←  Философия/религия

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Проблема истории как науки

Фотография redpower redpower 30.03 2011

Всем привет. Мой первый пост.
Итак, всю жизнь очень интересуюсь историей.
Еду одного хорошего дня в маршрутке и размышляю. И дорозмышлялся вот до чего.
Исторические знания с течением времени постоянно накапливаются. Тоесть, у историков античности обьем исторического материала был гораздо меньшим чем у историков современности. Я думаю это понятно.


В наше время нам приходится изучать и обрабатывать намного больше материала чем историкам древности. Ведь время прошло, история так сказать "дописалась" еще. Это первое.

Чем новее изучаемая веха истории, тем более она детализированая. Тоесть о истории средневековья нам известно больше чем о истории античности, и так далее. Это второе.

Сейчас современная история записывается и детализируется абсолютно. Это третье.

Каждому новому поколению приходится обрабатывать и выучивать больше материала, чем предыдущему . Это четвретое.

Не говорит это о возможном тупике в развитии истории? Когда информации, причем детальной, станет настолько много, что уже не возможно будет обучать новые поколения историков, ведь на это попросту не будет хватать времени?

И история останется только как статические данные, в терабайтах копьютерных данных?
Ответить

Фотография paol paol 30.03 2011

Подобные тенденции имеются во всех отраслях науки - но физика не перестает быть физикой, а математика - математикой - так что думаю, исторической науке ничто не угрожает - кроме, возможно, нарастающей специализации историков по различным ее разделам
Ответить

Фотография posluh posluh 30.03 2011

Не говорит это о возможном тупике в развитии истории? Когда информации, причем детальной, станет настолько много, что уже не возможно будет обучать новые поколения историков, ведь на это попросту не будет хватать времени?

И история останется только как статические данные, в терабайтах копьютерных данных?

Да главная проблема истории на данный момент - именно: 1) нехватка информации, 2) нехватка правдивой (объективной) информации. Ну будет усугублятся специализация среди профиссиональных историков, так она и сейчас есть. Глупо задавать вопрос спецу по Древнему Египту вопрос по американо-мексиканской войне. Заботитесь о будущем? Ну что ж, лет через 200 будут изучать наше время по мифам которые сейчас фиксируются в печати, которые нам кажется чушью и ложью. Так это нормально, начало XIX века - сплошные мифы. Утрирую конечно :)
Ответить

Фотография Alisa Alisa 30.03 2011

Не думаю, что у историков античности было меньше забот, чем сегодня. Во-первых, сейчас у историков имеются возможности проверять те или иные исторические факты (с помощью археологии), у античных историков такой возможности не было. У них была груда информации из которой кропотливым трудом им нужно было выделить частички реальных событий. Да и по поводу самого объема, тоже спорный вопрос. Неужели 3-х тысячелетняя история Египта, которую поручили записать Манефону, это маленький объем?
Ответить

Фотография Ярослав Стебко Ярослав Стебко 30.03 2011

Да конечно никакого тупика не будет, из науки выделяться новые научные дисциплины, будет пересмотрен весь ход истории и созданы новые приоритеты.
Кроме того, история как наука ещё довольно молода, потому как историки древности не историки как таковые, а переносчики информации, даже когда пытаются провести анализ, как Фукидид.
Гораздо большую тревогу вызывают псевдонаучные концепции вроде солониных-резунов и фоменок с носовскими. В историю может влезть всякий, в отличии от той же физики и математике.
Ответить

Фотография Демон Демон 30.03 2011

Гораздо большую тревогу вызывают псевдонаучные концепции вроде солониных-резунов и фоменок с носовскими. В историю может влезть всякий, в отличии от той же физики и математике.

Не читают источники на языке оригинала и не проводят анализ оригиналов, а лезут со своим ошибочным мнением.

Кроме того, история как наука ещё довольно молода, потому как историки древности не историки как таковые, а переносчики информации, даже когда пытаются провести анализ, как Фукидид.

Историческая наука в России стала развиваться только с 18 века. А методология появилась лишь в 20 веке.
Ответить

Фотография redpower redpower 31.03 2011

"Подобные тенденции имеются во всех отраслях науки - но физика не перестает быть физикой, а математика - математикой - так что думаю, исторической науке ничто не угрожает - кроме, возможно, нарастающей специализации историков по различным ее разделам"


Ну понятно. Только физика развивается совсем не так быстро как пишется история. Пока делается несколько физмат открытий зачастую проходит целая эпоха уже. Так что когда физика будет медленно но постепенно набиратся нового, история все равно будет неумолимо "дописыватся"

Ну, насколько я понял основная позиция - это выделение в исторической науке тематических разделов в будущем?
Ответить

Фотография Демон Демон 31.03 2011

Ну, насколько я понял основная позиция - это выделение в исторической науке тематических разделов в будущем?

