←  История народов, этнология

Исторический форум: история России, всемирная история

»

Кто такие запорожские казаки?

Фотография Jim Jim 07.07 2016

а изначально что значило это слово?

См. у М.Фасмера:

Паланка-"укрепление с частоколом", укр. пала́нка, сербохорв. па̀ла̑нка "местечко", польск. раlаnkа "частокол". Из ит. раlаnса "частокол"; см. Младенов 409; Маценауэр 400. Источником ит. слова является народнолат. раlаnса, лат. рhаlаnх, греч. φάλαγξ "ствол, брус"; см. М.-Любке 532; Гофман, Gr. Wb. 390.

Ответить

Фотография ddd ddd 07.07 2016

т.е. грубо говоря ограда с частоколом?

Ответить

Фотография Jim Jim 07.07 2016

т.е. грубо говоря ограда с частоколом?

Укрепление с частоколом. Примерно тоже самое, что острог.

Ответить

Фотография ddd ddd 07.07 2016

Спасибо!

Ответить

Фотография Jim Jim 07.07 2016

Спасибо!

Пожалуйста.

Ответить

Фотография Стефан Стефан 07.07 2016

Вольности Войска Запорожского низового – официальное, хотя и не совсем точное, название Запорожской Сечи и принадлежавших ей земель, охватывавших значительную территорию Центральной и Южной Украины в низовьях: Днепра и его притоков – Орель, Самара, Протовча, Конка, Ингулец, Чертомлык, Томаковка; Южного Буга и его притоков Ингула и Кальмиуса. Центром в.В.З.н. была Запорожская Сечь, которая в 16–18 вв. не менее восьми раз меняла своё месторасположение, но преимущественно локализировалась на территории Великого Луга, находившегося ниже днепровских порогов (затоплен водами Каховского водохранилища).

 

В.В.З.н. получили такое название, потому что на эти земли распространялись права и вольности, предоставленные Кошу Запорожской Сечи. Первые упоминания о таких правах относятся к временам формирования реестрового войска, т.е. на последний год правления короля Речи Посполитой Сигизмунда ІІ Августа (1572 г.) и особенно короля Стефана Батория, который в 1578 г. провёл казацкую реформу. Тогда же он издал свой универсал-привилей запорожцам (см. Войско Запорожское), согласно которому им предоставлялись не только герб, знамя, определённые права и вольности, но и огромная территория Степной Украины в Северном Причерноморье и Приазовье. Этот документ не дошёл до нашего времени, а универсал Б. Хмельницкого, согласно которому утверждалось предоставление запорожцам этих земель (1655 г.), является, очевидно, фальсификатом сер. 18 в.

 

С началом национальной революции 1648–1676 гг. в.В.З.н. вошли в состав Украинского казацкого государства – Гетманщины. Во время гетманства И. Выговского (1657–1659 гг.) Сечь была в оппозиции к нему и заявила свои автономистские претензии. В последующем десятилетии Сечь то сближалась с Гетманщиной или какой-то её частью, то усиливала своё стремление к независимости. Согласно Андрусовскому договору (перемирию) 1667 г., в.В.З.н. признавались отдельной от Гетманщины территорией, а его правительство – формально зависимым от Речи Посполитой и Русского государства. По условиям «Вечного мира» 1686 г., в.В.З.н. имели лишь одного протектора – московского царя. Вследствие колониальной политики Российской империи автономия в.В.З.н. постепенно ограничивалась – так же, как и уменьшалась их территория. На запорожских землях царское правительство основало Новую Сербию (1752 г.) и Славяно-Сербию (1753 г.), часть Приазовья передало из-под юрисдикции Войска Запорожского Всевеликому Войску Донскому и т.д. В 1775 г. Запорожская Сечь была ликвидирована окончательно, а её земли переданы преимущественно русским дворянам.

 

На в.В.З.н. казаки занимались охотой, рыболовством, позднее скотоводством, земледелием, ремёслами и торговлей. Земли были собственностью Войска Запорожского и не могли быть частной собственностью. Раз в год на общей казацкой раде происходила жеребьёвка, распределявшая места промыслов среди 38 куреней. На землях в.В.З.н. не существовало крепостного права, и это делало их привлекательными для жителей всей Украины. Кроме казаков, здесь проживало немало других лиц («подданство», «нетяги»), которые не имели права голоса на раде. В связи с наплывом населения на в.В.З.н. (сюда переселялись иногда целые сёла с Правобережной и Левобережной Украины) формировались паланки – военно-административные центры и округа. В нач. 18 в. было 5 паланок, позднее – не менее 8 (Бугогардовская, Ингульская, Кальмиусская, Кодацкая, Протовчанская, Орельская, Самарская, Прогноевская). Самыми богатыми и влиятельными были паланки Кодацкая с центром в Новом Кодаке и Самарская с центром в Самаре (ныне г. Новомосковск). В паланках действовали местная администрация во главе с казацким полковником и суд, существовали церкви, школы, перевозы, ярмарки и т.п. Этой администрации подчинялось население, проживавшее на хуторах, в слободах, сёлах, городах. На в.В.З.н. существовало церковное устройство. Все жители должны были быть исключительно православными, было ок. 100 православных храмов и часовен, существовали монастыри и скиты. Главной считалась церковь Покрова Пресвятой Богородицы, а в 1760 г. было установлено Старокодацкое духовное наместное правление. Традиционно Сечь в церковном отношении была связана с Киево-Межигорским Спасо-Преображенским монастырём, а с 1774 г. подчинялась непосредственно киевскому митрополиту. В.В.З.н. были также важной зоной культурного развития Украины (казацкий фольклор, казацкое барокко, живопись и т.д.). После ликвидации в.В.З.н. (1775 г.) их традиции сохранялись среди украинского народа, особенно задунайцев, черноморцев и казаков других войск 18 – нач. 20 вв.

 

Лит.: Эварницкий Д.И. Вольности запорожских казаков. СПб., 1898; Апанович О.М. Збройні сили України першої половини XVIII ст. К., 1969; Мицик Ю.А. та ін. Як козаки воювали. Дніпропетровськ, 1991; Лиман І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734–1775). Запоріжжя, 1998.

 

Мицик Ю.А. Вольності Війська Запорозького низового // Енциклопедія історії України: У 10 т. Т. 1 / Редкол.: В. А. Смолій (гол.) та ін. К., 2003. С. 628–629.

 

http://history.org.u...Volnosti_Vijska

Ответить

Фотография Стефан Стефан 19.08 2016

150. – 1527–1533. Ответныя посольския речи Крымскаго хана Саипъ-Гирея Польскому королю Сигизмунду, о готовности помогать ему на Московской войне, съ требованиемъ присылки «поминковъ», по договору съ королевскимъ послом» Горностаемъ [1533 г.]

 

I. – Царь его милость его кролевской милости казалъ говорити: Посылывали есте до продковъ нашихь, и до брата нашого Магметъ-Кгирея царя, и до насъ, жедаючи насъ въ томъ, абы есмо приязнь свою намъ оказывали, а неприятеля вашем милости Московского воевали и отчизну вашей милости отыскивали, такъ, абыхъ мы отсюль а ваша милость оттоль, изъ своей стороны, на неприятеля вашей милости шолъ и свое отчизны отыскивалъ. Тыми разы я тежъ на своей мове право сталъ есми, а неприятеля вашей милости и своего воевалъ; ачь-колвекъ есми не въ зуполномъ здоровьи былъ, однакожъ, на своей мове седечи досыть учинилъ есми... на мое панство, не слыхано того, ижъ бы война ихъ Московская мела приходить: однакъ за одно слово невчтивое некоторое неприятелемъ своимъ досажаемъ, а у вашей милости Московский, не мою землю поселъ. А ваша милость ведаючи, ижь я пошолъ на неприятеля вашей милости, ваша милость не хотелъ самъ ся рушить, а ни своего войска рушить. Коли в. м. мене маючи собе приятелемъ, а не хочешь свое отчизны отыскивати, коли маешь отыскивати, къ намъ в. м. посылаешь, жадаючи, абыхмо отчизны в. м. отыскивали, а сами в. м. о то дбати не хотелъ. Если бъ воля в. м., завжды на то буду {185} помочонъ я зъ своей стороны, а в. м. зъ своей стороны: у в. м. и у насъ опричь Московского неприятеля нетъ, зъ в. м. въ братцкой приязни... вечный миръ принялъ... Московский, не воевавши. Намъ кого воевати? А коли бъ я держалъ миръ зъ Московскимъ на онъ часъ, якъ бы в. м. отчизны своей добывать? Московский, за отца нашого приязнь у в. м. веле панствъ взялъ, а вы можете за насъ, приятеля своего, отчизну отыскивать.

 

Царь его кролевской милости казалъ говорити: Сее зимы, скоро болота и реки станутъ, князи Ширинскии и иншыи мурзы зъ ними колько-десять тысячъ маютъ волю на послугу в. м. и мою пойти, Москвы воевать; если бъ на то воля в. м. была, листъ бы свой прислалъ, которого часу маютъ пойти, у-въ осень или зимою, и листъ бы свой имъ в. м. прислалъ, абы имъ вольно ходить, Москвы воевать, мимо замки в. м. украинные Черкасы и Каневъ, и тежъ бы листъ свой далъ до старосты Черкаского и Каневского, абы имъ жадная ся щкода не становила отъ казаковъ.

