическое государство не могло на себя взять инициативу нанесения первого удара, т. е. формального развязы вания войны. Перед Советскими Вооруженными Силами была поставлена двуединая задача: готовиться к отражению удара агрессора и одновременно к решительному разгрому его с перенесением военных действий на территорию врага.
Данное доктринальное положение имело принципиальное значение для определения и понимания начала вступления советского государства в войну. Во-первых, из него следовало, что для Красной Армии содержанием первых часов и дней войны должны стать сдерживающие боевые действия в строившихся для этой цели укрепленных районах и, во-вторых, внезапность нападения против ника должна быть нейтрализована высокой боевой готовностью Красной Армии». — Анфилов В.А. Роковой просчет // 65 лет Великой Победы. МГИМО-Университет, 2010 г. Том II. Вставай, страна огромная. С. 187—211

{8} Никифоров Ю.А. «План Г.К.Жукова» от 15 мая 1941 года: проблемы интерпретации. // 65 лет Великой Победы. МГИМО-Университет, 2010 г. Том II. Вставай, страна огромная.

{9} «По свидетельству В.А. Анфилова, в 1965 г. Жуков рассказал ему следующее. «Идея предупредить нападение Германии появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 г. перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривавшую предупредительный удар. Конкретная задача была поставлена А.М. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам. «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» — раздраженно бросил Сталин. Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержащиеся в его выступлении 5 мая... «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира»,— прорычал Сталин. Так была похоронена наша идея о предупредительном ударе...» — Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. — М.: Вече, 2000. С. 374.

{10} В 1966 г. Жуков рассказывал сотруднику Военно-исторического журнала Н.А. Светлишину, что «свою докладную я передал Сталину через его личного секретаря Поскребышева. Мне до сих пор не известны ни дальнейшая судьба этой записки, ни принятое по ней решение Сталина. А преподанный по этому поводу мне урок запомнился навсегда. На следующий день Н.А. Поскребышев, встретивший меня в приемной Сталина, сообщил его реакцию на мою записку. Он сказал, что Сталин был сильно разгневан моей докладной и поручил ему передать мне, чтобы я впредь таких записок «для прокурора» больше не писал, что председатель Совнаркома больше осведомлен о перспективах наших взаимоотношений с Германией, чем начальник Генштаба, что Советский Союз имеет еще достаточно времени для подготовки решительной схватки с фашизмом. А реализация моих предложений была бы только на руку врагам Советской власти». — Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. — М.: Вече, 2000. С. 374—375.

{11} Василевский А.М. Накануне войны // Новая и новейшая история. 1992. № 6. С. 8.

{12} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии в ЦК ВКП (б) И.В. Сталину и В.М, Молотову об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы // 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 95. С. 181, 193.

{13} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии в ЦК ВКП (б) — И.В. Сталину и В.М, Молотову об основах развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы // 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 117. С. 236, 253.

{14} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии в ЦК ВКП (б) — И.В. Сталину и В.М, Молотову // 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 134. С. 288, 290.

{15} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками // 1941: документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны: в 2 т. — СПб.: ФГБУ «Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина. 2011». Т. 1. Док. № 71. С. 280.

{16} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 473. С. 215, 219, 220.

{17} Генеральный штаб в предвоенные годы: [сб.] / М.В. Захаров. — М.: АСТ; ЛЮКС, 2005. — 766 с. — (Неизвестные войны.)

{18} Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. — М.: Вече, 2000. С. 374.

{19} Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны. М., 1995. С. 92.

{20} Из неопубликованных воспоминаний маршала Советского Союза Г.К. Жукова // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 655. С. 501.

{21} Новая и новейшая история. 1988. № 6. С. 7.

{22} На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924—1953 гн.). Справочник / Научный редактор А.А, Чернобаев. — М.: Новый хронограф, 2008. С. 333

{23} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками // 1941 год: В 2 кн.Кн. 2. Док. № 473. С. 219.

{24} Директива Накрома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками ЗапОВО. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 481. С. 227—232

{25} Директива Накрома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками КОВО. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 482. С. 233—238

{26} Директива Накрома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками Одесского военного округа. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 483. С. 239—244.

{27} Директива Накрома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии командующему войсками Прибалтийского особого военного округа. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 507. С. 282—288.