Не только. Если о Российской исторической науке. Еще много имеется письменных источников, которые не имеют переводов на русский язык. И только в наше время начинают переводить. А с этим и изучение источников будет в дальнейшем. В начале 21 века была переведена Хроника Титмара Мерзебургского, Хроника конфликта, Листы польского короля Ягеллы и др., были попытки перевести хронику Длугоша, еще не переведены хроники Бельских, Меховского (сугубо по польской истории), Кромера, Стрыйковского и др.

Еще много работы, еще много интересного предстоит. Не нужно ставить крест на истории. :)
Ответить

Фотография redpower redpower 31.03 2011

немного успокоили даже :rolleyes:
Ответить

Фотография K-49 K-49 13.04 2015

Николай Усков: 
Невзорову: о чести девушки
 
rubric_issue_event_785889.jpg Иллюстрация: Corbis/East News
+T -

Недавно Александр Невзоров открыл публичную полемику по поводу музы истории Клио. По выражению Александра Глебовича, не первое уже тысячелетие мраморный подол этой особы задирают все кому не лень с известной и, увы, весьма примитивной целью. Кажется, девушка обслужила такое количество самых гнусных монстров, что репутация ее безвозвратно погибла. Но значит ли это, что Клио сама виновата в похабных желаниях, которые возникали у оприходовавших ее товарищей?

Истории как науки не существует, утверждает Невзоров, поскольку история лишена главного критерия научного знания, а именно проверяемости опытом. Смысла в ее изучении не больше, чем в чтении беллетристики. Действительно ценная память человечества отжата в естественно-научных дисциплинах. Остальное — количество пуговиц на мундире Бонапарта или форма его ботфорт — это, конечно, мило, но не имеет никакого значения для развития вида homo sapiens.    

Невзоров говорит: «Хотел бы я посмотреть на трилобита, которому для того, чтобы развиться, нужно было бы постоянно вспоминать какого-нибудь аномалокариса или какую-нибудь еще более раннюю кембрийскую органическую живность. Это совершенно необязательно».

По мысли нашего уважаемого автора, единственный практический смысл истории, то, для чего она собственно издревле существует, — это обслуживание интересов власти:

«Что скрепляет нацию лучше всего? Лучше всего нацию скрепляет злоба. Где ее брать? Одно время думали, что хорошим станком для производства злобы будет религия и церковь. Но, во-первых, религию и церковь накладно содержать, они все время клянчат недвижимость, их нужно обвешивать бижутерией, они скандалят, а злобы, такой объединяющей матерой злобы, нет. И поэтому есть исторические недра, из которых злобу можно качать, как нефть».

Александр Глебович, действительно, поднял очень важный вопрос: зачем на самом деле существует история, в чем практический смысл знаний о прошлом для тех людей, которые не оказались на вершине власти, а потому не способны извлечь выгоду из оболванивания миллионов всевозможными историческими мифами. 

С простецами более-менее все понятно, объясняет Невзоров. Им история нужна для того, чтобы чувствовать себя сильнее: они, эти неудачники, через исторический миф ощущают себя частью великой стаи — непобедимого народа, который всех лучше, сильнее и народнее. Смотрясь в зеркало истории, наш неудачник преображается в прекрасного витязя на белом коне, содрогается в оргазме упоительного самообмана и так, незаметно, становится послушной биомассой, из которой власть потом добывает «лагерную пыль», «пушечное мясо» или свой рейтинг.

Удел простецов, увы, быть топливом для лимузина, в котором комфортно развалились совсем другие люди. Но нам-то с вами зачем история, нам, которые не неудачники, которым есть чем гордиться, кроме подвига пращура, огревшего дубиной чужого пращура, из соседнего племени? Мы не хотим быть биомассой и даже, по-видимому, ею не являемся.

Тем более что пассажиры лимузина — давно не такие людоеды, как их предшественники, и милостиво разрешают жалким 15-20% сдохнуть не в топке лимузина, а естественной смертью на даче в Жуковке или даже в тосканском поместье. Нам, критически мыслящим индивидам, история не нужна, утверждает Невзоров. Для комфортной жизни в Жуковке, да хоть в Сызрани, достаточно очищенного от вранья и избыточной лирики опыта человечества, собранного естественно-научными дисциплинами. Вот та история, которой довольно Невзорову. Остальное предоставьте простецам — для самоутешения и самовозвеличивания, а господам из лимузина — для одурачивания этих простецов.    

