←  Выдающиеся личности

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Юстиниан I – последний подлинно римский им...

Фотография Стефан Стефан 09.12 2015

В кризисе, погубившем западную половину Римской империи, выстоял более здоровый организм экономически более сильной и более густонаселенной восточной ее части. Однако даже эта часть Империи подверглась этому кризису, пережив все ужасы переселения народов и в течение столетия борясь с опасностью варваризации своего государства и армии. В то время, когда волны переселения народов сомкнулись над Западом, сама Византия, ослабленная во всех частях, лишь изредка решалась выйти из роли просто пассивного наблюдателя. На рубеже V–VI вв. этнический кризис на Востоке был окончательно преодолен, и Византия наконец оказалась в состоянии проводить более активную политику и предпринять попытку спасения утраченных западных областей. Как удавалось сохраняться идее единства Империи, несмотря на раздельное управление ее обеих частей, так же осталась жива и идея универсальности Римской империи, несмотря на германское завоевание Запада. Как и раньше, римский император считался главой всего римского мира и христианской ойкумены. Территории, которые некогда принадлежали Римской державе, считались ее вечным и неотъемлемым владением, даже когда ими управляли {112} германские короли. Начнем с того, что и сами эти короли признавали суверенные права римского императора, пользуясь всего лишь делегированной им, императором, властью1. Естественным правом римского императора было возвратить себе римское наследие. Более того, его священной миссией было освободить римскую землю от господства иноплеменных варваров и арианских еретиков, дабы восстановить Империю в ее старых границах как единственную римскую православную христианскую державу. Служению этой миссии была подчинена политика Юстиниана I (527–565).

 

Фактически Юстиниан направлял имперскую политику уже при своем дяде Юстине I (518–527), который, родившись в деревне Таврисий (вероятно, в районе Ниша), вступил в императорское войско, дослужился до офицера и командира гвардии экскувиторов и, наконец, после смерти Анастасия I был избран императором2.

 

Разрыв с монофиситской политикой Анастасия I следует приписать Юстиниану; его же достижением стало восстановление церковного общения с Римом, которое послужило необходимой предпосылкой для осуществления больших политических задач на Западе. Наиболее сильным аргументом в пользу цивилизующей силы византийской столицы, который только можно помыслить, является то, что происходивший из балканского захолустья крестьянский сын Юстиниан становится самым образованным и эрудированным умом своего столетия. Бесспорным свидетельством величия личности Юстиниана является охватывающая весь мир широта его политических целей и исключительная многосторонность его деятельности. Весьма многочисленные и прискорбные слабости его характера бледнеют перед мощью его всеохватного ума. Конечно, не он, а Велисарий и после него Нарсес вели завоевательные войны, не он, а Трибониан провел масштабную кодификацию права, не он, а префект претория Иоанн Каппадокиец принимал важнейшие меры в управлении. {113} Но тем не менее именно он был вдохновителем всех великих деяний своей великой эпохи. Восстановление всемирной Римской империи было вечным желанием византийцев. Этому желанию реставрационная политика Юстиниана дала грандиозное выражение. И потому для будущих поколений она является великим примером, даже несмотря на то, что дело реставрации оказалось недолговечным, а его неудача имела для Империи тяжелейшие последствия3.

 

С небольшим войском примерно в 18 000 человек Велисарий в 533 г. переправился в Африку4. Времена вандальской мощи при короле Гейзерихе были в прошлом: если большая экспедиция 468 г. закончилась плачевным поражением (см. выше, с. 104), то Велисарий в короткое время поверг Вандальское королевство в прах. Потерпевший решительное поражение при Дециме и Трикамаре король вандалов Гелимер был вынужден покориться, и в 534 г. Велисарий справил свой триумфальный вход в Константинополь. Правда, за этим последовала изнурительная мелкая война с местными мавританскими племенами, которые много лет (до 548 г.) оказывали упорное сопротивление византийскому господству. Несмотря на это, уже в 535 г. Велисарий начал поход против остготской державы. Эта война также поначалу походила на победный марш. В то время как одна византийская армия вторглась в Далмацию, Велисарий занял Сицилию и двинулся в Италию. Один за другим пали Неаполь и Рим. Но затем завязалась упорная борьба: в Риме Велисарий был вынужден выдержать длительную осаду, и только с величайшим напряжением ему удалось прорваться на север, взять Равенну и одолеть храброго короля Витигеса, которого он, как некогда вандала Гелимера, привез пленником в Константинополь (540). Но под энергичным предводительством Тотилы остготы вновь воспрянули духом, и по всей Италии началась ожесточенная борьба с византийским господством. Положение было серьезнее, чем {114} когда-либо: Велисарий был несколько раз разбит, плоды его прежних успехов были утрачены. Только гениальный стратег и хитроумный дипломат Нарсес после долгой и упорной борьбы сумел сломить сопротивление. После двадцатилетней полной превратностей войны страна лежала у ног Юстиниана (555). Реставрация византийской власти сопровождалась восстановлением старых социально-экономических отношений. Лишенная собственности крупная земельная аристократия вновь получила свои имения и привилегии.

 

Великие завоевания были завершены войной против вестготов в Испании. И здесь Византия, вмешавшись в распри местных властителей, смогла высадить в Испании армию и оккупировать юго-восточный угол Иберийского полуострова (554). Старая Империя, казалось, возникла вновь. Хотя отсутствовала еще немалая часть прежней римской территории, но Италия, большая часть Северной Африки, часть Испании вместе с островами Средиземного моря были отняты у германцев и пребывали под скипетром римского императора в Константинополе. Средиземное море вновь стало внутренним озером Империи.

 

Вскоре дала себя почувствовать оборотная сторона этих великих успехов: войны на Западе оголили дунайскую границу, кроме того, ослабли оборонительные возможности Империи на границе с Персией. Уже при Анастасии I Мартирополь, Феодосиополь и Амида временно попали в руки персов. В 532 г. Юстиниан заключил с персидским царем Хосровом I Ануширваном (531–579) «вечный» мир и купил для себя ценой уплаты дани персам свободу рук на Западе. Однако уже в 540 г. Хосров разорвал вечный мир, вторгся в Сирию, разрушил Антиохию и продвинулся вплоть до морского побережья. На севере персы опустошили Армению, Ивирию и завладели областью Лазики на восточном побережье Черного моря. Посредством увеличения дани Юстиниан обеспечил себе перемирие на пять лет, которое продлевалось дважды и только в 562 г. было преобразовано в прочный мирный договор сроком на 50 лет. Его ценой было новое повышение дани, однако византийский император смог, по крайней мере, достичь того, что Лазика была оставлена персами. Начался взлет персидского могущества, Византия же в Передней Азии была отодвинута на задний план.

 

Еще более тяжелые последствия имели события на Балканах. Едва завершилась большая миграция германских народов, как на границе {115} Империи появились новые племена. Особенное значение имело движение славян. Уже при Юстине I анты предприняли нападение на Империю5. С первых лет правления Юстиниана славянские племена в союзе с болгарами начали постоянно вторгаться в район Балкан. Большие завоевательные войны в Африке и в Италии отняли у Империи силы, необходимые для защиты балканских областей. Впрочем, Юстиниан соорудил на границах как в Азии, так и в Европе мощную систему крепостей; на Балканском полуострове позади линии укреплений на Дунае в глубине также находился сильный пояс укреплений. Но даже самые сильные укрепления не очень помогали, поскольку не хватало необходимых войск. Славяне разлились по всему Балканскому полуострову вплоть до Адриатики, до Коринфского залива и до побережья Эгейского моря. Так были опустошены коренные земли Империи, в то время как византийские армии одерживали победы на отдаленном Западе. Правда, вторгающиеся отряды варваров поначалу ограничивались грабежом страны и удалялись со своей добычей назад за Дунай. Однако потоки славянской миграции уже хлынули на земли Империи, и недалеко уже было то время, когда славяне начали прочно оседать на Балканском полуострове.

 

Ко внешнеполитическим опасностям прибавились тяжелые внутренние беспорядки. Между автократической центральной властью и политическими организациями народа вспыхнула ожесточенная борьба, и уже в январе 532 г. в Константинополе разразилось ужасное восстание «Ника»6. Во время правления Юстина I Юстиниан, вопреки поддерживаемой Анастасием партии прасинов, встал на сторону партии венетов, у которой его государственная и церковная политика находила поддержку. Придя к власти, он, однако, попытался вовсе освободиться от влияния димов и приказал правительственным органам применить к народным партиям жесткие меры. Карательные меры, которым подверглись обе партии, сделали как прасинов, так и венетов врагами императора, тем более что его политика реализации больших задач требовала от населения чрезвычайно больших {116} жертв. Представители обоих димов объединились в общей борьбе против центральной власти. На ипподроме прозвучал необычный призыв: «Милостивым прасинам и венетам многая лета!»7 Восстание приобрело устрашающие размеры, столица пылала в огне, племянник Анастасия I был провозглашен императором и облачен в пурпур на ипподроме. Юстиниан счел все потерянным и приготовился к бегству. От последнего его удержало бесстрашие императрицы Феодоры, престол же ему спасла решимость Велисария и расторопность Нарсеса. Посредством переговоров с венетами Нарсес расколол единый фронт мятежников, а Велисарий, выйдя на ипподром с отрядом преданных императору солдат, захватил их врасплох и стал избивать. Страшная резня, унесшая жизни тысяч, положила конец мятежному движению. Византийское самодержавие победило воплощенные в димах свободолюбивые устремления городов. Наиболее влиятельные соратники императора, которых он отстранил по требованию народа, были вновь восстановлены в своих должностях. Святая София восстала в новом блеске: на месте сожженного восставшими старого храма воздвиглась великолепная купольная постройка Юстиниана – творение, эпохальное для развития христианского искусства. Однако подавление восстания принесло лишь кажущееся облегчение. Бремя, которое политика Юстиниана возложила на народ, было все тяжелее и неизмеримо возросло вследствие больших военных предприятий и слишком активной строительной деятельности императора. Ценой Юстиниановых завоеваний было полное финансовое истощение всей страны.

 

Префект претория Иоанн Каппадокиец, имевший неблагодарную задачу поставлять средства для дорогостоящих предприятий своего государя, навлек на себя ожесточенную ненависть населения. Но в его обязанности входила и положительная управленческая работа, которая была проделана во времена Юстиниана; к нему обращено большинство новелл Юстиниана, и именно ему следует в первую очередь приписать то, что правительство Юстиниана предприняло энергичные меры против засилья крупной земельной аристократии8. Правда, меры эти не имели успеха, рост крупного земельного владения продолжался как {117} за счет более мелких частных владений, так и за счет государственных имений. Административные меры Юстиниана имели своей целью укрепление системы управления, отмену продажности чиновных должностей и прежде всего обеспечение налоговых поступлений. Принцип строгого разделения военной и гражданской властей в провинциях, введенный Диоклетианом и Константином, был нарушен. Однако объединение обеих властей было осуществлено только в некоторых областях, причем так, что местами получила преимущество военная, а местами – гражданская власть. Проведение Юстинианом реформ управления было лишено четкой общей линии и не смогло достичь принципиального переустройства устаревшей административной системы. Оно создало смешанные формы и представляло собой лишь переход от четкого порядка Диоклетиана и Константина к противоположной ему, но столь же четкой системе управления Ираклия.

 

Большую активность продемонстрировало правительство Юстиниана также в своей экономической политике, нацеленной на поощрение торговли и ремесел. В качестве естественного средоточия торговых путей между Азией и Европой Константинополь господствовал в товарном обмене двух континентов. Средиземноморская торговля полностью находилась в руках греческих и сирийских торговцев. Главную роль при этом для Византийской империи играли не торговые отношения с обедневшими странами Запада, а торговля с Востоком: Китаем и Индией. Восточная торговля Империи была, тем не менее, пассивной, поскольку, хотя Византия и вывозила на Восток ценные ткани и посуду, производимую в мастерских Сирии, этот экспорт далеко отставал от потребности византийцев в восточных товарах, особенно в шелке. Еще большее значение имело то, что торговля с Китаем была зависима от посредничества персов. Это даже в мирное время влекло за собой лишние траты и усиливало отток золота из Империи, а частые периоды враждебных отношений с державой Сасанидов влекли за собой прекращение ввоза шелка. Путь в Китай по суше шел через территорию Персии, морское сообщение также было в руках персидских купцов, которые из Персидского залива отправлялись на Тапробану (Цейлон) и там загружали прибывающие из Китая товары9. {118}

 

Правительство Юстиниана стремилось теперь установить контакты с Китаем обходным путем, через свои опорные пункты Херсонес и Боспор в Крыму и через Лазику на Кавказе. Оттуда византийцы также поддерживали оживленные торговые сношения со степняками, живущими к северу от Понта, которым они поставляли ткани, украшения и вино, а в обмен получали меха, кожи и рабов. Именно поэтому для Византии было так важно усиление своего влияния в Крыму и в кавказском регионе. Задача обеспечения торговли шелком также впервые привела к контакту византийцев с тюрками, которые в то время распространили свое влияние вплоть до северного Кавказа и так же, как и византийцы, вступили в конфликт с персами из-за торговли шелком. При преемнике Юстиниана Юстине II византийцы заключили с тюрками союз и вместе с ними боролись против персидской державы.

 

С другой стороны, правительство Юстиниана прилагало усилия к тому, чтобы обеспечить себе морской путь в Индийский океан через Красное море; оно стремилось укрепить свои собственные морские коммуникации с Востоком и поэтому завязало отношения с эфиопской Аксумской державой. Впрочем, ни византийские, ни эфиопские купцы не смогли оспорить у персов господства в Индийском океане. Путь по суше из гаваней Черного моря во внутреннюю Азию был трудным и опасным. И потому для Империи было счастливым случаем то, что ее агентам удалось выведать секрет производства шелка и тайно доставить в Византию шелковичных червей. Вскоре производство шелка в Византии достигло большого расцвета, причем как в самом Константинополе, так и в Антиохии, Тире и Берите, а позднее также и в Фивах. Шелкопрядение стало одной из важнейших отраслей ремесла и, в качестве государственной монополии, одной из главных статей дохода Византийской империи10.

 

Величайшим и наиболее долговечным достижением эпохи Юстиниана была кодификация римского права11. Под руководством {119} квестора Трибониана эта работа была выполнена в кратчайшее время. Прежде всего при помощи «Кодекса Феодосия» и созданных при Диоклетиане частных собраний, таких как Codex Gregorianus и Codex Hermogenianus, было подготовлено собрание действующих императорских постановлений со времен Адриана. Это собрание было опубликовано в 529 г. как «Юстинианов кодекс» (Codex Justinianus), а спустя пять лет вышло его дополненное издание. Еще более значительное достижение знаменовали опубликованные в 533 г. «Дигесты» («Пандекты»). Они представляли собой собрание сочинений классических римских юристов, которые, наряду с императорскими законами, составляли вторую часть действующего права. Кодекс Юстиниана, хотя и намного превосходил свои образцы, опирался на наработки предшествующих столетий. «Дигесты» же были совершенно новым произведением. Впервые все многочисленные и часто противоречащие друг другу суждения римских знатоков права были приведены в упорядоченную систему. Наряду с «Кодексом» и «Дигестами» стоят задуманные как руководство для изучения юриспруденции «Институции», которые представляют собой выборку из двух первых работ. Сложившийся таким образом «Корпус гражданского права» (Corpus juris civilis) Юстиниана был дополнен собранием новелл, куда вошли указы, изданные после публикации «Кодекса». «Кодекс», «Дигесты» и «Институции» были опубликованы на латинском языке, в то время как большинство новелл – уже на греческом. Вскоре для главных частей Корпуса стали появляться переводы на греческий язык, а также компиляции и комментарии на этом языке.

 

Посредством кодификации римского права централизованному государству была дана единообразная правовая основа. С неподражаемой идейной ясностью и выразительностью записанное византийскими учеными римское право регулирует все стороны общественной и частной жизни, жизнь государства, а также отдельных лиц и семей, отношения граждан между собой, их деловое общение и отношения собственности. Впрочем, «Корпус гражданского права» не является механической и тем самым совершенно точной передачей старого римского права. В классической римской правовой литературе правоведы Юстиниана предпринимали не только сокращения, но и некоторые изменения, чтобы таким образом приспособить кодифицированное право к общественному строю и отношениям своего времени, а также привести его в соответствие {120} с заповедями христианской нравственности и обычным правом эллинизированного Востока. Во многих случаях, особенно в сфере семейного права, влияние христианства привело к более гуманным представлениям о праве. Но с другой стороны, догматическая исключительность христианской религии имела то последствие, что иноверцам было наотрез отказано в какой-либо юридической защите. Таким образом, когда законодательство Юстиниана прокламирует свободу и равенство людей, не следует переоценивать практическую действенность этих высоких идей. То, что положение рабов претерпевает некоторое улучшение, а их отпуск на волю облегчается и даже поощряется12, следует лишь отчасти рассматривать как следствие этих высоких принципов и христианских воззрений. Более важным здесь является то, что в экономической жизни VI в., особенно в сельском хозяйстве, рабский труд играл лишь вспомогательную роль. Ведущей силой производительного процесса уже с давних пор были колоны, и к ним Юстинианово право не знает снисхождения. Прикрепление колонов к земле безжалостно ужесточается, и тем самым еще раз законодательно закрепляется крепостное состояние большинства сельского населения.

 

Одной чрезвычайно характерной чертой Юстинианова законодательства является постоянное подчеркивание абсолютности императорской власти. Посредством правового обоснования монархии «Корпус гражданского права» не только в Византии, но и на Западе оказал продолжительное влияние на развитие политических идей. В Византии римское право во все времена составляло основу правовой жизни. Законодательный труд Юстиниана лежит в основе всего дальнейшего правового развития Византийской империи. Напротив, Запад лишь в XII в. вновь начал возвращаться к римскому праву. Рецепция римского права посредством изучения «Корпуса гражданского права» Юстиниана имела огромное значение для формирования правовых и политических воззрений на Западе, и с тех пор римское право в той версии, которую ему придали юристы Юстиниана, представляет собой вплоть до новейшего времени основной элемент общеевропейского правового развития. {121}

 

Юстиниан был последним римским императором на византийском императорском престоле. В то же время он был также христианским владыкой, исполненным сознания того, что его императорская власть дана ему Божьей милостью. Его универсалистские устремления имели не только римскую, но и христианскую основу. Понятие Римской империи было для него идентичным понятию христианской ойкумены, победа христианской религии была для него столь же священной задачей, как и восстановление римского могущества. Со времени Феодосия I ни один правитель не прилагал столько усилий для христианизации Империи и искоренения язычества, как он. Насколько тонким стал уже к тому времени слой язычников, настолько влиятельным было еще язычество в науке и образовании. Юстиниан отнял у язычников право преподавать и в 529 г. закрыл афинскую Академию, оплот языческого неоплатонизма. Изгнанные ученые отправились ко двору персидского царя и принесли в Персию плоды греческой культуры. В Византии старая религия была уже мертва, и тем самым подошел к концу великий отрезок человеческой истории.

 

Христианская Церковь нашла в лице Юстиниана не только ревностного защитника, но и своего повелителя13. Ведь даже будучи христианином, Юстиниан оставался римлянином, и идея автономии религиозной сферы была для него совершенно чужда. Пап и патриархов он рассматривал и обращался с ними как со своими слугами. Таким же образом, как он управлял государством, так же распоряжался он и в церковной жизни, лично вмешиваясь во все детали церковного устройства: даже в вопросах веры и обряда он сохранял за собой право принимать решение. Он проводил церковные Соборы, составлял богословские трактаты, сочинял церковные песнопения. В истории церковно-государственных отношений эпоха Юстиниана знаменует апогей императорского влияния на церковную жизнь. Столь неограниченно, как Юстиниан, ни один византийский император ни до, ни после него не правил Церковью.

 

Наиболее насущной церковно-политической проблемой оставались по-прежнему отношения с монофиситством. Политика {122} завоеваний на Западе потребовала достижения согласия с Римской Церковью и как следствие антимонофиситской политики. Это, однако, углубило старые антипатии Египта и Сирии к византийскому центру и дало новую подпитку сепаратистским силам коптов и сирийцев. Но если мир с Западной Церковью можно было купить только путем углубления противоречий с Востоком, то и наоборот – сближение с монофиситскими церквами Сирии и Египта было возможно только ценой разрыва как с Западом, так и с населением византийских коренных областей. Тщетно Юстиниан искал компромисса. То, что на Пятом Вселенском Соборе в Константинополе (553) он дал осудить так называемые Три Главы – подозреваемые в несторианских тенденциях сочинения Феодора Мопсуэстийского, Феодорита Кирского и Ивы Эдесского, – вызвало лишь новый спор, но не удовлетворило монофиситов. Также и новые попытки сближения с монофиситством только лишь углубили противоречия в Империи.

 

 

При всех своих недугах все же неоспоримо, что Империя Юстиниана являет картину грандиозной мощи. Как будто желая вновь показать себя, старая Империя обнаружила все свои силы и как в политическом, так и в культурном отношении пережила последний крупный подъем. В своем территориальном протяжении она вновь достигла наивысшей точки, объяв весь средиземноморский мир. В литературе и искусстве старая культура пережила в христианском обличье невиданный расцвет, за которым уже вскоре должен был последовать период культурного упадка. Эпоха Юстиниана не ознаменовала собой, как он этого хотел, начала новой эры: она означала конец великой умирающей эпохи. Юстиниану не дано было обновить Империю. Он смог лишь на краткое время внешне восстановить ее, внутреннего перерождения состарившееся позднеримское государство при нем не испытало. Поэтому территориальное восстановление было лишено прочного основания, и именно поэтому последствия стремительного крушения реставрационных усилий Юстиниана были вдвойне тяжелыми. После всех выдающихся успехов Юстиниан оставил своим преемникам внутренне истощенное, экономически и финансово полностью расстроенное государство. Им оставалось лишь исправлять огромные упущения, чтобы спасти то, что можно было спасти. {123}

 

1 Так же, как и Одоакр, Теодорих считался императорским магистром армии, его монеты всегда несут на себе изображение и имя императора, и он никогда не издавал законов (leges), только лишь указы (edicta), издание которых также было прерогативой высших имперских чиновников, таких как префект претория. См.: Mommsen Th. Ostgotische Studien // Gesammelte Schriften. Bd. IV. S. 334 ff.; Bury. Later Rom. Empire (1). P. 453 ff.

 

2 О Юстине см. весьма детальную работу: Vasiliev A.A. Justin the First. An Introduction to the Epoch of Justinian the Great. Cambridge (Mass.), 1950. {113}

 

3 О внешнеполитических предприятиях Юстиниана и их последствиях см.: Bury. Later Roman Empire (2). P. 124 ff.; Diehl. Justinien. P. 173 sv.; Кулаковский. История. T. 2. С. 93 сл.; Stein. Bas Empire. Vol. II. P. 283 sv., 485 sv. О войне с вандалами см.: Diehl. L’Afrique byzantine. Paris, 1896; Schmidt L. Geschichte der Wandalen. München, 1942 (2. Aufl.). S. 122 ff.; Courtois Chr. Les Vandales et l’Afrique. Paris, 1955. P. 353 sv.; о войне с готами: Hartmann. Geschichte Italiens im Mittelalter. Bd. I. S. 248 ff.; Hodgkin. Italy and her Invaders. Vol. IV–V (1895–1896); Удальцова З.В. Византия и Италия в VI в. С. 236 сл.

 

4 См.: Schmidt L. Geschichte der Wandalen. 2. Aufl. S. 125–126. {114}

 

5 Niederle. Manuel. S. 61–62; Stein. Bas Empire. Vol. II. P. 222; Успенский. История. Т. 1. С. 464–465; Jireček. Geschichte. Bd. I. S. 81; Šišič. Povijest. S. 207–208; Grafenauer. Nekaj vprašanj. S. 28–29; BИИHJ. T. I. C. 55 сл.

 

6 Bury J.B. The Nika Riot // JHS 17 (1897). P. 92–119; Bury. Later Roman Empire (2). P. 39 ff.; Diehl. Justinien. P. 455 sv. {116}

 

7 Malalas. P. 474.10.

 

8 См.: Stein Ε. Justinian, Johannes der Kappadozier und das Ende des Konsulats // BZ 30 (1929–1930). S. 376–381; Idem. Bas Empire. Vol. II. P. 433–437. {117}

 

9 Важный очерк по истории византийской торговли: Antoniadis-Bibicou H. Recherches sur les douanes à Byzance. Paris, 1963. {118}

 

10 См.: Heyd. Commerce du Levant. Vol. I. P. 2 sv.; Lopez R.S. Silk Industry in the Byzantine Empire // Speculum 20 (1945). P. 1–42; Пигулевская H.B. Византийская дипломатия и торговля шелком // ВВ 1 (1947). С. 184–214; Она же. Византия на путях в Индию. С. 184 cл.; Hennig R. Die Einführung der Seidenraupenzucht ins Byzantinerreich // BZ 33 (1933). S. 295–312.

 

11 Наряду с учебниками и справочниками по римскому праву см.: Collinet P. Etudes historiques sur le droit de Justinien. T. I. Paris, 1921. {119}

 

12 См.: Hadjinicolaou-Marava A. Recherches sur la vie des esclaves dans le Monde byzantin. Athènes, 1950. P. 22 sv.; Удальцова З.В. Некоторые изменения в экономическом положении рабов в Византии VI в. // ЗРВИ 8/1 (1963). С. 281–290. {121}

 

13 См.: Alivisatos H. Die kirchliche Gesetzgebung des Kaisers Justinian I. Berlin, 1913; Pargoire J. L’Église byzantine de 527 à 847. Paris, 1905. P. 11 sv.; Duchesne L. L’Église au VIe siècle. Paris, 1925. P. 256 sv. {122}

 

Острогорский Г.А. История Византийского государства. М., 2011. С. 112–123.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 10.12 2015

Глава 10. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И АДМИНИСТРАТИВНАЯ ПОЛИТИКА ЮСТИНИАНА

 

В то время как Западная империя, разорванная на куски завоевателями, превратилась в конгломерат варварских королевств, Византия мало-помалу вступила в полосу экономической и политической стабилизации. Волна варварских завоеваний, перекатившись через Византию, отхлынула на Запад, и варвары, оставаясь опасным врагом, более не угрожали существованию империи.

 

Экономический подъем, начавшийся еще при императоре Анастасии, во многом подготовил тот необычайный взлет внешнего и внутреннего могущества Византии, который она пережила в правление Юстиниана1. В результате проводившейся Анастасием политики покровительства городам и укрепления финансов государственная казна, обычно пустая, оказалась наполненной золотом на огромную сумму в 320 тыс. либр2. Это дало Византии экономические ресурсы, необходимые для того, чтобы перейти от пассивного наблюдения за гибелью Западной империи к отвоеванию утраченных областей.

 

Их потеря весьма болезненно воспринималась на Востоке. Римская империя, по-прежнему, считалась законной владелицей отторгнутых варварами территорий, а римский император, живший в Константинополе, рассматривался как признанный глава всего orbis Romana. Идею единства римского мира церковь дополнила идеей религиозного единства всей христианской ойкумены. Реставрация единой Римской империи и отвоевание западных областей у варваров-ариан были провозглашены миссией константинопольских императоров. {219}

 

Сокровенная мечта василевсов – возрождение под их эгидой универсальной Римской империи – нашла свое воплощение в деятельности наиболее выдающегося византийского правителя раннего средневековья – императора Юстиниана.

 

Первые шаги к осуществлению этих грандиозных замыслов были сделаны еще в царствование Юстина I (518–527). Согласно традиции, переданной Прокопием, Юстин был простым македонским крестьянином, в поисках счастья юношей пришедшим с котомкой за плечами в Константинополь3. Сила и красота проложили ему дорогу в императорскую гвардию, а воинская доблесть помогла подняться по лестнице военных должностей. Участвуя во многих походах, он завоевал славу храброго воина и, умея угождать влиятельным вельможам, достиг высокого поста начальника дворцовой гвардии. Обстоятельства прихода Юстина к власти окутаны тайной. Смерть в 518 г. императора Анастасия, не оставившего преемника, повергла столицу в пучину борьбы придворных клик за престол. Законным наследникам, в том числе племяннику покойного императора Ипатию, противостоял всесильный временщик Амантий. Он беззастенчиво рвался к власти, но будучи евнухом, не мог сам занять трои и поэтому выдвинул в качестве своей креатуры Феокрита. Для осуществления этого хитроумного плана Амантий решил использовать Юстина, который пользовался популярностью у солдат дворцовой гвардии; к тому же он был уже в преклонном возрасте, не проявлял честолюбия и не казался ему опасным. Амантий поручил Юстину подкупить войско. Однако Юстин обманул своего покровителя и употребил данные ему деньги в свою пользу.

 

10 июля 518 г. гвардия, партии цирка и сенат избрали Юстина императором. Подобный выбор был неожиданностью для многих, в том числе и для самого Юстина. Однако придя к власти, Юстин проявил решительность. Он немедленно казнил Феокрита и Амантия, а затем вероломно убил другого возможного претендента на престол, популярного полководца Виталиана. Влиятельный при Анастасии префект претория Марин, инициатор финансовых реформ, попал в опалу, а сосланные при покойном императоре вельможи были возвращены из ссылки и получили высокие посты в новом правительстве4.

 

Юстин отнюдь не был полной бездарностью, каким его стремится изобразить историк-аристократ Прокопий5. Правда, мало сведущий в государственных делах, скорее закаленный в боях и привыкший к лишениям походной жизни воин, чем политический деятель, он долгое время чувствовал себя неуютно в обстановке пышного и порою изнурительного этикета императорского дворца. Прокопий рассказывает, что Юстин был неграмотен и не умел поставить свою подпись под государственными бумагами. Хитроумные министры нашли тогда выход из положения: они изготовили дощечку с прорезанными в ней буквами – legi («я прочел»), ее прикладывали к документу, а император водил в прорезях пером, обмакнутым в пурпурные чернила6.

 

Будучи человеком необразованным, Юстин I, однако, понимал важность образования и покровительствовал развитию наук, {220} искусств, строительству храмов и дворцов. Только в Константинополе при нем было построено восемь церквей, широкое строительство развернулось по всей империи. Он вел активную дипломатическую игру на Востоке, стремясь к усилению Византии в Аравии7.

 

Фактически уже при Юстине I началась подготовка к отвоеванию Западной Римской империи у варваров. Желая привлечь на свою сторону население Константинополя, в большинстве своем приверженного к православию, а также ища поддержки папского престола, Юстин резко изменил религиозную политику своего предшественника8. Он выступил против монофиситов: их стали преследовать в Малой Азии и Сирии; правда, Юстин был вынужден соблюдать по отношению к ним веротерпимость в Египте, где их положение было весьма прочным.

 

В последние годы жизни престарелый император отошел от государственных дел, фактически передоверив управление империей своему племяннику Юстиниану.

 

Флавий Петр Савватий Юстиниан родился около 482 г. в глухой деревушке Таурисий (Верхняя Македония), близ крепости Бедерианы, в семье бедного иллирийского крестьянина. Его бездетный {221} дядя Юстин, став императором, тотчас вызвал племянника в столицу и дал ему блестящее образование в духе лучших традиций античной науки. Юстиниан, благодаря своему уму и энергии, приобрел огромное влияние на дядю и стал активно вмешиваться во все государственные дела. В апреле 527 г., чувствуя приближение смерти, Юстин усыновил Юстиниана и сделал его своим соправителем. Вскоре император умер, и Юстиниан стал неограниченным правителем византийского государства.

 

Юстиниан I (527–565) почти полстолетия оказывал воздействие на ход исторических событий: 38 лет он был самовластным властелином огромной империи и одним из самых могущественных государей тогдашнего мира.

 

В истории Византии, да, пожалуй, и всей средневековой Европы нет другого политического деятеля, который бы, подобно Юстиниану, получил столь противоречивую оценку у современников и потомков. Одни его прославляли, другие хулили, но никто не оставался к нему равнодушным. Противоречивость суждений о Юстиниане9 была порождена в известной степени тем, что его историограф Прокопий нарисовал двойственный образ императора: он то не жалел самых радужных красок для его восхваления, то изображал все его деяния в черном цвете10. В конечном же счете противоречивая оценка Юстиниана историками, если отбросить ее субъективные причины, была вызвана противоречивостью натуры этого императора и сложностью политической обстановки, в которой ему пришлось жить и действовать.

 

В 527 г., при воцарении на троне, Юстиниану было 45 лет; он уже имел значительный опыт в государственных делах, был человеком зрелого ума и со сложившимся характером. Простой крестьянин, всегда остававшийся в глазах аристократов безвестным выскочкой и затаивший ненависть против знатных вельмож, Юстиниан обладал душой гордой и деспотической. Он был фанатически одержим идеей величия своей императорской особы, которой выпала великая миссия возрождения могущества Римской империи. Все царствование он посвятил воплощению в жизнь этой идеи.

 

Непомерное властолюбие было основной чертой его характера. Он вмешивался решительно во все и не позволял никому принимать какие-либо решения по собственному почину. Одержимый этой манией, Юстиниан трудился день и ночь, лично вникал в бесчисленные государственные дела, вел огромную переписку, составлял множество указов и рескриптов, мелочно регламентировал деятельность своих полководцев и министров. Он щеголял простотой образа жизни, мало ел, мало спал, был доступен людям различного звания. Среднего роста, полный, с круглым, красивым белым лицом, большими, темными, проницательными глазами, Юстиниан мог быть обворожительным в обращении11. Он очень любил, когда хвалили его щедрость, великодушие, милосердие к врагам и заботу о бедных. Ради славы милостивого монарха он иногда был способен на порывы великодушия.

 

Но эта кажущаяся простота и внешняя доступность были только маской, скрывавшей натуру беспощадную, двуличную и глубоко {222} коварную. Юстиниан обладал необычайным даром притворства и умел скрывать свои истинные замыслы.

 

Ради сохранения своей власти и осуществления идеи восстановления былого величия империи он мог уничтожить множество народа, не испытав ни малейшего угрызения совести12. Всегда внутренне трепетавший за свою власть, Юстиниан отличался крайней подозрительностью, всюду видел заговоры и боялся покушения на свою жизнь. Поэтому он был склонен верить доносам, окружал себя льстецами и шпионами и по наговору готов был наказать без суда и следствия любого своего ближайшего помощника и даже любимца13. Никто в государстве не был гарантирован, что завтра на него не обрушится, по навету врагов, гнев государя, а затем последуют казнь или ссылка и конфискация имущества. Человек завистливый, Юстиниан был к тому же падок на лесть. По рассказу Прокопия, когда хитрый царедворец Трибониан публично заявил, что опасается, как бы император за свое благочестие не был взят живым на небо, Юстиниан милостиво внимал этой грубой лести и осыпал своего любимца всяческими щедротами14. Для достижения поставленных {223} целей Юстиниан не брезговал никакими средствами. Постоянно нуждаясь в деньгах для претворения в жизнь своих грандиозных планов, он беспощадно грабил подданных15. Алчность сочеталась у него с любовью к показной роскоши, расточительностью (большие средства тратились на пышные постройки), щедростью к варварам, которых нужно было привлечь на сторону Византии. Состарившись, Юстиниан потерял былую энергию и предался бесконечным богословским спорам16.

 

В некоторых отношениях деятельность Юстиниана была как бы обращена в прошлое: таковы его реставраторская политика и религиозный консерватизм. Но кое в чем он обгонял свой век: это проявилось в реформе законодательства, в административном переустройстве империи, грандиозном строительстве, активной дипломатии, покровительстве развитию культуры и искусства.

 

Сильное влияние на Юстиниана в течение большей части царствования оказывала его жена Феодора. Это – одна из самых ярких и своеобразных фигур, когда-либо занимавших византийский престол. Дочь смотрителя за дикими зверями в цирке Константинополя, рано познавшая развратную жизнь цирковых актеров, сама танцовщица и куртизанка, Феодора благодаря своей редкой красоте, уму и твердой воле покорила Юстиниана и стала его законной женой, а затем и императрицей. Небольшого роста, изящная, с изумительно красивым матовым лицом, Феодора была остроумна, весела, изобретательна и обладала необычайным даром злоречия17.

 

Став императрицей, Феодора обнаружила недюжинный государственный ум, вникала во многие дела управления, принимала иностранных послов, вела дипломатическую переписку, участвовала в богословских спорах: Феодора открыто сочувствовала монофиситам, которые часто находили убежище в ее покоях. Она была великой мастерицей тайной интриги, беспощадно расправлялась со своими врагами и покровительствовала клевретам. В решительные и трудные минуты Феодора проявляла огромное мужество и неукротимую энергию. Она страстно любила власть и требовала рабского поклонения18.

 

В противовес своему царственному супругу, щеголявшему простотой, Феодора была чрезмерно склонна к роскоши, недоступна и высокомерна с самыми знатными людьми государства19. По словам Прокопия, общими чертами характера Юстиниана и Феодоры были «корыстолюбие, жажда убийств и отсутствие правдивости»20. Низкое происхождение во многом определило ненависть Феодоры к придворной знати, которая противилась ее браку с Юстинианом.

 

Императрица страстно любила цирковые игры, активно вмешивалась в борьбу цирковых партий. Ее отец был смотрителем зверинца, принадлежащего партии прасинов; когда после его смерти мать Феодоры, приведя в цирк троих своих осиротевших маленьких дочек, просила оставить эту должность за ней, прасины не вняли мольбам вдовы. Венеты же взяли ее к себе. Феодора никогда не могла забыть этого оскорбления и всю жизнь с необузданной ненавистью относилась к партии прасинов21. Вообще она отличалась мстительностью и никогда не прощала нанесенных ей обид. Феодора очень {224} дорожила своим влиянием на Юстиниана и неумолимо расправлялась не только с возможными соперницами, но и с теми, кто мог ей повредить в глазах императора. Став законной супругой Юстиниана и повелительницей огромной империи, Феодора превратилась в строго добродетельную женщину. Заметив однажды, что придворные заподозрили ее в склонности к рабу-варвару Ареовинду, юноше необычайной красоты, она тотчас приказала наказать его плетьми, а затем сослать. О дальнейшей судьбе этого юноши никто ничего больше не знал22.

 

Несмотря на различные пороки, так причудливо соединившиеся в этой императрице, ее государственный ум, незаурядная воля, личная храбрость, широта политического кругозора сделали ее одной из знаменитейших женщин византийской истории23.

 

Поднявшись на трон византийских василевсов из низов, а не благодаря своему знатному происхождению, Юстиниан прекрасно сознавал, что в глазах высшей сенаторской аристократии он всегда остается выскочкой, homo novus.

 

На первых порах он пытался заигрывать с сенаторами, но вскоре понял, что это бесполезно. Восстание 532 г. в Константинополе («Ника»)24 показало ему, что многие сенаторы враждебны сильной власти государя: они мечтали о покорном василевсе, выполняющем волю высшей знати. А Юстиниан сам хотел подчинить их своей воле и сломить сенаторскую оппозицию.

 

Подавление восстания 532 г. убедило императора, что сенат можно поставить на колени. И хотя в дальнейшем Юстиниан не раз шел на сближение с аристократией, все же он всегда понимал необходимость подрыва ее экономической мощи – крупного землевладения. «Тайная история» Прокопия буквально пестрит известиями о конфискации Юстинианом земель сенаторов25.

 

Наступление на крупное сенаторское землевладение стало одной из важных задач социально-экономической политики Юстиниана, а борьба против сепаратизма и децентрализаторских устремлений высшей аристократии – чуть ли не главным направлением его административной политики. Хотя и с большим трудом, Юстиниану удалось добиться покорности от сената. Если верить Прокопию, сенат при Юстиниане не обладал уже никакой реальной властью, и «часто бывало, что постановление сената, поступавшее затем на утверждение императора, в конце концов получало у него совершенно противоположное решение»26.

 

Не имея поддержки высшей аристократии, правительство Юстиниана искало опору у других социальных слоев. На определенное время Юстиниану удалось ее найти у землевладельцев-куриалов и рабовладельцев среднего достатка. Весьма многочисленные в Византии, они были насущно заинтересованы в сильной центральной власти, в которой прежде всего видели защиту от притеснений крупных землевладельцев из сенаторской аристократии.

 

Аграрная политика Юстиниана во многом определялась желанием привлечь на сторону правительства эти широкие слои землевладельцев и рабовладельцев средней руки. Показательны меры византийского правительства, принятые для обеспечения рабочей силой {225} имений посессоров указанной категории. Эти землевладельцы менее, чем крупные земельные собственники, цеплялись за старые, латифундиальные методы ведения рабовладельческого хозяйства. Переходу к новым формам использования труда зависимых людей и способствовали рескрипты Юстиниана, благоприятствовавшие освобождению рабов и переводу их на пекулий27. Конечно, новые методы использования труда рабов были выгодны и другим землевладельцам, особенно церкви, а также находили применение в доменах императора.

 

Переход к более прогрессивным методам ведения хозяйства был назревшей потребностью социально-экономической жизни того времени, и Юстиниан сумел направить и использовать эту тенденцию в интересах своего правления. Политика благоприятствования развитию хозяйства широких слоев землевладельцев, проводившаяся Юстинианом, нашла свое выражение и в дальнейшем закреплении колонов за имениями посессоров28.

 

В VI в. византийское правительство вновь должно было начать серьезную борьбу против запустения земель в провинциях. Необходимо было принять радикальные меры для привлечения землевладельцев к обработке заброшенных земель и к возделыванию пустошей. С этой целью в законодательстве Юстиниана устанавливалась прочная юридическая защита института долгосрочной аренды – эмфитевсиса. Характерно, что основное требование, которое предъявлялось правительством Юстиниана к эмфитевту, это, наряду с уплатой канона, – постоянная забота об улучшении обработки участка, полученного в долгосрочную аренду. Широкие права распоряжения участком давали вместе с тем большой простор для хозяйственной инициативы эмфитевтов. Кстати, Юстиниан разрешил эмфитевтам по их желанию отпускать рабов из арендованных имений на волю и переходить к новым методам ведения хозяйства. Поэтому правом эмфитевсиса в VI в. пользовались лица, располагавшие средствами, достаточными для распашки заброшенного участка и налаживания на нем хозяйства, доходы с которого позволяли бы платить подати и канон и улучшать культуру земледелия. Скорее всего эмфитевты выходили из среды новых, разбогатевших собственников, вкладывавших свои деньги в обработку земли. Это, конечно, не исключает того, что эмфитевтами могли быть и крупные землевладельцы29, и представители состоятельных слоев городского населения, и зажиточное крестьянство. Размер имений, отдаваемых в долгосрочную аренду, был различен – от больших земельных массивов до сравнительно незначительных участков. Однако подавляющее большинство эмфитевтов в это время, видимо, принадлежало именно к средним слоям достаточно обеспеченных землевладельцев30.

 

Развитие института эмфитевсиса, получившее юридическую санкцию в законодательстве Юстиниана, – яркий показатель того, как господствующий класс Византии ищет путей выхода из аграрного кризиса V в. Стремясь не подрывать рабовладельческой основы общества, Юстиниан и его помощники видят один из таких путей в предоставлении наиболее обеспеченной и хозяйственно инициативной части новых – средних, а отчасти и крупных – собственников {226} законных прав на пустующие земли с целью подъема агрикультуры в стране и создания широкой социальной базы правительству.

 

Та же цель преследовалась при проведении политики ограничения роста патроциниев и частной власти крупных землевладельцев в провинциях. Действительно, широкие слои землевладельцев, ища у центрального правительства защиты от всесилия магнатов, были особенно заинтересованы в установлении правопорядка в стране, упрощении судопроизводства, в пресечении захватов их земель влиятельными патронами. Это вполне совпадало со стремлением императора подчинить своей власти земельных магнатов, фрондирующих против правительства.

 

Совпадением этих двух тенденций, видимо, и можно объяснить хорошо известные меры законодательства Юстиниана, направленные против роста патроната, неоднократные запрещения крупным землевладельцам иметь частные тюрьмы, творить суд над зависимым населением, заводить в поместьях отряды дружинников – буккелариев. Юстиниан энергично боролся против захвата магнатами земель средних и мелких собственников, запрещая ставить на незаконно приобретенных землях межевые знаки с именами вельмож (так называемые титулы). Вводились и некоторые законодательные меры, суживавшие сферу воздействия могущественных лиц на судопроизводство. Им запрещалось брать на себя ведение процессов мелких посессоров, оказывать давление на судей в пользу одной из тяжущихся сторон.

 

Политика ограничения власти крупных землевладельцев проводилась правительством Юстиниана не всегда достаточно последовательно. Порою император шел на серьезные уступки крупным магнатам, особенно во вновь завоеванных провинциях. Однако общее стремление правительства Юстиниана опереться на широкие слои земельных собственников в противовес фрондирующей знати все же очевидно.

 

В своей аграрной политике Юстиниан не забывал об интересах фиска и всемерно старался восстановить домениальное хозяйство императора. Заброшенные домены сдавались в аренду состоятельным, но не слишком знатным и богатым земельным собственникам, которые способны были исправно платить канон и налоги, возродить агрикультуру доменов и вместе с тем не претендовали бы на захват этих земель в свою собственность. Именно поэтому эмфитевсис так широко практиковался Юстинианом на пустующих землях фиска и императора.

 

Оказывая покровительство средним слоям землевладельцев и рабовладельцев, Юстиниан требовал от них прежде всего безоговорочной поддержки своих завоевательных планов на Западе. Он надеялся, что эти круги можно будет легко увлечь заманчивой идеей победоносного отвоевания у варваров исконных римских владений. И Юстиниан не ошибся в своих расчетах. Среди указанных слоев населения Византийской империи был жив «римский патриотизм». Они надеялись также получить свою толику доходов из отвоеванных провинций. Их завораживала не только идея превосходства ромеев над другими народами, но и надежда на возможное обогащение. {227}

 

Всем этим, быть может, и объясняется, что завоевательные планы Юстиниана нашли сперва столь широкий отклик в стране. Когда же войны потребовали непомерных материальных тягот и слишком больших жертв, наступило отрезвление. Но это произошло уже в конце царствования Юстиниана.

 

Сколь ни важна была для правительства Юстиниана поддержка широких слоев земельных собственников, оно искало и других союзников. Чрезвычайно влиятельным союзником оказалась православная церковь. В течение всего правления Юстиниана высшее ортодоксальное духовенство было одной из важнейших социальных опор правительства как в его внутренней, так и во внешней политике31. И если не следует слишком преувеличивать масштабов роста доменов церкви в тот период, как это делают некоторые исследователи32, то все же очевидно, что крупное церковное землевладение пользовалось особым покровительством правительства Юстиниана.

 

В его экономической политике видное место занимали меры в защиту земельных владений церкви. Юстиниан дарует церквам и монастырям ряд важных привилегий. Церковные и монастырские земли освобождаются от многих налогов и непрерывно растут за счет конфискованных владений языческих храмов, императорских пожалований, дарений крупных земельных магнатов и куриалов. К VI в. церковно-монастырское землевладение составляло приблизительно 1/10 часть всех земельных владений в Византии.

 

Через все аграрное законодательство Юстиниана красной нитью проходит стремление увеличить земельные владения церкви и помешать их отчуждению33. Правительство Юстиниана поощряло эмфитевсис на землях церкви, ограждая в то же время ее интересы от возможных притязаний эмфитевтов на приобретение арендуемых участков в собственность34. Оно содействовало освобождению рабов из церковных имений и превращению их в зависимых людей, более заинтересованных в своем труде35.

 

За все дарения и привилегии, которые церковь получала при Юстиниане, он требовал от нее идеологической поддержки посредством воздействия на народные массы, а также политической и церковной санкции широкой завоевательной политики на Западе. И действительно, высшее ортодоксальное духовенство не только дало эту санкцию, но и во многом помогло превращению завоевательных войн на Западе в благочестивую миссию борьбы против варваров-ариан.