{28} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 3. С. 5—7

{29} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 2. С 5—8

{30} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 4 C. 3—17

{31} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 5. C. 3—15

{32} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 6. C. 3—7

{33} Анфилов В.А. Роковой просчет // 65 лет Великой Победы. МГИМО-Университет, 2010 г. Том II. Вставай, страна огромная. С. 187—211

{34} Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С. 18—22; 1941 год: В 2 кн. Кн.1. М., 1998. С. 741—746

{35} Михалев С.Н. Стратегическое руководство. Россия / СССР в двух мировых войнах XX столетия / С.Н. Михалев; под ред. В.А. Золотарева. Красноярск, РИО КГПУ. 2000. С. 186

{36} Мельтюхов М.И. Споры вокруг 1941 года: опыт критического осмысления одной дискуссии // Отечественная история. 1994. № 3. С. 4—22

{37} Сообщение берлинской резидентуры. Справка. 28.2.41 г. № 74 // Агрессия. Рассекреченные документы службы внешней разведки Российской Федерации 1939–1941 / Сост. Лев Соцков. Рипол Классик. 2011. — 576 с.

{38} 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 297. С. 706—708. См. также док. № 320: «В разговоре этот немец на мои вопросы: «когда мы идем на Англию?» заявил следующее: о марше на Англию нет и речи. Фюрер теперь не думает об этом. С Англией мы будем продолжать бороться авиацией и подводными лодками» — 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. С. 768;

{39} Орлов А.С. СССР—Германия: военно-политические отношения накануне анрессии // Военно-исторический журнал. 1991. № 10. С. 13-20

{40} Анфилов В.А. Незабываемый сорок первый. — М.: Сов. Россия, 1982. С.73, 78.

{41} «В группировке германской армии изменения произошли в сторону увеличения войск на юге и юго-востоке Европы... Группировка ВВС указывает, что следует ожидать усиления действий германской авиации против метрополии Англии, на океанских коммуникациях ее флота и усиления борьбы с английским флотом в Средиземноморском бассейне». — Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 — июнь 1941 г. Сост. В. Гаврилов. М.: МФД, 2008. — 832 с. Док. № 7.14

{42} «Здесь все упорно считают, что без Балкан дальнейшее успешное развитие войны в немецком плане немыслимо, поэтому Балканы становятся решающим центром политических событий» — 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 255. С. 572; «...германская армия в Румынии предназначена в первую очередь против английского вторжения на Балканы и как контрмера, если выступит Турция или СССР». — 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 295. С. 704.

{43} Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997.

{44} «Новым правительством сделаны все приготовления на случай немецкого вторжения. <...> К настоящему времени состав югославской армии доведен до 48—50 дивизий, 10 отдельных бригад общей численностью 1,2—1,3 миллиона человек». — 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 344. С. 804—805; «...можно полагать, что Германия при подготовке очередной акции на Балканах психологическим воздействием восполняет недостаток реальных сил. <...> Стоило только Югославии занять решительную позицию, как вместо традиционных немедленных действий немцы седьмые сутки стоят в зверином рычании, а дивизий на границе не прибавляется». — Военная разведка информирует. Док. № 7.31; «...Военная акция против СССР <...> считается при нынешних обстоятельствах в высшей степени невероятной, если не вовсе невозможной. <...> ...в подтверждение этого тезиса военные, между прочим, ссылаются на то, что осуществленные в последнее время перевозки немецких войск в подавляющей своей цели имели своим отправным пунктом немецкую восточную границу и что немецкие подкрепления, которые еще должны ожидаться для войны на Балканах, также в большей части будут оттянуты из немецкой восточной области...» — Военная разведка информирует. Док. № 7.35.

{45} Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997. «Мне приходится признать, — добавляет Судоплатов, — что мы не ожидали такого тотального и столь быстрого поражения Югославии».

{46} Орлов А.С. СССР—Германия: военно-политические отношения накануне агрессии // Военно-исторический журнал. 1991. № 10. С. 13—20; «Источник отмечает <...> как немцы питают теперь надежду выиграть войну с Англией посредством удара по ее жизненным коммуникациям и нефтяным источникам на Ближнем Востоке, и поэтому африканские победы стоят сейчас в центре внимания». — 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 407. С. 109

{47} Волков А.К. Призрак и реальность ''Барбароссы'' в политике Сталина // Вопросы истории. 2003. № 6. С. 31—58.

{48} Документы внешней политики. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 327.