Так нужна ли история оставшимся 15–20 процентам? Ответ очень простой. Во-первых, история — это интересно. Ее отцом считают Геродота, который написал первую «Историю» в V веке до н. э. Он не тщился открыть какие-либо законы исторического развития, выработать научный аппарат этой дисциплины, он просто рассказывал занимательные и поучительные байки из прошлого. В конце концов этимологически греческое слово «история» связано с важнейшим свойством человека — его любопытством и происходит от глагола «узнавать», «расспрашивать», «исследовать», «изучать». Тяга к познанию естественна и непреходяща и, кстати, свойственна тем самым пятнадцати-двадцати процентам. Согласно статистике, около 20% населения Земли (и только!) заходят на вторую страницу в поисковике Google. 80% довольствуются первой.

Черт его знает почему, но мне интересно, что Екатерина Великая любила вареную говядину с подливой из клюквы и соленые огурцы, а своего фаворита, графа Григория Орлова, называла Гришефишенькой. Какую практическую пользу несут эти знания? Никакой. Это просто инстинкт нашего вида — тот же инстинкт заставил Христофора Колумба с маниакальным упорством требовать от португальского короля денег для исследования западного пути в Индию. Король Жуан II задал вопрос: зачем? Ведь Индия на востоке. Зачем плыть на запад? Жуан II не подозревал, что именно в тот день, когда он отказал Колумбу, решался вопрос о будущем не только всего мира, но и непосредственно Португалии. Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, испанская королевская чета, выделившая деньги Колумбу, оказалась предприимчивее и любопытнее. Не удивительно, что скоро великая Португалия — первая могущественная морская держава Европы — была поглощена Испанией.

Одним словом, с любопытства в этом мире начинается многое, если не все. И не стоит от него отказываться ради утилитаризма. Бог весть, куда нас приведет это любопытство. Может быть, в Америку, а может, мы просто хорошо проведем время.

Я согласен с Александром Глебовичем, что практический опыт человечества обобщен в физике, химии, медицине, других естественно-научных дисциплинах. Но давайте не будем забывать, что эти науки возникли не сами собой, а в результате длительной ментальной эволюции, причем эта эволюция охватывала не весь земной шар, а сравнительно компактный его регион — Западную Европу. Почему исламская цивилизация, которая до XIII века была много динамичнее и успешнее западной, вдруг проигрывает ей и постепенно уходит на периферию истории? Почему первая школа, даже не университет, была основана в России только в 1687 году? А в Англии в том же 1687 году Исаак Ньютон опубликовал свой фундаментальный труд «Математические начала натуральной философии», в котором сформулировал закон всемирного тяготения и три закона механики? Что с нами не так? Что не так с исламской цивилизацией? Другими некогда передовыми регионами мира? Почему в Европе стало возможно формирование запроса на «натуральную философию» Ньютона, а в России столетиями не возникало даже потребности в изучении хотя бы греческого и латыни?  

Эти вопросы заставляют нас выдвинуть на первый план именно науки о человеке или гуманитарные науки. В них следует искать ответы на все эти «почему». Да, эти науки не похожи на естественно-научные дисциплины, у них иные методики верификации фактов и построения концепций, но они, как ни крути, старше, и именно их развитие в Западной Европе сделало возможным появление естественных наук. История и философия — колыбель нашей мыслительной технологии, ее первый университет. Физика вышла из метафизики, как математика — из музыки, а история — из занимательных анекдотов. Культ знания, столь важный для нашей цивилизации, невозможно представить себе без культа книги, главной книги — Библии. Религия обожествила знания задолго до того, как эпоха Просвещения найдет поводы для этого за пределами собственно веры.

Неслучайно исторически европейские университеты — это религиозные корпорации. Отсюда характерные плащи и шапочки студентов и профессуры, которые напоминают священнические. Слово «клерк» — им в новоевропейских языках обозначают служащего — не что иное, как латинское «клирик». Важнейший инструмент интеллектуала — очки — были созданы для богословов, юристов и историков. Время «очкариков» начинается в XIII веке и, как многое в этом мире, начинается в Италии. Именно тогда знание становится силой в прямом смысле слова и возносит на вершины мира безродных ученых. Без этой предыстории мы не поймем ни природы первой значительной естественно-научной революции, связанной с Галилеем и Коперником, ни последующего триумфального расцвета европейской науки. Еще и в XIX веке ученые нередко продолжали писать на главном сакральном языке западного мира — латыни.

