←  Краеведение

Исторический форум: история России, всемирная история

»

"ЧТО ТАКОЕ ГАЛИЦІЯ?"

Фотография Стефан Стефан 21.10 2018

Галиция была в 1914 г.

В 1914 г. Галиция являлась частью Австро-Венгрии. Её территория была отторгнута Габсбургской монархией у Речи Посполитой ещё в 1772 г. по соглашению с Россией и Пруссией.

 

Она и сейчас не государство, а лишь географическая область.

Это новый бред распространителя ксенофобских идей. Географической (?) области под названием "Галиция" сейчас не существует. Это историческая область на северо-восточных склонах Карпат, в верховьях рек Днестр, Прут, Серет (современные Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области Украины, Жешувское и бо́льшая часть Краковского воеводства Польши).


К тому времени она была отторгнута от России литовцами и поляками в виду разгрома Руси монголами

Это очередная ложь неуклюжего фальсификатора shutoff'а. Литва никогда не владела Галицией.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 21.10 2018

Сербия - государство, независимое и полноценное

Территория Сербии, так же как и австрийская Восточная Галиция, была оккупирована вражескими войсками во время Первой мировой войны.

 

Вы, как завзятый украинский националист

Это грязная клевета замшелого сторонника нацизма "шутоффщина". По своим взглядам я являюсь непреклонным славянофилом и выступаю за дружбу между братскими народами белорусов, украинцев и русских, по-прежнему борясь с националистической пропагандой Ratio и stan'а4420, а также нацистской пропагандой неудачливого фальсификатора истории shutoff'а.

http://istorya.ru/fo...413#entry422241

http://istorya.ru/fo...=4

http://istorya.ru/fo...161#entry420898

http://istorya.ru/fo...=24#entry414872

Ответить

Фотография Стефан Стефан 21.10 2018

ГО́РЛИЦКИЙ ПРОРЫ́В 1915, наступательная операция герм. и австро-венг. войск 19 апр. (2 мая) – 10 (23) июня во время 1-й мировой войны с целью разгрома рос. Юго-Зап. фронта (ген. от арт. Н.И. Иванов). Герм.-австро-венг. командование планировало силами герм. 11-й армии (команд. – ген. А. Макензен) прорвать оборону рос. 3-й армии Юго-Зап. фронта на участке Горлице, Громник, совм. с австро-венг. 3-й и 4-й армиями окружить её и уничтожить, а затем развивать наступление на Перемышль и Львов. На 35-километровом участке прорыва герм.-австро-венг. войска (126 тыс. чел., 457 лёгких и 159 тяжёлых арт. орудий, 96 миномётов и 260 пулемётов) имели перед рос. войсками (60 тыс. чел., 141 лёгкое и 4 тяжёлых арт. орудия, 100 пулемётов) превосходство в живой силе, артиллерии (особенно в тяжёлой) и пулемётах. Оборона рос. войск как по глубине (5–10 км), так и в инж. отношении была недостаточна, не хватало боеприпасов, дивизии имели большой некомплект (ок. 50%) личного состава.

 

8ce866a6149f.jpg

 

Наступление герм.-австро-венг. войск началось 19 апр. (2 мая) после почти суточной арт. подготовки. В ходе ожесточённых боёв рос. оборона была прорвана, и к 25 апр. (8 мая) противник продвинулся на 40 км. Рос. Верховное Главнокомандование и командование Юго-Зап. фронтом, пытаясь организовать контрудар, вводили значит. подкрепления в бой по частям, что не принесло успеха. Понеся большие потери (в т.ч. была разгромлена 48-я пех. дивизия, а её начальник ген.-л. Л.Г. Корнилов, будучи раненым, попал в плен), рос. войска к 2(15) мая отошли на линию Нове-Място, Сандомир, Перемышль, Стрый. Продолжая наступление и оттесняя армии Юго-Зап. фронта на восток, герм.-австро-венг. войска 21 мая (3 июня) заняли Перемышль, 9 (22) июня – Львов и вынудили рос. войска отойти на рубеж Холм, Владимир-Волынский, западнее населённых пунктов Броды и Бучач.

 

Успех герм.-австро-венг. войск в Г.п. явился следствием не только превосходства в силах и средствах, но и крупных ошибок, допущенных рос. командованием в обеспечении войск боеприпасами, использовании резервов, организации контрударов и др. В ходе Г.п. потери рос. войск составили: св. 500 тыс. убитыми, ранеными и пленными (по др. данным, только пленными ок. 500 тыс. чел.) и ок. 350 орудий, потери противника были значительно меньше (11-я герм. армия потеряла в ходе прорыва св. 90 тыс. убитыми и ранеными). В результате Г.п. рос. войска оставили Галицию, были сведены на нет успехи в кампании 1914 и в Карпатской операции 1915, возникла угроза полного оставления Польши.

 

 

Лит.: Роткирх фон Трак Л. Прорыв русского Карпатского фронта у Горлицы – Тарнова в 1915 г. П., 1921; Бонч-Бруевич М.Д. Потеря нами Галиции в 1915 г. М., 1926. Ч. 2; Сражение при Горлица – Тарнов 2–6 мая 1915 г. М.; Л., 1929; Зайончковский А.М. Мировая война 1914–1918 гг. 3-е изд. М., 1938. Т. 1; Горлицкая операция: [Сб. документов]. М., 1941; Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. М., 1976.

 

Горлицкий прорыв 1915 // Большая российская энциклопедия

http://bigenc.ru/mil...ce/text/2370612

Ответить

Фотография Стефан Стефан 22.10 2018

Летом 1914 г. между русскими войсками Юго-Западного фронта и австро-венгерскими войсками начались активные боевые действия. Они получили название Галицийской операции или Галицийской битвы. Битва длилась 33 дня – с 5(18) августа по 8(21) сентября 1914 г. Это была одна из крупнейших стратегических операций Первой мировой войны. Войска Юго-Западного фронта под командованием генерал-адъютанта Н.И. Иванова должны были окружить и разгромить австро-венгерские войска и овладеть Галицией. 20 августа (2 сентября) русские войска заняли Галич, 21 августа (3 сентября) – Львов. 30 августа (12 сентября) началось общее отступление австро-венгерских армий за р. Сан. 4(17) сентября 3-я русская армия осадила австрийскую крепость Перемышль, но из-за недостатка артиллерии сняла блокаду и отошла на восточный берег р. Сан. Истощение войск и расстройство тыла заставили русское командование прекратить преследование противника 8(21) сентября на рубеже р. Дунаец. В результате успешных военных действий русские войска вступили на территорию Австро-Венгрии, продвинулись на 280–300 км, заняли Восточную Галицию и часть австрийской Польши, создали угрозу вторжения в Венгрию и Силезию.

 

Успешное начало Первой мировой войны, победы русских войск на австро-венгерском фронте поставили перед гражданскими и военными властями Российской Империи задачу организации управления обширной территорией, оказавшейся в распоряжении русских властей.

 

Первые распоряжения, относительно организации управления занятой русскими войсками территории Австро-Венгрии были сделаны 10 августа 1914 г. командующим 8-ой армией Юго-Западного фронта генералом А.А. Брусиловым. Он приказал “для временного гражданского управления в местностях, занятых по праву войны, назначить в {70} каждом корпусе энергичного штаб-офицера для исполнения должности земского правителя в пределах корпусного района. Временное управление в тыловом районе армии организовать распоряжением начальника этапно-хозяйственного отдела штаба армии, возложив исполнение обязанностей областного и окружного земских правителей на начальников этапных участков и этапных комендантов. Все местные гражданские власти должны продолжать действовать под наблюдением вышеуказанных штаб-офицеров и комендантов” (1). Назначенные таким образом офицеры должные были, приступая к своим обязанностям, объявить “во всеобщее сведение, что религиозная, гражданская свобода, жизнь, честь и имущество мирных жителей будут обеспечены и охранены во всей их неприкосновенности, если местное население будет воздерживаться от всяких враждебных действий; суд по делам гражданским и по уголовным (не затрагивающим русских военных интересов) делам будет организован на прежних основаниях и по местным законам; существующие в крае местные учреждения должны продолжать действовать” (2).

 

Аналогичные распоряжения в связи со вступлением русских войск на территорию другого государства отдавали и гражданские власти Империи и, в первую очередь, Министерство иностранных дел. 11 августа 1914 г. из российского МИД`а в действующую армию был отправлен наказ чиновнику Министерства Олфереву, состоящему в распоряжении генерал-адъютанта Н.И. Иванова Министерство рекомендовало по вступлении русских войск на территорию Австрии распространять воззвания: “главные” – русским, полякам, всем народам Австрии – за подписью Верховного главнокомандующего и “остальные” – по усмотрению генерал-адъютанта Иванова. При этом подчеркивалось, что в последних не должно заключаться никаких обязательств, связывающих правительство. Особое внимание обращалось на издание особых приказов по войскам, предупреждающих о том, что население оккупированных областей, в основном, русское и поэтому необходимо особенно гуманное отношение к мирным жителям. Такое отношение к мирному населению необходимо для того, чтобы показать ему, что “оно может рассчитывать на заботливое отношение со стороны русской государственной власти… (3).

 

Вопрос об управлении оккупированными территориями регулировался также ст. 11 Положения о полевом управлении войск в военное время, в котором предусматривалась организация гражданского управления на оккупированной территории, создание для этого особых учреждений и формирование военного генерал-губернаторства. В статье 11 Положения говорилось, что “занятые области противника или присоединяются к ближайшим военным округам, или же, по мере надобности, {71} из этих областей образуются самостоятельные военные генерал-губернаторства. Для управления в гражданском отношении занятыми по праву войны областями неприятеля формируются особые учреждения” (4). Круг ведения, обязанности и права управления военного генерал-губернаторства Положением приравнивались к правам и обязанностям военно-окружных управлений на театре военных действий. Функции военно-окружных управлений были весьма широкими, а именно: своевременная заготовка всех предметов снабжения для удовлетворения потребностей армий фронта, общее руководство управлением гражданской жизнью, вопросы эвакуации раненых и больных, заведование всеми военными учреждениями и заведениями, расположенными в округе и др. Положение предполагало, что аналогичные функции будут возложены на управления военных генерал-губернаторств. При этом положение детально не оговаривало вопроса о подчинённости военных генерал-губернаторств. Лишь в ст. 14 говорилось о том, что “все местности и всё гражданское управление театра военных действий… подчиняются главным начальникам соответствующих военных округов или военным генерал-губернаторам” (5). Эта статья подчиняла гражданские власти на театре военных действий военным и фактически выводила эти территории из сферы влияния общеимперского правительства в лице Совета министров, а равно и отдельных ведомств и способствовала установлению чрезвычайных полномочий военных властей относительно гражданского населения. Недостатки Положения были очевидны. Непроработанность отдельных статей не замедлила сказаться уже в начале войны. Особенно важно было то обстоятельство, что Положение о полевом управлении войск в военное время, по сути, не предусматривало создания какого-либо механизма, обеспечивающего согласованную деятельность высших военных и гражданских властей, – Ставки Верховного главнокомандующего и Совета министров. Летом 1915 г. члены Совета министров отмечали, что Положение совершенно не касалось вопроса о характере взаимоотношений между высшими военными и правительственными властями. По их мнению, в этом документе ни разу не были упомянуты ни Совет министров, ни председатель Совета министров, а также отсутствовали указания о “порядке разрешения на подчинённой Верховному главнокомандующему территории вопросов общегосударственного и общеполитического значения” (6). В результате, отмечали члены Совета министров, не проработанность этих вопросов привела к тому, что государство в начале войны оказалось как бы разделённым на две отдельные части – театр военных действий и глубокий тыл внутри страны, самостоятельно управляемые и не объединённые одной властью” (7). {72}

 

Положение о полевом управлении войск в военное время, по свидетельству главноуправляющего землеустройством и земледелием А.В. Кривошеина, “составлялось в предположении, что Верховным главнокомандующим будут сам император” (8). В связи с этим перед его авторами, по-видимому, не стоял вопрос о единстве работы фронта и тыла, о координации действий Ставки и Совета министров. Однако Верховным главнокомандующим был назначен дядя императора – великий князь Николай Николаевич. Отъезжая на фронт, он высказал главе правительства И.Л. Горемыкину “пожелание об установлении тесного взаимодействия между Верховным главнокомандующим и высшим гражданским управлением империей в лице Совета министров” (9). По мнению историка М.Ф. Флоринского, подробно исследовавшего взаимоотношения Ставки и правительства, обе стороны по-разному понимали такое “взаимодействие”. В правительственных кругах стремились влиять на управление военной администрации на театре военных действия. Совет министров рассчитывал иметь в Ставке своего представителя по статусу не ниже начальника штаба. Однако попытки штатских министров влиять на деятельность Ставки вызвали негативную реакцию со стороны высших военных кругов. Горемыкину пришлось отступить.

 

Перечисленные обстоятельства привели к тому, что после занятия русскими войсками Восточной Галиции общие формулировки положения (об образовании военных генерал-губернаторств на оккупированных территориях) потребовали конкретизации. И 14 августа 1914 г. генерал-лейтенанту, графу Г.А. Бобринскому (10), вскоре назначенному на пост военного генерал-губернатора областей Австро-Венгрии, занятых по праву войны, было поручено совместно с главным начальником снабжения армий фронта генералом Забелиным разработать “Положение об управлении неприятельскими областями” и штаты учреждений будущего генерал-губернаторства, которые были утверждены Верховным главнокомандующим 19 августа 1914 г. Положение было разработано очень быстро и, по сути, в конкретных формулировках практически воспроизводило упоминавшийся выше брусиловский приказ от 10 августа.

 

Согласно “Временному положению об управлении областями Австро-Венгрии, занятыми по праву войны” для управления указанными территориями учреждались особые должности гражданского управления: военного генерал-губернатора, губернаторов, градоначальников и начальников уездов. Основной целью их деятельности объявлялось “содействие всеми предоставленными в их распоряжение средствами к удовлетворению краем потребностей армии и в облегчении сношений между войсками и местным населением” (11), Исходя из этих задач – {73} создание промежуточного связующего звена между армией и прифронтовой территорией – определялась и подчинённость новых структур. Военный генерал-губернатор был непосредственно подчинён главному начальнику снабжения генералу Забелину. Таким образом, вступив на территорию Австро-Венгрии, в августе 1914 г. военные власти к существовавшей системе управления тылом русской армии сформировали своеобразный “придаток”, чтобы “разгрузить” военных и обеспечить большую стабильность в тылу наступающей армии.

 

Изданием Положения 19 августа 1914 г. организационные вопросы не были исчерпаны. Связано это было, во-первых, с тем, что в управлении Галицией столкнулись административные интересы военных и гражданских властей, каждая из которых стремилась сохранить за собой максимум полномочий в управлении оккупированной территорией. Во-вторых, продолжающееся наступление русских войск заставляло надеяться на захват Западной Галиции, заселённой по преимуществу поляками. Подход к управлению этой территорией должен был быть иным. Этого не отрицали ни военные, ни гражданские чиновники. Поэтому организация управления Галицией должна была в идеале учитывать особенности двух её частей. В начале сентября 1914 г. в Министерстве иностранных дел был составлен проект учреждения в Галиции должности особого доверенного помощника Верховного главнокомандующего – императорского российского полномочного комиссара. Полномочный комиссар должен был объединить под своей властью управление двумя частями Галиции за счёт подчинения ему генерал-губернаторов на указанной территории. С другой стороны, комиссар должен был стать во главе гражданского управления оккупированными территориями. Предполагалось также, что пост полномочного комиссара в Галиции займёт тогдашний вице-председатель Государственного совета С.С. Манухин (12). Проект был представлен Николаю II 6 сентября 1914 г., который идею, в принципе, одобрил, предложив обсудить вопрос в Совете министров. Не вызвала одобрения императора лишь кандидатура Манухина. По этому поводу император заметил, что “он (т.е. Манухин – А.Б.) в полгода испортил судебное ведомство в 1905 г.” (13). {74}

 

 

1. См.: Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке. – М. – Л., 1920. С. 202.

 

2. Там же.

 

3. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 158. Л. 2–3.

 

4. Положение о полевом управлении войск в военное время. – Пг., 1914. С. 2.

 

5. Подробнее об особенностях Положения о полевом управлении войск в военное время см.: Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. Российская государственность и первая мировая война // Февральская революция: от новых источников к новому осмыслению. – М., 1997. С. 11–13.

 

6. Там же. С. 11.

 

7. Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. – М., 1937. С. 650.

 

8. Яхонтов А.Н. Тяжелые дни // Архив русской революции. – Берлин, 1926. Т. XVIII. С. 21.

 

9. Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России в годы первой мировой войны (Совет министров в 1914–1917 гг.). – Л., 1988. С. 158.

 

10. Бобринский (Бобринской) Георгий Александрович (1863–1928) – граф, брат графа А.А. Бобринского, генерал-адъютант, генерал-лейтенант, с 26 мая 1910 г. состоящий в распоряжении военного министра.

 

11. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 1–2.

 

12. Манухин Сергей Сергеевич (1856–1921) – тайный советник, член Государственного совета по назначению, сенатор. С 15 июня 1914 г. по 14 июля 1915 г. исполнял обязанности вице-председателя Государственного совета. {106}

 

13. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 15. {107}

 

Бахтурина А.Ю. Политика Российской Империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны. М.: АИРО-XX, 2000. С. 70–74, 106–107.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 03.11 2018

Вопрос об организации гражданского управления на оккупированной русскими войсками части Австро-Венгрии в сентябре 1914 г. дважды обсуждался в Совете министров – 10 и 16 сентября 1914 г. 10 сентября Совету министров был представлен отредактированный вариант записки по управлению Галицией, которую, предварительно просматривал император. С учётом разнообразия областей и народностей Австро-Венгрии в записке предлагалось Восточную и Западную Галицию рассматривать как две различные области. В связи с этим {74} в документе подчёркивалось, что необходимо теперь же создание двух разных генерал-губернаторств, которые можно подчинить комиссару. И “таким образом достигнуто будет столь желательное проведение единого руководящего взгляда во всех мероприятиях” (14). 10 сентября, на первом заседании в Совете министров по управлению Галицией, в проект Министерства иностранных дел были внесены коррективы. Участники заседания не одобрили название проектируемой должности – комиссар. И 12 сентября 1914 г. за подписью министра иностранных дел С.Д. Сазонова появилась записка “Об учреждении должности Начальника гражданского управления” в Галиции. От первого варианта она практически не отличалась. На заседании Совета министров 16 сентября по инициативе министра иностранных дел С.Д. Сазонова был снова рассмотрен вопрос об объединении гражданского управления в занятых русскими войсками неприятельских областях. Сазонов, выступая по этому вопросу, отметил, что Положение, утвержденное Верховным главнокомандующим, не исчерпывает всех проблем, которые намечаются уже сейчас, когда речь заходит об управлении оккупированными областями. На очереди стоит вопрос о проведении в этих областях целой серии мероприятий по административному устройству края. Откладывать решение этих вопросов до окончания войны “было бы крайне нежелательно с политической точки зрения в виду тех ожиданий и надежд, которыми сопровождается в местном населении вступление наших войск в славянские земли” (15). В связи с этим Сазонов предложил создать в крае систему гражданского управления для решения глобальных политических вопросов, а “другим властям” оставить решение текущих проблем. Поднятый министром иностранных дел вопрос был чрезвычайно важен.

 

Во-первых, Сазонов до определённой степени лукавил, говоря, что скорейшее решение вопросов организации русского управления в крае необходимо, прежде всего, для местного населения. Перед Сазоновым в этом плане стояла совершенно другая задача – введение русской государственной власти, максимальное слияние галицийских территорий с Российской Империей до окончания войны, т.е. до того как вопрос о Галиции будет решаться на международном уровне. Министр иностранных дел спешил решить вопрос о присоединении Восточной Галиции к русским губерниям империи, а Западной Галиции к Царству Польскому до того, как в решение проблемы смогут вмешаться союзники.

 

Во-вторых, по сути, Сазонов затронул вопрос о соотношении компетенции гражданских и военных властей в Российской Империи и роли Совета министров в управлении оккупированными территориями. {75} Ещё в начале августа 1914 г. члены Совета министров обратили внимание на эту проблему и в распоряжение начальника штаба Верховного главнокомандующего командировали помощника статс-секретаря Государственного совета князя Н.Л. Оболенского. Правда, командировали Оболенского “в целях установления тесного взаимодействия между Верховным главнокомандующими и Советом министров” без каких-либо конкретных функций, оставив решение всех вопросов начальнику штаба. Но с вступлением русских войск в Галицию ситуация изменилась, так как появился вполне реальный объект управления – новая территория, и Совет министров попытался закрепить там свои позиции. В результате 16 сентября 1914 г. он постановил в дополнение к Положению о полевом управлении войск в военное время от 16 июля 1914 г. учредить при Верховном главнокомандующем должность заведующего гражданскими делами в занятых по праву войны областях. Определение задач нового должностного лица Совет министров на себя не взял, отнеся это к компетенции Верховного главнокомандующего, но несколько позднее предложил подчинить начальнику гражданского управления должностных лиц, действовавших на основании Положения 19 августа 1914 г. (16). Предложение членов Совета министров не встретило одобрения великого князя Николая Николаевича. Но 3 октября 1914 г. приказом Верховного главнокомандующего в Ставке была создана Канцелярия по гражданскому управлению (17). Никаких реальных полномочий ни у канцелярии, ни у её начальника князя Оболенского не было. Верховный главнокомандующий, по сути, узаконил положение чиновника, командированного Советом министров. Примечательно, что произошло это накануне высочайшего утверждения журнала Совета министров от 16 сентября 1914 г.: 4 октября император поддержал предложение Совета министров о создании особой системы гражданского управления оккупированными территориями. Но приказом 3 октября великий князь Николай Николаевич предвосхитил высочайшую волю, с одной стороны, и настоял на своём, создав желанное для Совета министров учреждение без каких-либо реальных полномочий.

 

Создание канцелярии по гражданскому управлению вызвало неуёмный энтузиазм у ставшего её начальником Оболенского. В своём докладе 8 октября он писал, что “этой мерою восполнен пробел” в организации системы управления. Оболенский предполагал, что ему удастся сосредоточить в канцелярии разработку вопросов, “выходящих за пределы компетенции местной власти, проведение мероприятий общегосударственного характера, исключительное право сношений с министрами и главноуправляющими по вопросам управления оккупированными территориями” (18). Но его надежды на расширение полномочий и {76} значения канцелярии оказались тщетными. О том, насколько мало значения придавали в Ставке этому учреждению, свидетельствует уже то обстоятельство, что Оболенский регулярно был вынужден обращаться в комендантское управление при Штабе Верховного главнокомандующего с просьбами о выделении дров для отопления помещения канцелярии, подчеркивая, что с момента создания это помещение отапливалось за его личный счёт (19).

 

Параллельно с обсуждением вопроса о единой системе гражданского управления в Галиции по инициативе Штаба Верховного главнокомандующего шло утверждение созданной Положением 19 августа 1914 г. организационной схемы. Схема управления оккупированной частью Австро-Венгрии, разработанная в Штабе Верховного главнокомандующего, была представлена в МИД`е и председателю Совета министров И.Л. Горемыкину. 26 сентября 1914 г. вице-директор дипломатической канцелярии российского МИД`а телеграфировал генералу Н.Н. Янушкевичу, что И.Л. Горемыкин и С.Д. Сазонов согласны с тем, чтобы военный генерал-губернатор Галиции был подчинён непосредственно начальнику Штаба Верховного главнокомандующего и через него сносился с Советом министров. Таким образом, при образовании военного генерал-губернаторства на территории Галиции было предусмотрено создание системы двойного подчинения: Штабу Верховного главнокомандующего, с одной стороны, и Совету министров, с другой. Согласие Сазонова было обусловлено, в первую очередь, нежеланием Верховного главнокомандующего принять предложения Совета министров 16 сентября 1914 г. В результате, несмотря на многочисленные согласования и попытки Совета министров контролировать систему гражданского управления Восточной Галицией, на оккупированных территориях продолжала действовать схема, заложенная во Временном положении 19 августа 1914 г., согласно которой администрация Галиции находилась в подчинении главнокомандующего Юго-Западного фронта.

 

Приказом Верховного главнокомандующего от 29 августа 1914 г. в Галиции было образовано временное военное генерал-губернаторство. Его территорию составил театр военных действий, расположенный в Австро-Венгрии. Генерал-губернаторство делилось на губернаторства.

 

Правда, разработанная система губернских учреждений для Галиции осенью 1914 г. отсутствовала. В Положении 19 августа 1914 г. не были определены порядок образования губерний, компетенция губернаторов и т.д. Во главе губернии, согласно положению, стоял губернатор со штатом чиновников, который осуществлял только функции контроля над деятельностью уездной администрации, так как первоначально, и это {77} было закреплено в Положении, не исключалась возможность сохранения местных общественных и административных учреждений при условии их подчинения русским властям. Губернии, расположенные на оккупированных русскими войсками территориях Галиции и Буковины, делились на уезды. Границы уездов совпадали с границами бывших австрийских поветов. Образование губерний и уездов на территории Галиции было теснейшим образом связано с ходом военных действий. Осенью 1914 г. были образованы Львовская и Тарнопольская губернии, после оккупации части Буковины – Черновицкая губерния, губернатором которой стал камер-юнкер С.Д. Евреинов (20). Черновицкая губерния существовала до 7 октября 1914 г., затем была эвакуирована, а 15 ноября, после вторичного вступлений русский войск на территорию Буковины, восстановлена и просуществовала до 1 февраля 1915 г. К ноябрю 1914 г. русские войска заняли значительную территорию западнее Львова. В апреле 1915 г. на этих территориях была образована Перемышльская губерния, которую также возглавил С.Д. Евреинов (21).

 

Жизнь почти сразу внесла свои коррективы в проектируемую схему управления Галицией. Во-первых, большинство должностных лиц, австрийских чиновников покинули свои места в связи с наступлением русских войск. Во-вторых, у русских властей сразу же возникло недоверие к оставшимся в крае должностным лицам. Политическая обстановка была признана сложной, требующей постоянного контроля. Уже в середине августа командующий армией генерал-адъютант фон Ренненкампф отправил телеграмму в Министерство внутренних дел, в которой просил командировать в Восточную Галицию и Восточную Пруссию несколько человек в качестве начальников занимаемых местностей: восемь исправников и значительное количество стражников с урядниками (22). 25 августа 1914 г. Тарнопольский губернатор Чарторижский, объявил, что в губернии “для восстановления порядка и спокойствия вводится русское гражданское управление” (23). Таким образом, гражданское управление губерниями в Галиции, независимо от принципов, заложенных в Положении 19 августа, стало формироваться по схеме, принятой в Российской Империи.