 

Более сложной и изменчивой была политика правительства Юстиниана в отношении городов и торгово-ремесленного населения византийского государства.

 

Юстиниана иногда обвиняли в забвении интересов экономически развитого Востока, центра ремесла и торговли, в угоду политике завоевания Запада. В этом видели не только основное противоречие царствования Юстиниана, но и причину недолговечности его успехов36. Вряд ли эти обвинения справедливы. Более того, ни в один другой период истории Византии не поощрялось столь активно развитие ремесленного производства и торговых связей с самыми отдаленными странами, как в правление Юстиниана. Никогда, быть может, дипломатическая деятельность византийского правительства не {228} была так тесно связана с торговыми интересами страны. В VI в. византийские дипломаты, являвшиеся одновременно купцами и христианскими миссионерами, в поисках новых торговых путей проникали в глубь Африканского континента, в страны Азии, на Кавказ и в Крым.

 

Константинополь в то время был средоточием мировой торговли и контролировал обмен товаров между Европой и Азией. Крупными экономическими центрами империи были также Александрия – в Египте, Антиохия – в приморской Сирии, Эдесса, Эфес, Смирна, Никея, Никомидия – в Малой Азии, в Финикии – Тир, Бейрут, а в европейской части Византии – Фессалоника, Коринф, Патры, Фивы. В стране, прежде всего в ее богатых городах, продолжало развиваться ремесленное производство. Совершенствовалась строительная техника, что дало возможность Юстиниану воздвигнуть великолепные дворцы и храмы, а также возвести оборонительные сооружения во многих пограничных районах. Прогресс строительной техники был важным стимулом и для расцвета архитектуры. В VI в. заметно улучшилась обработка металлов, широкие военные предприятия Юстиниана стимулировали производство оружия и расцвет военного искусства. Развитие техники заметно также и в ткацком производстве (Сирия, Финикия, Палестина, Малая Азия, Египет).

 

Византийская империя при Юстиниане вела оживленную торговлю со многими странами и народами. Первостепенную роль в экономической жизни Византии VI в. играла торговля с Востоком. Из Византии, как и раньше, вывозились изделия ремесленного производства, тончайшие льняные и шерстяные ткани Малой Азии, Сирии и Египта, изумительные произведения ювелирного искусства, превосходная для того времени стеклянная посуда, изделия из кожи, а также железо, зерно, вино, наркотики, папирус. В обмен на эти товары византийские купцы (главным образом египетские и сирийские) везли с Востока шелк-сырец для изготовления шелковых тканей, слоновую кость, драгоценные камни, жемчуг, перец и пряности, благовония, черное дерево, красители, а также рабов. Византийский двор и высшая аристократия с их пристрастием к пышности и роскоши были особенно заинтересованы в развитии торговли шелком. Однако именно здесь империю ожидали немалые затруднения37.

 

Торговля с Китаем, основным поставщиком шелка, была подчинена посредничеству персидских купцов и в мирных условиях страдала от высоких пошлин, взимавшихся Ираном, а во время войн с Сасанидами всегда находилась под угрозой. Византийское правительство было постоянно обеспокоено и большим отливом золота из империи – ведь пошлины персам приходилось платить в золотой монете. Торговые пути в Китай по суше пролегали через Иран; морской путь в Индийский океан также находился в руках персидских купцов, которые контролировали торговые связи между Персидским заливом и островом Тапробаной (Цейлоном).

 

Византийским купцам и дипломатам не удалось вытеснить персов с Тапробаны. Тогда правительство Юстиниана попыталось установить непосредственные торговые связи с Китаем, обеспечив своим купцам морской путь в Индию (через Красное море) при помощи {229} государства химьяритов и правителей Аксума. Ни византийские, ни эфиопские купцы в конечном счете все же не смогли сломить торговой гегемонии персов на Индийском океане38.

 

Одновременно византийское правительство не менее энергично искало установления сухопутных торговых связей с Китаем через свои форпосты в Крыму – Боспор и Херсон, а также через Кавказ (Лазику). Отсюда же византийские купцы завязывали торговые сношения со степными народами, жившими к северу от Евксинского Понта. В это время возросла торговля Византии со странами Причерноморья и Кавказа, откуда по-прежнему вывозились меха, воск, мед, кожи, скот, рабы и куда ввозились предметы роскоши, ткани, железо, зерно, масло, соль, соленая рыба.

 

Византийская дипломатия пытается использовать в своих интересах вражду между Ираном и тюрками, которые распространили свое владычество вплоть до Северного Кавказа. И здесь основным для Византии был вопрос о посредничестве тюрок в торговле шелком с Китаем в ущерб персидским купцам.

 

Немало было попыток со стороны отдельных смельчаков использовать для торговых целей и сухопутную дорогу в Китай, проходившую по берегу Черного моря к Центральной Азии, но очень редко кто достигал желанной страны, ибо здесь купцов подстерегали многочисленные опасности.

 

Поиски торговых путей и защита интересов византийского купечества сделались при Юстиниане неотъемлемым элементом государственной политики.

 

Большим успехом Византии явилось раскрытие секрета производства шелка, тайна которого веками строго оберегалась в Китае. По преданию, два несторианских монаха в своих полых посохах вывезли отсюда грены шелковичного червя: в империи возникло собственное производство шелковых тканей. Его центрами в VI в. стали Сирия и Финикия. Шелкоткацкие мастерские Антиохии, Тира, Бейрута вскоре приобрели огромную известность. Крупные государственные мастерские по производству шелковых тканей были основаны при Юстиниане и в самом Константинополе. Понимая важность производства шелка, византийское правительство ввело на него государственную монополию, и скоро императорские шелкоткацкие мастерские стали одним из главных источников доходов фиска39.

 

Несколько меньшее значение в экономической жизни Византии VI в. имела торговля с Западом. Сильный удар ей нанесло падение Западной Римской империи. И хотя византийские купцы по-прежнему возили в варварские королевства Италии, Галлии, Испании, Северной Африки восточные ткани, сирийские вина, изделия из серебра, папирус, драгоценные камни, пряности, одежду, вышивки, стеклянные изделия, а торговые фактории византийских купцов имелись в Неаполе, Равенне, Массилии, Карфагене, все же торговые связи по Средиземному морю в этот период были очень затруднены. Торговым судам византийцев на Средиземном море угрожали военные корабли вандалов; греческие купцы в варварских королевствах иногда подвергались преследованиям. {230}

 

Византийское купечество, в частности богатые купцы Константинополя, Антиохии, Александрии и других городов, было заинтересовано в восстановлении торговых связей с Западом. Они мечтали о безопасности мореплавания по Средиземному морю и о превращении его вновь в Римское озеро. Неудивительно, что завоевательные планы Юстиниана встретили сочувствие в этих кругах: купцы хотя и скупились, но все же платили большие деньги на военные расходы.

 

Торгово-ремесленные слои Византии в большинстве своем оказывали поддержку правительству Юстиниана. Они были заинтересованы в покровительстве сильной центральной власти, в широких завоеваниях на Западе, в военной защите на Востоке.

 

Это не исключает существования влиятельной оппозиции правительству среди части богатого купечества восточных провинций, которое тяготилось опекой центральной власти, мечтало о самостоятельности Египта и Сирии, было недовольно гонениями на монофиситов. К тому же глухое недовольство торгово-ремесленного населения страны порождали слишком тяжелые денежные поборы Юстиниана.

 

Прокопий, например, рассказывает, что при Юстиниане были значительно повышены таможенные пошлины на товары, ввозившиеся в столицу, и корабельные сборы, взимавшиеся с навикуляриев в гаванях Авидоса и Иерона40. Не могла не вызывать оппозиции части торгово-ремесленного населения Византии практика государственных торговых монополий, также получившая распространение при Юстиниане41.

 

Отсюда – довольно частые колебания правительственной политики в отношении купцов и ремесленников и изменчивый курс в отношении монофиситов42. {231}

 

Большое значение для стабилизации экономики Византийской империи VI в. имела широкая строительная деятельность Юстиниана, засвидетельствованная «Трактатом о постройках» Прокопия и другими письменными источниками и подтверждаемая результатами многочисленных современных археологических изысканий. По инициативе правительства на территории всей Византии строились не только дворцы, храмы, оборонительные сооружения, но и происходило восстановление и благоустройство старых городов и возведение новых. Особенно важным было строительство портов и укрепление прибрежных дамб43. Широкая строительная деятельность преследовала своей целью и удовлетворение безмерного честолюбия императора: большинство вновь построенных городов как в самой Византии, так и в завоеванных на Западе провинциях Юстиниан называл своим именем и именем Феодоры. Особую заботу император проявил о своей родине: местечко Бедериана, где он родился, было превращено в цветущий город, украшенный богатыми общественными зданиями; ему было присвоено имя Первой Юстинианы44. Вместе с тем столь грандиозный размах строительной деятельности поднимал пульс общественной жизни в стране, давал заработок строителям и ремесленникам разных специальностей. {232}

 

Стремясь к усилению централизации и к укреплению своей социальной базы, византийское правительство вскоре после воцарения Юстиниана должно было серьезно подумать о реформе управления государством.

 

Средние и мелкие землевладельцы, духовенство, торговцы и ремесленники, сельские жители и горожане – все страдали от гнета бюрократии, все с одинаковой надеждой ожидали реформ – упорядочения администрации, ограничения произвола и взяточничества чиновников. И Юстиниану пришлось пойти на эти реформы.

 

Прежде всего была объявлена беспощадная война одному из главных пороков администрации – продаже государственных должностей. В то время за получение любой должности приходилось платить так называемый «обычай» – плату за диплом на должность и «суффрагий» – узаконенную взятку лицу, от которого зависело назначение. Чиновник, купивший за большие деньги должность в провинциальной администрации, приехав в провинцию, принимался с особым ожесточением грабить население в расчете не только окупить свои расходы, но и нажиться. Все это крайне тяжело отражалось на положении подданных империи.

 

В 535 г. был издан закон против коррупции, положивший начала широким административным реформам. Этим законом Юстиниан навсегда запретил взимание суффрагия и установил точную таксу на «обычай». Он потребовал от всех чиновников, чтобы у них были «чистые руки». Взяточничество стало неумолимо преследоваться. Правителям провинций предписывалось «отечески» относиться к населению, охранять подданных от всяких несправедливостей, но в то же время неусыпно заботиться о своевременном поступлении налогов в государственную казну. Важной практической мерой для пресечения коррупции было повышение жалования чиновникам. Однако реформы не принесли желаемого результата, и до конца своего царствования Юстиниан безуспешно продолжал борьбу с продажностью администрации.

 

В 536 г. была проведена реформа административного устройства империи. Эта реформа коснулась преимущественно восточных и некоторых европейских провинций. Суть ее состояла в расширении административных округов и в создании более прочных территориальных единиц путем подчинения двух провинций власти одного правителя. Так, были объединены провинции Еленопонт и Понт Полемонский, Македония и Дардания, Пафлагония и Гонориада. В Египте были соединены под властью одного правителя две провинции Ливии. Правители новых административных округов получали различные титулы – преторов, ректоров, президов, модераторов, проконсулов – в зависимости от важности провинции. Особое значение имело соединение в руках этих правителей гражданской и военной власти.

 

В Новеллах, посвященных административной реформе, Юстиниан откровенно говорил о причинах своих нововведений. Их основной задачей являлось укрепление власти наместников провинций для борьбы с участившимися восстаниями народных масс и отдельных непокорных туземных племен, населявших империю45. Большую {233} роль играло также стремление правительства уничтожить сепаратистские тенденции провинциальной знати и положить конец постоянным распрям военных и гражданских властей46. Все это в соединении с введением повышенной оплаты государственных чиновников и отменой продажи должностей должно было, по мнению законодателя, обеспечить коренное улучшение администрации.

 

Ахиллесовой пятой правления Юстиниана была его финансовая политика. Придя к власти, Юстиниан хотел было поразить подданных своей щедростью и благотворительностью. Император устроил в столице роскошные игры для народа, потратив на это огромные деньги. Он выдавал из казны большие суммы на отстройку городов восточных провинций, пострадавших от землетрясений и других стихийных бедствий. По всей стране строились благотворительные учреждения: больницы, дома для престарелых, гостиницы47, восстанавливались дороги, мосты, акведуки, цистерны для воды. В 528 г. была даже отменена прибавка к анноне, состоявшая в поставке населением дров и оливкового масла отрядам варварских войск, расквартированных в империи48.

 

Но вскоре нужда в деньгах заставила Юстиниана забыть о каком-либо смягчении налогов и, напротив, сосредоточить все силы и внимание на поисках новых средств. Войны, широкая строительная деятельность, дипломатия, подкуп варваров, роскошь двора истощили государственную казну и привели Византию на грань финансовой катастрофы. Выходом из создавшегося положения явилось усиление налогового гнета и изыскание новых методов получения денег от подданных. Назрела необходимость в финансовых реформах. Для их «осуществления Юстиниан нашел талантливого финансиста и администратора – Иоанна Каппадокийца, которого поставил во главе префектуры претория.

 

Родом из Кесарии Каппадокийской, Иоанн был человеком низкого происхождения, необразованным, грубым, суеверным и порочным. С отталкивающими манерами, шедший напролом в достижении своих целей, он к тому же был нечист на руку и собрал темными путями огромные богатства49.

 

Вместе с тем Иоанна Каппадокийца отличали черты незаурядности. Даже Прокопий, ненавидевший Иоанна, вынужден был признать его государственный ум, политическую прозорливость, кипучую энергию и умение преодолевать трудности50. Будучи выходцем из народа, этот «финансовый гений», по иронии судьбы, употреблял свои способности во зло народу.

 

Иоанн Каппадокиец длительное время был вершителем всех финансовых и административных дел в государстве. Признавая необоснованной всякую идеализацию его деятельности, заметную у некоторых исследователей51, необходимо все же отдать должное его решительным, хотя в конечном счете и бесплодным, попыткам улучшить финансовое и государственное управление империей.

 

Программа финансовых реформ, проводившихся Иоанном Каппадокийцем, соединяла в себе противоречивые начала. С одной стороны, он стремился централизовать финансовое и административное управление, сделать финансовую администрацию более гибкой {234} и менее продажной с тем, чтобы она обеспечивала поступление основных средств от налогоплательщиков государству, а не в частные руки. Отсюда его старания ограничить произвол знати на местах и положить конец коррупции чиновников. Земельным магнатам запрещалось приобретать заброшенные домениальные земли и таким путем узурпировать доходы государства. В 528 г. был подтвержден суровый запрет вельможам, занимающим высокие посты в провинциальной администрации, покупать земли в тех провинциях, где они служат. В 529 г. было возобновлено запрещение частных тюрем52. Велась борьба (правда, далеко не последовательная) с казнокрадством и взяточничеством чиновников финансовой администрации.

 

Однако бесконечная нехватка денег в казне толкала Иоанна Каппадокийца на изыскание все новых и новых способов ее пополнения. Прежде всего была сделана попытка увеличить доходы с доменов императора и владений фиска. Императорские имения в VI в. быстро росли (за счет конфискации поместий политических противников правительства и присоединения пустующих земель). Они были разбросаны по всей империи и являлись особенно обширными в Египте, Сирии, Палестине, Малой Азии. С целью повышения их доходности Юстиниан в 531 г. провел изменения в системе управления государственным и коронным имуществом. Он отошел от политики Анастасия, поддерживавшего старое разделение в управлении имуществом императора и имуществом фиска, подчинив домены императора, императрицы и земли фиска кураторам императорского дома. Кураторы фактически перестали быть министрами государства, а сделались чиновниками двора, в сущности – слугами императорской четы, хотя и носившими высокий сан иллюстриев. Произошло окончательное смешение императорского имущества и земель фиска.

 

Важным способом получения дополнительных доходов для государства, широко практиковавшимся в правление Юстиниана, было повышение Иоанном Каппадокийцем различных косвенных налогов и экстраординарных платежей. Среди них первое место по доходности занимали торговые монополии: отмененные предшественниками Юстиниана, они стали практиковаться вновь в его правление. И раньше за предоставление торговым корпорациям монопольного права установления цен на продаваемые ими товары (в пределах максимума, введенного правительством) государство взимало особую плату – так называемый monopolium, составлявший немаловажную статью доходов фиска. При Юстиниане государство отказалось от таксации и в широких масштабах даровало торговым корпорациям монополию на установление цен по их усмотрению. В обмен на эти привилегии правительство требовало от торговцев уплаты все более и более высоких взносов, а они поднимали цены на продукты, что в конечном счете ложилось бременем на покупателей. Прокопий сообщает: с введением широкой практики монополий на товары первой необходимости цены повысились в три раза, что особенно тяжело сказалось на положении людей, «живущих подаянием», людей «маленьких и неимущих, находящихся в крайней нужде и унижении». {235}

 

Введение монополий давало широкий простор для злоупотреблений государственных чиновников и частных лиц, которые «не только во много раз повышали стоимость товаров, но и неслыханным образом при помощи всяких хитростей портили эти товары».

 

Наиболее тяжелыми для широких масс явились монополии на хлеб. Юстиниан, по словам Прокопия, «грабил покупавших хлеб»; «каждый год он считал допустимым извлекать для себя отсюда 300 либр золота, а хлеб стал [дороже и] полон золы»53.

 

Кроме того, были введены государственные монополии на производство шелковых тканей и других предметов роскоши, что, как указывает Прокопий, привело к разорению многих мелких ремесленников54, особенно в городах Финикии.

 

Искусный министр финансов Юстиниана не довольствовался этим, а придумывал все новые методы добывания денег. В 528 г. станции морской полиции в Авидосе и Иероне (где ранее проходил досмотр судов, плывущих через проливы, с целью пресечения контрабанды и вывоза варварам запрещенных товаров, в первую очередь оружия) были превращены в таможни: с купцов и навикуляриев здесь стали взиматься высокие таможенные пошлины55. Позднее были повышены пошлины, уплачивавшиеся торговцами при входе в столичную гавань.

 

Иоанн Каппадокиец с особой строгостью требовал с подданных уплаты налоговых недоимок или процентов с них, так что, по словам того же Прокопия, недоимки стали «петлей, вечно висевшей на шее земледельцев»56. За свое длительное правление Юстиниан ни разу не простил недоимки подданным, не снял налогов с разоренных врагами городов.

 

При Юстиниане в более широких масштабах, чем раньше, стала применяться принудительная скупка хлеба у населения – синонэ (coemptio)57. Император Анастасий в свое время строго ограничил и регламентировал проведение синонэ, теперь эта регламентация всячески нарушалась. Прежде всего не соблюдался запрет скупать хлеб лишь в провинциях, изобилующих зерном. Его принудительная покупка по смехотворно низким ценам производилась теперь даже в тех провинциях, где не было своего хлеба, и владельцам имений приходилось покупать для сдачи государству зерно в других областях, иногда очень отдаленных, а затем на свой счет перевозить хлеб на значительные расстояния к государственным амбарам. Обычным явлением при приемке хлеба были злоупотребления сборщиков: хлеб, по словам Прокопия, принимался «не той мерой, как это полагается для всех людей, но как заблагорассудится этим приемщикам». С введением синонэ, пишет Прокопий, сельское население платило налогов, по крайней мере, в 10 раз больше, чем раньше, и у «хозяев имений вытягивались все жилы»58.

 

В империи еще существовал древний обычай – в чрезвычайных случаях взимать с какой-либо провинции или города добавочный экстраординарный налог – диаграфэ (descriptio). Этот налог обычно распределялся между всеми плательщиками налогов – пропорционально поземельной подати, вносимой каждым из них. При Юстиниане такие экстраординарные поборы делались все более частыми, {236} а потом фактически превратились в постоянный дополнительный налог59.

 

Не менее обременительной для населения была и широко практиковавшаяся при Юстиниане эпиболэ; покинутые владельцами земли, количество которых росло, насильственно присоединялись к владениям соседей с обязательством платить в казну причитающиеся с этих земель налоги. По словам Прокопия, эпиболэ, – «это какая-то непредвиденная чума, внезапно поразившая владельцев имений и с корнем вырвавшая у них надежду на возможность жизни»60.

 

Особенно большое недовольство населения Византии вызвано было введением при Юстиниане дополнительного налога – так называемого «налога на воздух» (аэрикона), как бы «упавшего с неба». Мы не располагаем данными для определения характера налога и способа его взимания. Известно только, что налог этот – Прокопий называет его «делом подлости Юстиниана» – приносил казне доход в 3 тысячи фунтов золота61. Быть может, аэрикон складывался из штрафов, которые платили городские домовладельцы, если их дома находились на меньшем расстоянии от других зданий, чем предусматривалось установленными государством нормами (10–15 шагов). Перед домовладельцами ставилась в таком случае альтернатива: или снести дом, или платить высокий штраф62.

 

Во время префектуры Иоанна Каппадокийца проводилась строгая экономия государственных расходов: были сокращены затраты на содержание государственной почты63, контролировались военные расходы, солдат неохотно производили в следующие чины, чтобы не повышать им жалования64.

 

Отрицательное влияние на жизненный уровень населения оказала также порча монеты65. Современники жалуются и на сокращение хлебных и денежных раздач беднейшим жителям Константинополя и других крупных городов66. Финансовая политика Юстиниана была одной из важных причин нараставшего недовольства народных масс Византии, часто выливавшегося в грозные восстания.

 

О жизни народа в правление Юстиниана мы осведомлены, к сожалению, очень мало. Можно лишь предположить, что в некоторых провинциях, особенно в придунайских, уже в этот период в связи с поселением здесь варваров, в частности славян67, начинает значительно увеличиваться численность свободных крестьян и колонов.

 

Рабовладение в VI в. по-прежнему сохраняло свое экономическое значение. Степень развития рабовладения в отдельных провинциях Византии, однако, была различной. Областями наибольшего его распространения, как и ранее, оставались Греция, западная часть Малой Азии, Сирия, Египет, Киренаика; в окраинных провинциях, в горных районах, в местностях с преобладанием поселений свободных крестьян число рабов было невелико. Определить их численность при отсутствии статистических данных невозможно. Известно, однако, что завоевательные войны Юстиниана обеспечили постоянный и широкий приток рабов в империю68. Особенно много невольников было захвачено во время победоносной экспедиции Велисария в Северную Африку. По словам Прокопия, военнопленных мужчин византийские солдаты в королевстве вандалов чаще всего избивали, {237} а женщин и детей обращали в рабство69. Немало рабов приносили византийской знати и другие завоевательные походы Юстиниана – в Италию и Испанию. Во время войны с Ираном византийские войска вторглись в персидскую Армению и захватили в рабство большое число армян70. Постоянные междоусобные войны соседних с Византией варварских племен и народов также доставляли значительное количество рабов, продававшихся варварами в империю.

 

Работорговля в VI в. была еще значительной. Основная масса рабов ввозилась из областей, расположенных вокруг Черного моря, из стран Восточной Европы и с Кавказа71. Несколько меньшие масштабы имела византийская торговля рабами с государствами Востока и Средиземноморья. Наиболее интенсивная работорговля существовала в пограничных областях, куда правительство, опасаясь рабских восстаний в больших городах страны, перенесло невольничьи рынки.

 

Размах работорговли вызвал необходимость ее строгой регламентации. Законодательство Юстиниана ввело постоянные рыночные цены на рабов – от 20 до 70 номисм, в зависимости от квалификации раба. Прокопий упоминает о том, как в Северной Африке одного военнопленного выкупили из рабства за 50 золотых номисм, что подтверждает реальность указанной продажной цены72.

 

Правительство стремилось извлечь доходы от взимания торговых пошлин за ввоз рабов. В гаванях Авидоса и Иерона устроены были специальные таможни, следившие за уплатой пошлин работорговцами. Через Иерон ввозились рабы из стран Восточной Европы и Кавказа, через Авидос – из областей Средиземноморья. Пошлина за ввоз раба обычно составляла 1/10 его стоимости и при средней продажной цене раба (20 номисм) исчислялась в 2 номисмы. Работорговцы всячески уклонялись от уплаты пошлин; в пограничных областях империи, особенно на Кавказе и в Причерноморье, а также на островах Эгейского моря, процветала поэтому контрабандная торговля рабами.

 

При продаже раба продавец должен был указывать его этническую принадлежность: византийская знать опасалась покупать рабов из свободолюбивых и воинственных варварских племен. За сокрытие опасных для новых хозяев «пороков» раба продавец подвергался штрафу. Он обязан был сообщать о склонности раба к бегству, о его попытках к самоубийству, о строптивости раба. Эти качества снижали цену рабов. Закон запрещал продажу раба – уроженца империи в чужие страны.

 

Наряду с торговлей одним из источников рабства продолжала оставаться самопродажа бедняков и продажа ими своих детей. В египетском папирусе VI в. говорится о бедной девушке, отданной своим братом кредитору, у которого она должна была отбывать «рабскую повинность» до уплаты долга.

 

Рабский труд сохранял свое значение как в сельском хозяйстве, так и в ремесле. В законодательстве Юстиниана проводится разграничение между сельскими и городскими рабами73. Современники рассказывают о применении рабского труда на мельницах; рабы упоминаются в качестве погонщиков мулов, пастухов. В поместьях жили {238} также рабы-ремесленники, изготовлявшие для своих господ предметы роскоши, ткани, ювелирные изделия, а также одежду и обувь.

 

При составлении земельного кадастра владельцы имений обязаны были подавать фиску сведения о числе рабов, живших в их владениях, поскольку оно учитывалось при обложении, увеличивая сумму налога.

 

В больших городах встречались эргастирии, в которых зачастую работало несколько сотен рабов. Во главе эргастирия стоял раб-эргастириарх: в его обязанности входило наблюдение за производством, закупка сырья и товаров, внесение энойкиона – платы за помещение хозяину дома, где была расположена ремесленная мастерская. В домах знатных вельмож обычно имелись мастерские по изготовлению предметов роскоши; особенно славились женские мастерские – гинекеи, где искусные рабыни-златошвейки шили прекрасные одежды для своих господ.

 

Свидетельством важности применения рабского труда в ремесле является тот факт, что раб – квалифицированный ремесленник во всех случаях ценился дороже, чем необученный раб. Насколько возрастала стоимость раба в зависимости от его профессии, мы можем судить по упомянутой выше таксе рыночных цен на рабов. Законом 531 г. Юстиниан установил, что взрослые рабы обоего пола, необученные какому-либо ремеслу, ценились в 20 номисм (дети – в 10 номисм). Рабы, знающие ремесло, продавались уже за 30 номисм. Цена раба значительно возрастала в том случае, когда раб владел редкой специальностью, требующей особых знаний и навыков. Рабы-нотарии, обученные римскому праву, ценились в 56 номисм, врачи и акушерки – в 60 номисм. Самая высокая цена – 70 номисм уплачивалась за рабов-евнухов, владеющих каким-либо ремеслом74. Такса на продажу раба, установленная при Юстиниане, сохраняла свое значение и в последующее время. Так, по данным жития Иоанна Милостивого (VII в.), молодой раб, обученный ювелирному делу, стоил 30 номисм.

 

Помимо рабов-ремесленников, работавших в эргастириях частных лиц, в VI в. существовала еще довольно многочисленная категория государственных рабов и рабов, находившихся в распоряжении муниципальных властей. Рабы, принадлежавшие городской курии, как правило, выполняли все работы, связанные с поддержанием чистоты и благоустройством города. Среди них источники упоминают, например, рабов-гидрофилаков, занимавшихся ремонтом городского водопровода75. Большинство государственных рабов в VI в. работало в государственных мастерских по изготовлению оружия, одежды для двора и армии, предметов роскоши. В эти мастерские в первую очередь попадали военнопленные, владевшие ремеслом. В государственных мастерских и на различных общественных работах трудились и лица, осужденные за различные, главным образом, политические преступления. Рабы, сосланные за особо опасные преступления в рудники, обычно после отбытия наказания не возвращались прежним господам, а передавались фиску. Особенно тяжелой была участь рабов-моряков, работавших на гребных судах – катергах. Недаром их подневольный труд породил в дальнейшем термин – «каторга». {239}

 

Законодательство категорически запрещало рабам служить в армии. Однако, постоянно нуждаясь в солдатах, византийское правительство в 529 и 531 гг. издало постановления о том, что раб, поступивший в армию с согласия господина, в обязательном порядке становился свободным человеком и хозяин лишался на него всех прав76. Если же раб становился солдатом без ведома господина, то он немедленно возвращался хозяину77. В отдельных случаях, правда, закон мог обходиться. Прокопий в «Тайной истории» рассказывает: корыстолюбие Юстиниана привело к тому, что рабы, которые были в состоянии уплатить большую сумму денег, могли приобрести себе воинское звание схолария, впрочем, к тому времени уже не связанное с реальной военной службой78. Обычно рабы использовались лишь как слуги военачальников и солдат византийской армии и выполняли в армии самые трудные и «низкие» работы79.

 

В случае нападения врагов на город рабы иногда привлекались для несения службы охраны, но всегда – под присмотром свободных. Зачастую рабовладельцы создавали из своих рабов вооруженные отряды, охранявшие их поместья, дома, служившие защитой хозяину во время его путешествий или использовавшиеся для набегов на владения его соседей во время распрей с ними.

 

Многочисленной категорией рабов в Византии VI в. оставались рабы – домашние слуги: повара, стольники, спальники и др. Особенно высоко ценились в качестве домашних слуг рабы-евнухи. Закон запрещал оскоплять рабов – уроженцев Византии (оскопленный раб получал свободу), и поэтому рабы-евнухи обычно были иноземного происхождения. Многочисленная челядь из рабов наполняла императорский дворец и дома знатных вельмож. Большая свита рабов, окружавших господина, как и раньше, служила показателем богатства и политического влияния вельможи. Византийских послов в их поездках в чужеземные страны всегда сопровождала толпа рабов. Так, посол Юстиниана Сотирих, по словам Агафия, прибыл в страну мисимиан в сопровождении многочисленной свиты, в составе которой было немало рабов80. Знатные византийские дамы соперничали друг с другом числом, красотой и искусством принадлежавших им рабов и рабынь. Даже удаляясь в монастырь, эти вельможные дамы не забывали брать с собой своих невольниц, которые продолжали им прислуживать и там.

 

Прокопий сообщает о чрезвычайно жестоком обращении византийских вельмож с рабами-слугами. Историк рассказывает, как жена полководца Велисария – Антонина расправилась с рабами, сообщившими мужу об ее измене: «У них у всех, как говорят, она велела сначала вырезать язык, а затем, изрубив на мелкие куски, в мешках бросить в море...»81.

 

В VI в. произошли весьма существенные изменения в формах и методах использования рабского труда, что нашло свое юридическое оформление в законодательстве Юстиниана82. Все большее распространение получает пекулий. Для землевладельцев становится выгоднее, уменьшая барскую запашку, делить имение на мелкие парцеллы, часть которых сдавать в аренду колонам, а другую передавать для обработки «посаженным на землю» рабам83. В Византии {240} пробивает себе дорогу новая тенденция социально-экономического развития – использование труда рабов для ведения мелкого хозяйства как в деревне, так и в городе. Таким путем увеличивалась заинтересованность раба в труде и в некоторой интенсификации хозяйства. Но все-таки бесправие раба придавало его производственной деятельности ограниченный характер, что затрудняло дальнейшее развитие производительных сил страны. Эволюция экономического положения рабов оказывала влияние и на их юридический статус, подвергавшийся известным изменениям84.

 

В VI в. расширяется и такая категория сельского населения, как колоны. Увеличение их числа шло главным образом за счет принятия на территорию империи варваров, которые получали статус колонов, а также за счет возросшей в VI в. практики отпуска на свободу рабов85. Иногда колонами становились и разорившиеся крестьяне. Социально-экономическое положение «колонов существенно изменилось по сравнению с предшествующим временем.

 

В VI в. все явственнее проступает тенденция законодательства лишить имущественных прав не только энапографов, но и свободных колонов. В случае бегства свободного колона в поместье какого-либо землевладельца беглец возвращался прежнему господину вместе со всем своим имуществом86. Если свободный колон (или энапограф), убежав от господина, укрылся в монастыре, то согласно закону, по прошествии трех лет он мог быть принят в клир, и бывший господин терял на него права, однако мог требовать возврата имущества беглеца. Иными словами, землевладелец сохранял более прочные права на имущество колона, чем на него самого87.

 

Согласно новелле Юстиниана, и свободные колоны ограничивались в завещании своего имущества. Если колон не имел прямых наследников и умирал без завещания, то все его достояние переходило господину. Одновременно устанавливалось, что колон был вправе завещать наследство лишь колонам своего же господина с тем, чтобы это имущество не переходило лицам, живущим за пределами имения землевладельца88. Закон 529 г. уже прямо ставит под сомнение право собственности свободных колонов на землю. В процессах колонов против землевладельцев, где идет спор о собственности на землю, суд всегда остается на стороне господ89. Даже длительное владение не обеспечивало колону владельческих прав на участок90. Кодекс Юстиниана указывает, что земледелец, платящий оброк за держание земли, не может считаться ее владельцем91. «Колон не может оспаривать право владения против воли и без ведома господина»92. Колону принадлежит лишь снятый урожай, а хлеб на корню, плоды на дереве считаются собственностью господина. Как правило, колоны не являлись также собственниками инвентаря и рабочего скота, которые они получали от землевладельца. Свободный колон мог иметь, однако, и свой инвентарь, о чем свидетельствует спор между господином и колонами из-за переданного по наследству инвентаря колонов93. Из материала папирусов видно, что свободные колоны Египта владели рабочим скотом.

 

Иногда колоны имели своих рабов, выполнявших на их участках наиболее тяжелые работы. Запрещалось кому-либо без согласия {241} колона использовать на работе его быка или раба. В случае неуплаты колонами налогов государственные чиновники отнимали у них в счет платежей рабочий скот и рабов94. Равеннские папирусы VI в. сообщают, что у колонов были рабы.

 

Землевладелец имел возможность удалить из имения колона только в случае, если тот не обеспечил хорошую обработку поля и уплату оброка95. Если колон по каким-либо причинам не был в состоянии вести хозяйство, то господин мог передать участок колона его наследникам, а за отсутствием последних имел право отдать землю другому земледельцу96.

 

Колоны оказывали упорное сопротивление попыткам лишить их прав на землю, что получило отражение и в законодательстве об имущественном статусе колонов: оно достаточно противоречиво. Иногда само правительство должно было идти на уступки колонам, чтобы заинтересовать их в обработке имений, заброшенных владельцами вследствие нехватки рабочих рук. В покинутых хозяевами имениях чиновники имели право признавать колонов владельцами земли97. Есть сведения, что у колонов имелись собственные участки земли (помимо тех, которые они обрабатывали у господ)98.

 

В различных провинциях положение колонов было неодинаковым. Кроме того, наблюдается множество оттенков в имущественном положении колонов – вопреки нивелирующим тенденциям законодательства. Так, в Египте в VI в., по данным папирусов, колоны реально могли заключать соглашения имущественного характера, брать ссуды, гарантируя их своим имуществом.

 

Законодательство Юстиниана предписало продавать имение только вместе с живущими в них колонами99. Запрещалось продавать колона-энапографа без земли100. Продажа или дарение имения могли осуществляться лишь совместно с передачей новому владельцу тех колонов, которые уже там жили101. Завещание не имело силы, если колон был завещан без земли. Новым хозяевам земли запрещалось изгонять из купленных ими имений живущих там колонов и заменять их своими рабами или другими колонами. Подобный проступок карался конфискацией приобретенного имения102.

 

Равеннские папирусы VI–VII вв., характеризующие действительное имущественное положение колонов Италии, свидетельствуют о прочной связи колона с его земельным участком103. Продажа, дарение, завещание земли, по данным равеннских папирусов, обычно производились вместе с продажей, дарением, завещанием колонов, сидевших на ней. Колонов же дарили и завещали обязательно вместе с участками земли, которые в Италии VI в. назывались колонскими землями. Интересно описание имущества колонов в папирусах Италии. В одном равеннском папирусе говорится о передаче монастырю (по завещанию) колонов вместе со всем их имуществом – домами, хозяйственными пристройками, небольшими участками пахотной земли, виноградниками и другими угодьями. По другому завещанию мы можем судить о наделах колонов, сидящих на земле крупного землевладельца. Обычно такой надел включал виноградник, поле, луг, сад, оливковые насаждения и другие угодья. Документы свидетельствуют о достаточно прочной хозяйственной связи {242} колонов с имением и фактической невозможности для господ разорвать эту связь при отчуждении земли.

 

Все сказанное убеждает нас в том, что на имущественное положение византийских колонов VI в. оказала влияние борьба двух противоречивых тенденций социально-экономического и политического развития. С одной стороны, господствующие классы при помощи законодательных мер пытались не только окончательно лишить приписных колонов имущественных прав, но и наложить руку на имущество свободных колонов, существенно ограничив их в распоряжении землей. С другой, неуклонно возрастала реальная хозяйственная связь колона с его участком, на котором колон вел по существу самостоятельное хозяйство. Поэтому землевладельцу практически становилось все труднее согнать колона с его участка и захватить его имущество.

 

Если реальная жизнь, как мы видели, вносила известные ограничения даже в распоряжение пекулием раба, то тем более подобные действия были затруднительны по отношению к колонам.

 

Колоны являлись одним из основных податных сословий; на них ложилось бремя уплаты государственных налогов и выполнения различных повинностей – по строительству укреплений, дорог, мостов, дамб, очистке каналов и созданию ирригационных сооружений104. Только колонам императорских имений при Юстиниане даровалось освобождение от экстраординарных податей и повинностей105. Хотя эти колоны и платили поземельный налог, но были освобождены от тяжелой повинности доставлять хлеб в государственные амбары106.

 

Большая часть налогов падала на приписных колонов, внесенных в цензовые списки (составлявшиеся, однако, на имя землевладельца). Приписной колон должен был уплачивать господину, а через него – в казну и поземельный и подушный налоги107; свободные же колоны – лишь поземельный налог108. В случае неуплаты налогов чиновники сгоняли колонов с земли, отбирали их имущество, низводили на положение рабов. Как и раньше, в VI в. в большинстве своем землевладельцы сами собирали налоги с колонов и вносили их в казну109. Частые злоупотребления земельных магнатов (об этом говорится в египетских папирусах) разоряли колонов и наносили ущерб государству. Случалось, что землевладельцы, собрав налоги с колонов, утаивали деньги от казны, и фиск вторично требовал с их колонов уплаты налогов, которую те уже не могли произвести. В связи с этим правительство сочло выгодным разрешить части свободных колонов вносить налоги государству, минуя землевладельцев110.

 

Правда, несколько позднее, в 545 г. (видимо, под давлением крупных земельных собственников), Юстиниан вновь предоставил господам право взимать налоги не только с приписных, но и со свободных колонов и вносить эти поступления в казну111.

 

Помимо государственных налогов, колоны обязаны были определенными платежами господину за пользование землей: они вносились как натурой, так иногда и деньгами; кроме того, во время пахоты, посева и жатвы колоны работали в имении господина112. В Дигестах упоминаются колоны-издольщики; в некоторых провинциях доля, {244} отдаваемая колоном господину, равнялась пятой или седьмой части урожая113.

 

По сравнению с предшествующим временем размеры натуральных платежей колонов в VI в. возрастают. В Египте, по данным папирусов, колоны могли оставлять себе лишь одну четвертую или одну пятую часть урожая. Из материала папирусов видно, что колоны часто были не в состоянии уплатить свой оброк и вносили его лишь на следующий год.

 

Владелец имения мог требовать денежные взносы с колонов лишь при условии, если здесь сложился обычай платить ренту деньгами114. Согласно обычаю исчислялась и норма оброка. Однако нередко землевладельцы пытались увеличивать платежи колонов вопреки установившимся нормам115. В случае незаконного увеличения платежей правительство разрешило колонам обращаться в суд с исками против хозяев116. Сверх обычных платежей колоны вносили господину деньги за пользование пастбищами и за орошение своего участка117.

 

Сведения о норме отработочных повинностей колонов в источниках очень скудны. Известно только, что еще во II в. каждый колон должен был ежегодно отработать в пользу владельца земли по 2 дня на пахоте, по 2 дня на жатве и по 2 дня на прополке.

 

Равеннские папирусы дают представление если не о точном размере, то о составе повинностей колонов на церковных землях. Колоны должны были поставлять церкви так называемые добровольные приношения – свиное сало, гусей, кур, яйца, мед, молоко, а также обязаны были отбывать барщину – от одного до трех дней в неделю (чаще всего в документах упоминается трехдневная барщина)118. Сопоставление данных об отработочных повинностях колонов II и VI вв. позволяет сделать вывод о возможном увеличении барщины в VI в. Однако уровень оброка и размеры отработок колонов в разных областях; империи весьма отличались друг от друга; приведенные сведения имеют все же узко локальный, ограниченный характер.

 

В VI в. продолжался процесс прикрепления колонов к земле. Правительство Юстиниана усиливает наступление на права колонов, окончательно ликвидировав одну из важных привилегий вольного человека – свободу передвижения. Согласно закону 531 г., права перехода из одного имения в другое были лишены как приписные, так и свободные колоны119. Подтверждая закон императора Анастасия о прикреплении к земле свободных колонов, проживших в имении 30 лет, Юстиниан распространил это суровое предписание на всех потомков свободных колонов, в том числе и на детей, родившихся в других местностях и даже не проживших в имении 30 лет. Беглые колоны разыскивались и возвращались на прежние места жительства, подобно рабам. Уходить из имения свободным колонам разрешалось лишь в том случае, если они приобрели где-либо имущество, достаточное для их содержания120. Что касается приписных колонов, то, по закону Юстиниана, они теряли всякую надежду на освобождение и лишались какой-либо возможности покинуть имения своих господ121.

 

В законодательстве Юстиниана все явственнее проступает тенденция низвести правовой статус колона, особенно энапографа, {244} к рабскому: в одной из новелл Юстиниана дети энапографов прямо названы «рабским отродьем»122. Все больше утрачивает свои права и свободный колон. Хотя официально законодательство Юстиниана признает его свободным человеком, на деле он все больше попадает в зависимость от господина и, как зависимое лицо, фактически лишается прав свободного гражданина.

 

Юстинианово законодательство значительно ухудшило и семейно-правовое положение колонов123.

 

Колонам запрещалось без разрешения господина поступать на военную службу или занимать какие-либо государственные должности124. Исключение делалось только для колонов, прослуживших 30 лет в курии или корпорации: им дозволялось продолжать выполнение своих обязанностей, не опасаясь преследования со стороны своих прежних господ. Это постановление, идущее до некоторой степени вразрез с общим направлением Юстинианова законодательства о колонах, отражает борьбу между двумя группировками господствующего класса – представителями земельной аристократии и городских торгово-ремесленных кругов из-за рабочих рук, в которых нуждались те и другие.

 

Итак, в социально-экономической политике Юстиниана намечаются следующие тенденции: борьба против роста крупного сенаторского землевладения и стремление, в противовес высшей аристократии, найти социальную опору в средних слоях рабовладельцев – землевладельцев и куриалов, у высшего ортодоксального духовенства, а также в какой-то мере привлечь на свою сторону торгово-ремесленные круги городов.

 

На определенном этапе эти попытки Юстиниана создать широкую социальную базу своему правлению имели успех, что дало императору возможность начать завоевательную политику на Западе. Однако финансовые мероприятия правительства мало-помалу стали отталкивать от него и те социальные круги, которые ранее его поддерживали.

 

Тогда Юстиниан начал искать выход из положения во все большем нажиме на народные массы, в политике самого жестокого террора и ограбления народа.

В конечном счете это привело к чрезвычайному обострению классовой борьбы в Византии VI в. {245}

 

Глава 10

 

1 E. Stein. Histoire du Bas-Empire, II. Paris – Bruxelles – Amsterdam, 1959, p. 192–214.

 

2 Procop., H. a., XIX, 5, 7.

 

3 Procop., H. a., VI, 1–2.

 

4 A. A. Vasiliev. Justin the First. An Introduction to the Epoch of Justinian the Great. Cambridge, Massach., 1950; E. Stein. Histoire..., II, p. 219–233; G. Wirth. Zur Datierung einiger Ereignisse in der Regierungszeit Justins I. – «Historia», XIII, 1964, S. 376–383.

 

5 Для Прокопия Юстин – выскочка, который «своим подданным... не мог сделать ничего ни дурного, ни хорошего. Он отличался большой глупостью, совершенно не умел говорить и был очень груб и не воспитан» (Procop., H. a. VI, 18).

 

6 Procop., H. a., VI, 12–16.

 

7 Irfan Shahîd (Kawar). Byzantino-Arabica: The Conference of Ramla, A. D. 524. – JNES, XXIII, № 2, 1964, p. 115–131.

 

8 P. Goubert. Autour du voyage à Byzance du Pape Saint Jean I (523–526). – Or. Chr. Per., XXIV, 1958, p. 339–352.

 

9 Литература о Юстиниане чрезвычайно обширна. См. P. Joers. Die Reichspolitik Kaiser Justinians. Giessen, 1893; W. G. Holmes. The Age of Justinian and Theodora, v. I–II. London, 1905–1907; Ш. Диль. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в. СПб., 1908; E. Stein. Beiträge zu römischen Geschichte. – «Hermes», 52, 1917; G. P. Baker. Justinian. London, 1932; Downey. Justinian as Achilles. – TPAPhA, LXXI, 1940, p. 68–77; D. M. Nicol. The Emperor Justinian – «History today», IX, №8, 1959, p. 513–522; В. Rubin. Das Zeitalter Justinians, I. Berlin, 1960; C. Schneider. Das Zeitalter Justinians. – HZ, 193, 1961, S. 92–101; J. Irmscher. Das Zeitalter Justinians. – «Živa antika», god. XIII–XIV, 1964, S. 171–186.

 

10 J. Haury. Prokop und der Kaiser Justinian. – BZ, 37, 1937, S. 1–9; В. Rubin. Prokopios von Kaisareia. Stuttgart u. Waldsee, 1954.

 

11 Procop., H. a., XIII, 1–3.

 

12 Ibid., VIII, 28–31.

 

13 Ibid., VI, 20.

 

14 Ibid., XIII, 10–12.

 

15 Ibid., VI, 22–24; VIII, 4–6; XIX, 6–10; XXVII, 1–2.

 

16 Ibid., XVIII, 25. A. Knecht. Die Religions-Politik Kaiser Justinians I. Eine kirchengeschichtliche Studie. Würzburg, 1896; E. Schwartz. Drei dogmatische Schriften Justinians. – ABAW, Phil.-hist., Abt., NF, 18, 1939, 123 S.

 

17 Procop., H. a., IX, 26.

 

18 A. Debidour. De Theodora Justiniani Augusti uxore. Lutetiae-Parisiorum, 1877; Ch. Diehl. Théodora impératrice de Byzance. Paris, 1904.

 

19 Procop., H. a., XV, 11–17.

 

20 Ibid., XV, 19.

 

21 Ibid., IX, 2–7.

 

22 Ibid., XVI, 11.

 

23 См. III. Диль. Византийские портреты, ч. 1. Харьков, 1909, стр. 35–51.

 

24 См. ниже, стр. 284 и сл.