 

Царь его кролевской милости казалъ говорити: Приходятъ казаки в. м. Черкаские и Каневские, и становятся подъ улусы нашими на Днепре, и шкоды чинятъ нашимъ людемъ. Я до в. м. брата своего посылалъ... много о тыи казаки, абы в. м. ихъ ущунулъ, и в. м. ихъ ущунути не хотелъ. И тыхъ часовъ я шолъ есми на Московского, и якъ приближился къ Днепру, вернулося отъ нашого гуфу человековъ съ-тридцать немоцныхъ, и казаки в. м. Солтанецъ, а Вороча, а Масло съ товариши своими ихъ поранили и кони побрали. В. м. на тое бачь, иже со мною въ братцкой приязни мешкаешь, а казаки ходячи шкоду чинятъ: есть ли то слушная речь? я иду на неприятеля в. м., а они подходячи изъ моего гуфа кони берутъ. Если тежъ в. м. хочешъ зъ нами братцкую приязнь держати,.. ихъ прислати къ намъ, которыи бъ намъ щкоды чинили съ твоихъ пограничныхъ замковъ. Тогды в. м. за зло не имей, я приязни братцкой и присяги зломати не хочу, але на тыи замки, Черкасы и Каневъ, послати рать свою хочемъ: в. м. брату нашому ведомо бъ было.

 

Царь его королевской милости казалъ говорить: Есть ли то добрый знакъ приязни братцкой? Черкаскии и Каневскии пускаютъ казаковъ, съ казаками неприятеля твоего и моего Путивльскими, по Днепру, подъ улусы наши, и што-колвекъ въ нашомъ паньстве уведаютъ, яко о войскахъ, тогды напередъ даютъ ведать до Москвы; и въ Черкасехъ старосты в. м. Путивльскихъ людей у себе на вестяхъ держатъ. Тыми разы на Москву весть пришла изъ Черкасъ, передъ нашимъ приходомъ за пятнадцать денъ: в. бы м. о таковыхъ речехъ рачилъ ущюнуть своихъ подданыхъ.

 

Царь Перекопский казалъ королю его милости молодому поведати: Вемъ добре, ижь Московский неприятель вашъ веле вамъ панствъ поселъ: а за свое молодости, а за здоровьемъ отца своего, и зъ нами въ приязни будучи, можете своихъ панствъ отыскивати; и коли тыми разы не хочете искать, а коли жъ будете отыскивать? а коли быхъ я мелъ держати миръ зъ Московскимъ, на онъ часъ какъ маете своихъ панствъ доставати?

 

II. – Царь Перекопский казалъ королю его милости говорити: Прислалъ еси до насъ посла своего пана Оникея Горностая, хотячи съ нами учинить приязнь братцкую и вечный миръ, и прислали есте копею до насъ, яковый листъ мелъ бы быти докончальный; и мы, водлугъ копеи, таковый докончальный листъ послали есмо до васъ, водлугъ умовы посла вашей милости. Говорилъ тежъ вамъ посолъ в. м. Горностай: если бы я которого року, обо тежъ люди наши звоевали паньство в. м., того року намъ упоминка в. м. не маешь давати; а которого бы я року не воевалъ панства в. м., того року маете давати в. м. упоминокъ свой, семь тысячъ и пятьсотъ золотыхъ черленыхъ, а за семь тысячъ и за пятьсотъ золотыхъ сукна. {186} Намъ ся то здало, ижь посолъ в. м. не на вечный миръ чинилъ зъ нам: для тое причины, послалъ есми до в. м. два листы докончальныхъ и присягу есми в. м., брату моему, чинилъ на оба тые листы передъ посломъ в. м. паномъ Оникеемъ. Еслибъ в. м. хотелъ зъ нами вечный миръ и братство мети, в. бы м., водлугъ того докончального листу, въ которомъ описуете, ижъ пятнадцать тысячъ золотыхъ черленыхъ намъ упоминокъ твой посланъ быти маетъ, какъ тежъ и напередъ того брату нашому Магметъ-Кгирею царю еси посылывалъ... и съ тыхъ обеюхъ листовъ, въ которомъ бы в. м. уподобала приязнь братцкую со мною держати: тотъ бы листъ в. м. у себе оставилъ, а иный ко мне отослалъ; а который листъ в. м. у себе оставить, и в. м. бы, подлугь того листу, и поминокъ свой къ намъ прислалъ, на тотъ рокъ положоный месяца Ноября, который есмо умовили съ посломъ в. м. Оникеемъ, и въ докончальныхъ листехъ описуеть, и присягу на томъ передъ нами посолъ в. м. учинилъ; а если бы на тотъ рокъ положоный тотъ упоминокъ в. м. не прислалъ, – присяга не на насъ.

 

Черновой подлинникъ писанъ на трехъ страницахъ листа, современною скорописью, безъ строчныхъ знаковъ, небрежно. Ветхъ. Въ заглавии второй статьи отмечено: Посольство отъ царя Перекопского.

 

Изъ коллекции актовъ, приобретенныхъ для Археографической Коммиссии въ Швеции корреспондентомъ Соловьевымъ. {187}

 

Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 2. 1506–1544. СПБ., 1848. С. 185–187.

 

http://fs32.www.ex.u...2 1506-1544.pdf

Ответить

Фотография Стефан Стефан 25.08 2017

ЗАПОРО́ЖСКАЯ СЕЧЬ (Низовое войско Запорожское), военная и общественно-политическая организация укр. казачества в 16–18 вв. в низовьях р. Днепр, за порогами. Назв. происходит от укр. слова «січь» и имеет тот же смысл, что и рус. «засека», т.е. оборонит. укрепление, построенное с помощью лесных завалов, для чего деревья срубались не полностью, а подсекались на выс. 1,5–2 м и валились верхушками в сторону противника. Возникла в связи со стремлением укр. населения уйти в незаселённые юго-вост. степные районы Украины от экономич., нац. и религ. гнёта польск. властей, притеснений укр. феодалов, нападений крымских татар и турок.

 

b6c4fac84f1a.jpg

Запорожский казак.

 

Отд. казачьи промыслы (рыболовство, охота, пчеловодство, соледобыча), а также скотоводч. хутора (зимовники) появились в Запорожье в нач. 15 в. В 1530-х гг. гл. укрепление З.С. находилось на о. Томаковка (в районе совр. г. Марганец Днепропетровской обл., Украина), в последующем неоднократно перемещалось, обычно располагаясь на одном из днепровских островов за порогами [напр., легендарный предводитель запорожцев Байда (кн. Д.И. Вишневецкий) основал крепость – центр З.С. на о. Малая Хортица (ныне о. Байда)]. Представляло собой крепость, которая была обнесена глубоким рвом, высоким насыпным земляным валом с оборонит. башнями и бойницами, с круглосуточной дозорной службой. Посередине крепости находилась площадь, где сообща решались все вопросы повседневной жизни. Площадь окружали казацкие жилища – курени, канцелярия, пушкарня, церковь, дома старшины казацкой. Все эти сооружения были хорошо приспособлены для обороны. Традиц. формы самоуправления и устного обычного права регламентировали жизнь запорожцев и придавали З.С. своеобразный характер воен., христианско-православного центра с особым жизненным укладом, бытом и обычаями. Вся казацкая община называлась кошем (от тюрк. kos – стан). Доступ в ряды сечевого товарищества был свободный: от вступавшего в запорожцы требовалось признание православной веры, обязательство её защищать, подчинение общим для всего войска правилам. В З.С. принимались люди всех национальностей, но большинство составляли малоросы (совр. название – украинцы). Женщины в З.С. не допускались. Все казаки считались свободными и равными в правах. З.С. являлась своеобразной казачьей «республикой», верховным органом которой (до 1654) была сечевая рада. Войско делилось на курени (к 1770-м гг. их было 38) во главе с куренными атаманами. На общих войсковых радах казаки ежегодно избирали старшину: кошевого атамана, которому принадлежала высшая власть в З.С., писаря (вёл канцелярию), есаулов (управляли войском), обозного (командовал артиллерией), судью (занимался судопроизводством). Старшине вручались знаки власти – клейноды (хоругвь, бунчук, булава перначи, чернильница, печать, духовые трубы, литавры и т.п.). Все должностные лица избирались на год, но могли заменяться и раньше этого срока, если войско было ими недовольно. Кошевой атаман пользовался неограниченной властью в походе, но в мирное время не мог принять решение без совета с радой и без её согласия. В тех случаях, когда поход предпринимался лишь частью войска и кошевой атаман оставался дома, для командования избирался полковник, власть которого распространялась только на время похода. Обществ. устройство З.С. опиралось на отсутствие крепостничества и формальное равенство между всеми казаками (право пользоваться землёй и др. угодьями, участвовать в радах, где решались обществ. дела, избирать старшину и т.п.); каждый казак был обязан за свой счёт нести воен. службу. Судопроизводство у запорожцев осуществлялось на основе правового обычая войсковыми судьями. Из преступлений самыми тяжкими, подлежавшими строжайшему наказанию, считались: предательство; убийство казаком товарища (казака); побои, причинённые казаком казаку в трезвом или пьяном виде; воровство чего-либо казаком у товарища, укрывательство краденой вещи; привод в Сечь женщины, не исключая матери, сестры или дочери; обида, нанесённая женщине, когда казак «опорочит женщину не по пристойности»; содомский грех; дерзость против начальства; насилие в самой З.С. или в христианских селениях; пьянство; самовольная отлучка во время похода против неприятеля; воровство лошадей, др. скота и имущества у поселенцев, купцов и путешественников в мирное время. В качестве наказания практиковались: закапывание преступника живым в землю, подвешивание на железный крюк за ребро, виселица и битьё кнутом под виселицей, дыба, разграбление имущества, штраф и др. Источниками доходов запорожцев были воен. добыча; торговая пошлина, в особенности пошлина с шинков; «мостовое» за переправы через реки, речки и рукава; судебные штрафы с виновных; денежное и хлебное жалованье войску, отпускавшееся первоначально Речью Посполитой, потом Россией.