{49} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 343—344

{50} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 443—444.

{51} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 448.

{52} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 464—465.

{53} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). С. 553.

{54} ДВП. Т. XXIII. Кн. 2 (ч. 1). с. 661—663.

{55} {43} Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930—1950 годы; Мельтюхов М.И. Советская разведка и проблема внезапного нападения // Отечественная история. 1998. № 3. С. 3—20.

{56} Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. С. 398, 399, 402—406.

{57} Русский архив: Великая Отечественная. Т. 12 (1-2). Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23-31 декабря 1940 г.. — М.: ТЕРРА, 1993. С. 131.

{58} 1937. Показания маршала Тухачевского / Публ. подг. В.К. Виноградов // Военно-историчесикй журнал. 1991. №8. С. 44—53; № 9. С. 55—63.

{59} Записка начальник Генштаба Красной Армии наркому обороны СССР Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову о наиболее вероятных противниках СССР. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № П11. С. 562.

{60} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии в ЦК ВКП (б) И.В. Сталину и В.М, Молотову об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы // 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 95. С. 181—193.

{61} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии в ЦК ВКП (б) — И.В. Сталину и В.М, Молотову об основах развертывания Вооруженных Сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы // 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 117. С. 236—253

{62} Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной армии Председателю СНК СССР И.В. Сталину с соображениями по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками // 1941: документы и материалы к 70-летию начала Великой Отечественной войны: в 2 т. Т. 1. Док. № 71. С. 280—298.

{63} Невежин В.А. Сталинский выбор 1941 года: оборона или... «Лозунг наступательной войны»? (По поводу книги Г. Городецкого «Миф „Ледокола”» // Отечественная история. 1996. № 3. С. 55—73; Кулешова Н.Ю. Военно-доктринальные разработки сталинского руководства и репрессии в Красной армии конца 1930-х годов // Отечественная история. 2001. №2. С. 61—72; Невежин В.А. Стратегические замыслы Сталина накануне 22 июня 1941 года (По итогам «незапланированной дискуссии» российских историков) // Отечественная история. 1999. № 5. С. 108—120.

{64} Сталин И. В. Сочинения. М., 1949. Т. 10. С. 288—289.

{65} Мехлис Л. [Директива военным советам и начпуокра КОВО и ОдВО] // Военно-исторический архив. 2006. № 2. С. 181.

{66} Красная звезда. 1938. 21 декабря. Цит. по: Кулешова Н.Ю. Военно-доктринальные разработки сталинского руководства и репрессии в Красной армии конца 1930-х годов // Отечественная история. 2001. №2. С. 61—72

{67} Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69

{68} [Мехлис Л.З.] «Ложные установки в деле воспитания и пропаганды»: Доклад начальника Главного политического управления РККА Л.З.Мехлиса о военной идеологии, 1940 г. // Исторический архив. 1997. № 5—6. С.87. Выделения в тексте сделаны Л.З. Мехлисом.

{69} Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69; Невежин В.А. Синдром наступательной войны: Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939–1941 гг. М., 1997. С. 134; Минц М.М. «Если завтра война». Представления военно-политического руководства СССР о политическом характере будущей войны (конец 1920-х ― 1941 гг.) // Клио. 2008. №1. С. 99–105

{70} Михалев С.Н. Военная стратегия: Подготовка и ведение войн Нового и Новейшего времени. М.; Жуковский, 2003. С. 313.

{71} Выступление Генерального секретаря ЦК ВКП (б) И.В, Сталина перед выпускниками военных академий РККА в Кремле. 5 мая 1941 г. // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 437. С. 162.

{72} Невежин В.А. Сталинский выбор 1941 года: оборона или... «Лозунг наступательной войны»? (По поводу книги Г. Городецкого «Миф „Ледокола”» // Отечественная история. 1996. № 3. С. 55—73.

{73} Из директивы начальника Главпура А.С. Щербакова «О состоянии военно-политической пропаганды» // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 512. С. 301—303; Две директивы 1941 г. о пропагандистской подготовке СССР к войне / Подг. В.А.Невежин // Археографический ежегодник за 1995 год. М., 1997. С.199—200.

{74} Невежин В.А. Сталинский выбор 1941 года: оборона или... «Лозунг наступательной войны»? (По поводу книги Г. Городецкого «Миф „Ледокола”» // Отечественная история. 1996. № 3. С. 55—73.