 

25 Прокопий сообщает об ограблении Юстинианом сенатора Зинона, внука западного императора Анфимия (Procop., H. a., XII, 1–4); об отнятии имущества при помощи подложных завещаний у сенаторов Татиана, Демосфена и Гилары (ibid., XII, 5), а также у Дионисия из Либана, Иоанна из Эдессы и др. (ibid., XII, 6–7). О конфискации имущества сенаторской знати см. Procop., H. a., XII, 11–14; XXVI, 3.16; XXIX, 20–25. См. также: Б. Панченко. О Тайной истории Прокопия. – ВВ, II. 1895, стр. 24–57, 340–371; III, 1896, стр. 96–117, 300–316, 461–527; IV, 1897, стр. 402–451; К. Н. Успенский. Юстиниан и крупное землевладение сенатской знати. – «Голос минувшего», № 6, 1913, стр. 5–21; З. В. Удальцова. Прокопий Кесарийский и его «История войн с готами», в кн.: Прокопий из Кесарии. Война с готами. Перев. с греч. С. П. Кондратьева. М., 1950, стр. 14–15. {496}

 

26 Procop., H. a., XIV, 7.

 

27 См. Dig., XV, 1.40; CJ, IV, 14.5. Подробнее см. ниже, стр. 240 и сл.

 

28 См. ниже, стр. 241 и сл.

 

29 М. В. Левченко. Материалы..., стр. 63–69, 87–88.

 

30 З. В. Удальцова. Законодательные реформы Юстиниана. – ВВ. XXVI, 1965, стр. 38–43. См. CJ, XI, 62.I.2.7.12.

 

31 См. ниже, стр. 267 и сл.

 

32 К. Н. Успенский. Очерки по истории Византии, ч. 1. М., 1917.

 

33 CJ, I, 2.12–25; 3.41. 42. 45. 55; Nov. Just., 3, 7, 9, 16, 40, 43, 46, 54, cap. 2; 55, 59, 65, 67, 111, 120, 123, cap. 6; 16, 23; 131, cap. 5–15.

 

34 Nov. Just., 7.3; 55; 120. Закон строго ограничивал срок аренды тремя поколениями арендаторов, после чего участок со всеми улучшениями, произведенными эмфитевтом, вновь возвращался церкви.

 

35 Nov. Just., 7.

 

36 A. A. Vasiliev. Histoire de l’Empire Byzantin, I. Paris, 1932, p. 169–220; P. Lemerle. Histoire de Byzance. Paris, 1956, p. 46–63.

 

37 H. В. Пигулевская. Византийская дипломатия и торговля шелком в V–VII вв. – ВВ, I, 1947, стр. 184–214.

 

38 W. Heyd. Histoire du Commerce du Levant au moyen-âge, I. Leipzig, 1936, p. 1–24.

 

39 R. Hennig. Die Einführung der Seidenraupenzucht ins Byzantinerreich. – BZ, 33, 1933; S. 295–312.

 

40 Procop., H. a., XXV, 1–10.

 

41 Ibid., XXVI, 19–22; 35; Procop., В. P., II, 15.

 

42 См. ниже, стр. 279.

 

43 Procop., H. a., VIII, 7–8; XI, 3; XIX, 6, 10; 15.

 

44 Procop., De aedif., IV, 1.

 

45 Nov. Just., 24, 25, 26–30, 36.

 

46 Ibid., 26, 28, 30.

 

47 D. J. Constantelos. Philanthropia in the Age of Justinian. – «Greek Orthodox Theological Review», 6, 1960/61.

 

48 Iоan. Malal., p. 437.

 

49 Procop., H. a., XVII, 38–44; XXI, 5; XXIII, 14.

 

50 Procop., В. P., I, 24, 12; 25, 10.

 

51 Так, Э. Штейн считает Иоанна Каппадокийца самым выдающимся государственным деятелем (в области внутренней политики) за время от царствования Анастасия до Ираклия. E. Stein. Histoire..., II, p. 435–483; idem. Justinian, Johannes der Kappadozier und das Ende des Konsulats. – BZ, 30, 1929–1930, S. 376–381.

 

52 CJ, I, 5.2; Nov. Just. 17.17.

 

53 Procop., H. a., XXVI, 14–24.

 

54 Ibidem.

 

55 Procop., H. a., XXIII, 1.

 

56 Ibidem.

 

57 См. выше, стр. 210.

 

58 Procop., H. a. XXII, 14–22; XXIII, 11–14. Ioan. Lyd., III, 61.

 

59 Procop., H. a., XXIII, 17–19.

 

60 Ibid., XXIII, 15–17.

 

61 Ibid., XXI, 1–5.

 

62 E. Stein. Histoire..., II, p. 443–444.

 

63 Procop., H. a., XXX, 5–11.

 

64 Ibid., XXIV, 1–10.

 

65 Ibid., XXV, 12.

 

66 Ibid., XXVI, 29, 35–44.

 

67 См. ниже, стр. 339 и сл.

 

68 Так, подсчет Р. Таубеншлагом рабов, упоминаемых в египетских папирусах, позволяет прийти к выводу, что если в IV–V вв. число рабов в Египте несколько уменьшилось, то в VI в. оно вновь резко возросло (R. Taubenschlag. Das Sklavenrecht im Rechte der Papyri. – ZSSR, 50, RA, 1930, S. 140–169); idem. The Law of Greco-Roman Egypt., p. 50 sq.

 

69 Procop., В. V., II, 3. 24.

 

70 Ibid., I, 2, 20. {497}

 

71 См., например, Procop., В. P., II, 28.

 

72 Procop., В. V., II, 22. 13–16.

 

73 З. В. Удальцова. Положение рабов в Византии в VI в. (преимущественно по данным законодательства Юстиниана). – ВВ, XXIV, 1964, стр. 8–14.

 

74 CJ, VI, 43.3.

 

75 CJ, XI, 43.10.

 

76 CJ, XII, 34.6–7.

 

77 CJ, XII, 34.6.

 

78 Procop., H. a., XXIV, 18–19.

 

79 Procop., В. P., I, 23.

 

80 Agath., Hist., III, 16.

 

81 Procop., H. a. I, 27.

 

82 См. ниже, стр. 257.

 

83 З. В. Удальцова. Положение рабов в Византии..., стр. 14–19.

 

84 См. ниже, стр. 257.

 

85 См. ниже, стр. 257.

 

86 СJ, XI, 48, 23.

 

87 Nov. Just., 123, cap. 35.

 

88 Nov. Just., 144, cap. 2.

 

89 CJ, XI, 48.20.

 

90 CJ, IV, 65.33; VII, 39.2.

 

91 CJ, VII, 39.2; XI, 48.17.

 

92 Dig., XLVII, 2, 26, § 1.

 

93 Dig., XXXIII, 7, 24

 

94 CJ, XI, 55.2.

 

95 Nov. Just., 120.8.

 

96 CJ, XI. 43.22.

 

97 CJ, XI, 62.5.

 

98 Nov. Just., 128, cap. 14.

 

99 CJ, XI, 48.7.

 

100 CJ, XI, 48.21; XI, 50.2.

 

101 CJ, XI, 48.13; XI, 48.2.

 

102 CJ, XI, 63.3.

 

103 J.-O. Tjäder. Die nichtliterarischen lateinischen Papyri Italiens aus der Zeit 445–700. Lund, 1955.

 

104 Nov. Just., 17.4.

 

105 CJ, XI, 68.5.

 

106 CJ, XI, 75.2.

 

107 CJ, XI, 48.23.

 

108 CJ, XI, 52.1.

 

109 CJ, XI, 48.20.

 

110 CJ, XI, 48.20.

 

111 Nov. Just., 128, cap. 14.

 

112 CJ, XI, 48.5.

 

113 Dig., XIX, 2.25, § 5.

 

114 CJ, XI, 48.5.

 

115 CJ, XI, 50.1–2; XI, 48.23; XI, 68.5.

 

116 CJ, XI, 50.1.

 

117 CJ, XI, 63.1.

 

118 J.-O. Tjäder. Op. cit., p. 3.

 

119 CJ, XI, 48.22–23.

 

120 Nov. Just., 167.

 

121 CJ, XI, 48.23.

 

122 Nov. Just., 54.

 

123 См. ниже, стр. 259.

 

124 CJ, XI, 61.1; XI, 48.11.18. {498}

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 219–245, 496–498.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 10.12 2015

Глава 11. ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ РЕФОРМЫ ЮСТИНИАНА

 

В памяти многих поколений представление о правлении Юстиниана всегда было связано с предпринятой им реформой римского права. Грандиозное творение, называемое «храмом правовой науки» и приписываемое воле законодателя Юстиниана, по сути дела было рождено самой жизнью. Коренные изменения социально-экономических и политических отношений в империи IV–VI вв. требовали переработки старых правовых норм, мертвой глыбой лежавших на пути дальнейшего прогресса византийского общества. Однако в условиях сохранения в VI в. основ рабовладельческого строя и рабовладельческого государства фундаментом воздвигнутого при Юстиниане огромного здания Свода гражданского права могло быть только старое римское право.

 

В переходный период от рабовладения к феодализму, когда рабовладельческий строй еще не сдал своих позиций, еще были живы многие институты римского права: в несколько модифицированном виде они были приемлемы для господствующих классов империи. Само рабовладение и различные методы классового господства рабовладельцев, социальные и сословные перегородки и привилегии, разнообразные формы рабовладельческого государства и его системы управления – все это еще отвечало интересам господствующих классов византийского общества. Поэтому-то краеугольным камнем всей законодательной деятельности Юстиниана стал чисто консервативный принцип, декларированный самим императором, – принцип безусловного «уважения к непогрешимой древности». Отсюда такое преклонение законодателей VI в. перед римским правом. Кроме {246} того, поскольку в Византии VI в. сохранялись крупные города, развивались ремесла и торговля, имущественные и торговые сделки отличались многообразием, реальная жизнь требовала упорядочения и тщательной регламентации прав частной собственности, на которой во многом зиждилась экономика страны. И в этом отношении римское право являлось источником, из которого можно было черпать полной рукой. Недаром Ф. Энгельс считал римское право совершеннейшей формой права, имеющей своей основой частную собственность1.

 

Вместе с тем практические потребности порождали настоятельную необходимость внесения серьезных коррективов в существовавшие правовые нормы. Новые социальные порядки, рождаясь, создавали новые правоотношения, возникали иные, неведомые раньше формы взаимоотношений классов, сословий, требовавшие юридического оформления.

 

Но, конечно, существовали и чисто юридические причины, вызвавшие кодификацию права. Прежде всего, для практического ведения процессов необходимо было внести ясность в огромное количество зачастую противоречивых юридических предписаний и узаконений, добиться доступности и четкости правовых норм, систематизировать и классифицировать законы, облегчить пользование ими. Кроме того, нужно было навести порядок в юридической терминологии, устранив многие устаревшие термины, характеризовавшие явления и институты, уже исчезнувшие из реальной действительности. Надо было придать многочисленным узаконениям единообразную и современную форму, положить предел произволу судебных чиновников. Это было особенно необходимо потому, что материалы римского права в VI в. были распылены по различным источникам, часто труднодоступным, многое устарело. Назрела практическая потребность, согласно выражению самого Юстиниана, создать «точные и неоспоримые законы».

 

Перед византийским правительством стояла дилемма: применять на практике устаревшее законодательство было крайне затруднительно, выработать новые законы, навсегда простившись с овеянным величием древних традиций римским правом, – невозможно. Оставался лишь средний путь, половинчатый и компромиссный, но единственно возможный в сложной социально-политической обстановке VI в. – кодификация римского права с учетом изменений, происшедших в жизни. И император Юстиниан пошел по этому пути2.

 

В 528 г., на второй год его правления, началось осуществление грандиозной кодификации права. Монархическая форма правления и деспотический нрав нового императора послужили причинами того, что вся законодательная реформа была приписана одному Юстиниану и созданный в ее результате Свод гражданского права получил его имя.

 

Безграничное честолюбие Юстиниана толкало его не только на внешние завоевания и восстановление Римской империи, но и на внутренние реформы, возрождавшие славу римской юриспруденции. Подражая своим предшественникам на троне цезарей, Юстиниан мечтал быть и императором-воителем, воскресившим славу военных {247} побед Рима, и императором-законодателем, поднявшим до невиданных высот науку права. Таковы были мечты деспотического правителя. В действительности, однако, сам Юстиниан никогда не участвовал ни в одном сражении и все завоевания осуществлял чужими руками. Точно так же он лично не участвовал в законодательной реформе и предоставил это делать другим.

 

Тем не менее его роль в создании нового Свода гражданского права была весьма значительной3. Ему принадлежали не только основной замысел всего предприятия и инициатива его выполнения, но и постоянная помощь и наблюдение за проведением реформы. Он не жалел ни энергии, ни денег, ни времени на создание нового свода законов и постоянно торопил исполнителей. Он трезво оценил обстановку в стране и понял неотложную необходимость систематизации и кодификации права. Кроме того, он сумел найти себе способных сотрудников, на знания и опыт которых опирался, осуществляя задуманное дело.

 

Душой всей законодательной реформы Юстиниана был ее талантливый руководитель и знающий исполнитель – квестор Трибониан. Императору посчастливилось найти в нем такого энергичного и образованного человека, который мог бы претворить в жизнь его замысел. Трибониан был известным юристом, обладавшим широкими юридическими познаниями, соединенными с практическим опытом и величайшим трудолюбием. В императорских конституциях Трибониан именовался человеком, «украшенным красноречием и юридической мудростью». Действительно, у Трибониана нельзя отнять его огромной эрудиции, блестящего знания юриспруденции, таланта организатора. В то же время ученый юрист уживался в Трибониане с льстивым царедворцем, карьеристом и беззастенчивым, жадным чиновником, который «продавал за деньги и приговор, и закон». Тем не менее все дело кодификации римского права практически вел именно он, и благодаря его энергии и настойчивости реформа была завершена в предельно короткий срок.

 

Она началась с составления Кодекса Юстиниана. 13 февраля 528 г. по приказанию императора была создана комиссия из 10 опытных государственных деятелей, занимавших высшие административные посты, знающих юристов и профессоров права. Возглавил эту комиссию экс-квестор священного дворца – патрикий Иоанн. По характеристике Юстиниана, в комиссию вошли «люди науки, неутомимого трудолюбия и похвального усердия к общественному делу». Среди них особенно выделялись своими знаниями Трибониан и профессор права Феофил. Правительством была поставлена перед комиссией десяти задача отобрать из огромной массы императорских конституций наиболее важные, имеющие практическое применение и отбросить все устаревшее, фактически потерявшее значение. Необходимо было также систематизировать и классифицировать все отобранные императорские постановления.

 

Комиссия начала работу с пересмотра ранее созданных кодексов – Грегориева, Гермогенианова и Феодосиева4, из которых отобрала самое ценное, в первую очередь – конституции, соответствующие реальным потребностям и важные для юридической практики. {248} Возможно, были использованы и специальные юридические работы Бейрутской школы права. Кроме того, были собраны и систематизированы законы императоров, не вошедшие в предшествующие кодексы. В процессе работы комиссия юристов, получившая широкие полномочия, вносила изменения в законы, отбрасывала устаревшие постановления, исключала отмирающие или уже исчезнувшие институты, стремилась устранить противоречия и повторения.

 

Дело было завершено в поразительно короткий срок – уже 7 апреля 529 г., спустя немногим более года после начала кодификации, первая редакция Кодекса Юстиниана была закончена, а 16 апреля она получила силу закона. Однако спешка не могла не сказаться на качестве работы, и очень скоро потребовалось издание новой, второй редакции Кодекса. Эта работа была опубликована 16 ноября 534 г., а 29 декабря того же года второе издание Кодекса приобрело законную силу. Кодекс Юстиниана сохранился до наших дней во второй редакции и именно в этом виде уже впоследствии стал всемирно известным.

 

Одновременно с подготовкой Кодекса началась работа по созданию сборника важнейших правовых положений, заимствованных {249} из различных трудов римских юристов; по замыслу составителей, он должен был охватить самый широкий круг правовых вопросов и поэтому получил название «Дигесты», что по-латыни означает «собранное», «приведенное в систему». Одновременно ему было дано и равнозначное греческое название – «Пандекты» (по-гречески – «содержащие в себе все»).

 

Особой конституцией Юстиниана от 15 декабря 530 г. комиссии из 16 юристов предписывалось приступить к составлению Дигест5. Комиссию возглавлял Трибониан, оправдавший надежды императора. В состав комиссии, кроме Трибониана, входили четыре профессора права – Феофил и Грациан из Константинополя, Дорофей и Анатолий из Бейрута, один крупный государственный чиновник по имени Константин и 11 адвокатов, причастных к высшей администрации империи. Позднее составителей Дигест стали называть компиляторами, поскольку их труд сводился главным образом к компилированию произведений римских юристов. Комиссии Трибониана предстояло выполнить чрезвычайно сложную, двойную задачу. Прежде всего необходимо было собрать и систематизировать огромное правовое наследие римских юристов, пришедшее к VI в. в хаотическое состояние. Тем самым осуществлялась консервативная идея – сохранения в их незыблемости правовых ценностей, созданных почитаемыми юристами Рима. По мнению Юстиниана, «не зная древних законов, нельзя понять современное право». Одновременно требовалось решить другую, чисто практическую и в известной степени противоречащую первой задачу: отобрать из классических произведений юристов именно то, что могло бы стать действующим правом в конкретных общественных условиях VI в. Для этого надо было устранить отжившие правовые нормы и привести все установления в соответствие с требованиями жизни. Для осуществления этих задач комиссия юристов должна была разобрать и систематизировать около 2-х тысяч книг, или 3 миллиона строк. Император ясно понимал трудность задуманной кодификации: он писал, что о таком деле никто ранее и не мечтал и что в нем, «как в глубоком море», могли потонуть самые ученые и искусные люди. Первоначально предполагалось, что на составление Дигест потребуется 10 лет, но уже через три года Дигесты были закончены и 16 декабря 533 г. утверждены Юстинианом. Отныне они стали действующим законом во всей империи.

 

Выполнение столь трудного дела в такой короткий срок оказалось возможным, видимо, потому, что организация работы была хорошо продумана и в помощь знающим юристам из комиссии 16 был привлечен многочисленный штат секретарей, тоже сведущих в юриспруденции. По всей вероятности, комиссия разделилась на три секции, каждая из которых занялась компилированием определенной группы источников. После того, как юристы каждой секции собрали и классифицировали материал источников, вся комиссия пересмотрела и отредактировала текст Дигест в целом (для устранения повторений и противоречий).

 

Дигесты разделяются на 7 частей и 50 книг. Каждая книга в свою очередь распадается на титулы и фрагменты; всего в Дигестах {250} содержится около 429–433 титулов и около 9200 фрагментов. В Дигестах собраны и систематизированы извлечения из юридических сочинений 39 знаменитых римских юристов I в. до н. э. – VI в. н. э. Древнейшими произведениями, включенными в Дигесты, являются фрагменты из сочинений юристов республиканского времени – Квинта Муция Сцеволы, Эллия Галла, Алфена Вара (I в. до н. э.). Подавляющее большинство трудов, составивших основу Дигест, принадлежит юристам эпохи Принципата и Империи. Особенно широко компиляторы черпали из сочинений пяти наиболее почитавшихся юристов – Папиниана, Павла, Ульпиана, Гая и Модестина. На долю такого корифея римской юриспруденции, как Ульпиан, приходится около 1/3 текста Дигест, а на долю Павла – 1/6.

 

В Дигестах, общий объем которых составлял около 150 тысяч строк, давалась в кратком изложении квинтэссенция римской науки о праве. Юстиниан высокопарно заявил, что созданием Дигест был выстроен священный храм римской юстиции. Конечно, Дигесты имели немало недостатков и были далеки от совершенства. Несмотря на хвастливые заявления Юстиниана, будто в Дигестах нет противоречий, мы встречаем в них и противоречия и прямые ошибки. Пробелы, сокращения, упущения и ошибки возникли вследствие поспешности составления Дигест, но объясняются не только ею. Они показывают стремление компиляторов приспособить древнее право к потребностям своего времени, что иногда делалось недостаточно продуманно, а порою неуклюже и вело к ошибкам и противоречиям. Однако это отнюдь не может снизить чрезвычайно большой ценности Дигест.

 

Реформа права, проведенная Юстинианом, не ограничивалась созданием Кодекса и Дигест. Назревала реформа юридического образования6, и для улучшения преподавания юриспруденции необходимо было прежде всего написать элементарное руководство по изучению права. Этот труд был назван «Институции», поскольку таким названием в римской литературе давно уже обозначали подобные «наставления». Институции, согласно замыслу византийского правительства, должны были в доступной форме осветить современное состояние права, отбросить все устаревшее, положив в основу реформированное Юстинианом законодательство. По словам самого Юстиниана, необходимость эта возникла потому, что не все могли «снести бремя такой мудрости», как Кодекс и Дигесты. Новый труд был задуман в качестве руководства для юношества, «для тех еще мало опытных людей, которые стоят в преддверии храма юриспруденции, желая проникнуть в его святилище».

 

На этот раз дело было поручено узкому кругу лиц: Трибониану и двум профессорам права – Феофилу и Дорофею. Но работа была выполнена преимущественно последними, а Трибониан, занятый составлением Дигест, оставил за собой лишь общее наблюдение за написанием Институций. Видимо, указанными обстоятельствами можно объяснить, что это краткое руководство составлялось почти столько же времени, сколько такой грандиозный труд, как Дигесты. К созданию Институций было приступлено в 530 г., а 21 ноября 533 г. они были завершены. {251}

 

Институции, подобно Дигестам, были компиляцией классического права, правда, уже с учетом тех изменений, которые были внесены в Дигесты и Кодекс. Основное содержание Институций Юстиниана заимствовано из Институций Гая. Кроме того, составители использовали Институции Марциана, Флорентина, Ульпиана, а возможно, и Павла. В Институциях заметно также влияние Юстинианова законодательства – Дигест и Кодекса. Некоторые эксцерпты из древних авторов заимствованы через посредство Дигест. В угоду Юстиниану составители руководства придали своей компиляции форму лекций, читаемых императором студентам, которые жаждут узнать законы. Институции Юстиниана, по образцу Институций Гая, были разделены на 4 книги.

 

До нас не дошло подлинной рукописи Институций времени их составления. Однако сохранилось значительное число более поздних рукописей (начиная с IX в.), что лишний раз свидетельствует о большой популярности Институций, имевших огромное распространение в странах Западной Европы7. Институции широко использовались не только для учебных целей в школах права Византийской империи, но и получили практическое применение при разборе отдельных судебных дел. Они приобрели силу императорского закона в соответствии с предписанием Юстиниана от 30 декабря 533 г. Оценивая труд своих юристов, Юстиниан, как всегда хвастливо, заявляет, что Институции собрали «мутные воды древних источников в прозрачное озеро».

 

Создатели Свода гражданского права, и прежде всего сам Юстиниан, настолько верили в непогрешимость собственного творения, что категорически запретили не только как-либо его изменять, но даже комментировать. Лишь император, которому одному было предоставлено право устанавливать и толковать закон, пользовался прерогативой устранять обнаруженные в новом законодательстве противоречия или объяснять спорные и неясные места.

 

Публикацией Дигест, Институций и второго издания Кодекса работа по кодификации права, предпринятая при Юстиниане, была закончена. Вместе с тем было очевидно, что жизненные нужды прежде всего и судебная практика неизбежно потребуют дальнейшего развития и совершенствования законодательства. И действительно, после издания первых трех частей Свода гражданского права законодательная деятельность Юстиниана продолжалась весьма активно. Законы Юстиниана, изданные между 534/35–565 гг., получили впоследствии название Новелл.

 

В большинстве своем они являлись законодательными предписаниями, вводившими какие-либо новые нормы права или отменявшими старые. Лишь часть их представляет собой истолкования императором уже существующих законов. При жизни Юстиниана Новеллы публиковались отдельными законами и не были соединены в особый сборник. Это было сделано уже позднее. До наших дней дошло три сборника Новелл, но все они не носили официальный характер.

 

Законодательные реформы Юстиниана как бы подвели итоги процесса развития как правовой доктрины, так и действующего права империи. {252}

 

В законодательстве Юстиниана нашла свое завершение эволюция теории права. Римская юриспруденция выработала такие теоретические понятия, как право, закон, обычай, разработала концепцию гражданского и публичного права, отражавшую взаимоотношения прав индивида и общества, обогатила науку созданием многих юридических презумпций и норм. Эволюция правовой доктрины, происходившая в зависимости от изменения общественных отношений в империи, в законодательстве Юстиниана проявилась прежде всего в выработке понятия универсального права, распространяемого на все человечество. Юридическая теория освобождалась от узких рамок учения об особом праве одного, господствующего, народа. Ранее существовавшее разделение права на различные системы (цивильное, преторское, право народов), соответствовавшие делению населения империи на римских граждан и неримлян, теперь было уничтожено. В законодательстве Юстиниана все правовые системы сливаются в единую, универсальную систему, созданную для всего свободного населения империи. Эта реформа имела огромное прогрессивное значение и в политическом и в юридическом аспекте.

 

Со времени создания Восточной Римской империи и перенесения центра государства в Константинополь как в юридической теории, так и в самом действующем праве все больше сказывается влияние греческих и восточных философских учений, обычаев, правовых норм и юридических воззрений. В Юстиниановом своде этот процесс прослеживается вполне отчетливо. В законодательство Юстиниана проникают некоторые философско-правовые идеи, рожденные главным образом под воздействием греческой философии. Важнейшим среди них было учение о естественном праве (jus naturale), основанное на представлении о том, что весь мир является эманацией естественного разума (ratio naturalis), который устанавливает жизненный порядок, являющийся вечным, разумным и безусловным. Установления естественного права, прогрессивные для своего времени, покоились на абстрактных законах нравственности и морали8. Естественное право выдвинуло доктрину о том, что «по праву природы все люди являются равными». Декларировались и такие принципы римского классического права, как равенство всех граждан перед законом (aequitas) и человечность (humanitas), требовавшая от законодателя уважения к личности, устранения правовых норм, унижающих человека. Однако все эти принципы находились в вопиющем противоречии с жизнью (сохранение рабства); в самом действующем законодательстве (особенно уголовном) ясно выступало социальное неравенство, права свободных знатных лиц (honestiores) противопоставлялись правам низших слоев населения (humiliores).

 

Эти правовые доктрины находились в не меньшем противоречии и с духом автократизма, неограниченности власти императора, пронизывавшим все Юстинианово законодательство. Именно в нем нашло окончательное оформление учение о божественности и полной непогрешимости власти автократора на земле. Император считался «живым законом», совершенным воплощением неограниченной власти. Тем самым философско-политические идеи волюнтаризма, полной зависимости закона от воли императора были доведены до своих {253} крайних пределов. Как же можно было согласовать такого рода концепции с принципами естественного права, всеобщего равенства перед законом и гуманности? Юридическая теория, создав учение о добром и мудром императоре, вдохновляемом в своей законодательной деятельности свыше, пыталась примирить эти непримиримые положения. Но действительность на каждом шагу опровергала теоретические выкладки юристов.

 

Поскольку теперь правовые нормы складывались и развивались не в процессе научного творчества юристов, а посредством законодательной деятельности императора, не знавшего никаких пределов своему произволу, постольку право стало все больше зависеть от императорского деспотизма, от колебаний внутренней и внешней политики правительства.

 

На изменение правовой доктрины в законодательстве Юстиниана (по сравнению с классическим правом) оказало влияние и христианство. Глубочайший идеализм и спиритуализм христианского вероучения первоначально совершенно не вязались с сугубым практицизмом римского права. Но и здесь христианство сумело постепенно приспособить юридическую теорию к интересам господствующей церкви, а императорское правительство – использовать христианское вероучение для прославления и укрепления единодержавной власти. В угоду императору церковь провозгласила доктрину божественности его власти; в свою очередь императорское правительство защищало имущественные и политические привилегии духовенства.

 

Римская теория права, воплотившаяся в законодательстве Юстиниана, сочетала в себе некоторые прогрессивные черты философско-этических представлений, накопленных в античную эпоху, с реакционными воззрениями рабовладельческого общества периода его кризиса. С одной стороны, мы видим поиски путей к созданию права на основе принципов всеобщего блага, равенства, гуманности; с другой – увековечение и возведение в степень философско-правовой доктрины принципа абсолютной монархической власти, столь далекой от идеалов всеобщего равенства, защиту политических и сословных привилегий высших слоев общества, включая и духовенство, правовое признание глубочайшего социального неравенства между свободными и рабами, honestiores и humiliores. Философия права при Юстиниане была столь же противоречива, так и сама эпоха, ее породившая.

 

Юстинианово законодательство отразило многие существенные сдвиги, происшедшие в социально-экономической жизни к VI в. Важнейшим из них была эволюция прав собственности и владения. Законодательство Юстиниана как бы подвело итог изменениям в отношениях собственности IV–VI вв. Образование единой империи, рост экономических связей между провинциями и торгового оборота, развитие частной собственности в ущерб собственности городских курий и корпораций настоятельно требовали унификации всех прежних видов собственности и создания единой, универсальной категории собственности, снабженной прочной юридической защитой.

 

Подобно тому как в законодательстве Юстиниана отменялись устаревшие системы права, так двумя Конституциями этого {254} императора был окончательно уничтожен и дуализм между ранее существовавшими формами собственности – так называемыми квиритской и бонитарной собственностью. В первой из этих Конституций, обнародованной в 530/31 г., устанавливалось правовое равенство между всеми видами собственников на любые вещи9. Вторая Конституция 531 г. ввела единый и более простой способ передачи (traditio) всех вещей в собственность другому лицу10. Одновременно был завершен процесс уравнения прав собственности на земли в Италии и провинциях11.

 

Таким образом, в VI в. получает окончательное юридическое оформление правовое понятие единой собственности, приобретаемой единым способом и приложимой одинаково ко всем вещам.

 

Эта унификации имела весьма важные последствия. Она упрощала процедуру продажи собственности, укрепляла провинциальное землевладение, уничтожала преимущество одних собственников перед другими и уравнивала их права. Все это было выгодно большинству крупных и средних землевладельцев империи, а также торгово-ремесленным кругам: ускорялся торговый оборот и облегчалось проведение самых различных сделок, связанных с передачей прав собственности. В тех же целях стабилизации хозяйства страны в законодательстве Юстиниана укрепляется право владения (possessio) и облегчается превращение его при определенных условиях в право собственности.

 

Таким образом, к VI в. заканчивается длительный процесс правового освобождения собственности от пут старой римской исключительности и ограниченности, ликвидация пережитков многообразия древней римской собственности и создание ее единой универсальной формы.

 

Значение этих реформ было очень велико: именно введение единой формы собственности, так же как и единой системы права, обеспечило рецепцию Юстинианова законодательства в средние века и в новое время.

 

Законодательные реформы Юстиниана вносили существенные изменения и в гражданские права свободного населения империи: был завершен длительный процесс их нивелировки. Сглаживаются правовые различия между римским народом и некогда покоренными Римом народами. Этого настоятельно требовало развитие экономических и политических связей между различными областями империи. Гражданская неполноправность, определявшаяся местом жительства и положением завоеванного народа в провинциях (latini, dediticii и т. п.), теперь полностью себя изжила. В Юстиниановом законодательстве красной нитью проходит идея подчинения всех жителей империи власти одного императора и единой правовой системе.

 

Закон 530 г. отменил состояние неполноправия для большой категории вольноотпущенников, которые по отпуске на волю становились dediticii, и уравнял их в правах с другими либертинами12. Еще важнее был закон Юстиниана от 531 г. Он отменил ограничения гражданской правоспособности для тех категорий либертинов, которые по отпуске на свободу делались латинами. Теперь, по предписанию Юстиниана, рабы, отпущенные на свободу любым, даже неформальным, {255} но законным способом, получали вместе со свободой и право римского гражданства.

 

Гражданское состояние латинов уничтожалось. Тем самым были окончательно отменены остатки юридической неполноправности, связанные со статусом латинского гражданства, и самое это понятие потеряло какое-либо практическое значение. Потеряло также всякое реальное значение внутри государства и понятие перегрины, ибо прежнее деление на cives romani и peregrini фактически исчезло, а перегринами продолжали называться теперь только народы, живущие вне империи.

 

Однако было бы ошибкой думать, что тенденцией к нивелировке населения, нашедшей свое явственное завершение в VI в., ограничиваются изменения в гражданских правах, внесенные в законодательство Юстиниана. Наряду с сильной нивелирующей струей мы наблюдаем здесь параллельный процесс юридического оформления гражданско-правового статуса новых этнических и сословно-классовых группировок, сложившихся в Римской империи в IV–VI вв.

 

Согласно законодательству Юстиниана, все варвары, вселившиеся на территорию империи и живущие в ее пределах на положении gentiles, laeti, foederati, хотя и считались подданными римского государства, но не получали полного права гражданства. Подчиняясь римскому публичному праву, они сохраняли свой особый юридический статус, свои законы и обычаи в гражданском праве.

 

Законодательство VI в. юридически оформляет изменения в правовом положении еще одной группы населения – воинов (milites). Звание воина связывается теперь с особыми привилегиями, но влечет и известное ограничение прав. Воины получают привилегии в сфере семейного права: в случае длительного отсутствия им разрешается на законном основании развод с женой, причем за ними сохраняются все имущественные выгоды брака. Интересы воинов ограждены и в отношении прав наследования. В случае смерти воина без завещания его имущество переходит к детям. Вместе с тем солдаты подлежат суду своих военачальников и стеснены в личной юрисдикции. Военная профессия делается фактически наследственной, и сыновья ветеранов, по достижении определенного возраста, должны вступать в армию.

 

В Кодексе и Новеллах Юстиниана оформляется новый правовой статус такой многочисленной прослойки сельского населения, как колоны. В XI книге Кодекса Юстиниана подведен итог многолетним изменениям хозяйственного и правового положения различных категорий колонов. Правоспособность колонов в сфере публичного и частного права теперь существенно ограничивалась. В области публично-правовых отношений это выражалось в прикреплении колонов к земле и ограничении права передвижения. Сильно умалялась личная свобода колона. Колонам запрещалось без разрешения господина вступать на гражданскую и военную службу. В сфере частноправовых отношений колоны низшей категории – энапографы – по существу были крайне стеснены и в осуществлении права на брак и семью, а также права быть субъектом всех имущественно-правовых сделок. Была умалена их активная юрисдикция. {256}

 

Законодательные реформы Юстиниана вносили весьма существенные перемены и в положение рабов13. Эволюция в экономическом положении рабов в империи к VI в. привела и к изменению их правового статуса. В законодательстве Юстиниана власть господина над рабом рассматривалась уже как право по отношению к лицу, а не право по отношению к вещи. Господину запрещалось преднамеренно убивать раба. Не дозволялось наносить обиды чужим рабам, что считалось оскорблением для их господина. За убийство чужого раба или изнасилование чужой рабыни-девушки виновный подвергался суровой казни.

 

При Юстиниане произошло дальнейшее упрощение и облегчение процедуры освобождения рабов. Юстиниан придал законную силу многим неторжественным и неформальным способам отпуска рабов на волю. За определенные заслуги перед государством и раскрытие особо тяжких преступлений рабы, по закону, получали свободу даже без согласия господина.

 

Раб, обнаруживший фальшивомонетчика, выдавший дезертира, предотвративший похищение девушки, отпускался на волю вопреки желанию господина.

 

Число подобных действий, открывавших путь к освобождению раба, при Юстиниане было увеличено.

 

В 531 г. Юстиниан издал закон, согласно которому, завещая рабу имущество, господин тем самым отпускал его на волю. Разрешалось освобождать раба, послав его на военную службу или дав согласие на поступление в монастырь. Если раб поступал в монастырь, то через три года господин терял на него свои права. Раб получал свободу, достигнув сана епископа. В судебных процессах, решавших споры о свободе, раб мог теперь сам выступать в качестве юридической стороны (раньше он должен был выставлять за себя особого «защитника свободы»).

 

Однако все эти изменения в статусе рабов, вызванные экономическими и социально-политическими причинами (народные восстания), отнюдь не приводили к отмене рабства как фундамента всего общественного строя рабовладельческой империи.

 

Наоборот, многие предписания законодательства Юстиниана укрепляли эту основу основ византийского общества, самым жестоким образом карали рабов за бегство, за малейшее неповиновение господам и беспощадно боролись со всеми выступлениями рабов против их господ.

 

Законодательные меры Юстиниана были свидетельством живучести этого института и его глубокого проникновения во все поры византийского общества VI в.

 

В законодательстве Юстиниана нашла свое завершение длительная эволюция семейных отношений в Римской империи, происшедшая за многие столетия14. Реформы семейного и наследственного права, проведенные Юстинианом, во многом завершили процесс разложения древнеримской семьи (familia) и формирования новых семейных отношений.

 

Главный бастион старых патриархальных связей – древнеримская семья, фамилия, к этому времени уже готова была рухнуть. В {257} законодательстве Юстиниана был дан последний толчок к ее разрушению. Здесь перед нами – уже развалины прежней фамилии, некогда являвшейся опорой римской исключительности и замкнутости.

 

Разложение фамилии прежде всего проявилось в ослаблении власти домовладыки над подвластными ему лицами. Первыми стали освобождаться жена и дети. К VI в. практически сильно ограничивается власть мужа над женой, супруги принципиально (но не всегда реально) признаются равноправными, хотя главой семьи остается по-прежнему муж. Ослабевает власть отца над детьми; жена и дети получают имущественные права.

 

Особым законом Юстиниан полностью покончил со старым принципом неограниченного распоряжения домовладыки всей собственностью членов фамилии. Он постановил, что отныне сын будет приобретать для себя все имущество, за исключением того, что он приобретает на средства отца15. Постепенно облегчалось освобождение детей из-под власти домовладыки: сын получал свободу, занимая высокую государственную должность, связанную со званием патрикия, и по достижении сана епископа. Освобождение подвластных детей совершалось и в наказание за преступления домовладыки: за выбрасывание слабых и больных детей из дома и оставление их без помощи, за вступление в кровосмесительный брак, за сводничество в отношении своих дочерей.

 

К VI в. завершается вытеснение агнатского родства когнатским. В семейно-правовой сфере последнее получает явное преобладание. Наиболее ярко это проявилось в реформе наследственного права, проведенной Юстинианом. Его законодательство ставит своей целью не сохранение, как ранее, имущества в агнатской фамилии, а обеспечение интересов законных детей. Для этого была ограничена свобода завещания главы семьи, затруднено произвольное лишение детей наследства. Отец по завещанию может отказать в наследстве детям и внукам лишь в случае их покушения на его жизнь, безнравственного поведения, нежелания выкупить его из плена, а также если они впали в ересь. Во всех других случаях происходит наследование «против завещания» (ab intestato), и законные наследники получают свою обязательную долю имущества, которая теперь была увеличена до его четвертой части.

 

Родство по мужской и женской линии отныне давало равные права на наследство, агнаты не имели никаких преимуществ перед когнатами, мужчины – перед женщинами. Наследники разделялись соответственно на четыре класса, при наследовании исключавшие друг друга. В первый класс входили все родственники обоего пола по нисходящей линии, во второй – все по восходящей линии, а также полнородные братья, сестры и их дети; в третий – неполнородные братья, сестры и их дети; в четвертый – остальные родственники по боковым линиям. После всех указанных наследников наследство открывалось пережившему другого супругу. Бедная вдова всегда имела право на 1/4 часть наследства16.

 

С уничтожением деления подданных на римских граждан и неримлян исчезает и запрещение заключать браки в зависимости от прав гражданства. В Новеллах Юстиниана провозглашается принцип {258} свободы брака между всеми свободными гражданами, независимо от их сословного и общественного положения. Единое государство, единый закон, единая система заключения браков для всех свободных жителей империи – такова основная презумпция семейного права, декларированная в законодательстве Юстиниана.

 

Самым важным нововведением, пробившим брешь в сословных перегородках, было разрешение запрещенного ранее законного брака между сенаторами и женщинами низкого общественного положения (вольноотпущенницами, актрисами, дочерьми актеров и актрис)17. В литературе этот законодательный акт Юстиниана обычно связывают с его женитьбой на бывшей актрисе и куртизанке Феодоре, однако такое объяснение явно недостаточно18. Думается, что основную роль при этом сыграли политические соображения: правительство Юстиниана, опиравшееся на новых землевладельцев, торгово-ремесленные круги и ортодоксальное духовенство, вело борьбу против сословной замкнутости старой сенаторской аристократии. Большое значение имело и желание императора уравнять всех, в том числе и сенаторов, перед лицом автократора.

 

Однако под влиянием изменившихся общественных условий появлялись и новые запреты для заключения браков. Так, в VI в. были запрещены законные браки между римлянами и варварами. Христианская церковь распространила религиозную нетерпимость и на семейные отношения: под ее влиянием при Юстиниане был наложен запрет на браки между христианами, с одной стороны, иудеями и приверженцами гонимых еретических сект, – с другой19. Иными словами, на смену римской исключительности по принципу гражданства пришла христианская исключительность, основывавшаяся на религиозной нетерпимости.

 

Под воздействием христианской доктрины ограничивались возможности вступления в брак клириков. Клирики высокого ранга в случае заключения брака лишались священнического сана. Для клириков низшего положения брак разрешался, но вторичный брак или брак при порочащих обстоятельствах закрывал им доступ к более высоким духовным должностям20.

 

Уничтожая одни сословные перегородки, законодательство Юстиниана в то же время создавало другие ограничения сословного характера в семейно-правовых отношениях.

 

Были существенно ограничены в своих брачных правах приписные колоны: они могли жениться только на женщинах своего сословия, которые к тому же жили в имениях одного с ними землевладельца. Категорически запрещались браки между приписными колонами и свободными людьми.

 

В отношении браков между свободными и рабами законодательство Юстиниана было, по-прежнему, беспощадным: такие браки запрещались. Обращение одного из супругов в рабство считалось бесспорной причиной расторжения брака, подобно смерти. Как и она, неравенство положений разрывало брачные узы. Если муж или жена были захвачены в плен врагами и обращены в рабство, то «неравенство положения не позволяло сохраняться равенству брака». В случае, если оставшийся в империи супруг не имел никаких {259} известий о пленном и в течение пяти лет не было подтверждено, что тот еще жив, сторона, сохранившая свободу, могла вступить во второй брак.

 

Однако семейно-правовой статус рабов в целом трактуется законодательством Юстиниана весьма противоречиво. С одной стороны, оно вводит новые суровые запреты незаконных связей свободных и рабов, с другой – несколько улучшает положение потомства, рожденного от смешанных браков рабов, зависимых, а также свободных людей. Юстиниан отменил жестокое предписание классического права, согласно которому свободная женщина за связь с рабом сама становилась рабыней. Были приняты законодательные меры против отдачи господами рабынь для проституции.

 

В законодательстве Юстиниана было отменено обращение в рабство преступников, ссылаемых на каторжные работы в рудники не пожизненно, а на определенные сроки. Оставаясь свободными, они сохраняли и законность своих браков со свободными людьми21.

 

Под влиянием изменившихся этических норм и под воздействием христианской морали к VI в. меняются взгляды на брак и безбрачие. Если в классическом праве безбрачие осуждалось, то христианство всячески восхваляло его как проявление высшего целомудрия. Эти новые для римского общества воззрения стали проникать и в законодательство Юстиниана. Хотя брак признавался союзом, освященным христианской религией, но вместе с тем выдвигались все новые препятствия к заключению брака, такие, как пострижение в монахи, различие веры. Расширялся круг родственников и свойственников, которым запрещалось заключать между собою браки. Считался недействительным брак между похитителем и похищенной девушкой, вдовой или монахиней, даже при наличии согласия похищенной вступить в брак с похитителем. Законным возрастом для вступления в брак признавались 12 лет – для женщин и 14 лет – для мужчин.

 

Был запрещен брак между опекуном и опекаемой до достижения ею совершеннолетия. Считался невозможным брачный союз между сообщниками в прелюбодеянии. За нарушение этих запретов устанавливались суровые наказания.

 

Христианская религия строго осуждала развод и вторичные браки. Эти воззрения также оказали воздействие на законодательство Юстиниана. Если по нормам классического римского права развод был совершенно свободен, то, согласно Юстинианову кодексу, он допускался лишь в чрезвычайных случаях. Законными причинами к одностороннему расторжению брака считались: смерть одного из супругов, потеря свободы, плен, неспособность супруга к выполнению супружеских обязанностей, поступление в монастырь. При этом принятие монашеского сана и избрание «чистой», аскетической жизни всячески восхвалялось.

 

Юстиниан категорически запретил существовавший ранее развод по взаимному согласию супругов, кроме случаев поступления в монастырь мужа или жены22. Односторонний развод по вине одного из супругов хотя и разрешался, но влек за собой тяжелые последствия для виновной стороны. Жена могла возбудить дело о разводе, если муж был виновен в прелюбодеянии, человекоубийстве, {260} отравительстве, колдовстве, государственной измене, осквернении могил и храмов, грабеже, укрытии разбойников и угонщиков скота, похищении людей, оскорблении целомудрия нравственных женщин, покушении на жизнь жены, избиении жены бичом23. В свою очередь муж мог дать жене развод и изгнать ее из своего дома, если она была виновна в прелюбодеянии, отравительстве, человекоубийстве, святотатстве, соучастии в грабежах разбойников, в отказе без причины от выполнения супружеских обязанностей, участии в пирах с чужими людьми без разрешения мужа и без присутствия родственников, в необузданном увлечении без согласия мужа конными ристаниями, цирковыми и театральными зрелищами, в покушении на жизнь мужа или только угрозе убить его, в злоумышлении насильственного захвата власти и соучастии в государственной измене, в поднятии руки на мужа. Кроме того, Юстинианом были добавлены еще такие проступки жены, влекущие за собой развод, как аборт без ведома мужа, лишавший его надежды на детей, разврат и сговор при жизни мужа о браке с другим лицом24.

 

Было значительно затруднено вступление во второй брак и усилены его невыгодные последствия. По расторжении брака на законных основаниях, мужу разрешалось тотчас вступить во второй брак, жена же должна была – в целях соблюдения нравственных норм и предотвращения возможного кровосмешения – соблюсти траурный год и только после его прошествия могла вступать во второй брак. Если же при разводе была признана вина жены, то после этого она не имела права в течение 5 лет заключить законный брак25. За прелюбодеяние, как уголовное преступление, при Константине была установлена смертная казнь. При Юстиниане закон был несколько смягчен: жена наказывалась ссылкой в монастырь, и только ее сообщник – смертной казнью; имущество обоих преступников конфисковалось в пользу фиска, монастыря или родственников26. Двоеженство при Юстиниане наказывалось смертной казнью, если только виновные знали о своей вине.

 

Принятие суровых мер против развода и второго брака имели целью в первую очередь защиту интересов детей, рожденных от законного брака.

 

В Юстиниановом законодательстве были обобщены те изменения в семейно-правовом положении женщины, которые происходили в течение длительного времени и в результате привели к существенному расширению прав женщин в гражданско-правовой сфере и улучшению ее положения в семье и обществе. Это сказалось прежде всего в исчезновении при Юстиниане старинного римского брака cum manu mariti, когда женщина, выйдя замуж, оказывалась полностью под властью супруга. Смягчением брачного права в пользу женщины было запрещение мужу прогонять свою жену только за то, что она являлась бесприданницей27. Жена получала права юридического лица. Было установлено, что муж и жена равноправны, но муж должен охранять жену, а она обязана почитать мужа и оказывать ему услуги. Как покровитель жены, муж мог вести за нее процессы в суде, и обида, нанесенная ей, считалась непосредственным оскорблением мужа. Супруги не могли возбуждать позорящие {261} (инфамирующие) иски друг против друга; их нельзя было заставлять и свидетельствовать друг против друга.

 

Если в классическом праве женщина не допускалась к опеке, то при Юстиниане ей впервые было дозволено делаться опекуном малолетних.

 

Улучшался правовой статус женщины в области наследования. При наследовании против завещания права лиц обоего пола уравнивались. В случае лишения наследства прямых наследников для женщин и мужчин устанавливались одинаковые правовые нормы28.