 

01d51b9804b3.jpg

Музей истории запорожского казачества. Национальный заповедник «Хортица». Фото Д.В. Соловьёва.

 

Вооруж. силы и боевые средства З.С. составляли пехота, конница и артиллерия. Запорожские казаки умели действовать как в конном, так и в пешем строю, прекрасно владели холодным (сабля, пика) и огнестрельным (ружьё, мушкет, пистолет) оружием. Войско делилось на полки и сотни; при войске существовал табор с пушками на возах, из которых могла составляться передвижная крепость. В З.С. имелась флотилия, состоявшая из больших лодок («чаек»). Она использовалась как при совершении дальних комбинированных походов, так и самостоятельно – для нападения на татар и турок в целях захвата добычи. Воен. успехи запорожцев также обеспечивались мужеством и стойкостью в бою, беспощадным отношением к неприятелю, заботой о раненых, справедливым дележом воен. добычи. В З.С. была создана эффективная разведывательно-сторожевая и охранно-защитная система обороны границ укр. земель. Посты и сторожевые отряды вели наблюдение за степными дорогами, переправами через реки; с помощью оригинальной сигнализации население предупреждалось о продвижении войск противника (крымские татары, турки), принимались меры к организации вооруж. отпора. Походы запорожцев в Крымское ханство и Османскую империю преследовали цель не только мести и захвата воен. добычи, но и освобождения полона, предназначенного для продажи в рабство (наиболее крупные походы в 1589, 1604, 1614, 1615 на побережье Крыма, Болгарии и Османской империи; захват городов и крепостей Евпатория, Очаков, Перекоп, Варна, Трапезунд, Синоп и др.). В 1615 запорожцы на 80 «чайках» появились у Стамбула и сожгли портовые сооружения.

 

З.С. сыграла значит. роль в борьбе с крепостнич., нац. и религ. гнётом на Украине, особенно усилившимся после Люблинской унии 1569. Вражда запорожцев к полякам вызывалась последоват. стремлением польск. правительства уничтожить укр. казачество; религ. гонениями православных, произволом и жестоким притеснением укр. народа со стороны польск. чиновников, панов-владетелей, арендаторов. З.С. стала не только убежищем, но и плацдармом для нар. выступлений. С кон. 16 в. запорожцы принимали участие во всех крупных нар. крестьянско-казацких восстаниях: К. Косинского (1591–93), С. Наливайко (1594–96), Павлюка и К. Скидана (1637), Я. Острянина и Д. Гуни (1638), внося в ряды восставших организованность, воен. опыт, выдвигая из своей среды талантливых руководителей. В Смутное время в Моск. гос-ве часть запорожцев сражалась на стороне Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, а в 1637 запорожцы вместе с донскими казаками участвовали в штурме тур. крепости Азов и её героич. обороне против многократно превосходящих тур. войск (см. «Азовское сидение» 1637–42). Восстание в З.С. в янв. 1648 против Речи Посполитой положило начало Освободительной войне украинского и белорусского народов 1649–54 под рук. Б.М. Хмельницкого. После воссоединения Украины с Россией в 1654 З.С. вошла в состав Рус. гос-ва, сохраняя автономию. На запорожское войско были распространены привилегии, которыми пользовались др. казачьи войска в России, оно стало выполнять роль заслона на юж. границах Рос. гос-ва. Запорожское казачество участвовало в Разина восстании 1670–71, Булавина восстании 1707–09 и др. выступлениях против феод. гнёта. После подавления восстания на Дону в З.С. усилилось недовольство запорожцев ограничением казачьих вольностей Петром I и жестокой карательной политикой по отношению к казачеству. Этим пытался воспользоваться укр. гетман И.С. Мазепа, перешедший на сторону шведов в Северной войне 1700–21. Вместе с кошевым атаманом К. Гордиенко во главе 8 тыс. запорожских казаков он сражался в Полтавской битве 1709 на стороне Карла XII. В мае 1709 за их измену Пётр I издал указ о ликвидации З.С. Часть запорожцев ушла сначала в устье р. Каменка (120 км к юго-западу от Никополя, Украина), а в 1711 в урочище Алешки (ныне г. Цюрупинск Херсонской обл., Украина) во владения Крымского ханства. В 1734 в правление имп. Анны Ивановны они по разрешению рос. правительства вернулись на родину и образовали т.н. Новую Сечь на о. Чертомлык, в устье р. Подпильной (в районе совр. с. Покровского Никопольского р-на), но должны были подчиняться малороссийскому ген.-губернатору, а в период восстановления гетманства на Украине (1750–64) – гетману К.Г. Разумовскому.

 

В период Новой Сечи резко усилилась крестьянская колонизация Запорожья в связи с ростом крепостнич. гнёта в центр. районах Украины. Территория Новой Сечи была разделена на 8 паланок (округов), которые управлялись назначенным кошем старшиной. Население слобод (сёл), входивших в паланки, делилось на казаков и посполитых (лично свободные крестьяне), каждые из которых составляли свою общину (громаду) и выбирали своих атаманов. Осн. обязанностью казаков являлась воен. служба за собств. счёт (войско состояло из 20–30 тыс. чел., участвовало в рус.-тур. войнах 1735–39 и 1768–74). Посполитые платили денежный налог и выполняли повинности в пользу Запорожского войска. После признания Крымским ханством рос. подданства (1774) З.С. как форпост на юж. границах Рос. гос-ва потеряла своё воен. значение. После подавления Пугачёва восстания 1773–75, во время которого среди запорожских казаков происходили волнения, рос. правительство приступило к её ликвидации. В начале июня 1775 рос. войска окружили Новую Сечь, принудили казаков к сдаче и разрушили укрепления. Имп. Екатерина II манифестом от 5.6.1775 объявила об уничтожении Запорожского войска. Последний кошевой атаман П.И. Калнишевский был заточён в Соловецкий мон., где скончался в 1803 в возрасте 112 лет. Казачьи земли были розданы укр. и рус. помещикам, часть населения закрепощалась, часть превращалась в гос. поселян, а многие бежали в Добруджу в тур. владения, где основали Задунайскую Сечь. В 1787 из части быв. запорожцев, поселённых в пограничных районах на р. Юж. Буг, было образовано Черноморское казачье войско.

 

 

Лит.: Скальковский А.А. История Новой Сечи, или Последнего коша Запорожского. 3-е изд. Од., 1885–1886. Ч. 1–3; Голобуцкий В.А. Запорожское казачество. К., 1957; Эварницкий Д.И. История запорожских казаков. 3-е изд. К., 1990–1991. Т. 1–3; Шамбаров В.Е. Казачество: история вольной Руси. М., 2007.

 

Запорожская Сечь // Большая российская энциклопедия

 

http://bigenc.ru/mil...ce/text/1988438

Ответить

Фотография Стефан Стефан 27.08 2017

Составъ, основаніе и число славнаго запорожскаго низового товариства.

 

Запорожскіе козаки, живя въ Сичи безъ женъ и безъ поколѣнія, а между тѣмъ ежегодно, даже иногда ежедневно уменьшаясь въ своемъ числѣ отъ войны, болѣзней и старостей, всякими мѣрами старались пополнить свою убыль и увеличить составъ своего войска. Отсюда понятно, почему козаки принимали въ свое общество всякаго приходившаго къ нимъ и бравшаго на себя нѣкоторыя обязательства, необходимыя для поступленія въ Сичу. Лица, близко стоявшія къ запорожскимъ козакамъ и оставившія о нихъ разныя воспоминанія, одинаково свидѣтельствуютъ, что въ Сичѣ можно было встрѣтить всякія народности, чуть-ли не со всего свѣта выходцевъ ‒ украинцевъ, поляковъ, литовцевъ, бѣлоруссовъ, великоруссовъ, донцевъ, болгаръ, волоховъ, черногорцевъ, татаръ, турокъ, жидовъ, калмыковъ, нѣмцевъ, французовъ, итальянцевъ, испанцевъ и англичанъ1. Но главный процентъ приходившихъ въ Сичу давала, разумѣется, Украйна. «Всѣ они, говоритъ очевидецъ XVII вѣка, Яковъ Собѣсскій, произошли изъ Россіи (т.е. Великороссіи и Малороссіи), хотя есть много между ними обезславленныхъ дворянъ изъ Малой и Великой Польши, также нѣсколько германцевъ, французовъ, итальянцевъ, испанцевъ, изгнанныхъ за проступки»2. «Запорожскіе козаки, замѣчаетъ академикъ XVIII вѣка Іоганнъ Георги, были безпотомственные потомки черкасскихъ (т.е. украинскихъ) козаковъ, на Днѣпрѣ поселившихся»3. Тоже подтверждаетъ и англичанинъ Клавдіусъ Рондо въ 1736 году4. «Въ Запорогахъ живутъ ихъ же братья {181} козаки, переходя изъ городовъ для промысловъ, а иные, которой пропьетца или проиграетца»5.

