←  Российская империя

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Очередной пасквиль или замечания по делу?

Фотография Ученый Ученый 01.11 2022

Андре Жид в Стране советов

 

16 июня – 24 августа 1936 года: всего десять лет спустя после возвращения из Конго Андре Жид совершает триумфальную поездку по СССР – на сей раз в компании Пьера Эрбара (Pierre Herbart): "Я и вправду могу сказать, что познал так называемую славу, и она не всегда приятна на вкус". В это время Андре Жид второй после Ромена Роллана по популярности "попутчик" партии. Повсюду – от Москвы, где 20 июня он произносит речь над гробом скончавшегося Горького, до Кавказа и Крыма – ему курят фимиам, его чествуют и заключают в объятья.

 

Во время поездки по СССР Андре Жид не ведет дневник. Его "Дневники из СССР" слишком лаконичны, слишком отрывисты, чтобы их можно было так назвать. Андре Жид отступает от своей любимой привычки, но он чувствует, что за ним следят, и опасается обыска. Поэтому для написания "Возвращения из СССР" в распоряжении писателя лишь чрезвычайно краткие записки, и он вынужден рассчитывать на свою память, а также на воспоминания своих спутников – Пьера Эрбара, Жака Шиффрина (Jacques Schiffrin), Джефа Ласта (Jef Last). "Возвращение" – ни в коей мере не тот антисоветский памфлет, на который вскоре обрушатся сталинисты. Ничего общего с реакционной литературой по данной теме. "Напротив, - замечает Франсуа Фюрэ (François Furet), обращаясь к столь жгучей теме, - Жид ни в коей мере не утратил присущей ему деликатности". Он не забывает, что он пианист – враг громких сенсаций и внешних эффектов. Он говорит, что любовь его к русскому народу непоколебима и что он по-прежнему надеется на наступление социализма, но при этом не скрывает разочарования: единообразием в одежде и образе мыслей, некрасивостью промтоваров, дефицитом продуктов, восстановленным и подчеркнутым неравенством, бездарностью искусства, и – главное – исчезновением свободы.

 

В шести главах "Возвращения из СССР" Жид не воспроизводит маршрут своей поездки по стране. Конечно, в первой главе он описывает московский "Парк культуры" – "место для развлечений, нечто вроде огромного Луна-парка". А в последней главе речь идет о «Севастополе – последнем этапе нашего путешествия" – этапе, омраченном болезнью и смертью в конце августа Эжена Даби (Eugène Dabit). Но между двумя этими крайними точками – сплошные авторские отступления, вопреки графику и маршруту реального путешествия по Стране Советов. В первой главе речь не только о Москве, но и о детском лагере возле грузинского Боржоми, и о поездке в "спецвагоне" со всеми мыслимыми удобствами из Москвы в Орджоникидзе, он же Владикавказ, в ходе которого Андре Жид и его спутники общаются с группой юных комсомольцев. Во второй главе Жид пишет об архитектурном блеске Ленинграда и – по контрасту с ним – об "уродстве" Москвы и нищете ее магазинов, перед которыми выстраиваются очереди. Случайно оброненное замечание о "необычайной апатии" москвичей и, вновь по контрасту, высказывание о необходимости стахановского движения – символической кампании за повышение производительности труда. Сразу после этого Андре Жид обращается к своей поездке в окрестности Сухуми – в образцовый колхоз, где "все дышит счастьем". Далее – тематические рассуждения. В третьей главе Андре Жид говорит о насаждаемом единомыслии и о неравенстве доходов и условий жизни; в четвертой главе автор разоблачает диктатуру, но не пролетариата, а человека – Сталина – и проистекающий из нее полицейский террор. В пятой главе он клеймит подчинение любого творчества генеральной линии партии и – как итог – бездарность искусства в советский России. В шестой главе, своего рода заключении, Жид напоминает о необходимости говорить правду вместо того, чтобы "лгать, все одобряя". Столь причудливая повествовательная нить не исключает ни повторов, ни возвращения к одним и тем же вопросам. При этом Жид неоднократно затрагивает одну и ту же тему, которая возмущает его и, как ему кажется, оправдывает подобный подход: речь идет о подавлении свободной мысли.