Функция истории в обществе варьировала от эпохи к эпохе. Христианство превратило историю в священное знание, поскольку ее начало и конец заключены в божественной воле. Таким образом история людей была вписана в божественную от сотворения мира до Страшного суда. Без этой сакрализации истории, существенно поднявшей ее статус в системе знаний, трудно представить и зарождение научных подходов к исследованию прошлого. Поиск исторической истины отныне освящала задача обнаружения и корректного истолкования божественного замысла, явленного в событиях прошлого и настоящего.

Примерно тогда же, когда Ньютон заканчивал свои «Математические начала», бенедиктинский монах Жан Мабильон опубликовал эпохальную работу De re diplomatica. Этот труд заложил основы современной критики источников. Год выхода книги Мабильона — 1681 год — можно считать началом науки «история».  

Выработка научного инструментария постепенно очищала историю от мифов, благочестивых фантазий и произвольных толкований. Тем не менее история была и остается зеркалом, весьма кривым, тусклым и поврежденным, в которое люди смотрятся из своего времени и видят только то, что им интересно или нужно. А нужно им бывает разное, и историческая правда среди этого «нужно», увы, не главное.

Русские в массе своей до сих пор предпочитают жить в пространстве мифа. Напластования романтических фантазий, злонамеренной лжи, фальсификаций, собственно, и составляют сегодня российскую историю. Десятилетиями она писалась в основном с одной целью: представить торжество самостийного тоталитаризма единственным смыслом всего тысячелетнего развития страны. В свою очередь простецы черпали в величии предков, иногда сомнительном, утешение в своем бездарном и бессмысленном существовании.

Беда в том, что в России до сих пор не появился другой заказчик истории, кроме государства и униженного народа. Кажется, история нам нужна исключительно для самоутверждения и самовозвеличивания, а не для самопознания и самообъяснения. По сути, наши исторические запросы остались где-то в XIX веке.

После катастрофы Второй мировой войны, на фоне разочарования в идее государства и нации, в Западной Европе стал формироваться новый запрос на историю, не вовлеченную в политику, не лечащую глубоких национальных ран, а рассказывающую, wie es eigentlich gewesen sei («как это было на самом деле» — Леопольд фон Ранке). Именно тогда на смену национальной истории пришла история цивилизации, культуры — выбор нового ракурса зафиксировали исследования основателей французской школы Анналов, которая по сей день определяет лицо мировой историографии.  Цари и герои переселились в костюмированные сериалы, ученых же захватила история сознания, ментальности, история «безмолвствующего большинства» (А. Я. Гуревич). Неудивительно: интеграционные процессы эпохи глобализации смещали исследовательский фокус с национального на наднациональное, сквозное, эпохальное.

Сначала «умер» Бог — Ницше сформулировал этот тезис в 1881–1882 годах. Затем «умерла» Нация. Это случилось в 1945 году вместе с падением режима, который довел национальную идею до ее логического предела: уничтожить сразу или постепенно всех ненемцев. Наконец, в 1991 году с крахом Советского Союза «умер» Класс.

За годы свободы мы  изрядно подзабыли, что когда-то в отечественной историографии именно классовая борьба мыслилась двигателем истории навроде Бога, нации или государства. Что осталось после «смерти» всех этих конструктов? Человек и его сознание. Неслучайно современных исследователей волнует прежде всего становление и самоопределение личности, глубинные мотивы ее поведения. Мы адресовали прошлому новые вопросы и вдруг услышали то, что прежние поколения исследователей принимали за фоновые шумы. Никогда одна из главных наук о человеке не была такой человечной, как после Второй мировой войны. В ней (хотя не только в ней) формировался новый «дух времени».

Мировой тренд — глобализация, вытеснение всех конфессиональных и национальных различий в музей, ресторан и фольклорный театр. Социально-рыночное хозяйство и общество потребления существенно сгладили и имущественные противоречия. Современный успешный человек идентифицирует себя скорее через профессию и образ жизни, чем через предопределение своей национальной, конфессиональной или социальной принадлежности.        

Этот тренд пока еще шокирует отсталые регионы мира, вроде исламской пустыни или великой русской равнины. Но перемелет и их. И мы в России тоже когда-нибудь дорастем до запроса на новую историю, не вовлеченную в политику, не лечащую глубоких национальных ран, а рассказывающую, wie es eigentlich gewesen sei. Просто так, потому что интересно, важно для самообъяснения и самопознания и в конечном итоге для моделирования нашего настоящего и будущего. Путешествуя в пространстве, мы лучше понимаем себя через сравнение с инаковым. Путешествие во времени — еще один способ авторефлексии, осознания природы и содержания наших ценностей.

