Волны кочевников, напиравших на Византию с востока, возвестили ей в XI в. медленное угасание. Но и государство Сельджукидов Рума тоже рухнуло под натиском грозной силы, залившей в XIII в. Западную Азию и Восточную Европу; процесс распада развивался быстро, потому что и государственный организм был еще непрочен.
Подземные толчки слышались в Малой Азии давно; монголы сразили сперва шаха Хорезма Джелал-эд-дина Мухаммеда (1200–1231), и беженцы хлынули в Малую Азию. Побросавши земли, бездомные, ободранные, феодалы напоминали населению Малой Азии об ужасах, пережитых ими во время разгрома; но, недовольные положением на чужбине, они шумели и тоже подрывали основы социального порядка. Обстановка усложнялась.
Вторгнувшись в Переднюю Азию, монголы разоряли города и веси, попадавшиеся им на пути. Сперва (1225 г.) Закавказье, потом (1243 г.) Малая Азия, наконец (1258 г.) столица халифата, Багдад узнали тяжести иноземного нашествия.
Христианские и мусульманские историки ярко изобразили ужасы монгольского нашествия. Потом, конечно, все обошлось, но первый момент, нарушающий, как всегда, мирное течение жизни, поразил и принес неизбывное горе. Вот что говорит историк Ибн-ал-Асир, который, живя в Мосуле, близко наблюдал разгром, учиненный монголами в Закавказье.
„Для кого легко описывать поражение ислама и мусульман? Увы, лучше бы не родила меня мать моя. Лучше бы я умер прежде этого и остался забвенным навеки. Я медлил, но потом приступил к изложению истории величайшего события и большого несчастья, которому подобных не рождали дни и ночи, и которое объяло все создания и в особенности коснулось мусульман. Самое большое бедствие, которое описывает история – поступок Навуходоносора с израильтянами, как он избил их и разрушил Иерусалим. Но что значит Иерусалим в сравнении с теми странами, которые опустошили эти проклятые татары, в которых каждый город в несколько раз больше Иерусалима. И что сыны Израиля в сравнении с теми, кого они избили, потому что жители одного из избитых ими городов были многочисленнее всех израильтян. Они не оставляли никого, а убивали жен, мужей и младенцев, разрезали чрево беременных женщин и убивали зачатых детей“.1
Здесь впервые отображена та отрицательная точка зрения на монголов-погромщиков, которую и впоследствии защищали европейские историки.
Временно повернули монголы на Кавказ; временно опасность была устранена.
Угадывая грозу, шедшую с востока, султан Ала-эд-дин Кей-Кубад I предпочитал поддерживать мирные отношения с монголами. Так было до злосчастного года, когда у Кёсэ-дага монголы нанесли (в 1243 г.) сыну его, султану Гияс-эд-дину Кей-Хюсреву II, тяжелое поражение, после которого государство склонилось к упадку.
Впечатление, произведенное монголами, было ошеломляющее. Несмотря на сравнительную многочисленность армии Сельджукидов (согласно Ибн-Биби,2 в сражении у Кёсэ-дага у султана было 70 тысяч человек), – монголы легко ее разбили. Вильгельм де-Рубрук, проезжавший по Малой Азии через 10 лет после катастрофы, говорит, что „татар было всего-навсего 10 тысяч, тогда как у султана было 200 тысяч, все на лошадях“.3 Цифры, приводимые Рубруком, конечно, не могут быть приняты безапелляционно, но они выражают общее впечатление, общее мнение современников; будь иначе, естественно было бы сказать, что Сельджукиды отступили перед несметными полчищами врагов.
Грузинские летописи говорят, что у султана было 400 тысяч воинов. Но монголы, следуя военному обычаю, поставили на правом фланге отборные дружины из грузин и армян и обрушились на султана. У султана тоже были наемные военачальники из христиан (грузин Дардан Шарвашидзе и армянский царевич Ван), однако грузинский вождь был убит, и войска султана заколебались.
У Кёсэ-дага столкнулись два знамени – красное (монгольское) и черное (аббасидско-сельджукидское); над Малой Азией взвился красный стяг.
Логика диктовала падение Сельджукидов. Расстановка сил была для них неблагоприятна: государственный порядок давил одинаково и низы населения и феодалов. Только недавно крестьяне и кочевники, руководимые Баба-Исхаком, грозили городу; но и феодалы тоже мечтали о независимости, и теперь они охотно склонялись к монголам. Султан, естественно, должен был понести поражение; и перепутанный, он бросает войско и бежит с поля битвы.
Тогда монголы, кинувшись на лагерь, захватили провиант, утварь и разноцветные шатры. Ставка султана, как замечает инок Магакий, была богато убрана снаружи и изнутри, у входа в палатку привязаны были дикие звери – тигр, лев, леопард.