 

Произведение дополнено приложением из восьми частей, и приложение это почти столь же пространно, как основной текст. В ходе очередного путешествия еще ярче проявляется характерная для Андре Жида тенденция: документы выходят на первый план по отношению к рассказу о поездке, и приложения, все разрастающиеся со времен "Путешествия в Конго", становятся важнейшей частью изложения. В приложении, в частности, три речи, произнесенные Андре Жидом в СССР – на Красной площади на похоронах Горького, перед студентами в Москве и перед писателями в Ленинграде. Затем - пять записок о борьбе с религией, которую Жид осуждает, об Островском – слепом и парализованном из-за полиартрита писателе, этом "святом" коммунисте, о поездке в колхоз и в исправительную колонию в Болшево, "остающуюся одной из самых невероятных удач, которой может похвастаться новое советское государство», и, наконец, о беспризорниках – брошенных детях, тысячами бродящих по городским улицам, живя нищенством и проституцией. В то время, как основной текст сохраняет – несмотря на отступления и нагромождение впечатлений, критики и воспоминаний – относительную стройность, приложение позволяет фрагментарно представить советскую действительность и осветить ее с разных точек зрения, дав мозаичную картину и виденье событий. В этом многословном приложении путешествие раскалывается, делится, расползается, раскрывается со всех сторон, представая перед критическим взглядом мудрого читателя.

 

В "Поправках к моему "Возвращению из СССР", опубликованных год спустя в ответ на обрушившийся на него вал клеветы, Андре Жид меняет тон: он произносит яркую обвинительную речь. Он вспоминает о "тысячах сосланных… тех, кто не сумел, не захотел склониться так – и настолько, как это было нужно". Жид должен был бы написать о "миллионах" – о величинах, не укладывающихся в голове. Говоря об этих жертвах, он добавляет: "Я вижу их, я слышу их, я ощущаю их вокруг себя. Это их беззвучные крики разбудили меня сегодня ночью; их молчанье диктует мне сегодня эти строки. Именно мысли об этих мучениках навеяли мне те слова, против которых вы сегодня протестуете, ибо безмолвное признание со стороны этих людей - если книга моя сможет их достичь - для меня важнее восхвалений или поношений в "Правде".

 

Рассуждения в "Правках" контрастируют с примирительным тоном «Возвращения». Андре Жид не обличает более ошибки и перегибы, но клеймит похищение и обман: похищение революции в пользу деспота и обман в виде утопии, спаянной кровью. Приговор советской системе обжалованию не подлежит: это окончательное обвинение, вынесенное перед судом истории. Андре Жид выступает как обвинитель – не как друг. Отныне он ведет лишь один бой – битву за Истину.

 

"Правки" – в соответствии с названием – представляют собой нечто вроде очередного приложения к "Возвращению из СССР». Приложение это само складывается из ряда дополнений. В первой части – опровержения и статистика: собственно, сами "Правки". В приложении автор меняет ход повествования о путешествии на противоположный. В первом разделе речь идет о "спутниках" Жида во время поездки по СССР: о Джефе Ласте, Жаке Шиффрине, Эжене Даби, Пьере Эрбаре и Луи Гийу (Louis Guilloux), при этом писатель останавливается на поездке в Тифлис. Затем идут отрывки в виде "Путевых заметок" и, наконец, в заключение, длинный ряд "Писем и свидетельств" – это ответ Андре Жида своим хулителям. Свидетельства – по большей части одобрительные и подтверждающие – даются как целиком, так и в виде отрывков, без лишних комментариев.

 

Андре Жид предстает автором трибуны, с которой, в конечном счете, он приглашает выступить тех, кто готов с ним солидаризироваться. Нет, он не отказывается говорить от своего имени, но, стремясь придать своему выступлению больший резонанс, он призывает когорту приглашенных им свидетелей также взять слово и выступить заодно с ним. В еще большей мере чем "Возвращение", "Правки" – произведение сборное, с множеством соавторов: площадка для обмена мнениями и дискуссий. Его задача не состоит более в том, чтобы нести слово одного писателя и повествовать о его личном опыте, но в том, чтобы служить форумом.

