←  Выдающиеся личности

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Александр Фёдорович Керенский

Фотография Алексейint Алексейint 25.12 2010

Оказывается его жизненный путь на ранней стадии пересекался с Лениным, что они чуть ли не в одной гимназии учились...
Самый молодой некоронованный правитель России, в общем мне кажется тоже интересная личность
Ответить

Фотография Стефан Стефан 29.01 2017

КЕ́РЕНСКИЙ Александр Фёдорович [22.4(4.5).1881, Симбирск – 11.6.1970, Нью-Йорк; похоронен в Лондоне], рос. гос. и политич. деятель. Дворянин. Сын Ф. М. Керенского (1842–1912), д. стат. сов. (1887), директора Симбирской мужской гимназии (с 1879), гл. инспектора училищ Туркестанского края (с 1889). К. окончил юридич. факультет С.-Петерб. ун-та (1904). Помощник присяжного поверенного, с 1909 присяжный поверенный. В ходе Революции 1905–07 был близок к партии социалистов-революционеров (ПСР), сотрудничал в радикальном ж. «Буревестник», некоторое время был сторонником тактики индивидуального террора (согласно воспоминаниям К., он пытался вступить в Боевую организацию ПСР, однако получил отказ). В дек. 1905 (янв. 1906) К. арестован за хранение револьвера и призывавших к вооруж. восстанию прокламаций, в апр. 1906 освобождён под особый надзор полиции с запрещением проживать в столицах и некоторых крупных городах. К. жил в Ташкенте, однако благодаря семейным связям в сент. 1906 вернулся в С.-Петербург.

 

Примкнул к группе радикальных адвокатов, защищавших лиц, обвинявшихся в совершении политич. преступлений. На своём первом судебном процессе, где он защищал группу эст. крестьян, обвинявшихся в поджоге и разграблении помещичьего имущества, К. добился оправдания большинства обвиняемых (1906). Особую известность ему принесло участие в судебном процессе над лидерами партии «Дашнакцутюн» (1912), когда из 145 обвиняемых 95 были оправданы. К. был назначен главой обществ. комиссии по расследованию Ленского расстрела 1912, созданной либеральными и социалистич. группами Гос. думы. Депутат 4-й Гос. думы (1912–17) от Саратовской губ., член, с 1915 пред. фракции трудовиков (см. в ст. Трудовая группа). Одновременно поддерживал связь с разл. подпольными организациями, прежде всего с группами ПСР. С 1912 чл. тайной орг-ции «Великий Восток народов России», в которой вскоре стал играть видную роль, некоторое время был генеральным секретарём её Верховного совета (деятельность К. в структурах «политического масонства» неоднократно становилась предметом разнообразных толкований и нуждается в дальнейшем исследовании). К. подписал резолюцию коллегии столичных адвокатов с протестом против Бейлиса дела (1913); в числе др. инициаторов этой акции осуждён на 8 мес тюремного заключения, однако в отношении К., защищённого депутатской неприкосновенностью, приговор не был исполнен (попытки властей вывести К. из состава Думы не увенчались успехом).

 

В ходе 1-й мировой войны К. пытался объединить для борьбы против существовавшего политич. режима разл. группы депутатов Гос. думы. Он всё более резко выступал против правительства, а затем и против верховной власти. В нояб. 1916 назвал существовавший в стране режим «оккупационным». В середине февр. 1917, незадолго до начала Февр. революции 1917, на заседании Думы К. призвал к «физическому устранению» виновников «государственной анархии», что было истолковано обществ. мнением и властями как призыв к цареубийству. Речи К. в Думе запрещались цензурой к публикации, что ещё более увеличивало его популярность. В начале Февр. революции 1917 К. способствовал принятию Думой решения о поддержке массового антиправительств. движения на улицах Петрограда. 27 февр. (12 марта) вошёл в состав Врем. к-та Гос. думы, избран товарищем пред. Исполкома Петрогр. совета. Решительные действия К. в этот день (ввод восставших войск в здание Думы, призыв арестовывать деятелей «старого режима») принесли ему необычайную популярность; её росту также способствовали многочисл. выступления К., обладавшего ораторским даром. Несмотря на решение Исполкома Петрогр. совета о запрете представителям «революционной демократии» входить в правительство [1(14) марта], К., получив поддержку на общем заседании Совета, 2(15) марта вошёл в первый состав Временного правительства как министр юстиции. В дальнейшем К. был воен. и мор. министром [5(18).5.1917–30.8(12.9).1917], с 8(21) июля – также министром-председателем; 1(14).9.1917–25.9(8.10).1917 К. возглавлял коллегию из 5 министров – «Директорию», или «Совет пяти» (верховный орган власти), а затем вновь стал министром-председателем. Вскоре после Февр. революции К. заявил о своей принадлежности к ПСР.