{75} Невежин В.А. Сталинский выбор 1941 года: оборона или... «Лозунг наступательной войны»? (По поводу книги Г. Городецкого «Миф „Ледокола”» // Отечественная история. 1996. № 3. С. 55—73.

{76} Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69; Мельтюхов М.И. Идеологические документы мая—июня 1941 года о событиях Второй Мировой войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 70—85

{77} Горьков Ю. А. Готовил ли Сталин упреждающий удар против Гитлера в 1941 г.? // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 37; Киселев В. Н. Упрямые факты начала войны // Военно-исторический журнал. 1992. № 2. С. 15.

{78} Мельтюхов М.И. Идеологические документы мая—июня 1941 года о событиях Второй Мировой войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 70—85.

{79} Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69

{80} Минц М.М. «Если завтра война». Представления военно-политического руководства СССР о политическом характере будущей войны (конец 1920-х ― 1941 гг.) // Клио. 2008. №1. 99—105

{81} Петров Б.Н. О стратегическом развертывании Красной армии накануне войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 12. С. 10—20; Кулешова Н.Ю. Военно-доктринальные разработки сталинского руководства и репрессии в Красной армии конца 1930-х годов // Отечественная история. 2001. №2. С. 54—69; Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69.

{82} Историко-архивный и военно-мемориальный центр Генерального штаба Вооруженных сил России (ИАВМЦ ГШ), Ф.16. Оп. 11569. Д. 407. Л. 293-294. Цит. по: Данилов В. Сталин опоздал... // Родина. 1995. № 7. С. 70—73

{83} Мельтюхов М.И. Идеологические документы мая—июня 1941 года о событиях Второй Мировой войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 70—85; Мельтюхов М.И. «И на вражьей земле мы врага разобьем...» // Родина. 1995. № 6. С. 67—72

{84} Невежин В.А. Речь Сталина 5 мая 1941 года и апология наступательной войны // Отечественная история. 1995. № 2. С. 54—69.

{85} Гаврилов В.А. Ф.Гальдер: Россия сделает все, чтобы избежать войны // Военно-исторический журнал. 2000. № 3. С. 22-29

{86} Вишлев О. В. Почему медлил Сталин в 1941 г. // Новая и новейшая история. 1992. № 1. С. 89; № 2. С. 76.

{87} См.: Бобылев П.Н. К какой войне готовился Генеральный штаб РККА в 1941 году? // Отечественная история. 1995. №5. С. 3—20; Бобылев П.Н. Репетиция катастрофы // Военно-исторический журнал. 1993. №№ 7, 8; Бобылев П.Н. Точку в дискуссии ставить рано. У вопросу о планировании в Генаральной штабе РККА возможной войны с Германией в 1940-1941 годах // Отечественная история. 2000. № 1; Мельтюхов М. «И на вражьей земле мы врага разобьем...» // Родина. 1995. № 6. С. 67—72; Невежин В.А. Стратегические замыслы Сталина накануне 22 июня 1941 года (По итогам «незапланированной дискуссии» российских историков) // Отечественная история. 1999. № 5. С. 108—120.

{88} 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 78. С. 154—156; Док. № 116. С. 233—234.}

{89} 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 481. С. 227—232; Док. № 482. С. 233—238; Док. № 483. С. 239—244; Док. № 507. С. 282—288.

{90} Конец глобальной лжи // Военно-исторический журнал. 1996. № 2. С 5—8; № 3. С. 5—7; № 4. C. 3—17; № 5. C. 3—15; № 6. C. 3—7.

{91} Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. С. 402—406; 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 545. С. 351—352; Док. № 547. С. 355—356; 1941 год — уроки и выводы. С. 83.

{92} Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. С. 262.

{93} Арцыбашев В.А. К вопросу о стратегическом планировании в Генеральном штабе РККА в первой половине 1941 г. // Новый исторический вестник. 2004. № 2 (11)

{94} Выписка из протокола решения Политбюро ЦК ВКП (б). // 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 306. С. 731—732.

{95} Захаров М.В. Генеральный штаб в предвоенные годы. С. 469—478.

{96} Мельтюхов М. Преддверие Великой Отечественной войны 1939—1941 гг.: становление великой державы // Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй мировой. — М .: Яуза, 2006. С. 86

{97} 1941 год: В 2 кн.Кн. 2. Док. № 549. С. 358; Мельтюхов М. Преддверие Великой Отечественной войны 1939—1941 гг.: становление великой державы // Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй мировой. — М .: Яуза, 2006. С. 86; 1941 год — уроки и выводы. С. 84—85.