 

Военное управление было сосредоточено в штабе временного военного генерал-губернатора и управлениях: интендантском, по квартирному довольствию войск, военно-санитарном, военно-ветеринарном, военно-окружного контролера и комендантских. Функции гражданского управления были сосредоточены в канцелярии военного генерал-губернатора, а непосредственными исполнителями этих функций должны были стать губернаторы, градоначальник Львова и начальники уездов. В результате вопросы управления Восточной Галицией, которые в {78} момент вступления туда русских войск решались на уровне Штаба Верховного главнокомандующего, были переданы на более низкий уровень и положение русской администрации стало более самостоятельным, а точнее, как выяснилось впоследствии, более бесконтрольным.

 

Хотя при создании военного генерал-губернаторства предполагалось, что произойдет своеобразная “разгрузка” военного ведомства от управления территорией Галиции, включая и задачи по управлению военными частями, расположенными на этой территории. На практике управление военными гарнизонами оказалось не только в руках военного генерал-губернатора, но и руководства Львовского укреплённого района, военно-эксплуатационного отдела (охрана железных дорог). Военные управления находились в двойном подчинении: военному генерал-губернатору и отделам управлений главного начальника снабжения армий Юго-Западного фронта. Гражданское судопроизводство было выведено из подчинения военному генерал-губернатору, так как наблюдающий за совершением правосудия в местных судах подчинялся непосредственно Верховному главнокомандующему.

 

Такого рода несогласованность и изначально заложенное отсутствие единства в управлении завоеванными областями Австро-Венгрии вызвало опасения у ряда крупных российских чиновников. В частности, министр путей сообщения С.В. Рухлов считал, что необходимо изъять из круга ведения различных учреждений вопросы управления оккупированными областями и сосредоточить их в едином органе, поскольку отсутствие единства в управлении частями Галиции и Буковины пагубно не только с организационной, но и политической точки зрения, так как “представители различных интересов и народностей зачастую стремятся заручиться содействием того или другого ведомства своим видам” (24). Да и сами чиновники генерал-губернаторства в 1915 г. характеризовали сложившуюся в Галиции систему управления как безначалие (25)

 

После создания на занятых территориях Австро-Венгрии военного генерал-губернаторства и нескольких губернаторств в августе – сентябре 1914 г. началось формирование организационной схемы управления Галицией. Военное управление осталось, по сути, в руках военных, а гражданское – в ведении военного генерал-губернатора и губернаторов. Иными словами, на практике частично возникла та система, на введении которой в августе – сентябре 1914 г. пытался настаивать Совет министров, стремясь выделить особо гражданское управление. Это, собственно, и произошло. Но при этом гражданское управление Восточной Галицией осталось в подчинении военных властей, которые по мере продвижения войск на Запад всё меньше контролировали гражданскую {79} жизнь края, оставляя большинство текущих вопросов в компетенции местной администрации.

 

В такой ситуации усиление местной администрации и особенно полиции становилось насущной проблемой. В уже упоминавшемся письме чиновника МИД`а Олферева отмечалось, что русской администрации предстоит колоссальная работа. При этом невооруженным взглядом видна “недостаточность тех сил и средств, с которыми мы к ней приступаем… Россия представлена в завоёванном крае, где уже нет русских войск, исключительно несколькими десятками заурядных полицейских чиновников, командированных сюда из разных захолустных углов. Чиновники эти далеко не лучшего качества” (26).

 

Назначение на посты австрийских чиновников представителей русской администрации, как на губернском, так и уездном уровнях, началось практически сразу же после образования генерал-губернаторства. Основная масса чиновников была командирована с территории Киевской, Подольской и Волынской губерний.

 

Несмотря на высочайшее указание о необходимости строгого отбора посылаемых в Галицию и Буковину русских чиновников (27), приглашённые на службу в Галицию лица из числа полицейских чинов “ни по образованию своему, ни по общему развитию не годились для той роли проводников русских государственных начал, которая им была назначена” (28). Чрезвычайно низким был образовательный уровень местной администрации: с высшим образованием – никого, со средним – 6 человек, все остальные – с начальным (29). Напомним, что среди австрийской местной администрации преобладали лица с высшим образованием. В 1914 г. на должности начальников уездов попали лица, совершенно незнакомые с Галицией, в лучших случаях исправники и их помощники, и нередко полицейские приставы.

 

Возрастной состав чиновников был различен. Самому старому представителю местной администрации было 70 лет (30). Переход на службу в Галицкое генерал-губернаторство осуществлялся путём назначений по различным ведомствам и должностными лицами. Так, должностные лица в генерал-губернаторстве назначались Верховным главнокомандующим – 1 чел., главнокомандующим армиями Юго-Западного фронта – 40 чел., губернаторами – 29 чел., МВД – 138 чел., товарищем министра внутренних дел – 3 чел., генерал-губернатором Галиции – 144 чел. (31).

 

Как отмечалось позднее в служебной переписке, личный состав русской администрации в Галиции во многом способствовал недовольству местного населения русской властью. Из России направлялись “отбросы полиции”. Кроме того, “негодные чиновники не только {80} присылались из России, но таковых выписывали власть имущие в Галиции” (32), так как перед ними открывалась возможность быстрого служебного роста.

 

Задачи русской администрации в Галиции в 1914 г. оказались гораздо сложнее задач местного управления в мирное время. Но при этом, количество русских полицейских чинов было явно недостаточным. Для сравнения можно привести следующие цифры: в мирное время во Львовском уезде служило от 80 до 90 жандармов. Новый русский губернатор на территории, объединявшей в среднем 15 уездов, имел в своём подчинении 29 человек. В результате новые русские начальники уездов (даже независимо от образования, умения, знания языка и т.д.) с ничтожным штатом служащих, преимущественно канцеляристов, не имея ни соответствующего объема полномочий, ни денежных средств, оказывались в ситуации, когда вообще какое бы то ни было реальное управление вверенной территорией становилось невозможным. Чиновник Министерства иностранных дел, командированный в Галицию осенью 1914 г., писал, что “получается впечатление какой-то беспомощности и бессилия. Это не может не отозваться на столь необходимом для нас именно теперь доверии населения к своему начальству” (33).

 

Интенсивная замена местных чиновников русскими на территории Галиции вызвала недовольство местной интеллигенции русской ориентации. Поддерживавшая возможный переход Галиции в состав Российской Империи, она рассчитывала на получение важных административных постов в крае, которые на деле оказались практически целиком заняты русскими. Отметим, что замена местной администрации на территории Галицкого генерал-губернаторства должна была способствовать решению двух задач: во-первых, целенаправленному проведению государственной политики, отвечающей русским интересам; во-вторых, предотвращению межнациональных конфликтов между галицийскими русскими, поляками и евреями за счёт появления посредника в лице русской администрации. Но решить эту задачу фактически не удалось.

 

Злоупотреблениями чиновников среднего и низшего звена администрации Галицкого военного генерал-губернаторства зимой – весной 1916 г. занимался киевский военно-окружной суд. Им было рассмотрено несколько дел. Когда слушалось дело бывшего чиновника канцелярии львовского градоначальства Антона Костюкевича, обвинявшегося в похищении во Львове вещей, принадлежавших австрийским подданным, в обвинительном заключении указывалось, что “наказание Костюкевичу понижается вследствие его чистосердечного признания, а также потому, что, совершая преступление, он был увлечён примером лиц, имевших над ним власть” (34). {81}

 

Большинство рассмотренных дел было делами о взятках и вымогательстве. Например, околоточный Карпенко из Станиславова обвинялся киевским военно-окружным судом в том, что вымогал у населения взятки под угрозой ареста и ссылки в Сибирь, захватывал имущество. Особенно страдало от околоточного еврейское население. Однажды в субботу Карпенко явился в синагогу и объявил всех молившихся арестованными. Ему тут же вручили мзду, и арест был отменён. Помощник прокурора на суде оценил действия Карпенко как сугубое преступление, поскольку последний представлял собой русскую власть. Околоточный Карпенко был приговорён к каторжным работам на 6 лет (35).

 

Помимо преступлений в отношении отдельных лиц в киевском военно-окружном суде летом 1916 г. рассматривались дела о разгроме крупных помещичьих имений. Так, 27–28 июня 1916 г. там слушалось дело о разгроме имения графа Голуховского в Галиции. Виновные были преданы суду (36).

 

Кадровая проблема в Восточной Галиции оказалась одной из наиболее сложных. Ситуация усугублялась также и войной. В военных условиях очень трудно было найти людей для работы в Галиции, так как и во внутренних губерниях России ощущался недостаток полицейских чинов. Именно поэтому, в первую очередь, столь низким оказался уровень новой администрации.

 

Активная замена местной администрации на территории Галиции проводилась практически на всех уровнях. Исключение составили судебные учреждения. {82}

 

 

14. Там же. Л. 23 об.

 

15. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 38.

 

16. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 1. Л. 13 об.

 

17. Там же. Л. 43.

 

18. Там же. Л. 45.

 

19. Там же. Л. 60.

 

20. Евреинов Сергей Дмитриевич (1869–?) камер-юнкер высочайшего двора, статский советник.

 

21. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению краем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1-е июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 4.

 

22. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 8.

 

23. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 12. Л. 21.

 

24. РГИА. Ф. 1576. Оп. 1. Д. 204. Л. 1 об.

 

25. Отчёт деятельности штаба временного военного генерал-губернатора Галиции в период времени с 19 августа 1914 г. по 1-е июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 36.

 

26. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 163.

 

27. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 12. Л. 81.

 

28. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции в период времени с 19 августа 1914 г. по 1-е июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 4.

 

29. Там же.

 

30. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 12. Л. 131 об.

 

31. Там же. Л. 94.

 

32. Там же. Л. 131 об.

 

33. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 109.

 

34. // Русское слово. 1916. № 98.

 

35. // Украинская жизнь. 1916. № 4–5. С. 131.

 

36. // Украинская жизнь. 1916. № 6. С. 73. {107}

 

Бахтурина А.Ю. Политика Российской Империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны. М.: АИРО-XX, 2000. С. 74–82, 107.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 15.11 2018

Организация гражданского управления в Галиции в 1914 г. включала, помимо создания там русской исполнительной власти, организацию судебных учреждений. На территории Галиции до вступления на её территорию русских функционировала австрийская судебная система. Осенью 1914 г. на занятой русскими войсками территории продолжали действовать австрийские суды.

 

Австрийская судебная система (37), начиная с преобразований, предпринятых императором Иосифом II, строилась на последовательном соблюдении принципа отделения суда от администрации.

 

Во главе судебной системы находился высший и кассационный суд, представляющий собою высшую инстанцию как для гражданских и уголовных дел, так и для отнесённых к его компетенции дисциплинарных дел (38).

 

Следующую ступень судебного устройства образовывали суды второй инстанции, по числу которых всё государство разделялось на 9 судебных округов, обыкновенно совпадающих с пределами отдельных {82} областей. Только в Галиции было два суда второй инстанции: один во Львове – для восточной Галиции и Буковины, другой в Кракове – для западной Галиции (39).

 

Краевые суды занимались гражданскими делами, цена иска по которым была свыше 1000 крон (около 400 руб.), а также являлись апелляционной инстанцией, рассматривая жалобы на решения окружных судов. По уголовным делам краевые суды должны были участвовать в предварительном следствии, рассматривать дела об уголовных преступления с участием или без участия присяжных заседателей.

 

Низшую ступень судебной системы в Австрии представляли окружные (единоличные) суды. Они образовывались из одного или нескольких судей по назначению министра юстиции, при этом каждый из судей действовал единолично (40).

 

С вступлением русских войск на территорию Австро-Венгрии австрийские судебные чиновники в большинстве своем остались на своих местах. 4 ноября 1914 г. председатель Львовского краевого суда опубликовал специальный циркуляр для австрийских судебных чинов. Согласно циркуляру, им предлагалось с полным штатом служащих оставаться на местах и “даже после захвата неприятелем территории отправлять свои обязанности… согласно австрийским законам от имени его величества императора” (41). Правда, далее следовала оговорка о том, что, если последует запрет на упоминание имени австрийского императора, то с этим следует согласиться, но “следует решительно отклонить отправление правосудия от имени чужой военной власти” (42) и в таком случае прекратить деятельность судов. Такое решение вопроса первоначально вполне устроило русскую гражданскую администрацию. После вступления русских войск на галицкую территорию было не только признано возможным существование австрийских судов, но австрийским судебным чиновникам прямо предложили не прекращать своей деятельности. В сентябре 1914 г. военный генерал-губернатор Г.А. Бобринский принял депутацию президиума Львовской судебной палаты. Он предложил представителям львовского суда продолжать свою работу и пообещал решить вопрос о выплате жалования судебным чинам (43). Сохранение австрийского законодательства, чинов судебного ведомства и выплата последним жалования за счёт русской казны – вот основные принципы подхода к организации судебной системы, провозглашенные генерал-губернатором Бобринским в 1914 г. Эти принципы легли в основу деятельности судебной системы в Восточной Галиции в 1914 г. В октябре 1914 г. проблема сохранения австрийских судебных учреждений привлекла к себе внимание Ставки, МИД`а и Министерства юстиции. Стабилизация военной обстановки {83} и курс на скорейшее включение Галиции в состав Российской Империи заставили обратить внимание на сам факт функционирования на “русской” (как тогда казалось) территории австрийских чинов, считавших себя исполнителями австрийских законов и воли австрийского императора.

 

Министр иностранных дел С.Д. Сазонов 25 октября 1914 г. обратился к министру юстиции И.Г. Щегловитову с письмом об устройстве суда в Галиции. Сазонов выдвинул ряд предложений по организации судебной системы Галиции, основываясь на том, что Галиция – “искони русская область”. Именно поэтому Сазонову представлялось важным “дарование населению вместе с русским административным устройством и справедливого русского суда” (44). Правда, при этом, Сазонов делал оговорку, что “следовало бы для первого времени избегать слишком коренной ломки судебных установлений, к которым привыкли галичане” (45). Сазонов предлагал сохранить высшую судебную инстанцию в Галиции – Высший суд, но при этом считал необходимым начать постепенную замену австрийских судебных чиновников людьми, знающими местное законодательство и преданными русской государственной идее. Возможной кандидатурой на пост председателя Высшего суда министр иностранных дел видел лидера “русофильского” движения в Восточной Галиции В.Ф. Дудыкевича. Следует заметить, что предложение Сазонова назначить Дудыкевича главой судебного ведомства основывалось не столько на желании “даровать галичанам справедливый русский суд”, как писал он в письме Щегловитову, сколько на стремлении ограничить политическую активность местной интеллигенции. С Дудыкевичем вёл переговоры чиновник дипломатической канцелярии МИД`а при Ставке Верховного главнокомандующего Олферев. О результатах Олферев сообщал в письме к М.Ф. Шиллингу, который тогда одновременно занимал в МИД`е пост советника первого Политического отдела и директора Канцелярии министра, от 7 ноября 1914 г. Он писал, что после намёков Дудыкевичу о возможности назначения его на пост председателя Высшего суда, у него сложилось впечатление, что “Дудыкевич совсем не прочь быть генералом, но всё же опасается высказаться определённо, так как боится расстаться со своим независимым положением общественного деятеля, променяв его на пост, пусть высшего, но государственного чиновника. И, может быть, предчувствует, – писал Олферев, – что русские власти намереваются локализовать его деятельность” (46).

 

План Министерства иностранных дел, долженствующий убить сразу двух зайцев – начать преобразование австрийских судов и ослабить политическую деятельность Дудыкевича – не был поддержан {84} министром юстиции И.Г. Щегловитовым. На предложения Сазонова он ответил, что до присоединения Галиции к Российской Империи преждевременны какие-либо преобразования судебной системы уже потому, что вмешательство русской власти в деятельность австрийских судов может вызвать недовольство местного населения. По поводу кандидатуры Дудыкевича Щегловитов просто промолчал. Упомянул лишь о том, что не знает его лично (47). Правда, несколько позднее, по поводу кандидатуры Дудыкевича Щегловитов высказался более откровенно, заметив, что по соображениям принципиального и делового характера меньше всего хотел бы видеть во главе высшего суда в Галиции представителя адвокатуры и местного политического деятеля.

 

На этом попытки преобразования австрийской судебной системы в Галиции не кончились. Существование на оккупированной русскими войсками территории австрийского суда, хотя полностью соответствовало действовавшим нормам международного права и решениям мирной конференции в Гааге, не давало покоя русской военной и гражданской администрации. Кампанию за преобразование австрийских судов в Галиции в конце октября 1914 г. начал начальник Штаба Верховного главнокомандующего Н.Н. Янушкевич. 29 октября 1914 г. он представил председателю Совета министров И.Л. Горемыкину записку о проблемах, связанных с сохранением австрийских судебных учреждений в Галиции. По мнению Янушкевича, сохранение австрийских судов создало ряд весьма тревожных для русской государственной власти ситуаций. Во-первых, среди судейских чинов преобладают лица еврейской, немецкой и венгерской национальностей, которые неприязненно настроены по отношению к России. Во-вторых, судопроизводство ведётся на языках, признанных австрийским законодательством – польском, немецком и местных наречиях (для сношений с просителями). В-третьих, количество австрийских судебных чиновников чрезвычайно велико. Поскольку русское правительство намерено выплачивать им жалование, российской казне предстоит весьма крупный расход – 47 тысяч рублей ежемесячно. В связи с этим Янушкевич писал Горемыкину, что прежде чем материально поддерживать австрийских чиновников, “необходимо увериться в том, что оплачиваемые русскими деньгами судебные чины, если не преданы нашей государственности, то во всяком случае не являются носителями враждебных ей идей” (48). Необходимость реорганизации судебных учреждений, по мнению Янушкевича, обусловливалась необходимостью обеспечить русскому языку в жизни края “подобающее положение”. Позицию Янушкевича в вопросе о галицийских судах полностью разделял великий князь Николай Николаевич, считавший, что в качестве первого шага в преобразовании {85} австрийского судебного ведомства в Восточной Галиции необходимо установить там русский прокурорский надзор (49).

 

Записка Янушкевича была передана И.Г. Щегловитову, который вновь высказался за необходимость воздержаться от реформирования суда до окончательного присоединения к Российской Империи Восточной Галиции и Буковины. Щегловитов уступил лишь в одном: он согласился с необходимостью отправки в Галицию русского представителя прокурорского надзора (50). В качестве возможной кандидатуры он назвал прокурора Варшавской судебной палаты действительного статского советника Гессе. Активизация деятельности русской администрации в Галиции к зиме 1914–1915 гг. привела к тому, что снова был поставлен вопрос о суде. Из Ставки от Щегловитова требовали конкретной программы организации галицийских судов. Высококвалифицированный юрист, каким был тогдашний министр юстиции, смотрел на проблемы, связанные с судебной системой Галиции совсем не так, как видели этот вопрос в Ставке или в окружении генерал-губернатора Бобринского. Там наличие австрийского суда в Восточной Галиции и его преобразование представлялись проблемой сугубо политического порядка. Ставку беспокоила лояльность австрийских чиновников, достоинство русского языка и т.д. Щегловитова же больше волновало то, что, реформируя галицийские суды, нужно будет многое изменить, ввести новый порядок судопроизводства. И, главное, что, по мнению Щегловитова, представляло задачу колоссальной сложности – придётся затронуть законодательство. Сложность задачи определялась уже тем обстоятельством, что между русским и австрийским уголовным и гражданским кодексами имелись весьма существенные различия.

 

Для обсуждения вопросов по переустройству судов в Галиции было образовано межведомственное совещание под председательством товарища министра внутренних дел И.М. Золотарева. Параллельно в Галицию была командирована группа чиновников судебного ведомства для ознакомления с ситуацией на месте (51). Но темпы Министерства юстиции не устраивали Ставку. Поэтому 27 января 1915 г. Янушкевич обратился непосредственно к Щегловитову с программой неотложных мероприятий по преобразованию судов в Галиции. Янушкевич предлагал:

 

– организовать надзор за деятельностью австрийских судов в Галиции;

 

– устранить из судебных учреждений лиц, враждебно относящихся к русской государственной власти;

 

– по мере возможности, чтобы сократить расходы казны, уменьшить чрезмерное число судебных чинов в Галиции; {86}

 

– обеспечить русскому языку “подобающее положение”, т.е. ввести его в деятельность судебных учреждений наряду с другими местными языками (52).

 

Галицкая администрация и начальник Штаба Верховного главнокомандующего отмечали, что судебная система в Восточной Галиции должна строится и функционировать на тех же принципах, что и другие сферы жизни – господство русского языка и введение русских законов. Но, оценивая реальную ситуацию, Н.Н. Янушкевич в письме к И.Л. Горемыкину осенью 1914 г. отмечал, что в Галиции сохранились и действуют австрийские судебные учреждения, где идёт судопроизводство на польском языке по австрийским государственным законам, и русифицировать их не представляется возможным. Поэтому Янушкевич просил Совет министров организовать контроль над деятельностью австрийских судов по типу прокурорского надзора, из числа российских чиновников, служащих по Министерству юстиции.

 

Решение, урегулировавшее отношения русских властей в Галиции и австрийских судебных учреждений было предложено министром юстиции И.Г. Щегловитовым. Он исходил из того, что решение вопроса о введении в Галиции русских судебных установлений должно основываться на принципах международного права, согласно которым “занятие войсками неприятельской территории имеет своим последствием только временную замену правомерно существовавшей государственной власти…, до тех пор, пока окончательное приобретение завоёванной территории не закреплено международным соглашением” (53). Отметим, что Щегловитов был одним из немногих государственных чиновников, кто первым заговорил о соблюдении в Галиции норм международного права и необходимости международного соглашения по этому поводу, не видя в факте вступления русских войск на австро-венгерскую территорию оснований для введения там русской государственно-правовой системы. Щегловитов предложил придерживаться в судоустройстве и судопроизводстве Галиции следующих принципов (при сохранении австрийских судебных учреждений):

 

– “выносить судебные решения не от имени австрийской верховной власти, а «во имя закона»;

 

– заменять чинов судебного ведомства в Галиции лицами, преданными идее объединения местных славян под русским владычеством;

 

– предоставить русскому языку в судах права, равные с польским” (54), и сократить штаты судебных учреждений.

 

При этом, Щегловитов снова высказался против отправки в Галицию представителей российской прокуратуры. Он считал, что при {87} продолжающемся действии австрийских законов русские чиновники, не зная австрийского законодательства, оказались бы там в ложном положении и были бы практически бесполезны.

 

Позднее решение русских властей о сохранении в Восточной Галиции австрийской судебной системы было прокомментировано генерал-губернатором Бобринским в интервью корреспонденту газеты “День” в апреле 1915 г. следующим образом: “Я поставил себе в качестве военного генерал-губернатора в Галиции задачи всякого рода: в мою обязанность входит обеспечение наших войск в пределах вверенного мне генерал-губернаторства… и, кроме того, я должен сохранить в крае спокойствие и порядок. Руководствуясь этими соображениями, я поставил своей задачей сохранение в крае тех австрийских установлений, которые могут продолжать свою деятельность без ущерба для наших интересов” (55).

 

Предложения Щегловитова были приняты Горемыкиным и Янушкевичем, одобрены великим князем Николаем Николаевичем. Но замечания вызвал вопрос о языке. Щегловитову было указано, что под русским языком в Галиции подразумевается вовсе не русский, а “русинский”, т.е. “тот искусственный жаргон, который создан австрийским правительством” (56) и поэтому вопрос о языке в судебных учреждениях нужно решать более радикально, в духе задач русской государственности.

 

В феврале 1915 г. был издан проект обязательного постановления для местных судебных установлений занятых русскими войсками частей Галиции, а 24 февраля 1915 г. – окончательный вариант постановления (57). Согласно этому документу высший контроль по наблюдению за работой судебной системы в Галиции возлагался на особое должностное лицо. Признавалась правомочность действия австрийского законодательства и принципов судопроизводства, правда, при этом, указывалось, что решения должны выноситься не от имени австрийской верховной власти, а “во имя закона”. Постановлением был определён новый порядок судопроизводства с учётом того, что высший кассационный суд в Вене и австрийское Министерство юстиции исключались из числа инстанций, чья компетенция распространялась на судебные учреждения Галиции. Судебным языком признавался русский и “местные его поднаречия”. “Поднаречиями” были названы гуцульское и лемковское наречия, которые признавались менее враждебными русской государственности и не связанными с “мазепинством”. Но поскольку это не было оговорено в официальных документах, то в число “поднаречий” негласно включался украинский язык, который был признан австрийским изобретением, так как изгнать его из массового употребления одним росчерком пера оказалось невозможным. По поводу термина {88} “поднаречие” в газете “День” был опубликован фельетон под названием “Зауряд-наречие” (58). Автор писал: “Поднаречие это даже меньше, чем наречие. Какой-то совсем незначительный чин, нечто вроде титулярного советника в иерархии чинов и наречий… Поднаречие обязано вытягиваться перед языком во фронт и козырять ему при встрече…” (59). О польском языке в постановлении было сказано, что “временно допускается употребление и польского языка” (60). Это обстоятельство было весьма существенным для местного населения.