 

Делаются более прочными имущественные гарантии независимого положения женщины и ее детей в семье. Приданое теперь уже не служит для жены (в случае развода или вдовства) средством обеспечения возможности вторичного замужества, ибо церковь осуждала вторые браки. Приданое превращалось главным образом в средство обеспечения детей, родившихся от данного брака. В 530 г. Юстиниан провел важную реформу: иску жены о возврате приданого в случае расторжения брака был придан наследственный характер, т. е. иск этот были вправе предъявлять и ее дети29. Не менее существенной гарантией имущественного обеспечения жены и ее детей было запрещение мужу отчуждать земли, входившие в приданое супруги, даже при наличии согласия с ее стороны30. Те же цели преследовал реформированный Юстинианом под влиянием греко-римских обычаев юридический институт предбрачного дара. Жених, его отец (или дед) были обязаны перед свадьбой дать невесте имущество, по стоимости равное приданому: таким образом создавался имущественный фонд для жены и ее детей на случай развода31.

 

Все это показывает, что при Юстиниане были юридически оформлены те разумные меры, которые судебная практика выработала в течение длительного времени для гарантии гражданских и имущественных прав женщины и ее детей.

 

Однако если улучшалось положение женщины в сфере семейных отношений и прав наследования, то в области публичного права она по-прежнему оставалась абсолютно неправоспособной; женщины не допускались к занятию каких-либо государственных или гражданских должностей и не могли участвовать в общественной жизни.

 

В законодательстве VI в. нашла свое отражение классовая и политическая борьба, особенно обострившаяся в обстановке кризиса рабовладельческого общества, постоянных войн и жестоких столкновений партийных группировок. Наиболее ярко это проявилось в сфере уголовного права, включенного в Свод Юстиниана. В соответствующих статьях Кодекса с необычайной рельефностью и в значительно большей степени, чем в гражданском праве, сказались классовые и политические тенденции императорского законодательства, его социальная сущность.

 

В уголовном процессе – как при определении состава преступления, так и при установлении меры наказания – проводилась резкая грань не только между свободными и рабами, но и между привилегированными (honestiores) и низшими (humiliores) слоями общества. В особом, привилегированном положении находились также воины. За равные преступления знатные лица и воины подлежали меньшим {262} наказаниям, чем лица низшего общественного положения, а также не принадлежавшие к военному сословию. По отношению к низшим классам римская карательная система последнего периода ее развития, т. е. в законодательстве Юстиниана, отличалась необычайной жестокостью: за преступления и уголовные правонарушения простым людям в подавляющем большинстве случаев грозила смертная казнь. Основным фактором, определившим жестокость этой карательной системы, был социальный: наличие рабства и резких сословных отличий между подданными императора. При этом для рабов и незнатных бедняков всегда устанавливались изощренно жестокие, унизительные кары. Так, наиболее распространенными способами казни рабов и humiliores были: распятие на кресте, иногда головою вниз, повешение, сожжение, выдача на съедение диким зверям, избиение розгами до смерти, залитие горла свинцом (по обычаю, пришедшему из Индии), четвертование и разрывание тела преступника на клочки. Для преступников из привилегированных классов применялась смертная казнь через отсечение головы мечом. Но чаще всего за одинаковые преступления honestiores карали лишь ссылкой на различные сроки и изгнанием, а рабов и humiliores – смертной казнью.

 

Рабы всегда сами (а не их господа) отвечали за уголовные преступления. Как рабы, так и свободные бедняки особенно жестоко наказывались за поджог и вооруженный мятеж; в этих случаях им грозило сожжение или распятие на кресте. Разбойники (latrones), нападавшие на дома и виллы богачей, предавались смерти; рабы, не только покусившиеся на жизнь своего господина, но даже лишь замыслившие его убийство – сожжению. Оно применялось и по отношению к тому рабу, который слышал призывы своего господина о помощи, но не спас его. За похищение свободной женщины или девушки и за прелюбодеяние со свободной женщиной раб всегда подвергался смертной казни.

 

Для свободного бедняка присуждение к вечной каторге обычно было связано с потерей свободы. Такого рода преступники получали особое название – «рабы вследствие наказания».

 

Сохранялось в силе жестокое узаконение римского времени, согласно которому все свидетельские показания рабов давались только под пыткой. Судья не нес ответственности, если во время пытки раб умирал. Из «Тайной истории» Прокопия видно, что пытки рабов во время судебных процессов оставались при Юстиниане распространенным явлением.

 

Огромное влияние на уголовное право оказала острейшая социально-политическая борьба в империи и рост деспотизма автократора. Недаром в законодательстве Юстиниана, обобщившем императорские конституции по уголовным делам, самые суровые наказания полагались за преступления политического характера.

 

Страшным бичом для населения империи были законы об оскорблении величества. При Юстиниане они не только сохраняли свое значение, но, судя по «Тайной истории» Прокопия, получили широчайшее применение32. Преступления этой категории, трактовавшиеся как государственная измена, занимали важнейшее место среди {263} других уголовных преступлений в 48-й книге Дигест. Законы об оскорблении величества представляли чрезвычайную опасность дли всех граждан римского, а затем византийского государства, ибо они давали широчайший простор произволу властей. В государственной измене считались виновными все те, кто поднимал вооруженное восстание в столице или в провинциях против императора, покушался на его жизнь, убивал магистратов, готовил захват власти, кто вступал в тайные сношения с врагами государства, помогал им во время войны. Государственным преступником считался и тот, кто своими советами убедил правителя какой-либо державы быть менее покорным римлянам, кто был виновен в том, что из-за его действий римское государство получило меньшее число заложников или добычи, нежели другое государство. Смертная казнь грозила также за оскорбление императорских статуй, причем нередко трудно было установить, повреждены ли они случайно или по злому умыслу33.

 

Законы об оскорблении величества были особенно опасными (для всех без исключения подданных императора, от самых знатных до бедняков) еще и потому, что обвинителями по политическим делам могли выступать лица, обычно не имевшие этого права: рабы, люди, опороченные каким-либо преступлением и лишенные гражданской чести (famosi), женщины.

 

Величайшая несправедливость и жестокость этих законов состояла также в том, что они включали суровое предписание, согласно которому допускалось перенесение на детей ответственности за преступление родителей. Все дети, рожденные государственными преступниками, считались виновными в преступлении их родителей. Смерть такого человека не ликвидировала карательных последствий обвинения, даже если оно не было доказано. Наказанием за государственную измену всегда была смертная казнь и конфискация всего имущества34.

 

Не менее ярко, чем в законодательстве о политических преступлениях, классовая сущность Юстинианова права сказалась и в законах, направленных против насилия (unde vi). Их жестокость показывает необычайную напряженность социально-политической борьбы в империи, заставлявшую законодателей применять самые беспощадные меры для охраны жизни и собственности представителей господствующих классов от насилия со стороны народных масс. Всякое вооруженное восстание, а также вооруженное нападение на дома или виллы знати приравнивались к публичному насилию и карались смертной казнью35. Социальный характер носили и постановления Юстиниана, защищавшие от всякого насилия права собственников и владельцев.

 

Жестоки были наказания за посягательство на жизнь свободного человека. За его убийство, по уголовному праву Дигест, как правило, наказывали смертной казнью через отсечение головы или повешение. За убийство родителей или лиц, близких по крови, полагалась особо страшная казнь: виновного зашивали в мешок вместе с гадами и отвратительными животными и топили в реке или в море36.

 

Начиная с IV в. произошли некоторые изменения и в законах об убийстве раба. При Юстиниане у господина фактически было {264} отнято право на жизнь раба. В Кодекс Юстиниана был включен закон, категорически запрещавший убивать раба с преднамеренной целью. Правда, одновременно допускались и некоторые исключения. Так, если раб умирал под плетьми или во время заключения в темнице, то господин не нес никакой ответственности. За убийство чужого раба свободный подвергался уголовному наказанию37.

 

Тяжким преступлением в римском уголовном праве считалось нарушение супружеской верности. В Дигестах приводится обширнейший материал по этому вопросу, свидетельствующий о широком распространении подобных преступлений. Особенно отталкивающее впечатление производит такой случай, как продажа мужем жены для проституции, показывающий всю глубину падения нравов в эпоху империи. Вместе с тем и в законодательстве о прелюбодеянии ярко проявляются господствовавшие тогда классовые и сословные предрассудки. Законодательство особенно сурово пресекает считавшиеся позорными связи между свободными людьми и рабами. За связь со свободной, в частности со знатной женщиной, раба сжигали38.

 

Специфическим для разлагающегося рабовладельческого общества явлением, свидетельствующим об общем упадке морали, было предписание, на основании которого по особо важным уголовным делам, как-то: об убийстве, святотатстве, прелюбодеянии, похищении девушек, педерастии – рабы могли привлекаться в качестве свидетелей против своих господ39.

 

В целом римское уголовное право, с последней стадией развития которого мы знакомимся по законодательству Юстиниана, отличалось значительно большей реакционностью, чем гражданское право. В нем ярче всего сказались социальные предрассудки рабовладельческого общества, ненависть к рабам и свободным беднякам со стороны господствующего класса, императорский деспотизм и отсутствие какой-либо политической свободы, влияние на уголовный суд социального неравенства и колебаний в политике правительства. Уголовное судопроизводство особенно поражает своей классовой предвзятостью и несправедливостью. Неправильное построение органов уголовного суда, при смешении однородных функций законодательной, административной и судебной власти, исключало какое-либо равенство граждан перед судом. Фактически были произвольно отменены постановления относительно равенства сторон перед законом, относительно защиты правильной оценки судебных доказательств. Никакого равенства перед законом знатных и бедняков, а тем более свободных и рабов не было и быть не могло. Неограниченный деспотизм и социальное неравенство исключали существование начал законности, справедливости и туманности в уголовном процессе. Лицо, стоявшее на низшей ступени социальной лестницы, не имело никаких гарантий в отношениях с обвинительной властью и государством. Тираническое распоряжение государства правами и интересами отдельной человеческой личности, вторжение светской и духовной власти в дела совести и нравственности граждан, в их интимную жизнь, жесточайшая система наказаний, узаконение социального неравенства при установлении виновности и определении {265} наказания – таковы характерные отрицательные черты римского уголовного права, увековеченного в кодификации Юстиниана.

 

Подводя некоторые итоги, мы можем прийти к заключению, что в законодательных реформах Юстиниана с необычайной яркостью отразилась социально-политическая и идейная борьба между уходившим с исторической сцены старым, но еще влиятельным рабовладельческим строем и нарождавшимися новыми, раннефеодальными? порядками. Главной политической идеей Юстинианова законодательства, уводившей его в прошлое, было сохранение рабовладельческих имущественных отношений, основанных на полной частной собственности, в том числе и на рабов. В кодифицированном при Юстиниане праве отчетливо выступает стремление рассматривать все формы зависимости как собственность на человека и продукт его труда, что фактически и юридически приравнивало энапографа к рабу.

 

Но одновременно в обстановке перемен, совершавшихся в социально-экономической жизни империи, в законодательство Юстиниана начали проникать новые веяния. В связи с растущей нерентабельностью рабского труда облегчался отпуск рабов на волю, поощрялось предоставление им пекулия и оформлялись некоторые права рабов, получивших пекулии.

 

Общие тенденции экономического развития приводили к тому, что все вопросы гражданского права рассматривались с учетом господства частной собственности и потребностей товарного обращения. Поэтому такое большое место в законодательстве Юстиниана отводилось регулированию торговых и ростовщических операций, а также определению форм собственности и владения, соглашений о купле-продаже, ссуде, проценте, аренде, семейному праву – на основе защиты частной собственности. Особенно четко были сформулированы положения о полной частной собственности – основы гражданского права. Именно благодаря этому Свод гражданского права Юстиниана мог быть впоследствии использован в буржуазном обществе.

 

Сильны в законодательстве Юстиниана и централизаторские, универсалистские тенденции, наталкивавшиеся, правда, на сопротивление со стороны сил децентрализации – возраставшей власти крупных землевладельцев на местах. Тенденции централизации, несмотря на некоторые уступки крупным землевладельцам, явно торжествуют. Именно поэтому в законодательстве Юстиниана получает юридическую санкцию идея единой империи, подвластной одному императору, обладающему неограниченной властью, санкционированной религией. Единая империя во главе с императором, единый закон, единая форма собственности, семьи, одинаковые права гражданства для всех свободных подданных империи, единая вера – вот основные идеи законодательства Юстиниана, проводимые законодателем, быть может, не всегда последовательно, но весьма настойчиво. Эти идеи в последующие столетия во многом были восприняты юристами буржуазного общества. {266}

 

Глава 11

 

1 К. Maркс и Φ. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 105.

 

2 З. В. Удальцова. Законодательные реформы Юстиниана. – ВВ, XXVI, 1965, стр. 3–45.

 

3 E. Grupe. Kaiser Justinian. Aus seinem Leben und aus seiner Zeit. Leipzig, 1923; F. Pringsheim. The Character of Justinian’s Legislation. – «The Law Quarterly Review», LVI, 1940, p. 229–246. Α. d’Ors Pérez-Peіx. La actitud legislativa del Emperador Justiniano. – Or Chr Per., XIII, 1947, p. 119–142; E.-H. Kaden. Justinien Législateur (527–565). – «Mémoires publiés par la Faculté de Droit de Genève», 6, 1948, p. 41–46; B. Rubіn. Das Zeitalter Justinians, I. Berlin, 1960, S. 146–168.

 

4 См. выше, стр. 59.

 

5 Литература о Дигестах Юстиниана весьма обширна. См. З. В. Удальцова. Законодательные реформы Юстиниана. – ВВ, XXVI, 1965, стр. 13–18.

 

6 См. ниже, стр. 389 и сл.

 

7 См. выше, стр. 61–62.

 

8 О теории римского права см. литературу: З. В. Удальцова. Законодательные реформы Юстиниана. – ВВ, XXVI, 1965, стр. 28–32.

 

9 CJ, VII, 5.1.

 

10 CJ, VII, 31.1.

 

11 CJ, VII, 31.1.

 

12 CJ, VII, 5.1.

 

13 З. В. Удальцова. Положение рабов в Византии в VI в. (преимущественно по данным законодательства Юстиниана). – ВВ, XXIV, 1964, стр. 3–34. Там же см. литературу вопроса.

 

14 F. M. de Robertis. La condizione sociale e gli impedimenti al matrimonio nel Basso impero. – «Annali della Facultà di giurisprudenza, Universitá di Bari», NS, 2, 1939, p. 45–69; R. Оrestano. La struttura giuridica del matrimonio romano dal diritto classico al diritto giustinianeo I. Milano, 1951; J. Gaudement. Les transformations de la vie familiale au Bas-Empire et l’influence du christianisme. – «Romanitas», 4, 1962.

 

15 CJ, VI, 61.6.8; Inst., Just., 2, 9, § 1; Nov. Just., 118.

 

16 Nov. Just., 53, 117, 118, 127.

 

17 Ibid., 117.6.

 

18 F. Dematteіs. La condizione giuridica della donna nella legislazione di Giustiniano: il feminismo giustinianeo e l’influenza dell’imperatrice Teodora. Torino, 1912.

 

19 CJ, I, 9.6.

 

20 Nov. Just., 22, 42.

 

21 Nov. Just., 22.8.

 

22 Nov. Just., 117.10.

 

23 Ibid., 22.15, § 1.

 

24 Ibid., 22.15, § 2; 22.16, 1.

 

25 Nov. Just., 22.16, praef.

 

26 Ibid., 117.8; 134.10.

 

27 Ibid., 22.18.

 

28 CJ, VI, 4, § 20; VI, 28.4; Inst. Just. 2, 13, § 5.

 

29 Nov. Just., 97.5; CJ, V, 13.1.

 

30 CJ, V, 13.1, § 15; Inst. Just., 2, 8, praef.

 

31 Nov. Just., 61; CJ, V, 3.20; Nov. Just., 97.1, 2.

 

32 Procop., H. a., XX, § 12; XXVI, § 16–17.

 

33 Dig., XLVIII, 4.1–8.

 

34 Dig., XLVIII, 4.9, 11.

 

35 Dig., XLVIII, 6.

 

36 Dig., XLVIII, 8; 9.

 

 

37 CJ, IX, 14.1; III, 35.3.

 

38 Dig., XLVIII, 5.

 

39 Dig., XLVIII, 18.1, § 7–16; Procop., H. a., XI, 35. {499}

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 246–266, 499.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 12.12 2015

Глава 12. ЦЕРКОВНАЯ ПОЛИТИКА ЮСТИНИАНА. НАРОДНО-ЕРЕТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ В ИМПЕРИИ

 

В византийском обществе VI в. выросла идейная и политическая роль православной церкви. Ее влияние на все стороны общественной жизни – идеологию, политику, законодательство, быт, нравы, – было необычайно велико.

 

Правительство Юстиниана прекрасно понимало силу церкви и старалось всеми способами укрепить свой союз с ней1. Одержимый идеей создания единой империи, в которой господствовала бы единая православная религия, Юстиниан в течение всего своего царствования заботился об единстве церкви не менее, чем об единстве государства. Единое государство, единый закон, единая православная церковь – это были три кита, на которых покоилась внутренняя и внешняя политика Юстиниана.

 

Еще император Юстин, в противовес своему предшественнику, монофиситу Анастасию, восстановил православие и признал никейский символ веры2. Продолжая политику своего дяди, хотя и с некоторыми отступлениями, Юстиниан выступил защитником православия против каких-либо иных вероучений. На союз с православным духовенством Юстиниана толкало прежде всего то обстоятельство, что его отношения со старой сенаторской аристократией были весьма напряженными и поэтому он особенно нуждался в таком могущественном союзнике, как церковь: ведь она имела много приверженцев и в центральных областях империи и в самой столице. Широкие завоевательные планы Юстиниана на Западе заставляли его постоянно думать и о союзе с Римом, искать поддержки у папского престола. {267}

 

Политика Юстиниана в отношении церкви характеризуется двумя основными чертами. С одной стороны, он всемерно покровительствовал ортодоксальному духовенству, осыпал его различными привилегиями, щедрыми земельными пожалованиями и богатыми подарками, заботился о строительстве по всей стране множества храмов, монастырей и благотворительных учреждений. С другой стороны, в церковной политике Юстиниана чрезвычайно ярко обнаруживаются самодержавные тенденции, рассматриваемые иногда даже как проявление цезарепапизма. Юстиниан был не только ревностным защитником и милостивым покровителем христианской церкви, но и деспотическим владыкой, силой навязывающим ей свою волю3. Он всегда и везде самым решительным образом отстаивал примат светской власти перед церковной, подчеркивая, что император – глава не только государства, но и церкви, рассматривая патриархов и пап как своих слуг, порою жестоко третируя их. Юстиниан требовал признания своей верховной власти над церковью во всех сферах, в том числе и в области вероучения: он считал, что «император для церкви является верховным учителем веры». Даже б вопросах догматики и литургики Юстиниан сохранял за собой права верховного арбитра. Он направлял по своему произволу деятельность церковных соборов, писал теологические трактаты и сочинял религиозные гимны. Понимая опасность для государства церковных раздоров, он властной рукой устанавливал религиозные догматы, вмешивался в богословские споры, диктуя свою волю там, где нужно было примирить враждующие партии; впрочем, весьма часто его вмешательство лишь усиливало богословские распри.

 

Первейшей заботой правительства Юстиниана было преумножение богатств церкви и расширение ее влияния на народные массы. В этом отношении Юстиниан сделал так много, как ни один другой византийский император раннего средневековья.

 

Важным фактором укрепления экономической мощи церкви было запрещение отчуждать церковные имущества, санкционированное Новеллами Юстиниана4. Духовенство впоследствии использовало этот запрет для создания экзимированного церковного землевладения. Особенно показательна знаменитая VII Новелла Юстиниана от 535 г. Ареал ее действия был очень широк: он включал как столицу и соседние города, так и провинции – Восток, Иллирик, Египет, Ликаонию, Ликию, Африку, а также западные области – «от древнего Рима до пределов океана». Закон распространялся также на церкви, находившиеся под властью епископов и других патриархов, т. е. носил всеобъемлющий характер. Именно это заставило Юстиниана издать его не на «отечественном» (т. е. латинском), а на понятном для всех подданных империи греческом языке. Согласно VII Новелле, запрещалось отчуждать недвижимое имущество, принадлежавшее церковным учреждениям: дома, поля, сады, – а также занятых на обработке земли рабов и государственные хлебные выдачи. Запрет был наложен на все виды отчуждения: продажу, дарение, обмен, долгосрочную аренду (эмфитевсис), отдачу имущества в залог кредиторам. Исключение было сделано только в пользу императора5. Закон разрешал ему в случае необходимости {268} в интересах государства производить обмен государственного имущества на имущество церкви.

 

В законе содержатся существенные положения относительно взаимоотношений светской и церковной властей. Юстиниан отстаивает идею главенства императора над церковью. По его словам, «источником всех богатств церквей является щедрость императора». Именно он, как верховный собственник всего имущества в империи, мог одарить церковь всеми благами, для него же «давать церквам без меры является лучшей мерой»6. Забота о приумножении богатств церкви есть первейшая забота императора, но сама церковь должна постоянно помнить о его благодеяниях.

 

Многое было сделано Юстинианом и для поднятия престижа церковных учреждений7. В его законодательстве местные церковные общины впервые признавались корпорациями; они наделялись правами юридического лица и могли обладать собственным имуществом. Духовенство добилось предоставления церковным организациям серьезных привилегий8. По своим социально-экономическим последствиям важнейшей стала привилегия церкви выступать наследником любого лица – в соответствии с его завещанием. Именно это право обеспечило в дальнейшем быстрый рост церковных имуществ за счет пожертвований верующих. Подобной привилегией до того времени пользовались лишь государство и городские общины. Особенно крупные последствия возможность приобретать имущество по завещанию имела для монастырей9. Одновременно законодательство Юстиниана признало статус юридического лица за учреждениями, основанными с благотворительной целью. Отныне больницы, богадельни, сиротские и странноприимные дома получили право владеть имуществом, правда, под надзором местного епископа.

 

Все эти рескрипты императора, издававшиеся по просьбам церковных иерархов, свидетельствуют об упорном стремлении церкви к расширению своих привилегий. Они заложили фундамент ее экономического благосостояния в последующие века.

 

Рост земельных богатств византийской церкви порождал недовольство представителей светского землевладения, в частности сенаторской аристократии. Прокопий, идеолог последней, резко осуждает Юстиниана за покровительство церковному землевладению в ущерб светскому. По его словам, Юстиниан всячески потворствовал тому, что духовенство грабило своих соседей, захватывая их земли. В судебных процессах по делам о захвате имущества церковью правительство неизменно было на стороне духовных лиц. «Справедливость, – пишет Прокопий, – он (Юстиниан) видел в том, чтобы церковнослужители всегда оказывались победителями своих противников»10. Сам император, незаконно конфискуя имущество у сенаторов и других представителей аристократии, жертвовал земли церкви, «прикрывая свои преступления покровом благочестия»11.

 

Не меньшему осуждению со стороны Прокопия подвергаются мероприятия Юстиниана по упрочению прав церковного землевладения. Так, большое негодование старой римской знати вызвал закон, по которому срок давности для подачи судебных исков о возврате церковных земель увеличивался до 100 лет12. {269}

 

Все это показывает, что при Юстиниане значительно обострилась борьба представителей светского и церковного землевладения, причем в этой борьбе Юстиниан, как правило, был на стороне церкви.

 

В VI в. церковь добилась от центрального правительства и серьезных политических уступок. Важнейшей из них было дарование духовенству особой церковной юрисдикции. Верховным судьей каждого духовного лица в империи был его епископ; светские судьи не могли рассматривать дела клириков. Церковным же иерархам, особенно епископам, предоставлялось право контроля над гражданской администрацией. В подвластной ему епархии, в своем городе епископ получал широкие судебные и административные полномочия; он контролировал светских магистратов, должен был выступать защитником интересов всех жителей епархии13. Правда, предоставляя епископам право надзора за местной администрацией, император оставлял за собой возможность самому вмешиваться не только в догматические споры, но и в установление внутреннего распорядка жизни духовенства, прежде всего монашества. Император регламентировал правила избрания нового епископа и посвящения клириков в духовный сан, порядок избрания игуменов монастырей и управляющих «богоугодными» учреждениями. Юстиниан заботился о строгости нравов клириков и монахов, санкционировал постоянный надзор высших иерархов за подчиненными им духовными лицами14.

 

Вместе с тем церковь добилась полной поддержки государства в ее столкновениях с политическими и религиозными противниками. Борясь против инакомыслящих, церковь внесла в законодательство империи дух религиозной нетерпимости и установила правовые ограничения в зависимости от вероисповедания. Хотя на словах ортодоксальное духовенство после победы христианства и провозгласило веротерпимость основным принципом государственной политики15, на деле, однако, оно начало вскоре жестокие преследования всех еретиков, язычников, евреев, вероотступников. Законодательство Юстиниана дает представление о чрезвычайно сложной атмосфере религиозных противоречий в 30–40-е годы VI в. Под покровом догматических споров между приверженцами различных вероучений достаточно четко прослеживаются социально-политические столкновения, иногда превращавшиеся в острейшие классовые конфликты.

 

Мечта Юстиниана о создании единой империи на основе единой православной веры была очень далека от осуществления. В огромном государстве буквально кипела религиозная борьба, существовало множество враждовавших между собой и несогласных с догматами православия еретических течений.

 

На Западе империи прочные корни пустило арианство. В варварских королевствах остготов, вестготов и вандалов арианская церковь долгое время пользовалась привилегиями господствующей церкви. Арианское духовенство обладало огромными богатствами и множеством приверженцев. В Северной Африке, несмотря на гонения, сохраняли влияние донатисты и другие, более радикальные, религиозные секты. Но наиболее ожесточенная религиозно-политическая и социальная борьба развернулась на Востоке, где опаснейшими для {270} византийского правительства были демократические религиозные секты; их вероучения носили открыто бунтарский характер и были враждебны как господствующей церкви, так и государству в целом. Крайне революционно настроенными сектантами являлись манихеи, имевшие многочисленных сторонников в народных массах Малой Азии, и монтанисты, учение которых находило прозелитов среди беднейшего крестьянства Фригии.

 

Евреи, весьма многочисленные на Востоке империи, также разделялись на секты, среди которых самой распространенной была секта самаритян в Палестине.

 

Несколько более умеренную в социально-политическом плане позицию занимали несториане, учение которых имело приверженцев в Армении, Месопотамии, Осроене, и монофиситы – самые сильные и самые многочисленные противники Халкидонского собора, создавшие влиятельные церковные организации в Египте, Сирии, Палестине, Месопотамии, Армении, и даже в Константинополе. Монофиситы пользовались здесь покровительством императрицы Феодоры и ее окружения. Несторианская и особенно монофиситская ереси объединяли отнюдь не только демократические слои населения. Среди монофиситов большим влиянием пользовались богатые купцы и другие состоятельные горожане крупных городов Востока, {271} сепаратистски настроенные земельные магнаты восточных провинций, многочисленное монофиситское духовенство и монашество.

 

Поставив перед собой задачу создать сильную централизованную империю, объединенную единой религией, Юстиниан с первых же шагов своего правления столкнулся с острейшей проблемой внутрицерковной борьбы. Искоренение ересей стало одним из центральных вопросов его внутренней политики16. Оно означало по существу борьбу не только против религиозных, но и против классовых и политических противников империи и господствующей церкви.

 

Под влиянием высшего ортодоксального духовенства Юстиниан возвел религиозную нетерпимость в государственную доктрину. Беспощадное истребление ересей он провозгласил долгом совести всех православных подданных Византийского государства17. В 527–528 гг. были изданы императорские законы против еретиков, язычников, евреев, вероотступников. Преследования распространялись на всех неправославных, исключение было сделано лишь для готов-ариан, находившихся на службе империи в качестве воинов-федератов. Правительство Юстиниана слишком нуждалось в услугах готских воинов, чтобы запретить им свободно исповедовать свою веру18. Кроме того, Константинополь должен был считаться с могущественным остготским королем Теодорихом, выступившим против преследования ариан.

 

Законодательство Римской империи со времен Диоклетиана не знало столь суровых и столь грандиозных по своим масштабам гонений на инакомыслящих. Прежде всего вне закона ставились все еретические культы. Еретикам запрещалось иметь свою церковную организацию и иерархию, совершать таинства крещения, брака, рукоположение в духовный сан19. «Было бы нелепым дозволять нечестивым совершение священных обрядов»20, – гласила одна из Новелл Юстиниана. Был отдан приказ закрывать арианские храмы, еврейские и самаритянские синагоги, разрушать их или превращать в православные церкви. Особенно жестоко преследовались всякие «тайные сборища» еретиков.

 

Еретики ущемлялись в политических и имущественных правах, отстранялись от участия в общественной жизни. Юстинианова доктрина, согласно которой «справедливо лишать земных благ тех, кто не поклоняется истинному богу»21, нашла широкое применение в законодательстве и жизненной практике. По приказу императора все еретики лишались права занимать общественные, государственные, военные и даже некоторые муниципальные должности. Вводился строжайший контроль за составом чиновничьего аппарата: для поступления на государственную службу было необходимо, чтобы три уважаемых гражданина поклялись на евангелии и удостоверили, что претендент не еретик, а исповедует ортодоксальную религию. Еретики, занимавшие какие-либо должности к моменту издания закона, немедленно увольнялись. За ними сохранялись лишь наименее выгодные, связанные с выполнением повинностей и несением расходов должности куриалов и когорталов. Будучи вынуждены нести тягостные обязанности, еретики отнюдь не смели претендовать на какие-либо преимущества22. {272}

 

Еретикам запрещалось заниматься и свободными профессиями: они исключались из состава адвокатуры и профессуры. Правительство опасалось, «чтобы своим преподаванием они не вовлекли простые души в собственные заблуждения»23. Эти предписания наглядно показывают страх, который испытывали правительство и духовенство перед идеями свободомыслия и непокорности властям, распространявшимися среди молодежи.

 

Но законодательство Юстиниана не ограничилось ущемлением политических прав еретиков. Были введены ограничения гражданской правоспособности всех лиц, не придерживавшихся догматов господствующей церкви. Император объявил: «Справедливо, чтобы православные пользовались в обществе большими преимуществами, чем еретики»24. Последние были жестоко стеснены в сфере гражданского права; закон вмешивался в их частную жизнь и семейные отношения, сея раздоры между родственниками. Еретики были ограничены в правах наследования и получения по завещанию дарений – так называемых легатов. Если в числе детей отца-еретика были дети-еретики и дети-православные, то закон давал православным предпочтительные права наследования перед еретиками. Если сыновья были заподозрены в ереси, то наследство переходило к более отдаленным родственникам, лишь бы они были православными. В случае же, когда никаких православных родственников не было, наследство еретика переходило в собственность государства25. Сами еретики могли завещать легаты и делать подарки только православным. По закону мать-еретичка обязана была даже вопреки собственному желанию выделить из своего имущества приданое дочери, придерживавшейся догматов православной церкви. Если между родителями возникали разногласия по поводу воспитания детей то закон всегда защищал того из родителей, кто придерживался православия и хотел воспитывать детей в духе православной религии26. Еретики были лишены права давать на суде свидетельские показания против православных. Отступники, т. е. лица, отступившиеся от православной религии и перешедшие в язычество или иудейство, лишались права составлять завещания и наследовать. Кроме того, они также не могли выступать на суде в качестве свидетелей. Если еретики даже и принимали православие, то тем не менее они всю жизнь подлежали строгому надзору церкви, а за вторичное впадение в ересь и вероотступничество их ожидала смертная казнь27.

 

Еретики, так же как язычники и иудеи, не могли владеть рабами-христианами. В случае нарушения этого закона раб получал свободу28.

 

Выступая против еретиков, т. е. всех, кто не исповедовал «истинной» веры и не подчинялся догматам господствующей вселенской церкви, Юстиниан, однако, проводил существенные разграничения в отношении различных сект и вероучений. Еретические секты, носившие демократический характер и угрожавшие самому существующему строю, не только ограничивались по закону в правах, но и подвергались гонениям. Наибольшую ненависть правительства Юстиниана вызывали манихеи и монтанисты. В отношении к ним законодательство проявляет предельную жестокость. {273}

 

За приверженность к манихейской ереси каждому грозила смертная казнь; только смерть, по мнению законодателя, могла искупить преступления этих «проклятых богом безумцев». Всюду предписано было гнать манихеев, стирать с лица земли их нечестивые капища, искоренять самое их имя, предавать их самих позорной и мучительной казни. Смертной казнью карались и все, кто предоставлял убежище манихеям, кто не выдавал их властям. Строжайшим образом преследовалось распространение идей манихейства; манихейские книги предписывалось сжигать. Манихеи не только отстранялись от всех должностей, но им не давалось даже права владения имуществом, чтобы, «лишенные всего, они погибли в нищете»29.

 

Не меньшим гонениям подвергались фригийские монтанисты. Храмы, где они отправляли свой культ, разрушались30, тайные собрания сектантов разгонялись, представителей их духовенства отправляли в ссылку или казнили. Всем христианам, под страхом сурового наказания, запрещалось какое-либо общение с монтанистами. Последователям учения Монтана не разрешалось участвовать в судебных делах, даже касающихся лишь самих еретиков, давать показания не только против православных, но и против инакомыслящих. Они лишались всех гражданских прав, не могли заключать какие-либо законные сделки31.

 

Во все концы империи были посланы правительственные агенты, которые, опираясь на воинские отряды, насильственно заставляли еретиков переходить в православие или подвергали их мучительной казни. Многие еретики были избиты; некоторые сами наложили на себя руки32. В 527 г. большое число манихеев, мужчин и женщин, были с величайшей жестокостью сожжены на кострах33.

 

Ответом на преследования манихеев и монтанистов было массовое бегство еретиков за пределы империи. Прокопий пишет, что со времени начала гонения на еретиков «...вся Римская империя была наполнена избиениями и люди бежали из нее»34. Особенно упорное сопротивление гонениям оказали, по словам того же автора, «люди деревенского склада ума». Действительно, учения Мани и Монтана были широко распространены в первую очередь среди беднейшего крестьянства, колонов и рабов Малой Азии и других областей Востока. Не желая покориться правительству, манихеи и монтанисты в Малой Азии поднимали иногда оружие против гонителей. Во время кровавого подавления мятежа монтанистов во Фригии нередки были случаи самосожжения еретиков. Предпочитая смерть в огне подчинению властям, монтанисты сжигали себя заживо в своих храмах35.

 

Бегство и массовые самоубийства еретиков являлись формой проявления социального протеста широких народных масс против гнета господствующей церкви и государства.

 

Преследования еретиков то затихали, то возобновлялись с новой силой. В 40-х годах VI в. по приказу правительства Иоанн из Амиды, ставший позднее епископом Эфеса и написавший всемирную хронику, провел специальную карательную экспедицию в Малую Азию: целью экспедиции было искоренение ереси. В 542 г. ему было поручено обратить в православие всех вероотступников в Малой Азии, особенно в Лидии и Карии. Иоанну удалось насильственными мерами {274} крестить около 70 тысяч еретиков. Одновременно им было, по преданию, основано 200 православных монастырей и построено около 100 храмов36. Таким образом, борясь с манихеями и монтанистами, правительство по сути расправлялось с опасными врагами господствующих классов.

 

Несколько иной характер носили преследования довольно многочисленных еще в VI в. язычников37. В отличие от манихеев и монтанистов, секты которых по своему социальному составу были плебейскими, сторонники язычества встречались в это время главным образом в среде старой римской аристократии. Случаи тайного поклонения языческим ботам были нередки и в самом ближайшем окружении императора Юстиниана. Прокопий, осуждая его за ограничение прав сенаторской знати, одновременно приписывает императору корыстные соображения, побудившие его начать преследования язычников и некоторых других еретиков. «При полном отсутствии всякой вины, – пишет Прокопий, – он осуждал тех, кто слыл богатым в Византии и во всяком другом городе, одних обвиняя в многобожии, других в ересях и в неправом исповедании христианской веры»38. Языческий культ был запрещен законом, язычники лишены права занимать какие-либо должности на государственной и общественной службе. Исключение было сделано лишь для муниципальных должностей, занятие которых было скорее бременем, чем привилегией. Язычникам, перешедшим в христианство, а затем вновь отступившим от «правой» веры, грозила смертная казнь39.

 

Судя по законодательству Юстиниана, рассказам Прокопия и других современников, можно предположить, что борьба против язычников отражала не столько социальные противоречия, сколько столкновение различных группировок внутри господствующего класса, прежде всего старой римской аристократии и новой, светской и духовной знати, добившейся установления своего политического и идейного влияния в стране.

 

Определенные оттенки религиозной политики Юстиниана характеризует его отношение к евреям. Составлявшие значительную часть населения Палестины, они не подвергались официальным гонениям. Однако, подобно язычникам, евреи не могли занимать государственных должностей, им не разрешалось иметь рабов-христиан. Кроме того, евреям (как и жившим в империи варварам) категорически запрещалось вступать в брак с христианами. Такой брак считался незаконной связью40.

 

Более непреклонная политика проводилась правительством Юстиниана в отношении иудейской секты самаритян, учение которых имело много прозелитов в Палестине и других восточных провинциях. На самаритян в полной мере обрушились общие законы против еретиков. А в 528 г. Юстиниан издал специальный эдикт, предписавший немедленное закрытие самаритянских синагог и запрещавший их восстановление в будущем41. По словам Прокопия, этот закон вызвал «необычайное волнение»42. Жестокий налоговый и национальный гнет, пренебрежение к культуре, религии и обычаям самаритян, притеснения со стороны местной знати и «правоверного» духовенства – все это усугубляло народное недовольство в Палестине. {275} Начавшиеся гонения против самаритян послужили сигналом к открытому народному восстанию против византийского правительства и поддерживавшей его церкви.

 

Это восстание оставило настолько глубокий след в памяти византийского общества, что было описано многими как современными этому событию, так и более поздними историками и хронистами: Прокопием, Иоанном Малалой, Захарием Митиленским, Кириллом Скифопольским, автором Пасхальной хроники, в «Хронографии» Феофана, а также Михаилом Сирийцем43.

 

Поводом к восстанию послужили события в Скифополе, где во время столкновения с христианами самаритяне сожгли значительную часть города. Узнав об этом, император казнил архонта Басса, который не сумел предотвратить беспорядков. Опасаясь репрессий, самаритяне подняли восстание. Оно началось весной 529 г. и вскоре охватило всю Палестину. Особый размах движению придало то, что к восставшим самаритянам очень быстро присоединилось манихейское и языческое население провинции, также тяжко страдавшее от религиозных преследований44.

 

Начавшееся из-за религиозных разногласий, восстание сразу же приняло социальный характер: вместе с церквями восставшие жгли поместья и чинили «разбой» на дорогах45. Они громили православные храмы и сжигали их, убивали ненавистное духовенство и знать.

 

Социальный состав участников восстания был весьма разнороден. По данным Прокопия, их основную массу составлял деревенский люд, видимо, беднейшие, свободные и зависимые, крестьяне. «Жители же деревень, – пишет Прокопий, – собравшись все вместе, решили поднять оружие против императора и выбрали себе вождем одного из разбойников, по имени Юлиан, сын Савара»46.

 

Если разоренное крестьянство Палестины в целом шло под знамена Юлиана, то в городах положение было сложнее. По словам того же Прокопия, горожане, в том числе жители его родной Кесарии, после издания закона против самаритян раскололись на две группы: к одной принадлежали более состоятельные люди, по выражению Прокопия «разумные и добропорядочные»: они пошли сперва на компромисс с правительством и приняли христианство. Большинство же торгово-ремесленного населения, крещенное насильственно, вскоре вновь примкнуло к еретикам, в том числе таким радикальным, как манихеи47. Можно предположить, что в восстании приняли участие в первую очередь беднейшие слои городского демоса, плебейские массы, мелкие торговцы и ремесленники, в среде которых еретические учения имели особый успех.

 

Вождь восстания Юлиан был одним из тех «разбойников», как называет его Прокопий, отряды которых наводили страх на богатых землевладельцев по всей империи. Восставшие провозгласили Юлиана царем и торжественно короновали его. Тем самым была объявлена открытая война самому императору, а восстание приняло социально-политический характер, выйдя далеко за рамки столкновения на чисто религиозной почве. Юлиан со своими отрядами захватил крупный центр Палестины Неаполь, разрушил там все христианские церкви и убил епископа этого города Саммона. Одновременно несколько {276} священников были изрезаны на куски и сожжены вместе с мощами, хранившимися в церквах. Иоанн Малала передает любопытный рассказ о том, что Юлиан и множество его приверженцев, справляя свою победу в Неаполе, устроили по этому случаю конские ристания на городском ипподроме. В первом забеге победил прославленный возничий Никий. Когда победитель пришел за наградой к Юлиану, тот спросил его, какой он придерживается веры. Узнав, что Никий христианин, Юлиан немедленно приказал отсечь ему голову мечом тут же, на ипподроме, на глазах многочисленных зрителей48. Рассказ Малалы показывает, сколь велика была тогда вражда между самаритянами и христианами.

 

Восстание в Палестине постепенно переросло в настоящую гражданскую войну.

 

По своим масштабам, по упорству и стойкости мятежников оно явилось одним из самых грандиозных народных движений из всех проходивших в VI в. под религиозными лозунгами.

 

Восстание представляло опасность для византийского правительства еще и потому, что за развитием событий в Палестине зорко следил постоянный враг Византии – сасанидский Иран. Волнения самаритян начались как раз во время мирных переговоров Юстиниана с шахом Кавадом. Персидский шах тотчас прервал переговоры, ожидая исхода палестинского восстания. Повстанцы в свою очередь отправили посольство к персам, которым предложили заключить союз против Константинополя. Напротив, архонт Палестины и дукса этой провинции Феодор Курносый донесли Юстиниану о дерзости «тирана» Юлиана и просили о помощи49. Юстиниан, крайне обеспокоенный восстанием в Палестине, отправил на его подавления большие воинские силы, поручив командование дуксу Палестины Феодору. Однако этих сил оказалось недостаточно для усмирения восставшей провинции, и Феодору пришлось заключить против самаритян союз с враждебными им арабскими шейхами50. С помощью арабского предводителя Абу-Кариба и началось подавление восстания. По словам Прокопия, восставшие, «вступив в открытый бой с отрядами войск императора, некоторое время держались, но затем, побежденные в сражении, погибли вместе со своим предводителем»51.

 

Иоанн Малала сообщает, что Юлиан был захвачен победителями в плен, обезглавлен, и его окровавленная голова, увенчанная короной, была в виде трофея отправлена в Константинополь императору Юстиниану52. Тотчас последовали ужасные репрессии против восставших. По данным Малалы, 20 тысяч самаритян были убиты, 20 тысяч и среди них дети и юные девушки – стали рабами арабов Абу-Кариба, которые продавали их затем в Иран и Эфиопию53. Прокопий называет явно преувеличенную цифру погибших во время восстания – 100 тысяч человек54.

 

Многие из жителей Палестины, спасаясь от расправы, бежали в Иран. Во время переговоров, которые повстанцы вели с персами, около 50 тысяч человек обещали добровольно перейти под власть персов, предпочитая их господство гнету Византийского государства. Персидский шах явно хотел использовать это восстание для срыва мирных переговоров с Византией. По словам Феофана, он якобы {277} собирался при помощи самаритян и иудеев захватить всю Палестину и овладеть самим Иерусалимом, где хранились сказочные богатства55. Даже после разгрома на поле сражения остатки повстанческих войск не сдались: они бежали в горы, где продолжали сопротивление. Лишь в конце 530 г. последние отряды самаритян были окружены в горах, их вожди казнены, а оставшиеся в живых участники восстания силой обращены в христианство.

 

В результате гражданской войны Палестина, преданная огню и мечу, была жестоко разорена. Правительство Юстиниана с еще большей строгостью продолжало требовать от жителей этой провинции – как еретиков, так и христиан – уплаты налогов, что тяжело отразилось на положении всего населения опустошенной страны56. Вскоре после подавления восстания в Палестине были изданы новые, еще более суровые законы против самаритян, лишавшие их всех гражданских прав57. Внешне в провинции временно установилось спокойствие, и самаритяне под угрозой смерти стали переходить в православие. Но недовольство в Палестине не ослабевало. В 551 г., по просьбе епископа Кесарии Сергия, Юстиниан даже несколько смягчил законы против самаритян58.

 

Эти уступки константинопольского правительства уже не смогли, однако, предотвратить нового восстания самаритян, которое и вспыхнуло в июле 555 г. На этот раз восстание началось в крупнейшем городе Палестины – Кесарии. В отличие от первого восстания самаритян, в нем приняло участие преимущественно городское население этой провинции. По свидетельству современников, восстание было связано с движением городских димов и цирковых партий. Самаритяне и иудеи Кесарии Палестинской объединились в партию прасино-венетов и подняли оружие против правительства59. Такое объединение враждующих партий было чревато для правительства особенно опасными последствиями. Восставшие горожане сжигали церкви, убивали христиан. Они напали на резиденцию эпарха города (преторий) и разгромили ее. Во время восстания был убит Стефан – эпарх Кесарии и проконсул всей Палестины. Жена убитого вельможи бежала в Константинополь и рассказала Юстиниану о гибели своего мужа. Узнав о восстании, император тотчас послал в Палестину для ее усмирения полководца Амантия с многочисленным войском. Движение было потоплено в крови. По рассказу Феофана, Амантий, разыскав бунтовщиков, иных повесил, иных обезглавил, у других отсек конечности или конфисковал имущество. «И был страх великий во всех восточных провинциях»60.

 

Брожение в Палестине, однако, не прекращалось и после подавления второго восстания самаритян, а насильственно обращенные в христианство самаритяне вновь возвращались к старой вере. Для того чтобы окончательно смирить население непокорной провинции, преемник Юстиниана Юстин II в 572 г. вновь восстановил все суровые законы против самаритян61.

 

В отношении такого распространенного вероучения, как арианство, политика византийского правительства была противоречивой и непоследовательной: во многом она зависела от изменения общеполитической и военной обстановки. В годы завоевания {278} Северной Африки и Италии Юстиниан не раз пытался пойти на компромисс с влиятельным арианским духовенством. Однако после победы над вандалами и остготами Константинополь, уступая настойчивым требованиям местного православного духовенства, открыто порвал с арианами. Церковники-ортодоксы в этих завоеванных провинциях проявляли полную непримиримость к своим соперникам-арианам. В 535 г. в Северной Африке под нажимом православного духовенства, мстившего им за гонения, которые происходили на православных во времена господства вандалов, была издана особая новелла о восстановлении всех прав и привилегий ортодоксальных церквей. Последним возвратили все земли, церковные богатства, предметы культа, захваченные арианами. Арианские храмы были разрушены, их имущество конфисковано и передано православному духовенству, арианские священники изгнаны, культ строжайшим образом запрещен. По закону, ариане не только отстранялись, как и другие еретики, от государственных должностей, но даже переход в православие не открывал им доступа к государственной или общественной деятельности. По словам Юстиниана, ариане должны были быть довольны и тем, что им сохранялась жизнь62.

 

Подобную же политику византийское правительство и ортодоксальное духовенство проводило в завоеванной Италии. Согласно Прагматической санкции 554 г., православной церкви вновь возвращалось все имущество, отнятое у нее во время владычества остготов. Кроме того, в широких масштабах была проведена конфискация богатств арианских церквей: их земли, рабы, храмы и все имущество передавались ортодоксальному духовенству63. Конфискация земель ариан проводилась, по данным Прокопия, и в самой империи.

 

Прокопий рассказывает, что в арианских храмах было собрано множество золота и драгоценностей, а само арианское духовенство владело большим числом домов и селений, огромными поместьями во всех частях византийского государства. Конфискация Юстинианом этих богатств, по словам историка, тяжело отразилась не только на самих арианах, но и привела к разорению православных ремесленников, получавших работу в поместьях арианского духовенства64.