 

Значит ли это, что Жид отступает от литературного жанра? Пожалуй, да, если литературу толковать ограничительно – как деятельность, отделенную от повседневной жизни и преследующую собственные цели, дистанцируясь от реального мира. Отказался ли Жид от путешествия как такового – о чем он преждевременно объявил еще в 1906 году, по возвращении из шестой поездки по Алжиру, после которой он озаглавил свои записки "Отказ о путешествия"? Экзотические описания, пусть и не изгнанные окончательно, не выходят более на первый план. Автор выводит на авансцену свидетельства, дышащие протестом. Составляя, с целью позднейшего опубликования, свои скандальные "Египетские дневники" 1939 года, он жертвует яркими описаниями и самими приличиями, дабы на собственном примере выступить апологетом гомосексуализма. Ибо у Андре Жида самое личное и интимное переходит в универсальное и всеобщее. Эта универсальность – в первую очередь в силе его голоса, поднимающегося из самых глубин и отметающего препятствия и правила, и ломающего рамки даже такого свободного и нестрого жанра, как повествование о путешествии. Во-вторых, она – в способности автора дать в собственном произведении слово другому человеку, отразить актуальные проблемы, воспроизвести стон угнетенных, беззвучный крик протеста против фальшивых истин, государственной лжи и трескучих фраз, прикрывающих любой обман.

Андре Жид в Стране советов - РИА Новости, 14.07.2012 (ria.ru)

Ответить

Фотография Ученый Ученый 01.11 2022

 18 июня 1936 года Андре Жид прилетает самолетом Берлин – Москва. Во вместительном автомобиле писатель отправляется в гостиницу «Метрополь». В машине вместе с ним еще один французский писатель левых взглядов, приехавший раньше, – Пьер Эрбар, там же присматривающий за ними – Михаил Кольцов.

 

В гостинице Андре Жид встретился с Пастернаком. «Он невероятно привлекателен, – отмечает Андре Жид, – взгляд, улыбка, все его существо дышат простодушием, непосредственностью наилучшего свойства».

 

Утром А. Жид узнает о смерти Горького. Газеты, только что начавшие печатать фотографии писателя и радостные лица встречающих его советских людей, сменяются траурными полосами: гроб Горького в Колонном зале, траурная процессия, почетный караул членов правительства. Через два дня Андре Жид принял участие в его пышных похоронах, выступил с речью, постоял на Мавзолее рядом со Сталиным, который, впрочем, отказался от личной встречи с писателем.

 

25 июня в 4 часа Андре Жид вместе с Эрбаром отправились к Пастернаку на обед в Переделкино.

 

26 июня Андре Жид обедает у Бабеля, где был Эйзенштейн, с которым Бабель был связан дружбой и совместной работой над фильмом «Бежин луг». На обеде была и жена Бабеля Антонина Пирожкова, которая по наивности, или еще почему, пересказывала то, что происходило дома, некоему лицу под кличкой «Эманнуэль» (скорее всего, под этим именем скрывался литературовед Эльсберг, который мог вызывать доверие у Бабеля и его жены, так как работал вместе с арестованным Каменевым в издательстве «Academia»). Ему она подробно сообщит обо всем, что говорил гость за обедом.

 

Заметим, что Андре Жид находится под постоянным надзором. Но при этом почти каждый день его фотографии украшают «Литературную газету», соперничая даже со Сталиным, или же там печатаются отчеты о том, что он посетил или с кем встретился. Он восхищен и потрясен жизнью в СССР. Он выступает и произносит много возвышенных речей. Он поражен увиденным во время своей поездки.

 

Андре Жид едет в Грузию, оттуда через Крым – в Одессу, оттуда – в Абхазию и, не возвращаясь в Москву, – домой, во Францию. Из Грузии он пишет полное высокопарных слов открытое письмо Лаврентию Берии, проникновенно назвав свое послание «Прощание с Грузией». В письме были такие слова:

 

Должен добавить, что нигде в СССР я не чувствовал более верной, более влюбленной преданности великому делу восторжествовавшей революции, чем в прекрасной орденоносной Грузии, которая благодаря труду своих руководителей сумела сохранить, восстановить или вновь завоевать основные особенности своей истинной традиции…[297]

Как удалось свободному французскому литератору так быстро обучиться повадкам наших писателей?

 

Заметка была напечатана в газете «Заря Востока» 1 августа 1936 года.

 

И вот во Франции появляется очерк Андре Жида «Возвращение из СССР». Он по-прежнему восхищен людьми и их делами, и молодежью, и детьми, но его пугает «унификация душ», «нивелировка личности». В СССР не существует свободы слова, все сводится к тому, насколько то или иное произведение совпадает с «генеральной линией, но никому не дозволено критиковать самую эту «генеральную линию». А тот, кто критикует, – уклонист, троцкист, буржуазный идеолог и садится на скамью подсудимых. А истинный писатель, как представляет себе Андре Жид, всегда находится в оппозиции к режиму, он идет впереди, он движет прогресс…

 

Конечно же Сталин был в ярости. Столько усилий, и все напрасно.