 

До начала Первой мировой войны суды Галиции относились к категории имперских учреждений, но при этом, в делопроизводстве судов, как и во всех областных учреждениях, немецкий язык использовался лишь в переписке с высшими имперскими учреждениями, а внутреннее делопроизводство и судебный процесс велись на польском. Положение польского языка в судебной системе Галиции, безусловно, обеспечивало господство поляков в этой сфере государственной деятельности. Поэтому, когда было опубликовано постановление военного генерал-губернатора Галиции “О местных судебных установлениях в занятых русскими войсками областях Галиции”, оно произвело колоссальное впечатление на польское население. Правда, внешнее недовольство поляков почти никак не проявилось, в польской печати не было опубликовано никаких материалов по этому поводу. Но скрытое недовольство поляков было велико. Настроения этой части населения Галиции подробно описал исполняющий должность чиновника для ведения дипломатической переписки при военном генерал-губернаторе Галиции И. Сукин. В его письме М.Ф. Шиллингу от 31 марта 1915 г. говорилось: “Упомянутое постановление резко поразило и озадачило все те круги польского общества, которые будучи расположены к совместной работе с русской властью в деле успокоения и примирения польского населения с русским завоеванием, строили свои политические расчёты на полной уверенности в том, что за поляками Западной Галиции будут сохранены те права, которыми они обладали при австрийском режиме. Отсутствие в новом постановлении по устройству судов указания, что оно распространяется лишь на Восточную Галицию и смешение, таким образом, обеих областей под одним общим судебным режимом, представляется этой категории поляков прямым несоответствием с положениями вступительной программной речи военного генерал-губернатора… В самом содержании настоящего распоряжения о судах особенно поразил поляков пункт, согласно которому судебным языком признаётся “язык русский, его поднаречия” и лишь “временно допускается употребление польского языка”. Намечаемое, таким образом, устранение в будущем польского языка является, по мнению поляков, в отношении {89} судов Западной Галиции нарушением той свободы языка, которую они считают дарованной им словами воззвания Верховного главнокомандующего” (61).

 

Сообщение И. Сукина подтверждалось донесениями русских послов. В мае 1915 г. российский посол в Лондоне Бенкендорф сообщал С.Д. Сазонову: “Мне известно из серьезного источника, что суровые меры нашей администрации во Львове становятся всё круче и грозят вызвать среди поляков недовольство… Эта критика касается главным образом чиновников, присланных из России, деятельность которых становится всё более нетерпимой и придирчивой… Представляется очевидным, что даже кажущееся противоречие между провозглашёнными политическими принципами и применением их на месте может повлечь за собой лишь предоставление симпатизирующим ещё Австрии и германской политике польским элементам самого действительного оружия” (62).

 

Значение, которое местная русская администрация придавала языку как средству объединительной политики, средству, которое может быть более действенным, чем административные преобразования, трудно переоценить. Организационная сторона судопроизводства практически не вызвала споров и принципиальных разногласий. Позиция Щегловитова, считавшего невозможным реформировать австрийскую судебную систему в военных условиях, в целом, была признана верной. Но вопрос о языке судопроизводства рассматривался уже не как частная проблема организации суда в Восточной Галиции, но как вопрос политический, показывающий, в чьих руках сосредоточена реальная власть в крае.

 

Попытки реформирования суда в Галиции во многом остались на бумаге, вызвав глухое недовольство польского населения, увидевшего в предстоящей реорганизации судов признаки обрусительной политики. Реально на территории Галиции в 1914–1915 гг. из австрийских судов действовали суды всех уровней только во Львове и Тарнопольской губернии. Поэтому функцию дознания на местах выполняли административные учреждения, а вынесение приговоров было возложено на судебный отдел штаба генерал-губернаторства и военный суд XII армейского корпуса. Эти структуры физически не могли решить ту массу дел, которые к ним направлялись с мест. В январе 1915 г. был образован военно-окружной суд. В нём должны были рассматриваться дела по преступлениям, совершённым в местностях, где не действовали австрийские суды, а также все без исключения дела, где потерпевшими были российские подданные или подданные союзных государств, а также преступления против русской государственной власти (63). Этот суд оказался перегружен массой дел. Связано это было, в первую очередь, с бездействием {90} большинства австрийских судов, поскольку уровень преступности в крае, в целом, остался прежним. Правда, к “традиционным” преступлениям добавились кражи из вагонов, мошенничество (сбор налогов от имени русских властей), шпионаж. Подсчёты, проведённые автором на основании приказов Г.А. Бобринского о передаче дел в военно-окружной суд, показывают, что преступления совершались как военными, так и местным населением. В феврале марте 1915 г. суду были преданы солдаты, обвинённые в грабежах (26 дел) и мирные жители по обвинению в убийствах, грабежах, кражах скота, шпионаже (60 дел) (64).

 

Фактически в 1914–1915 гг. проблема судоустройства и судопроизводства в Галиции распадалась на две части: разработка проектов организации судебных учреждений для решения глобальных политических задач и поддержание порядка в тылу русской армии.

 

Распространение русского языка как средства объединения Восточной Галиции с Российской Империей затронуло не только судебную сферу, но и народное образование на всех уровнях.

 

27 сентября 1914 г. был опубликован циркуляр генерал-губернатора Г.А. Бобринского губернаторам Галиции, содержащий перечень основных мероприятий, проведение которых на указанной территории считалось необходимым. В их числе – русификация среднего образования, прекращение деятельности общественных организаций, контроль за действиями русского православного духовенства, чтобы не допустить насильственного обращения в православие местного населения (65).

 

Появлению циркуляра 27 сентября 1914 г. предшествовали два документа. Во-первых, записка члена Государственной думы Д.Н. Чихачева “По учебному делу в Восточной Галиции и Буковине” (66) на имя генерал-губернатора Г.А. Бобринского. В ней говорилось: “Имея в виду… существование глубоко враждебной России школы с преподаванием на польском, немецком и на искусственно созданном украинском жаргоне и задаваясь целью создания русской государственной властью в этом крае в ближайшие годы исключительно русской школы, низшей, средней и высшей, позволяю себе предложить…:

 

– университеты и другие высшие учебные заведения закрыть на неопределённое время;

 

– немедленное устройство курсов русского языка для учителей Восточной Галиции и Буковины в крупнейших местных центрах и ввести с 1 января во всех учебных заведениях края преподавание русского языках как обязательного предмета;

 

– принять всесторонние меры для ознакомления с русским литературным языком, историей и географией России и русской литературой учебного персонала и учащихся; {91}

 

– обещать особые награды и благодарность русских властей тем заведующим учебными заведениями, которые введут преподавание русской истории, географии, литературы в нынешнем учебном году и сумеют достигнуть хороших результатов;

 

– временно допустить в средней и низшей школе преподавание на тех языках, на которых велось до сих пор, а также и на малорусском наречии, с тем однако, чтобы фонетическое правописание заменено было русским, а с 1916 г. – преподавание вести исключительно на русском языке, допуская местные языки и наречия лишь при первом объяснении с учащимися” (67).

 

Помимо разработки положений по организации образования в Восточной Галиции в первой половине сентября 1914 г. Д.Н. Чихачев предпринял ряд практических шагов для реализации своей концепции и начал готовить почву для устройства русских школ в Восточной Галиции. Для этого Чихачев встретился в Киеве с попечителем киевского учебного округа А.Н. Деревецким (68). Последний предложил правителю канцелярии В.Т. Иванову и директору народных училищ Киевской губернии Б.В. Плескому разработать под руководством Чихачева положение о временном административном устройстве учебной части в Галиции, а также план и программу курсов для подготовки учителей русского языка в Галиции (69).

 

Взгляды Чихачева разделял гр. В.А. Бобринский, который в своей записке “О языке в Галиции и Буковине” отметил: “Теперь, когда Червонная Русь стала частью российской державы, искусственные успехи «украинской мовы» и фонетики должны рухнуть… В начальных школах должен преподаваться наш русский литературный язык, но при обучении следует пользоваться и местными поднаречиями. В гимназиях же и высших учебных заведениях, конечно, может иметь место только наш литературный язык” (70).

 

Активными сторонниками введения русского языка на территории Восточной Галиции осенью 1914 г. выступили местные русофильски настроенные общественные деятели. Один из лидеров Русского народного совета Прикарпатской Руси Ю. Яворский 22 сентября 1914 г. опубликовал статью (71) о будущем Галиции, в которой, по его мнению, “…прежде всего должна бы победно воспрянуть в ней… прекрасная и свободная, великая и могучая царственная русская речь! Во всех областях и проявлениях её общественной и государственной жизни, в школах и канцеляриях, в собраниях и печати, в надписях, объявлениях, речах… В исконно-русском крае… не должно быть другой публичной, общественной и государственной речи, кроме единственной, победной, хозяйской речи – русской” (72). Ему вторил известный {92} общественный деятель С.Ю. Бендасюк: “Русской должна быть наша школа в полном своём составе, т.е. начиная с народных и кончая высшими учебными заведениями” (73).

 

Настойчивые требования к введению русского языка и русской школы местные русофилы стремились представить как отражение потребностей всего населения Восточной Галиции. Кроме того, влияние националистически настроенных членов Государственной думы на позицию генерал-губернатора Бобринского было весьма велико. Видимо, поэтому в итоге пункт циркуляра 27 сентября 1914 г. “О школах и обществах” предусматривал закрытие всех средних, низших и высших учебных заведений, а вопрос о возобновлении занятий был поставлен в прямую зависимость от степени благонадёжности учителей и уровня владения ими русским языком.

 

Отметим, что на территории Восточной Галиции находилось значительное количество австрийских казённых учебных заведений, которые предполагалось полностью ликвидировать в кратчайшие сроки, а также школы с преподаванием на польском, немецком и украинском языках. Эти школы также были признаны “глубоко враждебными России” и закрыты (74). Фактическое закрытие всех учебных заведений на территории Восточной Галиции вызвало недовольство местного населения, ряда членов Государственной думы и Государственного совета. 9 октября 1914 г. группа польских депутатов Думы и Государственного совета направила Бобринскому записку о положении в Галиции, в которой отмечалось, что если ранее жителям последней казалось, что под властью России им жилось бы лучше, “то настоящие действия гражданской администрации, в частности, в области народного образования, заставляют от этого мнения отказаться” (75). Аналогичную позицию заняли депутаты М.А. Стахович, Н.Н. Львов, Н.А. Хомяков. В своём письме Г.А. Бобринскому, они отмечали, что создаётся впечатление, что введение в Галиции русского строя начинается с немедленной борьбы с польской школой и польским языком на всей территории Восточной Галиции (76). Под воздействием общественного мнения и общеправительственного курса в польском вопросе гражданская администрация в Галиции скорректировала свою позицию.

 

25 ноября 1914 г. приказом Верховного главнокомандующего было утверждено Временное положение о надзоре за учебной частью Галиции. Им вводился штат дирекции и инспекции народных училищ для контроля за средними и низшими учебными заведениями (77). С 1 января 1915 г. во Львове и Галиции Бобринский разрешил открыть несколько частных русских и польских средних и низших школ. При этом, открытие польских школ было разрешено на следующих условиях: {93} преподавание русского языка (5 часов в неделю), утверждение генерал-губернатором состава преподавателей и использование учебников по истории, географии, польскому языку и польской литературе, одобренных Министерством народного просвещения Российской Империи (78). С сентября 1914 г. в низших и средних школах Галиции началось преподавание русского языка (79), а к весне 1915 г. Г.А. Бобринский пришёл к выводу о необходимости введения в Галиции русской школы для “осуществления мероприятий в области школы, направленных к духовному сближению галицкого народа с русским” (80).

 

Проект организации русской школы в Галиции был разработан дирекцией народных училищ в марте 1915 г. Дирекция признала своевременным приступить к введению в Галиции всеобщего народного образования. Предполагалось в течение 5 лет открыть в Галиции 9 тысяч народных школ, открывая ежегодно 1800 школ. Реформа должна была затронуть не только начальное образование. Помимо народных школ признавалось необходимым открытие 70 высших народных училищ, около 60 курсов при этих училищах, а также 25 мужских и 25 женских гимназий. Кроме этого, особое внимание должно было быть уделено подготовке преподавательских кадров. Для этого планировалось открытие 10 учительских семинарий и двух институтов (81).

 

Кадры русскоязычных учителей начали готовить уже зимой 1914–1915 г. на краткосрочных курсах русского языка. В Львове, Самборе, Тернополе, Станиславове были открыты двухмесячные курсы, на которые принимались лица, занимающиеся педагогической деятельностью и знакомые с русским языком (82). В программу занятий на курсах были включены: обучение русскому языку, изучение русской истории, литературы, истории русской культуры. На курсы было зачислено 350 человек. Опыт работы курсов к весне 1915 г. русские власти сочли успешным, и в марте 1915 г. были разработаны планы открытия новых курсов, на которые предполагалось принять около 600 человек. Полностью эти планы реализовать не удалось, но в начале мая 1915 г. были открыты русские правительственные педагогические курсы в Бродах и Жолкве (83). Помимо правительственных курсов на территории Восточной Галиции аналогичные курсы активно организовывали местные общественные деятели. В частности, народно-просветительное общество им. М. Качковского с 1 мая 1915 г. открыло общедоступные бесплатные четырёхмесячные курсы русского языка, истории и географии России (84).

 

Мероприятия по скорейшему введению в Галиции русской школы были поддержаны Министерством народного, просвещения и Петроградской городской думой, которые субсидировали курсы по {94} подготовке “русскоязычных” учителей-галичан, открытые галицко-русским обществом в Петрограде. 23 января 1915 г. Совет министров по ходатайству Галицко-русского общества перед Министерством народного просвещения об отпуске из военного кредита 35 тыс. руб. выделил требуемую сумму на содержание в Петрограде при женской гимназии М.А. Лохвицкой-Скалон бесплатных временных курсов для 150 учительниц-галичанок. На курсах слушательницы должны были ознакомиться с русской литературой, историей и географией (85). 7500 руб, на организацию курсов было выделено также Петроградской городской думой. При этом, часть членов Городской думы выступила против субсидирования курсов. Н.И. Коробка, Н.И. Шнитков и ряд других членов Думы считали, что выделение средств преждевременно: во-первых, отсутствует полная и объективная информация о происходящем в Галиции, во-вторых, Галицко-русское общество, которое просит выделить средства, по сути, не благотворительная, а политическая организация, а вмешательство Городской думы в политику недопустимо. Но ходатайство поддержал городской голова и большинство членов Думы, и средства были выделены (86).

 

Позиция русской администрации в Галиции в отношении распространения русского языка проявилась также в цензурной политике.

 

23 сентября 1914 г. в газете “Прикарпатская Русь” было опубликовано постановление за подписью военного генерал-губернатора Галиции Г.А. Бобринского о цензуре. В основном, постановление повторяло принципы цензурной политики, принятые в Российской империи для местностей, находящихся на военном положении. Кроме того, постановлением запрещалась продажа книг на русском языке и “малорусском наречии, изданных не в пределах Российской Империи” (87).

 

В Восточной Галиции насчитывалось несколько местных говоров. Губернатор Бобринский дал разрешение издавать газеты на 4-х местных наречиях (помимо польских и русских изданий), но категорически запретил издание газет на украинском, как языке “казённом, австрийском и изобретении мазепинцев” (88), не считаясь с тем, что на украинском читало и говорило большинство населения Восточной Галиции. Это решение вызвало возражения со стороны части чинов Штаба Верховного главнокомандующего и И.Л. Горемыкина. Последний отмечал, что не видит особой опасности для русских государственных интересов в употреблении украинского языка в Галиции при “неуклонном наблюдении за тем, чтобы местная пресса способствовала насаждению начал русской государственности” (89). Под местной прессой, насаждающей начала русской государственности, И.Л. Горемыкин подразумевал газету “Прикарпатская Русь”, о которой следует сказать особо. {95}

 

Ещё 14 августа 1914 г. Совет министров обсуждал вопрос о распространении в нейтральных государствах “истинных и благоприятных” сведений о России и действиях русской армии. Одним из решений, принятых по этому вопросу, было решение о командировании в распоряжение генерал-адъютанта Иванова коллежского асессора Олферева, которому было поручено возобновить издание газеты “Прикарпатская Русь” для распространения среди галицийского населения сведений в желательном для России освещении (90). Совет министров решил ежемесячно выделять на издание газеты 5 тыс. рублей. Примечательно, что с момента образования в Галиции военного генерал-губернаторства газета “Прикарпатская Русь” (при сохранении прежних источников финансирования) стала выходить от имени Русского народного совета во Львове – общественной организации местной интеллигенции прорусской ориентации, деятельность которой была разрешена местными властями.

 

Косвенное влияние на ограничение в употреблении украинского языка оказывало распоряжение штаба военного генерал-губернатора от 23 октября 1914 г. Населению сообщалось, что военная цензура будет рассматривать частную корреспонденцию только на русском, польском, чешском, румынском, французском, английском и немецком языках. Письма и телеграммы на “прочих языках и наречиях” подлежали уничтожению (91).

 

Стремление части общественных деятелей Галиции к распространению русского языка на этой территории затронуло не только образование. При Русском народном совете “Прикарпатской Руси” была создана географическая комиссия, которая занялась восстановлением древних исторических русских названий местностей и городов там, где они были заменены польскими, венгерскими, румынскими и немецкими. {96}

 

 

37. Судебная система в Галиции действовала на основании Закона 7 августа 1850 г., общих положений “Основного закона о судебной власти” 21 декабря 1867 г. и закона 27 ноября 1896 г. Согласно основному закону правосудие отправлялось от имени верховной власти, от которой зависело пожизненное назначение судей. Судья исполнял свои обязанности самостоятельно и независимо и смещался или перемещался против желания только в предусмотренных законом случаях и не иначе, как в силу судебного решения. Уголовные и политические преступления рассматривались присяжными заседателями. Во всех инстанциях суд отделялся от административного управления.

 

38. Сверх того, высшему суду принадлежали некоторые функции судебно-административного характера. По гражданским делам высший суд был уполномочен рассматривать в кассационном порядке некоторые решения апелляционных судов и жалобы на решения апелляционных судов. По уголовным делам к ведению высшего суда относилось рассмотрение в кассационном порядке приговоров судов первой инстанции, вынесенных с участием или без участия присяжных заседателей. При этом высший суд имел право не только утверждать или отменять приговор, с передачей его для нового рассмотрения в другой суд первой инстанции, но и выносить оправдательный или обвинительный приговор самостоятельно. Высший суд рассматривал также кассационные жалобы и апелляционные жалобы на приговоры судов второй инстанции. В качестве дисциплинарного суда высший суд был единственной инстанцией для рассмотрения дел, касающихся председателей департаментов высшего суда и других чиновников судебного ведомства.

 

39. В сфере гражданской юрисдикции к ведению судов второй инстанции относилось рассмотрение в апелляционном порядке дел по жалобам на решения краевых, коммерческих и морских судов, вынесенных ими в качестве судов первой инстанции. По {107} уголовным делам суды второй инстанции служили апелляционной инстанцией для дел краевых судов (с участием или без участия присяжных заседателей) но вопросам определения размера наказания и вознаграждения за вред и убытки. Также они выполняли функцию дисциплинарных судов для служащих краевых и окружных судов. Суды второй инстанции наделялись административными функциями по организации деятельности краевых и окружных судов, прокурорского надзора, нотариата и адвокатуры.

 

40. В сферу подсудности единоличных судей входили гражданские и уголовные дела, не относящиеся к ведению высших инстанций. Например, дела об утверждении в правах наследства, за исключением случаев, когда предмет наследства составляли некоторые виды земельных имуществ, дела об учреждении опеки. По уголовным делам, как правило, единоличный судья исполнял следственные функции под наблюдением краевого суда.

 

41. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 18.

 

42. Там же. Л. 19.

 

43. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 38 об.

 

44. Там же. Л. 3.

 

45. Там же. Л. 3.

 

46. Там же. Д. 159. Л. 51.

 

47. Там же. Д. 170. Л. 5–5 об.

 

48. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 4 об.; АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 52 об.

 

49. Там же.

 

50. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 1.

 

51. // Украинская жизнь. 1914. № 11–12. С. 98.

 

52. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 30.

 

53. Там же. Л. 21.

 

54. Там же. Л. 30.

 

55. // Украинская жизнь. 1915. № 34. С. 165–166.

 

56. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 31 об.

 

57. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 17. Л. 19–20.

 

58. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 20.

 

59. Там же.

 

60. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 17. Л. 19.

 

61. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 17 об.

 

62. // Международные отношения… – М. Т. 8. Ч. 1. С. 11.

 

63. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции по управленню краем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 18.

 

64. Приказы войскам временного военного генерал-губернаторства Галиции. – Б.м., 1915. Т. 2. С. 41–166.

 

65. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 12. Л. 11.

 

66. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 43–43 об.

 

67. Там же.

 

68. Деревецкий (Деревицкий) Алексей Николаевич (1859–?) – тайный советник, доктор греческой словесности, попечитель Киевского учебного округа (1910–1915). Попечитель Оренбургского учебного округа (1915–1917). С 1 января 1917 г. – член Государственного совета по назначению (вошёл в группу правых).

 

69. // Львовский вестник. 1915. 27 марта.

 

70. РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 48 об.

 

71. // Прикарпатская Русь. 1914. 22 сентября.

 

72. Там же.

 

73. // Прикарпатская Русь. 1914. 11 октября.

 

74. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 13. Л. 38.

 

75. Там же. Л. 19. {108}

 

76. Там же. Л. 23.

 

77. Там же. Л. 38.

 

78. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению краем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 33.

 

79. Правительственный вестник. 1914. 26 сентября.

 

80. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению краем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 33.

 

81. // Львовский Вестник. 1915. 27 марта.

 

82. // Прикарпатская Русь. 1914. 4 декабря; // Львовский вестник. 1915. 27 марта.

 

83. // Львовский вестник. 1915. 2 мая.

 

84. Там же.

 

85. Совет министров Российской Империи в годы первой мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова. – СПб., 1999. С. 117, 386.

 

86. // Украинская жизнь. 1915. № 1. С. 81.

 

87. См.: Украинская жизнь. 1914. № 8–10. С. 104.

 

88. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 13. Л. 17 об.

 

89. Там же. Л. 4 об.

 

90. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 878. Л. 9, 17.

 

91. // Прикарпатская Русь. 23 октября. 1914. {109}

 

Бахтурина А.Ю. Политика Российской Империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны. М.: АИРО-XX, 2000. С. 82–96, 107–109.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 01.12 2018

Как уже было сказано выше, в конце августа 1914 г. начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал Н.Н. Янушкевич обратился с письмом к председателю Совета министров И.Л. Горемыкину. В самом начале письма он говорил о том, что война предоставляет идеальные возможности для проведения практически любых мер, проведение которых в мирных условиях может быть затруднено (92). Судя по всему, члены Совета министров и его председатель И.Л. Горемыкин не разделяли мнения Янушкевича о том, что необходимо срочно сформировать программу правительственных мероприятий в Галиции.

 

Российское правительство заинтересовало, в первую очередь, австрийское казённое имущество. После вступления русских войск на государственную территорию Австро-Венгрии это имущество по праву войны могло быть использовано на нужды Российской Империи. К {96} числу австрийских казённых имуществ относились: крупнейший для того времени нефтеперерабатывающий завод в Дрогобыче, казённые леса и соляные месторождения. Для изучения вопроса об их эксплуатации в Галицию были командированы чиновники Министерства финансов и Главного управления землеустройства и земледелия. Особое внимание российского правительства привлёк завод в Дрогобыче.

 

Нефтяные месторождения в Галиции были весьма значительны. Но особенности законодательства о праве собственности на землю и её недра определили довольно слабую разработку нефтяных запасов. Галицийские нефтяные месторождения тянулись широкой полосой от р. Рабы (приток Вислы в западной Галиции) до р. Черемоша (граница восточной Галиции с Буковиной) на протяжении примерно 365 км. Разработка нефтеносного района в Галиции шли только в нескольких пунктах и в мировой добыче нефти доля Галиции составляла 5%.

 

Переработка нефти велась фактически за пределами Галиции. Хотя формально в Галиции было сосредоточено 70% всех австрийских нефтеперегонных заводов, но, в основном, это были мелкие предприятия. В 1910 г. был открыт казённый нефтеперерабатывающий завод в Дрогобыче, на котором стало перерабатываться 54% нефти, добываемой во всей Австро-Венгрии. К началу Первой мировой войны добыча и переработка нефти являлась одним из самых главных доходных занятий галицийского населения. С нефтепромыслом была связана практически вся экономическая жизнь южной половины Восточной Галиции. Организации и регулированию этой деятельности местная областная и государственная австрийская власти уделяли значительное внимание (93).

 

Отступая в сентябре 1914 г., австрийцы оставили нефтяной завод нетронутым. Но, как отмечалось позднее в отчёте представителя Министерства торговли и промышленности, при занятии Дрогобычского района русскими войсками последним не было дано никаких указаний, относительно чрезвычайной важности Дрогобычского нефтеперерабатывающего завода. В результате “вся бухгалтерия и канцелярия завода были разгромлены, документы уничтожены, ценная лаборатория разгромлена, телеграфная и телефонная сеть завода и его отделений уничтожена” (94).

 

Для изучения на месте вопроса о дальнейшей эксплуатации завода в Галицию был командирован представитель горного департамента Министерства торговли и промышленности, действительный статский советник Марковский. По его оценкам, на складах самого крупного из нефтеочистительных заводов Галиции находилось 10 млн. пудов сырой нефти. Марковский считал, что эксплуатация завода казёнными средствами {97} неосуществима. Поэтому он предлагал передать завод в аренду частным предпринимателями под контролем со стороны русского правительства. Концессию Марковский предлагал предоставить до конца 1915 г. (95).

 

Предложение Марковского обсуждалось 14 октября 1914 г. Для этого генерал-губернатор собрал во Львове совещание из представителей местной администрации и командированных в Галицию чиновников Министерства финансов и Министерства торговли и промышленности. Никаких определённых решений совещание не приняло. Предложение Марковского вызвало категорические возражения со стороны министра финансов и начальника Штаба Верховного главнокомандующего. По этому поводу министр финансов обратился к И.Л. Горемыкину. 28 октября 1914 г. он писал, что Дрогобычский завод – “не рядовое промышленное предприятие, запас нефти в его складах не случайный наличный запас такого предприятия, а материальный фонд для регулирования всего нефтяного производства” (96). Министр финансов отмечал, что нефтяная промышленность является той отраслью, деятельность которой необходимо регулировать. Значительные запасы нефти Дрогобычского завода, их быстрая переработка (а министр финансов справедливо полагал, что именно этим займутся частные предприниматели) и выпуск на рынок без предварительного обследования состояния нефтепромышленности в Галиции могут нарушить экономическое равновесие. Он также отмечал, что частные нефтяные заводы в Галиции не работают, поскольку нет официального разрешения русской администрации на возобновление их деятельности. При таких условиях реализация предложения Марковского может привести только к монополизации в частных руках переработки нефти и торговли нефтяными продуктами, что может дезорганизовать основной промысел населения, когда вместо целого ряда нефтеперегонных заводов останется один завод-монополист. Новая администрация может оказаться еще перед одной проблемой – проблемой занятости местных жителей.