Ответить

Фотография Gundir Gundir 13.04 2015

А Александр Глебович с важным видом повторяет мысли старика Поппера. Как свои...

Ответить

Фотография FGH123 FGH123 13.04 2015

А Александр Глебович с важным видом повторяет мысли старика Поппера. Как свои...

 

Крутой дядька, несмотря на то что сейчас косит (может и не косит) под "либерала".


Сообщение отредактировал FGH123: 13.04.2015 - 23:56 PM
Ответить

Фотография RedFox RedFox 07.06 2015

А мне кажется, Александр Глебович завидует, что сам он публицист и журналист, но не историк. Это в потоке ассоциаций из фразы о трилобите пришло...

Ответить

Фотография K-49 K-49 09.06 2015

А мне кажется, Александр Глебович завидует, что сам он публицист и журналист, но не историк. Это в потоке ассоциаций из фразы о трилобите пришло...

На  мой взгляд, Невзоров - блестящий полемист. Я восхищаюсь живостью его ума. И стиль изложения превосходен.

 

Кстати, о публицисте и историке. :)

 

Александр Невзоров: Дразнилка для гуся. Окончание дискуссии о Галилее

 

Если со мной говорят от лица истины, я сразу понимаю, что имею дело с идиотом

rubric_issue_event_837242.jpg
 

Специалисты по «сидению на стуле» что-то расшалились и взялись меня  поучать. Кажется, они всерьез вообразили, что прошлое — это их собственность, куда без конвоя историков никому даже и заглядывать не следует.

Полагаю, что стоит воспользоваться этой ситуацией и прояснить отношения меж нашими двумя ремеслами. (А заодно дать историкам урок вежливости.) Разумеется, я могу это сделать только с позиции публицистики.

Что же это за позиция? Поясняю.

Публицистика — это пулеметное гнездо на колокольне. Она дает возможность с разумной высоты расстреливать кого угодно, а также  устраивать любые фейерверки, при этом ни за что не отвечая.

В качестве учебного пособия я намерен использовать вот эту рецензию на мою статью об одном эпизоде войны подлинного знания с «научным миром». Благодаря появлению данного труда мы имеем добротный и очень свежий «препарат» стандартного видения трагедии Галилея.   

Возьмем указочку и пройдемся по этому «препарату».

Начнем с того, что у нашего рецензента, несомненно, есть личная  мотивация. Она не совсем понятна. Остается надеяться, что это простой зуд быть замеченным. Хуже, если им движет «магическая связь с прошлым» и знание «истинной картины» событий. В этом случае ему пора подумать об участии в «битве экстрасенсов».

Для начала мы остановимся на более лестном для нашего рецензента предположении: это всего лишь зуд. Если это так, то данная мотивация должна оказать специфическое влияние на набор аргументов и выводы.

Наш «препарат» сейчас даст нам возможность это выяснить.

Мы увидим, как легко в умелых руках «историческое знание» гнется и рихтуется, приспосабливаясь к обслуживанию любой цели и идеи. Так как у  этого знания нет никакого реального фактологического костяка, то оно крайне пластично. У него нет констант и даже догматов. С ним можно вытворять все что угодно. Я это делаю вполне откровенно, причем заранее предупреждаю, что буду по своему усмотрению «округлять» фактуру. Но, оказывается, то же самое втихаря делает и наш историк-рецензент. А это уже непорядок.

Напомню, что публицистика сама не роется в архивах и сундуках. Она лишь пользуется тем, что подготовлено для нее корифеями различных дисциплин. Ее задача — делать глобальные выводы, обобщать и формулировать. А уж какую именно из множества предложенных ей доктрин она выберет — это ее личное дело. История служит публицистике. Но никак не наоборот.

Дело историка — добыть для публициста материал и красиво разложить свой «товар», стараясь при этом не пакостить соседу, который на соседнем лотке предлагает свой. Дело публициста — пройтись по этим торговым рядам, выбрать приглянувшееся и использовать его для парадигм и выводов.  

Но наш рецензент пытается нарушить правила этой вечной игры.  Озвучивая свой загадочный зуд, он делает вид, что никаких иных представлений о процессе Галилея, кроме его собственных, вообще не существует. Это тем более забавно, что игнорируются версии, принадлежащие исследователям значительно более известным и успешным, чем он сам.

Итак, внимание. (Обнажаем указку.)