 

К. участвовал в переговорах с вел. кн. Михаилом Александровичем, поддерживая его отказ занять престол [3(16) марта]. К. считался инициатором мн. постановлений Врем. правительства, которые имели революц. характер. В частности, ему приписывались инициатива отмены смертной казни, решение об освобождении политич. заключённых (хотя соответствующее распоряжение было отдано ранее комиссарами Врем. к-та Гос. думы).

 

Регламентируя революц. преобразования в армии в качестве воен. министра, в мае 1917 К. издал приказ о правах военнослужащих, именовавшийся также Декларацией прав солдата («Декларация Керенского»), которая настроила против него, с одной стороны, солдат, увидевших в Декларации ущемление полученных в результате Февр. революции 1917 прав, а с другой – часть офицеров, считавших, что К. способствует развалу армии. К. – организатор неудачного Июньского наступления 1917 рос. армии. Санкционировал восстановление смертной казни на фронте [12(25) июля]. Поддержал назначение Верховным главнокомандующим ген. от инф. Л. Г. Корнилова [19 июля (1 авг.)]. По инициативе К. для преодоления общенационального кризиса в авг. 1917 в Москве было созвано Государственное совещание. На нём К. заявил, что любая атака на власть будет «прекращена железом и кровью». Он в целом принял предложения Корнилова по восстановлению дисциплины в армии и порядка в стране, хотя официально и не взял на себя чётких обязательств (см. Корнилова выступление 1917). В ходе дальнейших переговоров К. и Корнилова, которые велись через посредников, между ними нарастало недоверие. 27 авг. (9 сент.) К. отстранил Корнилова от должности Верховного главнокомандующего. Постановлением Врем. правительства от 30 авг. (12 сент.) Верховным главнокомандующим назначен К. На Демократическом совещании 1917 К. отстаивал возможность образования нового коалиц. правительства вновь из представителей социалистов и кадетов.

 

К осени 1917 популярность К. резко упала, он находился в политич. изоляции, будучи и для левых социалистов, и для политич. сил, выступавших за установление воен. диктатуры, «изменником». Утром 25 окт. (7 нояб.), с началом Октябрьской революции 1917, К. выехал из Петрограда, чтобы встретить вызванные им с фронта войска (получил распространение ложный слух о том, что К. уехал из Петрограда на автомобиле посольства США). Однако командование Сев. фронта отменило приказы К., ссылаясь на отсутствие боеспособных частей (можно предположить, что командование фронта не желало участвовать в гражд. войне, поддерживая непопулярного К.). В распоряжении К. оказались только некоторые казачьи части 3-го Конного корпуса ген.-л. П. Н. Краснова, а также отд. части и подразделения др. соединений, которые после боя с войсками Петрогр. ВРК отказались продолжать борьбу (это означало неудачу Керенского – Краснова выступления 1917). К. едва избежал ареста и спасся, переодевшись матросом (слухи о его переодевании в костюм сестры милосердия не имеют под собой оснований). К. сложил с себя звание министра-председателя и передал должность Верховного главнокомандующего ген.-л. Н. Н. Духонину. Скрывался в Новгородской губ., Финляндии, Петрограде и Москве. Намеревался выступить на Учредит. собрании (был избран его членом), однако руководство ПСР не разрешило К. прибыть на заседание собрания, обосновывая свой отказ опасениями за его безопасность (в действительности часть руководства ПСР не желала связывать с непопулярным К. судьбу партии).