 

Министр финансов также напомнил Горемыкину о том, что в нефтяной промышленности Галиции значительная доля принадлежит иностранному капиталу, в том числе английскому. Передача Дрогобычского завода в аренду и превращение его в монополиста в такой ситуации может вызвать также нежелательные дипломатические осложнения. Исходя из всего вышеизложенного, министр предлагал сперва рассмотреть вопрос о том, “нельзя ли продолжить нам установленную австрийской властью систему ведения дел на этом заводе и командировать туда чиновника акцизного надзора” (97).

 

В итоге, на основании распоряжения военного генерал-губернатора Галиции управление Дрогобычским заводом было поручено {98} стоящему при генерал-губернаторе представителю Министерства торговли и промышленности Остроградскому. Он должен был придерживаться в своей деятельности следующих принципов:

 

– “завод не будет требовать никаких казённых ассигнований;

 

– основное внимание будет сосредоточено на работах по снабжению необходимым топливом железных дорог Галиции;

 

– на заводе будут работать представители местного населения” (98).

 

Остроградский приступил к выполнению своих задач в конце ноября – начале декабря 1915 г. Он предпринял попытку восстановить работу завода и начать переработку нефти. Но сразу же столкнулся с весьма неожиданной проблемой: хотя завод в Дрогобыче относился к числу тех предприятий, на которых была занята большая часть местного населения, рабочие отказывались возвращаться на завод, несмотря на тяжёлые условия жизни и рост цен.

 

Дрогобыч находился недалеко от театра военных действий, и мирные жители вполне обоснованно боялись возвращения австрийских войск и возможных репрессий за поддержку русских. В течение трёх месяцев основная работа на Дрогобычском заводе была сведена к выдаче топлива для железных дорог и некоторых предприятий Львова (городского газового завода, городского электрического завода). Только в марте 1915 г. Остроградскому удалось нанять 200 человек рабочих, которые приступили к ремонтным работам. Завод планировалось полностью пустить в эксплуатацию в мае 1915 г. Но в связи с начавшимся австрийским наступлением 27 апреля военный генерал-губернатор получил приказ главнокомандующего Юго-Западным фронтом об эвакуации Дрогобычского района и уничтожении казённых и частновладельческих заводов и запасов нефти и нефтепродуктов. Нефтяные запасы были частично уничтожены, частично вывезены во Львов, туда же была эвакуирована часть оборудования завода.

 

Не меньшее внимание правительственные круги Российской Империи в 1914 г. уделяли вопросу об эксплуатации лесных богатств Галиции. Значительную часть казённых имуществ в Галиции составляли леса. Попытки эксплуатации лесных богатств Восточной Галиции были предприняты вскоре после прихода русских войск. Русской администрации предстояло сохранить оборудование лесопильных заводов и узкоколейных дорог для перевозки леса, а также организовать использование лесоматериалов для нужд военных и местного населения. Для решения этих вопросов требовались специалисты, и Г.А. Бобринский обратился в Главное управление землеустройства и земледелия с просьбой командировать в Галицию соответствующих специалистов. В распоряжение генерал-губернатора были командированы три человека – {99} начальник уфимского Управления земледелия и государственных имуществ, действительный статский советник Д.В. Родзевич, лесничий 1-го разряда Тамбовской губернии коллежский асессор Наумов и помощник делопроизводителя И.Л. Волков. 1 октября 1914 г. они прибыли во Львов. Командированные чиновники предполагали организовать управление казёнными лесами в Галиции, а также по возможности наладить их эксплуатацию и получение прибыли.

 

С самого начала было ясно, что трёх человек (позднее были командированы ещё двое) для того, чтобы организовать управление и использование казенных лесов Галиции явно недостаточно. Поэтому попытались использовать местные силы. Во Львове осталось местное управление государственными имуществами и большая часть чиновников во главе с главным директором Марианом Малачинским. Сохранилась документация. Но собственно леса, которые предполагалось эксплуатировать, находились в зоне военных действий. Поэтому основное внимание было сосредоточено на текущих нуждах: охране лесов и снабжении военных и городского населения топливом.

 

Несколько человек, командированных из России, разумеется, не могли выполнить даже эти скромные задачи. Д.В. Родзевич разработал положение и штаты будущего управления государственными имуществами Галиции. Но даже проектируемые штаты далеко уступали тем, что были до войны. Состав новой администрации был меньше прежнего на 20%. В реальности, ещё меньше.

 

Первое, что нужно было сделать, это обследовать дровяные склады и изыскать топливо для Львова. Оказалось, что находившиеся там запасы дров расходуются без всякого учёта. После прихода русских войск местная австрийская администрация на дровяных складах была отстранена от выполнения своих обязанностей. Её заменили русские военные, которые стали выдавать дрова и лесные материалы со складов без всякого учёта и бесплатно. Причём эта практика распространилась как на войска, так и на местных жителей. Для начала представители Главного управления землеустройства распорядились отпускать топливо бесплатно, но по письменным требованиям войсковых частей. Затем дровяные склады были переданы в ведение военного генерал-губернаторства.

 

В ноябре 1914 г. вопрос о топливе стал одним из самых насущных Различные учреждения Львова, военные постоянно обращались к Г.А. Бобринскому с просьбами о получении топлива. Был установлен следующий порядок снабжения казёнными дровами: в первую очередь снабжались войсковые части, расквартированные во Львове, во вторую – организации Красного Креста и в третью – население Львова. {100} Отменялся бесплатный отпуск дров для всех организаций и учреждений. Предполагалось отправить во Львов 12288,7 куб. саженей дров и получить чистой прибыли 153607 руб. От планируемого объёма поставки дров во Львов было отправлено только 10,3% из-за нехватки вагонов.

 

В январе феврале 1915 г. представители русской администрации во Львове не получили ни одного вагона, и организованный подвоз дров в город был приостановлен. О какой-либо прибыли от реализации топлива также говорить не приходилось. Учреждения, которые снабжались дровами, предпочитали по-прежнему за дрова не платить.

 

Помимо организации использования имущества австрийской казны, русским властям предстояло определить основные направления экономической политики в крае. Перспектива присоединения Восточной Галиции к Российской Империи заставляла задуматься о серьёзнейших проблемах экономического развития этой территории. Для изучения экономики края в целом была создана междуведомственная комиссия для обследования финансово-экономического состояния Галиции.

 

Одним из наиболее важных для местного населения был аграрный вопрос. Изучением состояния крестьянских хозяйств занялся член комиссии, ревизор Главного управления земледелия и землеустройства А.А. Кофод. Он пришёл к выводу, что крестьянское землевладение находится в плачевном состоянии из-за незначительных наделов (не более 3-х десятин на душу). Кофод отмечал, что “в случае закрепления Галиции за Россией ведомству земледелия предстоит значительная работа по устройству крестьян” (99). Основные мероприятия, по мнению Кофода, должны быть направлены на покупку через отделения Крестьянского банка земель у помещиков и евреев и передачу их крестьянам. Позицию Кофода разделяли далеко не все члены комиссии. Некоторые считали, что эта мера не даст должного результата из-за местных особенностей. Они заключались в следующем: во-первых, в Галиции отсутствовали казённые земли, которые можно было бы дополнительно использовать для расширения крестьянских наделов, во-вторых, в Восточной Галиции 260 тыс. крестьянских хозяйств имели только по 2 га земли, когда как для более или менее нормального ведения хозяйства было необходимо минимум 5 га, т.е. очевидна была необходимость увеличения крестьянского землевладения более чем в два раза; в-третьих, цены на землю в Галиции не соответствовали её доходности, поскольку были очень высокими именно под влиянием безземелья (1 га земли стоил 600 рублей). Поэтому скупку земель через Крестьянский банк многие члены комиссии считали недостаточной и предлагали решить вопрос о переселении крестьянского населения из Галиции на сибирские земли (100). {101} Осенью 1914 г. также была предпринята попытка организовать налогообложение населения Галиции. Но уже в октябре 1914 г. было очевидно, что мирные жители разорены войной. “Во всём крае торгово-промышленная жизнь затихла, фабрики и заводы приостановили свою деятельность, значительные капиталы были вывезены банками и имущей частью населения вглубь Австрии. В более крупных населённых пунктах скопилось значительное количество лиц, существование которых поддерживается только благотворительной помощью”, – говорилось в отчёте генерал-губернатора Бобринского (101). Поэтому решено было начать сбор налогов во Львове и Тарнопольской губернии, где положение населения было несколько лучше, чем в других районах. Министерство финансов в свою очередь приступило к разработке временного положения о налогах в Галиции и порядке их взимания. Но этот проект, как и попытки организовать сбор прямых налогов, фактически реализовать не удалось как из-за бедности населения, так и из-за отсутствия соответствующих учреждений и чиновников. Нехватка кадров сказалась и в этом вопросе. Также была предпринята попытка взимания косвенных налогов за счёт использования австрийских казённых монополий – табачной и соляной. Табачная монополия в Австрии являлась источником крупных государственных доходов. В занятых районах Галиции было четыре табачных фабрики, но только одна из них не пострадала во время военных действий. Вопрос о восстановлении табачных фабрик даже не поднимался. Шла лишь реализация старых запасов. Соляная монополия также давала крупный доход австрийской казне. Пять казённых заводов продолжали действовать. По мнению генерал-губернатора Г.А. Бобринского, русским властям удалось наладить в Галиции производство соли и даже получить прибыль (102). Но, в целом, взимание косвенных налогов оказалось возможным лишь в самых ограниченных пределах, так как основные предметы обложения – спирт, пиво и сахар – не производились. Налоги можно было получить лишь за счёт продажи остатков продукции. Попытки местной администрации и Министерства финансов организовать в Галиции систему налогообложения были негативно оценены зарубежной и российской общественностью, считавшей такие меры преждевременными. В целом, попытки организации экономической жизни края носили весьма фрагментарный характер, сводились к удовлетворению насущных нужд как военных, так и местного населения и каких-либо осязаемых прибылей российской казне не принесли.

 

Бедственное положение большей части населения Восточной Галиции привело к тому, что русские власти не только не смогли обеспечить какие-либо реальные прибыли для российской казны, но и оказались перед необходимостью организовать помощь мирным жителям. {102}

 

С конца лета 1914 г. территория Галиции представляла собой прифронтовой район, через который постоянно проходили русские войска, и население оказывалось перед угрозой массовых грабежей, реквизиций скота и т.д. Уже при вступлении русских войск на территорию Австро-Венгрии командование пыталось оградить мирное население от насилия и грабежей. В приказе по 8-ой армии от 7 августа генерал А.А. Брусилов, обращаясь к офицерам, писал: “Приказываю объяснить нижним чинам, что мы вступаем в Галицию, хотя и составляющую теперь часть Австро-Венгрии, но это исконная русская земля, населённая главным образом русским же народом… Я выражаю полную уверенность, что никто из чинов, имеющих честь принадлежать к армии, не позволит себе какого-либо насилия над мирным жителем и не осрамит имя русского солдата” (103).

 

Более подробные рекомендации по поведению русских войск в Галиции были даны Главнокомандующим Юго-Западного фронта генерал-адъютантом Ивановым от 10 августа 1914 г. В приказе говорилось, что доброжелательное отношение к населению может выразиться в следующем:

 

– особой осторожности при реквизиции;

 

– уважении к местным святыням, в связи с чем рекомендуются русским солдатам посещение униатских храмов, а также желательна раздача населению крестиков и икон из Киева и Почаева;

 

– усвоении некоторых местных русских обычаев, например, приветствии при встрече: “Слава Иисусу Христу” и ответе: “Слава на веки” (104).

 

Но, несмотря на усилия высшего командования, уже с первых дней пребывания русских солдат в Восточной Галиции, были отмечены случаи откровенных грабежей (особенно этим отличались представители казачьих частей), притеснений местного населения. Несмотря на приказы Брусилова, грабежи не прекращались. Местные жители пыталось жаловаться гражданским властям. Поток жалоб был довольно большим, и 24 ноября 1914 г. военный генерал-губернатор Г.А. Бобринский опубликовал специальное обращение к населению. В обращении говорилось: “Ввиду поступающих ко мне жалоб от местных владельцев и крестьян на материальные убытки, причинённые им проходившими русскими частями и командами, объявляю для всеобщего сведения, что все жалобы и претензии от частных лиц, материально пострадавших от незаконных действий войсковых частей или вследствие неуплаты денег за взятые у них для нужд армии продукты или материалы, будут своевременно рассмотрены особой для того назначенной комиссией” (105). {103}

 

В итоге, довольно сложно говорить о реальных масштабах реквизиций фуража и продовольствия, т.к. каждая сторона считала себя правой и пыталась преувеличить преступления другой.

 

Один из чиновников российского Министерства иностранных дел, посетивший Галицию в сентябре, писал о том, как выглядела эта территория осенью 1914 г. Он отмечал, что “нередко обнаруживаются признаки разграбления”, но, по его мнению, грабежом занимались не столько русские войска, сколько само местное население, “которое ничем нельзя было удержать от нападения на дома евреев и помещиков” (106).

 

Антиправительственная российская периодическая печать стремилась представить насилия над местным населением как массовое явление. В приказах Брусилова от 11 августа, 9 сентября, 16 ноября 1914 г. по поводу грабежей говорится как об отдельных случаях, которые воспринимаются как всеобщее явление. Хотя отдельные факты, действительно, говорят о том, что русские солдаты в отношении населения Галиции не всегда придерживались строжайшей дисциплины. Необходимо также заметить, что помимо русских солдат, на этой же территории оставались скрывавшиеся в лесах австрийские солдаты, совершавшие ночами набеги на местное население и т.д. (107).

 

Помимо вопросов, связанных с защитой мирных жителей, уже осенью 1914 г. появились и другие задачи. Главными в 1914–1915 гг. стали: организация продовольственной помощи, поддержка крестьянских хозяйств во время весеннего сева 1915 г. и создание приютов для детей-сирот.

 

Уже в сентябре 1914 г. во Львове был создан городской продовольственный благотворительный комитет под председательством генерал-майора Эйхе. Комитет занимался распределением продовольственных запасов в городе и помощью беднейшему населению. Снабжение Львова продуктами шло как из районов Галиции, откуда поставлялось, в основном, зерно, так и из российских губерний. Комитет заключал контракты с поставщиками продуктов, организовывал их доставку во Львов по железной дороге и гужевым транспортом. Комитет также занимался благотворительностью. Осенью 1914 г. во Львове насчитывалось более 25 тыс. семей, оставшихся без средств к существованию. Чрезвычайно тяжёлым оказалось положение служащих частных и правительственных учреждений. Только в одном Львове насчитывалось около 12 тыс. семей австрийских чиновников. Положение этой части населения привлекло внимание Львовской городской общественности. Львовский магистрат предложил уплатить чиновникам жалованье за три месяца. Консорциум местных банков в свою очередь предложил {104} ссудить городу для этой цели 1 млн. 350 тыс. крон, если русское правительство даст обещание поднять вопрос о возврате банкам этой суммы при заключении мирного договора с Австро-Венгрией. Вопрос обсуждался российским МИД`ом, был доведён до сведения императора, и 16 декабря 1914 г. Николай II согласился на такой способ поддержки австрийских чиновников.

 

Помимо австрийских чиновников во Львове также находились не имевшие средств к существованию беженцы из прифронтовых районов, число которых постоянно увеличивалось. Для них львовский продовольственный благотворительный комитет открывал столовые (к апрелю 1915 г. действовало 83 столовые), организовывал помощь продуктами и деньгами. Только в октябре 1914 г. было выдано около 15 тыс. удостоверений на получение бесплатной помощи. К весне 1915 г. члены Комитета пришли к выводу о том, что положение в городе улучшилось, что беднейшее население города может найти себе работу и сократили размеры помощи.

 

Весной 1915 г. центром внимания русских властей стало сельское население. Если в городах обстановка, действительно, несколько стабилизировалась, то деревня оказалась перед целым рядом проблем в связи с началом сева. Не хватало семян, отсутствовал рабочий скот. Благотворительной помощи было явно недостаточно, и с февраля 1915 г. этими вопросами стал заниматься продовольственный отдел в управлении генерал-губернатора. Отдел возглавил сначала генерал-майор Добронравов, затем В.А. Бобринский. Российское Министерство внутренних дел выделило 11 млн. рублей на оказание семенной помощи населению Галиции. Непосредственную закупку семян Главное управление землеустройства и земледелия поручило областному комитету земств юго-западных губерний. Комитет к началу посева зерно не поставил, и закупки начал проводить продовольственный отдел генерал-губернаторства, но уже с опозданием. Только с 18 апреля 1915 г. в Галицию стало прибывать зерно от комитета юго-западных земств. Всего в Галицию предполагалось отправить 449 715 пудов зерна. Реально прибыло 166 549 пудов. Часть семенного зерна была уничтожена прямо на складах при отступлении русских войск.

 

Населению зерно продавалось со складов или за наличные деньги, или в рассрочку до 1 марта 1916 г. при условии уплаты при покупке 25% его стоимости. Беднейшие жители могли приобретать зерно в кредит без задатка.

 

В апреле 1915 г. в Галицию из России стал прибывать рабочий скот, в основном, лошади, которые были в таком плохом состоянии, что, {105} несмотря на льготы при покупке, крестьяне приобретали их крайне неохотно.

 

В прифронтовых районах благотворительные учреждения (в частности, Галицко-русское общество) занимались организацией приютов для детей-сирот, которые во время отступления русских войск были вывезены в Россию. Рядом политиков и общественных деятелей создание этих приютов было оценено как одна из форм русификации местного населения (108). Но, пожалуй, именно в этом случае члены Галицко-русского общества действовали как представители благотворительной, а не политической организации. Представители общества работали в прифронтовой местности, организуя приюты, питательные пункты. В марте 1915 г. один из членов общества сообщал в Петроград, что он “проектирует открытие питательных пунктов [в] разорённых и сожжённых сёлах…, нужда страшная. Дети ходят без белья и сапог по сёлам, надо кормить и кормить, чтобы не развились эпидемии…” (109). Приюты открывались, в основном, в городах. Например, во Львове были приюты на 250 детей, 50 девушек, в Станиславове на 100 детей. И всё это ещё раз свидетельствовало о неоднозначном характере российской политики в Восточной Галиции. {106}

 

 

92. РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 13. Л. 10 об.

 

93. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 100.

 

94. Отчёт представителя Министерства торговли и промышленности о нефтяной промышленности Галиции и казённом заводе в Дрогобыче. – Киев, 1915. С. 5.

 

95. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 99.

 

96. Там же. Л. 101–101 об.

 

97. Там же.

 

98. Отчёт представителя Министерства торговли и промышленности о нефтяной промышленности Галиции и казённом заводе в Дрогобыче. – Киев, 1915. С. 7.

 

99. // Львовский вестник. 10 марта. 1915.

 

100. // Львовский вестник. 14 марта. 1915.

 

101. Отчёт временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению краем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. – Киев, 1916. С. 24.

 

102. Там же. С. 25.

 

103. См.: Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке. – М. – Л., 1920. С. 199.

 

104. Там же. С. 200.

 

105. // Львовское военное слово. 1914. 25 ноября.

 

106. АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 163. Л. 5 об.

 

107. РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 111.

 

108. Петрович I. Галичина під час російської окупації. – Львів, 1915. С. 63.

 

109. РГИА. Ф. 465. Оп. 1. Д. 18. Л. 87. {109}

 

Бахтурина А.Ю. Политика Российской Империи в Восточной Галиции в годы Первой мировой войны. М.: АИРО-XX, 2000. С. 96–106, 109.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 14.12 2018

Глава VIII.

Русинское движеніе.

 

Положеніе галиційскихъ русиновъ въ концѣ XVIІ в. – Австрійское правительство и русины. – Первые проблески національнаго возрожденія. – Шашкевичъ и его дѣятельность. – Первая малорусская проповѣдь. – «Русалка Днѣстровая». – 1848 годъ. – Главный русинскій совѣтъ. – Учрежденіе народнаго дома. – Русины въ парламентѣ и сеймѣ. – Украинофильство и его вліяніе на Галицію. – Святоюрцы. – Народовцы. – Федьковичъ. – Наумовичъ. – Успѣхи малорусскаго языка въ школѣ. – Языкъ старорусиновъ. – Борьба старыхъ партій. – Молодежь и ея дѣятельность. – Радикальная партія. – Политическія партіи среди евреевъ.

 

 

Политическая жизнь Восточной Галиціи сложилась нѣсколько иначе, чѣмъ Западной. Въ то время, когда въ Западной населеніе чисто польское, въ Восточной оно смѣшанное. Помѣщики и образованный классъ населенія – поляки, а крестьяне (за исключеніемъ польскихъ колоній) русины. Поэтому то здѣсь выступаетъ на сцену явленіе, котораго мы не замѣчаемъ въ Западной Галиціи, именно національная борьба. Русины мало-по-малу возрождаются, требуютъ для себя равноправности съ поляками, и, только получивъ возможность развивать свою {175} народность, начинаютъ вести политическую дѣятельность во имя насущныхъ интересовъ крестьянства.

 

Чтобы понять теперешнее политическое положеніе русиновъ въ Галиціи, мы должны предварительно познакомиться съ историческимъ ходомъ ихъ національнаго возрожденія.

 

Во второй половинѣ XVIII столѣтія Галицкая Русь представляла собой польскую провинцію, въ которой русинскій элементъ едва обнаруживалъ слабыя признаки жизни. Въ теченіе вѣковъ русинская аристократія и русинскій дворянскій слой совершенно ополячились. То же самое случилось и съ высшимъ уніатскимъ духовенствомъ и съ зажиточными мѣщанами. Русинской интеллигенціи совсѣмъ не существовало, къ русинской же народности причисляли себя только темныя закрѣпощенныя крестьянскія массы, бѣднѣйшая часть мѣщанъ да еле грамотное сельское духовенство. Почти всѣ учебныя заведенія Восточной Галиціи находились въ рукахъ монашескаго ордена Василіанъ, а Василіане по своимъ взглядамъ и стремленіямъ ничѣмъ не отличались отъ польскаго или ополяченнаго русинскаго дворянства. Въ ихъ средѣ находилось даже довольно много польскихъ дворянъ и священниковъ, въ силу чего Василіане пользовались поддержкой и римско-католическаго духовенства и самого правительства. Кромѣ того они были гораздо образованнѣе свѣтскихъ русинскихъ священниковъ, и поэтому въ концѣ концовъ всѣ высшія уніатскія церковныя должности оказались занятыми василіанскими монахами. Что касается сельскаго духовенства, то оно находилось въ полной зависимости отъ помѣщиковъ, было страшно бѣдно и не пользовалось почти никакимъ вліяніемъ, главнымъ {176} образомъ, вслѣдствіе своей совершенной необразованости, такъ какъ въ то время уніатскіе епископы въ Холмѣ и Луцкѣ рукополагали въ священники всякаго, кто только могъ заплатить за это сто польскихъ золотыхъ, да умѣлъ хоть немного читать по церковно-славянски.

 

Послѣ перехода Галиціи во власть Австріи, при новыхъ политическихъ условіяхъ положеніе русиновъ начало мало-по-малу измѣняться. Австрійское правительство, желая привязать къ себѣ населеніе, старалось проводить различныя реформы. Участь крестьянъ была значительно облегчена, просвѣщеніе стало быстрѣе распространяться, такъ какъ свободный доступъ къ образованію былъ открытъ всѣмъ сословіямъ. Введена была болѣе правильная администрація, упорядочено судопроизводство, ограниченъ произволъ помѣщиковъ, и т.д.

 

Австрійское правительство, не довѣряя полякамъ, которые никогда не прочь были устроить революцію и отторгнуться отъ Австріи, искало ту силу, на которую оно могло бы въ случаѣ чего опереться и обратило вниманіе на уніатское духовенство. Въ 1783 г. во Львовѣ была для него учреждена духовная семинарія; въ слѣдующемъ году тамъ же былъ основанъ университетъ, въ которомъ почти всѣ каѳедры какъ на богословскомъ, такъ и на другихъ факультетахъ были вскорѣ заняты профессорами изъ русскихъ, а лекціи читались не только по-нѣмецки и по-латыни, но также и на церковно-славянскомъ языкѣ.

 

Однако, надеждамъ австрійскаго правительства не суждено было осуществиться. Крохотная кучка русской интеллигенціи, которую, дѣйствительно, удалось искусственно создать, не только не проявляла непріязни по {177} отношенію къ полякамъ, но вскорѣ сама почти совершенно ополячилась. Это случилось по той простой причинѣ, что, въ силу своего образованія, она оказалась совершенно оторванной отъ родной почвы: между, ней и тѣмъ народомъ, котораго интеллигенцію она представляла, не было рѣшительно ничего общаго.

 

По своему воспитанію и привычкамъ она ничѣмъ не отличалась отъ польскаго дворянства и духовенства, которому старалась во всемъ подражать, и вслѣдствіе этого невольно съ нимъ сливалась. Когда же, послѣ смерти императора Іосифа II (1790 г.), правительство понемногу перестало поддерживать русиновъ, то польскій элементъ снова получилъ полное преобладаніе въ Галиціи. Мало-по-малу церковно-славянскія лекціи въ университетѣ были отмѣнены, что не вызвало ни съ чьей стороны не только протестовъ, но даже сожалѣнія; уніатская консисторія замѣнила въ Львовской семинаріи русскій языкъ латинскимъ и польскимъ, русинское духовенство все больше и больше подпадало подъ вліяніе Рима и польскаго дворянства. Галиційская Русь надолго заснула мертвымъ сномъ.

 

Съ 1809 по 1839 гг. въ Галиціи вышло всего на всего тридцать пять книжекъ на славянскомъ и славянорусинскомъ языкахъ. Но и это были по большей части книги церковныя.

 

Отъ этого глубокаго сна галиційскіе русины начали пробуждаться только въ концѣ двадцатыхъ годовъ этого столѣтія, когда и другія славянскія народности Австріи уже давно были охвачены національнымъ движеніемъ извѣстнымъ подъ названіемъ славянскаго возрожденія; когда въ Россіи уже довольно сильно развилась украинская {178} литература, а среди поляковъ шла патріотическо-революціонная агитація, подготовившая возстаніе 1830 г.