У Сантильяны, Ронана, Хаммеля, Сперанского, Эйнштейна, Коэна, Менкена, Льоцци et cetera нет почти никаких сомнений в том, что процесс Галилея был цеховой склокой астрономов и математиков. Сантильяна однозначно свидетельствует о «научном» характере процесса. Колин Ронан пишет о том, что «происшествие с Галилеем напоминает эпизод из советских времен, когда находившийся в фаворе Лысенко преследовал генетиков». Чарльз Хаммель убежден, что «осуждению Галилея послужили лишь интриги ученых». Сперанский приводит этот процесс как пример противостояния аристотелианцев с математиками. Отметим, что у Эйнштейна (хотя он лишь коснулся темы) тоже не было сомнений в научной подоплеке процесса.

Передвинем указочку чуть ниже по тексту, туда, где рецензент настаивает на банальной трактовке процесса как противостояния знания и веры.

Стремилась ли церковь осудить Галилео? Отметим, что даже доминиканцы, всегда жаждущие кого-нибудь сжечь, и то (в лице Мараффи) выступают за оправдание Галилея. Папа в письме герцогу Тосканскому пишет о Галилее: «Мы видим в нем не только великие дарования к науке, но также и любовь к благочестию. Он более, чем кто-либо, одарен всеми качествами, дающими ему право на папское благоволение».

Почему-то рецензентом «забыто» и то, что после процесса папа продолжил выплачивать уличенному в злостной ереси Галилею... пенсию (Хаммель). Маловероятно, что эта общеизвестная подробность неведома рецензенту.  Возможно, она умышленно изъята им из набора доводов, так как разрушает миф о том, что Урбан сильно надулся на Галилео.

Как видим, наш зоил умело замалчивает неудобные для себя детали. Это прекрасно, так как подтверждает нашу версию о мотивации «зудом», а не «магическим видением прошлого». Скорее всего, наш рецензент здоров и просто играется безответными «фактами».

Но! Историку играться надо аккуратнее. Пассаж про епитимию вышел очень коряво. По версии рецензента, папа «наказал» Галилея чтением псалмов.

(Здесь следует вычертить кончиком указки самую замысловатую козябру из всех возможных.)

Однако даже самому захудалому медиевисту следует знать, что чтение псалмов не может считаться настоящей епитимией, поскольку входит в обиходное молитвенное правило каждого католика. Дополнительные псалмы могли назначаться духовником, узнавшим на исповеди о том, что его чадо, к примеру, чрезмерно увлеклось рассматриванием писающих прачек. «Прописав» еретику Галилею псалмы, Урбан, вероятно, просто «подмигнул» ему, лишний раз напомнив обиженному старику про исключительную мягкость приговора и старую дружбу.

«Ученость» или неученость папы Урбана — тоже весьма дискутивный вопрос. Наш милый критик берет на себя смелость аттестовать познания Урбана в астрономии и математике и приходит к выводам, неутешительным для бедного Барберини. Но! (Стучим указкой.) Вероятно, ему следовало бы припомнить, что Погребысский, Майстров, Фигуиер характеризуют папу именно как «ученого»; Хаммель представляет Маттео Барберини не иначе, как «ученого математика», а Р. Коэн — как астронома.

Был ли Галилео медиком? (Рисуем указкой знак вопроса.) Безусловно, по единственному имевшемуся у него образованию он медик. Правда и оно не было завершено, что позволило современникам обзывать Галилея «лекарем-недоучкой» или просто «недоучкой», а биографам именовать его «великим недоучкой» (Предтеченский).

У меня нет ни малейшего желания и дальше щелкать по носу бедного рецензента. Полагаю, приведенного достаточно, чтобы убедиться либо в намеренных подтасовках и передергиваниях, либо в некоторой неполноте его знаний. Впрочем, я надеюсь на то, что за свой труд он щедро вознагражден читательским ажиотажем и ликованием местной  общественности.

Конечно, «умники и гуси созданы специально для того, чтобы их дразнили».  Но мы не будем больше беспокоить нашего доцента. Его следует оставить во власти его зуда. А возможно, в мире его «фиолетовых грибов» и уверенности в магической связи историка с прошлым. В том, что только он знает «подлинную картину» былого.

Будем откровенны: такое состояние историка никому не мешает. Если он способен добывать в своей архивной шахте «руду» и аккуратно подавать ее наверх, в науку и публицистику, то беднягу не следует лишний раз нервировать. Пусть ворчит. Он, как может, делает свое нелегкое дело. В утешение оставим ему опечатку в дате смерти кардинала. Здесь у него есть законная возможность раздуть щеки «профессионального историка» и почувствовать свою незаменимость.

Разговор совершенно о другом. О вещах гораздо более сложных и важных.  И историк в таком разговоре уже неуместен. (Откладываем указку.) Настоящая проблема заключается в том, что моя картина суда над Галилеем  точно так же фальшива, как и та, что предлагается моим рецензентом. Будем откровенны: они равноценны по своей ущербности. Ни у меня, ни у него нет ни единого факта.