 

В июне 1918 К. нелегально выехал в Лондон, где вёл переговоры с брит. и франц. гос. деятелями о поддержке антибольшевистских сил в России (окончились неудачно, т. к. К. не воспринимали как серьёзного партнёра по переговорам). До 1940 он жил преим. во Франции, издавал газ. «За Россию» (1919–21, Париж, на франц. яз.), газету, затем журнал «Дни» (1922–25, Берлин; 1925–33, Париж), ж. «Новая Россия» (1936–40, Париж). Пытаясь стать лидером антибольшевистской эмиграции и пользуясь поддержкой правительств Франции и Чехословакии, К. сыграл большую роль в создании Внепартийного демократич. объединения (1920–22), которое объявило своей целью борьбу как с большевизмом, так и против консервативных сил.

 

К. осудил пакт Молотова – Риббентропа 1939, который считал союзом диктатур, направленным против демократий. После начала 2-й мировой войны поддержал Францию и Великобританию, считая, что их целью в войне является не только поражение Германии, но и освобождение России от большевизма. Выступил на стороне Финляндии в ходе советско-финляндской войны 1939–40. В июне 1940 уехал в США. После начала Вел. Отеч. войны К. изменил свою позицию по отношению к СССР, выступил в его поддержку, одновременно требовал либерализации сов. режима. После окончания 2-й мировой войны К. организовывал помощь перемещённым лицам – сов. гражданам, оказавшимся в Зап. Европе и не желавшим возвращаться на родину. В обстановке начала «холодной войны» К. вновь стал больше критиковать СССР (вместе с тем отстаивал обоснованность сов. территориальных приобретений, сделанных по итогам 2-й мировой войны); в 1949 с помощью правительства США создал и возглавил антикоммунистич. Лигу борьбы за нар. свободу, редактировал печатный орган Лиги – издание «Грядущая Россия» (приложение к газ. «Новое русское слово», 1949–50). С 1949 выступал на русскоязычных радиопрограммах Би-Би-Си.

 

В эмиграции К. публиковал разл. варианты своих воспоминаний, которые печатались в журналах «Дни», «Современные записки», «Воля России», «Новый журнал», выпускались на разных языках в виде отд. изданий. Наиболее обширный вариант воспоминаний К. – «Россия на историческом повороте» – издан в США на англ. яз. [«Russia and history’s turning point», 1965; нем. (1966) и франц. (1967) пер.; рус. пер. издан в России в ж. «Вопросы истории» в 1990–91, а также отд. изданиями в 1993, 1996, 2006]. К. работал в Станфордском ун-те, на основе материалов Гуверовского института архива совм. с амер. историком Р. П. Браудером К. издал сб. документов «The Russian Provisional Government, 1917: Documents» («Русское Временное правительство, 1917: Документы», vol. 1–3, 1961), который является одной из наиболее важных документальных публикаций по рос. политич. истории 1917; составляя сборник, К. исключил из него ряд документов, неблагоприятно освещавших его деятельность.

 

 

Соч.: Дело Корнилова. М., 1918; Гатчина. М., 1922. М., 1990; Издалека: Сб. ст. (1920–1921). Париж, 1922; The catastrophe: Kerensky’s own story of the Russian Revolution. N. Y.; L., 1927; La revolution russe, 1917. P., 1928; The crucifixion of liberty. L.; N. Y., 1934; Русская революция, 1917. М., 2005; Дневник политика: революция началась! Издалека. Дело Корнилова. М., 2007.

 

Лит.: Старцев В. И. Крах керенщины. Л., 1982; Abraham R. A. Kerensky: first love of the revolution. N. Y.; L., 1987; Колоницкий Б. И. А. Ф. Керенский и Мережковские // Литературное обозрение. 1991. № 3; Голиков А. Г. Феномен Керенского // Отечественная история. 1992. № 5; А. Керенский: любовь и ненависть революции: Дневники, статьи, очерки, воспоминания современников / Сост. Г. Л. Соболев. Чебоксары, 1993; Иоффе Г. З. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995; Басманов М. И., Герасименко Г. А., Гусев В. К. А. Ф. Керенский. Саратов, 1996; Колоницкий Б. И. Культ А. Ф. Керенского: Образ революционной власти // Отечественная история. 1999. № 4; Николаев А. Б. А. Ф. Керенский о Февральской революции // Клио. 2004. № 3.