Насильно втянутые в круг интересов государства Сельджукидов, переднеазиатские князьки использовали теперь нашествие монголов. Оберегая свою независимость, они отгораживались от Сельджукидов и хотели подчеркнуть перед монголами лояльность. Так, например, князь Хачена, Хасан Джелал, породнившийся с монголами, участвовал тоже в походе Байчжу против султана Гияс-эд-дина Кей-Хюсрева II.
Монголы напугали Малую Азию, и Малая Армения, казалось, упрятанная в горах Тавра от монголов, – нарушила права восточного гостеприимства: когда после битвы у Кёсэ-дага жена и дочь султана Гияс-эд- дина Кей-Хюсрева II бежали к Хетуму, он выдал их монголам.
Последствия нашествия монголов немедленно сказались во всех сферах жизни.
Сельское хозяйство расстроилось; поля были заброшены, и в 1243 г. в стране наступил сильный голод. Турки толпами устремились к границе Византийского государства.
Как пишет Никифор Григора (1295–1359), „дороги запрудились этим народом, женщинами, мужчинами, молодыми людьми. Все богатство турок – серебро, золото, ткани, драгоценности, – все переходило в руки римлян. За небольшую меру пшеницы отдавались большие деньги; какая-нибудь птица, бык или козел шли за большую цену“.4
Культурные области Малой Азии, как то Эрзурум, Кайсери – превращены были в пустыри; жители перебиты, ремесленники уведены в Среднюю Азию, население обложено высокими налогами. Разгромив страну в течение трех месяцев, Байчжу возвратился на зимнюю стоянку в Албанию (Азербайджан) и из логова оглядывал распростертую перед ним добычу. Чтобы подорвать сопротивляемость, монголы дробили государство и сеяли вражду между властителями.
Разгром Сельджукидов, естественно, мог бы поднять у Византии надежды на торжество над старым расхитителем малоазиатских земель, но ее молчание, равнодушное взирание на смуту, порожденную монголами, показывает глубину падения, физического и нравственного, которое еще более обозначилось за время после поражения у Мириокефали.
Толпы туркмен, может быть, и гази, давно направлялись к Черноморскому побережью; стесненные монголами на востоке, они, естественно, подались на запад, и византийские провинции, Пафлагония и Памфилия, почувствовали теперь на себе всю тяжесть наступления.
Никифор Григора правильно это понял. „Турки, – пишет он, – наделавшие у себя множество сатрапий, будучи преследуемы скифами (т. е. монголами), в свою очередь преследовали римлян (т. е. византийцев), и чем слабее становились сравнительно со скифами, тем мужественнее делались перед римлянами. Окружив себя всяким сбродом, они взялись за разбой и сильно тревожили пограничные римские села“.5
После поражения, понесенного султаном Кей-Хюсревом II, сразу объявился самозванец, туркмен, „Котерин“ (как записал В. де-Бовэ), выдававший себя за сына султана Ала-эд-днна Кей-Кубада. Он говорил, что брат – человек неспособный и женоподобный и недостоин управлять страной. Туркмен разорил окрестности Коньи и, собрав вокруг себя до 20 тысяч сторонников, двинулся на юг – к Киликии, однако двоюродный брат Хетума I, Константин, обиженный братом и давно опиравшийся на Сельджукидов, дал ему отпор. Самозванец был схвачен, когда собирался вступить в Алаие, и повешен. Волнения, продолжавшиеся три месяца, затихли, чтобы вскоре вспыхнуть снова.
Но государство Сельджукидов, оправившееся было после неразумного акта султана Кылыч-Арслана II, взрывалось изнутри. Ослабление административного аппарата использовали туркмены, стоявшие на „уджах“ и подчинявшиеся центру только пока он им был страшен.
Государственный аппарат расшатался. Развал Сельджукидов, обусловленный непосредственно нашествием монголов, вызвал брожение среди огузских (туркменских) племен. Сначала (в 1261 г.) возмутилось племя караман (в Эрменаке); потом (в 1275 г.) – Джимри; они заняли Конью и предали ее грабежу. Расширяясь, восстание перебросилось в Аксарай.
Огузские племена, кочевавшие на „уджах“, порвали феодальные обязательства перед Сельджукидами; их племенные вожди провозгласили независимость.
Примечания
1 Я беру, слегка сократив, старый перевод Н. И. Ильминского. См.: А. Куник. Исторические материалы и розыскания, II, Выписка из Ибн-эль-Атира. Ученые записки Первого и Третьего отделений Академии Наук, т. II, стр. 640.
2 Ибн-Биби, IV, 237.
3 В. де-Рубрук. Путешествие в Восточные страны. Введение, перевод и примечания А. Малеина. СПб., 1910, стр. 175.
4 Византийские историки, т. I, Римская история Никифора Григория. СПб., 1862, стр. 41–42 (в дальнейшем цитируется: Никифор Григора).
5 Никифор Григора, стр. 132.
Гордлевский В. Государство Сельджукидов Малой Азии. М. – Л., 1941. С. 35–38.