Поясню. Все, что мы не можем многократно проверить и повторить, не может считаться фактом в строгом смысле этого слова. А другого смысла, кроме строгого, у этого слова, увы, не существует. Мы лишь можем допускать, что, возможно, дело было «так» или примерно «так».

Любое событие, как крупное, так и мельчайшее, состоит из огромного множества слагаемых. Достаточно легкого искажения любого из них, смещения любого акцента, изменения порядка нюансов — и вся огромная картина обрушивается в «неточность». А из неточности есть одна дорога — в «нефакт», то есть в беллетристику, которая отличается от сочинений Саббатини или Дюма лишь занудством.

Реальное прошлое — это россыпи вероятностей, допущений, косвенных свидетельств, артефактов, клочки воспоминаний, обрывки догадок, наборы баек и двусмысленные документы. Эти россыпи огромны, но ни в какую цельную картину они обратно никогда не сложатся.

Приведем поясняющий пример. Предположим, нам удалось бы собрать все колечки, сережки, кулончики, запонки и зубные коронки, сделанные из золота, добытого, к примеру, в жилах Чувальского месторождения. Предположим, все это золото мы бы переплавили, частично раздробили, частично спекли, затем отчешуили и попытались бы вернуть обратно в берега уральской речки. Но как бы тщательно мы ни произвели все эти действия, воссоздать жилу во всей ее цельности, ветвистости и специфичности химического состава именно чувальского золота у нас  никогда не получится. Почему? По множеству причин. Уникальность его химсостава исчезла в тиглях ювелиров, которые очищали или тонировали металл присадками. Милая гвоздеобразность крохотных вкрапов золота в руду безвозвратно утрачена в плавилках и ретортах. Воссоздать ее геометрию заново могли бы только процессы силурийского катаклаза и катагенеза, которые уже никогда не повторятся.

Но даже если бы мы смогли ценой каких-то немыслимых усилий восстановить химсостав и даже форму золотых вкрапов, все равно проложить жилы обратно не получится. Все вмещавшие их породы измельчены и перемешаны в процессе золотодобычи. Чтобы вернуть изначальные слоения кварцевых толщ, сфалеритов и блеклой руды, нам  пришлось бы заново создавать Землю.

Примерно так же обстоит дело и с «жилами» событий подлинной истории. Во многом это вина историков. Желая изготовить свой «кулончик или колечко», каждый из них вновь перелопачивал и дробил «вмещающие породы» — и лишь усугублял хаос.

Отчасти это прекрасно. Поняв, что никаких «фактов истории» не существует, мы получаем право на исключительную свободу обращения с материей прошлого. Пытаясь найти ответы на различные вопросы, сегодня мы имеем право на все: на искажения, фантазии, на применение чистой лжи и любые подтасовки. Ведь, подбирая наугад «числовой шифр» к замку того или иного события, мы вправе использовать любые «цифры». Как справедливо говорил классик, характеризовавший историю как самую бессмысленную из дисциплин: «Не имеет значения, какой именно вздор предпочитается другому вздору».

Смириться с отсутствием настоящей картины былого очень тяжело. Homo выдрессированы на то, что наличие у них понятной и лестной для них  «истории» — это важная часть их бытия. Согласиться с тем, что известная история — это, по всей вероятности, на 98% иллюзия, грубо состряпанный и многократно переписанный миф, вероятно, будет для них невыносимо. Но рано или поздно это придется сделать. Ведь когда-нибудь и история станет наукой.

Возможно, лет через двести физика научится конструировать квантовую картинку любого прошедшего события. Теоретически это не так сложно и вполне реально. Возможно, эти картинки будут иметь строгую послойность, и наука научится «отлистывать» квадриллионы таких картинок и созерцать квантовую реальность, бывшую 800, 300 или 300 000 лет назад. Научившись придавать ей зримость или расшифровывать ее математически, люди смогут поглядеть в глаза эргастеру, узнать, была ли в реальности битва при Фермопилах, и подсчитать количество грудей Анны Болейн. Утверждения, домыслы и допущения обретут проверяемость. В истории появятся факты — и она наконец станет наукой.

Впрочем, для того чтобы это произошло, должно прийти целое поколение фриков. Таких же бесстрашных и фанатичных, как Коперник, Галилей, Дарвин, Вагенер, Агассис, Эвери, Гамов, Шлиман и Фарадей. Впрочем, новым фрикам будет потяжелее, так как хребтина доценского мира со времен спора Галилея с Ватиканом существенно добавила в прочности и толщине."