 

Колоницкий Б.И., Рогозный П.Г. Керенский А.Ф. // Большая российская энциклопедия

 

http://bigenc.ru/dom...ry/text/2061333

Ответить

Фотография Ученый Ученый 29.01 2017

РГ: Не спросили премьера, кто подал ему гениальную мысль в 1917-м бежать из Петрограда в женской одежде?
Боровик: Керенский оказался совсем не тем человеком, которого изображали в наших книгах, фильмах, карикатурах. Ведь даже в японской энциклопедии значилось, что Керенский А. Ф. был главой Временного правительства Советского Союза и умер в 1936 году. Тьма небылиц гуляла о нем по всему миру. Одна - о побеге из революционного Петрограда в женской одежде - его особенно раздражала. Он и беседу с этого начал: "Передайте там у себя в Москве - у вас же есть серьезные люди: скажите им, пусть перестанут писать эту глупость обо мне, что я из Зимнего Дворца убежал в женском платье!.. Где бы я мог его взять?.. Я уехал на своей машине, ни от кого не скрываясь. Солдаты честь отдавали, в том числе и те, которые с красными бантами. Я вообще никогда не надевал женских туалетов - даже в детстве, в шутку… И всего один раз в своей жизни переодевался в чужое. В Гатчине, когда генерал Краснов сговорился с этим матросиком Дыбенко - чтобы меня отдали ему, а за это казакам разрешили бы разойтись по домам. Переговоры велись на первом этаже, я был на втором. Нужно было бежать, и мне предложили переодеться в идиотский матросский бушлат, какие-то синие очки на лицо натянули. Из дома выбрался, и никто на меня внимания не обратил".
Кстати, ложь о переодевании в женский наряд придумали и распространили на весь мир ненавидевшие его российские монархисты. Наши же идеологи с удовольствием ее подхватили и вставили в учебники для детей. Все! Мощнее политика скомпрометировать невозможно...
Всю жизнь бывший премьер-министр России страдал от такой лжи. В те же времена Керенского за глаза прозвали Александрой Федоровной - за то, что он якобы любил спать на кровати императрицы в Зимнем. "Но я не спал на этой кровати, клянусь честью!" - горячо убеждал он нас с Галей... Беда, когда вполне заслуженного человека, реформатора, осмеяв, стирают из памяти его же народа. А ведь он даже своего гражданства не поменял - до самой смерти был предан России. Еще той, досоциалистической...
РГ: Но царя-то все-таки Керенский сверг? В этом - его "заслуга"?
Боровик: Сам Александр Федорович объяснял так: "Обо мне говорят, что я чуть ли не сверг царя... Но ведь в день отречения государь-император написал в своем дневнике удивительную фразу: "Вокруг меня предательство, обман и трусость..." Вокруг него - это же ближайший круг: сановники, генералы!.. При чем тут Временное правительство и я - Керенский?"
Он был выдающийся оратор. И был уверен, будь в семнадцатом году телевидение, ему не пришлось бы покидать Россию, а России не пришлось бы потом умываться такой обильной кровью. Рассказал анекдот: "Сидит наш обносившийся и полуголодный эмигрант в кафе. Повествует американцу, каких он голубых кровей, какую вдохновенную жизнь вел до революции. Американец слушает, и не больно-то верит. Рядом - псина дворовая, шерсть нечесаная, вся в репьях. Эмигрант говорит: "Да что я, на моего пса посмотрите: дворняга, а до революции был сенбернар". Керенский очень смеялся рассказанному им же самим анекдоту.
РГ: Вы чувствовали себя перед ним виноватым?
Боровик: В какой-то момент старика стало жалко до слез. Самое страшное обвинение Керенского заключалось в том, что он, якобы, сговорился с генералом Корниловым, который в августе 1917 года поднял мятеж против Временного правительства. Хотел, мол, стать диктатором. "Господи, ну зачем мне была нужна диктатура, если я и так обладал всей полнотой власти?!" - горестно восклицал Александр Федорович. Он, конечно же, желал своей родине только добра. Но был оболган и затравлен. Как, кстати, и Михаил Сергеевич Горбачев уже в наше время, которому с удовольствием приписывали организацию ГКЧП. Увы, такова судьба почти всех реформаторов, и не только в России.   
РГ: Интересно, кто же осмелился опубликовать ваше честное интервью с "врагом советской власти"?
Боровик: Материал о Керенском я отправил в "Литературку", и он как под землю канул. Ни ответа, ни привета. Через двадцать пять лет, когда вышла "История советской политической цензуры", из отчета Главлита за 1967 год я, наконец, узнал, что "очерк Боровика о встрече с А. Ф. Керенским" изъят как вредный. Так что познакомить сограждан с этой выдающейся личностью я смог лишь благодаря телевидению.