 

Мотивы, которые заставляли многихъ искать пріюта себѣ въ дикомъ Запорожьѣ, были весьма различны: въ Сичу шли люди «и по доброй волѣ и поневолѣ». Тутъ были тѣ, которые отъ женъ бѣжали, отца и мать покидали, «съ-подъ пана втикали»6; тутъ были и кровно обиженные, не нашедшіе себѣ на родинѣ никакого удовлетворенія, не имѣвшіе никакого насущнаго куска для пропитанія; тутъ были всѣ натерпѣвшіеся отъ тяглыхъ повинностей, всѣ оскорбленные и униженные за свою вѣру и народность, всѣ перенесшіе варварскія пытки, жестокія истязанія за человѣческія права, за свое существованіе; тутъ были и тѣ, которые чувствовали въ себѣ «волю огненную, силу богатырскую», которые носили въ груди своей «тоску лютую», «горе-злосчастіе»; тутъ были и «самосбройцы польскіе» и «ускоки задунайскіе» и «западные люди, чуждые русскимъ, маловѣдомые». Всѣ такіе находили радушный пріемъ въ Запорожьѣ; находили здѣсь широкій пріютъ и тѣ, которыхъ привлекла воля, добыча, молодечество, слава. «Волю имѣемъ за дражайшую вещь, потому что видимъ, рыбамъ, птицамъ, также и звѣремъ, и всякому созданію есть оная мила»7. «Сичь-ма́те, а Велы́кій-Лугъ ба́тько, отта́мъ тре́ба й прожи́вати, тамъ-же тре́ба и вмирати». Кромѣ всего этого приходили, разумѣется, въ Сичу и разные преступники, осужденные на казнь злодѣи, дезертеры, всякіе проходимцы, но они въ общемъ не давали дурной окраски запорожскому товариству и, по справедливому замѣчанію В.П. Коховскаго, не могли имѣть разлагающаго вліянія на козаковъ, вслѣдствіе строгости запорожскихъ законовъ, смертельно каравшихъ преступниковъ, провинившихся въ Сичи8. Отъ польскаго правительства не разъ предъявлялись требованія въ Кошъ, какъ это было, напримѣръ, послѣ сейма въ 1590 году, не принимать въ войско запорожское осужденныхъ и приговоренныхъ къ смерти9. Самимъ полякамъ, послѣ сейма въ 1635 году, запрещено было ходить съ запорожцами въ море и дѣлать заодно съ ними морскіе походы10. Но все это было {182} напрасно, и многіе изъ подданныхъ Рѣчи-Посполитой часто наполняли собой запорожское войско.

 

Какимъ образомъ въ частности составлялось войско запорожскихъ низовыхъ козаковъ, на то у насъ имѣется нѣсколько подлинныхъ указаній. «Родился я въ Литвѣ, въ воеводствѣ новгородскомъ, отъ дому шляхетскаго. Отецъ мой въ молодыхъ лѣтахъ отдалъ меня въ службу къ полковнику Галисевичу, у котораго служилъ я цѣлый годъ и отошелъ надлежаще. А потомъ былъ въ службѣ у его милости господина Соллогуба, чрезъ три недѣли, а послѣ присталъ до его милости господина Мокроновскаго, съ которымъ пріѣхавши до Кіева, ушелъ отъ него. Когда-же по Кіеву шатался, подмовили меня козаки сичевые, съ которыми, сѣвши въ дубъ, поѣхалъ до Сѣчи, и пріѣхавши присталъ въ курень каневскій, гдѣ и названо меня Иваномъ Ляхомъ». «Родился я на Украйнѣ, въ самый день Ивана Купала, какого года не знаю; мой отецъ Сидоръ Пересунька воспитывалъ меня до 9 лѣтъ, т.е. училъ работать да Богу молиться. Послѣ взяли меня въ Сѣчь, гдѣ я при панѣ кошевомъ былъ молодикомъ, а въ 20 лѣтъ меня взяли и записали въ войско. Въ войскѣ назвали меня Журбою, ибо я все молча работалъ, а послѣ за то, что на чатѣ проглядѣлъ, какъ поляки нашу добычу отняли, назвали меня Иваномъ Прислипою»11. «Я уроженецъ Новыхъ-Кодакъ, куда зашли мои предки изъ Гетьманщины. Въ Кодакахъ занимались хлѣбопашествомъ, скотоводствомъ, пчеловодствомъ и рыбною ловлею, а иногда и звѣриною охотою: ибо во время Запорожья вездѣ надъ Днѣпромъ, съ обѣихъ сторонъ, были сильные и густые лѣса, и разнаго рода дикихъ звѣрей множество. Проживши при родителяхъ до 7 лѣтъ, взятъ былъ на воспитаніе крестнымъ отцомъ въ Сѣчь, гдѣ онъ былъ старшиною, а зимовникъ свой со скотоводствомъ имѣлъ при рѣкѣ Сухой-Сурѣ, гдѣ нынѣ я проживаю и въ той самой хатѣ, которую крестный отецъ мой выстроилъ, и которая хата до сего времени существуетъ… Крестный отецъ мой былъ отъ юности не женатъ; съ молодыхъ моихъ лѣтъ до женитьбы былъ я въ послушаніи у крестнаго моего отца, какъ въ Сѣчѣ при куренѣ, такъ и въ зимовникѣ по его хозяйству… Я былъ очень рѣзвъ и проворенъ: однажды, ѣдучи изъ Новыхъ-Кодакъ въ Сѣчь и проѣзжая мимо высокой могилы, мы взбѣжали на ея вершину и, побѣгавъ {183} нѣсколько минутъ, стали спускаться. Товарищи пошли по утоптанной тропинкѣ, а я вздумалъ идти прямо, но курганъ очень былъ крутъ, а трава сухая, я оступился, упалъ и покатился внизъ какъ кубарь или коржъ. «Коржомъ, коржомъ свалывся»! закричали козаки, и съ того дня всѣ меня звали Никитою, по прозвищу Коржомъ. Мой крестный отецъ, узнавъ объ этомъ, сказалъ мнѣ: «нехай буде и Коржъ»12. «Родился онъ, козакъ Василій Перехристъ, въ польской области, губерніи чигринской, въ мѣстечкѣ Чигринѣ, отъ евреина Айзика, и въ 1748 году, будучи тамъ по купечеству войска запорожскаго низового козакомъ куреня пластунивскаго Яковомъ Каваленкомъ его Перехриста оттоль съ Чигрина, съ добровольнаго его въ Сѣчь запорожскую желаніе привезено, гдѣ въ Сѣчи будучимъ въ то время начальникомъ Кіево-Межигорскаго монастыря іеромонахомъ Пафнутіемъ Ямпольскимъ; при чемъ были воспріемники войска запорожскаго низового товариство куреней кущевскаго Лавринъ Горбъ, дядьковскаго Гаврило Шарый и пластунивскаго Иванъ Макаровъ, въ церкви сичевой Покрова пресвятой Богоматери окрещенъ, и выконавши въ той церкви на вѣрность ея императорскаго величества присягу, въ войску запорожскомъ въ кущовскомъ куренѣ служилъ»13.

 

Кромѣ взрослыхъ, безпрерывно приходившихъ въ Сичь, немало попадало туда и дѣтей мужского пола: однихъ изъ нихъ сами отцы приводили въ Сичу, чтобы научить ихъ тамъ военному искусству; другихъ козаки хватали на войнѣ и потомъ усыновляли въ Сичи; третьихъ, особенно круглыхъ сиротъ, они брали вмѣсто дѣтей; четвертыхъ, чаще всего «небожей» или «сыновцовъ», т.е. племянниковъ, выпрашивали у родителей; пятыхъ просто приманивали къ себѣ гостинцами и ласками и потомъ тайно увозили въ Сичу14.

 

Но всякому, кто бы онъ ни былъ, откуда бы и когда бы ни пришелъ на Запорожье, доступъ былъ свободенъ въ Сичу при слѣдующихъ пяти условіяхъ: быть вольнымъ и неженатымъ человѣкомъ, говорить малорусскою рѣчью, присягнуть на вѣрность русскому царю, исповѣдывать православную вѣру и пройти извѣстнаго рода ученіе. По первому обязательству требовалось, чтобы поступавшій {184} въ Сичу быть дворяниномъ, поповичемъ, козакомъ, татариномъ, туркомъ, вообще всѣмъ, чѣмъ угодно, но не крестьяниномъ, и кромѣ того неженатымъ человѣкомъ15; впрочемъ, это условіе часто обходилось, такъ какъ всякій могъ назвать себя и вольнымъ, и безсемейнымъ; за то разъ принятый въ Сичь, козакъ долженъ былъ вести строго цѣломудренную жизнь и карался смертною казнью, если вводилъ въ Сичь женщину, не исключая матери и сестры. По второму обязательству требовалось, чтобы поступившій въ Сичу, если онъ не былъ русскимъ, забылъ свою природную рѣчь и говорилъ козацкою, т.е. малороссійскою, рѣчью16; это условіе никогда и никѣмъ не нарушалось. По третьему обязательству поступившій въ Сичу долженъ былъ присягнуть вѣрно, неизмѣнно и до конца своей жизни служить русскому престолу и принести о томъ присягу въ церкви передъ престоломъ божіимъ17. По четвертому обязательству поступавшій въ Сичу долженъ былъ непремѣнно исповѣдывать православную вѣру, признавать ея догматы, соблюдать посты, знать символъ вѣры и молитву Господню; если онъ былъ католикъ или лютеранинъ, долженъ принять православіе, если-же онъ былъ жидъ или магометанинъ, долженъ былъ креститься торжественно въ «греко-россійскую» вѣру18. По пятому обязательству поступавшій въ Сичу долженъ былъ сперва присмотрѣться къ порядкамъ войсковымъ, изучить пріемы сичеваго рыцарства и потомъ уже записываться въ число испытанныхъ товарищей19, что могло быть не раньше, какъ по истеченіи семи лѣтъ20.