Сообщение отредактировал K-49: 09.06.2015 - 19:19 PM
Ответить

Фотография Шторм Шторм 09.06 2015

Cейчас смотрю какой-то фильм про Гражданскую войну, плююсь от обилия лжи, и убеждаюсь в правоте Глебыча. Дурочка Клио. :lol:

Ответить

Фотография Шторм Шторм 09.06 2015

И история останется только как статические данные, в терабайтах копьютерных данных?

 


 

Вы правы, именно так и должно произойти. Но слишком сильно не переживайте, ибо наша планета вымрет через 2 млн. лет.

Ответить

Фотография RedFox RedFox 10.06 2015

На  мой взгляд, Невзоров - блестящий полемист. Я восхищаюсь живостью его ума. И стиль изложения превосходен...

Согласен. И редкое в наше время это качество у него не от схоластического средневекового академизма, коим (как, впрочем, и фундаментальным образованием вообще) он не затронут. Мне кажется, от способности Александра Глебыча не смотреть на проблемы через призму коллектива и его мнением не руководствоваться у него и живой ум, и врождённая диалектика, и динамизм вообще как весьма древнее качество мышления свободно выражаются. Он, на мой взгляд, в этом аспекте антигопник и притом весьма ярко выраженный (это насчёт мнения коллектива). Ну и немного цинизма - людям это нравится... А увлечение лошадками - под аристократизм косит. Но стартовый уровень слишком низкий, так и останется в антигопниках: за одно поколение путь от гопника к антигопнику и от него к аристократу (духа) не превзойти. :)

А вот фундамента у него сильно не хватает - мне кажется, он и сам это осознаёт.

 

Ответить

Фотография bobinnick bobinnick 19.06 2015

Не говорит это о возможном тупике в развитии истории? Когда информации, причем детальной, станет настолько много, что уже не возможно будет обучать новые поколения историков, ведь на это попросту не будет хватать времени?

И история останется только как статические данные, в терабайтах копьютерных данных?

Не думаю, что история - "статистические данные". Потому что невозможно пока отделить личность самого историка от "статистических данных". И пляски с бубнами вокруг "отношения к истории" как были в прошлом, так и будут продолжаться в настоящем и будущем. Причем каждый пляшущийся убежден, что именно он говорит "как историк".

 

Надежда правда есть. Она берет своё начало с противостояния двух великих историков начала времен. Геродота и Фукидида. Первого даже считают "отцом истории". Хотя, говоря современным языком, Геродот был простым бесссовестным "журналистом", сплетником желтой прессы, который "правдиво" описывал всё, что он слышал. Например, он слышал, что скифы мол поедали своих умерших. Было ли это правдой? Это не важно. Важно, что Геродот это записал...

 

Настоящая история начинается с Фукидида. Именно он не просто записывает, а посещает места былых сражений, встречается с очевидцами событий. О себе пишет в третьем лице... Конечно, внимательный читатель, опираясь на скудные другие источники и на "логику" событий может уличить Фукидида в пристрастности определенных его рассказов. Но сама попытка представить историю "вне историка", с моей точки зрения, заслуживает безусловного уважения и восхищения. 

 

Чтобы понять проблему истории, нам даже не потребуется углубляться в прошлые тысячелетия. Например, как можно сегодня беспристратсно описать события 1917 года в России? Материала более чем досточно, не правда ли. Так в чем вопрос?

Ответить

Фотография RedFox RedFox 19.06 2015

Настоящая история начинается с Фукидида.

Настоящая история начинается с бесписьменных массовых источников в археологии. Их объективность на порядки выше любого нарратива: в них присутствует коллектив и совершенно исчезает вечно фантазирующая и преувеличивающая личность, которая иногда в седой древности ещё и не сформировалась вообще: местоимение "мы" появилось гораздо раньше "я".

Ответить

Фотография bobinnick bobinnick 19.06 2015

Настоящая история начинается с бесписьменных массовых источников в археологии. Их объективность на порядки выше любого нарратива: в них присутствует коллектив и совершенно исчезает вечно фантазирующая и преувеличивающая личность, которая иногда в седой древности ещё и не сформировалась вообще: местоимение "мы" появилось гораздо раньше "я".

Приведите пример пожалуйста.

 

Вы знаете, что чуть ли любая находка останков гуманоидов очень далеких временных периодов приводила к образованию "нового" вида или подвида наших далеких предков. Причем название очередного типа предчеловеческого вида всегда оригинально и тесно связано с именем нашедшего его археолога? Удивительное пренебрежение местоимением "мы" против "я", не правда ли?

Ответить