https://rg.ru/2009/1...rovik-poln.html

Ответить

Фотография ddd ddd 22.07 2017

Александр Керенский - человек, который не арестовал Ленина
Владимир Козловский
 
_96436197_kerensky-1getty.jpg
 


11 июня 1970 года в Нью-Йорке умер Александр Керенский - глава свергнутого большевиками Временного правительства. Русская служба Би-би-си вспоминает, как сложилась в эмиграции его судьба.
 

В первый раз Керенский прибыл в Нью-Йорк на корабле S. S. Olympia в феврале 1927 года - в десятую годовщину русской революции. Из встречавших его американцев главную роль в дальнейшей судьбе беглеца из России сыграли федеральный прокурор и активист Республиканской партии Кеннет Симпсон, а также его жена Хелен. Она будет помогать Керенскому в Нью-Йорке на протяжении многих последующих десятилетий.
 

Заморский гость "был в приподнятом настроении и предсказывал скорое свержение советского строя", пишет его американский биограф Ричард Абрахам.
 

Быстро приноровившись к туземным реалиям, Керенский заявил: "Русские демократы и республиканцы, чьим лидером я являюсь, никогда не забудут, как Америка помогла их делу в России" (цитирую по New York Times, которая освещала первый приезд Керенского, как будто он член королевского дома).
 

Корреспондент газеты характеризовал его как "чрезвычайно энергичную личность" и отметил, что Керенский ступал "быстрым, нервным шагом посаженного в клетку льва".
 

Русское население города встретило Керенского мрачно, но и монархисты, и левые сбежались на его выступление, состоявшееся 13 февраля 1927 года в театре Century. Зал вмещал 5 тысяч человек, но спекулянты скоро стали продавать билеты втрое дороже, а к часу дня к театру пришлось вызвать полицию, потому что его осадила семитысячная толпа.
 

Когда двери, наконец, распахнулись, толчея была такая, что пятитонный бронзовый канделябр был сдвинут со своего постамента. Более зажиточные монархисты расселись в партере, а левая голытьба оккупировала галерку. При появлении оратора они продолжали сидеть, а остальная аудитория аплодировала стоя.

Барышня подошла к Керенскому с роскошным букетом. Он растаял, а она потом три раза ударила его цветами по лицу.


"Человек, который погубил Россию"
 


Эта сцена запомнилась нью-йоркским эмигрантам надолго. На днях мне рассказывал о ней 93-летний художник Сергей Голлербах, обладающий сказочной памятью.

Он, например, помнит фамилию и номер дома офтальмолога, у которого они с Керенским полвека назад лечили глаза.
 

Как пишет Абрахам, потом выяснилось, что барышня с букетом считала Керенского ответственным за смерть своего брата и жениха-офицера, которые погибли в 1917 году.
 

Старые нью-йоркские эмигранты иллюстрируют неприязнь к Керенскому, царившую в их среде, рассказом о том, как русская бабушка увидела его на другой стороне улицы, ткнула в него пальцем и говорит внучке: "Вон человек, который погубил Россию!"

"Ему не могли простить, что он не арестовал Ленина", - говорит Голлербах.
 