 

Въ 1829 г. въ Львовъ пріѣхалъ нѣкій Маркіянъ Шашкевичъ, которому суждено было сыграть очень важную роль въ исторіи возрожденія галиційскихъ русиновъ. Шашкевичъ только что окончилъ гимназію и, пріѣхавъ въ Львовъ, сталъ слушать лекціи на философскомъ факультетѣ университета и одновременно съ этимъ поступилъ въ духовную семинарію, откуда, впрочемъ, его вскорѣ исключили за неисполненіе какихъ-то правилъ. Шашкевичъ заинтересовался славянскими дѣлами и принялся за изученіе славянскихъ языковъ. Онъ познакомился съ сочиненіями извѣстныхъ славяновѣдовъ Шафарика, Линде, Раковецкаго, Караджича, а также съ нѣкоторыми русско-украинскими изданіями, какъ, напр., «Малорусскія народныя пѣсни»I Максимовича, «Грамматика малорусскаго языка»II Павловскаго и «Энеида» Котляревскаго.

 

Изучая славянство, Шашкевичъ видѣлъ, какъ народности, которыя уже всѣми считались давно погибшими, неожиданно возрождались и съ видимымъ успѣхомъ боролись за свои національныя права, и вотъ у него явилась мысль, что, еслибъ галиційскіе русины захотѣли итти по слѣдамъ чеховъ или хорватовъ, то они, пожалуй, достигли бы не меньшихъ результатовъ и вскорѣ заняли бы подобающее имъ мѣсто среди остальныхъ славянъ. Такъ какъ въ то время почти единственными представителями русинской народности въ Галиціи были крестьяне, то Шашкевичъ рѣшилъ, что дѣло національнаго возрожденія нужно начать съ образованія темныхъ народныхъ массъ; подъ вліяніемъ же сочиненій украинцевъ Шашкевичъ {179} пришелъ къ убѣжденію, что народу нужно дать образованіе не на церковно-славянскомъ или польскомъ, а на единственно понятномъ ему народномъ, малорусскомъ языкѣ.

 

Въ университетѣ Шашкевичъ близко сошелся со студентомъ Яковомъ Головацкимъ, который также интересовался славянскими дѣлами и записывалъ народныя пѣсни. Головацкій познакомилъ Шашкевича со студентомъ Вагилевичемъ, и они втроемъ начали обдумывать средства къ возрожденію русинской національности. Они рѣшили организовать тайное общество среди студентовъ и семинаристовъ и вскорѣ, дѣйствительно, образовался небольшой кружокъ, члены котораго поклялись работать для народа. Самымъ дѣятельнымъ членомъ этого кружка былъ Шашкевичъ, который, будучи вторично принятъ въ семинарію, сталъ вести патріотическую агитацію среди семинаристовъ.

 

Разговорнымъ языкомъ всѣхъ воспитанниковъ семинаріи и студентовъ университета былъ въ то время исключительно польскій; русинская же молодежь зачитывалась произведеніями польской литературы; многіе русины принадлежали къ тайнымъ польскимъ обществамъ и были охвачены возникшимъ тогда среди поляковъ демократическимъ народолюбивымъ движеніемъ. Это движеніе, стремившееся, главнымъ образомъ, къ облегченію жалкаго положенія крестьянства, очень благотворно вліяло и на русинскую молодежь, такъ какъ и она почувствовала потребность работать для народа и, само собой разумѣется, прежде всего для своего народа. Однако, она не могла не замѣчать, что, благодаря польской образованности, благодаря польскому языку, который сталъ ей {180} роднымъ, она была совершенно отрѣзана отъ этого народа.

 

Тогда она принялась за изученіе народнаго языка и мало-по-малу стала употреблять его и въ разговорѣ. Однимъ изъ первыхъ примѣръ этого подалъ Шашкевичъ. Мало того, онъ принялся убѣждать товарищей говорить и проповѣди на народномъ языкѣ. Подъ его вліяніемъ воспитанники старшаго курса, которые должны были въ томъ же году сдѣлаться священниками, дали слово произносить проповѣди по-малорусски. Дѣйствительно, вскорѣ одинъ изъ нихъ приготовилъ малорусскую проповѣдь, которую онъ долженъ былъ произнести въ одной изъ львовскихъ церквей. Онъ взошелъ на амвонъ, прочиталъ славянскій текстъ и евангеліе и уже хотѣлъ начать проповѣдь, но, увидѣвъ передъ собою интеллигентную публику, смутился такъ, что не могъ произнести ни одного малорусскаго слова и сталъ, путаясь и сбиваясь, переводить по тетрадкѣ проповѣдь на польскій языкъ.

 

Послѣ такой неудачи семинаристы рѣшили, что малорусскія проповѣди нужно сперва завести по селамъ, а потомъ уже и въ городахъ. Однако, Шашкевичъ настоялъ таки на своемъ и, немного спустя, вмѣстѣ съ двумя своими товарищами держалъ малорусскую проповѣдь въ трехъ львовскихъ церквахъ. Съ тѣхъ поръ народный языкъ сталъ все чаще и чаще раздаваться съ амвоновъ какъ сельскихъ, такъ и городскихъ уніатскихъ церквей.

 

Молодежь рѣшила развить свою національную самостоятельность и въ литературномъ отношеніи. Шашкевичъ сначала старался получить позволеніе издавать журналъ, но цензура ему этого не позволила. Тогда семинаристы рѣшили издать сборникъ «Зоря», въ которомъ были бы {181} помѣщены русинскія народныя пѣсни, переводы съ разныхъ славянскихъ языковъ и кой-какія оригинальныя произведенія въ прозѣ и въ стихахъ. Но этому предпріятію не суждено было осуществиться, такъ какъ и цензура, и львовская духовная консисторія находили несоотвѣтственнымъ печатать книги на «мужицкомъ» языкѣ.

 

Эта первая попытка издавать въ Галиціи книжку на народномъ языкѣ навлекли на молодежь не мало непріятностей. На Шашкевича, Головацкаго и Вагилевича было обращено вниманіе полиціи; у Шашкевича былъ даже обыскъ, и ему стоило довольно многихъ усилій, чтобы оправдаться передъ полиціей и консисторіей. Когда консисторія рѣшила, что въ помѣщеніи Шашкевича нѣтъ ничего преступнаго, то онъ вмѣстѣ съ Головацкимъ рѣшилъ довести дѣло до конца, желая во чтобы то ни стало напечатать хоть часть рукописи «Зори».

 

Головацкій, который былъ раньше нѣкоторое время въ Венгріи, полагалъ, что это удастся осуществить въ Пештѣ. Дѣйствительно, пештская цензура позволила напечатать рукопись, представленную Шашкевичемъ, и въ 1837 году въ Пештѣ былъ изданъ сборникъ «Русалка Днѣстровая» въ количествѣ тысячи экземпляровъ.

 

Но не въ добрый часъ появилась «Русалка». Какъ разъ въ это время въ Львовѣ былъ открытъ заговоръ, въ которомъ принимали участіе и нѣкоторые члены кружка Шашкевича, сотрудники «Русалки». Они были арестованы и осуждены на заключеніе въ крѣпости. «Русалка» подверглась конфискаціи. Полиція усмотрѣла прямую связь между революціонной дѣятельностью поляковъ и русинскимъ движеніемъ и приняла мѣры къ его искорененію. Высшее русинское духовенство шло рука объ руку съ {182} австрійской полиціей и всячески старалось подавить стремленіе молодежи. Особенно пострадали Головацкій и Вагилевичъ. Ихъ нѣсколько лѣтъ не посвящали въ священники, лишая такимъ образомъ всякихъ средствъ къ существованію. Вагилевичъ принужденъ былъ дать подписку въ томъ, что никогда не будетъ ничего ни писать, ни печатать какъ въ Галиціи, такъ и заграницей; ему дали приходъ въ глухомъ, медвѣжьемъ углу, но и тамъ не прекращались преслѣдованія со стороны Св. Юра*), такъ что онъ принужденъ былъ, наконецъ, перейти въ протестантство и умеръ почти съ голоду. Шашкевичъ скончался нѣсколько спустя (1843 г.) на тридцать второмъ году жизни, измученный и изломанный непрекращающейся травлей, а всѣ его сверстники и товарищи разсѣялись по Галиціи и большинство ихъ бросило всякую мысль о работѣ для народа, возрожденіи русинской народности, основаніи національной литературы и т.д.

 

Послѣ разгрома кружка Шашкевича снова наступило затишье, продолжавшееся вплоть до конца сороковыхъ годовъ.

 

Хотя сѣмена, брошенныя Шашкевичемъ и его кружкомъ, и не совсѣмъ погибли, хотя идея національнаго возрожденія росла и все сильнѣе и сильнѣе охватывала русинскую молодежь, однако, о какой-нибудь систематической, хотя бы чисто-литературной, дѣятельности нечего было и думать. Св. Юръ уничтожилъ всякую возможность появленія какой-нибудь книжки на народномъ языкѣ. Въ Лейпцигскомъ изданіи «Slavische Jahrbücher», 1846 г., помѣщена статья Головацкаго, въ которой приведены {183} многіе факты, свидѣтельствующіе о возмутительномъ отношеніи высшаго уніатскаго духовенства къ народу, «о нежеланіи его облегчить участь крестьянства, о враждебныхъ проискахъ высшаго духовенства относительно людей, истинно сочувствующихъ народу и старающихся ему помочь».

 

Наступилъ 1848 годъ. Графъ Стадіонъ, губернаторъ Галиціи, объявляетъ уничтоженіе барщины въ Галиціи гораздо раньше, чѣмъ это было совершено въ остальныхъ провинціяхъ Австріи. Онъ внимательно слѣдилъ за всѣмъ, что дѣлается въ Галиціи, и понималъ, что въ самомъ польскомъ обществѣ идутъ приготовленія къ отмѣнѣ барщины. Если крестьяне получатъ эту реформу изъ рукъ польскихъ помѣщиковъ, то это будетъ для австрійскаго правительства крайне невыгодно, – разсуждалъ онъ. Слѣдуетъ крестьянъ привязать къ австрійскому правительству и поэтому нужно облегчить участь крестьянъ раньше, чѣмъ это сдѣлало бы само польское общество.

 

Точно также разсуждалъ Стадіонъ и въ дѣлѣ русинскаго вопроса. Онъ прекрасно понималъ, что окончательно задавить русинское національное движеніе невозможно, что оно не сегодня, такъ завтра усилится настолько, что съ нимъ, пожалуй, и не сладишь. Поэтому онъ рѣшилъ, что австрійскому правительству гораздо выгоднѣе дать русинамъ теперь же то, чего они въ ближайшемъ будущемъ съумѣютъ добиться собственными силами. Этимъ онъ хотѣлъ обязать русиновъ къ благодарности и найти въ нихъ вѣрныхъ союзниковъ въ борьбѣ съ поляками. Какъ дальновидный политикъ, Стадіонъ рѣшилъ опереться въ Галиціи на русинскій {184} элементъ, противопоставивъ его ненадежнымъ въ политическомъ отношеніи полякамъ.

 

По его почину въ Львовѣ была созвана «Головна Рада руска» (Главный русинскій совѣтъ) представителей русинскаго народа.

 

Съѣхалось болѣе трехсотъ русиновъ, преимущественно священниковъ, которые должны были выработать политическую программу для Галиційской Руси.

 

Эти представители заявили, что галиційскіе русины принадлежатъ къ пятнадцатимилліонному малорусскому народу, отдѣльному и отъ поляковъ, и отъ русскихъ. Главный Совѣтъ заявилъ, что его цѣлью будетъ возрожденіе русинской національности и обезпеченіе данныхъ ей правительствомъ правъ. Первымъ средствомъ къ достиженію этого Главный Совѣтъ считаетъ сохраненіе греко-католической вѣры и уравненіе правъ уніатскаго духовенства съ правами священниковъ другихъ обрядовъ. Затѣмъ Главный Совѣтъ рѣшилъ стараться ввести народный языкъ во всѣ школы и стремиться къ тому, чтобы языкъ русиновъ былъ признанъ въ Восточной Галиціи оффиціальнымъ.

 

Во Львовѣ появилась первая русинская газета «Зоря галицка», которая стала органомъ Главнаго Совѣта. Чтобы и остальные славяне знали о стремленіяхъ галиційскихъ русиновъ, Главный совѣтъ послалъ на славянскій съѣздъ въ Прагу трехъ уполномоченныхъ.

 

Хотя Главный Совѣтъ много говорилъ о народномъ просвѣщеніи, однако, это дѣло подвигалось довольно туго, несмотря на то, что сами крестьяне постоянно заявляли Главному Совѣту о необходимости школъ. Прежде чѣмъ позаботиться объ исполненіи просьбъ крестьянъ, Главный {185} Совѣтъ рѣшилъ организовать разныя ученыя и просвѣтительныя общества, задачей которыхъ было бы развитіе русинской литературы. Съ этой цѣлью во Львовѣ былъ устроенъ т.н. «съѣздъ русинскихъ ученыхъ», которые выработали планъ литературной дѣятельности русиновъ, признавъ прежде всего, что галиційско-русинская литература должна развиваться на народномъ языкѣ, хотя нѣкоторые «ученые» склонялись къ мнѣнію, что для этой цѣли самымъ подходящимъ языкомъ былъ бы церковно-славянскій. Рѣшено было перевести для народа молитвенники съ церковно-славянскаго на малорусскій языкъ, а также издать переводъ свода законовъ и приготовить учебники по всѣмъ предметамъ гимназическаго курса. Съѣздъ основалъ общество народнаго просвѣщенія, которое, немного спустя, было названо «Галыцко-руска матыця».

 

«Матыця» издала «Читанку» для дѣтей, чѣмъ и ограничилась на долгое время ея дѣятельность.

 

На засѣданіяхъ Главнаго Совѣта былъ утвержденъ проектъ «Народнаго Дома», который долженъ былъ стать средоточіемъ всего русинскаго національнаго движенія. «Народный домъ» долженъ былъ вмѣщать библіотеку, типографію, музей, книжный магазинъ, залъ для собраній и сцену для театральныхъ представленій.

 

Учрежденіе «Народнаго дома», было послѣднимъ дѣломъ Главнаго Совѣта; вскорѣ (1851 г.) онъ прекратилъ свои засѣданія и распался. Непродолжительное существованіе Главнаго Совѣта не могло принести большой пользы русинамъ вслѣдствіе того, что члены его прежде всего думали о собственныхъ интересахъ, очень мало вниманія обращая на нужды крестьянства. Духовенство, по ихъ мнѣнію, составляло «преимущественную» часть народа, а {186} потому они заботились почти исключительно объ улучшенія быта священниковъ, объ увеличеніи имъ жалованія и т.д., а отъ требованій крестьянства отдѣлывались переводомъ молитвенниковъ. Члены Главнаго Совѣта или, по крайней мѣрѣ, большинство ихъ относилось съ нескрываемымъ презрѣніемъ къ народу и вовсе не поддерживало крестьянъ въ ихъ законныхъ требованіяхъ. Главный Совѣтъ не подумалъ о томъ, что русины только тогда будутъ представлять силу, съ которой должны будутъ всѣ считаться, если русинской интеллигенціи удастся опереться на народъ и быть выразительницей его стремленій. Во всѣхъ поступкахъ Главнаго Совѣта замѣчается только безграничная надежда на милость правительства, которое должно поддерживать русиновъ, какъ крайне вѣрныхъ и нисколько для цѣлости Австріи не опасныхъ подданныхъ.

 

Дѣйствительно, пока правительство нуждалось въ помощи русиновъ, оно ихъ и поддерживало, но лишь только въ этомъ миновала потребность, русины были брошены на произволъ судьбы, и въ Галиціи снова получили преобладаніе поляки.

 

Въ жизни галиційскихъ русиновъ наступило еще разъ затишье, продолжавшееся до начала шестидесятыхъ годовъ, когда послѣ неудачной для Австріи итальянской компаніи, во Львовѣ былъ возстановленъ сеймъ, а изъ Россіи стали проникать въ Галицію сочиненія украинскихъ писателей. Съ 1851 по 1861 годъ одинъ только разъ взволновалась русинская интеллигенція, да и то только по поводу, который не имѣлъ большого значенія. Секретарь министерства народнаго просвѣщенія – чехъ Иречекъ – выработалъ по предложенію правительства для {187} малорусскаго языка новое правописаніе но образцу чешскаго. Проектъ правительства встрѣтилъ дружную оппозицію со стороны всей интеллигенціи, и прежнее правописаніе было спасено.

 

Даже учрежденіе сейма во Львовѣ (1861) – фактъ крайне важный, такъ какъ передъ русинами открывались виды на самостоятельную политическую дѣятельность, – не особенно оживилъ русинскую интеллигенцію. Когда же правительство заявило желаніе созвать общеимперскій парламентъ, то русины, вовсе еще не зная, насколько это для нихъ будетъ полезно, поспѣшили выразить правительству вѣрноподданническія чувства, составили «адресъ довѣрія» министерству и послали депутацію въ Вѣну.

 

Правительство, зная, что русины явятся прекраснымъ и совершенно послушнымъ орудіемъ его замысловъ, допустило въ сеймъ сорокъ русинскихъ депутатовъ, которые стали превосходнымъ тормозомъ для стремленія польскихъ депутатовъ; между тѣмъ среди этихъ послѣднихъ было въ то время много представителей польскаго крестьянства, не обнаруживавшаго никогда никакой вражды къ русинамъ и стремящагося къ улучшенію хозяйственнаго положенія простого народа какъ Западной (польской), такъ и Восточной Галиціи. Съ этими то крестьянскими депутатами должны были итти рука объ руку русинскіе депутаты, еслибъ они заботились о благѣ своего народа. Но этого не было. И въ вѣнскомъ парламентѣ русинскіе депутаты играли такую же плачевную роль во вредъ и своему народу, и всей странѣ, которой представителями они были. Они поддерживали тамъ нѣмецко-централистическую партію и становились въ оппозицію не только относительно поляковъ, но точно также относительно {188} чеховъ и венгровъ. Собственно говоря, русины вовсе не считали необходимостью добиваться чего нибудь путемъ конституціонной борьбы въ сеймѣ и въ парламентѣ; они предпочитали прямо обращаться съ просьбами непосредственно къ министерству. Однако, обыкновенно на всѣ эти просьбы слѣдовалъ вѣжливый, но рѣшительный отказъ. Такимъ образомъ, конституція данная Галиціи, не принесла никакой пользы по винѣ недальновидной русинской интеллигенціи ни ей, ни, тѣмъ менѣе, русинскому крестьянству, которое попрежнему было для интеллигенціи совершенно чуждымъ. Что касается русинской литературы, то съ 1848 по 1861 годъ не появилось рѣшительно ничего, хоть въ какомъ нибудь отношеніи замѣчательнаго, и русинская интеллигенція, послѣ громкихъ заявленій о необходимости литературы на народномъ языкѣ, вернулась къ церковно-славянщинѣ, обильно уснащая ее малорусскими и польскими формами.

 

Однако, несмотря на полную безплодность политической и литературной дѣятельности русинской интеллигенціи, національное сознаніе русиновъ постоянно возрастало; возрастала также и неудовлетворенность той ролью, которую играли русины въ Австріи. Молодая интеллигенція, главнымъ образомъ, студенты и вообще люди, не принадлежащіе къ духовному званію, чувствовали необходимость измѣненія русинской политики.

 

Какъ разъ въ то время – конецъ пятидесятыхъ и начало шестидесятыхъ годовъ – въ Россіи было въ самомъ разгарѣ т.н. украинофильское движеніе, которое имѣло совершенно опредѣленный демократическій, народолюбивый характеръ. Волны этого теченія проникли и въ Галицію. {189}

 

Весной 1861 г. во Львовѣ впервые появилась поэма Т.Г. Шевченко «Гайдамаки». Это произведеніе украинскаго кобзаря сразу же произвело цѣлый переворотъ. Русинская молодежь расхватала привезенные изъ Кіева экземпляры поэмы Шевченка, переписывала ее и распространяла сотни списковъ по всей Галиціи. Были выписаны и другія произведенія Шевченка, молодежь зачитывалась ими, заучивала наизусть и декламировала ихъ при всякомъ удобномъ случаѣ.

 

Львовскіе студенты начинаютъ увлекаться всѣмъ украинскимъ; они расхаживаютъ по улицамъ, разодѣтые въ казацкіе костюмы, въ высокихъ смушковыхъ шапкахъ съ красными верхами, распѣвая украинскія пѣсни.

 

Подъ вліяніемъ стихотвореній Шевченка русинская молодежь проникается народолюбіемъ, обращаетъ вниманіе на крестьянство и все больше и больше начинаетъ говоритъ по малорусски. Газета «Слово» пріобрѣтаетъ довольно опредѣленный украинофильскій характеръ, Перепечатываетъ статьи изъ петербургской «Основы» и т.д. Однако, хотя «Слово» и высказывалось за то, что литература галиційскихъ русиновъ должна развиваться на народномъ языкѣ, тѣмъ не менѣе всѣ статьи этого изданія печатались обыкновенной галиційской смѣсью церковно-славянскаго съ малорусскимъ. Недовольная этимъ молодежь основываетъ журналъ «Вечерныці» (1862–63). По прекращеніи «Вечерныць» выходятъ (1863–64) «Мета» и «Ныва».

 

Галичане задумали серьезно заняться просвѣщеніемъ народа посредствомъ общественныхъ изданій. «Слово» издаетъ прибавленіе для народа и начинаютъ выходить народные журналы: «Ны до Грома», «Дімъ и {190} школа», «Неділя»; появляются первыя брошюры для народа научнаго содержанія, при «Народномъ домѣ» основывается первая читальня.

 

Казалось бы, что русины попали, наконецъ, на правильную дорогу, и дальнѣйшее естественное развитіе русинской народности въ Галиціи было уже обезпечено, но на самомъ дѣлѣ до этого было еще очень далеко, а между тѣмъ внѣшнія событія снова остановили нормальный ходъ дѣлъ въ Галиціи.

 

Неудачная войны Австріи съ Пруссіей (1866) въ значительной степени ослабили первую. Венгры и поляки снова подняли голову, и правительство пошло на уступки. Поляки получили «Краевой школьный совѣтъ» – нѣчто въ родѣ собственнаго министерства народнаго просвѣщенія; польскій языкъ былъ введенъ во всѣ среднія и высшія учебныя заведенія и признанъ оффиціальнымъ во всѣхъ административныхъ и судебныхъ учрежденіяхъ Галиціи. Однимъ словомъ, всегда вѣрные и преданные правительству русины оказались не при чемъ. Правительство ихъ совершенно оставило.

 

На русиновъ это произвело удручающее впечатлѣніе. Привыкнувъ постоянно надѣяться не на собственныя силы, а на поддержку правительства, они пришли въ отчаяніе. Особенно поражены были старшая интеллигенція или т.н. «святоюрцы». Эта часть интеллигенціи, потерявъ всякую надежду на Австрію, обратила свои взоры на Россію. Австрія послѣ войны съ Пруссіей была крайне слаба, такъ что существовало убѣжденіе, что она въ ближайшемъ будущемъ распадется, а Галиція въ такомъ случаѣ будетъ присоединена къ Россіи. Имѣя это именно въ виду, «святоюрцы» рѣшили заранѣе открыто {191} заявить свои симпатіи къ Россіи, чтобы въ случаѣ отпаденія Галиціи отъ Австріи воспользоваться новыми политическими условіями и занять выгодное для себя положеніе и въ новомъ отечествѣ. Въ «Словѣ» – органѣ «святоюрцевъ» – появилась статья, въ которой они отреклись отъ всего того, что сами признали въ 1848 г. своимъ «самымъ дорогимъ сокровищемъ» и заявили, что между русинами и великороссами нѣтъ никакой разности, что для всѣхъ восточныхъ славянъ должна существовать одна великорусская литература.

 

Однако, въ своихъ изданіяхъ «святоюрцы», прозванные потомъ «москвофилами» или старорусинами, не перестали употреблять какую-то чудовищную смѣсь языковъ церковно-славянскаго, малорусскаго, польскаго и великорусскаго и буквально ничего не сдѣлали, чтобы познакомить галиційскую публику съ дѣйствительной русской литературой. Къ старорусинской партіи примкнули многіе изъ недавнихъ украинофиловъ, какъ Б. Дѣдицкій, который даже издалъ брошюру «Въ одинъ часъ малорусину выучиться по великорусски», что, однако, не мѣшало ему употреблять во всѣхъ своихъ многочисленныхъ произведеніяхъ невѣроятный жаргонъ, ничего общаго съ русскимъ литературнымъ языкомъ не имѣющій.

 

Хотя въ рукахъ старорусиновъ оказались почти всѣ общественныя учрежденія, какъ «Народный Домъ», «Матыця» и т.д., однако, они бросили всякую мысль о работѣ для народа и, сложа руки, ожидали, что вотъ явятся русскія войска, отнимутъ Галицію отъ Австріи, и тогда они восторжествуютъ и будутъ полными хозяевами во вновь присоединенномъ къ Россіи краѣ. Но ихъ надежды не осуществлялись, а тѣмъ временемъ поляки {192} мало-по-малу получили все въ свои руки. Число депутатовъ-русиновъ во львовскомъ сеймѣ было сведено почти на нуль.

 

Украинофильская партія, въ составъ которой входила почти исключительно молодежь, была довольно слаба, но всетаки не переставала работать для развитія народной литературы и для просвѣщенія крестьянства. Въ 1868 г. украинофилы основываютъ общество для изданія народныхъ книжекъ «Просвіта», которое имѣетъ громадное значеніе въ исторіи просвѣщенія въ Галиціи.

 

Это общество издало множество книжекъ для народнаго чтенія и цѣлый рядъ учебниковъ по всѣмъ предметамъ гимназическаго курса. Особенное значеніе пріобрѣла «Просвіта» въ то время, когда ей удалось привлечь къ себѣ талантливаго писателя – Осипа Федьковича.

 

Старорусины, видя, что украинофилы серьезно принялись за дѣло просвѣщенія крестьянскихъ массъ, и опасаясь, что такимъ образомъ народъ можетъ всецѣло перейти на сторону украинофиловъ, рѣшили обратить, наконецъ, вниманіе на народъ. Обладая довольно значительными средствами, старорусины задумали взять въ свои руки дѣло просвѣщенія народа. Съ 1869 г. «Слово» начинаетъ издавать «простонародное прибавленіе» подъ названіемъ «Слово до громадъ», а одинъ изъ старорусиновъ издаетъ въ 1869–70 гг. народный сельско-хозяйственный журналъ «Господарь».