{98} Мельтюхов М. Преддверие Великой Отечественной войны 1939—1941 гг.: становление великой державы // Правда Виктора Суворова. Переписывая историю Второй мировой. — М .: Яуза, 2006. С. 87.

{99} Мельтюхов М.И. Канун Великой Отечественной войны: Дискуссия продолжается. М., 1999. С. 22—23.

{100} Бобылев П.Н. Точку в дискуссии ставить рано. У вопросу о планировании в Генаральной штабе РККА возможной войны с Германией в 1940-1941 годах // Отечественная история. 2000. № 1.

{101} Минц М.М. «Если завтра война». Представления военно-политического руководства СССР о политическом характере будущей войны (конец 1920-х ― 1941 гг.) // Клио. 2008. №1. С. 99—105; Минц М.М. Представления военно-политического руководства СССР о будущей войне с Германией // «Вопросы истории». 2007. № 7. С.94—104.

{102} 1941 год — уроки и выводы. С.84.

{103} 1941 год: В 2 кн. Кн. 2. Док. № 575. С. 387—388.

{104} Шубин А.В. «Клещи» Сталина // Трагедия 1941-го. Причины катастрофы: Сборник / Ред.-сост. Г. Пернавский. — М.: Яуза; Эксмо, 2008. — 416 с. С. 243; Симон Монтефиоре. Последний отсчет: 22 июня 1941 года. М., ОЛМА-пресс. 2005.

{105} Клаузевиц К. О войне. В 2 т. Т. 2. М.;СПб., 2002. С. 502.

{106} Минц М.М. СССР и начало Второй мировой войны: Дискуссии о событиях 1939—1941 годов в современной исторической науке // Труды по россиеведению / Редкол.: И. И. Глебова (гл. ред.) и др. М., 2011. Вып. 3. С. 286—311. Здесь М.Минц обращается к монографии британского исследователя К. Беллами «Абсолютная война: Советская Россия во Второй мировой войне» / Bellamy Ch. Absolute war: Sov. Russia in the Second World War: A mod. history. — L. etc.: Macmillan, 2007. — XXIX, 813 p.: ill. Беллами разграничивает такие понятия, как «превентивная война» (preventive war) и «упреждающая война» (pre-emptive war). И если под упреждающей войной, как уже говорилось, понимаются «действия, направленные на упреждение или отражение „близкой и губительной” угрозы», то под «превентивной войной» — «действия, направленные на то, чтобы предупредить материализацию еще не существующей угрозы» (Bellamy Ch. Absolute war... P. 102)

 


Сообщение отредактировал Никитос: 06.05.2013 - 23:30 PM
Ответить

Фотография posmotrim posmotrim 07.05 2013

Г-ну Никитос.

 

1.

К концу марта стало окончательно ясно, что планы оккупации Британских островов «отодвинуты на задний план»

Уточните, кому стало ясно?

 

2. Мне непонятна Ваша избирательность в ссылках на источники. Вы ссылаетесь на:

{38} 1941 год: В 2 кн. Кн. 1. Док. № 297. С. 706—708. См. также док. № 320

игнорируя приведённые там же:

№295
1. Выступление немцев против СССР в данный момент считают все немыслимым до разгрома Англии. Военные атташе Америки, Турции и Югославии подчеркивают, что германская армия в Румынии предназначена в первую очередь против английского вторжения на Балканы и как контрмера, если выступит Турция или СССР.

После разгрома Англии немцы выступят против СССР.

 

№313
Новый германский ВАТ получил от прежнего атташе письмо, описывающее резко антисоветские тенденции среди высшего немецкого офицерства и кругов Гиммлера. Новый германский ВАТ считает, что по окончании теперешней войны должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза

№327. ДОКЛАД НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДУПРАВЛЕНИЯ ГЕНШТАБА КРАСНОЙ АРМИИ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ГОЛИКОВА В НКО СССР, СНК СССР И ЦК ВКП(б) "ВЫСКАЗЫВАНИЯ, [ОРГМЕРОПРИЯТИЯ] И ВАРИАНТЫ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ ПРОТИВ СССР"

Ответить

Фотография Никитос Никитос 07.05 2013

1. Это стало ясно советскому руководству (для краткости можно называть его '"Сталин"). Впрочем, английскому руководству это тоже стало ясно.