 

Принявшій всѣ пять условій свободенъ былъ отъ всякихъ другихъ, какихъ бы то ни было, требованій: у него не спрашивали ни вида, ни билета, ни ручательства: «того ни батьки́, ни отцы́ не знали, тай пра́диды не чува́ли»21. Впрочемъ, преданія и нѣкоторыя историческія свидѣтельства утверждаютъ, будто-бы поступавшихъ въ Сичу подвергали еще особаго рода искусу, именно испытывали степень его находчивости и смѣлости. «Какъ сманятъ, бывало, запорожцы къ себѣ въ Сичь какого-нибудь парня изъ Гетманщины, {185} то сперва пробуютъ, годится-ли онъ въ запорожцы. Прикажутъ ему, напримѣръ, варить кашу: «Смотри же ты, вари такъ, чтобъ не была и сыра, чтобъ и не перекипѣла. А мы пойдемъ косить. Когда будетъ готова, такъ ты выходи на такой-то курганъ и зови насъ; мы услышимъ и придемъ». Возьмутъ косы и пойдутъ какъ будто-бы косить. А кой чортъ хочется имъ косить! Залѣзутъ въ камышъ и лежатъ. Вотъ парень сваритъ кашу, выходитъ на курганъ и начинаетъ звать. Они и слышатъ, но не откликаются. Зоветъ онъ ихъ, зоветъ, а потомъ въ слезы: «Вотъ занесла меня нечистая сила къ этимъ запорожцамъ! Лучше было-бы сидѣть дома при отцѣ, при матери! О, бѣдная моя головушка! Кой чортъ занесъ меня къ этимъ запорожцамъ!» А они лежатъ въ травѣ, выслушаютъ все это и говорятъ: «Нѣтъ, это не нашъ!» Потомъ воротятся въ курень, дадутъ тому парню коня и денегъ на дорогу и скажутъ: «Ступай себѣ къ нечистому! Намъ такихъ не надо!» А который молодецъ удастся расторопный и смѣтливый, тотъ, взошедши на курганъ, крикнетъ два раза: «Эй, панове молодцы, идите каши ѣсть!» и какъ не откликнутся, то онъ: «Ну, такъ чортъ съ вами, когда молчите! Буду я и одинъ ѣсть кашу!» Да еще передъ отходомъ пріударитъ на курганѣ гопака: «Ой тутъ мнѣ погулять на просторѣ!» И, затянувши на всю степь козацкую пѣсню, идетъ къ куреню и давай уплетать кашу. Тогда запорожцы, лежа въ травѣ и говорятъ: «Это нашъ!» и, взявши косы, идутъ себѣ къ куреню. А онъ: «Гдѣ васъ чортъ носилъ, пано́ве! Звалъ я васъ, звалъ и охрипъ, да потомъ, чтобы не простыла каша, началъ самъ ѣсть». Переглянутся между собою запорожцы и скажутъ ему: «Ну, чура́, вставай! полно тебѣ быть хлопцемъ: теперь ты равный намъ козакъ». И принимаютъ его въ товариство22. Изъ историческихъ свидѣтелей Бопланъ и Шевалье утверждаютъ, будто у козаковъ существовалъ обычай принимать въ свои круги только того, кто проплывалъ23 всѣ пороги противъ теченія Днѣпра24. Но это свидѣтельство кажется малоправдоподобнымъ съ одной стороны потому, что едва-ли запорожды, всегда нуждавшіеся въ пришлыхъ людяхъ. для увеличенія своихъ силъ, могли предъявлять имъ подобныя требованія; а съ другой стороны и потому, что проплыть всѣ пороги, хотя бы даже въ лодкѣ, {186} противъ теченія рѣки, на разстояніи 65 верстъ, въ большую полую воду, нѣтъ никакой возможности ни теперь, ни тѣмъ болѣе въ то время; плыть-же въ порогахъ противъ теченія рѣки въ малую воду, лавируя у самыхъ береговъ, нѣтъ никакого геройства, а только вопросъ въ нѣсколькихъ недѣляхъ времени.

 

Были-ли случаи непринятія козаками кого-либо въ Сичу, за неимѣніемъ точныхъ данныхъ, сказать нельзя; нѣкоторое основаніе полагать это даетъ лишь одна изъ козацкихъ думъ, дошедшихъ до нашего времени, гдѣ жена, проклиная своего мужа, ушедшаго въ Сичь, говоритъ:

 

«Ой щобъ тебе покара́ли та три недо́ли:

Пе́рша недо́ля ‒ щобъ пидъ тобо́ю добрый кинь прыста́въ,

Дру́га недо́ля ‒ щобъ ты козаки́въ не догна́въ,

Тре́тя недо́ля ‒ щобъ тебе́ козаки не злюбы́ли,

И въ кури́нь не пусты́ли».

 

Принятый въ число запорожскихъ козаковъ прежде всего записывался въ одинъ изъ 38 сичевыхъ куреней, въ тотъ или другой изъ нихъ, смотря по собственному его выбору, и тутъ-же при записи въ курень перемѣнялъ свою родовую фамилію на какое-нибудь новое прозвище, часто весьма мѣтко характеризующее его съ внѣшней или внутренней стороны; эта перемѣна фамиліи дѣлалась въ виду того, чтобы скрыть прошлое новопоступившаго въ Сичу: часто на запросъ русскаго и польскаго правительства, нѣтъ-ли въ Сичи какого-нибудь Иванова или Войновича, запорожскій Кошъ отвѣчалъ, что такихъ лицъ въ Сичѣ нѣтъ, а есть Задерыхвистъ или Загубыколесо, поступившіе въ число козаковъ приблизительно въ то время, о которомъ спрашивали московскіе или польскіе люди. Перемѣнивъ имя и приписавшись къ куреню, новичекъ затѣмъ приходилъ въ самый курень и тутъ куренный атаманъ, при собраніи бывшихъ на тотъ случай козаковъ, отводилъ ему мѣсто въ три аршина длины и въ два ширины и при этомъ говорилъ: «Вотъ тоби́ и домовы́на25! А якъ умре́шъ, то зро́бымъ ще коро́че26.

 

Поступивъ въ Сичу, новичекъ, однако, дѣлался настоящимъ козакомъ лишь тогда, когда выучивался козацкой регулѣ и умѣнью повиноваться кошевому атаману, старшинѣ и всему товариству. Для отношенія козаковъ между собою брался въ разсчетъ не возрастъ, а время поступленія ихъ въ Сичу: кто поступалъ раньше, {187} тотъ имѣлъ преимущество передъ вступившимъ позже, оттого послѣдній называлъ перваго «батькомъ», а первый послѣдняго «сынкомъ», хотя-бы батьку было 20, а сынку 40 лѣтъ27.

 

Такъ составлялось войско запорожскихъ низовыхъ козаковъ. Взятое въ цѣломъ составѣ, оно дѣлилось на сичевыхъ и зимовныхъ козаковъ; первые собственно и составляли настоящій цвѣтъ козачества: это были люди безбрачные или, по крайней мѣрѣ, порвавшіе свои брачныя узы; изъ нихъ отличившіеся на войнѣ или долго служившіе въ войскѣ, очень сильные и хорошо сложенные люди, и притомъ главнымъ образомъ природные украинцы, назывались «лицарствомъ» или «товариществомъ»28: только товари́ство имѣло право выбирать изъ своей среды старшину, получать денежное и хлѣбное жалованье, участвовать въ дѣлежѣ добычи, вершить всѣ дѣла войска; оно жило въ Сичи, по куренямъ, раздѣлялось на «старшее и меньшее» товариство29 и составляло въ собственномъ смыслѣ войско или рыцарство. Отъ этого рыцарства или товариства рѣзко отличалось сословіе семейныхъ козаковъ; семейные козаки также допускались въ Запорожье, но они не смѣли жить въ Сичи, а лишь вдали отъ нея, въ запорожскихъ степяхъ по слободамъ, зимовникамъ и бурдюгамъ, гдѣ занимались хлѣбопашествомъ, скотоводствомъ, торговлею, ремеслами и промыслами, и назывались не «лыцарями» и «товарищами», а подданными или посполитыми сичевыхъ козаковъ, «зимовчаками», «сиднями», «гниздюками». Но всѣ вмѣстѣ взятые, сичевики и зимовчаки, составляли одно войско, именовавшее себя оффиціально «славнымъ низовымъ запорожскимъ войскомъ и товариствомъ», или пространнѣе: «Войско днѣпровое, кошевое, верховое, низовое и все будучее на поляхъ, на лугахъ, на полянкахъ и на всѣхъ урочищахъ морскихъ, днѣпровыхъ и полевыхъ»30.