Легенда о бабушке с внучкой зародилась очень давно, и сначала в ней фигурировала не нью-йоркская улица, а парижская Пляс Пигаль.


p051tl44.jpg
Александр Керенский в эфире Русской службы Би-би-си в 1949 году.



1 марта 1938 года Керенский прибыл в Нью-Йорк во второй раз. В СССР бушевали чистки, советские агенты похищали эмигрантов в Париже, где он тогда жил, и чувствовал себя Керенский все неуютнее.
 

Керенский начал учить английский, незнание которого затрудняло ему общение со своей подругой, австралийкой Нелл (Лидией Эллен Триттон): та не говорила по-русски и им приходилось использовать французский.
 

Приехав тогда в США, он все еще высказывал надежду на то, что чистки в СССР являются "последней стадией эволюции большевистского режима", а потом он падёт.

В сентябре 1938 года Керенский вернулся в Нью-Йорк на следующий день после заключения Мюнхенского соглашения и отстаивал политику умиротворения Гитлера, считая, что она даст демократическим странам время вооружиться.
 

В августе 1939 года они с Нелл поехали в Пенсильванию и поженились в доме мирового судьи Харри Стайна. Молодые хотели держать женитьбу в тайне, но Стайн немедленно связался с информационными агентствами и раструбил о браке бывшего премьера России, который еще был тогда в США знаменитостью.
 

Через два дня после бракосочетания фон Риббентроп прилетел в Москву подписывать пакт с Молотовым, который Керенский назвал потом результатом "общего тоталитарного характера и интересов" Сталина и Гитлера. New York Times поместила его заявление на видном месте.
 

Керенский назвал "сотрудничество между демократиями и московской диктатурой" неестественным и аморальным и призвал Запад бороться не только за свержение гитлеровского режима, но и за "освобождение русского народа от большевизма".


p051tynp.jpg
Накануне 40-й годовщины русской революции Александр Керенский дал интервью Би-би-си.



После вторжения Германии в СССР он, однако, сильно потеплел к Сталину. Эта метаморфоза произошла уже в США, куда Керенский прибыл 12 июля 1940 года после того, как Нелл со своим паспортом помогла ему бежать из Европы от надвигавшихся на Париж немцев.
 

New York Times оказала ему триумфальный прием и напечатала его заявление, в котором Керенский отмечал контраст между силой воли Англии и французским пораженчеством.
 

Упоминавшийся выше прокурор-республиканец Кеннет Симпсон, баллотировавшийся в тот момент в конгресс от Манхэттена, пригласил Керенских жить у него в доме №109 по Ист 91-й улице. Симпсон победил на выборах, и у Керенского появилась надежда, что он получит через него доступ к конгрессу для агитации против изоляционизма.
 

Но Симпсон скончался в январе 1941 года через три недели после начала сессии конгресса, и надежда Керенского не сбылась.
 

После вторжения Гитлера в СССР Керенский объявил, что "сейчас не время сводить счеты со Сталиным", хотя предложил потребовать у диктатора уступок. 2 июля он обратился к британскому послу в Вашингтоне лорду Галифаксу со следующим предложением: если Сталина убедят дать народу волю и распустить колхозы с тем, чтобы Гитлер не мог изобразить себя освободителем, то Керенский публично поддержит Сталина.
 

Он даже вызвался лично поехать в Москву, несмотря на то, что рисковал бы при этом жизнью. Он не ограничился обращением к англичанам, а послал Сталину телеграмму. У Керенского ничего не вышло, поскольку и Сталин, и Форин-офис в расчет его и его заявления не принимали.
 

Он не успокоился и после Перл-Харбора призвал Сталина объявить войну Японии в расчете на американскую помощь. Весной 1942 года Керенский искал встречи с советским послом Максимом Литвиновым, который, по словам Абрахама, являл собою новое, демократическое лицо советского режима в Вашингтоне, но и тут не добился успеха и исчез на два года из поля зрения общественности, возможно, по наущению госдепа.