 

В частности, Андре Жид делился такими впечатлениями:

 

В СССР решено однажды и навсегда, что по любому вопросу должно быть только одно мнение. Впрочем, сознание людей сформировано таким образом, что этот конформизм им не в тягость, он для них естествен, они его не ощущают, и не думаю, что к этому могло бы примешиваться лицемерие. Действительно ли это те самые люди, которые делали революцию? Нет, это те, кто ею воспользовался. Каждое утро «Правда» им сообщает, что следует знать, о чем думать и чему верить. И нехорошо не подчиняться общему правилу. Получается, что, когда ты говоришь с каким-нибудь русским, ты говоришь словно со всеми сразу. Не то чтобы он буквально следовал каждому указанию, но в силу обстоятельств отличаться от других он просто не может. Надо иметь в виду также, что подобное сознание начинает формироваться с самого раннего детства… Отсюда странное поведение, которое тебя, иностранца, иногда удивляет, отсюда способность находить радости, которые удивляют тебя еще больше. Тебе жаль тех, кто часами стоит в очереди, – они же считают это нормальным. Хлеб, овощи, фрукты кажутся тебе плохими – но другого ничего нет. Ткани, вещи, которые ты видишь, кажутся тебе безобразными – но выбирать не из чего. Поскольку сравнивать совершенно не с чем – разве что с проклятым прошлым, – ты с радостью берешь то, что тебе дают. Самое главное при этом – убедить людей, что они счастливы настолько, насколько можно быть счастливым в ожидании лучшего, убедить людей, что другие повсюду менее счастливы, чем они. Этого можно достигнуть, только надежно перекрыв любую связь с внешним миром (я имею в виду – с заграницей). Потому-то при равных условиях жизни, или даже гораздо более худших, русский рабочий считает себя счастливым, он и на самом деле более счастлив, намного более счастлив, чем французский рабочий. Его счастье – в его надежде, в его вере, в его неведении.

 

Сюжеты 1936 года. Путешествие Андре Жида в СССР . Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы. Из литературного быта конца 20-х–30-х годов (wikireading.ru)

Ответить

Фотография Ученый Ученый 01.11 2022

Андре Жид в СССР. 1936 г.

 

5dc2b41e85600a6a557f0ca0.jpg


2864007.jpg

Ответить

Фотография Ученый Ученый 01.11 2022

Эта тема относится к периоду Российской империи, но нельзя не заметить большого сходства между путешествиями Кюстина и Жида.

 

Монархист де Кюстин презирает демократию и восхищается абсолютизмом, он приезжает в Россию чтобы изучить положительные стороны самодержавия и находит самый теплый прием у царя и высшей аристократии. Вернувшись домой, Кюстин пишет книгу, где утверждает, что Россия это полный отстой, и нормальный человек там жить не может. Царь читает книгу Кюстина и гневается из-за того, что его так надул не какой-нибудь республиканец, а дворянин-монархист.

 

Точно так же и Жид, прикормленный, обласканный и получивший выгодный чин "друга СССР" показал фигу советскому режиму, чем привел Сталина в ярость.

Ответить

Фотография Ученый Ученый 25.03 2024

Капитан Маржерет

 

В 1607 г. в Париже, в галерее Лувра, в книжной лавке известного издателя Матье Гийемо появилась небольшая книга под длинным и несколько претенциозным названием: «Состояние Российской империи и великого княжества Московии. С описанием того, что произошло там наиболее памятного и трагического при правлении четырёх императоров, а именно, с 1590 года по сентябрь 1606». Автор её, капитан Жак Мapжeрет, несколько лет прожил в России и был очевидцем и участником многих событий. Книга заинтересовала парижан. Её читали и при дворе, ибо в посвящении королю Генриху IV автор указывал, что написал её «по повелению» его величества, и в научных кругах, Маржерет был принят и долго беседовал с известным гуманистом и историком де Ту, главным хранителем королевской библиотеки, создававшим именно в то время очерк по истории России в его фундаментальном труде «История своего времени».