 

Однако, всѣ эти старанія о просвѣщеніи народа истекали единственно изъ боязни, что украинофилы получатъ въ Галиціи преобладаніе; на самомъ же дѣлѣ они попрежнему относились къ «мужику» съ презрѣніемъ. Зато между молодыми москвофилами находились люди, {193} которые совсѣмъ иначе смотрѣли на народъ, прониклись истинной любовью къ нему и совершенно искренно стали радѣть объ улучшеніи его положенія. Однимъ изъ такихъ старорусиновъ былъ священникъ Иванъ Наумовичъ.

 

Наумовичъ былъ нѣкогда ярымъ патріотомъ, участвовалъ даже въ возстаніи, потомъ почувствовавъ себя русиномъ, примкнулъ къ украинофиламъ и, наконецъ, рѣшительно перешелъ на сторону москвофиловъ.

 

Наумовичъ основалъ въ 1871 г. въ Коломыѣ первую политическую газету для народа «Русская Рада», а въ слѣдующемъ году началъ издавать мѣсячникъ «Науку». Наумовичъ обладалъ цѣнными качествами, крайне рѣдкими въ то время у дѣятелей обѣихъ партій – это полнымъ знаніемъ нуждъ и потребностей народа и пониманіемъ его интересовъ. Кромѣ того, Наумовичъ мастерски владѣлъ народнымъ языкомъ. Въ своихъ изданіяхъ Наумовичъ затрагивалъ всѣ политическіе, научные, нравственные и практическіе вопросы, какіе только могли интересовать галиційское общество, вслѣдствіе чего и народъ и интеллигенція одинаковымъ рвеніемъ бросились читать «Науку» и «Русскую Раду». Наумовичъ проводилъ мысль объ устройствѣ общественныхъ магазиновъ, ссудосберегательныхъ кассъ, ремесленныхъ обществъ, обществъ трезвости и т.д. Особенное вниманіе обратилъ онъ на читальни.

 

Хотя мысль о читальняхъ появилась прежде всего у младорусиновъ, такъ какъ уже въ уставѣ «Просвіты» былъ параграфъ, по которому это общество должно было заниматься основаніемъ народныхъ библіотекъ и читаленъ, однако, младорусины ничего не сдѣлали въ этомъ {194} направленіи. Наумовичъ горячо принялся за это дѣло. И на собраніяхъ старорусинскаго общества «Русская Рада», и въ своихъ газеткахъ онъ убѣждалъ русиновъ основывать читальни и, благодаря его стараніямъ, до 1878 г. по селамъ и мѣстечкамъ было основано болѣе 150 читаленъ.

 

Между тѣмъ основное младорусинское общество «Просвіта» развивалось очень успѣшно. Ея изданія расходились среди народа въ большомъ количествѣ, а нѣкоторые брошюры «Просвіты» вскорѣ потребовали второго изданія. Наумовичъ понялъ, что старорусинамъ слѣдуетъ позаботиться объ основанія точно такого же просвѣтительнаго общества, которое занялось бы изданіемъ книжекъ для народнаго чтенія. Наумовичъ предложилъ обратить капиталъ, завѣщанный старорусинской партіи умершимъ въ 1872 г. въ Россіи галичаниномъ Михаиломъ Качковскимъ, на учрежденіе такого общества.

 

Проектъ Наумовича былъ одобренъ, общество было основано и названо «Обществомъ им. М. Качковскаго». Новое общество благодаря тому вліянію, которымъ пользовался Наумовичъ, сразу же привлекло въ члены нѣсколько тысячъ крестьянъ, а изданія «Общества Качковскаго» расходились въ количествѣ до шести тысячъ экземпляровъ. Такимъ образомъ, Наумовичъ одинъ сдѣлалъ гораздо больше для народа, чѣмъ всѣ галиційскіе украинофилы, вмѣстѣ взятые. Сила въ томъ, что народолюбіе Наумовича истекло изъ его знакомства съ народомъ, въ то время какъ демократизмъ галиційскихъ украинофиловъ былъ наноснымъ, искусственнымъ, попросту сказать – модой. Демократическія, народолюбивыя мысли Тараса Шевченко и его единомышленниковъ привились какъ слѣдуетъ только у очень немногихъ украинофиловъ въ {195} Галиціи. Для большинства ихъ эти мысли были очень мало понятны. Поэтому и неудивительно, что, несмотря на легкій украинофильскій народолюбивый налетъ, закваска русинскаго общества осталась въ сущности такой же косной и отсталой, какъ и прежде. Младорусины обратили главное вниманіе на развитіе литературы для образованнаго класса и поэтому въ дѣлѣ просвѣщенія народа, за которое принялись сначала очень рьяно, позволили опередить себя старорусинамъ.

 

Что касается старорусиновъ, то они, агитировали противъ младорусиновъ, гдѣ только могли. Во Львовѣ противъ младорусиновъ, или какъ они себя сами называютъ – народовцевъ, выступило высшее духовенство до такой степени враждебно, что, когда была основана «Просвіта», то св. Юръ не позволилъ даже отслужить молебствія. Передъ молодежью и народомъ старорусины честили своихъ противниковъ какъ отступниковъ, безбожниковъ, враговъ уніатской церкви и всего русинскаго. Несмотря на это, народовцы находили все болѣе и болѣе сторонниковъ среди молодежи, именно среди болѣе передовой ея части. Незначительная первоначально партія постепенно усиливалась, возростала и вскорѣ окрѣпла настолько, что могла бороться со старорусинами не безъ надежды на успѣхъ.

 

Въ 1873 г. народовцы основали ученое «Общество имени Шевченки», которое должно было стать главнымъ средоточіемъ литературной и научной дѣятельности всей Галиційской Руси. Съ 1874 г. во всѣхъ классахъ такъ называемой академической гимназіи было введено преподаваніе на малорусскомъ языкѣ, такъ какъ громадное большинство преподавателей этой гимназіи составляли {196} народовцы. Нетерпимость и презрѣніе старорусиновъ къ народному языку возросли до такой степени, что они не захотѣли посылать своихъ дѣтей въ единственную русинскую гимназію, а предпочитали отдавать ихъ въ нѣмецкую. Относясь съ презрѣніемъ къ языку своего народа, какъ къ «мужицкому», старорусины тѣмъ не менѣе совсѣмъ не старались усвоить себѣ русскій языкъ, который они считали единственнымъ возможнымъ литературнымъ языкомъ для всѣхъ отраслей восточной вѣтви славянскаго племени. Въ изданіяхъ старорусиновъ господствуетъ тотъ странный языкъ, на которомъ не говоритъ ни одинъ народъ въ мірѣ – такъ называемое въ Галиціи «язычье». Впрочемъ, нужно замѣтить, что среди старорусиновъ, за исключеніемъ бывшаго украинофила Наумовича, не было ни одного талантливаго литературнаго дѣятеля, и вообще литературная дѣятельность этой партіи имѣла очень скромные размѣры.

 

Что касается народовцевъ, то, по мѣрѣ того, какъ эта партія развивалась и усиливалась, она все болѣе и болѣе теряла свой первоначальный народолюбивый, демократическій характеръ. Чтобы привлечь на свою сторону духовенство, большинство котораго принадлежало къ старорусинамъ, народовцы должны были поступиться не однимъ изъ своихъ основныхъ взглядовъ. Въ концѣ концовъ, дѣло дошло до того, что народовцы по своимъ взглядамъ перестали отличаться отъ старорусиновъ, и, если между этими двумя партіями и остались коренныя разногласія, то единственно по вопросамъ литературы и языка.

 

Старорусины признавали права народнаго языка только въ популярныхъ изданіяхъ, народовцы же пользовались {197} имъ во всѣхъ отрасляхъ литературы и для интеллигенціи, и для народа. Но и здѣсь народовцы пошли на уступку вводя въ своихъ изданіяхъ въ угоду старорусинамъ крайне запутанное и ни съ чѣмъ несообразное правописаніе вмѣсто у потребляемой прежде такъ называемой «кулишовки».

 

Если въ произведеніяхъ народовцевъ, предназначенныхъ для образованнаго класса, еще и сохранились кое какіе передовые и свободолюбивые взгляды, то въ ихъ народныхъ изданіяхъ не было объ этомъ и помину. По отношенію къ народу народовцы становятся на точку зрѣнія уніатскаго духовенства. Ни общественныхъ, ни экономическихъ вопросовъ народовцы въ своихъ изданіяхъ для народа не затрагиваютъ. У народовцевъ былъ только одинъ человѣкъ, который, дѣйствительно зналъ и любилъ народъ и умѣлъ писать для него – это Федьковичъ. Но и тотъ познакомившись ближе съ народовцами и увидѣвъ, что у тѣхъ очень мало искренней любви къ народу, тотчасъ же съ ними разошелся, пересталъ принимать какія бы то ни было участія въ изданіи книжекъ «Просвіта» и уѣхалъ въ Буковину.

 

Народъ и самъ скоро убѣдился въ неискреннемъ отношеніи къ нему интеллигенціи обѣихъ русинскихъ партій и, разочаровываясь въ нихъ все болѣе и болѣе, сталъ поступать въ польскіе земледѣльческіе кружки, которые хоть немного да улучшали его хозяйственное положеніе. Читальни закрывались одна за другой, и крестьяне отвернулись даже отъ самаго симпатичнаго для нихъ дѣятеля – Ивана Наумовича, проваливъ его на выборахъ въ томъ именно округѣ, гдѣ его дѣятельность была болѣе всего извѣстна. {198}

 

Между тѣмъ обѣ партіи попрежнему кормили народъ нравоучительными проповѣдями о томъ, что де всѣ несчастья мужика проистекаютъ изъ его строптивости, лѣности, пьянства и другихъ пороковъ. Отложивъ въ долгій ящикъ всякія попеченія объ истинныхъ народныхъ интересахъ, и старорусины и народовцы посвятили всѣ свои силы ожесточеннымъ спорамъ по вопросамъ исторіи, языка и правописанія. Всѣ изданія обѣихъ партій переполнились досужей болтовней о томъ, что такое русины, составляютъ ли они самостоятельную народность или только отрасль русскаго племени, представляетъ ли малорусская рѣчь самостоятельный языкъ или только нарѣчіе русскаго языка и т.д. Разумѣется, что всѣ эти споры не привели рѣшительно ни къ какимъ результатамъ, а только озлобили до крайней степени обѣ стороны.

 

Каждая партія называла членовъ другой измѣнниками, предателями, врагами Руси и т.д. Это, наконецъ, привело къ тому, что въ русинскихъ газетахъ не было ничего кромѣ брани.

 

Между тѣмъ среди русинской молодежи обѣихъ партій стало появляться новое теченіе. Подъ вліяніемъ ознакомленія съ передовой западно-европейской литературой, русинская молодежь стала живо интересоваться общественными вопросами, народнымъ образованіемъ, политической дѣятельностью и т.д. Этой молодежи надоѣли безконечные споры старшей интеллигенціи, а потому она выдѣлилась въ самостоятельную группу. Въ органахъ этой молодежи стали появляться статьи, вмѣняющія обязанности русинскаго образованнаго класса по отношенію къ простому народу. Въ этихъ органахъ была собрана масса въ высшей степени интереснаго для русинскаго общества, {199} совершенно новаго матеріала по общественнымъ, политическимъ, литературнымъ вопросамъ, что не могло не оказать вліянія и на старшую интеллигенцію. Мало-по-малу мысли, проповѣдуемыя молодежью, находятъ откликъ у народовцевъ. И народовцы начинаютъ серьезно относиться къ своимъ обязанностямъ къ крестьянству. Когда же въ 1879 г. въ парламентъ были выбраны русинскими крестьянами только три депутата-русина, то интеллигенція сообразила, что дѣло плохо, что нужно во чтобы то ни стало сблизиться съ народомъ и заняться его судьбой. Народовцы рѣшаютъ, что вмѣсто народной газетки «Письмо з Просвіты», которая, по уставу этого общества, не имѣла права затрогивать политическіе вопросы, нужно основать газету въ совершенно другомъ родѣ. И вотъ съ октября 1879 года одинъ изъ нихъ начинаетъ издавать «Батьківщину» («Отечество») – газету, которая очень мало отличалась по направленію отъ органовъ молодежи. Народовцы не стѣснялись брать прямо изъ изданій молодежи тѣ мысли, которыя имъ казались въ данномъ случаѣ полезными, и выдавать ихъ за свои собственные. «Батьківщина» становится на почву защиты интересовъ крестьянъ отъ всякихъ эксплуататоровъ и обращаетъ главное вниманіе на политическіе и экономическіе вопросы.

 

Другой народовецъ Владиміръ Барвинскій основываетъ въ 1880 г. политическую газету для интеллигенціи «Діло». Эта газета высказалась въ духѣ совмѣстной работы всей интеллигенціи, безъ различія партій, въ пользу народа. Движеніе, вызванное молодежью, было настолько сильно, что увлекло и Барвинскаго. По его почину въ Львовѣ въ 1880 г. было созвано первое русинское всенародное вѣче, на которое собралось болѣе 2.000 русиновъ, {200} преимущественно крестьянъ и мелкихъ мѣщанъ; передъ ними выступали съ рѣчами и старорусины, и народовцы. Произошло сближеніе между интеллигенціей и народомъ. Во всѣхъ русинскихъ газетахъ и журналахъ доказывается необходимость основыванія читаленъ. «Просвіта» щедро одаряетъ своими изданіями вновь открывавшіяся читальни; редакція «Батьківщины» беретъ на себя посредничество между читальнями и властями. «Общество Качковскаго» подражаетъ «Просвітѣ» и тоже разсылаетъ безплатно свои изданія по читальнямъ. Подъ вліяніемъ общаго дѣла на время исчезаетъ всякая разница между старорусинами, народовцами и молодежью.

 

Но прошли первые годы увлеченія, среди народовцевъ снова стали поднимать голову болѣе отсталые элементы. Мало-по-малу народовцы стали проявлять стремленія, положительно вредныя для русинскаго крестьянства. У нихъ пробудилось старое влеченіе къ сдѣлкамъ, желаніе заручиться поддержкой правительства и правящей въ Галиціи аристократической партіи, одинаково вредной какъ для русиновъ, такъ и для польскаго крестьянства. Молодежь, принимавшая участіе въ изданіяхъ народовцевъ, попыталась было противиться такимъ ихъ стремленіямъ, но тогда на нее посыпались всякія преслѣдованія, такъ что молодежь не сочла возможнымъ дальше работать вмѣстѣ съ народовцами.

 

Вслѣдствіе этого она выдѣлилась въ концѣ восьмидесятыхъ годовъ въ самостоятельную радикальную, крестьянскую партію. Во главѣ этой партіи стали: Иванъ Франко и Михаилъ Павликъ. Органами радикаловъ явились: «Народ» для интеллигенціи и «Хлібороб» для крестьянъ. Кромѣ того, они начали издавать «Научно-литературную {201} библіотеку» и вообще развили очень энергическую литературную дѣятельность.

 

Русинская радикальная партія соотвѣтствуетъ польской крестьянской партіи и во время выборовъ тамъ, гдѣ населеніе смѣшанное идетъ съ этой послѣдней рука объ руку. И среди русинскихъ крестьянъ почти также, какъ и среди польскихъ, замѣтно сближеніе съ городскими рабочими. Крестьяне-русины поддерживали рабочихъ кандидатовъ и содѣйствовали выбору одного изъ нихъ въ львовскомъ округѣ.

 

Въ настоящее время русинская крестьянская партія, подобно польской, выдвигается все больше на первый планъ, а народовцы теряютъ почву подъ ногами, какъ ее уже потеряли старорусины. Крестьянская русинская партія постоянно развивается, пріобрѣтаетъ все новыхъ сторонниковъ среди людей изъ образованнаго класса и въ недалекомъ будущемъ будетъ навѣрное праздновать такую же побѣду, какую торжествовала польская.

 

Намъ остается еще сказать нѣсколько словъ о евреяхъ.

 

Такъ какъ евреи представляютъ въ Галиціи громадную часть населенія, то совершенно понятно, что и они играютъ важную политическую роль, что и въ ихъ средѣ есть различныя политическія партіи, которыя ведутъ между собой ожесточенную борьбу.

 

Эта борьба не такъ замѣтна, какъ борьба польскихъ или русинскихъ партій, потому что у евреевъ религіозное единство играетъ очень важную роль, однако, тѣмъ не менѣе въ самое послѣднее время и здѣсь она принимаетъ все болѣе и болѣе рѣзкія формы.

 

Въ большинствѣ случаевъ и до сихъ поръ еще темная еврейская масса играетъ роль послушнаго слѣпого орудія {202} въ рукахъ вліятельныхъ фанатичныхъ раввиновъ, которые во время выборовъ отдаютъ приказанія евреямъ голосовать въ пользу того или другого кандидата. Такъ какъ на раввиновъ имѣютъ наибольшее вліяніе богатые евреи, то вполнѣ понятно, что раввины отдаютъ приказаніе голосовать въ пользу тѣхъ кандидатовъ, которые выгодны именно для богатыхъ евреевъ. Для богатаго же еврея въ Галиціи выгоднѣе всего держать сторону правительства и вообще сильныхъ міра сего, потому что это облегчаетъ ему обдѣлываніе всякаго рода дѣлъ. Поэтому то еврейскія массы всегда поддерживали до сихъ поръ тѣхъ кандидатовъ, которыхъ выставляла властвующая въ Галиціи партія, которая уступала всегда нѣсколько депутатскихъ мѣстъ вліятельнѣйшимъ изъ евреевъ. Понятно, что такіе евреи заботились единственно объ интересахъ богатыхъ евреевъ, а не объ интересахъ темныхъ массъ, влачащихъ самое жалкое существованіе.

 

Но въ самое послѣднее время среди извѣстной части этихъ массъ начало просыпаться самосознаніе. Еврейскіе рабочіе поняли, что выбирать такихъ депутатовъ, которые и не думаютъ заботиться объ ихъ интересахъ, имъ невыгодно и они стали подавать голоса въ пользу тѣхъ же кандидатовъ, которыхъ выбирали и рабочіе христіане. Такъ, при выборахъ въ парламентъ въ 1897 г. все бѣднѣйшее еврейское населеніе голосовало въ пользу рабочихъ кандидатовъ, несмотря на то, что раввины приказали имъ голосовать въ пользу правительственныхъ кандидатовъ.

 

Эта борьба въ средѣ галиційскаго еврейства настолько усиливается и несомнѣнно со временемъ приведетъ въ окончательному разрыву между двумя слоями еврейскаго общества. Пока еще истинное просвѣщеніе не проникло, {203} какъ слѣдуетъ, въ еврейскія массы, всевозможнымъ мошенникамъ, разыгрывающимъ роль «чудотворцевъ» удается надувать и эксплуатировать ихъ, но весьма многіе признаки указываютъ на то, что такое положеніе дѣлъ продолжится уже весьма недолго, и галиційскій бѣдный еврей соединится съ тѣми, кто лучше всего будетъ защищать его интересы. {204}

 

 

*) Св. Юръ – львовскій уніатскій монастырь, мѣстопребываніе митрополита и высшаго духовенства {183}

 

Василевский Л. Современная Галиция. СПб.: Тип. Т-ва «Народная польза», 1900. С. 175–204.

 

I Ошибка. Правильное название – «Украинскія народныя пѣсни».

 

II Ошибка. Правильное название – «Грамматика малороссійскаго нарѣчія».

Ответить

Фотография Стефан Стефан 26.12 2018

БРУСИ́ЛОВСКИЙ ПРОРЫ́В 1916 (Луцкий прорыв), наступательная операция рос. Юго-Зап. фронта в 1-й мировой войне. Предпринята с целью разгромить австро-герм. войска в Галиции и на Волыни и оказать помощь зап. союзникам России, попавшим в тяжёлое положение под Верденом (Франция) и в Трентино (Италия).

 

1e6688d3b131.jpg

 

Войскам Юго-Зап. фронта (8, 11, 7 и 9-я армии – всего св. 644 тыс. чел., ок. 2 тыс. орудий, в т.ч. 168 тяжёлых орудий; команд. – ген. от кав. А.А. Брусилов) противостояли австро-венг. 4, 1, 2 и 7-я армии, герм. Юж. армия и 2 армейские группы (всего св. 475 тыс. чел., ок. 1,9 тыс. орудий, в т.ч. 545 тяжёлых орудий; команд. – эрцгерцог Фридрих). Наступление началось 22 мая (4 июня), на 2 недели раньше намеченного срока (по просьбе союзников), после продолжительной и эффективной артиллерийской подготовки. Прорыв был осуществлён на 13 участках с последующим развитием в сторону флангов и в глубину. На направлениях гл. ударов армий было создано превосходство над противником: в живой силе в 2–2,5 и в артиллерии в 1,5–1,7 раза, что обеспечило быстрое развитие тактич. прорыва в оперативный. Наступая в полосе до 450 км, рос. войска отбросили противника в зап. направлении на 80–120 км. В ходе наступления рос. войска 25 мая (7 июня) овладели г. Луцк, 5(18) июня – г. Черновцы (Черновицы), 16(29) июля – г. Броды, а в конце июля – городами Галич и Станислав (ныне Ивано-Франковск), очистили от противника Буковину. Однако из-за отсутствия сильных фронтовых резервов, запоздалого ввода стратегич. резерва (Особая армия, в состав которой вошла Гвардия императорская), а также ввода противником в сражение крупных сил, снятых с др. фронтов, дальнейшего развития наступление Юго-Зап. фронта не получило. 9(22) авг. войска Юго-Зап. фронта перешли к обороне на достигнутых рубежах. Потери австро-венг. войск и пришедших им на помощь герм. войск составили до 1,5 млн. чел. (в т.ч. ок. 420 тыс. пленными) и до 600 орудий; российских – до 500 тыс. чел.

 

В ходе Б.п. австро-венг. армия потерпела сокрушительное поражение, оправиться от которого в полной мере не смогла до конца войны. Б.п. оттянул с Зап. и Итал. фронтов 34 герм. и австро-венг. дивизии, что существенно облегчило положение союзников. Б.п. внёс решающий вклад в достижение перелома в войне в пользу Антанты: стратегич. инициатива, которой Германия владела с начала войны, была ею утрачена. Впервые осуществлён прорыв позиционной обороны противника в оперативном масштабе нанесением нескольких дробящих ударов на широком фронте. Начавшись как обычная фронтовая наступат. операция с ограниченными целями, Б.п. постепенно приобрёл стратегич. характер.

 

 

Лит.: Ветошников Л.В. Брусиловский прорыв. М., 1940; Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. М., 1976; Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2004.

 

Брусиловский прорыв 1916 // Большая российская энциклопедия

http://bigenc.ru/dom...ry/text/1885446

Ответить

Фотография Стефан Стефан 27.01 2019

К тому времени она была отторгнута от России литовцами и поляками в виду разгрома Руси монголами, а после 3-го раздела РП перешла по решению Тройственного союза в состав сначала АИ, а за тем (после 1848 г.) - АВИ.

Эта чушь противоречит известным историческим фактам. Дуалистическая конституционная монархия Австро-Венгрия была создана в результате Австро-венгерского соглашения 1867 г. между австрийским императором Францем Иосифом I и венгерским государственным собранием. Галиция находилась под властью Габсбургов в 1772–1918 гг., хотя во время войн её восточную часть несколько раз временно оккупировали.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 27.01 2019

в период с 1863 г. по 1914 г. "украинофильские" партии не состояли из поляков и не находились под управлением их общин и национального центра

Иного и быть не могло: с 1848 г. у галицийских восточных славян (русинов, позже украинофилов и русофилов) широко распространяются националистические настроения и вражда к полякам, т.к. представители этого народа держали в своих руках управление краем с 1860-х гг. Тем не менее, в отдельных случаях местные польские власти поддерживали украинофилов против русофилов, а затем русофилов против украинофилов. Однако те и другие вели ожесточённую борьбу против польского господства в Галиции (например, украинофилы в 1894–1914 гг.).

 

Политика примиренія съ поляками уже успѣла обнаружить свою несостоятельность, а выборы въ сеймъ въ 1897 г., объединившіе въ одномъ чувствѣ вражды къ полякамъ украинцевъ и «москалефиловъ», внесли полный разбродъ въ украинскую политическую мысль. Грушевскій нашелъ выходъ изъ этого положенія, сплотивъ въ 1900 г. національные оппозиціонные элементы въ новую партію, которая получила названіе народно-демократической. Какъ названіе ея, такъ и программа чрезвычайно близко напоминали польскую народно-демократическую партію, которая именно въ эту пору пріобрѣтала все больше значенія какъ на почвѣ Галиціи, такъ и въ Царствѣ Польскомъ. Обѣимъ этимъ партіямъ, украинской и польской, принадлежала видная роль въ теченіе перваго десятилѣтія XX вѣка. Но ничто не обладаетъ такой непрочностью, какъ политическія партіи, и народная демократія въ Галицкой Руси устарѣла, въ концѣ-концовъ, такъ же, какъ въ Польшѣ. Рядомъ съ народной демократіей и въ Галицкой Руси возникла соціалъ-демократическая партія, не чуждая, какъ и польская соціалистическая партія, націоналистическаго колорита. Такъ приблизительно обстояло дѣло въ половинѣ перваго десятилѣтія новаго вѣка: украинцы и «москалефилы» стояли другъ противъ друга, какъ два враждебные лагеря; поляки представлялись врагами обоихъ лагерей и съ ними заключались только практическіе компромиссы. Польскіе консерваторы, все еще сохранявшіе свою власть въ Галиціи, готовы были сдѣлать украинцамъ ту или другую національную уступку, чтобы отдалить моментъ разговоровъ о введеніи новой избирательной системы или уступокъ на почвѣ соціальнаго законодательства (Wasilewski. 170). Точно такъ же эти политики не чуждались компромисса съ русскими партіями («москалефилами»), когда надѣялись съ помощью этихъ консервативно настроенныхъ партій задержать натискъ украинской оппозиціи. Все это создавало въ продолженіе многихъ лѣтъ въ галиційской политической жизни атмосферу смуты.