 

Составившись въ цѣлое войско «сами собой», запорожскіе козаки сами-же собой, «по своему умоположенію, и завели у себя собственные порядки»31. «Они считаютъ, что всякія государственныя учрежденія имъ не принадлежатъ, а исполняютъ что-либо только тогда, когда ласковостью къ тому бываютъ увлечены, хотя бы и отъ высокихъ чиновъ»; впрочемъ, нужно сказать, что они никогда «не забываютъ смотрѣть и на обстоятельства {188} политическія и по онымъ себя измѣрять, когда имъ прибавить смѣлости говорить о своемъ обществѣ и утверждать оное отъ самодержавной власти, и знаютъ время, когда имъ что-нибудь предпринять»; вообще «родъ сей, въ правительствѣ ихъ секты, весьма хитеръ, проницателенъ и остороженъ въ разсужденіи своихъ интересовъ, сопряженныхъ съ таковою вольностью, чрезъ которую не даютъ они никому въ оныхъ отчета; прилежно пекутся всячески, дабы оная не подвергалась законамъ своего отечества и власть ихъ въ оныхъ безпредѣльная и неограниченная была порядкомъ»32. Въ основѣ порядковъ запорожскаго «умоположенія» лежала община, громада, міръ, товари́ство. Это товариство представляло собой такое-же «народоправство» на югѣ Россіи, но только въ болѣе широкой степени развитія, какое представляло собой «народоправство» во Псковѣ и въ Новгородѣ, на сѣверѣ Руси; что дѣлалъ вѣчевой колоколъ на сѣверѣ, то дѣлали литавры на югѣ: и вѣчевой колоколъ и литавры своими звуками созывали народъ, безъ различія званія и состоянія, на площадь для рѣшенія самоважнѣйшихъ вопросовъ страны, подобно тому, какъ рѣшаютъ въ настоящее время свои дѣла свободные граждане швейцарскихъ кантоновъ или американскихъ штатовъ. Внѣшнимъ выраженіемъ этой общины была рада (отъ слова «радиться» ‒ совѣщаться), войсковой совѣтъ, народное вѣче. На этой радѣ могли присутствовать всѣ безъ исключенія сичевые козаки, начиная отъ войсковой старшины и кончая простой «сиромашне́й» или «простолюдьемъ, чернью»33. Здѣсь господствовало полнѣйшее равенство между всѣми членами общины: каждый пользовался одинаковымъ правомъ голоса, каждый могъ отвергать мѣропріятія другого и взамѣнъ того предлагать собственныя планы и соображенія, но зато, что́ рѣшено было большинствомъ голосовъ на радѣ, то было необходимо и обязательно для всѣхъ. Запорожская община доходила до полнаго идеала, невѣдомаго ни въ древнемъ, ни въ среднемъ, ни въ новомъ вѣкахъ; господствовавшее здѣсь начало равенства проходило вездѣ: во время общихъ собраній, при выборахъ войсковыхъ старшинъ, управленіи сичевомъ, управленіи паланочномъ, во всѣхъ запорожскихъ школахъ, при общей трапезѣ34, при раздѣлѣ имущества и {189} въ частной жизни по куренямъ. Ни знатность рода, ни сословное происхожденіе, ни старшинство лѣтъ не имѣли въ Сичи никакого значенія; одни личныя достоинства, т.е. храбрость, опытъ, умъ, находчивость, брались въ разсчетъ. Такимъ образомъ въ запорожской общинѣ терялась всякая единичная личность, какъ бы она ни была даровита и показна; тутъ всѣ дѣла рѣшались сообща: «У насъ не едного пана кошового порада до листовъ бываетъ, лечъ всего войска запорожскаго единогласная: що кгди скажемъ въ листу доложити, того а не панъ кошовій, а не писарь безъ езволенія нашего переставити сами собой неповинни»35. Общиною, товариствомъ рѣшались вопросы о мирѣ и розмирѣ; товариствомъ раздѣлялись по лясамъ всѣ земли, лѣса, угодья, всѣ рыбныя ловли, всѣ соляныя мѣста; товариствомъ выбирались и низлагались всѣ должностныя лица въ Сичи и въ цѣломъ Запорожьѣ; товариствомъ наказывались виновные въ проступкахъ и карались уличенные въ преступленіяхъ; товариствомъ писались всякіе отвѣты на указы, грамоты, ордера, посланія и письма, присылавшіяся въ Сичь отъ разныхъ державныхъ особъ и властныхъ лицъ, вступавшихъ въ сношенія съ запорожскими козаками.

 

Въ силу этого общиннаго принципа самая высшая власть въ Запорожьѣ, власть кошевого атамана, безъ всего товариства, безъ цѣлой громады, не могла ни на что рѣшиться и не могла ничего сдѣлать. Такъ, когда въ 1757 году малороссійскій гетманъ графъ Кириллъ Разумовскій сдѣлалъ запросъ у кошевого атамана Григорія Ѳедорова, почему онъ отпустилъ явившихся къ нему гайдамакъ, то кошевой письменно отвѣчалъ, что «онъ, кошевой, явившихся гайдамакъ забрать самъ собою и отослать по командѣ своей не могъ, ибо они, гайдамаки, за присягою приняты, по согласію всего общества, а безъ согласія общаго по тамошнему (т.е. запорожскому) обычаю ничего чинить самому ему, кошевому, невозможно». Въ такомъ-же духѣ отвѣчалъ въ 1746 году кошевой атаманъ Василій Григорьевичъ Сычъ корсунскому губернатору въ Польшѣ, жаловавшемуся въ Сичу на воровъ, ограбившихъ его: «Куренные атаманы, со всѣхъ куреней собравшись, кошевого не послушались и грабителей не отыскали». Такой-же отвѣтъ далъ кошевой Петръ Ивановичъ Калнишевскій одному русскому офицеру, желавшему {190} считаться въ числѣ запорожскихъ товарищей: такъ какъ всего запорожскаго войска не было въ данное время на лицо, то самъ кошевой, своею волею, не могъ исполнить просьбы офицера36. Значеніе общины, товариства, громады у запорожскихъ козаковъ выражалось даже внѣшнимъ образомъ, на ордерахъ, письмахъ и респонсахъ, отправляемыхъ въ разныя мѣста изъ Сичи; на нихъ всегда въ самомъ концѣ дѣлалась подпись: «Атаманъ кошевый войска запорожскаго низового зъ товариствомъ»; въ такомъ-же тонѣ и начиналась всякая бумага: «До насъ дошелъ листъ», «Мы войско», «По обычаю нашему въ общей радѣ нашей всѣмъ въ слухъ читали».

 

Достигшая своего полнаго развитія въ теченіи XVI и XVII вѣка, запорожская община съ половины XVIII столѣтія постепенно стала ограничиваться со стороны русскаго правительства, особенно въ правахъ выбора запорожскими козаками войсковой старшины. По этому поводу изданъ былъ рядъ царскихъ указовъ, по которымъ постановлялось, чтобы «запорожцы, не описався и не истребовавъ на то дозволенія, запорожскую старшину отъ ихъ чиновъ отставлять и другихъ на ихъ мѣста опредѣлять собою самовольно отнюдь не дерзали, опасаясь высочайшаго его императорскаго величества гнѣва и тяжкаго истязанія и наказанія»37. Однако, запорожскіе козаки мало повиновались требованіямъ русскаго правительства на этотъ счетъ и почти до самаго конца политической жизни своей «самовольно» выбирали и «самовольно» низвергали всю свою войсковую старшину. Оттого весь обширный запорожскій край, съ половины XVII столѣтія ставшій подъ верховное владычество Россіи, въ дѣйствительности всегда управлялся собственнымъ товариствомъ, какъ вся Украйна управлялась собственнымъ козачествомъ, хотя и подъ верховенствомъ русскаго правительства.

 

Весь составъ войска запорожскаго низового раздѣлялся на старшину въ ея низшихъ и высшихъ стадіяхъ, юныхъ молодиковъ, только-что готовившихся сдѣлаться настоящими козаками, сичевую массу, такъ называемую «сиромашню́, простонародье, чернь» и запорожское поспольство, жившее внѣ Сичи, по зимовникамъ. Въ составъ войска не входили «наймиты» или «аргаты»; наймитами или аргатами (отъ греческаго слова «ἐργάτης», передѣланнаго {191} по-турецки въ «эргатъ») назывались поденьщики или работники, нанимавшіеся временно къ козакамъ на какую-либо работу, за извѣстную плату38.

 

Кромѣ настоящихъ козаковъ въ составъ «славнаго низового товари́щества» входили иногда такія лица, которыя ни по званію, ни по общественному положенію никогда къ нему не принадлежали и числились только номинально въ числѣ запорожцевъ. Дѣлалось это частію изъ честолюбія называться низовымъ рыцаремъ, частію изъ искренней любви къ «славному» войску, частію изъ-за того, чтобы застраховаться отъ грабежей запорожцевъ или заручиться послушаніемъ и вѣрностью ихъ; частію-же и вслѣдствіе предложенія самихъ козаковъ, которые приписывали къ себѣ сановныхъ людей въ знакъ особаго отличія ихъ передъ другими, подобно тому, какъ многіе западно-европейскіе города давали права гражданства знатнымъ путешественникамъ39. Лица эти ‒ сановныя, облеченныя высокою властью особы, большею частію русскаго, иногда польскаго званія. Архивные сичевые документы сохранили намъ имена нѣкоторыхъ изъ этихъ особъ; таковы: артиллеріи поручикъ Иванъ Глѣбовъ, статскій совѣтникъ Петръ Веселицкій, малороссійскій генеральный подкоморій и бунчуковый товарищъ Павелъ Кочубей, астрономической экспедиціи начальникъ Христофоръ Эйлеръ, генералъ-аншефъ графъ Петръ Панинъ, генералъ-аншефъ Иванъ Глѣбовъ, генералъ-аншефъ Петръ Девьеръ, генералъ-поручикъ графъ Андрей Остерманъ, генералъ-маіоръ князь Александръ Прозоровскій, польскій коронный гетманъ графъ Ксаверій Браницкій, генералъ-маіоръ князь Григорій Потемкинъ40. Послѣдній, говорятъ, прозывался у запорожскихъ козаковъ Грыцькомъ Нечосою: онъ носилъ на головѣ, по тогдашней модѣ, большой парикъ, напудренный и высоко взбитый, а запорожцы воображали себѣ, что онъ никогда не чешется, оттого и прозвали его Нечосою.