Несмотря на популярность книги, сведений о жизни её автора немного. Маржерет родился около 1550 или 1560 г. в городке Оксон во Франции, расположенном на границе Бургундии и Франш-Конте, провинции Священной Римской империи. Последнее обстоятельство и позволяло Жаку-Огюсту де Ту назвать его «франшконтийцем». По некоторым косвенным данным можно полагать, что принадлежал Маржерет по рождению к «дворянам мантии», т.е. к судейскому сословию. Религиозные войны затронули и этот район Франции. Маржерет принимал в них участие. В начале 90-х годов ХVI в. он уехал на Балканы. Здесь он в качестве наёмника-офицера воевал против турок в войсках императора, трансильванского князя и польского короля. В 1600 г. завербовался на службу в Россию. В Москве капитан командовал пехотной ротой. Участвовал он в борьбе против Лжедмитрия, а с приходом последнего в Москву становится начальником одного из отрядов гвардии. Маржерет прожил в Россия до сентября 1606 г., когда он уехал через Архангельск во Францию. Он был принят королём, рассказывал о своих путешествиях, и опубликовал о них книгу. Вскоре капитан вернулся в Россию, где поступил на службу к Лжедмитрию II, а затем к польскому гетману Ходкевичу. Маржерет участвовал в Клушинской битве (1610 г.), а в марте 1611 г. в подавлении восстания москвичей против интервентов, в поджоге и уничтожении Москвы. Осенью 1611 г. капитан уехал в Польшу, а затем через Гамбург и Англию во Францию. Вояж на Британские острова был продиктован тесными контактами с английским резидентом в Москве Джоном Мериком. Его поручения капитан исполнял неоднократно.


На родине Маржерет пробыл недолго, уже к весне 1612 г. он был в Гамбурге. Его занимал новый проект, который предусматривал захват русского Севера и передачу его под протекторат британской короны. Для того, чтобы осуществить подобный план, Маржерет стремится поступить на русскую службу, совместно с английскими офицерами. Но в ответ на своё предложение англичане получали вежливый, но твёрдый отказ — русское правительство в них не нуждалось. Грамота, отправленная офицерам, подписана князем Дмитрием Пожарским «со товарыщи». Интересно, что русские превосходно знали о всех деяниях бравого капитана. В документе прямо высказано удивление, что стремящиеся на русскую службу офицеры находятся вместе с Маржеретом. В грамоте указано на предательство капитана, борьбу на стороне поляков, грабёж и убийство мирного населения, мародёрство и воровство. «И как польские и литовские люди крестное своё целованье преступили, оплота московских бояр, царствующий град Москву разорили, выжгли и людей секли, и тот Яков Маржерет, вместе с польскими и литовскими людьми, кровь христианскую проливал и злее польских людей, а в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государские казны, дорогих узорочей несчётно, из Москвы пошёл в Польшу...». Маржерету действительно очень повезло, он вместе с солдатами своей роты, немцами и поляками, разграбил сокровища из государственной казны. В грамоте, посланной англичанам, князь Дмитрий Пожарский весьма резонно заявил, что, учитывая все деяния наёмника Маржерета, «Московскому государству зло многое чинил и кровь христианскую проливал, ни в которой земле ему, опричь Польши, места не будет».

Ответить

Фотография Ученый Ученый 25.03 2024

Первая страница книги Маржерета

 

aa73cec11816ada6a0a5475b72cb42aa.jpg

Ответить

Фотография stan4420 stan4420 26.03 2024

Капитан Маржерет

в его книге интересные сведения перемежаются вымыслом

Ответить

Фотография Ученый Ученый 27.03 2024

 

Капитан Маржерет

в его книге интересные сведения перемежаются вымыслом

 

Там много негативных высказываниях о русских и их образе жизни.

Ответить

Фотография Ученый Ученый Вчера, 10:20 AM

Например такой русофобский пассаж

 

Несмотря на изобилие и дешевизну съестных припасов, простой народ довольствуется весьма немногим. Иначе он не мог бы покрыть издержки, ибо тут не знают никакой промышленности и весьма ленивы. Работы не любят и преданы пьянству, как нельзя более. Когда веселятся, обыкновенно пьют вино и [20]мед, приготовленный из сотов, которые добываются без труда и в великом изобилии; об этом можно судить по множеству воска, который ежегодно отправляют в чужие страны. Есть у них также пиво и другие дешевые напитки. Все без различия, мужчины и женщины, мальчики и девочки, предаются пороку пьянства, самого неумеренного. Духовенство не уступает мирянам, если даже не превосходит их. Когда только есть хмельное, которое разрешается приготовлять лишь для известных годичных праздников, то пьют день и ночь, пока всего не выпьют. Я говорю о простом народе, так как дворяне имеют право делать напитки, какие им угодно, и пить, когда хотят.