 

Погодин А.Л. Славянский мир. Политическое и экономическое положение славянских народов перед войной 1914 года. М.: Тип. Т-ва И.Д. Сытина, 1915. С. 179.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 29.01 2019

Интересно. Были ж времена, когда в Галиции гордились своим русским происхождением.

Русинская идентичность сохранялась в Галиции по крайней мере до 1939 г.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 30.01 2019

Интересная информация о враждебном отношении украинофилов Галиции к польским повстанцам из России:

 

Обстоятельный анализ восстания 1863 г., сделанный С. Кеневичем, хорошо показывает призрачный характер его хода на Украине. В комитет «Рух», созданный в июне 1862 г. Эдмундом Ружицким, сыном генерала 1831 г., входило всего несколько человек в Киеве, он в большей степени был связан с Варшавой, чем представлял интересы местной шляхты. Плохая организация, до сих пор не установленное и, скорее всего, небольшое количество членов, отсутствие какой-либо автономии в отношениях с Варшавой ‒ все это обрекало на поражение горстку людей, к которой с огромным подозрением относились местные помещики и с безграничной враждебностью ‒ крестьяне168. Последние ловили и зачастую убивали киевскую молодежь, осмелившуюся пропагандировать идеи восстания. Ружицкому с 260 кавалеристами под своей командой пришлось отступить из Подольской губернии. Он зря будет ждать помощи извне: Высоцкого из Царства Польского или Галиции, Микловского из Добруджи или даже Гарибальди, который должен был прийти через Одессу! Все это были пустые мечты. Польские помещики больше всего боялись отказа крепостных отрабатывать барщину, что стало к этому времени повсеместным явлением. К битве за Польшу землевладельческая шляхта была готова не лучше, чем ее выборные представители, о деятельности которых уже шла речь выше. {544}

 

После ареста в августе 1863 г. Мавриция Дружбацкого, перевозившего письма, счета и печати, царские власти приступили к ликвидации всей сети: до весны 1864 г. продолжались аресты, конфискации, ссылки, и все это ‒ несмотря на недостаточность обвинений. Попытка уцелевших вместе с Э. Ружицким в начале 1864 г. установить связь с украинскими деятелями, которые группировались вокруг газеты «Мета» («Цель») во Львове, закончилась ничем. Редакция ответила, что «пожалование» золотых грамот с тридцатилетним опозданием уже никаких результатов не даст. {545}

 

 

168 Kieniewicz S. Powstanie styczniowe. S. 297‒300, 497‒498. На тему плохой подготовки и ошибок «повстанцев» см.: Szmyt A. Plany rozszerzenia powstania styczniowego na ziemie ruskie // Echa Przeszłości. 2004. № 5. S. 111‒134. {558}

 

Бовуа Д. Гордиев узел Российской империи: Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793‒1914) / Авториз. пер. с фр. М. Крисань. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 544‒545, 558.
Ответить

Фотография Стефан Стефан 03.02 2019

Среди многочисленных провинций, составлявших Габсбургскую империю, было и Королевство Галиции и Лодомерии. Так официально именовались земли, вошедшие в состав Австрийской монархии после разделов Речи Посполитой в 1772 г. Позднее, в 1850 г., официальное название стало звучать как Королевство Галиции и Лодомерии с Великим княжеством Краковским и княжествами Освенцимским и Заторским (Königreich Galizien und Lodomerien mit dem Großherzogtum Krakau und den Herzogtümern Auschwitz und Zator). Своим происхождением название новой провинции обязано древнему Галицко-Волынскому княжеству. То, что земли княжества некоторое время принадлежали короне святого Стефана, позволило Габсбургам официально закрепить эти земли за собой. Однако в состав новой провинции вошли и земли бывшей Речи Посполитой, не имевшие отношения к Галицкому княжеству. Волынь же, бывшая частью древнерусского княжества, вошла в состав Российской империи, и на нее Габсбурги претензий не предъявляли.

 

Территория края составляла 78 492 кв. км с населением около 2 млн человек. Столицей края был Львов, или по-немецки – Лемберг. В 1850 г. Галиция была поделена на два судебных округа с центрами в Кракове и Львове, что фактически закрепило разделение Галиции на Западную и Восточную. Вся провинция {7} состояла из 79 поветов, в свою очередь разделявшихся на гмины. Всего в Галиции было 6 тыс. 225 гмин1. Во главе края стоял наместник, назначавшийся императором, его юрисдикции подлежало большинство административных вопросов. После принятия конституции 1867 г. органом самоуправления края стал Сейм, избиравшийся по куриальной системе. Председательствующий, маршал сейма, назначался императором из числа депутатов.

 

Этнический состав провинции был неоднородным. Согласно последней проведенной в Габсбургской империи переписи 1910 г. в провинции проживало 7 млн 884 тыс. человек. Из них 4 млн 675 тыс. принадлежало польскому населению и 3 млн 207 тыс. – к восточнославянскому. Около 90 тыс. населения отнесло себя к немцам. Критерием принадлежности к той или иной этнической группе при проведении этой переписи был язык: 46,5% населения принадлежало к римско-католической церкви, 42% – к греко-католической, и 10% населения относило себя к иудеям. Большая часть восточнославянского населения, около 92%, проживало в восточной части провинции.

 

Войдя в состав Габсбургской монархии относительно поздно, Галиция заняла особое место в ряду многочисленных провинций империи. Будучи территориально одной из самых крупных провинций, Галиция находилась на окраине государства, вследствие чего развитие общественно-политических, национальных, экономических процессов шло медленнее, нежели в других частях империи. Здесь медленнее развивалась промышленность, дорожное строительство. Провинция оставалась преимущественно {8} аграрной даже тогда, когда в середине XIX в. здесь активно стала развиваться нефтедобыча. В провинции был низкий уровень грамотности и высокий уровень смертности.

 

Восприятие Галиции как территории крайне отсталой, глухой и дикой нашло отражение на страницах многих литературных произведений: от «Марша Радецкого» Йозефа Рота до «Похождений бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека. Это тем более удивительно, что территория Галиции не была отделена от остальной Центральной Европы никакими естественными преградами в виде горных хребтов или широких рек. Жители Угорской Руси находились в этом смысле в гораздо более глубокой изоляции. По землям, составившим в конце XVIII в. новую австрийскую провинцию, на протяжении XIX в., а затем и ХХ в. беспрепятственно перемещались армии, политические эмигранты, наконец, простые люди в поисках лучшей доли. Фактически Галиция находилась в центре всех исторических путей. Однако при этом она продолжала оставаться глубокой провинцией, которую миновали все значимые события своего времени. Косвенным и весьма удачным подтверждением этого тезиса может служить то, что ни Львов, столица австрийской провинции, ни Краков, древняя польская столица, не были разрушены как во время Первой, так Второй мировых войн, несмотря на то, что на этих землях происходили кровопролитные сражения.

 

В то же время «захолустная» Галиция занимала особое стратегическое положение, находясь на границе с другой империей – Российской, отношения с которой у Габсбургов на протяжении XIX в. не раз обострялись. Время от времени возникали идеи присоединения восточной части Галиции к Российской {9} империи. Именно поэтому для Вены в равной степени важным было наладить эффективное управление провинцией и сохранять и развивать лояльность ее населения. Все это способствовало тому, что политика имперского центра по отношению к Галиции была достаточно своеобразной. Обширность территории этой провинции, ее полиэтничность и многоконфессиональность делали управление ею непосредственно из имперского центра малоэффективным. В результате провинция сохраняла значительную автономию, а административное, политическое, экономическое господство оставалось в руках польской элиты вплоть до распада самой Габсбургской империи. Сохранение «польскости» Галиции стало самоцелью польского национального движения и основным препятствием для развития национальных стремлений непольского населения провинции.

 

Одним из важнейших моментов для понимания специфики национальных процессов в этом регионе является то, что в Галиции существовало одновременно несколько национальных проектов населявших ее народов. Не случайно в конце XIX – начале ХХ в. параллельно существовали понятия «польского Пьемонта» и «украинского Пьемонта», возникшие по аналогии с названием исторической области, ставшей важнейшим центром объединения Италии. Причины этого кроются как в особенностях самого региона, так и в специфике развития национальных движений населявших его народов.

 

Положение польского населения в этой части разделенной Польши заметно отличалось от ситуации в Царстве Польском и в польских землях в составе Германии. Здесь достаточно свободно развивалось польское национальное движение, в том числе и те его направления, основу идеологии которых составляла идея {10} возрождения независимого польского государства. При этом все земли, входившие в состав Речи Посполитой до разделов, вне зависимости от их этнического состава рассматривались представителями польского движения как исконно польские. Достаточно долго национальные стремления непольского населения в этих регионах воспринимались лишь в контексте борьбы за восстановление независимой Польши. По мере того, как эти стремления обретали все более самостоятельный характер, отношение к ним со стороны поляков менялось, становясь все более негативным.

 

Одновременно в Галиции происходил процесс вызревания национального самосознания восточнославянского населения и формирования его национально-культурных, а позднее и национально-политических движений. Характерной особенностью этого процесса было наличие на протяжении всего «габсбургского» периода истории региона альтернативных вариантов этнической идентичности. В Галиции параллельно существовали такие варианты, как полонофильский (так наз. gente Rutheni, natione Poloni), старорусинский, украинский, общерусский. Основное соперничество развернулось между украинским и общерусским, получившим название русофильского, вариантами. Именно конкуренция между двумя этими проектами нациестроительства, на рубеже XIX–XX вв. оформившимися в полноценные национально-политические движения, составляла суть общественной жизни восточнославянского населения Галиции.

 

В основе идеологии русофильского движения лежала концепция, согласно которой Восточная Галиция, а также другие «руськие» земли Габсбургской империи считались неотъемлемой частью единого русского мира, сегментом общего русского культурно-исторического пространства. Сами русофилы при {11} этом подчеркивали, что общерусское единство трактуется ими как единство духовное и культурное, но не политическое. Представители украинского движения, со своей стороны, рассматривали Галицию как часть «соборной Украины», своего рода лабораторию, в которой нарабатывался опыт культурной, общественно-политической, экономической работы, который затем мог бы быть перенесен на территорию российской Украины. Таким образом, Галиция стала пространством для реализации сразу нескольких национальных проектов, которые по сути были взаимоисключающими.

 

При исследовании процессов формирования национальных движений восточнославянского населения Галиции необходимо учитывать существенное влияние на них внешних по отношению к самим движениям сил. Прежде всего к таким влияниям следует отнести польское. Выше уже отмечалось, что Галиция в составе империи сохранила значительную автономию, что привело к доминированию в крае польской аристократии и одновременно создало благоприятные условия для развития польского национального движения. Таким образом, для национальных движений русинов равное значение имели и отношения с галицийской правящей элитой, и влияние, оказываемое на них польским национальным движением.

 

Не менее значимым фактором была политика, проводимая в отношении провинции и национальных движений ее населения имперским центром. Она определялась несколькими факторами. Прежде всего, сам характер полиэтничной монархии предполагал необходимость достижения определенного баланса интересов населявших ее народов. Применительно к Галиции это означало поиск компромисса между польскими и «руськими» интересами. Кроме того, существенную роль играл и {12} внешнеполитический аспект, а именно отношения между империями Габсбургов и Романовых. Как уже отмечалось выше, Галиция находилась на стыке двух империй. То обстоятельство, что как основная часть восточных славян, так и значительная часть польского народа проживала на территории Российской империи, имело особое значение, поскольку реализация любого из национальных проектов – общерусского, украинского или польского – в итоге предполагала кардинальное изменение карты Европы. Это не могло не сказываться на отношениях двух держав. Несмотря на то, что вплоть до начала Первой мировой войны ни Петербург, ни Вена не заявляли официально о намерении присоединить земли соседнего государства, сама эта возможность ими вполне осознавалась. Это оказывало существенное влияние на состояние российско-австрийских отношений, столь сложных и противоречивых во второй половине XIX – начале ХХ в. Обе империи стремились проводить в отношении данных национальных движений определенную политику, поддерживая то из них, чьи цели в большей степени соответствовали интересам каждой монархии. Таким образом, на становление национальных движений восточнославянского населения Галиции воздействовала целая система взаимосвязанных факторов. {13}

 

 

1 Bujak Fr. Galicja. Kraj, ludność, społeczeństwo, rolnictwo. Т. 1–2. Lwów, 1908. T. 1. S. 47–48. {8}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 7–13.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 08.03 2019

Вхождение в состав Габсбургской монархии дало новый импульс к началу процесса национального возрождения восточнославянского населения Галиции. Среди историков сложилось устойчивое мнение, что именно реформы Марии Терезии и Иосифа II, проводившиеся под влиянием идей Просвещения, позитивно повлияли на положение «руського» населения. Произошли важные изменения в области просвещения: была создана система школьного образования, причем предполагалось, что преподавание должно вестись на преобладающем в данной местности языке. В 1775 г. в Вене была открыта греко-католическая семинария, многие выпускники которой впоследствии преподавали во Львовском университете. В самом Львовском университете в 1787 г. было создано особое отделение для обучения студентов-русинов философского и богословского факультетов – «Studium ruthenorum»1. В те же годы была открыта греко-католическая семинария {27} во Львове. Практически именно тогда официальная Вена начала выступать как основная защитница интересов русинов прежде всего от польского притеснения. Во многом это было обусловлено желанием имперских властей создать определенный противовес польскому доминированию в крае. В результате уже в начале XIX в. сформировался тот особый тип «австрийской лояльности», отношения галицийских русинов к Габсбургской монархии, который был присущ им на протяжении длительного времени.

 

Не менее значимым фактором в развитии национального становления «руського» населения Галиции стало знакомство с идеями славянского возрождения. О благотворном влиянии польских, чешско-словацких, сербско-хорватских деятелей говорили многие исследователи национального возрождения галицийских русинов2. Именно под влиянием идей славянского возрождения были сформулированы основные цели первых деятелей национального возрождения – галицких будителей.

 

Важнейшей своей задачей они считали сохранение культурного наследия и языковой традиции Галицкой Руси, а также формирование национальной системы просвещения. Ведущую роль в этом процессе играло греко-католическое духовенство. Именно из его среды вышли первые будители, основной целью которых стало просвещение народа на его родном языке. Среди них необходимо упомянуть Ивана Могильницкого (1777–1832). Приняв сан в 1800 г., он организовал в своем селе первую народную школу. В 1816 г. Могильницкий стал ректором созданного в том же году учительского института в Перемышле и тогда же основал {28} первое в Галиции «руськое» культурно-просветительское общество «Товарищество галицких греко-католических священников», чьей основной целью было издание религиозной и просветительской литературы для народа. Католическое духовенство, недовольное существованием подобной организации русинов, добилось ее самороспуска.

 

В 1817 г. И. Могильницкий занял должность инспектора школ Перемышльской епархии. В этом качестве подготовил и издал несколько учебных пособий для народных школ. Его «Букварь славено-руського языка» и «Катехизис малый» выдержали не одно переиздание. В 1823 г. Могильницкий создал «Грамматику языка словено-руського». В предисловии, вышедшем также и отдельной статьей, он впервые обосновал существование самостоятельного «руського» языка, опровергнув распространенное представление о «руськом» языке как о разновидности польского или великорусского языков. Еще одной значительной работой Могильницкого стала статья «Ведомость о рускомъ языце», опубликованная в 1829 г. в польском переводе («Rozprawa o jᶒnzyku ruskim»), в которой автор доказывал право «руського» языка на существование, развитие и функционирование во всех сферах общественной жизни.

 

В 1816 г. митрополит Галицкий и архиепископ Львовский Михаил Левицкий (1774–1858) выступил с инициативой изучения «руського» языка в сельских школах. Однако на его письмо губерния ответила, что она никогда не намеревалась обучать в сельских школах на немецком языке, однако начать обучение «на руськом языке будет слишком сложно, поскольку многие принадлежат к римскому обряду»3. Свой отказ {29} митрополиту чиновники президиума мотивировали еще и тем, что население Галиции, особенно сельское, хорошо понимает польский язык, а потому необязательно вводить в школьные программы русский язык, «чтобы не увеличивать еще сепаратизма между жителями одной и той же провинции, а даже одной и той же местности»4. Сокрушительным для развития народного языка галичан было решение о том, что «русская речь не может быть предметом публичной науки, потому что в письме ее употребляют редко, и мало кому она известна в общественной жизни»5.

 

В 1820–30-х гг. одним из основных направлений деятельности будителей стало изучение истории «руського» народа, что в значительной мере отвечало общим тенденциям развития общественной мысли славянских народов того времени. Возможность отнести «руський» народ к категории «исторических» позволяла иначе взглянуть не только на его прошлое, но и на будущее. Не случайно среди будителей существовал устойчивый интерес к истории края. Центром ее изучения стал Ставропигион, культурно-образовательное учреждение, созданное в 1788 г. на базе Львовского Успенского братства декретом императора Иосифа ІІ. Ставропигийский институт вел педагогическо-образовательную, научно-издательскую работу, имел музей и архив. В 1788 г. при институте была восстановлена Братская школа, которая существовала недолгое время, и учительская семинария для учителей начальных и средних школ (в 1930-х годах в {30} ней училось 30 студентов). В первой половине XIX в. Институт издавал учебники для начальных и средних школ (в частности, букварь 1807 г., грамматику) и для «Studium Ruthenum». Базу основанного в 1889 г. по инициативе Антона Степановича Петрушевича (1821–1913) и Исидора Ивановича Шараневича (1829–1901) музея представляли предметы, материалы и документы Успенской церкви, Братского архива и монастырей Галиции. В конце XVIII ‒ в начале XIX в. типография Львовской ставропигии, которая вела свое начало от печатни Ивана Федорова, оставалась единственной в Галиции (и второй в Австрии вместе с типографией Экгарта в Черновцах), у которой имелся кириллический шрифт и, следовательно, возможность издавать книги на церковнославянском или русском языках6. Денис Иванович Зубрицкий (1777–1862), ставший в 1830 г. управляющим Ставропигийской типографией, начал систематически собирать материалы по истории Галицкой Руси. Практически возглавив в 1843 г. архив Ставропигиона, он собрал немало документов, на основе которых им был написан ряд научных работ, освещавших историю как самого Ставропигиона, так и всего края7. В 1830 г. было опубликовано первое историческое сочинение, написанное на немецком языке: «Die griechisch-katholische Stavropigialkirche in Lemberg und das mit ihr vereinigte Institut» («Греко-католическая Ставропигийная церковь во Львове и связанные с ней институты»).

 

В 1836 г. Зубрицкий издал важный библиографический труд: «Historyczne badania o drukarniach Rusko-Słwiańkich w Galicyi» («Исторические изыскания о {31} русько-славянских типографиях в Галиции»), отрывок из которого под названием «О славяно-русских типографиях в Галиции и Лодомерии» в 1838 г. был опубликован в России в «Журнале министерства народного просвещения». В 1844 г. Зубрицкий выпустил новое исследование: «Kronika miasta Lwowa» («Хроника города Львова»). Основную часть своих работ Зубрицкий написал на польском и немецком языках, и только в 1852 г. решился издать на родном языке «Историю Галицкой Руси». Зубрицкий смог выпустить только два тома, посвященные истории Галиции до 1199 г. Третий том, содержащий историю с 1200 по 1377 г., появился только через три года и был изъят австрийскими властями8.

 

В 1830-х гг. возникло еще одно направление в национальном возрождении «руського» населения Галиции – сохранение и развитие народной языковой традиции Галицкой Руси. Ведущую роль в возникновении этого направления сыграл небольшой студенческий кружок, получивший название «Руськой троицы». Его участники – Маркиан Семенович Шашкевич (1811–1843), Иван Николаевич Вагилевич (1811–1866), Яков Федорович Головацкий (1814–1888), студенты Львовского университета, видели в работе на ниве культуры одно из основных условий возрождения нации, что вполне соответствовало одной из основных концепций эпохи романтизма о значении духовного фактора в национальном возрождении. В 1834 г. по инициативе неформального лидера кружка М. Шашкевича был подготовлен сборник «Зоря», куда вошли записи народных песен, стихи, ряд других литературных работ, однако издание сборника было запрещено. В 1836 г. участники кружка подготовили новое {32} издание – альманах «Русалка днестровая», который был отпечатан в Буде тиражом в 1000 экземпляров. Книга начинается вступительным словом Маркиана Шашкевича («Предисловие»), в котором он подчеркивает красоту народного языка и литературы, и списком наиболее важных поднепровских литературных и фольклорных изданий того времени9. Далее материал разделен на четыре части: «Народные песни», «Сочинения», «Переводы» и «Старина». В них опубликованы сборники народных дум и песен с предисловием Ивана Вагилевича, оригинальные произведения Маркиана Шашкевича («Воспоминание», «Погоня», «Тоска по милой», «Сумрак вечерний», «Елена»), Якова Головацкого («Два веночка»), Ивана Вагилевича (поэмы «Мадей», «Жулин и Калина»), а также переводы сербских песен, три исторические песни «из старых рукописей» и другие произведения. В альманахе применено фонетическое правописание, впервые использован не церковнославянский язык, а живая народная речь. Значительная часть тиража была уничтожена. Известно высказывание одного из львовских чиновников, директора полиции Паймана: «У нас и с поляками достаточно забот, а эти сумасшедшие хотят воскресить уже похороненную “руськую” нацию»10. Интересно, что одним из недоброжелателей «троицы» был как раз митрополит Левицкий, ранее столь активно боровшийся за развитие «руського» языка. Деятельность кружка постепенно сокращалась, в том числе и благодаря недоброжелательному отношению к ней со стороны властей, а со смертью в 1842 г. М. Шашкевича практически прекратилась. Впоследствии участники кружка присоединились к противоборствующим {33} направлениям в «руськом» национальном движении – И. Вагилевич примкнул к пропольскому направлению, а Я. Головацкий – к пророссийскому. {34}

 

 

1 Сухий О. Від русофільства до москвофільства. Російський чинник у громадьскій думці та суспільно-політичному житті галицьких українців у XIX столітті. Львів, 2003. С. 17. {27}

 

2 Свенцицкий И. Обзор сношений Карпатской Руси с Россией в первую половину XIX в. СПб., 1906. С. 2. {28}

 

3 Будзиновський В. Австрія чи Польща? Львів, 1903. С. 4. {29}

 

4 Будзиновський В. Указ. соч. С. 4.

 

5 Маковей О. З істориї нашої фільольоґії. Три галицькі граматики: Іван Могильницький, Йосиф Левицький і Йосиф Лозинський // Записки Наукового Товариства ім. Шевченка. Львів, 1904. Т. 51. С. 7. {30}

 

6 Орлевич І. Ставропігійський інститут у Львові (кінець XVIII – 60-і рр. XIX ст.). Львів, 2001.

 

7 Орлевич І. Ставропігійський інститут у Львові… С. 15. {31}

 

8 Енциклопедія Львова. Львів, 2008. Т. 2. C. 498–499. {32}

 

9 Русалка Днестровая. Будим, 1837. С. 4.

 

10 Будзиновський В. Указ. соч. С. 6. {33}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 27–34.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 06.04 2019

Поворотным моментом в развитии национального самосознания австрийских русинов, как и многих других народов Габсбургской империи, стали революционные события 1848 г., не случайно получившие название «весны народов». Практически впервые за всю свою историю русины вступили на историческую сцену как самостоятельное политическое и {35} культурное сообщество. В отличие от других участников революционных событий, русины подошли к революции практически неподготовленными, не имея ни сформировавшегося представления о своей национальной идентичности, ни четко сформулированных национальных требований, ни опыта политической борьбы17. Более того, основная масса «руськой» интеллигенции, немногочисленной и представленной в значительной мере грекокатолическим духовенством и учителями народных школ, не обладала достаточным национальным самосознанием. Исключение составляли лишь будители, речь о которых шла выше. Основная же часть русинов, имеющих образование, относили себя к категории «gente Ruteni, natione Poloni» («рутенского происхождения, польской нации»). Основная их масса либо не знала, либо знала очень ограниченно «руський» язык, говорила и читала по-польски. Примерами могут служить Иван Наумович и Богдан Дедицкий, будущие лидеры русофильского движения. Иван Григорьевич Наумович (1826‒1891) родился в семье учителя и дочери священника. Родители Наумовича принадлежали к грекокатолической церкви, однако дома говорили только по-польски. Сам он, будучи учеником грекокатолической семинарии, принимал активное участие в польских молодежных революционных организациях. Другой будущий активный деятель русофильского движения, Богдан Андреевич Дедицкий (1827‒1909), также не был знаком с «руськой» книжной традицией, имея представление лишь об устной культуре. К 1848 г. Дедицкий был убежденным сторонником концепции единства Польши, Руси и Литвы, распространенной среди польской {36} демократической эмиграции18. Два этих примера весьма характерны для значительной части «руськой» интеллигенции, которой предстояло впервые выступить на политической арене Габсбургской монархии.

 

Первой политической организацией, представлявшей интересы «руського» населения, стала созданная в мае 1848 г. «Головна руська рада» (Главный русский совет), председателем которой стал грекокатолический митрополит Григорий Яхимович. Первоочередной задачей Рады стала декларация самостоятельности «руського» населения Галиции. В воззвании Рады к русинам от 10 апреля 1848 г. говорилось: «Мы, русины Галицкие, принадлежим к великому руському народу, который говорит на одном языке и составляет 15 миллионов, из которых два с половиной населяют Галицкую землю»19. По мнению ряда современных украинских исследователей, именно заявленная Радой принадлежность к пятнадцатимиллионному народу, под которым, очевидно, подразумевалось малороссийское население соседней Российской империи, свидетельствует об украинской ориентации Рады20. Тем не менее говорить том, что участники Рады сознательно относили русинов Галиции именно к самостоятельному украинскому народу, было {37} бы преждевременным. Очевидно, что тезисы декларации соответствовали устойчивому представлению первого поколения активистов национального движения о том, что «руськое» население Австрии этнически родственно малороссийскому племени, которое, в свою очередь, является составной частью единого русского народа. В то же время говорить о признании своего родства с населением Российской империи были готовы отнюдь не все представители «руського» движения. Хрестоматийным примером этого является ответ представителей Рады на вопрос наместника Галиции Ф. Стадиона «Кто вы?» ‒ «Мы рутены»21. они также уверили наместника, что не имеют ничего общего со славянским населением Российской империи, тем самым опровергнув утверждение «Головной руськой рады».