2. Я не совсем понял, что по Вашему мнению, я проигнорировал. Я пишу о том, что Сталин считал - до разгрома Англии Германия не начнет войну против СССР, и Вы цитируете документы точно о том же.

Ответить

Фотография posmotrim posmotrim 07.05 2013

Г-ну Никитос.

 

1. А вот мне неизвестно, что считал Сталин или что стало ясно советскому руководству, но в приведённых Вами и мной документах, нет этой однозначности - планы оккупации Британских островов «отодвинуты на задний план».

 

2. К концу марта стало окончательно ясно, что планы оккупации Британских островов «отодвинуты на задний план». С другой стороны Сталин считал - до разгрома Англии. Стало быть Вы полагаете, что Великобританию можно было разгромить или принудить к миру успехами Гитлера на Ближнем Востоке?

 

3. Меня заинтересовало следующее место в Вашей статье:

«Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом» («Пакт Молотова-Риббентропа») предусматривал, что, прежде чем предпринимать какие-то военные шаги, стороны будут уведомлять о них друг друга. В Югославии Гитлер ясно показал, что больше не считает себя связанным ни официальными, ни конфиденциальными соглашениями.

Не могли бы Вы пояснить какой пункт договора имеется в виду и какие такие конфиденциальные соглашения?

Ответить

Фотография Никитос Никитос 07.05 2013

Господин posmotrim,

я с удовольствием напишу текст наподобие выложенного, в котором будут подробно освещены все интересующие Вас вопросы, но, скорее всего, не раньше следующего года.

А пока Вы ждете мои ответы, Вы можете почитать "Роковой самообман" Г.Городецкого, "Гитлер и Сталин перед схваткой" Л.Безыменского, "Накануне  22 июня 1941" О.В. Вишлева, "Незабываемый сорок первый" В.А. Анфилова. Может быть, Вы даже найдете в них ответы на Ваши вопросы.

 

Спасибо за интерес к моему тексту.

Ответить

Фотография posmotrim posmotrim 07.05 2013

Г-ну Никитос.

 

Видите ли, своё мнение об исторических событиях я пытаюсь получить через самостоятельное изучение опубликованных документов, поэтому субъективные взгляды господ Г.Городецкого и Л.Безыменского мне неинтересны. Вопросы же были заданы Вам и если у Вас нет желания на них ответить, то закончим эту дискуссию.

 

 

Искренне Ваш ... и так далее.

Ответить

Фотография Никитос Никитос 08.05 2013

Г-ну Никитос.

 

Видите ли, своё мнение об исторических событиях я пытаюсь получить через самостоятельное изучение опубликованных документов, поэтому субъективные взгляды ... мне неинтересны ... и так далее.

Ну так мое субъективное мнение тем более должно быть Вам неинтересно.

Что же касается господ Безыменского и Городецкого, то в их работах как раз процитированы те документы, на основании которых СССР и Рейх обязались взаимно информировать друг друга о своих внешнеполитических действиях. Но раз Вам их книги неинтересны, то Вам придется подождать до следующего года, пока я не запощу на форум сообщение с ответом на Ваши вопросы.

Ответить

Фотография Никитос Никитос 11.05 2013

Я просто так вопросы не задаю.
Вот публикация от 6 мая

"1963", Вы удовлетворены?

Ответить

Фотография AllXimik AllXimik 29.05 2013

1) Г-ну Никитос большое спасибо.

 

2) В принципе вся приведенная последовательность, логика развития мышления и планов рук-ва СССР выглядит очень логично. Лично мне не хватает фактов, документов для 100% методичного обоснования изложенного в статье. Но определенную синергию логической гармонии ощущаю. :)

 

3) Очень недостаточной представляется аргументация даты превентивного сталинского удара. Против каждого «возвращения Жданова из отпуска» (весьма косвенный агрумент) можно поставить много противоположных и весьма фактических (вплоть до планов стр-ва укреплений к 1943 году, состоянии перевооружения ВВС). Совершенно не ясно, на каких основаниях начало августа 1941 должно было считаться приемлемой датой ПРЕВЕНТИВНОГО удара. Какие данные говорили о том, что к этому моменту Германия не завершит развертывание?

Ответить