 

В своей религиозной политике на Востоке византийское правительство всегда должно было считаться с богатым и могущественным несторианским и особенно монофиситским духовенством. И если Юстиниан сперва не хотел идти на уступки монофиситам в сфере догматики и осудил учение Нестория и Евтихия65, то в области политики он принужден был быть значительно более осторожным. Несториане и монофиситы были причислены к еретикам лишь законом 541 г. Правда, после этого на них были распространены все законы против еретиков. Монофиситам было запрещено отправление культа, их храмы были закрыты. Монофиситы подверглись ущемлению в своих гражданских правах, им было запрещено приобретать земельную собственность и даже брать земельные участки в аренду. Жены монофиситов были лишены права на приданое66.

 

В ответ на гонения монофиситы сплотились еще теснее и постепенно начали восстанавливать свою церковь. Большую роль в этом сыграл фанатичный монах, пользовавшийся покровительством {279} Феодоры, мужественный и энергичный проповедник монофиситского учения – епископ Эдессы Яков Барадей. В 40-х годах VI в. он в одежде нищего пешком обошел многие восточные провинции: Яков Барадей побывал в Сирии, Армении, Малой Азии, на островах Эгейского моря; всюду он не только обращал население в свою веру, но и возрождал монофиситскую церковную организацию, рукополагая монофиситских епископов и священников. Преследования со стороны православных иерархов оказывались бесполезными, и Яков Барадей оставался неуловимым. В 550 г. он даже возвел на антиохийский патриарший престол монофисита Павла. Тем самым было завершено восстановление монофиситской церкви, которая по имени своего восстановителя была названа яковитской. Усиление монофиситов на Востоке заставило правительство Юстиниана пойти им на уступки несмотря на то, что этот шаг был чреват серьезными церковными неурядицами на Западе.

 

В 40–50-х годах VI в. отношения с монофиситами, с одной стороны, и с папским престолом, – с другой, превратились для византийского правительства в самую сложную проблему церковной политики. Завоевания на Западе требовали союза с Римом и, как следствие этого союза, проведения антимонофиситской политики: Запад был резко враждебен к монофиситам67.

 

Но разрыв с ними мог привести к отпадению восточных провинций, прежде всего Египта и Сирии, где все сильнее зрело недовольство миродержавной политикой Константинополя, где среди коптов и сирийцев росли сепаратистские настроения. Если мир с западной церковью мог был куплен лишь ценою усиления религиозного антагонизма с Востоком, то сближение с египетскими и сирийскими монофиситами могло быть достигнуто только ценою разрыва с Западом, с населением центральных областей и столицы империи, поддерживавшим православие. Поэтому Юстиниан в своей церковной политике вынужден был лавировать между Востоком и Западом.

 

По мере укрепления позиций монофиситской церкви на Востоке для него становилась все более настоятельной потребность какого-то компромисса с монофиситами. Средством к заключению мира с ними и установлению единства внутри церкви Юстиниан считал осуждение так называемых «Трех глав» – богословских трудов Феодора Мопсуэстийского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского. Произведения этих богословов были ненавистны монофиситам, обвинявшим их в приверженности к несторианской ереси. Ведь Халкидонский собор отнесся примирительно к упомянутым богословам и тем самым еще более скомпрометировал себя в глазах монофиситов. Осуждение «Трех глав» было косвенным порицанием и примирительной политики в этом вопросе Халкидонского собора68.

 

Вопреки протестам папы Вигилия и западного духовенства (Северной Африки, Сардинии, Италии и Иллирика) Юстиниан добился осуждения «Трех глав» на пятом вселенском соборе в Константинополе в 553 г. Однако борьба по этому вопросу, бесплодная и ожесточенная, не затухала: она длилась в общей сложности около 10 лет (544–554) и фактически не принесла византийскому правительству никаких положительных результатов. {280}

 

Хотя для усмирения непокорного западного духовенства, особенно Северной Африки и Иллирика, Юстиниан применил такие средства религиозного «убеждения», как пытки, тюрьмы и казни, а римского папу Вигилия подвергал всяческим унижениям и насилиям69, Запад фактически отказался от компромисса с монофиситами.

 

Вместе с тем осуждение «Трех глав» не удовлетворило монофиситов, и Восток остался глух к уступкам императора. Монофиситы категорически отказались от соединения с православными и вместо желанного для Юстиниана единения церквей религиозные распри продолжались с прежним ожесточением.

 

Итак, поиски правительством Юстиниана компромисса сперва с верхушкой арианского, а затем и монофиситского духовенства лишний раз показывают, что их разделяли не столько социальные, сколько политические и – в меньшей мере – религиозные разногласия. Точно так же борьба ортодоксального духовенства против ариан и монофиситов была столкновением различных группировок внутри господствующего класса, борьбой внутри единой вселенской церкви за супрематию, власть, политическое влияние и богатство. Это, конечно, не означает, что в среде самих ариан и монофиситов не было оппозиционных и даже демократических элементов: напротив, они решительно выступали против господствующей церкви и правительства, и их участие в религиозной борьбе порою придавало ей социальную окраску. Во всяком случае церковная политика Юстиниана в конечном счете определялась крайне изменчивой социально-политической и идеологической борьбой в империи, происходившей чаще всего в форме религиозных столкновений. Правительство Юстиниана действовало совершенно беспощадно по отношению к тем еретическим движениям, которые в той или иной мере выражали социальный протест угнетенных народных масс. В то же время оно было значительно мягче в отношении других религиозных течений, не имевших столь ярко выраженного социального характера.

 

Последствия религиозной политики Юстиниана были для империи весьма плачевны. Гонения на еретиков порождали не только огромное недовольство в стране, но и массовое бегство гонимых, особенно из числа городских ремесленников и крестьян. Как бы подводя итоги религиозной политики Юстиниана, Прокопий писал в своей «Тайной истории»: «Поэтому народ большими толпами убегал не только к варварам, но и ко всем живущим далеко от римских пределов»70. И хотя ни один другой период истории Византии не дает столь яркого примера неограниченной власти императора над церковью, как правление Юстиниана, все же его усилия искоренить ереси, примирить православных и монофиситов и установить единство внутри церкви по существу остались бесплодными71.

 

Более того, авторитарная политика Юстиниана по отношению к духовенству и тщетные попытки сближения с монофиситами вызвали столь сильное возмущение, особенно в центральных и западных областях империи, что после смерти этого императора его преемники принуждены были вновь вернуться к безусловной поддержке православия и к защите догматов Халкидонского собора. {281}

 

Глава 12

 

1 J. Pargoіre. L’Église byzantine de 527 à 847. Paris, 1905; E. H. Kaden. L’Église et l’État sous Justinien. – «Mémoires publiés par la Faculté de Droit de Genève», 9, 1952, p. 109–144.

 

2 L. Duсhesne. La réaction Chalcédonienne sous l’empereur Justin (518–527). – «Mélanges d’archéologie et d’histoire», 32, 1912, p. 305–336; 33, 1913, p. 337–363.

 

3 M. V. Anastоs. Justinian’s Despotie Control over the Church as illustra ted by his Edicts on the Theopaschite Formula and his Letter to Pope John II in 553. – ЗРВИ, VIII, 2, 1964, p. 1–11.

 

4 Nov. Just., 7; 120; CJ, I, 2.21. Отчуждение движимого церковного имущества разрешалось лишь в особых случаях для выкупа пленных и уплаты церковных долгов (Inst. Just., 2.1, 8; CJ, І, 2.21; Nov. Just., 120.10). M. A. Cassetti. Giustiniano e la sua legislazione in materia ecclesiastica. Rome, 1957.

 

5 Nov. Just., VII, 1.

 

6 Ibid., VII, 2, § 1.

 

7 H. S. Alіvіsatos. Die kirchliche Gesetzgebung des Kaisers Justinian I. Berlin, 1913.

 

8 B. Bіondi. Giustiniano Primo, principe e legislatore cattolico. Milano, 1935.

 

9 CJ, I, 2. 14–15, 15.26.

 

10 Procop., H. a., XIII, 4–5.

 

11 Ibid., XIII, 6.

 

12 Nov. Just., 9; 111; Procop., H. a., XXVIII, 9.

 

13 CJ, I, 3.4; Nov. Just., 79, 123.

 

14 CJ, І, 3, 33–34, 41, 46, 47; Nov. Just., 5, 123, 133.

 

15 Euseb., Hist. eccl., 9, 9; 10, 5.

 

16 A. Berger. La concezione di eretico nelle fonti giustinianee. – «Atti della Accademia nazionale dei Lincei. Rendiconti Classe di scienze morali, storiche e filologiche», ser. VIII, 10, 1955, p. 353–368.

 

17 Nov. Just., 109, epil.; 115, 3, 14; CJ, I, 5.

 

18 Іoan. Malal., p. 474–475.

 

19 CJ, I, 5.14, 20.

 

20 Nov. Just., 37, 8.

 

21 CJ, I, 5; 12, 5.

 

22 CJ, I, 4, 20; 5.6, 9, 12.

 

23 CJ, I, 5, 18.

 

24 Nov. Just., 109.1.

 

25 CJ, I, 5.18; Nov. Just., 115, 3, 14.

 

26 CJ, I, 5, 10, 12, 16, 17, 18, 19, 21, 22; Nov Just., 115, 3, 14; 4, 8.

 

27 CJ, I, 7; CTh, 16, 7; CJ, I, 5, 16, 4.

 

28 CJ, I, 10, 1, 2; CJ, I, 5. 10; Nov. Just., 37.

 

29 CJ, I, 5, 12,16; Іoan. Ephes., p. 481; CJ, І, 11.10, 2.

 

30 CJ, І, 5, 18, 3.

 

31 CJ, І, 5, 20, 3; 21.

 

32 Procop., H. a., XI, 21–23.

 

33 Іoan. Malal., p. 423.

 

34 Procop., H. a., XI, 23.

 

35 Ibidem; Іoan. Ephes., p. 489; Mіch. Syr., IX, 33.

 

36 Іoan. Malal., p. 423.

 

37 CJ, I, 11.

 

38 Procop., H. a., XIX, 11.

 

39 CJ, I, 10.11; Nov. Just., 45.

 

40 CJ, I, 5.18; 9. 6.10, 2.

 

41 CJ, I, 5.17; 18; 19.

 

42 Procop., H. a., XI, 24.

 

43 См. Procop., H. a., XI, 24–32; іdem. De aedef., V, 7; Іoan. Malal, p. 445, 447, 450; Chron. Pasch., I, p. 619–620; Ζacharіas Rhetor. Historia ecclesiastica, I–II, ed. E. W. Brooks. – CSGO SS, ser. 3, t. V–VI, Parisiis – Lovanii, 1919–1924, IX, 9; Cyrіll. Scythop., Vita {500} Sabae, 70, p. 171–173. Theoph., p. 178–179; Michel le Syrien. Chronique, ed. J. B. Chabot, t. I–IV, Paris, 1899–1924, IX, 24, t. II, p. 206.

 

44 S. Wіnkler. Die Samariter in den Jahren 529/530. – «Klio», 43–45, 1965, S. 435–457.

 

45 Іoan. Malal., p. 445–446.

 

46 Procop., H. a., XI, 27.

 

47 Procop., H. a., XI, 26. Однако среди восставших самаритян были и знатные лица, например иллюстрий Арсений – самаритянин, приговоренный за участие в восстании к смертной казни, позднее перешедший в православие и потому помилованный (Cyrill. Scythop., Vita Sabae, 70, p. 172–174, 191).

 

48 Іoan. Malal., p. 446.

 

49 Ibid., p. 447.

 

50 Ibid., p. 446–447.

 

51 Procop., H. a., XI, 28.

 

52 Іoan. Malal., p. 445–447.

 

53 Ibidem.

 

54 Procop., H. a., XI, 29.

 

55 Іoan. Malal., p. 445; Theoph., p. 139.

 

56 Procop., H. a., XI, 30.

 

57 Nov. Just., 45, 129, 144.

 

58 Ibid., 129.

 

59 Іoan. Malal., p. 487; Theoph., p. 227.

 

60 Theophanis Chronographiae, v. I–II, ed. C. de Boor. Lipsiae, 1883–1885, p. 230; Cp. Mich. Syr., IX, 21, t. II, p. 262.

 

61 Nov. Just., 144. 1.

 

62 Nov. Just., 37.

 

63 Pragm. Sant., § 1, 3, 8, 17. Agnelli qui et Andreas. Liber pontificalis ecclesiae Ravennate. – MGH. Scriptores rerum Langobardicarum et Italicarum saec. VI–IX. Hannoverae, 1878, p. 265–391; см. З. В. Удальцова. Италия и Византия в VI в. М., 1959, стр. 439 сл.

 

64 Procop., H. a., XI, 16–20; Nov. Just., 131.14.

 

65 CJ, I, 1, 5, 6, 7, 8.

 

66 Nov. Just. 109, 115.3, 14; 131. 14, § 1; 132.

 

67 W. Norden. Das Papsttum und Byzanz. Die Trennung der beiden Mächte und das Problem ihrer Wiedervereinigung bis zum Untergange des byzantinischen Reichs (1453). Berlin, 1903; L. M. O. Duchesne. L’Église au VIe siècle. Paris, 1925; E. L. E. Caspar. Geschichte des Papsttums von den Anfängen bis zur Höhe der Weltherrschaft, Bd. II. Tübingen, 1933. F. Cognasso. Relazioni religiose e politiche fra Roma e Bizanzio. Torino, 1947; G. P. Bognettі. І rapporti etico – politici fra Oriente e Occidente dal sec. V al sec. VIII. – «Storia del Medioevo» III, 1955, p. 3–65; P. Сlassen. Rom und Byzanz von Diokletian bis zu Karl dem Grossen. Stuttgart, 1959; E. Steіn. Histoire..., II, p. 369 sq.

 

68 G. Downey. Justinian’s View of Christianity and the Greek Classics. – «Anglican Theological Review», 40, 1958, p. 3–12; D. J. Constanteios. Justinian and the Three Chapters Controversy. – «Greek Orthodox Theological Review», 8, 1961–1963, p. 71–94.

 

69 Ш. Диль. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в., стр. 363–371; О. Bertolіnі. Roma di fronte a Bizanzio e ai Longobardi. Bologna, 1941; W. Enβlіn. Justinian I. und die Patriarchate Rom und Konstantinopel. – «Symbolae Osloenses», 35, 1959, S. 5–19, 123–127.

 

70 Procop., H. a., XI, 38.

 

71 G. Downey. Julian and Justinian and the Unity of Faith and Culture. – «Church History», 28, 1959, p. 339–349. {501}

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 267–281, 500–501.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 12.12 2015

Глава 13. НАРОДНЫЕ ДВИЖЕНИЯ В ВИЗАНТИИ ПРИ ЮСТИНИАНЕ. ВОССТАНИЕ НИКА (532 г.)

 

В правление императора Юстиниана происходит заметное обострение классовой борьбы. Она принимала самые различные формы: ересей, столкновений цирковых партий, восстаний рабов, колонов, угнетенного крестьянства.

 

С первых же лет правления Юстиниана достигла значительного накала борьба между цирковыми партиями венетов и прасинов. Во главе венетов в это время по-прежнему стояли сенаторская аристократия и крупные землевладельцы. У прасинов же большим влиянием пользовались богатые купцы, связанные с восточной торговлей, и владельцы крупных ремесленных эргастириев. В состав обеих партий входили и рядовые димоты, выходцы из среды торгово-ремесленного люда. В партии венетов было немало клиентов богатых вельмож, колонов пригородных имений; среди рядовых прасинов преобладали ремесленники, работники эргастириев, моряки.

 

Городские димы, объединенные в партии цирка, являлись крупной политической силой: они формировали военные отряды для охраны городов и играли активную роль в религиозно-политической борьбе VI в. Прасины были ярыми монофиситами, а венеты выступали приверженцами православия1.

 

Подобно другим византийским императорам, Юстиниан вынужден был считаться с цирковыми партиями, как с влиятельными социально-политическими организациями. В течение всего своего царствования он вел по отношению к ним двойственную политику, не раз меняя ее в зависимости от изменений внешнеполитического курса и вследствие внутренних затруднений. {282}

 

Стремление завоевать западные провинции Римской империи поддерживало в Юстиниане желание жить в мире с Римом и православным духовенством, чтобы получить поддержку своих завоевательных планов у земельной аристократии как в самой империи, так и на Западе. Отсюда его заигрывания с партией венетов, к которой он сам принадлежал и покровителем которой считался. Однако усиление Ирана и постоянная угроза отпадения богатых восточных областей толкали его на сближение с прасинами, связанными с восточным купечеством и монофиситами.

 

В начале своего царствования Юстиниан, как и Феодора, открыто покровительствовал венетам (одновременно проводились гонения против монофиситов)2. Воспользовавшись этим, стасиоты – представители аристократической «золотой молодежи» партии венетов – начали творить бесчинства в Константинополе и в других городах. По словам Прокопия, Юстиниан сам подстрекал венетов к насилиям3. На незаконно приобретенные средства стасиоты вели роскошный образ жизни, предавались кутежам и разврату, одевались по новой – «гуннской» моде: подстригали волосы спереди, а сзади отпускали длинные локоны, отращивали бороду и усы, облачались в хитоны с очень узкими в запястье рукавами и широкими буфами на плечах, носили просторные, богато вышитые плащи, «гуннскую обувь»4. Они открыто держали при себе оружие и, собираясь группами, нападали на мирных жителей, грабя и убивая их даже среди бела дня. По утверждению Прокопия, буйства венетов навели такой страх на жителей столицы, что они боялись показываться днем на улице в богатой одежде, а с наступлением ночи прятались по своим домам5. Больше всего от насилий стасиотов из партии венетов страдали их политические противники – прасины. Эпарх Константинополя и другие высшие чиновники попустительствовали венетам, и они, пользуясь безнаказанностью, совсем распоясались: не уплатив долга, вынуждали своих кредиторов возвращать расписки, а судей – выносить решения в свою пользу, заставляли своих противников против воли отпускать рабов, принуждали к бесчестным связям женщин и мальчиков6–7. «Нельзя назвать такого позорного и преступного деяния, какое бы в нарушение закона они ни совершали в это время, оставаясь безнаказанными»8. Партия зеленых пыталась дать решительный отпор насилиям синих. Прасины тоже организовали свои отряды. На улицах Константинополя, Александрии, Апамеи, Антиохии не раз лилась кровь во время стычек между стасиотами обеих партий9. От этих столкновений тяжко страдали рядовые димоты – и зеленые и синие, а равно и прочие мирные жители городов.

 

Иногда Юстиниан, как и другие императоры, намеренно разжигал борьбу цирковых партий, чтобы расколоть народные массы, не дать им сплотиться. Византийское правительство всегда стремилось использовать столкновения димов и направить их по выгодному для него руслу. В столкновениях димов и центральной власти проявлялась также борьба автократического правительства и связанных с античным муниципальным строем политических организаций свободных горожан10. Но едва в борьбу втягивались широкие слои населения и она начинала угрожать трону, правительство тотчас {283} принимало меры против обеих партий. В случае опасного усиления одной из них императоры могли опереться на другую, и таким образом разделение на факции в какой-то мере служило для правительства гарантией против совместного выступления всего народа11.

 

Однако такого рода надежды сбывались далеко не всегда: нередко народные массы, ломая расчеты императоров, а равно и своих собственных партийных вождей, объединялись и действовали сообща против ненавистных правителей.

 

Ярким примером подобного объединения низших слоев обеих партий в борьбе против правительства является народное восстание 532 г. в Константинополе, известное под названием «Ника». Это название оно получило от того, что во время восстания повсюду в столице раздавался клич-пароль восставших – «Ника» («Побеждай!»), по которому они узнавали друг друга. Это было сделано, как говорит Малала, чтобы к ним не примешались солдаты или экскувиты12. Особая опасность восстания Ника для византийского правительства состояла в том, что на этот раз демагогическая политика раскола народа на партии потерпела полный крах и сама столица империи стала ареной невиданного по силе и размаху народного движения, поколебавшего трон Юстиниана.

 

Восстание Ника оставило глубокий след в памяти современников и было описано в трудах многих историков и хронистов. Не сохранилось, однако, ни одного произведения, написанного в сколько-нибудь сочувственных тонах по отношению к народным массам. Всех историков, писавших об этом событии, роднит общая ненависть к восставшей «черни». Из трудов современников и очевидцев восстания Ника наибольшее значение имеют: Хроника Иоанна Малалы, произведения Прожития, Иоанна Лида, Псевдо-Захарии Митиленского, анонимного автора Пасхальной хроники. Некоторые интересные дополнительные сведения дают краткие хроники комита Марцеллина и Виктора Тонененского. Из сообщений более поздних авторов особое внимание привлекают данные Феофана, Зонары, отчасти Георгия Кедрина (Скилицы), в произведениях которых использованы ценные, не дошедшие до нас источники.

 

Поскольку восстание явилось результатом очень сложной политической и религиозной борьбы и в нем приняли участие разные социальные слои, оно получило совершенно неодинаковую политическую интерпретацию различных авторов. Рассказ о восстании ведется ими с позиций различных социально-политических группировок, и поэтому мы встречаемся в сочинениях византийских авторов с противоречивой, иногда прямо противоположной оценкой событий 532 г.

 

Прокопий, идеолог сенаторской аристократии, ненавидя восставший народ, в то же время отнюдь не сочувствует и самому Юстиниану, стоявшему во время восстания на краю гибели. Все политические симпатии историка, тайные и явные, на стороне сенаторов, замешанных в восстании и являвшихся сторонниками наследников правившего ранее императора Анастасия. Отсюда стремление Прокопия оправдать его племянников – Ипатия и Помпея и показать, что они жертвы, с одной стороны, разгула «черни», с другой – произвола Юстиниана. Будучи близок ко двору, Прокопий, {284} возможно, был во время восстания во дворце и поэтому по собственным наблюдениям описал действия Юстиниана, Феодоры и их приближенных в момент осады восставшими императорской резиденции13.

 

Иоанн Малала, скромный монах, тоже очевидец восстания, более осведомлен о событиях в городе и на ипподроме. Если Прокопий следил за событиями из дворца, то Малала – из города. Детальный рассказ Малалы является основой для установления хронологии событий и дает представление об их последовательности. Малала лоялен, но без подобострастия по отношению к правительству Юстиниана, и «в меру» ортодоксален. Он сдержан в своих оценках правителей и в то же время не выражает каких-либо симпатий к восставшему народу14. Иоанн Лид, хотя и недовольный произволом чиновников при Юстиниане, также занимает лояльные позиции. Его рассказ интересен тем, что восстание Ника рисуется как результат жадности и злоупотреблений префекта Иоанна Каппадокийца. Возможно, что сам Юстиниан после опалы Иоанна Каппадокийца в 541 г. желал свалить вину за восстание на своего бывшего любимца и Иоанн Лид уже отражал в своем труде официальную версию15. Эту версию поддерживает и Псевдо-Захария Митиленский. Комит Марцеллин, иллириец по происхождению, земляк Юстиниана, офицер, сражавшийся под его командованием и близко связанный с этим правителем, в своей краткой хронике воспроизвел так же, как и Иоанн Лид, официальную точку зрения, но выдвинутую правительством Юстиниана тотчас после подавления восстания Ника. Согласно этой версии, вся вина за восстание возлагается на Ипатия и Помпея, якобы составивших тайный заговор с целью захвата власти. Юстиниан не хотел признать народный характер восстания; это значило бы согласиться с тем, что восстание выражало весьма глубокое недовольство подданных его правлением. Ему было выгодно изобразить восстание Ника не широким народным движением, каким оно было в действительности, а династической борьбой кучки заговорщиков, выражением личных притязаний честолюбцев, стремившихся захватить престол16.

 

Анонимный автор Пасхальной хроники окрасил свой рассказ в ортодоксально-религиозные тона, но вместе с тем, как и более поздний хронист Феофан, использовав неизвестный источник, сохранил знаменитый диалог между Юстинианом и прасинами на ипподроме, известный под названием «актов Калоподия»17. Феофан, выражая точку зрения монашества, много заимствовал из трудов Малалы и автора Пасхальной хроники. Его рассказ прославился, главным образом, наиболее полным изложением «актов Калоподия»18. Зонара располагал иными источниками о восстании Ника, чем другие историки, и поэтому его рассказ значительно расходится с известиями остальных авторов19. Интересны совершенно новые данные Зонары о поведении наемников-варваров во время восстания, о позиции духовенства, об участии широких масс населения города в борьбе против бесчинств наемников.

 

Несмотря на всю противоречивость известий источников о восстании Ника, все же представляется возможным восстановить его истинные причины, характер и: ход событий20. {285}

 

Как всякое стихийное народное восстание, сложное по социальному составу своих участников, восстание 532 г. было вызвано целым комплексом различных причин. Среди них можно выделить экономические причины: в этот период на основе столкновения хозяйственных интересов обострились противоречия между руководящими группами венетов и прасинов. Обе группы вместе с тем были недовольны экономической политикой правительства Юстиниана: синие – мерами по ограничению роста сенаторского землевладения; зеленые – высокими таможенными пошлинами и различными запретами, стеснявшими торговлю, в особенности – с Востоком. Обе партии были недовольны и фискальной политикой императора, а также произволом префекта претория Иоанна Каппадокийца, который «много золота собрал в императорскую казну у обоих сословий»21.

 

Каждая социальная группировка, каждое сословие имели свои особые причины к восстанию, отсюда – пестрота социального состава участников событий. Для старой сенаторской аристократии восстание Ника открывало возможности использовать народное движение в целях свержения ненавистного им «выскочки» Юстиниана, окружившего себя выходцами из средних слоев, которых он осыпал милостями, третируя при этом древние аристократические фамилии, лишая их придворных синекур и прежнего высокого положения в обществе. Недовольство сенаторской знати вызывали также ограничения Юстинианом политических прав сената. Немаловажной причиной участия в восстании руководящих группировок обеих партий была переменчивая религиозная политика императора, его лавирование между православными и монофиситами. Находившаяся в оппозиции к правительству партия зеленых имела еще и свои причины к возмущению: именно зеленые больше всего страдали от несправедливости судей, притеснений чиновников и бесчинств стасиотов из партии синих.

 

Народные массы, рядовые димоты обеих партий объединились в этом восстании также по многим причинам: их заставляла выступить общая ненависть к жестоким и корыстолюбивым правителям, особенно к начальнику дворцовой гвардии спафарию Калоподию, эпарху города Евдемону, квестору Трибониану и префекту претория Иоанну Каппадокийцу. По словам Прокопия, особую ненависть народа заслужили Иоанн Каппадокиец н Трибониан. Иоанн Каппадокиец, «будучи самым мерзким из людей, употреблял во зло все свои способности»22. Накопив нечестными путями огромные богатства, он предался безмерному пьянству и чревоугодию, до обеда грабил имущество подданных, а остальное время проводил в кутежах и разврате23. Трибониан, ученый правовед, был до безумия корыстолюбив, торговал правосудием и судебными приговорами24. Непомерные налоги, грабежи чиновников, неправый, лицеприятный и продажный суд, политическое бесправие, эксплуатация со стороны землевладельцев и купцов, бесчинства стасиотов обеих партий, гонения против еретиков, долги ростовщикам – все это создавало невыносимые условия жизни и побуждало массы взяться за оружие.

 

Восстание Ника началось 11 января 532 г. и длилось целых восемь дней. В праздничный день 11 января на ипподроме {286} Константинополя по обычаю происходили конные ристания, на которых присутствовал сам император Юстиниан и вся его свита. С самого начала ристаний на скамьях, занятых прасинами, было неспокойно: прасины шумели и волновались. Их вожди пытались поднять димотов своей партии против венетов и всячески разжигали вражду между факциями. Они хотели заставить императора отказаться от покровительства венетам и уравнять в правах обе партии. События развернулись таким образом, что вожди прасинов выступили открыто: они выдвинули обвинения против спафария Калоподия.

 

Источники сохранили интереснейший диалог между вождем прасинов и Юстинианом; происходивший публично, на ипподроме, ведшийся через императорского глашатая, это самый удивительный диалог между народом и императором, какой знает история. Жалобы на притеснения Калоподия, сперва почтительные, по мере того, как накалялась атмосфера в цирке, превратились в жестокие обвинения и оскорбления. Калоподия называли виновником гибели многих прасинов, безжалостным палачом. Прасины предъявили правительству целый перечень обид, нанесенных их партии. Прасины утверждали, что они лишены свободы, могут появляться в столице лишь как преступники, с позором возимые на спине осла; что всякий свободный гражданин, заподозренный в том, что он прасин, немедленно подвергается преследованию со стороны властей. Суды несправедливы к прасинам, их наказывают – без вины и оставляют {287} без наказания преступников за убийство прасина. За короткий срок в квартале города Зевгме совершено несколько убийств прасинов. Все эти убийства – дело рук венетов, оставшихся безнаказанными.

 

Разгневанный император отверг все притязания прасинов и в свою очередь решил дискредитировать их в глазах масс, по большей части придерживавшихся православия. Он обвинил зеленых в том, что они – иудеи, манихеи, самаритяне. Это были страшные обвинения, которые могли повлечь за собой суровые кары. В ответ на угрозы императора прасины бросили тень на истинность его собственной веры, намекнув на то, что он – сторонник несторианства и признает существование в Христе двух ипостасей раздельно – божеской и человеческой. Своих же противников, венетов, они обвиняли в «эллинстве» (язычестве), еще распространенном среди высших классов. Вожди прасинов с их приверженностью к монофиситству не могли рассчитывать на сочувствие димотов даже своей факции, ибо большинство народа стояло за православие. Поэтому они обвиняли императора в несторианстве, которое было непопулярно среди народных масс.

 

Страсти разгорелись до такой степени, что прасины назвали самого Юстиниана виновником всех этих преступлений. В гневе они кричали императору: «Лучше бы не родился твой отец Савватий, он не породил бы убийцу!»

 

Венеты отрицали свою причастность к убийствам прасинов и пока еще сохраняли относительное спокойствие. Император, услыхав оскорбления уже по своему адресу, стал угрожать зачинщикам прасинов казнью. С криком «Да будут брошены на живодерню кости зрителей!» зеленые с шумом покинули цирк, нанеся тем самым неслыханное оскорбление императору25.

 

Необычайный диалог прасинов и Юстиниана проливает свет на причины недовольства зеленых: они требовали политической свободы для своей партии, законного суда, защиты от покушений со стороны венетов, ограничения произвола властей, наказания ненавистного им более всех спафария Калоподия. Но в этом диалоге уже звучат угрозы по адресу самой верховной власти – грозные предвестники готовящейся бури. Политическая борьба партий начинает приобретать антиправительственный характер. Религиозные споры используются обеими сторонами для дискредитации своих противников в глазах народа.

 

После происшедшей на ипподроме бурной сцены император удалился во дворец, приказав эпарху Константинополя Евдемону произвести аресты и сурово наказать зачинщиков беспорядков. В тот же день вечером эпарх арестовал и бросил в темницу нескольких руководителей димов, участвовавших в столкновении на ипподроме, причем среди арестованных были как прасины, так и венеты.

 

Арест представителей обеих партий был произведен преднамеренно: Юстиниан хотел показать свое беспристрастное отношение к тем и другим, опровергнуть таким образом обвинения прасинов в его пристрастии к венетам и продемонстрировать народу, что он стоит выше борьбы партий. Однако этот политический ход принес результаты обратные тем, которых ожидало византийское правительство. {288} По единодушному мнению хронистов, одновременный арест прасинов и венетов привел к сближению димотов обеих партий26. Трое арестованных были приговорены к смертной казни. Во время повешения один умер сразу, а двое дважды срывались с виселицы. Один из них был прасин, другой – венет. Собравшаяся на месте казни огромная толпа народа, уже до того крайне раздраженная действиями эпарха города, увидев, что осужденные живы, стала кричать: «Этих в церковь!», – требуя, чтобы по древнему обычаю им предоставили убежище в храме и затем помиловали. Услышав крики, монахи монастыря св. Конона забрали сорвавшихся с виселицы, посадили в ладью и укрыли в церкви св. Лаврентия, обладавшей правом церковного убежища27. Константинопольский эпарх Евдемон, узнав об этом, тотчас послал своих солдат стеречь здесь преступников. Монахи активно вмешались в события и помогли народу спасти участников выступления против императора. Возможно среди них были бедные монахи, близкие к народу и сочувствовавшие гонимым. Кроме того, монахи хотели лишний раз показать значение церковного убежища и таким путем воздействовать на народные массы.

 

Накануне вожди прасинов и венетов готовили столкновение партий, но народные массы опрокинули их расчеты и стихийно объединились вместе. Поводом для объединения послужил отказ эпарха помиловать сорвавшихся с виселицы прасина и венета, но истинные причины сплочения рядовых димотов обеих партий крылись гораздо глубже. Бедняков – и прасинов и венетов – разделяли столь острые социальные противоречия с руководящей верхушкой факций, что при первой же возможности низы объединились. Руководителям факций ничего не оставалось делать, как выполнить желание масс.

 

В понедельник 12 января синие и зеленые договорились о совместных действиях – пока только для того, чтобы добиться помилования осужденных. Была образована объединенная организация прасинов и венетов – партия «прасино-венетов». Ее паролем-лозунгом был избран клич «Ника!»28.

 

Во вторник 13 января на ипподроме вновь проводились конные бега. Во время ристаний обе партии обратились к присутствовавшему в цирке императору с просьбой о помиловании осужденных, но никакого ответа не получили. Тогда прасины и венеты открыто декларировали свой союз. По словам Зонары, «когда родилась у димов ненависть к василевсу и василиссе, обе партии заключили между собой соглашение, хотя всегда враждовали друг с другом, и начали мятеж»29. Вечером того же дня стихийно вспыхнуло вооруженное восстание народа. Огромная толпа бросилась с ипподрома в город и начала поджигать правительственные здания вокруг Августеона30.

 

Восставшие напали на резиденцию префекта претория и эпарха города – преторий и подожгли его. Они ворвались в тюрьму претория и выпустили на свободу политических заключенных. Всех солдат, охранявших преторий и оказавших им сопротивление, они перебили31. В претории был сожжен архив с налоговыми списками и перечнем долгов. Разгром претория показывает, что восстание приняло социальный характер. Всю ночь восставший народ громил не только {289} учреждения, но и дома знати, расположенные близ императорского дворца и на центральной улице Константинополя – Месе. Мятежники жгли дома вельмож, не делая различия между богатыми прасинами и венетами. И если во время пожаров больше всего пострадал квартал венетов, то это объясняется близостью их домов к правительственным учреждениям. По словам Прокопия, в пламени погибло много домов богатых граждан столицы и большие ценности32. Повстанцы двинулись к Августеону, собираясь напасть на императорский дворец. В центральных кварталах города начался пожар; сгорели многие великолепные постройки: преторий, здание сената, медные ворота дворца (так называемая Халка), большая часть Августеона, храм св. Софии, бани Зевксиппа, странноприимный дом Сампсона. Раздуваемый сильным ветром, огонь перекинулся в другие кварталы, в результате чего погибли церковь св. Ирины, ксенодохий Евбула, большая часть улицы Месы – от императорского дворца до форума Константина33.

 

Иоанн Лид рисует страшную картину выгоревшего Константинополя: «Город представлял собой груду чернеющих развалин, как на Липари или около Везувия; он был наполнен дымом и золою; всюду распространившийся запах гари делал его необитаемым, и весь вид его внушал зрителю ужас, смешанный с жалостью»34.

 

Согласно рассказу Прокопия, после начала восстания «благонамеренные» граждане Константинополя, «непричастные к беспорядкам», в страхе бежали из города на азиатский берег Босфора35.

 

В среду 14 января император запросил вождей прасино-венетов о причине восстания, и те потребовали отставки наиболее ненавистных народу министров – префекта претория Иоанна Каппадокийца, квестора Трибониана и эпарха города Евдемона. Их партийная принадлежность при этом роли не играла: Иоанн Каппадокиец был прасин, а Трибониан и Евдемон – венеты. По словам Прокопия, пока партии враждовали, злоупотребления этих чиновников были менее заметны, но когда обе партии объединились, то стали требовать их к ответу, обвиняли во многих преступлениях и хотели убить. Требование димотов было немедленно удовлетворено: Иоанн Каппадокиец был заменен патрикием Фокой, а Трибониан – патрикием Василидом. Прокопий утверждает, что новые министры – и Фока и Василид – отличались знатностью и добрыми нравами и пользовались уважением36.

 

Эти похвалы историка говорят о том, что новые правители были скорее всего ставленниками сената.

 

Однако перемены в правительстве уже не могли удовлетворить восставший народ. Уступки Юстиниана не в силах были спасти положение. Восстание разгоралось с новой силой и открыто приняло антиправительственный характер: народ добивался свержения самого Юстиниана. Прасино-венеты выдвинули требование об избрании нового императора. К народному движению явно примешиваются династические интересы оппозиционно настроенной сенаторской аристократии – сторонников старой, «законной», династии покойного императора Анастасия. Сенаторская знать стремится использовать народное движение для смены династии. По рассказу комита {290} Mapцеллина, во время восстания знать (nobiles) раздавала народу оружие и подарки37.

 

Народные массы не имели своего вождя; среди них были весьма сильны царистские иллюзии: народ поддался на уговоры руководителей димов и поддержал их ставленников. Сперва было решено избрать василевсом племянника императора Анастасия – Ипатия, патрона венетов, но Ипатий и его брат Помпей находились в то время во дворце, где заперлись с большинством сенаторов и своими приближенными Юстиниан и Феодора. Тогда повстанцы стремительно двинулись к дому их третьего брата Проба, тоже венета. Толпа народа хотела провозгласить его императором, но Проб заранее скрылся: видимо, он испугался народа и никак не мог решиться стать «народным» царем. Возмущенная бегством Проба толпа подожгла его дом38.

 

В это время Юстиниан, наконец, предпринял попытку вооруженной рукой подавить восстание. Но военные силы, которыми располагало правительство, были незначительны. В распоряжении императора находился лишь отряд наемников-варваров, готов и герулов, численностью всего около 3 тысяч человек. Это были преимущественно букелларии и щитоносцы из отрядов полководцев Велисария и Мунда39. Настроение других воинских частей, расквартированных в столице, было выжидательное. Они не желали ни примыкать к восставшим, ни поддерживать императора, выжидая, кто победит, чтобы потом присоединиться к победителям40. Тогда Юстиниан отдал приказ Велисарию выйти из дворца с отрядом в 3 тысячи воинов и разбить мятежников. Чуждые населению византийской столицы, говорившие на непонятном языке, варвары – готы и герулы были единственной надеждой императора, поскольку на местный гарнизон уже распространилась «зараза» неповиновения властям. Выйдя из дворца, Велисарий завязал с восставшими сражение на улицах города.

 

По рассказу Зонары, между воинами-варварами и димотами произошла жестокая битва в Милее и многие пали с обеих сторон. Тогда духовенство, «спеша прекратить мятеж и войну», неся священные книги и иконы, замешалось в толпу сражавшихся и пыталось удержать их от битвы. Но варвары, «не обратив внимания на святыни», изрубили и димотов и священников. Расправа с духовенством вызвала всеобщее возмущение жителей Константинополя41. Они были охвачены ненавистью к наемникам, рассказывает Зонара, и сражались с невиданным ожесточением. В сражении приняли участие даже женщины, которые с крыш домов и верхних этажей зданий бросали на воинов камни, черепицу и все, что им попадало под руку. Варвары же, впав в бешенство и желая отомстить за такое упорное сопротивление жителей, подожгли их дома, и многие прекрасные постройки погибли в пламени42. Смятые вооруженными димотами воины Велисария были разбиты наголову и отступили во дворец43.

 

В пятницу 16 января сражение на улицах столицы продолжалось. Пожар распространился на север, захватывая все новые и новые кварталы и губя роскошные здания. Восставшие, ожесточившись, без сожаления убивали всех сторонников Юстиниана44. В субботу {291} 17 января повстанцы заняли важное правительственное здание Октагон. Во время приступа охранявшие Октагон солдаты подожгли это здание и другие постройки; пожар охватил юг и юго-запад Константинополя. Вечером 17 января Юстиниан, осведомленный о враждебных намерениях некоторых сенаторов и их связях с восставшими, подозревая в каждом из них заговорщика и убийцу, приказал большинству сенаторов покинуть дворец. Император все больше терял голову и дрожал за свою жизнь. Он заявил сенаторам, чтобы они оставили дворец и сами позаботились о защите своих домов и спасении своего имущества45.

 

По версии Прокопия, Ипатий и Помпей хотели остаться во дворце, но это только усилило подозрения василевса, и они были удалены из императорской резиденции46. Этим необдуманным поступком Юстиниан, сам того не желая, дал восстанию вождей, которых им так не хватало. Теперь восставшие могли посадить на престол законных претендентов – племянников Анастасия. В воскресенье 18 января, еще до восхода солнца, Юстиниан сделал последнюю попытку пойти па переговоры с мятежниками и отправился для этого на ипподром. Придя в императорскую ложу (кафисму), он принес перед собравшимся на ипподроме народом и вождями димов торжественную, на евангелии, клятву о заключении мира с восставшими. Юстиниан клялся предоставить полную амнистию всем участникам восстания и принимал на себя всю вину за трагические события, происшедшие в городе. «Клянусь святым евангелием, – говорил император, – я прощаю вам все ваши преступления, я не арестую ни одного из вас, лишь бы вы успокоились. Вы ни в чем не виноваты в совершившихся событиях, я один – причина всему. Это мой грех, когда я отказал вам в том, о чем вы просили меня на ипподроме»47.

 

Однако раскаяние императора запоздало, и никто не поверил его клятвам. Речь Юстиниана прерывалась грозными криками и насмешками: «Ты лжешь, осел! Ты даешь ложную клятву!»48 Лишь немногие из богатых венетов и подкупленных императорскими агентами людей агитировали в пользу императора. Толпа осыпала оскорблениями не только Юстиниана, но и Феодору.

 

Юстиниану не оставалось ничего другого, как обратиться в позорное бегство и скрыться во дворце49.

 

После бегства Юстиниана с ипподрома восставшие решили короновать императором Ипатия, тем более, что по городу разнесся слух, будто Юстиниан вместе с Феодорой, взяв с собой казну, бежали во Фракию. Народ двинулся к дому Ипатия и, несмотря на протесты и слезы его жены Марии, предложил ему императорский престол50. Затем произошла церемония коронации нового императора. Восставшие повели Ипатия на форум Константина, подняли на щит, возложили на голову вместо императорской диадемы золотую цепь, а затем облачили в принесенные из захваченной части дворца императорские знаки отличия и в пурпурную мантию. С восторженными криками толпа двинулась к ипподрому, где новый василевс был поднят в кафисму, а димы и народ прославляли его51. После этого предводители восстания начали обсуждать план дальнейших действий. Прокопий, пытаясь обелить Ипатия, утверждает, будто {292} Ипатий был коронован восставшим народом насильно. Поступки Ипатия опровергают это представление. Так, во время обсуждения плана действий, он, вместе с наиболее решительно настроенными вождями димотов, стоял за немедленный штурм дворца52. Против активных наступательных действий, однако, высказались некоторые участвовавшие в восстании сенаторы, боявшиеся народа и занявшие по отношению к нему предательскую позицию. Сенатор Ориген произнес длинную речь, в которой всячески отговаривал восставших от наступления на дворец, ссылаясь на то, что Юстиниан скоро сам покинет столицу53. Сенаторы и некоторые вожди димотов медлили. Тогда отряд прасинов, состоявший из 200–250 вооруженных с ног до головы молодых людей, видимо, принадлежавших к городской милиции, самовольно начал штурм дворца. Группа смельчаков напала на ворота императорской резиденции как раз в тот момент, когда императорская чета держала совет со своими сторонниками о том, как спасти положение. А оно действительно было катастрофическим.

 

По словам Лида, настал критический момент, и «сама империя, казалось, находилась на краю гибели»54. Доведенный до отчаяния Юстиниан решил бежать из столицы. Уже были приготовлены корабли для бегства и на них погружены царская казна и богатства императорского дворца. Однако в эту трагическую для правительства минуту необычайную энергию и решимость проявила императрица Феодора. Она явилась на заседание императорского совета, горько упрекала своего царственного супруга и его приближенных в позорной трусости и заявила, что предпочитает смерть потере власти, ибо «царская порфира – прекрасный саван»55. Феодора требовала, чтобы Юстиниан отказался от бегства и немедленно отдал приказ напасть на мятежников.

 

В это время среди восставших обнаружились разногласия: часть аристократии из числа венетов, испугавшись столь широкого размаха выступления народных масс, отшатнулась от восстания. Немалую роль в этом сыграло и золото Юстиниана, переданное вождям синих через приближенного императора, ловкого евнуха Нарсеса. По словам Зонары, «люди царя раздавали много денег и откололи венетов»56.

 

Среди восставших произошел раскол, послуживший одной из причин поражения восстания. К этому времени правительство, мобилизовав все военные силы, перешло в наступление.

 

18 января император поручил Велисарию и Мунду подавить восстание. Велисарий с отрядом варваров проник через дымящиеся развалины на ипподром, где в это время собралось огромное количество народа. В свою очередь Мунд через ворота «мертвых» (Некра) с отрядом готов и герулов ворвался в цирк с другой стороны. Внезапно напав на толпу, запертую в цирке, воины осыпали ее градом стрел, затем в ход были пущены мечи. На ипподроме началась страшная паника. Наемники двинулись через арену, никого не щадя на своем пути. «Толпа была скошена, как трава»57. Все повстанцы, находившиеся в цирке, были убиты, и к ночи, когда бойня прекратилась, на арене ипподрома лежали горы трупов. Сведения о числе погибших в тот день противоречивы. По-видимому, было убито {293} около 35 тысяч человек58. Среди них были как димоты и граждане Константинополя, так и чужеземцы.

 

Велисарий вытащил Ипатия из царской кафисмы и отвел несчастного узурпатора и его брата Помпея к императору. Пытаясь оправдаться, Ипатий тщетно доказывал Юстиниану, что его короновали силой и что он сохранял верность императору. В свое оправдание он говорил, что намеренно завлек в цирк народ и хотел предать его Юстиниану. С этой целью он якобы послал верных людей во дворец известить императора. Но посланцы Ипатия не смогли пробраться через горящий город во дворец и не выполнили поручения. На эти уверения Ипатия Юстиниан по словам хрониста ответил: «Хорошо, но так как вы пользовались таким авторитетом у этих людей, то вы должны были применить его прежде, чем они сожгли мой город».

 

Юстиниан слишком много пережил во время восстания, чтобы простить Ипатия. Правда, некоторые историки полагают, будто он склонен был помиловать Ипатия и Помпея, но на их казни настояла императрица Феодора59. Однако эта версия кажется не слишком правдоподобной.

 

В понедельник 19 января, еще до рассвета, Ипатий и Помпей были казнены и их тела брошены в море. Так трагически кончилось столь кратковременное царствование Ипатия.

 

После подавления восстания начались жестокие репрессии: аресты, ссылки, казни. Они коснулись, конечно, прежде всего рядовых димотов и городской бедноты. В Константинополе наступили мрачные дни. «И был страх большой, и замолчал город и не проводились игры долгое время»60.

 

Боясь народных собраний на ипподроме и в наказание цирковым партиям Юстиниан после подавления восстания Ника запретил проводить ристания в Константинополе. Цирковые игры были возобновлены только в 537 г.61

 

Репрессии обрушились и на организации димов. После разгрома восставших долго «не видно было нигде ни одного димота»62. Удар, нанесенный димам, был настолько сильным, что вплоть до 547 г. в источниках не встречается упоминаний о движении димов и столкновениях цирковых партий.