 

Какъ входъ въ Сичу, такъ и выходъ изъ нея вовсе не былъ затруднителенъ; опредѣленнаго срока для пребыванія въ Сичѣ поступившему въ нее не полагалось: всякъ могъ выходить изъ нея, когда ему угодно и когда было нужно. Уходилъ козакъ изъ Сичи, если у него являлось желаніе служить въ какомъ-либо изъ {192} украинскихъ городовъ; уходилъ козакъ, когда задумалъ жениться и обзавестись собственнымъ хозяйствомъ; уходилъ и тогда, когда ему просто надоѣдала жизнь въ Сичи или, какъ говорили сичевики, когда онъ «зажи́ривъ одъ коза́цького хли́ба». Впрочемъ, ушедшій изъ Сичи, вновь могъ быть принятъ въ нее, если изъявлялъ на то свое желаніе, вернувшись назадъ и хвативши гдѣ-нибудь «ши́ломъ па́токи» или «узна́вши по чемъ кившъ лы́ха». Несмотря, однако, на такую свободу прихода въ Сичь и отхода изъ нея, порядокъ дѣйствій въ ней никогда отъ того не нарушался, и въ этомъ полнѣйшемъ своеволіи заключалось все основаніе далекой славы запорожской Сичи, какъ лона для всѣхъ по волѣ и поневолѣ приходившихъ въ нее. При отходѣ изъ Сичи также не давалось никакихъ пропускныхъ билетовъ, кромѣ двухъ случаевъ: во-первыхъ, когда козаки желали ѣхать въ Польшу или въ Малороссію «для торговыхъ или другихъ какихъ нуждъ», ‒ такіе брали паспорты за подписью кошевого атамана и съ приложеніемъ войсковой печати для свободнаго проѣзда по чужимъ городамъ и селамъ41; во-вторыхъ, когда происходили войны нежду русскими и народами, граничившими своими владѣніями съ Запорожьемъ, напримѣръ, турками, татарами, поляками; въ такомъ случаѣ, «въ виду немаловажныхъ заграничныхъ обстоятельствъ», чтобы избѣжать всякаго рода шпіонства со стороны враговъ и вмѣстѣ съ тѣмъ «быть безотлучной во всякой готовности», выѣздъ изъ Сичи холостымъ козакамъ безъ письменнаго вида отъ войсковой канцеляріи, а женатымъ безъ видовъ отъ паланочныхъ полковниковъ строго воспрещался42. Иногда уходившимъ изъ Сичи давались аттестаты въ виду поступленія ихъ на службу въ украинскіе полки; образцы такихъ аттестатовъ, въ достаточномъ количествѣ, дошли до насъ: въ нихъ прописывается имя, отчество, фамилія и названіе куреня извѣстнаго козака, его служба въ разъѣздахъ, партіяхъ, посылкахъ, секретныхъ развѣдываніяхъ, походахъ и сраженіяхъ, отмѣчаются находчивость, усердіе къ службѣ, честное исполненіе возлагавшихся на него порученій и готовность «не щадить своего живота»43. {193}

 

Какъ великъ былъ составъ всего войска запорожскихъ низовыхъ козаковъ, опредѣленно сказать нельзя; нельзя именно съ одной стороны потому, что запорожцы весьма неохотно дѣлились съ посторонними людьми свѣдѣніями о всякихъ порядкахъ въ Сичи, ‒ вся ихъ жизнь для чужестранцевъ составляла такъ-называемые «войсковые секреты»; съ другой стороны потому, что въ самой Сичи не было, или, по крайней мѣрѣ, сами запорожцы говорили, что не было никакихъ журналовъ, никакихъ списковъ, куда-бы вписывались имена приходившихъ новичковъ въ Сичь и отходившихъ изъ нея старыхъ козаковъ44. Кромѣ того, трудно опредѣлить число всего запорожскаго войска еще и потому, что многіе изъ козаковъ-зимовчанъ вовсе не являлись въ Сичу по нѣскольку лѣтъ и совсѣмъ не были извѣстны войсковой старшинѣ, а на счетъ нѣкоторыхъ сичевыхъ козаковъ и сама старшина находилась въ полномъ невѣдѣніи и не могла сказать въ извѣстное время, живы-ли они или безвѣстно пропали во время отдѣлъныхъ походовъ на враговъ, часто предпринимавшихся безъ вѣдома Коша. Оттого всѣ показанія о численности запорожскаго войска, даже на пространствѣ одного какого-нибудь вѣка, слишкомъ разнорѣчивы. Сами запорожцы, какъ это и естественно, слишкомъ преувеличенно говорили на счетъ численности всего своего войска: «У насъ, що лоза, то козакъ, а где байракъ, то тамъ по сто, по двѣсти козакъ»; малороссійскіе лѣтописцы высказывались на этотъ счетъ въ томъ-же тонѣ: «Рече старѣйшій слово, и абіе сколько треба воинства, аки трава соберутся»45. Болѣе или менѣе опредѣленныя данныя на счетъ численности запорожскихъ козаковъ даютъ намъ слѣдующія указанія. Въ 1534 году всѣхъ запорожскихъ козаковъ считалось не болѣе 2.000 человѣкъ; въ 1535 году около 3.000 человѣкъ46; въ 1594 году иностранцы насчитывали у нихъ 3.000, а они сами показывали 6.000 человѣкъ47; въ 1675 году кошевой атаманъ Иванъ Сирко, задумавъ большой походъ на Крымъ, собралъ 20.000 человѣкъ запорожцевъ и съ ними «несчадно струснулъ» Крымъ и счастливо возвратился въ Сичу48; въ 1727 году Христофоръ Манштейнъ опредѣлялъ всю численность войска {194} запорожскаго отъ 12.000 до 15.000 человѣкъ49; въ 1732 году сами запорожцы показывали, что у нихъ «добрыхъ и вооруженныхъ воиновъ» наберется до 10.000 человѣкъ, а въ 1735 году сообщали, что о «числѣ всего войска подлинно никакъ показать нельзя, потому что оно ежедневно прибываетъ и убываетъ», но надѣются собрать хорошо вооруженныхъ 7.000 человѣкъ50; въ 1755 году кошевой атаманъ Филиппъ Ѳедоровъ рапортомъ показывалъ, что во всемъ «компутѣ» или составѣ, со стариками и женщинами по зимовникамъ, войска запорожскаго наберется 27.000 человѣкъ51; въ 1762 году, по случаю вступленія на престолъ императрицы Екатерины II, присягало на вѣрность ей 20.281 человѣкъ запорожскихъ козаковъ52; въ 1766 году секретарь Василій Чернявскій опредѣлялъ число всѣхъ запорожцевъ, «кои во всей землѣ къ Сѣчѣ принадлежащей живутъ и къ отправленію воинской службы способны и надежны, выключая старыхъ, дряхлыхъ и малолѣтнихъ», около 10.000 человѣкъ53; въ 1769 году готоваго къ походу противъ турокъ войска запорожскаго козаковъ было 12.249 человѣкъ; кромѣ того 2.000 человѣкъ козаковъ оставалось въ Сичи и по паланкамъ до 3.000 человѣкъ «въ водяномъ караулѣ на лодкахъ», а всего 17.249 человѣкъ54; около 1774 года число запорожцевъ «военныхъ и пѣшихъ людей» считалось 40.000, но въ походъ шло 14.000 человѣкъ, прочіе-же оставались около имуществъ и собственныхъ домовъ, всѣхъ-же было до 100.000 человѣкъ55; въ 1775 году въ вѣдомости генералъ-маіора Петра Текели показано всѣхъ жителей въ запорожской землѣ, т.е. козаковъ и посполитыхъ, мужчинъ и женщинъ, 59.63756; въ томъ-же году въ манифестѣ императрицы Екатерины II говорилось, что запорожцы обогатились 50.000 пришлыхъ къ нимъ семей и что по паденіи Сичи ушло 6.000 человѣкъ запорожцевъ за Дунай, жившихъ передъ тѣмъ въ отдаленныхъ запорожскихъ зимовникахъ57; запорожецъ Никита Коржъ и бывшій {195} священникъ низовыхъ козаковъ Григорій Кремянскій, во время уничтоженія Сичи, опредѣляютъ число всего войска въ 40.000 человѣкъ58; въ настоящее время глубокіе старики, вспоминая о запорожцахъ, говорятъ: «ёго сы́ла, того́ запоро́жця, була тяже́нна»59. Разумѣется, если взять во вниманіе то, что кромѣ постоянныхъ жителей въ Сичи и по паланкамъ, къ запорожцамъ приходили еще на время разные «своевольные» люди, особенно въ виду какого-нибудь предпріятія или похода на враговъ, то его сила была дѣйствительно «тяже́нна». Но въ обыкновенное время силы этой не было видно: приходившіе въ Запорожье козаки только приписывались въ курени, но очень немногіе жили при нихъ, ‒ они расходились больше по зимовникамъ, плавнямъ, рыбнымъ заводамъ, звѣринымъ ловамъ60, въ самой-же Сичи оставались преимущественно старые и дряхлые старики. Въ общемъ, сравнивая приведенныя цифровыя данныя, можно сдѣлать касательно численности войска запорожскаго низового такое заключеніе: въ пору наибольшаго разцвѣта одного строевого войска запорожскихъ козаковъ могло быть отъ 10.000 до 12.000, а вмѣстѣ съ обывателями зимовниковъ и слободъ, до 100.000 человѣкъ.