 

Состояние Российской державы и Великого княжества Московского (Маржерет)/Устрялов 1913/Текст — Викитека (wikisource.org)

 

Ответить

Фотография Ученый Ученый Вчера, 10:24 AM

Но большая часть книги содержит сведения о государственном устройстве, армии и исторических событиях.

 

Как и другие иностранцы Маржерет с похвалой отзывается об изобилии продуктов питании и их дешевизне. Можно подумать, что в Европе есть было нечего.

 

В северных и западных областях этой страны, более всего обитаемых, весьма холодно; степи же Татарские, окрестности Волги, Казани, Астрахани и реки Оби, находящиеся в восточных областях, климат имеют умеренный. В холодной полосе зима продолжается шесть месяцев, и снег бывает по пояс, и целые реки можно переезжать по льду; несмотря на это почва весьма плодородна, изобилует всякими хлебами, известными у нас во Франции; рожь сеют в начале или половине августа, пшеницу и овес, смотря по продолжительности зимы, — в апреле или мае, ячмень же в конце мая. Есть и плоды; дыни здесь встречаются такие большие и вкусные, что подобных я нигде в других землях не видывал; сверх того, есть много огурцов, яблок, вишен; слив и груш мало. Орехов, земляники и подобных плодов многое множество. Летом дождь идет изредка, а зимою его никогда не бывает; в Холмогорах, Архангельске и Св. Николае, а также и в других местах на севере летом в продолжение месяца или шести недель солнце видимо днем и ночью: в полночь оно отстоит от земли сажени на две или на три; зимою же целый месяц дня совсем не бывает, ибо солнце не показывается.

 

Далее вы найдете всякого рода дичь и животных, как и во Франции, исключая кабанов. Ланей и диких коз довольно много в восточных и южных областях, в степях Татарских между Астраханью и Казанью; лосей множество по всей России; кролики весьма редки; фазанов, куропаток, дроздов черных и серых, перепелов, жаворонков весьма много; есть много и другой дичи, исключая бекасов, которых видно мало. В августе и сентябре месяцах бывает весьма много журавлей, лебедей, гусей и диких уток. Из аистов я видел зимою только одного, совершенно черного. Плотоядных животных — медведей белых и черных — очень много; лисицы, коих пять сортов, и волки — звери обычные здесь, в виду обширности лесов, и весьма вредные для домашнего скота. Кроме того, в некоторых северных областях встречается особый род оленей: они менее обыкновенных и с красивыми ветвистыми рогами; шерсть у них сероватая, почти белая, а копыта разнесены более, нежели у обыкновенных оленей. Они доставляют пищу, платье, служат вместо коней для жителей. Запряженный в сани, для него приспособленные, олень бежит скорее самой быстрой лошади; большую часть года он питается тем, что находит под снегом. Зайцы зимою белы, а летом такого же цвета, как и во Франции. Сверх того, во всякое время встречаются соколы, ястребы и другие хищные птицы; реки же изобилуют такою вкусною разнообразною рыбою, что подобного богатства нет во всей Европе; из рыб наиболее известны: стерляди, белуги, осетры, белорыбица (немного более семги) и другие роды, как и во Франции, кроме форелей. Рыба вообще дешева, как и прочие жизненные припасы. Несмотря на великий голод, (о котором будем говорить после), уничтоживший почти во всей стране домашний скот, я купил во время отъезда по дороге ягненка, величиною с нашего барана или около того, за 10 коп., что составляет 13 су 4 денье, и курицу за 7 денье. Каплунов держат только иностранцы. Такая дешевизна происходит от того, что каждая овца приносит обыкновенно двух и трех ягнят, и от каждого из них к следующему году родится опять столько же. Рогатый скот точно так же весьма быстро размножается. В России вообще не едят телятины, считая это грехом. Кроме того, ежегодно постятся 15 недель, не считая среды и пятницы, что составит около полугода. Благодаря этому мясо весьма дешево; хлеб также недорог; собирают его много, а за-границу не вывозят; почва же так тучна и так плодородна, что ее удабривают только в некоторых местах. Мальчик от 12 до 15 лет с небольшою лошадью обрабатывает десятину или две ежедневно.

Состояние Российской державы и Великого княжества Московского (Маржерет)/Устрялов 1913/Текст — Викитека (wikisource.org)

Ответить