 

Но Юстиниан не пощадил и знатных заговорщиков. 18 сенаторов и иллюстриев, в том числе брат казненных Ипатия и Помпея – Проб, муж племянницы Анастасия сенатор Оливрий и другие были отправлены в ссылку, а все их имущество конфисковано63. Правда, позднее, уступив сенаторской аристократии, Юстиниан вернул из ссылки многих сенаторов и возвратил им их имения. Конфискованное имущество было возвращено даже детям Ипатия и Помпея.

 

Торжествуя победу, Юстиниан приказал отстроить погибшие в пламени центральные кварталы города и с особой роскошью восстановить сожженный восставшими храм св. Софии. Главные сотрудники Юстиниана, которые под давлением народа были смещены со своих высоких постов, в том числе Иоанн Каппадокиец и Трибониан, были вновь призваны ко двору и заняли свои прежние должности. {294}

 

Правительство приняло решительные меры по предотвращению народных восстаний. В 535 г. была уничтожена должность «ночного эпарха»: ее заменили новым магистратом высокого ранга spectabilis – претором плебса, который зависел непосредственно от императора. В обязанности претора плебса входило наблюдение за порядком в столице и поведением народных масс. Сперва Юстиниан хотел сделать эту должность коллегиальной, но фактически она исполнялась одним лицом64. В 539 г. была создана должность квизитора (тоже ранга spectabilis), которому был поручен политический надзор за всеми подозрительными. Претор плебса и его чиновники должны были «очистить столицу от лютых зверей», как писал Юстиниан в своей Новелле, «усмирять мятежи народа» и изгонять из столицы всех «смутьянов»65. Был значительно увеличен штат городской полиции, которая обязана была следить за порядком и пресекать любые проявления народного недовольства.

 

Одновременно Юстиниан принял меры к укреплению императорского дворца и на случай осады построил при нем хлебные склады и цистерну для воды. Для устрашения всех недовольных Юстиниан приказал объявить о своей победе и уничтожении тиранов по всем городам империи66.

 

Восстание Ника, одно из самых значительных и грозных движений в ранней Византии, оказало немалое влияние на всю дальнейшую политику Юстиниана как внутреннюю, так и внешнюю. Во внешней политике для Юстиниана теперь необходимо было скорее перейти к широким завоеваниям на Западе с целью отвлечения населения от политических беспорядков. Во внутренней политике Юстиниан, разгромив как династическую сенаторскую оппозицию, так и восстания народных масс, мог приступить к активной реформаторской деятельности – и в сфере законодательства, и администрации. Вместе с тем с подавлением восстания Ника и движения димов в других городах империи, византийская автократия праздновала победу над древними чаяниями о политической свободе, вынашивавшимися муниципальной знатью и широкими слоями горожан. Тем самым был нанесен удар не только по оппозиционно настроенной сенаторской аристократии, но и по старой муниципальной организации.

 

Одновременно эти события укрепили союз Юстиниана с православным духовенством, которому император щедро раздавал земельные владения, конфискованные у знатных заговорщиков.

 

В то же время восстание Ника послужило тяжелым уроком для городского люда. С одной стороны, оно показало силу народа и его организаций в том случае, когда обе партии объединялись. С другой – в нем проявились и слабости движения димов: отсутствие руководства и вождей из народа, стихийность, сохранение у большинства восставших веры в необходимость и могущество императорской власти. Восстание Ника липший раз продемонстрировало предательскую позицию сенаторской аристократии, особенно из партии венетов, стремившейся лишь использовать движение в своих династических целях и перешедшей на сторону правительства в самый решительный момент восстания. {295}

 

Однако и после подавления восстания Ника движение димов продолжается, то временно затухая, то разгораясь снова, особенно в таких крупных городах Востока, как Антиохия и Александрия. В течение всего царствования Юстиниана нередки были бунты городской бедноты и в самой столице (их вызывал, главным образом, недостаток продовольствия). Но никогда движение димов не принимало столь опасного для правительства характера, как в восстании Ника.

 

Более скудны данные источников о восстаниях сельского зависимого населения при Юстиниане. Сохранились лишь отрывочные сведения о движении скамаров в V–VI вв. в придунайских провинциях империи, преимущественно в Реции, Паннонии и Норике, а также во Фракии и Иллирике. Византийские авторы разумели обычно под скамарами разбойников – latrones, praedones. В таком смысле термин «скамары» употребляют Евгиппий в «Житии Северина» (VI в.), гот Иордан в своей «Гетике», Менандр и хронист VIII в. Феофан Византийский67.

 

Начавшись еще в V в., движение скамаров особенно усилилось в правление Юстиниана68. Скамары создавали вооруженные отряды, нападали на поместья и виллы крупных землевладельцев, осаждали целые города. В отряды скамаров стекались беглые рабы, колоны, разоренные крестьяне. В горных местах Фракии возникали целые поселения скамаров. При Юстиниане движение скамаров охватило почти всю Фракию и часть Иллирика. Юстиниан, обеспокоенный тревожными известиями, приходившими из этих провинций, принужден был издать ряд Новелл, ограждавших земли и другое имущество крестьян и колонов во Фракии и Иллирике от захвата ростовщиками69. В одной из этих Новелл рисуется безрадостная картина «безбожного корыстолюбия» кредиторов, которые, «используя голодное время, за ничтожное количество хлеба забрали всю землю нуждающихся, так что одни земледельцы бежали, другие погибли от голода; произошла страшная убыль людей, ничем не меньшая, чем при варварском вторжении»70.

 

Однако эти уступки византийского правительства могли лишь временно ослабить, но не полностью потушить движение скамаров, опасность которого возрастала в связи с славянскими вторжениями во Фракию и другие балканские области империи.

 

Неспокойно было и в других провинциях огромного Византийского государства. Проводя свои административные реформы, Юстиниан стремился укрепить власть наместников провинций: им давались широкие полномочия для борьбы как против своеволия провинциальной знати, так и, главным образом, против народных восстаний. В своих Новеллах, касающихся административного переустройства империи, Юстиниан сам сообщает о внутренних беспорядках и народных волнениях в восточных провинциях: Писидии, Ликаонии, Исаврии, Еленопонте, Пафлагонии, Каппадокии, Армении71, Палестине, Египте и в некоторых европейских областях, в частности во Фракии.

 

Зачастую народные восстания, особенно в провинциях Малой Азии, переплетались с выступлениями различных туземных племен, {296} которые боролись за свою независимость, за сохранение своих обычаев и культуры против централизаторской и ассимиляторской политики византийского правительства. Особенно много хлопот Константинополю доставляли в VI в. воинственные племена Исаврии. Ликаонии и Каппадокии. В Египте народные движения то принимали характер еретических выступлений, то зачастую также сливались с борьбой коптского населения за сохранение своей самобытной культуры и известной политической независимости.

Итак, правительству Юстиниана приходилось постоянно сталкиваться с большими трудностями, связанными с внутренними беспорядками и недовольством населения по всей стране. Огромным напряжением всех сил Юстиниану еще удавалось подавлять народные восстания, действуя либо репрессиями, либо идя на уступки в отношении народных масс. Однако автократическая политика Юстиниана стоила империи слишком больших жертв, и уже ближайшие преемники Юстиниана оказались перед лицом еще более грозных народных движений в империи. {297}

 

Глава 13

 

1 Литературу о димах и факциях см. выше, стр. 492, прим. 8.

 

2 Procop., H. a., IX, 7; X, 16–18; G. Downey. Constantinople in the Age of Justinian. – Norman, University Oklahoma Press, 1960. {501}

 

3 Procop., H. a., VII, 5–6.

 

4 Ibid., VII, 8–10.

 

5 Ibid., VII, 18.

 

6 Ibid., VII, 32–38.

 

7–8 Ibid., VII, 24.

 

9 Procop., H. a., VII, 2–7; Evagr., Hist. eccles., IV, 32.

 

10 G. Ostrogorsky. History of the Byzantine State. Oxford, 1956, p. 66–67.

 

11 S. Winkler. Zur Problematik der Volksbewegungen unter Justinian. – «Studii clasice», III, 1961, p. 429–433.

 

12 Ioan. Malal., p. 474.

 

13 Procop., B. P., II, 24; іdem. H. a., XII, 12.

 

14 Ioan. Malal., p. 473–477.

 

15 Joan. Lyd., III, 70–71.

 

16 Marcellini Comitis Chronicon. – MGH, AA, t. XI, v. 2, fasc. 1 (далее – Marcell. Comit.), p. 100.

 

17 Chronicon Paschale, v. Ι. Bonnae, 1832 (далее – Chron. Pasch., I), p. 620–629.

 

18 Theophanis Chronographiae, v. I–II, ed. C. de Boor, Lipsiae, 3–88. 1885 (далее – Τheoph.), p. 181–186.

 

19 Ioannis Zonarae Epitomae historiarum libri XIII–XVIII, v. III. Bonnae, 1897 (далее – Іoan. Ζonar., III), p. 153–156.

 

20 См. о восстании Ника: W. A. Schmidt. Der Aufstand in Constantinopel unter Kaiser Justinian. Zürich, 1854; Κ. Παπαρρηγόπουλος. Ὁ µεσαιωνικός ἑλληνισµός καὶ ἡ στάσις τοῦ Νίκα. Ἀθῆναι, 1868; В. К. Надлер. Юстиниан и партии цирка. – ЗХУ, 1876, II, стр. I–V, 1–166; Π. Καλλιγάς. Περί τής στάσεως τοῦ Νίκα. – «Μελέται καὶ λόγοι», 1882; J. B. Bury. The Nika Riot, – JHS, XVII, 1897, p. 92–119; L. Mordtmann. Justinian und der Nika-Aufstand 10/19. Januar 532. – «Mitteilungen des deutschen Exkursionsklubs in Konstantinopel», Heft IV, 1898; Ш. Диль. Юстиниан и византийская цивилизация в VI в., стр. 466 сл.; А. П. Дьяконов. Византийские димы, стр. 209–212; Г. Л. Курбатов. Византия в VI столетии. Л., 1959, стр. 65–78.

 

21 Ρs.-Zach., IX, 14.

 

22 Procop., B. P., І, 24, 13.

 

23 Ibid., I, 24, 14.

 

24 Ibid., І, 24, 16.

 

25 Theoph., p. 181–184; Chron. Pasch., I, p. 620.

 

26 Ioan. Malal., p. 473; Τheoph., p. 184.

 

27 Τheорh., p. 184.

 

28 Procop., B. P., I, 24, 7–10.

 

29 Іoan. Ζonar., III, p. 153.

 

30 Ioan. Malal., p. 474; Theoph., p. 184.

 

31 Theoph., p. 184.

 

32 Procop., B. P., I, 24, 9.

 

33 J. B. Вury. The Nika Riot..., p. 109–118.

 

34 Joan. Lyd., p. 266.

 

35 Procop., B. P., I, 24, 8; Chron. Pasch., I, p. 620–621.

 

36 Procop., B. P., I, 24, 17–18.

 

37 Marcell. Comit., p. 103.

 

38 Theoph., p. 184; Chron. Pasch., I, p. 622.

 

39 Τheoph., p. 185.

 

40 Procop., B. P., I, 24, 39; Ioan. Malal., p. 474.

 

41 Іoan. Ζonar., III, p. 153.

 

42 Ibid., p. 153–154.

 

43 Chron. Pasch., I, p. 621.

 

44 Ibid., I, p. 622.

 

45 Ibid., I, p. 623.

 

46 Procop., B. P., I, 24, 19–21.

 

47 Chron. Pasch., I, p. 623–624.

 

48 Ibid., I, p. 623–624.

 

49 Ibidem. Ioan. Malal., p. 475; Іoan. Ζonar., III, p. 155.

 

50 Procop., B. P., І, 24, 23–24.

 

51 Chron. Pasch., I, p. 624. {502}

 

52 Procop., B. P., I, 24, 31. Версия невиновности Ипатия вызывала сомнение у позднейших писателей, и уже Зонара пишет, что Ипатий был коронован «частично силой, частично добровольно» (Іoan. Ζonar., III, p. 155–156).

 

53 Procop., B. P., I, 24, 26–30.

 

54 Joan. Lyd., p. 267.

 

55 Procop., B. P., I, 24, 33–37.

 

56 Procop., B. P. I, 24–32, 42; Chron. Pasch., I, p. 624–626; Ioan. Malal., p. 475; Marcell. Comit., 103; Ζach. Rhet., IX, 14, 189.

 

57 Іoan. Ζonar., III, p. 156.

 

58 Такую цифру приводит Иоанн Малала (Ioan. Malal., p. 476). Прокопий сообщает о том, что в день разгрома восстания на ипподроме погибло народа более 30 тыс. (Procop., B. P., I, 24, 54).

 

59 Ioan. Malal., p. 476; Procop., B. P., I, 24, 35–38; Τheoph., p. 185.

 

60 Theoph., p. 186.

 

61 Nov. Just., 63. 1.

 

62 Chron. Pasch., I, p. 627; Τheoph., p. 186.

 

63 Theoph., p. 185–186; Chron. Pasch., I, p. 627–628; Procop., H. a. XII, 12; Marcell. Comit., p. 103.

 

64 Nov. Just., 13; Procop., H. a., XX, 12–14.

 

65 Ioan. Malal., p. 486.

 

66 Ibidem.

 

67 Eugippii Vita Severini, ed. Th. Mommsen. Berlin, 1898, 10, 2; Iordanis Romana et Getica, ed. Th. Mommsen. – MGH Auct. Antiquiss., v. I, 1882 (далее – Iord., Rom. и Iord., Get.), 58, 12–18; Menandr., fr. 35; Τheoph., p. 436.

 

68 A. Д. Дмитрев. Движение скамаров. – ВВ, V, 1952, стр. 3–14.

 

69 Nov. Just., 26, 32.

 

70 Nov. Just., 32.

 

71 Ibid., 24, 25, 27, 28, 29, 30, 31. {503}

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 282–297, 501–503.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 15.12 2015

Глава 14. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ЮСТИНИАНА. ПОПЫТКИ РЕСТАВРАЦИИ ИМПЕРИИ НА ЗАПАДЕ. ВОЙНЫ С ИРАНОМ. ВИЗАНТИЙСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

 

Осуществление грандиозного плана восстановления границ Римской империи на Западе Юстиниан начал с завоевания королевства вандалов в Северной Африке (Ливии). Этому благоприятствовали международная обстановка и внутреннее положение в вандальском королевстве. К тому времени византийскому правительству удалось устранить опасность, грозившую с Востока: в 532 г. между Византией и Ираном был заключен «Вечный мир». Руки у Юстиниана были развязаны. Осуществлению его планов способствовало и отсутствие единства среди германских королевств. К 30-м годам VI в. вандалы порвали с остготами, остготы постоянно враждовали с франками, франки – с вестготами. Византийская дипломатия всячески разжигала эти конфликты. Из всех варварских королевств Вандальское, пожалуй, более всего было ослаблено внутренними раздорами. За сто лет господства в Северной Африке вандалы и аланы потеряли свою прежнюю воинственность. Вандальский флот, некогда наводивший ужас на все страны Средиземноморья, пришел в упадок1.

Придя в Северную Африку как освободители местного населения от римского владычества и пользуясь первое время поддержкой народных масс, вандалы провели широкую конфискацию земель римской аристократии, православной церкви и императорского фиска. Вандальские короли и их приближенные захватили в свои руки богатейшие земли; рядовые воины-вандалы (около 50 тысяч человек) получили в наследственное владение земельные наделы – клеры, которые были освобождены от уплаты налогов. Старым владельцам оставлялись лишь малоплодородные земли, да и за них нужно было платить в казну высокие налоги. Некоторых знатных и богатых римлян и ливийцев вандалы обратили в рабство или убили, другим удалось бежать. Будучи ревностными арианами, первые вандальские короли Гейзерих (428–477), Гунерих (477–484) и Гундамунд (484–496) подвергали жестоким гонениям африканских церковнослужителей ортодоксального толка2.

Арианское духовенство, непримиримое в своем благочестивом фанатизме, разжигало религиозную рознь в стране. Земли и прочие богатства местных церквей были захвачены арианскими иерархами и вандальской знатью. В среде оставшейся в Северной Африке римской знати и православного духовенства росло ожесточение против завоевателей.

Вместе с тем в самом вандальском обществе происходило глубокое имущественное и социальное расслоение: знать все больше отдалялась от своего народа. Королевские дружинники и сами короли зачастую прибирали к рукам наделы воинов-соплеменников. Часть разбогатевшей вандальской знати усвоила римские обычаи, римский образ жизни. Появилась партия, ориентировавшаяся на сближение с Восточной Римской империей. Если Гейзерих упорно враждовал с ней, если тогда флот вандалов грабил Иллирик, Грецию, Пелопоннес и другие владения империи, то Тразамунд (496–523) всячески добивался дружбы с византийским императором Анастасием; он прекратил гонения против православного духовенства, стремясь привлечь подданных к арианству дарованием почестей и должностей, а не насилием. Еще более «проримский» характер приобрела политика вандалов в правлении короля Гильдериха (523–530). При его дворе явно возобладала «римская» партия. Произошел разрыв с государством остготов. Сам Гильдерих искал дружбы Юстиниана. В стране была установлена религиозная веротерпимость. Византийская дипломатия всячески стремилась поставить Гильдериха в подчиненное положение по отношению к империи. Антиримски настроенная вандальская знать обвиняла короля в тяжких поражениях, которые несли вандалы в войнах с туземными, мавретанскими (берберскими) племенами Северной Африки. Последние, стремясь к полной независимости, воспользовались ослаблением военных сил вандалов и подняли против них восстание в Бизацене. Военные неудачи были связаны с упадком вандальской армии, вызванным растущим расслоением среди ее рядовых воинов.

Изменилось и отношение к вандалам со стороны населения Северной Африки. Вандальская знать стала проводить политику закабаления свободных крестьян3. В народных массах, преданных православной религии, известный успех имела враждебная вандалам-арианам проповедь ортодоксального духовенства. Между местным населением и завоевателями-вандалами существовала также и этническая рознь. Эмиссары Юстиниана всячески подливали масло в огонь.

В правление проримски настроенных вандальских королей уцелевшая римская аристократия ожила, а православное духовенство, использовав религиозный мир, вновь стало укреплять свои позиции. Римская знать и ортодоксальное духовенство с нетерпением ожидали помощи с Востока. Втайне они готовили восстание против вандалов.

Союзником византийцев в Северной Африке было и купечество североафриканских городов, связанное торговыми интересами с восточными провинциями Византии.

В 530 г. слабый Гильдерих был свергнут с престола антиримскими кругами вандальской знати. Трон занял его родственник Гелимер, также происходивший из королевского рода Гейзериха. Выдвинутый на престол военной партией и пользовавшийся поддержкой армии, Гелимер решительно расправился со своим предшественником. Гильдерих и все его родственники были схвачены и брошены в темницу. Юстиниан потребовал у Гелимера немедленно освободить Гильдериха и начал готовиться к войне. Подавив в 532 г. восстание Ника, император задумал широкой завоевательной политикой отвлечь своих подданных от тяжелого положения внутри страны. Блеском завоеваний он надеялся восстановить свой престиж и заслужить славу великого полководца.

Однако при подготовке экспедиции в Северную Африку император неожиданно натолкнулся на оппозицию придворной знати, которую возглавлял сам Иоанн Каппадокиец. Больше всего ее страшили опасности далекой морской экспедиции. Чиновники двора, связанные с казначейством, были обеспокоены огромными затратами, которых она потребует. Военачальников и солдат пугала война в далекой и неизвестной им стране; кроме того, они опасались возможного нападения на империю персов. Среди солдат, только что вернувшихся из персидского похода и еще не насладившихся миром, не было желания вновь пускаться в опасную экспедицию. Полагали, что даже в случае ее успеха византийские войска не смогут закрепить свою власть над Северной Африкой, пока Сицилия и Италия находятся в руках остготов.

Чиновная знать поколебала на время решимость императора. Но в это время активизировались те силы в империи, которые настаивали на завоевании Вандальского королевства. К императору прибыла делегация восточного православного духовенства. Многочисленные африканские эмигранты, римские аристократы и церковные сановники докучали императору просьбами об отмщении. Активизировались и зарубежные союзники Юстиниана. В Триполисе знатный римлянин Пуденций восстал против вандалов и передал город империи. Вандальский наместник Сардинии гот Года перешел на сторону императора, которого просил о немедленной присылке войск для передачи острова византийцам.

Весной 533 г. началась деятельная подготовка к войне. Прикрывая свои истинные, завоевательные цели, Юстиниан стремился изобразить поход в Ливию как великую освободительную миссию. Главнокомандующим экспедиционного корпуса был назначен Велисарий, к этому времени уже известный полководец, успешно закончивший персидскую кампанию4. Армия, собранная под его знаменами, состояла из 10 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы. Это было многоплеменное и разноязычное войско. Пехотинцы были набраны из населения Фракии и Македонии, конница состояла преимущественно из варваров-федератов, гуннов, герулов. Для перевозки армии было снаряжено 500 транспортных судов, на которых насчитывалось 30 тысяч матросов. Кроме того, в распоряжении Велисария имелась эскадра военных кораблей, состоявшая из 92 быстроходных судов – дромонов. На дромонах находилось около 2 тысяч византийцев, гребцов и воинов одновременно.

22 июня 533 г. эскадра отплыла из Константинополя. Вместе с Велисарием в далекий поход отбыл и его советник – историк Прокопий, позднее подробно описавший в своем труде все события, связанные с завоеванием Африки. Суровыми мерами Велисарий навел дисциплину в войске. В гавани Мефоне на Пелопоннесском полуострове к основным силам присоединился еще один воинский отряд. На шестнадцатый день пути византийский флот пристал к пустынному берегу Сицилии. Велисарий послал Прокопия в Сиракузы для выяснения обстановки на острове и отношения остготов, хозяев Сицилии, к походу византийцев. Прокопий донес Велисарию, что путь на Карфаген свободен, ибо вандалы совершенно не ожидают прибытия византийской армии. Незадолго до появления Велисария вандальский король Гелимер отослал свой лучший флот (120 отборных быстроходных кораблей) в Сардинию, для отвоевания ее у Годы. Сам Гелимер, покинув Карфаген, жил в это время в Бизацене, далеко от побережья.

Остготы же не собирались помогать вандалам. Их королева Амаласунта даже разрешила византийцам закупить в Сицилии продовольствие для армии.

Велисарий тотчас приказал поднять паруса, флот быстро пристал к берегам Северной Африки. В начале сентября 533 г. войско беспрепятственно высадилось на расстоянии около 200 километров от Карфагена. Желая привлечь на свою сторону местное население, Велисарий сурово наказывал солдат за мародерство. Византийский полководец направил небольшой отряд к близлежащему городу Селекту. Воины хитростью проникли в него, смешавшись с толпой поселян, въезжавших в город на телегах. В Селекте их радостно встретили сторонники империи – местный епископ и знатнейшие горожане. Византийские войска продолжали успешно продвигаться к Карфагену.

Узнав о высадке неприятельских войск, Гелимер приказал немедля убить Гильдериха и всех его родных, сам же с отрядом легкой конницы пошел по пятам Велисария, не вступая, однако, в соприкосновение с его войском. Вандалы собирали силы. Генеральное сражение обеих армий произошло 13 сентября 533 г. около местечка Децим, в 13 километрах от Карфагена. Вандалы проиграли битву. Путь на Карфаген византийским войскам был открыт. Жители Карфагена растворили перед ними ворота города и, сняв железную цепь, преграждавшую вход в залив Мандракий, дали возможность византийскому флоту войти в гавань. 15 сентября 533 г. Велисарий торжественно, без боя, вступил в Карфаген. В завоеванном городе царил полный порядок, торговля и деловая жизнь не прерывались, лавки не закрывались, солдат но спискам распределяли на постой в домах жителей, а продовольствие они покупали себе на рынке за деньги, выданные казначейством. Заняв Карфаген, Велисарий поднял из руин его стены.

Гелимер начал срочно собирать войска, тщетно пытаясь вернуть потерянную столицу. Все его попытки найти союзников против Велисария терпели провал. Вестготский король Тевд отказался заключить военный союз с вандалами5. Вожди мавретанских племен заняли нейтральную позицию, выжидая исхода войны, чтобы перейти на сторону победителя. На помощь Гелимеру пришли лишь немногие маврусии и его брат Зазон, к этому времени убивший Году и овладевший Сардинией. Попытки Гелимера щедрыми подарками и обещаниями переманить на свою сторону вождей гуннов, находившихся в армии Велисария, также не увенчались успехом. Не сбылись надежды Гелимера и на восстание карфагенян против византийцев.

Второе сражение между вандалами и византийцами произошла в середине декабря 533 г. при Трикамаре. Коннице византийского полководца Иоанна удалось стремительным ударом разбить отряд вандалов, которым командовал Зазон. Сам он пал в этой стычке. Гелимер, узнав о его гибели, покинул войска, чтобы предать земле тело брата. Когда весть об этом распространилась среди вандалов, они обратились в бегство. Разгром армии Гелимера был полный. Победителям достался лагерь вандалов, где находились их жены, дети и имущество. Воины Велисария в одну ночь стали обладателями огромных богатств и множества рабов. Семья и сокровища Гелимера также оказались в руках византийцев. Пять дней и пять ночей византийские войска преследовали Гелимера. Ему удалось ускользнуть от погони и найти убежище на границе Нумидии, у дружественного племени маврусиев, Велисарий, приказав блокировать Гелимера, засевшего на горе Папуа, и отрезать его и его дружинников от подвоза продовольствия, сам с остальным войском возвратился в Карфаген.

Вслед за тем он приступил к завоеванию остальных владений вандалов. Талантливый военачальник Кирилл был послан с войском на остров Сардинию. Без труда подчинив ее, Кирилл вскоре столь же легко захватил и Корсику. Далее к византийцам перешли важные стратегические пункты – Цезарея (Кесария) в Мавретании и крепость Септем (Сеута) – недалеко от Геракловых столпов (Гибралтара), а также Балеарские острова – Майорка и Минорка. Византийцы упрочили свою власть в Триполисе и в других важный укрепленных местах.

В марте 534 г. Гелимер решил сдаться на милость победителя. Условия сдачи были почетными: Гелимеру, всем его родственникам и приближенным-вандалам была гарантирована личная безопасность; ему было обещано, что по приезде ко двору Юстиниана он будет пользоваться почетом и, живя в Византии, ни в чем не будет нуждаться. Захватив с собой Гелимера и все богатства вандальских королей, Велисарий срочно отплыл из Карфагена в Константинополь. В честь Велисария в столице Византии был отпразднован торжественный триумф.

Император и императрица милостиво обошлись со знатными вандалами. Гелимеру были пожалованы земли в Галатии в Малой Азии, и он поселился там на правах частного лица. Пленных же вандальских воинов вывезли из Северной Африки, включили в византийскую армию, расквартировали в отдаленных восточных областях империи и послали на войну с персами.

Самонадеянно веря в то, что вся Северная Африка уже лежит у его ног, византийский император между тем присвоил себе титулы «вандальский» и «африканский», отозвал Велисария из еще не замиренной провинции и уменьшил состав оккупационной армии. В 534 г., тотчас после победы над Гелимером, Юстиниан издал Новеллу об устройстве завоеванной страны. Здесь была организована преторианская префектура во главе с префектом претория Африки, который пользовался широкими полномочиями. Вся Северная Африка делилась на семь провинций: Зевгитана, Карфаген, Бизацена, Триполи, Нумидия, Мавретания и Сардиния. Во главе четырех из них стояли ректоры, другими тремя управляли президы. Военная администрация была отделена от гражданской. Оккупационная армия состояла из корпуса комитатов, расквартированных во внутренних областях, и из пограничных войск – лимитанов. Все чиновники гражданской администрации, все военные командиры и солдаты получали от государства жалование, которое выплачивалось за счет собранных в провинции налогов6. В Северной Африке была полностью реставрирована отмененная вандалами римская налоговая система. Податями было обложено также население Сардинии и Корсики.

Первой задачей Юстиниана в области аграрной политики в Северной Африке было восстановление крупного римского землевладения. Все земли, потерянные прежними собственниками во времена господства вандалов, возвращались старым владельцам – императорскому фиску, православной церкви, потомкам римских посессоров и местной романизированной африканской знати7. Львиную долю конфискованных у вандалов земель Юстиниан присвоил себе или передал фиску. Запрещалось отчуждать церковные имущества. Карфагенской церкви предоставлялись все права, которыми пользовались церкви метрополии.

Инаковерующие – ариане, донатисты, иудеи и язычники – подвергались гонениям. Недаром византийское завоевание было восторженно встречено африканским православным духовенством8.

Все рабы и колоны, бежавшие от своих господ в период владычества вандалов и жившие на свободе, возвращались наследникам их прежних хозяев9. Тяжелую руку завоевателей вскоре почувствовали и маврусии, многие вожди которых во время войны византийцев с вандалами заняли позицию нейтралитета. Разбив Гелимера, византийцы открыто взяли курс на подчинение туземных племен власти империи.

Политика византийского правительства, направленная на восстановление в Северной Африке рабовладельческих порядков, вызвала недовольство народных масс этой провинции10. Развернулось широкое движение против завоевателей, в котором приняли участие самые различные слои населения Северной Африки. Первыми подняли оружие маврусии. Эти племена находились на стадии разложения первобытнообщинного строя, и их военная организация еще сохраняла особенности народного ополчения – массовость и мобильность, что делало маврусиев опасным врагом византийцев.

Восстание началось в 534 г. в Нумидии и Бизацене, вскоре после отъезда Велисария в Византию. Маврусии опустошили значительную часть этих отдаленных областей. Немногочисленные здесь византийские войска, к тому же застигнутые врасплох, были наголову разбиты маврусиями и почти целиком истреблены. Против маврусиев был послан со значительной армией евнух Соломон, храбрый и опытный полководец. Война была упорной и кровопролитной. Первое сражение произошло в области Маммы. Хотя численностью маврусии превосходили византийцев, но вооружением уступали им. Византийские войска с богатой добычей вернулись в Карфаген. Однако маврусии, не желая подчиняться византийцам, тотчас вновь поднялись всем народом и стали опять опустошать Бизацену. Второе крупное сражение произошло у горы Бургаон. Победу опять одержал Соломон. Победители жестоко расправились с непокорными туземцами. После разгрома маврусиев на горе Бургаон византийские солдаты «взяли в плен такое число женщин и детей, что желавшим купить (в рабство) ребенка из маврусиев (его) отдавали за цену овцы»11.

Остатки разбитых маврусиев отступили в глубь Нумидии, найдя спасение в горах Авреса. Движение маврусиев временно затухло. Однако передышка для византийского правительства оказалась короткой.

Уже в начале следующего, 536 г. в Северной Африке вспыхнуло новое, крайне опасное для империи восстание византийской армии и народных масс12. Его важнейшей причиной была развернувшаяся в Северной Африке острая борьба за землю. Византийские солдаты претендовали на получение земельных участков в завоеванной провинции. Они стремились прочно обосноваться здесь, многие женились на вдовах, дочерях и сестрах погибших вандалов и считали себя законными владельцами их участков земли. Между тем Константинополь рассматривал земли вандалов как собственность императора или казны; их возвращали православной церкви или потомкам римских землевладельцев. Попытки отобрать в казну участки вандалов вызвали страшное возмущение в армии. Борьба за землю временно объединила простых солдат, привилегированных воинов из гвардии главнокомандующего и значительное число военачальников. Недовольство рядовых солдат усугублялось тем, что правительство подолгу задерживало уплату им жалованья, а командиры их всячески притесняли.

Одной из важных причин восстания была также усилившаяся в армии и во всей стране религиозная рознь между арианами и православными. По словам Прокопия, в византийских войсках в Северной Африке было не менее тысячи солдат в большинстве своем – варваров, исповедовавших арианство13 (особенно много было среди них герулов). Религиозные гонения Юстиниана создавали почву для сближения восставших воинов с местными жителями-арианами. Известную роль в восстании сыграли и вандалы, уцелевшие после разгрома их армии Велисарием.

Весной 536 г. в Карфагене был составлен заговор против Соломона. Заговорщики хотели убить его, однако убийство не удалось, и часть заговорщиков бежала из Карфагена. Соломон решил пойти на уступки. Но спустя четыре дня после раскрытия заговора, солдаты карфагенского гарнизона подняли открытое восстание на ипподроме, где рассчитывали получить поддержку карфагенской бедноты. Своим вождем они избрали видного военачальника Феодора Каппадокийца. Захватив штурмом дворец, восставшие стали убивать всех сторонников Соломона, громить дома богачей и знати. Однако Феодор Каппадокиец, выражавший интересы привилегированной части армии, лишь временно примкнувшей к движению, не хотел идти на полный разрыв с правительством, поэтому он тайно помог Соломону, его приближенному Мартину и историку Прокопию ночью бежать на корабле из Карфагена. Мартин отправился в Нумидию, чтобы собрать там войска для борьбы с восставшими солдатами, а Соломон и Прокопий прибыли за помощью в Сицилию, где в это время находился Велисарий, посланный Юстинианом для ведения войны против остготов.

После бегства Соломона в лагере восставших начался раскол. Власть в городе захватили умеренные элементы во главе с Феодором Каппадокийцем. Воины, ушедшие из Карфагена, избрали вождем одного из телохранителей Мартина – Стотзу. Под знаменами Стотзы собралась целая армия – 8 тысяч хорошо вооруженных византийских солдат и тысяча вандальских воинов. К ним присоединилась, по словам Прокопия, и «большая масса рабов»14. Участие рабов придало движению социальный характер.

Партия умеренных стремилась сохранить город для императора и заперлась в Карфагене. Тогда Стотза начал его осаду. Он уже был близок к захвату города, когда в Северную Африку из Сицилии прибыл Велисарий. Видимо, использовав разногласия в лагере восставших и опираясь на помощь Феодора Каппадокийца, он сумел отколоть от Стотзы значительное число воинов. Вскоре по прибытии Велисария в его распоряжении было уже две тысячи воинов. После этого Стотза отступил, но не сложил оружия.

Решительное сражение между войсками Велисария и повстанческой армией Стотзы произошло в 536 г. около города Мембресы, на берегу реки Баграда. Победа досталась Велисарию, более опытному в сражениях полководцу. Велисарий не решился преследовать Стотзу и возвратился в Карфаген. Здесь его ожидало тревожное известие о солдатском восстании в собственной армии в Сицилии, заставившее его поспешно покинуть Африку.

Но восстание воинов Стотзы продолжалось. Восставшие одержали блестящие победы в Нумидии. На сторону Стотзы перешла целая армия правителя Нумидии Маркелла. Победы Стотзы так обеспокоили Юстиниана, что он послал в Северную Африку своего племянника патрикия Германа, наделив его большими полномочиями. Герман тотчас произвел перепись всех солдат, сохранивших вер ность империи. Оказалось, что только одна треть войска осталась в Карфагене и других городах на стороне императора, а все остальные ушли к Стютзе. Экстренными мерами Герману удалось вернуть часть солдат в свою армию: им было выплачено все жалование, даже за то время, когда они сражались против правительства, всем возвращавшимся под знамена императора даровалась полная амнистия и раздавались щедрые подарки. Тем не менее, Стотза продолжал борьбу. Он сумел привлечь на свою сторону некоторые племена маврусиев. Стотза даже пытался наступать на Карфаген, но потерпел неудачу.

В 537 г. близ местечка Скале Ветерес в Нумидии повстанческая армия встретилась с войсками Германа. Превосходство сил было на стороне Германа, и он выиграл сражение. Немалую роль в этом сыграла позиция некоторых вождей маврусиев, внезапно перешедших на сторону Германа. Стотза принужден был скрыться в Мавретанию. Однако брожение в византийских войсках в Африке не утихало. Зимой 537/38 г. вспыхнуло восстание карфагенского гарнизона под руководством Максимина, с трудом подавленное Германом. Вскоре Герман был отозван Юстинианом из Африки, и ее окончательное замирение было вновь поручено евнуху Соломону.

Для восстановления порядка Соломон стал проводить суровую чистку армии. Он выселил из провинции всех вандалов, построил по всей стране многочисленные укрепления, требовал строгого соблюдения римских законов. К 539 г. Соломону удалось разбить непокорные племена маврусиев в горах Авреса, захватить области Заба в Первой Мавретании и временно установить в Африке мир. Но этот мир длился только четыре года. В 543 г. военные действия против маврусиев возобновились. В 544 г. в битве у местечка Циллий, около Тебесты, византийские войска были наголову разбиты маврусиями Триполи и Бизацены, а сам Соломон, наместник Африки, убит.

Весной следующего, 545 г. началось второе восстание Стотзы. Прибыв из Мавретании, он вновь поднял восстание в Бизацене против преемника Соломона – Сергия. Стотзу поддержали маврусии и местное население. Повстанцы разбили армию наместника Бизацены Имерия и захватили в плен его самого. Воины Имерия присоединились к войскам Стотзы, которые овладели затем крупным приморским городом Гадруметом. Повстанцы стали фактическими хозяевами всей Бизацены. Стотза снова достиг большой власти, и множество византийских воинов опять спешили под его знамена.

В этот критический момент Юстиниан совершил ошибку, послав в Северную Африку сенатора Ареовинда. Не сведущий в военных делах, он мало походил на полководца, способного спасти Африку. Император усугубил свой промах, разделив власть в провинции между Сергием и Ареовиндом: первому поручалось вести борьбу с повстанцами в Нумидии, второму – в Бизацене. Между двумя правителями вскоре вспыхнула смертельная вражда, породившая бесконечные распри, которые были на руку восставшим. Сергий не хотел помогать Ареовинду и согласовывать действия обеих армий.

В 545 г. войска Стотзы наголову разбили отряд византийцев у местечка Тацеа, расположенного вблизи города Сикка Венерия, в области Зевгитана. Однако повстанцы потеряли в этом сражении своего храброго вождя, что было для них тяжким ударом. Место Стотзы во главе повстанцев занял некий Иоанн, сумевший снова сплотить всех недовольных византийским владычеством.

Убедившись, что распри между правителями провинции только способствовали усилению повстанцев, Юстиниан отозвал, наконец, Сергия и передал всю власть в Африке Ареовинду. Однако его единоличное правление не принесло желанного правительству умиротворения провинции. Уже через два месяца после отъезда Сергия она вновь была охвачена гражданской войной.

Полчища маврусиев, соединившись с мятежными воинами, двинулись на Карфаген. Непосредственная опасность нависла над самой резиденцией правителя Африки. Затруднительным положением Ареовинда воспользовался один из военачальников византийской армии – авантюрист и честолюбец Гонтарис, поставивший задачей возложить на свою голову корону правителя независимого от империи африканского королевства. Желая использовать войска маврусиев в борьбе против Ареовинда, Гонтарис завязал тайные переговоры с одним из их вождей. Он обещал отдать варвару Бизацену, половину богатств Ареовинда и в качестве вспомогательных войск послать ему впоследствии 1500 воинов. Себе же Гонтарис пока намеревался оставить Карфаген, остальные области Африки и королевский титул. Соглашение состоялось, но обе стороны не очень-то стремились его выполнять. Между тем Ареовинду удалось переманить на свою сторону другого вождя маврусиев и посеять раздор между своими противниками. Тогда Гонтарис, опираясь на часть солдат карфагенского гарнизона, которым он обещал уплатить жалование, задержанное казначейством, произвел открытый вооруженный переворот в Карфагене. На стенах и у ворот Карфагена произошла кровавая схватка, победителем из которой вышел узурпатор.

Ареовинд в страхе бежал со своей семьей и спрятался в одной из карфагенских церквей. Захватив власть в столице, Гонтарис начал переговоры с соперником. Лживыми обещаниями ему удалось выманить Ареовинда из его убежища, после чего он был коварно убит. Гонтарис не пожелал расстаться с сокровищами Ареовинда и не выполнил своих обязательств, данных вождю маврусиев. Маврусии отказались помогать Гонтарису и перешли на сторону византийского правительства. Гибель наместника Юстиниана была восторженно встречена мятежными солдатами, которые в борьбе с общим врагом готовы были поддержать узурпатора. Около тысячи солдат Иоанна, в том числе 500 византийских воинов, 80 гуннов и остальные вандалы, перешли на сторону Гонтариса и были впущены в Карфаген. Нуждаясь в их помощи, Гонтарис отнюдь не хотел способствовать победе народного движения. Он выражал интересы верхушки византийской армии и не был связан с широкими солдатскими массами. Захватив власть, Гонтарис обрушил жесточайший террор на головы своих личных врагов.

Честолюбивым замыслам Гонтариса не суждено было сбыться. Его правление длилось всего 36 дней. В марте 546 г. он пал жертвой военного заговора, осуществленного к выгоде византийского правительства. Этот заговор возглавил знатный армянин из рода Аршакидов – Артабан; его поддержали высшие офицеры византийской армии. Артабан расправился со всеми сторонниками Гонтариса, особенно с вандалами и мятежными солдатами Иоанна. Последний был захвачен в плен и отправлен в Константинополь, где был предан жестокой казни. Вскоре Артабан покинул Африку.

Еще целых два года потребовалось империи для полного замирения непокорной провинции. В 548 г. Африка была окончательно возвращена под власть Юстиниана.

Покоренная провинция включала в свой состав Триполи, Бизацену, Проконсуларию, Нумидию, часть Мавретании. К империи отошли также Сардиния, Корсика и Балеарские острова. Но почти вся Западная Африка осталась независимой, за исключением некоторых прибрежных областей: самым важным приобретением для византийцев здесь была крепость Септем. Победа византийского оружия объясняется разрозненностью мавретанских племен, неоднородностью социального состава участников движения, его стихийностью, отсутствием дисциплины у восставших.

Эта победа была куплена дорогой ценой. Страна была разорена длительными войнами. Желая возродить экономику завоеванной провинции, византийское правительство пыталось укрепить свободное землевладение. Новеллой 552 г. устанавливалось, что колоны, бежавшие из поместий во время вандалов, сохраняли свободу. Издание этого закона было продиктовано также опасением новых народных восстаний. Но землевладельцы Африки не выполняли предписания правительства. Поэтому в 558 г. оно вновь запретило «незаконные возвраты», предписав тут же, чтобы все колоны, рустики и клирики, бежавшие из имений своих хозяев или церкви после завоевания Африки византийскими войсками, немедленно возвращались их прежним владельцам15.

Юстиниан осуществлял в Африке широкую строительную деятельность, которая благоприятствовала хозяйственному подъему. Евагрий говорит, что Юстиниан отстроил в Северной Африке 150 городов. Широкий размах строительства подтверждается археологическими открытиями многочисленных городов и укреплений, воздвигнутых в Африке в правление Юстиниана. Установившееся относительное спокойствие мореплавания но Средиземному морю и возродившиеся торговые связи Карфагена и других североафриканских городов с восточными областями Византийской империи также способствовали восстановлению ремесла, торговли и городской жизни в Северной Африке. Экономический подъем продолжался здесь вплоть до завоевания страны арабами.

Падение в 534 г. королевства вандалов в Северной Африке явилось прелюдией к завоеванию византийскими войсками Италии. Воюя с вандалами, империя всячески заигрывала с остготами: ей необходим был нейтралитет Остготского королевства. Но как только была одержана победа над вандалами, взоры византийского правительства обратились к Италии. Завоевание Северной Африки обеспечивало с юга тыл византийских войск. Кроме того, оно показало, как рухнуло варварское королевство, считавшееся непобедимым. Это воодушевляло сторонников империи в Италии.

Подобно государству вандалов, королевство Теодориха в 30-х годах VI в. раздиралось внутренними смутами. При его слабых наследниках оно стало клониться к упадку. Официальным преемником Теодориха, умершего 30 августа 526 г., был его малолетний внук Аталарих, но фактически страной правила его мать, дочь Теодориха, регентша Амаласунта (Амаласвинта)16. В ту пору ей было 28 лет. Дочь Теодориха сочетала необычайную красоту и женственность с умом, энергией и решительностью зрелого человека. Она получила прекрасное образование, свободно владела греческим и латинским языками. С первых шагов своего правления Амаласунта столкнулась с огромными трудностями. Продолжая политику отца, Амаласунта придерживалась проримской ориентации и опиралась на ту часть готской знати, которая стояла за сближение с римлянами. Кроме того, она окружила себя советниками из римской аристократии, поддерживавшими остготское правительство. В правление Амаласунты Остготское королевство стремилось жить в мире с Византийской империей. Правительство запретило готам захватывать земли римских владельцев и покровительствовало католической церкви; римскому папе было даровано право суда над католиками. Все это не могло не вызвать резкой оппозиции со стороны антиримски настроенной остготской военной знати. Вожди оппозиции не хотели примириться с тем, что Амаласунта воспитывает короля Аталариха по римскому образцу. Они потребовали, чтобы юный король забросил науки и предался военным упражнениям в кругу знатных готских юношей. Опасаясь за свою жизнь, Амаласунта уступила, и Аталарих, подпав под влияние готской партии, вскоре вышел из повиновения матери. Против королевы был составлен заговор.

К этому времени обострилось также недовольство народных масс. Крайне осложнилось и международное положение Остготского королевства – с северо-запада ему грозили франки, на юге произошел разрыв с Вандальским королевством. В борьбе с оппозицией Амаласунта могла обратиться за помощью только к империи.

В 532 г., в момент наибольшей опасности со стороны готской военной знати, Амаласунта тайно известила Юстиниана о своем намерении искать убежища в Византии. Однако затем Амалсунте удалось расправиться с вождями оппозиции и снова укрепиться на троне. Известие о готовящемся бегстве Амаласунты открывало Юстиниану возможность захватить Италию, выступая защитником законной правительницы. Но одновременно это известие обеспокоило императрицу Феодору: она опасалась брака Юстиниана с красивой наследницей Теодориха, которая принесла бы в приданое своему супругу Остготское королевство. Победа Амаласунты была непрочной. Ее сын Аталарих, никчемный и развратный кутила, заболел и 2 октября 534 г. умер. Желая во что бы то ни стало сохранить власть, Амаласунта решила пойти на компромисс с оппозиционно настроенной готской знатью. Она сделала своим соправителем и мужем двоюродного брата, последнего представителя мужской линии королевского дома Амалов – Теодата (Теодахада). Теодат был приемлем как человек, лояльный по отношению к римскому сенату и Восточной Римской империи. Союз Амаласунты и Теодата был заключен при одобрении готской знати и с согласия римского сената. Ни тайно королева потребовала от Теодата клятвы в том, что реальная власть останется в ее руках. Она надеялась на сохранение прежней политической линии Остготского государства. Надежды Амаласунты не оправдались. Человек изменчивый, слабодушный, лишенный твердой воли и преисполненный коварства, Теодат меньше всего был способен сохранять верность своим клятвам. Подобно Гелимеру, он был горячим поклонником римской цивилизации, изучал латинский язык и римскую литературу, гордился знанием платоновской философии. Теодат был совершенно несведущим в военном деле. Основной чертой его характера являлось корыстолюбие. Дипломатия, а не поле сражения была ареной его деятельности. Лицемерно согласившись на все требования Амаласунты, Теодат, придя к власти, заключил против королевы союз с вождями готской военной знати, расправился с приближенными Амаласунты и в конце октября 534 г. сослал ее на один из островов Бульсинийского озера (ныне – остров Маршано на Лаго ди Больсена). 30 апреля 535 г. царственная дочь Теодориха была задушена в бане приспешниками Теодата. Такой способ убийства Амаласунты был избран убийцами лицемерно – с тем, чтобы не пролить царственной крови великого короля Теодориха. Смерть королевы означала победу готской партии над сторонниками союза

с империей.

Убийство Теодатом законной королевы послужило Юстиниану удобным предлогом для вмешательства во внутренние дела Остготского королевства. Весной 535 г. между обоими государствами произошел открытый разрыв.