"Пасторальная идиллия"
_96388827_6392d584-d9d5-42db-84ad-d98682
Ранее никогда не публиковавшееся письмо Керенского промышленннику и филантропу Владимиру Башкирову
 


Пробыв несколько месяцев в Америке, Керенские скопили достаточно денег, чтобы снять небольшую квартиру в доме № 1060 на манхэттенской Парк-авеню, а в 1942 году перебрались в фермерский дом в два с половиной этажа на границе Нью-Йорка и Конектикута, построенный в 1800 году, но недавно отремонтированный.
 

Он напоминал изгнаннику русскую дачу. Как писала знакомая Керенских Татьяна Поллок, на лужайке под развесистым деревом стоял круглый стол с чаем. Керенский любил крокет и играл в него самозабвенно. Жизнь среди пасторальной идиллии не отвлекала его мысль от бушующей за океаном войны. Он гордился успехами Красной армии и находил корни ее побед в русской истории, пишет Абрахам.
 

Главным источником его дохода были платные лекции, с которыми он ездил по всей Америке. Первое письмо, которое он написал жене по-английски, пришло из Техаса и привело ее в восторг.
 

Выступая после окончания войны в нью-йоркском отеле "Уолдорф-Астория", он отстаивал новую советскую границу с Польшей и аннексию Прибалтики. Литовский министр иностранных дел не оставил от его доводов камня на камне, польские друзья перестали с ним водиться, а многие американские с ним ссорились. Даже верная Нелл жаловалась, что "Александр Керенский, которого я полюбила, был человеком высокоморальным, говорившим, что "тот, кто не защищает свободу везде, не защищает ее вообще", - а сейчас он говорил о бедных поляках и других нечто совершенно иное".
 

В послевоенный период Керенский пытался помочь перемещенным лицам, которых русские эмигранты звали "дипишниками" от английского DP (displaced person). Сперва он боролся за их права, не афишируя этого, а с 1947 года - публично.
 

Вместе с професором Михаилом Карповичем они напечатали в New York Times призыв либо судить "дипишников", которые ушли на Запад с немцами или были угнаны ними, за военные преступления, либо предоставить им право решать свою судьбу, но не отправлять их насильно на родину.
 

Его сыновья - инженеры Олег и Глеб - как могли, пытались помочь "дипишникам" в Великобритании, где жили сами.


"О политике говорить не буду"
 


В 1947 году, после того как Нелл умерла от рака, Хелен, вдова конгрессмена Симпсона, предложила Керенскому поселиться в ее доме на 91-й улице. Там он и провел почти весь остаток своей нью-йоркской жизни.
 

"Особняк был барский, - писал главред нью-йоркского "Нового журнала" Роман Гуль. - Особенно хорош был просторный кабинет - по стенам в шкафах книги, камин, удобные кресла, стильная мебель".
 

Керенскому, который настаивал, что его фамилия произносится с ударением на первом слоге, выделили две небольшие комнаты на втором этаже, но, по словам Гуля, он мог пользоваться всем домом.

 

Интересы его были разносторонни. В начале 1950-х художник Глеб Глинка познакомил его с Сергеем Голлербахом. "Только о политике я говорить не буду!" - сразу предупредил Керенский. "И говорил только о скифских каменных бабах!" - весело вспоминает сейчас Голлербах.
 

Бывший премьер России любил сладкое, хорошо пел, был до последних дней франтом и дамским угодником. Нью-Йоркский архитектор Александр Нератов, чей дед, известный статистик и экономист Иван Курганов (Котов), во второй половине 1950-х организовал с Керенским Координационный совет антибольшевистской борьбы, вспоминает следующий эпизод.
 

Кургановы жили на 92-й улице, в одном квартале от Керенского. У них была стиральная машина, а у Нератовых, живших в Куинсе, не было. Однажды мать будущего архитектора привезла к бабушке грязные пеленки сына.
 

"Мама выходит из автобуса, а с другой стороны подъезжает, тоже на автобусе, Керенский, - говорит 64-летний Нератов. - И он, конечно, подбегает к маме и учтиво предлагает ей нести сумку".
 