 

Сравнивая отдѣльныя окраины запорожскихъ вольностей между собою, находимъ, что гуще всего населены были самарская и протовчанская паланки: въ первой число зимовниковъ или семействъ, по отрывочнымъ даннымъ XVIII вѣка, доходило до 1.158, а во второй въ то-же время до 1.100 зимовниковъ61; затѣмъ слѣдовали мѣста между правымъ берегомъ Днѣпра и верховьями рѣкъ Ингульца, Ингула, по теченію двухъ Омельниковъ, Домоткани и Мокрой-Сурѣ, въ кодацкой паланкѣ, ‒ по Мокрой-Сурѣ, напримѣръ, число зимовниковъ, въ 1755 году, доходило до 52, а въ 1760 году ‒ до 841; далѣе шли мѣста по среднему и нижнему теченію Ингульца, Ингула и Буга въ паланкахъ ингульской и бугогардовской: здѣсь въ 1772 году показано зимовниковъ по Ингулу 17, Ингульцу 11, Громоклеѣ 11, Днѣпру 14, Бугу 7, Мертвоводу 4, Еланцу 5, Сухому-Еланцу 1, Куцому Еланцу 1, а всего 71 {196} зимовникъ62. Кромѣ того по тѣмъ-же рѣкамъ и балкамъ имѣлось загоновъ для рогатаго скота и овецъ 5 да нѣсколько рыбныхъ заводовъ, при которыхъ въ зимнее время устраивались землянки, а въ лѣтнее ‒ шалаши; число этихъ землянокъ и шалашей распредѣлялось такъ: въ гирлахъ и у лимана землянокъ 17, шалашей 15, по Бугу землянокъ 11, шалашей 39, по Ингулу землянокъ 2, шалашей 4, по Ингульцу землянокъ 4, шалашей 1, а всего землянокъ 34, шалашей 5963. Менѣе всего населены были восточныя окраины Запорожья, калміусская и прогноинская паланки.

 

Количество населенности извѣстной паланки объясняется частію удобствами или неудобствами самыхъ мѣстъ, частію большею или меньшею близостью къ татарскимъ кочевьямъ и открытымъ границамъ: восточная окраина запорожскихъ вольностей граничила съ аулами ногайскихъ татаръ и защищена была незначительного рѣчкою Конкою, оттого и менѣе была населена въ оправданіе пословицы: «не строй свѣтлицы на границѣ»; сѣверная и западная окраины были удалены отъ татаръ на громадное пространство степей, а южная была ограждена широкою рѣкою Бугомъ и пѣшею командою козаковъ; такъ, въ 1774 году на южной границѣ запорожскихъ вольностей стояло 700 человѣкъ козаковъ; кромѣ того, въ лѣтнее время для промысла здѣсь содержалась команда въ 500 человѣкъ, да въ Александровскомъ шанцѣ64 200 конныхъ человѣкъ65. Сѣверная окраина запорожскихъ вольностей, богатая лѣсомъ, орошенная двумя хорошими рѣчками, Орелью, Самарою, и множествомъ озеръ, которыхъ по одному лѣвому берегу Орели было до 300, защищенная плавнями и порогами Днѣпра, удаленная на огромное пространство отъ татарскихъ ауловъ, по справедливости, считалась самою богатою и самою безопасною окраиной запорожскихъ вольностей и потому больше всѣхъ была населена.

 

Число всѣхъ селеній и зимовниковъ, находившихся по балкамъ, байракамъ и оврагамъ вольностей запорожскихъ козаковъ, опредѣляется у разныхъ писателей и свидѣтелей различно: въ исторіи князя Мышецкаго всѣхъ зимовниковъ насчитывается до 4.00066; {197} въ запискахъ академика Гюльденштедта по однимъ берегамъ Днѣпра показано 30 селеній67, въ вѣдомости генераль-маіора Петра Текели въ 1775 году ‒ 45 деревень и 1.601 зимовникъ68, а въ исторіи Аполлона Александровича Скальковскаго, по документамъ сичеваго архива, показано 64 селенія, 3.415 хатъ69. {198}

 

 

1 Георги. Описаніе всѣхъ обитающихъ въ Россійскомъ государстве народовъ, Спб., 1790, IV, 358; Вероника Кребсъ. Уманьская рѣзня, Кіевъ, 1879, 33; Записки о Хотинской войнѣ Якова Собѣсскаго, Черниговскія губернскія вѣдомости, 1849. 25 ноября; Скальковскій. Исторія Новой Сичи, Одесса, 1885, I, 77.

 

2 Черниговскія губернскія вѣдомости, 1849, 25 ноября.

 

3 Описаніе всѣхъ въ Россіи народовъ, Спб., 1790, IV, 347.

 

4 Кіевская старина, 1889, № 11, ноябрь, 445, 446. {181}

 

5 Акты южной и западной Россіи, IV, 57.

 

6 Эварницкій. Запорожье въ остаткахъ стар., II, 5.

 

7 Акты южной и Западной Россіи, VI, 204.

 

8 Опытъ изученія войнъ Б. Хмельницкаго, Спб., 1863, 80‒85.

 

9 Volumena legum, a. 1590, v. II, f., 1329; С.-Петербургъ.

 

10 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 81. {182}

 

11 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 261. {183}

 

12 Устное повѣствованіе Никиты Коржа, 1842, 58.

 

13 Скальковскій. Исторія Новой Сичи, Одесса, 1885, I, 261.

 

14 Мышецкій. Исторія о козакахъ запорожскихъ, Одесса, 1852, 17; Эварницкій. Запорожье въ остаткахъ старины, Спб., 1888, II, 6. {184}

 

15 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 50, 79.

 

16 Яковъ Собѣскій. Черниговскія губер. вѣдом., 1849, 25 ноября.

 

17 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 77.

 

18 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 77.

 

19 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 77.

 

20 Клавдіусъ Рондо. Кіевская Старина, 1889, № 11, 446.

 

21 Устное повѣствованіе Никиты Коржа, Одесса, 1842, 51. {185}

 

22 Кулишъ. Записки о Южной Руси, Спб., 1856, I, 286‒288.

 

23 Нужно думать, разумѣется, не иначе, какъ въ лодкѣ.

 

24 Бопланъ. Описаніе Украйны, 21; Скальковскій, I, 226, вып. 1. {186}

 

25 Ироническая игра слова: «домовы́на» ‒ отъ корня «домъ» на малорусскомъ значитъ «гробъ» или «домъ» для покойника.

 

26 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 82. {187}

 

27 Записки одесскаго общества исторіи и древностей, VI, 645.

 

28 Кіевская Старина, 1889, № 11, 446; Журналъ м.н.пр., 1837, авг., 495.

 

29 Акты южной и западной Россіи, VI, 143; XI, 113.

 

30 Акты южной и западной Россіи, XI, 259, 402; XII, 99, 462.

 

31 Чтенія московскаго общества исторіи и древностей, 1848, № 6, 44. {188}

 

32 Архивъ историческихъ свѣдѣній до Россіи Калачова, Спб., 1861, 8, 11.

 

33 Устное повѣствованіе Коржа, Одесса, 1842, 2; Исторія Мышецкаго, 37.

 

34 «А столъ и пищу имѣютъ всякой старшина со своими козаками обще». Мышецкій. Исторія о козакахъ, Одесса, 1852. {189}

 

35 Самоилъ Величко. Лѣтопись событій, Кіевъ, 1855, III, 175. {190}

 

36 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 83, 84.

 

37 Эварницкій. Сборникъ матеріаловъ, Спб., 1888, 144, 201. {191}

 

38 Эварницкій. Сборникъ матеріаловъ, Спб., 1888, XXVII, 85.

 

39 August Wilhelm Hupel. Von den Kosaken, Riga, 1790, 208.

 

40 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 96. {192}

 

41 Мышецкій. Исторія о козакахъ запорожскихъ, Одесса, 1852, 18.

 

42 Эварницкій. Сборникъ матеріаловъ, Спб., 1888, 205‒206.

 

43 Эварницкій. Вольности запорожскихъ козаковъ, Спб., 1890, 311, 320, 340‒343. {193}

 

44 Мышецкій. Исторія о козакахъ запорожскихъ, 17.

 

45 Григорій Грабянка. Лѣтопись, Кіевъ, 1854, 20.

 

46 Зеделлеръ. Обозрѣніе исторіи военнаго искусства, Спб., 1843, II, 244.

 

47 Эрихъ Лассота. Путевыя записки, Спб., 1873, 33, 39, 49.

 

48 Самоилъ Величко. Лѣтопись, Кіевъ, 1851, II, 358‒364. {194}

 

49 Манштейнъ. Записки о Россіи, Москва, 1823, I, 28.

 

50 Соловьевъ. Исторія Россіи, Москва, 1887. XX, 75, 90.

 

51 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 28.

 

52 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 28.

 

53 Въ исторіи козаковъ князя Мышецкаго, Одесса, 1852, 82.

 

54 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 52.

 

55 Калачовъ. Архивъ практическихъ свѣдѣній, Спб., 1861, II.

 

56 Дашковъ. Сборникъ антроп. статей, I, Москва, 1866, 133.

 

57 Чтенія московскаго общества исторіи и древн., 1848, № 6, 47. {195}

 

58 Устное повѣствованіе, 11; Зап. одес. общ. ист. и древ., VI, 645.

 

59 Эварницкій. Запорожье въ остаткахъ старины. Спб., II, 6.

 

60 Записки одесскаго общества исторіи и древностей, VI, 645.

 

61 Скальковскій. Исторія Новой Сичи, Одесса, 1885, I, 33‒41. {196}

 

62 Въ 1760 году въ одной ингульской паланкѣ показано 219 куренныхъ козаковъ; тамъ-же, 37.

 

63 Записки одесскаго общества исторіи и древностей, VII, 182.

 

64 На мѣстѣ теперешняго города Херсона.

 

65 Записки одесскаго общества исторіи и древностей, VII, 182.

 

66 Исторія о козакахъ запорожскихъ, Одесса, 1852, 81, 82. {197}

 

67 Güldenstedt. Reisen durch Russland, S.-Petersburg, 1787, II, 110, 111.

 

68 Дашковъ. Сборникъ антроп. и этнограф. статей, I, прил. I.

 

69 Скальковскій. Исторія Новой Сѣчи, Одесса, 1885, I, 32‒40. {198}

 

Эварницкий Д. История запорожских казаков. Т. 1. СПб.: Тип. И.Н. Скороходова, 1892. С. 181‒198.

Ответить