Истинной причиной войны было стремление Юстиниана осуществить широкие планы восстановления империи на Западе. Немалую роль играла и религиозная рознь между православными и готами-арианами. Завоевание Италии должно было не только неизмеримо поднять политический престиж Византийской империи, но и дать ей огромные богатства и экономические ресурсы, в которых она нуждалась.

Удар по Остготскому королевству предполагалось нанести с трех сторон. Армия полководца Мунда должна была занять Далмацию и напасть на Италию с востока; Велисарий о флотом и армией, насчитывавшей около 8 тысяч солдат, двинулся в Сицилию и намеревался вторгнуться в Остготское королевство с юга; враги остготов – франки готовились нанести им удар с северо-запада. Золотом послы императора купили помощь Меровинга – короля Теодеберта – против королевства остготов. Важными козырями в этой дипломатической игре были обещание византийцев уступить франкам земли в Провансе и призыв к борьбе франков-католиков против еретиков-ариан. Вторично византийской дипломатии удалось расколоть фронт германских государств.

В июне 535 г. разразилась одна из кровопролитнейших войн того времени, принесшая огромные бедствия народу Италии. Начало военных действий было весьма благоприятно для Византии17. Мунд без труда занял крупнейший порт Далмации Салону (ныне – Сплит), а Велисарий, высадившись в Сицилии, продвигался в глубь острова, почти не встречая сопротивления. Катана (ныне Катания), Сиракузы и другие города сдались византийцам без боя. 31 декабря 535 г. Велисарий торжественно въехал в Сиракузы. В кратчайший срок Сицилия была покорена византийскими войсками и стала провинцией империи. Такие успехи византийцев объясняются прежде всего поддержкой крупных римских землевладельцев и католической церкви. Население острова (как и Южной Италии) было недовольно правлением остготов. Кроме того, у Велисария был явный перевес сил. Даже некоторые вожди готов в Сицилии перешли на сторону победителя.

Захват Сицилии лишил Остготское королевство его основной житницы. Византийцы приобрели прекрасную оперативную базу для нападения на Италию. Первые же успехи Велисария в Сицилии вселили в малодушного короля панический страх, и он начал переговоры о мире с Юстинианом. К этому толкало Теодата и нараставшее недовольство в стране. Его неумелое правление заставило отвернуться от него как остготскую военную знать, так и римский сенат. В 535 г. вспыхнуло народное восстание в Риме. Усиливалась рознь между римлянами и готами. В такой обстановке Теодат пошел на все уступки Юстиниану. В начале 536 г. Теодат заключил с императорским послом тайный договор, по которому был готов передать императору всю Италию за богатые поместья и 1200 либр золота ежегодного дохода. Юстиниан отправил новых послов в Италию для выполнения этого секретного договора. Но когда в апреле 536 г. послы явились к остготскому королю, тот круто изменил свою позицию. Изменчивый и непоследовательный, Теодат столь же легко падал духом, как и впадал в высокомерие. К этому времени остготские полководцы разбили армию Мунда в Далмации, близ Салоны. Поднятию воинственного духа остготского правительства способствовало также известие о восстании Стотзы в Северной Африке. Теодат бросил в темницу послов императора. Одновременно ему удалось посадить на папский престол своего ставленника – диакона Сильверия. Активизировалась и дипломатия Остготского королевства. В переговорах с франками Теодату посчастливилось добиться некоторых успехов. За уступку остготских владений в Провансе и большую дань франки обещали помочь своим германским соседям, но отказались и расторгнуть договор с Византией.

Летом 536 г. византийский полководец Константиан отвоевал у остготов Далмацию, а Велисарий подавил восстание солдат в Северной Африке и возвратился в Сицилию. Вскоре он высадился в Регии (ныне – Реджио ди Калабрия). Население Южной Италии встретило византийцев как освободителей. Византийские войска прошли Бруттий, Луканию и достигли Кампании. Здесь они неожиданно натолкнулись на упорное сопротивление готского гарнизона и жителей самого крупного центра Южной Италии – Неаполя. Его осада длилась двадцать дней. Лишь благодаря военной хитрости византийцы тайно ночью проникли в город и овладели им. Это произошло в середине ноября 536 г. Неаполь был подвергнут жестокому разгрому, после которого этот прекрасный город запустел и обезлюдел.

Падение Неаполя вызвало страшное негодование против Теодата в остготской армии, превратившееся в открытое возмущение. Остготские воины подозревали короля в измене.

В ноябре 536 г. в местечке Регата, недалеко от Террацины (ныне – Терричина), остготские солдаты восстали против Теодата и провозгласили королем своего вождя Витигиса. Узнав о восстании, Теодат пытался бежать, но по приказу Витигиса был убит.

Преемник Теодата, казалось, являлся его полной противоположностью. Храбрый солдат незнатного происхождения, Витигис гордился своими воинскими доблестями. Однако энергичный и мужественный на поле сражения, он проявил себя посредственным полководцем и заурядным политиком. Первоначально приход к власти Витигиса, пользовавшего поддержкой широких слоев готских воинов и пошедшего на сближение с готской партией, вселил большие надежды в готов. Но его стратегический план в борьбе против Велисария оказался неудачным. Вместо того, чтобы наступать, Витигис отступил из Рима в Равенну, оставив «Вечный город» византийцам. Стремясь обезопасить свой тыл, он вступил в переговоры с франками, закончившиеся уступкой им Прованса и уплатой большой дани. Но Меровинги вели двойную игру и, на словах обещая помощь Витигису, на деле не расторгали своего договора с империей. Покинуть Рим Витигиса заставило еще и недоброжелательное отношение к готам римского сената, католического духовенства и самого населения города. Выходец из солдатской среды, новый король во что бы то ни стало хотел придать своей власти законный характер. Он женился на дочери королевы Амаласунты – Матасунте (Матасвинте). Гордая своей знатностью, внучка Теодориха Матасунта ненавидела Витигиса, человека «низкого» происхождения. Она постоянно интриговала против мужа и вместе со знатными готами и римлянами устраивала заговоры против него в пользу византийского императора. Оторвавшись от простых солдат, Витигис не был принят и высшей знатью. Пока король в Равенне справлял брак с Матасунтой, время для наступления против Велисария было потеряно. Стремительным броском Велисарий подошел к Риму и 10 декабря 536 г. без боя овладел им. Активную помощь византийцам при этом оказали знатные заговорщики в Риме во главе с папой Сильверием и сенатором Фиделием. Массы римлян, ненавидевшие готов, сочувственно встретили их изгнание из древней столицы и освобождение от власти готских королей.

Византийцы сумели захватить также многие важные пункты Южной и Средней Италии. В Средней Италии ими были захвачены города Нарния (ныне – Нарни), Сполеций (ныне – Сполето) и Перузия (ныне – Перуджа). Весной 537 г. огромная армия остготов подошла к Риму. Началась осада. Положение Велисария было очень тяжелым: он располагал сравнительно небольшим гарнизоном в 5 тысяч воинов. В городе из-за голода и болезней росло недовольство. Обещанные императором подкрепления не прибывали. Осада длилась четырнадцать месяцев. Но все усилия Витигиса взять Рим были тщетны, и в марте 538 г. он снял осаду. Его принудили к этому начавшиеся в войске болезни и голод, а также умелый маневр византийцев, пославших в рейд в Пицен, по тылам готов, кавалерийский отряд полководца Иоанна, разграбивший эту область и захвативший в плен жен и детей готских воинов, ушедших в поход. Отряд Иоанна взял Ариминий (ныне – Римини) и угрожал самой Равенне. Еще два года продолжалось сопротивление готов, чему способствовали разногласия, возникшие между Велисарием и посланным к нему на помощь с 7-тысячной армией евнухом Нарсесом. В 539 г. Юстиниан принужден был отозвать Нарсеса из Италии и вновь передать все ведение войны в руки Велисария.

В это время активизировалась и дипломатия готов. В поисках союзников против Византии Витигис заключил соглашение с лангобардами. Весной 539 г. он тайно отправил послов к персидскому шаху Хосрову I Аношарвану с целью разжечь старую вражду между Византией и Ираном. Готы имели успех. Персидский шах стал готовиться к войне против Византии и весной 540 г. нарушил «вечный мир». Однако спасти Витигиса от разгрома Сасанидам не удалось. В это же время в войну готов с византийцами вмешалась третья сила: франки короля Австразии Теодеберта с большим войском перешли Альпы и внезапно вторглись в Лигурию, а затем напали как на остготов, так и на византийцев и опустошили ряд областей на севере страны. Летом 539 г., на обратном пути, франки завершили свои кровавые подвиги разрушением города Генуи.

В это время в войске остготов начало расти недовольство. Средние слои остготского общества все больше отходили от своего короля. Одновременно против Витигиса в Равенне был составлен заговор остготской и римской знати. Душой заговора была Матасунта. И когда в конце 539 г. Велисарий двинул свои войска к Равенне и начал осаду столицы Остготского королевства, он нашел внутри города верных союзников в самом королевском дворце. Знатные заговорщики сожгли в Равенне хлебные амбары, и в городе начался страшный голод. Осада Равенны длилась до мая 540 г. Витигис завязал с империей переговоры о мире. Он соглашался на то, чтобы все земли к югу от реки По перешли к Византии, а остготы остались бы лишь на территории к северу от этой реки. Юстиниан был готов принять эти условия в виду обострения отношений с сасанидским Ираном и нашествием славян со стороны Дуная. Однако Велисарий, всегда покорный своему императору, на этот раз требовал полной капитуляции Витигиса. Тогда остготская знать предложила самому Велисарию трон императора бывшей Западной Римской империи и корону остготского короля. Притворно приняв предложения готов, он в мае 540 г. без боя вступил в Равенну. Сдача Равенны знатью вызвала возмущение готов. Известную роль в ее капитуляции сыграло и то, что среди рядовых воинов-остготов росло безразличие к судьбе правительства Витигиса, которое уже полностью себя дискредитировало. Воины-земледельцы стремились скорее кончить войну и вернуться к своим семьям.

Витигис сдался на милость победителя. Равенна не была разграблена, но все готы были из нее удалены. Велисарий вскоре вернулся в Константинополь, везя с собой столь же драгоценные трофеи, как и после экспедиции в Северную Африку. Король Витигис получил земли в Малой Азии и сан патрикия и спустя два года умер в своем поместье. Матасунта удостоилась высших почестей и после смерти своего мужа вышла замуж за племянника Юстиниана, патрикия Германа. Тяжелая пятилетняя война, казалось, завершилась полной победой. Юстиниан прибавил к своим титулам «Африканский» и «Вандальский» еще один титул – «Готский». Но скоро, как и в Северной Африке, политика византийского правительства в Италии вызвала сопротивление народных масс, на этот раз решительно поддержавших, казалось бы, уже окончательно побежденных готов.

Спустя несколько месяцев после капитуляции Витигиса, начался новый этап войны, гораздо более опасный для империи, поскольку в борьбе приняли участие широкие народные массы не только остготского, но и римско-италийского населения страны.

Тотчас после завоевания в Италии вводилась византийская административная и финансовая система, византийские законы, значительно ухудшавшие (правовое и реальное положение куриалов, колонов и рабов.

В византийской армии, расквартированной в Италии, наметились весьма опасные признаки разложения и недовольства. Командиры без конца ссорились и враждовали между собой, грабили и отдавали на произвол солдат местное население. Солдаты были недовольны сокращением жалования.

Центром сопротивления Византии стала Северная Италия – области, расположенные за рекой Падус (ныне – По), где после разгрома Витигиса остались жить свободные остготские земледельцы-воины. Осенью 541 г. остготы провозгласили своим королем Тотилу (Бадуилу), известного не только знатностью, но и большим умом, незаурядной энергией и выдающейся личной храбростью18. В момент своего избрания на остготский престол Тотила не достиг еще тридцатилетнего возраста. Необычайно красивый, статный и ловкий, прекрасный наездник и стрелок из лука, любезный в обращении, он скоро завоевал большую популярность у своих воинов. Тотила оказался не только смелым воином, но и талантливым полководцем. Последний защитник Готского государства был личностью обаятельной и заслужил похвалы даже своих врагов. Он был и незаурядным политиком. Тотила и его приближенные проявили дальновидность, поняв, что без поддержки народных масс Италии победа над таким сильным врагом, как империя, невозможна. Поэтому они пошли на серьезные уступки угнетенному населению страны.

Тотила провел важные социально-экономические реформы19. Он встал на защиту земельных владений мелких свободных собственников от притязаний крупных римских землевладельцев. Одновременно Тотила проводил конфискацию земель старой римской аристократии и католической церкви как наиболее непримиримых врагов остготского правительства и раздавал эти земли своим дружинникам и свободным воинам. Он широко практиковал зачисление беглых колонов и рабов в свою армию20. Такая политика обеспечила консолидацию вокруг Тотилы всех слоев населения Италии.

Начав в 542 г. войну с византийцами, Тотила располагал лишь войском из 5 тысяч человек. Но перейдя с ними через По, он быстро овладел всей Средней Италией, затем совершил стремительный рейд на юг страны и в короткий срок захватил Бруттий, Калабрию, Апулию и Луканию. Весной 543 г. Тотила взял Неаполь. Затем остготские войска блокировали последний опорный пункт византийцев на юге Апеннинского полуострова – порт Гидрунт (ныне – Отранто), через который византийцы получали подкрепления с Востока. Всюду, где появлялись остготские войска, поднималось народное движение против византийских правителей.

Юстиниан решил вновь послать в Италию Велисария, однако, не доверяя своему генералу, он не дал ему ни армии, ни денег. На этот раз победитель Гелимера и Витигиса проявил несвойственную ему медлительность. Тотила же продолжал свое триумфальное шествие по Италии. В конце 545 г. он подошел к стенам Рима и приступил к осаде. Тотила установил блокаду города и решил взять его измором. Вскоре в Риме начался страшный голод и болезни. Византийские командиры припрятали хлеб в Риме и теперь бессовестно им спекулировали. В осажденном городе росла анархия. В ночь на 17 декабря 546 г. войска Тотилы были впущены в Рим отрядом исавров. По обычаю тех времен Тотила отдал богатый город на разграбление солдатам. Римские сенаторы и патриции лишились всех своих богатств. Жители были выселены из Рима, часть укреплений разрушена, и «Вечный город» в течение 6 недель оставался необитаемым. Бедный люд, тяжко пострадавший от голода и болезней еще во время осады, теперь также должен был покинуть свои жилища и, по требованию победителя, брести в Кампанию, ища там крова и пищи.

Но именно в момент своих блестящих успехов Тотила допустил стратегическую и политическую ошибку: он оставил Рим. Неожиданным и смелым ударом его внезапно занял Велисарий.

Военное счастье, однако, не покинуло Тотилу, и он неутомимо теснил византийские войска. В 548 г. Тотила взял на севере Перузию, а на юге – Росциану. Он фактически парализовал наступательные действия Велисария, и византийский полководец принужден был покинуть Италию, навсегда похоронив здесь свою былую воинскую славу. В январе 550 г. Тотила второй раз овладел Римом. Он полностью восстановил разрушенные укрепления и общественные здания. По его приказу в Рим спешно возвращались прежние его обитатели. Мертвый город постепенно оживал. Тотила блокировал Анкону, заставил сдаться Ариминий и Тарент. Теперь на всем Апеннинском полуострове в руках византийцев осталось всего несколько городов, главным образом в районе Равенны и на крайнем юге. Чтобы получить перевес над византийцами и на море, Тотила построил большой флот. Это дало ему возможность совершать стремительные набеги на побережье Далмации и угрожать исконным владениям самой Византии. Благодаря сильному флоту, Тотила в 550 г. смог овладеть Сицилией. Весной 551 г. флот остготов та 300 кораблей неожиданно напал на остров Керкиру (ныне – Корфу) на побережье Эпира и опустошил их.

В руках византийцев оставались только четыре приморских города: Равенна, Анкона, Отранто и Кротон.

Но именно в это время наступил перелом. Победы Тотилы обеспокоили не только Юстиниана, который стал собирать против него огромную армию, но и соперников Тотилы из остготской знати. Многие знатные остготы считали, что их король сделал слишком большие уступки народу и, опасаясь потерять свои владения, своих рабов и колонов, они мало-помалу стали отходить от Тотилы. После того как у византийцев была отвоевана не только Южная, но и Средняя Италия, где находились крупные земельные владения остготской знати, всякие новые меры в пользу народа неизбежно означали ущемление интересов крупных остготских землевладельцев. В то же время сам Тотила не был последователен в своей социально-экономической политике.

Одной из крупных неудач Тотилы явилось поражение остготского флота в морской битве у Сены Галльской (ныне Сенигалия) летом 551 г., когда была уничтожена остготская эскадра, блокировавшая порт Анкону. Однако и в этих трудных условиях Тотила проявил энергию и мужество. Уже после поражения у Сены Галльской, в конце лета 551 г., Тотила ударом с моря захватил Сардинию и Корсику. Это создавало угрозу владениям византийцев в Северной Африке. Но то был последний военный успех Тотилы20а.

К весне 552 г. в Византии закончились грандиозные приготовления к новому походу в Италию. Главнокомандующим византийской армии был назначен влиятельный при дворе и преданный императору человек – евнух Нарсес. Обладая ясным и проницательным умом политика, хитростью и изобретательностью дипломата, Нарсес сочетал смелость с осторожностью, решительность с коварством. Он действовал обдуманно и тщательно подготовился к войне. В апреле 552 г. в Салоне под знаменами Нарсеса собралась большая, разноплеменная и разноязычная армия, возможно, самая сильная из всех, которые когда-либо собирала империя. Пройдя по побережью Адриатического моря, эта огромная армия вторглась в Италию и прибыла в Равенну, где соединилась с оставшимися в Италии византийскими войсками. Генеральное сражение войск Тотилы и Нарсеса произошло в конце июня 552 г. в Апеннинах, у местечка Тагины (ныне – Гвальдо Тадино)21.

План Тотилы сводился к стремительному удару конницы по центру армии Нарсеса, выстроенной полумесяцем. Но остготская конница попала под фланговый обстрел византийских лучников, начала отступать и смяла ряды своей пехоты, стоявшей позади. Поражение Тотилы было довершено внезапным появлением из засады кавалерии Нарсеса. К ночи все было кончено. Более 6 тысяч воинов Тотилы пали на поле боя; попавшие в плен были перебиты. Трагическая судьба постигла и самого Тотилу. Смертельно раненный в кровопролитной схватке, он искал убежища в местечке Капры (ныне – Капрара), где, истекая кровью, умер спустя несколько часов после окончания битвы. Нарсес, торжествуя победу, отправил в Константинополь окровавленные одежды Тотилы и знаки его королевского достоинства. Отличавшийся исключительным корыстолюбием византийский полководец тотчас захватил себе все богатства остготского короля.

Трагическая гибель Тотилы была тяжким ударом для остготов. Потеря вождя однако не сломила сопротивления противников империи, которые вскоре собрались в Северной Италии около города Тичин (ныне – Павия). Область за рекой По, как и раньше, стала центром возрождения разбитой остготской армии. Остготы провозгласили королем сподвижника Тотилы, совсем еще юного военачальника Тейю22.

Между тем Нарсес с энергией и решимостью продолжал планомерное завоевание Италии. Его войска захватили Среднюю Италию, овладели Римом. Затем он перебросил их в Кампанию и осадил крепость Кумы. Войска Тейи также вступили в Южную Италию и спешили на помощь Кумам. Последняя крупная битва остготов с войсками Нарсеса произошла в Кампании в октябре 552 г., у подножия Молочной горы (ныне – Монте-Латтаро), близ реки Сарн (ныне – Сарно). Два дня длилось это беспримерное по ожесточению сражение. Но силы были неравны, и Тейя пал, сраженный ударом дротика. Однако готы не отступили ни на шаг. Лишь к вечеру второго дня воины Тейи пошли на переговоры, и Нарсес согласился прекратить страшное кровопролитие и заключить мир. Соглашение было почетным. Все оставшиеся в живых готы, со своими семьями и имуществом, могли свободно уйти за пределы Италии на новые места жительства или вступить в армию Нарсеса. Независимое Остготское королевство на Апеннинском полуострове прекратило свое существование. Но для истерзанного многолетней войной народа Италии конец испытаниям еще не настал.

В середине 553 г. франки и алеманны под командованием Левтариса и Бутилина, воспользовавшись поражением готов и ослаблением в этой борьбе византийцев, огромной лавиной, насчитывавшей 75 тысяч воинов, обрушились на Северную Италию, которую предали огню и мечу. Весной 554 г., опустошая все на своем пути, они двинулись на юг страны. Их полчища разделились на две армии. Одна двинулась в Кампанию, затем совершила грабительский рейд в Луканию и Бруттий, дойдя до Мессинского пролива; другая разграбила Апулию и Калабрию. На счастье жителей Италии, которым грозило рабство или истребление, среди северных варваров летом 554 г. начались эпидемические заболевания. К осени 554 г. Нарсесу удалось объединить все силы против франков и алеманнов. Остготы, еще сопротивлявшиеся Нарсесу в отдельных крепостях, перед лицом нового врага объединились с византийцами. В сражении у Казилина, на берегу реки Волтурно, вблизи города Капуи в Кампании, варвары были наголову разбиты Нарсесом. Это было одно из кровопролитнейших сражений, которое когда-либо знала Италия. Войско франков и алеманнов было почти поголовно истреблено. Вскоре прекратилось и сопротивление остготов в Южной Италии. К 555 г. Италия была завоевана византийцами, и лишь отдельные отряды готов еще боролись в Северной Италии вплоть до начала 60-х годов VI в.

Территория, завоеванная византийцами в Италии, была несколько меньше владений Остготского королевства. Южные области Реции и Норика были уступлены лангобардам. Линия обороны Италии теперь сложилась на естественных границах, образуемых Альпами. Для охраны Италии от все возраставшего напора варварских народов были созданы четыре военно-административных округа – так называемые дукаты, где располагались пограничные крепости с сильными гарнизонами. Как и в Северной Африке, в Италии и Сицилии административное устройство, введенное византийцами, в отличие от ряда других областей Византийской империи, основывалось на разделении гражданской и военной властей. Во главе гражданского управления стоял префект претория Италии, его резиденцией была Равенна23. Но реальная власть сосредоточивалась в руках главнокомандующего армией – Нарсеса, ставшего фактическим наместником Италии. После двадцатилетней войны Италия была разорена и обезлюдела. Поля запустели и оставались необработанными, а ремесла и торговля в городах пришли в упадок24.

13 августа 554 г., когда война с готами еще продолжалась, византийское правительство издало Прагматическую санкцию о внутреннем устройстве Италии. Основным принципом аграрной политики было восстановление крупного землевладения и возврат земель прежним владельцам из числа римско-италийской знати. Прагматическая санкция отменяла все реформы и пожалования ненавистного империи «тирана» Тотилы. Римским аристократам, эмигрировавшим в Константинополь, разрешалось теперь вернуться в Италию для восстановления своих имений. Римским сенаторам возвращались все их привилегии. Католической церкви не только передавались утерянные ею земли, но и все имущество, конфискованное у арианских церквей. Особенно обогатилась равеннская церковь. Не были забыты интересы императора и фиска, которым отдавались лучшие земли, отобранные у остготских королей и остготской знати. В некоторых областях страны, особенно в Северной Италии и близ Равенны, сохранились земельные владения остготской знати, перешедшей на службу к императору. Выросшее в правление Тотилы мелкое свободное землевладение сократилось, но все же осталось, поскольку участки, забранные у свободных остготских воинов, передавались в виде наделов византийским солдатам, зачастую тоже варварам. Больше всего от византийского завоевания пострадали зависимые держатели и мелкие италийские собственники, которые при Тотиле освободились и захватили земли знатных эмигрантов.

Одновременно с перераспределением земельной собственности и реставрацией землевладения римской аристократии и католической церкви, византийское правительство занялось восстановлением в Италии рабовладения и колоната. Все рабы и колоны, получившие свободу в правление Тотилы, бежавшие из имений своих прежних господ, согласно Прагматической санкции 554 г., возвращались старым владельцам. Им же передавалось и все потомство, родившееся у рабов и колонов в то время, когда они пользовались свободой. Потомство от смешанного брака сохраняло статус матери. Целью всех этих постановлений было обеспечить рабочей силой римскую аристократию, возрождавшую свои имения. Однако предписания Прагматической санкции далеко не всегда проводились в жизнь. Реставрация рабовладения успеха не имела, и в VII в. его масштабы все более сокращались. Оно вытеснялось различными формами колоната и аренды25.

Немало усилий приложило византийское правительство для восстановления экономики городов Италии, пострадавших от войны. В правление Нарсеса был восстановлен Медиолан и другие города Северной Италии, разрушенные готами. Предметом особой заботы Юстиниана был Рим. Город отстраивался, очищалось русло Тибра и восстанавливался римский порт, возрождались государственные мастерские, ремонтировались общественные здания. Стали, как и прежде, практиковаться даровые раздачи римскому плебсу (хлеба и других продуктов). Рим снова стал местом пребывания сената и главы католической церкви – римского папы. Вновь окрепли торговые связи Италии с Константинополем и восточными провинциями империи. Путем укрепления полноценной монеты – золотого солида – было урегулировано монетное обращение.

Однако все эти меры правительства подрывались налоговой системой, введенной в Италии, и злоупотреблениями сборщиков податей. Поэтому подлинного экономического возрождения в правление византийцев Италия так и не достигла. Реставрация римской земельной собственности и рабовладельческих порядков, тяжелые налоги вызывали ненависть народных масс Италии к завоевателям, и поэтому-то их правление оказалось столь недолговечным.

После падения королевства остготов очередь дошла и до Толедского королевства вестготов в Испании. Богатства Пиренейского полуострова давно привлекали Византию. Испания славилась как страна изобильная и цветущая. В VI в. она вела интенсивную торговлю с Востоком. Из портов Испании и Южной Галлии вывозили ценные металлы, соль, вино, уксус, мед и рабов. Впрочем, и из Византии в Испанию ввозили предметы роскоши, тончайшие изделия византийских ремесленников, шитые золотом одежды.

Завоевательные планы Юстиниана относительно Испании поддерживались купечеством восточных провинций. Вместе с тем часть купечества Испании, видимо, сочувствовала сближению с империей.

В осуществлении планов возрождения Римской империи завоевание Испании имело немаловажное значение прежде всего с военно-стратегической точки зрения. Для империи важной задачей было обеспечить свои вновь приобретенные владения в Северной Африке от возможного нападения со стороны вестготов. Захват Испании вновь превратил бы Средиземное море в Римское озеро («mare nostrum»), сделав византийский флот полным его хозяином26.

Внутреннее положение в Вестготском королевстве благоприятствовало завоевательным планам Юстиниана. Кризис рабовладельческого строя и развернувшийся процесс феодализации привел к обострению всех социальных противоречий в стране27. Испано-римская рабовладельческая знать была особенно сильна в Южной Испании. Она сочувствовала установлению власти Византии и боялась вестготов. Знать и духовенство умело использовали племенную и религиозную рознь между вестготами-арианами и местным католическим населением. Народ Испании тяготился игом вестготских королей и знати. Тяжелое положение усугубляли бесконечные смуты и кровавая борьба за престол. В 548 г. король Тевд был убит одним из своих приближенных. Его преемник Тиудигискл (548–549) царствовал только один год и также пал жертвой заговора. Часть вестготской знати сблизилась с местной аристократией, другая стояла за проведение твердой антиримской политики. Борьба между различными группировками вестготских военачальников и дружинников особенно обострилась в правление короля Агила (549–554).

Под давлением арианского духовенства и военной знати Агил начал преследование населения, исповедовавшего католическую веру. Против Агила подняла восстание местная римско-испанская знать и католическое духовенство. Восстание возглавил храбрый военачальник Атанагильд, представитель той части вестготской знати, которая шла на союз с местной аристократией. Восставшие обратились к византийскому правительству с просьбой о помощи. В 554 г., когда завоевание Италии уже подходило к концу, Юстиниан послал войска для покорения Толедского королевства вестготов. Во главе византийского флота и экспедиционного корпуса был поставлен престарелый римский патрикий Петр Марцеллин Феликс Либерии. В короткое время он одержал ряд серьезных побед. Высадившись в Испании, войска Либерия овладели многими городами на юго-востоке Пиренейского полуострова. В предельно короткий срок под власть византийцев попала значительная часть провинции Бетики. Вестготская знать очень скоро поняла, какую угрозу представляло вторжение византийцев. Она прекратила внутренние смуты. Агил был убит в 554 г. в городе Эмерите своими приближенными.

Королем Вестготского государства был провозглашен Атанагильд (554–567). Новый король сумел быстро сплотить вокруг себя всех врагов империи и повел войну против Либерия. И хотя Атанагильду не удалось вытеснить византийцев с захваченных ими земель, их продвижение на север было остановлено. Атанагильд не допустил захвата Севильи, хотя и не сумел отвоевать Кордову. Успехам византийцев в Испании был положен конец. В борьбе с империей Атанагильд получил поддержку широких слоев вестготских воинов. Его поддержала, видимо, и часть испанского свободного крестьянства. Между Юстинианом и Атанагильдом был заключен мирный договор, определявший границы византийских владений в Испании. Таковы были результаты последнего завоевательного предприятия Юстиниана на Западе28.

Как и в других завоеванных странах, в Бетике были введены византийская администрация и налоговая система. Но в отличие от знати Вандальского и Остготского королевств, вестготская знать в Испании в большей степени, чем ее германские соседи, наладила союз с частью местной испано-римской аристократии. Стремившаяся к независимости, местная знать Бетики очень скоро стала тяготиться господством византийцев. Католическое духовенство тоже довольно быстро стало выражать недовольство чересчур авторитарной политикой константинопольского престола. Южноиспанские города и городские курии, а также купечество Бетики, рассчитывавшие найти в византийцах поддержку и защиту против произвола вестготских правителей, убедились в тяжести византийского правления и опасности конкуренции греческих и сирийских купцов29. Владычество византийцев в Южной Испании оказалось кратковременным и непрочным. Уже в 70-х годах VI в. начинается вестготская «реконкиста» и, несмотря на то, что вестготам одновременно пришлось вести борьбу с франками и свевами, уже в начале VII в. византийцы были вытеснены с Пиренейского полуострова30.

Период византийского господства оставил свой след в политической жизни и культуре Испании. Законодательство Юстиниана оказало значительное воздействие на юридические нормы Толедского королевства вестготов. Византийское церковное влияние получило многообразное выражение – в заимствовании византийских монастырских уставов, форм литургии и даже восточных приемов иконографии. С середины VI в. в Испании, по археологическим данным, довольно широкое распространение получили изделия византийских мастеров. Архитектура Испании, как и иконография, в VI в. носила известный отпечаток византийского стиля31.

Никаких попыток агрессивной политики по отношению к могущественному государству франков в Галлии Юстиниан не предпринимал. Понимая, что ему не справиться с франками, Юстиниан предпочитал иметь их лучше в числе ненадежных союзников, чем опасных врагов. Поэтому он согласился с переходом Прованса в руки франков. Известную роль в миролюбивой политике Юстиниана по отношению к франкам играло также и то, что, в отличие от других германских племен, франки исповедовали католическую веру: религиозная общность с империей позволяла сохранять хотя бы видимость добрых отношений между обоими государствами32.

В середине 50-х годов VI в. кровопролитные войны на Западе подходили к своему завершению. Территория империи увеличилась почти вдвое. Далмация, Италия, Северная Африка, юго-восток Испании, острова западного бассейна Средиземного моря – Сицилия, Сардиния, Корсика, Балеары – были присоединены к державе Юстиниана. Почти все побережье Средиземного моря опять было в его руках, а самое это море снова превратилось в Римское озеро. Велик был политический резонанс византийских завоеваний на Западе. Римский мир с надеждой и изумлением увидел, что «непобедимые» варвары не столь уже сильны. На Западе вновь возродился римский «патриотизм», восстанавливалась римская культура, причудливо переплетавшаяся с византийской цивилизацией и варварским наследием. Была сделана попытка возродить социально-экономические порядки Римской империи. Однако именно эти-то попытки реставрации отжившего рабовладельческого строя и оказались тем подводным камнем, о который разбилось византийское владычество на Западе. Никакая реставраторская политика византийского правительства не могла задержать развитие феодальных отношений, она была обречена на неудачу.

Победы на Западе были куплены дорогой ценой. Они привели к разорению многих исконных областей Византийской империи, к увеличению налогов, к росту недовольства народных масс. Эти завоевания ослабили империю на Севере и Востоке и во многом определили неудачи византийских войск в войнах с персами и славянами.

Далеко не так успешно, как на Западе, складывалось в VI в. внешнеполитическое положение Византийской империи на Востоке. Здесь ей постоянно приходилось иметь дело с могущественным соперником, иногда союзником, чаще всего – врагом, – сасанидским Ираном. В VI в. сасанидский Иран был еще обширным и сильным государством33. Его владения простирались на все Иранское нагорье с Прикаспийской низменностью (современные Иран и Афганистан), Нижнюю Месопотамию (ныне Ирак), Кавказскую Албанию и большую часть Армении и Грузии. Пестрое население Ирана, частично оседлое, частично кочевое, в большинстве своем говорило на языках иранской системы. В центральных районах Ирана преобладающую роль играли персы. В Месопотамии жило много сирийцев, арабов, евреев, говоривших на различных языках семитической системы34. В VI в. в Иране происходил процесс разложения рабовладельческого строя и складывания раннефеодального общества. Значительного развития достигло ирригационное земледелие и скотоводство. Богатые города Ирана славились своими ремеслами и торговлей35. Иранские изделия из серебра и меди, прекрасное оружие, растительные краски, парфюмерные изделия, ковры, льняные, шерстяные, а с VI в. шелковые ткани, украшенные художественным орнаментом, были известны далеко за пределами страны. Многие из этих изделий вывозились как в страны Средиземноморья, так и в государства Азии, в частности в Китай. Огромную роль в экономике Ирана играла транзитная торговля: далекими караванными путями из стран Средиземноморья в Среднюю Азию, Китай и Индию, через Ирак36 и Иран везли дорогие товары: сирийские и египетские ткани, изделия из стекла и металла, произведения искусных ремесленников. Из сказочной Индии и неведомого Китая караваны возвращались, нагруженные драгоценными камнями, ароматами, пряностями и главное ценнейшим китайским шелком. Китай был поставщиком не только шелковых тканей невиданной красоты, но и шелка-сырца, который в VI в. обрабатывался в шелкоткацких мастерских иранских ремесленников. С VI в. в Иране, правда, стало развиваться и собственное шелководство, но монополия Китая по производству шелка оставалась все же незыблемой. Византия в VI в. была также жизненно заинтересована в транзитной торговле со странами Дальнего Востока, особенно в торговле шелком с Китаем. Поскольку караванные пути в Индию и Китай пролегали по территории Ирана, а выходы к Средиземному и Черному морям находились в руках Византии, неизбежно было постоянное острейшее соперничество между ними из-за обладания этими важнейшими торговыми артериями37.

Немалую роль в столкновениях Византии и Ирана играли также причины политического характера. В VI в. Византия и Иран были самыми крупными политическими силами на Переднем Востоке, и все второстепенные государства, а также различные племена и народы группировались вокруг них, находясь под протекторатом, а то и в прямой зависимости либо от империи василевсов, либо от державы Сасанидов.

Поэтому так часты были столкновения Византии и Ирана не только из-за пограничных споров, особенно в Месопотамии, но и из-за владычества над различными племенами и народами, жившими в непосредственной близости от обеих великих держав. Постоянным источником раздоров между Ираном и Византией являлись арабские племена, кочевавшие на территории между Сирией и низовьями Евфрата, а также государства Закавказья. К тому времени в Закавказье образовались раннефеодальные государства, важнейшим из которых была Армения, с IV в. разделенная на две части – Западную Римскую Армению, находившуюся в орбите византийского влияния, и Персидскую Армению, подчиненную Ирану. Раннефеодальные государства сложились и в Грузии. При этом с IV в., после раздела Армении между Римом и Ираном, Лазика была признана сферой влияния Рима, а Картли и Албания должны были признать суверенитет Ирана. И Византия, и Иран не были довольны этим разделом и мечтали о переменах. Из-за завоевания и подчинения государств Закавказья, особенно стратегически важного Армянского нагорья и Лазики, имевшей важные порты на побережье Черного моря, в VI в. шла постоянная борьба между Византией и Ираном38. Важным козырем в этой борьбе была проводившаяся Византией успешная христианизация народов Закавказья. Христианство, в православной его форме, утвердилось в Армении, Картли и кавказской Албании с IV в., а в Лазике – с VI в. Лишь в одной Атропатене господствовал зороастризм.

Византия сперва выступала защитницей гонимых в Иране христиан, но когда среди христианского населения Ирана возобладало несторианство, а затем монофиситство, она перестала оказывать им покровительство. В пику Константинополю, иранское правительство стало проводить политику веротерпимости по отношению к несторианам и монофиситам.

Угроза нашествия кочевых народов – гуннов-эфталитов – привела к тому, что между 337 и 502 гг. Иран и Византия жили в мире. Но уже при императоре Анастасии и особенно Юстине вновь нависла угроза войны.

Война началась в 527 г. Непосредственным предлогом этой первой войны с Ираном было сооружение византийцами на персидской границе, кроме уже существовавшей крепости Дары, другой крепости – вблизи иранского города Нисибиса (Нисибина). Шахиншах Ирана Кавад (488–531) нарушил мир и напал на Месопотамию. Персам удалось разбить войска Велисария, являвшегося в то время начальником гарнизона в Даре, и воспрепятствовать строительству новой крепости. В 529 г. Велисарий был назначен главнокомандующим византийской армии, собранной для ведения войны с Ираном. Но военные действия велись довольно вяло. В Иране развернулось грандиозное народно-еретическое движение маздакитов, с которым Каваду и его сыну Хосрову пришлось вести упорную борьбу. Маздакитское движение охватило самые широкие круги крестьян и рабов, а также нашло отклик среди городской бедноты. Маздакиты требовали всеобщего равенства, раздела имущества богачей, передачи земли крестьянским общинам39.

Движение достигло огромного размаха и необычайного ожесточения. Кавад вынужден был пойти на уступки и сделать Маздака своим советником. Кроме того, Каваду постоянно угрожали заговоры знати и духовенства. Юстиниан же, задумав завоевание Запада, также тяготился войной на Востоке. Византийского императора заставляло быть уступчивым и народное движение в Палестине. Последовали переговоры о мире с Ираном. Затишье на театре военных действий, наступившее в 529 г., помогло Юстиниану подавить летом этого же года грозное восстание самаритян.

В 530 г. иранский полководец Пероз вторгся в пределы империи, но потерпел поражение от войск Велисария и отступил. Однако реальных плодов эта победа не принесла. Затянувшиеся переговоры о мире с Кавадом были к тому времени прерваны. Внутреннее положение в Иране изменилось. Сын Кавада, Хосров, хитростью заманив вождей маздакитского движения для переговоров в Ктесифон, вероломно перебил их во дворце, во время пира. Началось массовое истребление маздакитов. Земли, отнятые восставшими крестьянами у их господ, возвращались прежним владельцам. Маздакитское движение ушло в подполье. Самаритяне звали персов в Палестину. Кроме того, разжиганию конфликта между Византией и Ираном способствовала обострившаяся борьба между этими великими державами из-за северной группы арабских племен40.

Северные арабы, жившие за пределами Аравийского полуострова, преимущественно кочевники-скотоводы, делились на множество племен, переживавших различные стадии разложения общинно-родового строя. К V в. на границе Палестины и Сирийской пустыни сложилось арабское государство Гассанидов, являвшееся вассалом Византии. На границе же Месопотамии и Сирийской пустыни немного раньше (в IV в.) возникло другое арабское царство, во главе с племенем лахм, известное под названием государства Лахмидов. Лахмидское царство было вассалом Ирана. Арабские шейхи и правители этих государств были непостоянны в своих политических симпатиях, враждовали между собой, интриговали против Византии и Ирана, искали милостей то при дворе византийского императора, то – великого «царя царей», шахиншаха Ирана. Константинополь пытался за высокое вознаграждение использовать арабские племена государства Гассанидов для защиты границ империи от иранской угрозы. Правительство Юстиниана постоянно разжигало ненависть Гассанидов к Ирану и царству Лахмидов41 (его центром был город Хира на Евфрате). Длительное время во главе этого царства стоял столь же смелый, сколь и коварный вождь Мундхир III (505–554), которого византийцы называли Аламундаром. Аламундар пользовался покровительством иранского правительства. Своими опустошительными набегами он многие годы наводил ужас на жителей Сирии, Финикии и Месопотамии. В 528 г. Аламундар убил вождя гассанидских племен Арефу, союзника Византии. Тогда Византия двинула свои войска против Аламундара и разгромила его кочевья. Но на следующий год Аламундар совершил дерзкое нападение на Сирию, дошел до стен самой Антиохии, опустошая все огнем и мечом. Удар по Сирии был чрезвычайно чувствителен для Византии, и она должна была противопоставить Аламундару союзные ей арабские племена.

В 531 г. царем Гассанидского царства сделался при помощи Юстиниана ставленник Византии, также Арефа – сын Габалы (Хариг-ибн-Габала) (531–570). Арефа оставался верным союзником Византии, однако он далеко уступал в смелости и энергии Аламундару. В 531 г. Иран решил не только более энергично вмешаться в дела арабов, воспрепятствовать их союзу с Византией, но и вторгнуться в Сирию по дороге, проторенной Аламундаром. Персидские войска под командованием полководца Азарета действительно вступили в Евфратисию, а затем в Сирию. Велисарий со своим войском двинулся им навстречу из Месопотамии. 19 апреля 531 г. при городе Каллинике в Сирии произошла жестокая битва между персами и византийцами. Велисарий потерпел полное поражение, причинами которого было отсутствие дисциплины в его армии и коварное поведение арабов Арефы, бежавших с поля сражения в самый решительный момент битвы. Несмотря на победу персов цель похода не была достигнута. Из-за больших потерь они возвратились в Иран. Юстиниан отрешил Велисария от должности главнокомандующего войсками Востока, назначив на его место Мунда. Византийское правительство решило привлечь на свою сторону столь опасного врага, как Аламундар, и до известной степени имело успех, временно обезопасив свои владения от его нападений.

Одновременно со столкновениями в Сирии и Месопотамии военные действия между Византией и Ираном велись на других театрах войны – в Армении и Лазике. Юстиниан всячески стремился утвердить свою власть в западной части Армении. При нем происходит подчинение и христианизация племен цанов, живших в горных местностях к северу от Евфрата. В начале 30-х годов персы вели с византийцами войну из-за крепости Мартирополь. Война велась с переменным успехом и закончилась лишь со смертью шаха Кавада. Он умер в сентябре 531 г. Отдельные стычки между византийцами и персами происходили и в Лазике.

Смерть Кавада послужила сигналом к острейшей борьбе за престол. Шахиншах оставил его младшему, любимому и самому талантливому сыну – Хосрову. Часть иранской знати и духовенства составила заговор в пользу старшего брата Хосрова – Зама, но так как он был кривой и в силу установившегося обычая не мог занять престол, то заговорщики решили провозгласить шахом малолетнего сына Зама, а самого Зама сделать его опекуном. Однако заговор был раскрыт и все братья Хосрова от разных жен его отца уничтожены.

Внутренние затруднения, с которыми встретился Хосров I Аношарван («Справедливый») (531–579), заставили его искать примирения с Византией. К этому же стремился и Юстиниан. В сентябре 532 г. мирный договор был подписан, правда, без указания срока его действия – поэтому мир был назван «Вечным». Границы между Ираном и Византией оставались прежними. Империя обязалась, однако, выплатить Ирану 110 тысяч либр золота якобы за оборону Кавказа от нападения кочевников. Юстиниан согласился перенести подальше от персидских границ резиденцию дукса – начальника войск Месопотамии. Иберия оставалась под покровительством Сасанидов, но зато персы уходили из крепостей, захваченных ими в Лазике, и признавали ее сферой влияния Византии.

«Вечный» мир был большим политическим и дипломатическим выигрышем Византии. Тем не менее ее соперничество с Ираном продолжалось. Византийской дипломатии удалось утвердить влияние империи на Кавказе, в Лазике и Армении, в Крыму и даже проникнуть в Аравию и далекую Эфиопию42. Области южных арабов, как и северных, постоянно служили яблоком раздора между Ираном и Византией. Арабы Йемена, страны с развитой земледельческой культурой и торговыми городами, являлись посредником в торговле Египта, Палестины и Сирии с Эфиопией (Абиссинией) и Индией. Йемен был также связующим звеном в торговых сношениях стран Дальнего Востока с побережьем Персидского залива и портом Оболла в устье Тигра и Евфрата. В Византию из Йемена вывозили благовония и лекарственные вещества: ладан, мирру, алоэ, ревень, кассию.

Из Западной Аравии – Хиджаза (с центром – в Мекке) в страны Средиземноморья вывозили кожи, изюм, финики, благовония, золотой песок и серебро. Через эти страны велась и транзитная торговля: из Индии везли пряности, корицу, ароматы, китайский шелк; из Африки – золото, слоновую кость, черных рабов. В свою очередь из Сирии мекканские купцы вывозили ценные византийские ткани, оружие и другие металлические изделия, стеклянную посуду, оливковое масло, зерно.

С VI в. Йемен и Западная Аравия стали объектом ожесточенной дипломатической борьбы Византии и Ирана. В среде местной арабской знати и купечества появились две политические группировки, одна – провизантийской, другая – проиранской ориентации. Столкновения этих группировок принимали иногда форму религиозных распрей: христианские купцы поддерживали Византию, иудейские – Иран.

При Юстиниане Византия подчинила своему влиянию арабские племена, жившие в Стране Пальм, расположенной между Палестиной и «Счастливой» Аравией, а также племена Кинда и Маад, населявшие центральное плато Неджда. В 530 г. Юстиниан вмешался в борьбу племенных вождей Неджда против государства химьяритов, поддержал одного из них, Кайса, которому помог укрепиться у власти, и подчинил империи подвластные ему племена маадитов.

Царство химьяритов, крупное рабовладельческое государство в Йемене, возникшее во II в. н. э. и занимавшее юго-западный угол Аравийского полуострова, славилось своей развитой торговлей и городами. Через его порт Аден велась торговля с Восточной Африкой. Правители Химьяра являлись союзниками Ирана. Значительная часть населения, приверженная к языческому политеизму, иудаизму и несторианству, также поддерживала персов. В V–VI вв. в Химьяр начало проникать византийское влияние, распространялось христианство монофиситского толка. Постоянным соперником в торговле Химьяра со странами Африки было Аксумское царство кушитов. В VI в. оно представляло собой огромное государство, включавшее Эфиопию, часть Нубии и некоторые другие области Восточной Африки. В отличие от Химьяра, в Аксуме рано возобладало византийское влияние, здесь издавна были развиты торговые связи с Византией (через порт Адулис), и греческий язык являлся даже официальным языком дипломатии. В стране прочно укрепилось христианство монофиситского направления. Правители Аксума не раз пытались завоевать и подчинить своей власти государство химьяритов, а Византия искусно разжигала эту вражду. Константинополь не только оказал поддержку провизантийской монофиситской партии в Химьяре, но и всячески поощрял притязания царя Аксума на царство химьяритов. При активном содействии византийской дипломатии Калеб (Элесбоа), царь Аксума в начале 20-х годов VI в. совершил поход в Химьяр, сверг местную династию и посадил на престол своего наместника. Но народное восстание в Химьяре против завоевателей привело к отпадению Химьяра, а затем к новой войне с Аксумом. Калеб жестоко подавил восстание. Аксум, подталкиваемый Византией, выступил и на этот раз защитником христиан Химьяра от гонений язычников.