 

Тогда же, в июне 1848 г., «Головной руськой радой» впервые был поставлен вопрос о создании отдельной провинции, в которую вошли бы восточная часть Галиции и часть Буковины. Буковина вошла в состав монархии, когда после окончания Русско-турецкой войны 1768‒1774 гг. Австрия, не принимавшая участия в военных действиях, заняла северную часть Молдавии. Россия предпочла не вмешиваться в конфликт, и это позволило австрийской дипломатии заявить права Габсбургов на территорию Буковины, исходя из того, что северная Молдавия некогда входила в состав Речи Посполитой, и именно той ее части, которая отошла к Австрии. 42% населения Буковины относили себя к русинам, 29,3% ‒ к молдаванам. Также в провинции проживали евреи (12%), немцы (3,2%), румыны, поляки, венгры, чехи, армяне. Основная масса населения {38} придерживалась православного исповедания (61%). В Черновцах находилась резиденция архиепископа, председательствующего в греко-православном церковном совете (состоящем из 24 духовных и 24 светских членов). Многонациональный состав и отсутствие конфессиональных противоречий стали основой для формирования самобытного самосознания жителей Буковины, так наз. «буковинизма». Здесь были не так остры национальные противоречия, и национальные движения, в том числе русофильское и украинское, начали формироваться здесь сравнительно поздно. Тем не менее революционные события 1848 г. затронули и эту провинцию. В конце 1848 г. несколько русинов ‒ депутатов Рейхсрата от Буковины подали прошение императору о сохранении единства Буковины и Галиции и создании на их основе особой «руськой» провинции. Подобные предложения шли вразрез с позицией «Буковинского комитета», возникшего в апреле 1848 г., чьим основным требованием, наряду с обеспечением равноправия народов, населявших регион, было отделение Буковины от Галиции и создание отдельного коронного края. Именно эти требования были поддержаны Веной, и в 1849 г. Буковина получила статус самостоятельного коронного края. В результате здесь даже не были созданы комитеты «Головной руськой рады», и национальное движение русинов в этом регионе не получило в этот момент развития22. {39}

 

 

17 Magosci P.-R. The Shaping of a National Identity Subcarpatian Rus’. 1848‒1948. London, 1972. P. 42. {36}

 

18 Середа О. Між українофільством і панславізмом: до історії змін національної ідентичности галицько-руських діячів у 60-х роках XIX ст. (спроба полібіографічного дослідження) // Journal of Ukrainian Studies. 2010‒2011. Vol. 35‒36. Confronting the Past: Ukraine and Its History. A Festschrift in Honour of John-Paul Himka. P. 103‒119.

 

19 Цит. по Турий О. Українська весна народiв // Головна Руська Рада. 18481851. Протоколи засідань i книга корреспонденций / Под ред. О. Турия. Львів, 2002. С. 17.

 

20 Сухий О. Від русофільства до москвофільства… С. 55. {37}

 

21 Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения в Галичине… С. 30. {38}

 

22 Добржанський О. Національний рух українців Буковини другої пол. XIX початку XX століття. Чернівці, 1999. С. 64. {39}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 35‒39.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 09.04 2019

В этот период перед галицийскими активистами «руського» национального возрождения остро встал вопрос об определении своих отношений с польским национальным движением. Несмотря на то, что взаимоотношения польского и «руського» населения были {39} достаточно сложными, на протяжении длительного исторического периода конфликт между двумя основными населявшими Галицию этносами носил скорее латентный характер. Теперь же, в ходе событий 1848‒1849 гг., противоречия в интересах польского и «руського» населения стали очевидными.

 

В качестве альтернативы «Головной руськой раде», занимавшей подчеркнуто лояльную по отношению к Габсбургам позицию, был создан «Руський собор», костяк которого составляли представители полонизированной интеллигенции. Представители этого объединения видели в польско-русинской консолидации основу для будущего урегулирования национальных противоречий в регионе23. Активным участником «Руського собора» был Иван Вагилевич. Одним из его начинаний в этой роли было издание целого ряда публикаций так наз. «латиницей», иначе говоря, публикация материалов на «руськом» языке латинским шрифтом. Как позднее писал украинский поэт, писатель и видный общественный деятель Иван Франко, «единственный из русинов Иван Вагилевич, необычайно талантливый и работящий человек, пал жертвою своей неудачной попытки издавать руськое периодическое издание латинскими буквами. Основная вина была не его, поскольку план издания такого журнала родился в группе польских аристократов и патриотов, которые основали в 1848 г. во Львове политическую организацию “Руський собор” для противостояния политическим и национальным требованиям “Руськой рады головной”»24.

 

Заметно оживилась культурно-просветительская деятельность русинов. Начала работу {40} «Галицко-руськая матица», созданная по образцу славянских «матиц» в 1848 г., под руководством двух активистов «руського» возрождения, Якова Головацкого и Николая Устиановича. В организации в разные годы активно работали Антоний Петрушевич, Яков Головацкий, Богдан Дедицкий, Исидор Шараневич, Николай Устиянович, Дмитрий Вергун, Филипп Свистун, Юлиан Яворский, Владимир Луцык. Матица ставила перед собой традиционные для таких организаций цели: издание литературы на «руськом» языке и ее популяризация, развитие связей со славянскими учеными и культурными деятелями. Галицко-русская матица издавала популярные руководства по ремеслам, школьные учебники, художественные произведения. Печатным органом Матицы был «Научный сборник», который с перерывами и под разными названиями издавался на протяжении 1865‒1908 гг.

 

В 1849 г. был создан «Народный дом». Сама идея создания культурного центра, соединяющего под одной крышей музей, библиотеку, место для различных собраний, принадлежала священнику Льву Трещаковскому. Первоначально постройкой занималась «Головна руська рада», затем, после ее роспуска, инициативный комитет, и в 1851 г. император Франц Иосиф заложил первый камень в его основание. Народный дом оставался ведущим культурным институтом до 1939 г. Еще одним важным шагом стало открытие кафедры «руського» языка во Львовском университете, куда профессором был приглашен Яков Головацкий. В том же году он издал «Грамматику руського языка»25. {41}

 

 

23 Грицак Я. Нарис історії України… С. 52.

 

24 Франко I. Азбучна війна в Галичині 1859 р. Нові матеріяли. Українсько-руський архив. Львів, 1912. Т. 8. С. 5. {40}

 

25 Пашаева Н.М. Указ. соч. С. 32. {41}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 39‒41.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 03.05 2019

На настроения населения Галиции, а затем и Угорской Руси оказал сильное влияние «марш Паскевича» вступление русских войск в 1849 г. в пределы Венгрии. {41} Впечатления от вида сильной, боеспособной русской армии, солдаты которой говорили на понятном местному населению языке и исповедовали близкую веру, привели к тому, что в среде местного «руського» населения усилилось чувство общности с Россией. Притом что в Санкт-Петербурге относились к такой ориентации местного населения с понятным одобрением, активных мер к ее поддержке и развитию до определенного момента не принималось.

 

Подавление революции 1848 г. вызвало новый подъем австрийского абсолютизма. В Галиции этот период связан с деятельностью наместника графа Агенора Голуховского (1812‒1875). За время его правления польское влияние заметно возросло не только в Галиции, но и в империи в целом. Значительная часть польской элиты заняла более выраженную проавстрийскую позицию, нежели в предыдущий период. Все чаще австрийская часть Польши воспринималась поляками как база для будущего возрождения польской государственности26. Это способствовало тому, что центральные власти стали воспринимать польскую элиту как фактор стабильности не только в регионе, но и в империи в целом.

 

Одним из основных направлений деятельности Голуховского была борьба против национальных требований «руського» населения. Наместник активно использовал для этой цели опасения Вены относительно чрезмерного усиления российского влияния в регионе. Обвиняя русинов в том, что логика их национального развития неизбежно приведет их к сближению с Россией, наместник стремился к практически полной ликвидации не только Рады, но и «руських» культурно-просветительских учреждений. Тем не {42} менее в Вене только отчасти прислушались к опасениям Голуховского. В результате в 1851 г. «Руськая рада» была распущена и по рекомендации центрального правительства переориентировалась на культурно-просветительскую деятельность27.

 

В 1850-х гг. основная деятельность активистов «руського» национального возрождения была сосредоточена в области просвещения. Особое значение в эти годы приобрел «языковой вопрос», проблема создания языка науки и культуры. Импульсом к началу «азбучной войны», по меткому выражению Ивана Франко28, стала попытка Голуховского ввести в школьное преподавание «латиницу». В мае 1859 г. наместник созвал комиссию, которая должна была подготовить скорейший переход на латиницу всех «руських» изданий и внедрение латиницы в школах. Голуховский прямо заявил, что введение латиницы призвано поставить барьер на пути распространения великорусского языка29. Созданная по этому случаю комиссия, несмотря на лояльность большинства ее членов, большинством голосов отвергла идею Голуховского.

 

Несмотря на то, что натиск польской администрации был отражен, вопрос языка и правописания стал важнейшей темой на страницах «руських» периодических изданий. Языковая борьба, обусловив начало национально-политической дифференциации, определила три течения, просуществовавших в том или ином виде вплоть до распада Габсбургской монархии. С одной стороны, всеми участниками национального «руського» движения признавалась необходимость опираться на народный говор, все они также были убеждены в необходимости развивать и дополнять его. И именно {43} вопрос о том, что станет основой этих дополнений ‒ современный русский литературный язык, украинский язык, находящийся также в стадии формирования, или же так наз. «язычие», смесь местного народного говора, церковнославянского языка и заимствований из русского языка, ‒ стал основой для более глубокой дискуссии о национальной самоидентификации восточнославянского населения Австрийской монархии. {44}

 

 

26 Kieniewicz St. Orientacja austriacka w Polsce Porozbiorowej // Roczniki Historiczne. Poznań, 1949. R. XVIII. S. 222. {42}

 

27 Сухий О. Від русофільства до москвофільства С. 71.

 

28 Франко I. Азбучна війна С. 7.

 

29 Пашаева Н.М. Указ. соч. С. 41. {43}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 41–44.

 

Ответить

Фотография Стефан Стефан 30.05 2019

Новый этап в жизни региона начался в 1860-х гг. Общественный подъем, охвативший Австрийскую империю после Октябрьского диплома 1860 г., не мог не затронуть и Галицию. Февральский патент 1861 г., закрепивший новые принципы внутреннего управления империей, предусматривал создание двухпалатного парламента ‒ Рейхсрата. Одновременно Февральский патент регулировал деятельность представительных учреждений в коронных землях. В Галиции был создан Сейм, формировавшийся на основе куриальной системы, что было гарантией преобладания в Сейме польских депутатов. В компетенции Сейма находились вопросы провинциального бюджета, формирования аграрной политики, просвещения. Кроме того, именно Сейм располагал правом выбирать депутатов Рейхсрата. Как отмечают многие исследователи, Февральский патент закрепил позиции так называемых «исторических народов» ‒ немцев, чехов, поляков, остальные же народы не располагали политическим влиянием. В условиях Галиции это означало дальнейшее усиление польского влияния в крае30. Поддержка правящей элитой Галиции реформаторских инициатив центральной {44} власти 18661867 гг. обеспечила дальнейшую полонизацию провинции, польский стал господствующим в системе образования, а также был признан официальным языком административных и судебных органов. В правительстве Цислейтании был также учрежден пост «министра для Галиции», назначение на который производил император по согласованию с группой польских депутатов парламента31. В целом галицийская автономия создала наиболее благоприятные по сравнению с другими частями Польши условия для национального развития.

 

В 1860-х гг. начался новый подъем национального движения восточнославянского населения империи. Именно в эти годы обозначились коренные противоречия между сторонниками пророссийской и украинской ориентации, которые в конечном итоге привели к формированию двух самостоятельных национальных движений. При этом следует еще раз подчеркнуть, что между этими двумя течениями, несмотря на многие разногласия, не существовало того яростного антагонизма, который характерен для более позднего времени. Одной из важнейших задач в тот момент еще фактически единого «руського» движения оставалось сопротивление польскому натиску, еще более усилившемуся в условиях федерализма. Как отметил один из современных украинских исследователей, Я. Грицак, именно усиление польско-«руського» (автор говорит об украинском) противостояния стало причиной исчезновения старого типа интеллектуала «gente Ruthenus, natione Polonus», а местная интеллигенция усилила попытки поиска столь же глубоких национальных корней, которыми обладало польское общество32. {45}

 

В эти годы наиболее активно развивалось пророссийское (русофильское) направление. Важным этапом в его развитии стало начало издания в 1861 г. газеты «Слово», руководимой сначала первым профессиональным журналистом-русином Богданом Дедицким (18271909), а затем Яковом Головацким. «Слово» оказалось практически первым печатным органом русинов, имевшим достаточное общественное влияние33. В первые годы своего существования «Слово» было рупором не только русофилов, но и всего «руського» национального движения. Позицию большинства русофилов того времени можно охарактеризовать как «малорусскую». Говоря об общерусской культуре и единой Руси, они оставались патриотами «Малой Руси», защитниками идеи «полной автономии нашей малорусчины»34. Именно поэтому на страницах «Слова» нередко печатались авторы, принадлежавшие к украинскому направлению35. Издание отозвалось некрологом на смерть Т.Г. Шевченко в 1861 г., на его страницах печатались произведения украинских авторов Н.И. Костомарова, Д.Л. Мордовцева36. Негативно издателями «Слова» были восприняты и антиукраинские меры официального Петербурга, прежде всего печально известный Валуевский циркуляр, изданный в июле 1863 г.

 

В то же время именно на страницах «Слова» в сентябре 1866 г. была опубликована статья священника Ивана Григорьевича Наумовича (18261891) «Взгляд в {46} будущее». В ней И. Наумович, в это время уже видный общественный деятель, депутат галицийского Сейма, обосновывал необходимость сближения «руського» населения Галиции «со всем русским миром». В своей статье он заявил, что «многолетние усилия дипломатов и поляков сделать из нас особый народ рутенов-униатов оказались тщетными» и что «Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. с точки зрения этнографической, исторической, языковой, литературной, обрядовой ‒ это одна и та же Русь… мы не можем отделиться Китайской стеной от наших братьев и отказаться от языковой, литературной и народной связи со всем русским миром»37. При этом важно подчеркнуть, что, говоря о солидарности с Россией, Наумович имел в виду не современную ему Российскую империю как государство, а общерусское культурное пространство, вхождение в которое даст новый импульс культурному и духовному развитию «руського» народа в Галиции. Будущую Россию он видел при этом как демократическую державу ‒ объединительницу всех славянских племен. Таким образом, выступление Наумовича фактически стало манифестом русофильского движения, обозначившим его основные идеологические принципы ‒ стремление к культурному и духовному сближению с Россией как центром общерусского культурного пространства. При этом сохранялось представление о русинах как о части «Малой Руси», имеющей свои языковые, культурные и духовные особенности.

 

С именем Наумовича связано и другое заметное явление ‒ так называемое «обрядовое движение». {47} Возникшее в начале 1860-х гг., оно стало фактором, на время объединившим практически все группы «руських» галичан. Непосредственной целью движения было возвращение к нормам восточного обряда грекокатолической церкви. Согласно концепции Наумовича, конфессиональный фактор является непременным условием обретения национальной идентичности. В результате «обрядовое движение» приняло масштабный, народный характер, чему в немалой степени способствовала активная общественная и просветительская деятельность самого Наумовича. Он вел активную просветительскую работу среди крестьянства, публиковал многочисленные статьи, посвященные рациональному ведению хозяйства, трезвому образу жизни, гигиене и многим другим жизненным вопросам. Его успехи на этом поприще признавали даже оппоненты Наумовича, такие как молодые участники украинского движения М. Павлык и И. Франко38. Интересно, что в 1870-х гг. Франко был не только политическим, но и поэтическим соперником Наумовича, который пользовался признанием и как поэт. Конкуренцию Франко и Наумовича украинский исследователь Я. Грицак охарактеризовал как битву двух харизматиков39. Массовость «обрядового движения» вызвала беспокойство как галицийской администрации, так и католических кругов. В результате по инициативе митрополита Г. Яхимовича исправление обряда было сначала приостановлено, а затем вовсе прекратилось. Тем не менее «обрядовое движение», несомненно, сыграло заметную роль в формировании национального самосознания галицийских русинов. {48}

 

В целом 1860‒70-е гг. были годами подъема русофильского движения, прежде всего его культурной работы, которая и была важнейшей частью его идеологии. Помимо «Слова» выходил целый ряд изданий, например, «Наука», издававшиеся также И. Наумовичем, «Пролом», «Червонная Русь». В 1874 г. в городе Коломые было организовано новое культурно-просветительское «Общество им. Качковского», сыгравшее впоследствии значительную роль в развитии и популяризации русофильского движения. По мнению Н.М. Пашаевой, утверждение, что общество было создано на деньги, завещанные чиновником и сторонником идей общерусского единства Михаилом Качковским (1802‒1872) на нужды родного края, неверно. Капитал Качковского перешел в распоряжение «Народного дома», общество же было собрано на пожертвования единомышленников Качковского40. {49}

 

 

30 Аркуша О. Парламентська традиція галицьких українців у другій половині XIX ‒ на початку XX ст. // Україна: культурна спадщина, національна свідомість, державність. Львів, 2000. Вип. 6. С. 68‒91. {44}

 

31 История Польши. М., 2004. С. 356.

 

32 Грицак Я. Нарис історії України… С. 75. {45}

 

33 Сухий О. Від русофільства до москвофільства… С. 84.

 

34 Середа О. Місце Росії в дискусіях щодо національної ідентичності галицьких українців у 1860‒1867 роках (за матеріалами преси) // Россия Украина: история взаимоотношений. М., 1997. С. 159174.

 

35 Сухий О. Указ. соч. С. 103105.

 

36 Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения… С. 55. {46}

 

37 Пашаева Н.М. И.Г. Наумович как общественный, политический и религиозный деятель Галиции второй половины XIX века // Вестник Юго-Западной Руси. 2006. № 1. С. 82‒91. {47}

 

38 Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения… С. 69.

 

39 Грицак Я. Пророк у своїй вітчизні. Франко та його спільнота (1856‒1886). Київ, 2006. С. 394. {48}

 

40 Пашаева Н.М. Очерки истории русского движения… С. 66. {49}

 

Клопова М.Э. Русины, русские, украинцы. Национальные движения восточнославянского населения Галиции в XIX – начале ХХ века. М.: Индрик, 2016. С. 44‒49.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 29.06 2019

Вотъ уже пять вѣковъ какъ Галиція или Червоная Русь чужда своему отечеству ‒ остальной Россіи. Въ продолженіи этого періода, она, подобно всѣмъ завоеваннымъ землямъ, испытала приливъ иноземцевъ. Поляки, какъ господствующій народъ, сотнями тысячъ поселились въ нѣдрахъ ея; они успѣли уничтожить или обратить въ Католицизмъ древніе боярскіе роды, искоренить Православіе, ввесть на письмѣ свой языкъ, свои законы, и прибрать во власть свою всю недвижимую собственность Галичанъ, такъ что простой народъ не имѣетъ и сажени земли Русской въ своемъ владѣніи, ‒ она вся Польская, панская. Червоноруссцы въ своей родинѣ какъ бы не существуютъ; живя въ Галиціи, вы никогда не услышите и даже не будете подозрѣвать, что находитесь въ Руси; въ высшихъ и среднихъ ея сословіяхъ одно только заграничное, чуждое имени Русскому; но ступите къ самому низкому сословію Галиціи ‒ къ поселянамъ, снискивающимъ свое существованіе въ потѣ лица на землѣ панской, ‒ вы въ минуту перенесетесь въ Южную Россію, въ Малороссію. Червоноруссцы, не взирая на безконечное свое иноплеменное подданство, которое переносятъ съ терпѣніемъ, ‒ сохраняютъ по сю пору привязанность къ своему происхожденію и имени и слѣдовательно и къ Россіи; Украина, Малороссія, есть для ихъ сердца обѣтованная земля, куда стремятся всѣ ихъ помыслы и думы. Съ {103} какою заботливостію Галичанинъ распрашиваетъ заѣзжаго изъ Россіи гостя, о судьбѣ своихъ братьевъ Украинцевъ, онъ съ радостію раздѣлитъ съ нимъ свою убогую трапезу, чтобы узнать, что новаго объ Украинскихъ Козакахъ! Кто бы повѣрилъ, что Галицкій пастухъ знаетъ гораздо болѣе думъ о герояхъ Украйны и ея исторію, нежели посѣдѣлый Малороссійскій Козакъ. Онъ гордится подвигами Малороссіянъ, какъ своими собственными. Онъ радуется ихъ счастію и успѣхамъ и тужитъ въ прекрасныхъ своихъ пѣсняхъ «о пригодѣ Козацькои». Прочитайте со вниманіемъ Галицкія пѣсни, въ нихъ ‒ если молодой Червонорусецъ хочетъ понравиться своимъ красавицамъ ‒ то говоритъ, что онъ Козакъ изъ Украины и Козакъ «зъ роду»; въ одной пѣснѣ, мать описываетъ своей дочери богатства Украйны и ея Козаковъ ‒ враговъ Полякамъ, журитъ ее, чтобы она не любила «Ляховъ», а Козаковъ; въ другой, дѣвушка умираетъ за любезнымъ ея «Козаченькомъ»; въ третьей, жена грозитъ своему мужу, что она оставитъ его и пойдетъ «на Украину съ дѣтьми на свободу»; въ четвертой, описываются похороны Козака и пр. и пр. Но важнѣйшія изъ пѣсень Червоноруссцовъ ‒ это есть, безъ сомнѣнія, Малороссійскія думы; извѣстно что содержаніе ихъ есть исторія Южныхъ Русиновъ противъ угнѣтителей своихъ Поляковъ. Въ XVII вѣкѣ, во время этой ужасной борьбы, вся Южная Россія пришла въ движеніе, болѣе 200,000 воиновъ было подъ знаменами Хмельницкаго, въ короткое время народъ истребилъ Поляковъ въ обѣихъ Украинахъ и Подолѣ; въ Бѣлоруссіи и Волынѣ также началось страшное кровопролитіе, тамъ было уже Козаки принялись за «Ляховъ и Жидовъ». Галиція ждала только избавителей; {104} вскорѣ перуны Хмельницкаго достигли Сборова, и жители этого Галицкаго города были явно на сторонѣ Гетьмана Малороссійскаго.... Должно замѣтить, что сія война Южной Россіи не имѣла ничего общаго съ обыкновенными нынѣшними войнами; нѣтъ, она должна была рѣшить великій вопросъ: или Южная Россія должна была, совершенно освободиться отъ ига Поляковъ, подобно какъ сѣверная ея сестра отъ ига Татарскаго; или же навсегда остаться подъ вліяніемъ и владѣніемъ Польскаго шляхетства, какъ его исключительная собственность. Если-бы такъ рано не умеръ Хмельницкій или далъ по себѣ Руси достойнаго пріемника, ‒ тогда бы отъ Сейма до Вислы и горъ Карпатскихъ, не осталось бы не одного Поляка, они всѣ были бы изгнаны въ Польшу, точно такъ, какъ судьба ихъ постигла въ Малороссіи вмѣстѣ съ Уніею и Жидами...... и Южная Россія воскресла бы послѣ четырехъ вѣковаго уничиженія ‒ во всемъ своемъ величіи. Но предопредѣленія судебъ недовѣдомы, ‒ все рушилось послѣ Хмельницкаго! Кому не извѣстно, что Кіевская и Подольская губерніи, составлявшія нѣкогда нераздѣльную часть Малороссіи, подпавъ во власть Польши, испытали надъ собою страшную месть Польский аристократіи, въ нихъ Малороссійскіе Козачьи полки, или среднее сословіе Руси, съ ея шляхетствомъ, и даже Православіе, должны были исчезнуть.... Эти два сословія умирали въ пыткахъ или съ мечемъ въ рукахъ ‒ Желѣзнякъ (*), Гонта, Бѣлуга, Сокорока, Бондаренко (1770‒1775) суть послѣдніе ихъ мученики; Амфетеутичное право (1775), послѣдовавшее вскорѣ по {105} уничтоженіи Запорожской сѣчи, довершило торжество Польскаго шляхетства, и паденіе этой части Малороссіи ‒ истинной «Русской земли». Послѣ этого небольшаго вступленія, читатели вѣроятно не удивятся, найдя почти во всѣхъ Галицкихъ думахъ и «парубочихъ пѣсняхъ» всегдашнее обращеніе къ милой для нихъ Украйнѣ и Украинскимъ Козакамъ; и какъ не уважать до восторга Малороссіянъ, когда они осмѣлились вооружиться противъ Поляковъ ‒ сихъ вѣчныхъ угнетителей и арендаторей Галичанъ? Вотъ почему Червонорусцы усвоили себѣ думы Малороссіянъ, между тѣмъ какъ послѣдніе, счастливые ихъ собратія, давно ихъ позабыли. Голоса древнихъ думъ Малороссіи проницаютъ душу какимъ-то неизъяснимо томнымъ впечатлѣніемъ, онѣ соединяютъ въ себѣ и тоску по родинѣ и неукротимую месть Славянина, когда его несчастія прешли мѣру человѣческаго терпѣнія. Сіи шестистопныя и даже восьмистопныя пѣсни исходятъ изъ широкой груди Русина такъ гибко, такъ мелодически, какъ будто самые нѣжные романсы Жуковскаго или Пушкина; въ нихъ различаемъ и тихій плачъ матери и сестры о своемъ сынѣ и братѣ, и раскаты грома изъ пушекъ и самопаловъ, и вопль сражающихся, гдѣ «Ляцькая кровь» течетъ рѣками. Къ сожалѣнію ни одна изъ нашихъ думъ не переложена на ноты. Галичане и понынѣ не забываютъ голосовъ этихъ волшебныхъ эпопей, и понынѣ онѣ приводятъ въ сотрясеніе ихъ души! Справедливо Малороссійскіе бандуристы говорятъ, что слава не умретъ и не поляжетъ..... {106}

 

 

(*) Память Желѣзняка, не смотря на возгласы «иностранцевъ» всегда будетъ священна для Малороссіянъ. {105}

 

Малороссийские и червоннорусские народные думы и песни. СПб.: Тип. Э. Праца, 1836. С. 103‒106.

 

Ответить