"Особенность моей жизни в том, что Керенский носил мои грязные пеленки!" - смеется Нератов, который говорит, что бывший премьер так и не узнал характер своей ноши.


"И не бежал я, а уехал навстречу войскам"
 


Керенский активно участвовал в работе эмигрантских политических организаций, таких как кургановский Координационный совет или "Лига борьбы за народную свободу", а в 1955 году принял приглашение бывшего президента США Герберта Гувера поработать с гигантским архивом, собранным в Гуверовском институте при Стэнфордском университете в Калифорнии, и, возможно, написать историю своего недолгого премьерства в 1917 году.
 

Керенский и ученик професора Карповича историк Роберт Браудер издали в 1961 году огромное собрание документов в трех томах под названием The Russian Provisional Government, 1917 [Российское временное правительство].
 

Керенский также преподавал в Стэнфорде, а потом в Миллс-коледже и был популярен среди студентов. Он встретил свое 80-летие в хорошем настроении и сравнительно добром здравии, хотя зрение у него неуклонно ухудшалось. Керенский ослеп на один глаз, а попытки спасти второй были успешны лишь частично.

Он был отменным оратором, но писание давалось ему плохо, особенно теперь, когда он почти не видел. Керенский попытался пользоваться диктофоном, но так к нему и не приспособился.
 

В ноябре 1966 года ему позвонил советский журналист Генрих Боровик, доставший его номер на кадетском балу в Нью-Йорке, где слышал, как Керенского насмешливо звали Александрой Федоровной.
 

Керенский принял его радушно и взорвался лишь однажды: "Господин Боровик, ну скажите у себя в Москве... пусть перестанут писать, будто я бежал из Зимнего дворца в женском платье! Не было этого! И не бежал я, а, согласно нашему общему решению, уехал навстречу нашим войскам, которые все не прибывали и не прибывали из Гатчины на подмогу Временному правительству! Уехал на своем автомобиле и в своем обычном полувоенном костюме".
 

Боровик говорил, что обещал, не питая, впрочем, надежд перебить давно устоявшуюся в СССР версию событий.


"Символ неудачной революции"
 


1967-й стал годом испытаний. С одной стороны, старик выслушал немало комплиментов и был обрадован дружелюбным звонком Светланы Сталиной. С другой, Керенского угнетал поток тенденциозных публикаций по поводу 50-летия русских революций.
 

Выступая в Overseas Press Club, почти слепой Керенский, наконец, признал: "Я не увижу возрождения свободы на своей родине... Но вы увидите!"
 

В апреле 1970 года отмечали столетие Ленина и 89-летие Керенского, которого тот сверг. Бывший премьер отметил годовщины статьей в лондонской Sunday Telegraph, где отнес болезнь Ленина, под которой он имел в виду большевизм, на счет сифилиса, изуродовавшего мозг октябрьского триумфатора.
 

Несколько дней спустя Керенский упал, сломав себе локоть и шейку бедра и вывихнув плечо. Он уже не оправился и скончался в нью-йоркской больнице St. Luke's от артериосклероза 11 июня 1970 года.
 

New York Times поместила заранее заготовленный некролог, в котором сухо отметила, что в 1917 году покойный проявил наивность. "Всю оставшуюся жизнь он был символом неудачной революции, - продолжала газета, - человеком, над которым глумились победители, который был курьезом на своей новой родине и проводил время в проклятиях в адрес советской власти и попытках оправдать свои действия в составе Временного правительства 1917 года".
 

"Новое русское слово" на прощание назвало его "одиноким человеком, который не мог пойти на компромисс".
 

В СССР, пишет его биограф Абрахам, большинство людей были поражены тем, что Керенский, оказывается, был еще жив.
 

В воскресенье, 14 июня 1970 года, гражданскую панихиду по Керенскому справляли в похоронном бюре Фрэнка Кэмпбелла на 81-й улице и Мэдисон авеню, где автор этих строк прощался много лет спустя с Вагричем Бахчаняном и Эрнстом Неизвестным.
 

Керенского провожали в Нью-Йорке 350 человек. Потом гроб его отвезли на самолете в Лондон и предали земле на кладбище Putney Vale.

Ответить