В 522–531 гг. Юстиниан сделал попытку вовлечь Аксум в борьбу против персов. Вскоре в Химьяре вспыхнуло еще одно восстание против эфиопов, и Химьяритское царство вновь стало независимым. В конечном счете сложная дипломатическая игра Византии в Аравии и Восточной Африке не увенчалась успехом: торговля шелком с Индией и Китаем через остров Тапробану (Цейлон) по-прежнему шла через Персию, хотя влияние Византии в Йемене и Аксуме возросло.

Военные успехи Византии на Западе и активная дипломатическая деятельность Юстиниана в Крыму, на Кавказе, в Аравии и Абиссинии не могли не обеспокоить иранское правительство. Хосров I был достойным соперником Юстиниана и одним из самых выдающихся и наиболее жестоких правителей иранского государства Сасанидов. Он сразу же показал себя сильным государем, твердой рукой правившим огромной страной. Хосров I провел серьезную реорганизацию армии, превратившейся с этого времени в грозную силу. Стремясь постоянно к расширению границ своего государства, он действительно преуспел в этом; при нем границы Ирана простирались до Окса (Аму-Дарьи) – в Средней Азии и Йемена – в Аравии. Раздавив маздакитское движение, шахиншах начал наступление на народные массы. Осуществленная Хосровом I налоговая реформа, вводившая постоянные ставки поземельной подати – хараджа (харага) (независимо от урожая), ухудшила положение народа, зато увеличила доходы казны. После подавления заговора аристократии Хосров I сумел найти пути сближения с феодализировавшейся знатью и зороастрийским духовенством; раздачей богатых синекур он сделал фрондировавших аристократов послушными, а духовенство – сговорчивым. Хосров I, так же как его соперник Юстиниан, развернул широкую строительную деятельность: сооружались роскошные дворцы, храмы и крепости, прокладывались дороги. Шахиншах был образован, имел склонность к наукам, особенно к философии и медицине, покровительствовал литературе и искусству. По его приказу в Гундишапуре (Хузистан) была основана медицинская академия, приобретшая большую известность на всем Востоке. Шахиншах окружил себя греческими философами и юристами – он дал политическое убежище эмигрировавшим из Византии ученым-язычникам.

В VI в. Хосров I был самым опасным и грозным врагом Византии. С беспокойством наблюдая в течение всего мирного периода (532–540 гг.) за успехами Юстиниана на Западе, шахиншах тайно готовился к войне против соперника. Иранское правительство хорошо понимало, что неудержимое стремление василевса ромеев к господству над всей христианской ойкуменой рано или поздно явится угрозой для самой державы Сасанидов.

К 540 г. чрезвычайно обострилось положение в той части Армении, которая находилась под протекторатом империи. Бесконечные усобицы враждующих родов местной знати были искусно использованы византийцами для усиления своего влияния в Армении. Очень скоро ее население почувствовало тяжелую руку византийских чиновников. Вопреки договору, византийцы ввели тяжелый денежный налог, вызвавший всеобщее негодование. Армянская знать обратилась за помощью против Византии к персидскому шаху. Одновременно недовольство против византийцев росло и в Лазике. Лазы также просили иранское правительство избавить их от владычества императора. Все это свидетельствовало об активизации в Армении и Лазике проиранской партии, включавшей в себя знать и часть купечества. Хосров I не замедлил воспользоваться благоприятным моментом, тем более что в это время почти все войска Юстиниана были переброшены на Запад. Ктесифонский двор стал лихорадочно выискивать предлог для разрыва с Константинополем. Такой предлог дали стычки арабских племен Аламундара и Арефы из-за области Страта, близ Пальмиры. Кроме того, Хосров I обвинил Юстиниана в тайных сношениях с племенами гуннов. В 540 г. Хосров I, разорвав «Вечный мир», вторгся в пределы империи. Началась вторая война Юстиниана с Ираном, значительно более тяжелая и опустошительная, чем предшествующая.

Весной 540 г. огромная армия персов во главе с самим шахом вторглась в Сирию. Страна была залита кровью, тысячи жителей уводили в плен и обращали в рабство. Ограбив все на своем пути и взяв огромный выкуп с укрепленных городов, шах Хосров подошел к стенам Антиохии. Посланный для ее защиты византийский полководец Герман бежал, бросив гарнизон и жителей на произвол судьбы. Солдаты византийского гарнизона при первом же штурме обратились в бегство. Персы ворвались в Антиохию. Город был подвергнут страшному разгрому. Хосров разрешил своим воинам обращать в рабство всех оставшихся в живых антиохийцев и грабить их имущество. Разрушив Антиохию, Хосров двинулся к Селевкии, расположенной на берегу Средиземного моря. Однако укрепиться на побережье он не решился, понимая, что Византия не примирится с этим и двинет против него новые войска. Хосров I повернул в Персию, взяв на обратном пути огромный выкуп со многих крупных городов – Апамеи, Халкиды, Эдессы, Константины, Дары и др. Византийские военачальники бездействовали, оставаясь пассивными свидетелями опустошения Сирии персами; не было сделано ни одной попытки остановить победоносное продвижение шаха по стране. Ограбление Сирии и падение Антиохии было тяжким ударом для империи, от которого она долго не могла оправиться.

В следующем, 541 г. военные действия между Ираном и Византией были перенесены в Лазику. Горная страна, покрытая лесами, с узкими проходами в горах – клисурами, которые легко могли защищать небольшие отряды воинов, Лазика представляла для Византии очень удобный заслон от нападений гуннов и аваров с севера, а с юга преграждала Ирану выход к Черному морю. Ирану в свою очередь Лазика могла стать великолепным плацдармом для нападения на Византию с моря. С экономической точки зрения Лазика нужна была обеим державам как район, имевший важное значение в черноморской торговле. Тесные торговые сношения издавна связывали средиземноморский мир с Лазикой. В VI в. из Лазики в Византию вывозили шкуры диких зверей, кожи и рабов, а византийские купцы везли туда хлеб, соль, вино. За христианизацией и династическими браками не замедлило последовать политическое и военное подчинение страны. При Юстиниане византийцы ввели в Лазику свои войска, построили там ряд крепостей, где разместили собственные гарнизоны. Самым важным опорным пунктом византийского господства здесь стала выстроенная по приказу Юстиниана мощная приморская цитадель Петра, расположенная к югу от реки Фасис. Фактическое управление Лазикой сосредоточилось в руках византийских наместников.

В стране стало расти недовольство. Лазы негодовали, что под видом дружеской помощи византийцы фактически оккупировали их территорию. Особенно сильное возмущение вызвало правление византийского наместника Иоанна Тциба. Он установил монополию на торговлю и захватил ее в свои руки, продавал лазам испорченные продукты, ненужные его воинам, и брал за них огромные цены, а ввоз купцами хлеба, соли и вина из Византии запретил. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения.

Лазы отправили послов к персидскому шаху, прося его о помощи. Хосров I стал готовиться к вторжению в Лазику. Он хотел окончательно подчинить себе цветущую Иберию. Вторгшись в 541 г. в Лазику с огромным войском, Хосров I одержал ряд побед и, благодаря немощи местных жителей, овладел крепостью Петрой, после чего были захвачены крепости Севастополь и Титицит. Командиры византийских войск, расквартированных в этих крепостях, подожгли дома, разрушили крепостные стены, а сами бежали морем в Трапезунд. Хосров решил возвратиться в Персию, оставив в Петре сильный гарнизон. Для отвлечения персидских войск с Кавказа правительство Юстиниана послало на территорию самой Персии Велисария. И хотя он одержал лишь незначительную победу, взяв небольшую крепость Сисавран в Месопотамии, цель диверсии была достигнута: Хосров возвратился в свою страну.

В последующие годы война велась с переменным успехом. Неудачи в войне с Тотилой в Италии и тяжелое экономическое положение страны заставили Юстиниана в 545 г. искать мира с Ираном. Было заключено перемирие на пять лет. Эту передышку Юстиниан купил дорогой ценой: он отослал шаху 2 тысячи либр) золота; правда, взамен Хосров отпустил на родину без выкупа три тысячи пленных византийцев.

После 545 г., ко всеобщему облегчению, во взаимоотношениях Византии и Ирана наступил период относительного спокойствия, нарушавшегося лишь постоянными конфликтами арабов Арефы и Аламундара, да тревожными событиями в Лазике и других областях Кавказа. Здесь между великими державами непрестанно шла своеобразная «война во время мира» за переманивание новых сателлитов. Лазы, испытавшие тяжесть персидского правления, в 549 г. вновь отдались под покровительство Византии. Одновременно персы стали строить в Лазике флот с целью нападения на Византию. Они решили убить царя лазов Губаза. Покушение на него послужило сигналом к переходу лазов на сторону империи. Вновь началась нескончаемая борьба за Лазику. Воспользовавшись просьбами лазов о помощи, Юстиниан в 549 г. незамедлительно послал сюда 7-тысячную армию. Центром военных действий вновь сделалась крепость Петра. Бегство византийцев из-под стен Петры не замедлило сказаться на настроениях других кавказских племен, колебавшихся между Ираном и Византией. В 550 г. абхазцы, до этого времени являвшиеся вассалами империи, перешли на сторону Ирана.

В начале 551 г., использовав помощь гуннов-савиров и преимущества византийской военной техники, военачальник Бесса овладел, наконец, Петрой и срыл до основания ее укрепления, чтобы они впредь не могли попасть в руки персов. Но ни та, ни другая сторона не могла добиться решающего перевеса. Кавказские племена склонялись то к Ирану, то вновь переходили к Византии. В 552 г. сателлитом Ирана стала Сванетия, а в 554 г. – племя мисимиан. Царь лазов Губаз твердо держался союза с империй. Однако вероломство и корыстолюбие византийских полководцев едва не погубили положение византийцев в Лазике. Губаз пожаловался Юстиниану на грабежи его командиров, а те из мести предательски убили этого верного союзника империи. Убийство Губаза чуть было не привело к восстанию в Лазике. Все же провизантийская партия знати и купечества была здесь так сильна, что настояла на сохранении союзных отношений с империей, выдвинув, правда, условиями наказание цареубийц и передачу престола брату Губаза – Гуафии. Требования лазов были немедленно выполнены Юстинианом. Но положение византийцев в Лазике было сильно поколеблено, чем не замедлил воспользоваться Иран.

Весной 555 г. 60-тысячная персидская армия наводнила Лазику и завязала с византийцами кровопролитную битву за главный город страны – Фасис, расположенный в низовьях реки того же названия. Персы понесли страшное поражение. Восставшее против империи племя мисимиан было вновь подчинено и жестоко наказано. Хосров решил тогда же прекратить активные военные действия в Лазике. После перемирия, длившегося 6 лет, в 561 г. был, наконец, заключен мир, сроком на 50 лет. Обеим великим державам пришлось пойти на серьезные уступки. Хосров должен был отказаться от Лазики и тем самым – от мечты укрепиться на Черном море. Однако Сванетия и Грузия (Иберия) оставались под властью Ирана. Был признан status quo в Армении, Месопотамии, Сирии. Надежды шаха получить выход к Средиземному морю также потерпели фиаско. Византия же обязывалась выплачивать Ирану ежегодно 300 тысяч номисм, или свыше 400 либр золота. Обе державы принимали обязательства не нападать на страны и народы, находящиеся под верховной властью другой договаривающейся стороны, и не возводить новых укреплений в пограничных районах. Большое внимание в мирном договоре уделялось вопросам регулирования торговли. Устанавливалось, что торговля должна вестись в Нисибисе – на иранской территории и в Даре – на византийской при условии уплаты таможенных пошлин, равных 10% стоимости товаров. Этому предписанию должны были подчиняться не только сами иранские и византийские купцы, но и арабы. По дополнительному договору, византийскому правительству удалось добиться веротерпимости для христиан, живущих в Иране.

Итак, многолетние и крайне изнурительные войны Византии и Ирана завершились прочным миром. Это было огромным облегчением для народов обеих великих держав. Жертвы во многом оказались напрасными. Иран так и остался отрезанным от Средиземного и Черного морей, а Византия не смогла сломить монополии персов в торговле со странами Дальнего Востока. В конечном счете и Византия и Иран вышли из этих войн ослабленными. Народы, подвластные Византии и Ирану, в частности, жители обеих Армении, Лазики, Иберии и других областей Кавказа, а также северные арабские племена так и не освободились от иноземного ига.

В VI в., особенно в правление императора Юстиниана, значительно возросло влияние Византии в Северном Причерноморье. В это время она прочно удерживала в своих руках торговую монополию и военное господство на Черном море. Империя владела Херсоном, Боспором (ныне – Керчь) и Таманским полуостровом. Крым, эта жемчужина Северного Причерноморья, издавна привлекал Византию. Ее прельщали и богатства самого Крыма, и его роль в транзитной торговле с племенами Причерноморья, Приазовья и Северного Кавказа, и те возможности, которые его военно-стратегическое положение дало бы империи в борьбе с огромной варварской периферией. Форпосты византийского влияния на южном берегу Черного моря – Херсон и Боспор – являлись не только заслонами от опасных нападений кочевых народов, но и центрами мирных сношений с гуннами, аланами, готами, славянами. Именно в среде этих варварских племен Византия черпала наемное войско, столь необходимое ей для завоеваний на Западе и нескончаемых войн с Ираном на Востоке. Херсон и Боспор, кроме того, были торговыми факториями империи. Византийские купцы привозили сюда драгоценные товары Востока – пряности, ароматы, жемчуг, роскошные ткани, ювелирные изделия. Археологические раскопки Херсона и других городов Крыма свидетельствуют о ввозе в VI в. в Таврику металлических (особенно из свинца) изделий, сельскохозяйственного инвентаря, стеклянной и керамической посуды, различных тканей43. Возможно, что из Малой Азии в Херсон ввозился и хлеб, в котором нуждалось многочисленное население этого города. Через Херсон и Боспор осуществлялся постоянный обмен с местным земледельческим населением Таврики и гуннами-степняками. В обмен на византийские товары отсюда вывозились меха, кожи, скот и много рабов. Из Херсона везли, кроме того, соль – предмет исконного промысла херсонесцев. Торговля Херсона с Византией шла хорошо известным морским путем – в Малую Азию и Константинополь. В VI в. наблюдалось значительное развитие судоходства на Черном море. Для Херсона, Боспора и Лазики византийским правительством была даже установлена морская повинность, состоявшая в поставке государству судов и их снаряжения. Через Боспор в VI в. налаживались экономические связи империи с оседлым населением и кочевниками Приазовья и Северного Кавказа. В Херсоне было развито рыболовство, виноделие, производство строительной керамики, кирпича, черепицы, обработка камня, дерева, судостроение44.

Для подчинения своему влиянию варварских племен Таврики Византия, как всегда, широко использовала подкуп; племенным вождям жаловались различные привилегии и пышные имперские титулы; немалую роль призвана была сыграть и проповедь христианства. В первые годы правления Юстиниана византийские дипломаты и православные миссионеры сумели привлечь на сторону империи знать гуннских племен Таврики. Обласканный императором хан одного гуннского племени Грод (Горд) признал главенство Византии и был отправлен на Боспор, чтобы «блюсти интересы империи». Он согласился принять в свои владения византийские войска. Однако на Боспоре вспыхнуло восстание. Грод был убит, а византийский отряд полностью уничтожен. Тогда Юстиниан прибег к открытому военному вмешательству в дела Боспора. Восстание гуннов было жестоко подавлено, Боспор окончательно подчинен власти империи. Крепостные укрепления города были заново отстроены. Не остановившись на этом, Юстиниан включил в орбиту византийского влияния и противоположный берег Боспора. Господство Византии на Боспоре продолжалось вплоть до вторжения хазар в конце VII в.

Помня о постоянной опасности со стороны варваров, Юстиниан энергично взялся за строительство укреплений также и в Херсоне. Строительная деятельность византийцев охватила юго-западный нагорный район Таврики – так называемую область Дори с центром в крепости Дорос (Мангуп). Здесь, на месте древних поселений, византийцами были выстроены две крепости: Алустий (ныне – Алушта) и Гурзувиты (ныне – Гурзуф). Археологические раскопки показывают, что к VI в. относится также постройка крепостных стен на плато Эски-Кермен, Мангупа и Сюреньского укрепления, господствовавшего над горным проходом из степей Таврики к Херсону. Византийцы укрепляли стратегически важные пункты горной Таврики, защищавшие проходы к побережью, особенно к Херсону. Постройка крепостей преследовала целью не только охрану от набегов варваров, но и подчинение власти Византии местного населения.

При Юстиниане империя завязала политические и церковные сношения с готами, жившими в Крыму. По договоренности с империей готы поставляли солдат в армию византийского императора и охраняли Херсон от набегов кочевников-гуннов. Готы исповедовали христианство в его арианской форме, но около 548 г. по их просьбе к ним был послан православный епископ из Византии. Хотя в царствование Юстиниана происходила энергичная христианизация местного населения Таврики, но значительная часть его по-прежнему оставалась приверженной к язычеству.

В подвластных империи городах и областях Таврики вводилась византийская налоговая и административная система. Чаще всего в руках командира византийских войск, расквартированных в Херсоне или Боспоре, сосредоточивалось как военное, так и гражданское управление. Большую роль играли таможенные и налоговые чиновники.

Итак, власть Византии в Таврике в VI в. была расширена и укреплена. Казалось, Таврика прочно вошла в круг византийских владений в Северном Причерноморье. Однако так же как в Армении, Лазике, Северной Африке, Италии и Испании, византийцы и здесь не пользовались симпатиями местного населения. Повсюду росло глухое недовольство народных масс налоговым гнетом и произволом военщины, неизменно сопутствовавшими утверждению власти Византии.

 

Примечания к главе 14

 

1 H. Helbling. Goten und Wandalen Zürich, 1954; Ch. Courtois. Les Vandales et l’Afrique. Paris, 1955.

2 L. Schmidt. Geschichte der Wandalen. 2. Aufl. München, 1942.

3 Г. Г. Дилигенский. Аграрные отношения в Вандальском королевстве. – ВВ, XI, 1956, стр. 5–28.

4 L. M. Chassin. Bélisaire généralissime byzantin. (504–565). Paris, 1957.

5 Ch. Courtois. Rapports entre Wisigoths et Vandales. – «Settimane dei Studio del Centro Italiano di Studi sull’ Alto Medio Evo», III, 1956, p. 449–507.

6 CJ, I, 27.

7 Nov. Just., 36; Procop., B. V., II, 14.10.

8 Nov. Just., 37.

9 Nov. Just., App. VI, IX.

10 З. В. Удальцова. Политика византийского правительства в Северной Африке при Юстиниане. – ВВ, VI, 1953, стр. 88–112.

11 Procop., B. V., II, 12.27.

12 З. В. Удальцова. Народные движения в Северной Африке при Юстиниане. – ВВ, V, 1952, стр. 15–48.

13 Procop., B. V., II, 14.12.

14 Procop., B. V., II, 15.4.

15 Nov. Just., App. IX; З. В. Удальцова. Политика византийского правительства в Северной Африке..., стр. 106–110.

16 М. Чураков. Завоевание Северной Африки арабами. – ПС, 3 (66), 1958, стр. 107–126; З. В. Удальцова. Италия и Византия в VI в. М., 1959, стр. 236–256.

17 З. В. Удальцова. Италия и Византия в VI в., стр. 256–275.

18 З. В. Удальцова. Италия и Византия в VI в., стр. 321–339; P. Kampfner. Totila, König der Ostgoten. – «Königl. Gymnasium zu Inowrozlaw», Bd. XIX, 1882, S. 1–14; F. Dahn. Die Könige der Germanen, Bd. III, S. 319 f.

19 З. В. Удальцова. Италия и Византия в VI в., стр. 343–353.

20 Procop., B. G., III, 16.15; 25–26.

20а L. M. Hartmann. Geschichte Italiens im Mittelalter, Bd. I, Leipzig, 1897, 298–343.

21 A. Gaudenzі. La battaglia deglo Appennini fra Totila e Narsete. – «Atti e Memorie di Reale Deputatione di Storia Patria di Romagna», III, 2, 1889; F. Martroye. L’Occident a l’époque byzantine. Goths et Vandales. Paris, 1904, p. 527–546; H. Delbrück. Geschichte der Kriegskunst im Rahmen der politischen Geschichte. Th. 2. Berlin, 1921, S. 374–386.

22 J. Haury. Die letzten Ostgoten. – «Blätter für das bayerischen Gymnasialschulwesen», Bd. 51, 1915, S. 18–20; L. Schmіdt. Die letzten Ostgoten. – APAW, Philos.-hist. Kl. 1943, № 10.

23 Ch. Dіehl. Études sur l’administration byzantine dans l’Exarchat de Ravenne (568–751). Paris, 1888; L. M. Hartmann. Untersuchungen zur Geschichte der byzantinischen Verwaltung in Italien, 540–750. Leipzig, 1889.

24 L. M. Hartmann. Zur Wirtschaftsgeschichte Italiens im frühen Mittelalter. Analekten. Gotha, 1904, S. 1–41; G. Luzzatto. Storia economica d’Italia, Vol. I. Roma, 1949, p. 131–150.

25 З. В. Удальцова. Политика византийского правительства в завоеванной Италии и результаты византийского завоевания. – «Вестник МГУ», № 3, 1958, стр. 21–57; ее же. Италия и Византия в VI в., стр. 439–522; ее же. Рабство и колонат в византийской Италии во второй половине VI–VII в. (преимущественно по данным Равеннских папирусов). – «Византийские очерки». М., 1961, стр. 93–120.

26 B. Rubin. Programm und Wirklichkeit der Wiedervereinigung der Mittelmeerwelt. – «Ostdeutsche Wissenschaft», 7, 1960, S. 23–30.

27 А. Р. Корсунский. К вопросу о византийских завоеваниях в Испании в VI–VII вв. – ВВ, XII, 1957, стр. 31–45; его же. О развитии феодальных отношений в готской Испании V–VII вв. – СВ, X, 1957, стр. 25–57; XV, 1959, стр. 3–30; XIX, 1961, стр. 32–52; 23, 1963, стр. 3–19.

28 P. Goubert. Byzance et l’Espagne wisigothique (554–711). – REB, 2, 1944, p. 5–78; Fr. Görres. Die byzantinischen Besitzungen an den Küsten des spanisch-westgotischen Reiches (554–624). – BZ, 16, 1907, S. 515–538.

29 А. Р. Корсунский. Города Испании в период становления феодальных отношений (V–VII вв.). – «Социально-экономические проблемы истории Испании». М., 1965, стр. 3–63.

30 P. Goubert. L’administration de l’Espagne byzantine. – REB, 3, 1945, p. 127–142.

31 P. Goubert. L’Espagne byzantine. Administration de l’Espagne byzantine. Influences byzantines religieuses et politiques sur l’Espagne wisigothique. – REB, 4, 1946, p. 71–134.

32 А. Р. Корсунский. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. Изд-во МГУ, 1963, стр. 1–184.

33 Н. В. Пигулевская. Византия и Иран на рубеже VI и VII веков. М. – Л., 1946, стр. 84–112, 206–248.

34 Н. В. Пигулевская. Месопотамия на рубеже V–VI вв. н. э. М. – Л., 1940, стр. 32–130.

35 Н. В. Пигулевская. Города Ирана в раннем средневековье. М. – Л., 1956, стр. 109–277.

36 Ю. А. Солодухо. К вопросу о социальной структуре Ирака в III–V вв. н. э. – УЗ ИВ, т. XIV, 1956, стр. 31–90.

37 Н. В. Пигулевская. Византия на путях в Индию. М. – Л., 1951, стр. 184–211.

38 Я. А. Манандян. О торговле и городах Армении в связи с мировой торговлей древних времен (V в. до н. э. – XV в. н. э.). Изд. 2-е. Ереван, 1954, стр. 86–188.

39 Н. В. Пигулевская, А. Ю. Якубовский, И. П. Петрушевский, Л. В. Строева, Я. M. Беленицкий. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л., 1958, стр. 36–75.

40 Н. В. Пигулевская. Арабы у границ Византии и Ирана в IV–VI вв. М. – Л., 1964 (литература: стр. 313–328); Е. А. Беляев. Арабы, ислам и арабский халифат в раннее средневековье. М., 1965, стр. 25–84.

41 Н. В. Пигулевская. Арабы VI в. по сирийским источникам. – «Труды второй сессии Ассоциации арабистов». М. – Л., 1941, стр. 49–70; ее же. Греческие и сирийские источники по истории северных арабских племен IV–VI вв. – КСИНА, XLVII, 1961, стр. 64–70.

42 А. Г. Лундин. Южная Аравия в VI веке. – ПС, 8 (71), 1961; Н. В. Пигулевская. Арабы у границ Византии и Ирана в IV–VI вв. М. – Л., 1964.

43 А. Л. Якобсон. Раннесредневековый Херсонес. – МИА, № 63, 1959, стр. 21–35, 250–260, 266–306.

44 Литературу о Крыме см. З. В. Удальцова, Г. Г. Литаврин. Советское византиноведение в 1955–1960 гг. – ВВ, XXII, 1963, стр. 33.

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 298–336, 503–505.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 16.12 2015

Глава 15. ВТОРЖЕНИЯ СЛАВЯН И ИХ РАССЕЛЕНИЕ НА ТЕРРИТОРИИ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ [фрагмент]

 

С начала VI столетия на северной границе Византийской империи, по нижнему и среднему Дунаю, начинаются вторжения славянских племен.

Дунайская граница всегда была особенно неспокойным рубежом империи. Многочисленные варварские племена, занимавшие земли к северу от Дуная и причерноморские степи, являлись постоянной угрозой для Византии. Однако разрушительные волны варварских нашествий, прокатывавшиеся по империи в IV–V вв., не задерживались длительное время в ее пределах или растекались настолько, что вскоре бесследно исчезали. Ни причерноморские готы – пришельцы из далекой Прибалтики, ни кочевники азиатских степей – гунны не смогли удержаться долго на территории Византии и, тем более, оказать заметное воздействие на ход ее внутреннего социально-экономического развития.

Нашествия задунайских варваров приобретают иной характер, когда основной и решающей силой в них становятся славянские племена. Бурные события, разыгравшиеся на дунайской границе в первой половине VI столетия, ознаменовали начало длительной эпохи внедрения славян в Византийскую империю.

Массовые вторжения и заселение ряда византийских районов и областей были закономерным этапом всей предшествующей истории славянства.

К VI в. славяне в результате постепенного расселения их с земель, которые они занимали в I–II вв. н. э. к востоку от Вислы (между Балтийским морем и северными отрогами Карпатских гор), стали непосредственными соседями Византии, прочно осев на левобережье Дуная. Современники довольно четко указывают места поселений склавинов и антов – родственных славянских племен, говоривших на одном языке и имевших одни и те же обычаи1. По свидетельству Прокопия, они занимали большую часть земель по левому берегу Дуная. Территория, заселенная склавинами, простиралась на севере до Вислы, на востоке – до Днестра и на западе – до среднего течения Савы2. Анты жили в ближайшем соседстве со склавинами, составляя восточную ветвь славянских племен, расселившихся на северных рубежах Византийской империи. Особенно густо, по-видимому, антами были заселены земли в Северном Причерноморье – к востоку от Днестра и в Поднепровье3.

Расселение славян с первоначальных мест своего обитания и их вторжения в пределы Византии были обусловлены как внешними факторами – передвижением различных этнических масс в эпоху «великого переселения народов», так и, главным образом, развитием общественно-экономической жизни славянских племен.

Переход славян, благодаря появлению у них новых земледельческих орудий, к пашенному земледелию позволил производить обработку земли отдельными семьями. И хотя пахотные земли оставались к середине I тысячелетия, по-видимому, в собственности общины, возникновение индивидуального крестьянского хозяйства, предоставлявшего возможность использовать продукт труда для личного обогащения, а также постоянный рост населения вызывали потребность в расширении удобных для возделывания земель. Социально-политический строй славян в свою очередь изменялся. По свидетельству Прокопия, склавины и анты не управляются одним человеком, но с древних времен живут в народоправстве, и поэтому соплеменники и счастье и несчастье делят сообща4. Впрочем, показания того же Прокопия и других византийских писателей VI в. позволяют увидеть, что у славян имелась племенная знать и существовало примитивное рабовладение5.

Экономическая и социальная эволюция приводит к образованию у славян военной демократии – той формы политической организации, при которой именно война открывает перед племенной знатью наибольшие возможности для обогащения и укрепления своей власти. Славяне (как отдельные лица, так и целые отряды) начинают охотно вступать в наемные войска6. Однако служба в иноземном войске могла удовлетворять их возраставшие потребности лишь частично; стремление к овладению новыми, уже культивируемыми плодородными землями, жажда добычи толкали славянские племена в Византийскую империю.

В союзе с другими народами Дунайско-Причерноморского бассейна – карпами, костобоками, роксоланами, сарматами, гепидами, готами, гуннами – славяне, по всей вероятности, участвовали в набегах на Балканский полуостров и раньше, еще во II–V вв. Византийские хронисты нередко путались в определении этнической принадлежности многочисленных варваров, нападавших на империю. Возможно, именно славяне были теми «гетскими всадниками», которые, по свидетельству комита Марцеллина, опустошили в 517 г. Македонию и Фессалию, дойдя до Фермопил7.

Под своим собственным именем славяне как враги империи впервые упоминаются Прокопием Кесарийским. Он сообщает, что вскоре после вступления на престол императора Юстина «анты..., перейдя Истр, с большим войском вторглись в ромейскую землю»8. Против них был выслано византийское войско во главе с видным военачальником Германом, которое нанесло антам сильное поражение. Это приостановило, видимо, на некоторое время их набеги на территорию империи. Во всяком случае, за все последующее время царствования Юстина источники не отмечают больше ни одного вторжения антов и склавинов.

Картина резко меняется при Юстиниане. Характеризуя положение имперских дел (за период от вступления Юстиниана на престол и до середины VI в.), Прокопий с горечью пишет, что «гунны (гунно-булгары. – Ред.), склавины и анты почти ежегодно совершают набеги на Иллирик и всю Фракию, т. е. на все области от Ионийского залива (Адриатического моря. – Ред.) вплоть до предместий Константинополя, в том числе и Элладу и область Херсонеса [Фракийского]...»9. Другой современник происходивших при Юстиниане событий – Иордан – также говорит о «ежедневном упорном натиске со стороны булгар, антов и склавинов»10.

На этом первом этапе наступления славян их вторжения, следовавшие одно за другим и сопровождавшиеся страшными опустошениями византийских земель, были при всем том лишь кратковременными набегами, после которых славяне, захватив добычу, возвращались в свои земли на левый берег Дуная. Граница по Дунаю еще остается рубежом, разделяющим византийские и славянские владения; к ее охране и укреплению империя принимает срочные меры.

В 530 г. Юстиниан назначает стратигом Фракии смелого и энергичного Хильвудия – судя по имени, славянина. Поручив ему оборону северной границы империи, Юстиниан рассчитывал, по-видимому, что Хильвудий, далеко продвинувшийся на византийской военной службе и хорошо знакомый с военной тактикой славян, будет более успешно вести борьбу против них. Хильвудий действительно оправдал на некоторое время надежды Юстиниана. Он неоднократно организовывал вылазки на левый берег Дуная, «избивая и забирая в рабство живших там варваров»11.

Но уже через три года после того, как в одной из схваток со славянами Хильвудий был убит, Дунай «стал доступен для переходов варваров по их желанию и римские владения совершенно открыты для их вторжения»12.

Юстиниан отдавал себе ясный отчет в том, какая опасность грозила империи. Он прямо заявлял, что «для того, чтобы остановить движение варваров, нужно сопротивление, и притом серьезное»13. В первые же годы его царствования были начаты грандиозные по своему размаху работы по укреплению дунайской границы. Вдоль всего берега реки – от Сингидуна до Черного моря – велось строительство новых и восстановление старых крепостей; оборонительная система состояла из нескольких линий укреплений, доходивших до Длинных стен. Прокопий называет несколько сотен укрепленных пунктов, воздвигнутых в Дакии, Эпире, Фессалии и Македонии.

Однако все эти сооружения, растянувшиеся на многие десятки километров, не смогли воспрепятствовать славянским вторжениям. Империя, ведя тяжелые и кровопролитные войны в Северной Африке, Италии, Испании, вынужденная держать свои войска на огромном пространстве от Евфрата до Гибралтара, была не в состоянии укомплектовать крепости необходимыми гарнизонами. Рассказывая о славянском набеге в Иллирик (548 г.), Прокопий сетует, что «даже многие укрепления, бывшие тут и в прежнее время казавшиеся сильными, славяне сумели взять, так как их никто не защищал...»14.

Широкое наступление славян на византийские земли в значительной мере было ослаблено из-за отсутствия единства между склавинами и антами. В 540 г. в результате возникшего у этих двух крупнейших славянских племен конфликта между ними началась война, и совместные нападения на империю прекратились. Склавины вступают в союз с гунно-булгарами и в 540–542 гг., когда в Византии свирепствовала чума, трижды вторгаются в ее пределы. Они доходят до Константинополя и прорываются через внешнюю стену, вызвав в столице страшную панику. «Ничего подобного не было ни видано, ни слыхано с основания города», – пишет очевидец этого события Иоанн Эфесский15. Однако, разграбив константинопольские предместья, варвары ушли с захваченной добычей и пленными. Во время одного из этих нападений они проникли до Херсонеса Фракийского и даже переправились через Геллеспонт в Авидос. Примерно тогда же (где-то между 540 и 545 гг.) анты вторглись во Фракию.

Распрями антов и склавинов, повлекшими разобщенность их действий, не замедлил воспользоваться Юстиниан. В 545 г. к антам были отправлены послы. Они объявили о согласии Юстиниана пожаловать антам крепость Туррис, расположенную на левом берегу нижнего Дуная, и окружавшие ее земли (скорее всего, санкционировать их поселение в этой «искони принадлежавшей римлянам» области), а также выплачивать им крупные суммы денег, потребовав взамен впредь соблюдать мир с империей и противодействовать набегам гунно-булгар.

Переговоры закончились, по всей вероятности, успешно. С этого времени источники ни разу не упоминают о выступлениях антов против Византии. Больше того, в документах, содержащих полный титул Юстиниана, последний еще с 533 г. именуется Ἀντικός; спустя более чем полвека, в 602 г., анты также находились в союзнических отношениях с Византией16.

Отныне, лишившись своего ближайшего и естественного союзника, наступление на земли Византийской империи ведут склавины – как одни, так и совместно с гунно-булгарами.

Натиск склавинов на империю заметно возрастает в конце 40-х и особенно в 50-е годы VI в. В 548 г. их многочисленные отряды, перейдя Дунай, прошли по всему Иллирику вплоть до Эпидамна. Представление о масштабах этого вторжения можно составить на основании известия Прокопия (пусть даже несколько преувеличивающего численность имперских сил), будто за славянами следовало 15-тысячное византийское войско, но «подойти к неприятелю близко нигде не решалось»17.

С середины VI в. наступление славян на Византию вступает в новый, качественно отличный от предшествующих вторжений, этап. В 550–551 гг. разыгрывается настоящая славяно-византийская война. Славянские отряды, действуя по заранее намеченному плану, ведут открытые сражения с византийским войском и даже добиваются победы; они осадой берут византийские крепости; часть из вторгшихся на территорию империи славян остается на зиму в ее землях, получая из-за Дуная свежие подкрепления и готовясь к новым походам.

Война 550–551 гг. началась с вторжения славян в Иллирик и Фракию (весна 550 г.). Три тысячи славян перешли Дунай и, не встретив сопротивления, переправились также через Марицу. Затем они разделились на две части (в 1800 и 1200 человек). Хотя эти отряды намного уступали по своей силе высланному против них византийскому войску, благодаря внезапному нападению им удалось нанести ему поражение. Одержав победу, один из славянских отрядов вступил затем в битву с византийским полководцем Асвадом. Несмотря на то, что под его началом находились «многочисленные превосходные всадники..., и их без большого труда славяне обратили в бегство»18. Взяв осадой ряд византийских крепостей, они захватывают также приморский город Топир, охранявшийся византийским военным гарнизоном. «Прежде же, – отмечает Прокопий, – славяне никогда не дерзали подходить к стенам или спускаться на равнину (для открытого боя)...»19.

Летом 550 г. славяне огромной лавиной снова переходят Дунай и вторгаются в Византию. На этот раз они появляются у города Наисса (Ниша). Как показали позднее славянские пленники, главной целью похода был захват одного из крупнейших городов империи, к тому же прекрасно укрепленного, – Фессалоники. Юстиниан вынужден был дать приказ своему полководцу Герману, готовившему в Сардике (Сердике) войско для похода в Италию против Тотилы, немедленно оставить все дела и выступить на славян. Однако последние, узнав, что против них направляется Герман, который еще в царствование Юстина нанес сильное поражение антам, и предполагая, что его войско представляет значительную силу, решили избежать столкновения. Пройдя Иллирик, они проникли в Далмацию. К ним присоединялись все новые и новые соплеменники, беспрепятственно переходившие Дунай20.

Перезимовав на территории Византии, «как бы в своей собственной земле, не боясь неприятеля»21, славяне весной 551 г. снова хлынули и во Фракию и Иллирик. Они разгромили в ожесточенном бою византийское войско и прошли вплоть до Длинных стен. Однако благодаря неожиданному нападению византийцам удалось захватить часть славян в плен, а остальных принудить к отступлению.

Осенью 551 г. последовало новое вторжение в Иллирик. Предводители войска, высланного Юстинианом, как и в 548 г., не решились вступить в бой со славянами. Пробыв в пределах империи долгое время», те с богатой добычей переправились обратно через Дунай.

Последней акцией славян против империи при Юстиниане было нападение на Константинополь в 559 г., произведенное в союзе с гуннами-кутригурами22.

К концу царствования Юстиниана Византия оказалась беспомощной перед славянскими вторжениями; встревоженный император не знал, «каким образом он сможет в дальнейшем отражать их»23. Вновь предпринятое Юстинианом строительство крепостей на Балканах имело своей целью уже не только отпор славянским вторжениям из-за Дуная, но и противодействие славянам, которые успели закрепиться на византийских землях, используя их как плацдарм для дальнейшего продвижения в глубь империи: укрепления Филиппополя и Плотинополя во Фракии были сооружены, по свидетельству Прокопия, против варваров, живших в районах этих городов; с этой же целью были восстановлены крепость Адина в Мезии, вокруг которой укрывались «варвары-славяне», совершавшие набеги на соседние земли, а также крепость Ульмитон, совершенно разрушенная было славянами, поселившимися в ее окрестностях24.

Истощенная войнами империя не имела средств для организации активного сопротивления все более и более усиливавшемуся славянскому натиску. В последние годы царствования Юстиниана византийская армия, по свидетельству его преемника Юстина II, оказалась «до такой степени расстроенной, что государство было предоставлено беспрерывным нашествиям и набегам варваров»25.

Местное население империи, особенно пестрое в этническом отношении в северных балканских провинциях, также было плохим защитником своей земли. Хозяйственная жизнь придунайских областей, на протяжении нескольких веков многократно подвергавшихся варварским вторжениям, в ряде районов заметно заглохла, и сами эти районы обезлюдели26. В царствование Юстиниана положение еще более осложнилось из-за возросшего налогового гнета. «...Несмотря на то, что... вся Европа была разграблена гуннами, склавинами и антами, что из городов одни были разрушены до основания, другие дочиста обобраны вследствие денежных контрибуций, несмотря на то, что варвары увели с собою в плен всех людей со всем их достоянием, что вследствие чуть ли не ежедневных их набегов все области стали безлюдными и необрабатываемыми, – несмотря на все это, Юстиниан, тем не менее, не снял ни с кого налогов...», – с возмущением констатирует Прокопий в «Тайной истории»27. Тяжесть налогов вынуждала жителей или вообще покидать пределы империи, или переходить к варварам, которые еще не знали развитых форм классового угнетения и общественный строй которых в силу этого нес облегчение эксплуатируемым массам Византийского государства. Позднее, поселяясь на территории империи, варвары смягчали бремя платежей, лежавшее на местном населении. Так, по сообщению Иоанна Эфесского, в 584 г. авары и паннонские славяне, обращаясь к жителям Мезии, говорили: «Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину (податей или, скорее всего, урожая. – Ред.)»28.

Успеху славянских вторжений способствовала также борьба народных масс против непомерного гнета Византийского государства. Первым набегам славян на Византию предшествовало и, очевидно, способствовало вспыхнувшее в 512 г. в Константинополе восстание, которое в 513–515 гг. распространилось на северные Балканские провинции и в котором, наряду с местным населением, принимали участие варвары-федераты29–30. В царствование Юстиниана и при его преемниках благоприятная обстановка для славянских вторжений была в Паннонии и особенно во Фракии, где широко развернулось движение скамаров31.

Нараставшее год от года наступление славян на Византию было, однако, с начала 60-х годов VI в. временно приостановлено появлением на Дунае тюркской орды аваров. Византийская дипломатия, широко практиковавшая политику подкупов и натравливания одних племен на другие, не преминула использовать новых пришельцев для противодействия славянам. В результате переговоров между посольством аварского хакана Баяна и Юстинианом, происходивших в 558 г., было достигнуто соглашение, по которому авары обязывались, на условии получения ежегодной дани от Византии, охранять ее дунайскую границу от вторжений варваров. Авары разбили гуннов-утигуров и гуннов-кутригуров, из-за происков Юстиниана враждовавших между собой, а затем стали нападать на славян. В первую очередь набегам аваров, продвигавшихся из закаспийских степей по Черноморскому побережью к нижнему Дунаю, подверглись земли антов. «Владетели антские приведены были в бедственное положение. Авары грабили и опустошали их землю», – сообщает Менандр Протиктор32. Чтобы выкупить захваченных аварами соплеменников, анты отправили к ним в 560 г. посольство во главе с Мезамиром. Мезамир держал себя в ставке аваров весьма независимо и с большой дерзостью. По совету одного кутригура, убеждавшего аваров избавиться от этого влиятельного среди антов человека, Мезамир был убит. «С тех пор, – заканчивает свой рассказ Менандр, – авары стали чаще больше разорять землю антов, не переставали грабить ее и порабощать жителей»33.

 

Примечания к главе 15 [фрагмент]

 

1 Procop., В. G., III, 14. Ср. Strateg., XI, 5. Наряду с обычным у византийских писателей этого времени наименованием славян антами и склавинами, Иордан называет их также венедами, поясняя, что «хотя их (венедов. – Ред.) наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавинами и антами» (Iord., Get., § 34; ср. § 119). В этой замене древнего, собирательного для всех славянских племен названия новыми отразился, несомненно, процесс расселения славян к Дунаю, где их южные ветви стали известны под именем склавинов и антов. Со временем склавины, составившие основу южного славянства, передали свое название всем остальным славянским племенам. Об этнонимах «склавины» и «славины» см.: F. Dölger. Ein Fall slavischer Einsiedlung im Hinterland von Thessalonike im 10. Jahrhundert. – SBAW, Phil.-hist. Kl., 1952, H. 1, S. 19, 23 u. a.; И. А. Голубцов. О термине «склавины». – Сб. статей к 70-летию ак. М. Н. Тихомирова, стр. 47–48.

2 По вопросу о западной границе распространения склавинов, в связи с различной трактовкой местонахождения Мурсианского озера и города Новиетуна, указываемых Иорданом в качестве крайнего западного предела земель склавинов (Iord., Get., § 35), учеными высказывались различные мнения. См. Е. Ч. Скржинская. О склавенах и антах, о Мурсианском озере и городе Новиетуне. – ВВ, XII, 1957, стр. 3 сл.

3 Iord., Get., § 35. Ср. Procop., В. G., IV, 4. Обстоятельный критический комментарий к показаниям этих источников в последнее время дан Е. Ч. Скржинской (Иордан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1960, стр. 218–220).

4 Procop., В. G., III, 14. Ср. Ρs.-Сaes., 110; Strateg., XI, 5.

5 Procop., В. G., III, 29, 38; IV, 25 и т. д. После определенного срока раб мог вернуться за известный выкуп на родину или остаться у славян на правах свободного человека (Stratég., XI, 5).

6 Известно, например (Procop., В. G., I, 27), что в 537 г. конные отряды склавинов и антов успешно использовались Велисарием во время осады Рима Витигисом. См. также Procop., В. G.,II, 26; III, 22; Agath., Hist., III, 6, 7, 21; IV, 20 и т. д.

7 Marcell. Comit., ad a. 517. Во всяком случае, славяне, по-видимому, принимали в этом походе участие: византийский историк VII в. Феофилакт Симокатта прямо указывает, что славян в более древнее время именовали гетами, ошибочно присваивая славянам это название древних фракийцев, живших по левобережью Дуная, заселенному к этому времени славянскими племенами (Theoph. Simocat., VII, 2, 5; III, 4, 7).

8 Procop., В. G., III, 40. Прокопий называет здесь именно Юстина, а не Юстиниана; ошибка вкралась в текст после неоправданного исправления этого места первым издателем сочинения Прокопия. См. L. Nіederle. Slovanské starožitnosti, II, 1. Prag, 1906, str. 191–193.

9 Procop., H. a., XVIII, 20.

10 Iord., Rom., § 338; ср. также Iord., Get., § 119.

11 Procop., B. G., III, 14.

12 Ibidem.

13 Nov. Just., 26, 1; ср. Procop., De aedif., IV, 1.

14 Procop., В. G., III, 29. Ср. idem. De aedif., IV, 1; IV, 8, где Прокопий в угоду прославляемому им в этом труде Юстиниану утверждает, что в отстроенных укреплениях император поставил «огромное количество военных гарнизонов».

15 Ρs.-Dionys. (Ioan. Ephes.), t. II. Paris, 1933, p. 90. Ср. Mich. Syr. (Ioan. Ephes.), IX, 33.

16 См. ниже, стр. 347.

17 Procop., В. G., III, 29.

18 Ibid., III, 38.

19 Ibidem.

20 Славянское нашествие летом 550 г. было настолько грозным, что, как пишет Прокопий (Procop., В. G., III, 40), «многие подозревали, что Тотила, подкупив варваров крупными денежными суммами, направил их на римлян с тем, чтобы императору невозможно было хорошо организовать войну против готов, будучи связанным борьбой с этими варварами».

21 Procop., В. G., III, 40.

22 О нападении на Константинополь в 559 г. обстоятельно рассказывает Агафий (Agath., Hist., V, 12–15), который, однако, не упоминает об участии в нем славян. Но совершенно независимые друг от друга свидетельства Малалы (Ioan. Malal., р. 490) и Феофана (Theoph., p. 233–234) не оставляют сомнения, что славяне участвовали в этом нападении.

23 Procop., В. G., IV, 25.

24 Procop., De aedif., IV, 14, II; IV, 7, 13; IV, 7, 17.

25 Nov. Just., 148, praef. Показательно, что даже для защиты Константинополя от гуннов-кутригуров и славян в 559 г. Велисарий смог собрать войско, в котором находилось всего лишь около 300 опытных воинов; остальная его часть была укомплектована из горожан и укрывавшихся в столице от врага крестьян.

26 В начале VI в. в Северном Иллирике имелись вовсе «необработанные и лишенные каких-либо земледельцев» местности (Iord., Get., § 301). Вождь гуннов-кутригуров Заберган, перейдя в 559 г. Дунай в районе Мезии, также «нашел тамошние местности лишенными обитателей» (Agath., Hist., V, 12).

27 Procop., H. a., XXIII, 6.

28 Mich. Syr. (Ioan. Ephes.), X, 21.

29–30 См. выше, стр. 315.

31 См. выше, стр. 296.

32 Menandr., fr. 6.

33 Ibidem.

 

История Византии: В 3 тт. Т. 1. Ред. кол.: С.Д. Сказкин (отв. ред.), В.Н. Лазарев, Н.В. Пигулевская и др. М., 1967. С. 337–343, 505–506.

Ответить